Ветвь Четвёртая. Мгер Младший
Пусть будет добром помянут сасунский Младший Мгер!
Мы добрым словом помянем верную Гоар-Ханум!
Пусть будет добром помянут вещий Кери-Торос!
Пусть будет добром помянут добрый Горлан Оган
И тот, кто Младшего Мгера деянья поведал нам!
Ныне пред нами раскинулась Младшего Мгера ветвь.
Часть первая
МГЕР ОПЛАКИВАЕТ СМЕРТЬ ОТЦА
В тот день, когда Давид и Хандут скончались, их сын Мгер находился в Капуткохе.
Весть о кончине родителей до него не дошла. Вместе с сорока неженатыми юношами и сорока молодыми девушками он пировал, семилетнее вино пил, чтобы боль от проклятья отцовского заглушить.
Вачо Марджо нарочно держал его в неведении. Он так рассуждал: «Пусть Мгер позабудет отца своего и родной Сасун, пусть останется у нас навсегда и превратится в мощный оплот нашей страны!»
Некоторое время спустя Чымшкик-султан прислала из Хлата Кери-Торосу письмо:
Отцы города Сасуна! Не миновать мне с вами сражаться. Ваш Давид со мной обручился, мы с ним кольцами обменялись, но он меня обманул и в жены себе взял другую. Давида за клятвопреступление я убила, Сасун обложила данью. Согласны платить мне дань? Тогда платите! А не то я пойду на Сасун войной, землю вашу и камни кровью обагрю и с собой унесу.
Прочел письмо Кери-Торос, созвал отцов города, посоветовался с ними и такие слова сказал:
– Чымшкик-султан пойдет войной на Сасун, землю нашу и камни кровью обагрит. Давайте пошлем людей к Давидову тестю, Мгера у него возьмем и приведем в Сасун, чтобы он за отца отомстил и стал своего края правителем, – тогда у Сасуна будет защитник.
Кери-Торос и Горлан Оган взяли с собой семь буйволовых шкур, отправились в Капуткох, пришли к Вачо Марджо и сказали:
– Тут у вас живет мальчик, сын нашего родича. Где он?
– Он умер, – отвечал им Вачо Марджо.
Вачо солгал. Мгера он спрятал за семью воротами, у каждых ворот стражу поставил, по его велению все время били бубны и звучали зурны, чтобы Мгер не услышал голос своего рода и не вышел на свет Божий. Вачо Марджо недаром так им дорожил: Мгер, словно крепость, охранял Капуткох, не давал врагам близко к нему подойти.
– Умер? – переспросил Кери-Торос.
– Ей-Богу, умер! – поклялся Вачо Марджо.
– У наших покойников есть примета, – сказал Кери-Торос. – Рост годовалого сасунца равен десяти алепским кангунам, рост двухгодовалого равен двадцати алепским кангунам. Каждый год сасунец прибавляется в росте на десять кангунов. Мы сразу отличим могилы наших соотчичей.
Пошли они на кладбище, смотрят: нет ни одной подходящей по размеру могилы. Тогда Горлан Оган сказал:
– А ну, Вачо Марджо, говори: где ты прячешь нашего родича? Лучше скажи, а не то я так заору, что все ваши беременные женщины со страху выкинут, все ваши коровы выкинут, все ваши буйволицы выкинут, все кобылы ваши выкинут, все ваши старики и старухи со страху помрут. Не бери ты греха на душу, отдай добром нашего мальчика, а мы его домой отвезем.
Но Вачо Марджо так и не указал, где он спрятал Мгера. Тогда Горлан Оган обмотал себя семью буйволовыми шкурами, чтобы от собственного крика не лопнуть, привязал себя цепью к дереву, чтобы собственный голос его не унес, и крикнул:
Эй, Мге-е-ер! Ты пьешь вино.
Эй, Мге-е-ер! Ты пьешь вино,
Пируешь целый год…
Давид с Хандут в земле лежат,
Враги Сасун опустошат,
Погибнет наш народ…
Услышал его голос Мгер и сказал:
– Тише! Стихните, зурны и бубны! Я услышал голос моего рода. Но гусаны еще громче заиграли. А начальник стражи сказал:
– Дорогой ты мой Мгер! Как ты мог услыхать голос своего рода? До твоего рода нужно двадцать дней ехать.
В это время снова крикнул Горлан Оган:
– Мгер, Мгер, Мгер, э-эй!..
– Перестаньте, зурны и бубны! – сказал Мгер. -
До меня долетает голос родной,
С востока иль с запада – не пойму.
То дядя Оган приехал за мной,
Но с юга иль с севера – не пойму.
Тут капуткохские гусаны еще громче заиграли. А начальник стражи сказал:
– Милый ты мой Мгер! Твой дядя отсюда далеко, ты его не услышишь. Это ребятишки на дворе кричат. Пей и веселись.
В это время снова крикнул Горлан Оган:
Эй, Мгер! Эй, Мгер! Выходи-и-и!
Зову я тебя с востока,
И с запада я зову,
И с юга тебя я кличу,
И с севера я кричу:
Убила Давида Чымшкик -
Вынула душу у нас.
К отмщенью зовет его смерть.
Ведь ты же сасунец, Мгер, -
Так приди отомстить за отца!
Эй, Мгер! Эй, Мгер! Выходи-и-и!
– Век живи, царь! Обрушил ты на наши головы беду! Отдай ты им сасунского шалого сироту, чтобы Горлан Оган перестал горло драть. Все наши беременные женщины со страху выкинули, все коровы наши выкинули, все буйволицы выкинули, все кобылы выкинули, все старики и старухи со страху померли.
А Горлан Оган им на это:
– Жалуйтесь, жалуйтесь, а я еще разок крикну… Эй, молодец!.. Мгер, Мгер, Мгер, э-эй!!!
– Вот как Бог свят, это голос моего рода! – сказал Мгер.
Тут он вскочил, одного гусана с такой силой швырнул на другого, что оба испустили дух; кого об стену хватил – череп раскроил, кому ногой наподдал; одни ворота повалил, дошел до других – и эти свалил.
Все семь ворот повалил, вышел и, словно молодой буйвол, в первый раз после долгой зимы выпущенный из хлева, огляделся по сторонам.
Мгер так возмужал и так изменился лицом, что сасунцы его не узнали.
– Дай-ка я испытаю его, Оган, – молвил Кери-Торос. – Если это не Давидов сын, я его убью, и мы возвратимся в Сасун.
Преградил Мгеру путь Кери-Торос и говорит:
– Эй, молодец! Ты куда? Уж очень ты расшатался.
– Кто-то меня звал, – молвил в ответ ему Мгер, – вот только не знаю кто.
– Да ты кто таков? Кому понадобилось тебя звать?
– «Кто, кто»!.. Человек, такой же, как ты.
– Нет, ты молокосос.
– Кто, я молокосос?
Осерчал Мгер, обхватил Кери-Тороса обеими руками, стиснул так, что один бок коснулся другого.
Помертвел Кери-Торос и упал без чувств. Спрыснули его водой, живот ему растерли. Наконец он пришел в себя и сказал:
– Ой-ой-ой!.. Чей же ты сын, парень? Поведай нам, кто твой отец, кто твоя мать, а не то я скажу, что ты приблудыш.
– Сам ты приблудыш! – вскричал Мгер. – Отец мой – Давид Сасунский, моя мать – Хандут.
Тут они друг друга узнали, кинулись друг к другу на шею. Хотел было Мгер обнять Кери-Тороса, но дядя отпрянул.
– Шалишь, мой мальчик! Ты мне уже намял бока, будет с тебя!
– Он двух моих сыновей убил, – вмешался Вачо Марджо.
– Мы тут ни при чем, – отрезал Кери-Торос. – Он твой внук.
– То-то и оно-то, что внук, – подхватил Вачо Марджо. – Вы же мне его отдали взамен двух моих сыновей, а нынче пришли за ним. Мальчик мой Мгер! Ты в Сасун поедешь или же останешься в Капуткохе?
– То есть как это он останется в Капуткохе? – вспылил Горлан Оган. – Едем в Сасун, Мгер!
Смотрит Мгер: Кери-Торос приехал за ним, Оган приехал за ним, а отец не приехал.
– А где же отец? – спросил Мгер. – Отчего он за мной не приехал?
– Ах, Мгер! – со слезами в голосе воскликнул Горлан Оган. – Отца твоего убила Чымшкик-султан, а мать умерла с горя. На днях Чымшкик-султан придет, разрушит Сасун, землю нашу и камни кровью обагрит и в Хлат унесет.
– Отец мой убит? Моя мать умерла?
Испустив этот вопль, Мгер повалился на землю ничком и зарыдал. Keри-Topoc и Горлан Оган бросились к нему, но как они ни бились, так и не смогли его поднять.
Плакал Мгер три дня и три ночи, слезы его провели в земле глубокие борозды, ручьями текли.
Трое суток спустя Мгер приподнялся, сел, голову обхватил руками и запричитал:
Ослепните, очи! Осиротел я, дитя…
Нет, не наденет отец бранный кафтан!
Ослепните, очи! Осиротел я, дитя…
Пояс серебряный не обовьет ему стан.
Ослепните, очи! Осиротел я, дитя…
Темя ему не прикроет сталь шишака.
Ослепните, очи! Осиротел я, дитя…
Не обуть отцу моему два стальных сапожка.
Ослепните, очи! Осиротел я, дитя…
Молнию-меч не поднимет его рука.
Ослепните, очи! Осиротел я, дитя…
Больше не сесть ему на Джалали-Конька!..
Кончив причитать, Мгер встал, вскочил на коня и вместе с Кери-Торосом и Горланом Оганом направил путь в Сасун.
МГЕР МСТИТ ЗА ОТЦА
При дороге в Сасун стоял монастырь Матхаванк.
Чымшкик-султан и другие цари – Давидовы недруги – знали, что путь Мгера мимо Матхаванка лежит. И вот послали они к настоятелю монастыря нарочного, золото ему посулили, на словах передать велели:
«Когда Мгер Сасунский покажется, ты нас извести». Замышляли они броситься Мгеру наперерез и убить его.
Уже вечерело, когда сасунцы приблизились к Матхаванку. Кери-Торос впереди ехал, Мгер и Горлан Оган – сзади. Вдруг Кери-Торос остановил коня.
– Что это ты остановился? – спросил Мгер.
– Гляди, – сказал Кери-Торос. – Высокие дубы срублены и навалены поперек дороги.
– Это вражьих рук дело, – заметил Горлан Оган.
Не знали они, что дубы навалены по приказу игумена. Он так рассчитал: начнут сасунцы расчищать дорогу, устанут и зайдут в монастырь отдохнуть, тут-то их недруги нагрянут и с ними покончат.
– Дедушка Торос! – предложил Мгер. – Вы с дедушкой Оганом поднимайте вдвоем деревья и передавайте мне, а я их с обрыва вниз покидаю.
Сказано – сделано. Кери-Торос и Горлан Оган поднимали кряжистые дубы и передавали Мгеру, а тот, словно медведь, брал их в охапку и кидал с обрыва. Так трудились они до заката, доверху завалили пропасть срубленными деревьями, путь себе расчистили, но притомились.
Поехали дальше, смотрят – в темноте монастырь белеется. Подъехали они к воротам, постучали. Вышел настоятель, спросил:
– Что вам надобно?
– Мы – усталые путники, – отвечали сасунцы. – Впусти нас. Мы отдохнем, выспимся, а на зорьке снова тронемся в путь.
Настоятель впустил сасунцев, велел угостить их на славу, спокойной ночи им пожелал и ушел, а к врагам сасунцев гонца послал.
Усталые путники поужинали и легли спать.
Раным-рано проснулся Кери-Торос, в окошко выглянул. Смотрит – несметная рать осадила обитель. Тут он как крикнет:
– Эй, Мгер, вставай! Войска семи царей окружили нас.
Мгер и Горлан Оган вскочили, к окну подбежали. Смотрят – травам полевым есть счет, вражескому войску нет счету. Среди войска стоял игумен и пальцем показывал на ту комнату, где спали сасунцы. Мгер недолго думая облачился в доспехи.
– Хлеб, вино, всемогущий Господь!.. – воскликнул он. – За мной! И не трусить!..
Выбежал Мгер, вскочил на коня, палицу взял и поскакал.
Кери-Торос и Горлан Оган тоже сели на коней и поскакали.
Врезался Мгер в войско. Только что был он здесь – глядь, уже там; направо и налево рубил, косил, громил и рассеивал недругов, подобно тому как ветер-дракон рассеивает тучи мошкары.
Кери-Торос и Горлан Оган взыграли духом. Вырвали они с корнями каждый по тополю и напали на вражье войско.
– Эй!.. – крикнул Мгер. – Зачем это вы с тополями?
– Ты устилаешь ток снопами и веешь зерно, а мы наметываем с краев.
Как увидели цари-недруги, что войска их разбиты, вскочили на коней и стремглав понеслись каждый в свою страну.
Впереди всех мчалась Чымшкик-султан.
Мгер поймал настоятеля, привел в монастырь, схватил за волосы, ударил головой оземь и сказал:
– Коль скоро игумен оказался предателем, то монастырь этот будет именоваться впредь не Матхаванк, а Матнаванк [храм предателя]!
…По прибытии в Сасун Горлан Оган достал оружие и доспехи сасунского царствующего дома, вывел из конюшни Конька Джалали и сказал:
– Родной ты наш Мгер! Надевай отцовские доспехи, бери отцовское оружие, садись на отцовского коня. Теперь ты у нас единственный оплот царства Сасунского – так для кого же мне все это беречь?
И тут Мгер
Облачился в отцовский бранный кафтан,
Серебряным поясом обвил стан,
Водрузил на главу отцовский шелом,
Взмахнул отцовским длинным копьем,
Палицу положил на плечо,
Перепоясался молниевидным мечом,
На ногах у него два стальных сапожка,
Он огладил рукой Джалали-Конька,
Седлом перламутровым его оседлал,
Уздой золотою его взнуздал
и уже занес было ногу, чтобы вскочить в седло, как вдруг Конек Джалали заговорил человечьим голосом:
– Ну-ну!.. Всякий мозгляк будет на меня карабкаться! Да ты что, об ста головах? Разве у тебя хватит ловкости сесть на Конька Джалали?
– Не огорчай ты меня, Конек Джалали! – с мольбою промолвил Мгер. – Я – оплот Сасунского царства, твоего хозяина сын.
– Слова твои мне в душу запали, – отвечал Конек Джалали. – Я чту память Давида и ради него не трону тебя. Садись!
Вскочил Мгер на Джалали, взял с собой Кери-Тораса и Горлана Огана и помчался в город Хлат, чтобы отомстить за Давида Чымшкик-султан.
Дорогой Оган сказал:
– Мальчик мой Мгер, выслушай ты меня! Ты еще молод, мы с Кери-Торосо,м постарели, у нас уже не прежняя удаль… А город Хлат – неприступная крепость, Чымшкик-султан – воительница непобедимая…
Смекнул Мгер, к чему Оган клонит.
– Дед! – воскликнул он. – Иль не сасунцы мы? Нет, мы – сасунцы! Цари из враждебных нам стран не смеют подойти даже к могилам наших покойников. Припустим коней – и в бой!
Тут снова человечьим голосом заговорил Конек Джалали:
– Не страшитесь! Коль не хватит у вас мечей, пламя из ноздрей моих заменит вам меч. Если копий у вас не хватит – каждый волос моего хвоста копье вам заменит. Если палиц у вас не хватит, копыта мои заменят вам палицы. Коли нет у вас войска – ветер, который я скоком своим поднимаю, заменит вам рать!
Мгер и его спутники припустили коней, доскакали до Хлата.
– Как же вы порешили? – спросил Мгер. – На войско идти иль на крепость?
Старики думали-думали и надумали:
– Коль на войско идти – больно много у них войска; коль на крепость идти – больно крепость крепка…
Рассмеялся Мгер.
– Ай-ай-ай!.. Вот чудаки! – сказал он. – Каждый из вас вдвое тяжеле меня. Я обоих вас вместе пошлю, а сам пойду один. Ну как, теперь согласны?
Устыдились Горлан Оган и Кери-Торос.
– Ладно, пойдем на крепость, – сказали они. И пошли на крепость.
Поднял Мгер меч-молнию и, как гром, на врага ударил. Распахал, словно плугом, всю землю, направо и налево рубил, громил. Как неутомимый косец, косил он врагов, и враги, как скошенная трава, ложились рядами. Выкосив ряд из войска Чымшкик-султан, Мгер каждый раз приговаривал:
– Это за моего отца, это за моего отца!..
Чымшкик-султан, припав к гриве коня, ударилась в бегство. Мгер настиг ее, пронзил копьем, наземь свалил, привязал за волосы к хвосту Конька Джалали, погнал коня, и конь по клочкам ее разметал, так что в каждой стране по одному клочку от этой ведьмы осталось, а на хвосте у Джалали одни лишь ее косы висели.
Отомстив врагу своего отца, Мгер оказал:
– А теперь поглядим, как дело идет у Кери-Тороса и Горлана Огана!
И погнал Мгер коня в город Хлат.
…Тем временем Кери-Торос и Горлан Оган город разрушили, а жителей перебили. Осталась во всем городе одна-единственная кошка и та взобралась на вышку минарета и оттуда с недоумением глядела по сторонам. Мгер вырвал с корнем стройный тополь и сбил кошку с минарета. Жажда мести была в нем так сильна, что он не мог равнодушно видеть живое существо в той стране, где убили его отца.
Убив в Хлате последнюю кошку, Мгер вместе со стариками поднялся на вершину горы Немрут – поглядеть, не осталось ли целым какое-нибудь селение в государстве Хлатском. И вдруг видит: над городом Хлатом вьется узенькая струйка дыма. Спустились они втроем в город. Оказалось, старуха разжигала среди развалин костер, а от костра поднимался дым.
Сасунцы подошли и спросили:
– Ты зачем дымишь? А старуха им:
– Пусть сумасброды сасунские не говорят, будто они дотла разорили Хлат, так что и дым не идет.
– А что это ты закаляешь на огне? – спросил Мгер.
– Ядовитую стрелу, – отвечала старая ведьма. – Этой стрелой я убью Мгера Сасунского, так же как убили его отца.
Мгер подмигнул своим спутникам и обратился к ней:
– Старуха! Да ведь я и есть Мгер Сасунский! А что, если я сейчас согну эти два дерева, привяжу тебя за одну ногу к этому дереву, за другую – к тому, а потом отпущу их, деревья поднимутся и разорвут тебя пополам – как это тебе понравится?.. Но нет, ты – старая женщина. Если я тебя убью, люди скажут: Мгер Сасунский убил старуху. Ладно, живи и дыми сколько угодно! За отца я уже отомстил.
Мгер и спутники его поехали своей дорогой, а старуха крикнула ему вслед:
– Пусть земля под тобою разверзнется, Мгер! Чтоб тебе в камень уйти и в камне покоя не найти!
Это проклятие ядовитой стрелой вонзилось в сердце Мгера.
– Кери-Торос! – сказал он. – Я этой старухе жизнь подарил, я за зло отплатил ей добром. Почему же она меня проклинает?
– Так уж, мой мальчик, устроен мир, – отвечал Кери-Торос. – Кто делает добро, тому голову секут.
– Кери-Торос! – продолжал Мгер. – А почему ж так неладно устроен мир?
– Не знаю, мой мальчик. Сто лет живу я на свете, а до сути вещей не добрался!
МГЕР ОПЛАКИВАЕТ СМЕРТЬ ОТЦА
В тот день, когда Давид и Хандут скончались, их сын Мгер находился в Капуткохе.
Весть о кончине родителей до него не дошла. Вместе с сорока неженатыми юношами и сорока молодыми девушками он пировал, семилетнее вино пил, чтобы боль от проклятья отцовского заглушить.
Вачо Марджо нарочно держал его в неведении. Он так рассуждал: «Пусть Мгер позабудет отца своего и родной Сасун, пусть останется у нас навсегда и превратится в мощный оплот нашей страны!»
Некоторое время спустя Чымшкик-султан прислала из Хлата Кери-Торосу письмо:
Отцы города Сасуна! Не миновать мне с вами сражаться. Ваш Давид со мной обручился, мы с ним кольцами обменялись, но он меня обманул и в жены себе взял другую. Давида за клятвопреступление я убила, Сасун обложила данью. Согласны платить мне дань? Тогда платите! А не то я пойду на Сасун войной, землю вашу и камни кровью обагрю и с собой унесу.
Прочел письмо Кери-Торос, созвал отцов города, посоветовался с ними и такие слова сказал:
– Чымшкик-султан пойдет войной на Сасун, землю нашу и камни кровью обагрит. Давайте пошлем людей к Давидову тестю, Мгера у него возьмем и приведем в Сасун, чтобы он за отца отомстил и стал своего края правителем, – тогда у Сасуна будет защитник.
Кери-Торос и Горлан Оган взяли с собой семь буйволовых шкур, отправились в Капуткох, пришли к Вачо Марджо и сказали:
– Тут у вас живет мальчик, сын нашего родича. Где он?
– Он умер, – отвечал им Вачо Марджо.
Вачо солгал. Мгера он спрятал за семью воротами, у каждых ворот стражу поставил, по его велению все время били бубны и звучали зурны, чтобы Мгер не услышал голос своего рода и не вышел на свет Божий. Вачо Марджо недаром так им дорожил: Мгер, словно крепость, охранял Капуткох, не давал врагам близко к нему подойти.
– Умер? – переспросил Кери-Торос.
– Ей-Богу, умер! – поклялся Вачо Марджо.
– У наших покойников есть примета, – сказал Кери-Торос. – Рост годовалого сасунца равен десяти алепским кангунам, рост двухгодовалого равен двадцати алепским кангунам. Каждый год сасунец прибавляется в росте на десять кангунов. Мы сразу отличим могилы наших соотчичей.
Пошли они на кладбище, смотрят: нет ни одной подходящей по размеру могилы. Тогда Горлан Оган сказал:
– А ну, Вачо Марджо, говори: где ты прячешь нашего родича? Лучше скажи, а не то я так заору, что все ваши беременные женщины со страху выкинут, все ваши коровы выкинут, все ваши буйволицы выкинут, все кобылы ваши выкинут, все ваши старики и старухи со страху помрут. Не бери ты греха на душу, отдай добром нашего мальчика, а мы его домой отвезем.
Но Вачо Марджо так и не указал, где он спрятал Мгера. Тогда Горлан Оган обмотал себя семью буйволовыми шкурами, чтобы от собственного крика не лопнуть, привязал себя цепью к дереву, чтобы собственный голос его не унес, и крикнул:
Эй, Мге-е-ер! Ты пьешь вино.
Эй, Мге-е-ер! Ты пьешь вино,
Пируешь целый год…
Давид с Хандут в земле лежат,
Враги Сасун опустошат,
Погибнет наш народ…
Услышал его голос Мгер и сказал:
– Тише! Стихните, зурны и бубны! Я услышал голос моего рода. Но гусаны еще громче заиграли. А начальник стражи сказал:
– Дорогой ты мой Мгер! Как ты мог услыхать голос своего рода? До твоего рода нужно двадцать дней ехать.
В это время снова крикнул Горлан Оган:
– Мгер, Мгер, Мгер, э-эй!..
– Перестаньте, зурны и бубны! – сказал Мгер. -
До меня долетает голос родной,
С востока иль с запада – не пойму.
То дядя Оган приехал за мной,
Но с юга иль с севера – не пойму.
Тут капуткохские гусаны еще громче заиграли. А начальник стражи сказал:
– Милый ты мой Мгер! Твой дядя отсюда далеко, ты его не услышишь. Это ребятишки на дворе кричат. Пей и веселись.
В это время снова крикнул Горлан Оган:
Эй, Мгер! Эй, Мгер! Выходи-и-и!
Зову я тебя с востока,
И с запада я зову,
И с юга тебя я кличу,
И с севера я кричу:
Убила Давида Чымшкик -
Вынула душу у нас.
К отмщенью зовет его смерть.
Ведь ты же сасунец, Мгер, -
Так приди отомстить за отца!
Эй, Мгер! Эй, Мгер! Выходи-и-и!
– Век живи, царь! Обрушил ты на наши головы беду! Отдай ты им сасунского шалого сироту, чтобы Горлан Оган перестал горло драть. Все наши беременные женщины со страху выкинули, все коровы наши выкинули, все буйволицы выкинули, все кобылы выкинули, все старики и старухи со страху померли.
А Горлан Оган им на это:
– Жалуйтесь, жалуйтесь, а я еще разок крикну… Эй, молодец!.. Мгер, Мгер, Мгер, э-эй!!!
– Вот как Бог свят, это голос моего рода! – сказал Мгер.
Тут он вскочил, одного гусана с такой силой швырнул на другого, что оба испустили дух; кого об стену хватил – череп раскроил, кому ногой наподдал; одни ворота повалил, дошел до других – и эти свалил.
Все семь ворот повалил, вышел и, словно молодой буйвол, в первый раз после долгой зимы выпущенный из хлева, огляделся по сторонам.
Мгер так возмужал и так изменился лицом, что сасунцы его не узнали.
– Дай-ка я испытаю его, Оган, – молвил Кери-Торос. – Если это не Давидов сын, я его убью, и мы возвратимся в Сасун.
Преградил Мгеру путь Кери-Торос и говорит:
– Эй, молодец! Ты куда? Уж очень ты расшатался.
– Кто-то меня звал, – молвил в ответ ему Мгер, – вот только не знаю кто.
– Да ты кто таков? Кому понадобилось тебя звать?
– «Кто, кто»!.. Человек, такой же, как ты.
– Нет, ты молокосос.
– Кто, я молокосос?
Осерчал Мгер, обхватил Кери-Тороса обеими руками, стиснул так, что один бок коснулся другого.
Помертвел Кери-Торос и упал без чувств. Спрыснули его водой, живот ему растерли. Наконец он пришел в себя и сказал:
– Ой-ой-ой!.. Чей же ты сын, парень? Поведай нам, кто твой отец, кто твоя мать, а не то я скажу, что ты приблудыш.
– Сам ты приблудыш! – вскричал Мгер. – Отец мой – Давид Сасунский, моя мать – Хандут.
Тут они друг друга узнали, кинулись друг к другу на шею. Хотел было Мгер обнять Кери-Тороса, но дядя отпрянул.
– Шалишь, мой мальчик! Ты мне уже намял бока, будет с тебя!
– Он двух моих сыновей убил, – вмешался Вачо Марджо.
– Мы тут ни при чем, – отрезал Кери-Торос. – Он твой внук.
– То-то и оно-то, что внук, – подхватил Вачо Марджо. – Вы же мне его отдали взамен двух моих сыновей, а нынче пришли за ним. Мальчик мой Мгер! Ты в Сасун поедешь или же останешься в Капуткохе?
– То есть как это он останется в Капуткохе? – вспылил Горлан Оган. – Едем в Сасун, Мгер!
Смотрит Мгер: Кери-Торос приехал за ним, Оган приехал за ним, а отец не приехал.
– А где же отец? – спросил Мгер. – Отчего он за мной не приехал?
– Ах, Мгер! – со слезами в голосе воскликнул Горлан Оган. – Отца твоего убила Чымшкик-султан, а мать умерла с горя. На днях Чымшкик-султан придет, разрушит Сасун, землю нашу и камни кровью обагрит и в Хлат унесет.
– Отец мой убит? Моя мать умерла?
Испустив этот вопль, Мгер повалился на землю ничком и зарыдал. Keри-Topoc и Горлан Оган бросились к нему, но как они ни бились, так и не смогли его поднять.
Плакал Мгер три дня и три ночи, слезы его провели в земле глубокие борозды, ручьями текли.
Трое суток спустя Мгер приподнялся, сел, голову обхватил руками и запричитал:
Ослепните, очи! Осиротел я, дитя…
Нет, не наденет отец бранный кафтан!
Ослепните, очи! Осиротел я, дитя…
Пояс серебряный не обовьет ему стан.
Ослепните, очи! Осиротел я, дитя…
Темя ему не прикроет сталь шишака.
Ослепните, очи! Осиротел я, дитя…
Не обуть отцу моему два стальных сапожка.
Ослепните, очи! Осиротел я, дитя…
Молнию-меч не поднимет его рука.
Ослепните, очи! Осиротел я, дитя…
Больше не сесть ему на Джалали-Конька!..
Кончив причитать, Мгер встал, вскочил на коня и вместе с Кери-Торосом и Горланом Оганом направил путь в Сасун.
МГЕР МСТИТ ЗА ОТЦА
При дороге в Сасун стоял монастырь Матхаванк.
Чымшкик-султан и другие цари – Давидовы недруги – знали, что путь Мгера мимо Матхаванка лежит. И вот послали они к настоятелю монастыря нарочного, золото ему посулили, на словах передать велели:
«Когда Мгер Сасунский покажется, ты нас извести». Замышляли они броситься Мгеру наперерез и убить его.
Уже вечерело, когда сасунцы приблизились к Матхаванку. Кери-Торос впереди ехал, Мгер и Горлан Оган – сзади. Вдруг Кери-Торос остановил коня.
– Что это ты остановился? – спросил Мгер.
– Гляди, – сказал Кери-Торос. – Высокие дубы срублены и навалены поперек дороги.
– Это вражьих рук дело, – заметил Горлан Оган.
Не знали они, что дубы навалены по приказу игумена. Он так рассчитал: начнут сасунцы расчищать дорогу, устанут и зайдут в монастырь отдохнуть, тут-то их недруги нагрянут и с ними покончат.
– Дедушка Торос! – предложил Мгер. – Вы с дедушкой Оганом поднимайте вдвоем деревья и передавайте мне, а я их с обрыва вниз покидаю.
Сказано – сделано. Кери-Торос и Горлан Оган поднимали кряжистые дубы и передавали Мгеру, а тот, словно медведь, брал их в охапку и кидал с обрыва. Так трудились они до заката, доверху завалили пропасть срубленными деревьями, путь себе расчистили, но притомились.
Поехали дальше, смотрят – в темноте монастырь белеется. Подъехали они к воротам, постучали. Вышел настоятель, спросил:
– Что вам надобно?
– Мы – усталые путники, – отвечали сасунцы. – Впусти нас. Мы отдохнем, выспимся, а на зорьке снова тронемся в путь.
Настоятель впустил сасунцев, велел угостить их на славу, спокойной ночи им пожелал и ушел, а к врагам сасунцев гонца послал.
Усталые путники поужинали и легли спать.
Раным-рано проснулся Кери-Торос, в окошко выглянул. Смотрит – несметная рать осадила обитель. Тут он как крикнет:
– Эй, Мгер, вставай! Войска семи царей окружили нас.
Мгер и Горлан Оган вскочили, к окну подбежали. Смотрят – травам полевым есть счет, вражескому войску нет счету. Среди войска стоял игумен и пальцем показывал на ту комнату, где спали сасунцы. Мгер недолго думая облачился в доспехи.
– Хлеб, вино, всемогущий Господь!.. – воскликнул он. – За мной! И не трусить!..
Выбежал Мгер, вскочил на коня, палицу взял и поскакал.
Кери-Торос и Горлан Оган тоже сели на коней и поскакали.
Врезался Мгер в войско. Только что был он здесь – глядь, уже там; направо и налево рубил, косил, громил и рассеивал недругов, подобно тому как ветер-дракон рассеивает тучи мошкары.
Кери-Торос и Горлан Оган взыграли духом. Вырвали они с корнями каждый по тополю и напали на вражье войско.
– Эй!.. – крикнул Мгер. – Зачем это вы с тополями?
– Ты устилаешь ток снопами и веешь зерно, а мы наметываем с краев.
Как увидели цари-недруги, что войска их разбиты, вскочили на коней и стремглав понеслись каждый в свою страну.
Впереди всех мчалась Чымшкик-султан.
Мгер поймал настоятеля, привел в монастырь, схватил за волосы, ударил головой оземь и сказал:
– Коль скоро игумен оказался предателем, то монастырь этот будет именоваться впредь не Матхаванк, а Матнаванк [храм предателя]!
…По прибытии в Сасун Горлан Оган достал оружие и доспехи сасунского царствующего дома, вывел из конюшни Конька Джалали и сказал:
– Родной ты наш Мгер! Надевай отцовские доспехи, бери отцовское оружие, садись на отцовского коня. Теперь ты у нас единственный оплот царства Сасунского – так для кого же мне все это беречь?
И тут Мгер
Облачился в отцовский бранный кафтан,
Серебряным поясом обвил стан,
Водрузил на главу отцовский шелом,
Взмахнул отцовским длинным копьем,
Палицу положил на плечо,
Перепоясался молниевидным мечом,
На ногах у него два стальных сапожка,
Он огладил рукой Джалали-Конька,
Седлом перламутровым его оседлал,
Уздой золотою его взнуздал
и уже занес было ногу, чтобы вскочить в седло, как вдруг Конек Джалали заговорил человечьим голосом:
– Ну-ну!.. Всякий мозгляк будет на меня карабкаться! Да ты что, об ста головах? Разве у тебя хватит ловкости сесть на Конька Джалали?
– Не огорчай ты меня, Конек Джалали! – с мольбою промолвил Мгер. – Я – оплот Сасунского царства, твоего хозяина сын.
– Слова твои мне в душу запали, – отвечал Конек Джалали. – Я чту память Давида и ради него не трону тебя. Садись!
Вскочил Мгер на Джалали, взял с собой Кери-Тораса и Горлана Огана и помчался в город Хлат, чтобы отомстить за Давида Чымшкик-султан.
Дорогой Оган сказал:
– Мальчик мой Мгер, выслушай ты меня! Ты еще молод, мы с Кери-Торосо,м постарели, у нас уже не прежняя удаль… А город Хлат – неприступная крепость, Чымшкик-султан – воительница непобедимая…
Смекнул Мгер, к чему Оган клонит.
– Дед! – воскликнул он. – Иль не сасунцы мы? Нет, мы – сасунцы! Цари из враждебных нам стран не смеют подойти даже к могилам наших покойников. Припустим коней – и в бой!
Тут снова человечьим голосом заговорил Конек Джалали:
– Не страшитесь! Коль не хватит у вас мечей, пламя из ноздрей моих заменит вам меч. Если копий у вас не хватит – каждый волос моего хвоста копье вам заменит. Если палиц у вас не хватит, копыта мои заменят вам палицы. Коли нет у вас войска – ветер, который я скоком своим поднимаю, заменит вам рать!
Мгер и его спутники припустили коней, доскакали до Хлата.
– Как же вы порешили? – спросил Мгер. – На войско идти иль на крепость?
Старики думали-думали и надумали:
– Коль на войско идти – больно много у них войска; коль на крепость идти – больно крепость крепка…
Рассмеялся Мгер.
– Ай-ай-ай!.. Вот чудаки! – сказал он. – Каждый из вас вдвое тяжеле меня. Я обоих вас вместе пошлю, а сам пойду один. Ну как, теперь согласны?
Устыдились Горлан Оган и Кери-Торос.
– Ладно, пойдем на крепость, – сказали они. И пошли на крепость.
Поднял Мгер меч-молнию и, как гром, на врага ударил. Распахал, словно плугом, всю землю, направо и налево рубил, громил. Как неутомимый косец, косил он врагов, и враги, как скошенная трава, ложились рядами. Выкосив ряд из войска Чымшкик-султан, Мгер каждый раз приговаривал:
– Это за моего отца, это за моего отца!..
Чымшкик-султан, припав к гриве коня, ударилась в бегство. Мгер настиг ее, пронзил копьем, наземь свалил, привязал за волосы к хвосту Конька Джалали, погнал коня, и конь по клочкам ее разметал, так что в каждой стране по одному клочку от этой ведьмы осталось, а на хвосте у Джалали одни лишь ее косы висели.
Отомстив врагу своего отца, Мгер оказал:
– А теперь поглядим, как дело идет у Кери-Тороса и Горлана Огана!
И погнал Мгер коня в город Хлат.
…Тем временем Кери-Торос и Горлан Оган город разрушили, а жителей перебили. Осталась во всем городе одна-единственная кошка и та взобралась на вышку минарета и оттуда с недоумением глядела по сторонам. Мгер вырвал с корнем стройный тополь и сбил кошку с минарета. Жажда мести была в нем так сильна, что он не мог равнодушно видеть живое существо в той стране, где убили его отца.
Убив в Хлате последнюю кошку, Мгер вместе со стариками поднялся на вершину горы Немрут – поглядеть, не осталось ли целым какое-нибудь селение в государстве Хлатском. И вдруг видит: над городом Хлатом вьется узенькая струйка дыма. Спустились они втроем в город. Оказалось, старуха разжигала среди развалин костер, а от костра поднимался дым.
Сасунцы подошли и спросили:
– Ты зачем дымишь? А старуха им:
– Пусть сумасброды сасунские не говорят, будто они дотла разорили Хлат, так что и дым не идет.
– А что это ты закаляешь на огне? – спросил Мгер.
– Ядовитую стрелу, – отвечала старая ведьма. – Этой стрелой я убью Мгера Сасунского, так же как убили его отца.
Мгер подмигнул своим спутникам и обратился к ней:
– Старуха! Да ведь я и есть Мгер Сасунский! А что, если я сейчас согну эти два дерева, привяжу тебя за одну ногу к этому дереву, за другую – к тому, а потом отпущу их, деревья поднимутся и разорвут тебя пополам – как это тебе понравится?.. Но нет, ты – старая женщина. Если я тебя убью, люди скажут: Мгер Сасунский убил старуху. Ладно, живи и дыми сколько угодно! За отца я уже отомстил.
Мгер и спутники его поехали своей дорогой, а старуха крикнула ему вслед:
– Пусть земля под тобою разверзнется, Мгер! Чтоб тебе в камень уйти и в камне покоя не найти!
Это проклятие ядовитой стрелой вонзилось в сердце Мгера.
– Кери-Торос! – сказал он. – Я этой старухе жизнь подарил, я за зло отплатил ей добром. Почему же она меня проклинает?
– Так уж, мой мальчик, устроен мир, – отвечал Кери-Торос. – Кто делает добро, тому голову секут.
– Кери-Торос! – продолжал Мгер. – А почему ж так неладно устроен мир?
– Не знаю, мой мальчик. Сто лет живу я на свете, а до сути вещей не добрался!
Часть вторая
ГОАР-ХАТУН
Прошло некоторое время.
И вот как-то раз обратился Мгер к Горлану Огану:
– Дедушка! Неспокойно у меня на душе. Дома сидеть мне невмочь. Хочу погулять по свету.
– Ну что ж, внучек, – молвил Оган. – Поезжай, коли хочешь. Облачился Мгер в ратные свои доспехи, вооружился, сел на Конька Джалали, попрощался со всеми сасунцами и отправился в путь.
Долго ли, коротко ли, доехал он до высокого утеса. Мгер был не из тех, кто возвращается с полдороги. Но утес преграждал ему путь. Вдруг из-под утеса выюркнула лиса. Мгер погнался за ней. Гнался, гнался и наконец на вершину утеса взобрался. Посмотрел вокруг – вдали чья-то столица виднеется. Мгер поворотил коня в сторону города.
Ехал он, ехал, вдруг видит: перед ним широкая пещера. Сошел он с коня и присел отдохнуть. Только присел – глядь: к пещере, высунув язык, несется большущий олень. Мгер прицелился в него из лука, пустил стрелу и убил наповал. В это время, откуда ни возьмись, появились всадники и принялись осыпать Мгера бранью:
– Кто ты таков? Как ты смел царского оленя убить?
Мгер зарычал и встал во весь рост. Как услышали всадники его голос, как увидели, что ростом он с гору, сейчас догадались, что это Мгер Сасунский, коней поворотили и ускакали.
Мгер поехал следом за ними и доехал до Багдада, где царствовал царь Пачик. Сошел он с коня, под городом шатер разбил. Весть о том, что прибыл Мгер Сасунский и под городом шатер разбил, дошла до самого царя.
Царь Пачик взял с собой визирей своих и векилов, всю свою свиту, вышел к Мгеру навстречу и сказал:
– Добро пожаловать, Мгер!
– Здравствуй, – сказал Мгер.
– Еще в те времена, когда твой отец воевал с Мсра-Меликом, мы с твоим отцом дали друг другу обещанье.
– Тысячу лет тебе здравствовать! – сказал Мгер. – Какое же обещанье вы дали друг другу?
– Мы обещали и поклялись, – отвечал царь: – «Если у меня родится дочь, а у тебя сын, то я дочь за твоего сына отдам. Если же у тебя родится дочь, а у меня сын, то ты свою дочь за моего сына отдашь». Вот что мы обещали друг другу. Твоему отцу Бог даровал сына, а мне – дочь. Может, ты на ней женишься?
– Все может быть, – отвечал Мгер. – Понравится, так женюсь. А как ее зовут?
– Гоар.
И тут все пошли к Гоар-хатун.
То была не девушка, но ангел прекрасный. День и ночь гляди на нее – все равно не наглядишься.
Понравились Мгер и Гоар друг другу, уговорились они меж собой, и Мгер возвратился к себе в шатер.
На рассвете выглянула Гоар в окошко, смотрит – Мгер в шатре не умещается, ноги по колена выставил наружу. Встревожилась девушка: как бы солнце его не ударило.
Взнуздала она вороного коня, надела на себя мужскую одежду, в доспехи облеклась, помчалась к шатру и грубым голосом крикнула:
– Эй, Мгер! Чего это ты так разлегся? Гляди, солнце тебя ударит!
– Что же я могу поделать, если шатер мал для меня? – отозвался Мгер.
Засмеялась Гоар.
– Не шатер мал, а ты сам велик. Рост у тебя богатырский.
– Рост от Бога, – заметил Мгер. – Дай мне поспать!
– Не дам, – сказала Гоар. – Я – сын царя Пачика, пришел тебя испытать. Должны мы с тобой сразиться. Коли победишь, я отдам за тебя сестру, а не победишь – я тебе голову отсеку.
Мгер облачился в доспехи, вышел, сел на коня.
Гоар уже выехала на открытое место и была наготове…
Метнет Гоар палицу – Мгер подхватит ее на лету. Мгер метнет – Гоар подхватит. Не было перевеса ни на чьей стороне. Мгер не со всего размаху бросал палицу – боялся брата Гоар убить; Гоар не со всего размаху бросала палицу – боялась жениха своего убить.
После двухчасового потешного боя Гоар сказала:
– Довольно, Мгер, а то мы коней заморим. Иди в шатер, отдохни. Я тебе туда поесть пришлю.
Возвратилась Гоар во дворец, велела овцу зажарить, приготовила хлеб и бурдюк вина и сказала слугам своим:
– Отнесите все это в шатер Мгеру Сасунскому. Мгер поел, выпил вина, лег и проспал до зари.
На заре Гоар надела красную капу, села на красного коня, понеслась к шатру и, примчавшись, крикнула:
– Эй! Ты ли Мгер Сасунский? Мгер изнутри отозвался:
– Сначала дай поесть, а потом я подам о себе весть.
По приказанию Гоар слуги принесли целую гору хлеба, жареную телку и бочку вина. Мгер поел, попил и только тогда ответил:
– Да, я – Мгер Сасунский.
– Тот самый, который пришел, чтобы взять в жены мою сестру Гоар?
– Да, тот самый.
– Я – младший сын царя Пачика. Давай уговоримся: если ты выиграешь, Гоар – твоя, увози ее на заре. Если же я выиграю, то я голову тебе отсеку.
– А что за игра? – спросил Мгер.
– Игра такая: положи свой перстень вон на тот камень – мы будем стрелы сквозь него пропускать. Кто не сумеет, тот проиграл.
Положил Мгер свой перстень на камень. Гоар прицелилась – и стрела ее пролетела сквозь перстень так, что перстень не покачнулся.
Пришел Мгеров черед. Мгер опустился на одно колено, стал целиться. В это мгновенье Гоар обернулась к нему лицом. Она была так прекрасна, что Мгер одним глазом на нее поглядел и взял неверный прицел: пустил стрелу, сшиб перстень, и стрела сквозь него не пролетела. Гоар взяла меч и сказала:
– Помнишь наше условие? Простись с головой.
– Как же, дожидайся! – сказал Мгер. – Ведь ты нарушил наше условие, – Ты обернулся ко мне лицом, а я невольно подумал: «Эге! Если брат такой красавец, какова же должна быть сестра?» Одним глазом я глядел на тебя, и моя стрела пролетела криво. Дай я еще раз пущу стрелу.
Гоар положила перстень на место. Мгер прицелился, пустил стрелу, и она пролетела сквозь перстень.
Гоар весело рассмеялась.
– Молодец, Мгер! – сказала она. – Ты достоин стать мужем Гоар-хатун!
Тут только Мгер понял, что перед ним не сын, а дочь царя, Гоар-хатун.
На другой же день их повенчали. Семь дней, семь ночей пировали к веселились на свадьбе.
Ночью, едва Мгер возлег, положила Гоар-хатун к нему на ложе меч.
– Мгер! – сказала она. – Мсырский царь требует у отца моего или дани, или моей руки. Одолей сперва мсырского царя, освободи отца моего от дани – только тогда буду я тебе женой, а ты мне мужем.
– О-хо-хо! – вздохнул Мгер. – В этом мире войнам нет ни конца, ни счета. На кривде стоит мир.
Утром рано встал Мгер, смотрит: город обложило мсырское войско.
Мгер облачился в доспехи, вооружился, вскочил на Конька Джалали и ринулся в бой. Как если б гора сдвинулась с места и пошла дробить камни и корежить кусты, так крошил недругов Мгер, из конца в конец облетая на коне поле битвы.
Сражался Мгер до полудня.
Но ведь Мгер все же был человек! В полдень слез он с коня, меч и другое оружие к седлу приторочил, а сам отошел на сто шагов за нуждой.
Сераскиром мсырского войска был внук Козбадина. Он сказал своим военачальникам:
– Друзья! Сейчас или никогда! Он сын Давида, сасунского сумасброда. Если он снова сядет на коня, то мы пропали.
Сераскир подал знак, по его знаку нахлынули мсырские воины, заарканили Мгера, связали его по рукам и ногам и к своему царю повели.
– Много лет тебе здравствовать, царь! – сказали они. – Какое наказание придумаешь ты Мгеру Сасунскому?
Мсырский царь им на это сказал:
– Мгер – царевич, голову рубить ему негоже. Уведем его в Мсыр, сбросим в глубокий-преглубокий колодец – пусть там сидит до скончания века. А теперь ловите Конька Джалали. Я на него сяду, на круп посажу Гоар-хатун и увезу ее в Мсыр.
Э, да разве Конек Джалали кому-нибудь дастся?.. Как увидел он, что Мгера в плен взяли, взвился на дыбы, разбушевался, как море, пеною брызнул, стал копытами бить врагов, бил направо, бил налево, покалечил и убил до смерти тысячу ратников и умчался на Цовасар.
Гоар-хатун видела из окна, как коварное мсырское войско взяло Мгера в плен. Тяжкий стон вырвался у нее из груди.
– Нет, мсырский царь! – сказала она. – Ты скорее свой собственный затылок увидишь, чем мое лицо!
Надела она на себя мужскую одежду, села на вороного коня, в горы умчалась и спряталась в неприступной крепости отца своего.
Десять дней разыскивали мсырцы дочь царя Пачика, но так и не нашли.
Мсырский царь собрал дань, Мгера, связанного по рукам и ногам, велел на верблюда взвалить, увез его в город Мсыр и бродил в глубокий колодец:
– Пусть он тут сидит семь дней, а через семь дней мы придем и камнями забросаем колодец – иначе Мгер выйдет вон и разрушит весь мир.
МГЕР СПРАВЛЯЕТ ПО СЕБЕ ПОМИНКИ
Жила в городе Мсыре старуха армянка. Было у старухи сорок коз и одна-единственная дочь. Это была та самая старуха, которая подняла на смех Козбадина, когда Козбадин шел на Сасун.
Как узнала старуха, что Мгера Сасунокого привезли в Мсыр и бросили в колодец, то сказала себе:
«Наш сасунский светоч умрет без хлеба и без воды. Буду я носить ему хлеб и воду и дочку мою к нему спущу, чтобы был у меня внук сасунского рода».
Каждое утро резала старуха козу, мясо и хлеб Мгеру носила, в колодец ему бросала, чтобы он не сидел голодным. Так прошло семь дней. Старуха знала, что нынче должны Мгера камнями засыпать. Наклонилась она над срубом и крикнула:
– Мгер! Нынче сюда придут камнями тебя засыпать. Расплавленный свинец будут лить в колодец. Но ты не бойся. Рядом с твоим колодцем есть еще один колодец – о нем знают Бог да я. Лови кочергу и пробей дыру в правой стенке колодца – как раз за ней тот, другой колодец. Еще я принесла два пуда немытой шерсти, чтобы тебе было чем заткнуть дыру. Когда слуги мсырского царя придут и крикнут тебе: «Мгер Сасунский! Ты жив?» – ты крикни им: «Жив!» – тотчас переходи в соседний колодец, а дыру шерстью заткни.
Выговорила старуха все свои наставления и ушла. Через час пришли люди мсырского царя и крикнули:
– Сумасброд сасунский Мгер! Ты жив?
Мгер прорычал из колодца:
– Я-то, слава Богу, жив, а вот враг мой мертв.
Тут Мгер переполз в соседний колодец, а дыру шерстью заткнул.
Завалили колодец камнями, а на камни принялись лить расплавленный свинец. Свинец скрепил камни и залил все устье колодца.
Почуял Мгер запах гари.
«Ого! Чуть было и меня не залили свинцом! – сказал он себе. – Если б я был смертен, то умер бы сразу – и дело с концом. Но смерти мне нет, и я мучился бы до скончания века. Ох, как много зла в мире! Надо разрушить его и создать заново».
Прошло сорок дней. Старуха всех своих коз порезала, мясо Мгеру снесла. Когда Мгер съел последнюю ее козу, старуха наклонилась над срубом и крикнула:
– Мгер! У меня есть дочь, женись на ней, будет у меня внук сасунского рода.
Мгер подумал-подумал и сказал:
– Приводи свою дочь!
Привела старуха дочь, и та по веревке спустилась к Мгеру. Мгер даже краем глаза на нее не взглянул. А через два часа сказал ей:
– Сестрица! Крикни матери, чтобы она тебя вытащила наверх.
– Матушка! – крикнула дочка. – Вытащи меня наверх. Обвязал себя Мгер веревкой. Старуха тянет, тянет… Чувствует – тяжело! То ноги раскорячит, то упрется в сруб, то пригнется… Тянет, кряхтит. Мгер ногами и руками хватается за выступы, за углубления, чтобы старухе легче было тащить.
Тянула, тянула, тянула старуха, наконец вытянула – глядь, а это совсем не дочь.
– Обманул ты меня, Мгер, – сказала она, – дочь мою в колодце оставил. Я всех моих коз для тебя порезала, кормила тебя, чтобы ты с голоду не умер и зятем мне стал. Разве так за добро платят?
– Да я же у тебя не просил дочь, – возразил Мгер. – Ты сама ее привела и в колодец ко мне спустила. Но я не хочу прослыть неблагодарным. В нашем роду неблагодарных нет.
Опустил он веревку в колодец и крикнул:
– Девушка! Обвяжись веревкой.
Обвязалась девушка веревкой. Мгер вытащил ее из колодца и сказал старухе:
– Твоя дочь мне сестра, а ты мне мать, ты мне заменила Хандут-хатун.
Невеста моя все глаза проглядела, поджидая меня. Не проси с меня ничего за свое добро – подари мне его на добрую память!
Тут старуха заплакала и сказала:
– Иди с миром, Мгер! Ты – светоч нашего народа. Да пойдет мой хлеб в пользу тебе!
Мгер был измучен.
– Куда я пойду? – с болью в сердце вымолвил он. – Этот город мне чужой, в руках у меня нет оружия, подо мной нет коня, нет у меня ни воды, ни хлеба. Куда я пойду?
– Я, Мгер, порезала всех своих коз, – сказала старуха. – Я отведу тебя в один дом, там тебя сытно накормят, коня и оружие дадут.
– А что они за люди? Старуха ему все рассказала.
В городе Мсыре проживало двести армянских семейств. Был среди них князь Маркос Дарбин, и князь этот горячо любил свой народ. Услыхав о гибели Мгера, он у себя в доме поминки по нем оправлял. Для этого в переднем углу его горницы стоял престол, на котором лежали сасунские доспехи и оружие. А рядом стоял обеденный стол. Путник, зашедший к князю, наедался досыта, пил вино, с чарой в руке подходил к престолу, бил три поклона и приговаривал:
– Мир праху твоему, Мгер бессмертный, армянского народа светоч!
Старуха довела Мгера до княжьего дома.
– Вот здесь по тебе справляют поминки.
Вошел Мгер в княжий дом, смотрит: за столом сидит много армян, среди них широкоплечий мужчина с большими усами. Это и был Маркос Дарбин.
Поклонился Мгер и сказал:
– Здравствуйте, армяне!
Голос у Мгера был до того громкий, что с потолка посыпалась на пол глина.
– Добро пожаловать! – молвил Маркое Дарбин. – Кто ты таков, отколь тебя Бог несет?
– Я – странник голодный, – отвечал Мгер. – Дайте мне хлеба кусочек, я съем, покойника вашего помяну и пойду своей дорогой.
Хозяин приказал своим слугам:
– Дайте этому человеку еды и вина. Один из слуг подошел к Мгеру.
– Скажи, удалец, – спросил он, – чего тебе дать сначала? Вина или еды?
– Вина, – отвечал Мгер.
Виночерпий опустил в бочку громадный кувшин, а затем протянул его Мгеру. Но Мгер оттолкнул кувшин.
– Разве из кувшина человек напьется? – сказал он. – Дайте-ка я прямо из бочки!
Все удивленно переглянулись. Хозяин приказал своим слугам:
– Придвиньте к нему бочку.
Мгер легко, словно чару, поднял полную бочку, поднес ее ко рту, выпил до дна, пустую бочку зашвырнул в угол и сказал:
– А теперь хорошо бы поесть!
Слуги принесли пол жареного теленка, целый котел плова, полное корыто хлеба и все это поставили перед Мгером. Мгер оторвал телячью ногу, в лаваш ее завернул и – хруп, хруп, хруп! – разжевал, разгрыз, проглотил.
Князь Маркос смотрел на него и думал:
«Иль он сасунского рода, или еще какой-нибудь пахлеван, о котором я ничего не знал и не ведал».
Насытившись, Мгер взял да и сел на свой престол. Хозяин и другие армяне ужаснулись и разгневались.
– Так нехорошо, братец, – сказали они. – Ты осквернил нашу святыню. Напился, наелся, теперь поклонись престолу сасунскому и иди своей дорогой.
Засмеялся Мгер.
– На дворе ожидает старуха. Позовите ее, – сказал он. Старуха вошла. Тогда Мгер обратился к князю:
– Здесь у тебя собрались только армяне или есть и чужане?
– Кроме тебя, никого, – отвечал Маркос. – А что? Мгер подозвал свою избавительницу к престолу и сказал:
– Объясни этим почтенным армянам, кто я таков, имею я право сесть на свой престол или не имею.
И тут старуха все рассказала про Мгера.
Радости мсырских армян не было границ. Один за другим подходили они к Мгеру, кланялись ему, целовали ему руки и ноги и славили Бога.
Пусть они ликуют и чествуют Мгера, а мы перейдем на землю сасунскую и там свой сказ поведем.
Видел сон Кери-Торос: мсырская твердыня стояла неколебимо, твердыня сасунская была вся в развалинах.
– Жена! – сказал он. – Выведи моего коня-шестинога. Наш Мгер в беде. Поеду ему на выручку.
Кери-Торос созвал всех пахлеванов своего рода:
Горлан Оган,
Пачкун Верго,
Котот Мотот,
Ануш-Котот!
Эй, Хор-Манук,
Эй, Хор-Гусан,
Чинчхапорик,
Парон-Торник,
Идемте! Сасуна
Светоч угас.
Двинемся в путь!
Мгер наш исчез,
Бесследно исчез!
Собрались сасунцы в дорогу, взяли с собой разных припасов, на мулов навьючили, сели на коней и отправились в путь.
– Багдад! Где ты? Мы спешим к тебе!..
Приехали, разбили шатры под Багдадом. Здесь опросят, там спросят: не слыхал ли кто про Мгера? Нет, никто не слыхал! А кто слышал, тот говорил:
– Мгера в Мсыр увели, в колодец бросили и камнями засыпали.
Пропировал Мгер: семь дней и семь ночей, поблагодарил мсырских армян и пошел в Багдад, к Гоар-хатун.
Не прошел он и часа, как вдруг увидел: идет ему навстречу всем известный полоумный пахлеван Авдал. Волосы свисали ему на глаза, одежда на нем была вся изодрана, на спине он тащил огромный камень.
– Что это за камень, Авдал? – спросил Мгер.
Остановился Авдал и так ему на это ответил:
– Это камень для Мгера Сасунского. Слыхал я, Мгера поймали, в колодец бросили, камнями засыпали. Меня при этом не было, я не мог бросить в него камень. А теперь я туда иду – хочу свалить вот этот камень на сумасброда Мгера, хочу отомстить ему. Он мне враг. Его отец в сасунской битве отца моего убил, а сам он в багдадской битве брата моего убил. Вот какие дела!..
Засмеялся Мгер:
– Этот камень для Мгера мал, а для тебя, ей-Богу, как раз! Снял он камень со спины Авдала, самого Авдала убил, тут же похоронил, камень на него навалил и примолвил:
– Ну вот видишь: этот камень как раз тебе по росту!
Надел на себя Мгер Авдаловы лохмотья, волосы, как Авдал, спустил на глаза и в таком виде предстал перед мсырским войском. Все стали его расспрашивать:
– С какими ты вестями, Авдал?
Мгер дико, как тот пахлеван полоумный, захохотал.
– Дайте сначала поесть, а потом будет вам весть! – сказал он. Принесли ему поесть. Мгер съел столько, сколько мог бы умять целый отряд, насытился и сказал:
– Клянусь хлебом, вином и всемогущим Богом: вот этими руками я навалил камень на голову Мгера. Мгера мы погребли под камнями. Нет больше Мгера.
Мсырские военачальники возрадовались духом.
– Молодчина Авдал! – вскричали они. – Куда ж ты теперь путь держишь?
– В Багдад иду – хочу жениться на Гоар-хатун. Военачальники так и покатились со смеху.
Мсырский царь послал их за Гоар-хатун. Но они знали, что Авдал – полоумный, и значения его словам не придали.
Попрощался Мгер с военачальниками мсырскими, помчался в Багдад и осадил коня перед самым дворцом.
Гоар, вся в черном, сидела под окном и думала свою думу. Увидев Авдала, она ему крикнула:
– Авдал! Скажи ради твоего Бога: принес ли ты какую-нибудь весть о Мгере?
Мгер, подражая голосу Авдала, ответил:
– Дай сначала поесть, а потом будет тебе весть!
Гоар позвала к себе Авдала и велела его накормить. Когда же Авдал наелся, Гоар спросила:
– Скажи мне, Авдал: где Мгер?
– Клянусь хлебом, вином и всемогущим Богом, – подражая голосу Авдала, отвечал Мгер: – Вот этой самой рукой я кусок хлеба положил Мгеру в рот, а пришел я сюда, чтобы тебя поздравить.
Гоар вскрикнула от радости.
– Где же он? Почему не едет ко мне? Мнимый Авдал расхохотался.
– Скоро приедет, скоро приедет! – сказал он. – Можешь считать, что он уже здесь.
У Гоар от радости подкосились ноги, и она упала на тахту. Хотел было крикнуть ей Мгер: «Что же ты, Гоар, меня не узнала?» – но не крикнул, а сказал себе: «Пока что пойду погляжу, что поделывают Кери-Торос и другие сасунцы».
МГЕР ВНОВЬ ПРИНИМАЕТ СВОЙ ОБЛИК
Мгер, когда проезжал через город, узнал, что в Багдад приехали пахлеваны сасунские во главе с Кери-Торосом и всех о Мгере расспрашивают.
Мнимый Авдал вышел из дворца Гоар и погнал коня к шатру Кери-Тороса.
Вошел в шатер, смотрит: сасунцы, подобно Маркосу Дарбину, поставили в шатре престол, скатерть расстелили и по Мгеру поминки справляют.
Увидев странствующего пахлевана, Кери-Торос обратился к нему:
– Авдал! Скажи ради твоего Бога: принес ли ты какую-нибудь весть о Мгере?
– Дай сначала поесть, а потом будет тебе весть, – отвечал Мгер.
Мгер хоть и поел у Гоар, а все еще был голоден. Да разве Мгер, Бог с ним, знал, что значит насытиться? То был не человек, а целая крепость!
Дали сасунцы мнимому Авдалу выпить и закусить. Мгер выпил, закусил и, подражая голосу Авдала, сказал:
– Клянусь хлебом, вином и всемогущим Богом: вот этой, самой рукой я положил Мгеру в рот кусок хлеба и пошел в Багдад.
Сасунцы задумались: правду говорит странник или неправду?
– Брешешь! – проворчал Верго.
– Брешет только Пачкун Верго, – сказал Мгер. – Сейчас как выкину коленце, так вы у меня сразу поверите, что Мгер жив.
– Какое коленце? – хором спросили сасунцы.
– Ответь мне, Кери-Торос, – молвил Мгер, – может ли человек единым духом осушить вот такой котел вина?
Кери-Торос глубоко вздохнул.
– Эх, Авдал! – промолвил он. – Такой котел, полный вина, выпил Мгер Старший, выпил Давид, потом настал черед пить Мгеру Младшему, но, ослепни глаза мои, Мгера Младшего нет!
Тогда мнимый Авдал снова обратился к Кери-Торосу:
– Кери-Торос! Ради твоего Мгера, налей полный котел вина, а я выпью, чтоб отлегло от сердца.
Как скоро произнес он эти слова: «ради Мгера», Кери-Торос налил полный котел вина и сказал:
– Пей!
Мгер поднес котел ко рту, пил, пил, пил, выпил все до капельки, пустой котел оземь ударил и выбил у него дно.
– Истинный Господь, все выпил! – сказали сасунцы. Мгер сел на престол.
– Эй, эй, эй! – крикнул Пачкун Верго и ударил Мгера по лицу. – Не на свое место сел!
Рассвирепел Мгер. Схватил он Верго за шиворот, повалил наземь схватил Парон-Торника, Чинчхапорика, Хор-Манука, Хор-Гусана, Котот-Мотота, Ануш-Котота, Горлана Огана, положил одного на другого, а сверху положил Кери-Тороса – живую скирду наметал.
– Теперь поняли, где место Мгера Сасунского? – спросил он.
Из-под самого низу донесся голос Пачкуна Верго:
– Если ты Мгер Сасунский, скажи нам: что знаешь ты о Сасунской земле?
– Знаю, что ты явился причиной смерти моей матери Хандут-хатун, – отвечал Мгер. – Ты нанес ей оскорбление, и она бросилась с крепостной стены… Ну что, теперь ты услышал правду о Сасунской земле?
Пачкун Верго со страху в штаны наложил.
А Кери-Торос и Горлан Оган спрыгнули со скирды, стали Мгера обнимать, целовать, заплакали и оказали:
– Ах, Мгер, солнышко ты наше! Так это ты? Ослепни у нас глаза, ты так изменился, что мы тебя не узнали.
Тут сасунцы, все как один, бросились целовать Мгера и никак не могли на него наглядеться. После взаимных излияний чувств Мгер обратился к Кери-Торосу:
– Кери-Торос! А где мой Конек Джалали?
– Конек Джалали? – переспросил Кери-Торос. – Он убежал на Цовасар. Как мы ни бились, никого не подпустил он к себе.
Мгер достал платок из-за пазухи.
– Этот платок потом моим пропитан, – сказал он. – Подите с ним на Цовасар и покажите издали моему коню. Почует он мой запах – сам прибежит.
Хор-Манук и Чинчхапорик взяли платок, сели на коней и помчались на Цовасар. Через три дня они вернулись и привели Конька Джалали. Доспехи Мгеровы и меч-молния как были к седлу приторочены, так там по сей день и лежали.
Мгер в шатре у Кери-Тороса вымылся, побрился, облачился в доспехи, сел на Джалали и поехал к Гоар.
Гоар, подпершись рукой, сидела у окна, на дорогу глядела, Мгера ждала.
Мгер выставил на солнце меч-молнию, отблеск ударил Гоар в глаза. Вскинула она голову и закричала:
– Ой, Мгер, ненаглядный мой!.. Это ты?
– Крест истинный, я!
Спешился Мгер, взбежал в светлицу Гоар, обнял девушку и с полудня до заката все целовал ее, целовал – никак не мог от нее оторваться.
Гоар не помнила себя от радости. А когда опомнилась, то сказала:
– Слава тебе Господи! Авдал говорил мне, а я не верила.
– Что тебе говорил Авдал?
– Что Мгер жив.
– Так Авдал был у тебя?
– Был.
– И ты незнакомца у себя принимала?.. Многие мне говорили, что все женщины – изменницы, а я не верил!
Заплакала Гоар.
– Мгер, дорогой! Мне хотелось узнать о тебе!
Мгер так громко захохотал, что от его хохота светильники стукнулись один о другой и зазвенели. И тут он рассказал Гоар о своей встрече с Авдалом. Теперь уже Гоар рассердилась.
– Как тебе не стыдно, Мгер? – сказала она. – Кто любит, тот не станет так бессовестно обманывать любимую девушку.
– Это я только чтоб тебя испытать, – сказал Мгер. – Помнишь, как ты меня испытывала?.. Теперь я уверился, что в любви ты крепка, как меч-молния.
Тут Гоар снова к мужу прильнула.
– Добро пожаловать, добро пожаловать, Мгер! – сказала она. – Не чаяла я с тобой еще разок встретиться. Вижу я, что ты жив и здоров, и теперь, если пошлет Господь по мою душу, я умру с легким сердцем.
Как скоро до мсырского сераскира дошла весть о том, что Мгер бежал из плена и снова сел на Конька Джалали, он без дальних слов с полдороги поворотил свое войско и ушел к себе в Мсыр.
А Кери-Торос явился к царю Пачику и такое слово молвил ему:
– Много лет тебе здравствовать, царь! Я пришел сюда не творог продавать. Давай приданое моей невестки – я его в Сасун отвезу.
Но тут в разговор вмешался Мгер.
– Я, Кери-Торос, в Сасун не поеду, – молвил он.
– Как не поедешь, дружок? Место отца твоего пусто. Иди и займи его.
– Нет, – сказал Мгер. – Мой отец меня проклял, мой дед оскорбил мою мать так, что она руки на себя наложила. Смерти мне нет, но и наследника нет у меня. Мир на кривде стоит. Пока мир не будет разрушен и заново создан, я в Сасун не приду.
Сасунцы, одним глазом плача, другим смеясь, ушли восвояси. Вскоре царь Пачик умер, и царем Багдада стал Мгер.
КОЗБАДИНОВЫ ВНУКИ
Прошло некоторое время.
Прознали Козбадиновы внуки, что Сасун остался без правителя, собрали войско и пошли на Сасун – мстить за своего деда.
Горлан Оган письмо Мгеру послал:
Мгер! Козбадиновы внуки совсем обнаглели. Пришли в Сасун, дань сбирают, жен и дев к себе угоняют, кровь проливают, все в разор разоряют. Кери-Торос помер. Деда своего Верго ты хорошо знаешь – знаешь, на что он годится. Остался я один, но я стар, нет у меня сил защищать Сасун. Как получишь мое письмо, приди и вступись за отчизну.
Прочел Мгер письмо и сказал Гоар:
– Жена! Я поеду в Сасун, а палицу мою у ворот поставлю. Придут вороги, скажут: «Мгер спит, а палицу у ворот поставил». И тебя не тронут.
Попрощался Мгер с женой, облачился в доспехи, вооружился, сел на Джалали и помчался в Сасун.
Смеркалось. Горлан Оган двери дома своего держал на запоре. Весь город в ужасе притаился. На площади ни одной живой души. Сердце у Мгера кровью облилось. Крикнул он что было мочи:
Эй! Дед Оган! Проснись, пробудись!
Мгер твой пришел – проснись, пробудись!
Мы оба устали: и я и конь.
Сон от себя гони, пробудись!
Услыхал Оган голос Мгера и в полудремоте сказал:
– Жена! Мне родной голос послышался, и сон мой прошел.
– Спи, несносный старик! – сказала жена. – Ты запер городские ворота, запер свой дом изнутри – чего ж ты боишься?
– Как же мне не бояться? – молвил Горлан Оган. – Я стар, недруги – близко, а защитник наш – далеко.
Видит Мгер, что никто ему не отворяет, взобрался на кровлю и крикнул в окошко:
Эй! Дед Оган! Отопри мне дверь!
Под окном твоим ждать мне больше невмочь.
Мой дом далеко. На дворе уже ночь.
Я пришел родному Сасуну помочь.
Эй! Дед Оган! Отопри же мне дверь!
Вскочил Горлан Оган и отворил дверь. Мгер руку ему поцеловал, Оган Мгера поцеловал в лоб и сказал:
– Добро пожаловать, Мгер! На кого ты оставил дом?
– На попечение своей палицы.
Подивился Горлан Оган.
– Что значит твоя палица без тебя? – спросил он.
– Как увидят недруги палицу мою у ворот, скажут: «Стало быть, Мгер дома» – и не посмеют войти.
– Какой знак у твоей палицы?
– В ее рукоять вделан алмаз. Солнце выглянет, алмаз сверкнет – враг не приблизится к моему порогу. Ввечеру свечу зажгут, алмаз и вечером засверкает. Недруги скажут: «Мгер дома».
Обрадовался Горлан Оган.
– Добро пожаловать, добро пожаловать, Мгер! – воскликнул он. – Сасун остался без защитника. Ты пришел, так будь же ты его защитником, займи место отца своего!
– Кто тебя теснит, дедушка?
– Козбадиновы внуки, – отвечал Оган. – Их четверо, и каждый из них – лютый зверь.
– Выйду на заре, всех четырех изловлю, – молвил Мгер. – Как мне поступить: на месте их уложить или живьем доставить тебе?
Подумал-подумал Оган и сказал:
– Хочешь, сам убей, а хочешь, сюда приведи – пусть их убьют сасунцы, душу себе облегчат.
На заре Мгер понесся на Леранское поле.
Еще издали завидел он шатры Козбадиновых внуков. «Что они от нас хотят? – думалось Мгеру. – Почему они не дают нам спокойно пахать и сеять, хлеб свой добывать?..»
А Козбадиновы внуки тоже еще издали завидели Мгера и прицелились в него из луков. Одна стрела в ногу Джалали впилась. Мгер мечом ударил, стрелу пополам разрубил, половина стрелы в ране засела.
Бой длился недолго. Изловил Мгер всех четырех Козбадиновых внуков и в город привел.
Конек Джалали прихрамывал.
– Что с твоим конем? – спросил дед.
– Стрела у него в ноге, – отвечал Мгер.
Горлан Оган был искусным лекарем. Вытащил он стрелу из ноги коня, растопил яхонт и изумруд и в рану влил. Стала нога у коня здоровее, чем прежде.
Мгер Козбадиновых внуков прибил гвоздями к воротам – двоих справа, двоих слева, – чтобы враги Сасуна поглядели на них, поумнели и не смели больше подходить к Сасунским горам.
…Сорок дней жил Мгер у деда, отдохнул, утолил тоску по родине, а затем сел на Джалали и поехал к Гоар-хатун.
Долго ли, коротко ли, повстречал он сорок пахлеванов. Не на конях сидели они, а на верблюдах. Поздоровался с ними Мгер и спросил:
– Вы откуда? И что у вас за печаль? Отвечали ему пахлеваны со вздохом:
– Мы – сыновья алепского царя. Наша сестра, старуха, захватила престол нашего отца, а нас прогнала.
– Вот тебе раз! – воскликнул Мгер. – Какая же она сестра, если братьев своих отцовского престола лишила? Хотел бы я на нее поглядеть.
– Надобно тебе знать, что сестра наша – людоедка, – продолжали пахлеваны. – Только на свет родилась – стала человечину жрать. Батюшку нашего съела, матушку нашу съела, всех отцов города съела, а мы убежали – только тем и спаслись.
Подивился Мгер.
– Мир погряз в беззакониях, – сказал он. – До чего мы дожили: человек человека ест! Нет, эту людоедку я должен уничтожить!
Братья-пахлеваны возвеселились духом.
– Будь ты нам старшим братом! – сказали они. – Нас было сорок, а теперь сорок один.
Во главе сорока братьев Мгер въехал в Алеп. Старуха-людоедка вышла навстречу, от радости зубы оскалила.
– У-уххх!.. Обильная добыча сама ко мне идет, – сказала она. – Тут мне еды на сорок дней хватит.
Одним ударом меча-молнии отрубил Мгер старухе голову. Людоедка с таким невообразимым шумом и грохотом рухнула наземь, что попрятавшиеся в погребах жители высыпали на улицу, стали друг друга поздравлять, обступили Мгера и от всей души поблагодарили его.
– Нам не под силу было оправиться с людоедкой, – сказали они. – Ты ее убил, ты нас от нее избавил, царствуй же над нами. Ты – царь наш, а мы – твои верноподданные. Клянемся, что будем служить тебе до скончания дней.
Мгер краем атласной одежды людоедки очистил от крови меч-молнию и сказал:
– Нет, братцы мои, ничего мне от вас не надо: ни благодарности, ни золота, ни царства. Я – Мгер Сасунский, сын Давида Сасунского. Смерти мне нет, и нет у меня наследника. Сидеть на месте мне невмоготу.
Погнал Мгер коня в город Джзир.
Через этот город протекала большая река Джзиру-Шат. Сто сорок речек вливалось и впадало в эту реку. Она часто выходила из берегов, затопляла и разрушала город.
Мгер прочел в старинных книгах армянских: «Всегда делай добро, хоть в воду его бросай». Как скоро узнал он о бедствиях города Джзира, то взвалил на спину громадную скалу и бросил ее под городом в реку. Река разделилась на два рукава: один рукав потек направо, а другой – налево. Город теперь стоял меж двух рукавов, и река его уже не затопляла.
А на скале Мгер построил крепость и назвал ее Пестрая башня. Крепость эта и по сей день стоит.
Семь лет скитался Мгер по белу свету, семь дэвов-людоедов убил, семь крепостей построил, по Гоар-хатун стосковался и стрелой полетел в Багдад.
Как поставил Мгер палицу у ворот, когда уезжал, так она с тех пор здесь и стояла.
Вошел Мгер в покои, смотрит – на тахте лежит мертвая Гоар и держит в руке письмо.
Подполз к ней Мгер на коленях, взял письмо и прочел.
Вот что писала Гоар-хатун:
Мгер! Я умираю с тоски по тебе. Когда воротишъся, исполни мою просьбу: в Сасун меня увези и похорони рядом с Хандут-хатун.
Привязал Мгер тело Гоар-хатун к седлу коня своего, привез в Сасун.
Семь дней плакал над ее телом, могилу выкопал рядом с могилой Хандут-хатун и схоронил Гоар.
Затем Мгер заказал семь заупокойных обеден по сасунцам: по Цовинар, по Санасару, Багдасару, Мгеру Старшему, Армаган, Давиду, Хандут-хатун, Кери-Торосу и многим другим…
Прошло еще некоторое время.
Кончилась поминальная тризна. Не хотелось Мгеру возвращаться в свою столицу.
Раз нет на свете Гоар, то что для него царство, что для него жизнь?..
МГЕР УХОДИТ В АГРАВАКАР
Всю ночь до самой зари скитался Мгер в горах. Утром, голодный, усталый, приблизился он к пастухам и спросил:
– Чье это стадо?
– Деда Верго, – отвечали пастухи.
– Я – голодный странник, – молвил Мгер. – Зарежьте, овцу, накормите меня, и я поеду своей дорогой.
– Ишь ты какой! – сказали пастухи. – Мы сами голодаем и не смеем надоить для себя ни капельки молока, а ты хочешь, чтобы мы для тебя овцу зарезали?
– А почему вы боитесь молока себе надоить? – спросил Мгер.
– Дед Верго каждый вечер стадо пересчитывает, а молоко меряет палкой с делениями. Паршивого козленка недосчитается, чашки молока недомеряет – горе нам: каждому из нас сто ударов прутьями влепит.
И снова Мгер проклял мир. Проклял и удалился. Повстречался он с жнецами.
– Здорово, братцы! – крикнул им. – Чья это нива?
– Деда Верго, – отвечали жнецы.
– Я – голодный странник, – молвил Мгер. – Дайте мне хлеба кусок. Я съем и поеду своей дорогой.
– Ишь ты какой! – сказали жнецы. – Мы самой голодаем. Откуда у нас хлеб возьмется?
– Почему же вы голодаете? – спросил Мгер. – Как может голодать тот, кто убирает хлеб?
– Дед Верго дает каждому из нас по горсти ячменя в день. Даже в полове нам отказывает. Целый день простаивает он на кровле своего дома и смотрит. Как увидит дым, тот же час идет на поле и каждому из нас отмеряет по сотне розог.
Мгер дважды послал миру проклятье и удалился.
Тело у Мгера отяжелело. Когда же он выслушал жалобы пастухов и жнецов, отяжелела у него и душа.
Земля уже не в силах была его носить.
Копыта его коня увязали в земле.
До позднего вечера Мгер горы Сасунские конским шагом мерил, а на закате солнца подъехал к могиле матери и воззвал:
Матушка, встань! Матушка, встань!
Сасунское царство извергло меня.
Ты под сердцем своим носила меня,
Ты грудью своею кормила меня.
Материнской ласки давно я лишен -
Встань же, родимая матушка, встань!
А мать ему из могилы ответила:
Чем помочь тебе, сын, чем помочь?
Гады кишат вокруг нас,
Увял ланит моих цвет,
Блеск моих глаз погас,
В руках моих силы нет.
Чем помочь тебе, сын, чем помочь?
Перестань скитаться, сынок!
Видно, так уж судил тебе рок:
Ты гони Джалали-Конька
Прямо в Агравакар…
Долго плакал Мгер, долго молил – могила матери больше ему не откликнулась. Тогда Мгер обернулся лицом к могиле отца и воззвал:
Отец мой, вставай! Отец мой, вставай!
Места нет для меня на Сасунской земле.
Отец мой, вставай! Отец мой, вставай!
Мир мне видится точно во мгле.
Отец мой, вставай! Отец мой, вставай!
Я не помню, как пахнет тело твое.
Один-одинешенек бедный твой сын,
Без отца и без матери что за житье!
Отец мой, вставай! Уже осень пришла
И меня, голяка, до костей пробрала.
Холода завернули, и я изнемог:
Я до нитки промок, я прозяб, я продрог.
Бесприютный и сирый, куда я пойду?
Кто приветит, согреет меня, сироту?
Отец ему из могилы ответил:
Чем помочь тебе, сын, чем помочь?
Нет силы в моих руках,
И румянца нет на щеках.
Чем помочь тебе, сын, чем помочь?
Гады ползают вокруг нас,
Черный плат мне не сбросить с глаз.
Чем помочь тебе, сын, чем помочь?
Перестань скитаться, сынок!
Видно, так уж судил тебе рок!
Припусти Джалали-Конька
И уйди с ним в Агравакар.
Когда грянет великий бой,
Мир разрушит и вновь создаст
И окрепнет земля под тобой -
Жизнь тебе по заслугам воздаст.
Долго плакал Мгер, долго молил – могила отца не проронила больше ни звука.
Сел Мгер на Конька Джалали и медленным шагом поехал в Востана-Капан.
Земля одряхлела – носить Мгера было ей уже не под силу. Копыта коня увязали в земле.
– Ой-ой-ой! Одряхлела земля! – воскликнул Мгер.
Только к вечеру добрался он до города Вана.
Тут, у въезда в город, и возвышался Агравакар.
«Я сейчас ударю мечом по утесу, – сказал себе Мгер. – Если расколется – значит, на душе моей нет греха; если не расколется – значит, есть на душе моей грех».
Ударил Мгер по утесу мечом – утес раскололся надвое. Мгер и Конек Джалали вошли внутрь, и утес замкнулся за ними и сросся.
Как узнали сасунцы о том, что Мгер вошел внутрь утеса, семь дней и семь ночей горевали.
А Горлан Оган с горя скончался.
ГОАР-ХАТУН
Прошло некоторое время.
И вот как-то раз обратился Мгер к Горлану Огану:
– Дедушка! Неспокойно у меня на душе. Дома сидеть мне невмочь. Хочу погулять по свету.
– Ну что ж, внучек, – молвил Оган. – Поезжай, коли хочешь. Облачился Мгер в ратные свои доспехи, вооружился, сел на Конька Джалали, попрощался со всеми сасунцами и отправился в путь.
Долго ли, коротко ли, доехал он до высокого утеса. Мгер был не из тех, кто возвращается с полдороги. Но утес преграждал ему путь. Вдруг из-под утеса выюркнула лиса. Мгер погнался за ней. Гнался, гнался и наконец на вершину утеса взобрался. Посмотрел вокруг – вдали чья-то столица виднеется. Мгер поворотил коня в сторону города.
Ехал он, ехал, вдруг видит: перед ним широкая пещера. Сошел он с коня и присел отдохнуть. Только присел – глядь: к пещере, высунув язык, несется большущий олень. Мгер прицелился в него из лука, пустил стрелу и убил наповал. В это время, откуда ни возьмись, появились всадники и принялись осыпать Мгера бранью:
– Кто ты таков? Как ты смел царского оленя убить?
Мгер зарычал и встал во весь рост. Как услышали всадники его голос, как увидели, что ростом он с гору, сейчас догадались, что это Мгер Сасунский, коней поворотили и ускакали.
Мгер поехал следом за ними и доехал до Багдада, где царствовал царь Пачик. Сошел он с коня, под городом шатер разбил. Весть о том, что прибыл Мгер Сасунский и под городом шатер разбил, дошла до самого царя.
Царь Пачик взял с собой визирей своих и векилов, всю свою свиту, вышел к Мгеру навстречу и сказал:
– Добро пожаловать, Мгер!
– Здравствуй, – сказал Мгер.
– Еще в те времена, когда твой отец воевал с Мсра-Меликом, мы с твоим отцом дали друг другу обещанье.
– Тысячу лет тебе здравствовать! – сказал Мгер. – Какое же обещанье вы дали друг другу?
– Мы обещали и поклялись, – отвечал царь: – «Если у меня родится дочь, а у тебя сын, то я дочь за твоего сына отдам. Если же у тебя родится дочь, а у меня сын, то ты свою дочь за моего сына отдашь». Вот что мы обещали друг другу. Твоему отцу Бог даровал сына, а мне – дочь. Может, ты на ней женишься?
– Все может быть, – отвечал Мгер. – Понравится, так женюсь. А как ее зовут?
– Гоар.
И тут все пошли к Гоар-хатун.
То была не девушка, но ангел прекрасный. День и ночь гляди на нее – все равно не наглядишься.
Понравились Мгер и Гоар друг другу, уговорились они меж собой, и Мгер возвратился к себе в шатер.
На рассвете выглянула Гоар в окошко, смотрит – Мгер в шатре не умещается, ноги по колена выставил наружу. Встревожилась девушка: как бы солнце его не ударило.
Взнуздала она вороного коня, надела на себя мужскую одежду, в доспехи облеклась, помчалась к шатру и грубым голосом крикнула:
– Эй, Мгер! Чего это ты так разлегся? Гляди, солнце тебя ударит!
– Что же я могу поделать, если шатер мал для меня? – отозвался Мгер.
Засмеялась Гоар.
– Не шатер мал, а ты сам велик. Рост у тебя богатырский.
– Рост от Бога, – заметил Мгер. – Дай мне поспать!
– Не дам, – сказала Гоар. – Я – сын царя Пачика, пришел тебя испытать. Должны мы с тобой сразиться. Коли победишь, я отдам за тебя сестру, а не победишь – я тебе голову отсеку.
Мгер облачился в доспехи, вышел, сел на коня.
Гоар уже выехала на открытое место и была наготове…
Метнет Гоар палицу – Мгер подхватит ее на лету. Мгер метнет – Гоар подхватит. Не было перевеса ни на чьей стороне. Мгер не со всего размаху бросал палицу – боялся брата Гоар убить; Гоар не со всего размаху бросала палицу – боялась жениха своего убить.
После двухчасового потешного боя Гоар сказала:
– Довольно, Мгер, а то мы коней заморим. Иди в шатер, отдохни. Я тебе туда поесть пришлю.
Возвратилась Гоар во дворец, велела овцу зажарить, приготовила хлеб и бурдюк вина и сказала слугам своим:
– Отнесите все это в шатер Мгеру Сасунскому. Мгер поел, выпил вина, лег и проспал до зари.
На заре Гоар надела красную капу, села на красного коня, понеслась к шатру и, примчавшись, крикнула:
– Эй! Ты ли Мгер Сасунский? Мгер изнутри отозвался:
– Сначала дай поесть, а потом я подам о себе весть.
По приказанию Гоар слуги принесли целую гору хлеба, жареную телку и бочку вина. Мгер поел, попил и только тогда ответил:
– Да, я – Мгер Сасунский.
– Тот самый, который пришел, чтобы взять в жены мою сестру Гоар?
– Да, тот самый.
– Я – младший сын царя Пачика. Давай уговоримся: если ты выиграешь, Гоар – твоя, увози ее на заре. Если же я выиграю, то я голову тебе отсеку.
– А что за игра? – спросил Мгер.
– Игра такая: положи свой перстень вон на тот камень – мы будем стрелы сквозь него пропускать. Кто не сумеет, тот проиграл.
Положил Мгер свой перстень на камень. Гоар прицелилась – и стрела ее пролетела сквозь перстень так, что перстень не покачнулся.
Пришел Мгеров черед. Мгер опустился на одно колено, стал целиться. В это мгновенье Гоар обернулась к нему лицом. Она была так прекрасна, что Мгер одним глазом на нее поглядел и взял неверный прицел: пустил стрелу, сшиб перстень, и стрела сквозь него не пролетела. Гоар взяла меч и сказала:
– Помнишь наше условие? Простись с головой.
– Как же, дожидайся! – сказал Мгер. – Ведь ты нарушил наше условие, – Ты обернулся ко мне лицом, а я невольно подумал: «Эге! Если брат такой красавец, какова же должна быть сестра?» Одним глазом я глядел на тебя, и моя стрела пролетела криво. Дай я еще раз пущу стрелу.
Гоар положила перстень на место. Мгер прицелился, пустил стрелу, и она пролетела сквозь перстень.
Гоар весело рассмеялась.
– Молодец, Мгер! – сказала она. – Ты достоин стать мужем Гоар-хатун!
Тут только Мгер понял, что перед ним не сын, а дочь царя, Гоар-хатун.
На другой же день их повенчали. Семь дней, семь ночей пировали к веселились на свадьбе.
Ночью, едва Мгер возлег, положила Гоар-хатун к нему на ложе меч.
– Мгер! – сказала она. – Мсырский царь требует у отца моего или дани, или моей руки. Одолей сперва мсырского царя, освободи отца моего от дани – только тогда буду я тебе женой, а ты мне мужем.
– О-хо-хо! – вздохнул Мгер. – В этом мире войнам нет ни конца, ни счета. На кривде стоит мир.
Утром рано встал Мгер, смотрит: город обложило мсырское войско.
Мгер облачился в доспехи, вооружился, вскочил на Конька Джалали и ринулся в бой. Как если б гора сдвинулась с места и пошла дробить камни и корежить кусты, так крошил недругов Мгер, из конца в конец облетая на коне поле битвы.
Сражался Мгер до полудня.
Но ведь Мгер все же был человек! В полдень слез он с коня, меч и другое оружие к седлу приторочил, а сам отошел на сто шагов за нуждой.
Сераскиром мсырского войска был внук Козбадина. Он сказал своим военачальникам:
– Друзья! Сейчас или никогда! Он сын Давида, сасунского сумасброда. Если он снова сядет на коня, то мы пропали.
Сераскир подал знак, по его знаку нахлынули мсырские воины, заарканили Мгера, связали его по рукам и ногам и к своему царю повели.
– Много лет тебе здравствовать, царь! – сказали они. – Какое наказание придумаешь ты Мгеру Сасунскому?
Мсырский царь им на это сказал:
– Мгер – царевич, голову рубить ему негоже. Уведем его в Мсыр, сбросим в глубокий-преглубокий колодец – пусть там сидит до скончания века. А теперь ловите Конька Джалали. Я на него сяду, на круп посажу Гоар-хатун и увезу ее в Мсыр.
Э, да разве Конек Джалали кому-нибудь дастся?.. Как увидел он, что Мгера в плен взяли, взвился на дыбы, разбушевался, как море, пеною брызнул, стал копытами бить врагов, бил направо, бил налево, покалечил и убил до смерти тысячу ратников и умчался на Цовасар.
Гоар-хатун видела из окна, как коварное мсырское войско взяло Мгера в плен. Тяжкий стон вырвался у нее из груди.
– Нет, мсырский царь! – сказала она. – Ты скорее свой собственный затылок увидишь, чем мое лицо!
Надела она на себя мужскую одежду, села на вороного коня, в горы умчалась и спряталась в неприступной крепости отца своего.
Десять дней разыскивали мсырцы дочь царя Пачика, но так и не нашли.
Мсырский царь собрал дань, Мгера, связанного по рукам и ногам, велел на верблюда взвалить, увез его в город Мсыр и бродил в глубокий колодец:
– Пусть он тут сидит семь дней, а через семь дней мы придем и камнями забросаем колодец – иначе Мгер выйдет вон и разрушит весь мир.
МГЕР СПРАВЛЯЕТ ПО СЕБЕ ПОМИНКИ
Жила в городе Мсыре старуха армянка. Было у старухи сорок коз и одна-единственная дочь. Это была та самая старуха, которая подняла на смех Козбадина, когда Козбадин шел на Сасун.
Как узнала старуха, что Мгера Сасунокого привезли в Мсыр и бросили в колодец, то сказала себе:
«Наш сасунский светоч умрет без хлеба и без воды. Буду я носить ему хлеб и воду и дочку мою к нему спущу, чтобы был у меня внук сасунского рода».
Каждое утро резала старуха козу, мясо и хлеб Мгеру носила, в колодец ему бросала, чтобы он не сидел голодным. Так прошло семь дней. Старуха знала, что нынче должны Мгера камнями засыпать. Наклонилась она над срубом и крикнула:
– Мгер! Нынче сюда придут камнями тебя засыпать. Расплавленный свинец будут лить в колодец. Но ты не бойся. Рядом с твоим колодцем есть еще один колодец – о нем знают Бог да я. Лови кочергу и пробей дыру в правой стенке колодца – как раз за ней тот, другой колодец. Еще я принесла два пуда немытой шерсти, чтобы тебе было чем заткнуть дыру. Когда слуги мсырского царя придут и крикнут тебе: «Мгер Сасунский! Ты жив?» – ты крикни им: «Жив!» – тотчас переходи в соседний колодец, а дыру шерстью заткни.
Выговорила старуха все свои наставления и ушла. Через час пришли люди мсырского царя и крикнули:
– Сумасброд сасунский Мгер! Ты жив?
Мгер прорычал из колодца:
– Я-то, слава Богу, жив, а вот враг мой мертв.
Тут Мгер переполз в соседний колодец, а дыру шерстью заткнул.
Завалили колодец камнями, а на камни принялись лить расплавленный свинец. Свинец скрепил камни и залил все устье колодца.
Почуял Мгер запах гари.
«Ого! Чуть было и меня не залили свинцом! – сказал он себе. – Если б я был смертен, то умер бы сразу – и дело с концом. Но смерти мне нет, и я мучился бы до скончания века. Ох, как много зла в мире! Надо разрушить его и создать заново».
Прошло сорок дней. Старуха всех своих коз порезала, мясо Мгеру снесла. Когда Мгер съел последнюю ее козу, старуха наклонилась над срубом и крикнула:
– Мгер! У меня есть дочь, женись на ней, будет у меня внук сасунского рода.
Мгер подумал-подумал и сказал:
– Приводи свою дочь!
Привела старуха дочь, и та по веревке спустилась к Мгеру. Мгер даже краем глаза на нее не взглянул. А через два часа сказал ей:
– Сестрица! Крикни матери, чтобы она тебя вытащила наверх.
– Матушка! – крикнула дочка. – Вытащи меня наверх. Обвязал себя Мгер веревкой. Старуха тянет, тянет… Чувствует – тяжело! То ноги раскорячит, то упрется в сруб, то пригнется… Тянет, кряхтит. Мгер ногами и руками хватается за выступы, за углубления, чтобы старухе легче было тащить.
Тянула, тянула, тянула старуха, наконец вытянула – глядь, а это совсем не дочь.
– Обманул ты меня, Мгер, – сказала она, – дочь мою в колодце оставил. Я всех моих коз для тебя порезала, кормила тебя, чтобы ты с голоду не умер и зятем мне стал. Разве так за добро платят?
– Да я же у тебя не просил дочь, – возразил Мгер. – Ты сама ее привела и в колодец ко мне спустила. Но я не хочу прослыть неблагодарным. В нашем роду неблагодарных нет.
Опустил он веревку в колодец и крикнул:
– Девушка! Обвяжись веревкой.
Обвязалась девушка веревкой. Мгер вытащил ее из колодца и сказал старухе:
– Твоя дочь мне сестра, а ты мне мать, ты мне заменила Хандут-хатун.
Невеста моя все глаза проглядела, поджидая меня. Не проси с меня ничего за свое добро – подари мне его на добрую память!
Тут старуха заплакала и сказала:
– Иди с миром, Мгер! Ты – светоч нашего народа. Да пойдет мой хлеб в пользу тебе!
Мгер был измучен.
– Куда я пойду? – с болью в сердце вымолвил он. – Этот город мне чужой, в руках у меня нет оружия, подо мной нет коня, нет у меня ни воды, ни хлеба. Куда я пойду?
– Я, Мгер, порезала всех своих коз, – сказала старуха. – Я отведу тебя в один дом, там тебя сытно накормят, коня и оружие дадут.
– А что они за люди? Старуха ему все рассказала.
В городе Мсыре проживало двести армянских семейств. Был среди них князь Маркос Дарбин, и князь этот горячо любил свой народ. Услыхав о гибели Мгера, он у себя в доме поминки по нем оправлял. Для этого в переднем углу его горницы стоял престол, на котором лежали сасунские доспехи и оружие. А рядом стоял обеденный стол. Путник, зашедший к князю, наедался досыта, пил вино, с чарой в руке подходил к престолу, бил три поклона и приговаривал:
– Мир праху твоему, Мгер бессмертный, армянского народа светоч!
Старуха довела Мгера до княжьего дома.
– Вот здесь по тебе справляют поминки.
Вошел Мгер в княжий дом, смотрит: за столом сидит много армян, среди них широкоплечий мужчина с большими усами. Это и был Маркос Дарбин.
Поклонился Мгер и сказал:
– Здравствуйте, армяне!
Голос у Мгера был до того громкий, что с потолка посыпалась на пол глина.
– Добро пожаловать! – молвил Маркое Дарбин. – Кто ты таков, отколь тебя Бог несет?
– Я – странник голодный, – отвечал Мгер. – Дайте мне хлеба кусочек, я съем, покойника вашего помяну и пойду своей дорогой.
Хозяин приказал своим слугам:
– Дайте этому человеку еды и вина. Один из слуг подошел к Мгеру.
– Скажи, удалец, – спросил он, – чего тебе дать сначала? Вина или еды?
– Вина, – отвечал Мгер.
Виночерпий опустил в бочку громадный кувшин, а затем протянул его Мгеру. Но Мгер оттолкнул кувшин.
– Разве из кувшина человек напьется? – сказал он. – Дайте-ка я прямо из бочки!
Все удивленно переглянулись. Хозяин приказал своим слугам:
– Придвиньте к нему бочку.
Мгер легко, словно чару, поднял полную бочку, поднес ее ко рту, выпил до дна, пустую бочку зашвырнул в угол и сказал:
– А теперь хорошо бы поесть!
Слуги принесли пол жареного теленка, целый котел плова, полное корыто хлеба и все это поставили перед Мгером. Мгер оторвал телячью ногу, в лаваш ее завернул и – хруп, хруп, хруп! – разжевал, разгрыз, проглотил.
Князь Маркос смотрел на него и думал:
«Иль он сасунского рода, или еще какой-нибудь пахлеван, о котором я ничего не знал и не ведал».
Насытившись, Мгер взял да и сел на свой престол. Хозяин и другие армяне ужаснулись и разгневались.
– Так нехорошо, братец, – сказали они. – Ты осквернил нашу святыню. Напился, наелся, теперь поклонись престолу сасунскому и иди своей дорогой.
Засмеялся Мгер.
– На дворе ожидает старуха. Позовите ее, – сказал он. Старуха вошла. Тогда Мгер обратился к князю:
– Здесь у тебя собрались только армяне или есть и чужане?
– Кроме тебя, никого, – отвечал Маркос. – А что? Мгер подозвал свою избавительницу к престолу и сказал:
– Объясни этим почтенным армянам, кто я таков, имею я право сесть на свой престол или не имею.
И тут старуха все рассказала про Мгера.
Радости мсырских армян не было границ. Один за другим подходили они к Мгеру, кланялись ему, целовали ему руки и ноги и славили Бога.
Пусть они ликуют и чествуют Мгера, а мы перейдем на землю сасунскую и там свой сказ поведем.
Видел сон Кери-Торос: мсырская твердыня стояла неколебимо, твердыня сасунская была вся в развалинах.
– Жена! – сказал он. – Выведи моего коня-шестинога. Наш Мгер в беде. Поеду ему на выручку.
Кери-Торос созвал всех пахлеванов своего рода:
Горлан Оган,
Пачкун Верго,
Котот Мотот,
Ануш-Котот!
Эй, Хор-Манук,
Эй, Хор-Гусан,
Чинчхапорик,
Парон-Торник,
Идемте! Сасуна
Светоч угас.
Двинемся в путь!
Мгер наш исчез,
Бесследно исчез!
Собрались сасунцы в дорогу, взяли с собой разных припасов, на мулов навьючили, сели на коней и отправились в путь.
– Багдад! Где ты? Мы спешим к тебе!..
Приехали, разбили шатры под Багдадом. Здесь опросят, там спросят: не слыхал ли кто про Мгера? Нет, никто не слыхал! А кто слышал, тот говорил:
– Мгера в Мсыр увели, в колодец бросили и камнями засыпали.
Пропировал Мгер: семь дней и семь ночей, поблагодарил мсырских армян и пошел в Багдад, к Гоар-хатун.
Не прошел он и часа, как вдруг увидел: идет ему навстречу всем известный полоумный пахлеван Авдал. Волосы свисали ему на глаза, одежда на нем была вся изодрана, на спине он тащил огромный камень.
– Что это за камень, Авдал? – спросил Мгер.
Остановился Авдал и так ему на это ответил:
– Это камень для Мгера Сасунского. Слыхал я, Мгера поймали, в колодец бросили, камнями засыпали. Меня при этом не было, я не мог бросить в него камень. А теперь я туда иду – хочу свалить вот этот камень на сумасброда Мгера, хочу отомстить ему. Он мне враг. Его отец в сасунской битве отца моего убил, а сам он в багдадской битве брата моего убил. Вот какие дела!..
Засмеялся Мгер:
– Этот камень для Мгера мал, а для тебя, ей-Богу, как раз! Снял он камень со спины Авдала, самого Авдала убил, тут же похоронил, камень на него навалил и примолвил:
– Ну вот видишь: этот камень как раз тебе по росту!
Надел на себя Мгер Авдаловы лохмотья, волосы, как Авдал, спустил на глаза и в таком виде предстал перед мсырским войском. Все стали его расспрашивать:
– С какими ты вестями, Авдал?
Мгер дико, как тот пахлеван полоумный, захохотал.
– Дайте сначала поесть, а потом будет вам весть! – сказал он. Принесли ему поесть. Мгер съел столько, сколько мог бы умять целый отряд, насытился и сказал:
– Клянусь хлебом, вином и всемогущим Богом: вот этими руками я навалил камень на голову Мгера. Мгера мы погребли под камнями. Нет больше Мгера.
Мсырские военачальники возрадовались духом.
– Молодчина Авдал! – вскричали они. – Куда ж ты теперь путь держишь?
– В Багдад иду – хочу жениться на Гоар-хатун. Военачальники так и покатились со смеху.
Мсырский царь послал их за Гоар-хатун. Но они знали, что Авдал – полоумный, и значения его словам не придали.
Попрощался Мгер с военачальниками мсырскими, помчался в Багдад и осадил коня перед самым дворцом.
Гоар, вся в черном, сидела под окном и думала свою думу. Увидев Авдала, она ему крикнула:
– Авдал! Скажи ради твоего Бога: принес ли ты какую-нибудь весть о Мгере?
Мгер, подражая голосу Авдала, ответил:
– Дай сначала поесть, а потом будет тебе весть!
Гоар позвала к себе Авдала и велела его накормить. Когда же Авдал наелся, Гоар спросила:
– Скажи мне, Авдал: где Мгер?
– Клянусь хлебом, вином и всемогущим Богом, – подражая голосу Авдала, отвечал Мгер: – Вот этой самой рукой я кусок хлеба положил Мгеру в рот, а пришел я сюда, чтобы тебя поздравить.
Гоар вскрикнула от радости.
– Где же он? Почему не едет ко мне? Мнимый Авдал расхохотался.
– Скоро приедет, скоро приедет! – сказал он. – Можешь считать, что он уже здесь.
У Гоар от радости подкосились ноги, и она упала на тахту. Хотел было крикнуть ей Мгер: «Что же ты, Гоар, меня не узнала?» – но не крикнул, а сказал себе: «Пока что пойду погляжу, что поделывают Кери-Торос и другие сасунцы».
МГЕР ВНОВЬ ПРИНИМАЕТ СВОЙ ОБЛИК
Мгер, когда проезжал через город, узнал, что в Багдад приехали пахлеваны сасунские во главе с Кери-Торосом и всех о Мгере расспрашивают.
Мнимый Авдал вышел из дворца Гоар и погнал коня к шатру Кери-Тороса.
Вошел в шатер, смотрит: сасунцы, подобно Маркосу Дарбину, поставили в шатре престол, скатерть расстелили и по Мгеру поминки справляют.
Увидев странствующего пахлевана, Кери-Торос обратился к нему:
– Авдал! Скажи ради твоего Бога: принес ли ты какую-нибудь весть о Мгере?
– Дай сначала поесть, а потом будет тебе весть, – отвечал Мгер.
Мгер хоть и поел у Гоар, а все еще был голоден. Да разве Мгер, Бог с ним, знал, что значит насытиться? То был не человек, а целая крепость!
Дали сасунцы мнимому Авдалу выпить и закусить. Мгер выпил, закусил и, подражая голосу Авдала, сказал:
– Клянусь хлебом, вином и всемогущим Богом: вот этой, самой рукой я положил Мгеру в рот кусок хлеба и пошел в Багдад.
Сасунцы задумались: правду говорит странник или неправду?
– Брешешь! – проворчал Верго.
– Брешет только Пачкун Верго, – сказал Мгер. – Сейчас как выкину коленце, так вы у меня сразу поверите, что Мгер жив.
– Какое коленце? – хором спросили сасунцы.
– Ответь мне, Кери-Торос, – молвил Мгер, – может ли человек единым духом осушить вот такой котел вина?
Кери-Торос глубоко вздохнул.
– Эх, Авдал! – промолвил он. – Такой котел, полный вина, выпил Мгер Старший, выпил Давид, потом настал черед пить Мгеру Младшему, но, ослепни глаза мои, Мгера Младшего нет!
Тогда мнимый Авдал снова обратился к Кери-Торосу:
– Кери-Торос! Ради твоего Мгера, налей полный котел вина, а я выпью, чтоб отлегло от сердца.
Как скоро произнес он эти слова: «ради Мгера», Кери-Торос налил полный котел вина и сказал:
– Пей!
Мгер поднес котел ко рту, пил, пил, пил, выпил все до капельки, пустой котел оземь ударил и выбил у него дно.
– Истинный Господь, все выпил! – сказали сасунцы. Мгер сел на престол.
– Эй, эй, эй! – крикнул Пачкун Верго и ударил Мгера по лицу. – Не на свое место сел!
Рассвирепел Мгер. Схватил он Верго за шиворот, повалил наземь схватил Парон-Торника, Чинчхапорика, Хор-Манука, Хор-Гусана, Котот-Мотота, Ануш-Котота, Горлана Огана, положил одного на другого, а сверху положил Кери-Тороса – живую скирду наметал.
– Теперь поняли, где место Мгера Сасунского? – спросил он.
Из-под самого низу донесся голос Пачкуна Верго:
– Если ты Мгер Сасунский, скажи нам: что знаешь ты о Сасунской земле?
– Знаю, что ты явился причиной смерти моей матери Хандут-хатун, – отвечал Мгер. – Ты нанес ей оскорбление, и она бросилась с крепостной стены… Ну что, теперь ты услышал правду о Сасунской земле?
Пачкун Верго со страху в штаны наложил.
А Кери-Торос и Горлан Оган спрыгнули со скирды, стали Мгера обнимать, целовать, заплакали и оказали:
– Ах, Мгер, солнышко ты наше! Так это ты? Ослепни у нас глаза, ты так изменился, что мы тебя не узнали.
Тут сасунцы, все как один, бросились целовать Мгера и никак не могли на него наглядеться. После взаимных излияний чувств Мгер обратился к Кери-Торосу:
– Кери-Торос! А где мой Конек Джалали?
– Конек Джалали? – переспросил Кери-Торос. – Он убежал на Цовасар. Как мы ни бились, никого не подпустил он к себе.
Мгер достал платок из-за пазухи.
– Этот платок потом моим пропитан, – сказал он. – Подите с ним на Цовасар и покажите издали моему коню. Почует он мой запах – сам прибежит.
Хор-Манук и Чинчхапорик взяли платок, сели на коней и помчались на Цовасар. Через три дня они вернулись и привели Конька Джалали. Доспехи Мгеровы и меч-молния как были к седлу приторочены, так там по сей день и лежали.
Мгер в шатре у Кери-Тороса вымылся, побрился, облачился в доспехи, сел на Джалали и поехал к Гоар.
Гоар, подпершись рукой, сидела у окна, на дорогу глядела, Мгера ждала.
Мгер выставил на солнце меч-молнию, отблеск ударил Гоар в глаза. Вскинула она голову и закричала:
– Ой, Мгер, ненаглядный мой!.. Это ты?
– Крест истинный, я!
Спешился Мгер, взбежал в светлицу Гоар, обнял девушку и с полудня до заката все целовал ее, целовал – никак не мог от нее оторваться.
Гоар не помнила себя от радости. А когда опомнилась, то сказала:
– Слава тебе Господи! Авдал говорил мне, а я не верила.
– Что тебе говорил Авдал?
– Что Мгер жив.
– Так Авдал был у тебя?
– Был.
– И ты незнакомца у себя принимала?.. Многие мне говорили, что все женщины – изменницы, а я не верил!
Заплакала Гоар.
– Мгер, дорогой! Мне хотелось узнать о тебе!
Мгер так громко захохотал, что от его хохота светильники стукнулись один о другой и зазвенели. И тут он рассказал Гоар о своей встрече с Авдалом. Теперь уже Гоар рассердилась.
– Как тебе не стыдно, Мгер? – сказала она. – Кто любит, тот не станет так бессовестно обманывать любимую девушку.
– Это я только чтоб тебя испытать, – сказал Мгер. – Помнишь, как ты меня испытывала?.. Теперь я уверился, что в любви ты крепка, как меч-молния.
Тут Гоар снова к мужу прильнула.
– Добро пожаловать, добро пожаловать, Мгер! – сказала она. – Не чаяла я с тобой еще разок встретиться. Вижу я, что ты жив и здоров, и теперь, если пошлет Господь по мою душу, я умру с легким сердцем.
Как скоро до мсырского сераскира дошла весть о том, что Мгер бежал из плена и снова сел на Конька Джалали, он без дальних слов с полдороги поворотил свое войско и ушел к себе в Мсыр.
А Кери-Торос явился к царю Пачику и такое слово молвил ему:
– Много лет тебе здравствовать, царь! Я пришел сюда не творог продавать. Давай приданое моей невестки – я его в Сасун отвезу.
Но тут в разговор вмешался Мгер.
– Я, Кери-Торос, в Сасун не поеду, – молвил он.
– Как не поедешь, дружок? Место отца твоего пусто. Иди и займи его.
– Нет, – сказал Мгер. – Мой отец меня проклял, мой дед оскорбил мою мать так, что она руки на себя наложила. Смерти мне нет, но и наследника нет у меня. Мир на кривде стоит. Пока мир не будет разрушен и заново создан, я в Сасун не приду.
Сасунцы, одним глазом плача, другим смеясь, ушли восвояси. Вскоре царь Пачик умер, и царем Багдада стал Мгер.
КОЗБАДИНОВЫ ВНУКИ
Прошло некоторое время.
Прознали Козбадиновы внуки, что Сасун остался без правителя, собрали войско и пошли на Сасун – мстить за своего деда.
Горлан Оган письмо Мгеру послал:
Мгер! Козбадиновы внуки совсем обнаглели. Пришли в Сасун, дань сбирают, жен и дев к себе угоняют, кровь проливают, все в разор разоряют. Кери-Торос помер. Деда своего Верго ты хорошо знаешь – знаешь, на что он годится. Остался я один, но я стар, нет у меня сил защищать Сасун. Как получишь мое письмо, приди и вступись за отчизну.
Прочел Мгер письмо и сказал Гоар:
– Жена! Я поеду в Сасун, а палицу мою у ворот поставлю. Придут вороги, скажут: «Мгер спит, а палицу у ворот поставил». И тебя не тронут.
Попрощался Мгер с женой, облачился в доспехи, вооружился, сел на Джалали и помчался в Сасун.
Смеркалось. Горлан Оган двери дома своего держал на запоре. Весь город в ужасе притаился. На площади ни одной живой души. Сердце у Мгера кровью облилось. Крикнул он что было мочи:
Эй! Дед Оган! Проснись, пробудись!
Мгер твой пришел – проснись, пробудись!
Мы оба устали: и я и конь.
Сон от себя гони, пробудись!
Услыхал Оган голос Мгера и в полудремоте сказал:
– Жена! Мне родной голос послышался, и сон мой прошел.
– Спи, несносный старик! – сказала жена. – Ты запер городские ворота, запер свой дом изнутри – чего ж ты боишься?
– Как же мне не бояться? – молвил Горлан Оган. – Я стар, недруги – близко, а защитник наш – далеко.
Видит Мгер, что никто ему не отворяет, взобрался на кровлю и крикнул в окошко:
Эй! Дед Оган! Отопри мне дверь!
Под окном твоим ждать мне больше невмочь.
Мой дом далеко. На дворе уже ночь.
Я пришел родному Сасуну помочь.
Эй! Дед Оган! Отопри же мне дверь!
Вскочил Горлан Оган и отворил дверь. Мгер руку ему поцеловал, Оган Мгера поцеловал в лоб и сказал:
– Добро пожаловать, Мгер! На кого ты оставил дом?
– На попечение своей палицы.
Подивился Горлан Оган.
– Что значит твоя палица без тебя? – спросил он.
– Как увидят недруги палицу мою у ворот, скажут: «Стало быть, Мгер дома» – и не посмеют войти.
– Какой знак у твоей палицы?
– В ее рукоять вделан алмаз. Солнце выглянет, алмаз сверкнет – враг не приблизится к моему порогу. Ввечеру свечу зажгут, алмаз и вечером засверкает. Недруги скажут: «Мгер дома».
Обрадовался Горлан Оган.
– Добро пожаловать, добро пожаловать, Мгер! – воскликнул он. – Сасун остался без защитника. Ты пришел, так будь же ты его защитником, займи место отца своего!
– Кто тебя теснит, дедушка?
– Козбадиновы внуки, – отвечал Оган. – Их четверо, и каждый из них – лютый зверь.
– Выйду на заре, всех четырех изловлю, – молвил Мгер. – Как мне поступить: на месте их уложить или живьем доставить тебе?
Подумал-подумал Оган и сказал:
– Хочешь, сам убей, а хочешь, сюда приведи – пусть их убьют сасунцы, душу себе облегчат.
На заре Мгер понесся на Леранское поле.
Еще издали завидел он шатры Козбадиновых внуков. «Что они от нас хотят? – думалось Мгеру. – Почему они не дают нам спокойно пахать и сеять, хлеб свой добывать?..»
А Козбадиновы внуки тоже еще издали завидели Мгера и прицелились в него из луков. Одна стрела в ногу Джалали впилась. Мгер мечом ударил, стрелу пополам разрубил, половина стрелы в ране засела.
Бой длился недолго. Изловил Мгер всех четырех Козбадиновых внуков и в город привел.
Конек Джалали прихрамывал.
– Что с твоим конем? – спросил дед.
– Стрела у него в ноге, – отвечал Мгер.
Горлан Оган был искусным лекарем. Вытащил он стрелу из ноги коня, растопил яхонт и изумруд и в рану влил. Стала нога у коня здоровее, чем прежде.
Мгер Козбадиновых внуков прибил гвоздями к воротам – двоих справа, двоих слева, – чтобы враги Сасуна поглядели на них, поумнели и не смели больше подходить к Сасунским горам.
…Сорок дней жил Мгер у деда, отдохнул, утолил тоску по родине, а затем сел на Джалали и поехал к Гоар-хатун.
Долго ли, коротко ли, повстречал он сорок пахлеванов. Не на конях сидели они, а на верблюдах. Поздоровался с ними Мгер и спросил:
– Вы откуда? И что у вас за печаль? Отвечали ему пахлеваны со вздохом:
– Мы – сыновья алепского царя. Наша сестра, старуха, захватила престол нашего отца, а нас прогнала.
– Вот тебе раз! – воскликнул Мгер. – Какая же она сестра, если братьев своих отцовского престола лишила? Хотел бы я на нее поглядеть.
– Надобно тебе знать, что сестра наша – людоедка, – продолжали пахлеваны. – Только на свет родилась – стала человечину жрать. Батюшку нашего съела, матушку нашу съела, всех отцов города съела, а мы убежали – только тем и спаслись.
Подивился Мгер.
– Мир погряз в беззакониях, – сказал он. – До чего мы дожили: человек человека ест! Нет, эту людоедку я должен уничтожить!
Братья-пахлеваны возвеселились духом.
– Будь ты нам старшим братом! – сказали они. – Нас было сорок, а теперь сорок один.
Во главе сорока братьев Мгер въехал в Алеп. Старуха-людоедка вышла навстречу, от радости зубы оскалила.
– У-уххх!.. Обильная добыча сама ко мне идет, – сказала она. – Тут мне еды на сорок дней хватит.
Одним ударом меча-молнии отрубил Мгер старухе голову. Людоедка с таким невообразимым шумом и грохотом рухнула наземь, что попрятавшиеся в погребах жители высыпали на улицу, стали друг друга поздравлять, обступили Мгера и от всей души поблагодарили его.
– Нам не под силу было оправиться с людоедкой, – сказали они. – Ты ее убил, ты нас от нее избавил, царствуй же над нами. Ты – царь наш, а мы – твои верноподданные. Клянемся, что будем служить тебе до скончания дней.
Мгер краем атласной одежды людоедки очистил от крови меч-молнию и сказал:
– Нет, братцы мои, ничего мне от вас не надо: ни благодарности, ни золота, ни царства. Я – Мгер Сасунский, сын Давида Сасунского. Смерти мне нет, и нет у меня наследника. Сидеть на месте мне невмоготу.
Погнал Мгер коня в город Джзир.
Через этот город протекала большая река Джзиру-Шат. Сто сорок речек вливалось и впадало в эту реку. Она часто выходила из берегов, затопляла и разрушала город.
Мгер прочел в старинных книгах армянских: «Всегда делай добро, хоть в воду его бросай». Как скоро узнал он о бедствиях города Джзира, то взвалил на спину громадную скалу и бросил ее под городом в реку. Река разделилась на два рукава: один рукав потек направо, а другой – налево. Город теперь стоял меж двух рукавов, и река его уже не затопляла.
А на скале Мгер построил крепость и назвал ее Пестрая башня. Крепость эта и по сей день стоит.
Семь лет скитался Мгер по белу свету, семь дэвов-людоедов убил, семь крепостей построил, по Гоар-хатун стосковался и стрелой полетел в Багдад.
Как поставил Мгер палицу у ворот, когда уезжал, так она с тех пор здесь и стояла.
Вошел Мгер в покои, смотрит – на тахте лежит мертвая Гоар и держит в руке письмо.
Подполз к ней Мгер на коленях, взял письмо и прочел.
Вот что писала Гоар-хатун:
Мгер! Я умираю с тоски по тебе. Когда воротишъся, исполни мою просьбу: в Сасун меня увези и похорони рядом с Хандут-хатун.
Привязал Мгер тело Гоар-хатун к седлу коня своего, привез в Сасун.
Семь дней плакал над ее телом, могилу выкопал рядом с могилой Хандут-хатун и схоронил Гоар.
Затем Мгер заказал семь заупокойных обеден по сасунцам: по Цовинар, по Санасару, Багдасару, Мгеру Старшему, Армаган, Давиду, Хандут-хатун, Кери-Торосу и многим другим…
Прошло еще некоторое время.
Кончилась поминальная тризна. Не хотелось Мгеру возвращаться в свою столицу.
Раз нет на свете Гоар, то что для него царство, что для него жизнь?..
МГЕР УХОДИТ В АГРАВАКАР
Всю ночь до самой зари скитался Мгер в горах. Утром, голодный, усталый, приблизился он к пастухам и спросил:
– Чье это стадо?
– Деда Верго, – отвечали пастухи.
– Я – голодный странник, – молвил Мгер. – Зарежьте, овцу, накормите меня, и я поеду своей дорогой.
– Ишь ты какой! – сказали пастухи. – Мы сами голодаем и не смеем надоить для себя ни капельки молока, а ты хочешь, чтобы мы для тебя овцу зарезали?
– А почему вы боитесь молока себе надоить? – спросил Мгер.
– Дед Верго каждый вечер стадо пересчитывает, а молоко меряет палкой с делениями. Паршивого козленка недосчитается, чашки молока недомеряет – горе нам: каждому из нас сто ударов прутьями влепит.
И снова Мгер проклял мир. Проклял и удалился. Повстречался он с жнецами.
– Здорово, братцы! – крикнул им. – Чья это нива?
– Деда Верго, – отвечали жнецы.
– Я – голодный странник, – молвил Мгер. – Дайте мне хлеба кусок. Я съем и поеду своей дорогой.
– Ишь ты какой! – сказали жнецы. – Мы самой голодаем. Откуда у нас хлеб возьмется?
– Почему же вы голодаете? – спросил Мгер. – Как может голодать тот, кто убирает хлеб?
– Дед Верго дает каждому из нас по горсти ячменя в день. Даже в полове нам отказывает. Целый день простаивает он на кровле своего дома и смотрит. Как увидит дым, тот же час идет на поле и каждому из нас отмеряет по сотне розог.
Мгер дважды послал миру проклятье и удалился.
Тело у Мгера отяжелело. Когда же он выслушал жалобы пастухов и жнецов, отяжелела у него и душа.
Земля уже не в силах была его носить.
Копыта его коня увязали в земле.
До позднего вечера Мгер горы Сасунские конским шагом мерил, а на закате солнца подъехал к могиле матери и воззвал:
Матушка, встань! Матушка, встань!
Сасунское царство извергло меня.
Ты под сердцем своим носила меня,
Ты грудью своею кормила меня.
Материнской ласки давно я лишен -
Встань же, родимая матушка, встань!
А мать ему из могилы ответила:
Чем помочь тебе, сын, чем помочь?
Гады кишат вокруг нас,
Увял ланит моих цвет,
Блеск моих глаз погас,
В руках моих силы нет.
Чем помочь тебе, сын, чем помочь?
Перестань скитаться, сынок!
Видно, так уж судил тебе рок:
Ты гони Джалали-Конька
Прямо в Агравакар…
Долго плакал Мгер, долго молил – могила матери больше ему не откликнулась. Тогда Мгер обернулся лицом к могиле отца и воззвал:
Отец мой, вставай! Отец мой, вставай!
Места нет для меня на Сасунской земле.
Отец мой, вставай! Отец мой, вставай!
Мир мне видится точно во мгле.
Отец мой, вставай! Отец мой, вставай!
Я не помню, как пахнет тело твое.
Один-одинешенек бедный твой сын,
Без отца и без матери что за житье!
Отец мой, вставай! Уже осень пришла
И меня, голяка, до костей пробрала.
Холода завернули, и я изнемог:
Я до нитки промок, я прозяб, я продрог.
Бесприютный и сирый, куда я пойду?
Кто приветит, согреет меня, сироту?
Отец ему из могилы ответил:
Чем помочь тебе, сын, чем помочь?
Нет силы в моих руках,
И румянца нет на щеках.
Чем помочь тебе, сын, чем помочь?
Гады ползают вокруг нас,
Черный плат мне не сбросить с глаз.
Чем помочь тебе, сын, чем помочь?
Перестань скитаться, сынок!
Видно, так уж судил тебе рок!
Припусти Джалали-Конька
И уйди с ним в Агравакар.
Когда грянет великий бой,
Мир разрушит и вновь создаст
И окрепнет земля под тобой -
Жизнь тебе по заслугам воздаст.
Долго плакал Мгер, долго молил – могила отца не проронила больше ни звука.
Сел Мгер на Конька Джалали и медленным шагом поехал в Востана-Капан.
Земля одряхлела – носить Мгера было ей уже не под силу. Копыта коня увязали в земле.
– Ой-ой-ой! Одряхлела земля! – воскликнул Мгер.
Только к вечеру добрался он до города Вана.
Тут, у въезда в город, и возвышался Агравакар.
«Я сейчас ударю мечом по утесу, – сказал себе Мгер. – Если расколется – значит, на душе моей нет греха; если не расколется – значит, есть на душе моей грех».
Ударил Мгер по утесу мечом – утес раскололся надвое. Мгер и Конек Джалали вошли внутрь, и утес замкнулся за ними и сросся.
Как узнали сасунцы о том, что Мгер вошел внутрь утеса, семь дней и семь ночей горевали.
А Горлан Оган с горя скончался.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги