Давай заново

Глава 20

Решение принято, а вот объяснений для Андрея не найдено. Я заядлый реалист и это мне всегда по жизни мешает. Полагая, что везение и удача вещи крайне эфемерные, я никогда на них не акцентирую внимание, руководствуясь законами логики и личным опытом.

А он у меня богатый. И крайней печальный. Открыться Андрею — это равносильно самоубийству. Он не поймет и разрушит этим всю лирику, намёки на счастье, которое маячит на горизонте, но никогда не даётся мне в руки.

Тяжело вздохнув, следую мудрому совету и не изменяю ситуацию, а изменяю отношение к ней. Уйти от Вадима не выход, а значит пора прекращать утопически мечтать об Андрее, который не впустит в свою жизнь такую как я: лживую и изворотливую. На недоверии отношений не построить, а дружба куда более важней временных «перепихов». Мне необходимо просто откопать в подсознании радостные клочки совместного быта с Вадимом и склеить их в единую картину.

Усталость и безысходность выбивает из колеи, не позволяя как следует заниматься работой, а той как нельзя кстати с лихвой.

Тихо постучав и не дожидаясь ответа, прохожу в кабинет. Вечно избегать Андрея не получится. У меня заранее от жалости ноет сердце, отрепетированная речь вышибается из головы под прицелом испытывающего взгляда, а язык предательски приклеивается к нёбу, намертво… Под страхом пытки не смогу рассказать правды, но и объявить, что возвращаюсь к Вадиму, очень страшно.

Признаться самой себе в нелогичности действий проще и менее энергозатратно, чем оправдывать сделанный выбор. Вдобавок ко всему глупый.

— Андрей, я видела ты сегодня без машины. Тебя подвезти?

— Нет, я хочу задержаться, — просматривая статьи, Андрей задумчиво крутит карандаш, изображая скуку к факту моего нахождения на его территории.

— Если хочешь, я могу помочь.

— Себе помоги, — ерничает он, принимаясь грызть краешек ластика. — Давай открытым текстом. Не люблю шарады. Вернулся Вадим? — смотрит холодно и отрешённо, а у самого карандаш до хруста в руках сжимается.

И спустя мгновение и мой подтверждающий кивок, ломается с треском, как тонкая корка покрывшая в миг заледеневшее сердце. От перспективы так и остаться не нужной Андрею, закусываю щёку изнутри, нарочно причиняя себе самой физическую боль, которая обязана перекрыть душевную муку. Мягко сказать это не особо помогает.

Мне бы силы найти или пройти к столу, или выбежать прочь и не гореть стыдливым огнём, стоя истуканом. В коленях неприятно покалывает, затёкшие мышцы ноют, но не спешат двигаться. Лишь пульс стучащий по барабанным перепонкам напоминает, что я жива, а не убита хладнокровной отрешенностью Андрея.

— Позволь мне объясниться.

— Не надо, — бросает с наигранным равнодушием, выдавая истинные эмоции. — Давай так: здесь работа, — обрушивается ребром ладони на стол, даже не моргнув от резкого звука. — А там за дверью личная жизнь, — резко вскидывает подбородок, указывая на выход.

— Мы уже смешали два несовместимых ингредиента. Чего теперь уже?!

— Вот и зря. Что тебе нужно? — потирая ушибленное место, слегка кривит губы, то ли от боли, то ли желая сплюнуть от ненавистного разговора. — Моё благословение? Наёмный убийца, или святая вода, чтобы избавить тебя от Вадима. Ты какая-то одержимая им. Он тебя макает в грязь, а ты и рада. Даже обряд экзорцизма через секс со мной не подействовал.

Наконец-то ко мне возвращается двигательная функция и развернувшись на каблуках я стремлюсь спастись бегством от зло брошенных слов и от неприкрытой брезгливости, с которой смотрят на меня стальные глаза, выедая остатки самоконтроля.

Лучше стерпеть пощёчину, чем обидные фразы камнями брошенными в меня, надламывая и без того переломанную судьбу никогда не заживающую до конца.

— Значит плохо изгонял из меня бесов, — буркнув себе под нос, спешу прочь, но оказываюсь пойманной.

Какой всё-таки хороший слух у Крутилина когда ему нужно. Я разворачиваюсь и делаю шаг ему навстречу, хотя все инстинкты уговаривают отступить.

— Плохо значит?! — грубым движением притягивает к себе, впиваясь напряжёнными пальцами в податливую плоть, заставляя меня содрогнуться в жёстком захвате. Бороться с пульсирующей волной под натиском властных рук дело сложное. — А мне казалось тебе всё нравится.

Продолжает солировать в своем пошлом спектакле, запуская ладонь под майку, уверенно ведёт ее наверх к бюстгальтеру.

— Андрей это иллюзия. А когда кажется, то креститься уже поздно. Лучше к врачу, — как можно спокойнее выдыхаю и не убирая его руку, которая по-хозяйски сжимает грудь, дразня почти невесомой лаской, нагнетая в крови уровень блаженства.

— Хочешь сказать, что твои вставшие соски плод моего воображения?! — смакует вульгарный вопрос, как сладкую конфетку, следя за тем, а захочу ли я присоединиться к пробе десерта. — Обманщица, — всматривается с голодным предвкушением, от которого ярче разгораются реакции на близость с ним. — Давай попробуем?!

— Что?

— Попробуем ещё разок выколотить из тебя Штриха. Резинки у меня есть, — бьет по заднему карману, доказывая правдивость шелестом упаковки контрацептива. — Как раз не придется пачкаться об тебя.

— Тогда надень сразу две, не хочу подцепить от твоего дружка какой-нибудь триппак, — перехватив инициативу, нагло парирую, давясь странной смесью чувств.

— Я себя достаточно уважаю, чтобы…

— Чтобы что? — перебиваю на полуслове, злясь всё яростнее на Андрея за его сравнения меня с грязной шлюхой.

— Чтобы не спать с чужими бабами, которые ради забавы прыгают с хрена на хер. Я тебе сердце открывал, а ты ноги раздвигала перед своим бывшим всякий раз как он пальцем тебя манил. Аж тошнит от тебя, — отпрянув в сторону, Андрей вытирает руки о джинсы, избавляясь от тепла и запаха моего тела, причиняя мне боль этим действием. Будто я прокаженная, заражённая страшным моральным разложением.

— Хорошо, что ты испытываешь ко мне отвращение, — нервно скривив губы, выплёвываю то, что язык упорно не хочет произносить. — Этого должно хватить, чтобы ты держался от меня подальше для нашего общего блага.

— Я смогу, ты главное меня за член к себе не притягивай пока окончательно не разберёшься в эротических предпочтениях.

Моя идея приехать к Андрею, не обнаружив Вадима дома, перестаёт казаться такой уж хорошей. Зачем я здесь? И что конкретно меня приводит к Андрею, который чётко озвучил, что я должна сперва определиться, а потом уже что-то хотеть из-под него?

Едва сдерживаю порыв втиснуть в дверной проём прежде, чем он хоть что-то мне скажет или пригласит войти. Несомненно приглашения не требуется, наши отношения далеки от велико-светских, без всяких там расшаркиваний, соблюдений манер этикета. Но сейчас почему-то важна его отмашка. Продолжаю просто таращиться на него, изучая мимику лица в поисках зацепки, рад ли он моему визиту, либо придётся возвращаться домой.

Кажется, Андрей удивлен до потери дара речи, хотя едва заметную тень улыбки скрыть не получается. Дабы разрядить затянувшуюся неловкость момента, обхватываю его щеки ладонями и нервно целую, пробивая языком оборону плотно сжатых губ. Мне приходится привстать на цыпочки, ведь инициатором происходящего безумия являюсь я.

Оказывать сопротивление Крутилину удается лишь несколько секунд. И вот я уже не на лестничной площадке, а в полумраке прихожей, в его объятиях. За движениями рук и губ уже не угнаться, теперь он ведёт в нашем танце, вжимаясь сильным торсом в трепетную фигурку. Слышу сбивчивое дыхание, но не могу определить кому из нас оно принадлежит. Всё настолько сплетается воедино.

Андрей нехотя прерывается на долю секунды, оторвавшись от губ, чтобы стянуть с меня футболку, прилипшую к взмокшей коже. Теперь нас не разделяет ненавистная ткань и я ощущаю весь жар, исходящий от его тела, чувствую россыпь мелких мурашек вздыбившихся от вожделения. Как же мне его не хватало: рук, губ, манящего запаха. Крепко обвив шею руками, зарываюсь пальцами в еще влажные после душа волосы Андрея, не желая отпускать от себя.

— Ты ушла от него? — отстраняясь, сбивчиво шепчет Андрей.

— Что?

Вопрос получается каким-то нелепым, совсем ни к месту. Зачем портить такое интимное мгновение ненужными расспросами? Снова придвигаюсь ближе, сокращая расстояние и пытаясь перетянуть одеяло на себя. Но не дать ему углубиться в выяснение отношений, не выходит, Андрей с упорством барана гнет свою линию. А я начинаю испытывать дурацкое ощущение растерянности.

— Ты рассталась со Штрихом?

«Опять двадцать пять!» — раздосадовано завываю от никчемного вопроса, ловя себя на мысли, что при всём этом Андрею невероятно тяжело проводить этот допрос.

Что теперь отвечать? Снова соврать? А смысл, шило в мешке не утаить. Сказать правду, только оттолкнуть его. Но Андрей спрашивает из вежливости, не требуя ответа и так понимая, что к чему. Он бьет кулаком в стену, предельно близко от моего лица, чем заставляет вздрогнуть скорее от нежданности, чем от страха. А какой реакции ещё можно ожидать? Его гнев вполне оправдан и понятен. Мои глаза успевают привыкнуть к сумраку, поэтому без особого труда улавливаю в его взгляде разочарование, некую боль.

— Ну зачем ты портишь такой момент?

— Мне надо знать, ты свободна или нет?!

Гордость при выше всего, он не дает мне прикоснуться к себе, перехватив запястье. Его нервная дрожь передается и мне, начиная трясти нас обоих.

— Я запуталась, — перехожу на шёпот, словно боясь громко заявить о своём секрете. — Между нами что-то есть, не спорю. Но это скорее физика. А с Вадимом мы давно, это другое понимаешь.

— Вот и катись к нему.

— Андрей, давай не будем усложнять.

Выбираю наиболее спокойный тембр голоса, но и он мимо кассы. Мой собеседник не то что не успокаивается, а внешне ещё сильней напрягается.

— Коне-е-ечно!!! Тут же нет ничего сложного. Ты захотела физики, пришла ко мне. А потом в ванной отмоешься и ляжешь под бочок к Штриху.

Мне становится противно от его слов, нет ни так, не от слов. А от того, что всё сказанное чистая правда. Я не выбираю между ними, не бросаю одного ради другого. Я принимаю условия игры обозначенные Штрихом, но не могу отказать себе в удовольствии и не провести время с Андреем с пользой для тела.

— Извини, — цежу сквозь зубы.

— А мне извинения не нужны, ты милому своему кайся. Я ведь так членозаменитель.

Горечь сквозит в каждом его слове, а ненависть к самой себе нарастает очень стремительно, сжимаясь болезненным кольцом вокруг головы.

— Ну зачем ты так?

— Как так? — отпустив меня наконец, Андрей разводит руками в недоумении. — Я себя шлюхой чувствую. У Зановской зачесалось, она и притопала.

Я виновато опускаю голову, пряча стыдливость в рассыпавшихся волосах, а он надевает на меня футболку, тем самым показывая, что на сегодня аттракцион плотских утех закрыт. Подобрать слов в своё оправдание никак не получается. Что бы не сказала, сейчас это будет звучать коряво и бессмысленно. Впопыхах нагоняю удаляющийся силуэт, обняв, прислоняюсь щекой к спине. Брезгливо поведя плечами Андрей высвобождается из моих объятий.

— Реши для себя, кто тебе нужен, — выговаривает в темноту, чеканя каждое слово. — Не хочу быть подушечкой антистресс, которую пожамкали и забросили до следующего раза.

— Раньше ты не был так категоричен к сексу без обязательств. Что теперь не так?

Резко развернувшись ко мне лицом, Андрей натужно ухмыляется.

— А то, что сейчас ты вернулась к Штриху. И если ты с ним, то не надо приходить ко мне ища утешения или адреналина.

— Я ничего такого не жду от наших встреч. Наверное зря пришла. Извини.

Выскакивая на лестничную площадку, бросив балетки в Андрейкиной прихожей, торопливо спускаюсь на первый этаж, не заморачиваясь с лифтом.

— Стой, — ловит у самой входной двери и судорожно сглатывает прежде чем, снова заговорить. — Хочу кое-что понять. Если ты всегда возвращаешься к нему, значит любишь его. А если любишь, то почему ты сейчас со мной, а не с ним?

Разговор застаёт меня врасплох, даже не знаю что ответить, продолжая пялиться себе под ноги, всматриваясь как нелепо я выгляжу босиком в далеко не идеально чистом подъезде. Как я могу ответить Андрею, если и самой себе не в состоянии объяснить, что творю?

— Мы вместе с ним больше шести лет. Это о чём то да говорит, — поддев пальцем монетку, скидываю ту со ступенек, разбавляя тишину звоном скатившейся мелочи. — Может это привычка, а может….

— Я не спрашивал сколько вы вместе, — зло встряхивает за плечи, словно выбивая грубостью из меня признание и подталкивая к выходу. — Ты любишь его? Да или нет?

Его действительно расстраивает моё глухое молчание. Он поспешно прячет лицо в ладонях, жёстко проводя по нему и гулко выдыхая негодование прямо в руки сложенные лодочкой перед носом.

Пищит домофон, выпуская нас обоих во двор затянутый сумраком, в пелене которого я не сразу выхватываю три силуэта впереди себя. Спустя долю секунды слышу глухой удар и сдавленный выдох лишенный боли, но наделённый неожиданным спазмом. Андрей валится мне под ноги, приложив ладонь к явно разбитой голове.