Джун Зингер Дебютантки

Пролог Нью-Йорк. 1976

Сегодня обедаем в «Уолдорфе». Наш ежегодный сбор, уже тридцать первый. Каждый год мы устраиваем этот торжественный обед в память нашего дебюта, мы всегда пьем в этот день шампанское и всегда произносим тост за того из нашей четверки, кто в этот день не смог прийти. Но в этом году будем мы все: Мейв, наконец-то вернувшаяся из Мексики насовсем; моя двоюродная сестра Сара, приехавшая из Голливуда, где она постоянно проживает, и остановившаяся, как обычно, в «Плазе»; Крисси, которая живет в Нью-Йорке и приедет на такси из своего двухэтажного особняка на Парк-авеню; и я, Марлена, прикачу на денек из Сэддл-Ривер, Нью-Джерси.

По случаю торжественного события я подкрашу ресницы. Обычно днем я не пользуюсь тушью: я никогда не могла правильно ее наложить, а сейчас у меня еще и постоянно не хватает времени. Несмотря на кажущееся удобство так называемой «волшебной палочки», я никогда не могу наложить тушь ровным слоем. Мне кажется, что раньше, когда надо было просто поплевать на черный брусочек и потом растереть растрепанной щеточкой, было намного легче.

Я смотрю на фотографию в серебряной рамке на моем туалетном столике. Снимок сделан во время моего… нашего дебюта в «Уолдорфе». Моего, Сары Лидз Голд, Мейв О'Коннор и неподражаемой Крисси Марлоу. Если смотреть слева направо — первая Сара: золотисто-пепельные волосы, спадающие каскадом локонов по тогдашней моде, кукольное личико — мелкие черты, розовые щечки, темно-синие глаза, маленький пунцовый рот; Мейв — просто сон в летнюю ночь: облако непокорных рыжих волос, глаза зеленые, как Ирландское море, обрамленные длинными ресницами; Крисси — с сильно подведенными глазами, темно-красным, почти черным ртом. И наконец — я, справа, единственная из четверых со скромным вырезом на платье. Я до сих пор помню, как переживала из-за этого выреза, в то время как остальные были в платьях, оставляющих плечи открытыми. Вот и вся наша четверка, выпускницы школы для девочек мисс Чэлмер, все в белых лайковых перчатках — наш первый выход в свет.

Я помню, что в тот вечер играли «Звездную пыль». Помню процессию девушек в белых платьях и расположившихся в ряд улыбающихся молодых мужчин — некоторые еще в военной форме, хотя война уже закончилась. Я помню, что ладони мои были влажными от волнения. Я помню, как поглядывала на эту шеренгу мужчин, надеясь встретить пару симпатичных веселых глаз; помню лукавый взгляд Сары, когда я провальсировала мимо нее в объятиях какого-то молодого человека в военной форме. «У тебя глаза были закрыты», — сказала она с восхищением на следующий день. Помню, что Мейв вообще ни разу не улыбнулась, а Крисси исчезла до того, как нас пригласили к столу в двенадцать часов; помню, что торжественный ужин состоял из фасолевого супа и вареных крабов.


Сегодня я не спеша перебираю свои вещи в шкафу, надеясь, что мне чудом удастся найти что-то необыкновенно изысканное и элегантное, так что раз в жизни я буду выглядеть не хуже трех своих подруг, а их отличительная черта — непринужденная элегантность, вкус, изящество и чувство стиля.

Я выбираю простой черный костюм с прямой юбкой, похожий на тот, что в одну из наших встреч был на Крисси. Я мысленно представляю себе ее в этом костюме. Высокая, неправдоподобно тоненькая, длинные, ровные иссиня-черные прямые волосы, чудесная улыбка, необыкновенная жизненная энергия. Может быть, этот костюм будет сегодня неплохо на мне смотреться. Но к нему нужна подходящая блузка. В самом углу шкафа я нахожу одну, белую, ненадеванную. Я совершила ошибку, купив ее. Это блузка из белого шифона с пышными рукавами и большим жабо. Зачем же я купила ее, зачем потом спрятала подальше? Наверное, чтобы поскорее забыть о глупом поступке? Вот Сара, необыкновенно женственная Сара носит вещи из шифона и выглядит в них романтически-элегантно, напоминая миру, что еще имеется такое качество. Мейв в свои молодые годы могла одеваться по-разному — изысканная элегантность или же романтическая обольстительность — и, так же как и Крисси с Сарой, всегда ухитрялась выглядеть настолько безукоризненно, что все остальные выглядели по сравнению с ними одетыми плохо и безвкусно.

Все же я надела эту блузку и так застегнула черный жакет, чтобы был виден только воротник и жабо. Я постаралась беспристрастным взглядом посмотреть на себя в зеркало. Что ж, неплохо. Нельзя сказать, что шикарно, но вполне прилично. Я не такая стройная, как Крисси, и не такая высокая, как Мейв, и никто не скажет про меня, что у меня романтически-элегантный вид, — даже мой муж, добрейший из людей. Я — настоящая середнячка. Среднего роста, среднего телосложения, и волосы у меня — средне-блондинистые. Даже глаза средне-карие. Мой стиль, если это можно так назвать, это чистота и аккуратность. И еще все говорят, что у меня приятная улыбка.

Я даю последние распоряжения своей молчаливой прислуге Джалне. Она много лет работает у меня, но очень редко высовывается из своей скорлупы. Сегодня как раз один из таких редких дней. Она дотрагивается пальцем до золотой с жемчугом брошки, которую я прикрепила к лацкану жакета, и говорит:

— Будет лучше без этой побрякушки. Эта блузка и так очень нарядная.

Я тяжело вздыхаю. Даже Джална знает, что в смысле умения одеваться я — дилетантка. Я отстегиваю брошку и отдаю ей.

— Пожалуйста, Джална, уберите ее, когда пойдете наверх, а то я и так опаздываю.

Проходя через прихожую, я бросаю взгляд на одну из застекленных фотографий, развешанных по стене, как шеренга солдат в серебряной форме. На снимке запечатлена наша первая встреча. Она происходила в «Сторк-клубе», и мы все одеты в черное. Маленькие элегантные черные платьица с ниткой жемчуга. Мы все широко улыбаемся и выглядим типичными жительницами нью-йоркского Ист-Сайда. Позади нас стоит Шерман Биллингсли. В конце концов, Крисси, Сара и Мейв тогда были известными личностями в этом кафе и удостоились персонального внимания со стороны хозяина. Теперь «Сторк-клуба» уже нет. Вымер. Жертва менее славных времен? Возможно, и нью-йоркские дебютантки — блестящие, яркие — тоже вымерли.

Я внимательно рассматриваю снимок, стараясь определить, смог бы посторонний человек догадаться, что хотя я и входила в эту четверку, но фактически никогда не была одной из них. Они были Святой троицей, Ужасной троицей, очаровательные принцессы, широко известные сперва среди завсегдатаев кафе и богемы, затем среди избранной публики и, наконец, среди Прекрасных Людей. А я? Я была четвертым колесом, очевидно, для поддержания равновесия и стабильности и только лишь благодаря двоюродной сестре Саре. Я была им не столько необходима, сколько просто желательна. Я — это просто я, а они были красавицами с именами, родословной и состоянием. Как они выражались, мир принадлежал им, и они делали в нем то, что хотели, и неслись туда, куда завлекала их собственная прихоть. Судьба и благословила, и одновременно прокляла их; они, можно сказать, были «баловнями несчастий», однако всегда восставали из пепла, как птица Феникс, чтобы смеяться, и любить, и вдыхать аромат цветов.

Как всегда, на дорогах были сплошные пробки, и я опоздала. Когда я вошла, все они уже сидели за столом и, казалось, говорили одновременно, веселые и оживленные, как когда-то в школе мисс Чэлмер.

Крисси рассказала нам, что только что поставила свою подпись на контракте по моделированию купальников. Как она сказала, в основном она будет «проводить линию» — появляться на презентациях, создавать рекламные ролики и все такое. Однако в отличие от Глории Вандербильд она не будет ставить свой автограф на купальниках.

— Я немного жалею об этом, — засмеялась Крисси, показывая свои ослепительные зубы. — Только подумать, что сказала бы тетя Гвен, если бы имя Марлоу было намалевано на заду американок — я уже не говорю о моем — и это было бы показано по телевизору, и все бы это видели.

Сара со все еще золотистыми волосами и нежной кожей захлопала в ладоши, радуясь успеху Крисси.

— Это самый классный зад в городе, — произнесла она своим мягким ленивым голосом. Еще тридцать пять лет тому назад я впервые услышала ее южную тягучую манеру говорить и до сих пор не решила, нарочно ли Сара переняла у своей матери эту нежную медлительность или же впитала с молоком. Возможно, она унаследовала ее вместе с другим имуществом, так же как и деньги отца.

Мейв, хрупкая, как хрустальный сосуд, потянулась к Крисси и взяла ее за руку.

— Уж если кому и удастся добиться успеха в моделировании купальников, так это тебе, Крисси, дорогая. У тебя всегда все получается. Ты умеешь и из свиного уха сделать шелковый кошелек.

Уж не о себе ли она говорила? Очевидно, Крисси тоже так подумала. Она устремила взгляд своих ярких черных глаз на Мейв.

— Какая чепуха! Уж если кто и умеет добиваться успеха, так это ты. Причем всегда. Ты была первой, а я всего лишь второй.

Мейв запротестовала, и мы все посмотрели на нее. Нельзя было не видеть, что годы больше сказались на Мейв, чем на всех нас, потому что за последнее время мы с ней встречались реже, чем друг с другом. Ее волосы, блестящие и яркие, как солнечный закат, несколько утратили свой блеск. В уголках изумрудно-зеленых глаз стали заметны тоненькие морщинки, как будто она слишком часто смотрела на солнце. Она похудела, хотя когда-то ее осиная талия в сочетании с крутыми бедрами и высокой грудью были предметом зависти многих одноклассниц. Но длинные ноги были по-прежнему стройны, спина прямая, и она высоко держала голову на длинной шее, как нас некогда учили в школе Чэлмер.

— Давайте пока не будем ничего заказывать, — предложила Сара, — лучше сначала немного выпьем. Сейчас по паре мартини, а потом возьмем шампанского? — Не дожидаясь ответа, Сара подозвала официанта и заказала всем мартини с водкой и оливками. — Так, теперь будем слушать последние новости. Кто первый? Мы уже кое-что слышали от Крисси, так что продолжит кто-нибудь другой. Может быть, ты, Марлена? Я-то знаю, что у тебя есть большой и страшный секрет, так что давай послушаем тебя. Потом я расскажу о себе. Ну а уж потом Мейв придется обо всем поведать.

Я сделала быстрый глоток из своего стакана, чтобы подготовиться к оглашению своего большого и страшного секрета, и все опять принялись болтать и смеяться одновременно.

Я бы назвала их неунывающими, потому что лишь Господь знает, что жизнь не всегда баловала их. Да, они были похожи на принцесс из сказки, но только когда вы не знаете, что скрывается за внешней оболочкой. У каждой из них в прошлом были и тайны, и боль, и удары судьбы. И всегда где-то там темной тучей маячил Пэдрейк. Как и многое из того, что их связывало, Пэдрейк вторгся в жизнь всех троих с разрушительной силой.

Когда я вижу Сару, Крисси и Мейв вместе, то не могу не вспомнить строчку из Фицджеральда: «…И мы боремся с волнами, направляя наши лодки против течения, которое неизбежно относит нас в прошлое».

Загрузка...