Пока Феликса разбирала вещи, эмоции утихли.
Ругани с Дейвилом не избежать, это очевидно.
Всегда было очевидно.
Только прежде он не жил в соседней комнате. Впрочем, с этим можно примириться.
Наверно.
Не так легко, как с общей ванной…
Плевать. Главное не заразиться от него ничем похлеще индюшачьей напыщенности.
Эта мысль заставила улыбнуться. Ненадолго.
Длинные пальцы с остервенением выхватывали одежду из чемодана, слегка дерганными движениями складывали, забрасывая на полку.
Одну. Вторую. Третью.
Кто придумал выделить инициированных в отдельную касту? Кто дал им право считать себя выше тех, у кого кристалл не проявился? Такие же самовлюбленные ограниченные идиоты, как Дейвил. То, что у нее на шее висит кристалл, не значит, что она пресмыкающаяся!
Она, ее друзья, и все те, у кого грани неполноценны. Но это не ограничивает, а дает немного другие возможности!
– Я не отброс! – прорычала Феликса, швырнув свитер. Тот с глухим звуком врезался в стенку шкафа.
Саданула по дверцам, слушая их громкое столкновение. И будто забыла о новом нежелательном соседе, который поспешил о себе напомнить.
– Эй, блять! Тише будь.
Какого черта это значит?!
Что он о себе думает? Ждет тихой мышиной возни, ни единого звука и голос не подавать? Так он представляет?
Раздражение, подогреваемое не успевшей до конца уснуть злостью, заскреблось внутри, вынуждая совершать действия без участия разума.
Прежде чем сообразила, ноги уже несли ее через ванную. Металл ручки всего на мгновение остудил, выталкивая на поверхность вопрос: «Что я творю?», но… Поздно. Дверь распахнулась, всколыхнув края темно-синего покрывала на кровати.
Феликса сжала кулаки, глядя в удивленное лицо. Дейвил оторвал голову от подушки, вздернув темные брови в немом изумлении. Это выражение застыло всего на несколько секунд, сменившись недовольством, губы искривились в неприязненной ненависти… Да, наверное, именно так.
– Ты охренела? – простой вопрос на грани слышимости.
О, как же! Знаменитый дейвиловский тон, которому безуспешно и слепо пытаются подражать все младшекурсники.
Ей он знаком настолько хорошо, насколько сам его обладатель даже не представляет.
Чем тише говорит Дейвил, тем он злее. Такая полная зависимость уровня кипения от уровня громкости голоса. Температура повышается – звук понижается, и наоборот.
Невероятно раздражает.
– Я тебя спрашиваю, – он приподнялся на локтях, продолжая валяться в позе звезды.
– Не смей указывать, как мне себя вести в своей же комнате! – прошипела, едва не начав тыкать в него указательным пальцем.
Держать себя в руках – лучшее, что можно сделать.
– Если ты хренов слон, иди жить в гостиную, – кудрявая голова шлепнулась на подушку, заканчивая разговор. – Свали.
Ничего еще не закончено.
– Если тебя что-то не устраивает, возвращайся в свою старую комнату, – Феликса сложила руки на груди, не желая признавать его правоту.
Да, возможно, ей не стоило громыхать дверцами. В конце концов они непричастны к появлению Дейвила на свет, но черт возьми! Она имеет право вымещать эмоции так, как хочет, когда это никому не приносит вреда.
Голова на подушке медленно повернулась. Если бы взглядом можно было убивать, она бы давно валялась мешком с костями.
– Может, тебе пойти к своим дружкам-обсосам? – тихий вибрирующий голос проникал иглами под кожу, вспарывая нервные окончания, пробираясь все глубже.
Непонятно как, но вместе с его голосом внутрь попали тонкие паразитические нити страха.
Чего бояться? Он ведь просто лежит и смотрит на нее. Но это все не просто. Они так давно воюют, что знают каждый жест. Каждый взгляд. Каждый оттенок голоса. Хоть и никто из них не хотел знать этих деталей.
– Ты даже до целого мудака не дотягиваешь. Ты кусок мудака, Дейвил.
Феликса развернулась, чтобы уйти. Ее начала колотить дрожь, как бывает всякий раз перед очередной бурей.
Она не станет думать об этом сейчас.
Главное – уйти. Они совершенно точно вернутся к взаимным оскорблениям, но позже. Пусть позже, потому что он – она чувствовала – хотел взорваться.
– Потасканная Фоукс что-то пропищала и валит в свою нору?
Слова настигли в дверях ванной.
Вот он – шаг и можно закрыть дверь с другой стороны.
Сделай всего лишь шаг, и он останется позади.
Но… повернула голову и слова сами сорвались с губ:
– Очень удобно, наверно, как ты не замечать прогрессирующую мудоболезнь.
Кишки затянулись в тугой узел. Морской. По ногам побежали разряды, подкашивая в нервном напряжении, но ей все равно удалось шагнуть в ванную и захлопнуть дверь.
Желание прижаться затылком к холодному дереву стало невыносимым.
Нет, сначала вернись в свою комнату и потом расслабляйся.
«Да уж… не прошло и часа с нашего заселения, а мне уже требуется изрядная порция успокоительного. Может кристалл старосты этого не стоит?»
Мысли улетучились от грохота отскочившей от стены двери.
Феликса вздрогнула, застывая на месте, не решаясь обернуться. Сжала кулаки, уговаривая себя дышать ровно.
Он ничего не сделает. Не посмеет.
Никогда не смел кроме пустых угроз.
Спиной ощутила его приближение, перебарывая желание рвануть с места и захлопнуть перед Дейвилом дверь.
Нет, он не добился ее слабости за столько лет, и теперь не получит.
– Не переводи фазу войны в активную, Фоукс, – слова звучали над ухом, но он не посмел подойти слишком близко. – Тебе не понравится.
– А тебе? – ляпнула резко, не оборачиваясь.
Красноречивость сегодня оставила от себя жалкий кусок.
Пусть общается с затылком.
– Ты проиграешь, отброс, – протянул он почти нараспев.
Тяжесть отступила. Стук за спиной оповестил о возвращении Дейвила в комнату.
Феликса разжала кулаки, упираясь ладонями в края раковины. Плеснув холодной водой в лицо, подняла глаза.
На гладкой поверхности зеркала блестели прозрачные капли. Одна замерла в месте кристалла на шее на черном ремешке.
Ей всегда нравился его коралловый цвет. Все оттенки красного привлекали, манили. Красный цвет волос, с которым, правда, она ходила недолго, ей невероятно шел. Неизменной осталась татуировка феникса по всей длине шеи. Ворот поло скрыл хвост, лежащий на плече, а на ключице слева видны кончики двух перьев.
Прядь гладких волос выбилась из хвоста на затылке и прилипла к мокрому лбу. В янтарных глазах отрешенное принятие… чего? Своего положения или ситуации в целом?
Скорее второе.
Незачем так переживать. Это всего лишь Шам Дейвил. Тот мальчик, не устающий напоминать кто ты есть. Надменный и просто сволочь. Тот мальчик, который вырос и набрал очков в сволочизме. Но он все тот же. И вы – те же. Просто теперь немного в другом антураже. Но это ничего, в сущности, не изменило.
Влажная ладонь мазнула по зеркалу, оставляя развод на месте лица.
Спина прижалась к прохладной двери в своей комнате, прикрытые веки подрагивали. Рваный выдох сорвался с губ, освобождая легкие для глубокого размеренного вдоха.
Все хорошо.
Завтра все станет на свои места.
А пока надо переодеться и найти друзей. Первый день в Дартмуре всегда проходил весело. Правда, теперь придется помнить: она староста, но это не повод нарушать традицию.
Натянув футболку с надписью «happyend» и джинсы-клеш, переобулась в белые кеды и выскочила за дверь. Распущенные волосы разметались по спине и плечам, то и дело падая на лоб.
Мысль о встрече с друзьями окрыляла, поэтому по винтовой кованой лестнице слетела в считанные секунды. На последних ступенях отметила отсутствие Дейвила внизу и искренне обрадовалась. Не хотелось снова видеть его надменную физиономию.
В этой части замка ученики не слонялись. Пустые коридоры дарили умиротворяющее спокойствие. Чем дальше она заходила, приближаясь к башне красных, тем больше студентов попадалось на пути.
Все бодрые, полные энтузиазма после длинных каникул. Через неделю радости поубавится.
Кристалл мигнул возле двери в гостиную, подсветив кожу шеи, ключиц и плеч. Замок щелкнул.
В уши сразу же врезался шум, состоящий из смеха и гула сливающихся голосов. На столах бутылки искрасидра и пунша. Излюбленное сочетание студентов, от которого искры сыплются из глаз, внутри будто разрывается фейерверк, даря какие-то неописуемые ощущения праздника.
– Феникс, – протянула Фанни, спрыгивая с дивана через спинку, отчего розовые хвостики забавно взметнулись вверх. – Ты куда пропала? Мы тебя искали.
Ребята обернулись. Ник махнул рукой, будто его можно не заметить.
Бесперебойные приветы летели со всех сторон. Феликса всем помахала и поспешила к своим, подталкиваемая в спину нетерпеливой подругой.
– Твоих вещей нет в комнате, – сходу заявила Эмбер, протягивая бокал с искрасидром.
Пальцы обхватили прохладное стекло. Феликса пристроилась на подлокотнике кресла, где сидел Билл.
Пора объявить шокирующую новость о своем назначении. М-м… две новости. И если первую говорить волнительно-приятно, вторую – тошно.
– Я староста школы!
Она представляла, что это прозвучит торжественно, на деле же вышло слегка неуверенно и хрипло.
Запила внезапную сухость легким алкоголем, но стало только хуже. Теперь горло пекло, а язык кололо, будто по нему пустили микротоки.
Лица друзей застыли с теми же эмоциями. Замороженные маски с улыбками и глазами, полными неверия.
Да, у нее, похоже, было так же.
– Ты – кто? – кашлянул Ник, и опрокинул в себя почти полный бокал.
Феликса смущенно провела по волосам, откидывая их на спину.
Какофония звуков вокруг исчезла, погружая небольшую компанию в давящую тишину. Шумная гостиная вдруг разом сжалась до размеров дивана и пары кресел.
– Шутишь? – Билл смотрел снизу вверх с кривой улыбкой.
– Нет, правда. Горденгер меня для этого вызывала.
Напряжение нарастало в груди, сдавливая легкие и не давая нормально вдохнуть.
– Ну… поздравьте меня, что ли, – неуверенно засмеялась, смотря на напряженных друзей.
Они переглянулись, будто был еще какой-то выбор помимо радости за подругу.
Они же несерьезно? Сейчас шок пройдет, и они кинутся поздравлять. Точно.
– Э-э… – Тим почесал светловолосый затылок и закашлялся.
– Вы чего? – Феликса улыбнулась, не понимая реакции.
Это начало напрягать. Болезненно, физически неприятно. К горлу подступила тошнота, как всякий раз при сильном волнении.
– Ну-у, понимаешь… – протянула Фанни без былой радости.
– Не понимаю.
Взгляд скользил по родным – да, черт возьми, родным – лицам. Пальцы побелели, сжимая бокал.
– Кхм, – натужно кашлянул Тим, и сцепил руки перед собой. – Нас не назначают старостами, это негласное правило Дартмура.
– Да, это странно, – подхватила Эмбер, перекатывая в пальцах веточку от вишни.
Очередной нервный смешок вырвался наружу. Она в самом деле это слышит? Не во сне, в реальности?
Те, кто, как и она мечтали, наконец, выбраться из ограничений, которое вокруг них возвела элита, теперь… что? Не смогли поверить? Принять? Не захотели поддержать?
– Нас? Тим, не ты ли год назад говорил, как круто было бы стать старостой? – Феликса не верила в то, что это происходит с ней.
Поверить невозможно! Друзья, с которыми бок о бок прошло столько лет, столько унижений, и теперь они…
– А ты, Эмбер, давно ли возмущалась о несправедливости общества? Или ты, Фанни, кричала на синих за то, что они написали на твоей сумке «отброс»? Давно? Или это было не с вами?
Подруга смотрела на свои сцепленные пальцы, не поднимая взгляд, покачивая коленками из стороны в сторону.
Сатирическая комедия в действии. Акт первый.
– Это не то же самое, Феникс, – аккуратно начал Билл.
Он открыл рот, чтобы продолжить, но звука больше не вылетело. Отвернулся, потирая подбородок и смотря куда-то в пол.
– Объясни мне тогда, – дно бокала со звоном встретилось со столом. – Ты, или вы все. Объясните, чтобы я поняла. Я хочу знать, почему мои друзья не могут меня поддержать?
Воздух тяжелел с каждой секундой, с трудом протискиваясь в легкие. Густой и тягучий он почти придавливал к месту, не давая пошевелиться.
Снова переглядки – обычное дело. Только в этот раз оставляя Феликсу "за бортом". Отделяя ото всех.
Она покачала головой, не веря собственным глазам.
– Мы рады за тебя, конечно, – Билл по-прежнему разглядывал пол.
Его голос не выражал никакой радости.
– Просто… – Фанни с усилием посмотрела прямо в глаза. – Просто это не твое место. Ничье из нас.
Не твое место.
Эти слова уже были обращены к ней раньше, причинив такую же боль.
Все столпились в большом зале, рассматривая три огромных кристалла, парящих над полом. Прошли первые рождественские каникулы первокурсников, наступило время инициации кристаллов. Долгожданное и очень волнительное.
Возбужденные ученики перешептывались в нетерпении, наблюдая за остальными. Сейчас их распределят по цвету проявившегося кристалла и все изменится. Радость заполняла Феликсу. Ей очень нравился красный и синий. Они притягивали неуловимо, почти осязаемо. Их хотелось обнять, прикоснуться к чему-то, природу чего невозможно понять.
– Мне страшно, – прошептала Мими, цепляясь за руку Феликсы.
– Не бойся, это ведь не больно, – пожала она плечами, не отрывая взгляда от кристаллов.
Вообще-то она понятия не имела, что там, за чертой, которую переступает каждый студент по очереди, пока один из кристаллов не засияет.
– У Эмбер Кроули света не было, – Мими заговорила еще тише, – смотри, ее уводят. Как думаешь, куда?
Привычного раздражения от бесконечной болтовни Мими не было, его перекрыли другие эмоции.
Это действительно странно, что некоторых уводили из зала, а другие оставались, распределенные по цвету.
– Не знаю.
Развить мысль не позволила прозвучавшая фамилия.
– Феликса Фоукс.
Сердце забилось в бешеном ритме. Мокрые ладони еще больше нервировали, с трудом удержалась, чтобы не потереть их об юбку.
Ничего страшного. Ничего. Все хорошо.
Выдохнув, она зашла за синюю линию и прикрыла глаза на секунду. Будто это как-то могло помочь успокоиться.
– В следующий, пожалуйста, – дрожь от ровного голоса профессора Брауни прошла по позвоночнику.
Затаив дыхание ступила за красную линию.
Это ничего, что синий не загорелся. Красный нравится куда больше.
Он… сияет? Или так кажется из-за солнца, светящего прямо в окно? Дилемму решил профессор.
– В зеленый, пожалуйста.
Туфли разом отяжелели, шаги давались с трудом. Внутри все замерло. Остановилось нажатием на кнопочку.
Растеряно выцепила испуганное лицо Мими в первом ряду. Улыбнулась, в попытке приободрить ее, хотя больше всего хотелось сжаться от ужаса.
Зеленый… что ж, тоже неплохо. В мире много оттенков зеленого. Цвет свежескошенный травы особенно нравится, как и запах, так что это даже хорошо…
– Подойдите ко мне, мисс Фоукс, – голос профессора Горденгер звучал подозрительно мягко.
Распахнула глаза с отчаянным дыханием и не увидела ничего.
Он не сиял.
Ни один кристалл не засиял.
Почему? Что это значит?
Взгляд заметался, в горле застряло что-то болезненно-давящее.
– Фоукс отброс! – прозвучало из толпы однокурсников.
Дейвил ухмылялся, задрав подбородок, смотря из-под полуприкрытых глаз.
– Мистер Дейвил, я попросила бы вас не выражаться, – строго осадила его Горденгер, ожидая Феликсу.
Что значит «отброс»? Почему он так ее назвал? Она обернулась, поймала встревоженный взгляд Мими, которая уже заходила за синюю линию.
– Пойдемте со мной, – сдержанно позвала профессор и зашагала к выходу из зала.
Момент, который она никогда не забудет. Чувства, которые не стереть, как бы ни хотелось. Поначалу больно и страшно, а потом понимаешь, что ты не одна и так бывает. Кристалл не инициируется. Бывает, проявляется не сразу. Осознаешь, что в тебе лишь часть кристалла.
Не сразу. Долго и очень болезненно.
– Не мое место, – глухо повторила Феликса и поднялась.
Ноги сами понесли к двери.
– Прости, Феникс! – прилетело в спину от Эмбер. – Это правда.
Вышла не оборачиваясь, захлопывая дверь.
Прости, Феникс.
Именно так сказала Мими, когда после инициации на обеде Феликса по привычке хотела сесть рядом.
Это не твое место. Прости, Феникс.
Так, в двух предложениях, и закончилась дружба.
Эванс попала на синий поток, практически сразу присоединившись к свите Дейвила. Смеялась над их подколами, направленными на унижение непроявленных.
Махнула рукой, будто воспоминания – назойливые мухи, которых можно так легко прогнать.
Мысленно она прожила это миллион раз. Не хотелось проживать миллион первый.
Кажется, что она снова там, в большом зале, только теперь действующие лица поменялись.
Те же слова. Также ранят. Нещадно полосуют по сердцу, рассекают, вытаскивая душу. Безжалостно. Без обезболивания. И так же непонятно, почему от нее отвернулись те, кто, вроде, был близок? И как теперь с этим жить?
В бывшей комнате Дейвила царила своя атмосфера. Из гостиной доносился шум сборища синих. Слишком громко, раздражает, но сегодня можно. Первый день последнего года, его надо запомнить.
Такое не забудешь.
Дейвил откинул голову на спинку дивана, подставляя шею поглаживаниям Мими. Ладонь автоматическим движением скользила по бедру с тонкой полоской ткани. Юбка задралась, делая длинные ноги бесконечными.
На нее всегда глазели. Облизывали, пускали слюни. Это всегда забавляло.
– Уоррингтон, ты втихую на нее дрочишь, я знаю, – Дейвил шлепнул по упругой заднице Эванс.
В шею уткнулся нос, а следом опалило рваное дыхание от несдерживаемого смеха.
– Я? Нет… я – нет…
– Врать так и не научился.
Уайт сразу подхватил тему, доводя Уоррингтона до пунцового цвета щек. Это всегда расслабляло. Парни ржут и спорят, Эванс трется свой задницей – все как раньше. Только тогда это работало, помогало задвинуть раздражение, злость и остановить бесконечную мешанину мыслей, от которой, сука, так раскалывалась голова.
Изменение оказалось слишком явным. Раздражение не ушло. Не притихло даже.
Шлюха Фоукс виртуозно довела до точки. Ее не должно быть в его башне. Он не хочет делить ее с ней. Не хочет видеть ее. Никогда. И факт, что этот вопрос ему не подвластен, подкидывал дров в топку.
– Что-то случилось? – Эванс потерлась носом о щеку.
Та дернулась, но она не заметила.
Ему должны быть приятны эти нежности? Знает ведь: ему не нравится. Выучила досконально. И все равно делает это снова и снова.
Отстранил от себя девушку, ловя полные непонимания и возмущения взгляд.
«Только не закатывай истерик. Нет никакого желания выслушивать твои вопли».
– Фоукс назначили старостой.
Блять, смешно звучит.
В голове звучало херово, а вслух просто отстой.
Парни закончили обсуждать сиськи тех, кого потрахивали весь прошлый год, и уже успели помять в этом. Уоррингтон залпом закинулся виски и вытаращился, будто привидение увидел.
Мими подскочила с истошным воплем.
– Отброс?!
Поморщился от пронзительного писка и кивнул.
Еще раз произнести… легче вырвать себе гланды.
– Вы будете жить в одной башне?
Уайт потупился под взглядом проницательность-идиота.
– Очевидно, блять.
Эванс снова запищала, выплескивая свое негодование с какого-то хера на него. Он даже не вникал.
– Ты иди перед директором возмущайся, можешь даже поорать. А я посмотрю, чем тебе это поможет.
Виски обжег язык, подсказывая: скоро все станет гораздо проще. Дай немного времени и сознание расслабится, поплывет спокойно, шум в голове утихнет. Наступит драгоценный час обычной, не давящей тишины.
– Отброс-староста, – Маккинни будто пробовал сочетание слов на вкус, перекатывая в бокале темную жидкость. – Занятно.
Глаза за очками отражали задумчивость. Спокойную, без рефлексий.
Гогот Уоррингтона раздался внезапно. Все посмотрели на него.
– Фоукс, получается, у тебя на подсосе, – залился смехом как гребаный дегенерат.
– Сам еби отброса, тебе больше никто не дает.
Ледяной тон мгновенно остудил. Джеффри зажевал губы, не решаясь сказать что-то против. А Дейвил смотрел на него и ждал. Хоть слова еще.
Уоррингтон не выдержал и отвернулся, закидываясь очередной порцией виски.
– Шам никогда не притронется к отбросу, – Эванс какого-то черта решила выступить защитой. – Правда ведь? Это… фу. Даже представлять противно.
Упругая задница снова примостилась на коленях, потерлась. Внизу живота приятно запульсировало. Пальцы вцепились в бедра, подтягивая ближе, до упора. Довольный выдох вырвался из ее рта.
«Так гораздо лучше. Когда ты молчишь и не трещишь без конца».
– Правда, правда, – звук утонул на шее Мими. Руки переместились на талию, стаскивая девушку с себя и поднимаясь следом. – Пойдем, прогуляемся.
Пухлые губы растянулись в хитрой улыбке. Распахнула дверь, покачивая бедрами.
Дейвил на выходе посмотрел на Маккинни.
– Проследи, чтоб был порядок.
Друг кивнул, отсалютовав бокалом.
На него можно положиться. Только на него.
Задница впереди стала маяком. Хороший трах ненадолго расслабит. То, что нужно, чтобы закончить гребаный день.
Раньше Дартмур был спасением. Да и сам он был другим. Когда-то давно. В прошлой жизни.
Все изменилось. Непонятно в какой момент. Возможно, когда начал терять мать. Или когда разочаровался в отце. Каждое событие планомерно убивало изнутри, заселяя демонов под кожу.
Эванс собралась идти в башню старост? Прет вперед уверенно, даже не оборачивается.
«Не сегодня, Мими».
Схватив за локоть, затащил ее в ближайший туалет, затыкая открывшийся рот поцелуем.
«Начнешь трещать, и вместо языка засуну член».
Мысль будто была услышана – Эванс остервенело взялась вылизывать его рот, показательно перехватывая инициативу. Стремясь продемонстрировать все, чему научилась.
Слишком явно.
Какого хуя?
– Какого хуя? – озвучил Дейвил, за плечи отстраняя от себя девушку.
– Тебе не нравится? – распахнутые глаза блестели желанием, но он увидел не его.
Страх. Эванс не боится его, глупо так считать.
Тогда что? К чему эта демонстрация самой себя? Он и так все знает, два года трахаются.
Соскучилась? Два месяца не виделись.
Тоже не то.
Полные губы приоткрылись, она снова потянулась к нему, но руки крепко держали на расстоянии.
Она пытается показать, что круче других? И сразу после назначения старост.
– Мими, ты реально думаешь, что я опущусь до отброса? – он почти рычал, встряхнув ее за плечи.
«Мы не пара. Не забывай об этом. У меня полно шлюх, и отбросам среди них не место».
Произнес мысленно, надеясь на ее проницательность.
– Прости, прости, – теплая ладонь прижалась к его груди. – Просто Фоукс наверняка захочет мне отомстить, и я…
– И ты решила, что я, Шам Дейвил, на нее поведусь? – струны ярости затянули свою привычную мелодию.
Почувствовав это, Эванс потянулась прижаться к нему.
«Нет, блять. Не трогай! Тебе же хуже».
Оттолкнув ее, саданул по двери, вылетая в коридор.
Расслабился, называется! С таким же успехом мог дальше накидываться виски.
Эффект был бы гарантирован.
– Шам! Постой, – Мими, стуча каблуками, пыталась его догнать. – Подожди, Шам!
Всхлип отскочил от каменных стен.
Студенты сидят в своих башнях, напиваются в последний день свободы. Никто случайно не попадет под горячую руку.
– Возвращайся в комнату, – бросил Дейвил, не оборачиваясь и не замедляя шаг.
– Шам!
Злость прокатилась по натянутым нервам. Развернулся, предупредительно выставив указательный палец.
– Иди в комнату, Мими, – тихий голос вибрировал, проникая под кожу.
Подействовало отрезвляюще. Дальше испытывать его терпение просто опасно.
– Прости, – простонала она с глазками подбитого щенка.
Странное облегчение накрыло, видя удаляющуюся фигуру с поникшими, вздрагивающими плечами. Стук каблуков постепенно становился тише, а Дейвил не двигался с места.
Запустил пальцы в волосы и посмотрел в окно.
На темном небе проступили звезды. Серебристый месяц рассеивал бледный свет.
Можно было отреагировать спокойно. Пропустить мимо ушей. Какая разница, что думает Эванс? У нее в голове мысли надолго не задерживаются.
Прикрыл глаза, вбирая в себя тишину. Надеясь наполниться ей до краев.
На обратной стороне век отпечатался застывший пустой взгляд. Тонкие черты лица в обрамлении волос, как у него. Хочет увидеть в ее глазах хоть что-то живое. Отчаянно верит найти там прежние искры. Сияющие, наполненные жизнью. Но в них ничего нет.
Болезненная пустота, выкручивающая, заламывающая руки. Когда хочется выть. Трясти за плечи, орать в лицо, умолять почувствовать, узнать.
Бессильная ярость опускает сети, вынуждая смотреть сквозь. Застилая глаза отчаяньем и ненавистью. К себе, к отцу, и к ней, что позволила это с собой сотворить.
Нет, хватит!
Тряхнул головой, словно мысли могли вывалиться через уши и оставить в покое. Пока снова не заползут обратно.
Прохлада коридора сменилась резким теплом гостиной.
Камин зажжен, в воздухе витает сладковатый аромат. На каминной полке резанул взгляд стеклянный феникс. Журнальный стол возле дивана занят чайником, ополовиненная кружка стоит рядом с «Магическим вестником».
Какого хера?
Уют сжал когтистыми лапами подобно извращенной пытке.
Ноги приросли к полу, зацементированные давящим ощущением неправильности.
Фоукс опиралась ладонью на стол и что-то торопливо записывала. Короткие шорты облепили узкие бедра, щедро демонстрируя стройные ноги. Левая коленка потерлась о правую, притягивая внимание. За свободной футболкой угадывалась тонкая талия. Волосы свесились вперед под наклоном головы, скрывая лицо.
Дернувшись, она выпрямилась и развернулась.
Взгляд пробежался по Дейвилу, будто не веря.
Да, он действительно стоял и… рассматривал?
Оценивал отброса?
Нет, это даже не смешно. Там нечего оценивать.
– Ты что, разглядывал меня?
Новая волна раздражения поднялась из глубин.
Он? Ее?
Сегодня день массового отупения?
– Что у тебя разглядывать, Фоукс? – он слегка наклонил голову влево. – Где задница? Где грудь? Где соблазнительные губы?
Он видел, как каждое слово задевает, раскурочивает что-то внутри нее. Потому что это правда. Ничего привлекательного в ней нет.
Кулаки сжались, на хмуром лице девушки мелькнула решительная тень.
– Задница, к которой ты никогда не прикоснешься и грудь, которую ты никогда не увидишь, – она покрутилась, показывая то, о чем говорит.
Вздернутый подбородок, искренняя ненависть в глазах.
Чистые, незамутненные эмоции, как наркотик.
«Да, Фоукс, доводить тебя одно удовольствие».
– Не успокаивай себя. Не поможет, – издевательски хмыкнул, направляясь к лестнице.
– Урод, – прозвучало достаточно тихо, но среди тишины гостиной, заполненной лишь треском поленьев в камине, слышалось громом.
Пальцы сжали перило до отрезвляющей боли. Оттолкнувшись, он в несколько шагов оказался рядом с говорливой сукой.
Она сцепила зубы, не отступив ни на шаг. Взгляды сошлись в немом поединке.
– Лучше бы тебе заткнуться, отброс.
Он знал отражение своих глаз в данный момент. Слишком часто видел сжимающиеся шеи, слышал внезапное заикание, стоило ему посмотреть именно так.
В ноздри, помимо тошнотворного запаха чая, ввинтился аромат кокоса и чего-то сладкого. Отступил на шаг, морща нос, надеясь вдохнуть чистый воздух.
– И убери эту вонь отсюда, – указал на стеклянный прозрачный чайник на столе.
Брови Фоукс приподнялись. Проследив взглядом за его рукой, она… расхохоталась.
Чертова сука.
– Это липовый чай. Он меня успокаивает, – пояснила, будто ему не похер, о чем он и сказал.
– Мне плевать, он воняет. Что ты тут вообще устроила?
Переливающаяся фигурка красно-оранжевого феникса скользнула в широкую ладонь. Блики огня играли на стеклянных перьях, создавая эффект свечения изнутри.
Торопливый топот шагов за спиной смешался с возмущением.
– Поставь на место, Дейвил!
Он отвел руку наверх и в сторону, уловив движение сбоку. Пальцы мазнули по воздуху и бессильно сжались. Лицо Фоукс горело не хуже огня в камине.
– Ценная вещица? – два пальца потрясли фигурку.
Выдох сорвался с губ девушки от обманного "сейчас уроню".
«Зачем тогда поставила ее здесь, раз она тебе так дорога? Прятала бы в своей норе, вместе с отвратным чаем».
– Отдай, пожалуйста, – процедила она, с усилием проталкивая слова сквозь зубы.
– Настолько? – надменно поразился Дейвил. – Проверим порог ее ценности. Что готова сделать ради нее?
Натянутость ее фигуры доставляла почти маниакальное удовольствие. Он впитывал эти ощущения, запирал в сундук, чтобы иметь возможность прикоснуться к ним снова. В те частые моменты, когда чувствовал себя пустой оболочкой. Телом, действующим и живущим на рефлексах.
Звери внутри него притаились, замерли в ожидании сигнала к атаке.
«Давай, Фоукс. Протестуй. Выпусти свою ярость. Дай насладиться ей».
В янтарных глазах горела злость. Сияла лихорадочным блеском.
В них отражались самые настоящие эмоции, неприкрытые, голые. И это подняло из живота необычную эйфорию. Как после кристаллического дурмана, который он один раз попробовал и потом проклял тех, кто его придумал.
– Ты не можешь по-другому, да? Обязательно надо быть конченой сволочью?
Из голоса исчезло то протестное настроение, звеневшее в нем минуту назад. Блеск в глазах сменился тусклым огнем… чего? Отчаяния? Смирения?
«Нет, блять. Не смей! Не смей напоминать о ней».
Слишком живы в памяти глаза, всегда лучившиеся теплом при взгляде на него. Когда смотрела она, все остальное становилось незначительным и незначащим, потому что только бесконечная нежность, направленная к нему, имела смысл.
Острые когти прошили внутренности, заставляя как в чертовом кино на повторе видеть медленное, отчаянно медленное затухание всего: тепла, любви, жизни. Глаза остались – зеленые, как у него, с желтыми вкраплениями и темными прожилками. Осталась оболочка, которую он с детства знал как свою мать. Но его матери в ней уже не было.
Отрешенный голос выдернул из болезненных воспоминаний в гостиную. Жар от камина припекал ногу.
Полено затрещало, и сноп искр почти долетел до его штанины.
– Давай, – тонкая кисть мазнула по воздуху. Будь он более густым и осязаемым, осталась бы полоса. – Делай что хочешь. Я не стану перед тобой унижаться.
Фоукс отступала спиной вперед, пока говорила. Их взгляды будто зацепились крюками, безрезультатно пытаясь рассоединиться.
Она развернулась и побрела по ступеням наверх, больше не опуская взгляд, смотря куда-то перед собой.
Он пытался вспомнить, когда последний раз видел поникшие плечи этой дерзкой девчонки. В памяти всплыл один единственный момент – когда ни один кристалл не активировался, и ее уводила из зала Горденгер. Тогда ему было приятно видеть, как мелкая сучка страдает и не понимает, что происходит. Унизить ее при всех, сказать, что она отброс, было, пожалуй, самым приятным.
Шам проводил взглядом скользящее движение пальцев по перилам на последнем витке. Черт, сейчас это не так приятно. Видеть сдавшуюся и отступившую Фоукс.
Злость снова накрыла. Она не имела права опускать руки перед ним.
Осознание потребности в ее яростных эмоциях впервые подобралось так близко. Так явно.
С глухим рыком вернул феникса на полку. Удержавшись от запуска статуэтки в стену, злился теперь на себя.
Ногой вогнал стол в диван и запустил пальцы в волосы.
Какого хера он вдруг ее пожалел?