Астрид Эрден Стат
Чёртовы гормоны! Кружат голову, отбивают критическое мышление. Сна лишают.
В голове розовый туман.
И мысли о нем.
Я себя почти ненавижу за эту слабость. За то, что со мной происходит.
Меня бросает в жар, стоит вспомнить, как он касался меня. Пульс зашкаливает. А голова начинает кружится.
Стыдно.
Приятно.
Страшно.
И ещё тысяча эмоции, которым я не знаю названий.
Хочется от смущения провалиться сквозь землю.
Ли Каи. Мой сосед. У него огненно-рыжие волосы, зелёные, как молодая листва глаза. И улыбка, от которой замирает сердце.
Мне безумно хочется, чтобы он меня поцеловал. По-настоящему. Как целуются взрослые.
Я знаю, что это нормально. Я все знаю про физиологические проявления сексуального влечения. Анатомия была одним из профилирующих предметов.
Чувство полной потери контроля над собственными эмоциями раздражает. И непонятно: действительно ли я ему нравлюсь, или мне это почудилось? А ещё, не вызвана ли моя симпатия тем, что Каи был первым парнем, который проявил ко мне хоть какой-то интерес? Керо и остальным была интересна не столько я, сколько мои знания. И лишь он смотрел мне в глаза.
Примерно к полуночи я поняла, что заснуть не смогу. А лучшее лекарство от душевных терзаний — это работа. И я знала, кто меня ею обеспечит.
Контакт доктора Форджера у меня стоит в списке экстренного вызова даже перед родителями.
— Привет, коллега, — улыбнулся он, на мгновение отрываясь от расчетов, но тут же вернулся к работе. Я видела, как его пальцы порхают по клавиатуре с невероятной скоростью и изяществом. Так играет любимую сонату пианист-виртуоз. И мне иногда кажется, что я вот-вот услышу эту волшебную мелодию. — Что-то случилось?
— Да, нет.
— Значит, случилось. Рассказывай.
— Адаптация в социуме оказалась не такой простой штукой, как мне казалось.
— Нужна помощь?
— Нужна работа. Мне необходимо отдохнуть.
— Какая тонкая ирония.
— Взаимоотношения и эмоции — это как сложно! Я не хочу…
— Быть взрослой?
— Да!
Мой куратор улыбается. Я почему-то кажусь ему ужасно забавной. Но это совсем не обидно.
— В шестнадцать такое бывает. Однако, сбегать от "взрослых" эмоций в работу — не самое разумное решение. Да, иногда жить, общаться решать бытовые проблемы сложно и страшно. Но прячась от них можно пропустить саму жизнь. Не стоит брать пример со старого трудоголика, который женился в сорок лет. Да и то только потому, что Лейла разглядела во мне что-то одной ей ведомое и взяла все в свои прекрасные ручки.
Я закатила глаза. Именно доктора Форджера следовало "благодарить" за мою работу в скандарском реабилитационном центре. Мне, видите ли, требуется полноценная социализация, чему полная занятость может помешать.
«Ты должна спокойно выздоравливать, учиться строить отношения с семьей, заводить друзей, влюбляться. Гулять. Ходить в кино. Путешествовать. А о том, что ты можешь и хочешь работать по шестнадцать часов в сутки, шесть дней в неделю, забудь до двадцати одного года. Я бы посоветовал, вообще, об этом забыть. Но возможность и право удержать тебя от ошибки у меня есть лишь на этот временной отрезок. Так что советую расслабиться и получать удовольствие от жизни. Ближайшие пять лет я тебя ждет много свободного времени» — сказал он мне полгода назад.
— Я не буду сбегать всегда. Просто, сегодня… Может есть какой-нибудь сложный пациент?
— Когда их нет? Но если тебе совсем нечем заняться, можешь взять карту 37-00367.
— Хорошо. До связи.
— До связи.
Я закрыла окно связи. И кликнула по ссылке, которую заботливо скинул мне бывший наставник и скривилась.
Мне нравятся сложные задачи, а не бессмысленные. Впрочем, в базу "последнего шанса" те, кого лечить целесообразно, не попадали.
Аврора Андерсон. Шесть лет. Находится в вегетативном состоянии четыре месяца после черепно-мозговой травмы. Прогнозы… неутешительные прогнозы. Система даёт не более пятнадцати процентов на то, что пациентка сможет прийти в сознание. И всего пять на восстановление основных функций. Задействование специалиста по нано-програмированию нецелесообразно. Нецелесообразным посчитали даже поддержание у ребенка жизненных функций. Страховкой лечение не покрывалось. Счета из клиники оплачивали родители девочки. Но удивило меня даже не это. Они оплатили две программы лечения, которые не дали почти никакого результата. Даже диагностического. После чего, собственно, прогноз системы о нецелесообразности дальнейшего лечения и возник.
Нет, массив диагностических данных получен был. Но там какая-то ерунда. Куча взаимоисключающих диагнозов и странных показателей. Как будто взяли три карты разных пациентов и перемешали.
Пришлось напрямую подключиться к системе жизнеобеспечения и открыть систему сканирования. Подумав немного, я запустила «рыбку» — крошечкою колонию диагностических нанитов. Мне требовалась самая актуальная информация о состоянии девочки.
Я и сама не заметила, как увлеклась сложной задачкой. Проснулся азарт и желание докопаться до сути. У меня даже возникла пара идей, которые, разумеется, требовали вдумчивого разборов и десятка тестов. Но, в целом, своей работой я была довольна. И с чувством выполненного долга решила лечь спать. В полшестого утра. Хотелось лишь мельком взглянуть на результаты последних исследований.
— Да твою ж… темную бездну! — выругалась я, дрожащими руками вызывая доктора Форджера.
— Астрид, если это не вопрос жизни и смерти, я тебя убью! — простонал миссис Форджер, в ответ на мое скомканное приветствие, пытаясь разбудить супруга. — Рой, там твое сокровище звонит. Ладно, наше сокровище звонит. Сам и спрашивай. Я уже неделю сплю по четыре часа. И если не высплюсь сегодня, моих пациентов будешь лечить ты.
— Что случилось? — на экране появилось заспанное лицо моего наставника.
— Аврора Андерсон. Пролапс митрального клапана. Почки отказывают. Пневмония. Как система мониторинга могла пропустить пневмонию, не говоря о том, чтобы ее допустить? Счёт идёт уже даже не на часы.
— Клинику оповестила? — доктор Форджер подобрался и заговорил уже совершенно другим тоном и это придало мне уверенности.
— Да.
— Есть мысли о том, как вывести ее из вегетативного состояния?
— Да, но это даже не план, а предположение.
— Астрид, ты знаешь протокол.
Я закусила губу. Потому, что протокол я знала. Наниты одноразовые. А от того дорогие. Моей пациентке потребуется минимум три колонии, чтобы просто провести диализ, вернуть работоспособность почек и убрать очаги пневмонии. Ещё одна колония, которая приведет в порядок митральный клапан. Ну и ещё пара уже для реализации моей идеи. Итого: шесть. Много. Но приемлемо. И можно провести по отчётным документам. Тратить же четыре на поддержание жизни безнадёжного пациента… нецелесообразно.
Ненавижу это слово.
Потому, что и меня было нецелесообразно лечить.
— Мне бы хотелось снять с твоих плеч этот груз, девочка. Но…
Он будет дольше разбираться в ситуации, чем есть у Авроры. Даже если я буду ассистировать. В его пользу говорит опыт. В мою скорость. Я умею писать программы очень быстро — буквально на ходу. И если бы не социализация и необходимость «пережить все, то, что положено подростку» на которых так настаивал доктор Форджер, за меня передрались бы в любом отделении неотложной помощи.
— Хорошо. Свяжитесь с ее родителями. И скажите, что я сделаю все, что смогу, но им следует быть готовыми к любому исходу. На подготовку к операции двенадцать минут.
Я отключилась и стала готовиться к сложной работе в полной уверенности, что Рой все сделает и мне нет необходимости тратить время на то, чтобы проконтролировать подготовку. Я начну, когда в девочку уже внедрят две колонии нанитов и по моей команде готовы будут ввести остальные.
Заперла дверь. Вывела на дверную панель сообщение: "Не беспокоить. Экстренная ситуация на работе".
Сходила в туалетную комнату.
Выпила небольшую бутылочку стимулятора, припрятанную для такого вот случая. Рой будет ругаться, если узнает. Но кто ему расскажет? Я признаваться не буду. А сдать меня некому.
Съела энергетический батончик. Ни на что другое времени просто не оставалось. И, наконец, легла на постель, одев обруч-визор прямого доступа и сенсорные перчатки. Так работать сложнее, но это позволяет выиграть десяток минут, которые могут оказаться решающими.