Дебилизоид инженера Гагарина

Больной бросил на блюдечко перед кассиршей девять металлических десятирублевок и преспокойненько вернулся к своему столику, где начал пережевывать котлеты.

Тут же в столовой начался ажиотаж – сотрудники смели с противня все «надувные» котлеты и принялись сочинять для них всевозможные диетические начинки, комбинируя в основном кисель и салаты. Тридцать шесть секунд специальной акции к тому моменту, разумеется, закончились, и сотрудникам управления пришлось оплачивать надувные котлетки с начинкой по полной стоимости. А стоимость эта включала в себя полную цену котлеты (причем не «надувной», а по прейскуранту, то есть нормальной, с полным вложением мяса), полную стоимость той миски салата или стакана киселя, из которого была взята «начинка». Кассирша столовой только успевала принимать деньги. Но очередь из сотрудников продолжала расти.

По всему институту разнеслась информация, что в столовую завезли какие-то особо целебные котлетки. Их мало, поэтому может на всех не хватить. Все, кто в этот момент был свободен от каких-то особо срочных дел и дорожил здоровьем, спустились в столовую.

Очень скоро «надувные» котлеты и в самом деле кончились – их было изжарено всего три противня…

Столовая находилась на третьем этаже здания управления. Туда Гагарин направлял луч своего ужасного аппарата неоднократно. Но в тот же момент странные события стали происходить поблизости от работающего дебилизоида. Там, где, казалось бы, безумному инженеру было выгодно сохранять «оазис» здравого смысла и спокойствия. Ведь в противном случае возникала вероятность того, что кто-нибудь, свихнувшись, помешает работе самого инженера.

Именно так в конце концов и получилось…

Да, именно так! Когда я вызываю из памяти все эти картины, начинает казаться, что я опять вернулся в прошлое, где-то поблизости работает дебилизоид инженера Гагарина, его луч вот-вот пройдется по тому месту, где я сейчас стою…

Стоп! Вы же не знаете, что такое дебилизоид!.. Хотя… Вы же сами сказали, что только недавно уволились из Центрального статистического управления. А там вы проработали чуть ли не целый десяток лет. Что? Больше?! Да какое это имеет значение!

Главное, в тот день вы были там. Значит, помните этот моментик.

Вы помните, как двери некоторых комнат – видимо, тех, где под потолком располагались громкоговорители, – стали открываться. Оттуда выходили люди. Они были кто с чем – с портфелями, с сумками на ремне, перекинутом через плечо, с целлофановыми пакетами.

Встретившись в коридоре, сотрудники из разных комнат обменивались короткими фразами:

– Самоликвидация?

– Нет, вы что?! Какая самоликвидация? Самороспуск!

– Конечно, самороспуск. Только на сегодня – на официальный день отъезда на дачи. А в понедельник все будет, как прежде.

– Отлично! Едем домой!

Тем временем в гараже управления, который располагался в маленькой пристройке к зданию, происходили не менее интересные события.

Один из водителей – именно он возил директора и считался в здешнем шоферском коллективе старшим – едва из репродукторов, укрепленных под потолком гаража, перестало звучать объявление о самороспуске, побежал во двор. Там стояла его личная автомашина отечественного производства. Запустив двигатель, подъехал к широким гаражным воротам. Открыв их, заехал внутрь и поставил свое авто рядом с директорским автомобилем.

Директор же в этот момент с целью как можно скорее попасть домой симулировал на проезжей части перед институтом приступ бронхиальной астмы. Он падал на асфальт перед автомобилями, медленно двигавшимися по узкому, забитому транспортом переулку, перекатывался с боку на бок и кашлял, царапая ногтями себе горло и грудь. Так в его представлении выглядело сильное удушье. По плану директора, прохожие – многие из них были сотрудниками руководимого им управления – а также водители автомашин должны были вызвать ему «Скорую помощь». От врачей же он намеревался потребовать, чтобы они отвезли его именно в ту больницу, которая располагалась рядом с его домом. «Возле больницы я попрошу остановить машину. Скажу, что мне стало лучше. Выйду и спокойненько пройду пешочком несколько шагов, остающиеся до дома. Конечно, хлопотно и приходится валяться вот здесь вот на проезжей части… Чуть ли не под колесами машин… Зато в случае успеха я прокачусь через все пятничные дикие преддачные пробки с ветерком и мигалкой – где по встречной полосе, где на красный сигнал светофора. «Скорую помощь» все пропускают. А если бы я сейчас поехал на своей машине с персональным шофером, я бы, наверное, прикатил домой никак не раньше полуночи. Пробки-то кругом – чудовищные», – думал, катаясь по асфальту, сраженный лучом дебилизоида директор Центрального статистического управления.

«А если они откажутся выпускать меня из кареты «Скорой», то я буду симулировать приступ сильной рвоты и поноса – тогда-то они точно вынуждены будут выпустить меня из машины, чтобы я им там все не перепачкал», – проносилось в голове директора…

…Что? Вы не были там? Тогда вам слишком многое непонятно. Я должен поскорее объяснить вам… С чего же начать…

Это был только один из множества моментов того памятного дня, когда инженер Гагарин испытывал свой зловещий прибор – дебилизоид. А с этим дебилизоидом все началось в один осенний день…

Мой друг Упыркин сообщил невероятную новость. Некий его приятель, с которым он не виделся много лет, – инженер Гагарин, – изобрел техническое устройство невероятной, былинной силы. Прибор получил название дебилизоида…

Дебилизоид – звучало как анекдот. Однако устройство существовало в реальности.

Оно оказывало мощнейшее воздействие на сознание человека, оглупляя его до неузнаваемости.

Упыркин обещал познакомить меня со своим инженером. Тот, как очень туманно намекал мне мой приятель, сам хочет этого.

«Пусть хочет, – думал я. – Мне-то что!.. В конце концов, встреча и знакомство с Гагариным будет для меня интересным впечатлением».

Я, правда, не совсем понимал, зачем я понадобился этому загадочному инженеру…

…Можно ли сбежать из отделения полиции, в котором куча народа, в котором крепкие двери с мощными надежными петлями, замки с большими ключами, полицейские-охранники с автоматами, двери и решетки, надежно отделяющие свободу от несвободы? Можно ли из всего этого просто взять и испариться?

В то время, когда происходили те события, о которых я здесь рассказываю, этот вопрос задавали себе все газеты, его непрерывно повторяли на всех радиостанциях и крутили бы, наверное, по всем телеканалам, если бы время там не было занято телесериалами, в которых таким фантастическим моментам не было места.

Но было им место в жизни.

Из одного отделения сбежал уголовный авторитет Замордуй, и никто не мог понять, как это произошло.

Все полагали, что преступная группировка, которой руководил сбежавший вор в законе, подкупила все отделение полиции. Или уж, по крайней мере, значительное количество его сотрудников – тех, которые оказались в злополучный день на службе.

Начальник отделения был снят со своей должности. Узнав об этом, он пришел домой и пытался повеситься.

Но неудачно. Его грузное тело сорвалось с крюка в потолке, предназначенного для люстры, к которому он приделал скрученную простыню. Удар об пол, когда он на него свалился, был такой силы, что у соседей внизу осыпалась с потолка штукатурка и отвалилась полка на кухне. Грохот от упавшей полки был такой, что соседи через квартиру вниз от квартиры полицейского позвонили «в полицию». А поскольку они дружили с начальником отделения, то «позвонить в полицию» означало позвонить ему.

Он взял трубку и сказал: «Да, я все понял. Сейчас я к вам прилечу!» Звонившие решили, что это означает, что он сейчас быстро к ним спустится. Но через несколько минут они увидели полицейского, пролетавшего вниз мимо их окна – он выбросился со своего шестого этажа. Это произошло шестого числа шестого месяца в шесть часов вечера.

Жена начальника полиции была родственницей Упыркина. Она заклинала моего друга найти истинных виновников бегства вора в законе и установить таким образом справедливость в деле ее безвинно и мученически погибшего мужа – полицейского начальника.

Вместе с Упыркиным – на общественных началах – расследованием занимался один из сотрудников отделения полиции.

Однажды Упыркин позвонил мне рано утром. Было без чего-то девять. Я как раз вышел из метро и направлялся к офису.

Взволнованным голосом мой друг предложил мне встретиться с инженером сегодня вечером.

Я без колебаний согласился.

Уже с обеденного перерыва – с двух часов дня – я сгорал от нетерпения.

Упыркин, так же как и я, работал до шести вечера. Их маленькая конторка арендовала две смежные комнатки в офисном центре неподалеку от нашего. Ровно пятнадцать минут – столько занимала дорога от одного здания до другого.

В шесть пятнадцать мой приятель подошел к подъезду офиса, в котором я работал. Отсюда мы должны были отправиться к инженеру домой.

– Мы должны навестить его, чтобы своими глазами убедиться в реальности работы дебилизоида, – говорил Упыркин. – Честно говоря, до сих пор не уверен в том, что Гагарин не выдумал всю эту историю про аппарат.

Через тридцать минут пешей прогулки мы оказались в самом центре города, возле старых ржавых гаражей.

Было даже удивительно, что на клочке земли неподалеку от «золотой мили» – участка в центре Москвы с самой дорогой и престижной недвижимостью – смогли уцелеть эти убогие приземистые строения. В одном из них, тесном и узком, инженер мог находиться только пригнув голову.

Здесь и располагалась «экспериментальная мастерская». В ней Гагарин работал над дебилизоидом.

Усевшись на пустой деревянный ящик из-под овощей, инженер заговорил. Его фигура выглядела зловещей в узенькой полоске света, проникавшей в гараж через приоткрытую створку двери.

Гагарин обращался к нам обоим. Причем со мной он говорил так же, как с Упыркиным – как будто видел меня не впервые, а знал уже много лет и не сомневался, что все предложения будут восприняты мною с интересом.

Инженер предложил нам войти в «дело». Ему нужны помощники. Нет, научная и конструкторская работа были ему по силам и без сообщников. Но вот проводить испытания дебилизоида, добывать материалы для его создания, готовить «акции» с применением дебилизоида – все это невозможно осуществить в одиночку…

Гагарин был человеком замкнутым. По словам Упыр-кина, желчный характер инженера не позволял ему иметь с людьми долгие отношения. Любая дружба скоро переходила во вражду. Лишь с Упыркиным, человеком мягким, готовым ради «дружбы» соглашаться со всем, что говорил собеседник, Гагарин поддерживал отношения. Они не разрушались, несмотря на то что начались давно.

Именно к Упыркину инженер обратился, когда почувствовал: самому ему со всеми задачами, которые возникли перед ним во время работы над дебилизоидом, не справиться. И попросил давнего приятеля привести еще какого-нибудь «проверенного» знакомого.

Да, вот именно с этого моментика, с этого дня все и началось.

Эх, каково оно там было! Как сильны были те ощущения, которые преподнес нам в тот день инженер с помощью своего дебилизоида!

Удары чудовищных лучей, нанося которые Гагарин изливал весь накопившийся у него запас ненависти к человечеству, прошлись почти по всем этажам и подразделениям Центрального статистического управления.

В столовой были отмечены попытки поваров увеличить размер котлет (и тем самым получить возможность недовложить в них мясной фарш) путем накачки маленьких котлеток до размеров больших с помощью велосипедного насоса. Повара, занимавшиеся по примеру одного коллеги такой «накачкой», были намерены создать одну из самых совершенных систем обмана покупателей. При ней с виду очень большая котлета требовала для своего изготовления очень небольшого количества мясного фарша, поскольку внутри нее была огромная воздушная пустота.

Можно было подумать, что подобные противозаконные задумки поваров из столовой управления тут же закончатся скандалом. Вовсе нет! Обнаружив крупные пустоты в котлетах, которые в этот день особенно энергично нахваливала кассирша столовой, сотрудники управления кинулись покупать в столовой всевозможные кушанья, которые можно было бы использовать в качестве начинки для пустот. Идею эту – она была тут же подхвачена всеми, кто находился в тот момент в столовой, – подал один сотрудник управления.

Как раз в этот день он пришел для того, чтобы принести очередной больничный лист в отдел кадров. Но никого там не застал и направился в столовую, чтобы пообедать. То ли где-то по дороге от отдела кадров до столовой, то ли уже в самом зале этого общепитовского заведения по нему полоснул луч дебилизоида.

В столовке больной сотрудник повел себя странно. На нем был коричневый костюм и белая рубашка – сев за столик в углу, он стащил с себя пиджак и кое-как обмотал его вокруг головы. Когда одна сотрудница управления, которая работала с ним в отделе и как раз в тот момент оказалась в столовой, спросила его, зачем он это делает, больной ответил, что после того, как он пришел на работу, ему стало значительно хуже: разболелась голова. Теперь этой части его организма необходимо тепло. Пожав плечами, сотрудница отошла от него и села за другой столик. Больной же некоторое время созерцал то, что происходило в столовой, а затем резко встал со стула и подскочил к прилавку, на котором лежали готовые кушанья.

Громко объявив, что ему необходимо «нечто диетическое», он стал ковырять пальцем сначала в круглых плошечках с готовыми салатами, а потом в котлетах, лежавших на широком противне. Это была как раз первая партия «дутых» изделий местных поваров, обработанных дебилизоидом.

Расковыряв пальцем несколько котлет и обнаружив, что все они внутри полые, больной пришел в восторг и заявил, что это – именно то, что ему нужно.

– Диетические «пита-котлеты»! – воскликнул он. – Начинку вы выбираете сами в зависимости от того, какое заболевание в данный момент лечите.

После этого он набил одну котлету картофельным пюре, вторую – салатом, а в третью постарался через дырочку залить фруктовый кисель.

Держа котлеты с начинкой на ладони, он подошел к кассирше. Та, хотя котлет с начинкой не было в прейскуранте столовой, взяла с него ровно девяносто рублей, громко объявив: «Сегодня в нашей столовой проводится специальная акция – все блюда по тридцать рублей! Длительность акции – тридцать шесть секунд».

Тогда-то и произошел тот моментик, о котором я рассказал раньше: больной бросил на блюдечко перед кассиршей девять металлических десятирублевок, а в столовой начался ажиотаж со сметанием с противня всех «надувных» котлет…

…Покинув ржавый гараж, мы разъехались по домам. А через неделю Упыркин попросил меня помочь раздобыть для Гагарина несколько металлических труб разного диаметра. Инженер сообщил ему требуемые размеры. От нас требовалось привезти заказанные «изделия» к гаражу.

Найти фирму, продававшую трубы, несложно. Но товар в них отпускали не бесплатно. Не знаю, были ли деньги, которые заплатил Упыркин, его личными средствами или их передал ему Гагарин, но у меня мой приятель не попросил ни копейки.

Остановив на улице маленький грузовичок и договорившись с его водителем, мы доставили трубы к ржавому гаражу. На нем висел замок.

Гагарина нигде не было видно. Упыркин принялся звонить инженеру на мобильный.

Тот появился лишь через час. Когда он говорил с нами, с лица его не сходила презрительная, раздраженная гримаса. Осмотрев трубы на улице, повелительным голосом велел затащить их в гараж. Снял замок. Распахнул перед нами створки. Словно перед грузчиками, которым оплачена доставка товара прямо в дом заказчику.

Рассказываю вам все эти детали, а перед глазами вновь встают те картины, которые я видел в тот памятный день в Центральном статистическом управлении.

Вот, например, момент: мы в холле, появляется уборщица, она катит перед собой тележку с тряпками, моющими средствами…

– Эх, что-то пить хочется! – говорит старуха-уборщица, ни к кому не обращаясь. И тут, как я понимаю, по холлу бьет ужасающий луч дебилизоида.

Старуха подходит к своей телеге, находит среди кучи наваленных не нее вещей пластиковый стакан. Наливает в него моющего средства, делает большой глоток.

Скажу честно, в моей голове в это время тоже стали появляться всякие идиотские мысли. То же самое, как он мне позже признался, происходило и с Упыркиным. В какое-то мгновение он подумал, что в горле у него изрядно пересохло и неплохо было бы тоже хлопнуть стаканчик моющего средства из красивой бутылочки. «А чего тут такого?!» – думал в те мгновения Упыркин. Он уже был готов встать с кожаного дивана и выхватить из рук старухи-уборщицы стаканчик, но тут она икнула и следом начала громко хохотать…

Отвлекусь от старухи-уборщицы… В те дни, недели и месяцы, пока мы с Упыркиным все глубже погружались в историю с дебилизоидом инженера Гагарина, другой приятель Упыркина – следователь Гроза пытался раскрыть тайну бегства из отделения полиции криминального авторитета Замордуя (настоящее имя Эдуард Вымордыко).

Гроза опросил не только сотрудников отделения полиции, которые толком не могли ничего объяснить, но и работников организаций, располагавшихся в соседних зданиях, и жителей расположенных рядом домов. Все необычные факты, которые он при этом узнавал, Гроза заносил в отдельный блокнот.

Со временем фактов накопилось так много, что толстый блокнот, подаренный Грозе на выставке полицейского оборудования представителем одной западной фирмы, оказался почти полностью исписанным… Свободными оставались лишь несколько страниц в самом конце.

Из фактов складывалась какая-то невероятная картина, которая не поддавалась разумному объяснению. Вернее, исходя из своего жизненного и профессионального опыта, Гроза объяснить их не мог. Он чувствовал, что не знает чего-то самого главного. Того, что является ключом, с помощью которого все прежде необъяснимые факты сложатся в стройную понятную картину.

Уже там, в здании, Упыркин сообщил мне, что, выезжая в ЦСУ, он коротко переговорил по телефону со следователем Грозой и рассказал ему обо всем, что предшествовало этому дню: про дебилизоид, про наши первые разговоры с инженером Гагариным, про чиновников и про то, что предстояло сегодня.

Упыркин сделал это, так как был уверен: в конце концов история с дебилизоидом перейдет в фазу, когда мы двое уже не сможем сдерживать агрессию Гагарина и останется только одно: обратиться в полицию. И раз в эти дни Упыркин общался с Грозой по поводу Замордуева бегства из-под стражи, то появилась идея: чем потом, когда «припрет», общаться с какими-то незнакомыми полицейскими, не лучше ли сейчас спросить совета и помощи у Грозы, с которым хорошие отношения и полное взаимопонимание.

Гроза отнесся к рассказу Упыркина серьезно. В голове полицейского, в связи со всем услышанным, появилась одна догадка… Но он скрыл ее от нас.

– Поезжайте туда и просто посмотрите, что будет, – сказал он нам. – А потом расскажете мне.

Гроза рассчитывал, что после поездки в ЦСУ мы расскажем ему о каких-то фактах, которые подтвердят или опровергнут его догадку.

И он не ошибался…

Вернемся в здание Центрального статистического управления…

Уборщица несколько раз хлопнула себя ладонями по тощим ляжкам. Я полагаю, что как раз в этот момент Гагарин нанес по лифтовому холлу второй страшный удар. Думаю, инженер хаотически водил лучом своего прибора по зданию Центрального статистического управления. Возможно, на какой-то точке луч дебилизоида останавливался дольше, а по какой-то пробегал лишь вскользь. Не знаю… Это всего лишь мои предположения. Возможно, к этому моменту у инженера уже была разработана своя система нанесения ударов. Хотя верным может быть и предположение, что при атаках наш безумный друг полагался больше на мощность луча, чем на точность его наведения. Мне кажется, по уборщице Гагарин прошелся два раза вскользь. Этого старухе хватило.

Примерно через минуту непрерывного оглушительного хохота старушенция резко замолкла. И следом ее стошнило. Фонтан моющего средства энергично вырвался из ее беззубой пасти.

Странно, но это зрелище отнюдь не вызвало у меня отвращения. Наоборот, мне почему-то (хотя ясно почему!) опять подумалось, что хорошо бы тоже хлебнуть стаканчик этого моющего средства. Оно освежает и прочищает!..

Похожие мысли возникли и в голове моего приятеля.

Затем мы с Упыркиным почувствовали некоторое облегчение – в наших головах наступила кратковременная ясность.

«Что за бред! – подумал я. – Только что я всерьез собирался выпить жидкости для мытья подоконников!»

У старухи-уборщицы тоже наступило просветление. Она смачно сплюнула на пол, громко выругалась матом. Затем подошла к своей тележке и покатила ее куда-то по этажу – прочь от лифтового холла.

Вернемся к гаражу, снятому инженером Гагариным. Я обратил внимание: в нем появились картонные коробки. В них лежало что-то похожее на блоки, вынутые то ли из старой вычислительной машины, то ли из телевизора: электронные платы с припаянными к ним пучками проводов, – они заканчивались массивными пластиковыми разъемами, – какие-то трансформаторы без защитных кожухов. Тут же, прямо на бетонном полу гаража, лежало несколько старых ноутбуков. Рядом с ними мы оставили привезенные трубы.

Инженер запер гараж. Сказав Упыркину, что вскоре позвонит ему, Гагарин быстрым шагом, не оборачиваясь, удалился.

Честно говоря, в тот момент я недоумевал: зачем мой друг терпит этого злобного человека, да еще и заставляет общаться с ним меня?! В то, что дебилизоид будет на самом деле создан, я, разумеется, не верил. Гагарин представлялся шизофреником: он влияет на моего добродушного друга, и тот выполняет его распоряжения.

Что до психического здоровья инженера, а вернее – нездоровья, здесь я попал в точку. Все – именно так. Но вот с дебилизоидом – ошибся.

Прибор был создан. И гораздо раньше, чем можно было предположить в самых невероятных мечтах.

Забегу чуть вперед. Это случилось примерно через месяц.

В один из дней эфир радиостанций, сеть, телевизор и страницы газет оказались заполненными сообщениями о странной истории.

Какое-то время назад сотрудники одного из столичных научно-исследовательских институтов заказали три грузовика чернозема. Затем в мешках перетаскали его на крышу институтского здания. Там был разбит огород, созданы теплицы. В них сотрудники принялись выращивать огурцы и помидоры.

При усиленном орошении одной из теплиц крыша институтского здания протекла. От воды на последнем этаже замкнула проводка, и возник пожар.

Приехавшие на него пожарные расчеты принялись тушить огонь, но потом повели себя странно. Стали обливать друг друга из брандспойтов. Позже, когда история оказалась в средствах массовой информации, эта подробность почему-то больше всего привлекла внимание журналистов…

Между тем, кроме теплиц, при расследовании причин пожара вскрылось и другое обстоятельство… В него трудно было поверить… Рядом с научно-исследовательским институтом проходил короткий надземный участок газопровода. Сотрудники института просверлили трубу и принялись закачивать выходивший оттуда газ в специальные баллоны. Их закупили у одной фирмы.

Перед наполнением баллонов газ сжижался на специальной установке, разработанной и изготовленной кустарным способом сотрудниками института в его мастерских. Баллоны с краденым газом распределялись между участниками группы, осуществившей это технически сложное мероприятие. Газ предназначался не для продажи, а исключительно для личного использования на дачах.

Дикость истории поразила сначала журналистов. Потом – читателей их статей, слушателей радиорепортажей, телезрителей.

Не менее странный и дикий случай произошел на складе фирмы, продававшей тушенку. Там работал сторож – молодой мужчина (ему не было и тридцати лет), в поведении которого прежде не наблюдалось психических отклонений.

В какой-то момент он начал вытаскивать из вверенных ему ящиков банки и поедать их содержимое. А поскольку работал он сутки через трое, то в течение смены пытался наесться на три дня вперед.

Сторож открывал банки, выедал полностью их содержимое. Потом набивал их землей. Ее он выкапывал из газона, разбитого перед складом. Аккуратно прикрыв банку, ставил обратно в ящик.

Между дежурствами сторож ничего не ел. Три дня голода вводили его в чудовищное состояние. Он начинал есть тушенку жадно. Можно сказать, свирепо.

Через несколько дежурств ему стало плохо, и смена, которая пришла его подменить, вызвала «Скорую помощь».

Молодой мужчина был в крайне тяжелом состоянии. Честно сообщил врачам, что ему пришла мысль сэкономить на питании. Поскольку выносить тушенку с территории склада не мог, решил в промежутках между дежурствами не есть вовсе. Это удавалось лишь ценой чудовищного напряжения воли.

Находясь дома, он несколько раз был близок к тому, чтобы прекратить голодовку. Но вытерпел и пришел на работу «не жравши». Уже в помещении склада испытал прилив уверенности в том, что «курс выбран правильно». Нужно продолжать вести себя так, как он делал до этого: наедаться до отвала, пока находится на работе. Потом – голодать.

По всеобщему мнению, странный сторож был сумасшедшим. Однако осталось загадкой, почему прежде его болезнь никак себя не проявляла. А если он заболел недавно, то из-за чего?

Одновременно с репортажами о «неординарном» стороже, наедавшемся ворованной тушенкой на три дня вперед, появились сообщения о не менее странном молодом человеке. Тот приобрел в одном из животноводческих хозяйств корову, свиней, козу и нескольких баранов. Стадо молодой человек поселил у себя в квартире и на лестничной клетке рядом с дверью.

Разумеется, соседи тут же пожаловались в районную управу. На вопрос ее представителя, зачем он приобрел домашних животных, парень спокойно ответил: в мире наблюдается нехватка продовольствия. Цены на него постоянно растут. Значит, бизнес по производству сельхозпродукции чрезвычайно выгоден. Чтобы увеличить его рентабельность, необходимо снижать издержки. Поэтому он решил вместо того, чтобы арендовать хлев в сельской местности, поселить животных в квартире.

Заодно и ему – владельцу бизнеса – не придется арендовать жилье на селе, – поближе к фермерскому хозяйству. А это тоже экономия.

Родители парня в это время оказались заняты многоэтапной операцией на рынке недвижимости. Они уже продали свою квартиру, собирались добавить деньги и приобрести квартиру большей площади.

По условиям сложной сделки они пока сохраняли за собой право жить в прежней квартире. Вместе с сыном. А значит – с козами, свиньями, коровой и баранами.

В последний момент родители отказались от покупки квартиры большей площади. На освободившиеся деньги приобрели десяток вагончиков-трейлеров – передвижных дач…

Мать тут же распределила эти вагончики. В интервью кабельному каналу она заявила: теперь у нее десять душевых кабин и десять туалетных комнат – в точности, как если бы она была принцессой и жила во дворце. В одном из домиков на колесах она собиралась устроить гостевую спальню, в другом – кухню, в третьем – зал приемов, в четвертом – кабинет мужа.

Пока это хозяйство было не на чем буксировать. Но члены семейства намеревались в ближайшее время приобрести электромобиль. Его должен был создать на базе «эмки» выпуска тысяча девятьсот тридцать девятого года один народный умелец. Он сам предложил странной семье свои услуги, жил неподалеку и просто увидел из окна фургончики, припаркованные к тротуару вдоль всей улицы…

Так вот, возвращаясь к тому гаражу и тем трубам… Вы заметили: я перескакиваю с предмета на предмет. То забегаю вперед, то возвращаюсь назад. А как иначе? Ведь и я пострадал от ударов дебилизоида. И по мне прошелся – и не раз – луч этого страшного аппарата. Так что мысли, друг мой, скачут. Галопом, аллюром, иноходью… Как те козы и бараны, которых поселил на лестничной клетке молодой человек, о котором я уже рассказал. Скачут и не выказывают никакого желания успокоиться. Прыгают, как блохи, как прыгуны с трамплина и в воду! Вот так! Я – инвалид, жертва Гагарина и его дебилизоида… Но мне никто не верит. Мол, никакого Гагарина, а тем более дебилизоида, нет и никогда не было. Ну что ж… Пусть так! Но в таком случае, какое имеет значение, в какой последовательности я стану рассказывать о том, чего никогда не было: задом наперед, передом назад, шиворот на вывернуло или вывернуло на шиворот?!. Жрите, что дают! Хоть дутые котлетки, хоть их сдувшуюся начинку, а хоть и начиненную сдувку! Чем шут не чертит!

Как позже выяснилось, в день, когда мы приехали, громыхая железом в кузове грузовичка, к ржавому гаражу, Гагарин уже имел в распоряжении готовые элементы «начинки». Это были электронные и энергетические схемы дебилизоида. Хранились они на квартире, арендуемой Гагариным у человека, сдавшего ему и гараж.

В железном сарайчике инженер разместил лишь заготовки и некоторые электронные компоненты. Те, что могли пригодиться в будущем для производства новых экземпляров устройства и его модернизации.

Из того запаса железных труб, которые мы доставили в гараж, можно было построить не меньше, чем полдесятка дебилизоидов.

…Изучая исподтишка товарищей по работе (это происходило перед первым пробным использованием дебилизоида), я приходил к выводу, что даже самый мощный аппарат конструкции Гагарина против них бессилен. Их невозможно сделать олигофренами и дебилами, ибо они и так практически являлись ими.

Удручающую картину представляли собой все поголовно – от уборщицы до директора.

Рыба, как всегда, сгнила с головы. Руководитель нашей компании ежедневно прилагал титанические усилия, направленные на доведение подведомственной организации до банкротства. Если кто и мешал, так это заказчики. Те, как мне кажется, были убежденными мазохистами.

Они продолжали сотрудничать с нашей компанией, не обращая внимания на ее конкурентов, которые могли предоставить те же услуги, что и мы, но с лучшим качеством и гораздо дешевле.

Мои коллеги были выбраны нашими кадровиками по принципу, какие угодно, лишь бы глупее, чем директор. А он у нас, повторюсь, был человеком исключительной тупости. Его пребывание на столь высоком посту объяснимо лишь тем, что акционеры – люди, вложившие деньги в уставной капитал фирмы, – дауны. Директор сразу показался им «своим»…

Замдиректора – кретин. Вспоминая совещания у руководства, на которых мне по долгу службы приходилось присутствовать, я воскрешал в памяти его лицо с выпученными глазами и разинутым ртом. Именно с таким видом он обычно сидел в директорском кабинете. Заподозрить в этой физиономии хоть какую-то мысль невозможно даже при самом богатом воображении.

Перебирая сотрудников нашего акционерного общества, я постепенно добрался…

А что же я?.. Я запретил себе об этом думать! Душевное здоровье дороже объективной самооценки…

Но буду рассказывать по порядку. Вернее, попытаюсь хоть как-то сообщать о событиях в той последовательности, в которой они на самом деле происходили… Эх, черт! Я то забегаю вперед, то возвращаюсь назад!.. Надеюсь, вы все же схватываете основную канву событий. Тех, что связаны с дебилизоидом инженера Гагарина.

Итак…

С момента посещения сарайчика-гаража прошло примерно полмесяца. В один из выходных мне позвонил Упыркин и сообщил: у Гагарина есть ко мне дело. Скоро я узнал какое…

Встреча состоялась в маленьком кафе неподалеку от офиса моей фирмы.

Инженер сообщил: дебилизоид готов, надо испытать.

Гагарин хотел, чтобы первый удар нового оружия был нанесен по какой-нибудь небольшой организации.

Именно в такой я и трудился. Потом до меня дошло: инженер заранее расспросил Упыркина про мою работу. Собрал в Интернете всю информацию о нашей фирме. Видимо, в один из дней подъезжал к офису. Изу-чил здание, посмотрел с улицы на окна, прикинул, где можно установить дебилизоид.

Рядом с офисом были старые заводские корпуса. Гагарин решил нанести пробный удар оттуда. С последнего этажа.

Этот завод давно работал на четверть мощности. Большая часть цехов пустовала.

Раздобыв удостоверение: мол, является геодезистом, составляет карту района, Гагарин проник на последний этаж. Установил дебилизоид у окна.

Цех – совершенно пуст. Да и вряд ли кто-то, оказавшись рядом с инженером, смог бы понять, чем он занимается, что за устройство, монотонно гудя на низкой ноте, здесь работает.

Сидя за столиком кафе, я думал: «Итак, дебилизоид будет испытываться на живых людях. А каковы будут последствия эксперимента?» Переживал не только потому, что сам мог стать жертвой бесчеловечного мероприятия. Мучила совесть: что, если от аппарата и в самом деле пострадают люди?

Да нет, никакого дебилизоида не существует! Гагарин просто псих. Его «изобретение» – нелепый набор электронных блоков, набитых в железную трубу. Работать это не станет! А значит, никому не нанесет вреда.

И я вновь ответил Гагарину согласием.

В день, когда дебилизоид должен был атаковать офис, я пришел на работу как обычно. Где-то без пяти минут девять. Упыркин звонил мне каждые десять минут. Интересовался, как дела. Я, естественно, спрашивал, когда будет нанесен первый удар. В моем голосе звучала ирония: был уверен, ничего не произойдет…

Однако невольно начал присматриваться к коллегам. Дебилизоид должен превратить их в дебилов. По крайней мере, на время.

Гагарин с моих слов хорошо знал расположение комнат в офисе. Ему было известно, где сидят люди, чем они занимаются. Исходя из этих сведений, он рассчитал удар аппарата.

Время шло. Упыркин больше не звонил. Ничего не происходило. Меня увлекли рабочие дела, и я перестал думать о дебилизоиде.

В полдень мобильный зазвонил. Упыркин!

– Вот-вот начнется испытание, – произнес он в трубку сдавленным шепотом.

Я знал: Упыркин – тоже на работе. Связь с Гагариным он держал так же, как и со мной – по теле-фону…

Первые минуты после звонка Упыркина тянулись долго, словно это были часы. Я нервничал. Однако вскоре стал отсчитывать уже не минуты, а их десятки. Затем отмечал очередные полчаса. Через два часа окончательно убедился в том, что был прав. Ничего не про-изошло. Дебилизоида не существовало!

Я вышел в коридор, заглянул во все комнаты, поболтал с сотрудниками. Перемен в них не заметил.

Зайдя на маленькую офисную кухоньку, быстро вскипятил электрический чайник, выпил кружку «Ахмада» с сахаром. Поболтал с давившейся бутербродом бухгалтершей и отправился обратно к себе в комнату.

Уже сидя за компьютером, позвонил Упыркину. Тот не брал трубку.

До конца рабочего дня про дебилизоид Гагарина я не вспоминал.

Выйдя из офиса, неожиданно наткнулся на Упыркина. Приятель поджидал меня возле дверей. Я почувствовал раздражение: вести беседы о несуществовавшем дебилизоиде не хотелось. Но Упыркин молча взял меня за руку, повел за собой. Я подчинился.

Завернули за угол, зашли в маленькую кафешку-стоячку. К разряду «приличных» ее не отнесешь. Посетители – одни мужчины. В основном – лет сорока. По виду – грузчики-экспедиторы, кладовщики или какие-нибудь наладчики заводского оборудования. Молча поглощали горячие блюда. Их отпускал на «раздаче» узбек в поварском халате и белом колпаке.

Чем именно кормили в кафе, я не разглядел – было не до того, – но запивали еду тут в основном пивом.

Лишь шумная компания молодых парней разливала по пластиковым стаканчикам литровую бутыль водки. Та была приобретена явно не в кафе, а где-то за его дверью, в городе.

Рядом с компанией у края длинного «стоячего» столика примостился Гагарин. Инженер держал в руках пластиковый стаканчик с горячим чаем.

Гагарин расспросил меня, что происходило в нашем офисе. Особенно его интересовали часы с полудня до двух. В это время, как он мне сообщил, проводилось испытание дебилизоида. Мне нечего было рассказать – все, как всегда! Инженер спрашивал, чем занимались мои коллеги, как часто выходили из кабинетов, проводились ли совещания. Отличались ли темы, которые обсуждались на них, от обычных? Разговаривал ли я в эти часы после полудня со своими коллегами? Что они говорили? Не заметил ли я в их речах чего-нибудь странного?

Я продолжал отвечать, что ничего странного не заметил. Гагарин поблагодарил меня. Сказал, что помощь, которую я ему оказал, была очень ценна. Затем они с Упыркиным вышли из кафе. Меня попросили остаться за столиком.

Через витрину я наблюдал, как Гагарин сначала что-то говорил моему приятелю. Затем резко повернулся к нему спиной и торопливо пошел прочь от кафе. Упыркин же, глядя с задумчивым видом себе под ноги, вошел обратно в дверь.

– Чего ты с ним возишься! – воскликнул я, едва он подошел к столику. – Никакого дебилизоида нет! Гагарин просто сумасшедший. Ты же слышал – в нашем офисе ничего не происходило.

– Это свидетельствует только об одном. Степень дебильности до применения устройства была выше, чем та, к которой должно было привести его использование, – возразил Упыркин. – Дебилы, по понятным причинам, к воздействию прибора совершенно нечувствительны.

Получается, я правильно оценивал умственные способности коллег?! Инженер Гагарин подтвердил мои выводы.

На некоторое время я потерял контакт с Упыркиным. В офисе было много работы. Через неделю после испытания дебилизоида меня отправили в командировку в Санкт-Петербург.

Как раз в это время произошли странные случаи, о которых я уже рассказал: и с откачкой газа, и со сторожем на складе тушенки, и с продажей квартиры. И, наверное, еще многие другие.

Вернувшись из Северной столицы, я зашел к Упыркину. С собой у меня была упаковка из шести банок чешского пива, немножко соленой рыбки, сухарики.

Мы распили по первой баночке, обсудили последние события в нашей жизни. Разговор перешел на городские новости. Обсудили теплицы на крыше института. Он, между прочим, располагался по соседству с домом Упыркина. Правда, никаких следов произошедших событий на институтской крыше увидеть было нельзя. Видимо, все подчистили…

Затем поговорили про сторожа со склада тушенки, про молодого человека, который решил заняться животноводством. Про его родителей.

Тут Упыркин подошел к компьютеру. Он хотел показать мне какой-то новый видеоматериал на тему семьи с вагончиками. Залез в Интернет, открыл страничку новостного портала. Через минуту улыбка, прежде блуждавшая на его лице, исчезла.

– Послушай, до меня только что дошло: все три объекта – в моем районе! – воскликнул с тревогой Упыркин.

Я к этому моменту опустошил половину второй банки с пивом, и в моей голове уже властвовал легкий туман.

– Ты не знаешь одного обстоятельства! – продолжал Упыркин. – Гагарин живет рядом со мной. Мы учились с ним в школе неподалеку. Это дебилизоид! Точно! Других объяснений нет. Гагарин облучал семью животновода, сторожа со склада. А еще – институт!

Упыркин позвонил инженеру и предложил зайти к нему «выпить баночку пива». Через полчаса Гагарин стоял на пороге упыркинской квартиры.

После того как инженер быстро выпил банку пива, мой приятель начал осторожно, издалека подводить его к теме недавних странных случаев. Но Гагарин сам неожиданно признался, что он и в самом деле бил лучом дебилизоида по домам, которые были видны из окон его квартиры.

Инженер жил в большой «трешке» вместе с пожилыми родителями. Окна квартиры выходили на обе стороны дома, так что выбор «объектов» для атаки у Гагарина был большой.

– Теперь у меня нет сомнений в могуществе прибора! – заявил инженер. – С его помощью могу бросить к своим ногам весь мир.

Слова инженера испугали нас. Мы стали наперебой уговаривать его прекратить войну с мирным населением. Как только всем станет ясно, что происходит, его, Гагарина, немедленно арестуют спецслужбы.

– Предложи свою разработку государству. Министерству обороны! Я уверен: они выделят для твоего проекта большое финансирование, – я говорил это искренне. Мне действительно казалось: государственные мужи примут инженера с распростертыми объятиями.

Упыркин с жаром принялся убеждать Гагарина, что к моим словам стоит прислушаться. В конце концов нам удалось убедить его, что надо искать какие-то пути сотрудничества с государством.

Вдобавок я подал Гагарину идею использования дебилизоида, так сказать, «в мирных целях»: для измерения уровня дебильности тех или иных организаций. Луч прибора направляется на офис. Затем его мощность постепенно увеличивается. То ее значение, после которого поведение людей в офисе изменится, и есть уровень дебильности.

Такие сведения будут ценны для владельцев компаний. Основываясь на них, начнут повышать интеллектуальный уровень персонала, менять сотрудников.

– Нет, об этом лучше не заикаться. Как только наши бизнесмены и чиновники поймут, что у меня есть прибор для определения уровня дебильности, мою разработку тут же постараются уничтожить, – возразил Гагарин. – А представь, если я направлю луч на какое-нибудь государственное учреждение? А на Кремль?..

Мы с Упыркиным принимали участие во всех попытках инженера Гагарина наладить взаимоотношения с властью. Мы ходили вместе с ним по министерствам, по разным научным институтам. Писали какие-то бумаги, составляли прошения.

Вся эта деятельность не приносила никакого результата.

В какой-то момент удалось найти одно учреждение – межотраслевой комитет при одном из министерств. Там к детищу Гагарина проявили значительный интерес.

Чиновник комитета с редкой фамилией Хареворотцев был к нам внимателен. На первой же встрече задал несколько вопросов, которые сам Гагарин охарактеризовал, как «умные вопросы сведущего в науке человека». В конце беседы Хареворотцев попросил Гагарина показать аппарат в действии.

Инженер отнесся к пожеланию настороженно.

– Как показать? – после встречи поделился своими мыслями Гагарин. – Для того чтобы продемонстрировать работу дебилизоида, нужно направить его луч на каких-нибудь «подопытных кроликов». А это – преступление. Что, если Хареворотцев сам же и привлечет меня потом к ответственности? Нет, демонстрировать работу дебилизоида нельзя.

Опять я вспоминаю сцены, которые происходили в здании Центрального статистического управления…

…Только что уборщица выпила моющей жидкости. Ее стошнило… Она быстро пришла в себя. Пошла куда-то по коридору…

Мы двинулись вслед за уборщицей. Когда проходили мимо одной из дверей, та распахнулась. В коридор вышел толстый человек. Он вытирал потную шею и лоб носовым платком.

Преградил нам путь. Впрочем, на нас в эту секунду не смотрел.

Тут же дверь в противоположной стене коридора распахнулась. Из нее вышли два дядьки. Оба – немолодые, лет примерно по пятьдесят – пятьдесят пять. Одеты в старые поношенные костюмы. Выглядят растерянно.

– Коллеги, я позвонил вам и вызвал вас в коридор, потому что произошли важные события! – проговорил толстый человек, державший в руке носовой платок.

Дядьки обалдело переглянулись.

– Какие события? – спросил один из них. Он был в коричневом костюме.

– Десять минут назад мне позвонил директор. Сказал, что приглашает меня на совещание. В пять часов, – принялся объяснять толстый человек. – Я ответил ему: это невозможно. Сегодня пятница, лето. А летом пятница – это день отъезда на дачи. В день отъезда на дачи в пять часов вечера невозможно устраивать никакие совещания.

– И что он ответил? – спросил другой дядька – в сером пиджаке и брюках, белой рубашке и узеньком сером галстуке.

– Ответил, что никакого дня отъезда на дачи не существует! Требует, чтобы я явился к нему в кабинет прямо сейчас! Хотя совещание назначено на пять.

– Вот сволочь! – возмутился дядька в коричневом костюме. – Мне тоже надо на дачу.

– По-моему, день отъезда на дачи подробно прописан в Трудовом кодексе, – сказал его коллега, носивший узенький серый галстук.

– Господа, вы должны мне помочь, – толстяк засунул носовой платок в карман брюк. – Опасаюсь, что из этого похода к начальнику выйдет история. Поэтому хочу, чтобы рядом со мной сразу были понятые. Кстати, а вы, – толстый человек повернулся к нам, – не поучаствуете тоже? Тоже могли бы стать поня-тыми.

Мы с Упыркиным пожали плечами. Конечно, было заманчиво использовать поход в кабинет к директору, чтобы посмотреть, как отразился удар дебилизоида на руководстве управления. Но не слишком ли это рискованно?

Что, если луч прибора на самом деле еще не прошелся по кабинету директора и руководитель ЦСУ сохранил ясность мысли? Увидев нас с Упыркиным, поинтересуется, кто мы. А мне и моему приятелю хотелось сохранить инкогнито… Что, если директор вызовет охрану?

Но мы не успели ничего ответить толстяку. Заговорил человек в коричневом костюме:

– Ладно, согласны. Понятые так понятые… Только я свою личность идентифицировать не смогу. Правда, боюсь, директор меня все равно узнает. Я с ним здесь больше пятнадцати лет работаю. Нет, лучше я вернусь сейчас в свой кабинет. За шапочкой. Натяну ее на голову. Как колпачок. Чтобы директор не узнал. А тебя, – он грубо ткнул пальцем в бок коллегу в сером галстуке, – стану держать за руку. Как поводыря. Ведь через шапочку уже не смогу ничего увидеть.

«Коричневый костюм» нырнул обратно за дверь. Мы все остались стоять в коридоре. Прошло секунд двадцать. Он не возвращался. Мы продолжали ждать. Прошла еще минута или две.

– Чего он там копается?! – занервничал толстяк. Толкнув дверь, шагнул в комнату.

Мы вошли туда следом за ним. Просторное – площадью примерно в сорок квадратных метров – помещение было пустым. «Коричневого костюма» нигде не было.

– Эй, Егорыч, ты где? – позвал его сотрудник института с серым галстуком на шее.

– Здесь! – раздалось из большого шкафа, стоявшего у стены. – Не пытайтесь меня вытащить: заперся изнутри. Ни к какому директору не пойду. Дачи у меня нет, и портить себе карьеру из-за вашего полувыходного я не намерен. Убирайтесь вон!

Пожав плечами, дядька в сером галстуке пошел в сторону двери. Мы все трое безмолвно последовали за ним. Нас провожали крики из шкафа:

– Сволочи! Вы работаете на директора. Он давно уже ко мне подбирается. Хотите, чтобы я дал ему повод меня уволить?.. Жирдяй подбирается к буфету!

Толстяк на мгновение остановился, повернулся к шкафу. Потом хмыкнул и вышел в коридор. «Жирдяем» человек из шкафа называл, вероятно, его.

– Жирдяй хочет, чтобы его сделали буфетчиком, и поэтому манкирует своими обязанностями. Хочет, чтобы его уволили с его места! Ему нужна должность буфетчика.

– Не будем, товарищи, слушать весь этот бред! – сказал нам «серогалстучник». – Нам сейчас нужно сосредоточиться на том, как выиграть в неравной схватке с директором. Уверен, борьба будет тяжелой. Без ожесточенного сопротивления эта сволочь нам своих насиженных позиций не сдаст.

Мы с Упыркиным с ужасом ждали предстоявшую развязку. Было ясно: те двое сотрудников института, с которыми мы шли к директору, подверглись удару дебилизоида. Но прошелся ли луч аппарата по директору?

Оказалось, да. И наш поход завершился совершенно неожиданно…

Опять я отвлекся. Рассказываю не по порядку. Итак, чиновник Хареворотцев…

Гагарин все же принес к нему в кабинет дебилизоид.

«Ствол» аппарата состоял из нескольких труб. Главная, самая толстая – диаметром пятнадцать сантиметров и длиной примерно в метр. Из нее торчала труба потоньше. А из той выдавалась вперед еще одна – самая тонкая.

«Затвор» аппарата, с которым была соединена самая толстая труба, чем-то напоминал затвор станкового пулемета, но был гораздо шире: на нем располагались какие-то тумблеры, переключатели, дисплей с жидкокристаллической индикацией.

Перед боевым применением дебилизоид устанавливался на треногу. Чем-то она напоминала ту, что от фотоаппарата, но была кустарного производства – тяжелая, сваренная из массивных железных трубок, соединенных между собой прочными шарнирами.

Помимо треноги в комплект дебилизоида входил пластиковый ящик, очень похожий на аккумулятор, и длинный электрический провод, один конец которого вставлялся посредством специальной клеммы в сам прибор, а другой – судя по вилке, которой он заканчивался, – в электрическую розетку.

Инженер пояснил: в «затворе» аппарата находится электронная схема. Труба служит для наведения луча одебиления.

Хареворотцев осмотрел аппарат, затем попросил включить его. Гагарин резонно заметил: в городской черте, где неизвестно куда попадет луч прибора, использовать дебилизоид опасно.

Хареворотцев раздраженно воскликнул: «Мне хотелось увидеть дебилизоид в деле! Если вы так боитесь продемонстрировать мне его работу, если между нами нет доверия, зачем ко мне обратились?!»

Однако Гагарин остался непреклонен. Он отказывался включать дебилизоид при Хареворотцеве.

Несмотря на испытанное раздражение, Хареворотцев не прекратил встреч с инженером. Во время следующего разговора Хареворотцев намекнул Гагарину: если тот сделает его своим сообщником, чиновник найдет способ обеспечить разработке дебилизоида значительную государственную поддержку. Когда Гагарин поинтересовался, в каком совместном с ним деле собирается участвовать Хареворотцев, тот ответил: «В покорении мира!»

Инженер ничего не ответил. От чиновника ему нужно было только одно – деньги. Гагарин не собирался брать кого-либо «в долю» вне зависимости от того, каким будет дальнейшее использование прибора…

Хареворотцев был весьма злобным человеком. Осознав, что Гагарин не собирается вступать с ним в сговор, принялся чинить ему препятствия. Мало того, что не помог инженеру получить деньги через комитет по науке, но и стал ходить по разным государственным учреждениям, рассказывая всем: Гагарин – шарлатан и душевнобольной человек.

В этот-то период и произошла наша последняя встреча с инженером.

Гагарин был крайне раздражен. Сообщил нам, что Хареворотцев настроил против него чиновников. Никто из них теперь не воспринимает Гагарина всерьез. Все открыто издеваются, смеются над ним.

– Они не представляют, что я могу сделать с ними и с этим городом! – воскликнул в мстительном запале инженер. – До сих пор я воздерживался от применения силы. Рассчитывал на их благоразумие. Но моему терпению приходит конец! Я начинаю испытывать настоящую ярость!

Мы с Упыркиным тут же принялись убеждать Гагарина, что не стоит переносить раздражение от Хареворотцева на всех граждан столицы. Но наши слова впечатления на инженера не производили.

В конце концов произошло самое ужасное, что вообще могло произойти в этой истории. Гагарин стал избегать встреч с нами. Если можно так выразиться, «ушел в подполье». Хотя никакие государственные органы им не интересовались и «подпольем» это можно было считать лишь по отношению ко всему прежнему окружению инженера.

При этом он стал активно использовать дебилизоид.

Мы понимали это по тем шокирующим известиям, которые получали из разных концов города.

Принудительная дебилизация при помощи гагаринского аппарата проходила в разных уголках Москвы. То тут, то там появлялись какие-то совершенно невероятные идиоты, «деяния» которых во много раз превосходили глупость «животноводов», сторожей, покупателей передвижных дач и охотников за бесплатным сжиженным газом.

Вокруг говорили, что «народ окончательно сошел с ума». Но мы-то с Упыркиным знали: с народом – все в порядке. Просто инженер Гагарин активно использует аппарат.

При этом, судя по всему, он наносит атаки со все новых съемных квартир, чердаков, выселенных перед сносом зданий. На что он при этом живет?

По сведениям Упыркина, Гагарин давно уволился из «электронного» НИИ, в котором прежде трудился в должности старшего научного сотрудника.

Если бы мы в тот момент уделили больше внимания этому вопросу… Быть может, мы смогли бы снять тяжкий груз обвинений с невиновного и спасти еще одну жизнь.

Да-да, я имею в виду выбросившегося из окна начальника отделения полиции и его жену. Потому что вскоре после трагической смерти мужа она, не выдержав обрушившегося на нее горя, засунула голову в духовку и включила газ… Страшная смерть! Ведь она от горя забыла, что плита в их новой квартире – электрическая. Она просидела с головой в духовке несколько часов, испытала все душевные муки, которые положено испытать самоубийце, а когда поняла, что до сих пор жива, – скончалась от разочарования и досады: разрыв сердца!

Друг Упыркина – следователь Гроза – не покладая рук продолжал собирать факты, имевшие отношение к невероятному бегству уголовного авторитета Замордуя из одного из районных отделений полиции. Туда его привезли, чтобы провести чуть позже следственный эксперимент… Данных было уже много. Но все эти разноцветные подробности никак не хотели складываться в рисунок, на котором изображено… А, собственно, что должно быть изображено на этом рисунке?

Замордуй? Электрическая духовка?..

В один из дней Упыркин наудачу позвонил Хареворотцеву. Поинтересовался, не видел ли тот в последнее время Гагарина.

На особую откровенность чиновника мой друг не рассчитывал. Но Хареворотцев неожиданно разговорился…

Чиновник сообщил: Гагарин регулярно – примерно раз в неделю – отправляет ему по обычной городской почте конверт с очередным «официальным заявлением». Такие конверты получают все чиновники, с которыми когда-то сталкивался инженер.

В своих «официальных заявлениях» Гагарин требовал открыть финансирование для своих научных работ. В противном случае угрожал нанести с помощью дебилизоида удары большой мощности по важным государственным объектам…

На квартире, где он еще до недавнего времени проживал вместе с родителями, Гагарин не появлялся. Время от времени со своего мобильного телефона звонил кому-нибудь, но при этом с собеседниками разговаривал очень коротко, после отбоя тут же выключал телефон.

Упыркин получил несколько таких звонков. Инженер просил его связаться с пожилой четой Гагариных, сообщить им: у их сына все в порядке, не нужно за него волноваться.

Однажды вечером Упыркин прибежал ко мне и, задыхаясь от волнения, сообщил: от Хареворотцева стало известно – Гагарин намеревается атаковать Центральное статистическое управление. Мощность удара дебилизоида будет выбрана максимальная. Как ни были тупы сотрудники ЦСУ, насколько бы они ни деградировали, удар аппарата неминуемо погрузит их в такую степень дебилизма, до которой они до сих пор не доходили даже после лошадиных доз спиртного. Черт знает, каким кошмаром все это закончится!

У моего друга в ЦСУ работал давний школьный товарищ. Он мог запросто провести его, минуя строгую пропускную систему, внутрь здания. Мы имеем шанс оказаться в эпицентре действия дебилизоида.

Конечно, это опасно. Мы испытаем на себе действие могущественного устройства. Но с другой стороны, мы же будем понимать, что происходит. И внутренняя сопротивляемость ударам дебилизоида у нас будет выше, чем у работников управления. Может, удастся предотвратить какие-то опасные последствия гагаринской атаки? Даже если нет, то польза от нашего присутствия там все равно будет. Мы, наконец, сможем уяснить, что же такое на самом деле удар дебилизоида.

Мы ринулись в Центральное статистическое управление. Волновались, что не успеем к моменту, когда дебилизоид начнет работать.

Нам повезло. Удалось поймать такси. Дорога от квартиры Упыркина до ЦСУ оказалась свободной. Через двадцать минут мы были возле здания.

Вызванный по мобильнику к подъезду приятель Упыркина завел нас за угол огромного строения. Там через какую-то калитку, которая как раз в этот момент оказалась приоткрытой, мы проникли во внутренний двор. Оттуда через никем не охраняемую дверь – в само здание.

Там, внутри мы могли свободно передвигаться по этажам. А значит, и заходить в разные комнаты, смотреть на сотрудников, делая при этом вид, что пришли к кому-то на переговоры и ошиблись этажом.

Первый удар дебилизоида не заставил себя ждать.

Это было ужасно…

Вам, наверное, хочется знать, что происходило в это время с самим инженером Гагариным…

Как выяснилось позже, инженер «работал» с последнего этажа одного из московских небоскребов, располагавшегося рядом с Центральным статистическим управлением.

В небоскребе располагался офис крупной российской компании. Эта бизнес-структура не первый год прилагала титанические усилия, чтобы из трансподмосковной компании превратиться в транснациональную. Для этого был снят дорогущий офис в одном из лужковско-батуринских небоскребов.

Стоимость аренды в нем была такова, что, по подсчетам экономистов западной аудиторской компании «Эрнст энд Олд», окупить ее арендатор мог только при условии, что он торговал наркотиками поистине во вселенских масштабах, да еще и завышал стоимость своей отравы в два раза по сравнению со среднерыночными ценами. Короче, отбить аренду не было никакой, даже теоретической возможности. Но руководство трансподмосковной компании это не смущало.

Я бы предположил, что перед тем, как арендовать офис в новомодном небоскребе, руководство трансподмосковной компании попало под луч гагаринского дебилизоида, но не стану этого делать. Во-первых, офис был арендован еще до того, как инженер изготовил прототип своего адского аппарата. А во-вторых, я почти наверняка знаю, что офис был снят потому, что рассчитываться за его аренду руководители трансподмосковной компании не собирались.

Эти люди предполагали слинять из небоскреба сразу после получения от западных партнеров заветного транснационального статуса. Для проникновения в их офис Гагарин устроился к ним на работу. Официально, по трудовой книжке. Сделать это удалось лишь после обработки начальницы отдела кадров трансподмосковной компании лучом дебилизоида.

В день, когда Гагарин совершил масштабную атаку на москвичей, он принес дебилизоид в туалет на последнем этаже здания. После этого закрыл многоместный просторный туалет изнутри.

За несколько дней до этого инженер начал распространять в офисе слухи, что туалет на последнем этаже закрывается на профилактическое тестирование.

Якобы на высоте более ста метров над уровнем моря фекальные массы обретают способность вспениваться и вздыматься с чудовищной силой по трубам вверх. Чтобы предотвратить это явление, необходимо обработать унитазы и трубы особым составом. На табличке, которую инженер Гагарин укрепил на двери закрытого туалета, так и было написано «На противогейзерной обработке».

К слову, в существование особых свойств высотного дерьма коллеги охотно поверили и без обработки их дебилизоидом. Готовность сразу и без сомнения поверить в любую ахинею является, наряду с высоким сексуальным потенциалом обыденной лексики, признанной чертой характера нашего народа…

Труба, через которую дебилизоид испускал умопомрачающую энергию, была сварена на одном из оборонных предприятий города Красноболванска и, как и девяносто девять процентов продукции этого завода, содержала в себе скрытый дефект. Он заключался в тоненькой дырочке. Через нее, помимо основной струи оглупляющей энергии, которой Гагарин лупил в выбранном направлении, била еще одна струя – гораздо тоньше… Инженер о ней, разумеется, не знал.

Но эта струя энергии била ровно в сторону того, кто управлял прибором, – то есть в Гагарина. Сила ее была невелика, и если бы инженер простоял под ней недолго – каких-нибудь пять или даже десять минут, – никакого процесса дебилизации с ним бы не произошло. Однако, после того, как он простоял под струей значительное время, отрицательное воздействие одебиливавшей энергии накопилось и интеллектуальные способности Гагарина упали.

…После случая с уборщицей мы минут пять не чувствовали на себе действия дебилизоида. Видимо, Гагарину потребовалось время, чтобы зарядить ужасный прибор новой порцией энергии.

Директор встретил нас у двери собственной обширной приемной. За его спиной была зала, в которой обычно сидели сотрудники ЦСУ и посетители учреждения, ожидавшие, что подойдет их очередь шагнуть в следующую дверь. Та отделяла приемную от директорского кабинета. Перед заветным входом в «начальнические покои» стоял обычный в таких местах стол секретаря.

Сейчас за ним никого не было.

Директор уже было раскрыл рот, чтобы что-то сказать нам, но потевший толстяк упредил его. Дергаясь всем телом – очевидно, от охватившего его при виде «высокого начальства» волнения, – он проговорил:

– Вот, Иван Иванович, я с понятыми, – он сделал жест в нашу сторону. – Пусть подтвердят, если что, если, как говорится… Я вашу реакцию уже заранее предугадываю. Так что можете и не реагировать… Даже и не пытайтесь… А то, сами понимаете, понятые, свидетели, суд, справедливый приговор, тюрьма, самоубийство в камере… Никакого совещания сегодня не состоится. Как бы вы ни артачились, придется-таки вам признать за сегодняшним днем статус «дня отъезда на дачи».

Директор добродушно улыбнулся, правой рукой взял толстяка под локоток и подтолкнул его проходить в просторную приемную. Левой рукой он сделал широкий жест, приглашая входить в приемную и «понятых».

Толстяк испуганно посмотрел на нас.

– Запугивает, сволочь! – воскликнул он. – Это ничего, главное – припугнуть его самого как следует. А то он слишком много выступает, – проговорив это, толстяк шагнул в приемную директора. Следом за ним и директором мы сделали шаг к двери, но внутрь просторной приемной входить не стали. Остановились нерешительно на пороге.

– Ну, Мохнарылов, можешь расслабиться, – проговорил директор, обращаясь к толстяку. – Вы, господа понятые, проходите и не волнуйтесь. В протокол внесем всех желающих. Все будет нормально, все будет хорошо. Наша организация самораспускается. Это единственный возможный выход, так сказать. Триумф воли, так сказать! Мать вашу, как говорится! Наверх я уже все передал. Соберем барахлишко – папки там всякие, бумажки-подтирашки, отчеты-недочеты, дела-балдела – и отправим в вышестоящую организацию. В министерство. Прямо на имя министра, холеру ему в брюхо! Пусть сам со всем этим и канается! Мать его, как говорится! Пусть из сортира не выходит, пока всю эту канцелярию писчебумажную в унитаз не протолкнет!

Едва он произнес это, в кармане Упыркина заиграл мелодию вызова мобильный телефон. Звук становился все громче и громче. Директор замолчал и уставился на Упыркина.

Мой друг вынул телефон из кармана джинсов, нажал кнопочку, поднес к уху. Разумеется, никто не слышал, что говорил Упыркину позвонивший человек. Но потом, уже когда мы отошли подальше от директорской приемной, приятель сообщил мне: звонил инженер Гагарин.

Оказывается, безумный изобретатель узнал, что мы в здании ЦСУ. Быть может, в какой-то момент он случайно посмотрел в окно и увидел меня и Упыркина во внутреннем дворе. А может, торопливо шагая по улице и вглядываясь в возвышающуюся впереди коробку Центрального статистического управления, мы с моим приятелем не заметили Гагарина, с которым нос к носу столкнулись улице. Не знаю…

Ответив на звонок инженера, Упыркин выслушал несколько угрожающих фраз Гагарина: «Ну что, получили? Как самочувствие после первых ударов дебилизоида? Несладко? Или, может, вы по-прежнему полагаете, что я сумасшедший и никакого дебилизоида не существует? Ну, так я вам сейчас добавлю!»

Инженер захлебывался от ненависти. Выпалив угрозу, он нажал отбой. В трубке послышались короткие гудки.

Упыркин не успел сказать ни слова. Тут же сделал ответный звонок, но телефон Гагарина был уже выключен.

Следующий удар дебилизоида мы почувствовали практически мгновенно. Видимо, к моменту, когда Гагарин начал набирать номер Упыркина, орудие страшной разрушительной силы уже было запитано новой порцией энергии и готово к работе.

Теперь расскажу о том, что происходило не там, где находились мы – в кабинете директора управления, – а в другой части здания. К тому, что произошло в директорском кабинете, вернусь позже.

Один из сотрудников ЦСУ… Впрочем, по порядку…

Часть здания – первый этаж – была сдана предприимчивым директором ЦСУ под офис банка. Вернее, его филиала… Это учреждение отличалось тем, что вело рискованную кредитную политику в отношении физических лиц. Займы выдавались без серьезной проверки. Для получения кредита залог не требовался.

Поговаривали, что главная контора банка уже заинтересовалась деятельностью филиала в ЦСУ. Якобы он был тесно связан с частным коллекторским агентством с дурной репутацией. Туда, в конечном счете, и пере-уступались за небольшой процент долги клиентов. Коллекторы дожидались, когда заемщик просрочит первый платеж, и начинали его «долбить»… А филиал банка на первом этаже ЦСУ продолжал вербовать новых кли-ентов.

Так вот, тот самый сотрудник ЦСУ, о котором я собираюсь рассказать, спустился на первый этаж. Решительно прошагал в автоматически распахнувшиеся двери банка. Подойдя к стойке, просунул в окошко паспорт. Попросил предоставить ему консультанта, который поможет получить кредит. Через десяток секунд к нему подошла девушка. С ее помощью сотрудник ЦСУ заполнил бумаги на получение огромной суммы, которая в несколько раз превышала все его материальные «активы», включая квартиру. Деньги сотрудник попросил перевести на счет одной финансовой пирамиды. Там его капитал должен был утроиться. Треть будущего утроенного капитала собирался перевести обратно банку – в счет погашения долга, треть забрать себе – на «роскошную» жизнь, а остающуюся треть опять вложить в финансовую пирамиду. Так сказать, с целью преумножения богатства.

Через двадцать минут после последнего, самого мощного удара дебилизоида в помещении банковского филиала – не протолкнуться. У окошек выстроились очереди из сотрудников ЦСУ, желавших взять кредит. Большинство, как и сотрудник, заявившийся первым, давали банку поручение перевести деньги на счет финансовой пирамиды.

Когда народу в банке оказалось столько, что внутрь, за автоматические двери – не протиснуться, у входа в кредитное учреждение появилась главная бухгалтерша ЦСУ. Она принесла с собой коробку, полную наличных денег. Что это были за средства – так никто и не узнал. Была ли это некая черная касса или деньги предназначались для выплаты зарплат, командировочных и отпускных сотрудникам – осталось только догадываться. Бухгалтерша намеревалась положить деньги на банковский счет, затем перечислить финансовой пирамиде. Однако протиснуться в помещение филиала ей не удалось, и она ушла.

Но вернемся к тому моменту, когда директор объявил нам, что организация самораспускается. Следом он произнес:

– Друзья, пройдемте на центральный пост Гражданской обороны. Оттуда я сделаю заявление, – директор вышел из кабинета, направился к лифтовому холлу. Мы последовали за ним.

Кабина грузового лифта оказалась на этаже. Директор нажал кнопку, двери раскрылись, все зашли внутрь. Уже через десяток секунд мы шагали по другому этажу. Остановились возле узкой двери, обитой железным листом. Директор постучал. Затем потянул ручку, дверь открылась. Директор шагнул внутрь. Мы – за ним.

В большом, но заставленном стеллажами и захламленном до тесноты помещении находилось нечто вроде институтского радиоузла. Здесь сидел молодой парень – радиоинженер, который и заведовал всем этим хозяйством.

По всему зданию по коридорам и в самых больших комнатах под потолками были развешаны репродукторы, соединенные в одну общую радиотрансляционную сеть. По ней-то и собирался выступить директор.

Он уселся в кресло – его уступил ему молодой человек, – пододвинул к себе по столу старомодный микрофон на невысокой металлической треноге. Молодой человек взмахнул рукой. Директор без всяких приготовлений начал говорить:

– Добрый день, докладывает самопровозглашенный Центральный пост. Говорит самоуволившийся директор самораспустившегося Центрального статистического управления. Самороспуску предшествовало требование сотрудников, вернее, одного сотрудника – Мохнарылова, отменить производственное совещание. Он настаивал на этом в связи с тем, что сегодняшний день является официальным днем отъезда на дачи. Я о таком официальном дне ничего не знаю, поэтому решил поступить просто и ясно: самораспуститься. Дополнительно хочу сообщить: в связи с самороспуском бухгалтерии выплата зарплаты за текущий месяц откладывается на неопределенный срок. Все! Трансляция завершена! Выкручивайтесь, как хотите!

После этого заявления директор резко отодвинул от себя микрофон, встал из-за стола и вышел за дверь. Только тут я обратил внимание на молодого радиоинженера.

В то время, как директор выступал по местной радио-трансляционной сети, радиоинженер подошел к окну, поднял стоявший на широком подоконнике горшок с алоэ и вынул из-под него специальную мисочку. В нее стекала вода после полива растения. Поставив горшок обратно на подоконник, радиоинженер начал прихлебывать мелкими глотками воду из мисочки. Она покрывала ее донце примерно на сантиметр. Видимо, алоэ совсем недавно обильно полили.

– С этого момента радиоузел самораспущен! – проговорил молодой человек и поставил мисочку обратно на подоконник. – Поэтому попрошу всех немедленно покинуть помещение. Вы мне больше не коллеги, и видеть я вас не желаю, – он отвернулся к окну. По-наполеоновски скрестив руки на груди, принялся смотреть куда-то вдаль.

Мы вышли из радиоузла. Коридор был пуст.

Как раз в этот момент происходили те странные случаи, о которых я уже рассказал: с накачанными воздухом котлетами и другие…

А еще тот, что произошел в гараже Центрального статистического управления…

…Директорский персональный водитель загнал свою личную автомашину – пятнадцатилетнюю отечественную легковушку – в узкое пространство между стеной и большим седаном иностранного производства. На нем он возил директора управления. Затем открыл капоты обеих машин. У своей легковушки директорский водитель открыл также багажник. Достал из него ящик с инструментами.

Принялся разбирать двигатель иностранного седана. Одновременно разбирал мотор личного авто. Узлы, снятые с иномарки, пытался хоть как-то приладить к тем местам под капотом отечественной легковушки, откуда выкрутил «штатные» детали.

Двигатели иностранного и отечественного автомобилей соотносились между собой примерно так же, как японский станок-робот и старинная ручная мельница для перечных зерен. Вынуть узел из первого и приспособить его ко второй – невозможно. Однако директорский водитель торопливо прислонял иностранные узлы к зазиявшим «пустошам» отечественного мотора. Даже пытался привернуть их винтами, вывалившимися из обоих двигателей.

Например, вместо деталей карбюратора своей легковушки директорский водитель упорно пытался приторочить какую-то штуковину от электронного впрыска иномарки…

Вокруг директорского водителя собрались все, кто был в этот момент в гараже.

– Что ты делаешь? Зачем это нужно? – спрашивали его коллеги.

– Идиоты! Разве вы не слышали объявления директора? Мы самораспускаемся. Сюда больше не вернемся. Зарплаты не будет. Поэтому надо взять от работодателя все, что можно. Я, например, хочу обновить мотор своей машины. Заменю все старые узлы на новые, те, которые по последнему слову техники. Что стоят на директорском авто…

Последние слова он произносил уже стоя возле двух автомобилей в одиночестве. Товарищи по гаражу кинулись кто на внутренний двор, а кто и за проходную – на улицу перед зданием управления. Через пять минут в гараж въезжали личные автомобили водителей. Еще минут через десять по всему гаражу кипела лихорадочная работа. Шоферы меняли детали со своих машин на те, что до этого момента были в двигателях служебных авто.

– Но подождите, зачем тратить время на привинчивание старых деталей от наших машин к служебным?! – воскликнул, вдруг прекратив свою лихорадочную деятельность, один из шоферов.

– А чтобы тебя никто не смог обвинить в воровстве! – ответил ему директорский водитель. – Все машины управления должны быть укомплектованы.

– А-а, понятно! – задававший вопрос шофер опять принялся за работу.

Но тут сомнения одолели его коллегу, который закатил в гараж свой мотоцикл. Он уже переставил на него часть узлов со старенького корейского микроавтобуса – его водил на работе. Но никак не мог прикрепить к двигателю «корейца» детали от мотоцикла.

– После такой замены здешние автомобили не тронутся с места! – прокричал он из своего угла.

– Ничего! – откликнулся директорский водитель. – Это спишут на естественный износ деталей. Главное, чтобы все было на месте!

Перестановка узлов с автомобиля на автомобиль продолжалась еще долго…

В тот момент, когда инженер Гагарин сокрушал ЦСУ при помощи своего дебилизоида, в дверь туалета не могла попасть уборщица – молодая баба, нанятая недавно тем же отделом кадров, который принял и Гагарина. Уборщице надо было убрать туалет. Смысла надписи на табличке, повешенной на его дверь инженером, она понять не могла…

Обнаружив дверь закрытой, уборщица впала в состояние раздражения.

Накануне начальник отдела хозяйственного обеспечения наорал на нее именно из-за этого «тубзика». Там было грязно. Сегодня уборщице во что бы то ни стало надо устранить недоработку!

Из-за двери, – уборщица явственно их слышала, – доносились шаги инженера.

Сомнений, что в туалете кто-то заперся, у молодой тетки не было. Сначала она барабанила по двери кулаками. Потом стала долбить каблуками надетых на ней старых рваных ботфортов. После этого нервы инженера Гагарина не выдержали. Он развернул дебилизоид и дал короткую «очередь» дурной энергии по той, что стояла за дверью.

Уборщица получила ломовую порцию отупляющих лучей. Мозг в ее черепной коробке был изменен навсегда.

В следующие мгновения после того, как Гагарин развернул свой дебилизоид обратно от двери к окну, за которым открывалась шикарная панорама Москвы с советским «небоскребом» Центрального статистического управления на первом плане, она еще несколько раз пнула дверь каблуком ботфорта и пошла от туалета прочь.

По соседству располагалась большая переговорная комната – помещение, в котором владелец трансподмосковной компании принимал своих VIP-гостей. Уборщица один раз уже пылесосила там лежавший на полу персидский ковер, вытирала пыль со стола и итальянских шкафов, заглядывала за их дверцы. Знала: в них есть коньяк, виски, коробки с шоколадными конфетами и сигары.

Недолго думая, уборщица открыла ключом из связки переговорную, зашла внутрь. Заперла замок изнутри, оставив в нем ключ.

Гагарин же, к этому моменту изрядно обработанный струйкой из собственного аппарата, а потому утерявший всякую рассудочность, решил собственными глазами посмотреть, во что превратил его «дебилизоид» сотрудников Центрального статистического управления.

Совершенно не заботясь о последствиях, инженер покинул туалет, оставив его дверь открытой. Дебилизоид, направленный на здание ЦСУ, при этом продолжал работать. Мощный луч обрабатывал статистиков, а тонкая струйка била в противоположную сторону – по двери туалета.

Гагарин спустился на лифте вниз, вышел из небоскреба и через пару минут уже входил в здание ЦСУ. Там как раз была завершена трансляция обращения директора – Гагарин успел застать самый его конец. Вахтера на посту почему-то не было. Гагарин преспокойненько прошел за турникеты.

Затем направился на лестницу и, поднимаясь по ней, стал методично обходить этаж за этажом. Пока, наконец, не встретил у обитой железом двери радиотрансляционного узла меня и Упыркина.

С другой стороны коридора к двери медленно приближалась та самая, напившаяся моющего средства, старуха-уборщица. Перед собой катила телегу с рабочими принадлежностями.

Вернемся в небоскреб, арендованный под офис трансподмосковной компанией.

Оказавшись в VIP-переговорной, молодая уборщица прислонила к дорогому итальянскому столу из красного полированного дерева свою швабру, поверх водрузила ведро, наполненное грязной водой. Двинулась к шкафу.

Из него она достала бутылки французского коньяка и элитного односолодового шотландского виски. Еще – большой хрустальный стакан. Эту посудину, в которую влезало не меньше трехсот граммов, она доверху наполнила «коктейлем», смешав в равных пропорциях виски и коньяк.

Опрокинула хрустальный стакан в глотку. После этого в мозгу уборщицы последствия атаки дебилизоида перемешались с опьянением. Она уселась в кресло. Мутный взор ее блуждал по потолку.

В этот момент к двери VIP-переговорной подошел владелец компании в сопровождении иностранных партнеров, с чьей помощью он намеревался в самое ближайшее время превратить свою трансподмосковную компанию в транснациональную.

Попытавшись открыть дверь своим ключом, не смог этого сделать. Понял, что с другой стороны в замок вставлен ключ, постучал в дверь костяшками пальцев.

– А, вот вы где! – воскликнул Гагарин. Следом он глянул в приоткрытую дверь. Увидел на столе микрофон. – Так это отсюда велась трансляция?.. Отлично! В эту-то комнату мне и нужно.

Мы с Упыркиным переглянулись.

Гагарин решительными шагами прошел в открытую дверь радиоузла. Молодой человек, заведовавший здешним хозяйством, по-прежнему стоял, скрестив руки и глядя в окно.

– Включайте аппаратуру! – тоном, не подразумевавшим возражения, распорядился инженер.

Молодой человек не пошевелился. Прямо по его голове в эту минуту бил луч дебилизоида. Правда, заряд энергии в аппарате был уже на исходе. Но по какой-то странной закономерности именно перед тем, как полностью разрядиться, аппарат давал наиболее сфокусированный и дебилизующий луч.

Гагарин уселся на кресло за столом, которое еще недавно занимал директор Центрального статистического управления, пододвинул к себе микрофон и прокашлялся.

Мы с Упыркиным к этому моменту тоже зашли в радиоузел и остановились рядом с порогом.

Молодой человек медленно развернулся и посмотрел на инженера.

– Лопусдермолеранто дер ном? – спросил работник радиоузла, продолжая неотрывно разглядывать Гагарина.

Инженер прищелкнул пальцами:

– Упыркин, переведи!

Мой приятель сделал несколько шагов вперед, к столу, за которым сидел Гагарин, задумчиво потрогал рукой подбородок, потом серьезно спросил молодого человека:

– Это по-занзибарски или по-марсиански?

Молодой человек скривился.

– Получается, и в космосе сплошное надувалово?.. Эти гуманоиды хуже наперсточников с рынка! Не успели внедриться в сознание, а уже норовят обмануть. Мне сейчас луч был с сообщением прямо в бошку. Из этой, как ее, галактики… Ну в общем не важно… Передали коды, мгновенно обучили своему языку, объяснили, что вы тоже – наши, с галактики, все коды и язык знаете. Велели занять у каждого из вас по тысяче рублей и вложить в финансовую пирамиду. А вы по-нашему ни бельмеса! – молодой человек махнул на нас рукой, подошел к столу, уселся возле него на пол и загудел: – У-у-у… – протяжно, на одной низкой ноте, лишь изредка прерываясь, чтобы набрать в легкие воздух.

Гагарин наклонился к микрофону, попробовал его на зуб, потом опять выпрямился.

– Да вы не волнуйтесь, у нас все свежее! Только что из холодильничка, – проговорил молодой человек, прекратив гудеть, и улыбнулся. – Я так и понял, что вы новый директор. По-нашему, по-гуманоидски – «дермолеранто – директор, дер ном – новый». Старый-то самораспустился.

– Давайте, включайте тут все! Я произнесу радиообращение, – раздраженно проговорил инженер.

Молодой человек опять загудел:

– У-у-у…

– Упыркин, включи за него все! – властно распорядился Гагарин.

Молодой человек опять прекратил гудеть и спокойно, с достоинством сказал:

– Ничего включать не надо. Мы с сегодняшнего дня работаем по системе «Все включено» – «All inclusive». Ну как на курортах… Знаете, наверно, бывали… У нас там, на галактике, сплошное «Все включено»… Гуманоиды – народ ленивый, неряшливый, забывают после работы переключить рубильник… Как один раз включат, так все без конца и работает… Ну а я уж, извините, не могу не гудеть: раз «Все включено», то и я – тоже! Система обязывает. Вы, кстати, тоже включайтесь… А то, как бы оно… Чего не вышло!

Он загудел. Мы с Упыркиным, хоть и не видели в этом смысла, на всякий случай тоже потихонечку «заработали» – «у-у-у…»

Инженер опять прокашлялся и заговорил:

– Внимание! Человечество, вернее, стадо свиноподобных существ, лишь по ошибке не отправленное нашим инопланетным отделом кадров в вечный отпуск без содержания, к тебе обращается инженер Гагарин, великий и ужасный! Я хочу рассказать о том, о чем… И мне… Но как?.. И тут… И как бы… Ну, в общем… Короче… Короче… Короче… Длиннее… Короче… Длиннее… Короче… Мягче… Точнее… Вернее… Краснее… Зеленее… Короче… Короче…

Дальше инженеру удалось взять себя в руки, и его рассказ стал чуть более связным, хотя, по правде сказать, до нормальной речи ему по-прежнему было очень далеко.

Гагарин попытался рассказать в микрофон о своем изобретении, но думаю, что слушатели Гагарина поняли из его речи не многое. Разве что то, что инженер изобрел какой-то аппарат, который способен «поставить перед ним на колени кого угодно». Впрочем, не знаю, были ли у его выступления какие-то слушатели, кроме нас с Упыркиным да хозяина радиоузла. Работала ли на самом деле аппаратура?

И без того не очень понятная речь Гагарина прерывалась долгими паузами, во время которых инженер пробовал микрофон на зуб. Надо сказать, что в конце выступления ему удалось отгрызть от микрофона маленький кусочек, но глотать его он не стал, а выплюнул на пол радиоузла.

Ничего нового из «радиообращения» Гагарина мы с Упыркиным не узнали. Как вдруг…

– Я раскрою вам тайну бегства Замордуева! – прокричал Гагарин в микрофон…

Но прежде, чем я сообщу вам, что проговорил инженер дальше, перенесемся в здание небоскреба, арендованного под офис трансподмосковной компанией.

Молодуха-уборщица, которая заперлась в VIP-переговорной, знала, что в этот день на этаже должны состояться переговоры владельца компании с иностранцами. Стук в дверь и эти переговоры, конечно же, как-то связаны… Но скоро на этаже появится начальник, командующий уборщицами, который станет проверять, убран ли «тубзик».

В мозгу молодухи-уборщицы, обработанном дебилизоидом и затуманенном алкоголем, мгновенно родился план: надо сорвать инспекцию туалета. И заниматься там уборкой не придется!

Взяв в руки швабру, молодуха решительно подошла к двери и, открыв замок, распахнула ее. Перед ней, как она и предполагала, стоял владелец компании, переводчик и иностранцы.

– Я представитель службы безопасности! – громко заявила уборщица. Владелец компании отшатнулся. – Коньяк в этой комнате отравлен! Под столом и в шкафах установлены подслушивающие устройства.

Переводчик тут же перевел эти слова иностранцам, те попятились.

– Я подготовила для встречи другое, специально оборудованное и безопасное место, – проговорила уборщица, помахивая шваброй. – Переговоры лучше провести в нем.

Руководитель трансподмосковной компании кивнул головой. Он, разумеется, понимал – происходит что-то не то. Но скандал на глазах иностранных партнеров был ему нужен меньше всего.

Присутствовавший на встрече переводчик переводил каждое слово уборщицы. Как только иностранцы услышали про отравленный коньяк и подслушивающие устройства, лица их побледнели.

– КГБ? – поинтересовались они у переводчика, кивая на уборщицу.

– Точно! – без всяких сомнений ответил он.

Руководитель трансподмосковной компании судорожно соображал, что ему делать.

– Следуйте за мной! И не растягивать колонну! Возможны всякие опасные неожиданности, – властным голосом произнесла молодая уборщица и решительно пошагала к туалету.

Слова ее были тут же повторены по-английски переводчиком. Еще больше осунувшись в лице и побледнев, иностранцы тут же двинулись следом за «девушкой из КГБ».

Руководитель трансподмосковной компании к этому моменту так и не придумал, как выкрутиться из странного положения. К тому же, он сам до конца не понимал, что происходит, и последовал за ними.

Дверь туалета Гагарин оставил распахнутой. С момента его ухода там никого не было. Молодая уборщица решительно вошла внутрь. Ее глазам предстал стоявший на мощной треноге дебилизоид, обращенный трубой в сторону окна, рядом с ним на полу – ящики каких-то неизвестных уборщице электрических устройств с вмонтированными в верхние крышки приборами. Стрелки на них что-то показывали, а световые индикаторы горели зелеными и красными огоньками.

Уборщица подошла к дебилизоиду. Прислонила к стене свою щетку, взялась за две ручки, приделанные к затвору аппарата. Дебилизоид гудел и слегка дрожал, испуская из своей самой длинной тонкой трубы оглупляющий луч максимальной мощности.

Уборщица развернула аппарат на треноге так, что он стал бить своим лучом по одной из кабинок. Затем молодуха еще раз повернула устройство. Теперь уже в сторону иностранцев, нерешительно остановившихся у двери туалета, и подошедшего к ним руководителя трансподмосковной компании.

С короткого расстояния включенный на полную мощность аппарат, который еще не израсходовал всей накопленной с последней подзарядки энергии, огрел людей, столпившихся у порога «тубзика», мощнейшим концентрированным лучом. С этой минуты и члены иностранной делегации, и переводчик, и руководитель трансподмосковной компании пополнили многочисленную когорту жертв аппарата.

Поводив немного его «хоботом» из стороны в сторону и получив сама еще некоторую дозу облучения (из-за той самой струйки энергии, бившей в сторону затвора), молодая уборщица распорядилась:

– Вот переговорные кабины, занимайте места! Общаться придется через стенки. Ну, ничего! Зато здесь вы будете в полной безопасности.

Обработанный дебилизоидом переводчик в режиме синхронного перевода умудрился представить иностранцам слова уборщицы раньше, чем она договорила их до конца.

Иностранная делегация ринулась занимать кабинки. Туалет был просторный. Посадочных мест в нем было с полдесятка. Деликатно оставив две ближайшие к выходу кабинки для директора и переводчика, иностранцы – их было шесть человек, распределились по остальным кабинкам.

Молодая уборщица осталась стоять рядом с дебилизоидом. Ее в этот момент чрезвычайно заинтересовало устройство шарнира, на котором аппарат вертелся на мощной железной треноге. Чтобы лучше понять, как работает шарнир, молодуха поворачивала аппарат из стороны в сторону.

Луч дебилизоида гулял по кабинкам. Наконец молодухе надоело испытывать шарнир, и она громко крикнула:

– Начинайте переговоры!

При этом она подумала, что теперь, если сюда придет дядька, ответственный за работу уборщиц, она сможет сказать ему, что не вымыла туалет, так как в нем проходили переговоры руководства компании с важными иностранными партнерами.

Молодуха-уборщица самодовольно ухмыльнулась и еще раз повернула на треноге из стороны в сторону странное устройство, назначения которого она не знала.

Луч аппарата прошелся по сидевшим в кабинках членам иностранной делегации. Ее руководитель громко спросил из кабинки по-английски, готов ли директор трансподмосковной компании принять те условия, которые поставили перед ним они – его иностранные партнеры.

Переводчик, занимавший отдельную кабинку и тоже изрядно обработанный дебилизоидом, тут же повторил вопрос по-русски.

Директор, сидевший в отдельном «кабинете» ближе всего к выходу из туалета, громко воскликнул:

– Переведите им мой ответ как можно подробнее! – и тут же громко спустил воду из бачка в унитаз.

Глава иностранной делегации прокричал:

– Прекрасный ответ! Можете ничего не переводить, нам все ясно. Он безоговорочно принимает все наши условия.

Глава обратился к своим подчиненным:

– Господа, я хотел узнать ваше мнение… Наш русский партнер полностью принял все наши условия. Как быстро мы можем заключить с его компанией договоры, которые переведут ее в разряд транснациональной.

После некоторой паузы, которая понадобилась членам иностранной делегации на обдумывание, в их кабинках несколько раз была громко спущена вода.

– Благодарю вас за комментарии! – прокричал руководитель иностранной делегации. – Переводчик! Сообщите, что все бумаги с нашей стороны будут подписаны незамедлительно.

Переводчик громко спустил воду в своей кабинке.

– Слава богу! – воскликнул руководитель трансподмосковной компании. – Мы удачно обо всем договорились. Я на сто процентов удовлетворен нашей встречей. Все, чего я добивался, осуществилось.

Как раз в этот момент в «тубзик» зашел начальник уборщиц. Проверить, насколько там чисто. Увидев кучу каких-то проводов, странную железяку на треноге и уборщицу, пьяно покачивавшуюся рядом с ней, он хотел разразиться бранью, но тут до него дошло: голос из кабинки принадлежит самому главному человеку в компании.

– Не вздумайте шуметь! – предупредила его уборщица. – Здесь проходят важные переговоры.

– Итак, я хочу подытожить результаты нашей совместной дискуссии! – прокричал из кабинки руководитель трансподмосковной компании и громко спустил воду.

Начальник уборщиц задом попятился к выходу из туалета… Намерения проверить, насколько чисто вымыт туалет, уже покинули его.

Но здесь мы на время оставим туалет и расположившихся в нем руководителя трансподмосковной компании, иностранную делегацию, переводчика и уборщицу… Посмотрим, что делает тот, благодаря кому очень многие люди в этом городе, включая меня, стали умственными инвалидами…

– Это я облучил отделение полиции, из которого сбежал уголовный авторитет Замордуй! – громко проговорил в микрофон Гагарин. – Я хотел продемонстрировать всем, как много я могу… – Как только он перешел к теме бегства известного уголовного авторитета, речь его полилась плавно. Видимо, воспоминания о событиях, которые оставили в душе Гагарина глубокий след, заставили его встряхнуться. Мозг заработал с особой силой, преодолевая при этом последствия облучения струйкой, бившей из дефектной трубы дебилизоида. – Да, у меня были при этом договоренности с теми, кто очень хотел, чтобы Замордуев вышел на свободу! С преступниками. Я сделал им подарок. И, надо сказать, они были мне благодарны… Они готовы открыть мне неограниченное финансирование. После того как они увидели, что сделал луч моего прибора с полицейскими, они поняли – я могу быть им не просто полезен: мой аппарат способен настолько отупить полицию, что они, преступники, смогут творить в городе все, что захотят… С помощью моего аппарата можно осуществить криминальную революцию не то что столичного – планетарного масштаба! А какой простор я дам мошенникам и кидалам всех мастей! Ведь дебилизоид способен превратить в лохов весь мир! – Когда инженер произносил эти слова, язык его начал заплетаться. Похоже, воспоминание о бегстве уголовника, к которому Гагарин был причастен, заставило его пережить эмоциональную встряску, израсходовать на нее последние силы. Их запас окончился. – И теперь, поскольку государство… – Инженер неожиданно прервал речь и замолчал. – Пить… Хочется пить…

Уже позже мы с Упыркиным узнали, что люди, по которым прошелся луч дьявольского аппарата, через некоторое время начинали испытывать мучительное чувство жажды.

Дело в том, что дебилизоид как бы «разжижал» мозги. К голове притекала вся влага, которая была в этот момент в организме. Но в других частях тела воды сразу начинало не хватать. Человек в таком состоянии испытывал мучительное чувство жажды… Гагарин поднялся с кресла. Осмотрел радиоузел. Жажда его была столь сильна, что он готов был в этот момент выпить любую воду, которая попадется ему на глаза. Его внимание привлек цветочный горшок с черной, недавно политой землей, стоявший на блюдечке. На побегах произраставшего в горшке алоэ можно было различить мельчайшие, поблескивавшие отраженным светом капельки влаги.

Подойдя к окну, инженер взял горшок с подоконника и облизал побеги алоэ, стараясь не пораниться о шипы. Потом заглянул в блюдечко. Оно было сухим. Влагу, которая еще недавно в нем была, выпил хозяин радиоузла.

Инженер повернулся к нам с Упыркиным. А в этот момент за нашей спиной возле открытой двери в радио-узел уже стояла старуха-уборщица. Та самая, которая недавно хлебала моющее средство.

Ее телега находилась тут же у порога радиоузла.

Мы до сих пор были так увлечены речью инженера, что не заметили, как она подошла.

– Есть что-нибудь прохладительное? – спросил, обращаясь к нам, Гагарин. – Пить хочется чудовищно.

Мы развели руками: никакого питья у нас с собой не было. Но за спиной раздался бодрый старушечий голос:

– Вот, для мытья полов!

Только тут мы обернулись и увидели старушенцию и ее телегу, которую она уже закатывала в радиоузел. Если бы мы вовремя не отскочили в сторону, телега обязательно бы наехала на нас.

Докатив ее до окна, старуха остановилась. Показав на какую-то пластиковую бутыль, стоявшую на тележном нижнем ярусе, сказала, обращаясь к инженеру:

– Эта! Очень вкусная. И емкость большая. Пей – не хочу!

– Класс! – откликнулся инженер и довольно потер ладонью о ладонь. – Давайте сюда. Хлебну с удовольствием. А то прямо такая жажда – не могу продолжать своего радиообращения. А я еще очень многого не сказал…

Мы с Упыркиным переглянулись.

Старуха-уборщица взяла с нижнего яруса телеги две бутыли моющего средства, протянула их Гагарину.

– Есть с запахом лимона, а есть яблока, – сказала она.

– А что натуральнее? – деловито поинтересовался инженер.

– Я предпочитаю лимончик. Он покислее… – простодушно ответила уборщица и осклабилась беззубым ртом.

– Класс! – опять проговорил Гагарин. Взял из ее рук одну из бутылей – ту, что с желтой этикеткой. Отвернул красную крышечку и, обхватив горлышко бутыли губами, долго и с наслаждением пил…

Луч дебилизоида вносит изменения не только в работу человеческого мозга и нервной системы. Чувствительность слизистых оболочек, самые примитивные реакции и рефлексы – тоже видоизменяются.

Поэтому, напившись моющего средства, Гагарин не почувствовал себя отравленным сразу, а смог преспокойненько усесться за стол, подвинуть к себе обкусанный микрофон и раскрыть рот. Совершенно очевидно – намереваясь продолжить радиообращение – и в уме подбирая для этого какие-то слова…

Он даже успел проговорить «Я вас, людей…», но тут же громко рыгнул, и следом его с не менее мощным и совершенно недвусмысленным для не видевших его в эту минуту слушателей звуком стошнило прямо на стол.

И тут же, с еще более громким звуком, Гагарин повторил свое «выступление».

– Хорошо! Емко сказал! – вставила в возникшей затем паузе свой комментарий уборщица. – Ни убавить, ни прибавить.

Гагарин поднял вверх палец и потряс им. Мол, погодите, я сейчас буду говорить еще…

Хозяин радиоузла достал из кармана блокнот, ручку и приготовился записывать…

– Звуки, которые я сейчас издал, – это главная часть моей программной речи! – с пафосом заявил в микрофон Гагарин. – Они точнее любых слов характеризуют мое отношение к вам всем, уроды! Я ненавижу тебя, человечество. Ты – тупая, бездарная биомасса, способная лишь потреблять товары и услуги, не заслуживаешь хорошего отношения. Можешь быть уверено, человечество, что сегодняшний мой удар – не последний, который я по тебе нанес. И я даже могу рассказать тебе, что я стану делать дальше… Прямо сейчас я отправлюсь на встречу с представителями преступного мира. Как я уже упомянул в своей речи, они впечатлены моим аппаратом и давно уже предложили мне сотрудничество. Пришло время дать ответ. И он будет положительным. Этот вопрос не стоит откладывать в долгий ящик. Отныне я буду чем-то средним между Гагариным и Фантомасом. Фантогагарин или Гагрин-мас. Я стану совершать преступления, от которых мир содрогнется! Да, я покажу вам, что такое Фантогагарин и Гагрин-мас! Аминь! – Инженер ударил кулаком по столу и оттолкнул от себя микрофон. Радиообращение к городу и миру было закончено.

Гагарин решительно встал с кресла и окинул всех нас суровым взглядом. Мы с Упыркиным понимали, что говорить с ним сейчас о чем-нибудь бесполезно. Нам оставалось лишь быть свидетелями происходившего.

Тем временем к Гагарину подскочил молодой человек – хозяин радиоузла и с жаром проговорил:

– Гагарин-мас, возьми меня в свою банду!

– А кто ты? – повернувшись к молодому человеку, спросил инженер.

– Я – американский шпион, – честно признался хозяин радиоузла. – Настоящее мое имя Фрэнки Симпсон. Я заслан сюда, чтобы внедриться в ЦСУ и собирать статистические данные о Российской Федерации. Но вы и ваше изобретение, которого я, правда, никогда не видел, произвели на меня такое впечатление, что я больше не хочу работать на правительство Соединенных Штатов. Я хочу войти в вашу банду.

Гагарин задумался. Молодой человек потупил взор, дожидаясь решения своей участи великим человеком.

– А старуха? – произнес Гагарин после паузы, кивнув на уборщицу. – Она тоже шпионка?

– Не знаю, – молодой человек недоуменно пожал плечами. – Я с ней не знаком…

Инженер повернулся к старухе.

– Вы работаете на ЦРУ? – Мы чувствовали, что Гагарин спрашивает не просто так. В его голове в эти минуты явно рождался какой-то план…

– Я? – переспросила старуха. – Нет, не на ЦРУ. На КГБ. И то – работала… Когда-то давно. Осведомителем. Но теперь на пенсии.

– Понятно… Ладно, – Гагарин опять повернулся к молодому человеку. – Берите его, – инженер кивнул на Упыркина, – и отправляйтесь в соседнее офисное здание. Самое высокое в районе. Оно здесь одно, так что не ошибетесь. Там на последнем этаже в мужском туалете – дебилизоид. Он знает… – Гагарин опять кивнул на Упыркина. – Принесете его сюда. Да поторопитесь! Одна нога здесь, другая там… Не забудьте захватить все, что там лежит на полу. Аккумулятор, провода…

Фрэнки кивнул головой и почти бегом ринулся из радиоузла в коридор. Упыркин, несколько мгновений промешкав (он не был уверен, что ему стоит подчиняться указаниям инженера), побежал за ним следом.

В помещении радиоузла остались я, Гагарин и уборщица.

Позже Упыркин сказал мне, что он не стал перечить Гагарину и побежал выполнять его «приказ» для того, чтобы иметь возможность немедленно позвонить Грозе и рассказать ему о признании инженера. Ведь теперь стало ясно, что вины начальника отделения полиции и его подчиненных в побеге Замордуева не было. Они были обработаны лучом дебилизоида. После этого сбежать из-под такой «стражи» для Замордуева не представляло никаких сложностей. Несчастный начальник отделения полиции был невинной жертвой.

Из этого следовало, что Гагарина необходимо немедленно задержать. Но этим займется Гроза, как только выслушает все, что Упыркин собирался ему сказать. А у моего друга было второе после звонка дело – он хотел оказаться рядом с дебилизоидом, чтобы быть уверенным в том, что чудовищное устройство не попадет в руки тех, к кому оно ни в коем случае не должно попасть – к преступникам…

На меня инженер не обращал никакого внимания. Как будто меня вообще не было в этой комнате.

– Хочется отдохнуть, собраться с мыслями, – сказал Гагарин, глядя на уборщицу. – Сегодня у меня был тяжелый день. Многое удалось сделать… Теперь люди знают, что это такое – разозлить самого Гагарина!

– Еще лимонного? – весело спросила старуха, кивая на стоявшую на ее телеге бутыль с моющим средством.

– Нет, спасибо! – вежливо отказался инженер. – Дайте-ка мне лучше вон то ведерко! – он показал рукой на синее пластиковое ведро, которое стояло на нижнем ярусе старухиной телеги в специальном углублении.

Старуха подошла к телеге, взяла ведро, протянула инженеру.

Держа ведро в руках, Гагарин уселся в кресло и стал медленно надевать его на голову, пока она полностью не исчезла в ведре, а края ведра не уперлись в его плечи.

Следом Гагарин откинулся на спинку кресла.

Из ведра донесся его глухой, искаженный голос:

– Вот славно! Хотя бы на время отстраниться от окружающего мира – покой и безмятежность.

Скажу честно, мне захотелось подскочить к нему и что есть силы ударить кулаком по донцу ведра. Но я удержался от этого: моей сверхзадачей было не избить Гагарина, а оградить от него и его прибора человечество.

Старуха-уборщица уселась на корточки рядом со своей тележкой.

В следующие пятнадцать-двадцать минут в радиоузле ничего не происходило. Сотрудники Центрального статистического управления и в обычные дни не часто заглядывали в эту комнату, а уж сегодня им и подавно было не до радиоузла.

Затем появились Упыркин и Симпсон…

Постучав по донышку синего пластикового ведра, Симпсон вывел инженера из состояния блаженного оцепенения. Гагарин тут же выпрямился в кресле, снял ведро с головы. Первым, на что упал его взгляд, был стоявший на треноге слева от кресла дебилизоид.

– Вы что же, перетащили аппарат сюда, не снимая с треноги?! Молодцы! – воскликнул инженер. – А где провода, аккумулятор? – встревожился он.

– Все здесь! – ответил Симпсон и повернулся к Упыркину. С того градом лил пот. На плече у него висел круг из проводов, а тяжеленный ящик – аккумулятор – он только что поставил перед собой на пол.

Позже Упыркин признался мне: в ту минуту он был уверен, что от непомерной тяжести – аккумулятор дебилизоида был гораздо тяжелее обычного – у него оторвались какие-то важные органы и вскоре наступит неминуемая смерть…

– Что ж, прекрасно! – воскликнул инженер, и мой приятель воспринял это на счет своих внутренностей, о состоянии которых Гагарин, разумеется, не мог ничего знать. Инженер примерно секунд тридцать осматривал радиоузел, словно бы о чем-то раздумывая. Потом принялся снимать с телеги, которую прикатила сюда уборщица, бутыли со всевозможными моющими средствами, тряпки, губки.

Полностью освободив верхний ярус телеги, который представлял из себя широкий пластиковый поддон с высокими краями, Гагарин затем снял его с металлического каркаса и поставил стоймя к стене под окном. Затем он освободил нижний ярус – такой же широкий пластиковый поддон, покоившийся на металлическом каркасе телеги.

Старуха смотрела на все это совершенно спокойно, словно телега не была ее «основным средством производства». Инженер же не обращал на уборщицу никакого внимания.

Подкатив пустую телегу к дебилизоиду, Гагарин водрузил треногу с аппаратом на синий нижний поддон, а затем осторожно забрался на него сам… Надежно сделанная импортная телега легко выдержала вес и аппарата, и инженера.

– Ну вот, моя фантогагаринская тачанка готова! – заявил Гагарин. – Не хватает только резвой кобылы! – Он внимательно посмотрел сначала на Симпсона, потом – на Упыркина. Первый был худеньким и маленького роста, а мой приятель, тоже не богатырь, к тому же имел после переноски дебилизоидного аккумулятора совершенно изможденный вид.

Я уже придумывал, что скажу, когда инженер уставит свой безумный взгляд на меня, но тут раздалось…

– Я буду кобылой! – заявила старуха-уборщица. – Только возьмите меня в свою банду. Я тоже хочу быть в мафии.

– Отлично! Считай, что ты в нее принята, – инженер хлопнул в ладоши. – Упыркин, Симпсон, ставьте на фантогагринскую тачанку аккумулятор, кидайте сюда провода и помогите мне подключить аппарат к источнику энергии. А ты пока запряги старуху! – грубо бросил мне инженер.

Я решил, что лучше для пользы дела пока с ним не спорить, и, взяв один из проводов, который оказался в гагаринском хозяйстве лишним, обвязал им старуху вокруг пояса, а концы провода примотал с ручке тележки.

Аппарат Гагарин установил на ней таким образом, что его дуло смотрело в противоположную от тягловой старухи сторону – совсем, как в тачанке времен Гражданской войны.

– Ну что, пора трогать! – заявил инженер. – Забирайтесь-ка все сюда на повозку, – велел он мне и Упыркину с Симпсоном. – Уже сегодня я должен быть в банде.

Не сговариваясь, мы все трое с сожалением посмотрели на старуху. Впрочем, я тут же подумал, что даже хорошо, что старушенция, скорее всего, не сможет протащить телегу с таким грузом дальше лифта – у меня будет время позвонить в полицию, если этого еще не сделал Упыркин.

Вслед за двумя другими «ездоками» я забрался на «тачанку». Гагарин взялся за вожжи – тонкий электрический провод, который он закинул так, что он обхватывал старухины плечи. Но дернуть за них инженер не успел.

– Товарищи, а можно вопрос? Перед тем, как мы тронемся? – спросила старуха, косясь через плечо на Гагарина, державшего в руках вожжи. – Допускается ли у вас, в мафиозных структурах, совместительство? Можно я на полставочки буду у вас, в банде, а на полставочки по-прежнему – осведомителем в КГБ. Можно?

Гагарин задумался. Что-то в вопросе старухи смущало его. Но он не мог понять, что… Воздействие струйки, которая била из трубы дебилизоида в инженера, пока он находился в туалете на последнем этаже небоскреба, привело к тому, что мысли в Гагаринской голове еле ворочались.

– Ну а чего, господин товарищ Гагарин, мне кажется, можно старушке разрешить? – нарушил тишину, воцарившуюся после вопроса старухи, Фрэнки Симпсон. – Во всяком случае, с Трудовым кодексом Российской Федерации я тут противоречий не вижу…

– Да, пожалуйста, пусть совмещает, – вышел из оцепенения Гагарин. – Только ведь это… КГБ давно уже нет. Сейчас у нас ФСБ.

– Э-э, нет, я человек старых взглядов, ни в каком ФСБ работать не буду. Даже на полставки! – заартачилась старушенция.

– Но КГБ-то нет! – возразил инженер.

– А может, господин товарищ Гагарин, есть где-нибудь, – ответила «кобыла».

– Да, может, есть где-нибудь? – поддержал ее Симпсон.

– Да нет, я не возражаю… – Гагарин пожал пле-чами.

Старуха кивнул головой, отвернулась от Гагарина и медленно тронула «тачанку» с места.

Когда я думал, что старуха не сможет протащить «тачанку» дальше, чем до лифта, я не учитывал того, что одновременно с одебилением мозга происходит значительный подъем физических сил.

Старуха быстро домчала нас до грузового лифта, дальше мы спустились на нем на первый этаж здания.

Еще в лифте вожжи тачанки взял в руки Симпсон, а инженер устроился возле «затвора» аппарата, приготовившись отстреливаться от врагов – подлинных и мнимых.

Выкатив «тачанку» из лифта, старуха резво помчала нас, набирая темп, через холл – к выходу из здания ЦСУ.

По холлу сновали сотрудники управления, всех, кто попадал в его поле зрения, Гагарин обстреливал из дебилизоида. При этом та самая струйка одебиливавшей энергии, которая вырывалась через дырочку в дефектной трубе, била по самому инженеру.

У самых дверей дорогу нашей «тачанке» преградил вахтер.

– Эй, вы куда катите институтскую тележку? – обратился он к старухе-уборщице.

– Нашел у кого спрашивать! – откликнулась та. – Я тягловая лошадь и больше никто. В какую телегу впрягли, ту и везу, а куда, зачем – не мое дело! Главный наш там, на телеге!

– Все понятно! – ответил вахтер. Он еще до этого момента получил свою порцию лучей из дебилизоида, поэтому старухина речь не вызвала у него удивления.

– Вот этот вот главный? – спросил у нее вахтер, показывая пальцем на Гагарина. Старуха кивнула головой.

– Вы кто такой? – спросил вахтер инженера.

У Гагарина под действием луча дебилизоида неожиданно прорезался поэтический дар. Он ответил вахтеру стихами:

– Я – новейший Фантомас. Получи, козлина, в глаз! – с этими словами Гагарин развернул ствол дебилизоида на треноге и направил луч дьявольской отупляющей энергии вахтеру в глаз.

Мне показалось, что тот при этом пошатнулся.

– Так, понятно… Фантомас, – проговорил вахтер. – А где в глаз получать? – спросил он.

Гагарин повернулся к Симпсону.

– Товарищ Симпсон, вас там в Лэнгли, в штаб-квартире ЦРУ в глаз давать учили? – спросил инженер.

– А как же! Спецподготовка. Четыреста шестнадцатью способами. Только я половину уже забыл, – радостно ответил Фрэнки, слезая с телеги и подходя к вахтеру.

– Ну выдайте тогда каким-нибудь самым простым способом. Без спецподготовки, – раздраженно проговорил инженер, которого эта остановка на самом выходе из здания ЦСУ начинала выводить из терпения.

– Это можно… – с этим словами Симпсон двинул вахтеру в глаз.

– Ох, мать честная! – вахтер схватился за глаз. – Что это было? Искры…

Гагарин дернул за вожжи, и старуха, катя за собой тележку, стремительно поскакала к выходу. Симпсон еле успел на ходу вспрыгнуть на «тачанку».

У подъезда Центрального статистического управления нас уже поджидала вызванная по телефону Упыр-киным группа Грозы. Сотрудники полиции были в штатском. Чтобы инженер раньше времени не обратил на них внимание, они стояли либо сидели по двое в нескольких припаркованных возле ЦСУ автомашинах, либо прогуливались поодиночке перед подъездом управления. Сам Гроза сидел за рулем своего автомобиля за углом здания.