Давай заново

Глава 12

— Если что-то понадобится, звони, я буду всегда на связи. Ладно?

Он чуть улыбается одним уголком губ, являя на свет свою неизменную сексуальную ямочку, а я не придумываю ничего лучше, как тыкнуть ногтем в щёку, которая по какой-то случайности осталась без впадинки на коже.

— Ты какой-то недоделанный получился, — не получив желаемого поцелуя, расстроенно вздыхаю. — Ямочка только одна.

Мило морщит нос, невольно заставляя меня улыбнуться в ответ. И между нами рушится стена, ну или по крайней мере дает трещину, совсем маленькую, но через которую уже виднеются наши прежние дружеские отношения и я любуюсь ими с ностальгической нежностью. Хотя прекрасно понимаю, что вернуть всё на свои места со стопроцентной точностью невозможно. Тем более, что губы так и манят своей запретностью, от которой моментально пузырится азарт.

— У меня с другими опциями зато всё на уровне.

Андрей выпрямившись, отступает наконец-то в сторону, дав мне возможность вдохнуть полной грудью. Некоторое спавшее напряжение вновь поднимает со дна устаканенного подсознания мутный осадок, оставшийся там с тех пор, как мы попробовали закопать топор войны, но лишь удачно замаскировав его до поры до времени.

Одергиваю саму себя, чтобы смущенной дурочкой не кинуться теребить волосы. Прячу сжатые кулачки в теплых рукавах свитера, неугомонно ковыряя выпущенную петлю, преднамеренно отвлекаясь от разворачивающегося зрелища.

Ловкие пальцы расстёгивают одну пуговицу за другой, ослабляют узел галстука и не развязывая его полностью, Андрей снимает через голову постоянный элемент делового костюма.

— Отвернись, — жестом показывает, что мне нужно проявить воспитанность, ну или хотя бы для виду смутиться.

— Че-го я у тебя там не видела?

Не собираюсь отворачиваться и пропускать стриптиз, завороженно наблюдая за неторопливыми движениями стаскивающих с крепкого тела одежду, демонстрируя широкие плечи и ключицы усыпанные засосами и следами бурно проведенной ночи. В этом весь он: без тени сомнения, без малейшей попытки смыть с лица откровенное себялюбие, Андрей бахвалится передо мной и неминуемо входит в раж, заметив как я рассматриваю красноватые отметины «ночных подвигов».

— Это была промо акция, дальше уже за деньги, — отворачивается, чтобы после мимолётно посмотреть на меня через плечо, подмечая изменения моего лица. — Что не так?

— Сколько надо было заплатить, чтобы так спину тебе исполосовать?

От лопаток до пояса убегают параллельные багровые борозды, немые свидетели страсти, с которой девичьи ноготки терзали кожу Крутилина, превращая её в высоко-художественную картину похоти. Эти полосы лишний раз доказывают какой Андрей сексуально активный бабник и виртуоз в постели.

Не нужно даже воочию видеть, чтобы догадаться, как Андрей упивается своим превосходством и бессовестно возводит себя в ранг «самого лучшего любовника». Я буквально чувствую гордыню, исходящую от него горячими волнами, прошибая в пот. А вот во мне бушует торнадо, неистово вращая всевозможные чувства: жалость к себе, и отвращение к той женщине, которая изнывая, выцарапывала доказательства.

— Я не шлюха, чтобы мне платили за секс. И уж тем более совсем невиноват, что я «чёрт возьми — чудо» по части секса. Тебе ли не знать.

Искоса поглядывает и кривит губы в язвительной усмешке, пронзая меня насквозь своим высокомерием. Этому «пахарю-трахарю» даже и не нужно стирать пыль с медали за половые достижения, её до блеска готовы вылизывать девушки, которых он приманивает и искушает своим шармом. Надо отдать должное он в ответ всегда одаривает партнёршу полным удовлетворением. И да, в этом Андрей прав, я осведомлена прекрасно, как Крутилин умеет любить и выкладываться по полной, наверно это больше всего и злит.

— В городе скоро не останется женского населения, неопробованного тобой.

Втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы, ощутив в груди слепящую боль, накатившую то ли от ревности, то ли от того, что занимаю место в списке личных побед Крутилина.

— Не переживай ты так за меня. Я один никогда не останусь. Вокруг много желающих, спрос рождает предложение, — извиняюще улыбается, а после ехидно упоминает о Вадиме. — Это тебе хватает одного Штриха, а я не создан для моногамных отношений.

— Поэтому-то я и с ним, — совсем невзначай вырывается никому не нужное откровение и я не успеваю прикусить язык, мысленно ругая за отсутствие связи между собственными мозгом и речевым аппаратом. Это главный мой недостаток — что-то ляпать и только потом думать.

— Извини, не расслышал, — бурчит он, путаясь в джемпере, а выныривая из горловины, окидывает лукавым взглядом, плохо скрывая в нём свою ложь. — Повтори.

Зазывно глазеет, открыто наслаждаясь моим проколом, терпеливо ожидая ответа.

— Поэтому я с Вадимом, он готов к серьезным отношениям, — мне требуется все мужество, чтобы доступно объясниться. — А ты членистоногий — куда член, туда и ноги.

— Ух, какая потрясающая теория. Сама догадалась, или кто подсказал? Чего ты опять меня цепляешь? Сама выносишь меня за скобки, пренебрегая всем что нас связывает с тобой, — в миг ощетинивается Андрей, видимо мои слова умудрились его задеть за живое. — Выбираешь этого утырка, который кинет тебя через месяц другой, а мне снова утирать твои сопли. Не лезь в мою ширинку, если не хочешь продолжения, я свободный и могу спать с кем хочу, и когда хочу. Меня не переделать. Следи лучше за своим ненаглядным.

— Мне не зачем за ним следить, я уверена в нём.

— О-о-о, теперь даже я уверен в несостоятельности Штриха. За десять дней он ни разу не дал тебе по трусам? — перехватив изумление, которое я не сумела отодрать от своего лица, уронив челюсть почти на пол и расценив по своему усмотрению, Андрей цинично добавляет. — Тогда не веди себя как недотраханная ханжа. Прямо таки смертный грех иметь засосы и расцарапанную спину, — цокает языком, но продолжает зачем-то при мне переодеваться в повседневную одежду.

Я молчу, но делаю это из последних сил и чтобы в край не разозлиться, крутанувшись в кресле, отворачиваюсь к нему спиной. И не потому что боюсь потерять контроль при виде едва одетого тела, а потому что способна от злости расправиться с ним. У нас такими темпами не получится наладить мосты, Андрей ведёт себя как призовой идиот, а я готова его придушить.

— Пожалуйста, сдай мой костюм в химчистку.

Слишком быстро голос становится лилейно ласковым, а через секунду передо мной возникает холодная сталь его глаз, кусающая, до боли холодящая все внутренности, замораживая раскрывающееся навстречу ему запертое естество. Всё слишком запутанно и туманно, чтобы поддаться искушению и откинувшись на подголовник кресла, дотянуться до губ, маячивших на уровне моего лба. Андрей продолжает стоять за спиной, нависая надо мной вниз головой, параллельно поглаживая плечи, на которые слегка опирается.

— Не злись на меня. Ладно? Я знаю, что очень часто бываю мудаком, но ведь ты всё равно меня любишь, а я тебя…

Он не заканчивает фразу, а я зажмуриваюсь сильнее, чтобы сдержать под веками яркие вспышки калейдоскопа, складывающиеся разноцветными пятнами то в зовущие полуоткрытые губы, то в нежные руки, то вовсе в смятые простыни.

Влажное прикосновение к кончику носа отрезвляет меня, высмеивая дурацкие мечтания о поцелуе, настоящем и по-взрослому. Андрей умело возвращает меня с небес на землю и подхватив сумку, убегает из кабинета.

Провожу весь день в сугубо рабочей обстановке, не отвлекаясь ни на кого, если не считать двух получасовых созвонов с Крутилиным и бесконечной переписки с ним же. А ближе к вечеру, когда он пропадает из зоны доступа, я работаю усерднее.

На самом деле, я настолько погружена в материалы, оставленные мне Андреем, что замечаю присутствие постороннего, лишь когда знакомая рука с широким кожаным браслетом плотно сидящем на запястье, захлопывает крышку ноутбука. Поднимаю голову и оказываюсь в плену холодных и обветренных губ. И поцелуй получается вымученным, доставляющим неприятный дискомфорт с контактом потрескавшихся губ. По ощущениям словно ешь киви прямо с кожурой, от которой зудит кожа исцарапанная сухими трещинками, а смачиваясь слюной пощипывает.

— А если бы я не сохранила файл? — оторвавшись от требовательного рта, выдыхаю я.

— Я тебя слишком хорошо знаю, ты сохраняешься после каждого слова.

Довольно резко выдергивает меня из удобного кресла, запирая в объятиях. Вадим разминает мне скованные долгим согнутым состоянием мышцы шеи, а та натужно поскрипывает под пальцами, напоминая что силы в этих руках больше, чем предостаточно, чтобы свернуть позвонки и не дрогнуть. Появившийся секрет может привести именно к таким печальным последствиям, если вдруг до Штриха дойдут мои игрища с Андреем.

Старательно прячу беспокойство и уперевшись ладошками в мокрую «кожанку», отстраняюсь от навязчивой близости.

— Что ты здесь делаешь? И как тебя пустили?

— Слишком много вопросов за раз, — хитро прищуривает один глаз, сканируя моё лицо будто что-то подозревая и надеясь отыскать ложь в мимике. — Я тебя от чего-то отвлёк?

Вопросительно выгибает бровь, заставляя кровь от переизбытка адреналина стучать в висках с особым остервенением. Не понятно, почему дрожу, ведь в никаких противоправных действиях или изменах не замечена. Думать о ласках другого, думала, но измена мысленная, не то же самое что физическая. Кого, я обманываю?

— Нет.

— Почему ты в этом кабинете? Тебя повысили? — произнес с явной издёвкой, схватив за подбородок, не упуская возможности напомнить о своей власти, с нажимом давит на него.

— Скорее наказали, — дёргаю головой, освобождаясь от его пальцев и Вадим не предпринимает очередной попытки запленить моё тело. — Повышение здесь переходит по наследству и впитывается с молоком матери. Так что мне не светит.

— А через постель?

Протягивает руку, чтобы поймать прядь и начать играть с ней, но скорее с моими нервами, натянутыми от предположения, что подняться по карьерной лестнице я могу прыгнув кому надо в койку. Возникает навязчивая до зубного скрежета мысль, что Вадим может быть в курсе моей интимной связи с Андреем.

— Ты мне предлагаешь залезть под юбку Софе? — перевожу разговор в шутку, не очень удачно, ведь Вадим искусно тиранит, наматывая на палец пойманный локон, натягивая его так, что кожа на голове горит, отзываясь болью, словно живьём снимают скальп.

Не удивлюсь, если прознав о моих шустро раздвинутых ногах, Вадим захочет оставить себе на память срезанный без анестезии трофей. Но и признаваться в чём-то я не намерена, пусть хоть выколачивает нужную информацию.

— Я о другом…. ничего не хочешь мне рассказать?