Страсти по Николаю)

Вначале был голос из санузла. Мужской. Незнакомый.

– У, ал-каш! – с невыносимым презрением выговорил он. – Не пьешь ведь уже, а с посудой глотаешь!

Николай Цоколев, бывший интеллигентный человек на излете физических и нравственных сил, сперва оторопел, потом обмяк. Точно зная, что говорить в туалете некому, он все же приоткрыл дверь и в страхе уставился на желтоватый унитаз без крышки.

Сердце оступилось в некую довольно глубокую яму и несколько секунд безуспешно оттуда выкарабкивалось.

Выкарабкалось. Николай перевел дух. Однако стоило прикрыть дверь, как голос возник снова.

– Люди рук не покладают! – наслаждаясь выверенными актерскими интонациями, продолжил он. – Мил-лиарды крадут! На нобелевку тянут! А тебе за бутылкой лень сходить – Нинку послал, кор-роед!

Колян ужаснулся и, поражаемый голосом в почки, трусливо зашкандыбал по коридорчику. Добравшись до комнаты – обмер. Из форточки с чисто фрейдистским бесстыдством торчал ствол артиллерийского орудия, увенчанный мощным дульным тормозом.

– До пушек вон уже допился! – уел вдогонку голос из санузла.

Колян рухнул в кресло и, замычав, смял лицо ладонью. Откуда, откуда голос все про него знает? Да, короед… Да, допился до пушек… А ведь подавал надежды – ссуды брал, фирму «Аффикс» хотел основать… На филологическом факультете учился…

– На фи-ло-ло-ги-че-ском… – горестно шептал Колян, и звук «ф» пришепетывался так жалостно, что слезы сами катились из глаз.

Но тут в замке заерзал ключ – кто-то боролся с входной дверью.

– А-ап!.. – испуганно подавился голос и умолк.

Цоколев отвел трясущуюся мокрую ладонь и с надеждой взглянул на дульный тормоз: может, тоже испугается да исчезнет? Увы, нет. Державный стальной фаллос, похоже, обосновался в форточке надолго.

Дверь отворилась, и в комнату решительной ныряющей походкой вошла Нинка Ремизова, хозяйка квартиры.

– Все, Цоколев! – ликующе объявила она, со стуком выставляя бутылку на стол. – Кончилась твоя лафа! Такого я себе мужика оторвала! Золото – не мужик! Короче, сегодня переночуешь, а завтра собирай манатки!.. Витюлек! – крикнула она в прихожую. – Чего жмешься! Давай заходи!

Вошел субтильный козлобородый Витюлек. Был он в дымину пьян и, застенчиво улыбаясь, беспрестанно разводил руками: дескать, прости, друг, так уж вышло…

– Чего молчишь? – насупившись, спросила Нинка бывшего сожителя.

– Нин… – Страдальчески надломив брови, Колян смотрел на дульный тормоз. – Слушай, вон там в окне… Пушка есть или нет?

Нинка повернулась и уставила в форточку недоуменные, как у свежепойманной рыбы, глаза. Со временем она, возможно, что-нибудь там и увидела бы, но тут заговорил Витюлек.

– Господа… – с кроткой улыбкой начал он как бы в беспамятстве. – Семьдесят лет неверия – это трагедия! Что мы видели до гонения на церковь? Мы видели чертиков, господа. И точно знали, что у нас горячка… Что мы видим теперь? Мы видим пушку в форточке и ни-че-го не можем понять. Что это? Галлюцинация или снова путч?

Он закатил огромную вопросительную паузу, но ответа не получил. Пушка тоже пока молчала.

– Симпатичный, правда? – очарованно глядя на Витюлька, спросила Нинка. Затем оглянулась на бывшего сожителя и посуровела. – Чего сидишь – ручки поджал? Открывай давай!

Колян освободился от кресла, встал и, со страхом глядя на пушку, подобрался к столу. Водочная пробка, словно издеваясь, долго виляла скользким хвостиком. Наконец поддалась.

– За что пьем? – спросил Колян с таким отчаянием, что фраза обрела несколько неожиданный смысл. Действительно: за что? В чем провинились, Господи?

Витюлек с готовностью поднял граненую стопку и выпрямился во весь свой незначительный рост. Лихо отставил локоток. Стопка в его изящной ручонке казалась стаканом.

– Это символично – пушка в форточке, – объявил он в припадке вдохновения. – Это веление времени. Время велело: в каждую форточку по пушке! Часто приходится слышать: а вот в нашей форточке пушки нету… Ка-кая слепота! Она там есть, господа, она там есть! Даже если мы в данный момент ее не видим, она присутствует в наших форточках незримо… Я знаю, многие возмутятся. Они пойдут на улицы, они будут требовать: «Уберите пушку из нашей форточки!» Но, господа… – Лицо Витюлька омылось ласковой улыбкой. – К ней можно и привыкнуть… Вглядитесь в нее, господа! По-своему, по-артиллерийски, она даже красива…

– А… проверить?.. – Колян затрепетал.

Витюлек прервал тост и, запрокинув бороденку, вперил взор в дульный тормоз.

– Присутствует ли данная пушка в данной форточке как физическое тело?.. – озадаченно переспросил он. – Это непросто. Это далеко не просто, господа… На втором этаже мы могли бы прибегнуть к логике, поскольку до форточки второго этажа не всякая пушка достанет… Можно еще, конечно, эмпирически, то есть на ощупь… Но, во-первых, это надо вставать на цыпочки… А во-вторых, где гарантии, что она не померещится нам и на ощупь тоже? – Витюлек уронил и тут же вскинул голову. Получилось задумчиво и красиво. – И все же способ есть! – радостно возгласил он. – Выпить, господа! Мы слишком резко бросаем пить. Мы не щадим организм, и на грубое насилие он отвечает галлюцинациями. Поэтому как только померещилось – надо еще по чуть-чуть. Господа! Именно за это я и предлагаю поднять бокалы!

Несколько ошарашенные тостом, все выпили и оглянулись. Пушечный ствол торчал из форточки по-прежнему. Посмотрели вопросительно на Витюлька – и обнаружили, что на столе стоит нетронутая стопка, а сам Витюлек пропал бесследно. Вот он-то и был, как выяснилось, плодом белой горячки…

– Зла не хватает, – басила Нинка, немигающе глядя на ополовиненную поллитру. – Главное, еще когда вела, ну чуяло мое сердце: не бывает таких мужиков.