Дары Бога

Посвящается моей бабушке Бобко Анне Константиновне

. Спасибо тебе за удивительное детство.

Я была счастлива.

По-настоящему счастлива.

Господи, Иисусе Христе, Сын Божий, благослови, освяти, сохрани сие чадо мое силою животворящего Креста Твоего. Милосердный Господи Иисусе Христе, Тебе вручаю чад наших, дарованных нам Тобою, исполни наши моления. Прошу Тебя, Господи, спаси их путями, которые Ты Сам веси. Сохрани их от пороков, зла и гордости, и да не коснется души их ничто, противное Тебе. Но веру, любовь и надежду на спасение даруй им, и да будут они Тебе избранными сосудами Духа Святого, и да будет свят и непорочен пред Богом жизненный их путь. Благослови их, Господи, да стремятся они каждую минуту жизни своей исполнить Твою Святую волю, дабы Ты, Господи, мог всегда пребывать с ними Духом Твоим Святым.

Аминь.

Глава 1

1997 год

Беларусь, город Барановичи

Алена Синичкина, крепко ухватившись за ручки большой дорожной сумки, тащила ее по земле. Девочка то и дело останавливалась, чтобы перевести дыхание, и снова принималась за дело. Аркадий Петрович захлопнул багажник машины и глазами стал искать поклажу. Увидев, что дочка старательно пыхтит над ношей, он невольно улыбнулся и направился к ней.

— Доча, ну зачем ты взяла такую тяжесть? — он поднял сумку с земли и нежно погладил Алену по волосам.

— Папа, только аккуратно! — серьезным тоном сказала она. — Там вся моя жизнь!

Екатерина Викторовна шла позади. Услышав слова дочери, она громко рассмеялась.

— А что там лежит? — спросил Аркадий Петрович, не расслышав слова дочери.

— Куклы и игрушки. Ты не видел, как она паковала сумку? — уточнила Екатерина Викторовна.

— Нет.

— Она привезла все игрушки! И то я еле уговорила не брать с собой домик для Барби. Иначе он занял бы половину «Жигулей».

— Ну и зачем тебе все это? Ты через десять минут бросишь сумку в комнате и умчишься на улицу с друзьями, — недовольно бурчал Аркадий Петрович.

— Мне все пригодится! Понимаешь?

— Конечно, понимаю, — отец еле сдерживал улыбку, которая пряталась в мелких складочках морщин на его лице.

Алена скинула туфли на крыльце и сломя голову побежала в дом.

— Бабушка! — худенькое детское тельце повисло на усталых плечах Анны Владимировны.

— Девочка моя, как же я соскучилась! — она покрывала лицо и голову внучки поцелуями. — Бог мой, ты почему такая худая? Одни кости! Вы вообще кормите ее?

— Здравствуй, мама, — Екатерина Викторовна нежно поцеловала женщину, которая уже минуту не выпускала из объятий ее дочку. — Конечно, кормим. Но ты же знаешь, что это задача не из легких! Для начала нужно ее поймать, а это порой сделать просто невозможно! Вихрь в юбке!

— Так, а где Алеся? — Анна Владимировна осмотрелась по сторонам.

— Она уснула в машине. Мы решили не будить, — Аркадий Петрович выглянул в окно.

— Бабушка, а Даша здесь?

— Да, уже приходила сегодня, спрашивала, когда ты приедешь.

— Ну тогда я побежала, — бросила Алена уже на ходу, завязывая светло-русые волосы в хвост.

— Стоять на месте! — крикнул Аркадий Петрович. — А сумка? Давай, иди разбирай вещи. Или за тебя это будет делать бабушка?

— Ну па-а-апа, — девочка жалобно растягивала слова. — Я потом все разберу, честно! — Алена стояла на пороге, одной ногой уже находясь на улице, и ковыряла пальцем деревянную дверь. — Вот представь, ты не видел дядю Пашу целый год и, наконец, появилась возможность погулять с ним, а тебя мама заставляет разбирать сумку! Разве это справедливо? — она приподняла выгоревшие брови и укоризненно посмотрела на отца.

Улыбка проскользнула по его лицу, как он ни пытался ее спрятать, придавая лицу напускную важность.

— Иди уже! — махнул он рукой. — Но ты не ляжешь спать, пока не разложишь свои вещи по местам.

— Спасибо, папуля! — Алена, споткнувшись сначала о сумку, а затем о свои же туфли, которые валялись по разные стороны крыльца, пулей вылетела на улицу.

— Алена, обуй туфли! — крикнула в окно мама.

— Ну лето же! — бросила в ответ девочка, уже пересекая улицу.

Дом Ивы Анны Владимировны (так звали бабушку Алены) располагался в частном секторе Баранович — достаточно большого белорусского города, который уступает по площади и населению лишь своим областным братьям и Бобруйску. Местность была усеяна деревянными и кирпичными домиками, поэтому частный сектор больше напоминал деревню, расположенную вблизи города. Люди здесь жили разные: и трудяги, и любители побездельничать и злоупотребить спиртным; и скромные порядочные горожане, и эгоисты с раздутым самомнением. Но все вместе они представляли собой один живой организм, который работал бесперебойно.

Дома здесь были похожи друг на друга. С улицы к ним вели кирпичные или бетонные дорожки, а сбоку и сзади расстилались огороды, которые и занимали почти всю территорию участков. Это была золотая жила — земля кормила и поила людей весь год. Каждое утро с первыми лучами солнца почти «деревенские» жители вставали и шли трудиться на земле. До сих пор так и остается загадкой, кто из них — солнце или люди — вставал первым. Возможно, именно шум лопат и тяпок будил желтую звезду, вытаскивая ее из-под теплого одеяла. Съедобный разноцветный ковер небрежно лежал на земле: легкий ветерок трепал зелень укропа и петрушки; ровные, словно отмеренные линейкой, грядки были устланы желтоватыми листьями огурцов; на невзрачных стеблях картофеля распускались фиолетовые соцветия, сообщая о том, что в утробе земли зарождается жизнь… Весь этот ансамбль красок неистово трепетал от прикосновений солнца и ветра.

— Мама, ты точно справишься с ними? — Екатерина Викторовна доставала из пакетов гостинцы, привезенные из дома. — Ладно, Алеся, она уже совсем взрослая, но за Аленой нужен глаз да глаз. Это просто черт в юбке!

— А то я не знаю! — Анна Владимировна хлопнула в ладоши. — Как будто ты их в первый раз оставляешь! В прошлом году было то же самое! Мне не тридцать лет, но и в свои семьдесят чувствую себя замечательно. Справлюсь! — махнула она рукой.

Анна Владимировна выглядела гораздо моложе своего возраста. Она была женщиной невысокого роста, достаточно плотной комплекции, но толстой ее назвать было нельзя. В каждом движении кипела жизнь. Она ловко справлялась с домашними делами, огромным огородом, способным прокормить в сезон взвод солдат, и небольшим хозяйством в составе десяти куриц и собаки, которая могла быть кем угодно, но только не надежным сторожем. Несмотря на горькую судьбу, Анна Владимировна не утратила силы духа и старалась радоваться мелочам. Муж умер от цирроза печени тридцать лет назад, и женщина с двумя детьми осталась один на один с судьбой. С младшей, Катей, никогда проблем не было. Дочка училась на одни пятерки, занималась в музыкальной школе и пела в городском ансамбле. После окончания технического училища Катя познакомилась с Аркадием Синичкиным. Через полгода он сделал ей предложение и увез молодую жену в Россию, где в это время проходил службу. А вот с сыном Сергеем Анна Владимировна выпила не один кувшин горя. Жизнь уготовила для него тернистый путь, через год после свадьбы забрав любимую жену. С того дня он начал пить и буквально за год превратился в алкоголика. Жил он через улицу от матери, но, напившись, каждый раз приходил к ней и требовал денег на спиртное. Сергей не работал, перебиваясь временными заработками или сдачей стеклотары, которую каждый день собирал по округе. Анна Владимировна жалела сына больше, чем кого-либо на этой земле. Она закрывала глаза на его пьяные дебоши, оскорбления и даже побои, не решаясь вызвать милицию. «Это же мой сын, — повторяла она, — как я могу предать его». В трезвом состоянии Сергей был прекрасным человеком: добрым, трудолюбивым, любящим детей и животных. Но как только в воздухе появлялся запах алкоголя, он тут же словно надевал маску, перевоплощаясь в нечисть.

— Как Сергей? — Екатерина Викторовна виновато посмотрела на мать, как будто стеснялась своего вопроса.

— Так же, — тихо ответила она. — Ничего уже не изменится. Это мой крест.

— А это еще что? — подойдя к матери, Екатерина Викторовна показала на ее морщинистую, покрытую гребешками вен руку. Как грозовая туча, синяя гематома обвивала женское предплечье.

Анна Владимировна махнула рукой.

— Он опять распускал руки? — в глазах дочери появились слезы.

— Он не распускает руки, просто иногда как вцепится, так не отодрать! — женщина погладила больное место.

— Мама, мне обязательно нужно поговорить с ним еще раз! Может, он все-таки согласится закодироваться? В Минске делают эту процедуру! Мы заплатим.

— Он не согласится. Не о чем тут говорить, — сказала, как отрезала Анна Владимировна, больше не желая разговаривать на эту тему. — Когда вы назад?

— Завтра. В понедельник Аркадию на службу.

— Так и служит на границе… Когда его уже переведут куда-нибудь, а то вы там зачахнете в своей глуши.

— Возможно, и переведут. Уже давно пора. Засиделся он на этом месте.

— Ну и хорошо, — спокойным тоном сказала Анна Владимировна. — Скоро два часа, пойдем собирать обед. Алена будет кушать?

— Ну, если мы ее поймаем, то, возможно, мне удастся запихнуть в нее пару ложек. Куда она побежала?

— К Даше. Вон они на крыльце сидят, — она отодвинула тюль и посмотрела в окно. Внучка активно жестикулировала, что-то быстро рассказывая подружке.

— Одни кости! — снова начала причитать Анна Владимировна. — Ну, ничего, вы приедете и не узнаете ее. Я вам обещаю.

Глава 2

Алена бежала по переулку, спотыкаясь о мелкие камушки и теряя на ходу новые голубые поролоновые шлепанцы. Они были последним писком моды: толстая подошва напоминала слоеное пирожное из выпуклых разноцветных полосок прочного поролона; спереди материал был заплетен в «косичку», которая покрывала верх стопы. Увидев их когда-то на рынке среди синтетического обувного разнообразия, Алена прыгала от радости, цепляясь за мамин локоть и умоляя купить их. Девочка резко остановилась и огляделась по сторонам, пытаясь найти потерянный шлепок, который валялся в траве у забора. Алена рванула назад. Шлепок был порван: «косичка», не выдержав нагрузки, разорвалась на две части. Девочка взяла находку в руки, и слезы хлынули из глаз. Она судорожно вертела его в руках, пытаясь оказать первую медицинскую помощь. Понимая, что реанимационные действия не помогают, сняла второй, засунула под мышку и босиком побежала к дому.

— Дядя Сергей! Дядя Сергей, — Алена с такой силой толкнула калитку, что та жалобно заскрипела. — Помогите! — она трясла шлепанцем возле его лица, пытаясь сквозь слезы объяснить, что случилось.

Сергей плохо соображал, что хочет племянница. Ее голос громом и молнией стучал в висках — мужчина пил несколько дней подряд, ночуя под заборами соседских домов и питаясь тем, что попадется под руку. Но, увидев слезы ребенка постарался взять себя в руки.

— Не переживай, — мозолистой рукой Сергей вытер горькие слезы с ее розовых щек. — Сейчас что-нибудь придумаем, — он скрылся в сарае, держа в руках «умирающего больного».

— Только ты обязательно должен что-нибудь придумать! Иначе никак, — Алена следовала за дядей по пятам, становясь на цыпочки перед высокими столами, чтобы разглядеть, как идет починка.

Сергей достал из шуфляды самодельного шкафа суперклей, нанес его и быстро соединил порванные концы. Затем, что есть сил, сжал их и не отпускал больше минуты. От напряжения его лицо стало красным.

— Теперь ему нужно полежать, чтобы клей взялся.

— А сколько дней он будет так лежать?

— Думаю, завтра все будет готово. Но бегать в них уже не стоит — иначе снова порвутся.

Алена прикусила губу, стараясь не расплакаться. Она с тоской посмотрела на чудесный шлепанец, который навсегда останется «инвалидом», и направилась в сторону дома. Девочка села на крыльцо, поставив босые ноги на бетонные ступеньки, и опустила голову на сложенные руки. Белокурые волосы упали на худенькие плечи, которые то и дело сотрясались от слез.

— Котик мой, ты чего грустишь? — Анна Владимировна появилась на веранде с полотенцем в руках. Она как раз готовила обед и увидела внучку в окно.

— Бабушка, я порвала шлепанец!

— Ерунда какая! Дядя починит.

— Уже починил, но мой шлепанец больше никогда не будет прежним! Бабушка, это так ужасно! Мама не купит мне новый…

Анна Владимировна присела рядом с внучкой.

— Послушай, у меня скоро пенсия, мы с тобой пойдем и вместе купим самые красивые сланцы!

Алена тут же подняла голову и бросилась в объятия к спасительнице.

— Милая моя бабушка, я тебя так люблю!

— Ой, лиса! — она потрепала Алену по светлым чуть вьющимся волосам.

Обнявшись, они несколько секунд сидели в тишине, слушая дыхание и стук сердец друг друга. Нарушила молчание Алена.

— Даша рассказала мне, что Катя с родителями переехали в город…

— Да, они продали дом.

— И теперь будут жить в квартире? А как же Жужик и Леопольд? — Алена вспомнила маленькую собачку и лохматого кота, которых так любила. — Они забрали их с собой?

— К сожалению, нет. У них маленькая квартира.

Алена вскочила со ступенек.

— Как же так? — воскликнула она, и ее губы снова задрожали. — И где они теперь будут жить?

— Их отдали соседям, пока те не подыщут для животных новый дом.

— Разве так можно?! — Алена негодовала. — Разве можно бросать друзей только потому, что появилась новая квартира! Как Катя могла так поступить! — из детских глаз брызнули слезы.

— Вряд ли Катя могла что-то сделать. Так решили ее родители. Я думаю, что она очень переживала…

— Могла! Она могла попросить их! — Алена стояла на своем. — Я не прощу этого Кате! Хорошо, что она уехала!..

— Не надо так. Пойми, милая, иногда обстоятельства сильнее нас. И нам приходится принимать решения наперекор голосу сердца. Во взрослом мире так бывает.

— Я не буду взрослеть! В моем мире такого нет!

Анна Владимировна, не выдержав, рассмеялась.

— Пирожок мой, но тебе придется повзрослеть, так устроена жизнь.

— Ладно, я повзрослею, — с серьезным лицом ответила внучка, — но я буду другой! Вот увидишь! — она снова села на крыльцо. — Бабушка, но я видела, что дверь в Катином доме открыта. Там кто-то живет?

— Его купили новые жильцы.

— И кто они? Там есть дети? Было бы здорово, если бы там жили дети…

Анна Владимировна замялась, подбирая нужные слова.

— Понимаешь, котик, там есть дети, точнее, девочка. Кстати, твоего возраста…

— Ух ты! — Алена перебила бабушку и ловко спрыгнула с крыльца. — Я побегу познакомлюсь.

— Подожди! — резко крикнула Анна Владимировна.

Алена удивленно и одновременно испуганно посмотрела на бабушку.

— Эта девочка… Ее зовут Женя… Она не совсем здорова…

— Может, ей нужны лекарства? Я могу сбегать в аптеку! Или ягоды? Давай я нарву ей баночку смородины или поречек[1]! — девочка в предвкушении потерла маленькие ладошки.

— Ей это не поможет, — Анна Владимировна снова замялась, мысленно ругая себя за то, что заранее не подготовилась к такому разговору. — Девочка не может ходить, — наконец сказала она.

Алена тихонько села рядом и внимательно посмотрела на бабушку.

— Она передвигается в инвалидном кресле.

— И эта девочка не сможет ходить больше никогда? — в глазах внучки было столько сострадания, что Анна Владимировна не решилась сказать ей правду.

— Я не знаю. Наверное, сможет. Но лечение очень длительное. Возможно, оно займет много лет.

— Ничего страшного! — Алена снова улыбалась. — Главное, что девочка сможет ходить!

— И еще. Она почти не умеет разговаривать.

— Это как?

— Ну, у нее проблемы с речью… Но она все понимает и хорошо изъясняется жестами.

— А ртом, как я, она не может говорить? Я не понимаю тебя, бабушка.

— Ну, представь, что у тебя полный рот каши и ты не можешь произнести ни слова.

— А я выплюну кашу или проглочу ее и снова смогу говорить.

— Вот видишь, а она не может ее выплюнуть, понимаешь?

Алена замолчала. Ее бровки изогнулись, и на лбу появились тонкие складочки. Она думала. Спустя минуту девочка заговорила.

— Бабушка, это так ужасно! Ты не можешь бегать и прыгать через резинку. А еще ты не можешь залезть на дерево и нарвать спелых яблок. Или прыгнуть с разбегу в речку и окунуться с головой… Это очень плохо, — девочка разглядывала крышу теперь уже Жениного дома сквозь могучие ветки старой яблони. — А я переживаю из-за порванного шлепанца. Я такая бесстыдница!

Анна Владимировна рассмеялась, но на ее глазах выступили слезы.

— Бабушка, я не хочу новые шлепанцы! — Алена встала с крыльца и вышла за калитку.

Девочка медленно шла по песчаному переулку, обдумывая слова бабушки. Она не могла понять, как можно не уметь ни ходить, ни разговаривать. Ведь это так просто: встать и идти; или открыть рот — кажется, слова сами вихрем вырвутся изнутри. А как же приятно петь. «Я обязательно ее научу, — думала Алена. — Просто она, наверное, не знает как! Взрослые все объясняют неправильно!»

Размышляя, девочка и не заметила, как подошла к Жениному забору. Прежний, деревянный, новые хозяева безжалостно снесли, установив на его месте бетонный. Подобный дизайн только входил в моду и был не всем по карману. Алена сновала вдоль этого мощного забора, пытаясь найти хотя бы маленькую щелочку. Когда попытки не увенчались успехом, она обратила внимание на небольшое бревно, лежащее вблизи аккуратной стопки таких же деревянных столбиков. Толкая находку то руками, то ногами, подкатив-таки к нужному месту, взобралась на нее, привстала на цыпочки и заглянула во двор. На улице она никого не увидела, хотя входные двери были открыты настежь. Алена перевела взгляд на фасад дома: в некоторых местах он уже был обложен кирпичом, который замуровал, как ненужное прошлое, старые прогнившие доски. На окнах висели незнакомые занавески, от ветра они то и дело вылетали наружу. Когда после очередного порыва тюль снова оказалась на улице, Алена заметила силуэт, точнее, только голову и руки девочки. Это была Женя. Увидев ее, Алена радостно замахала рукой, но ответного жеста не дождалась. Женя смотрела на странную девочку, висевшую на заборе, но ни один мускул на ее лице не выдавал интереса. Еще секунда — и она одернула занавеску, силой затащив ее в дом, а затем и вовсе скрылась из виду. «Может, она просто не увидела меня?» — Алена была подавлена. Еще немного повисев на заборе, она спрыгнула и, толкая перед собой бревно, направилась в сторону дома. «Почему Женя не ответила мне? — маленькое сердце трепетало от сомнений. — Она не могла меня не видеть!»

Алена подкатила бревно к прежнему месту и, стиснув зубы, попыталась аккуратно уложить его обратно. Встав на цыпочки, она со всей силы бросила его на другие бревна. От удара поленья с грохотом разлетелась, и одно из бревен ударило Алену по ноге. От боли девочка закричала и присела. Из коленки сочилась кровь. Алена стремительно бросилась к траве, что ровной полоской стелилась вдоль забора, сорвала подорожник, смочила его слюной и приложила к ссадине.

— Что я наделала! — девочка в ужасе обхватила голову руками. Бревна разбросало по всей дороге, перегородив проезд машинам. Непрошеная гостья испугалась, что хозяева дома сейчас же покажутся и отшлепают ее как следует. Но никто не вышел, видимо, их не было дома. Алена быстро начала складывать бревна, стараясь воспроизвести в памяти, как именно они лежали. Весили они немало, поэтому она могла брать только по одному. Укладывая их на прежнее место, девочка быстро устала. Волосы ее были мокрыми, а щеки пылали, как спелые яблоки.

— От тебя вечно одни неприятности! — Алена услышала знакомый голос. Сначала она не поняла, откуда он доносится, и огляделась по сторонам. Она чувствовала себя вором, которого поймали с поличным. Увидев вдалеке Инну, она сложила руки на груди и приготовилась к защите.

— Что ты сказала? — крикнула Алена.

— Я говорю, что ты вечно приносишь неприятности, — бросила в ответ Инна, катаясь на калитке.

— Я случайно зацепила бревно!

— Не ври! Я все видела. И как ты подсматривала за новыми жильцами, и как разрушила склад бревен. Вру-у-ушка-а-а-а! — последнее слово она умышленно растягивала, делая ударение на каждом слоге. — Я все расскажу!

— Только попробуй! — Алена, готовясь на сей раз к нападению, опустила руки на талию. — Вместо того, чтобы каркать, как ворона, пришла бы и помогла мне!

— Еще чего! — Инна продолжала раскачивать калитку, которая от каждого движения издавала жуткий скрип. — Ты разбросала, ты и собирай!

Инне Забенько недавно исполнилось девять лет. Алена была знакома с ней уже три года. Продав квартиру в городе, семья Забенько купила здесь старый дом и построила на его месте двухэтажный кирпичный дворец. Инна всегда отличалась сложным характером. Подруг у нее было мало, но, когда дети собирались вместе для игр, она всегда старалась быть в центре внимания, не считаясь с интересами остальных. Ее брат Кирилл был на два года младше, но тоже успел прослыть забиякой и драчуном. Все конфликты, то и дело вспыхивающие среди детей, затевали именно Забенько. Их родители не придавали значения постоянным жалобам на детей, выгораживая своих чад без лишних разбирательств — взрослые были поглощены благоустройством нового дома, вкладывая в него большие деньги и выставляя на всеобщее обозрение покупки — будь то диван, стоящий на лужайке целый день, или стиральная машина, как бы случайно прислонившаяся к забору. Когда они удостоверялись в том, что обновки увидели все соседи, вещи отправлялись в дом. Сейчас Забенько были заняты возведением нового кирпичного забора. Рабочие как раз разгружали очередную партию материала рядом с безжалостно снесенной старой изгородью. Единственным напоминанием о былой жизни была калитка, на которой висела Инна. Но и она была Алене не в радость: после каждого скрипа хотелось закрыть уши или подбежать и сбросить с нее вредную девчонку.

Алена еще немного постояла, разглядывая Инну и перебирая в голове неприятные слова, которыми хотела бросить в нее, но все же промолчала. Повернувшись к обидчице спиной, она продолжила собирать оставшиеся бревна, не реагируя на доносившиеся реплики Инны. Отряхнув руки от щепок и пыли, девочка собралась уходить, но снова бросила взгляд в сторону Жениного дома. Глухой бетон прилегал к соседскому забору неплотно, оставляя небольшую щель. Алена подошла поближе и заглянула внутрь. На крыльце стояло инвалидное кресло, в котором сидела Женя. Ее темно-русые волосы развевались на ветру, а спина была прямой, словно под майкой пряталась штакетина. Девочка в кресле резко обернулась и посмотрела в ее сторону. Алена испугалась, что ее заметили, и бросилась бежать со всех ног в сторону дома, снова теряя шлепки.

Глава 3

Марина приехала через два дня. Алена увидела через переулок ее оранжевую майку и завизжала что есть сил.

— Господи! Что случилось? — Анна Владимировна выбежала из кухни, в три шага оказавшись возле внучки.

— Марина приехала! — Алена радостно прыгала на месте.

— Я думала, с тобой что-то случилось! Не пугай меня так!

— Все, я пошла, — на ходу крикнула Алена.

Она заглянула сначала во двор к бабушке Лиде, затем пробежала по бетонной дорожке и аккуратно, почти на цыпочках, пройдя через узкие тропинки между грядок, оказалась у деревянного забора, покрытого плесенью. Ловко достав несколько досок, девочка пролезла в щель и, очутившись уже во дворе Марины, поставила доски назад, снова спрятав тайный ход. Импровизированная калитка появилась три года назад, когда соседкам надоело ходить друг к другу, огибая целую улицу. И теперь, чтобы оказаться в гостях, требовалось всего несколько секунд.

Алена обошла курятник и теплицу и оказалась перед входом в дом. Хотя жилье бабушки Яни было сложно так назвать. Скорее, это был сарай, переделанный под летнюю дачу. Если смотреть на него с улицы, можно увидеть, как под гнетом времени, болезней и старости он покосился набок, готовый в любую минуту уйти на покой, превратившись в груду трухлявых досок. Но внутри было неожиданно уютно: там размещались две крошечные комнатки, одна из них была совмещена с кухней, в углу которой стояла печка. В другой комнате находились две кровати, шкаф, маленький столик и старый телевизор, транслирующий три канала. Потолки были такими низкими, что даже десятилетней Алене приходилось пригибать голову, чтобы не удариться. Вдоль дома тянулась большая скамейка, спинкой которой служила стена. Алена обожала этот дом и его многочисленных мохнатых обитателей: собачку Тяпу, котов Валика, Бориса и кошечку Марфу. Мужская половина питомцев была названа, как рассказывала сама бабушка Яня, в честь ее бывших мужей. Коты воинствующе восседали на скамейке, разглядывая проходящих по улице людей. Бабушка Яня сидела рядом и вылавливала блох в шерсти Тяпы, ловко раздавливая их ногтями.

— Доброе утро, бабушка Яня! — Алена уселась рядом на скамейку. — А где Марина?

— Она в доме, разбирает вещи. Сейчас выйдет.

— Вы не боитесь их? — Алена показала маленьким пальчиком на раздавленную блоху, которая следом за другими отправилась в стеклянную банку.

— А чего их бояться? — ухмыльнулась бабушка.

— Ну, а вдруг они перепрыгнут на вас! И поселяться в ваших волосах, — девочка скривилась, как после съеденного неспелого крыжовника.

— Эти блохи живут только на животных, люди их не интересуют.

Алена, сомневаясь в словах бабушки Яни, рефлекторно отсела подальше. Тут из дома вышла Марина, и девочка сразу же забыла о блохах, заключив подругу в крепкие объятия. Взявшись за руки, они прыгали на месте, поднимая с земли сухой песок.

— Ну все, все! Хватит! Сейчас все ноги будут черные! — сказала бабушка Яня, недовольно причмокивая языком.

— Бабушка, мы пойдем погуляем. Нам есть о чем поговорить, — серьезно сказала Марина. — Вернусь к обеду, — бросила она на ходу.

Алена знала Марину сколько себя помнила, ведь та была ее лучшей подругой. По крайней мере, в Барановичах. Дома в Орше у нее была еще одна близкая подруга Таня, и Алена никак не могла определиться, кто из них для нее важнее. Алена всегда считала Марину невероятно красивой. Ее огромные кукольные карие глаза с веером длинных ресниц, бледно-розовая кожа и губы в форме бантика напоминали ей лицо любимой куклы. Марина была худощавого телосложения и, в отличие от Барби, невысокого роста. Алене всегда казалось, что подругу плохо кормят, настолько худыми были ее руки и ноги. Марина жила на окраине города в двухкомнатной квартире с родителями и старшей сестрой. К бабушке она приезжала только на лето, точнее, родители загружали ее вещи в старенькие «Жигули» и высаживали дочку с сумкой возле калитки. Через минуту их машина скрывалась в известном направлении и возвращалась лишь в конце августа. Мама Марины была в ссоре со своей матерью, поэтому, привозя дочь, даже не открывала калитку, чтобы поздороваться. Что именно стало причиной их раздора, никто из посторонних не знал, а бабушка Яня подробности никому не рассказывала. Отец Марины много пил, порой даже поднимал руку на жену — девочка не раз видела их ссоры. Тогда она закрывала уши, пряталась в своей комнате и не выходила из нее, пока ужасные крики не стихали. Наверное, именно из-за этого в огромных голубых детских глазах поселилась печаль. Даже когда девочка улыбалась и смеялась от души, в них таилась тоска. Марина мало разговаривала, особенно в компании взрослых, прячась за спину подруги и тайком наблюдая за происходящим. Единственным человеком, которому она доверяла, была Алена.

Свою бабушку Яню девочка недолюбливала и побаивалась. Но родители не спрашивали, хочет она ехать к бабушке или нет. Они просто сажали ее в машину и оставляли здесь на долгих три месяца. Бабушка же, наоборот, была рада видеть внучку, но только в качестве еще одних рабочих рук: возраст был беспощаден к ней, забирая физические силы, а вместе с тем и возможность нормально работать. Поэтому Марина была для нее спасением: женщина поднимала внучку в семь утра и, пока солнце не усядется на трон на самой макушке неба, отправляла ее работать в огороде. Девочка привыкла к труду и не ныла от тяжелой работы, хотя звонкие голоса за забором и стук мяча о ворота заставляли ее маленькое сердце сжиматься до размеров изюминки. Но Марина знала: как только стрелки часов покажут двенадцать, она бросит тяпку и ведро, забитое доверху сорняками, и умчится сломя голову навстречу детству. Иногда бабушка заставляла помогать поливать огород, едва ли не силой забирая внучку с улицы, когда игра только набирала обороты. Девочка не плакала и не сопротивлялась, она покорно брала бабушкину руку и тенью исчезала за дряблым забором.

— А почему ты не заставляешь меня работать в огороде? — как-то спросила Алена у своей бабушки, когда Марину снова увели с улицы. — Может, ты стесняешься меня попросить? Так ты скажи, и я буду работать.

Анна Владимировна переворачивала на сковороде котлеты, одновременно другой рукой помешивая кипящий суп.

— Потому что ты ребенок и твое дело играть, а не работать.

— А почему тогда бабушка Яня заставляет Марину работать?

Анна Владимировна замолчала, пытаясь подобрать нужные слова.

— Яне некому помочь, вот она и просит Марину, — ее лицо стало серьезным. — Хотя я против этого.

— Почему?

— Я же тебе говорю, дети должны играть. Помогать, конечно, нужно. Ты же мне помогаешь. Вчера ты помогла мне помыть посуду, а сегодня собирала колорадских жуков с картошки. Это ведь помощь, правда?

— Да, — с гордостью сказала Алена. — Ты меня зови, я тебе еще помогу. Бабушка, может, мне стоит помочь Марине? Я ведь ее друг…

— Не стоит. Лучше не вмешивайся, это их дело, и пусть они сами решают свои вопросы.

Анна Владимировна знала, что если Алена хоть раз поможет подруге, то Яня будет просить ее помогать все время. «Бедная Марина», — подумала она, вспомнив печальные глаза девочки.

— Бабушка, мне нужно кое-что тебе рассказать. Это очень важно, — Алена ковыряла обшивку углового дивана на кухне, потупив глаза в пол, — иначе я не смогу спокойно спать.

— Что случилось? — Анна Владимировна отложила деревянную лопатку и села рядом с внучкой за круглый кухонный стол. Она подняла свои усталые глаза и ласково посмотрела на Алену. Та продолжала молчать. Поток воздуха подхватывал ароматы укропа и петрушки, растущих возле окна, и силой загонял в дом, наполняя кухню чудесными запахами земли и зелени.

— В общем, дело обстоит так, — девочка, сделав глубокий вдох, рассказала бабушке, как подсматривала за Женей, а та даже не улыбнулась ей; как потом рассыпала соседские поленья и осталась незамеченной…

Анна Владимировна слушала внучку с серьезным лицом, сдерживая себя, чтобы не рассмеяться.

— Зачем ты подсматривала за ней?

— Я хотела познакомиться и помочь! — выпалила внучка. — Я хочу научить ее разговаривать. Я способная, папа так всегда говорит, у меня обязательно получится! — она захлебывалась эмоциями.

— А почему ты решила рассказать это мне? Ведь в целом ты не сделала ничего плохого и убрала за собой.

— Инка видела меня и пообещала, что расскажет всем! Я решила, что должна тебя предупредить — на случай, если к тебе придут соседи. Папа всегда говорит: предупрежден, значит вооружен!

Анна Владимировна, не выдержав, расхохоталась.

— Молодец, ты все правильно сделала!

Алена громко выдохнула и улыбнулась.

— Тогда я пойду гулять! У нас сегодня вечером намечается игра с мальчишками! Я буду на соседней улице.

— Хорошо, только далеко не отходи.

— Договорились, — девочка вприпрыжку помчалась по коридору и через секунду исчезла в переулке.

— Так нечестно! — возмутилась Валя.

— У вас на одного человека больше! — кричала Алена, которая только что рассказала всем, как играть в лапту.

— Вы вообще слушали правила? — сложив руки на груди, спросила Таня.

— Вы и так проиграете нам, с лишним человеком или без! Это дело времени! — Ленька тоже стоял со сложенными на груди руками.

— А вот и нет! — Алена подошла к нему так близко, что почувствовала, как он дышит. Ее глаза светились злостью и азартом, создавая целый коктейль эмоций.

Так получилось, что все мальчишки жили на соседних улицах. Чтобы встретиться, им приходилось выбирать нейтральную территорию, заранее договариваясь о встрече. Алена была заводилой у девчонок, ежедневно организуя их досуг, а Ленька возглавлял компанию ребят. Когда два лидера встречались, то пытались доказать друг другу свою правоту. Каждая их встреча заканчивалась либо ссорой, либо дракой.

Леньке исполнилось двенадцать. Мальчишка был высокого роста и худощавого телосложения; густые светло-русые волосы слегка вились на макушке, создавая иллюзию парика, который, казалось, когда-нибудь упадет на землю. Он как старший в компании ребят считал, что имеет полное право командовать ими, раздавая указания направо и налево. Удивительно, но все безоговорочно слушали его и ловили каждое слово своего лидера.

— Девчонки, нам не хватает одного человека! — крикнула Алена. — Я предлагаю уступить мальчикам, пусть играют не по правилам, мы все равно выиграем.

Девочки подхватили ее боевой настрой и начали радостно прыгать на месте, то и дело повизгивая от предвкушения победы. Ленька ухмыльнулся, услышав слова Алены, и повернулся к ребятам, которые все это время находились за его спиной. Несколько минут они стояли в кругу, обнявшись за плечи и перешептываясь. Их голоса постепенно нарастали, превращаясь в сплошной гул. Мальчишки долгое время не размыкали объятий, подпрыгивали на месте и продолжали гудеть. Затем они все-таки разошлись, сложили свои руки одну поверх другой и с громким визгом вскинули их вверх.

— Клоуны, — фыркнула Алена и, повернувшись к девчонкам, сказала, чтобы они занимали свои позиции. Через несколько минут, уладив все споры, дети начали игру. Саша подбросила мяч в воздух. Алена стояла первая в шеренге с самодельной битой в руках, представляющей собой деревянную доску длиной в пятьдесят сантиметров, и ждала, когда мяч приблизится к ней. Ловким движением руки она ударила «битой» по мячу, и тот полетел в сторону мальчишек, которые были рассредоточены по условному полю. Алена стремглав понеслась сквозь мальчишек, уклоняясь от мяча, которым они стремились попасть в нее. Ленька расталкивал на бегу друзей, вырвав мяч и пытаясь догнать Алену, чтобы «выбить» им соперницу из игры. Она ловко увернулась и пересекла заветную черту. Оказавшись в безопасности, девочка начала танцевать на месте, строя рожицы Леньке, который, согнувшись пополам, тяжело дышал от бега.

— Косой! Косой! — дразнила его Алена. — Таких не берут в космонавты! — подначивала она.

— Ничего, посмотрим, как ты добежишь назад! — Ленька был зол и унижен перед своими друзьями, которые осторожно хихикали вслед словам Алены.

Следующая била Марина. Удар был слабым, и мяч приземлился всего в нескольких метрах от нее, значительно уменьшив шансы добежать до подруги. Она рванула с места, не обращая внимания на ребят, которые стояли на пути, но не имели права задерживать. Ленька снова выхватил мяч и со всех ног побежал за Мариной. Отведя руку в сторону, он прицелился в Марину и вложил всю силу в удар. До заветной черты оставалось всего несколько шагов, но мяч успел догнать бегунью, ударив прямо в затылок. От неожиданной боли Марина присела и схватилась за голову. Девочки подбежали к подруге, окружив ее со всех сторон, и помогли ей встать. Алена в три прыжка оказалась рядом с Ленькой, на ходу замахиваясь на него рукой. Он увернулся и схватил ее за запястье, с силой сжав его в своей детской, но цепкой ладони. Вывернув ей руку, он толкнул Алену на землю, и девочка больно ударилась. На локте сразу проступила кровь.

— Будешь знать, как кривляться и драться! — крикнул он, отходя в сторону.

— Ты труп! — прорычала Алена.

Ленька демонстративно рассмеялся ей в ответ.

— Ой, напугала! Боюсь-боюсь! — он сделал вид, что трясется от страха.

Алена поднялась с земли, отряхивая испачканные джинсовые шорты и вытирая кровь с локтя.

— Мы больше не будем с вами играть, — сказала она, — и проход на нашу улицу с этой минуты для вас закрыт.

— Это не тебе решать! Я буду ходить там, где захочу, — усмехнулся Ленька и сделал несколько шагов в сторону «чужого» переулка. — Вот, я уже на вашей улице, — он медленно поставил сначала одну ногу, наблюдая за реакцией, а затем вторую. — Ой, ничего не происходит! — Забияка начал танцевать на месте, дразня Алену и ее подруг. От движений детских ног песок поднимался вверх, постепенно превращаясь в песчаную бурю. Ленька так увлекся победным танцем, что не заметил, как к нему подскочила Алена и рукой провела по его лицу.

— Что ты делаешь, дура! — он вскрикнул от неожиданности. Ленька провел рукой по щеке, и его пальцы окрасились в кровавый цвет. — Ты меня поцарапала?

— Нет, тупица! Это моя кровь! Это будет тебе напоминанием о том, что девочек трогать нельзя!

Он растеряно смотрел по сторонам, судорожно пытаясь вытереть кровь с лица, но только еще больше размазывал ее, пачкая щеки и руки.

— И еще, — Алена развернулась к обидчику, — если хочешь разобраться со мной — разбирайся, но Марину не трогай! — она кричала на всю улицу. — Ты понял меня? Иначе в следующий раз там будет твоя кровь! — она так разозлилась, что была готова в любую секунду расплакаться от переполнявших чувств. Алена крепко сжала кулачки, вонзив ногти в кожу и не давая эмоциям вырваться наружу.

Следующие два часа подруги играли в «Испорченный телефон», сидя на ковре из зеленого клевера и одуванчиков, который застилал возвышенность рядом с дорогой, и краем глаза наблюдали, как мальчишки на своей улице играют в футбол.

— Марина, где тебя носит? — на углу улицы появилась бабушка Яня, держа под мышкой Тяпу.

Девочка подскочила и побежала к ней.

— Вот деньги, сходи в магазин, — бабушка Яня протянула несколько купюр, скрученных в трубочку. — Купи молоко, хлеб и батон.

Марина молча взяла деньги и, кивнув подругам, скрылась на соседней улице, где играли ребята. Алена грустно посмотрела ей вслед и метнула молнию в сторону уходящей бабушки Яни. Сначала девочка подумала догнать Марину и сходить с ней, но не захотела встречаться с Ленькой и его компанией. Даша как раз пародировала его, взбив волосы на голове и строя рожицы, как любил это делать он сам. Все девочки дружно смеялись, валяясь на траве. Алена не выдержала и подскочила к Даше, помогая ей дополнить образ своего врага. Она складывала руки на груди, задирала подбородок вверх и с важным видом ходила туда-сюда, раздавая девочкам указания. А те катались со смеху по земле. Когда Алена выдохлась, то повернула голову в сторону, где был слышен стук мяча, и увидела, как Ленька, сложив руки на груди и вздернув подбородок, молча смотрит на нее. Он все понял, угадав, кого она показывала, и, сама того не понимая, победив в их игре. Еще немного постояв, он развернулся и скрылся за забором. Алена махнула рукой и плюхнулась на землю.

Валя и Таня принялись что-то чертить на земле, Саша с Дашей играли в мяч, а Алена лежала на животе и наблюдала за девочками. Она не рассказала им о своем похождении к Жене и о том, что узнала от бабушки. Она чувствовала, что должна молчать, что, возможно, подружки не поймут ее и будут смеяться над Женей.

С ухода Марины прошло минут двадцать. Магазин, единственный на всю округу, располагался в конце улицы, и медленным шагом до него было минут десять ходьбы. До следующего нужно было идти заметно дольше, петляя по многочисленным улицам. Прошло еще десять минут, Алена встала с земли и сказала девочкам, что пойдет навстречу подруге. У нее было плохое предчувствие, как будто среди ясного неба должен был разразиться гром. Алена ускорилась и перешла на бег. Не успела она повернуть за угол дома, как услышала крик. Это был голос Марины. Испуганный, полный ужаса и страданий. Алена бежала с такой скоростью, что почувствовала боль в ногах. Девочки, бросив игру, помчались за ней. На траве за высоким забором лежала Марина. Ее руки держали Архип, младший брат Леньки, и их друг Дима, который жил через дом. Рядом на земле валялся разорванный пакет с продуктами. Хлеб и батон лежали на песке, а стеклянная бутылка с молоком медленно катилась по улице. Марина извивалась и кричала. Слезы лились из ее глаз, а тело дрожало от страха. Ленька, задрав девочке платье, пытался снять с нее трусы, но она так сильно отбивалась ногами, что у него ничего не получалось. Он ухватился за резинку и со всей силы дернул ее, разорвав белые трусики. Схватив трофей, Ленька ловко вскарабкался на фонарный столб, повесил на него добычу и приказал товарищам отпустить свою жертву. Алена, застыв в ужасе, смотрела на лежащую подругу, она так сильно испугалась, что не могла сдвинуться с места. Ее тонкие, как спички, ноги налились свинцом, а по щекам потекли слезы. Уже тогда девочка понимала, что никогда не сможет забыть это мгновение и не простит себе то, что так и осталась стоять в стороне, глядя, как издеваются над ее подругой. Валя среагировала первой. Она подбежала к Марине и, оттолкнув Архипа и Диму, помогла ей подняться и собрать разбросанные продукты. Затем она снова подбежала к мальчишкам и принялась колотить их руками и ногами что было силы. Они едва успевали укрываться от ударов.

Валя, десятилетняя подруга Алены, была крепкого телосложения и невысокого роста. Ее светло-русые волосы на затылке держал тугой хвостик, а лицо было местами перепачкано песком и землей. Во время драки ее шлепки слетели, и бойкая девочка босыми ногами продолжала лупить мальчишек по щуплым телам. Ее старшая сестра Таня подбежала и оттащила Валю от ребят, которые лежали на земле, свернувшись калачиками. Алена продолжала стоять на углу улицы и наблюдать за происходящим. Свинец в ее ногах понемногу начинал плавиться от высокой температуры тела, давая возможность пошевелиться. По лицу девочки без остановки текли слезы, прячась под воротником майки. В тот момент ей казалось, что детство закончилось, сменившись суровой взрослой жизнью.

Валя и Таня, взяв Марину под руки, повели ее в сторону дома. Рыдания стихли, но Марина продолжала периодически всхлипывать, не успев еще освободиться от испуга. Алена, наконец, сдвинулась с места и посеменила за подругами. Затем она развернулась и, подбежав к столбу, вскарабкалась и сняла с него трусики. Не говоря ни слова Леньке, который молча наблюдал за происходящим, Алена побежала за девочками.

— Бабушка Яня! Бабушка Яня! — Валя, опередив девочек, бежала по улице. Женщины сидели на скамейке, и Анна Владимировна тоже была там. Услышав встревоженный голос Вали, она интуитивно подскочила на месте.

— Бабушки! — Валя остановилась, переводя дыхание. — Ленька с друзьями напали на Марину и сняли трусы. А потом повесили их на фонарный столб.

Анна Владимировна сглотнула подступивший к горлу ком. Когда она взглянула на Марину, то ее сердце, казалось, разорвалось, как мина на поле боя, разбросав останки по всему телу. Женщины усадили Марину на скамейку и принесли ей воды.

— Куда ты уже вляпалась? — со злостью спросила бабушка Яня. Она взяла из рук Тани хлеб с батоном, которые были черные от земли и песка. — А где молоко?

— Бутылка выкатилась на улицу, и кто-то из мальчишек специально наступил на нее и раздавил.

Бабушка Яня пыталась отряхнуть с хлеба песок, но все было тщетно.

— Теперь только курам его скормить!

— Яня, опомнись! — резко сказала Анна Владимировна, закипая от злости. — О чем ты говоришь? Иди к его родителям и разберись! Это нельзя оставлять просто так! Совсем уже ополоумели от безделья!

Алена сидела на корточках и рисовала палочкой по земле, аккуратно выводя линии. Анна Владимировна подошла к внучке и присела с ней рядом.

— Ты чего сидишь одна?

Алена молчала, выводя на песчаном полотне цветок.

— Ты испугалась? — аккуратно спросила бабушка.

— Бабушка, я очень плохо поступила, — девочка подняла глаза, в которых плескался целый океан. — Я стояла и смотрела. И все. Я ничего не сделала. Понимаешь? — по детским щекам покатились слезы.

— Ты просто испугалась.

— Я не знаю. Это было ужасно. Я стояла и не могла сдвинуться с места, пока они это делали. Я думала, что я смелая, а я обычная трусиха! — Алена закрыла лицо грязными ладошками. — Марина, наверное, больше не захочет со мной дружить. Она не простит меня!

— Это нормально, что ты испугалась. Ты не ожидала, что такое может произойти. Мальчики поступили очень плохо и будут наказаны. А с Мариной ты поговори и объясни ей все, как мне. Я уверена, что она поймет. Она умная девочка.

Алена немного успокоилась и перестала всхлипывать.

— Ты мой индеец! — Анна Владимировна посмотрела на внучку и рассмеялась. Ее лицо было в коричнево-черных разводах. — Иди умойся!

— Нет, я пойду с ними! Я должна! — тыльной стороной майки Алена вытерла лицо, еще больше размазав грязь. — Я должна хоть как-то помочь Марине.

Анна Владимировна внимательно посмотрела на свою маленькую, но такую смышленую внучку, в груди которой билось огромное доброе сердце.

— Мы пойдем вместе. Но сначала поговори с Мариной.

Алена кивнула и направилась в сторону подруги, которая уже успокоилась и, казалось, даже немного забыла о случившемся, взяла ее за руку и отвела в сторону. Марина не возражала. Минут десять они стояли, взявшись за руки и прислонившись к забору. Алена говорила без остановки. Марина молча кивала в знак согласия. Потом они крепко обнялись и, держась за руки, вернулись назад.

Через пять минут перед крыльцом Ленькиного дома стояла вся компания во главе с Анной Владимировной. Позади нее стояла бабушка Яня, Валя, Таня, а замыкали шеренгу Алена и Марина.

Дверь резко открылась, и на пороге появился Ленькин отец, Борис Васильевич. Он был похож на казака-пенсионера. Тучный, с большим животом, который занимал чуть не весь дверной проем, он грозно смотрел на непрошенных гостей из-под густых бровей. Длинные усы, казалось, занимали половину его лица. Кончики их были слегка подкручены, но в целом это выглядело неряшливо. Казалось, если покопаться в них, можно насобирать кучу мусора. Грубым голосом мужчина спросил, что случилось. Анна Владимировна предложила войти в дом, чтобы не посвящать любопытных соседей, которые уже висели на заборах, наблюдая за толпой, и поговорить внутри. Она коротко и ясно рассказала, что произошло. Дети молча кивали головами. И лишь Валя то и дело вставляла свои пять копеек. Борис Васильевич выслушал все молча, ни разу не перебив, но постепенно его взгляд становился все суровее. В конце разговора, так же молча, не говоря ни слова, он вышел во двор и через пять минут вернулся назад, держа за уши Леньку и Архипа. Их шлепанцы практически не касались земли, а уши были такие красные, будто облитые краской.

— Это правда? — он спросил это таким тоном, что все дети интуитивно вжали головы в плечи.

Братья молчали, постанывая от боли.

— Я спрашиваю в последний раз! Это правда? — от тяжелого дыхания его усы раздувались, как паруса.

— Да, — еле слышно сказал Ленька. Его голос был похож на мышиный писк.

Борис Васильевич больше ничего не говорил. Он снял с гвоздя, вбитого в стенку, кожаный солдатский ремень с золотой пряжкой и, стянув с Леньки штаны, начал при всех наносить один удар за другим. Он, не жалея сил и не щадя сына, продолжал бить его, пока кожа мальчишки не приобрела такой же цвет, как и ухо. Анна Владимировна подбежала к мужчине и одернула его руку.

— Хватит! — металлическим голосом сказала она. Ленька уже выл от боли. — Хватит! — повторила женщина. — Это не лучший метод!

— Вы хотели, чтобы я их наказал, вот и не вмешивайтесь! — он отшвырнул Леньку, и тот с грохотом упал на пол. Затем схватил Архипа, который в ужасе смотрел на брата и понимал, что его ждет такая же участь. Его лицо было мертвенно-бледным, а руки дрожали от страха. Борис Васильевич сдернул с сына штаны и принялся бить его с прежней силой. Анна Владимировна попыталась убрать его руки, но он грубо оттолкнул ее. Девочки затаили дыхание. В голове Алены вихрем проносились мысли. С одной стороны, наказание было заслуженным, с другой, ей было жалко мальчишек. Она никогда не видела, чтобы кто-то так бил детей. Папа никогда не поднимал на нее руку, хотя порой и было за что. От ужаса она широка распахнула глаза и открыла рот. В одно мгновение девочке захотелось подбежать и оттащить Архипа, но ее ноги снова налились свинцом.

Борис Васильевич остановился и вытер проступивший на лбу пот. Его майка была мокрой, а лицо красным и влажным. Мужчина отбросил Архипа в сторону.

— Живо сняли трусы! Оба! — прорычал он. Мальчики стояли не двигаясь. — Вы хотите, чтобы это сделал я?

Они молча повиновались, сняв трусы и отдав их отцу. Тот взял белье и протянул Анне Владимировне.

— Зачем? — спросила она.

— Повесьте их на столб. Они должны до конца прочувствовать, что такое унижение.

— Не стоит… Вы их достаточно наказали.

— Мне лучше знать! Повесьте, или это сделаю я. Пусть они поймут, что совершили ужасный поступок и побудут в чужой шкуре, — он все еще держал трусы в руке.

Анна Владимировна молча развернулась и вышла из дома. Дети посеменили за ней. На следующий день по дороге в магазин Алена подняла глаза на фонарный столб и увидела те самые трусы Леньки и Архипа. Они висели так высоко, что никто не смог их достать. Это был флаг победы. Победы справедливости над жестокостью и глупостью. Они еще долго висели там, пока однажды сильный ветер не сорвал их и не забросил на крышу Ленькиного дома.

Глава 4

Алена выкатила велосипед из сарая и, запрыгнув на сидение, покатилась по двору. Она старалась ехать по дорожкам, но иногда не удерживала равновесие и заезжала на бабушкины клумбы с цветами. Наконец, миновав калитку, она выехала в переулок. Девочки уже ждали ее на скамейке, прислонив свои велосипеды к забору. Через минуту зеленые, желтые и оранжевые «Аисты» полетели по улице. После того случая с Ленькой прошло уже две недели, и разговоры вокруг этой темы поутихли, впрочем, как и сам Ленька со своей компанией. Девочки видели его пару раз, да и то во дворе. «Скорее всего, их наказали и они сидят дома», — размышляла Алена, проезжая мимо их окон. Марина не поехала кататься — у нее не было велосипеда, да и бабушка редко отпускала внучку гулять до полудня, заставляя трудиться в огороде. Проезжая мимо Жениного дома, Алена приподнялась с сидения и заглянула за забор. Дверь дома была закрыта, и во дворе никого не было. С прошлого раза она больше не видела девочку, но идея познакомиться и помочь ей до сих пор жила в сердце.

Велосипеды неспешно катились по улице, позвякивая бутылками, которые были сложены в сумку и привязаны к багажнику. Это была не просто велопрогулка: девочки заранее договорились, что с утра поедут сдавать тару. У Алены был самый большой пакет. Бабушка вечно ругала ее за то, что она покупает молоко в бутылках, так как оно стоило ровно наполовину дороже, чем молоко в пакете. Но Алена все равно брала с полки бутылку, зная, что потом ее можно будет сдать и купить новые наклейки для журнала, конфеты или бутылку вкусного «Дюшеса», которую потом тоже можно будет сдать. Пункт приема стеклотары находился прямо за магазином и представлял собой ветхое деревянное сооружение наподобие старого сарая.

— Еще закрыто! — крикнула Алена подругам, которые снимали свои увесистые сумки с багажника. — Но, к сожалению, мы не первые!

Перед пунктом уже сидело человек пять. Местные алкоголики прятались в тени деревьев от утреннего жаркого солнца. Они лежали на спине и попивали холодное пиво, опустошая новую тару для сдачи. Девочки положили велосипеды на траву и сели недалеко от них. Саша заговорила первая.

— Слушайте, а вы видели эту девочку Женю? — она жевала травинку, пытаясь пропустить ее сквозь небольшую щель в зубах.

Алена молчала. Она решила сначала послушать, что скажут остальные, перед тем, как рассказать свою историю.

— Я только знаю, что она инвалид и ездит в специальном кресле на колесах. Мне мама рассказывала, — равнодушно сказала Таня. — Говорят, что она очень страшная. У нее изуродовано лицо, и она не может говорить!

— Да ладно! — воскликнула Саша. — И на кого она похожа?

— На страшную жабу, — усмехнулась Инна.

Алена нахмурила брови, переваривая информацию.

— А чего ты молчишь, Алена? — язвительно спросила Инна. — Ты же видела ее!

Алена растерялась, не ожидая, что Инна будет вспоминать тот случай. Все взгляды устремились на нее.

— А почему ты нам не рассказывала? — спросила Валя.

— Не успела еще, — замялась Алена. — Вылетело из головы.

— Ну так расскажи, какая она! Она действительно уродка? — спросила Инна. — Алена через забор подсматривала за ней, а потом разбросала все бревна соседей, — торжествующе выпалила она.

Алена захотела встать и хорошенько отлупить Инну за ее противный язык. Ей не нравилось, что Инна общалась с девочками, но она была лучшей подругой Саши, а та все время таскала ее за собой.

Инна была очень худой девочкой невысокого роста с мелкими чертами лица, которые придавали ей сходство с изможденной голодом мышью. Короткие волосы казались очень редкими, но пострижены были модно — прическа называлась «каре на ножке» и была очень популярной среди подростков. В компании Инна считала себя самой красивой и умной. Она не стесняясь стремилась доказать это всем, демонстрируя свое превосходство над другими. Ее злой язык был таким острым, что, когда слова вылетали изо рта, казалось, они разрезают воздух на мелкие кусочки.

— Никакая она не жаба! — с обидой в голосе сказала Алена. — Я, конечно, не видела ее лица близко, но уверена, что с ним все в порядке. Бабушка сказала, что Женя не может ходить и плохо говорит, но она обязательно поправится. Просто нужно много времени.

— Вранье! — фыркнула Инна. — Моя мама разговаривала с ее мамой, и та сказала, что Женя не поправится никогда! — она произнесла это таким тоном, как будто была рада тому, что девочка так и не сможет ходить.

— А мне бабушка сказала наоборот! — Алена встала с земли. — Моя бабушка никогда не врет! А ты дура, Инка! Дура! Дура! Дура! — она топала ногами по земле, поднимая песок, который кружился в спонтанном танце. Из глаз хлынули слезы. Она смотрела на равнодушные лица подруг и не понимала, почему они молчат.

— Как ты можешь так говорить, Инна?! Неужели тебе ее не жалко?

— Ни капельки. Раз она такой уродилась, значит, заслужила это! Мама говорит, что в жизни каждому достается по заслугам!

— Если ты сейчас не замолчишь, то я побью тебя! Клянусь, я побью тебя!

— Ой, напугала! — громко рассмеялась она.

Алена бросилась на обидчицу, сжимая руки в кулаки. Она схватила ее за волосы и начала трясти из стороны в сторону. Инна пыталась вырваться, но соперница была сильнее. Через минуту девочкам все же удалось разнять их, оттащив Алену в сторону. В ее руках остался клочок Инкиных волос.

— Ты что наделала? — Инна в ужасе смотрела на ее руку.

Алена бросила волосы ей в лицо. Резкий ветер подхватил их и порывом поднял высоко вверх.

— Я все расскажу маме! Тебе крышка, поняла? — Инна трогала волосы, пытаясь найти проплешину.

— Это я всем расскажу, что ты говорила про Женю! Никто не будет с тобой дружить! — она кричала вслед уезжающему велосипеду. Инна огрызалась, выкрикивая ругательства на ходу, но звон пустых бутылок заглушал ее слова, превращая их в пыль.

— А вы чего молчали? Саша, Валя, Таня, Даша! Вы что, не понимаете, что так нельзя говорить про человека? Ей, наверное, очень больно! Представьте, если бы вы не смогли бегать и играть? И сидели бы каждый день в кресле, не имея возможности встать? Вам было бы приятно, чтобы про вас так говорили? — широко открытыми глазами Алена смотрела на подруг в надежде найти поддержку. Но в их глазах она увидела пустоту.

— Ты чего так завелась из-за этой девчонки? Она тебе подруга, что ли? — спросила Саша. — Зачем ты побила Инну? Подумаешь, ляпнула языком! Ты разве ее не знаешь.

Алена в надежде обвела глазами остальных девочек. Они молча смотрели на нее. Лишь Валя встала и подошла к Алене.

— Девочки, правда, так нельзя. Тем более она наша соседка! Давайте больше не будем обзываться, — она погладила Алену по плечу и села на место.

Получив сегодня деньги за сдачу тары, Алена не испытала никакой радости. Наоборот, ей не хотелось ни конфет, ни наклеек. Она сложила пустую тряпичную сумку под крышку багажника и, запрыгнув на велосипед, поехала домой. Она не стала дожидаться девочек, которые, как ни в чем, ни бывало, пошли в магазин за сладостями. Каждая кочка и ямка, в которую попадало колесо, болью отзывались во всем ее теле. Она была так зла на подруг, что больше не хотела их видеть. Проезжая мимо Ленькиного дома, она увидела, что он вместе с братом пропалывает картошку. Заметив ее велосипед, он схватил маленькую картошину и запустил ей в Алену. Овощ пролетел в нескольких метрах от девочки и ударился о голову соседа Валеры, который мыл машину на улице. Тот со злостью осмотрелся по сторонам, поднимая с земли картофелину.

— Это ты сделала? — крикнул он.

Алена остановилась.

— Нет, дядя Валера, — она посмотрела в сторону Леньки, который, присев, спрятался за забором. — Я не знаю, кто это сделал. Я не видела, — она запрыгнула на велосипед и свернула за угол. Ленька поднялся с корточек и удивленно посмотрел ей вслед.

Глава 5

Третий день Алена была как на иголках. Она практически не выходила на улицу и все время смотрела в окно, боялась, что придет Инина мама и все расскажет бабушке. Сама она никому не поведала о событиях того утра. Она не хотела расстраивать бабушку, а Алеся вообще могла позвонить родителям и наябедничать.

Алесе было пятнадцать лет. Она, как и большинство подростков ее возраста, была уверена, что знает о жизни все и даже больше. С сестрой она практически не разговаривала, считая ее малой, которая приносит одни лишь неприятности. У них была своя компания, состоящая из двух подруг-ровесниц, шестнадцатилетнего парня и троюродного брата Алеси, который тоже приехал на каникулы к бабушке. Они гуляли отдельно, не подпуская никого к своей сложившейся компании. Алена терпеть не могла снисходительный взгляд сестры, которым она одаривала ее всякий раз, когда смотрела на нее. Этот взгляд словно говорил: «Ну, что тебе надо, малявка?» Алену это очень злило, поэтому она свела общение с сестрой к минимуму.

— Ты чего не идешь на улицу? — спросила Алеся, стоя в дверях и наблюдая, как Алена раскладывает на полу мозаику.

— Не твое дело, — не поворачиваясь, ответила она.

Алеся, недовольно фыркнув, вышла из дома. Последние два дня были очень тяжелыми. Анна Владимировна плохо себя чувствовала. Дядя Сергей снова запил. Он приходил домой по несколько раз в день и требовал деньги на выпивку. Сначала она стойко держалась, пытаясь отговорить его и давая словесный отпор. Но в итоге сдавалась и приносила деньги, зная, что он не оставит ее в покое.

Этой ночью шел сильный дождь. Алена вертелась в кровати и никак не могла уснуть. Она посмотрела на соседнюю кровать — Алеся крепко спала. Вдруг послышались голоса, которые заставили ее встать с кровати и подойти к двери. Сквозь щель между полом и дверью в комнату проникали лучики электрического солнца. Алена знала, что свет горит в бабушкиной комнате. Тихонько, встав на цыпочки, она направилась к ней. Дверь была приоткрыта, и можно было видеть, что происходит внутри, оставаясь незамеченной.

— Гони филки! — сказал Сергей. Он сидел рядом с ее кроватью на полу и курил. Анна Владимировна в длинной белой сорочке сидела на кровати, тяжело опустив голову. — Бабки давай, — снова заговорил он. Голос его был глухим, язык заплетался, а слова были нечеткими. Он стряхивал пепел на ковровую дорожку. — Ты ничего не понимаешь. Никто меня не понимает. А у меня душа болит! Я, может, сдохну завтра. И ты будешь виновата в этом!

— Сынок, иди приляг. Ты пьешь уже третий день. На тебя смотреть больно.

— А я не красна девица, чтобы всем нравиться, — он ядовито усмехнулся и крепко затянулся сигаретой. Его лицо было покрыто морщинами, больше напоминающими шрамы. Одежда грязная, и в комнате пахло дешевым алкоголем и немытым телом. — Катя вон, какая звезда, — резко начал он. — Муж, дети, квартира, машина. А у меня что? Только водка! Как ты, мать, там говоришь? Я твой позор? — он ухмыльнулся и снова закурил. — Не переживайте, я скоро сдохну, и вы все вздохнете с облегчением.

— Сынок, не говори так. Может, еще все образуется, — она положила руку на его голову. Он с силой одернул ее.

— Ничего не образуется! Все, конец! — он встал с пола и быстрыми шагами начал мерять комнату. — Как же я вас всех ненавижу! С вашей заботой и жалостью! Козлы, — добавил он и, зацепившись за ножку столика, с грохотом рухнул на ковер.

— Тише ты! Детей разбудишь!

— Это мой дом, что хочу, то и делаю.

— Это мой дом, а ты иди к себе и ложись спать! — Анна Владимировна поднялась с кровати и помогла ему встать. Она начала выталкивать сына к дверям, но он вцепился руками в ее сорочку и начал трясти мать, что есть сил.

— Гони филки, я сказал! Иначе придушу здесь.

Алена, услышав эти слова, ворвалась в комнату и набросилась на дядьку с кулаками.

— Не трогай бабушку! — она плакала и продолжала колотить его маленькими кулачками по спине.

— Алена, уйди отсюда, — крикнула Анна Владимировна.

— Нет, бабушка! Я все слышала! Он хочет убить тебя! — сонная и испуганная, в белоснежной ночнушке, на которой был нарисован улыбающийся заяц с морковкой в руках, она продолжала колотить дядю. — Я не дам тебя в обиду.

Сергей развернулся и со всей силы отбросил Алену в сторону. Она упала на пол, ударившись головой о деревянную тумбочку, стоящую в углу комнаты. Анна Владимировна бросилась к ней.

— Алена, ты в порядке? — сквозь слезы спросила она. — Девочка моя, зачем ты пришла? — она подняла внучку и, включив свет, осмотрела ее голову. Крови не было. — У тебя ничего не болит?

— Нет, все хорошо, — тихо сказала девочка, потирая ушибленное место.

Анна Владимировна схватила сына за воротник грязной рубашки и начала трясти его, а затем бить по лицу. Удары ее ладоней, как тяжелые плети, соприкасаясь с его кожей, издавали ужасный звук. Это был голос боли. Она не остановилась, пока его лицо не стало похоже на треснувший помидор. Сначала Сергей опешил от неожиданного нападения и молча поддался. Тем более он не спал почти трое суток: все время выпивал, забыв даже о еде. Но мужское нутро, хранящее в себе силу, которая просыпается, когда душа закипает от ненависти и злости, наполняла жизнью тело и кулаки. Он отбросил руки матери и, схватив ее за сорочку, рванул со всей силы. Кружевная ночнушка превратилась в лохмотья. Это был подарок мужа, который она так бережно хранила все эти годы. Когда она надевала ее и ложилась в кровать, то чувствовала, как невидимые руки супруга ласково обнимают ее за плечи, обволакивая тело теплом. Анна Владимировна растеряно стояла и смотрела на свое обнаженное тело. Куски ткани свисали с груди, и волокна постепенно начали впитывать новые воспоминания, навсегда стирая из своей памяти запах любимого мужчины.

Она сняла с крючка халат и быстро набросила его на себя. Казалось, на этом ночная война окончена, но Сергей был настроен получить деньги любой ценой. Он снова вцепился в мать, тряся ее и бросая из стороны в сторону. Алена сидела на диване и сквозь рыдания просила отпустить бабушку. Он не слышал ее. Его мозг словно поглотил дьявол, диктовавший свои правила и требования. Его глаза налились кровью, дыхание было тяжелым, он рычал, как дикий зверь, который вот-вот нападет на свою жертву и разорвет ее на куски. И он напал. Худыми руками с синими венами и глубокими шрамами он вцепился в шею матери и начал душить ее.

— Давай деньги или сдохнешь, сука, — прошипел он сквозь слюну, вытекающую изо рта. — Гони бабки, тварь!

Алена вскочила с дивана и запрыгнула к нему на спину. Сквозь поток рыданий она просила остановиться. Руками девочка вцепилась ему в волосы и со всей силой начала вырывать их. Сергей завизжал от боли и отпустил мать. Анна Владимировна, задыхаясь и жадно хватая воздух ртом, упала на кровать. Сергей сделал шаг навстречу Алене, которая спрыгнула со спины. Она выбежала из комнаты и плотно закрыла за собой старую деревянную дверь. Босиком, в одной сорочке Алена сначала выбежала во двор, но уже через секунду скрылась за калиткой. Взвизгивая от боли каждый раз, когда камни пронзали ее ступни, она продолжала бежать. Обогнув свою улицу, оказалась на соседней и, добежав до Марининого дома, перепрыгнула через забор. Увидев открытый парник, заскочила внутрь и плотно закрыла за собой его хлипкую дверь. Следующие полчаса Алена сидела на земле за высокими кустами помидоров, забившись в угол теплицы, и рыдала. Обессилев, она легла на твердую подушку, сбитую из холодной земли и, накрывшись тонким одеялом из теплого парникового воздуха, наконец, уснула.

Ей снился сон, как Сергей бежит за ней по улице. Ее ноги с каждым движением становятся все тяжелее и тяжелее, в итоге она падает в огромную лужу рядом с Жениным домом и дядя настигает ее. Инна висит на калитке и, тыча в Алену пальцем, громко хохочет. Ее смех взрывает спокойный ночной воздух, и сонные звезды градом падают на землю. Сергей хватает племянницу за руки и тащит по земле. Ее новые шлепанцы рвутся, превращаясь в лохмотья. Вдруг из-за поворота появляется Ленька с друзьями и, бросая в нее камни, тоже заливисто смеется. Алена глазами ищет поддержки среди знакомых и друзей, но никто не приходит к ней на помощь. Лишь злой смех и страшные гримасы заполняют ночную пустоту. Алена поворачивает голову и видит Женю, выезжающую со двора в инвалидном кресле. Ее лицо прекрасно. Кожа светится изнутри, а в глазах плескается океан любви и доброты. Медленно девочка подъезжает к Алене и, взяв ее за руки, помогает ей встать. Смех продолжает звучать, но уже не так громко, постепенно превращаясь в иллюзию. Тени людей растворяются во мраке. А Сергей разворачивается и уходит за калитку их дома. Девочки остаются вдвоем. Алена стоит на коленях и держит Женю за руки. Она чувствует их тепло. Женя улыбается. «Какое у нее красивое лицо, — думает Алена, — она самая красивая девочка, которую я только видела. Как же Инна была неправа». Алена не замечает инвалидного кресла и ей кажется, что они с Женей танцуют вместе, паря над землей. «Как же жалко, что мы не умеет летать, — мысли проносятся в ее голове, будоража воображение. — Если бы мы только умели летать, то Жене не нужно было бы инвалидное кресло». И они продолжают парить над землей, поднимаясь все выше и выше. Когда их головы касаются звезд, Женя молча отламывает кусочек звезды и протягивает его Алене. Рот девочки бездвижен, но ей кажется, что они болтают без умолку уже много часов. Губы Жени прекрасны, на них играет серебристая улыбка, которая переваливается всеми огнями драгоценных камней. Она жестами показывает Алене, что нужно спускаться назад — скоро рассвет, и она больше не сможет летать. Алена понимает ее с одного взгляда, как будто слова в вихре танца кружатся над ее головой. Они возвращаются на землю, и Женя снова оказывается в инвалидной коляске. «Не переживай, завтра я снова буду летать, как только наступит ночь», — глазами говорит она. Алена, улыбаясь, провожает ее до калитки. Всю дорогу они разговаривают, не произнося ни слова. Женя исчезает из виду, а Алена еще долго смотрит ей вслед, расплываясь в широкой улыбке.

Холодная земля прилипла к щеке. Тело болело, словно его всю ночь били палками. Пальцами Алена нащупала шишку на затылке и, взвизгнув от боли, убрала руку. Девочка встала на ноги и стала пробираться сквозь кусты помидоров, стараясь не наступить на них. Открыв дверь парника, она огляделась по сторонам — никого не было, солнце только-только просыпалось. Алена тихонько вышла на улицу и направилась к забору, решив срезать путь через двор бабушки Лиды. Пробравшись через «тайный» ход, девочка перебежала огород, затем пересекла спящую улицу и оказалась у себя во дворе. Она в волнении остановилась возле окна бабушкиной комнаты и, встав на цыпочки, заглянула внутрь. Постель была расстелена, но бабушки в комнате не было. Девочка поочередно стала заглядывать во все окна, но никого не находила. Алесина кровать тоже была пуста. Алену начала охватывать паника. На дрожащих ногах она побежала в дом. Анна Владимировна сидела за столом, положив голову на руки, Алеся сидела рядом, закрыв глаза ладонями.

— Бабушка, ты жива! Какая радость! С тобой все в порядке? — Алена со всех ног бросилась к ним.

— Господи, как же ты меня напугала! Еще полчаса, и я собиралась звонить в милицию! — Анна Владимировна сжала внучку в объятиях.

Алеся подошла к сестре и обняла ее, из глаз хлынули слезы.

— Почему ты плачешь?

— Я думала, что с тобой случилась беда! — сказала Алеся, тыльной стороной руки вытирая слезы.

— Ты же меня не любишь, — удивленно сказала Алена. — Ты всегда говорила, что будешь рада, если я потеряюсь.

— Дурочка ты маленькая! — Алеся еще сильнее прижала сестру к себе.

Алеся относилась к Алене с высокомерием, считая, что от нее одни лишь проблемы. Они практически не общались, в основном лишь ругаясь и иногда даже устраивая драки из-за того, что Алена без спроса взяла ее новую кофту или помаду. Разница в пять лет была для них пропастью в общении. Алена еще с удовольствием часами каталась на дворовых каруселях, в то время как Алеся красила ресницы и гуляла со старшеклассниками. Но когда Алена попадала в беду, Алеся первая била тревогу и бросалась на помощь сестре. Так и сегодня, пока Алена не вернулась, ее сестра от волнения чуть не сошла с ума, уговаривая бабушку звонить в милицию.

Алена прикрыла глаза, и улыбка счастья заиграла на ее губах.

— А где дядя?

— Ушел. Еще не вернулся.

— Он погнался за мной?

— Сначала да, но, не найдя тебя во дворе, вернулся назад.

— Бабушка, он больше не бил тебя? Только честно!

— Нет. Ты его хорошенько напугала. Ты моя спасительница, — бабушка поцеловала ее в макушку, ощутив на губах сладкий вкус солнечных волос. — Где ты была? Мы обошли с Алесей все улицы.

— Я пряталась в парнике у бабушки Яни.

— Ты спала на земле?

— Да. И мне даже приснился сон. Только, можно, я не буду рассказывать, о чем он…

— Хорошо, — сказала Анна Владимировна, широко улыбнувшись. — Бедная моя девочка! — она крепко прижала внучку к груди и начала гладить по голове.

— Бабушка, а куда он ушел?

Анна Владимировна смотрела в стену, как будто там был написан ответ.

— Он пошел к своим друзьям.

— Пить водку? — Алена подняла глаза. — Он же поэтому просил у тебя деньги? И ты дала ему?

— Да, дала. У меня не было выбора. Иначе он не ушел бы.

— А когда он вернется, то снова будет бить нас?

— Нет. Больше я этого не допущу, — она так сильно сжала губы, что они стали мертвенно-белыми. — А теперь пошли, я тебя умою, переодену и уложу спать.

— Я не буду спать! Если он вернется, я должна быть рядом с тобой!

— Не переживай. Рядом со мной будет Алеся. Мы посидим возле твоей кровати, пока ты будешь спать, хорошо?

— Хорошо. Так я точно услышу, если дядька придет.

Умывшись теплой водой и надев чистую пижаму, Алена упала на кровать и сразу же уснула. Анна Владимировна села рядом на стул, а Алеся забралась на свою кровать. Алена проспала три часа. Все это время Анна Владимировна сидела рядом, не отходя ни на минуту, поправляя одеяло и гладя внучку по ножке.

Сергей пришел ровно в полдень. Он был настолько пьян, что оставалось загадкой, как он дошел до дома. Спотыкаясь и падая, он дополз до дивана в гостиной и крепко уснул, бормоча себе что-то под нос. Алена в это время гуляла на улице. Придя на обед, она увидела дядю на диване и подошла к нему. Присев рядом на корточки, она стала рассматривать его лицо, на котором застыла ужасная гримаса боли и усталости. В комнате стоял запах немытого тела и перегара. Алена невольно зажала нос пальцами. Мужчина лежал прямо в одежде. Одна рука свисала с дивана. А ботинки, перепачканные черноземом, покоились на маленькой подушке. Брюки, местами рваные, были в грязи, наполовину расстегнутая рубашка оголяла худую грудь. Алена с ужасом разглядывала представшую перед ней картину. Она не могла поверить, что это был ее дядя, еще несколько дней назад мастеривший с ней кораблики из бумаги, которые они потом вместе пускали в огромной луже перед их домом. Он то и дело вздрагивал во сне, постанывая и кривя лицо от боли.

— Алена, что ты тут делаешь? — Анна Владимировна застыла в дверях, с ужасом наблюдая за внучкой. — Иди на улицу!

— Бабушка, ему плохо, — тихо сказала она.

Анна Владимировна тихо подошла к дивану.

— С чего ты это взяла?

— Посмотри на его лицо. Когда Алеся отравилась и ее тошнило, у нее тоже было такое лицо. Дядя ведь тоже отравился? Только водкой, — она снова посмотрела на него. — Так странно, бабушка, я ведь должна злиться и ненавидеть его, а мне почему-то жаль.

— Мне тоже, котенок, — Анна Владимировна прикрыла глаза, не давая слезам вырваться наружу.

— Бабушка, а почему ты его не сдашь в милицию? Или в вытрезвитель? Тетя Оля, Сашина мама, говорит, что на твоем месте она давно бы его сдала и жила бы себе спокойно.

— Это она так тебе сказала?

— Нет. Я слышала, как она разговаривала с соседкой.

— Она не на моем месте. И никогда на нем не будет, поэтому и не может понять меня. А ведь он мой сын. И я ответственна за его судьбу.

— Но он уже взрослый! И сам должен решать, как ему жить. Так бабушка Яня говорит.

— Для меня он всегда будет маленьким. Это моя судьба, мой крест, и я буду нести его до конца своих дней. Как же можно бросить своего ребенка, когда он попал в беду! А он в беде! Он заболел и не может вылечиться сам. Алкоголизм — это страшная болезнь, которая убивает человека очень быстро. Некоторые могут выкарабкаться и вылечиться, но Сергей не из таких. И поэтому я буду рядом. Если ему вдруг понадобится моя помощь, я должна буду успеть протянуть ему руку.

Алена слушала бабушку, внимательно глядя ей в глаза.

— Он хороший человек. Замечательный. Но он болен. Ведь и мы, когда болеем, становимся сами не свои, скажи?

Алена кивнула в знак согласия.

— Вот и с дядей так. Попробуй найти в своем сердце прощение для него. Ведь, если бы его жена была жива, все могло сложиться по-другому. Но горе сломало его, навсегда помутив разум.

— Бабушка, я его уже простила, совсем не злюсь. Теперь, когда ты мне все объяснила, я больше не злюсь. Честно.

Анна Владимировна не выдержала, и слезы покатились по ее морщинистым щекам. Она подошла к внучке и, взяв ее за руку, вывела из комнаты.

— Иди, поиграй на улице с девочками. Пусть он поспит.

— А когда он проснется, он снова будет прежним?

— Да. Он будет таким же, каким ты его всегда знала.

Алена обула сандалии и вышла из дома. Анна Владимировна вернулась на кухню. Она как раз варила куриный бульон для сына, зная, что после запоя он больше ничего кушать не сможет. Поставив кастрюлю на маленький огонек, она вернулась в комнату. Аккуратно сняв с Сергея обувь, она стянула его грязные штаны и унесла их в ванную. Затем, достав из шкафа легкий плед, укрыла сына до самых ушей — даже во сне он дрожал от холода. Прикрыв за собой дверь, женщина вышла из комнаты.

Анна Владимировна знала, что все в округе осуждают ее за то, что она до сих пор не упекла сына в милицию или в лечебно-трудовой профилакторий. Но у нее не поднималась рука набрать известный номер. Иногда, доведенная до отчаяния, женщина хваталась за трубку, но затем быстро бросала ее. Она знала, что не простит себе этого до конца своих дней. Запои случались раз в два-три месяца, но в последнее время Сергей стал пить чаще. Анна Владимировна присела на угловой диван на кухне и достала из шуфлядки кухонного комода потрепанный кошелек. Она пересчитала оставшиеся деньги. «Этого не хватит до пенсии», — вздохнула она.

У дочери она не хотела просить денег. Уезжая, та оставила небольшую сумму на питание и непредвиденные расходы для дочерей. Но Анна Владимировна почти все вынуждена была отдать сыну. У нее были кое-какие деньги, отложенные на свои похороны, но их она никогда не трогала.

— Придется взять оттуда, — тихо сказала Анна Владимировна, складывая деньги обратно в кошелек. — Ничего, с пенсии снова отложу. Надеюсь, я не умру в следующие две недели, — она нервно усмехнулась.

Глава 6

Алена вприпрыжку бежала по улице. За ней галопом мчались девочки. Они громко смеялись, перебрасываясь на ходу короткими фразами, которые мгновенно растворялись в воздухе, так и не долетая до ушей слушателей. Впереди, скрепя старым кузовом, ехал дряблый грузовик, доверху набитый шинами. Он петлял по дороге, то и дело огибая колдобины, возникающие на пути. Свернув с улицы, он направился прямо к «яме».

Раньше на этом месте было небольшое озеро, которое со временем высохло, оставив после себя огромную впадину. Со стороны она больше напоминала выбоину, оставленную огромным метеоритом, который упал на землю. На возвышенности вокруг ямы стояли дома. Эта местность заросла высокой травой, деревьями и множеством неизвестных кустов, застелив зеленым ковром сухое дно мертвого озера. Местные жители использовали яму для вывоза мусора, хотя это и было запрещено. Дети обожали играть здесь, придумывая всевозможные развлечения. Зимой яма использовалась как огромный аттракцион с множеством горок. Взбираясь на самую верхушку — а это около пятнадцати метров в высоту — они садились на санки и, рассекая морозный воздух, летели сломя голову вниз. Это был детский рай.

— Смотрите! Он свернул в яму! — Алена с визгом побежала за грузовиком. — Значит, костер будет в этом году здесь!

— Его всегда жгут здесь! Пора уже запомнить! — Инна скривила гримасу.

Алена остановилась и повернулась к ней.

— Слушай, Инка, если ты не знаешь, то лучше помалкивай! В прошлом году здесь не было костра. Палили далеко от нас, а яма была забита мусором. И вообще, — Алена подошла к ней вплотную. — Если ты не перестанешь вредничать, то будешь гулять со своим братом у себя во дворе! Ты уже надоела всем!

— Не говори за всех, — фыркнула Инна.

— А я не одна так считаю! Все девочки меня поддержали, ну, кроме Саши, она пятьдесят на пятьдесят. Но мне кажется, что и она скоро может послать тебя подальше с твоей дружбой.

Инна посмотрела на Сашу, которая молча стояла, потупив глаза. Все остальные девочка дружно закивали в такт Алениным словам.

— Кстати, а вон и твой братец! — засмеялась Алена, — так что не скучай!

Из-за зарослей высокой травы выглядывала русая голова мальчишки. Кириллу было шесть лет, но среди детей он давно прослыл хулиганом и драчуном, не отставая от своей сестры по части конфликтов и провокаций. Он был невысокого роста, щупленьким, но его маленькие мышиные глазки таили в себе скрытую опасность и злобу. Родители Инны практически не занимались воспитанием детей. Они были сосредоточены на заработках и улучшении своих жилищных условий — всем соседям на зависть. За детьми присматривала бабушка, которая жила с ними в одном доме. Хотя присмотром это было сложно назвать. В основном она пропадала на рынке, торгуя всем, что растет у нее на огороде, а вечера коротала за просмотром телевизора или болтовней с соседками на скамейке. Инна и Кирилл были предоставлены сами себе. Они кушали, когда хотели и что хотели, могли часами смотреть телевизор или до поздней ночи сновать по улицам. Когда Инна наябедничала родителям на Алену, в красках рассказав, как та ее побила, родители пообещали разобраться с хулиганкой, но так и не нашли времени прийти к Анне Владимировне. Алена старалась обходить Инкин дом стороной, не попадаясь ее родителям на глаза. И наказание так и не настигло ее.

— Девочки, давайте хотя бы сегодня не ссориться! — с обидой в голосе сказала Валя, которая от бега сильно запыхалась и сейчас сидела на траве, пытаясь восстановить дыхание.

— Согласна, — поддержала ее Алена. — Сегодня же Купалье!

— Так, девочки, а всех родители отпустят на ночной костер? — спросила Таня.

— Вроде как да, — сказала Саша. — Но родители ведь тоже пойдут…

— Это не страшно! Мы все равно сможем устроить наш ежегодный забег! — Даша улыбнулась в предвкушении веселья. — Вы видели, какая в этом году у бабушки Марыси черешня?

— Да, я попыталась сорвать пару ягод, но она поймала меня и отшлепала по рукам, — от горьких воспоминаний Алена потерла ладони.

— Она жутко вредная бабка!

— И жадная! Ей вечно всего жалко! — выпалила Таня.

— Это потому что она ходит на рынок продавать ягоды, а мы, как она говорит, обворовываем ее.

— Ну, ничего страшного. Сегодня ночью мы ей отомстим, — рассмеялась Инна.

И все девочки дружно захихикали.

— Смотрите, уже колеса выгружают! Пойдемте скорее смотреть! Сегодня мы раньше мальчишек, — Алена довольно оглянулась по сторонам, и улыбка исчезла с ее лица.

Вдалеке на горке стояла банда ребят. Ленька сидел в кузове и помогал водителю выгружать колеса.

— Бли-и-и-ин! — протянула Алена. — Они уже тут! Еще и колеса выгружают!

Девочки поднялись с земли и побежали к грузовику.

— Вы опоздали, — крикнул Ленька, сбрасывая очередное колесо на землю. — Отойди, малышня, а то сейчас колесом придавлю! — и следующая шина полетела на землю, приземлившись в нескольких метрах от Алены.

— Кто тебе разрешил залезть в кузов?

— Это мой дядя, — он грязным пальцем показал на водителя.

— Дядя, а можно нам тоже разгружать колеса? — спросила Алена.

— Еще чего! Валите отсюда! — крикнул Ленька и начал бросать маленькие камушки, валяющиеся на дне кузова, в девчонок. Один из камней попал Алене по руке, и она взвизгнула от несильной, но неожиданной боли.

— Ты дурак, что ли? — крикнула она. — Хочешь, чтобы мы снова пожаловались твоему папе? — она сделал шаг вперед. — Мы, конечно, больше не хотим смотреть на твою голую попу, но ради справедливости пойдем и на это! — она сложила руки на груди, высокомерно вздернув подбородок.

— Или ты хочешь, чтобы твои чумазые трусы снова висели на столбе? — смело сказала Валя, и все девочки засмеялись.

Ленька скривил гримасу, но замолчал. Девочки подхватывали падающие колеса и, катя их перед собой, складывали одно рядом с другим. Вскоре к ним присоединились еще трое мужчин, которые, начали укладывать колеса одно на другое, создавая из них высокую пирамиду. Дети с восторгом наблюдали за этим. Когда пирамида была готова, все дружно захлопали в ладоши. Пребывая в прекрасном настроении, дети отправились на ужин, договорившись встретиться на переулке ровно в девять часов вечера.

Так быстро Алена давно не ела. Она хватала горячую молодую картошку прямо из кастрюли, которая стояла посередине стола, и, перебрасывая ее из одной руки в другую, дула на нее, пытаясь остудить. К рукам прилипал укроп, и Алена никак не могла отлепить его, решив в итоге просто облизать пальцы. Аромат стоял очень приятный. Молодая вареная картошечка, облитая сливочным маслом и посыпанная укропом, сверху была покрыта маленькими коричневыми кусочками обжаренного сала, которые звонко хрустели, попадая в рот. Алена второпях перепачкала рот жиром, а нос укропом. Анна Владимировна, взглянув на внучку, рассмеялась.

— Поросенок ты мой!

— Не поросенок, а самая настоящая свинья, — недовольно сказала Алеся. — Посмотри, ты уделала весь стол! И майку, — она показала пальцем на капли жира и кусочки картошки, разбросанные по столу и ярким пятном блестевшие на желтой футболке с пушистым котом.

— Вечером постираю, — отмахнулась она.

— Ага, постираешь! Бабушка постирает! — фыркнула Алеся. — А куда это ты так спешишь?

— Туда же, куда и ты!

— А тебя бабушка отпустила?

— Да! — радостно ответила Алена. — Бабушка будет рядом.

— Бабушка, я буду с ребятами. Может, встретимся на костре, — ласково сказала Алеся.

— Алеся, а можно мы с вами?

— Нет, конечно! — ухмыльнулась она. — Еще чего выдумала! Вам, малявкам, вообще нужно спать, а не по кострам лазить.

— Тебя забыли спросить! — Алена хотела бросить в сестру картошкой, но потом передумала и засунула лакомство в рот.

Пока семья ужинала, на улице прошел небольшой дождь. От соприкосновения с влагой, земля пробудилась, оживилось все вокруг. В воздухе парили ароматы мокрой земли и травы, наливающихся соком яблонь, зрелой черешни и смородины. Алена вышла на крыльцо и глубоко втянула воздух. Она не могла описать свои чувства, но что-то внутри неё подсказывало, что в воздухе пахнет счастьем.

Алена помыла ноги, черные от земли, под холодной водой и переоделась. На ней был джинсовый комбинезон с лямками и белая футболка, а на ногах — светлые кроссовки. Девочка вышла со двора и села на длинную скамейку у забора. Первая пришла Марина. Вид у нее был очень уставший: одежда несвежая, под ногтями — кусочки земли.

— Ты где сегодня пропадала? Мы бегали в яму смотреть, как выгружают колеса.

— Бабушка не выпускала меня.

— Почему? — Алена нахмурила выбеленные солнцем брови.

— Сначала мы пололи огород, а потом она заставила меня вычистить весь курятник, — Марина вздрогнула от воспоминаний.

Алена вспомнила ужасный курятник бабушки Яни, вплотную прилегающий к дому, с его старыми курицами и драным петухом. Там негде было поставить ногу: все вокруг усыпано куриным пометом. Алене казалось, что он не только на земле, но и на стенах, и даже на потолке. Ей всегда было очень жалко кур, которые по уши утопали в своих же экскрементах. Девочка представила, как ее лучшая подруга целый день сидит в курятнике и отдирает помет. На глаза навернулись слезы. Она посмотрела на Марину. Та сидела совсем спокойная. Во взгляде не было ни злости, ни обиды, только печаль плотной завесой застилала ее красивое детское лицо.

— Ты устала? — Алена положила свою руку поверх ее.

— Немного, — слегка улыбнулась она. — Ради того, чтобы пойти на Купалье, я готова отдраить еще один такой курятник.

Девочки рассмеялись. Алена была поражена силе и выносливости Марины. Она крепко обняла подругу и уткнулась носом в ее волосы.

— Любовная парочка! По какому поводу обнимаемся? — Инна и Кирилл стояли рядом и жадно облизывали мороженое, которое текло по пальцам. Марина сглотнула подступившую к горлу слюну. Она давно не ела мороженого. Бабушка Яня сказала, что у нее маленькая пенсия и она не может позволить себе выполнять прихоти внучки. Марина не совсем поняла, что такое прихоти, но одно ей было ясно: мороженое ей никто не купит. Она уставилась в землю и начала считать камушки, рассыпанные у ног, чтобы хоть как-то переключиться и забыть о холодном лакомстве.

Инна села на лавочку, которая стояла напротив в нескольких метрах от их скамейки. Кирилл плюхнулся на траву, доедая мороженое. Звон велосипеда заставил их повернуть головы в конец улицы. Это была Оля Кухаренок. Она жила по соседству и была старше Алены на два года, но младше Алеси на три. Она никак не могла вписаться ни в одну из компаний, поэтому металась от одних к другим. Аленина компания была не против Оли и с удовольствием приглашала ее играть, но девочка считала, что она старше и умнее их, и жутко хотела попасть к друзьям Алеси, среди которых были и мальчики. Правда, старшие ребята не принимали ее, порой очевидно демонстрируя свое высокомерие.

— Ты пойдешь с нами? — спросила Алена.

— Не знаю еще. А где Алеся?

— Красится перед зеркалом, — Алена начала пародировать сестру, невидимой помадой рисуя себе губы.

— Ясно. Ладно, я поехала. Просто увидела вас и решила поздороваться, — она развернулась и, запрыгнув на большой велосипед с рамой, скрылась из виду.

— Зачем приезжала, не понятно, — фыркнула Инна и демонстративно бросила палочку от мороженого на землю.

— Быстро подняла! — сказала Алена.

— Тебе надо, ты и подними, — огрызнулась она.

— Я кому сказала! Встала и выбросила в мусорку, — Алена показала на небольшое металлическое ведро рядом с калиткой.

— Даже и не подумаю! — Инна запрыгнула на скамейку и начала ходить из стороны в сторону.

— Слезь со скамейки! Мы на ней сидим в чистой одежде.

— Нет, нет и еще раз нет! — она прыгала по скамейке, держась руками за забор.

— Моя бабушка каждое утро подметает эту улицу! — крикнула Алена. — Почему она должна убирать за тобой только потому, что тебе лень дойти до урны?

Инна закрыла уши руками, делая вид, что она ничего не слышит. Алена кипела от негодования. В три прыжка она оказалась около Инны и схватила ее за руку. Стянув обидчицу со скамейки, Алена дотащила ее до палочки от мороженого, которая валялась возле забора, и начала головой тыкать Инну, как щенка, который написал посередине комнаты, в деревянную палочку. Та кричала и изворачивалась, но Алена была гораздо сильнее.

— Ну, что? Ты еще не хочешь убрать за собой мусор?

Марина с Кириллом подбежали к девочкам, пытаясь оттащить Алену от Инны.

— Алена, отпусти ее немедленно! — Анна Владимировна бежала по улице с полотенцем в руках.

Увидев бабушку, девочка разжала руки. Лицо Инны было перепачкано травой и землей, а гладкие волосы были взъерошены, как будто она не расчесывалась целую неделю. Инна сразу отошла в сторону, отряхивая землю с одежды, но затем резко развернулась и набросилась на Алену, толкнув ее в спину. От неожиданности девочка упала на землю, больно ударившись головой о деревянный забор. Инна налетела на нее сверху, пытаясь схватить за волосы, но Алена увернулась, и они кубарем полетели по песчаному переулку. Анна Владимировна с детьми пытались разнять девчонок, но те сопротивлялись, как будто это была схватка не на жизнь, а на смерть. В итоге Дашин папа, который как раз оказался в огороде, выбежал на улицу и оттащил Инну от Алены.

Они стояли за спинами взрослых, тяжело дыша и периодически всхлипывая от боли и обиды.

— Что произошло? — Анна Владимировна старалась сдерживать гнев.

— Бабушка, она специально выбросила мусор на траву! Я ей сказала, чтобы она отнесла его в мусорку, потому что ты каждый день убираешь переулок, а она сказала, что ей все равно. Затем она специально начала провоцировать меня!

— Неправда! — Инна выглядывала из-за спины Дашиного папы. — У меня случайно выпало из руки, а она налетела на меня!

— Бабушка, не верь ей! Она лжет! — Алена пыталась вырваться, но Анна Владимировна крепко держала ее за руки.

— Это ты врунья! — кричала Инна.

— Так кому мне верить? — спрашивала Анна Владимировна.

— Алена говорит правду, — Марина тихо подошла к женщине. — Инна сделала это специально. Она очень плохо себя ведет. И все время пытается всех поссорить. Бабушка Аня, я говорю чистую правду. Кстати, Кирилл тоже все видел, но он вряд ли скажет вам честно.

Анна Владимировна заглянула в чистые невинные глаза Марины — такие огромные, что, казалось, вся вселенная может уместиться в них.

— Кирилл, ты видел, что произошло?

Он стоял, прислонившись к забору, и, опустив глаза, молча рассматривал свои грязные ногти.

— Так, мне все понятно, — Анна Владимировна сделала глубокий вдох. — Во-первых, Инна, мне придется поговорить с твоими родителями. Очень серьезно поговорить, — ее голос приобрел металлический оттенок. — Во-вторых, если ты не умеешь дружить, значит, вам стоит прекратить общение с девочками и найти себе новую компанию, в которой тебе будет комфортно.

Позже Алена спросила у бабушки, почему Инна ведет себя так. Анна Владимировна сразу же дала ей ответ, над которым девочка ломала голову еще много месяцев, и ей даже стало жалко Инну и Кирилла.

— Их родителям нет дела до детей. Им неинтересно с ними. Дети все время одни, они скучают по маме и папе, хотя даже и не могут объяснить это словами, — сказала она тогда.

— Они их не любят?

— Любят, но по-своему, — задумалась Анна Владимировна. — Детям нужны мама и папа, ну и иногда еще бабушка с дедушкой, а не свобода и вседозволенность. Понимаешь?

— Наверное, да, — неуверенно ответила Алена.

— Вот смотри, если бы я тебе разрешала не кушать, гулять, сколько хочешь, не чистить зубы и не помогать мне, но при этом не обращала бы на тебя никакого внимания, ты бы хотела так жить?

— Конечно, нет!

— Вот и они не хотят, поэтому и злятся, сами не понимая, на что.

— Ясно, — тихо сказала Алена. — Бабушка, может, ты поговоришь с мамой Инны и Кирилла и попросишь ее посильнее любить своих детей?

— Я бы с удовольствием, котик, но разве можно заставить любить сильнее?

— Может, она просто устала и забыла?

— Может. Взрослые много работают. Зарабатывают деньги, — она тяжело вздохнула. — Но я уверена, что они любят своих детей.

Услышав эти слова, Алена немного успокоилась. Она еще долго думала о том, как можно мало любить своих детей.

Анна Владимировна увела Алену домой. Она долго разговаривала с ней о ее поступке, пытаясь донести до внучки, что спор не надо решать кулаками. Девочка покорно слушала, опустив голову. Она не любила расстраивать бабушку, поэтому сейчас ей было очень стыдно перед ней.

— Бабушка, и ты теперь не пустишь меня на костер? — в глазах девочки стояли слезы.

— Отпущу, если ты пообещаешь больше никогда не драться!

— Никогда?

— Никогда.

— Даже совсем чуть-чуть?

— Да.

— Хорошо… — Алена тяжело вздохнула.

В другой день она бы, наверное, не дала этого обещания, но сегодня под угрозой срыва оказался костер и их забег.

— Я буду держать себя в руках. Я буду очень стараться.

— Вот и отлично. А теперь иди переодевайся. Тебя уже ждут подружки.

Алена выглянула в окно. Инны с Кириллом не было. На заборе висели Даша, Таня, Валя, Марина и Саша. Алена помахала им рукой и побежала переодеваться. Она с грустью посмотрела на перепачканный травой комбинезон и достала из шкафа чистые шорты и майку. Через две минуты девочки уже вместе неслись по переулку.

В начале одиннадцатого на улице начало темнеть. Черные облака, как одеяло, укрывали солнышко, укладывая его в теплую кровать. Вскоре на небе зажегся ночник. Сначала один, потом второй, третий, четвертый… Через полчаса маленькими лампочками было увешано все небо, и солнце окончательно уснуло, безмятежно посапывая. Облака то и дело покачивались из стороны в сторону, все сильнее затягивая небо ночным пледом. Девочки дружной толпой стояли на углу улицы и что-то весело обсуждали. Увидев приближающуюся банду мальчишек, они умолкли и стали наблюдать за ними. Впереди шел Ленька с Женей, позади браво вышагивали еще пятеро ребят. Подойдя вплотную к девочкам, Ленька заговорил первым.

— У меня для вас сообщение, — с серьезным видом сказал он. — Мы с ребятами посовещались и решили предложить вам временное перемирие.

— Это еще как? — фыркнула Алена, сделав шаг вперед.

— Мы решили дать вам шанс. По крайней мере, сегодня. А дальше все будет зависеть от вашего поведения.

— Ничего себе! — засмеялась Алена. — То есть это мы затеваем с вами ссоры? По-моему, это вы провоцируете нас!

— Так что, вы согласны? — он проигнорировал ее замечание.

Девочки переглянулись между собой. В их глазах не было злости, наоборот, красивые черты лица, размытые в ночном мраке, передавали интерес и любопытство.

— Хорошо. Но и мы даем вам шанс! Если вы обидите нас, то мы больше никогда не будем с вами общаться.

— По рукам, — Ленька протянул свою мозолистую ладонь, и Алена ответила рукопожатием. — Какие у вас планы до костра?

— Мы устраиваем забег через все улицы нашего района, — она достала из кармана скомканные пакеты. — Хотим нарвать черешни и слив у бабушки Марыси, алычи и яблок на соседних улицах.

Ленька с ребятами достали из карманов пакеты и все дружно рассмеялись.

— Тогда предлагаю начать, — он поднял глаза к небу, а затем посмотрел на часы. — Уже темно хоть глаз выколи, а до начала костра у нас еще есть целый час.

— Пойдем!

Дети выстроились в длинную шеренгу в два ряда и по Ленькиной команде рванули с места. Они бежали быстро, пытаясь обогнать друг друга и весело смеясь. Первая остановка была совсем рядом — возле дома бабушки Марыси. Высокая изящная черешня росла возле забора, разбросав тонкие ветви через ограду и искушая всех прохожих своими сочными плодами. Хозяйка участка неоднократно хотела перенести изгородь, но местное управление запретило ей делать это, в наказание выписав штраф. Но она не сдавалась: каждый год пыталась привязать ветки черешни к внутренней стороне забора, но под тяжестью плодов они сбрасывали оковы и вновь оказывались на свободе. Бабушка Марыся целыми днями караулила свою черешню, ругаясь с соседями и случайными прохожими, которые останавливались, чтобы угоститься спелой ягодой. Это дерево было ее золотой жилой. Урожай аккуратно собирался и затем продавался на местном рынке по хорошей цене. Дети знали об этом, и запрет еще больше привлекал их, толкая на маленькие преступления. Они видели, какая жадная была их соседка, поэтому наказать ее было для них желаннее, чем съесть ящик холодного мороженого в жаркий летний день.

— Сыпь сюда, — прошептал Ленька Даше, ладони которой были переполнены черешней. Он развернул пакет. Даша пересыпала ягоду и отправилась за новой партией. Один за другим ребята подходили к Леньке и пересыпали ягоды. Когда ветки оказались пустыми, так и не замеченные дети дальше побежали по улице. Свернув за угол, они остановились и посчитали свою добычу.

— Ух, ты! Три пакета! — Валя облизнулась. — Потом сядем возле костра и будем кушать.

— Кто у нас следующий? — спросила Алена.

— Вредина дядя Валера.

— Синютин? — она показала рукой на крышу кирпичного дома, выглядывающего из-за угла.

— Да. Это он в прошлом году спустил на нас собаку, — вспомнил Женя. — Подумаешь, два яблока сорвал! Жлоб!

— Надо ему отомстить! — Ленька потер ладони. — Давайте назовем сегодняшнюю ночь ночью возмездия!

— Молодец! — поддержали девочки. — Красиво звучит!

Дети побежали к дому Синютиных. У дяди Валеры была своя автомастерская, которая приносила ему хороший доход. Но все то время, в которое мужчина не был занят, он пил. Отсюда и резкие, неконтролируемые приступы агрессии. Он был таким же злым, как и его пес, который всегда ходил рядом с хозяином. Это был черный, как ночь, ротвейлер с зелеными злыми глазами.

— Подсадите меня, — тихо сказал Ленька. Ребята сделали из рук подставку, и Ленька ловко подпрыгнул, повиснув на заборе. — Держите крепко. Я буду бросать яблоки на землю, а вы подбирайте их внизу. Спелый белый налив градом посыпался на землю. Ребята быстро подбирали плоды, распихивая их по карманам шорт и делая из чистых маек импровизированные сумки.

— Хватит, — Женя дернул Леньку за штанину. — Уже некуда складывать. Слазь давай.

Ленька ловко спрыгнул с забора, правда, в конце прыжка зацепившись за гвоздь в заборе и разорвав шорты.

— Черт! Я порезал ногу! — он схватился за верхнюю часть бедра, и на его руке остался кровавый след.

Алена побежала к соседнему забору, который наполовину утопал в траве, и, найдя подорожник, принесла его Леньке.

— Держи. Наслюнявь его и приложи к ране. Через пять минут все пройдет.

Он взял лист и послушно приложил его к ноге.

— А ты вовсе не дура, — белоснежные зубы осветили ночной мрак.

— За такие слова можно и обидеться.

— А что я сказал? — мальчишка искреннее удивился. — Я же, наоборот, сделал тебе… Как это называется… — Он почесал затылок. — О! Комплимент!

— Нашел мне комплимент! — фыркнула Алена и отошла в сторону.

— До костра остается всего полчаса. Надо возвращаться, — сказал кто-то из ребят.

— А как же Олина вишня? — спросил Ленька.

— Она же наша подруга! — сказала Алена.

— Так мы ведь не ее будем наказывать, а ее вредного деда! Как он надоел ябедничать моему отцу, — Ленька интуитивно почесал попу, которая хорошо помнила папин солдатский ремень.

— Вы видели, какая у них вишня? Она растет прямо возле забора! — сказал Женя.

— Правда, забор-сетка. На него тяжело залазить.

— Ребята, не надо! — сказала Алена. — Нам и без того хватит уже.

Алена знала дедушку Оли и очень боялась его. Она никогда не видела, чтобы он улыбался или смеялся. Да и здоровался он тоже через раз. Алена всегда должна была громко стучать в калитку, так как без стука к ним во двор заходить было нельзя. Девочка не понимала эти правила. Она была уверена, что к друзьям можно спокойно входить во двор. Как оказалось, не ко всем.

— Отбой, ребята. У них собака!

— Ты видела ту собаку? Дворовая шавка! — усмехнулся Ленька.

— Да, но лает она так, что разбудит всю округу. Ты что, соскучился по папиному ремню? — рассмеялась Алена.

— Ладно, отбой. Пойдем в яму, а то так и опоздать можно.

Дети рванули с места, держа на бегу карманы и майки, в которых лежали яблоки. Пробегая по своей улице, Алена остановилась возле дома.

— Марина, мне нужно в туалет, пойдем со мной.

— Мы вас догоним, — Марина крикнула девочкам.

— Если честно, то я ужасно боюсь, — еле слышно сказала Алена. — Не самого костра, а когда его зажигают. Только ты никому не рассказывай, хорошо?

— Я тоже немного боюсь, — девочки захихикали и, взявшись за руки, вошли в дом.

Закрыв за собой дверь уборной, они сели на резиновый коврик, расстеленный на полу.

— Который час?

— Почти двенадцать. Я думаю, уже поджигают.

Легкая дрожь пробрала Алену. Каждый год она ждала этот праздник, как свой день рождения, и каждый раз боялась смотреть, как поджигают колеса. Ей казалось, что от огня пирамида развалится и колеса упадут на людей, безжалостно раздавив их. От одной мысли ее бросило в холодный пот, а пальцы рук предательски задрожали.

— Потом не страшно, — сказала она, — когда костер загорится. Ведь если колеса не упали сразу, то потом уже точно не упадут.

— Наверное, — Марина равнодушно пожала плечами. Она не боялась костра, да и особого желания смотреть, как горят колеса, у нее не было. Марина так устала, что единственное, чего она хотела по-настоящему, так это спать. Бабушка с каждым днем все больше нагружала ее работой. К вечеру у Марины сильно ныла спина и руки, поэтому сейчас, сидя на полу в туалете, она отдыхала.

— Ты иди, а я, наверное, домой, — вздохнула Марина.

Она уже развернулась, чтобы уходить, но остановилась, разглядывая искры костра, которые касались облаков, освещая ночное небо кровавыми отблесками.

— Ты чего? Мы же так хотели!

— Я очень хочу спать, — Марина устало потерла глаза. — Завтра тяжелый день. Бабушка попросила меня вычистить уличный туалет, убрать дом и прополоть клубнику, — она сглотнула подступившие к горлу слезы.

— Марина, попроси ее меньше нагружать тебя работой. Так нельзя!

— Ей больше некому помочь, кроме меня. Она так всегда говорит. Мне не сложно, честно, — она тяжело вздохнула. — Ладно, я пойду, без обид. Договорились?

— Конечно, — Алена крепко обняла подругу, а затем взглядом провела ее до дверей дома.

Когда Марина скрылась, Алена тихо побрела по улице, пиная ногой маленькие камушки и тревожа сонных собак. Взобравшись на горку рядом с ямой, откуда прекрасно был виден костер, она села на траву и положила голову на колени. Ей не хотелось идти к друзьям, не хотелось кушать украденные яблоки и черешню и тем более не хотелось смеяться и веселиться. Алена думала о Марине и Жене и о том, как им помочь. Она представила себе Женю, которая сидит у себя в комнате в инвалидном кресле и сквозь занавеску смотрит на ночное небо, на котором мерцают отблески костра. «Она, наверное, никогда не видела настоящий костер», — размышляла Алена. Девочка просидела полчаса не двигаясь, пока люди потихоньку не начали разбредаться по своим домам. В толпе Алена заметила бабушку, которая все время оборачивалась, пытаясь найти глазами внучку.

— Я тут! — Алена помахала ей рукой. Она подскочила с земли и быстрым шагом направилась к Анне Владимировне.

— Ты чего сидишь одна?

— Я была со всеми, а потом зашла домой и потеряла настроение.

— Ты его потеряла дома? — улыбнулась Анна Владимировна. — Тогда пойдем и найдем его.

Алена едва заметно улыбнулась.

— Ты мне хочешь что-то рассказать?

— Бабушка, можно я ничего не буду говорить, пожалуйста, — она взяла ее за руку.

— Конечно. Но знай, если ты все-таки захочешь поговорить, то я выслушаю тебя даже ночью.

Алена улыбнулась и еще крепче сжала теплую руку бабушки.

— Пойдем скорей домой.

— Пойдем, — Анна Владимировна поцеловала внучку в голову и крепко прижала ее к себе. Так они шли до самого дома, прижавшись друг к другу и молча разговаривая всю дорогу, но не проронив ни слова.

Глава 7

Алена скиталась по улицам, умирая от тоски и одиночества. Марина работала в огороде, Саша уехала с родителями в деревню, а Даша пошла с мамой на рынок. На калитке Валиного и Таниного дома висел замок, сообщавший всем, что никого нет. Алена медленно дошла до Олиного дома. Во дворе возле сарая стоял дедушка. Одну за другой он выносил из сарая клетки с кроликами. Алена заулыбалась, увидев любимых зверушек.

— А Оля дома? — девочка стояла на цыпочках и заглядывала в отверстие в металлической калитке.

— Здороваться тебя не учили, малявка? — резко спросил Олин дед.

— Здравствуйте, — робко ответила Алена. — А Оля дома?

— Привет! — из окна показалась Олина голова. — Сейчас выйду.

Алена мысленно обрадовалась, что, наконец, нашла хоть кого-нибудь.

— Заходи, — она открыла калитку, запертую на замок с другой стороны.

— А где твоя собака? — Алена шла, прячась за Олину спину.

— Я ее закрыла на заднем дворе.

— Хорошо, — выдохнула Алена, вспомнив, как однажды Степа (так звали их пса), вцепился ей в штанину и порвал брюки. — Чем занимаешься?

— Особо ничем, помогала дедушке убирать в сарае.

— А можно посмотреть кроликов?

Оля кивнула и подвела ее к клеткам с белоснежными животными в пышных шубках. Алена открыла клетку и, взяв крольчонка на руки, крепко прижала его к груди.

— Какой хорошенький! — взвизгнула она.

— Наверное, — пожала плечами Оля.

В этот момент из сарая раздался ужасный визг, и через несколько секунд на пороге показался Олин дедушка, держащий в руках кролика. Не обращая внимания на детей, он положил животное на деревянный стол.

— Оля, а почему он не двигается? — не успела она получить ответ, как дедушка ловкими движениями начал снимать кожу с кролика. Алена застыла в ужасе, наблюдая за действия Семена Викторовича. Он аккуратно отделил кожу с шерстью от скелета, делая это очень медленно, чтобы не повредить шубу. Алена чувствовала, как ее сердце стучит все медленней и медленней, готовое в любую секунду остановиться навсегда.

— Бабушка к зиме сошьет мне шу-у-убу, — Оля мечтательно растягивала слова, спокойно наблюдая за происходящим, как будто дедушка просто чистил картошку.

Алена посмотрела на равнодушное лицо подруги. Слезы жгли ее глаза, беспощадно обжигая лицо — его исказила гримаса боли. Девочка оттолкнула подругу, затем подбежала к Семену Викторовичу и начала руками бить его по спине.

— Убийца! Как вы можете? Ему же больно! — она рыдала, и слова с трудом срывались с губ.

— Уйди отсюда, глупая девчонка! Это кролик! Его судьба — плавать в моем супе и греть мою шею зимой. Да отцепись же ты от меня, — руки были по локоть в крови, поэтому он не мог оттолкнуть Алену.

— Его судьба — кушать травку и радоваться жизни! — кричала Алена.

На крики из дома вышли Олина мама и бабушка. Алена, увидев их, растерялась и опустила руки, которые, как плети, повисли вдоль худого тела. Она печально посмотрела на клетку с кроликами, которые спокойно жевали травку, не зная, что им осталось жить считанные минуты, и обвела взглядом присутствующих. Алена надеялась увидеть раскаяние на их лицах или хотя бы жалость. Но не заметила ничего, кроме удивления, перемешанного с осуждением. Как-то Анна Владимировна сказала Алене: «Взрослые всегда судят. Так устроен наш мозг. Даже не желая того, мы все равно судим. Просто кто-то делает это тихо, а кто-то во весь голос кричит на всю улицу. Но больше всего родители любят судить чужих детей за соломинку, не замечая бревен в глазах собственных чад. И это печально. Взрослые редко понимают мотивы поступков детей. Они просто вешают ярлыки и распускают сплетни». И сейчас, вглядываясь в глаза взрослых, Алена понимала суть сказанных бабушкой слов.

Она бросилась со всех ног, как будто за ней гнался Степа. Она еще долго бежала по улице, оглядываясь, не догонял ли ее Семен Викторович со своим длинным острым ножом, перепачканным кровью. Алена продолжала бежать, пока ноги предательски не подкосились от боли и она не рухнула на землю. Девочка плакала и боялась закрыть глаза, потому что знала, что увидит окровавленного кролика, «раздетого» до костей. Через полчаса, немного успокоившись, она пошла домой. Алена специально выбрала самый длинный маршрут, чтобы, пока на горизонте появится ее дом, слезы окончательно высохли, а кожа снова приобрела здоровый оттенок. В доме никого не было. Алеся ушла на речку с друзьями, а Анна Владимировна работала в огороде. Алена вошла в свою комнату и плотно заперла за собой дверь. Она достала из шкафа пакет с куклами и, разложив их на полу, начала играть. Девочка пыталась отвлечься как могла, старалась не думать о злых, наполненных осуждением и презрением глазах, об Олином дедушке и мертвых кроликах. Мысли проносились в ее голове, обгоняя друг друга, толкаясь, так же быстро исчезая, как и появлялись. Алена резко встала с пола, оставив кукол лежать на ковре, и выбежала из комнаты. Зайдя в ванную, она умылась, причесалась, проверила, чистая ли у нее одежда, и, убедившись, что все в порядке, вышла из дома. Девочка решительно вышагивала по переулку, направляясь в сторону Жениного дома. Калитка была открыта. Алена тихо вошла во двор. Двери дома была распахнуты настежь. Ветер подхватывал тонкую занавеску и выбрасывал ее на улицу. Алена подошла к крыльцу и осмотрелась по сторонам. В огороде и саду был идеальный порядок. Перед домом росли огромные кусты роз и пионов, которые чудесно пахли. Грядки с овощами — к слову, одинаковой длины — были идеально прополоты. Трава в саду казалась такой ровной, как будто ее подстригали лучшие парикмахеры. На качелях в дальнем конце двора сидела женщина средних лет с длинными каштановыми волосами, собранными на затылке в тугой пучок, и что-то вязала. Это была Виктория Сергеевна Клюквина, мама Жени. Алена уверенно направилась к ней.

— Здравствуйте, Виктория Сергеевна, — сказала Алена.

— Привет, — удивленно ответила она, отложив спицы в сторону.

— Вы, наверное, не знаете меня…

— Ну почему же, знаю. Наслышана, — улыбнулась женщина, и ее лицо озарилось светом.

— Надеюсь, о хорошем?

Виктория Сергеевна рассмеялась.

— Только о хорошем. Не переживай. Я могу тебе чем-нибудь помочь?

— Да, — Алена тянула время, не зная, как правильно задать вопрос. — Понимаете, я очень хочу познакомиться с Женей, но не знаю как! Мне кажется, это плохо и несправедливо, что мы все играем дни напролет, а она одна сидит дома. Я думаю, ей очень грустно смотреть, как мы носимся под ее окнами.

Виктория Сергеевна внимательно слушала Алену не перебивая.

— И я хотела спросить у вас, можно ли Жене играть с нами. Ну или хотя бы со мной? Я очень хочу с ней подружиться.

— Понимаешь, — серьезным тоном начала она. — Женя необычная девочка… — Свет исчез с ее лица, и тень печали легла под глазами.

— Я знаю! Но я все равно хочу с ней познакомиться.

— Это замечательно, — грустно сказала Виктория Сергеевна. — Ты очень хорошая девочка. Но Женя не сможет бегать с вами по улицам и играть в мяч. Она больна.

— Но ведь она выздоровеет?

— Никто не знает, но мы для этого делаем все возможное.

— Я знаю, что Женя ездит в специальном кресле и плохо разговаривает. Но я очень хочу ей помочь! Я знаю, что у меня получится! — Алена так разволновалась, что ее лицо залилось краской.

— Давай сделаем так, — после паузы сказала женщина. — Я сегодня поговорю с Женей и вечером дам тебе ответ. Я сама найду тебя. Договорились?

— Это просто замечательно! — Алена сияла от радости. — Только вы ей скажите, что я очень хорошая! И девочки у нас очень хорошие! Особенно Марина. Вот только Инна очень вредная, но я ее прогнала из нашей компании, и, надеюсь, она не вернется.

— А что она сделала?

Алена не хотела рассказывать о том, как Инна говорила о Жене.

— Она очень вредная и злая. Она все время пытается всех переругать. Но бабушка сказала мне, что ее родители мало играют с ней, потому что все время заняты на работе, вот она так себя и ведет. Просто она скучает по ним и вымещает злость на нас.

— У тебя очень мудрая бабушка. Слушайся ее во всем, — Виктория Сергеевна ласково смотрела на Алену и улыбалась.

— Она у меня замечательная! Самая лучшая!

Обняв на прощание Викторию Сергеевну, Алена, окрыленная ожиданием, отправилась домой. Она была так горда собой, что не могла сама поверить в то, что осмелилась прийти к Жене. Она уверенно шагала по переулку, подбивая камушки ногой и перепрыгивая через маленькие ямки.

— Привет! — Даша стояла возле своей калитки и махала рукой. — Пойдем, я тебе покажу, каких бабушка купила цыплят! Они такие хорошенькие.

Девочки забежали во двор и, обогнув дом, оказались возле большого курятника, окруженного металлической сеткой. В углу, прижавшись друг к другу, ютились крохотные желтые цыплята.

— Какие они милые! — Алена присела на корточки и просунула пальцы сквозь прутья. Цыплята не испугались, оставшись сидеть на месте. — Ой! Какие пушистые! А зачем вам столько кур? — Алена обвела глазами территорию курятника, которая была размером с ее комнату.

— Бабушка продает яйца на рынке. Она вообще все продает, — Даша махнула рукой в сторону огорода. Ее длинные черные волосы были заплетены в косу, украшенную внизу красной розой в цвет коротенького платья. — Представляешь, она мне не дает даже вишню сорвать! — обиженно сказала Даша.

— Почему?

— Я же говорю, потому что она все продает!

— А зачем ей столько денег? — удивленно спросила Алена.

— Не знаю. Она никому не говорит. И нам с Юрой не дает даже на мороженое! Жадина старая!

Алена укоризненно посмотрела на Дашу. Она никогда не обзывала свою бабушку. Девочка попыталась поставить себя на место Даши и, мысленно облачившись в ее платье, почувствовала себя некомфортно.

— Наверное, тебе действительно обидно, — сказала она. — Мне бабушка ничего не жалеет и все разрешает, поэтому я не представляю, каково тебе. Пойдем лучше ко мне. Я тебя угощу смородиной и поречками. У нас выросли вот такие ягоды, — и она крепко сжала кулак.

— Таких не бывает, — сказала Даша.

— Пойдем, покажу, — Алена взяла ее за руку и повела в сторону калитки. Бетонная дорожка пролегала с одной стороны к забору, а с другой — тянулась вдоль огорода, который был засажен всеми известными овощами. Даша отпустила Аленину руку и сделала шаг в сторону огорода. Наступив ногой на грядку с огурцами, она несколько раз пробежалась по разросшейся листве, топча ногами и листья, и урожай. Алена в ужасе наблюдала за подругой.

— Так ей и надо!

— Она же поймет, что это ты!

— Ничего она не поймет, глупая как пробка! Так папа всегда говорит!

У Даши был большой дом, в котором жили родители, бабушка, она и младший брат Юра. По сути это было два отдельных дома под одной крышей. У каждого была своя кухня, ванная и спальня. У бабушки Вали был свой отдельный вход с улицы, но внутри он соединялся одной дверью, поэтому она могла беспрепятственно попасть к дочери и внукам. Правда, частым гостем ее назвать было нельзя. Весь день она пропадала в огороде, а вечером торговала на местном рынке вместе с бабушкой Инны. Екатерина Ивановна редко разговаривала, но ее маленькие, порой злые глаза говорили красноречивее любых слов. Даша с Юрой побаивались бабушку, так как знали, что она не скупится на наказания за любые провинности. Дашина мама работала целыми днями, а папа посменно: два дня на работе, два дня в запое. Он всегда был груб и неразговорчив, как и его теща. Шутки его были злыми, а отцовское внимание — жестоким. Алена боялась его. Увидев дядю Вадима на улице, она разворачивалась и шла в другом направлении, так как знала, что его приветствие закончится или подзатыльником, или ударом ноги по попе.

— Вчера, представляешь, бабушка отлупила меня крапивой за то, что мы с Валей и Таней играли возле курятника и рассыпали зерно! — она задрала платье, демонстрируя Алене следы от ударов крапивой на бедре.

— Больно?

— Еще как! Сначала не чувствуешь, а потом все жжет! Я еле уснула, — она почесала покрытое волдырями место удара.

Девочки удобно устроились на траве возле пышного куста красной смородины и молча принялись поедать рубиновые ягоды.

— Кислятина, — Даша высунула язык, глотая воздух. — Но все равно вкусно.

— Ага, — Алена засунула в рот целую веточку, через секунду достав ее изо рта абсолютно пустой.

— Алена, иди кушать! — на крыльце дома стояла Анна Владимировна.

— Бабушка, я с Дашей!

— Так идите вдвоем! Супа всем хватит!

Даша растеряно посмотрела на Алену, а затем на Анну Владимировну.

— А что, так можно?

— А почему нет? — улыбнулась Анна Владимировна.

— Меня просто никто не звал в гости на обед. Меня даже бабушка не зовет.

— Пошли, не говори ерунды, — Алена взяла ее под руку и отвела в дом.

Девочки помыли руки и сели за стол. На кухне пахло свежесваренным борщом, заправленным зеленью. Анна Владимировна половником разлила суп по тарелкам, украсив его сметаной.

— Как вкусно, — причмокивая, сказала Даша.

— Кушайте, мои хорошие.

Даша за пять минут проглотила целую тарелку супа, кусок батона, две котлеты и картофельное пюре.

— Спасибо вам большое! Я давно так вкусно не ела. Мама не успевает готовить, а когда успевает, то папа либо съедает это первым, либо выносит своим друзьям. Они почти каждый вечер собираются в гараже и пьют, — ее голос был таким спокойным, как будто она говорила о том, как папа с друзьями чинят машину.

Анна Владимировна молчала, но по ее лицу проскользнула тень недовольства. Она знала, что Вадим сильно пьет, в последнее время почти каждый день. Дети сновали по улице без дела, потерянные родителями и никому не нужные.

— Наелись?

Девочки довольно закивали.

— Тогда бегом на улицу играть! — улыбнулась Анна Владимировна.

— Бабушка, можно мы поиграем в саду?

— Ты еще спрашиваешь? Конечно, можно.

Через полчаса к девчонкам присоединились Марина, Валя и Таня. В последние дни Саша почти не появлялась: то ли из солидарности к Инне, то ли просто не хотела играть (Алена была уверена в первом, так как вчера видела их вместе, на скамейке у Саши в саду). Девочки играли в прятки, наслаждаясь свободой, солнечным днем и детством. Никто ни разу не вышел из дома и не отругал их за шум и за потоптанные грядки. В эти мгновения Марина забывала о тяжелой работе, Даша — о жадной бабушке и пьющем папе, а Таня с Валей — о строгих родителях и пекущем ремне, который висел на гвозде над кроватью. Они были счастливы и безмятежны. Они были самими собой, охваченные детством и его прекрасными мгновениями.

Глава 8

Наша память удивительна. В самые непредсказуемые моменты она дарит нам частицы воспоминаний о былых днях, и мы погружаемся в минуты прошлого, наслаждаясь ушедшим счастьем и любовью. Это запахи переспелого белого налива и алычи, валяющихся на земле и потоптанных детскими ногами, запахи свежескошенной травы, запахи мокрой земли после летнего дождя, запахи тихой ночи в деревне и бабушкиного дома, пропитанного сыростью и при этом такого уютного и теплого.

Когда мы маленькие, мы не помним об этом, принимая как должное то, что окружает нас повсюду. Но с возрастом память подсказывает нам, что на самом деле является важным, а что — всего лишь иллюзия. И мы, погружаясь в эти воспоминания, начинаем скучать по беззаботным дням, когда были счастливы, по-настоящему счастливы.

— Валя, Таня, быстро домой! — тетя Оксана стояла возле калитки и громко звала детей. — Где вас черти носят?

— Мама, мы играли у Алены в саду.

— Кто вам разрешил без спроса ходить туда?

— Простите нас, мама, — Валя и Таня стояли возле забора, опустив головы так низко, что, казалось, еще чуть-чуть — и они врастут в плечи.

Оксана была без настроения. С самого утра она поругалась с мужем, который до ночи пил в соседском гараже, и теперь яростно искала, на ком выместить свою злость.

— Мама, вы разрешите нам сегодня еще выйти на улицу? — тихо спросила Таня.

— Нет! Хватит! Наигрались уже! — она отвесила им по тяжелому подзатыльнику и загнала во двор.

Оксана была женщиной невысокого роста. Когда-то она могла похвастаться привлекательной внешностью, но похоронила свою красоту после замужества, окончательно махнув на себя рукой. При взгляде на нее всегда возникало ощущение, что она (как, кстати говоря, и ее муж Толик), не мылась несколько недель. Грязные волосы были небрежно завязаны в мышиный хвост, лицо без косметики всегда перепачкано, то ли землей, то ли остатками обеда. Руки и ногти выглядели черными, как зола. Одежда была неопрятной, с незамысловатыми аппликациями в виде пятен от супа или жирной котлеты. Подобные импрессионистичные этюды «украшали» и одежду детей. Таня была старше Вали на два года. Но за счет примерно одинакового роста они казались погодками. Их лица и волосы всегда были грязными, а одежда не знала, что такое стиральный порошок. Дети давно привыкли к своему внешнему виду и не придавали этому значения. Девочки редко приглашали друзей к себе домой — родители запрещали это делать, а упрашивать их было бесполезной тратой времени. Они даже завели огромного ротвейлера, который приводил в ужас местное население своим свирепым, отчаянным лаем. Днем он сидел на цепи возле забора и облаивал всех, кто только посмел пошевелить хотя бы пальцем. Ночью его спускали с цепи, но он, вместо того, чтобы насладиться свободой, притаившись, сидел возле забора, выжидая очередную жертву. Алена старалась обходить их дом стороной, но это было неудобно, так как он стоял в конце улицы, на пересечение дорог, ведущих в магазин, к яме и в город. Поэтому, набравшись смелости и сил, она разгонялась что есть мочи и со всех ног бежала по улице, минуя свирепого пса, который пытался сорваться с цепи и догнать хитрую девчонку. Порой казалось, что даже дядя Толя боится своего пса. Однажды, пытаясь посадить его на цепь, он полчаса убегал от своей собаки, которая с лаем гонялась за ним по огороду. Поэтому все понимали, что в случае нападения надеяться на чью-то помощь бесполезно.

Валин и Танин дом со стороны напоминал покосившуюся хибару, которая вот-вот с треском сложится, как карточный домик. Они переехали сюда всего год назад и еще не успели сделать ремонт, но неаккуратные горы кирпичей под окнами свидетельствовали о скором его начале. Вообще их двор больше походил на мусорную свалку. Повсюду валялись куски металла, старые колеса, пробитые покрышки и ржавые куски когда-то новеньких авто. Дядя Толя занимался ремонтом машин, организовав мастерскую прямо в гараже на своем участке. Машины были повсюду: перед домом, возле гаража и даже в огороде. Среди местных ходили слухи, что на самом деле Толик не занимается ремонтом, а переделывает краденые старые автомобили или забирает со свалки рухлядь и, слегка приведя ее в порядок, продает за небольшие деньги. Их дом был как будто построен специально для этой семьи. Потолки были такие низкие, что гостям приходилось сгибаться чуть ли не пополам, чтобы пройти из комнаты в комнату. В воздухе витал запах сырости и старости. Раньше здесь жила пожилая женщина, и после ее смерти дом оставался практически в том же виде.

Оксана силой затолкала девочек в дом.

— Что это такое? — она тыкала пальцем в грязные тарелки, оставленные после завтрака. — Чья сегодня была очередь?

— Моя, — еле слышно ответила Таня. — Я не успела…

— И чем же ты таким была занята? Шлялась по улицам? — она снова ударила ее по голове. На этот раз так сильно, что заколка выскочила из волос и упала на пол, закатившись под кухонный шкаф.

— Я… — начала Таня.

— Меня не интересуют ваши оправдания! Вы наказаны! Обе! Неделю не выйдите со двора! А сегодня — даже из дома! И чтобы через полчаса кухня сверкала. А ты, Валя, помой полы в доме и протри пыль! Все ясно?

— Да, мама.

— Или вы не согласны?

— Вы правы, мама. Мы виноваты.

Таня и Валя обращались к родителям исключительно на «вы». Алена, услышав подобное обращение, сначала подумала, что ослышалась, и переспросила у девочек.

— Я не знаю, почему так, — пожала плечами Валя. — Сколько себя помню, столько называю родителей на «вы». Они так решили.

— Но так ведь обращаются к чужим людям, ну или к старшим по возрасту, — рассуждала Алена.

— Все правильно, они же старше нас.

— Это не то! Родители — это ведь наши друзья. Самые лучшие друзья! А разве к друзьям обращаются на «вы»?

— Какие еще друзья? — девочки рассмеялись. — Родители? Ну уж нет! Разве друзей боятся? — Вдруг Танино лицо снова стало серьезным.

Тогда Алена так и не поняла, как можно не дружить с родителями. Ведь кому, как не маме, можно доверить самое сокровенное.

— А вы любите своих родителей? — спросила Алена.

— Не знаю, наверное, да, — нерешительно ответила Валя. — Я, если честно, не знаю, как это — любить…

— Ну, это, когда тебе с кем-то очень хорошо, — Алена задумалась. — Это когда ты знаешь, что по возвращению домой тебя всегда будет ждать вкусный ужин, чистая пижама и теплая постель. Это когда ты, поранив колено, придешь к маме, а она будет долго дуть на него, пока боль не пройдет. На самом деле боль проходит быстро, — Алена потерла коленку. — Но ты все равно будешь изображать страдание лишь для того, чтобы мама еще немножко пожалела тебя. А еще тот, кто любит, никогда не забудет про твой день рождения и обязательно подарит то, о чем ты так мечтаешь, — Алена вспомнила свою Барби, сидящую на кровати в розовом платье и пластиковых крошечных туфлях.

Девочки молча слушали Алену, с недоверием поглядывая на нее из-под опущенных ресниц. Алена заглядывала им в глаза, стараясь увидеть понимание и услышать ответные слова, но подружки продолжали молчать. И тогда она все поняла. «Мама не любит их, — эта мысль стремглав пронеслась в ее голове. — Не любит…»

Она почувствовала, как ком горя подкатил к ее горлу, и маленькое сердце сжалось от обиды. С того дня Алена больше никогда не поднимала эту тему и старалась не думать об этом, даже когда слышала, как грубо тетя Оксана разговаривает со своими детьми.

Через полчаса, как и было сказано, кухня была убрана, а полы сияли чистотой. Следующую неделю девочки сидели дома, изредка выходя во двор и лишь наблюдая, как дети гоняют мяч по переулку или весело смеются над чьей-то шуткой. Оксана сдержала свое обещание. Несправедливое, необдуманное, эгоистичное обещание.

Глава 9

Женя Клюквина переехала с родителями в новый дом полгода назад. Раньше они жили в двухкомнатной квартире в одном из старых районов Барановичей. На протяжении нескольких лет родители собирали деньги, чтобы переехать в частный сектор. Врачи советовали Жене проводить больше времени на свежем воздухе, а их старая девятиэтажная панелька находилась рядом с мясокомбинатом, поэтому ни о какой благоприятной экологической обстановке речи идти не могло.

Страшный диагноз дочери Виктория Сергеевна услышала еще в роддоме, спустя час после того, как ее малышка появилась на свет. Врачи сразу же предложили молодой маме отказаться от ребенка, поведав ей ужасные перспективы, которые уготовила им судьба. Но об отказе не было и мысли. Виктория Сергеевна знала, что это ее ребенок и она будет с ним до конца, какие бы трудности их ни подстерегали.

Через месяц, стоя на пороге роддома и встречая мужа, в руках которого был огромный букет цветов, она сделала первый шаг навстречу новой жизни. Жизни, каждый день которой превратился в сплошную борьбу за здоровье дочери.

Приговор — детский церебральный паралич — спастическая диплегия. Страшные слова на практике оказались еще страшнее. Болезнь поразила один из отделов головного мозга Жени, ответственный за двигательную активность нижних конечностей, что привело к полной парализации обеих ног, навсегда приковав девочку к инвалидному креслу. Также у Жени было частично нарушено психические развитие, что отразилось на речевых способностях.

Родители знали, что это пожизненный диагноз. Болезнь, которая практически не оставляла шансов для выздоровления. Но они верили в чудо, поэтому начали бороться, посвящая каждую секунду жизни выздоровлению дочери. Виктория Сергеевна верила, что медицина не стоит на месте, врачи обязательно найдут лекарство от болезни. Но шли годы, а чудо-таблетку никто так и не изобрел. Когда Виктория Сергеевна поняла, что Женя не сможет ходить, у нее был такой нервный срыв, что ее забрали в больницу, обколов успокоительным. Она проплакала месяц. Ее прекрасное лицо не просыхало от соленой воды, разъедавшей молодую кожу. Ежедневные занятия лечебной физкультурой, санаторное оздоровление, лучшие врачи и новые методики лечения не дали своего результата. Но родители не сдавались, пытаясь найти все новых и новых медицинских светил.

Тем временем Женя росла, превращаясь в довольно смышленую девочку. Она не посещала специализированную школу, а занималась с учителем на дому. Ее отец, Николай Петрович, имел высокую должность в муниципальном управлении города и мог помочь в решении сложных вопросов. Поэтому найти профессионального педагога для дочери не составило труда. Женя не могла нормально разговаривать, она могла произнести лишь минимальный набор слов и в основном изъяснялась на языке жестов. Она была очень привлекательной девочкой. Темно-каштановые волосы обрамляли ее фарфоровое лицо, подчеркивая карие глаза. Длинные руки с утонченными пальцами как будто были сделаны из воска. Единственное, что выдавало в ней болезнь, — инвалидное кресло. Женя увлекалась музыкой (неплохо играла на пианино) и безумно любила рисовать. Но, казалось бы, насыщенная домашняя жизнь не делала ее счастливой. Женя часами сидела возле окна, наблюдая, как соседские парни гоняют мяч или девочки, натянув резинки, ловко прыгают через них, высоко поднимая ноги. Порой она закрывала глаза и представляла, как с разбегу запрыгивает на велосипед и крутит педали, пока мышцы ног не начинает жечь от усталости.

Но у нее не было злости. Ни на детей, ни на родителей, ни на тяжелую судьбу, уготованную кем-то свыше. В свои двенадцать лет она осознанно понимала, что никогда не сможет ходить и ей придется научиться с этим жить. И она училась. Каждый день, поднимаясь с кровати, она заставляла себя радоваться новому дню, вдыхая его теплый нежный воздух и принимая все трудности, которые он приготовил для нее.

— Доброе утро, солнышко, — Виктория Сергеевна вошла в комнату. — Давай я помогу тебе одеться.

— Я сама, спасибо. Жарко сегодня, — Женя жестикулировала руками, быстро передавая пальцами послания маме.

— Да, день обещает быть очень жарким! — она распахнула занавески, и лучи утреннего солнца разбудили сонную комнату. — Женя, мне надо с тобой поговорить, — она аккуратно присела на край кровати.

— О чем?

— В общем так. Вчера ко мне приходила Алена Синичкина, она живет на нашей улице.

— Я знаю ее.

— Откуда?

— Я видела ее в окно. И слышала, как ее зовут.

— И как она тебе?

— Не знаю, — она посмотрела в окно и прищурила глаза. — Она очень шустрая и любопытная. Но, в принципе, мне она нравится.

— А почему любопытная?

— Я как-то видела, как она гуляла возле нашего дома, все время пытаясь заглянуть сквозь щели в заборе.

— Все дети любопытные.

— Не знаю, я видела только ее. Остальные дети мне не очень нравятся.

— Почему?

— Я часто слышу их разговоры, и у меня сложилось свое мнение. Что хотела эта девочка?

— Она хочет дружить с тобой, — Виктория Сергеевна следила за реакцией дочери, не сводя с нее глаз. Женя молчала, обдумывая услышанное.

— И как она себе это представляет? — Вдруг Женино лицо налилось краской. — Мы будем вместе пинать мяч во дворе? Или покатаемся на велосипеде? Глупости. Хватит с меня дружбы! У меня больше никогда не будет подруг.

Виктория Сергеевна гладила дочку по ноге, но Женя не чувствовала ласковых прикосновений мамы.

— Ты же говорила, что не обижаешься на Настю. Сказала, что поняла ее поступок.

— Поняла, но не простила. А это разные вещи.

Виктория Сергеевна смотрела на свою дочь, такую смышленую не по годам и такую несчастную в свои двенадцать лет. Она хорошо помнила тот случай, как будто это было лишь вчера, а не три года назад. Настя, лучшая Женина подруга, с которой они были знакомы с самого детства, перестала общаться с ней. Она не выдержала всех трудностей дружбы и просто в один день прекратила приходить к Жене. А та ждала ее каждый день, сидя в своем кресле возле окна и наблюдая, как Настя играет с детьми на площадке. Девочка не могла понять, что произошло. Но после разговора с мамой все встало на свои места.

— Мама, она больше не придет? — в ее глазах теплилась надежда.

Сердце Виктории Сергеевны от боли разрывалось на части, но она понимала, что лучше сказать Жене правду сейчас и не мучать ее ожиданием.

— Я думаю, да, — тихо ответила она.

— Но почему? Нам же было так весело!

— Доченька, постарайся понять ее и простить. Это ужасно печально, что так произошло. Но это ее выбор и ее жизнь. Мы не вправе осуждать ее.

— Но почему? — она повторила вопрос.

— Я думаю, ей тяжело, — вздохнула Виктория Сергеевна. — Ей хочется бегать, играть, общаться, а она лишена этого.

— Но это нечестно! — по ее лицу текли слезы.

— Нечестно. В этой жизни почти все нечестно и несправедливо, — она прикусила губу, пытаясь заглушить рвущиеся наружу эмоции. — Доченька, ты у меня умница. Ты все понимаешь. Мы с тобой об этом постоянно разговариваем. И я уверена, ты думала об этом.

— Думала, но не знала, что это наступит так скоро. Она единственная, кто общался со мной! У меня больше никого нет! — ее руки кричали, а губы немо шевелились, пытаясь выбросить слова наружу.

— У тебя есть мы! Мы всегда будем рядом.

— Это другое, — ее пальцы замолчали.

С того дня Женя не разговаривала месяц. Она часами сидела в тишине и смотрела в стену, изредка подъезжая к окну и наблюдая за детьми, катающимися на качелях. Настя была там. Она купалась в лучах детства, радостно визжа каждый раз, когда качели взмывали вверх; бегала с девочками по улицам, догоняя их и прячась за соседскими домами; лепила замки из песка и каталась на велосипеде — она проживала каждый день, как последний, сама не осознавая это. Сначала Женя злилась. Ее сердце закипало от ненависти каждый раз, когда она видела счастливую подругу на улице в компании сверстников. Но потом злость исчезла и на ее место пришла пустота. Женя смирилась. Все это время Виктория Сергеевна не отходила от дочери. Каждую минуту она заглядывала в комнату, чтобы посмотреть, чем занимается девочка. Женщина не знала, как ей помочь: Женя не хотела разговаривать, слушать музыку, рисовать или смотреть телевизор. Но наш организм так устроен, что, какой бы глубокой ни была рана, со временем она затягивается и лишь небольшие рубцы воскрешают в нашей памяти воспоминания о прошлом. Прошлом, в которое мы не хотели бы возвращаться. Виктория Сергеевна не раз думала поговорить с Настей. В первые дни, встречая ее в подъезде или на улице, она хотела схватить ее и побить до синяков, но молча проходила мимо, давясь болью, как острой косточкой от рыбы. И каждый раз, выбегая из подъезда, она откашливалась, выпуская горе наружу. Она понимала, как сложно было Насте, как ей не хотелось тратить веселые дни на скучные посиделки в комнате подруги, собирая мозаику или смотря телевизор. Виктория Сергеевна видела, как устают детские глаза, следя за быстрыми движениями пальцев подруги, и как сильно девочке хочется услышать ее голос, который эмоционально поведает ей какую-нибудь интересную историю. Но в комнате по-прежнему продолжал звучать только один Настин голос. И она не выдержала. Ей не хватило мужества и сил сказать подруге, что она больше не придет. Настя понимала, что это убьет ее. Поэтому однажды вечером она просто попрощалась с Женей, крепко обняв ее перед уходом, и ушла, закрыв за собой дверь. Больше никогда она не переступала порог этого дома. А спустя три года Клюквины переехали, и Женя навсегда похоронила в своем сердце воспоминания о подруге, каждый день тщательно стирая ее образ из своей памяти.

— Я не хочу, чтобы это повторилось. А так и будет, — вынырнув из воспоминаний, сказала Женя. — Она поиграет со мной, как с куклой, и выбросит на улицу, как ненужную вещь.

— Мне кажется, она другая.

— Все одинаковые. Она не понимает, чего хочет и как сложно нам будет. Допустим, один раз она придет, увидит, как со мной скучно, и уйдет. А завтра я буду ждать, когда дверь откроется, а она не откроется! Понимаешь?

Виктория Сергеевна зажмурила глаза.

— Я видела, как она целыми днями носится по улице. Неужели ты думаешь, что ей будет также весело сидеть со мной в комнате?

— Но ты могла бы хоть изредка выходить на улицу…

— Это исключено, — резко оборвала ее Женя. — Я пробовала. Больше я этого не выдержу.

— Это было всего два раза…

— И этого достаточно! Я до сих пор помню их глаза. В них было столько презрения! И они смеялись! Они смеялись, когда я не смогла заехать на бордюр! И никто, слышишь меня, никто не подошел помочь мне! — ее лицо скривилось, а уголки губ опустились вниз. — Я не смогу. Они опять будут смеяться. Дети очень жестоки. Они гораздо более жестокие, чем взрослые и даже чем злые собаки. Они не думают, что говорят и что делают.

— Алена не такая, я уверена.

— Она нет. А остальные — да.

— Так, может, все-таки дадим ей шанс? — Женщина с надеждой посмотрела на дочь. Алена была для Виктории Сергеевны спасательным кругом. Три года дочь не выходила из дома и не подпускала к себе никого, кроме родителей. И вот появился шанс излечить ее раненую душу. Она понимала, что идет на риск, но надеялась, что он будет оправдан.

— Хорошо, — спустя минуту молчания сказала Женя. — Пусть приходит.

Виктория Сергеевна облегченно вздохнула, и на ее лице впервые за несколько лет появилась счастливая улыбка.

— Я ей передам. Когда ей прийти?

— Пусть приходит вечером. В семь часов.

— Хорошо, — Виктория Сергеевна вышла из комнаты, оставив дочку наедине со своими мыслями.

Женя приподнялась на кровати и посмотрела в окно, из которого немножко был виден двор Алены. Девочка как раз разгуливала в ночнушке по саду, то останавливаясь и срывая яблоки, то гоняясь за собакой по двору. Женя невольно улыбнулась. Эта девочка нравилась ей все больше. На самом деле Женя мечтала о друге. Наверное, так же сильно, как о том, чтобы научиться ходить. Она громко рассмеялась. Впервые за последние годы. Смех был таким заливистым, что Виктория Сергеевна заглянула в комнату. Увидев смеющуюся дочь, она почувствовала, как на глаза навернулись слезы.

— Ты чего смеешься? — спросила она.

— Алена гонялась за собакой, но затем, наверное, разозлила ее, и та стала гоняться за ней. Она так смешно убегала, задрав ночнушку едва ли не до ушей! А затем споткнулась и упала. Пес догнал ее и схватил за низ сорочки! Вот умора!

Виктория Сергеевна счастливыми глазами смотрела на дочь, мысленно благодаря Бога за то, что он оставил ее ребенку возможность смеяться.

Глава 10

Алена рассказала бабушке, как она сходила к Клюквиным и о том, что Женя тоже хочет с ней познакомиться. Анна Владимировна волновалась, но при этом гордилась поступком внучки. Она нагладила ее любимое белое платье с аппликацией, на которой был изображен розовый зайчик, спящий на луне, и достала из шкафа новые туфли, которые были спрятаны для особого случая. Алена с восторгом разглядывала обновку, по очереди выставляя вперед, то одну ножку, то другую. Перед выходом из дома Анна Владимировна остановила внучку и присела на корточки рядом с ней так, чтобы их глаза были на одном уровне.

— Запомни то, что я тебе сейчас скажу, как молитву, которую мы читаем перед сном, — она взяла ее теплую ладошку в свою руку. — Переступив порог их дома, ты берешь на себя большую ответственность. Эта девочка не такая, как ты и твои подруги. Она особенная, и ты это знаешь. Она не будет бегать с тобой по улицам, лазить по заборам и деревьям и ездить на речку. Это совершенно другой мир. Мир, в котором царит одиночество и жестокость. И ты должна это понять сейчас, потому что обратного пути не будет. Ты первая протянула ей руку и взяла на себя ответственность за эту девочку и ее чувства. Она ждет тебя, а значит, открыла для тебя свое сердце. И ты не вправе предать или обмануть ее. Если ты твердо решила помочь ей и дружить, то тогда иди, если же нет, то оставайся дома, и я не буду осуждать твое решение. Но если ты бросишь ее через неделю, разочаровавшись в дружбе, то я навсегда потеряю уважение к тебе. Может, это звучит жестоко. Но этот поступок будет одним из худших, которые ты совершишь в своей жизни. Это будет хуже воровства и приравняется к убийству.

Алена ни разу не перебила бабушку, внимательно дослушав ее до конца.

— Я это понимаю. Насколько могу понять.

— Я думаю, что эту девочку предавали не раз. И я не допущу, чтобы это сделали снова. По крайней мере, моя внучка.

— Бабушка, я не предам. Ты же знаешь меня. Я много думала об этом и хочу ей помочь. Это не просто детское любопытство. Пожалуйста, поверь мне, — она серьезно посмотрела на бабушку. — Я пойду. Не хочу опоздать, — девочка отпустила бабушкину руку и вышла из дома. Оказавшись за калиткой, она обернулась и помахала бабушке рукой. Анна Владимировна, сложив пальцы, перекрестила внучку, которая уже бежала вперед по улице, поднимая ногами пыль.

Алена пришла ровно в семь. Она остановилась возле Жениной калитки и отдышалась. Волнение охватило так сильно, что было слышно, как бьется сердце. Зайдя во внутрь, девочка тихо затворила за собой калитку, которая предательски заскрипела, оповещая хозяев о визите гостя. Подняв глаза, Алена увидела, как Инна смотрит на нее в дырку своего бетонного забора, украшенного сверху небольшими колоннами. Она уже открыла рот, чтобы крикнуть очередную гадость, но Алена быстрым шагом направилась к дому, тихонько отворила деревянную дверь и вошла в комнату. В помещении было так много света, что она невольно прищурила глаза. Из двух окон лились солнечные лучи. Стены были выкрашены в разные цвета, поэтому казалось, что ты находишься одновременно в нескольких комнатах. В углу располагался стол, на котором аккуратно были сложены книги и тетради. Справа от него Алена увидела красивое черное пианино, на нем в ряд сидели мягкие игрушки. В другом углу комнаты стоял огромный белый холст бумаги, прикрепленный к специальному держателю. Рядом на столике лежали кисти и многочисленные баночки с краской самых разных цветов. На полу стояли написанные картины, которые прятал от посторонних глаз чистый лист бумаги. Возле одного окна находилась большая кровать с ручками по бокам, а у другого — медицинская кушетка и шкаф, из которого выглядывали всевозможные баночки с лекарствами и медицинским инструментом. Посреди комнаты в инвалидном кресле сидела Женя и молча смотрела на гостью. Алена не выдержала первая и сказала те слова, которые в этот момент наполняли ее сердце.

— Женя, ты такая красивая!

Все дружно рассмеялись.

— Я оставлю вас, — прикрывая за собой дверь, сказала Виктория Сергеевна.

— Привет, меня зовут Алена, — она сделала шаг вперед и протянула руку. Женя ответила ей рукопожатием. — Я знаю, что ты почти не разговариваешь, поэтому сегодня буду рассказывать я, — улыбнулась она.

Женя с любопытством разглядывала новую подругу, кивая головой.

— Виктория Сергеевна сказала, что потом подойдет и переведет мне твои слова. Но ты не переживай, я выучу твой язык жестов и мы будем нормально общаться. Я очень способная, поэтому, думаю, мне понадобится не больше недели.

Женя громко рассмеялась. Ее длинные волосы были заплетены в изящную косу. На девочке было бирюзовое платье с вышитыми на воротнике цветами. Она напоминала Мальвину — с такими же огромными грустными глазами и изящными движениями. Алена пододвинула стул и села рядом с ней. Следующие полчаса она рассказывала о своей жизни, увлечениях и друзьях. Наконец, выдохнувшись, она замолчала и посмотрела на Женю, которая все это время внимательно слушала ее.

— Твоя мама говорила, что ты чудесно играешь на пианино, — она кивнула головой в сторону музыкального инструмента.

Женя смущенно махнула рукой.

— Можно тебя попросить сыграть что-нибудь для меня?

Женя подъехала к пианино и подняла крышку. Ее пальцы нежно опустились на клавиши, и через секунду комнату заполнили звуки музыки. Она играла отрывок из «Лунной сонаты» Бетховена. Мелодия была такая грустная, что у Алены невольно сжалось сердце. Она стояла за Жениной спиной, наблюдая, как эта грустная девочка играет печальную мелодию. В тот момент Алене показалось, что через музыку она слышит Женин голос, такой же грустный и тихий, как эта мелодия.

— Я тоже немного умею играть, — сказала Алена, когда Женя закончила.

Женя отъехала от клавиш, жестом приглашая Алену к пианино. Не отпуская улыбку с губ, та подошла к клавишам и начала играть «Собачий вальс». Игрой это было сложно назвать — Алена просто тыкала пальцем по клавишам, пытаясь воспроизвести мелодию, которой ее научила подруга.

— Как-то так, — она повернулась к Жене с сияющей улыбкой на лице.

Женя улыбалась сердцем и глазами. Она зааплодировала Алене, и та весело отвесила несколько реверансов.

— Мне очень понравилось. Можно, я буду иногда просить тебя сыграть что-нибудь для меня?

Женя закивала головой, и ее губы медленно зашевелились.

— Да, — сказала она улыбаясь.

— Ура! Ты любишь читать? У тебя так много книг! — Алена принялась рассматривать платяной шкаф, от потолка до пола уставленный книгами. — Ты, наверное, хочешь узнать, читаю ли я?

— Да, — сказала она и закивала головой.

— Да, но если честно, то у меня есть небольшая проблемка. Я начинаю читать сразу несколько книг, а потом бросаю их, так и не закончив. А когда снова возвращаюсь к ним, то приходится читать с самого начала, так как я уже все забыла, — она похлопала себя по голове и громко рассмеялась.

Женя подъехала к шкафу и, открыв его, достала с полки книгу. Она протянула ее Алене.

— Чучело, — Алена растеряно смотрела на книгу. Ты даешь мне ее почитать?

— Да, — она закивала головой.

— Я обязательно ее прочитаю. Обещаю, что не буду хвататься за несколько книг сразу!

Женя нажала на кнопку возле кровати, и через несколько секунд на пороге появилась Виктория Сергеевна.

— Что ты хотела, милая?

— Мама, спроси у Алены, какая у нее любимая книга.

Виктория Сергеевна задала вопрос. Алена ответила не раздумывая.

— «Вера и Анфиса». Я ее читала раз сто!

Женя растерянно пожала плечами.

— Она не читала, — перевела Виктория Сергеевна.

— Ты не читала «Веру и Анфису»? Такого не может быть! Я завтра же принесу тебе ее!

— Алена, Женя спрашивает, придешь ли ты завтра? — в ожидании она прикусила губу.

— Конечно, приду, — не раздумывая сказала Алена. — Я возьму с собой книгу, она всегда со мной! И еще, Женя, ты любишь играть в «Монополию»?

— Она говорит, что никогда не играла, — улыбнувшись, сказала Виктория Сергеевна.

— Да ладно! Это нужно срочно исправить! Все, завтра я тебя научу!

Взяв книгу в руки, она подошла к Жене и, присев на корточки, крепко обняла ее.

— Спасибо тебе огромное за хороший день! И вам, Виктория Сергеевна, — в дверях она обернулась и помахала рукой.

— Ну, что ты скажешь, доченька? Как тебе Алена?

— Она чудесная! — просияла Женя и подъехала к окну, чтобы еще раз взглянуть на подругу, которая неслась по улице как угорелая.

Глава 11

— Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный, дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь, — Алена шептала молитву, забившись в угол кровати. Алеся сидела рядом и держала сестру за руку. Ее глаза привыкли к темноте, и она могла видеть испуганное лицо Алены. Из комнаты Анны Владимировны доносились крики. Сергей пил уже три дня и совсем не контролировал ни свое тело, ни свои поступки. Бабушка приказала девочкам не выходить из комнаты, если он придет домой.

— Я больше не могу это слушать, — Алена закрыла уши ладонями. — Мы должны ей помочь! А вдруг он ее убьет? — Она тихо зарыдала, уткнувшись головой в подушку.

— Не убьет, он ее сын, — сказала Алеся, хотя ее душа давно спряталась в пятки. — Бабушка сказала нам не выходить. Ты помнишь, что было в прошлый раз, когда ты вмешалась? Он чуть не покалечил тебя!

— И что? Ты хочешь, чтобы он покалечил бабушку? — она подскочила с кровати. Алеся схватила сестру за руку.

— Не выходи! Давай еще немного подождем.

Из соседней комнаты доносились крики и ругательства. Затем что-то тяжелое и глухое полетело в стену. Анна Владимировна взвизгнула.

— Все! Пора! — Алена побежала к двери, но в этот момент она сама распахнулась, и в комнату вбежала Анна Владимировна.

— Быстро к бабушке Лиде! Бегом! — она была испугана, а мышцы лица и пальцы сильно дрожали.

— А как же ты? — сквозь слезы спросила Алена. — Мы тебя не оставим одну, — на ходу кричала она.

— Я уже вызвала милицию! Бегом!

Девочки в сорочках побежали по коридору. Оказавшись возле бабушкиной комнаты, Алена бросила взгляд на пол. В углу лежал дядя, а возле него валялся сломанный стул. Сергей пытался встать, но у него ничего не получалось. Из ссадины на лбу сочилась кровь, а рубашка была разорвана.

— Бабушка, он не умрет?

— Холера его не возьмет.

Девочки выскочили из дома и стремглав понеслись по двору. Перебежав через улицу, они оказались во дворе бабушки Лиды, родной сестры Анны Владимировны. Она уже ждала их на крыльце.

— Заходите скорее в дом, — сказала она и повернула ключ в замке. — Что произошло?

— Дядя Сергей снова напился и бьет бабушку, — крикнула Алена, подбегая к окну, из которого был виден их дом. — Ну, где же милиция? Почему так долго!

— Аня вызвала милицию?

— Она так сказала…

— Тогда, наверное, дела совсем плохи, — вздохнула Лида. — Она вызывала милицию всего один раз, когда у него был приступ белой горячки.

— Что это значит? У него поднялась температура? — спросила Алена, не отрываясь от окна.

— Что-то вроде того. Когда человек долго пьет, его сознание затуманено алкоголем и он не соображает, что делает. В таком состоянии он может совершить любое злодеяние и потом даже не вспомнить об этом.

— А он может убить бабушку? — с ужасом в глазах спросила Алена.

— Может, но не будет, — спокойно сказала она. — Он трус, а трусы не убивают.

Бабушка Лида хоть и была родной сестрой Анны Владимировны, но близких отношений между ними не было. Они общались как хорошие приятельницы, но духовная связь за долгие годы так и не установилась. Лида завидовала сестре, хотя, по сути, завидовать нечему, ведь сама она находилась в похожей ситуации: вдова, двое детей, пьющий сын, хоть и с семьей. Но в отличие от нее, у Анны Владимировны была Катя, которая успешно устроилась в жизни, как считала бабушка Лида, чего нельзя было сказать о ее дочери — Вере. Та вышла замуж и уехала жить в Украину, за двадцать лет приехав к матери от силы раз пять. Муж ее сильно пил, а дети вообще не знали, кто такая бабушка и где она живет. Поэтому Алена и Алеся — чудесные воспитанные девочки, приезжавшие на все каникулы к любимой бабушке, — были для нее как красная тряпка для быка. Единственное, за что могла зацепиться Лида, так это за Сергея. Она постоянно критиковала Анну Владимировну за ее мягкотелость и слабость и при возможности старалась зацепить сестру, начиная диалог о ее сыне.

Вскоре подъехала патрульная машина. Двое мужчин в форме быстрым шагом направились к дому. Через десять минут они снова показались во дворе, ведя под руки Сергея, который активно сопротивлялся, пытаясь освободить руки. Милиционеры силой затолкали его в кабину, затем быстро запрыгнули в нее сами и скрылись из виду. Алена стояла возле окна, провожая машину взглядом.

— Алеся, пойдем домой, — сказала она сестре и направилась к дверям.

— Может, останетесь переночевать у меня?

— Спасибо, но нет, — серьезным тоном сказала девочка. — Мы нужны бабушке.

В длинных сорочках они пересекли улицу, в темноте наступая голыми пятками на острые камни. В доме все было перевернуто вверх дном: стулья валялись в коридоре, вещи из шкафов лежали на полу. Повсюду были сигаретные окурки и пепел. Следы грязных ботинок отпечатались на белом постельном белье. Среди всей этой разрухи на краю кровати сидела Анна Владимировна. Увидев девочек, она с трудом подняла голову и посмотрела на них.

— Вы должны были остаться у Лиды, — еле слышно сказала она.

Алена подбежала к бабушке, упав на колени, и обняла ее, уткнувшись головой в живот. Анна Владимировна нежно провела рукой по гладким теплым волосам, пахнущим солнцем и медом.

— Бабушка, что теперь с ним будет?

— Ничего. Его подержат в милиции дня три, а потом выпустят на волю.

— Но сегодня он точно не вернется?

— Сегодня точно, — она тяжело вздохнула. — Правильно ли я поступила? — она задала вопрос сама себе. — У меня не было выбора. Иначе он просто либо убил бы меня, либо поджег дом, — женщина устало опустила голову.

— Ты все сделала правильно, — сказала Алеся, взяв бабушку за руку.

— Он мне никогда этого не простит.

— Ну, и пусть!

— Ты не понимаешь… Он потом будет мстить. Мстить всю оставшуюся жизнь. Он будет вспоминать об этом, вытряхивая из меня душу каждый раз, когда напьется!

— Бабушка, все будет хорошо! — Алена еще крепче прижалась к ней. — Мы будем рядом с тобой.

— Нет. Завтра я позвоню вашей маме и попрошу, чтобы она забрала вас домой. Вам здесь не место. Вы не должны страдать из-за меня и моего сына.

— Нет! — в один голос сказали девочки. — Мы никуда не поедем! Нам здесь очень хорошо! А дядя больше не будет пить! Вот увидишь, ты его припугнула милицией!

— Вы уверены?

— Уверены! Бабушка Лида сказала, что он трус, поэтому он побоится лезть к тебе!

— Бабушка Лида так сказала? — женщина удивленно посмотрела на девочек.

Девочки кивнули головой.

— Ладно, — Анна Владимировна устало обвела комнату глазами. — Пойдем спать, а завтра я здесь все уберу.

— Мы тебе поможем, не переживай, — Алена собрала окурки, валявшиеся на ковре, и вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.

Глава 12

Бабушка Валя с криком бежала по огороду, наступая на свои идеальные грядки. От ударов помидоры лопались, а огурцы с треском разваливались на части. Ее лицо было искажено ужасной гримасой страха. Позади, отставая на несколько метров, бежал Вадим, ее зять. В руках он держал большой топор. Погоня сопровождалась бесконечным потоком ругательств и оскорблений. Мужчина был полон решительности. Размахивая топором из стороны в сторону, он пересек огород и остановился возле теплицы. Бабушка Валя, не дыша, притаилась за парником, прислонившись к нему спиной. Вадим осмотрелся и медленно обошел теплицу. Увидев тещу, он в два прыжка оказался рядом и схватил ее за руку.

— Ну, что, старая, попалась?!

— Ты ополоумел! Пьяница проклятый! — кричала она, пытаясь высвободить руку. — Что тебе надо? Отстань от меня!

— Как же я ненавижу тебя, старая дура! — от злости слова, как через дуршлаг, проскальзывали сквозь зубы, выбрасывая наружу огромное количество слюны.

— Что ты хочешь? Отпусти меня! Я вызову милицию!

— Напугать меня решила? — он мерзко рассмеялся. — Это я тебя в дурку засажу, если не перестанешь подслушивать под дверью! Сколько тебе раз еще повторить это? — Он размахивал топором прямо над ее головой. — Зарежу, как курицу, к чертям собачьим! Еще раз увижу тебя возле гаража, больше разговаривать не буду. Поняла?

Женщина молча кивнула.

— Иди лучше самогон вари. У тебя это хорошо получается, — он разжал руку и пошел в сторону гаража, не щадя укроп и петрушку, которые от прикосновений его ног сравнялись с землей. На полпути мужчина остановился и обернулся.

— Через два часа чтобы свежий самогон был у меня. Мы с друзьями хотим кое-что отметить.

— Хорошо, — еле слышно сказала теща.

— Не слышу. Громче!

— Хорошо, — крикнула она что было сил.

— То-то же.

Проходя мимо крыльца дома, Вадим увидел Дашу и Юру — дети выглядывали из-за занавески. Их глаза были наполнены слезами, в которых плавали ужас, страх и отчаяние.

— Брысь отсюда! — он топнул ногой, будто прогонял бездомного вшивого кота, и для устрашения махнул топором. — Щенки! — сказал он и, махнув рукой, пьяной походкой поплелся в сторону гаража.

Мужчина не выходил из запоя уже несколько недель. За это время он сильно похудел, и морщины, которые были спрятаны под слоем жира, выползли наружу, исполосовав лицо глубокими бороздами. Грязная тельняшка болталась на его худом теле, как на пугале. Кожа была красной от солнца — в дневное время он пил с товарищами на открытом воздухе, прячась в тень под редкими ветвями старых деревьев. Порой там и засыпал. И когда день стремительно двигался к концу, солнце выглядывало из-за деревьев и безжалостно обжигало дряблое тело, валяющееся в траве. Казалось, так оно метило работяг и пьяниц. Одни денно стояли под жаркой звездой, не поднимая голов и не разгибая спин, трудясь в поте лица. Другие, окрыленные алкоголем, теряли чувство самосохранения и, как гады из леса, выбирались погреться под июльским солнцем.

Вечером того же дня дети собрались дружной гурьбой в переулке и играли в мяч. Девочки натянули импровизированную сетку между Двумя заборами, перегородив проезд машинам, которые редко встречались на их улице. Но сегодня, как назло, автомобили сновали один за другим, вынуждая детей прерывать игру. Ленька каждый раз громко ругался, бросая невидимые камушки в сторону уезжающей машины. После ночи на Купалье две враждующие стороны наконец примирились и пока больше не конфликтовали. Ленька даже проникся уважением к Алене после того, как она помогла ему с порезанной ногой и не рассказала соседу, что это он попал тогда в него картошкой. И сегодня он всячески хотел выразить свою симпатию. Алена чувствовала это, и его внимание смущало девочку, заставляя краснеть от каждого услышанного слова. Веселая игра была прервана бесцеремонным вторжением Дашиного и Юриного папы и его подвыпившей компании.

— Что, заняться больше нечем? — мужчина пнул мяч ногой, и он укатился к Валиному и Таниному забору, закончив свой путь прямо около будки собаки.

Дети с ужасом переглянулись, мысленно спрашивая друг друга, кто пойдет за мячом. Все стояли молча.

— Юрец, — Вадим отвесил сыну тяжелый подзатыльник. — Сгоняй за мячом.

Юра как вкопанный стоял на месте, боясь пошевелить даже пальцем.

— Я кому сказал, вали за мячом, — отец ударил его ногой по попе, толкая в сторону мяча. — Быстрей! Дяди хотят поиграть, — его смех отравил воздух, заставив птиц замолчать.

— Я не пойду, — тихо сказал Юра.

— Что ты там вякнул? — мужчина подошел к сыну вплотную. — Ах да, ты же боишься собак! Вот мы сейчас и проверим, мужик ты или сопливая девчонка. Давай, вали! — он снова пнул его ботинком. У Юры на глаза навернулись слезы, но он так и не сдвинулся с места. Однажды его укусила собака, и теперь мальчик обходил четвероногих друзей стороной, стараясь даже не смотреть в их сторону. Отец знал об этом случае.

— Ребята, — громко сказала Алена. — А пойдемте все вместе заберем мяч! Так Барбос нам ничего не сделает.

Все дружно закивали и побежали в сторону мяча. Даша взяла Юру за одну руку, а Алена за другую. Она почувствовала, как сильно он сжал ее ладонь и какой мокрой она была от страха. Мальчик поднял на нее глаза, и она увидела в них страх.

— А это еще такое? — Вадим подошел к сыну и посмотрел на его штаны. — Ты описался? — в воздухе повис его глухой смех. Он, как грозовые тучи, с каждой секундой становился все мрачнее, готовый в любую минуту пролиться дождем на головы людей. — Обоссался! — он тыкал пальцем в сына и продолжал смеяться.

Юра не выдержал. Из глаз хлынули слезы.

— Сопля и ссыкун! — сказал отец и снова пнул мяч в сторону собаки. После этого развернулся и, махнув друзьям, которые молча курили возле забора, периодически посмеиваясь, скрылся в своем гараже.

Юра стоял среди друзей, униженный и растоптанный своим отцом. Даша не выдержала и тоже заплакала. Она сидела на траве возле забора, закрыв лицо ладошками, и рыдала навзрыд. Дети окружили их, стараясь успокоить и приободрить. Алена крепко обняла Юру и погладила его по спутавшимся волосам. Ленька молча наблюдал за происходящим, очевидно расстроенный и обескураженный. Ему вдруг захотелось помочь другу, и он сказал то, что сам не ожидал от себя услышать.

— Юра, не переживай! Когда мне было девять лет, я тоже описался от страха, прямо посреди улицы. И тоже из-за собаки.

Юра резко поднял глаза и недоверчиво посмотрел на него. Все посмотрели на Леньку.

— Я не вру! Ребята свидетели, — он посмотрел на них, взглядом приказывая согласиться. Они в унисон закивали головами.

— Правду говорит, — крикнул Архип. — Все штаны залил!

Все дружно рассмеялись. На Юрином лице появилось подобие улыбки.

— Так мне было девять! А тебе всего шесть! Да я могу поспорить, что почти все здесь, встретившись с Барбосом с глазу на глаз, наделали бы в штаны!

Юра рассмеялся. Его чистый смех, как звон маленьких колокольчиков, очистил воздух от грязных мыслей и поступков.

— Да что я говорю! Половина из них наверняка до сих пор писается по ночам! — добавил Ленька.

В последние недели Ленька проникся теплом к новой компании. Ему все больше нравилось общаться с девочками и участвовать в их играх. В их окружении он чувствовал себя героем, который способен защитить от любых напастей.

Все снова засмеялись. Обстановка разрядилась, и горькие слезы, упавшие на сухой песок, мгновенно высохли. Ленька поднял глаза и посмотрел на Алену, которая до этого момента все время смотрела на него. Их взгляды встретились, и он за долю секунды, пока девочка не отвела глаз, успел прочесть в них признательность и уважение.

Пьянству не место в детском мире. Своими ужасными поступками взрослые коверкают детские судьбы и ломают их чистые души. Те девчонки и мальчишки, которые не столкнулись с этим горем, воспринимают пьяниц как забаву. Они смотрят на них не так, как смотрят взрослые. У них нет осуждения или злости, пока те не вторгнутся в их мир, раз и навсегда разрушив его, как карточный домик. Дети смеются над пьяными, не осознавая всю трагичность их поведения. Они безобидно подшучивают над пьянчугой, валяющимся возле забора, засунув ему в рот соломинку или насыпав в карманы песка. Но как только пары алкоголя пропитывают воздух в доме, дети перестают смеяться, прочувствовав на себе всю горечь родительского характера. На этом детство заканчивается. В глазах у этих детей стоят невыплаканные озера слез. Их сердца таят обиду, в голове пульсируют пугающие мысли. Их тела не знают ласки, а уши не помнят добрых слов. Эти дети растут моральными сиротами и, взрослея, часто повторяют ошибки родителей, находя успокоение и забвение лишь в алкоголе. Это замкнутый круг, социальная катастрофа, которая начинается тогда, когда однажды твой пьяный отец высмеивает тебя перед лучшими друзьями.

Да, Юра смеялся, но потом, ночью, уткнувшись в свою теплую подушку и обняв плюшевого медведя, рыдал, пока сон не забрал его силы, выпустив на свободу детское воображение. Он навсегда запомнил тот день, глаза и смех своего родного отца. Даже когда ему исполнилось тридцать, он также отчетливо помнил запах алкоголя, перемешанный с потом и табаком, как в тот вечер. Воспоминания обжигали его сердце и душу каждый день, и еще долгие годы он терзался вереницей обид и унижений, которые оставил после себя отец.

Родители порой не понимают, сколько боли они могут причинить своим детям одним лишь словом, произнесенным в сердцах. Или шлепком руки, который в тот момент можно сравнить с розгой. Они это делают от усталости и злости на весь мир, от собственной несостоятельности и неудовлетворенности, от зависти и жадности… Да мало ли, от чего еще! Они просто выливают ушат грязи на своих детей, освобождаясь от негатива, накопившегося за день, и навсегда оскверняют души малышей, которые в ту же секунду меняются, сами того не осознавая. Раз и навсегда. И не в лучшую сторону.

Глава 13

Алена оставила друзей на улице, а сама, переодевшись и сославшись на домашние дела, отправилась к Жене. Сегодня на ней был джинсовый комбинезон и светлые кроссовки. Волосы она заплела в косичку, завязав ее резинкой с красной розочкой.

— Я смотрю, у тебя появилась новая подруга? — Инна внезапно показалась из-за забора. — Что, подружки наскучили и ты решила поиграть с инвалидкой? — ее улыбка была отвратительной. Наверное, именно так улыбаются гиены перед тем, как напасть на свою жертву и разорвать ее на части.

— Я не собираюсь с тобой разговаривать, — Алена сделала шаг вперед, прокручивая в голове последний разговор с бабушкой.

Инна шагнула в сторону, преграждая Алене путь к Жениной калитке.

— Ответь мне, тогда пропущу.

— Инна, вот чего ты все время нарываешься? Тебе что, совсем заняться нечем?

— Мне просто интересно. Расскажи, на кого она похожа? На жабу? — Инна скривила лицо в гримасе.

— Она очень красивая.

— Да ладно, — Инна фыркнула. — Что, такая страшная, что ты не можешь мне рассказать?

— Я повторяю, она очень красивая. Гораздо красивее всех нас! А уж тебя и подавно.

Слова Алены снова попали Инне прямо в сердце.

— Я сегодня всем расскажу, что ты дружишь с жабой! Тебе, наверное, от них что-то надо! Мама говорила, что они богатые, а ее папа большой начальник. Вот ты и ходишь туда.

— Я дала бабушке слово, что больше не буду драться с тобой и разговаривать! Пропусти меня, или мне придется хорошенько тебя отлупить.

— Не отлупишь! Ты же у нас бабушкина внучка. Смотришь ей в рот и сама не можешь шага без нее ступить. Надо попросить дядю Сергея, чтобы во время следующей пьянки он тебя хорошенько стукнул и выбил из тебя всю дурь!

— Закрой рот! — прокричала Алена. — Не трогай мою семью.

— Мама говорила, что он конченый алкоголик, а бабушка до сих пор вытирает ему сопли!

— Заткнись, дура!

— Алкоголик и жаба! Вот твоя компания!

Алена чувствовала, как слезы предательски наполняют ее глаза. Еще минута — и она не выдержит.

— Я все расскажу твоим родителям! Пусть знают, какая ты жестокая и злая!

— Ой, напугала! Им все равно. У них своих проблем хватает!

— Ну, ничего, я найду на тебя управу.

— Жаба, выходи! — Инна подошла к Жениной калитке. — Жаба! — она специально растягивала буквы, с каждым разом произнося их все громче и громче.

Алена не выдержала. Пелена злости и обиды закрыла ее глаза, и она с разбегу прыгнула на Инну, повалив ее на землю. Алена била ее ладонями и кулаками то по лицу, то по всему телу. Удары были несильными, но, конечно, неприятными. Инна извивалась, пытаясь сбросить с себя Алену, но у нее ничего не получалось — обиженная девочка мертвой хваткой вцепилась в своего врага.

— Если ты еще раз так скажешь про Женю или про мою семью, я вырву тебе все волосы! — Алена кричала, продолжая бить Инну. — Поклянись, что ты больше никогда не будешь так говорить!

— Не буду! — прошипела Инна и плюнула Алене в лицо, на секунду выбив ее из драки. Воспользовавшись моментом, Инна высвободилась и накинулась на Алену.

— Немедленно прекратите! — из калитки выбежала Виктория Сергеевна. — Девочки, прекратите! Что вы творите! — она пыталась разорвать клубок из рук и ног, но девочки были очень увлечены дракой.

Тогда из дома прибежал Женин папа и силой разнял их.

— Ну, давай, повтори теперь все, что ты наговорила про Женю ее родителям! — кричала Алена. — Где твоя смелость? Давай же!

Инна испуганно посмотрела на растерянных взрослых и побежала в сторону дома.

— Подлая трусиха, — что есть мочи прокричала Алена ей вслед. — Только попробуй высунуть нос на улицу, и тебе не жить! — Алена кричала сквозь слезы, хлынувшие градом из ее глаз.

Виктория Сергеевна заботливо обняла девочку за плечи. От жалости к Жене и к себе Алена расплакалась еще громче, уткнувшись носом в передник Жениной мамы. От нее пахло укропом и смородиной. Эти запахи немного успокаивали, и вскоре девочка грязной ладошкой вытерла слезы, оставив черные полоски на лице.

— Пойдем в дом. Я помогу тебе привести себя в порядок.

Алена покорно последовала за женщиной, взяв ее за руку. Виктория Сергеевна помогла умыться и принесла чистую одежду. Алена с грустью посмотрела на испачканный комбинезон.

— Второй раз пытаюсь его надеть, и второй раз Инна пачкает его! — улыбка появилась на ее лице. — Когда-нибудь я выпорю ее крапивой! Нет ничего ужаснее крапивы!

Сзади раздался громкий смех, и Алена обернулась. В дверном проеме показалась Женя в инвалидном кресле. Она заливисто хохотала, заражая своим смехом всех вокруг. Алена уселась на пол и, стуча руками по плитке, смеялась, пока ее живот не начал болеть. Когда смех поутих, Женя стала о чем-то говорить маме на языке жестов. Она объяснялась долго, и по мере их разговора улыбка исчезала с лица Виктории Сергеевны, сменяясь печалью.

— Дочка говорит, что слышала ваш разговор с Инной…

Женя бросила благодарный взгляд на подругу, в нем было столько любви и признательности, что Алена, смутившись, опустила глаза.

— Инна самый ужасный человек, которого я только встречала. Она ненавидит всех, — сказала Алена, не поднимая глаз. — Женя, она не только про тебя говорила гадости! Она так про всех! Мы постоянно с ней деремся, но это она провоцирует ссоры! — девочка тяжело вздохнула.

— Что с тобой? — Виктория Сергеевна взяла Алену за руку.

— Я дала бабушке слово, что больше не буду драться с ней. И я не сдержала его. Это значит, что я совершила подлость?

— Нет. Это не подлость. Подлость — это то, что сделала Инна. А ты поступила очень мужественно, как настоящий друг.

Алена подняла глаза. Женя кивала головой в такт маминым словам.

— Не переживай, я поговорю с твоей бабушкой и все ей объясню.

— Честно?

— Пречестно, — улыбнулась Виктория Сергеевна и потрепала ее по и без того растрепанным волосам.

— Идите к Жене в комнату, а я пока приготовлю вам пирог.

Алена смело взялась за ручки Жениного кресла и покатила его по длинному коридору.

— Можешь мне показать свои картины? — Алена в предвкушении потерла руки. — Пожалуйста! Мне очень интересно…

Женя подъехала к Алене и дотронулась рукой до длинной царапины на запястье. Она жестом спросила, не больно ли ей.

— Ерунда! До свадьбы заживет! Так бабушка всегда говорит.

Женя ласково погладила пораненную руку.

— Все будет хорошо! Не дам тебя в обиду! — успокоила ее Алена.

Женя рассмеялась и медленно отъехала в угол комнаты, где были аккуратно сложены картины.

— Ммм, — промычала она, показывая пальцем на стопку.

— Можно?

Алена на цыпочках подошла к холстам и достала первую попавшуюся картину. На ней была изображена стая птиц, летящих над голубым озером. Картина была написана маслом, все линии были плавные.

Женя потянула Алену за рукав и показала ей свои пальцы.

— Ты рисуешь пальцами? — Алена от удивления открыла рот.

— Да, — сказала Женя с улыбкой на лице.

— Обалдеть!

Алена всматривалась в рисунок. И действительно, мазки были жирными и нечеткими. Тонкие линии отсутствовали. Алена провела пальцами по рисунку, ощущая все неровности и изгибы. Она закрыла глаза, продолжая водить рукой. Ей показалось, что она трогает Женино лицо, такое же идеальное, как этот рисунок, наполненный жизнью, как каждая клеточка ее кожи.

— Это очень красиво. Я на секунду почувствовала, как лечу в этой стае.

Следующий час, удобно устроившись на полу, девочка с любопытством перебирала картины, внимательно изучая каждую из них. Она расспрашивала Женю, почему что-то нарисовано так, а не иначе. И почему она выбрала именно эту тему. Виктория Сергеевна сидела рядом и передавала каждое слово. Алена взяла картину, на которой была нарисована девочка. У нее были такие грустные глаза, что при взгляде на них внутри все невольно сжималось. Золотистые длинные волосы спускались ниже плеч, карие глаза были, словно потухшие звезды на ночном небе. Уголки губ смотрели вниз, печаль глубокой тенью накрывала их. Алена молча разглядывала портрет. Мазки краски были жирными и выпуклыми. Дотронувшись до них пальцами, можно было представить, что ты гладишь настоящие волосы и чувствуешь, какие они густые и шелковистые.

— Женя, а кто это? — Алена оторвала глаза от картины и посмотрела на подругу.

Женя опустила глаза, разглядывая незамысловатый рисунок на бежевом ковре.

— Это Настя, — ответила Виктория Сергеевна. — Женина подруга, которая…

— Я поняла. Вы можете не говорить дальше, — Алена поставила картину на место, накрыв ее сверху еще несколькими холстами. — Мне нужно идти, а то бабушка будет волноваться. Спасибо вам огромное за помощь. Если бы не вы, не знаю, чем закончилась бы наша драка с Инной.

— Постарайся не связываться с ней больше.

— Постараюсь, — улыбнулась Алена. — Если она не будет меня провоцировать. А она будет! Я это точно знаю, — Алена заливисто рассмеялась. Ее смех выгнал ожившую печаль, сошедшую с картины. Женя подхватила этот смех, и звонкие голоса, как колокольчики, заполнили все свободное пространство самой прекрасной мелодией.

Глава 14

Алена стояла на остановке и каждые десять секунд высматривала автобус, как будто от этого зависела его скорость. Обойдя газетный ларек, она снова возвращалась к дороге и останавливалась на краешке бордюра. Вскоре автобус показался из-за угла. Лениво потягиваясь и скрипя, он медленно катился к остановке. Алене эта минута показалась вечностью. В нетерпении она то и дело подпрыгивала на месте, вызывая недовольные взгляды старушек с авоськами, сидевших на скамейке. Остановившись, автобус так же лениво открыл двери, выпуская пассажиров. Алена пропустила вперед всех бабуль и женщин с маленькими детьми и только потом зашла сама. Все места были заняты, поэтому, пройдя через весь автобус, который посередине был соединен резиновой гармошкой, она прислонилась спиной к окну и стала разглядывать пассажиров. В руке вместе с упаковкой жвачек и пакетиком растворимого напитка «Юппи» девочка держала талон, который заранее купила на остановке. Алена не хотела его пробивать, надеясь, что контролеры не зайдут. Подъезжая к остановке, она каждый раз выглядывала их, тщательно сканируя будущих пассажиров глазами.

Выйдя на нужной остановке, она оказалась прямо перед дверями библиотеки.

— Здравствуйте! — громко сказала девочка, войдя в помещение. — Мне нужна очень необычная книжка.

Библиотекарь, женщина средних лет с круглыми очками и серьезным лицом, подняла глаза на Алену.

— Какая же? — вдруг улыбнувшись, спросила она.

— Понимаете, — замялась Алена, — как бы это объяснить… Мне нужен учебник, по которому я могу научиться языку жестов.

Женщина явно не ожидала такой просьбы, и ее накрашенные брови взмыли вверх.

— Очень любопытно. А зачем тебе такая книга?

— Моя новая подруга не умеет говорить, и ее мама переводит все слова мне. Это очень неудобно. Я хочу сама с ней общаться, понимаете?

— Понимаю. Подожди, сейчас я поищу. Кажется, у нас есть такой учебник. Просто он не пользуется спросом.

— Почему?

— Немногие хотят выучить язык глухонемых. По крайней мере, ты первая на моей памяти, кто поинтересовался подобной книгой, — женщина скрылась за стеллажами.

Алена устала стоять и присела на корточки. Библиотекаря не было минут пятнадцать. Девочка успела подумать, что та забыла о ней и пошла заниматься своими делами. Но как раз в этот момент женщина показалась из-за стеллажа.

— Нашла, — выдохнула она, стряхивая пыль с волос. — Еле нашла! Пришлось перерыть едва ли не весь склад, — она протянула Алене книгу, на которой были нарисованы пальцы рук в непривычном положении. Все страницы учебника пестрили рисунками. Под каждой картиной были написаны слова, обозначавшие тот или иной жест.

— Это то, что мне нужно! Можно взять? Думаю, через пару недель я верну ее назад.

— Пару недель? — женщина недоверчиво посмотрела на юную посетительницу. — Это очень сложный язык. Тебе понадобится много времени и сил.

— Вы меня просто не знаете, я очень способная. Когда мне что-то надо, то я не успокоюсь, пока не выучу или не сделаю это!

Женщина мягко улыбнулась и протянула Алене книгу.

— Удачи тебе! Потом поделишься знаниями.

— Обязательно, — Алена попрощалась и вышла из библиотеки.

На обратной дороге она все-таки пробила талон, а уже сэкономленные на оплате проезда деньги потратила на стаканчик мороженого. Перейдя дорогу от остановки, разделяющей частный сектор и городские дома, она поднялась по высоким ступенькам и неспеша направилась в сторону дома. Наслаждаясь пломбиром, приятно тающим во рту, она разглядывала бараки, которыми был застроен этот район.

— Как они так живут? — Алена остановилась, рассматривая деревянный дом с множеством окон и дверей, в котором вместо стекол виднелись куски полиэтилена, прибитые гвоздями к оконной раме. Не удержавшись от любопытства, она подошла к одному из окон и заглянула в него.

— Кошмар! — вслух сказала девочка, разглядывая грязное жилище, заставленное старым барахлом под самый потолок.

— А ну, пошла вон отсюда! — крикнула пожилая женщина, внезапно вошедшая в комнату.

Алена, испугавшись, спрыгнула на землю и сломя голову понеслась в сторону своего дома. Она остановилась всего раз, чтобы посмотреть по сторонам, когда перебегала железнодорожные пути. Убедившись, что поезда нет, девочка прибавила скорость и полетела вперед по пыльным улицам. Перед калиткой она снова убедилась, что за ней не гонятся, и спокойно опустилась на траву. Отдышавшись несколько минут, она вошла в дом. Бабушка была на кухне. Об этом свидетельствовал треск жарившихся котлет.

— Я дома! — крикнула Алена из коридора.

Анна Владимировна вышла из кухни, на ходу поправляя платок на голове.

— Нашла книгу?

— Да! — взвизгнула Алена, тряся добычу в руках. Разувшись, она сделала несколько оборотов вокруг себя, пускаясь в танец. Затем, подбежав к бабушке, схватила ее за руки и начала кружить в энергичном вальсе.

— Отпусти меня! Я сейчас упаду, — Анна Владимировна смеялась, пытаясь остановить внучку.

— Так, бабушка, — остановившись, серьезным тоном сказала она. — Я сейчас пойду к себе и буду заниматься. А ты помой мне три помидора, два огурца и положи их на тарелочку вместе с двумя котлетками. Как будет все готово, позовешь меня или принесешь в мою комнату.

Анна Владимировна старательно сдерживала улыбку, с напускной важностью слушая Алену.

— А может, все-таки четыре помидора, а не три?

— Нет, трех будет достаточно, — сказала она, выходя из коридора. — И еще. Передай всем, чтобы меня не беспокоили. Я занята.

— Слушаюсь! Разрешите идти? — улыбнулась Анна Владимировна.

— Разрешаю, — засмеялась внучка и, подбежав к бабушке, в порыве нежности крепко обняла ее за шею.

Целый день Алена не выходила из комнаты, старательно штудируя учебник для глухонемых. От постоянного движения, у нее болели пальцы, а в висках стучала кровь. Она очень устала, но терпеливо корпела над учебником. К ней трижды заходили девочки, чтобы позвать на улицу, но она так и не вышла к ним. Анна Владимировна сказала, что Алена приболела и плохо себя чувствует. Девочка лежала в комнате на полу и слышала, как дети за забором играют в мяч. Каждый его стук о землю электрическим разрядом раскатывался по всему ее телу. Несколько раз она подскакивала с места, готовая бросить учебник и бежать на улицу, но затем возвращалась и еще сильнее впивалась глазами в рисунки. Она знала, что нужна Жене, и чувствовала, что Женя нужна ей. В силу своих юных лет, Алена не могла объяснить себе, что происходит в ее голове и зачем ей такие сложные отношения. Но сердцем она была рядом с Женей. Каждой клеточкой тела она ощущала потребность в этой девочке.

— Может, все-таки иди погуляй на улицу? — в комнату вошла Анна Владимировна. — Ты целый день не выходишь из комнаты, — она поставила рядом с Аленой тарелку с печеньем и стакан теплого молока.

— Сегодня уже не пойду. Хочу завтра опробовать новые знания с Женей. Мне так не терпится.

— А ты уже много выучила?

— Я думаю, много. Конечно, чтобы разговаривать так быстро, как Виктория Сергеевна, мне еще нужно время. Но самые простые слова я пойму без труда.

— Какие, например? — Анна Владимировна присела на край кровати.

— Привет, пока, спасибо, как дела, — называя слово, она сразу же переводила его на язык жестов, периодически подглядывая в книжку.

— Молодец! — она с искренним удивлением наблюдала за внучкой. — Я горжусь тобой.

— Спасибо, бабуля! Я сама собой горжусь! — ее смех, как лучи утреннего солнца, озарил комнату. — Бабушка, а почему у тебя такие грустные глаза? Что-то случилось?

Анна Владимировна опустила голову и тяжело вздохнула. Алена подползла к ней на коленках и обхватила ее ноги своими худыми ручонками.

— Бабушка, признавайся! — она теребила подол ее фартука, который приятно пах зеленью и колетами.

— Сергей пропал. Его нет уже три дня. Я места себе не нахожу. Вдруг с ним что-нибудь случилось?

— А он раньше так пропадал?

— Да. Но на день, максимум на два.

После случая с милицией Сергей вернулся домой. Следующую неделю он не пил, отлеживаясь у себя дома, а потом снова ушел в запой. Первый день он, как обычно, терроризировал Анну Владимировну, а затем исчез и три дня не появлялся.

— Бабушка, давай, позвоним в милицию! — Алена встала и подбежала к телефону, стоящему на тумбочке возле кровати.

— Они не будут его искать.

— Почему?

— Потому что они знают, что он пьяница. Никто не станет тратить на его поиски время и силы.

— Что же это получается?! Если человек пьет, то всем на него наплевать? — от возмущения детские щеки налились краской. — Но он же не только пьет! Они просто не знают, какой он хороший, когда трезвый! Как и не знают о том, почему он пьет! Бабушка, давай им расскажем, что его жена умерла! Они все поймут! Они же люди!

— Не поймут, — тихо ответила бабушка. — Люди порой не хотят знать причины, им легче судить других просто так, не вникая в мотивы поступков.

Алена нахмурила брови.

— Я все равно не понимаю, почему так, — она присела рядом на кровать. — Бабушка, а давай мы завтра с ребятами пробежимся по соседским улицам и попробуем его найти? Я обещаю, что мы ничего не натворим! Просто поспрашиваем…

— Хорошо. Но будем надеяться, что он сегодня придет домой, — снова тяжелый вздох, наполненный усталостью и горечью переживаний, вырвался из женской груди.

Наступило утро, но Сергей так и не пришел. Алена плохо спала этой ночью, ворочаясь с одного бока на другой. Ее мысли были спутаны, как вязаные нитки, наспех скрученные в клубок. С одной стороны, она волновалась, куда пропал дядя, с другой, наоборот, была рада, что он не пришел. Ужас охватывал ее сердце всякий раз при воспоминании о той ночи, когда пряталась в теплице бабушки Яни. Алена вздохнула с облегчением, когда поняла, что та не заметила следов ее ночлега.

С самого утра девочка отправилась на поиски. Марина, как всегда, была занята работой в огороде, поэтому Алена решила не беспокоить ее и лишний раз не злить бабушку Яню. Валя с Таней сидели на траве возле калитки своего дома и листали журнал. Они тут же откликнулись на просьбу Алены помочь в поисках. Через десять минут к ним присоединилась Даша и Ленька, который случайно проезжал мимо на велосипеде и остановился, чтобы поздороваться с девчонками.

— Как поедем? — спросил он. — голос его был полон решительности. Так как в компании он был самым старшим, то решил взять полномочия командира на себя.

— Давайте на велосипедах. Так будет быстрее и безопаснее, — сказала Алена. — Чуть что — сразу можно будет дать деру.

— Логично, — согласился Ленька. — У всех есть велики?

— Почти, — сказала Валя. — У нас один.

— Ничего страшного. Таня повезет Валю на багажнике.

— А чего сразу Таня? — возмутилась она. — Ты знаешь, сколько Валя весит? Сам ее вези!

Валя стукнула сестру по спине.

— А что не так? Кому-то пора прекратить есть булки! — Таня ущипнула сестру за выпирающую складку на животе.

— Отстань, дура! — обиженно сказала та и сложила руки на груди.

— Тогда наоборот: пусть Валя везет тебя, — спокойно сказал Ленька. — А по ходу будем меняться, когда она устанет.

— Ладно, хорошо, — согласилась Валя и скрылась во дворе. Через минуту она вернулась, ведя зеленый велосипед с надписью «Аист». Девочки тоже побежали домой. И через пять минут вся компания с шумом и смехом покатилась по переулку.

— Всем слушаться меня, — важно сказал Ленька. — Начнем с улицы Тракторной, там ошиваются все алкаши.

— Он не алкаш! — обиженно сказала Алена.

— Хорошо, он не алкаш, но остальные алкаши. Синюги, как говорит батя, — он рассмеялся. — Представляете, сам обзывает их, а потом с ними же пьет! Вот умора!

Девочки переглянулись между собой, не найдя в его словах ничего смешного. Они медленно ехали, тщательно осматривая улицы и останавливаясь перед каждым домом, спрашивая у жильцов, не видели ли они Сергея. Через час поисков, объехав все улицы в округе и так ничего и не узнав, дети вернулись в переулок.

— Что будем делать дальше? — устало сказала Алена. — Его нигде нет!

— А вдруг он умер? — спросила Даша.

— Не говори глупостей! — разозлилась Алена. — Я уверена, что он жив.

— А может, он потерял память и не может найти дорогу домой? — предположила Валя.

— Как вариант, — сказал Ленька. — Какой-нибудь алкаш стукнул его бутылкой по голове, и он потерял память.

Алена в ужасе закрыла рот ладошкой.

— Тогда мы просто обязаны его найти! Леня, где мы еще можем поискать?

— Остается только один вариант, — сказал он. — Но это очень опасно. Я поеду туда один.

— Куда? — в один голос спросили девочки.

— В бараки. За железнодорожными путями. Вам туда нельзя! Это может быть очень опасно!

— Насколько опасно?

— Смертельно опасно, — почти шепотом сказал он. — Я могу не вернуться.

— Не говори ерунды, — сказала Алена, недоверчиво прищурив глаз.

— Ты была там?

— Нет.

— А я был! И я знаю, о чем я говорю!

— Девочки остаются, а я еду с тобой! И это не обсуждается, — Алена встала со скамейки, запрыгивая на велосипед. — Это мой дядя, и я должна ему помочь!

Ленька внимательно посмотрел на Алену. По ее взгляду он понял, что отговаривать бесполезно.

— Ладно. Но ты будешь слушаться меня. А вы, — он повернулся к девочкам, с ужасом в глазах наблюдавшим за ними, — ждите нас здесь. Если мы не вернемся через полтора часа, бейте тревогу и зовите взрослых. Ясно?

Они закивали головами в знак согласия.

— Тогда поехали, — Ленька ловко запрыгнул на велосипед, будто оседлал коня, и со скоростью рванул с места. Алена последовала за ним.

Бараки находились совсем рядом. Так местные называли район с ветхими деревянными домами, которые стояли за железной дорогой, отгороженные зеленой полосой от глаз соседей. Со стороны они выглядели лучше, чем внутри. Покосившиеся здания стена к стене прилегали друг к другу. Вместо стекол на окнах висели пакеты и рваные куски полиэтилена. Крыши были залатаны досками и ветками. Несколько кирпичных домов напоминали конструктор, который разобрали и забыли сложить обратно. Прямо в стенах, где раньше лежал кирпич, зияли огромные дырки. Вокруг домов валялся мусор. Он был везде: на траве, перед входом в дом… Пакеты и обрывки бумаги висели даже на деревьях. Зрелище было ужасным, впрочем, как и запах. Алена невольно сморщила нос, а затем и вовсе зажала его пальцами.

— Как люди могут так жить?

— Это не люди! — ухмыльнувшись, сказал Ленька.

— А кто тогда?

— Папа называет их отбросами.

— Почему?

— Он говорит, что они не приносят никакой пользы обществу. А только портят воздух!

— Портят воздух, — повторила Алена, еще сильнее зажимая нос. — Но ведь когда-то они были нормальными?

— Что ты имеешь в виду? — Ленька остановился и внимательно посмотрел на нее.

— Я имею в виду, что они же тоже были детьми, как и мы. А потом выросли и стали пьяницами или бомжами. Бабушка говорит, что на все воля Божья. Но я не совсем с ней согласна. Бог милосердный. Он прощает все и посылает людям только добро. Тогда почему эти люди такие несчастные?

Ленька задумчиво почесал затылок.

— Батя говорит, что у каждого такая судьба, которую он заслужил.

— А как ее заслужить?

— Не знаю, — пожал он плечами, — наверное, надо жить честно, не воровать, в общем, не делать плохих вещей.

— Ты думаешь, что раньше они вели себя плохо, поэтому сейчас живут в бараках?

— Думаю, да.

— Не знаю, — Алена недоверчиво посмотрела на Леньку, прищурив один глаз. — Бабушка как-то сказала, что мы сами выбираем, как нам жить и что нам есть. Я еще не совсем разобралась в смысле этой фразы, но, когда разберусь, я тебе расскажу.

— Договорились, — улыбнулся Ленька.

Следующие десять минут они молча смотрели на бараки, положив головы на велосипедные рули.

— Надо идти, — вздохнул Ленька, вместе с кислородом наполняя свое тело смелостью. — Времени остается мало. Девочки начнут бить тревогу раньше, чем мы тут справимся.

— Тогда пойдем? — неуверенно сказала Алена.

— Пойдем, — Ленька взял ее за руку, и они направились в сторону трехэтажного дома, который, казалось, вот-вот рухнет — стоит до него дотронуться пальцем. Кирпичное здание темно-бордового цвета с покосившейся от ветров и дождей крышей даже при дневном свете вызывало ужас. Стены зияли дырами, как будто кто-то раз в неделю доставал из стены по кирпичу. Деревянная дверь, висевшая на одной петле, была распахнута настежь. Держась за руки, ребята вошли внутрь. Тихо ступая ногами по дощатому полу, который от малейшего телодвижения жалобно поскрипывал, они остановились и осмотрелись по сторонам. Конец длинного коридора утопал во мраке. Так сразу и нельзя было сказать, сколько квартир находится на этаже. Двери жилищ были приоткрыты либо отсутствовали напрочь. Ленька аккуратно оттолкнул Алену себе за спину и вошел в распахнутую дверь. Квартира представляла собой однокомнатное помещение без кухни, но с ванной и туалетом. На полу повсюду валялись пустые бутылки и грязные вещи. В углу комнаты стоял дряхлый диван, на котором лежал какой-то мужчина. Алена жестом показала на него, прикрыв рот ладонью.

— Стой здесь, я сейчас проверю.

— Не надо, — она схватила его за рукав. — Пойдем отсюда, это была плохая идея.

— Нет уж, давай искать, раз пришли. А вдруг это он? — Ленька говорил так тихо, что Алена понимала его через слово.

На цыпочках он подошел к дивану и посмотрел на мужчину, который спал беспробудным сном и тихо постанывал. В руке он держал недопитую бутылку вина, сжимая ее так крепко, будто боялся, что ее украдут.

— Не он, — губами сказал Ленька и покачал головой. — Пошли дальше, — он подтолкнул Алену к выходу, и она покорно пошла за другом.

— Ты чего? — выйдя в коридор, спросил он.

— Мне страшно. Я никогда не видела ничего подобного. Это ужасно, — на глаза навернулись слезы. — Я не верю, что дядя Сергей может быть здесь.

— Мы должны исключить все варианты. Может, подожди меня на улице, а я быстро оббегу все квартиры?

— Нет. Я тебя не оставлю одного, — решительно сказала Алена.

— Ну, смотри. Чуть что — говори!

Зловонный запах окутал весь дом. Это был «аромат» грязного белья и мусора, который никто не выносил бог знает сколько недель, вечного перегара, дешевого вина и еще чего-то ужасно вонючего. Но Алена никак не могла понять, что это за запах, так как раньше не сталкивалась с ним.

В следующей квартире входная дверь отсутствовала. Лишь ржавые петли были свидетелями того, что раньше дом закрывался на ключ. Ребята вошли внутрь. Алена закрыла нос, а затем глаза, потому что воздух, казалось, начал разъедать их. Ленька повторил за ней. Наклонившись, он поднял с пола шприц и тут же бросил его назад. Они одновременно опустили глаза вниз, разглядывая странные предметы, валяющиеся на полу: шприцы, резиновые трубки, пустые бутылки из-под клея.

— А это еще что? — Ленька присел на корточки, разглядывая черные маленькие крупинки, рассыпанные по полу. — Это мак!

— Леня, мне страшно, — прошептала Алена, глядя на странные предметы. — Я знаю, что это…

— Я тоже догадываюсь, — Ленька задумчиво почесал подбородок, обводя комнату глазами. В помещении никого не было. Обитатели совсем недавно покинули жилище, так как из кастрюли на плитке еще шел горячий пар. — Пошли отсюда, здесь никого нет.

Ребята молча вышли из квартиры. Следующие пять квартир на первом этаже также были пустыми. Но вещи в каждой комнате говорили о том, что дряхлая жизнь еще теплится в этих стенах. Дети поднялись по разбитой лестнице на второй этаж. Здесь было на одну квартиру меньше. Первое помещение занимала кухня с несколькими плитами, двумя умывальниками и кухонным столом. Дверь в следующую квартиру была приоткрыта. Ленька аккуратно толкнул ее вперед. Мебели в комнате практически не было: стол, два стула и большая кровать в углу. Под одеялом кто-то пошевелился, и Ленька отпрыгнул назад.

— Там кто-то есть! — прошептал он.

— Что будем делать?

— Может, постучим и спросим, не видели ли они дядю Сергея?

— Не знаю. Давай лучше дождемся, пока кто-то встанет с кровати.

— А если он будет лежать там целый день? Наше время на исходе! — Ленька взмахнул руками. — Давай я сейчас тихонько подойду и посмотрю, кто там. Может, они спят?

— С чего ты решил, что их двое? — шепотом спросила Алена.

— Посмотри на обувь, — он показал пальцем на две пары обуви, валяющиеся возле кровати. Это были женские шлепки и мужские сандалии.

Из-под одеяла показалась мужская нога в рваном носке. Ленька замер на полпути к кровати. Алена махала рукой, чтобы он возвращался: она боялась, что его могут ударить или даже напасть с ножом. Она сложила ладошки вместе, и ее губы зашевелились в безмолвной молитве. Тем временем Ленька подошел к кровати и нагнулся посмотреть, кто там лежит. Одеяло было натянуто так сильно, что он никак не мог разглядеть лицо. Аккуратно взявшись за край одеяла, заправленного в грязную простынь, приподнял его вверх. Лицо Леньки просияло, и он судорожно закивал головой, давая Алене понять, что они нашли то, что искали.

Собираясь уже уходить, он так же тихо положил одеяло на место и сделал шаг в сторону Алены.

— Стоять, щенок, — из-под одеяла раздался знакомый голос, и мужчина схватил Леньку за руку. — Какого черта тебе здесь надо? — он присел на кровати и увидел стоящую в дверях Алену.

— Дядя Сергей! — она сделала шаг навстречу. — Мы тебя все ищем! Бабушка с ума сходит! Пойдем домой! — она схватила его за руку. — Пойдем же!

— Ты кто такая? — он пытался сфокусировать на ней взгляд, но у него не получилось. Мужчина был настолько пьян, что не понимал, что происходит вокруг него. — Вы хотели нас обворовать! Катюха, — он толкнул спящую женщину кулаком в спину. — Вставай, зараза! Я поймал воров!

— Дядя! Ты что! Я твоя племянница! А это Ленька! Наш Ленька!

— Воры! — он продолжал кричать. — Катюха, маленькие подонки хотели украсть наше бухло!

— Дядя, миленький! — Алена упала на колени перед кроватью, еще сильнее сжимая его руку. — Это я — Алена! Пойдем домой! Бабушка очень волнуется. Ты же знаешь, у нее больное сердце!

Он со всей силы оттолкнул племянницу. Алена пролетела несколько метров и упала на пол. Ленька в ужасе наблюдал за этой сценой. Взяв себя в руки, он подбежал к Алене и поднял ее с пола. При падении она поцарапала коленку, и из нее засочилась кровь.

— Тебе больно? — Ленька прижал свою ладонь к ране, затем наклонился и начал дуть на нее что было сил. — Так лучше?

Алена закивала головой.

— Это еще кто? — раздался женский голос. Одеяло упало, и обнаженное дряблое тело было выставлено на всеобщее обозрение. Ленька стыдливо опустил глаза, и его лицо предательски залилось краской.

— Они хотели украсть наше бухло! — снова крикнул Сергей. — Ну ничего, я их сейчас хорошенько выпарю, а лучше поотрубаю руки!

Женщина рассмеялась, и ее хриплый смех был похож на дьявольский. Ленька схватил Алену за руку, и они стремглав понеслись по коридору, затем по лестнице, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. Оказавшись на улице, они мгновенно пересекли двор и запрыгнули на велосипеды. Всю дорогу они не разговаривали, быстро крутя педали и борясь с одышкой. Миновав железнодорожный переезд, они сбавили скорость, почувствовав себя, наконец, в безопасности.

— Тормози! — крикнул Ленька, оборачиваясь к Алене, которая ехала немного позади.

Они остановились возле зеленой полосы, где росли старые березы и дубы, а по земле стелились кусты шиповника, который совсем недавно зацвел розовыми цветами. Ребята поставили велосипеды у старого дуба и сами сели на траву, прислонившись спинами к стволу дерева. Ленька молча взял Алену за руку и крепко сжал ее в своей ладони. Она была так испугана, что сначала не придала значения этому жесту.

— Тебе больно? — тихо спросил он, легонько дотрагиваясь до ее коленки, из которой еще сочилась кровь.

— Ерунда, — махнула она рукой, — Главное, что все остальное целое, — девочка попыталась выдавить из себя улыбку. — Прости, что втянула тебя в это.

— Давай только договоримся, что никому не будем рассказывать подробностей, — его лицо было серьезным, а брови нервно подергивались от каждого слова. — Особенно твоей бабушке. Если она узнает, где ты была, она этого не переживет.

Алена подняла глаза и посмотрела на Леньку. В них бурной рекой кипело уважение и благодарность.

— Хорошо. Спасибо тебе за помощь. По крайней мере, мы знаем, что он живой.

— Алена, я это… — он замялся, рукой взлохмачивая свои густые, выжженные солнцем волосы. — Мне надо тебе кое-что сказать…

Алена оторвала взгляд от железной дороги, по которой только что промчался поезд, и посмотрела на него.

— Я это… — снова повторил он. — Ну, в общем, я хочу предложить тебе дружить…

— А разве мы не дружим? — Алена удивленно посмотрела на Леньку.

— Дружим, но это другое. Я хочу, чтобы мы, ну, как это сказать… — его голос задрожал от волнения. — Были парой.

— Парой? Это как? — Алена высвободила руку из его ладоней.

— Ну, типа… встречались. Как парень и девушка…

Девичье лицо залилось краской. Она, наконец, поняла, о чем он говорит.

— Ты мне очень нравишься как девушка. Возможно, я даже влюблен в тебя, — лицо Леньки было серьезным как никогда. — Что скажешь?

— Я не знаю. Разве нам сейчас не хорошо?

— Хорошо, но ты нравишься многим мальчикам из моей компании, а я хочу, чтобы ты была только моей.

Алена нервно хихикнула.

— Хорошо. А если я соглашусь то, что изменится? Что я должна буду делать?

Ленька озадаченно почесал затылок.

— Да, в общем, ничего особого. Все буду делать я! Я ведь мужчина, — он выпрямил спину и гордо вздернул подбородок. — Я буду защищать тебя, помогать во всем, ходить с тобой за руку…

— За руку? — перебила его Алена.

— Ну, да, так ходят все влюбленные. Это будет знаком для всех, что мы встречаемся.

— Мне не нравится это слово. Как-то глупо звучит — встречаемся… — она недовольно нахмурила брови.

— Ну, хорошо, называй это как хочешь.

— Давай тогда просто будем называть это дружбой.

— Но ведь это не просто дружба! Друзья не влюблены друг в друга, понимаешь?

— Глупости! Я, например, люблю всех своих друзей! А с Мариной мы всегда ходим за руку.

— Но это все равно другое! Ты девочка, я мальчик. Это другая дружба. Возможно, в будущем я полюблю тебя, а ты — меня. И тогда мы поженимся.

Алена громко рассмеялась, пугая птиц внезапными звуками, разрушившими тишину.

— Не вижу ничего смешного, — обиженно сказал Ленька.

— Не обижайся. Просто мне через месяц будет только одиннадцать лет. До свадьбы еще очень далеко.

— Так я и не говорю про сейчас! Я как мужчина должен заранее все спланировать.

Алена с минуту молчала, перебирая мысли, которые так и норовили устроить драку в ее голове. Ленька смиренно ждал ответа, не сводя глаз с ее лица.

— Ты мне тоже стал нравиться, — сказала она. — Раньше ты был просто ужасен. Я до сих пор помню твой плохой поступок с Мариной.

— Я извинился. Мне очень стыдно. Честно. Если ты захочешь, я каждый раз, когда буду видеть Марину, буду просить у нее прощения.

— Не надо. Я верю тебе.

— Правда?

— Правда.

— И еще… — он снова взял ее за руку. — Раз мы, ну это… встречаемся, или дружим… можно я тебя поцелую?

— Это как? — Алена попыталась освободить руку, но он еще сильнее сжал ее.

— В щеку, конечно. В губы целоваться нам еще рано, — серьезным тоном сказал Ленька.

— Я не знаю, — она растерялась, но Ленька резко наклонился, притянул ее к себе и поцеловал в щеку. Алена залилась краской. Кончики пальцев дрожали, а коленки подгибались от страха. — Не надо так больше.

— Почему? Тебе не понравилось?

— Я не знаю, мне нужно подумать, — робко сказала Алена.

— Мы просто скрепили нашу дружбу! Это как печать на почтовом конверте.

Девочка улыбнулась и, освободив свою руку, встала с земли. Отряхнув одежду, она взобралась на велосипед.

— Поехали, нас ждут. Времени не осталось.

Ленька послушно встал с земли и, резво взобравшись на велосипед, тронулся с места.

— Кстати, что будем делать с дядькой? Мы так и не решили, — сквозь потоки ветра кричал он.

— Думаю, надо сказать бабушке, где он. Без подробностей. По крайней мере, она не будет волноваться.

— Договорились!

Алена прибавила скорость, нагоняя Леньку, и резко подрезала его. Смеясь, она помчалась вперед, то и дело оборачиваясь на ходу и строя ему рожицы. Ленька, улыбаясь во все зубы и глотая теплый воздух вместе с частицами горячего песка, мчался за ней. Через минуту он догнал Алену на углу их улицы и остановился прямо перед ней, загораживая дорогу.

— А ну-ка, пропусти! — крикнула она, сквозь заливистый смех. Алена сидела на велосипеде, держась одной рукой за забор. Подняв глаза, она увидела в окно Женю и помахала ей рукой.

— Кому ты махала? — спросил Ленька, подкатив к ней велосипед.

— Жене Клюквиной. Ты ее знаешь?

— Не видел, но Инна рассказывала, что она инвалид и страшная, как жаба.

— Инна дура! — от прилива злости Алена покраснела, а ее лицо исказила гримаса ненависти. — Не слушай ее! И вообще не общайся с ней.

— Хорошо, хорошо! Только не злись так. Я не хотел никого обидеть.

— Женя — моя подруга. И я ее очень люблю.

— Я не знал, — его глаза наполнились сожалением о сказанных грубых словах. — Но как ты с ней общаешься? Инна говорила, что она не умеет разговаривать.

— Сейчас нам помогает ее мама, но я учу язык жестов. Давай закроем эту тему. Это мое дело.

Ленька обиженно отвернул голову и посмотрел на скамейку вдали, где сидели девочки и махали им рукой. Валя исполняла танец радости, ликуя, что они целые и невредимые вернулись домой.

— Не обижайся. Просто я не знаю, понравится ли Жене, что я рассказываю о ней. Она много лет не выходит из дома, и у нее нет друзей. Представляешь, никого, кроме меня!

— Не представляю.

Алена слезла с велосипеда и подошла к Леньке. Она взяла его за руку и заглянула в огромные зеленые глаза, в которых читались грусть и страдание.

— Я вас обязательно с ней познакомлю. Когда она этого захочет. Я тебя только об одном попрошу: не позволяй никому говорить о ней плохо. Договорились?

— Договорились.

Алена крепко обняла его за плечи, а потом быстро запрыгнула на велосипед и помчалась к девчонкам. Ленька же, наоборот, неспеша оседлал двухколесный и, свернув на соседнюю улицу, поехал в сторону дома.

Глава 15

Сергей пришел домой через два дня, упал на кровать и проспал почти двое суток, поднимаясь лишь по нужде. Он очень сильно похудел. Ребра просвечивались сквозь тонкий слой дряблой кожи, которая от июльского солнца приобрела красноватый оттенок. Его лицо было похоже на высушенный помидор. Во сне он тяжело дышал, порой вскрикивая или бормоча целые предложения. Сердце Анны Владимировны сжималось всякий раз, когда она проходила мимо сына. Она думала, что уже не увидит Сергея живым. Все три ночи, пока его не было, она не спала — часами стояла возле окна в ожидании, что он вот-вот откроет калитку и постучит в дверь.

— Разве может нормальная мать отказаться от своего ребенка? — сказала она накануне в разговоре с сестрой.

— От такого — может! — вспылила бабушка Лида, которая настойчиво предлагала ей сдать Сергея в лечебно-трудовой профилакторий на год.

— Нет, не может! — Анна Владимировна подорвалась с дивана. — Я его породила, и это моя доля — выхаживать его. Ты понимаешь, что он болен?

— Ой, — махнула Лидия Владимировна рукой. — Скажешь тоже — болен! Тунеядец просто. Водку же проще пить, чем работать!

— Со стороны всегда проще судить. Хотя кому я говорю! Чего ты своего сына не сдашь? Не он ли тебя вчера тягал за халат по огороду!

— У него есть жена, вот пусть она и решает!

— А таскается он к тебе каждый раз, как выпьет. Не хочу больше об этом говорить! — она вышла из комнаты. Через несколько секунд входная дверь громко хлопнула, заставив бабушку Лиду подпрыгнуть в кресле.

— Дура старая, — крикнула она вслед сестре.

Алена старалась как можно реже заходить к дяде. Несколько раз в день она ставила возле его кровати стакан с водой и сразу же выходила, плотно закрыв за собой дверь. Она была и зла на него, и одновременно жалела. Бабушка сказала, что он несчастный больной человек, у которого кроме нас никого нет. От этих слов девочке становилось еще сильнее жаль его.

Каждый день Алена все лучше осваивала язык жестов, вечерами проверяя свои знания на подруге. Узнав, что этот шаг она сделала ради нее, Женя при встрече расплакалась. Но это были слезы счастья. Они так редко наполняли ее глаза, что девочка не могла остановить рыдания на протяжении получаса. Как будто сама душа требовала этих слёз, стирая былые воспоминания о грусти и наполняя мысли надеждой на счастье. Алена рассказала Жене о Леньке. Ребята не виделись два дня, и она уже и сама не знала, зачем согласилась на эту дружбу — ей и так было хорошо в компании своих подруг, сестры и бабушки.

— Я, наверное, предложу Лене оставить все как было, — спустя неделю Алена сидела у Жени и, изредка подсматривая в учебник, делилась с ней своими мыслями. — Мне кажется это очень глупым…

— А он красивый? — спросила Женя.

Алена задумалась, пытаясь воспроизвести в своей голове его образ, но тот, как назло, все время ускользал от нее.

— Наверное, красивый, — девочка пожала плечами. — Представляешь, он поцеловал меня в щеку! Сказал, что хочет так скрепить отношения. Дурак!

— Обалдеть! — Женя закрыла рот ладошкой. — И что ты почувствовала?

— Было приятно и тепло, как будто меня поцеловал папа, только немножко по-другому.

Женины глаза, как сияние Венеры на рассвете, стали медленно затухать, наполняясь печалью. Она отъехала в кресле к окну и стала рассматривать крыши соседских домов.

— Женя, ты чего? Я что-то не так сказала?

— Все нормально, — она развернулась, стараясь придать лицу обычное состояние.

— Нет, не все нормально. Мы подруги, а значит, ты можешь говорить мне все. Я никому не расскажу.

— Просто… понимаешь, мне всего двенадцать, а я знаю, что у меня никогда не будет ни парня, ни мужа.

— Глупости! С чего ты взяла?

— А ты посмотри на меня! Кто захочет жить с инвалидом? Кому нужны такие сложности? Кроме мамы и папы я никому не нужна!

Алена подбежала к подруге и упала на колени рядом с креслом.

— Чушь! Ты такая красивая! Я таких красивых девочек, как ты, еще никогда не встречала. А какая ты прекрасная внутри!

Женя робко улыбнулась, недоверчиво наблюдая за ее эмоциями.

— Я уверена, что у тебя все получится! Вот увидишь! Я тебе обещаю, — Алена встала с колен и крепко обняла Женю. — Женя, я хочу тебе кое-что предложить, только, прошу тебя, не отказывайся сразу.

Женя с интересом посмотрела на подругу и кивнула головой.

— Я хочу познакомить тебя со своими друзьями. Подожди, — она выставила вперед руку, не давая Жене сразу дать ответ. — Не со всеми. Только с Мариной, Валей и Таней. Ну, и Ленькой. Они замечательные, и ты им обязательно понравишься.

Женя опустила глаза, внимательно рассматривая рисунок на ковре.

— Ты не можешь сидеть целыми днями в этой комнате, — Алена обвела глазами детскую. — Это только пойдет тебе на пользу! Да и всем нам! — она подошла к ней и села рядом. — Я знаю, что тебя много раз обижали, но, поверь, я больше никому не позволю это сделать. Никому!

— Я боюсь, — тихо сказала Женя. — Я боюсь, что они будут смеяться надо мной. Дети злые, очень злые. Ты даже не представляешь себе, насколько!

— Но ведь не все такие! Я ведь другая.

— Ты да, а остальные нет. В душе они все равно будут смеяться надо мной или стыдиться меня. Дети не любят инвалидов. Им кажется, раз мы не такие, как они, значит мы хуже. И с нами можно обращаться, как со вторым сортом.

— Как это — со вторым сортом?

— Это значит, словно мы ниже по всем уровням. Я это уже проходила, — она поджала губы. — Ты даже не представляешь, как это обидно, когда с тобой не хотят разговаривать или даже просто поздороваться только потому, что ты ИНВАЛИД! — последние слова она прокричала. — Я ведь не виновата, что родилась такой! И мама моя ни в чём не виновата! Но так случилось! И уже ничего не изменить. Это навсегда, понимаешь?

— Хорошо, — Алена поднялась с пола. — Возможно, ты не сможешь больше ходить, но ты можешь изменить свое отношение к этому.

— Как это?

— Я имею в виду, что ты можешь измениться внутри себя. Начать дружить, общаться, даже играть! Просто пойми: нет ничего на свете лучше друзей! Мама, папа, бабушка — это, конечно, самое важное. Но друзья — это вторая семья. И ты осознанно хочешь лишить себя ее!

— Мне надо подумать.

— Я не буду тебя заставлять. С твоего разрешения я поговорю с девочками. Но я уверена, что они будут безумно рады. Ты даже представить себе не можешь, какие они замечательные.

Женя робко улыбнулась и взяла Алену за руку.

— Спасибо тебе за то, что ты появилась в моей жизни.

Она хотела сказать что-то еще, что-то очень важное, но побоялась спугнуть свои же мысли. Боялась, что, озвучив их, все испортит. Поэтому она решила молчать. Но Алене не нужны были слова, она и без них прочитала все во взгляде: «Только не предавай меня, только не предавай…»

Глава 16

Инна сидела на кухне и щелкала семечки в большую металлическую миску. Она толком не умела их есть, поэтому, так и не раскусив скорлупу, выбрасывала целую семечку. Они валялись по всему полу, но неряха и не думала убирать за собой.

В последние две недели она практически не выходила играть, лишь пару раз встречалась с Сашей во дворе. Ей было скучно. Саша как хвост везде ходила за ней и соглашалась играть во все предложенные игры. Маленькая душа Инны жаждала возмездия. После недавней драки с Аленой она больше не общалась с обидчицей, но каждый день видела, как та заходит во двор Клюквиных. Это так злило, что она была готова растерзать Алену на месте.

— Бабушка, вот ты бы дружила с инвалидом? — спросила Инна вошедшую в кухню бабушку.

— Ты посмотри, как загадила весь пол! Свинья! — она отвесила внучке подзатыльник. — Быстро взяла метлу и убрала весь этот бардак! Засранка малая!

— Доем и уберу, — огрызнулась она. — Я тебе задала вопрос!

— Что за ерунду ты спрашиваешь? Иди вон лучше наведи порядок в своей комнате.

Инна никак не отреагировала на замечание и продолжила щелкать семечки.

— Ба, ну я серьезно спрашиваю!

— Ну, что ты от меня хочешь? Какие еще инвалиды?

— Я спрашиваю, ты бы смогла дружить с инвалидом?

— Нет, конечно.

— А почему?

— По кочану! Что за глупости! Зачем с ними дружить, тебе нормальных людей мало?

— Вот и я так же думаю! — оживилась она. — А Алена Синичкина подружилась с нашей соседкой напротив — Женей Клюквиной и таскается к ней каждый день.

Бабушка заинтересованно посмотрела на внучку. Затем села рядом, пододвинув к себе пакет с семечками.

— И что, они прямо гуляют вместе?

— Ну… не гуляют, Аленка к ней домой ходит. Вот объясни мне, зачем ей это? Эта Женя даже говорить не умеет и ходить! — с обидой в голосе сказала Инна.

— Не знаю я! Может, ей что-нибудь от них нужно. Я слышала, Клюквин большой чиновник, вот, наверное, бабка Алену и заслала туда, чтобы потом пенки с компота снять.

— Какие еще пенки? — Инна нахмурила выгоревшие брови.

— Какая же тупая!

— Сама тупая! Говоришь какую-то ерунду.

— Я имела в виду, что бабке что-то понадобилось от Клюквиных, вот она и отправила внучку подружиться с их дочкой. С ней же ведь никто не дружит больше?

Инна кивнула головой.

— Вот видишь! А тут подружка. Родители будут после ей благодарны. А она потом у него попросит, чтобы ей пенсию повысили. Ну или еще что-нибудь.

— Обалдеть! — Инна с открытым ртом смотрела на бабушку. — Теперь мне все ясно. А то я не понимала, что происходит! Главное, со мной она дружить не хочет, а к этой жабе таскается! — она обиженно поджала губы. — Спасибо, ба, что объяснила, — Инна довольно откинулась на стуле, обдумывая дальнейший план мести Алене.

— А теперь встала и подмела пол! — крикнула бабушка. — Живо.

— Отстань от меня! Посмотри, сколько ты наплевала! — она показала пальцем на шелуху под столом. — Вот сама и убирай. Тебе все равно заняться больше нечем, — Инна встала из-за стола и вышла из дома.

— Свинья! Ничему мать не научила! — крикнула ей вслед бабушка, продолжая щелкать семечки.

Лето в платье из цветов и облаков кружилось по улицам и переулкам города. Воздух благоухал всевозможными ароматами. Люди, погруженные в работу, порой делали перерывы, стирая пот с лица, и вдыхали парфюм земли и неба. Июль в этом году выдался жарким и сухим. Дети наслаждались солнцем, купаясь в его ласковых лучах. Они практически жили на улице, забегая домой лишь для того, чтобы быстро перекусить и снова вернуться к игре. Марина стала выходить на улицу еще позже. Из-за жары огород приходилось поливать дважды в день: утром и вечером. Бабушка Яня, ссылаясь на старость и больную спину, поручила это дело Марине, поэтому она теперь приходила играть не в двенадцать, а ближе к часу, а возвращалась домой не в девять, а около восьми, чтобы успеть полить все грядки и набрать полные бочки воды. От ежедневного труда кожа на ее ладонях стала грубой, а грязь из-под ногтей было невозможно достать. Лицо у Марины всегда казалось сосредоточенным, с налетом печали. Бабушке Яне было не жалко внучку. Она не думала о том, чего на самом деле хочет Марина, и не понимала, как тяжело дается девочке порученная работа. Марина никогда не жаловалась и не показывала слез — терпеливо работала, до крови кусая губы от обиды. А потом, оставшись одна в саду, пряталась в густом малиннике и долго плакала.

— Что это у тебя? — спросила как-то Алена, взяв подругу за руку. — Ничего себе, какие трещины! Тебе больно? — она начала дуть ей на ладонь.

Марина освободила руку.

— Нет, я привыкла.

— Марина, ты должна что-то сделать! Пожалуйся на бабушку маме! Скажи, что та заставляет тебя работать целыми днями.

— Это бесполезно, — тихо сказала она. — Они не общаются, да и маме наплевать.

— Зачем ты так? Как это маме может быть наплевать на тебя? — Алена рассмеялась, но сразу затихла, увидев серьезное лицо Марины.

— Ей наплевать, — повторила Марина. — Всем наплевать. Я думала, хоть бабушка любит меня, но и ей все равно. Ты думаешь, я не понимаю, зачем я ей нужна? Только для работы! Она мне даже денег на мороженое не дает. Я сдаю бутылки, так она и эти деньги забирает.

— И что делать?

— Ничего не делать.

— Может, попроси маму забрать тебя домой?

Марина нервно рассмеялась.

— Ты что! Зачем я ей там нужна. Она заберет меня ровно тридцать первого августа и ни днем раньше.

— Почему?

— Алена, ну ты, как маленькая, — разозлилась Марина. — Потому что я ей не нужна дома! Она говорит, что я только под ногами путаюсь, — девочка замолчала, глотая ком обиды, подступивший к горлу. — А я так хочу домой. Я так устала, — она закрыла лицо грязными ладошками и зарыдала. — Я хочу к маме! — сквозь слезы крикнула она. — Хочу к маме! А она не хочет этого, понимаешь?

Алена не понимала и никогда не смогла бы этого понять. Она росла в полноценной семье, где любовь и уважение были превыше всего. Она знала, что мама с папой любят их с Алесей больше всего на свете. Знала, что если позовет маму, та примчится через секунду. Знала, что если сейчас позвонит ей и попросится домой, то мама приедет уже вечером и заберет ее. Но ей было хорошо здесь с бабушкой, которая ее тоже очень любила. Алена не могла понять, как Марина может помешать дома и почему ее мама не хочет быть с дочкой и пожалеть ее. В детской голове не укладывалась мысль о том, что бабушка может заставлять внучку днями напролет заниматься тяжелой работой, забирать у нее деньги и не покупать мороженое. Алена крепко обняла Марину, гладя ее по волосам.

Марина ушла через двадцать минут. Бабушка Яня, неожиданно появившись из-за забора, приказала ей сходить в магазин. Марина покорно встала со скамейки и пошла за деньгами. В калитке она повернулась к Алене и спросила:

— Пойдешь со мной?

— Конечно, — растерялась Алена. — Подожди, я только у бабушки спрошу, не надо ли ей чего-нибудь.

— Тогда через десять минут на углу переулка, — крикнула она, скрываясь во дворе.

Алена прибежала домой. Анна Владимировна стояла в ванной и стирала руками постельное белье.

— Бабуля, тебе нужно что-нибудь в магазине? Я с Мариной прогуляюсь.

Женщина со стоном разогнула спину и поправила съехавший на глаза платок.

— Да. Купи, пожалуйста, молоко, хлеб, кефир и пачку масла, — она вытерла руки полотенцем и пошла за кошельком, а уже через минуту вернулась и протянула Алене деньги.

— Бабушка, здесь очень много.

— Купи себе мороженое и что-нибудь вкусненькое к чаю.

— Ты знаешь, что ты у меня самая лучшая? — Алена бросилась к бабушке на шею, крепко обнимая и покрывая поцелуями все ее лицо.

— Иди уже! — рассмеялась Анна Владимировна.

В пороге Алена остановилась.

— Бабушка, а можно я куплю Марине мороженое?

— Можно, а почему ты спрашиваешь?

— Бабушка Яня не дает ей денег и не покупает ничего, — выпалила Алена. — А еще она заставляет ее работать, как рабыню. Помнишь, как в том бразильском сериале, что мы с тобой смотрели?

Анна Владимировна кивнула головой.

— Бабушка, — Алена снова подошла к ней. — Я тебя умоляю, поговори с бабушкой Яней. Вы же дружите?

— Просто общаемся по-соседски, но это не дружба. О чем ты хочешь, чтобы я с ней поговорила?

— Попроси ее, чтобы она не заставляла Марину так много работать! Ты бы видела ее ладони! Они все в трещинах и мозолях.

Анна Владимировна прикусила губу и нахмурила брови.

— Бабушка, Марина целыми днями работает в огороде, а еще она чистит курятник и даже уличный туалет. А еще она два раза в день поливает огород! Ты бы только видела, какую тяжелую лейку она поднимает. Она тащит ее по земле! Бабушка, Марина сказала, что ее никто не может защитить, даже ее мама. Я тебя умоляю, — она упала на колени и обняла бабушкины ноги, — поговори с ней! Марине так плохо!

— Встань с колен, — она протянула внучке руку, — я поговорю с ней.

— Обещаешь?

— Обещаю!

— Ура! — Алена запрыгала на месте. — Тогда я пойду, — она выбежала из дома и стремглав понеслась по переулку. На углу уже ждала Марина. Взявшись за руки, девочки пошли в сторону магазина, напевая на ходу любимую песню. В магазине Алена купила пять пачек мороженого, бутылку «Дюшеса» и два пирожных. Все это она сложила в отдельный пакет и отдала Марине.

— Это мне?

— Да, я хочу тебя угостить. И моя бабушка тоже.

— Спасибо, — девочка растерянно рассматривала содержимое пакета. — Но я не могу отнести это домой!

— Почему?

— Бабушка заберет. Половину так точно, — она протянула пакет назад Алене.

— Ну, тогда еще и лучше, — подруга взяла Марину за руку и повела ее в сторону ямы. Примостившись в зарослях шиповника и высокой травы, она выложили содержимое пакета на землю.

— Ешь! — сказала Алена. — Пока не съешь, не пойдешь домой!

Марина рассмеялась, но затем, быстро открыв мороженое, начала жадно его кусать. Оно таяло и стекало по подбородку, капая на платье. Но ей было все равно: девочка давно не была так счастлива. На эти пятнадцать минут она забыла о бабушке, огороде и тяжелой работе. Сейчас было только мороженое, пирожное и «Дюшес». И больше ничего.

Глава 17

Чудовища создаются другими чудовищами. Родители, сами того не замечая или специально закрывая глаза на свои поступки, уродуют своих детей. Зачастую они просто отвергают их детский мир, бурлящий фантазиями и любовью ко всему вокруг, и воспринимают их как тело без души. Поглощенные своими проблемами и эмоциями, они не видят, как страдают их дети, молча переживая свои беды и обиды. А те, протягивая свои маленькие ручонки навстречу маме или папе, искренне надеются получить заветную любовь, которая воспринимается не мозгом, а огромным, размером с вселенную, детским сердцем. Только в ответ — тишина. Двери родительских сердец закрыты. Сначала они лишь немного прикрывают их, а потом и вовсе захлопывают, закрывая на три замка. И сердце становится все меньше и меньше… Это наша вина. Это наша беда. Это наше будущее раскаяние.

Алена сидела с Мариной у ее дома, держа на руках котят. Их было так много, что девочки не сразу сосчитали точное количество. Кошка Марфа окотилась всего день назад. Котята были еще слепые и не отходили от мамы, сутками попивая теплое молочко. Марфа сидела возле будки и строго смотрела на девочек, контролируя глазами каждое их движение.

— Не волнуйся, Марфуша, — погладила ее Марина, мы не заберем твоих котят. Мы только с ними познакомимся.

Кошка как будто поняла слова хозяйки и, отойдя на несколько метров, плюхнулась на горячий песок. Девочки продолжали нянчить котят, передавая их друг другу.

— Как назовем?

— Их так много, что так сразу всем имена и не придумаешь, — улыбнулась Алена, целуя маленького котенка, который жалобно попискивал, тычась носиком в теплую детскую руку. — А что вы будете с ними делать?

— Не знаю, — пожала плечами Марина. — Надо у бабушки спросить. Она очень злая на Марфу! Но я думаю, что одного-двух мы оставим себе, а остальным раздадим соседям.

— Молодцы! Главное, чтобы они росли здоровенькими!

Девочки аккуратно вернули котят в будку на подстилку из мягкой соломы.

— Нет ничего лучше в этом мире, чем котята и щенки! — сказала Алена, все еще разглядывая малышей.

— Это точно! Я бы их всех себе оставила, — Марина с грустью посмотрела на котят, мысленно уже прощаясь с ними.

— Ладно, пусть они отдыхают, а у нас есть незаконченное дело.

— Какое? — удивленно спросила Марина.

— Ну ты даешь! Мы же вчера не достроили шалаш за Валиным и Таниным домом! Они нас уже, наверное, там ждут.

Девочки подскочили и, выбежав за калитку, галопом помчались вниз по улице. Вчера вечером они договорились, что построят себе домик, где смогут собираться и обсуждать, как сказала Даша, их девчачьи вопросы.

Таня и Валя уже носили старые листья лопуха к большому клену. Его ветви от тяжести и времени наклонились так низко, что почти касались земли, создавая иллюзию шалаша.

— Укрепляй стену справа, — сказала Валя с озадаченным видом. — От ветра или дождя она сразу сломается.

Таня усердно складывала доски, палки, ветки и камни, укрепляя непрочную стену.

— Мы не сильно опоздали? — спросила Алена, подойдя к девочкам. — У Марины кошка родила котят! Восьмерых!

— Ого! — крикнула Валя. — Подаришь нам одного?

— Хоть сейчас!

— Сейчас не могу, надо спросить разрешения у мамы. Завтра дадим ответ.

— Чем вам помочь? — спросила Алена, рассматривая шалаш. — Получается потрясающе! Настоящий дом!

— Давайте, идите в яму и принесите еще веток, — командным голосом сказала Валя.

Через пятнадцать минут Алена и Марина вернулись, таща за собой ветки березы и несколько досок.

— То, что нужно! — хлопнула в ладоши Валя, а затем довольно потерла руки.

Девочки принялись за сооружение новой стены и укрепление задней, опорой которой служил сетчатый забор. Во время работы они практически не разговаривали, а лишь пыхтели, таская доски и камни, и перебрасывались короткими предложениями. Когда работа была закончена, стройбригада взобралась на небольшую насыпь напротив и принялась оценивающе разглядывать новый дом.

— Я готова тут жить! — выпалила Валя. — Он просто обалденный.

— Согласна! — поддержала Алена. — Настоящий шалаш! Даже лучше!

— Может, опробуем его? — предложила Таня.

Девочки по очереди вошли внутрь и аккуратно уселись на заранее расстеленное покрывало, предварительно сняв у входа обувь.

— Здорово! — Алена подняла глаза вверх. Крышей дому служили зеленые кленовые листы, которые, как зонтики, раскинулись над головами. — Если дождь будет несильный, то здесь можно укрыться и не намокнуть.

— Чем займемся? — спросила Марина, вытягивая ноги.

— У нас еще работы выше крыши, — строго сказала Валя. — Надо обустроить все внутри. Я завтра принесу скамейку из дома и метелку. Дом же ведь нужно убирать!

Девочки в знак согласия закивали головами.

— Давайте нарвем побольше лопухов и замаскируем доски. Тогда вообще никто не догадается, что здесь домик!

Новоселы все вместе спустились в яму. Вцепившись двумя руками в куст, они вырывали лопухи почти с корнем. Мощные растения поддавались не сразу, поэтому уже через пять минут девочки были все мокрые. Укрепив шалаш, они, довольные и счастливые, поскакали по улице, то и дело обгоняя друг друга. Дети были так поглощены новой игрой, что не заметили, как на улице стемнело. Остановившись перед калиткой дома Вали и Тани, они договорились, что завтра с самого утра пойдут в шалаш.

— Не забудь спросить у мамы про котенка, — крикнула Марина, направляясь в сторону дома.

— Хорошо, — из темноты ответила Валя, и ее счастливый голос озарил сонную улицу звонкими нотами.

Алена проснулась непривычно рано. Она потянулась, хрустя каждой косточкой, и только потом свесила ноги с кровати. Алеся еще спала, тихонько посапывая на кровати возле окна. Алена втянула носом воздух и улыбнулась.

— Блинчики!

Она спрыгнула с кровати и понеслась на кухню.

— Что-то ты рано! Еще только половина восьмого, — Анна Владимировна стояла на своем привычном месте и жарила блины. — Садись за стол и кушай, пока горячие!

Через секунду перед Аленой появилась тарелка с желтым тоненьким блинчиком. Девочка ножом отрезала кусочек сливочного масла, положила его на блин и присыпала сахаром. Масло мгновенно начало таять, образуя небольшое озерцо, усыпанное сладкими кристалликами. Отрывая рукой кусочек блинчика, Алена макала его в масло с сахаром и, причмокивая, отправляла в рот.

— Это самая вкусная еда в мире!

Анна Владимировна засмеялась.

— Держи следующий.

На пустую тарелку снова приземлился блинчик, пылающий жаром и пахнущий, как полуденное июльское солнце.

— Солнышко в тарелке, — улыбаясь, сказала Алена, разглядывая золотистый блинчик.

Съев десять блинов, она откинулась на диване, поглаживая живот.

— Спасибо огромнющее!

— На здоровье! Ты почти ничего не оставила Алесе.

— Обойдется, — улыбнулась Алена, — она и так у нас упитанная.

— Кто-то сейчас получит по голове, — в дверях показалась заспанная Алеся.

— Я шучу, шучу, — Алена игриво подняла руки вверх.

— Смотри мне, малявка, — Алеся скрылась в ванной, закрыв за собой дверь.

Алена скорчила рожицу, кривляясь вслед сестре.

— Алена! — Анна Владимировна укоризненно посмотрела на внучку.

— Все, больше не буду. Уже и пошутить нельзя, — она встала из-за стола и, подойдя к бабушке, крепко обняла ее. — Спасибо. Все было очень вкусно.

— Ты уже куда намылилась?

— Ой, у меня сегодня столько дел, — отмахнулась она, — не знаю, когда я все успею.

Анна Владимировна не сдержала улыбку, и она, слетев с ее губ, превратилась в звонкий смех.

— И, например, какие же?

— Сейчас сбегаю к Марине. Мы договорились, что пойдем искать новых хозяев котятам. Потом встречаемся с девочками и идем достраивать шалаш. Ну и еще по мелочи, — бросила она на ходу.

Анна Владимировна продолжала улыбаться, когда Алена вышла из кухни. Она умылась, оделась, прибрала за собой кровать, все это время поглядывая на настенные часы в ожидании, когда стрелка покажет нужное время. Старая кукушка была пунктуальна. Ровно в девять она показалась из своего деревянного гнезда и писклявым голосом прокричала ровно девять раз. Алена невольно закрыла уши ладонями. Она ненавидела эту птицу, впрочем, как и все остальные, кто приходил к ним в дом. Но Анна Владимировна была непреклонна. Эти часы ей подарил покойный муж на годовщину их свадьбы, и у нее не поднималась рука отправить их на чердак. Алена подозревала, что бабушка уже и сама не рада этой птице, но своего решения все же не меняла.

Алена стояла на веранде и зашнуровывала кроссовки, когда во двор с криком ворвалась Марина. Из-за ее рыданий невозможно было разобрать ни слова. На шум из дома выбежали Анна Владимировна и Алеся. Они начали трясти Марину за плечи, пытаясь привести ее в чувства.

— Что случилось, милая? — Анна Владимировна вытирала подолом фартука реки слез, выливающиеся из Марининых глаз.

— Она убила их, — сквозь слезы выдавила девочка.

— Кто убил? Кого убила?

— Бабушка убила!

— Кого, дорогая?

— Котят! Всех восьмерых, — Марина упала на колени и закрыла лицо руками.

Алена побелела от ужаса.

— Она их закопала в землю! Живых! Понимаете?

— Успокойся, деточка, — Анна Владимировна помогла ей встать, а затем села на скамейку и усадила себе на колени Марину. Тело девочки дрожало, как после электрического разряда.

— Может, ты ошиблась? Может, она их раздала уже до того, как ты проснулась?

— Нет, я видела своими глазами.

Алена окаменела от ужаса. Она стояла и молча смотрела на рыдающую Марину. Ужасные картинки рисовались в ее голове, она пыталась отогнать пугающие мысли, но не могла.

— Все будет хорошо, — Анна Владимировна гладила Марину по голове, покрывая ее лицо поцелуями. — Марфа обязательно родит еще котят.

— Не надо! Чтобы она опять их убила?

— Алеся, принеси воды и конфет, — скомандовала Анна Владимировна внучке.

— Она сказала, что ей некогда заниматься котятами. Что они только гадят и орут! Как так можно было сказать?

Анна Владимировна и в самом деле не знала, как так можно было сказать. Она знала, что Яня уже не раз избавлялась от Марфиного потомства подобным образом. В прошлый раз она их просто утопила в уличном туалете. Алеся принесла воды и конфет и протянула Марине. Та сделала несколько глотков, но к сладкому не притронулась.

— Я больше не буду у нее жить. Я не вернусь туда! — слезы размером с горошины падали из ее прекрасных глаз. — Бабушка Аня, я вас умоляю, позвоните моей маме, попросите, чтобы она приехала и забрала меня. Я так больше не могу! Не могу! Не могу! — крик вырывался прямо из глубины ее огромной души, которая буквально в одно мгновение сжалась от боли.

— Хорошо. Я позвоню.

— Обещаете? — Марина подняла глаза и посмотрела на нее.

— Пойдем вместе и позвоним.

Они поднялись со скамейки и вошли в дом. Алена так и стояла, не двигаясь. Разбитая, обворованная и растерзанная. Только что у нее украли ее веру. Веру в добро. Спустя пять минут она вернулась в дом, зашла в свою комнату и плотно закрыла за собой дверь. Три дня она не выходила на улицу и ни с кем не разговаривала.

Лена все-таки приехала за Мариной. Нехотя, возмущаясь, но приехала. Марина категорически отказалась заходить домой за вещами и прощаться с бабушкой, ее мама тоже не пошла, решив вечером прислать за вещами старшую дочь. Лена уже несколько лет не разговаривала с матерью после того, как бабушка Яня наотрез отказалась продавать свою квартиру в центре города. С того момента дочка затаила обиду. Но Марину она исправно привозила к бабушке на все лето. Она преследовала только одну цель: на время избавиться от детей и сэкономить деньги.

— Лена, ты же понимаешь, какой она испытала стресс? Ей сейчас больше всего нужна твоя поддержка и любовь, — Анна Владимировна говорила спокойно, стараясь достучаться до Лены.

— Разберусь сама, — огрызнулась та. — Отойдет через пару дней.

— Нет, не отойдет, — крикнула Анна Владимировна, срывая фартук и бросая его на землю. — Ты вообще знаешь, чем здесь занималась твоя дочь? Ты, зараза такая, хоть раз приехала или позвонила ей? Ты знаешь, как она скучала по тебе? — она подняла фартук и начала бить им Лену, которая в ужасе отступала к двери, удивленная нападением. — Ты вообще знаешь, что она целыми днями работала в огороде?

— Что за бред? — женщина вытаращила глаза.

— Бред? А то, что Яня заставляла ее чистить курятник, таскать тяжелые ведра с водой и целыми днями полоть грядки? Она ее даже заставила вычистить уличный туалет! Марина сдавала бутылки, чтобы купить себе мороженое, но Яня даже эти деньги у нее забирала!

Лена замерла, молча слушая Анну Владимировну.

— А потом она на глазах у внучки закопала восьмерых котят! Теперь ты понимаешь, что происходит? — она снова ударила ее фартуком. — Дрянь ты такая! Ты посмотри на ее руки! Разве такие руки должны быть у ребенка? Мозоли, раны! У тебя вообще есть сердце?

— Я не знала!

— Ты не хотела знать! Ты ее сплавила сюда и была такова! А что тут происходит, тебя это уже не волновало… — Анна Владимировна устало опустилась на табуретку в прихожей.

Лена закрыла рот ладонью и тихо заплакала.

— Ребенок не должен пахать на взрослых, — жестко сказала Анна Владимировна. — Ребенок должен делать то, что ему положено! Играть, веселиться, смеяться. И все!

— Я и думала, что она будет здесь целыми днями играть…

— Думала ты, — махнула она рукой. — Нечем у тебя там думать, как и нечем чувствовать.

— Да Коля сутками пьет. Приходит домой когда хочет и с кем хочет…

— Запомни, Лена, никогда не прикрывайся мужем и проблемами. Это твои дети! Это единственное, о чем ты должна думать постоянно. Мужик может уйти, но твои дети останутся с тобой навсегда, — Анна Владимировна стянула с головы платок, который съехал на глаза. — Еще не все потеряно. У тебя еще есть шанс. У нас у всех он есть. Воспользуйся им, иначе будешь гореть в аду, причем начнешь еще при жизни.

Анна Владимировна встала и вышла из дома, оставив Лену наедине со своими мыслями. Женщина тяжело опустилась на табуретку и положила голову на колени.

— Господи, помилуй… Я же не знала.

Через несколько минут она встала и направилась в комнату, где, свернувшись клубочком, на диване лежала Марина. Она легла рядом и обняла дочь. Марина сжала мамину руку и заснула крепким сном. Полежав немного рядом с дочкой, Лена встала с дивана и, выскользнув из дома, направилась к матери.

Бабушка Яня сидела на длинной скамейке возле дома, гладила Тяпу и щелкала семечки. Лена ворвалась, как буря, которая несет разрушения и жертвы. Она ни слова не сказала матери — побежала в огород и начала ногами топтать идеальные грядки, на которых не росло ни травинки. С корнем вырывала свеклу и морковку, выбрасывая их за забор.

— Что ты творишь, гадина! — Бабушка Яня вскочила со скамейки и побежала в сторону огорода.

— Вот тебе еще! — крикнула Лена, круша теплицу, пока полиэтилен не превратился в ошметки. Она ураганом проносилась по огороду, уничтожая все на своем пути.

— Остановись! — кричала мать, но Лена ее не слышала. В ее ушах стоял звон.

Женщина подбежала к туалету и, распахнув дверь настежь, вытащила оттуда полное ведро помоев, подошла к дому и вылила содержимое на крыльцо.

— Тварь! — кричала ей вдогонку мать. — Ты что, ополоумела?

— Где Марфа? — прорычала Лена.

— Иди к черту!

— Я повторяю, где Марфа?

— Мне почем знать!

Лена подошла вплотную к матери.

— Я спрашиваю тебя в последний раз. Где кошка?

— Да в доме она!

Лена ворвалась в дом. С улицы было слышно, как на пол летит кухонная посуда, со звоном разбиваются тарелки и чашки. Наконец, она нашла кошку и вышла на улицу. Уже у калитки она обернулась и сказала:

— Это тебе за внучку. Кстати, больше ты ее никогда не увидишь, — на прощанье женщина ударила ногой по калитке, сломав несколько старых досок.

— Гадина! — крикнула Яня ей вслед.

Через час Марина уже была в своей квартире, обнимала Марфу и попивала горячий чай с шоколадными конфетами, которые по пути домой на последние деньги ей купила мама.

Глава 18

Материнская любовь — самая созидательная и, вместе с тем, самая разрушительная сила во всей Вселенной. Сердце любящей матери подобно вулкану, готовому извергнуть всю свою ненависть и злобу на того, кто посмеет обидеть ее ребенка. В этот момент отключается мозг, который помогает принимать нам мудрые решения, и включаются эмоции, лавой извергающиеся наружу. Но есть и такие матери, которые лишены своего главного инстинкта. В их сердцах вместо букета свежих благоухающих пионов лежат сухоцветы, которым уже никогда не дано распуститься. И бедные дети, лишенные материнской ласки и тепла, растут при живых родителях одинокими и забытыми.

— Ну, куда ты прешься в обуви? — тетя Оксана схватила швабру, которую только что отставила в угол, и ударила ей по Валиным ногам.

— Простите, мама, — девочка опустила голову. — Я забыла мяч.

— Голову ты не забыла? Я только что помыла полы, а ты прешься, как баран! — она швырнула ей мокрую тряпку. — Вот теперь мой сама.

Валя сняла туфли и аккуратно поставила их в угол. Затем она покорно взяла тряпку и начала мыть пол.

— Вон еще в углу мусор! — Оксана стояла, как надзиратель, и командовала дочерью.

— Теперь можно идти? — спросила Валя, закончив уборку.

Женщина была не в духе с самого утра. Ей нужно было срочно вылить на кого-нибудь ушат грязи, чтобы облегчить себе ношу. Дочка как раз попала под руку.

— Куда ты столько берешь пирожков? — спросила она, наблюдая, как Валя запихивает в карманы выпечку.

— А что, нельзя?

— Можно, но тебе не нужно!

— Почему, мама? — Валя в удивлении замерла на пороге.

— Потому что ты и так толстая! Куда ни глянь, везде жир! Ты так никогда замуж не выйдешь! Вся в отца, — она подошла к зеркалу, поправляя растрепанные волосы. — Бери пример с сестры! Посмотри, какая она стройная.

— Вы же сами всегда говорили, что у меня такая конституция!

— И что с того? Поэтому ты жрешь за троих?

Валя опустила голову, пряча слезы обиды, готовые вот-вот хлынуть ливнем. Она подошла к кухонному столу и положила булочки обратно, оставив себе всего одну.

— Так-то лучше, — ухмыльнулась Оксана. — Иди уже, не мешай мне работать.

— Спасибо, мама, — девочка выбежала на улицу и быстро помчалась по песчаной дороге, на ходу выбрасывая из сердца обиду и злость.

— Привет! — крикнула Валя, приближаясь к девчонкам, которые окружали шалаш. — Ну что, вы уже начали…

Валя оцепенела от ужаса. Шалаш, который они строили столько дней, вкладывая всю свою любовь, был разрушен. Остатки стен грудой лежали на траве. Длинные палки, которые так долго искали, были разломаны на несколько частей, а листья лопуха — истоптаны.

— Это еще не все, — сказала Алена, показывая рукой в сторону разрушенного дома.

Валя отпрыгнула в сторону: на земле лежала дохлая крыса, от которой исходил зловонный запах.

— Кто это сделал?

— Мы не знаем.

— Мы пришли сюда всего на десять минут раньше тебя и увидели это…

— Ничего не понимаю! Зачем кому-то рушить шалаш! Он же никому не мешал! — у Вали на глазах снова появились слезы.

— Может, это мальчишки? — предположила Таня.

— Исключено, — резко ответила Алена. — Мы теперь с ними друзья.

— Они сегодня дружат, а завтра — нет! — выпалила Валя. — Им нельзя доверять!

— Уже можно, — робко сказала Алена.

Девочки уставились на подругу.

— Это еще почему? — спросила Даша.

— Я никому не говорила, не успела еще, — она замялась, ковыряя носком кроссовка песок. — Мы с Ленькой как бы пара. Он предложил мне дружить…

— Дружить? — Таня вопросительно подняла брови.

— Ну, встречаться.

Девочки загудели и захлопали в ладоши.

— А что он говорил?

— Сказал, что влюблен в меня и что хочет меня защищать. Так что это точно не их рук дело.

— Обалдеть! — взвизгнула Даша. — Вы целовались?

— Вот о чем ты думаешь! Конечно, нет! — покраснела Алена.

— А кто-то врет! — запрыгала на месте Валя. — Кто-то врет.

От этих слов Алена еще сильнее залилась краской. Девочки, взявшись за руки, начали прыгать вокруг нее и кричать:

— Тили-тили тесто, жених и невеста!

— Перестаньте! — Алена рассмеялась. — Давайте лучше строить заново. Посмотрите, сколько у нас работы.

— Но мы этого так не оставим, — сказала Валя, поднимая с земли обломки веток. — Мы должны найти того, кто это сделал, и наказать его!

— Согласны! Только как?

— Предлагаю установить дежурство в шалаше. Ночью, конечно, никого не пустят, но днем можно! И если это кто-то из детей, то он обязательно придет днем.

— Чур, я дежурю первая! — Валя подняла руку. — Я очень надеюсь, что этот хулиган попадется именно мне.

На протяжении следующих двух часов девочки носили новые доски, палки и листья лопухов, которыми была засажена вся яма.

— По-моему, получилось еще лучше, чем было! — сказала Алена, разглядывая новый шалаш.

Девочки закивали в знак согласия. Отряхнув одежду от песка, они оставили Валю в шалаше, а сами разошлись обедать по домам. После обеда Таня предложила сменить Валю, но та категорически отказалась, известив всех, что она с сегодняшнего дня на диете.

Алена ела в полном молчании, и лишь стук ложки о тарелку свидетельствовал о том, что в комнате кто-то есть. Анна Владимировна не задавала внучке лишних вопросов, стараясь не беспокоить ее по мелочам. Девочка еще толком не отошла от недавних событий, связанных с Мариной и ее скорым отъездом. Иногда ночью она просыпалась от собственного крика, мокрая, как после проливного дождя. Анна Владимировна прибегала в комнату, ложилась рядом с внучкой на кровать, крепко обнимала ее и ждала, пока та уснет. Она каждый день покупала ей мороженое и конфеты, но Алена не притрагивалась к сладкому, ссылаясь на отсутствие аппетита. «Ей просто нужно время», — рассуждала Анна Владимировна. После отъезда Марины в тот же вечер она зашла к бабушке Яне, чтобы поговорить с ней. Та как раз ликвидировала последствия Лениного погрома и явно была не настроена на разговор. Не дав сказать соседке и слова, она выставила ее за калитку, сыпля проклятьями в спину. После этого случая Анна Владимировна зареклась, что больше не будет общаться с ней, даже не подозревая, что это лето окажется для Яни последним.

После обеда Алена переоделась и, взяв под мышку учебник, пошла в гости к Жене. Она не навещала подругу уже пять дней и чувствовала себя виноватой. Виктория Сергеевна знала, в чем причина ее отсутствия, так как на днях встретила Анну Владимировну в магазине и та ей в двух словах объяснила суть проблемы.

Пока Алена шла по переулку, она думала о Леньке. После того дня в бараках Алена видела его всего один раз. Она знала, что он ждет ее по вечерам, но специально не появлялась на улице, наблюдая, как он колесит под ее окнами. Ее мысли скакали, как кузнечики в траве. Подойдя к калитке, Алена вспомнила про Марину и почувствовала, как сжалось ее сердце. Войдя в комнату к Жене, она сразу же рассказала ей трагичную историю последних дней.

— Вот такие дела, — грустно сказала Алена Жене. — Марина больше не приедет, и мне от этого очень грустно.

Женя погладила Алену по руке.

— Прости, что не заходила.

— Я все понимаю. Но я очень скучала, — жестами ответила она.

— Я тоже, — Алена ласково посмотрела на подругу. — Ну, что ты решила?

— По поводу?

— По поводу знакомства с моими друзьями.

— Я не знаю, — она пожала плечами. — Я боюсь.

— А что говорит мама? Ты обсуждала это с ней?

— Она говорит, чтобы я рискнула. Но я все равно боюсь. Вдруг они не примут меня такой? Испугаются или обидят? — Женя затравленно смотрела на Алену.

— Не испугаются и не обидят. Я тебе это обещаю.

— Ладно. Хорошо. Давай тогда послезавтра.

— Отлично, у меня как раз будет время предупредить их. Заодно узнаю их мнение. Если они будут не готовы, я сразу же скажу тебе об этом. Договорились?

Женя кивнула в знак согласия. Следующие два часа они играли в «Лото», «Монополию», а затем рисовали, точнее, Женя рисовала, а Алена просто размазывала краски по холсту.

— Ты прочитала книгу «Чучело»? — спросила Женя.

— Я на полпути. Но, если честно, она очень грустная.

— Эта история очень похожа на мою. Не сюжетом, а моралью.

Алена нахмурила брови.

— Она такая же печальная и наполненная ежедневной борьбой. Только там героиня сражалась за свою правду, а я спряталась в свой скафандр и сижу, не высовываясь.

— Мы это исправим, — потерла ладошки Алена. — Завтра же! Все! Начинаем новую жизнь. И в ней больше не будет места горю и печали.

Женя рассмеялась, наблюдая, как Алена, взобравшись на стул посреди комнаты, произносит свою речь.

— Ты очень смешная, — выдавила она сквозь смех. Женя подъехала к мольберту, за которым стояли исписанные холсты, и, выбрав нужный, протянула его Алене. Девочка, взяв его в руки, ласково провела пальцами по нарисованному, но казавшемуся таким живым лицу.

— Не может быть! — она закрыла рот ладошкой. — Это же моя бабушка! — Алена завизжала, отдавшись потоку эмоций. — Какая она… какая она красивая и грустная, — Алена провела пальцами по нарисованным бабушкиным глазам. — Но… как? И почему именно ее?

— Потому что она не раз приходила сюда, — в комнату вошла Виктория Сергеевна. — И все время предлагала нам свою помощь. Жене она очень понравилась. Отсюда, наверное, и картина.

— Она мне ничего не говорила… — Алена задумчиво рассматривала картину. — Не знаете, почему?

— Может, боялась, что ты будешь не готова принять такую правду.

— Вы о чем?

— Алена, ты очень умная девочка, и я разговариваю с тобой открыто и на равных. Понимаешь, не все дети готовы принять Женю такой, какая она есть. Многих это пугает. Бабушка, скорее всего, боялась расстроить тебя.

— Женя хочет подарить эту картину твоей бабушке и просит тебя передать ее.

— Серьезно?

— Да!

— Она будет счастлива! У меня нет слов! — Алена обхватила руками холст.

Женя сияла от счастья.

Поблагодарив подругу и попрощавшись с семейством Клюквиных, Алена вышла из дома, неся в руках большой холст в деревянной раме. Поворачивая на свою улицу, она бросила взгляд на дом Инны и не прогадала: на калитке снова висела его хозяйка и презрительно смотрела на Алену. Девочка бросила на нее взгляд и, не говоря ни слова, пошла по дороге домой.

— Жаба! — из-за спины раздался голос Инны. — Жа-а-а-аба! — она растягивала каждую букву, словно это был кусок вкусного торта, которым она никак не могла насладиться.

Алена на секунду остановилась, решая, развернуться ей или пойти дальше.

— Инвалидка! — кричала Инна. — Нет, жаба-инвалидка!

Стиснув зубы и отгоняя прочь злость, Алена пошла в сторону дома.

— Я выше этого, — шептала она себе под нос. — Я выше этого…

Голос Инны с каждым шагом становился все тише и тише, а когда Алена вошла во двор, он и вовсе растворился в щебете птиц и шелесте ветра.

— Бабушка! Ты где? — настроение тут же сменилось, как только она снова взглянула на портрет.

— Я тут! — Анна Владимировна трудилась в огороде, тщательно вырывая из земли сорняки.

— Бабушка, ты мне срочно нужна. Представь, что мне плохо и нужно оказать первую медицинскую помощь.

— О Господи! Тебе плохо? — Анна Владимировна, перепрыгивая через грядки и на ходу сбрасывая с себя грязные от земли перчатки, через три секунды оказалась в другом конце двора рядом с внучкой. — Что случилось? Что у тебя болит?

— Бабушка, ничего у меня не болит. Я просто попросила тебя быстро подойти ко мне, — смеялась Алена.

— Тьфу на тебя! — сказала Анна Владимировна, смахивая со лба пот, который тонкими струйками стекал по вискам.

— Это тебе, — Алена с гордостью протянула портрет.

— Это еще что? — женщина принялась разглядывать портрет.

— Это ты! — Алена сияла от счастья.

Анна Владимировна смущенно рассматривала свое отражение на холсте, критически оценивая мазки.

— Какая-то я другая. Не такая, как в жизни.

— Художнику виднее!

— А кто это нарисовал?

— Женя! Женя Клюквина!

— Да ты что! Какая она умница!

С холста смотрела женщина, чье лицо было покрыто мелкими морщинками, а глаза таили печаль. Седые волосы прятались под платком, и лишь одна прядь, выбившаяся из-под него, говорила о возрасте.

— Странно как-то, — тихо сказала Анна Владимировна. — Вроде бы и я, а вроде и чужой человек. Мне нужно время, чтобы привыкнуть к нему.

— Ничего, привыкнешь. Тем более что мы повесим его на самом видном месте в зале! К своим часам с кукушкой ты тоже долго привыкала. Помнишь, как первое время они тебя злили? Мне мама рассказывала. И к картине привыкнешь! Это дело времени, — с серьезным видом сказала Алена бабушке.

— Ну, не знаю, я подумаю, — она протянула портрет внучке, а сама вернулась к делам в огороде.

На следующий день портрет висел в зале, как и обещала Алена, на самом видном месте. Она попросила дядю Сергея повесить его у входа, пока бабушки не было дома. Последние дни он не пил, проводя время у себя в сарае за работой, пропалывая огород или убираясь в гараже. Он с ювелирной аккуратностью просверлил отверстие в стене, в которое поместил дюбель, а потом и гвоздь. Сделав сзади рамы крючок, поддел его на гвоздь, и портрет засиял от солнечных лучей, проникавших в комнату, заполняя пространство новым смыслом.

Глава 19

— Это война! — процедила Валя сквозь зубы, снова собирая остатки шалаша, которые были разбросаны вокруг.

— Мы этого так не оставим! — сказала Таня. — Когда они могли это сделать, если мы целый день сторожили шалаш? Валя, ты ведь не уходила с поста?

Валя замялась и потупила глаза.

— Что? — Таня хлопнула в ладоши. — Мы же договорились, что ты не уйдешь с места, пока не придет сменщик!

— Я отошла всего на полчаса! — оправдывалась она. — Я проголодалась! Целый день ничего не ела.

— А меня сложно было позвать?

— Я кричала, но тебя не было ни во дворе, ни дома.

— Что будем делать? — в отчаянии спросила Даша. — Опять строить, чтобы они пришли и снова все сломали? Мне это уже надоело!

Девочки сидели на возвышенности напротив разрушенного шалаша и, прислонившись к забору, жевали травинки. Настроение у всех было ужасное. Никто больше не хотел строить новый дом. Вдруг Алена резко встала и запрыгала на месте.

— Я знаю! Я знаю! — кричала она.

— Говори!

— Давайте построим шалаш в малиннике в заброшенном доме, через забор от меня?

— Ой, не знаю, — ответила Таня. — Говорят, там живут привидения…

— Какие еще привидения! Это сказки для маленьких, чтобы мы туда не совались. Хозяин сам распустил эти слухи, чтобы дети не воровали его яблоки и малину.

— Если есть хозяин, то почему он там не живет?

— Бабушка рассказывала, что там жили старики. Они умерли несколько лет назад, и дом по наследству достался их сыну. Он живет в городе и изредка заезжает сюда, — сказала Алена. — Я думаю, он приедет в конце августа, чтобы собрать яблоки.

— А там точно нет привидений?

— Да точно! Дом стоит рядом с нашим. Я бы обязательно что-нибудь заметила.

— Ну что, девочки? — спросила Таня.

— Я согласна. Тем более другого варианта у нас нет, — сказала Валя, продолжая жевать тонкую травинку.

Еще немного поразмыслив и приняв окончательное решение, девочки собрались уходить, но Алена жестом попросила их задержаться.

— Мне нужно у вас кое-что спросить… Точнее, посоветоваться.

Они с любопытством посмотрели на подругу.

— Тебе нужен наш совет в любовных делах с Ленькой? — ехидно спросила Таня и рассмеялась.

— Нет, дурочки, — улыбнулась Алена. — Здесь вопрос в другом, — она замялась, подбирая нужные слова. Еще накануне она не раз прорепетировала речь, которую собиралась им сказать, но сейчас все нужные слова испарились, оставив лишь разбросанные пазлы из предложений.

— В общем, — выдохнула Алена, — я хочу познакомить вас с Женей Клюквиной. Если вы, конечно, не будете против!

— Это которая…

— Да, — Алена не дала Тане договорить.

— А она сама хочет этого? — спросила Даша.

— Она очень боится, но, конечно, хочет, — Алена снова села на траву. Девочки последовали примеру, глотая каждое ее слово. — Она очень хорошая и красивая!

— А Инна говорила, что она жаба!

— Да врет Инна! Вообще не общайтесь с ней! В последний раз она так обзывалась, что я снова побила ее!

— Так вот почему она не приходит в переулок.

— Наверное. Мне все равно. Сейчас речь о другом. Забудьте про Инну. Я просто хочу вас подготовить к этому знакомству, так как Женя необычная девочка, не такая, как мы. Понимаете?

Подружки закивали головами. Следующие полчаса Алена подробно рассказывала о Жене, о ее жизни и возможностях. Она детально описала, какие картины она рисует и как замечательно играет на пианино. Девочки слушали открыв рты, и в них легко могла залететь ворона.

— Она не играла на улице несколько лет, — заканчивала свой рассказ Алена, — представляете, если бы вы сидели в четырех стенах столько времени?

— Ужас, — сказала Валя. — Бедная девочка! — она подскочила с земли и эмоционально продолжила: — Девочки, мы просто обязаны ей помочь!

— Согласна, — сказала Даша. — Это неправильно, что она одна.

Алена сияла, как натертый до блеска медный тазик.

— Девочки, я вас так люблю! — сказала она и, подойдя к подругам, сцепила их объятиями в один круг. — Я так рада, что вы все понимаете! Вы самые лучшие.

Стоя в кругу, девочки смеялись и прыгали на месте. Алена утопала в волнах счастья, наслаждаясь жизнью и чувствуя, как вера потихоньку снова вселяется в ее сердце. Ей казалось, что за спиной начинают вырастать крылья, а тело легко поднимается над землей, направляясь в сторону звезд.

— Алена, правда, у меня только один вопрос, — серьезно сказала Валя. — А как мы будем с ней общаться, если она почти не умеет говорить?

— Я буду вам все переводить, — спокойно сказала Алена.

— А ты что, знаешь язык жестов? — вытаращила на нее глаза Таня.

— Уже знаю, — гордо сказала Алена. — Я взяла в библиотеке книгу и сейчас каждый день занимаюсь.

Девочки с восхищением посмотрели на подругу.

— Ну ты даешь!

— А можешь потом дать эту книгу нам? Или научить нас! — возбужденно спросила Валя. — Я тоже хочу научиться разговаривать жестами, — она начала быстро крутить пальцы в разные стороны.

— Это не смешно, Валя, — строго сказала Алена. — Это очень грустно.

— Прости, я не хотела никого обидеть.

— Я знаю. Но будьте, пожалуйста, аккуратны в своих шутках и выражениях. Постарайтесь обращаться с ней, как с обычным человеком. И подумайте, в какие игры мы сможем играть все вместе. Без особых движений, конечно.

— Супер! — сказала Даша. — Я сегодня подумаю и запишу на листик, а завтра возьму его с собой.

— Мы тоже, — сказали сестры.

— Здорово! Тогда завтра вечером встречаемся. Будьте готовы! А сейчас пойдем в заброшенный сад! У нас работы целое море, — сказала Алена, и девочки посеменили за ней в конец улицы.

Глава 20

Проходя мимо дома Алены, девочки обратили внимание на связанный ниткой букет ромашек, который торчал между прутьев калитки.

— Кажется, это тебе, — захихикали подружки.

Алена залилась краской, но все же подошла и взяла цветы.

— Глупости какие! — сказала она.

— Почему сразу глупости? По-моему, это любовь, — сказала Таня, продолжая смеяться. — Хотя, если честно, то мы тебе просто завидуем! Мне, например, никто не дарил цветы, даже папа, — обиженно сказала она. — Хотя он и маме никогда их не дарил, что уже о нас говорить.

Алена вдруг вспомнила, что папа каждый год в день ее рождения приносит большой букет цветов, но умолчала об этом, решив лишний раз не расстраивать Таню.

— Встреться ты с ним наконец, — сказала Даша. — Он уже надоел целыми днями кататься под нашими окнами. Как ни выйду во двор, он все стоит возле твоего забора и смотрит в окно.

— Не знаю даже. Понимаете, мне все кажется таким глупым. Я ужасно стесняюсь.

— Может, и глупо, но очень приятно, — с завистью в голосе сказала Валя.

— Я зайду к нему сегодня, — сказала Алена, сама не веря своим словам. Она забежала во двор, чтобы поставит цветы в воду.

Попасть в соседский сад не составило труда. Отодвинув штакетину, девочки по одной пролезли в узкую щель. Последней шла Валя. Просунув голову и половину туловища, она ликовала, что у нее получилось. Но, как оказалось, радоваться было рано. Вторая половина тела никак не хотела проходить, забор мертвой хваткой сжимал тело.

— Эй, подождите! Я застряла! — она испуганно смотрела на девочек, пытаясь вернуться назад, но и это не удавалось. — Помогите!

— Я тебе говорила, не ешь с утра столько блинов! — укоризненно сказала Таня. — Кстати, кто-то собирался сесть на диету! Сколько ты продержалась? Два часа?

— Хватит уже зудеть! Вытащите меня отсюда.

Алена с Дашей снова вышли на улицу, перемахнув через забор. Таня осталась на другой стороне, держа сестру за руки. Упершись четырьмя руками Вале в спину, девочки начали толкать ее, а Таня — тянуть за руки.

— Ничего не получится. Застряло намертво, — констатировала Алена, пытаясь отдышаться после тщетных попыток протолкнуть подругу.

— Теперь будешь жить здесь, — сказала Таня, пряча улыбку. — Мы будем по очереди приносить тебе еду и менять трусы, — она залилась смехом.

Валя начала паниковать. Спустя пять минут она разрыдалась.

— Ну, перестань, — ласково сказала Таня, — я пошутила.

— Мы сейчас выломаем еще две штакетины и освободим тебя.

— Давайте быстрее, а то я в туалет хочу, — ныла Валя, вытирая рукой слезы. — Обещаю, я больше не буду так много кушать.

— Смотри мне! — все еще улыбаясь, сказала Таня.

Алена, разогнавшись от соседнего забора, с лету ударила ногой по деревянным доскам, но они не поддались, а лишь жалобно скрипнули.

— Еще разок, — она снова отошла подальше и нанесла второй удар. Штакетина упала на землю. Валя, приводя в движение онемевшие ноги, быстро пролезла в щель.

— Ура! Свобода! — кричала она, прыгая на месте.

— По поводу диеты… мы запомнили, — сказала Даша.

— Обещаю, обещаю, никакого мучного.

— Ну-ну, — сказала Таня, давясь улыбкой. — Это она так говорит, потому что сытая сейчас.

— Так, девочки, мне нужно срочно в туалет, — Валя скрылась в зарослях малинника.

— Ну, куда ты пошла? — крикнула Таня. — Мы там собираемся строить шалаш, а не туалет!

— А куда мне идти? — Валя прыгала на месте. — Я сбегаю за дом, — она помчалась сквозь высокую траву, которая уже несколько месяцев не видела косы.

Девочки поставили разломанную штакетину на место, маскируя потайной вход. Затем они вернулись к малиннику, который разбросал свои ветви на несколько метров в стороны, создавая иллюзию лесных зарослей.

— Он такой колючий! — взвизгнула Алена, дотронувшись рукой до ветки. — Я сбегаю за перчатками, — девочка скрылась в саду.

— Мне не нравится здесь, как-то не по себе, — сказала Таня, разглядывая заброшенный дом, окруженный со всех сторон старыми яблонями. Сад был таким густым, что лучи солнца почти не касались земли, поэтому трава была влажная и холодная.

Дом представлял собой жалкое зрелище. Покосившийся от времени, он склонился набок, будто собирался с минуты на минуту заснуть вечным сном, упав на зеленую кровать. Окна были выбиты, а дверь оказалась такой хлипкой, что ее легко можно было вынести с одного удара. Мрачности придавал и цвет постройки. Темно-коричневый, с облупившейся краской, дом с подозрением смотрел на прохожих и соседей усталыми окнами. Паутина, как седина, длинными прядями свисала отовсюду, навечно вплетаясь в стены.

— Жуть, — съежилась Таня. — Хотя сад у них великолепный.

— А вот и перчатки, — Алена так незаметно подкралась сзади, что Таня подпрыгнула на месте.

— Ты меня напугала до чертиков! — крикнула она.

— А чего ты боишься? Привидений? — Алена начала странно трясти руками над Таниной головой.

— Перестань! Мне неприятно! И вообще я не буду строить здесь никакой шалаш, — резко ответила она.

— Почему?

— Не хочу и все!

— Девочки, — из зарослей смородины выскочила Валя. — У меня идея!

— Что еще? — фыркнула Таня.

— Давайте соберем яблоки, смородину и малину и продадим это на нашем рынке! Как вам идея?

— Но ведь это же чужое? — растерянно сказала Алена.

— Ой, я тебя умоляю, — махнула рукой Валя. — Посмотри под ноги, сколько здесь этого добра валяется. Не сегодня, завтра сгниет. А так мы сможем прилично заработать и купить себе все, что захотим.

— Я согласна, — Даша подняла руку.

— Я тоже, — согласилась Таня.

— И тебя уже не пугает этот дом? — ерничала Алена.

— В таком случае — нет. Мы же все сделаем быстро. Вот только нужны пакеты или ведра. И побольше.

— Алена, тебе ближе всех до дома, сбегай.

— Блин! Я только что ходила за перчатками, — она обвела глазами девочек, которые смотрели жалобными глазами. — Ладно, ваша взяла, — Алена поскакала в сторону забора и, нырнув в дырку, помчалась по переулку. Через несколько минут она вернулась, держа в руке три ведра.

— А где пакеты?

— Пакеты в дефиците, — развела руками Алена. — Но, пока бабушка не видела, я взяла несколько тряпичных сумок для магазина.

— Отлично. Ну, тогда за дело? — сказала Валя, в предвкушении потирая руки.

— За дело! — хором крикнули девочки.

Они заранее договорились, что яблоки будут собирать Валя с Таней, малину — Алена, а смородину и поречки — Даша. Последние были очень недовольны, так как яблоки собирать было в разы проще, чем корпеть над кустами с ягодами. Алена устала стоять, согнув спину, поэтому села прямо на траву, натягивая на себя ветки. Затея была интересная, но девочка все время чувствовала, что она делает что-то неправильно. Проще говоря, она чувствовала себя вором. «Ну, ладно, яблоки действительно сгниют на земле, если их не собрать, но малина — что с ней может случиться?» — размышляла она. Остальных девочек совесть не мучала. Они весело собирали яблоки и ягоды, прогнав свои страхи и что-то напевая в унисон. Я соберу, а они пусть сами продают, — успокаивала себя Алена.

Через два часа уставшие, но довольные девочки рассматривали свои богатства: три сумки яблок, ведро малины и еще одно — со смородиной.

— Тут хватит на три ящика мороженого, — ликовала Валя.

— Или на мешок конфет! Теперь вопрос: где это спрячем?

— Домой нести нельзя. Родители выпорют, — сказала Валя, почесав попу, по которой недавно ходил отцовский ремень.

— Давайте, спрячем в малиннике, а завтра заберем.

Все согласились и начали носить «товар» в заросли кустарника. Они были так увлечены работой, что не заметили, как большая тень проскользнула по саду, приближаясь к ним. Сильная мужская рука вцепилась Алене в ухо и, грубо выкручивая его, потянула девочку на себя.

— Ай-ай-ай! — закричала она. — Отпустите!

Девочки с ужасом обернулись и увидели, как незнакомый мужчина держит их подругу за ухо, почти оторвав ее от земли. Он был высокого роста и плотной комплекции. Голова серебрилась сединой, а волосы росли по всему телу, оплетая руки, как лианы. Он был таким волосатым, что Алене показалось, будто ее схватил снежный человек, о котором она читала в книгах.

— Это привидение! — закричала Таня, бросаясь со всех ног к потайному ходу. Она выскочила на улицу и побежала, не оглядываясь до тех пор, пока не оказалась у себя во дворе.

Даша хотела повторить поступок подруги, но мужчина ловко схватил ее за руку, преграждая дорогу Вале, которая, кстати, не планировала убегать.

— Отпустите меня! Мне больно, — кричала Алена, пуская в ход руки и ноги. Все было бесполезно: незнакомец мертвой хваткой вцепился ей в ухо.

— Ну что, воровки, попались? — сказал он. Его голос был таким сиплым, будто мужчина сам съел три ящика мороженого, о котором так мечтали девочки.

— Мы не воровки, — спокойно сказала Валя. — Мы просто решили, что раз здесь никто не живет, то зачем пропадать такому добру, — честно сказала она, утаив мотив поступка. — Мы всего лишь хотели угостить ребят. Вот и все! Неужели вам жалко каких-то… — она посмотрела на ведра и сумки. — Каких-то три ведра яблок и немножко ягод?

— Представь себе, жалко, — грубо ответил он. — Это мой огород и мой дом.

— Простите, но мы не знали. Мы думали, здесь никто не живет.

— А я подумал, что соседи ошиблись, когда позвонили мне с утра и сказали, что у меня во дворе орудуют воры.

— Соседи? — Валины глаза стали размером с теннисные мячики. Она обвела глазами улицу: дом Алены был справа, напротив бабушки Марыси, дальше — Клюквины, а напротив, с другой стороны улицы, — дом… — Аленка, это Инка сдала нас!

— Не знаю, как ее зовут, но мне позвонила девочка и сказала, что здесь орудуют воры.

— Но откуда у нее ваш номер? Ерунда какая-то, — Валя играла в адвоката.

— Я оставил свой номер телефона соседке напротив, — он показал на дом Инны. — Ну, мало ли, пожар или еще что-нибудь случится. Вот и не прогадал.

— Ей конец, — прошипела Алена, продолжая вырываться.

Мужчина, все так же держа Алену за ухо, потащил ее в сторону калитки. Второй рукой он держал за руку Дашу.

— Куда вы меня тащите? — кричала девочка. — Отпустите, мне больно!

— С ворами только так! — жестко сказал он, и Алена почувствовала, как невидимый кнут хлыстнул ей по спине. — Пусть все соседи видят, как надо поступать с ворами, и возьмут себе на заметку, что так будет с каждым, кто посмеет зайти в мой двор.

Алена горько плакала. Это были не столько слезы боли, сколько слезы обиды и стыда. Она представила себе лицо бабушки, которая сейчас увидит, как ее внучку с позором тащат за ухо по улице. Соленая вода разливалась по ее лицу. Она обжигала щеки, как будто на них плеснули перекисью. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, а тело бросало то в жар, то в холод.

Проходя мимо дома Клюквиных, Алена увидела, как Женя смотрит на нее из окна. В этот момент она была готова умереть от стыда.

— Воры! — мужской голос разрушал тишину улицы, которая мирно подремывала в послеобеденную жару.

Соседи, услышав шум, выходили на улицу посмотреть, что происходит. Алена опустила глаза, чтобы не видеть знакомые лица. От боли она уже не чувствовала ухо. На мгновение ей показалось, что оно оторвалось: так сильно мужчина сжимал его.

Анна Владимировна, тоже услышав крики, выглянула из-за забора. Увидев внучку, она бросила тяпку и помчалась на переулок.

— Отпустите ее немедленно! — закричала она.

Незнакомец еще крепче сжал своими волосатыми руками девочек.

— Это ваши?

— Мои! Немедленно отпустите их!

— Они обворовали мой сад! — крикнул он. — И теперь я хочу сорвать с них маски, чтобы все соседи увидели, кто живет с ними рядом.

— Петрович, ты что, с ума сошел? Это же мои внуки! Ты что, забыл?

— Обе?

— Какая разница! Отпусти их.

Он отшвырнул Алену в сторону, и девочка упала на горячий песок.

— Где ее родители? — он кивнул в сторону Даши. — Я хочу лично им все рассказать.

Анна Владимировна видела, как мама Даши еще с утра ушла на работу, а бабушка на рынок. Пьяный Вадим спал в гараже.

— Их нет дома. Я отвечаю за нее.

— Ничего, я никуда не спешу. Сейчас привяжу ее к забору, и пусть все познакомятся с воровкой, если родители не научили, что нельзя брать чужое.

— Ты что, с ума сошел? Ты пьян? Это же дети! — кричала она. Все соседи вышли на улицу и молча наблюдали за спектаклем. Никто не вмешался и не заступился за девочек, наоборот — все с нетерпением ждали, что же будет дальше. Анна Владимировна уловила злорадные улыбки соседей. Их глаза так и говорили: так тебе и надо! Тогда она подошла к мужчине так близко, что почувствовала запах его пота, пропитавший старую рубашку.

— Я тебя сейчас убью, если ты ее не отпустишь, — прошипела Анна Владимировна. Она толкнула его в грудь, а затем схватила мужскую руку, разжимая толстые волосатые пальцы, сжимавшие детскую ручку. Он не ожидал такого напора с ее стороны и освободил девочку.

— Воры! Воры! Воры! — кричал он изо всех сил. — Они обворовали мой сад! Обобрали до нитки! В следующий раз я вызову милицию! Всем ясно? — после этих слов он развернулся и пошел прочь, тяжело шаркая ногами по песчаному ковру.

Анна Владимировна стояла посреди улицы, крепко прижав к себе рыдающих девочек. Даша так крепко вцепилась ей в талию, что женщина даже почувствовала боль, но, прикусив губу, стерпела и промолчала. Соседи не расходились, продолжая стоять и наблюдать за происходящим.

— Что смотрите, друзья-соседи? — громко спросила она. — Как здорово, когда улица — это одна большая семья, как мы, верно? Как замечательно знать, что соседи всегда вам помогут! Это прекрасно! Я счастлива жить с вами на одной улице. Вы настоящие друзья, — она широко улыбнулась, обнажая ровные зубы, а потом сделала то, что никогда не позволяла себе раньше. Сделав несколько шагов навстречу зевакам, она плюнула на землю возле их ног, развернулась, взяв девочек за руки, и скрылась за калиткой.

Глава 21

Об этой истории соседи судачили недолго, вскоре подвернулся новый повод для сплетен, а именно Дашин папа, который пьяным уснул посреди улицы, перед этим сломав забор бабушки Марыси. Алена честно рассказала бабушке о своем «преступлении». Анна Владимировна не наказывала и не ругала ее, лишь попросила больше никогда так не делать. А Даша была настолько благодарна Анне Владимировне, что на следующий день пришла к ней в дом с корзинкой печенья и букетом цветов, которые втихаря сорвала с бабушкиной клумбы.

— Бабушка тебя не будет ругать? — улыбнувшись, спросила Анна Владимировна, принимая подарки.

— Я скажу, что это папа сделал. Она его боится, — сказала Даша. — Спасибо вам, если бы не вы, я даже не знаю, что было бы. Мы не знали, что так получится, просто играли.

— Забудем! — она добродушно улыбнулась, махнув рукой. — В следующий раз, если захотите яблок с ягодами, идите ко мне в сад.

— А можно?

— Конечно, можно. Вот вам, кстати, исправительное задание, — сказала она, протягивая девочкам ведра. — Идите во двор и соберите все яблоки, которые валяются на земле, а «тюльпаном» снимите зрелые плоды с веток. Когда закончите, соберите смородину и крыжовник.

Алена закатила глаза.

— Что такое? Свое не интересно?

— Интересно, — уныло сказала внучка.

— Если все соберете, то вечером я испеку вам яблочный пирог и пирожки. Так веселее, правда?

— Ура! — девочки захлопали в ладоши и, схватив ведра, побежали на улицу.

Освободившись только после обеда, Алена, уставшая физически, но бодрая духом, полетела к Жене. Та в нетерпении ждала ее, переживая за сегодняшний вечер. Алена еще вчера позвонила Клюквиным и через Викторию Сергеевну передала подруге сообщение. Она рассказала, что на самом деле произошло в соседском саду, оправдываясь через слово и радуясь, что они не видят ее пурпурное от стыда лицо.

— Ты готова? — спросила Алена, улыбаясь во все зубы.

Она тяжело выдохнула, показывая, что у нее дрожат пальцы.

— У меня плохое предчувствие.

— Глупости. Ты просто волнуешься.

— Ты думаешь? — с надеждой в голосе спросила Женя.

— Уверена, — Алена подошла к подруге и крепко обняла ее. — Я буду рядом, не переживай.

— Не знаю, — нерешительно сказала она. — Я так, наверное, еще ни разу не волновалась. Я очень боюсь, что не понравлюсь им…

— Ты не можешь не понравиться! Ты чудо!

Женя рассмеялась, заливаясь краской.

— Мне сейчас надо бежать, но я зайду за тобой ровно в шесть и мы пойдем на улицу.

— Хорошо, — тяжело выдохнула она. — Всегда же можно будет вернуться домой, если что-то пойдет не так, верно?

— Верно! Не переживай, все будет замечательно. Я уверена, — сказала Алена на ходу, выбегая из комнаты.

Алена и сама волновалась как никогда. В глубине души она боялась, что девочки отреагируют неправильно и необдуманным поступком или словом ранят Женю. Она боялась, что если это случится, то Женя больше никогда не сможет поверить в дружбу, да и вообще в людей. В силу своего возраста Алена до конца не понимала, какую ответственность возложила на себя, решив открыть Жене свой мир.

— Бабушка, а вдруг они отреагируют неправильно? Вдруг скажут что-нибудь не подумав или вовсе засмеются?

Анна Владимировна внимательно посмотрела на Алену, стараясь не показывать ей свое волнение. Она безумно гордилась внучкой и так же сильно волновалась за недалекое будущее, которое было слишком туманным. Но одно она знала точно: если все пройдет хорошо и Женя обретет друзей, то это будет спасением для девочки. Спасением ее тела и души.

— Я думаю, они не должны тебя подвести.

— Я тоже на это надеюсь. Очень жаль, что Марины не будет. Вот в ней я точно не сомневалась.

Анна Владимировна сглотнула ком, подступивший к горлу.

— Очень жаль, — тихо сказала она. — Но ты ей обязательно завтра позвони и все расскажи. Думаю, ей будет приятно.

— Хорошая идея, — улыбнулась Алена. — Как я выгляжу? — девочка закружилась, демонстрируя бабушке свое голубое платье с рюшами.

— Как принцесса, — сказала она, прижав внучку к груди. — Я должна тебе кое-что сказать, — присев на корточки, она взяла ее за руки.

— Ты должна знать, что я тобой безумно горжусь. Продолжай следовать зову своего сердца, и у тебя в этой жизни все будет хорошо.

— Спасибо, бабушка. Без тебя у меня ничего бы не получилось, — она снова обняла ее, роняя на родное плечо слезы.

— А теперь иди, а я буду за вас молиться.

— Да, бабушка, помолись, пожалуйста, — серьезным тоном сказала Алена, — и я тоже сейчас помолюсь, — она закрыла глаза, сложила ладошки в замочек и тихо начала читать «Отче наш». — Вот теперь все точно будет хорошо, — она выпорхнула на улицу, оставляя после себя шлейф любви, счастья и добра.

Девочки в ожидании сидели на скамейке, то и дело вставая и вглядываясь в глубину улицы. Женя с Аленой должны были появиться с минуты на минуту. И вот, наконец, вдалеке показались два силуэта. Это были они.

Виктория Сергеевна красиво заплела Жене волосы в круговой «колосок», который спускался длинной косой на плечи. Девочка нарядилась в красное платье чуть ниже колен с ажурным воротником и выбрала туфли того же цвета. Она была прекрасна, как роза на рассвете, покрытая капельками росы. С каждым следующим метром сердце Жени стучало все сильнее и сильнее. Звук был таким громким, что, казалось, его слышит вся улица.

— Знакомьтесь, — выдохнула Алена, — это Женя Клюквина, моя подруга.

— Привет, — сказала Женя, робко улыбнувшись новым знакомым. Алена переводила ее слова, внимательно следя за пальцами.

— Привет, — ответили они в один голос, смущенно разглядывая новую знакомую. Они по очереди подошли к Жене и пожали ей руку.

— Как твои дела? — Валя заговорила первая.

— Уже отлично. Хотя, если честно, то я очень волнуюсь, — рассмеялась она.

— Не бойся! — подхватили смех девочки. — Мы тоже, — они, сами того не желая, бросали взгляды на инвалидное кресло.

— Может, поиграем во что-нибудь? Заодно и познакомимся, — сказал Даша.

Женя в знак согласия кивнула головой.

— Алена, ты только нам все переводи. Нам очень интересно пообщаться с Женей.

Женя, наконец, выдохнула, и тень волнения исчезла с ее лица, оно озарилось надеждой и спокойствием.

— Давайте, поиграем в «крокодила». Кстати, никогда не понимала, почему эта игра так называется. Никакого смысла, — сказала Даша, просматривая свой список игр, который она накануне подготовила.

— Женя, ты когда-нибудь играла в эту игру? — спросила Алена.

— Нет, — сказала девочка, и хрупкие ноты ее голоса вырвались наружу.

— У тебя очень красивый голос, — сказала Валя. — Алена говорила, что ты у нас молчунья… — улыбнулась она.

Алена благодарно смотрела на Валю, не узнавая ее. Она была так аккуратна в своих словах, так дипломатично вела разговор и так ласково смотрела на Женю, как будто знала ее уже много лет.

Женя улыбнулась, обнажив свои белоснежные ровные зубы.

— Какие у тебя красивые зубы, — не унималась Валя. — А у меня кривые, как у старой бабки! — она открыла рот и, подняв верхнюю губу, показала свои передние зубы, которые, прорываясь наружу, как будто немножко сбились с маршрута. Между ними светилась большая щель. — Мама заставляет меня носить брекеты, но я не хочу! По мне, так это еще ужаснее, чем с такими зубами!

Все дружно рассмеялись. Алена, схватившись за живот, в буквальном смысле каталась по земле.

— Ой, Валя, перестань! — прохрипела она, давясь смехом. — Ой, умора!

Женя тоже смеялась, держась за живот. Обстановка была легкой и непринужденной. Все, наконец, смогли выдохнуть и расслабиться. Даша грамотно объяснила правила игры.

— Запомнили? — в конце спросила она. — Один показывает, все отгадывают. Кто отгадал, тот показывает следующее слово, — повторила она.

Первая показывала Алена (Даша загадала ей попугая в клетке). Она сделала из своих волос ирокез, взлохматив их до невозможности, а пальцы сложила на попе, расставив их веером и пытаясь изобразить хвост.

— Кто это? — смеялись они. — Алена, давай подробнее!

— Это курица?

— Нет! Но близко!

— Значит, это птица?

— Так, Алена, — сказала Даша, контролируя следование правилам игры, — подсказывать нельзя!

— Петух?

— Да нет же!

Алена начала вышагивать по переулку, гордо задрав подбородок. Затем подошла к дереву и начала стучать по нему носом, угорая от смеха.

— Ты дятел! — воскликнула Таня. — Ты точно дятел!

Алена отрицательно покачала головой. Она снова сделала веер из пальцев, изображая пышный хвост, и начала важно расхаживать по переулку. Женя подняла руку, готовая дать ответ!

— Попугай! — сказала она.

— Ну, наконец-то! — запрыгала от радости Алена.

— Может, ты нам скажешь? — рассмеялась Валя.

— Это попугай! Глупышки! Я же показывала вам хохолок и хвост! И даже чистила клюв!

— Непонятно показывала! — начали критиковать ее девочки.

— Вот если бы мне можно было разговаривать, то вы сразу бы обо всем догадались после одного слова.

— Какого еще слова?

— Дурак! — рассмеялась она. Девочки подхватили смех, и улица зазвенела детскими голосами. — Ну что, Женя, теперь твоя очередь.

Женя выехала на середину переулка. Алена, наклонившись к ней, прошептала на ухо слово «повар» и заняла свое место на скамейке среди зрителей.

Женя, пряча улыбку, старательно показывала, как она жарит еду на сковороде, а затем черпаком разливает суп по тарелкам.

— Что-то связанное с едой, — подскочила Валя. — Она накладывает обед и жарит что-то на плите.

Алена отвечала за Женю:

— Близко…

Женя жестами показала, как она надевает колпак на голову, затем застегивает халат и снова что-то жарит и переворачивает лопаткой.

— Повар! Девочки, она повар, — Валя прыгала на скамейке, и та прогибалась от каждого прыжка, будто так и норовила сломаться пополам.

— Перестань прыгать! Мы сейчас свалимся все! — Таня встала со скамейки.

Женя, глядя на прыгающую Валю, не выдержала и заливисто рассмеялась. Она так долго хохотала, что закашлялась, подавившись слюной. Алена впервые слышала, чтобы Женя так искренне смеялась. В этот момент она была счастлива как никогда. Алена наблюдала за каждым движением подруги, за каждым ее вздохом, всем сердцем радуясь за Женин триумф — триумф над своим страхом. Девочки играли около трех часов. Даша придумывала все новые игры, заранее предусмотрев, чтобы Женя комфортно себя чувствовала в каждой игре. Первые полчаса они настороженно наблюдали за ней, боясь лишний раз сказать слово, но уже через час все забыли о барьерах и, погрузившись в игру, наслаждались обществом друг друга. Алена чувствовала, что Женя им нравится. Они искренне улыбались ей, расспрашивали о картинах и даже попросили нарисовать их портреты. Алена так хорошо освоила язык жестов, что переводила разговор, не подглядывая в свой учебник. Конечно, значение некоторых жестов она не знала, но интуитивно чувствовала, что они могут означать.

— Обязательно нарисую, — сказала Женя.

— Чур, меня первую, — сказала Валя, пританцовывая на месте.

— А почему это тебя? — возмутилась Таня.

— Потому что я первая попросила.

— Не ссорьтесь, я вас всех нарисую! — Женя ласково дотронулась до Таниной руки.

Девочки были так увлечены беседой, что не заметили, как в их мир вторглись посторонние.

— Какая интересная картина! — сзади раздался голос.

Девочки обернулись. Перед ними стояли Инна, Кирилл и Саша. Инна сделала шаг вперед, сложив руки на груди.

— У вас тут такая вечеринка, а почему нас никто не позвал? — на ее губах играла презрительная ухмылка. — Или мы не достойны вашего общества?

— Пошла вон отсюда! — металлическим голосом сказала Алена.

— Ну ты и хамка! — она улыбалась.

— Что тебе здесь нужно? Тебя сюда никто не звал! Мы не хотим с тобой дружить. Иди на свою улицу и там играй, если, конечно, тебе есть с кем!

— А что это ты решаешь, где мне ходить и с кем дружить?

— Девочки, вы хотите с ней общаться? — Алена повернулась к подругам.

— Нет! — сказала Валя. — После того, как ты нажаловалась Петровичу, что мы играем в его саду, мы тебя вообще видеть не хотим!

— Я не нажаловалась, а просто сообщила, что у него во дворе орудуют воры!

— Я ее сейчас поколочу! — Алена сделала шаг вперед. Валя схватила подругу за руку.

— Не трогай ее, потом проблем только больше будет.

— Ой, смотрите! — Инна глянула на Женю, которая спряталась за спинами девочек. — А это кто еще?

— Тебе какое дело? Проваливай отсюда! — от злости у Алены дрожало все тело.

— Да это же жаба! Кирилл, ты хотел посмотреть на жабу! Так вот же она!

Кирилл выглядывал из-за спины Инны и разглядывал незнакомку.

— Закрой свой рот! — сказала Валя. — Ты не имеешь права так ее обзывать. Теперь она наша подруга!

— Подруга? — Инна громко рассмеялась. — А что, нормальных людей вам уже мало? Зачем вам эта инвалидка?

От этих слов Алена вздрогнула, как от электрического удара.

— Я тебя убью, — сказала она.

— А что я сказала не так? Разве она не инвалидка? Да еще и немая! Зачем она вам нужна?

— Инна, просто уходи. Мы больше не будем с тобой дружить, — сказала Даша.

— Нет, я просто хочу разобраться! Почему с ней вы хотите дружить, а я для вас рожей не вышла?

— Да потому что ты худшее создание, которое я только встречала в жизни, — сказала Алена. — А Женя — самое лучшее. Она добрая, умная, честная и порядочная. А ты что из себя представляешь? Кучу навоза, — она так громко закричала, что девочки от неожиданности открыли рты.

— Думай, что говоришь! — улыбка исчезла с лица Инны. — Куча навоза — это она, — обидчица тыкнула пальцем в Женю. — Она даже не человек, а так, кукла на колесах! Зачем вообще жить, если ты не умеешь говорить и ходить? Я бы лучше умерла! А она еще и на улицу выперлась! Посмотрите, какая я бедная и несчастная! — Инна кривлялась и строила гримасы.

Женя тихо плакала, спрятавшись за Валиной спиной. Слезы больно обжигали, навсегда оставляя в памяти эти мгновения.

— Женечка, не плачь! — Алена подбежала к ней и опустилась к коляске. В глазах стояли слезы — она подвела подругу. Предала ее веру в людей. Она знала это. Она видела ответ в Жениных глазах. — Не слушай ее, она больной человек! Она дура! У нее нет ни совести, ни души.

— Совести нет у нее. Припереться на улицу и выставить свои уродства напоказ!

Женя нажала на кнопку, которая помогала управлять креслом, и начала двигаться в сторону дома.

— Женя, постой, — Алена рыдала, глядя ей вслед. — Пожалуйста! Она сейчас уйдет!

Но Женя не слышала ее, она медленно направлялась в сторону дома. Туда, где была ее крепость с толстыми стенами, через которые не могли пройти боль и обида.

— Куда это ты поехала? — Инна пошла за ней. — Я с тобой еще не договорила! Стой, говорю, — она на ходу достала из кармана маленькие камушки, которые заранее положила туда, и начала бросать их Жене в спину. Когда первый камень попал в голову, Женя остановилась и развернулась. Следующий камень ударил в лицо. Все происходило так быстро, что девочки не успели сразу среагировать, в шоке наблюдая за происходящим.

— Кирилл, иди сюда! — крикнула Инна брату, который в оцепенении стоял рядом с Сашей. — Ну, иди же! У тебя целые карманы камней! — она продолжала бросать мелкие камушки в Женю. — Ну, чего ты молчишь? Не можешь ничего ответить?

Алена с Валей подбежали первые. Они с разбега напрыгнули на Инну, повалив ее на песок. Алена со всей злости, которая накопилась в ее душе за эти несколько минут, била Инну кулаками по всему телу, а Валя держала ей руки, чтобы та не могла дать сдачи. Таня с Дашей побежали к Жене, которая от ужаса застыла, превратившись в камень.

— Женя, с тобой все в порядке? — Даша крепко обняла ее, а Таня вытерла мокрые от слез щеки.

Женя подняла глаза и равнодушно посмотрела на окружающих. Она говорила всего минуту, быстро и при этом очень тихо. Но никто ее не слышал, а в глаза заглянуть не захотели. Они потухли, как звезды на ночном небе, в последний раз вспыхнув яркой вспышкой и умерев. Женя развернулась и тихо поехала прочь. Ей показалось, что она оглохла, так как не слышала ни криков, доносившихся за спиной, ни голоса Анны Владимировны, которая выскочила из дома, увидев драку в окно веранды. В ее ушах звенела леденящая тишина. Мертвая тишина. Женя улыбнулась. Она была счастлива не слышать этот мир. Мир, который захлопнул перед ней свои двери.

Глава 22

Поздним вечером этого же дня родители Инны повезли ее в больницу, хоть никаких серьезных травм во время драки не было — она даже не поцарапалась. Узнав о поступке дочери от Анны Владимировны и детей, отец побил ее. Он так выпорол Инну кожаным ремнем, что на попе остались кровавые шрамы. Мама, закрыв глаза, громко плакала в соседней комнате, виня себя в поступке дочери. Чуть позже Инна пожаловалась на головную боль, и родители, испугавшись, что переборщили с наказанием, помчались в больницу. Женя не выходила из комнаты неделю, не желая никого слышать и видеть, даже собственных родителей. Она лежала на кровати и смотрела на окно, плотно задернутое шторами. Виктория Сергеевна каждый час заходила к дочери, тихо приоткрывая дверь и проверяя, все ли в порядке. Она боялась, что после случившегося Женя может совершить необдуманную глупость, пойдя на поводу у обиды и отчаяния.

Алена каждый день стучалась в закрытую дверь. Виктория Сергеевна знала, что ее вины в случившемся нет — Анна Владимировна подробно рассказала, что произошло в тот злополучный вечер, и Алена продолжала приходить, моля пустить ее к Жене.

— Я не могу, — Виктория Сергеевна стояла в пороге дома, преграждая ей путь. — Я очень хочу, но не могу. Женя не разговаривает даже с нами. Подожди немного, дай ей время. У нее шок. Ты просто пойми, что она только поверила в людей — и тут такое унижение, — пока женщина говорила, у нее дрожали губы, а из глаз текли слезы.

Алена часами сидела под окном, разговаривая с Женей, умоляя о прощении и рассказывая ей последние новости. Она не знала, слышит ее подруга или нет, но продолжала говорить в надежде заслужить прощение.

— Что будем делать? — Валя сидела на скамейке и болтала ногами в такт словам. — Мы с Таней чувствуем свою вину. Да что тут говорить! Мы спать не можем.

— Я тоже, — откликнулась Даша.

Алена сидела рядом на траве, прислонившись спиной к забору и не сводя глаз с одной точки.

— Я знаю, что делать! — Ленька бросил велосипед на землю и подошел к девочкам. — Мы не должны опускать руки! Мы должны бороться за Женю!

— А что будем делать с Инной? — спросила Валя, сжимая кулаки.

— Ничего, — спокойно сказал Ленька.

— Как это ничего? — Валя подорвалась со скамейки. — Она не должна остаться безнаказанной!

— А она и не останется, — серьезным тоном ответил он. — Она уже наказана. Одиночеством.

Алена подняла глаза и с любовью посмотрела на Леньку.

— Так что за план? — спросила Таня.

— Мы должны поговорить с каждым ребенком в нашей округе и рассказать Женину историю. Пусть каждый представит, каково это — быть одному! Как сложно противостоять всем, когда ты прикован к инвалидному креслу и не можешь дать отпор, ни физически, ни морально!

Девочки, открыв рты, смотрели на Леню. В их взглядах сквозило уважение, восхищение и готовность идти за ним хоть на край света.

— Каждый должен взять себе по несколько улиц. Разделившись, мы сделаем эту работу гораздо быстрее. Только давайте заранее обсудим, что говорить, чтобы не нанести Жене еще больше вреда. Если вы будете видеть, что человеку неинтересно, или его реакция покажется вам странной, разворачивайтесь и уходите прочь. Иначе, сами того не желая, мы натолкнемся на вторую Инну.

— Может, все-таки поколотим ее? — Валя сжимала кулаки.

— Это бесполезно, — сказала Алена, вставая с земли. — Мы ее уже лупили, она не понимает. Предлагаю просто устроить ей вечный бойкот. Когда бы она ни пришла и что бы ни говорила, мы сделаем вид, что не знаем ее, точнее, что ее не существует.

— А если она попросит прощения?

— Не попросит, — вздохнула Алена. — Она точно не попросит. Леня, а твоя идея — просто супер!

Его лицо просияло, залившись краской.

— Предлагаю приступить завтра с самого утра. Нельзя терять время! Женя до сих пор не разговаривает даже с родителями!

— Леня, а чего ты хочешь добиться этим?

— Я хочу, чтобы потом они все пришли к Жениному дому и показали ей, что им все равно, в кресле она или без него. Чтобы они просто приняли ее такой, какая она есть. Это ведь не трудно! У нас же это получилось.

— Как видишь, мы все разные!

— Согласен, но таких, как Инка, — единицы, а таких, как… — он замялся на секунду, — таких, как Алена, ну и вы, конечно, большинство! Так что я уверен, что у нас все получится, — он снова посмотрел на Алену, которая не сводила с него глаз.

— Тогда за дело, — в предвкушении потер ладони Ленька.

— За дело! — хором ответили девочки, срываясь с мест. Встав в круг, они положили ладошки одна на другую и с криком резко подняли их вверх.

Они еще долго сидели в переулке, досконально продумывая план действий и оживленно беседуя. Солнце, как большой кусок сыра, исчезало за горизонтом, поглощаемое ночной бездной. В траве тихо стрекотали кузнечики, словно напевая колыбельную, а комары шумной гурьбой навязчиво прогоняли детвору с улицы. Ночь вступала в свои законные права, зажигая звезды и вывешивая месяц. Когда плотные черные шторы занавесили небо, дети, потирая глаза от усталости, начали расходиться по домам, чтобы завтра проснуться и снова быть счастливыми.

Женя сидела в своей комнате перед мольбертом и рисовала. Уже четвертый день она не отходила от холста, переводя свое воображение на чистые листы бумаги. Она, наконец, заговорила с родителями и начала нормально питаться. Но Алену и ее друзей категорически отказывалась видеть.

— Девочка приходит каждый день, — сказала Виктория Сергеевна, присаживаясь на стул рядом с дочерью. — Может, все-таки поговоришь с ней?

Женя водила пальцами по холсту.

— Она очень страдает. Поверь мне.

— Мама, — Женя повернулась к ней лицом, по ее щекам струились слезы. — Мамочка, я знаю, что она не виновата в том, что произошло. Она не может отвечать за поступки других людей. И девочки отнеслись ко мне хорошо. Я, если честно, не верила в эту затею, но я им действительно понравились.

— А они тебе?

— И они мне, — она задумчиво посмотрела в окно.

— Так может, дай им еще один шанс?

— Я не хочу, — она устало опустила руки. — Я просто поняла, что не создана для дружбы. Не потому, что я не умею дружить, а потому, что друзья всегда будут смотреть на меня не теми глазами, которыми бы я хотела, чтобы они смотрели. В их взгляде всегда будут сквозить жалость и презрение.

— Какие глупости! — разозлилась Виктория Сергеевна. — Люди разные!

— Да, мама, люди разные. Именно поэтому я больше не хочу наткнуться на еще одну Инну! Я этого больше не переживу! — она заплакала, закрыв лицо руками. — Ты даже представить себе не можешь, как это было унизительно! Как больно ранили меня ее слова! Гораздо больнее, чем те камни, которые она бросала мне вслед.

Виктория Сергеевна больше не могла выносить эту боль. Ее сердце разрывалось на миллионы частиц каждый раз, когда она представляла, каково было ее дочери в ту минуту! Но она ничего не могла исправить. Она лишь хотела, чтобы Женя не переставала верить в людей.

— Солнышко, я умоляю тебя, позволь Алене прийти! Ты только вспомни, сколько радости она принесла тебе! Да с ее появлением ты ожила! Ты забыла о своих проблемах! А сейчас ты так просто хочешь отказаться от самого главного в этой жизни?

— Не хочу.

— Вот и не отказывайся! Доченька, пойми, люди со здоровыми ногами и руками, способные говорить и петь, порой так одиноки и несчастны, потому что у них больше ничего нет. А у тебя появилась возможность стать воистину полноценным человеком! Человеком, у которого есть друзья! — она замолчала и посмотрела на дочь, которая внимательно слушала, не отводя глаз. — Любовь и дружба — вот главные сокровища мира. Все остальное — это иллюзия. К сожалению, только иллюзия, которую мы каждый день тщетно пытаемся превратить в реальность.

— Хорошо, — спустя минуту сказала Женя. — Я поговорю с Аленой, но только чуть позже. Я пока не готова, — она снова отвернулась к мольберту, макая кисть в краски и продолжая рисовать.

Виктория Сергеевна тихо выдохнула. В ее сердце снова поселилась надежда. И где-то глубоко внутри кто-то шептал ей, что все будет хорошо. Обязательно будет хорошо.

Глава 23

Дети приходили к дому Жени целый день. Они несли цветы и конфеты, новых плюшевых медведей и старых кукол. Не стесняясь, заходили во двор и оставляли подарки с записками прямо на крыльце дома. Виктория Сергеевна с удивлением наблюдала за гостями. Когда она спрашивала у детей, что происходит, то они отвечали очень кратко, на прощание даря ей свои улыбки: «Передайте это Жене. Мы еще придем вечером». После этих слов они разворачивались и исчезали в тени улицы.

— Мама, что все это значит? — Женя потирала сонные глаза, разглядывая горы игрушек и сладостей, аккуратно сложенные на полу в ее комнате.

— Это все тебе, — сияла Виктория Сергеевна.

— Но, по-моему, у меня день рождения только в декабре.

— А это не от нас.

— Тогда от кого?

— От детей.

— От каких детей? Мама, хватит говорить загадками!

— Я и не говорю. Это все принесли тебе дети.

— Но кто именно?

— Я не знаю, как их зовут, но они идут и идут целый день! — женщина широко улыбалась. На ее губах играли лучи солнца. — Они и сейчас здесь. Пока мы с тобой разговариваем, я думаю, приходило еще несколько человек.

— И что они говорят?

— Практически ничего. Просят передать тебе подарки и говорят, что придут вечером.

— Вечером? Сегодня? А зачем? — вопросы сыпались, как град.

— Я не знаю, — Виктория Сергеевна смеялась. — Я ничего не знаю.

— Это все Алениных рук дело! Я уверена! — Женя попыталась скрыть улыбку, но она предательски слетела с губ, выпорхнув в открытое окно, через которое струился теплый свежий воздух. Ветер ласково трепал занавеску, поигрывая с золотистыми нитями и наполняя комнату запахом счастья.

Виктория Сергеевна помогла Жене умыться и переодеться. Она чувствовала ее волнение, которое сочилось из каждой поры ее бархатистой кожи.

— Мама, и что мне теперь делать? — растерянно спросила она, принимая новую порцию подарков, состоящих их букета полевых цветов, мехового зайца, набора фломастеров и баночек с краской. — Зачем они несут мне все это? У меня же не праздник!

— Ничего не делать. Ждать вечера. Они все повторяют, что вернутся сюда вечером, но не говорят зачем. А подарки, я думаю, это знак дружбы и симпатии.

— Но у меня нет для них подарков!

— Не переживай! К вечеру я испеку торт, пироги и булочки. А папу попрошу запастить газировкой, пирожными и мороженым.

— Это будет здорово!

Виктория Сергеевна направилась в сторону выхода.

— Мама, подожди…

— Что, дорогая?

— Мама, мне страшно. Я не знаю, что говорить и как себя вести.

— Не думай об этом, милая. Все будет хорошо. Я уверена. Если это затеяла Алена, то я даже не сомневаюсь, что все будет замечательно! — она послала Жене воздушный поцелуй и вышла из комнаты, оставив дочку наедине со своими мыслями.

На улице было шумно. Дети гудели, как паровозы, встретившиеся на перепутье дорог. Они громко смелись, болтали, перебивая друг друга, в ожидании вглядываясь в окна Жениного дома. Возле самой калитки стояла Алена. Она прислонилась головой к прутьям и сквозь щели смотрела на крыльцо.

— Ну, чего ты опять волнуешься? — спросил Ленька, который все это время был рядом. — У нас получилось! Это просто грандиозно! Я даже и представить себе не мог, во что это может вылиться.

— А вдруг она так и не появится? — не поворачивая головы, сказала Алена.

— Появится!

— А вдруг испугается толпы людей?

— Не думаю, — неуверенно ответил Ленька, пожав плечами. — Мне кажется, что после такого количества подарков она должна понять, что все настроены доброжелательно.

— Согласна, — сказала Алена, улыбнувшись. — Кстати, я в шоке от того, что они принесли подарки! Мы же их не просили.

— Я же говорил тебе, что все поймут и откликнутся!

— Я просто не думала, что придет столько детей! — девочка с восхищением обвела толпу глазами. — Это просто невероятно.

— Думаю, что после такого она обязательно поверит в дружбу!

— Дай бог!

— Мы молодцы!

— Нет, это ты молодец! Ведь это ты все придумал. Мне бы такое в голову не пришло.

— Не скромничай, — он аккуратно толкнул ее плечом.

— Это ты не скромничай! В общем, мы все молодцы!

Алена вспомнила, как на протяжении трех дней они, сбивая ноги, ходили по всей округе, стучась в каждую дверь со своей бедой. Она вспомнила, как внимательно слушали ее рассказ родители и как понимающе смотрели на нее дети. Девочка и представить не могла, какой эффект произведет история маленькой Жени на абсолютно посторонних людей. Она видела, как доброта и сочувствие струились из их глаз, как слезы были готовы вылиться наружу и как громко стучали сердца, когда рассказ заканчивался. Конечно, были и те, кто не хотел вникать в чужие проблемы и, разводя руками, закрывал дверь перед носом. Но, как и предполагал Ленька, таких были единицы, а людей, готовых помочь, — десятки. С того ужасного вечера, когда Женя от обиды снова замкнулась в себе, Алена больше ни разу не видела Инну. Саша рассказала девочкам, что родители наказали ее, оставив сидеть дома до конца лета. Да и сами они редко показывались на улице. Когда их машина подъезжала к дому, они выходили, опустив головы, и скрывались за своим высоким каменным забором.

Позже Кирилл признался, что это они с Инной разрушили шалаш. Он рассказывал и плакал горькими слезами, раскаивался и сыпал клятвами, что больше никогда не будет так поступать. Он был так искренен и несчастен, что девочки простили его, но тесной дружбы заводить с ним не стали.

— Тот, кто совершил подобное зло один раз, совершит его и во второй, — сказала Алена девочкам. — Может, потом он повзрослеет и изменится, но пока, думаю, он может снова предать нас.

И сейчас, стоя возле калитки Жениного дома, Алена прокручивала в голове все события этого лета. Лета, длиною в целую жизнь. И знала, что прожила его не зря. И совсем не важно, выйдет ли Женя из дома, навсегда сбросив с себя невидимые другим, но так явно осязаемые ей самой оковы прошлого, или так и останется прятаться в своей комнате. Это уже была величайшая победа. Победа добра над злом. Ведь если бы не Инна и зло, источаемое ее раненой душой, то ни Алена, ни все остальные дети никогда не узнали бы, на какое добро способны их сердца. А Женя никогда не узнала бы, как много в мире любви, как величественно может быть прощение. И она появилась. Девочка сидела в инвалидной коляске на крыльце своего дома и смотрела на улицу, наполненную детьми. В одно мгновение шум стих. Дети смотрели на Женю и видели красивую улыбающуюся девочку, которая бежала им навстречу. Они не видели ее инвалидного кресла, а только длинные худые ножки, облаченные в нежно-розовые туфли, каблучки которых стучали по бетонной дорожке во дворе ее крепости. Сквозь смех и улыбку они слышали, как прекрасен и мелодичен ее голос. Ветер ласково подхватывал ее волосы, играя с ними в прятки: то резко появлялся, подбрасывая их к небу, то так же внезапно исчезал, аккуратно опуская их на тонкие плечи. Возле калитки Женя остановилась и, подняв свои огромные карие глаза, посмотрела на детей, которые, улыбаясь ей в ответ, не сводили с девочки глаз. Она минуту всматривалась в юные лица, пытаясь навечно запомнить их черты. Беззубые или, наоборот, с полным ртом зубов, в заляпанных футболках и накрахмаленных платьях, с перепачканными землей лицами или с аккуратно расчесанными волосами — все дети были прекрасны. Все вместе и каждый в отдельности. Женя и сама чувствовала, словно ее ноги отрываются от земли, ощущала, как легко ей дается каждое движение. Она парила над ними, поднимаясь все выше и выше. Алена вспомнила свой сон, когда они вместе с Женей летали к звездам и были неимоверно счастливы и свободны. Тогда, во сне, наступил рассвет и оковы снова сковали ноги девочки и сильной рукой зажали ей горло, не давая словам вырваться наружу. Но сейчас Женя была свободна. Она смеялась и пела, поднимаясь к звездам.

— Я принесу каждому из вас по кусочку звезды! — кричала она, прячась за облаками. — И она будет освещать вам дорогу каждую секунду, принося в вашу жизнь лишь любовь и удачу.

Дети, подняв высоко головы и прикрывая ладошками глаза, смотрели, как Женя парит над землей, как все меньше и меньше становится ее силуэт, то появляясь, то прячась за облаками. А потом она исчезла. Наверное, пошла искать звезды.

Они стояли, пока не стемнело и ночь не открыла кастрюльку и не высыпала из нее звездопад. А потом дети ушли, напевая песни и танцуя под луной. Счастливые и беззаботные. Наслаждаясь каждым мгновением жизни и не думая о том, что их ждет дальше. Дети. Дары Бога. Дары Вселенной.

Глава 24

Ветер срывал желтую листву с яблонь и второпях гнал ее по улицам и переулкам вперед, чтобы она оповещала всех о приближении сентября. Природа, достав из сундука палитру с осенними красками, каждый день рисовала новыми цветами, обновляя летний пейзаж. С огородов начала исчезать жизнь, и земля уходила в долгосрочный отпуск до весны.

Алена сорвала лист календаря и грустно посмотрела на число:

— Двадцать девятое августа.

Анна Владимировна вздрогнула, услышав слова внучки. Она знала, что вечером дочка с зятем увезут Алену и Алесю домой. Ее огромную душу затянули мрачные тучи, из которых вот-вот должен был хлынуть дождь.

— Бабушка, я не хочу уезжать, — Алена заплакала. — Можно, я останусь у тебя и буду ходить вместе с девочками в одну школу?

— Было бы здорово, но это ты сейчас так говоришь, а когда приедешь домой, все снова будет хорошо.

— Нет! — протестующе сказала внучка. — Вот как я оставлю Женю? Как она без меня?

— Ты и так сделала для этой девочки больше, чем кто-либо за всю жизнь!

— Ты думаешь?

— Я это знаю. И Женя знает. Не волнуйся, теперь у нее много друзей.

— А вдруг они ее обидят?

— Не обидят. Я буду присматривать за ней и все тебе рассказывать, договорились?

— Хорошо.

— Да и Ленька твой не даст ее в обиду.

— Ленька… — тихо сказала она. — Как он будет?

— Если он тебя по-настоящему любит, то станет ждать, — Анна Владимировна загадочно улыбнулась, взглянув на внучку.

Алена молча слушала бабушку, положив голову на кухонный стол.

— К тому же вы можете разговаривать по телефону и писать друг другу письма.

— Письма? Это интересно.

— Ты так говоришь, будто уезжаешь на север! Как минимум, ты приедешь ко мне на все сезонные каникулы. Ну и, конечно же, на выходные. Не переживай, скоро увидимся!

— Ну, да, — вяло сказала Алена. — Но это все равно не то.

Анна Владимировна как могла прятала слезы, выдавливая из себя спокойную улыбку.

Ровно в четыре часа дня к дому подъехали бежевые «Жигули», и уже через час девочки с сумками стояли возле машины. Алену пришел провожать весь район. После случая с Женей она познакомилась со всей округой, проникнувшись к детям симпатией и уважением. Ленька робко стоял позади всех. Заметив это, Алена решительно направилась в его сторону. Она взяла его руки в свои. Парочка простояла так несколько минут, пока сзади не раздался голос Екатерины Викторовны, которая звала дочь садиться в машину.

— Я буду писать тебе и звонить, — сказала она. — А ты мне, хорошо?

Он кивнул.

— А еще я скоро приеду снова. Думаю, даже раньше осенних каникул.

Ленька снова кивнул.

— Мне надо идти, — тихо сказала Алена, отпустив его руки из своих теплых ладоней.

Он крепко обнял ее. Алена поднялась на цыпочки и поцеловала Леньку в щеку.

— Я люблю тебя, — сказал он на прощание и пошел вниз по улице в сторону дома.

Алена несколько секунд смотрела ему вслед, а затем пошла к машине. На ходу она обнималась с друзьями, которые не хотели выпускать ее из своих объятий. Уже подойдя к авто, она обернулась и посмотрела в сторону Жениного дома. И там, в отдалении, она увидела знакомый силуэт. Подруга быстро ехала навстречу. Алена, не говоря ни слова, со всех ног бросилась к ней, а остановившись, упала на колени перед креслом и крепко обняла Женю.

— Хоть мы и попрощались уже, но я не смогла не приехать, — сказала Женя, вытирая слезы ладошкой.

— Я буду тебе писать, как и договаривались.

Она кивнула головой.

— Я только об одном тебя попрошу, — сказала Алена. — Ты не думай, что раз я уезжаю, то забуду про тебя. Нет! Я буду думать о тебе все время. Думать и молиться.

— Я знаю, — слезы ручьем текли по лицу.

— Не плачь, — сказала Алена, вытирая слезы.

— Тогда и ты не плачь!

Девочки рассмеялась. Обнявшись, они на несколько минут замерли посреди улицы. Толпа, не отводя глаз, наблюдала за подругами.

Когда Алена села в машину, ее душу разрывали рыдания. Она встала на коленки на заднее сидение и махала рукой, пока дети не превратились в маленькие звездочки на ночном небе. Они долго бежали за машиной, выкрикивая слова прощания. Алена заставляла папу сигналить, пока у того не устала рука. И вот — поворот, и в окне замелькали крыши домов, улицы, деревья и случайные прохожие. Алена откинулась на сидение и молча смотрела в окно. Ей так много хотелось рассказать маме, но у нее не было сил. Девочка заставляла себя не грустить и больше не плакать. Ведь она скоро вернется. Всего каких-то два-три месяца, и снова галопом побежит по любимой осенней улице. И будет счастлива. По-настоящему счастлива!

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.