Далеко от дома

ДАЛЕКО ОТ ДОМА

Пролог

1965 год, Больница Наффилд Хелт, Лидс, Западный Йоркшир, Великобритания

– Эйрин, у вас девочка.

"Девочка..." Женщина устало закрыла глаза и глубоко вдохнула. "Девочка..." По щекам, смешиваясь с потом, бежали слезы, слезы радости.

– Дайте мне ее на руки. - Акушерка широко улыбнулась и положила кроху на грудь матери.

"Красавица. Нет папы. И пусть. Это он себе отказал в счастье держать такое сокровище на руках..."

– Какая она у вас красивая. - Режущая боль мешала окончательно расслабиться. Слезы бежали и бежали. От счастья, от боли. Все смешалось. И не было рядом Ричарда. Но дочка-то рядом. И Эйрин была счастлива.

– Очень. Очень красивая, - женщина улыбалась и плакала.

– Вы уже решили, как назовете ее? - Роженица перевела дыхание.

– Хайолэйр. Я хочу, чтобы она была счастливая.

Акушерка смотрела с умилением на молодую маму и забавную кроху, которая разрывалась на все отделение, казалось: она кричит громче всех детей вместе взятых.

– Я пойду, сообщу миссис Олсопп, что все хорошо.

– Анна, стой! Открылось кровотечение!

"Туман... Кругом туман..."

1990 год, кладбище, Илкли, Западный Йоркшир, Великобритания

Дождь. Капал серый беспросветный дождь. Даже хмурое осеннее небо оплакивало Марион Олсопп. Вокруг могилы собралось большое количество народу. Все они были близкими друзьями и добрыми соседями. Всем было тяжело.

Из родственников был только один человек. Одна девушка. Внучка. Больше у Марион никого не было.

Лилиан Керк говорила, что Марион родилась не здесь, кто-то сказал, что у нее выговор ирландский, журчащий. Но никто не помнил деревню без нее. Большинство людей не могли себе даже представить Илкли без Марион. Ей восхищались, ее любили. Лилиан сказала, что она много пережила. Но правда была в том, что даже Лилиан Керк, лучшая подруга Марион, не знала всего...

"Марион больше нет... Бабушки больше нет. Надо научится с этим жить. Надо уехать... Куда-нибудь... Чтобы можно было вдохнуть."

– ...Да упокоится раба Божья Марион...

"Ее хоронят рядом с этим мучителем, словно они были любящей счастливой парой... Бабушка, что же тебя побудило совершить такую глупость?.. Дождь... Я люблю тебя..." Хай глубоко вдохнула. Она приняла решение.

Глава 1

Три дня спустя, пригород Илкли, Западный Йоркшир, Великобритания

Большая ухоженная ферма. За задним двором выстроились длинные ряды овчарен, сквозь шум ветра и дождя раздавались блеяния овец. У подъезда к старинному дому образовалась большая лужа. Холодный осенний дождь, не переставая, шел с самого дня смерти Марион Олсопп. Вся деревня словно замерла, земля размокла, вязкая грязь глазурью покрывала холмы, утопала в низинах, рекой стекала вдоль дорог. Осень. Марион всегда говорила, что в это время года Западный Йоркшир - самый прекрасный уголок земного шара.

Дом большой. Дом очень большой и старый. Сколько ему? Сто пятьдесят? Двести лет? Серый камень фасада скрывался за плотным слоем плюща. Из нескольких труб восточного крыла шел дым: горели камины и печь. А в западном крыле уже давно никто не жил.

Сейчас тусклый, почти незаметный свет горел только в двух окнах, выходящих на дорогу. Это были окна одной и той же комнаты, малой гостиной. В комнате сидели две женщины.

Рослая сухощавая старуха держала за руку молодую девушку. Ее широко раскрытые синие глаза, не отрываясь, смотрели в одну точку. Юная особа упрямо качала головой, отказываясь верить в происходящее, длинные жемчужного цвета волосы переливались золотом в свете яркого огня старинного камина.

– Девочка моя. Неужели это так уж нужно? Мы тут все рядом. Все тебя очень любят. - Хай снова покачала головой:

– Я должна уехать. Все здесь, каждая вещь, даже воздух... - Она сделала глубокий вдох, напитываясь ароматом прошлых воспоминаний. - Все мне напоминает о бабушке. Я вдыхаю и чувствую ее запах.

– А разве это плохо? Марион тебя очень любила и не жалела сил...

– Я знаю. И я ее люблю. Я матери не знала, но бабушка мне стала матерью, самой прекрасной, какую только можно иметь.

Женщина внимательно посмотрела на девушку.

– Хай, тебе сейчас тяжело, а потом ты примешь это... Твоя бабушка научилась принимать смерть. И ты должна научиться принимать ее: она неизбежна, и что бы ты не делала - ее не миновать... - Старуха помолчала. - Съезди на некоторое время в отпуск, отдохни. Твоя бабушка никуда не уезжала дальше Йорка. Но была одна единственная страна, куда она стремилась всей душой - Греция. А потом ты можешь даже переехать в Лидс или Лондон, Йорк... Но зачем продавать ферму? Марион столько сил вложила в нее. Она очень любила это место.

– Любила место... - Странным голосом ответила Хайолэйр и слегка поморщилась. - Ферма ее спасала от Олсоппа. Вот она ее и любила. - Резко оборвала девушка. Гнетущую тишину нарушал только треск поленьев. Лилиан выжидающе смотрела на свою визави, вспоминая как сама когда-то была молодой и горячей, принимала решения быстро, не задумываясь, потом жалела, исправляла ошибки. Вот только не все ошибки можно исправить. - Миссис Керк, я не могу. Я должна продать этот дом, и тогда я смогу начать жизнь сначала.

Пожилая женщина усмехнулась:

– Жизнь одна. Ее нельзя начать сначала. И как бы ты не старалась - все равно не сможешь забыть ни хорошего, ни плохого... - Она пожала плечами. - Старик Олсопп. Дорогая моя, он был не так уж плох. Война отразилась и на нем. Не так как на моем Гарри. Он ногу потерял, но душа его не болела... А у Олсоппа очень болела душа.

– Болела душа!? У него не было души! Я здесь живу двадцать пять лет. Двадцать пять! Я двадцать лет видела, как он мучил бабушку. Она жить начала только, когда он умер.

Старуха глубоко вздохнула:

– Ну, если уж ты решила...

– Да, я решила, - твердо ответила девушка. - Завтра приедут смотреть дом.

– Как уже?

– Да, Леман, поверенный, сказал, что покупатель очень серьезно настроен... - Лилиан покачала головой и снова вздохнула.

– Ты только не забывай нас. Приезжай на могилу... Марион и Эйрин тебя очень любили. Не забывай их. - Миссис Керк поднялась с кресла. - Я пойду. Ты звони. Если что - Джон поможет.

– Благодарю вас, Миссис Керк. Благодарю за все. Я не знаю как бы пережила эту неделю.

– Ну-ну, девочка...

Женщина поцеловала девушку в макушку, как раньше это всегда делала Марион, и тихо вышла. Вскоре хлопнула тяжелая входная дверь.

Хайолэйр Олсопп осталась в огромном старинном доме одна. "Во всем мире." Когда бабушка была жива, старинный и громадный он казался уютным и теплым... Даже не смотря на старика Олсоппа. А теперь... Девушка огляделась. "Наверное надо собрать вещи... А какие вещи брать?.. Брать вообще ничего не хочется... Бабушка бы сказала, что надо забрать воспоминания..."

Хай медленно поднялась и пошла в комнату бабушки. "Я заберу воспоминания."

Глава 2

...Сегодня мы с Дейрдре приняли важное решение. Мама им очень недовольна, она долго кричала на нас. Но мы уверены, что поступаем правильно. Когда вчера еще несколько парней из нашей деревни уехали на фронт... Да, мы поступаем правильно. Ну и что, что нам "всего по девятнадцать"?.. Нам уже девятнадцать, и мы знаем на что идем... Или не знаем... В любом случае, мы не можем отсиживаться здесь, пока большая часть наших друзей за морем...

...Через два дня мы уезжаем в Дублин, чтобы пройти ускоренные курсы, мы будем медсестрами. Дейрдре очень переживает, а я уже готова отказаться от все этой затеи. Мне становится страшно. В понедельник миссис О'Каллахан получила письмо с фронта, наш с Дейрдре одноклассник, дорогой Дон, героически погиб... Глядя на его мать, мне становится страшно. А если мы тоже погибнем? А если обе? А если и Гай погибнет? Тогда мама останется совсем одна...

...Все-таки Дублин это очень большой город, мы с сестрой сегодня уже три раза чуть не потерялись. Дейрдре очень серьезная. Мне кажется, она тоже боится. Но мы О'Браены не отступаемся от своих решений. Да и бояться нельзя. С нами всегда Морриган, она нас исцелит...

...Сегодня мы сдаем экзамен. Девочки из старшей группы сказали, что они не сложные, но я все равно волнуюсь. Дейрдре тоже, хоть и не показывает этого. Я же знаю. Мы близнецы, у нас одна душа на двоих. А если нас отправят в разные места? Мы никогда не разлучались...

...Здесь в Дублине атмосфера очень мрачная, хотя питейные заведения никогда не пустуют. Мама писала, что двоих парней из нашей деревни ранило, и еще один погиб...

...Остров Мен очень красивый, но мы тут всего на несколько часов. Мы сходили в церковь. Я очень переживаю за Гая: он нам почти не пишет, с тех пор как мы уехали в Дублин. А все его редкие письма очень сухие. Только сообщает, что жив. Хорошо, что жив. Я знаю, маме он пишет длинные письма, а еще своей невесте Иде. Отважится ли она поехать за ним? Это было бы очень романтично. Но Гай бы, наверное, только разозлился. Оно и понятно. Только сейчас мне стало понятно. Даже, когда Гай уезжал на фронт, было непонятно. А теперь, когда нас Дейрдре могут разлучить мне стало все понятно. Я очень скучаю по маме. Мы по очереди с Дейрдре пишем ей каждый день...

...Манчестер очень большой город, такой же большой как Дублин. Говорят, что Лондон еще больше. После нашей деревни, любой город покажется большим, но если Лондон еще больше Дублина и Манчестера... По радио сказали, что вчера Германия по воздуху напала на Англию... Так что уже завтра утром нас доставят на юг. Нас с Дейрдре не разлучили. Мы поедем в Бирмингем. Она очень много плакала...

...Здесь очень много раненных. Когда мама писала, что соседских ребят ранило, я не представляла, что это может быть так страшно. В первый же день к нам попал парень, еще младше, чем мы: ему оторвало левую руку и ногу. Было очень много крови. А вчера доставили мужчину совсем без глаз... Гая отправили в Египет. Он писал маме, что с ним все хорошо. Ида тоже решила ехать на фронт. Гай очень злился и написал очень длинное письмо, но она все равно уехала из Ирландии...

...Ида написала, что через три недели будет в Лондоне. Мы с Дейрдре Лондон так и не увидели... В больницах почти не топят и пациенты замерзают. Тех, кто может, мы заставляем двигаться... Дейрдре почти каждый день ходит в церковь. Я хожу с ней только по воскресениям. Иногда мне кажется, что если я оставлю больницу, то, когда я вернусь, ее уже не будет...

...Нас отправляют в Лондон. Я очень боюсь. В Бирмингеме уже все стало привычным, а там... Там я ничего не знаю... Написал Гай. У него все хорошо. Он просил писать Иде: с ней нет никого из Ирландии. Но мы с Дейрдре уже ответили ему, что нас тоже отправляют в Лондон...

...29 декабря был самый страшный день в моей жизни. Очень много раненых. Женщины и дети. У многих сильные ожоги. Крики и стоны, сильный грохот до сих пор раздаются в ушах. Я думала в Бирмингеме было много раненых. Думала, что там очень страшные раны. 30 декабря я видела на улице окоченевшую оторванную руку. Весь огромный Лондон горел. Многие из медсестер погибли. Ида тоже умерла. Я не знаю, как написать об этом Гаю: он так ее любит. А Дейрдре говорит, что пока не надо писать. Говорит, что у него может пропасть желание сражаться. Я тоже этого очень боюсь...

...Больницы переполнены. Много пациентов умирают от заражений. Кто-то просто от боли: лекарств не хватает. Мы работаем сутками. Келли, еще одна медсестра, вчера так и упала возле пациента. Мы по несколько суток не спим...

...Гая ранили. Наверное, Дейрдре была права, когда говорила, что не надо ему писать про Иду. Но это все равно что врать. Я бы не смогла... Соседка написала, что мама тоже заболела. Это так страшно. Неужели я ее больше никогда не увижу?..

...Нас переправили в Грецию. Теперь мы ближе к Гаю. Мама совсем слегла...

...Вчера пришло письмо от миссис О'Келли. Мама умерла. Я уже видела столько смертей, что даже не заплакала. А сегодня утром поняла: я больше никогда не увижу маму, мою любимую и дорогую, такую ласковую... Тогда я разревелась, как малое дитя, и долго не могла успокоиться. Мамочка, ты прости меня, я тебя очень люблю...

...Немецкие войска все ближе, теперь становится по-настоящему страшно. Будет ли мне теперь когда-нибудь спокойно? Дейрдре говорит, что сейчас, когда мамы больше нет, ей не страшно. Это не правда, я знаю, она боится за меня и Гая. Я тоже боюсь за Гая, Дейрдре рядом, я смогу ей помочь, наверное. А Гай далеко. Если он умрет - мы даже не сразу узнаем: по радио почти ничего не говорят. Но у меня теперь постоянно дурные предчувствия. Порой возникает чувство, что земля трясется от грохота орудий...

...Тишина нашей маленькой деревни осталась далеко за морями. Теперь нам некому туда писать. Только иногда соседям, сообщить, что с нами все хорошо. Здесь никогда не бывает тихо. Постоянный грохот и взрывы. Шум раздается на всю округу, возможно даже в другие города. Вчера было очередное сражение. К нам доставили много раненых...

...Говорят, если ситуация не изменится - нас переправят в Египет. Я не знаю желать этого или нет. Скорее всего нет. Ведь это отступление. Но здесь очень страшно, а там Гай, после смерти папы он нам всем стал опорой...

...Вчера в моей жизни загорелся свет. Я даже замерла, когда посмотрела в его синие глаза, синие-синие, словно озеро за нашей деревней, или как вечернее небо. Его зовут Бак. Когда я увидела его рану, с которой все еще сочилась кровь, у меня у самой все заболело. Даже затошнило, словно я впервые вижу раненного в бою солдата, а он только рассмеялся. Ему было очень больно, а он смеялся. Может быть, это просто шок. Но теперь в "холодной" Греции стало тепло, душа словно начала оттаивать... А Дейрдре говорит, что я просто влюбилась, и посмеивается надо мной. Хотя порой в ее глазах вижу очень сильное беспокойство, будто она знает что-то, но молчит...

...Почти все свое свободное время провожу с Баком. Дейрдре меня ругает, говорит, что веду себя, как маленькая девочка, что ему надо отдыхать. Но он сам меня не отпускает, всегда держит за руку. Однажды даже в ладонь поцеловал. А мне так хорошо стало, как в детстве, когда папа обнимал меня и целовал в макушку. Я его тоже хочу поцеловать, но сильно смущаюсь. Я, наверное, становлюсь красной, как черепичная крыша нашего госпиталя. Позавчера набралась храбрости, но пришел врач. А Бак только хитро улыбался, как будто знал, что я хочу его поцеловать. Я, наверное, снова покраснела, с моими рыжими волосами, я, пожалуй, и правда с крышей сливаюсь...

...Почему я раньше не замечала, какой Бак красивый?.. Дейрдре смеется, говорит, что я влюблена в него, поэтому он и кажется мне красивым, а на самом деле он совсем обычный. Но это она перегнула палку. А Бак на самом деле очень-очень красивый. У него волосы белые-белые, как жемчуг, и блестят также, а на губах всегда улыбка. Нет, я никого не видела красивее. Глаза просто огромные и горят синим огнем, а светлые ресницы такие длинные, что дух захватывает, когда он моргает...

...Бак уже выздоравливает и скоро снова отправится на фронт. Мне так страшно, что не могу спать. А что если я его больше не увижу, как маму? Я так хочу, чтобы он поправился, но тогда... Поэтому и плачу ночами. Здесь они темные, даже темнее, чем дома. Дейрде меня гладит по голове и говорит, что все будет хорошо. А если нет? Что мне тогда делать? Бак в щеку поцеловал, а у меня дыхание перехватило, и я даже замерла. Сердце, наверное, стучало так, что слышно было на всю палату. И голова потом целый день кружилась. Я боюсь его отпускать...

...29 декабря не был самым страшным днем в моей жизни. Мне было очень больно, когда умерла мама, думала, что хуже и быть не может. Но теперь мне еще страшнее. Я смотрю на всю эту смерть вокруг и не понимаю, как я могла сюда приехать? Как я могла уговорить Дейрдре поехать со мной!? Она умерла на моих глазах, ее руки постепенно остывали... Моя дорогая, любимая Дейрдре! Я видела, как она закрывает свои зеленые, как холмы Ирландии, глаза в последний раз, как вдыхает... Я сидела и держала, и держала ее руку, пока меня не оттащили. А где мне быть, как не с ней? У нас же одна душа на двоих. Как я оставлю свою часть, часть себя? А потом я снова дотронулась до нее... И ревела, ревела. Бак говорит, что я не виновата, но мне так тяжело. Это ведь я ее уговорила уехать на фронт. Я. А теперь я жива, а ее нет. И зачем мне все это? Как дальше жить, если часть меня умерла? Думала, если я рядом - смогу ее защитить. А я не смогла. Я плакала и плакала, просила ее открыть глаза. А она их не открыла. Дорогая моя, любимая Дейрдре, я всегда буду тебя помнить. Я люблю тебя! Слышишь!? Я знаю, что ты слышишь! Ты теперь с мамой и папой. Я тебя люблю, так сильно...

...Если бы не Бак - не знаю, как бы я продолжала жить. Меня переправляют в Египет. И Бака тоже. Возможно, я увижу Гая. Я ему написала про Дейрдре, но он еще не ответил. Только бы с ним было все хорошо! Я смотрю вокруг, чувствую трупный запах. Это такой кошмар. Меня даже от него уже не тошнит, как это было раньше. Я привыкла. Внутри, казалось, все замерзло. Но когда Бак обнял меня - я почувствовала, что жива, я поняла... Но у меня остались только Гай и Бак. Если с ними что-то случится - я умру. Да и что мне делать без них?..

...Тут так жарко. Я думала жарко в Греции. Но тут... Самое настоящее пекло, ад. Одежда постоянно мокрая от пота. У нас в Ирландии даже в самый разгар лета так не бывает. Дышать почти невозможно. К раненым невозможно подойти. Я думала, что мне теперь все ни по чем, что выдержу любую вонь. Но тут... Кто целый - воняет потом, кто раненый воняет всем подряд. А от погибших идет такой смрад, что уж и не понятно кто жив, а кто мертв...

...Если я умру - мне не страшно. Но мне страшно даже думать о том, что будет если умрет Гай или Бак. Я их очень люблю. Бака я уже две недели не видела, а Гая и того больше. Жду свиданий и до безумия их боюсь. А когда вижу, уже не смущаюсь, уже все равно, кто что подумает... Я теперь его целую и не могу оторваться. Он моя жизнь, моя вода, мое сердце, моя кровь. Он во мне. Под кожей, в голове, везде. Если его нет - и не дышу вовсе. Я порой даже разговаривать не могу. Плачу и трогаю его. Дотрагиваюсь везде, чтобы убедиться, что это не сон, а потом вспоминаю эти прикосновения, вспоминаю, как он до меня дотрагивался... И Бак тогда рядом...

...Мы с Баком решили пожениться. Теперь я буду миссис Бак Уинтер. Марион Уинтер. Так непривычно и так красиво! Я его очень люблю, настолько сильно, что голова кружится. Гай очень рад за нас. Он сначала дал подзатыльник Баку, на меня грозно посмотрел, а потом сгреб в охапку и поцеловал в щеку. Сказал, что рад за нас. А мне было больно. Я словно чувствовала его боль, чувствовала, как кровоточит его душа. Знаю, что Иду вспоминал в этот момент, а ведь он даже не был у нее на могиле. Как же он живет? Как?..

...Сегодня Бак мне сказал очень страшную вещь. Я знаю, он прав, но все равно... Разве можно остаться спокойной слыша такое!? Бак сказал, что если он умрет - у меня все равно будет дом. Он сказал, чтобы я ехала в Илкли, Западный Йоркшир. Сказал, что его мама будет меня ждать. А я не хочу, чтобы она ждала МЕНЯ! Я хочу приехать туда вместе с Баком! Я его очень люблю. Со страхом ожидаю известия, что его или меня куда-то переправят. Загоняю эти мысли подальше, очень далеко, чтобы никогда не всплывали...

...Я так люблю его. Так сильно, что душа замирает. Так сильно... Он сказал, что у нас будет много детей. Я тоже хочу. Хочу, как у Флэнаганов из нашей деревни, чтобы их было семь, а может и больше. После войны мы обязательно съездим в нашу деревню вместе с Баком. Я очень хочу поделиться своим счастьем с мамой и папой, а еще я обязательно съезжу в Грецию, чтобы навестить Дейрдре...

...Я миссис Бак Уинтер! Подумать только! Я - миссис! Такой важный день... Я всегда мечтала, что Дейрдре будет моей подружкой, что мама мне платье красивое сошьет, что в церкви венчаться будем. Но теперь мне все это не важно, главное, что Бак и Гай рядом. И не нужны мне дорогие украшения. У меня их только два: крестик и кольцо обручальное...

...Я так боялась. Так долго боялась, что теперь почти ничего не почувствовала. Бак отправляется на юг. Гая я тоже не вижу. Я тут останусь совсем одна. Меня порой охватывает самый настоящий ужас. И страшно не за себя, а за них, самых дорогих мне людей. Об этих страхах я не хочу говорить Баку: он будет сильно переживать. Я его так люблю, что сердце холодеет, когда его нет рядом. А теперь он будет очень далеко, неведомо где. У нас осталось всего двое суток. А если я его больше не увижу? Душа словно кислота разъедает...

...Наверное, моя жизнь закончилась. Египет перестал быть местом где-то на Земном шаре. Это ад. Без Бака и Гая это ад, самая настоящая преисподняя. Я их не вижу, а письма идут так долго. Просыпаюсь не от шума или света, а от кошмаров, таких ужасных, что сердце от страха разрывается. Самое дорогое, что у меня есть - серебряное обручальное кольцо и маленькая фотография со свадьбы. Вчера Бак мне улыбнулся на прощание и поцеловал так, что до сих пор губы горят. Даже думать не хочу, что этот поцелуй может быть последним...

...Каждую ночь я вижу Бака. Я очень скучаю по нему. Тоска отдается такой сильной болью в груди, что даже дышать ровно не получается. Я теперь понимаю состояние Гая, когда он узнал, что Ида собралась на фронт. Увижу ли я когда-нибудь своего мужа?..

...Вчера мне пришло письмо от миссис Уинтер, мамы Бака.

"Здравствуй, Марион.

Можно я буду так тебя называть? Ты моя единственная дочь. Я всегда мечтала о дочери. Когда Бак мне написал, что женится... Это был самый счастливый день в моей жизни. Правда, никогда не думала, что столь радостное событие будет омрачено войной.

Дорогая моя девочка, что бы не случилось, знай: я у тебя есть. Бак у тебя есть. У тебя есть дом в Илкли. Пиши мне. У нас здесь новостей почти нет, мы только их ждем. Я днями слушаю радио, покупаю газеты... Надеюсь на лучшее и боюсь даже думать...

Бак мне писал, что ты потеряла почти всю семью и в живых остался только брат. Но знай: теперь у тебя есть не только брат. У тебя есть мать. У тебя есть семья и дом.

Твоя любящая свекровь и мать Джорджиана Уинтер."

...Месяц. Целый месяц не было никаких известий от Бака. Каждое утро просыпалась со страхом, что они будут, и плакала, что их нет. Кто-то сомневается, что ад есть? Есть. Я теперь не сомневаюсь. Он здесь, в Египте. Каждый раз, когда видела кого-нибудь, хоть отдаленно напоминающего моего мужа, сердце начинало колотиться, сильный тремор в руках. Месяц в ожидании одной единственной строчки, в которой написано, что все хорошо. Месяц сумасшествия и кошмаров. Но когда я получила конверт, на котором было указано мое имя. Я разрыдалась. Столько всего видела и перенесла... Должна уметь держать свои чувства в узде. Я же разревелась, как малое дитя. А ведь порой чувствую себя дряхлой старухой. Оглядываясь назад, уже и не помню, что родилась в Ирландии, этого времени словно не было. Это было в прошлой жизни. Гай тоже говорит, что словно забыл то время, или это было не с ним...

"Любимая моя.

Ты жива?.. Я жив, даже не ранен. Очень тоскую по тебе. Мои самые дорогие вещи - обручальное кольцо и фотография со свадьбы. Здесь много парней, которые пишут своим женам и девушкам. Но ты - моя любимая. Я очень хочу быть с тобой рядом, хочу защитить тебя.

Каждый раз просыпаюсь в надежде, что война кончится, что смогу отправиться к тебе, отвезти домой.

Наши войска продвигаются все дальше, но с каждым километром это сложнее и сложнее. Я живу мыслями о тебе, они поддерживают мою жизнь и желание жить. Здесь очень душно. Жарко и душно.

Но у меня есть ты и мечты о нашем будущем, в Илкли... Ты сможешь работать медсестрой. А я буду работать на нашей ферме. Мне мама писала, что в прошлом месяце на свет появилось четыре ягненка, а гнедая кобыла, которую я когда-то принимал, родила своего первого жеребенка. Руби - она очень добрая, ты ее тоже полюбишь.

Я мечтаю о том дне, когда мы сможем обвенчаться. Ты будешь в красивом белом платье. Я одену тебе на палец обручальное кольцо моей бабушки. Оно очень красивое, с изумрудом. Он такой зеленый, как твои глаза. Ты помнишь? Мы хотели много детей? Так вот, я хочу, чтобы у них у всех были такие же зеленые глаза, как у тебя, и розово-золотые волосы.

Каждый день я живу ради твоих поцелуев, ради тебя. Только ты. Порой бывает настолько тяжело, особенно, когда вижу, как умирают молодые парни и девушки, какой страшной смертью они умирают... Знаешь, тогда и самому жить не хочется, а потом взгляд падает на обручальное кольцо, и я вспоминаю, что нужно жить, ради тебя, ради твоей улыбки, ради твоих поцелуев.

Твой любящий муж Бак Уинтер."

...Зеленые глаза... А я всегда видела малышей с такими же темно-синими глазами. Или такими же жемчужными волосами...

...Если бы не любовь к Гаю и Баку, я бы решила, что моя душа умерла. Порой бывают дни, когда я совсем не сочувствую людям. Смотрю на раненых с ужасающим равнодушием. Люди орут от боли, а я безразлично смотрю или вообще не замечаю криков. Если я такая безразличная сейчас - что будет дальше?..

...Не могу спать. Совсем. Порой предчувствие плохого доводит до безумия. Из-за него становится совсем дурно. Гая видела два дня назад. Стало еще хуже. У меня ощущение, что он устал. Это ощущение пугает. Пришла идиотская мысль: познакомить его с кем-нибудь из девочек. Познакомила. Он только безразлично улыбнулся Молли и отвернулся ко мне. Наверное, он догадался о моих мыслях...

"Дорогая Марион,

я получил твое письмо. Я чувствую твою боль. Я хочу быть рядом с тобой, обнять тебя, поддержать... Награды позволяют гордится своими близкими, но не тогда, когда они посмертно. Ты держись, моя хорошая. Я тебя люблю. Будь сильной. Должна быть. Гай бы этого тоже хотел. Помнишь, как он радовался, когда мы поженились? Теперь он рядом с любимой.

Марион, береги себя. Если с тобой что-то случится - смерть мне будет не страшна. Гай сейчас счастлив. А ты не одна, ты со мной.

Меня порой одолевает страшное безразличие к тому, что происходит вокруг. При взрывах я не вздрагиваю, совсем. Я к ним привык. Выстрелы - те вообще не трогают. Смотрю на ребят, а они тоже стали такими же безразличными. Что-то человеческое загорается только, когда письма перечитывают. И я тоже. Смотрю на нашу фотографию со свадьбы и вспоминаю, что я человек, что вокруг люди. Стараюсь не вспоминать, что по другую сторону баррикад тоже люди. Потому что иначе на душе совсем мерзко.

Мы отвоевали Мадагаскар. Я очень надеюсь, что наши войска перебросят на север, тогда я смогу тебя обнять.

Помнишь, как ты меня целовала? А как перевязывала мне раны? Я помню, как ты испугалась, когда я рассмеялся. Что ты тогда подумала? Я ведь смеялся, потому что увидел тебя.

Марион, ты моя любимая, я без тебя не смогу жить. Так что ты живи. Ну, и что, что ты далеко? После войны мы никогда не будем расставаться. Я всегда буду рядом. Душой я и сейчас рядом. Ты только живи.

Йоркшир осенью очень красивый. Он кажется суровым и хмурым, но он очень красивый. Я тебе покажу места, где играл ребенком. Там будут играть наши дети. Знаешь, я подумал, что нужно построить еще одну конюшню, купить туда пони: и с самого раннего детства учить наших малышей ездить верхом.

Люблю тебя, твой Бак."

...Я снова в Англии. Только здесь еще страшнее, чем в Греции. Девочки падают от усталости, а про докторов и говорить нечего. Вчера наш хирург упал прямо в операционной. Постоянно поступают раненые, непрерывным потоком. Молодые и пожилые. Все просят нас писать письма любимым, родным, близким. Я столько никогда не писала, порой рука просто отваливается. А ведь работу никто не отменял. Но как только начинаю писать Баку я словно возрождаюсь. И тогда мне хватает сил на все. Кажется, я горы могу свернуть. Письма от Бака часто теряются, приходят иногда сразу по несколько, а некоторые и вовсе не приходят...

"Марион, любимая,

мы возвращаемся в Англию. Ты дождись меня. Мы скоро увидимся. Я увижу твои горящие глаза. Я их вижу во сне, но там они не горят так ярко. Мы скоро увидимся! Ты только береги себя.

Здесь закаты такие. Небо горит. Такое же, как твои волосы - чистый огонь. Но я, как манны небесной, жду возвращения на север, где дышать можно полной грудью, где рядом будешь ты.

Марион, мне стали сниться кошмары. Каждую ночь я вижу смерти. Порой ощущаю себя безумцем. Ужасное чувство. Хочется просто заорать. Орать пока не выдохнусь.

Фотография со свадьбы обтрепалась по краям. В Англии мы должны сделать еще одну, чтобы ты всегда была у моего сердца. Моя душа и так с тобой.

Мама писала тебе, что она приготовила для тебя отдельную комнату? Ты же знаешь, что мы будем жить в одной? Я тебя от себя не отпущу. Не отпущу до самой смерти.

Люблю тебя, Марион. Очень люблю и скучаю. Бак"

"Любимая,

Через четыре дня мы будем в Англии. Ты уже рядом. Во снах твои глаза горят все ярче.

Фотографий надо будет сделать несколько: одну отправить маме, а другие я оставлю себе. Свадебная совсем обтрепалась. Но у меня есть обручальное кольцо. Ты знаешь, даже когда мы обвенчаемся, это тоненькое серебряное колечко останется для меня самым дорогим. Не вздумай снимать свое даже на минуту!

Через четыре дня ты будешь от меня совсем близко. Даже не верится. Ты рядом - сбывшаяся мечта.

Я маме написал, чтобы она готовила только одну комнату. Ягнята уже большие овцы. Родились еще восемнадцать. Нужна новая овчарня: в этих уже совсем тесно. Жеребенок уже молодой конь, очень норовистый. Мать хочет его кастрировать, считает, что мерином он будет спокойнее, но мне как мужчине об этом жутко даже просто читать. Поэтому написал маме, чтобы не выдумывала, а лучше подыскала ему хорошую кобылу.

Я люблю тебя, дорогая жена. Жена. Марион. Марион Уинтер, я тебя люблю.

Моя миссис Уинтер. Твой любящий муж Бак Уинтер."

...Бак возвращается в Англию. У меня сердце замерло. Я очень скучаю по нему. Но тут... Я боюсь за него: здесь столько смертей. У трех девушек из нашей больницы уже погибли возлюбленные. Каролина получила известие о смерти своего мужа. А она уже на сносях. Это так ужасно. Я не знаю, как она переживет это...

...Сегодня, думала, что выплакала все слезы еще утром, но они все не кончаются и не кончаются. Бак рядом! Я его обнимала, целовала! Я трогала его лицо, плечи, руки. Я не верила своим глазам. Я видела Бака, видела своими глазами! Касалась его! Теперь все будет хорошо. Я знаю. Только сердце болит. Вся семья не увидит... Дейрдре далеко, поделиться не с кем. Маме написать не могу. Пишу каждый день Джорджиане... Щипаю себя, чтобы знать, что это не сон, а все равно не верится. Бак со мной!..

...Каролина умерла. Малыш так и не родился. Мы с девочками даже не заплакали. Просто молчим уже несколько дней, потому что сказать уж нечего и некому. Только сердце от боли сдавливает, что дышать невозможно...

...Бак, как я счастлива! Это ужасно. Кругом люди умирают, а я счастлива! Бак рядом! Я каждый день дотрагиваюсь до него. Щипаю себя. Это ведь не мираж? В Египте говорили, миражи случаются часто... Но я щипаю себя, потом дотрагиваюсь до Бака. Он рядом. Я слышу его смех, как в первый раз. Его поцелуи. Они стали другими, дорогими и очень ценными. Никакое золото не стоит так дорого, как его поцелуи. Порой посещают глупые мысли, будто каждый наш поцелуй может стать последним. Это очень страшные мысли. Я их отбрасываю. Но он так отчаянно за меня цепляется, а я за него. Он - мой воздух, моя жизнь..

...Холодная зима прошла. Бак жив, Бак рядом, я счастлива. Мы вместе каждую минуту душой, каждую возможную минуту я его целую. Он возвращает поцелуи. Я себя чувствую очень счастливой. А Гай так и не увидел Иду... Еще одна девушка из нашей деревни погибла. Она на три года младше меня. Я в том же возрасте отправилась на фронт. Только я жива, жив Бак. А Кэт больше нет. Я вспоминаю Дейрдре все чаще. Мне ее не хватает...

...Нас снова отправляют на материк. И Бака тоже... Но он будет далеко. Я снова расстаюсь с ним... Снова, как в последний раз... Когда же кончится этот кошмар!?

...Бак далеко, мысли мрачные. Только его письма дают желание жить. Джорджиана, бедная. Я даже представить не могу... Она уже несколько лет не видела Бака. Я не видела его всего месяц, а сердце разрывается на части...

...Сицилия. Несколько лет назад я даже представить не могла, что буду так далеко от Ирландии. Уехать из родной деревни казалось полнейшей глупостью. Дублин был огромным городом, пределом мечтаний. Лондон? Про него и разговоров не было. А теперь я побывала в стольких местах. Видела столько крови. Даже не знаю, где теперь дом. Бак пишет, что наш дом в Йоркшире. Но я там никогда не была, и представить трудно, какой он. Бак говорил, что там очень красиво. Я ему верю. Я его люблю...

"Марион, любимая.

Мы на Сицилии. Ты писала, что тоже тут. Увидимся ли мы?

Тут очень много американцев. Их тоже ждут любимые. Они за океаном. А для меня ты за океаном. Мы на одном острове, а до сих пор не виделись.

Скоро, скоро война закончится. Я верю в это. Я знаю. Мы будем вместе. Всегда.

Новые фотографии греют душу. Ребята косо смотрят, а сами, как и я, на целуют перед сном фотографии.

Ты рядом и так далеко.

Твой любящий муж Бак."

...Салерно. Я сегодня обнимала Бака. Я обнимала и плакала. Он тоже плакал. Вытирал мои слезы, а сам плакал. Мы даже не разговаривали. Только обнимали друг друга и плакали. Целовали...

...Эти минуты, когда Бак рядом, дороже любой драгоценности. Он целует мое обручальное кольцо и говорит, чтобы я не вздумала его снимать. Глупый! Если я его сниму - я умру. Это кольцо... Оно символ нашей любви. Как я могу его снять?..

...У Анны сегодня погиб муж. Я с замиранием сердца жду каждой встречи с Баком. Я боюсь, что на свидание придет его сослуживец, как это было у Анны. Она была такая счастливая, когда бежала на свидание. А сейчас сидит и смотрит в одну точку. Смотрю на нее и в душе все холодеет...

...Анна сказала, что ей больше незачем жить. Мы ее стараемся не оставлять одну. Мэри боится, что она покончит с собой...

...Анна стала работать без остановки, совсем без отдыха. Она столько работает. Мы с девочками боимся, что она может заболеть или просто упасть замертво. Она не спит сутками. Вчера привезли раненого. Он был очень похож на ее мужа, Уильяма. Анна бросилась к нему с поцелуями. "Ты жив! Любимый!" - кричала она. Мужчина смотрел на нее стеклянными глазами и ничего не понимал. Чтобы ее оттащить понадобилось четыре человека. А у меня сердце разрывалось, в горле встал ком твердый, как камень, и размером с кулак, даже слезы потекли. Не думала, что когда-нибудь буду плакать, видя такое. Считала, что теперь меня может растрогать только Бак...

...Нас переправляют на север Франции. И Бак теперь далеко. Он на Юге. Как хочется домой, домой в Йоркшир! Даже сердце уже скучает по нему. Джорджиана... Мама... Она невероятная женщина! Мама Джорджи... Как она со всем справляется? Я ее никогда не видела, а уже очень люблю. Так люблю, как только дочь может любить мать... Иногда мне кажется, что я стала старой, совсем старухой. Я написала об этом Баку. Он знает, о чем я. Новенькие девчонки не понимают нас. Они тут, на материке... Это их первое место назначения. Говорят, что у нас всего пять лет разницы... Они не понимают, что у нас Целых пять лет разницы! Целая жизнь! Десять жизней, а, может быть, и больше. Они не понимают, что на войне всего один месяц, а порой один день, как сотня лет...

...Клер, новая медсестра, ей было восемнадцать. Это было очень страшно...

"Любимая, дорогая моя!

Один день, как вечность. Я закрываю глаза и вижу тебя. Мне больше не снятся кошмары. Мне снишься ты. Твои яркие рыжие волосы. Больше никто косо не смотрит, когда я целую твои фотографии.

Джордан потерял свою жену. Она умерла. Она умерла при родах. Я когда думаю об этом, мне становится не по себе. Джиллиан ведь никогда не была на фронте. Но она умерла. А если что-то случится с Джорданом? Малышка останется одна? Он говорит, что у него есть мать, что она обязательно воспитает кроху. Но... У меня все-таки холод по коже. Смотрю на Джордана, и теперь каждое мамино письмо на вес золота. Марион, береги себя. Жизнь без тебя пустая. Совсем пустая.

Пиши мне чаще. Пиши одно предложение: "Я жива." И я буду знать, что мне есть зачем жить. Я люблю тебя, Марион. Ты мой драгоценный камень. Твои глаза изумруды. Твои волосы, как золото. Я закрываю глаза и вижу тебя, вижу наших будущих детей. Ты только живи, я тебя люблю.

Твой любящий муж, Бак Уинтер."

...Бак, он рядом! Я не верю! Каждый день, как сказка! Он рядом! РЯДОМ!!! Всего двадцать километров! Я его вижу! Я его могу поцеловать. Любимый! Ты рядом! Сердце разрывается от боли и счастья. Я даже не верю! Как же я его люблю!..

...Боюсь ходить на свидания, часто вспоминаю Анну...

"Марион, доченька.

Как ты? Как Бак? По радио сообщили, что южные и северные армии встретились. Вы теперь снова вместе. Я молюсь за вас каждый день. Жду вас домой. У нас здесь ничего не меняется. Вашу фотографию ношу с собой. Купила муслин, белый. Пошьем тебе платье на венчание. Будешь самой прекрасной невестой. Береги себя, береги нашего Бака. Я люблю вас.

Разбирала чердак - нашла старую колыбель, в которой когда-то качала Бака. Наверняка, в ней качали всех Уинтеров. Сейчас таких и не делают вовсе. Старинные игрушки. Некоторые нужно починить, покрасить. Думаю, к вашему приезду успею.

Джороджиана Уинтер. Возвращайтесь домой."

...В госпитале холодно. Порой даже засыпать страшно. Тошнит по утрам. Бак радуется, как мальчишка. Переживает очень. Считаем дни до возвращения домой...

...Нас хотели переправить в Англию. Но я не могу оставить Бака. Я перевелась: главное - Бак рядом. Боюсь приходить на свидания. Страх все сильнее. Бак говорит, что беременные все такие впечатлительные. Надо написать Джорджиане, что она станет бабушкой. Но я не решаюсь. А Бак... Он предложил написать вместе одно письмо. Я согласилась. Но как только его вижу, забываю про письма. Он рядом, он жив. Все остальное уходит на второй план. Главное - любимый рядом...

...Врач видел, как меня тошнило... Хочет отправить в Англию. А я не хочу домой. Тут Бак. Пока Бак рядом - дом есть. Пусть и в далеком Йоркшире. Но это ведь так близко?..

...Умереть? Да нет, умереть легче. И что теперь? Куда теперь? В Йоркшир? Дышать больно, словно ребра переломаны. Вдыхаю часто, а воздуха в легких все равно не хватает. Жить теперь больно. Жить теперь страшно. Мы хотели назвать сына Гарри, а дочку Эйрин. Теперь это решать только мне. Сердце закаменело. Где ты Бак? Я так тебя люблю. Поедем домой...

...Рыдала вчера в голос, пока врач снотворного не дал. Хочется выйти на улицу и заорать, заорать так, чтобы весь мир услышал. Что же это? Как мне теперь жить? Как!?

...Гарри или Эйрин... Меня отослали в Англию. Я боюсь ехать в Илкли. И хочу, и не могу. Мы мечтали туда приехать вместе, но туда приеду одна я. Зачем мне там быть без него? Он хотел работать на ферме. А как Джорджиана одна со всем справляется? Умереть все-таки легче. Но надо жить. Разговариваю с малышом. И Бак как будто рядом. Чувствую его поцелуи. Кожа живота горит, словно на нем лежит большая теплая ладонь...

...Тошнить уже почти перестало. В Дувре прохладно. Йоркшир еще севернее. Я похоже совсем отвыкла от нормальной погоды. Теперь чуть что - сразу в дрожь бросает, даже легкого ветра не переношу...

...Лондон. Была на могиле у Иды. Словно прошло несколько жизней. Как там наша деревня? Или не наша? Мне она теперь чужая. Совсем. Если раньше я скучала по нашим холмам. Теперь мне все равно, я о ней даже не вспоминаю...

...Лидс, до Илкли еще чуть-чуть. Еще чуть-чуть, и я увижу дом. Дом, который мне хотел показать Бак. Говорил, как кончится война, мы никогда не расстанемся. Джорджиана ткань на платье купила...

...Слезы текут и текут. Боюсь ехать в Илкли. Уже три дня живу в гостинице Лидса, даже на улицу не выхожу...

...Илкли. Стояла перед домом и не знала что делать. Стояла и смотрела, смотрела. Молодая женщина, Лилиан Керк, взяла меня за руку и отвела в дом...

...Джорджиана... Писем от Бака больше не будет. Храню, что есть. Кольцо. Фотографии. Смотрю и вспоминаю Бака: "Никогда не снимай кольцо." Неужели ты думал я смогу его снять!? Смотрю на фотографии и сердце разрывается. Джорджиане пришло еще одно письмо от Бака. Не последнее...

...Еще одно письмо от Бака. Кажется, что даже кожа болит от соприкосновения с воздухом. Как так?..

...Война закончилась...

...Что теперь? Есть только я и Джорджиана. Ферма в Илкли. Я каждый день гуляю по пустошам. "Йоркшир очень красивый осенью..." Правда красивый...

...Скоро рожу. Знаю, что рожу. Максимум через неделю. Джорджиана, ждет внука. Я внучку. Не знаю, Дейрдре всегда говорила, что я рожу девочку. А если бы двойня... Тогда у нас с Баком будет двое детей. Мы мечтали о семи...

...Девочка. Волосы рыжие, глаза зеленые, как Бак мечтал. Я словно заново родилась. Теперь все мои мечты связаны с Эйрин...

...Джорджиана умирает. Молюсь, чтобы я ошибалась. Но я слишком часто видела смерть, чтобы чувствовать ее присутствие. Все как тогда...

...Я снова потеряла маму. Еще раз? Я когда-нибудь перестану терять любимых людей? Война закончилась, а смерти не приходит конец. Джорджиана просила, чтобы я вышла замуж. Как она не понимает!? Я замужем! У нас с Эйрин есть Бак. Сердце разрывается. Смысл жизни - Эйрин...

...Бака уже год как нет. Я уже год не целовала его, а губы все еще горят от его поцелуев. Эйрин единственная надежда на жизнь...

...Сосед Олсопп приходил свататься. А как я могу? Я обещала Баку не снимать кольцо...

...Олсопп сказал, что будет любить Эйрин, как родную. На ферме не справляюсь. Что ж я за мать такая? Джорджиана со всем справлялась одна, а я не могу...

...Обещала Баку венчаться с ним. Олсопп не понимает, что я не могу с ним обвенчаться...

...Пять лет, а сердце все болит. У Эйрин улыбка, как у Бака. Смотрю на нее и вижу его. Доченька, любимая моя. Она даже говорит, как отец. Уже знает буквы. Разве это не счастье? Моя драгоценная дочь со мной, рядом. Держит меня за руку. Ходит за мной везде...

...Стараюсь быть хорошей женой Олсоппу. Но сил нет. Не могу я с ним в кровать ложиться. Он пытается поцеловать, а губы помнят поцелуи Бака. Это жестоко. Не стоило и замуж выходить...

...Олсопп хочет детей. Я его понимаю. У меня есть Эйрин, у меня есть Бак. Олсопп один...

...Эйрин пошла в школу, она улыбается, как Бак. Учится лучше всех в классе. Постоянно перечитываю его письма...

...Олсопп увидел, как я читала письма от Бака. Хотел выбросить. Я пообещала, что сожгу...

...Не могу, не могу я сжечь их. Я как подумаю, что Бак держал их в руках, выводил все эти буквы...

...Больше не буду перечитывать письма. Я их спрятала. И дневник спрячу. У меня есть воспоминания. Олсопп заслужил: я ношу только кольцо Бака...

Мысли? У Хай не было мыслей совсем. Она смотрела в одну точку и не могла поверить в то, что прочитала. Она смотрела и смотрела. Она плакала и плакала.

– Бабушка, я не продам дом. Я его сохраню. Я люблю тебя. Прости меня.

Глава 3

"Можно ли столько боли вынести!? Можно ли выжить после этого!? Какая же ты сильная, бабушка!"

Хай держала в руках большую старинную шкатулку, инкрустированную серебром. Стопка потрепанных писем, выцветшая от времени черно-белая фотография. "Дедушка был очень красивый, и бабушка с ним очень счастливая. Даже на снимке видно, как ее глаза горят. Для Олсоппа они никогда так не горели." Свидетельство о браке. Бак Уинтер и Марион Уинтер. В горле встал комок.

"Та ли это комната, где хотел Бак жить вместе с Марион?"

Сидя в старом бабушкином кресле с большой красивой шкатулкой в руках, Хай уснула.

"Да, что же это такое!? Действует на нервы... Как будто комар над ухом жужжит... - Девушка поморщилась и застонала. - Как... Как звонок в дверь!"

Хай подскочила с кресла и скорчилась от боли. Правая нога, как не своя, а левой и вовсе не чувствовала бы, если бы не миллион "иголок", что врезались в каждый миллиметр кожи. "Я так и проспала всю оставшуюся ночь в кресле. Все мышцы затекли."

– Ооох. - Пронзительный звонок снова раздался на весь дом. - Да кто там!?

Девушка медленно, кряхтя и ковыляя, пошла к двери. Звонок уже звонил, не переставая.

– Да кто же в такую рань!? - "Может быть это Джон? А сколько времени?" Хай открыла дверь: - Джон, мне ничего не...

Она так и застыла с приоткрытым ртом. На пороге стоял молодой мужчина, шатен. Очень высокий, если даже выше, чем она, выше на сантиметров 10, а то и все 15. А ведь в ней, Хай, 180 сантиметров росту.

Из-за влажного воздуха кончики длинной челки, скрывающей брови и падающей на глаза, завились вверх. В таком виде незнакомец напоминал Питера Пена. Только взгляд какой-то мрачный и даже разъяренный. Девушке стало не по себе. "Красив? Ну... Скорее привлекателен... Кто он?"

Мужчина был одет не то чтобы не по сезону, скорее не по погоде. Даже не знай Хай всех в округе, все равно бы поняла, что он не местный: кто же носит в деревне строгий костюм, да еще с галстуком и рубашкой под свитером?

– Вы кто?

– Вы, должно быть, мисс Олсопп?

– Я-то знаю кто я. Я повторяю свой вопрос: "Кто вы такой?"

– Меня зовут Маршалл Олдридж. Я приехал, чтобы посмотреть дом.

Девушка покраснела. Потом побледнела. И снова покраснела. Она совершенно забыла про встречу! Ее охватил стыд: заставлять человека ехать по такой погоде...

– Мистер Олдридж, извините. Но... - "Как же это сказать-то?" - В общем, ферма больше не продается.

Незнакомец недобро сощурился, его серые, как грозовое небо, глаза взглядом пронизывали насквозь, а тихий голос вызывал дрожь. Или это от холодного ветра?

– Ее еще не купили.

– Не купили, но она не продается. Я передумала. Я больше не продаю ферму.

– Знаете, мисс Олсопп, - его голос стал еще тише. "В ближайшее время надо изменить фамилию на Уинтер. Так будет правильнее... Так о чем он?" - Об этом обычно сообщают заранее! - Хай вздрогнула от неожиданно громкого возгласа. - Я приехал в эту глушь из Эдинбурга! Я дико устал! И тут выясняется, что я ехал зря! Почему вы не сообщили о смене своего решения!? - Теперь уж раздражилась и сама хозяйка фермы.

– В эту глушь, как вы говорите, мистер Олдридж, вы приехали по собственному желанию! - Она столько плакала и рыдала за последние дни. Откуда у нее только голос такой прорезался? - Никто вас сюда не гнал! А не сообщила я о своем решении, потому что приняла его сегодня ночью. Так что разговор окончен, до свидания! Ферма не продается! - Она уже собиралась захлопнуть дверь перед самым носом этого высокомерного хама, когда тот ухватился за тяжелую кованную ручку.

– Вы так просто не увильнете!

– От кого увиливать!? От вас!? Ферма не продается! Точка! Больше вам знать ничего не нужно! - Девушка снова дернула дверь, но та не поддалась: незнакомец держал ее крепко и отпускать, видимо, не собирался.

– Как же! Я ехал сюда пять часов! Час из них я простоял в этом болоте, Илкли! И сейчас, когда я пешком пришел от самого Илкли сюда, я имею полное право знать, что заставило взбалмошную девицу передумать!

– Это не ваше дело, мистер Олдридж! Я хозяйка фермы! Взбалмошная я или нет, с моим решением вам придется считаться! Представьте ситуацию иначе: я сделала вам одолжение! И теперь, мистер Олдридж, вам не придется больше ездить в эту глушь!

– Это ваше последнее слово? А если я увеличу цену вдвое? - Синие глаза девушки широко распахнулись в удивлении, но всего на миг.

– Послушайте, к деньгам это никак не относится.

– Вы сентиментальны? Вот уж не подумал бы.

– Если для вас нет ничего святого - дело ваше. Мое решение не изменится даже, если вы утроите цену! Мало того, вы даже еще не видели ферму!

– Я готов ее осмотреть.

– Я уже сказала, что это не имеет смысла. Что ж вы твердолобый-то такой!?

Взбалмошная девица и твердолобый Питер Пен зло уставились друг на друга. Холодный взгляд серых глаз скрестился с решительным взглядом темно-синих.

– Вы меня впустите, или мы будем и дальше препираться на улице?

– Мы не будем дальше препираться на улице, потому что мы прекращаем препираться! Всего доброго. Счастливой дороги до Эдинбурга! - Она вновь дернула дверь, и та вновь не поддалась. Незнакомец насмешливо приподнял одну темную бровь. Хайолэйр устало вздохнула. - Зачем вам это?

– Мне нужна ваша ферма.

– Ферм по Англии - великое множество. Вы обязательно найдете еще одну глушь, а в ней ферму, которая находится в пяти часах езды от Эдинбурга!

– Я уже сказал: мне нужна ваша ферма, - упрямо повторил Олдридж.

– Ничем не могу помочь. - Еще одна попытка закрыть дом провалилась. - Отпустите дверь!

– Как же! Вы ее захлопнете перед моим носом!

– Для этого я и прошу ее отпустить!

– Вчетверо.

– Что?

– Я повышаю цену в четыре раза.

Девушка ошарашено уставилась на него:

– Вы не пьяны, часом? Решили согреться пока трактор ждали...

– Я трезв! И трактора я так и не дождался! - Она кивнула.

– Правильно. И не дождетесь... - Хай глянула на часы. - Не дождетесь еще часа четыре. И то, если Билли не задержится.

– Вы предлагаете все это время провести...

– Я не знаю, как вы проводите свое время, мистер Олдридж! И мне ОЧЕНЬ все равно, как вы его проводите! Хоть на голове ходите!

– Ладно, - он отпустил дверь и приподнял руки вверх. - Предлагаю мир. Можно я хотя бы пережду этих четыре часа здесь?

Хай сузила глаза. Она смотрела на него несколько секунд, потом кивнула.

– Проходите. Выпьете чаю, потом я вас отвезу. - Он странно посмотрел на нее. - У меня есть трактор. Вы на ферме. - Питер Пен расслабился.

Они прошли в просторный, но довольно темный холл, в дальней части которого начиналась широкая лестница. Гость внимательно рассматривал многочисленные бра, висевшие у каждой двери, темные деревянные панели, доходящие до середины стены. Многочисленные серебряные рамки отражали тусклый свет, не позволяя рассмотреть изображения в них, хотя с такого расстояния вряд ли что-то было возможно увидеть. Внутри дом был еще больше, чем казалось снаружи. Странно, что в нем не раздавалось эхо.

– Разувайтесь. - Молодой человек дернулся и обернулся к хозяйке дома.

– Что?

– Я говорю разувайтесь. Ваши ботинки так намокли, что я слышу, как они чавкают.

Хай зашла в гардеробную и достала домашние туфли Олсоппа, которые он никогда не носил: ходил по дому либо в носках, либо в уличной обуви.

– Вот, переобуйтесь. - Гость послушно стал выполнять команды. Девушка внимательно наблюдала, как мужчина переобувается. Кажется его сильно смущало, что ему приходится обувать чужие туфли.

– А хозяин... - Олдридж указал на туфли. - Он не будет против?

– А хоть бы и так? Вам-то что? - Насмешливо ответила Хай. Еще недавно нахальный Питер Пен покраснел. Нет он не залился густой краской, что очень развеселило бы девушку. На его высоких скулах появился чуть заметный румянец, как от холода. - Не переживайте. Ему уже все равно. Он умер пять лет назад.

Уж не известно что было бы лучше: чтобы он переживал из-за гнева старика Олсоппа или вот, как сейчас, побледнел, надев туфли покойного Олсоппа?

– Знаете, очень забавно наблюдать за сменой выражений на вашем лице.

– Действительно. Занятие забавное, - едко ответил Олдридж.

– Послушайте, расслабьтесь. Старик Олсопп эти туфли и не носил вовсе. Так что можете их даже себе оставить.

– Я оставлю их здесь, глядишь - в следующий раз пригодятся.

Хай глубоко вдохнула, медленно выдохнула, повторила процедуру еще раз.

– Если вы все еще хотите обсохнуть, выпить чаю, с комфортом, с каким только можно ехать на тракторе, добраться до своей машины - оставьте эту тему.

– Молчу.

– Вот и хорошо. Прихватите с собой это ваше чудо дизайнерской мысли. - Девушка указала на мокрые модельные туфли. - Печка в кухне должна быть еще теплая.

В коридоре, что вел на кухню, было не светлее, чем в холле, а напротив закрытых дверей и вовсе темно. Даже не верилось, что на часах нет и полудня. Хотя небо так заволокло темными тучами, что и на улице было не многим светлее.

Кухня оказалась очень старая и очень большая, видимо, как и все в этом доме. Шкафчики с дубовыми панелями, казалось, были сделаны сразу, как построился дом. Что вполне могло быть правдой. Посредине стоял широкий и длинный стол с толстой деревянной столешницей, потемневшей от времени. Девушка махнула рукой на выступ большой печи:

– Поставьте наверх. Можете за одно и дров подбросить: я со вчерашнего вечера сюда не входила. - Хай завозилась с чайником.

Всю жизнь проведя здесь, в Илкли, она никогда не задумывалась об обстановке. Все всегда казалось гармоничным и правильным. "Все-таки, наверное, надо обновить кухню... Или нет? Она красивая и теплая."

– Чай. Черный или зеленый?

– Кофе нет?

– Я же сказала: чай. Если будете медлить - будете пить черный.

– Отлично. - Повисло молчание.

"Олдридж... Как его?.. Как-то на Л? Или нет? Ммм... Маршалл, точно! Маршалл. Этот Маршалл, похоже не слабо так вымерз, хоть и старается не показывать этого. Пиджачок-то небось промок, пока он шел от машины."

– Я сейчас. - Хай ушла в холл перед задней дверью. В кладовке на вешалке висели жилеты из овчины. "Бабушка, говорила, что у меня жемчужные волосы... У ягнят шерсть жемчужного цвета..." На глаза навернулись слезы. Девушка глубоко вдохнула.

– Возьми себя в руки. - Она выбрала один из жилетов, который должен быть по размеру... "Питеру Пену... Хай, его зовут Олдридж. Мммм... Маршалл Олдридж." ...И вернулась в кухню.

– Держите, Питер... - Она замолкла и покраснела.

Питер Пен встал со стула, медленно, тихо, даже бесшумно и очень осторожно, как камышовый кот, подошел к Хай, взял у нее жилет.

"Это, наверное, неприлично придумывать прозвища незнакомому человеку..."

– Меня зовут Маршалл, Маршалл Олдридж. - Медленно проговорил он, глядя ей прямо в глаза. От этого взгляда внутри все перевернулось, ноги стали подкашиваться... - А после того как вы переобули меня... - Он снял пиджак и надел жилет. - И одели. Думаю, вы можете звать меня Марш.

Хай снова покраснела.

– Простите, я просто задумалась.

– А как вас зовут, мисс Олсопп? - Ей оставалось надеяться, что неожиданное и странное смущение, которое возникло из-за банального вопроса, осталось незамеченным.

– Хайолэйр. - "Наверное, это удивление... или шок? Не станешь же рассказывать ему, что это старое ирландское имя... Да и зачем? Я его вижу впервые, и больше, возможно, никогда не увижу." - Зовите меня Хай.

– Хай?

Она пожала плечами:

– Меня так все зовут. Но если вам нравится полное имя...

– Лучше Хай... - Быстро согласился он.

Повисла тишина, которую не нарушал даже усиливающийся дождь. Хай не знала что сказать, а надо ли? Он тоже не стремится поддержать беседу. Девушка вздрогнула: засвистел чайник.

– Крепкий? - Гость, казалось, вернулся из каких-то своих размышлений. - Чай крепкий?

– Э...

– Значит обычный. - Хай разлила заварку. - Просто мы с бабушкой пьем... - Она сглотнула. - Пили крепкий чай.

– Пили?

– Она умерла. - Резко и холодно ответила девушка. - Сахар?

– Нет, благодарю. Молока тоже не надо.

– Я и не предлагаю. - Странный взгляд. - Мы с бабушкой... в общем, я не пью молоко и в доме его нет.

Он кивнул.

– Вы из-за этого решили продать ферму?

– По-моему мы договорились...

– Я с вами ни о чем не договаривался, - медленно проговорил он.

– Кроме встречи?

– Кроме встречи.

– Ну, а я за собой оставляю право не отвечать на ваши вопросы.

– Что заставляет молодую красивую девушку жить в этой глуши?

– А что заставляет молодого симпатичного мужчину ехать в такую глушь?

– Вы считаете меня симпатичным? - Он с хитрой улыбкой посмотрел на нее. "Он думал меня смутить?"

– Только внешне.

– Это много меняет? - В его голосе чувствовалась легкая насмешка.

– Определенно. Я бы сказала кардинально.

– И все же, вы так и не ответили на мой вопрос...

– Который? - Он сощурился, а потом рассмеялся. "Стопроцентное сходство! Хоть сейчас экранизацию снимать! Питер Пен!.. Он даже красивее стал. Смеяться бы ему почаще."

– Знаете, у вас на лице сейчас такое странное выражение...

– Какое?

– Странная улыбочка у вас на лице, словно вы знаете что-то, но никому не скажете. И это что-то вас забавляет. Мне от нее не по себе. Ощущение, что вы надо мной смеетесь.

– А кто сказал, что это не так?

– Так вы все-таки смеетесь? - Он улыбался, похоже, то, что над ним могут смеяться, его никак не трогало.

Она пожала плечами:

– Нам жителям глуши многое кажется смешным. Например, ваша одежда. Костюмчик, конечно, хорош, вот только осенью в деревне... Вы искренне верили, что здесь все дороги гладкие, как шоссе, и что трактор приедет в течение двадцати минут, как эвакуатор?

– Мне отвечать на этот вопрос?

– Я думаю, если бы вы так не думали - приехали бы в резиновых сапогах, или хотя бы с ними в багажнике. На вас был бы не тоненький пуловер, а теплый шерстяной свитер. Да и вместо пиджака на вас была бы куртка. Ваша одежда и обувь говорят гораздо больше. Так что не за чем утруждать себя ответом.

– Вы очень резко судите о людях. Не боитесь, что придется менять мнение? - Хай пожала плечами.

– Если для этого будут веские причины - поменяю. Мне можно его часто менять без зазрения совести: я девица взбалмошная.

Гость довольно улыбнулся. У Хай было чувство, что она попалась в какую-то его ловушку. Но какую ловушку? Она тряхнула головой. "Глупости!"

– Так что же заставляет вас хоронить себя здесь?

– А вы не оставляете варианта, что мне нравится здесь жить?

– Это связано с последними событиями?

Она сузила глаза:

– А какая ВАМ разница? Почему бы вам просто не примириться с моим решением и все?

– Любопытство.

– Много знания - много скорби... - Без всякого выражения ответила девушка.

– И все же?

– Это личное. - "Похоже, он решил, что я ему все-таки расскажу." - Очень личное.

– Кому, как не незнакомцу, рассказывать о личном?

– Это очень-очень долгая история.

Он глянул на часы:

– Я никуда не спешу.

Хай насмешливо посмотрела на мужчину.

– А кто вам сказал, что у меня на вас время есть?

– Если вы только ночью отказались от решения о продаже, то вчера вы планировали со мной встретиться. Часа три, а то и четыре вы должны были оставить на нашу встречу. Прошло только... - Он нарочито внимательно всмотрелся в циферблат. - Мы с вами знакомы всего сорок восемь минут. Так что еще есть время.

"Сорок восемь минут! А показалось, что весь день прошел."

Небо еще больше потемнело, будто сумерки сгущались. Хай включила верхний свет.

– У вас очень уютная кухня. Сколько ей лет?

– Точно не знаю, наверное, столько же сколько и дому, может, немного меньше.

– Вы выросли здесь?

– Да.

– А где ваша мать?

– Моя мама умерла при родах. - Хай отвечала без всякого выражения.

– Простите.

Она пожала плечами:

– Я уважаю ее память, возможно, люблю. Но только возможно: трудно любить того, кого совсем не знаешь. Но ее очень любила бабушка... Значит, она была очень хорошим человеком.

– Матери всегда любят своих детей.

– На что вы намекаете!? - Резко отозвалась Хай.

– Хай, я не хотел вас обидеть... - Он задумчиво посмотрел на нее: - Сколько вам лет?

– Женщинам такие вопросы не задают.

– Ну, вам-то стыдиться своего возраста пока рано. - В низком голосе снова почувствовалась явная насмешка.

– С чего вы взяли?

– Тогда вам остается гордиться вашим внешним видом. - В том же тоне ответствовал мужчина.

Хай встала из-за стола. Ее еще никогда так откровенно не разглядывали, даже Сэм, а они, вроде как, встречаются. "Ну и что, что его тут нет? Проповеди Сэма мне точно сейчас не нужны. А если бы он узнал, что я незнакомца в дом пригласила... Зудел бы до самого Рождества."

– Пейте свой чай. Я сейчас вернусь.

Он удивленно посмотрел на нетронутую чашку:

– А вы не будете пить?

– Он еще очень горячий. - Она вздохнула. - Я не пью горячий чай.

Хай вышла. А Марш остался в кухне. "Очень уютная комната. Здесь бы собираться большой семьей зимними вечерами, когда треск поленьев из печки доносится..."

Он уже почти отогрелся. Снова на улицу? Снова в дорогу? Мужчина поморщился.

"Хайолэйр... Хай... Красивая девушка. Имя странное, я еще никого не встречал с таким именем, но девушка красивая." Заметил ли Марш это сразу? Заметил. Заметил, не смотря на все свое раздражение. Четыре часа в дороге и час в ожидании трактора, под изморосью, которая плавно переходила в дождь, вокруг вода и грязь, а потом еще километров пять пешком до фермы! Минут десять он звонил в дверь. Ну, ладно, может не десять, может быть, семь... И? Весь этот путь он проделал зря!? На порог вышла заспанная девица, которая забыла про встречу! Мало!? На еще: она уже не продает ферму! Да больно нужна ему эта ферма! Захолустье! "Йоркшир осенью очень красив!" Олдридж поморщился про себя. Отец решил, что ему нужна эта ферма! "Купить за любую цену!"

"Ферм по Англии - великое множество! Вы обязательно найдете еще одну глушь, а в ней ферму, которая находится в пяти часах езды от Эдинбурга!"

"Ведь Хай права! На острове точно найдется еще несколько таких же больших ферм, выставленных на продажу. Но нет!"

Если бы Марш не был так раздражен, даже зол, он никогда не позволил бы себе вести себя так, как вел. Мисс Олсопп, конечно, еще та язва, но Марш никогда не опускался до того, чтобы грубить женщине. Сюда он не то, что бы совсем ехать не хотел... Ему было интересно посмотреть на это место, любопытно узнать, чем же оно так увлекло отца. Но не настолько интересно, чтобы оставаться здесь так долго! Хотя бы потому, что Хай была права, когда назвала его типично городским жителем. Он, конечно, не ожидал идеальных дорог... Просто всегда кажется, что эту чашу пронесут мимо тебя. Он и сейчас не понимал, почему, если почти у всех в деревне есть трактор - буксиром занимается только один. Он не понимал почему Хай передумала продавать ферму. Он не понимал, чему она так странно улыбалась. Он не понимал... Он почти ничего не понимал! Это было крайне непривычно, что раздражало. "Эта девица язва еще та. Если кому "посчастливится" стать ее мужем..." Марш покачал головой.

Ноги в сухих туфлях согрелись. От печи шло приятное тепло. Было так хорошо и уютно. Еще немного и он заснет... Что же в этом чае?..

Глава 4

Хай поднялась наверх. Ей надо было переодеться, но еще ей надо было сбежать: незнакомец вызывал бурю эмоций. Если бы бабушка видела, как Хай вела себя с незнакомым человеком... Марион была бы очень недовольна. "Марион... Бабушка, где ты? Мне так нужно с тобой поговорить. У меня столько вопросов. Почему ты никогда не говорила, что мой настоящий дедушка не Олсопп? Почему ты скрывала?.." Она покачала головой. "Надо переодеться. Нехорошо заставлять чужого человека ждать. Просто он пробуждает во мне самые дурные наклонности." Девушка улыбнулась: "Как он краснел, переобуваясь... А когда смеялся... Внутри все трепетало. Сэм никогда не вызывал таких чувств. Но Сэм и дурных наклонностей не будит... Что бы одеть?"

Она выглянула в окно. Небо не просто потемнело. Оно стало почти черным. Еще чуть-чуть и начнется настоящий ливень. Тогда и трактор не поможет. "Надо поторопиться."

Хай натянула толстый свитер и теплые штаны. "Еще носки." Она повернулась к большому комоду: псише на нем отражало окно, а еще недавно здесь была бабушка.

"Десять дней назад. Десять дней назад тут стояла Марион." Хай вытерла слезы. "Скоро станет легче. Лилиан сказала, что я приму смерть Марион... Только как же трудно это сделать! Она сейчас с Баком? Счастлива ли она теперь?.."

На тишину в доме девушка обратила внимание, когда еще спускалась по лестнице. Шума не прибавлялось и по мере приближения к кухне: там трещали поленья, больше ничего. "Питер... Марш решил уйти?" Хай прошла в комнату...

Что она испытала в тот момент? Много разных чувств. Самым явным была нежность, особенная нежность, которую испытывают, когда смотрят на сладко спящих малышей, и еще умиление. Марш так крепко спал, что его даже будить не хотелось. Складывалось впечатление, будто он не на деревянном стуле спит, а лежит в теплой мягкой постели. Красивое лицо разгладилось, раздражения на нем как не бывало. Четко очерченные губы разжались, рот даже немного приоткрылся. Широкие вразлет брови были немного приподняты, словно в удивлении. Он был похож на маленького мальчика.

"Сколько ему? Лет двадцать пять? Может быть, чуть больше. Он не на много меня старше. В крайнем случае - лет пять... Разбудить его?" Хай посмотрела в окно. На улице совсем стемнело, и дождь стал плотной водяной стеной. Такой погоды здесь не было лет десять, если не больше. "Пока доедем... Земля размокшая. А если он застрянет дальше по дороге? Там уже не будет и Билли." Она махнула рукой. "Пусть спит. Пойду приготовлю комнату. А потом надо его разбудить: после сна на стуле он будет себя чувствовать еще хуже, чем я после ночи в бабушкином кресле."

"Ах!..Где я?" Марш начал оглядываться по сторонам.

– Просыпайтесь, Марш.

– Ох, простите. - Он постепенно возвращался к действительности, которую покинул так неожиданно для себя самого. - Я даже не знаю. Это, наверное, тепло. Меня разморило... Я вижу, вы уже переоделись?..

– Да, я переоделась. Но вы никуда не едете: начался сильный ливень. Земля за последние дни так размокла, что и на тракторе ехать - идея не самая лучшая... Так что вы остаетесь на ночь. Комнату я приготовила. Подниметесь на второй этаж, повернете налево. Четвертая дверь справа - ваша комната, дальше по коридору ванная. Я скоро вернусь.

"Столько информации. Как можно столько говорить?"

– Извините, но я ничего не понял.

Она тяжело вздохнула и начала говорить, как учительница младших классов с нерадивым учеником:

– Мы никуда не едем. Вы остаетесь на ночь. Комнату я вам приготовила. А сейчас мне надо уйти.

– Куда!?

– Вы действительно хотите знать?

– Я не знаю. А вы надолго? - Его не радовала перспектива оставаться в этом месте одному. С Хай - куда ни шло, но одному...

– Как получится. - Она насмешливо посмотрела на него. - Вы же не думаете, что я буду вас развлекать? У меня есть дела. Я и так сегодня утро проспала.

– А можно с вами?

Она снисходительно посмотрела на Марша:

– Вы искренне верите, что в вашем наряде можно разгуливать по ферме? Пусть и в резиновых сапогах? Сидите здесь. Я вернусь, как только смогу.

– А я могу позвонить?

– Телефон в библиотеке. Это напротив столовой.

– Я видел дверь...

Она кивнула:

– Отлично.

Хай вышла в заднюю дверь. Марш покачал головой, пытаясь привести мысли в порядок. "И насколько я здесь застрял? Ведь завтра к утру даже если дождь закончится - выехать я все равно не смогу. Только к вечеру, если все будет хорошо... Надо позвонить домой."

"Ох! Что же я наделала!? Оставить в доме совершенно незнакомого мужчину. Балда! Но он на самом деле не смог бы выехать. Не хватало, чтобы еще мой трактор застрял. У Билли-то движок помощнее."

– Скай! Ты весь грязный! Не скули. Я тебя домой не возьму. - Пес жалобно посмотрел на нее. - Скай! Ты используешь запрещенный прием!

Хай набрала корма в ведро и прошла в овчарню, за которую отвечала.

– Ну что вы мне скажете? Я глупая, да?

– Меее...

Она вздохнула.

– Да я и сама знаю.

В ягнятнике Хай стояла долго и просто смотрела. Малютки кормились от мамочек. "У тебя волосы, как жемчуг. У ягнят шерсть такая же..." "Когда я смирюсь? Может быть, съездить в Грецию? Джон присмотрит за фермой."

– Шарлин, и ты тут? - Громадная черная, как смоль, кошка непонятной породы сидела на непонятной породы псе. Картина была очень забавная. Это была еще та парочка: они держали в тонусе всю округу. Шарлин рожала, как минимум, два раза в год. Так что котов на ферме было... Хай уже и не считала сколько их было. Имена? Имя имела только Шарлин. Только ей было разрешено проходить в дом. Правда, зимой в сильные морозы Марион пускала их всех. И тогда это был не дом, а зоопарк. А Скай присматривал за ними, чтобы не пакостили. Пакостить могла только Шарлин. Забавно, но она верховодила громадным псом размером с теленка, как хотела. Вся эта компания наполняла жизнь радостью. Все-таки у Хай было счастливое детство. Марион дарила столько любви и заботы, столько внимания. Она многому научила Хай... У Кейт Найт были и мама, и папа, а в итоге... А в итоге настоящей мамой ей стала Марион.

Марион показала места на ферме и в близи нее, где она, Марион, чувствовала себя счастливой. "Может быть, это и были любимые места Бака?" Хай с Джоном в детстве и юношестве обследовали там каждый сантиметр.

Джон, внук Лилиан... Они выросли вместе, ходили в один класс, оба пошли в автомастерскую к Джорджу после окончания школы. "Марион переживала, хотела, чтобы я училась в университете. Но уехать из дома! Какая же я глупая, если думала, что смогу уехать из Илкли!"

Хай тряхнула головой, возвращаясь в реальность. Она снова посмотрела на пса. Шарлин сделала вид, что крепко спит. "Ага, как же!" Девушка улыбнулась.

– Скай! Ты играешь не по правилам! Пошли! - Кошка сразу открыла глаза. - Что, Шарлин? Бодрость вернулась?

Пес с кошкой на спине понесся к дому, не обращая никакого внимания ни на дождь, ни на грязь. "Все-таки эта парочка - это нечто!" Хай рассмеялась. Впервые за последнюю неделю.

Позвонив домой и в офис, Марш не знал куда себя деть, а мисс Олсопп все не было. Дождь только усиливался. Марш начал волноваться. Шутка ли: он в чужом доме, а хозяйка куда-то пропала. Он прошелся вперед-назад по большой библиотеке.

Деревянные стеллажи темно-вишневого цвета доходили до самого потолка и были заполнены книгами. Ни единого свободного места, ни на одной полке.

Книги. Столько книг он видел в только дедушкиной библиотеке, но тот никогда не разрешал их брать. В детстве библиотека в дедовом доме казалась пещерой сокровищ. "Интересно, а Хай разрешали в детстве брать здесь книги? Наверное, да. Да." Марш был в этом уверен, вспомнив, с какой теплотой девушка говорила о своей бабушке. "Что заставило ее передумать?" Марш был уверен, что была причина. И эта причина очень потрясла Хай... Или ему все это кажется? Может быть, девушка, с горя решила продать дом, чтобы избавиться от напоминаний о счастливом беззаботном времени, времени, которое больше не вернется... А, серьезно задумавшись, поняла, что не сможет оставить дом, в котором была так счастлива... Сомнения. Марш не любил сомнений. А зачем ему вообще понимать эти причины? Это какая-то навязчивая идея. Причем глупая идея. Видно же, что девушка не хочет об этом говорить, она еще сама не переварила это... "Что ЭТО?"

Марш вышел из библиотеки и прошелся по коридору первого этажа, зашел в большую гостиную и остановился у окна. "Наверное, весной здесь очень красиво. Здесь и сейчас красиво. Очень красиво. Только как-то мрачно, что ли?" Он огляделся.

В широкой и длинной комнате было два камина. Больших. Даже огромных. Каминная полка располагалась на уровне глаз мужчины. А в Марше 194 сантиметра росту.

Фотографий, все в тех же серебряных рамках, стояло столько, что они едва умещались на деревянном выступе. Но все снимки детские. "Это Хай? Она была милашкой. Кто ж думал, что из такой милой крохи вырастет такая красивая... язва. И все-таки, она... Она... Хрупкая?" Мужчина усмехнулся: "Эта хрупкая может двинуть так, что потом не встанешь. Она и ростом не намного ниже меня... Как-то здесь прохладно. Наверное, в этой комнате Хай почти не бывает. А зря: комната очень красивая и такая же уютная, как и кухня. Кухня... Там тепло. Пойду-ка я туда..."

Марш поставил на огонь чайник. И невидящим взглядом уставился в окно. Именно невидящим. Потому что будь он хоть немного внимательнее - заметил бы огромного пса странного окраса с черной кошкой на загривке. Но он не заметил...

"Что это еще такое?" Под задней дверью началась какая-то возня. После гробовой тишины, а затем мерного шума дождя... Эти звуки показались ему как минимум странными, а как максимум... Он и сам не знал про максимум. Но возникло какое-то неприятное ощущение. Нет, это был не страх. Звуки были неприятные, царапающие, чем-то напоминали звуки, когда водят ногтем или ножом по стеклу. Марша передернуло. Он пошел на звук. Попал в небольшой холл. "Это, видимо, и есть та самая задняя дверь. Звук раздается из-за нее."

В этот момент дверь резко распахнулась, и в дом влетело чудовище, именно чудовище! А на нем кот или кошка. Марш удивленно моргнул: настолько это все было необычно. Ему почему-то вспомнилась книга русского писателя. "Как же его... Ммм... Роман такой странный. Я его читал в шестнадцать лет... Половину не понял. Еще какая-то часть была смазана. В памяти остался образ огромного черного кота. Кот... Кот... Как же его звали... Бегемот! Вот! Точно! "Мастер и Маргарита"! Странный роман... Однако, кот из этого романа, и этот, что сейчас сидит верхом на огромном чудовище... Один в один... А чудовище... Чудовище напоминает собаку. Судя по всему, дворняга... Странное место. Странная хозяйка. Вообще вся эта атмосфера... Странная... Я словно провалился в кроличью нору."

Глава 5

Хай уже подходила к заднему крыльцу, когда сквозь завесу дождя увидела открытую входную дверь.

– Вы хотите пройтись за дровами!?

Марш все еще продолжал задумчиво смотреть на странную парочку, которая только что ворвалась в дом.

– Ау!

Он тряхнул головой и не менее удивленно уставился на хозяйку, постепенно возвращаясь в реальность.

– Что?

– Не хотите ли пройтись за дровами, молодой человек?

– Вам нужна помощь? - Он все еще был рассеян.

– Двери! Их надо закрывать! Тепло выходит!

– Ох, простите! Просто... - Марш снова обернулся к животным.

Девушка улыбнулась:

– Скай и Шарлин вас впечатлили? - Он пожал плечами. - Не волнуйтесь, не только вы на них так реагируете: они всей округе дают жизни.

– Дают жизни? - В кухне засвистел чайник.

– Вы поставили чайник!

– А нельзя было? - "Он смутился?"

Девушка улыбнулась:

– О, это очень кстати! Я замерзла.

– Вас не спасла ваша теплая одежда? - Девушка прищурилась: "Ирония? Нет, скорее, легкая насмешка."

– Теплая одежда мало что может сделать, когда на улице такой ветер. У меня руки замерзли. Сейчас бы горячего чаю.

Марш недоуменно посмотрел на нее:

– Вы же не пьете горячий чай.

– Верно, не пью, зато люблю греть руки...

Он понимающе кивнул.

– Мы с братом и сестрой в детстве так делали. Нам хотелось рождественской сказки. Мы брали толстые глиняные кружки с горячим какао...

Девушка сглотнула.

– Наверное, это замечательно, иметь брата и сестру.

– А у вас нет кузенов?

Девушка покачала головой.

– Нет, мама была единственным ребенком. Есть Джон, но это не то же самое. С другом вы рождественским утром не проснетесь и не побежите вниз наперегонки открывать подарки... Даже если вам иногда разрешают ночевать друг у друга - это не то.

– Очень сочувствую, хотя все это трудно понять, когда у тебя большая семья.

– А у вас она большая? - Хозяйка аккуратно подвинула кружку с чаем своему гостю.

– Ну, не так чтобы очень... У меня есть брат и сестра, и еще пять кузенов и две кузины. Мы все примерно одного возраста, так что скучать нам в детстве не приходилось.

– Ты счастливый человек, Марш Олдридж.

Он кивнул:

– Можно и так сказать.

– Можно? - Она сузила глаза. - Наверное, все-таки нет, если ты сомневаешься: когда счастлив - сомневаться не приходится. - "А она с Сэмом счастлива? А он с ней?.. Странная мысль. Откуда она взялась?" Хай тряхнула головой.

– Я счастлив, просто иногда, как сейчас, я устаю.

Она недоуменно посмотрела на него: "Устает? От чего?"

– Устаете?

– Устаю. Среди моих братьев и сестер, кузенов и кузин не нашлось человека, который бы взял ответственность на себя за семейное дело. Так что я действительно устаю.

Она пожала плечами.

– Как видите, мое семейное дело мне тоже не с кем разделить. Но я не считаю от этого себя несчастной.

– А я и не говорил, что я несчастен. - Раздраженно ответил он.

– Только сказали, что вы слишком устали, чтобы быть счастливым.

– Скажите, от чего вы такая язва?

– Я не язва, я говорю то, что думаю. Не моя вина, что вам не нравятся мои мысли.

– Определенно, не ваша. - Поморщился мужчина.

Она кивнула.

– В городах принято держать свои мысли при себе. Но тут это бессмысленно, когда все друг друга знают чуть ли не с самого рождения. Вы намерились приобрести ферму в глуши. - Хай усмехнулась. - Вы думали найти тут уединение? В деревнях все всё видят, и никто вас в покое не оставит.

– Так можно жить?

– Так нужно жить. Человек не может быть один. Иногда, конечно, хочется, чтобы тебя никто не трогал. Но если тебе нужна помощь... Даже главная сплетница из продуктовой лавки, а чаще всего она первая... В общем, тебе всегда помогут.

– Даже если помощь не требуется?

– Помощь всегда кстати, ее только надо научиться принимать и научиться просить. Верх гордыни думать, что вы можете все и за всех, а без вас никто ничего не может, и весь мир развалится...

– Может быть, вы и правы... - Задумчиво проговорил Марш.

– Определенно права. Вот с вашим семейным делом... Вы хотите им заниматься. Иначе, не занимались бы. Вы бы просто наняли управляющего. Хороших, умных специалистов по миру очень много, есть люди гораздо умнее вас...

Он сузил глаза:

– Вы на что намекаете?

– Я ни на что не намекаю, я прямо говорю: вы не гений, без которого не смогут обойтись. Предприятие, или что там у вас, было до вас и будет после, было бы и без вас вовсе.

– Чтобы оно было после - надо работать.

– Вот вы и работаете. И вам это нравится, иначе не работали бы.

Его, кажется, очень задевали ее рассуждения. Хай улыбнулась про себя: "Особенно про гения..."

– Вы знаете, что такое найти хорошего управляющего?

– Было бы желание - возможности всегда найдутся.

Он покачал головой.

– Вас не переспоришь.

– А зачем? Вы просто задумайтесь: чем бы вы занимались, если бы вам не нужно было продолжать семейное дело. - Он молчал. - Не знаете? Семейное дело иногда очень удобно.

Марш возмутился:

– Что вы имеете ввиду!?

– Я имею ввиду, что не нужно решать, кем тебе стать. Не нужно выбирать между бессчетным количеством профессий. Это освобождает вас от одного из самых важных решений в жизни. Но если бы вы действительно хотели заниматься чем-то другим - вы бы этим занимались. Как это делают ваши братья и сестры.

Он долго внимательно смотрел на нее. Смотрел и ничего не говорил. Хай почувствовала себя неуютно, но показывать этого не хотела. Она быстро соображала, как бы это...

– Вы обедали?

– Простите?

– Я говорю вы обедали? - Он ничего так и не ответил. - Значит нет. Скажите, когда вы в последний раз ели?

Мужчина пожал плечами:

– Утром перед отъездом я позавтракал.

– Это был нормальный завтрак?

– Что вы подразумеваете под нормальным завтраком?

– Каша, мясо, яичница, чай, булочки...

– Вы столько едите!? - Он был удивлен? Нет. У него отвисла челюсть.

– Вы так удивлены? Если бы я ела утром один бутерброд - к обеду я и половины работы не сделала бы, которую должна. Но этим утром я вообще ничего не ела. Так что я еще большая балда, чем вы.

Она повернулась к холодильнику, достала оттуда большой кусок подкопченного бекона, яйца, овощи, сметану.

– Сейчас мы провернем что-нибудь на скорую руку, а вечером будет нормальный ужин.

Марш не был голоден, даже когда Хай заговорила о еде его аппетит не проснулся. А она все перечисляла: мясо, каша, яйца... "Как ей только удается быть такой стройной!? Хотя, это глупый вопрос. Она тут не сидит днями в доме или офисном кресле." Но вот, когда по кухне пошел аромат жаренного бекона... Когда девушка начала нарезать овощи в салатницу... Вот тогда Марш ощутил голод. Очень сильный голод.

Спустя десять минут девушка поставила перед Маршем огромную тарелку, в которой было столько еды... Он, наверное, за день столько не съедает.

– Что вы смотрите? Все свежее!

– Нет... Дело не в этом... Просто...

– Мы до самого вечера больше не будем есть.

– Я даже не знаю...

– Что вы как девица! Ешьте! - Она поставила на стол деревянную дощечку. Марш как-то странно посмотрел на нее. - Хлеб испекла Лилиан, соседка. Мне было как-то не до этого. Приятного аппетита.

Ели они молча. Слышна была только возня у печки: кошка перетаптывалась прямо на морде у собаки, а тот смиренно вздыхал.

У Хай был хороший аппетит. Она съела все. А Марш... Если он думал, что девушка переборщила с порцией - он ошибался: его тарелка была так же чиста.

– Чаю?

"Чаю? Удивительно, но да!"

– Да, - Марш кивнул. - А вы? - Спросил он, когда Хай достала только одну чашку.

Она пожала плечами.

– Мой чай как раз остыл.

Хай возилась с заваркой.

– Как вы думаете: дождь к вечеру кончится?

– Вряд ли, хотя... - Хай пожала плечами. "Странный жест. Она, видимо, к нему привыкла." - Все может быть. Он уже несколько дней идет, не переставая с разной интенсивностью. Может быть, вода в небе все же закончится.

– А когда я смогу...

– Уехать? - Он кивнул. - Даже не знаю. Но вашу машину нужно куда-нибудь отогнать. Надо позвонить Джону.

Девушка вышла. "Джон... Она открыла мне дверь, думая, что это некий Джон. Она очень к нему привязана с самого детства. Сейчас она пошла звонить не Биллу, который обещал отогнать мою машину, а Джону... Это ее возлюбленный? А какая мне разница?"

– Марш! - Он вернулся из задумчивости и прошел в библиотеку. - Марш, где ваша машина?

– Если бы я знал...

– Где вы ее оставили? - Нетерпеливо повторила свой вопрос девушка.

– К вам я шел по прямой километров пять.

– Джон, она как раз на повороте к деревне... Да, из Илкли... Нет, ничего... - Девушка сощурившись посмотрела на Марша. - Он не похож на преступника... Да, приходи... Утром?.. Не знаю, я думаю, что в часов семь... Можешь раньше... Передавай привет Лилиан и Гарри. Целую, пока. - Девушка повернулась к Маршу. - Джон отгонит вашу машину к себе во двор. Там нет ничего, что вам нужно? - Марш покачал головой. - Завтра утром он заглянет к нам, так что...

– Он приедет?

– Не надейтесь. Если дождь закончится сегодня к ночи - вы выедете не раньше завтрашнего вечера, а скорее всего после завтра. Джон придет пешком.

– По такой погоде!? - Марш был удивлен? Нет. Он больше ничему не удивлялся.

– У меня начинает складываться впечатление, что вы не на острове живете, а где-нибудь на материке, там, где дождь - редкость.

Он поморщился:

– Я довольно привыкший к дождю, просто я под ним не разгуливаю, а если и разгуливаю, то по асфальтовой дорожке, которая хоть и мокрая, но на ней нет луж и грязи, в которой ноги вязнут по самое колено.

– Ну, скажем, если бы у вас, пока вы шли, ноги бы действительно вязли по самое колено - вы бы просто упали перед входной дверью. Но вы правы: завтра дорога будет примерно такая. Вот только ходить можно не только по дороге. - Она оглядела его с ног до головы. - Надо вам что-нибудь найти переодеться. Ждите здесь или на кухне.

– Я, пожалуй, вернусь на кухню. Там меня должен ждать чай. - И тут послышался сильный грохот, было слышно, как о кафельный пол кухни разбилась - чашка? - кошачий вскрик, жалобное скуление пса...

Хай расхохоталась. Так громко и заразительно. Марш смеялся вместе с ней. Смеялся от души. Прошло несколько минут прежде, чем они успокоились.

– Кого-то из нас чай точно уже не ждет... - Хай вытерла тыльной стороной ладони проступившие от смеха слезы. "Очень милый жест..." - Идем в кухню... Шарлин! Иди-ка сюда!

– А вы уверены, что это именно кот?

– Кошка. На все сто процентов. Она заправляет Скаем, как хочет.

– Говорят питомцы очень похожи на своих хозяев, - с улыбкой заметил он.

– Мне трудно представить, что у Шарлин может быть хозяин.

– А мне кажется, что я вижу ее хозяйку прямо перед собой.

Хай рассмеялась:

– Я не делаю пакостей.

– Точно? А в детстве?

Она задумалась... "Глупый вопрос, разве могла та милая кроха с фотографий делать пакости?"

– Наверное, все-таки... Да! Мы с Джоном определенно не давали жизни Сэму! - Она посмотрела на Марша. "Удивленно? Она, наверное, только сейчас это поняла."

– А кто такой Сэм?

– Не важно. - Девушка махнула рукой. - Знаете, он очень боялся овец. Странно для ребенка, выросшего на ферме. Мы с Джоном решили помочь перебороть страх. И знаете, как не умеющего плавать бросают в воду? Мы поступили примерно так же: мы его закрыли в овчарне. Хотели выпустить его минут через тридцать. Но так уж вышло...

– Что вышло?

– Вышло, что мы отвлеклись. И через полчаса мы его не выпусти, и через час... И через два... Его выпустил работник фермы, когда пришел вечером кормить овец. Сэм сидел в углу весь бледный и трясся от страха. Бабушка мне тогда не разрешала гулять с Джоном целую неделю! А еще она забрала велосипед, чтобы я тайком не улизнула.

– Было весело?

Она поморщилась:

– Какое там! Мы хотели сделать доброе дело, а нас наказали.

– А этот Сэм... Он избавился от своих страхов?

– Ему приходится: Сэм работает у отца на ферме. Но мне кажется, что он до сих пор относится к ним насторожено.

– А вы вечером тоже пойдете кормить овец?

– Хотите пойти со мной?

Он пожал плечами:

– Не знаю, но думаю, это был бы интересный опыт.

– Ничего не могу сказать по поводу интересный, но любой опыт полезен.

– Так можно?

– Если мы найдем во, что вам переодеться. Мне кажется, что вы будете повыше старика Олсоппа. - Она прищурилась, разглядывая его. - Да и в плечах шире... Ну, если что - завтра Джон, что-нибудь принесет. Идемте, надо наказать Шарлин, а то она совсем распаясается.

Когда они вошли в кухню, кошка сидела на выступе печки рядом с туфлями Марша. Она невинно смотрела на хозяйку, как бы всем своим видом говоря: "Я ничего не сделала. Я ничего не знаю."

– Ага, как же, не прикидывайся, Шарлин! Иди-ка сюда! - Девушка приподнялась на носках, схватила огромную кошку за загривок и... ударила указательным пальцем по носу. Кошка сморщилась и жалобно замяукала. "Это и есть наказание?" Марш думал, что Хай закроет кошку в кладовке или... "Ну... Что там еще делают? А она всего лишь легко ударила ее пальцем по носу! Кошка же так жалобно мяучет... Сердце разрывается..." Марш ухмыльнулся: "И все-таки она понимает, что сделала пакость, и понимает, что ее наказывают."

– Еще раз, Шарлин, и пойдешь в овчарню! - "Чтобы Хай выгнала кошку из дома в такую погоду? Она совершенно чужого мужчину у себя оставила... Обогрела, накормила и оставила на ночь. Не может быть, чтобы она выгнала в хлев, свою кошку... И кошка это понимает..." Марш заулыбался.

– Чему вы смеетесь? - Требовательно спросила Хай.

Он, все также улыбаясь, покачал головой:

– Вы не выгоните ее из дома. И она это понимает... И вы это понимаете...

– Если она наделает пакостей - выгоню, на задумываясь.

– Вы в это верите? Что же она должна совершить такое, чтобы вы ее выгнали? - Девушка молчала. - Ни-че-го: что бы она не сделала - вы ее простите.

– А вот и нет! - Обиженно воскликнула девушка, а мужчина только усмехнулся: "Ей богу! Пятилетняя обиженная девчушка! Которую соседские парни задирают. Элис так на нас с Томом обижалась." - Вы опять смеетесь?

– Знаете, вы мне напомнили мою сестру, которая обижалась на меня и брата, когда мы ее задирали.

– Не знаю, меня не задирали! - Хай воинственно вздернула подбородок. - Боялись. Меня или Джона. А еще больше нас обоих.

– И все же, сейчас вы выглядели именно так.

Она передернула плечами.

– Мне нужно убрать. Вы стойте на месте, пока я тут подмету.

– И все же... А если Шарлин выкинет еще какой-нибудь фокус?

– Не выкинет. Она знает, если я ее ударила по носу - она сильно напакостила.

– А если...

Девушка раздраженно вздохнула.

– Если она все же выкинет - отправится в душ. Она его боится еще больше, чем Скай.

– А он...

– Что? Боится душа?

– Нет, я не про это. Ваша ферма довольно далеко расположена, в самом конце деревни...

– А, вы об этом? Скай очень хороший охранник, правда, Скай? - Пес гордо поднял голову. - Вот видите - правда.

– Но на меня он никак не среагировал.

– А ведь и в самом деле! - Девушка удивленно посмотрела на Марша. - Скай! Что же ты чужака пропустил? - Она посмотрела на пса, потом снова на Марша. - А ведь на Сэма до сих пор рычит! Еще с тех пор как совсем щенком был.

– Ну, говорят, собаки чувствуют, когда их боятся. Если ваш Сэм побаивается овец... Вполне возможно, что такой огромный пес ему не внушает доверия...

– А вы, стало быть, его не испугались?

– Знаете, я как-то и не успел. Я был настолько удивлен, что даже не подумал испугаться. А потом пришли вы... - Марш пожал плечами. - Вы хозяйка...

– Скай очень миролюбивый пес. Он рычал только на Олсоппа и Сэма, а еще на Коллинза, почтальона, но тот не разрешает Скаю спариваться с его чистокровной колли, так что это больше личная обида. - Девушка вытерла пол. - Ну, вот и все. Идемте наверх, поищем вам что-нибудь переодеться, заодно покажу вам вашу комнату.

Глава 6

Старая деревянная лестница слегка поскрипывала. Резные перила были отполированы до блеска.

– Знаете, у вас очень большой дом.

– Говорите прямо - огромный. На моей памяти третий этаж вообще не использовали. Он иногда протапливается, чтобы от сырости избавиться, но не более того.

– Его, наверное, дорого содержать...

– Не вздумайте!

– Вы о чем?

– Вы опять гнете свою линию. Дом большой для меня одной, но у меня обязательно будет муж, будут дети. Такой дом дорого содержать, но и я достаточно состоятельна: у меня большая прибыльная ферма. Плюс ко всему: деньги тут тратить особо не на что.

– Но я сейчас не пытался вас переубедить. Мне на самом деле интересны ответы на эти вопросы.

– Что ж... В любом случае, вы их уже получили.

Девушка махнула рукой на дверь:

– Это ваша комната. Комната следом - ванная. У меня ванная отдельная, так что... Пользуйтесь, в общем.

– А мы сейчас куда?

– Мы сейчас идем в спальню старика Олсоппа.

– Это ваш дед? - Девушка пожала плечами. - Почему вы его так зовете?

"Действительно... Почему?.." Хай даже никогда не задумывалась над этим. Олсоппа все всегда звали Олсоппом. Имя его она узнала случайно, когда ей было пятнадцать. Пятнадцать! "Олсоппа звали Линфорд. Линфорд Олсопп."

– Знаете, я никогда об этом не задумывалась. Просто Олсоппа так звали все и всегда. Я долгое время даже не знала, как его зовут. А в детстве вообще думала, что это его имя...

– И все-таки странно... Хотя, моего деда по маминой линии все звали Томом, а имя его было Джереми, Джереми Томсон.

Девушка улыбнулась:

– Действительно забавно.

Они прошли в комнату. В большой спальне было темно и сыро.

– Надо бы протопить комнату, - как бы про себя заметила девушка.

– А...

– А в вашей комнате я уже растопила камин. Правда, он уже, наверное, погас... Надо посмотреть и подбросить еще дров.

– Вы сама таскаете дрова?

– Ну, Джон и Сэм помогают. А вообще... Принести несколько поленьев - дело не хитрое.

Марш удивленно и... - восхищенно? - посмотрел на нее. Хай смутилась. Никто на нее не смотрел с восхищением, кроме бабушки, но это другое... Девушка передернула плечами.

– Нужно выбрать вам одежду по погоде: уже начинает темнеть, а нам еще на ферму и ужин приготовить.

– Темнеть? Да тут весь день так темно, что я уж и не уверен, что это был день!

– День, не сомневайтесь. - Она открыла огромный старинный шкаф, потом пристально пригляделась к фигуре Марша. - Все-таки вы больше его. Но не на много. Так что примерьте вот это. - Хай протянула ему два толстых шерстяных свитера, потом нагнулась и с нижней полки достала теплые штаны. - Держите. До элегантности им далеко, но в холодную погоду - как раз то, что нужно. Я выйду, а вы как переоденетесь - позовите меня: я хочу посмотреть, как вам подошли вещи.

Мужчина согласно кивнул.

"Жутко? Конечно жутко. Одевать вещи покойника. Я не суеверен, но все же... Но, ведь, и твои "наряды", Марш, здесь никуда не годятся."

Мужчина еще раз оглядел предложенный гардероб. Нет, Марш не был щеголем, просто он всегда одевался элегантно и со вкусом. У него как-то и не было надобности одеваться иначе. Он стал снимать по очереди все вещи. "Как же здесь холодно! Привык, что у тебя в квартире всегда тепло? А ведь далеко ходить не надо: родительский дом такой же огромный, такой же старый и в нем, как и здесь, отапливаются не все комнаты. Просто как-то не было надобности в эти комнаты заходить."

"Рубашку оставить? Или нет? Наверное, надо снять..."

Марш надел свитер и оглядел себя: "В плечах он мне явно мал. Но это же не рубашка... А вот с рукавами ничего не поделаешь..." Рукава до запястья не доставали сантиметров пять, если не больше. Выглядел мужчина забавно. "Но еще есть штаны..."

С длиной штанов все было отлично, ну, может быть, чуть коротковаты, что почти незаметно. Штаны вообще были хорошие, теплые, если не считать того, что в талии они были ему большие, причем настолько большие, что если бы он их отпустил - они без всяких препятствий съехали бы до самых щиколоток. А так - хорошие штаны, как раз то что надо!

Раздался стук в дверь. Марш вздрогнул.

– Я вхожу!

Дверь резко распахнулась, Марш от неожиданности выпустил штаны...

Мужчина застыл, а Хай хохотала, хохотала и не могла остановиться. Хохотала так, что на ее хохот сбежались другие домашние обитатели: Скай и Шарлин.

Картина маслом... Ошарашенный и смущенный Марш в свитере, который ему мал, и спущенных штанах. Хай вся в слезах от смеха. Скай, с любопытством поглядывающий то на хозяйку, то на чужака, Шарлин... Шарлин явно наслаждалась ситуацией. Она смотрела на все с выражением глубокого удовлетворения на своей красивой мордашке.

Марш первый пришел в себя и быстро, почти мгновенно, натянул штаны назад. А вот Хай все еще хохотала.

– Если вы не помните - напоминаю: это вы предоставили мне гардероб... - Раздраженно проговорил мужчина. На его щеках проступил румянец.

Девушка вытирала слезы руками:

– Ох, простите. - Он с негодованием посмотрел на нее... и Хай снова расхохоталась. - Марш, извините. - Она покачала головой. - Вы бы видели свое лицо!

– Я бы, может быть, даже расхохотался, - раздраженно заметил он: - если бы штаны упали не с меня!

А Хай снова рассмеялась, но быстро замолкла, поймав его сердитый взгляд.

– Простите, пожалуйста! - Она еще раз оглядела мужчину с ног до головы. - Вы даже в штанах выглядите очень забавно! - Девушка открыла дверцу шкафа, в которой было зеркало, и отошла в сторону, давая мужчине возможность увидеть все своими глазами.

Вот тогда рассмеялся и Марш... И снова стал похож на Питера Пена. И снова лице Хайолэйр появилось странное выражение.

– Вы опять?

Девушка недоуменно посмотрела на него:

– Что опять?

– Смотрите на меня как-то странно...

– Аааа... - Она широко улыбнулась. - Секрет который известен только мне? Не сердитесь. Ничего дурного я не думаю.

– А что же вы думаете?

– "Не позволяй мужчине угадывать твои мысли, интрига будет постоянно его увлекать." - Он вопросительно посмотрел на нее. - Так говорила моя бабушка.

– Что ж... Она была права. Вы меня заинтриговали.

Хай покраснела. "Приятно? Приятно. Смущает? Очень."

– Вот и хорошо! - Нарочито громко воскликнула девушка, нарушая теплую атмосферу интимности, которая возникла здесь, в этой холодной комнате. - Теперь идем в овчарни!

– Подождите, но как быть... - Мужчина не отпуская брюк, указал на рукава. - Но больше меня все-таки беспокоят брюки. - Хай снова рассмеялась. - Я вам сейчас дам ремень. Все равно меньше ничего нет. Надо позвонить Джону, чтобы прихватил что-нибудь из своего.

Девушка повернулась к комоду, достала широкий ремень и протянула Маршу:

– Если что - сделайте дополнительную дырку - не стесняйтесь.

– Дырку? - Он непонимающе смотрел на нее.

– Дырку. Отверстие в ремне, если держать не будет.

– Ах, вы об этом...

– А вы о чем подумали?

– Честно? Я вообще ни о чем не подумал. Не знаю почему, но я здесь даже нормально рассуждать не могу.

– Свежий воздух, он пьянит, - со знанием дела заметила девушка.

– Может быть.

Марш подпоясал штаны.

– И все-таки я чувствую себя странно.

– Ничего странного. Вы чувствуете себя неуютно: чужой дом, чужая одежда, незнакомая местность. А еще... - Она хитро посмотрела на Марша. - А еще никто не отвечает на ваши вопросы.

Мужчина устало рассмеялся.

– Может быть, вы и правы.

– Я точно права.

Глава 7

Был ли когда-нибудь Марш в овчарне? Он такого не помнит. Что он почувствовал, когда вошел в нее? Ему понравилось, правда, понравилось. Нет, он не влюбился... Ему просто понравилось. Все это было так... Уютно? Тепло? Он чувствовал комфорт.

Здесь было очень приятно, несмотря на странный запах и большое количество овец, от которых глаза разбегались. В тусклом свете все сливалось, так что овцы были похожи на большую подвижную массу.

– Ну? - Мужчина недоуменно посмотрел на Хай. - Как опыт? Интересен?

– Более или менее. Много у вас их?

– Кого овец? В этой овчарне сто овцематок. Таких овчарен у нас семнадцать. На каждую овчарню по два человека. Но Шон пока на больничном, так что за кормление в этой овчарне отвечаю пока я одна. За остальным: вода, уборка - приглядывают другие рабочие.

– То есть у вас в подчинении тридцать четыре человека?

– Сорок. Есть еще конюшня. Там, конечно, не арабские скакуны, но лошади хорошие, рабочие. Шестьдесят птиц, две коровы. Так что работы хватает. Еще документация. С каждым годом бумажек все больше. А также столовая для рабочих...

– И вам это интересно?

– Что именно? Работать на ферме? - Он кивнул. - Я себя даже представить не могу в другом месте. Как мне вообще в голову пришло продавать ферму? - Девушка удивленно покачала головой. - Это было какое-то временное помрачение. Бабушка умерла всего неделю назад, а мы были очень близки. - Хай уставилась в одну точку. - Она умерла тихо, во сне. Уже было восемь утра, а она еще не проснулась... Тогда я поднялась к ней... У нее было такое умиротворенное и счастливое лицо, словно она была безмерно рада в этот момент. - Девушка тряхнула головой. - Идемте, нам еще нужно корм раздать.

Хай набрала полное ведро корма.

– Вам помочь?

Она насмешливо приподняла одну бровь:

– Интересный опыт?

Марш улыбнулся:

– И это тоже. Просто не привык наблюдать, как женщина таскает тяжести.

– Джентльмен, стало быть?

– Стало быть. Так вы мне разрешите вам помочь?

Девушка пожала плечами:

– Отчего же нет? Берите это ведро, а я возьму другое.

В течение минут двадцати они рассыпали корм по кормушкам. Что Марш чувствовал? У него было ощущение, что он делает что-то полезное, нужное. Мужчина явно видел эту пользу. В то время как, работая на семейном предприятии, он этого не ощущал. И сейчас до него дошло: именно это его и тяготило.

Аудит и финансовый анализ, конечно, дела нужные, интересные. Но... Все-таки это не то. Люди без этого смогут прожить, а вот без еды и одежды... В первые за долгое время Марш получил истинное удовлетворение от своего труда. Это было так... Ему было трудно описать, но здесь, в глуши, среди отары блеющих овец, в компании невозможной девицы он чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. "Все-таки отец прав. Йоркшир очень красивое место." В этот момент мужчина наконец понял почему отец хотел купить эту ферму. Но еще он отлично понимал, что Хай ни за какие деньги ее не продаст. И понимал почему: разве можно продать счастье? Свою нужность? Цифры, компьютеры, документы... Этим были наполнены все дни Марша, но они все тяготили, утомляли... "Хай была права: если ты действительно счастлив - ты в этом не сомневаешься."

Девушка рассыпала корм и наблюдала за выражением лица своего помощника. К концу работы оно было таким восторженным, а улыбка такая широкая, что Хай сама рассмеялась.

– Вы чего?

– Знаете, такое ощущение... Как будто вы только что открыли для себя какую-то истину, и она настолько вас впечатлила и порадовала... А главное - удивила.

– А, ведь, это так и есть. Я только сейчас понял, почему отец так хочет эту ферму.

Она сузила глаза:

– Вы же понимаете, что получить ЭТУ ферму у него шансов меньше, чем у снега в аду?

– Не беспокойтесь. Я не буду вас осаждать. Я говорю о другом: я понимаю, почему вы не хотите отсюда уезжать. Это ощущение, что ты приносишь пользу, что ты делаешь что-то нужное.

– А вы разве делаете ненужные вещи? Думаю, если бы это было не нужно - семейного дела не получилось бы...

– Просто... Без аудита и финансового анализа человечество проживет. Жило же столько лет...

Девушка понимающе кивнула.

– Результат труда. Вы его не видите, не видите смысла...

– Именно. Знаете, Хай, не познакомься мы в такой ситуации...

– Конфликт интересов?

Мужчина поморщился:

– Что-то в роде того... Я думаю, я бы не счел вас язвой.

– Спасибо и на этом.

– А еще я хотел бы извиниться за свое поведение утром.

Мисс Олсопп пожала плечами:

– У нас здесь особенно не церемонятся, так что я вполне могу за себя постоять.

Марш улыбнулся:

– Можете...

Хай составила ведра на место, подмела рассыпавшийся корм и огляделась. "Кажется, все нормально."

– У вас еще есть дела на ферме?

– Да, надевайте свой дождевик и пойдем в птичник.

– Кормить птиц?

– Нет, собирать яйца. Это тоже довольно увлекательное занятие. Во всяком случае, вам должно понравиться.

Они обошли овчарню. Ливень был такой сильный, что ноги утопали в грязи едва ли не по самую щиколотку и это с учетом того, что резиновые сапоги были на высокой тракторной подошве. На улице было темно. Хай шла с фонариком, а Марш следом за ней.

– Вы там еще не потерялись!?

– Пока нет! Но буду благодарен, если вы будете идти медленнее! Такой дождь! Я почти ничего не вижу! - Девушка замедлила ход. - Как вы можете так быстро перемещаться по такой земле?

Они вошли в птичник.

– О! Ну, это годы тренировок. Вы забыли? Я выросла здесь.

Девушка зашла за перегородку, а оттуда вышла с двумя небольшими корзинами.

– Вы только ей не слишком-то размахивайте, а то яйца побьются.

– Ну, уж не настолько я не приспособлен к жизни. Я знаю, как готовится омлет.

Девушка улыбнулась:

– Точно?

– Я даже больше вам скажу: я готовлю себе сам.

– И что же вы готовите?

– Правда сложные блюда готовит либо моя экономка, которая приходит дважды в неделю, либо Жано. - Когда Хай недоуменно посмотрела на него, Марш пояснил: - Это повар. Он работает у родителей.

– Вы так и не ответили на вопрос.

– Хм... Спагетти, пицца, лазанья...

– Может быть, вы еще и оперу исполняете, пока паста варится?

– Хорошо. Жареная картошка и жареное мясо. Запеченная рыба. Суп из брокколи.

– Рыба? - Хай очень любила рыбу. Но в деревню редко привозили живую рыбу, еще реже привозили форель или тунец. По этой причине два раза в месяц Хай ездила в Лидс.

– А что не так?

Девушка покачала головой:

– Я очень люблю рыбу, но тут у нас редко привозят что-то стоящее, только то, что ловим сами. При старике Олсоппе был пруд, там водилась форель, жирная, красивая. Потом никто за ним не присматривал, да и вообще его забросили. Джон предлагал восстановить все. Но это уже весной, может быть даже летом, если весна будет, как эта осень.

– А кто такой Джон?

– Вы завтра познакомитесь. Если, конечно, не будете спать до обеда. Он придет часов в семь утра.

– В семь утра!?

Хай пожала плечами:

– Может быть раньше, как получится. У него тоже большая ферма, даже не знаю больше, чем наша или нет: овчарен у него всего пять, зато конюшни большие, их несколько и еще скот. В общем, он как управится - сразу к нам. Так что, думаю, часам к семи Джон точно будет здесь.

Марш только удивленно моргал глазами. "К семи часам управится... Да нет же! К семи часам он придет сюда! А это еще километров пять пешком!"

– А во сколько же вы встаете?

– Рано.

– Когда?

– Ну, часа в четыре. Зимой позже - в пять, половину шестого. - Он покачал головой, а девушка улыбнулась: - Не волнуйтесь, я будить вас не стану.

– Да вот и не знаю, я, может быть, и хочу проснуться, но вот только не уверен, что вы сможете меня разбудить в такую рань. Хотя, в восемь я встаю без будильника.

– В восемь... Нет, если здесь просыпаться в восемь - можно остаться без завтрака. Так что я вас разбужу.

– В четыре?

– Могу и в четыре - мне то что? - Девушка заглянула в свою корзину и прикинула сколько у нее яиц. - Сколько у вас?

– Сколько чего?

– Сколько яиц вы собрали?

– Ах, яиц. Даже не знаю. Я не считал.

– Дайте, я посмотрю. - Она заглянула в его корзину. - Ну, тут будет около тридцати. Где-то около трех десятков. - Хай повернулась к курам: - Девочки, вы отлично поработали!

Марш рассмеялся:

– Вы со всеми животными разговариваете?

– А как же! Им тоже нужно общение!

– Я не обратил внимание на ваше общение с собакой и котом...

– Кошкой.

– Да... кошкой. Так вот, я не обратил на это внимания, потому что все с домашними любимцами общаются, но в овчарне вы что-то приговаривали, обращались к конкретным овцам. Вы их различаете?

– Если не различу я - это сделает порядковый номер на ухе.

Он кивнул:

– Но мне показалось, вы бы различили их и без него.

– В своей овчарне - да. А вот в остальных... С теми я редко имею дело. Они меня тоже почти не знают. Так поверхностно. Зато своих "нянек" очень любят. Как и мои меня. Животным нужно общение.

Хай прошла в глубину птичника и скрылась за перегородкой:

– Вы где?

– Я тут!

– Мне подойти?

– Ну, если вы вознамерились взять эти яйца с собой - нет.

Марш прошел следом: в небольшой комнате на стеллажах стояли несколько больших поддонов с яйцами.

– Вы их все съедаете?

– Нет, я выплачиваю рабочим премию яйцами.

– Что серьезно!?

Девушка рассмеялась:

– Видели бы вы сейчас свои глаза! Основная часть, конечно уходит на еду. На продажу тут особенно не поставишь. Поэтому оставшиеся у меня действительно скупают рабочие. Не будь мы... Не будь я одна... В общем, если бы была большая семья - все, конечно бы уходило. Там выпечка, хлеб, да и так. Но так как я теперь одна...

– А вы не думали продавать их?

– Где? У всех, у кого есть ферма - свои птичники. А у рабочих... Большинство рабочих покупают у своих хозяев, или имеют свои небольшие курятники.

Глава 8

– Марш, поставьте чайник. Я сейчас. - Девушка скрылась за дверью кладовки.

Доволен ли Марш прошедшим днем? "Определенно... Да! Утро было странное, но весь оставшийся день... А поход на ферму? Все-таки Хай действительно очень счастливая. Все в округе ее знают, если понадобится помощь - помогут. Вот как сейчас. Кому мог бы позвонить Марш, чтобы его навестили по такой погоде пешком ранним утром? Даже Том, родной брат, бы отказался. Пусть не в семь. По городским меркам это наверное часов десять - одиннадцать... Кто бы в это время меня навестил? Никто. Хотя... Это, ведь, Джон. Он беспокоился о ней... Хм... "Не похож на преступника." Это, конечно, приятно... Вот только преступники порой выглядят приличнее добропорядочных граждан."

– О чем задумались?

– Да, так. Думаю, как прошел день.

– И как же он прошел? - Девушка поставила перед ним большую миску неочищенного картофеля. - Чистить умеете?

– Да, - процедил Марш сквозь зубы.

– Не обижайтесь.

– Я и не обиделся.

– Ну!?

– Что "ну"?

– Кто теперь ведет себя по-детски? Умеете - отлично. Держите нож. Вот вам еще одна миска. Чистите картошку.

– А что будете делать вы?

– Буду сидеть и наблюдать за тем, как вы работаете.

Удивлен ли был Марш ответом? "Нет. Я уже привык."

– Я серьезно. Что вы будете готовить?

– Ничего сложного. Тушенное мясо с овощами.

Хайолэйр открыла холодильник достала кусок мясной вырезки.

– Сколько здесь мяса?

– Вы снова боитесь, что я вас перекормлю?

Мужчина улыбнулся:

– Что-то в роде того. Просто интересно.

Хозяйка приподняла мясо на руке:

– Примерно полкилограмма. Или вы решили записать рецепт?

– А у вас он есть?

– Вы что!? Какой рецепт, если каждый раз состав разный?

– Импровизация?

– Видимо, да. А вообще, все под настроение.

Девушка начала нарезать мясо большими, но относительно тонкими кусками.

– А что это за мясо?

– Свинина.

– А...

– Вы думали это баранина? - Марш кивнул. - Мы же не только баранину едим, как я уже говорила, - мисс Олсопп насмешливо посмотрела на гостя: - Мы едим даже рыбу.

Олдридж поморщился:

– Вы насмехаетесь надо мной. А что было бы, если бы вы попали в мою стихию?

– Например, приехала в Эдинбург на тракторе и в резиновых сапогах?

Марш рассмеялся:

– И все же... Попади вы ко мне на фирму.

– Ну, мне бы и в голову не пришло покупать то, о чем я ничего не знаю.

– Ферму хочет приобрести отец. Я - его представитель.

– И? Как вы могли поехать, не разбираясь? Вы даже не взяли с собой человека, который может вас проконсультировать.

– В недвижимости я хорошо разбираюсь.

– В недвижимости может быть. А как быть с движимостью?

– С чем?

– С животными. Ферма была выставлена на продажу вместе с животными. А если бы они были все больны или еще что-нибудь?

– Удар ниже пояса.

Девушка отрицательно покачала головой:

– Это дельный вопрос. Если бы я решила покупать вашу фирму - я бы нашла человека, который в этом разбирается, чтобы он посмотрел и сказал мне свое мнение. Вы ведь у себя в городе так и ведете свои дела. Почему же сюда, мистер Олдридж, вы приехали один?

"Дельный вопрос, Марш. Отчего ты сюда приехал один?"

– Наверное, я вообще ни о чем не задумывался, когда сюда ехал.

– Вот видите.

Полученные куски Хай разрезала напополам. Зажгла газовую конфорку и поставила на нее огромную чугунную сковороду. Сковорода была большая и глубокая, и, по всей вероятности, очень тяжелая, однако, "хрупкая особа" как будто и не заметила этого, а в следующую секунду уже рылась в ящике с утварью. Девушка достала кухонный молоток.

– Что вы будете им делать?

– Мясо отбивать. Вы этим не занимаетесь?

– А надо? - Привычное пожатие плечами.

– Оно тогда мягче. - Она улыбнулась. - Если надумаете купить такой же молоток домой - выбирайте с тяжелой головкой. Они лучше отбивают.

Девушка стала отбивать мясо, а Марш поморщился. Каждый удар набатом отзывался в его голове. "Может, мясо от этого и мягче, но вот процесс..." Через пару минут он уже перестал вздрагивать каждый раз, когда молоток тяжело опускался на кухонную дощечку.

– Вот и все.

– Все?

– Если вы хотите запомнить, как готовится это блюдо - следите за процессом. Разговоры тут мало помогут.

Хайолэйр достала из холодильника большой круглый кусок сливочного масла. Отрезала от него довольно большую долю и положила ее на раскаленную сковороду.

– Вы вообще используете рецепты?

– А зачем? Мы же не в ресторане.

– Но...

– Если праздник, или там попробовать что-нибудь новое - да. Но в итоге все готовится по памяти, исключаются некоторые ингредиенты и тому подобное. - Мужчина молчал. - Неужели вы каждый раз, готовя спагетти или лазанью, заглядываете в рецепт? - На его губах мелькнула улыбка:

– Вы правы... Что теперь?

– Помойте ее. Я сейчас вам дам кастрюлю. - Хозяйка достала из холодильника несколько томатов и один большой перец. - Вы мне так и не ответили: как же прошел ваш день?

– Не смотря ни на что - отлично!

Она хитро улыбнулась ему:

– Даже несмотря на компанию взбалмошной девицы?

– Даже несмотря на нее. Я серьезно. День просто прекрасный. Мне было трудно адаптироваться. Да и сейчас непросто...