Дальнобой. Часть 3. Шлюхи

Мы с Толиком опять в рейсе, едем в Москву. С нами прокурорский Паша. Мы знаем по трассе «Дон» каждую версту, каждый поворот, каждое дорожное кафе. Чуть хуже трассу М-10 «Россия» от Москвы до Питера. Всегда выезжаем чуть заранее, чтобы не торопиться и хорошо выспаться непосредственно перед пунктом назначения. Потому как для нас с Пашей работа начнется в Москве или Питере, а для Толика работа – это дорога.

Это сейчас на дороге для водителей грузовиков все по европейским нормам регламентировано: и наличие тахографа (прибора, который следит за тобой), и сколько часов можно ехать непрерывно (всего четыре с половиной часа), и сколько максимум можно находиться за рулём в течение суток (десять часов), и в неделю, и в две, и размеры перерывов между ездой. Вроде бы все правильно, а романтики, подвига, что был в девяностых, куража для срочности доставки уже нет. Да и сейчас на каких фурах передвигаются водители? Нынешние большегрузы имеют двигатели по шестьсот-семьсот лошадиных сил, системы помощи водителю, такие как удержание автомобиля в выбранной полосе, автоматическое экстренное торможение, контроль дистанции, круиз-контроль. Вообще поговаривают, что через пять лет междугороднее сообщение будет на автопилоте. Умирает профессия дальнобойщика. А КАМАЗ 5410 движок имел заявленной мощностью двести десять лошадок. Нагрузишь в его полуприцеп тонн пятнадцать-двадцать и ползет он в гору километров двадцать-от силы тридцать, с горы, конечно, шустро может разогнаться – километров до семидесяти-восьмидесяти. То есть о круиз-контроле и остальных наворотах со стороны производителя речь тогда не шла вовсе, но все их заменяет Толик. В обратную дорогу, груженый, Толик не спал никогда, а это может быть и одни сутки и двое.

Ну, а сейчас дорога только туда, на улице лето, ходко идем порожняком. Время есть, и мы никуда не торопимся. Останавливаемся выпить кофе. Паша остается в машине. С Толиком идем в придорожное заведение – гостиница, кафе и стоянка. Кафе имеет большой зал, весь отделанный деревом – стены мореной вагонкой, длинные деревянные столы, скамейки. По очереди с Анатолием моем руки в рукомойнике с наливным бачком. Хорошо хоть канализация уже есть, а бывает, что под раковиной просто стоит ведро и надо смотреть степень его наполненности, чтобы не залить ботинки. Стандартно заказываю у бармена кофе с сосисками. За длинной барной стойкой на высоком клубном табурете сидит молодая крашеная блондинка. При виде ее одеяния – туфли на высоком каблуке, лосины, вареная куртка, темные очки, а также следов яркого макияжа, оставшегося со вчера, не возникает сомнений, перед нами – жрица любви, ночная бабочка или, как говорили на трассе, плечевая. Почему плечевая? Не потому, что она буквально сидит на плечах водителя. А потому что, берут их на определенный отрезок трассы – плечо, до заправки, до стоянки или на ночь. Конкретно эта из разряда «дороже» – она работает конкретно на этой стоянке. И должна платить за это право хозяину сутенеру, в нашем случае это хозяин кафе. Вот он в очках за стойкой.

– Повезло мне, клиент состоятельным оказался. Уж не знаю, откуда он? Азиат какой-то. Щеедрый. Сколько интересно здесь? Шубку себе новую куплю или компьютер, – говорит крашеная.

Она из маленькой сумочки достает толстую пачку иноземных купюр и выкладывает ее на стойку… Очкастый берет пачку купюр рассматривает ее, потом лезет за газетой «Коммерсант». В этой газете в специальной колонке печатаются курсы валют. Сутенер придирчиво рассматривает извлеченную из пачки купюры и ищет ее валютную наполняемость по газете.

– Где этот гандон? – восклицает он.

– Уехал уже. А что не так? – спрашивает крашеная.

– Это узбекские сумы, глядь! И курс почти сто тысяч за деревянный! Он тебя на всю ночь взял? – исходит на крик хозяин стоянки.

– Да! – проститутка, в момент перехода от богатства к обыденной нищете, находится в прострации.

– Шубка, компьютер! –передразнивает ее сутенер, бросает в крашеную пачку. – Тебя драли всю ночь бесплатно! Иди отрабатывай, дура!

Клиентов в зале, да и на всей стоянке, нет – время дообеденное, ночная бабочка с заинтересованностью смотрит на нас. Но мы смеемся и качаем головой.