Дело о беглом гоблине

— Вы мистер Шерлок Холмс?

На пороге вырос рассыльный, вихрастый орк с острыми ушами.

— Срочная телеграмма из Хартфордшира, сэр.

Я отложил скрипку.

Взял из лапы рассыльного мятый бланк, со штемпелем Стрэнда, и бросил орку на чай руну удачи, — из пряничного теста, с маком и сахарной обсыпкой. Тот сразу проглотил ее, поклонился, и через секунду уже кубарем бежал вниз по лестнице.

Броский заголовок уродовал первую страницу лондонской «Таймс». Ради него даже отодвинули новости о стачке докеров-минотавров, и репортаж из Венсминстера.

Я прочел статью еще утром.

Я распечатал бланк телеграммы.

Только три слова были там — «Мистеру Шерлоку Холмсу». Потом строчки дернулись, скатились с бумаги и обратились в гоблина.

Он был невелик ростом, с рыжеватой короткой шерстью. Порванная одежда выдавала в нем грума. Кровь пропитала старенькую жилетку.

Гоблин сорвал картуз, и пригладил грязные волосы.

— Помогите мне, мистер Холмс! Ради всего святого.

— Вы ранены, — сказал я. — Вам нужен клерик или друид.

— Ах что вы, сэр, это пустяки, — отвечал мой гость. — Пара глотков хорошего бренди, и я снова буду как новенький.

Он достал небольшую фляжку.

— Нет, — я покачал головой. — Ни слова больше, пока не найдем вам доктора.

Я шагнул к стене, где в небольшом алькове стоял рунический анхк.

Закрыл глаза на секунду, — аллергия у меня на святость, — и за крестом открылся портал, ведущий в храм Серебра.

Мягкий солнечный свет лился сквозь высокие витражи.

Янтарные лестницы и ажурные переходы сплетались в сложную руну, и клерики ходили по ним, шепча заклинания.

Грум упал на колени, и начал тихо молиться.

— Вижу, вы гоблин религиозный, — заметил я.

— А как же иначе, сэр; там, в Афганистане…

Лицо его передернулось от старых воспоминаний.

— Помню, как нежить прижала нас к скалам; нигде спасения не было, и даже лучшие маги Оксфорда ничего не могли поделать. А потом…

Он закрыл глаза.

— Появились они. Клерики Серебра; их было мало, четверо… Мистер Холмс, никогда я не слышал такого дивного пения; свет полился с небес, вот как из окон этих, и все зомби, скелеты, все они разом сгинули…

По хрусталю ступеней звонко простучали шаги, и высокая девушка в шелковом лазоревом платье вышла навстречу нам.

— Встань, юный гоблин, — проворковала она. — И излечись.

Я поморщился.

Клерики Серебра могут не нести эту чуть, когда вправляют вам кости. Просто им нравится важничать.

— Меня зовут Том Уилкинсон, — сказал гоблин, смиренно поцеловав подол ее платья. — Я служу грумом у графа Эссекса, в Хартфордшире.

— Кажется, он сосед убитого лорда Дэнби? — пробормотал я. — Ах да…

Я кивнул на девушку-клерика.

— Доктор Ребекка Айрин Уотсон, из Храма Небесного серебра. К слову сказать, она тоже служила в Афганистане…

Шум и грохот пронеслись по хрустальной зале.

На лестнице появились четверо полицейских. Первым шел крыслинг, — щуплый, с изжёлта-бледной физиономией и острыми чёрными глазками.

— А, инспектор Лестрейд! — просиял я.

Крыслинг остановился, и грозно посмотрел на гоблина-грума.

— Сам себя послал телеграммой, верно? Что же, очень хитро! Но слуг Ее Величества так легко не обманешь.

Он вынул наручники из проклятого железа.

— Том Уилкинсон! Я арестую вас за убийство лорда Дэнби.

Гоблин в ужасе заверещал:

— Нет! Мистер Холмс! Я этого не делал. Вы должны мне поверить.

— Лестрейд, — я отвел инспектора в сторону. — А с какой поры Скотленд-Ярд помогает друидам Хартфордшира?

Длинные усы крыслинга задрожали.

— Сами знаете, мистер Холмс. Эти святоши мне нравятся не больше, чем вам. Но я получил приказ от самого комиссара Лондона. Убитый лорд Дэнби…

Лестрейд хотел презрительно сплюнуть, — но потом вспомнил, где мы.

— У него хватает друзей в Вестминстере.

— И все будут рады, что за убийство посадят простого гоблина?

— Да, мистер Холмс. Но что я могу поделать? Этот друид из Хартфордшира, Сэм Холлоу, все уже для себя решил.

— Хорошо.

Я обернулся к гоблину.

— Расскажите нам, что произошло.

Доктор Уотсон отвела нас в залу для медитаций.

— А нам-то что делать, сэр? — спросил один из констеблей.

Он неловко переминался с ноги на ногу, — видно, боялся, что его тяжелые сапоги раздавят воздушный хрусталь ступеней.

— Идите-ка помолитесь, — сварливо отвечал Лестрейд. — Вам, Хряксон, это будет полезно.

Констебли ушли; инспектор нервно потирал руки.

Как и все крыслинги, что дослужились до высоких рангов, — он по утрам всегда брил ладони и пальцы, желая чуть больше походить на людей и эльфов. Однако сегодня, наверное, не успел, — и теперь смущался.

— Садитесь, инспектор, — сказала доктор Уотсон, и сотворила четыре хрустальных кресла. — Я попрошу, чтобы принесли всем апельсиновый чай.

Лестрейд мрачно взглянул на фляжку, что отобрали у грума.

Крыслинг бы предпочел сейчас хорошего бренди.

— Как случилось, что ты оказался около замка? — спросил инспектор.

Уилкинсон смял картуз, потом расправил его на колене.

— Я уже много лет служу графу Эссексу, но дела идут все хуже и хуже. Старый хозяин болен, говорят, долго не протянет. А его дети…

Гоблин покачал головой.

— Юный виконт Перси все время проводит в Лондоне, а это, скажу вам, сэр, удовольствие дорогое. А леди Розалинд… поверите ли, читает, и читает почти весь день; а разве ж есть польза от чтения, вы мне скажите?

— Значит, Эссексы разорены? — спросил я.

— Вдупель, сэр, — согласился гоблин. — Пока был здоров хозяин, в замке всего хватало; он ни пенса не тратил на пустяки, нет, сэр! И когда этот прощелыга, друид Сэм Холлоу, приходил за пожертвованиями, знаете, что говорил ему старый граф? «Бог дарует нам мир и его богатства, милейший Сэм; а вот уж наклониться и взять подарок должны мы сами». Так он и говорил, сэр, слово в слово! И всякий раз у друида морда кривилась, он свистел какую-то ерунду о щедрости и доброте, а все одно уходил без денег. Я вам и больше того скажу, граф запретил нам его кормить, и даже приносить рюмку хересу. «Не дай бог, понравится, — говорил хозяин. — И станет приходить чаще».

— А теперь, — пробормотал я. — Именно друид Холлоу и лечит старого графа? Не удивительно, что ваш хозяин так плох…

— Как детишки стали всем заправлять, — сказал гоблин. — Сразу жизнь изменилась. Холлоу у нас словно поселился. Старых всех слуг повыгнали, и взяли на их место…

Грум быстро перекрестился.

— Клугг’Ора. Жуткое существо, сэр, жуткое! Сидит себе в своей келье, глаза позакрыл, а магии в замке столько, что аж чихать хочется. И вот этим колдовством, он всю работу и делает; а чем ему платят виконт и леди, я не хочу и думать.

— Что случилось тем вечером? — спросил я.

Гоблин почесал в затылке.

— Не подумайте обо мне плохого, мистер Холмс. Я слуга хороший и верный. Трижды посылал за шаманом, с Серых болот, чтоб посмотрел хозяина. Только граф не позволил; он же человек, сэр, а все люди, — не в обиду вам будет сказано, — слишком уж верят в своего бога. А ведь боги, они как карты в колоде, — с той ходи, что сейчас нужна, а потом и забудь о ней, до нового раза. Только нет, хозяин не слушал…

— И ты решил найти другое местечко? — подсказал Лестрейд. — У лорда Дэнби?

— Да, сэр.

Гоблин потупился.

— Всех верховых вивверн уже почти пораспродали. Породистые они, дорогие были… Мне и делать-то стало нечего. Вот я и спросил лорда Уильяма, не нужен ли ему слуга, или грум. А он и говорит: «Том! Хорошо ли ты знаешь замок своих хозяев?» — «Да как же не знать, — отвечаю я. — Тридцать лет прослужил там, с детства». А лорд Уильям достает соверен… Настоящий соверен, сэр! И спрашивает: «Том, а сможешь ли провести меня в замок, так, чтобы Клугг’Ор не заметил?»

— Но это же вздор! — воскликнул инспектор. — Лорд Уильям богатый и уважаемый джентльмен; зачем бы ему тайком, словно вору, пробираться в замок соседа?

— Минутку, Лестрейд, — попросил я. — Давайте сперва дослушаем.

Гоблин перевел взгляд с меня на инспектора.

Тот кивнул, и грум продолжал рассказ.

— «Дам тебе соверен, — сказал лорд Уильям. — Настоящий соверен, Том! Если ночью проведешь меня в замок». И тут меня бес попутал; кикимора нашептала, никак иначе. Мне бы ответить «нет», и все рассказать хозяину. А я на соверен тот глядел, и глаз отвести не мог. «Ну так и быть, — говорю. — Пойдемте, хоть этой ночью; только я с вами, сэр, чтобы вы, того, никаких паскудств не наделали».

— И ты отвел лорда Уильяма в замок Эссекса? — спросил инспектор Лестрейд.

— Нет, сэр. Я не успел. Он велел ночью прийти, как на башне пробьет полпервого. Так я и сделал. Дэнби не держал слуг, только раз в неделю приезжал к нему маг из Лондона, и накладывал везде руны, чтобы работа, значит, сама по хозяйству делалась. Вот как поступают настоящие джентльмены, а не берут в дом мерзкую нечисть, вроде Клугг’Ора…

— Значит, ты правда был там, в момент убийства?

— Как есть, был.

Гоблин потупился.

— Но лорда Уильяма я даже когтем не трогал. Двери в замок сами открылись, стоило постучать. Жуткое это дело, сэр, волшебные руны… Слышал, был случай в Данберри, когда колдун напортачил; и магия, что он наложил, ночью задушила викария, и все семейство его. Спутала с тараканами…

Вот иду я, сэр, по длинному коридору, и вижу, что свет в библиотеке горит. И голос лорда Уильяма слышу, громкий.

«Зря ты пришел, мошенник! — говорил он. — Все кончено. Замок Эссексов тебе не видать; я всем расскажу, кто ты на самом деле!»

Второй отвечал, но тихо, и я не расслышал слов.

«Да как ты посмел! — воскликнул тогда лорд Дэнби. — Если не поумнеешь, то я поеду в Лондон, к арх-канцлеру»…

Потом раздался удар, лорд Уильям захрипел, и сразу же полыхнуло пламя. Я туда, а он лежит на полу, в крови, и уже не дышит. Второго и след простыл.

А вокруг огонь, сэр, я бежать, бегу по замку и слышу, как двери хлопают; ну, думаю, вот и конец тебе, Том Уилкинсон, запрут тебя заклинания, и сгоришь ты здесь, вместе с трупом; вышиб окно и со второго этажа кубырахнулся. Но главное…

Гоблин понизил голос.

— Как отбежал от замка, то увидел друида Холлоу; он стоял у старого дуба, и смотрел, как замок горит…

— Моя дорогая Уотсон, — заметил я. — Что интересного тебе запомнилось в словах гоблина?

Паровой дирижабль отвез нас в Хартфордшир. Там мы взяли карету до замка Эссекс.

— Убийца не просто так вызвал элементаля, — отвечала девушка-клерик. — Он хранил какую-то тайну. И знал, что лорд Дэнби нашел улики против него. Возможно, книгу; недаром все случилось в библиотеке.

— Прекрасно, Уотсон, — кивнул я. — Убийца не знал, где именно лорд Дэнби мог спрятать книгу или бумаги. И лучший способ от них избавиться, вызвать элементаля огня и сжечь замок. Но есть кое-что другое…

— Да?

— Дэнби сказал, что поедет в Лондон, к арх-канцлеру. Но ведь рука закона в благопристойном Хартфордшире, — это друид Сэм Холлоу. Так почему же сэр Уильям не собирался идти к нему?

Уотсон задумалась.

— Холлоу был около горящего замка, — пробормотала она. — И это именно Холлоу хочет повесить убийство на грума-гоблина.

Мы подъехали к каменному мосту.

— Останови! — велел я.

Темные фигуры появились из-за деревьев.

— Кто это? — спросила Уотсон.

— Квазиорки, — отвечал я. — Живут здесь, под мостом, долгими поколениями.

Мы вышли из экипажа.

— Плохо же они живут, — заметила моя спутница. — В Честершире есть целый город квазиорков, и очень богатый, верно?

— Да, людей там за людей не считают, — согласился я. — Когда я там был, мне пришлось ночевать на улице; ни один трактирщик не захотел сдать комнату человеку.

— Тогда почему эти квазиорки не переедут туда?

— Там им пришлось бы работать, Уотсон; а здесь можно просто жить под мостом и клянчить шиллинг у джентльменов…

Дело у квазиорков было поставлено мастерски.

На весьма упитанные мордашки детей искусной рукой папаши были нанесены умеренные потеки грязи. Для полноты картины, самый маленький стал тереть глаза и отчаянно чесать макушку, но тут же получил пинок от старшего брата, — ведь чисто одетый дженльмен мог подумать, что головы у них кишат вшами, а в карманах играют в догонялки блохи да личинки кикимор.

Квазиорк-отец с важностью генерала, ведущего в решительный бой войска, оглядел детей, снял картуз, низко поклонился, — вслед за ним поклонилась и вся семья, — а затем степенно промолвил:

— Испокон, значит, века наш род живет под мостом. И в мир этот приносит одно добро. Не сделает ли почтенный джентльмен ответный, так сказать, ход, и не пожалует ли он семейству моему на пропитание шиллинг?

Он как бы незаметно взмах рукой, маленькие орчата посрывали с себя картузы, стали вокруг меня, подняв глазенки и ожидая, что на них сейчас же посыпется дождь из шиллингов.

— Любезный, — сказал я. — А что вы скажете о лорде Эссексе?

— Хороший человек, сэр, но очень сильно болеет.

— А о его детях?

Квазиорк насупился.

— Мы люди не болтливые, сэр; и сплетничать не привыкли.

Я дал ему два шиллинга.

— К счастью для вас, любезный, вы вообще не люди; гордитесь же этим, и никогда не берите с человека пример.

Я развернулся, и зашагал к экипажу. Квазиорк сказал нерешительно:

— Вот еще что, сэр…

Он вытер нос длинным ухом.

— Молодой виконт Перси часто возвращается за полночь. И могу поклясться, от него всего несет кровью. Человеческой кровью, сэр!

— Значит, юный Перси подался в секту вампиров, — пробормотал я.

Ударил тростью в потолок экипажа, и мы поехали дальше.

— Они потеряют замок, если Эссекса признают вампиром, — сказала доктор Уотсон.

— Да, законы Хартфордшира в этом отношении очень строгие. Лишь человек может владеть замком; этот билль приняли сразу после того, как обезглавили Георга Пятого.

Я задумался.

— Конечно, когда его ожившая голова вернулась на трон, ей не захотелось видеть среди лендлордов орков и гоблинов…

— Многие молодые аристократы понемногу балуются вампиризмом, — заметила доктор Уотсон.

— Да, но грань между «понемногу» и «влип по самые уши» довольно тонкая.

Вскоре мы увидели замок.

Родовое гнездо знавало и лучшие времена. Из шести драконовых башен, где раньше несли караул боевые маги и всадники на виввернах, — осталась только одна, совсем уже ветхая, и сразу было заметно, что уже много веков там не держат крылатой стражи.

Прямо на наших глазах, она начала разрушаться.

И с каждым обвалившимся кирпичом, медленно вырастала другая, рядом.

— Еще один из законов Хартфордшира, — бросил я. — Замок лендлорда должен иметь шесть башен; иначе плати огромный налог в казну.

— Но в билле нет слова «одновременно», — хмыкнула доктор Уотсон.

Сад был давно запущен, зарос гоблинским вьюном и чертополохом.

В замке нас уже ждали.

Дворецкий оказался высоким гномом, — широкоплечий, степенный, с густыми длинными бакенбардами.

— Лорд Эссекс не может вас принять. Он очень плох.

— Тогда мы бы хотели видеть его детей.

Гном остро посмотрел на меня, — и я мог поклясться, что на языке его вертится ответ:

— За осмотр деньги платят, сэр.

Вместо этого дворецкий сказал:

— Я доложу леди Розалинд.

— Гоблин сказал, слуг выгнали, — заметила моя спутница, когда гном ушел.

Я улыбнулся.

— Моя дорогая Уотсон. Дворецкий не настоящий. Его создает Клугг’Ор; это часть колдовства. Вот почему гном смотрел на меня так дерзко…

Глядя на высокую залу, я прикидывал, — что здесь стояло раньше, пока детишки не стали распродавать семейное гнездышко.

— Смотри-ка, Уотсон! Фамильные портреты. Их, правда, мало осталось… Но все репродукции есть в сборнике «Кто есть кто».

Я провел вдоль ликов кончиком трости.

— Вот она, наша древняя аристократия… Жадность, садизм, жестокость, все пороки ты сможешь увидеть здесь! А глянешь на репродукции…

Я пожал плечами.

— Вроде те же портреты, но вместо подонков и сволочей пред нами вдруг достойные люди. Пара незаметных штрихов, и внешность совершенно меняется.

Через полуоткрытую дверь я заглянул в коридор.

— А вот и Клугг’Ор, — пробормотал я.

Огромное существо занимало всю келью.

Бесформенное, полужидкое, с восемью глазами, — оно колебалось, медленно, и о чем-то шептало.

— Уделите нам пару минут, мистер Ор? — спросил я.

Три глаза распахнулись.

— Мне нет дела до людей.

— Да, но, вполне возможно, вам нравится замок, сэр, — вкрадчиво сказал я. — Если Эссексы его потеряют, вам придется искать новое место.

Открытые глаза Клугг’Ора сомкнулись, а три других сразу же уставились на меня.

Я понял, что так он управляет чередой башен.

— Ну ладно; что вы хотите знать?

— Ваши руны, — они следят, кто и когда выходит из замка?

— Да, сэр. Вернее, могут.

Существо сварливо забулькало.

— Но один из хозяев замка велел мне отключить их.

— Кто именно? — спросил я.

Клугг’Ор взглянул на меня с глубоким презрением.

— Вы и правда думаете, что я различаю вас, людей?

Леди Розалинд Эссекс была высокой и некрасивой. Твердый взгляд умных, глубоких глаз не оставлял сомнений, — кто теперь командует в замке.

— Вы хорошо знали вашего соседа, лорда Уильяма Дэнби? — спросил я, когда дворецкий принес нам чая.

— Он был лучшим другом моего отца, — ответила леди Розалинд. — Они вместе служили, в Афганистане.

— Как и ваш грум, Уилкинсон?

— Я не знаю.

Леди Розалинд легко пожала плечами. Она даже имя-то его вряд ли помнила.

Или делала вид.

— Гоблин работает на конюшне; я туда почти не хожу. Мой отец любил ездовых вивверн, а я нет.

«И сразу же всех распродала, как только случай представился», — подумал я.

— Значит, ваш отец привез конюха из Афганистана?

— О нет, ну что вы.

Леди Розалинд была немного шокирована.

— Это же просто гоблин. Папа нанял его через агентство, в Лондоне.

— Ну что ж, — согласился я. — Решим, это совпадение. А как насчет Сэм Холлоу?

— Преподобный?

Голос ее слегка изменился.

— Он очень много сделал для нас, с тех пор, как заболел папа. Не знаю, как мы бы без него справились.

— А ваш брат? Нам бы хотелось поговорить с ним.

— Перси уехал в Лондон; не знаю, когда вернется.

Дверь тихо отворилась, и на пороге возник дворецкий.

Леди Розалинд подняла голову. Гном и хозяйка обменялись быстрыми взглядами. Тот подошел, склонил седую голову к ее уху и что-то прошептал.

— Как некстати, — досадливо воскликнула леди Розалинд. — Иди, Патрик.

Лицо ее от волнения пошло красными пятнами.

Она обернулась к нам и сказала, стараясь придать голосу безмятежное выражение.

— Ох уж эти слуги, мистер Холмс. Извините меня, я отлучусь на пару минут.

Леди Розалинд улыбнулась и, шурша юбками, вышла за дверь.

— Заметила, Уотсон? — спросил вполголоса я.

— Она боится друида.

— Именно. Но так боятся не врага, а хозяина. Того, кто имеет над тобой власть. А леди Розалинд не из тех, кого можно так легко посадить на цепь… Чем же держит ее Сэм Холлоу?

Я пружинисто поднялся.

Французское окно выходило в сад. Я приотворил его, и в комнату хлынул влажный аромат хвои и цветов.

На боковой аллее ждал человек. Невысокий, полный, с блестящей лысиной, — он вел себя уверенно, не как гость, а словно завоеватель в покоренной стране.

— Кто это? — вполголоса спросил я.

Гном-дворецкий вырос рядом со мной.

— Ральф Пинброк, — ответил он.

Видно, Клугг’Ор и правда не хотел терять хорошее место, и решил поделиться сплетнями.

— Вы не называете его «сэр»? — спросила доктор Уотсон. — У него же есть титул. Это новый лорд Ковентри.

— Он купил титул, мэм, а это большая разница; к тому же, у него нет замка.

— Как же так вышло?

— Замок Ковентри, мэм, был разрушен двести лет назад, черной магией. На его месте лишь гнилое болото; там даже кикиморы не живут. Вот почему этот человек сумел купить титул.

— И держу пари, — пробормотал я. — Ральф Пинброк не прочь завладеть замком Эссексов, верно?

— Да, сэр, — отвечал дворецкий.

— И у него хватит денег на все шесть башен одновременно?

— Боюсь, что да, сэр.

Я снова посмотрел в сад.

Леди Розалинд быстрыми шагами подошла к новому лорду Ковентри. Тот просиял и замахал ей рукой; хозяйка, однако, вовсе не проявила радушия, и держалась холодно-официально.

— Вы знаете, Пинброк, вам здесь никто не рад, — резким, прерывающимся от волнения голосом, сказала она.

— Ну отчего же? — всплеснул руками лорд Ковентри. — Я думал, мы друзья. Разве не я дал вам ссуду на ремонт башни? И разве же я хоть раз, — ну хоть единственный раз! — заводил речь о возвращении долга?

Он лицемерно потупил сальные глазки.

Леди Розалинд обернулась.

Глянула на окно, и легко взмахнула рукой. Их с Ковентри накрыла непрозрачная сфера; теперь мы не могли ни видеть, ни слышать их.

— Отлично, — пробормотал я.

— Холмс, — сказала Уотсон. — Мне казалось, вы хотели услышать их разговор.

— Настоящий джентльмен не будет подслушивать, — с укором ответил я. — Особенно, когда его на этом уже поймали. Нет, леди Розалинд не из тех, чьи секреты легко узнать. Но раз мы ее не видим, — то и она не может следить за нами. Мистер Клугг’Ор…

Я обратился к дворецкому.

— Проводите нас к графу Эссексу.

— Пинброк хочет завладеть замком, — говорил я, когда мы поднимались по лестнице. — Старый граф при смерти; молодой виконт Перси скоро станет вампиром. Остается лишь отделаться от дочери.

— Думаешь, он хочет на ней жениться?

— Лишь юный дурак может хотеть жениться, — ответил я. — Но Пинброк готов, скрепя сердце, обменять свободу на замок… Ведь тогда ему не придется платить огромный налог.

— Это здесь, — доложил дворецкий.

В комнате было полутемно.

Плотные тяжелые шторы закрывали окна. Лишь дальнее было завешено шелковой занавеской и слегка приоткрыто.

Пахло лекарствами и какими-то травами. Нежный аромат шел от ярких букетов, расставленных чьей-то заботливой рукой.

Сам лорд Эссекс лежал на высоких подушках, укрытый до пояса легким шерстяным одеялом. Длинные рукава закрывали его исхудавшие пальцы.

Глубокие тени пролегли под глазами, а впавшие щеки и горячечный цвет лица говорили о том, что старику недолго осталось.

— Вы приехали из Лондона, верно? — чуть слышно прошептал он.

— Меня зовут Шерлок Холмс; а это мой друг и коллега, доктор Ребекка Уотсон, клерик из храма Серебра.

Лорд Эссекс приподнял руку.

— Садитесь… Давно уже никто ко мне не заходит; раньше была сиделка, Мэри, из гоблинов; хоть было с кем поболтать. Она знала много побасенок. Эти уж мне болотные…

Старик улыбнулся.

— Знаете, мистер Холмс. Со всеми их суевериями, сказками и причудами… Они, боюсь, гораздо умнее нас.

— Вы знаете, что случилось с лордом Уильямом?

Лицо старика сразу же помрачнело.

— Холлоу рассказал. Не люблю, когда он приходит. Кружит здесь, как стервятник… Ждет, пока я умру. Да и чего ждать?

Лорд Эссекс хрипло закашлялся.

— Я и так уже, считай, умер.

— Доктор Уотсон прекрасный врач, — сказал я. — Магия Серебра может быть сильнее, чем колдовство друидов.

Старик лишь покачал головой.

— Простите, мистер Холмс. Слишком поздно мне менять веру; я всю жизнь ходит в церковь, и служил Единому. Кем я стану, если теперь, на пороге смерти, кинусь менять богов, как носовые платки?

Его лицо побледнело, дыхание стало неровным.

— Нет! Раз мой час пришел, я пойду тропами Единого и не предам его. А иначе получится, что вся моя жизнь окажется ложью…

— Вам лучше уйти, — раздался негромкий голос.

Я обернулся.

В дверях стоял человек в изумрудной мантии. Свежий венок омелы в седых волосах говорил о том, что перед нами друид.

— Преподобный Сэм Холлоу, — пробормотал я.

— Лорд Эссекс серьезно болен, — отвечал тот. — Нельзя его утомлять.

Мы вышли в коридор.

— Лорд и правда очень плох, — сказал я. — Ваша магия явно не помогает.

Друид гордо выпрямился.

— Мы служим Единому, мистер Холмс. Моя цель — не продлить жизнь лорда, вопреки воле Господа, и впасть тем самым в безумие колдовства. Я лишь проводник воли Божьей; буде ему угодно, лорд Эссекс выживет. А если нет, то не мне и не вам противиться решениям Создателя нашего.

— Понимаю, — кивнул я. — Поговорим о Томе Уилкинсоне. Гоблин-грум, что ходит здесь за виввернами. Вы уверены, что он убил лорда Уильяма?

Сэм Холлоу мрачно посмотрел на меня.

— Я сам застал его возле горящего замка.

— С тем же успехом, можно сказать, что гоблин застал там вас.

Лицо друида исказилось от ненависти.

— Вы забываетесь, мистер Холмс. Я друид; нелепо даже и думать, что я…

Доктор Уотсон властно подняла руку, и Сэм Холлоу замолчал.

Их глаза встретились.

— Зачем, по-вашему, гоблин убил лорда Уильяма? — спросила она.

— Деньги, — ответил Холлоу. — Грум понимал, что скоро его уволят. А в библиотеке хранились ценные и редкие книги. Я сам не раз был в гостях у лорда Уильяма, и всегда удивлялся богатству его коллекции.

— А что исчезло из замка?

— Этого мы никогда не узнаем; элементаль уничтожил все. Вот зачем гоблин его призвал.

— Думаете, такие чары по плечу обычному груму? — спросил я.

— Ах, оставьте, мистер Холмс!

Друид потерял терпение.

— Том Уилкинсон летал верхом на ядовитых виввернах. Что ему какой-то элементаль?

— И все же подумайте, — сказала доктор Уотсон. — Возможно, я смогу помочь старику.

Сэм Холлоу с ненавистью взглянул на нее.

Друиды и клерики Серебра всегда были на ножах.

— Лорд Эссекс чересчур мягок, — отвечал преподобный. — И это дорого ему стоило.

Речь, очевидно, шла о детишках.

— Настоящий лендлорд никогда не коснется магии. Нет лечения, кроме того, что посылает Единый; все прочее святотатство. А гнусная ложь Серебра…

Его передернуло.

— Будь моя воля, вас бы на порог не пустили.

— Как съездили в Хартфордшир, мистер Холмс?

Лестрейд нервничал.

— Дирижабль трясло все время. А как дела у вас здесь, в Лондоне?

Закрытый экипаж вез нас по узким улочкам Сохо.

— Друиды в ярости, мистер Холмс. Том Уилкинсон сидит в камере, в тюрьме Ньюгет; но скоро мне придется отдать его святошам из Хартфордшира. И тогда ему уже ничто не поможет.

Будучи серым крыслингом, — Лестрейд всегда ненавидел графства, где древний закон по-прежнему ставил людей выше других народов.

— Будем надеяться, — сказал я, — что наша охота сегодня будет удачной…

Экипаж остановился. Мы вышли.

Вокруг, словно армия прокаженных, тянулись трущобы. Там и здесь, из окон выглядывали гоблины и бурые крыслинги.

Лестрейд шагнул к стене, затянутой паутиной, и приказал:

— Именем королевы!

Полицейский маг выкрикнул заклинание, и серые нити окутал дым. Но сеть даже не загорелась.

— Еще раз! — велел инспектор.

Уотсон шагнула вперед, отстранив волшебника.

Девушка-клерик начертила в воздухе анкх, и паутина растаяла, открыв нам темный проход. Мы вошли; в нос ударил запах свежей крови и опиума.

Узкие переходы вели нас все дальше.

В темных щелях мелькали лица вампиров. Уотсон зажгла волшебный фонарь, сиявший солнечным светом, и теперь он плыл перед нами, словно бехолдер, разгоняя нежить и мрак.

— Сюда! — воскликнул констебль.

Кривые ступени сбегали в темный подвал, пропахший магией Некрономикона. Там, на грязной соломе, лежал виконт Перси Эссекс.

Лицо его было покрыто запекшейся кровью. Грудь тяжело вздымалась.

Рядом стоял сгорбленный человек, со ржавой кружкой в руках.

Он обернулся, — это был Пинброк.

— По какому праву вы вломились сюда? Я лорд Ковентри; это частный клуб, и вам здесь не место.

— Клуб? — гневно воскликнул Лестрейд. — Больше похоже на притон для вампиров.

Пинброк шагнул к нему.

— Хартия королевы дозволила нам пить кровь. Все доноры пришли сюда добровольно. Мы не нарушаем закона; а вы, крысьи морды…

Шесть на загривке Лестрейда встала дыбом.

— Вы хотели обманом завладеть замком Эссекса, — отвечал инспектор. — Пытались споить виконта…

Он показал на юношу, лежавшего на соломе.

— …И превратить в вампира.

Пинброк осклабился.

— Никто не заставлял мальчишку пить кровь. Это был его выбор.

— Посмотрим, что скажет арх-канцлер, — раздался вдруг женский голос.

Полицейские расступились, и вперед вышла леди Розалинд.

— Инспектор! Я обвиняю этого человека в заговоре против моей семьи. И требую правосудия.

— Да правда, что ли? — зарычал Пинброк. — Деньги сперва верни.

— Вас обвиняет равный по титулу, — сказал Лестрейд. — Только арх-канцлер может решить ваш спор. Констебль! Уведите его.

Леди Розалинд шагнула к брату, — хотела обнять его, но тот был слишком потен и грязен; тогда она кивнула констеблям. Носилки были уже наготове, и вскоре юного Перси Эссекса погрузили в карету.

— Мистер Холмс, — воскликнула леди Розалинд. — Я так благодарна вам, что вы избавили нас от этого ужасного человека. Как думаете, что решит арх-канцлер?

— Эссексы одно из древнейших аристократических семейств в Англии, — сказал я. — А Пинброк всего лишь лавочник, хотя и очень богатый. Деньги здесь ему не помогут…

Леди Розалинд уехала вместе с Перси.

Сэм Холлоу стоял у входа в притон, сложив руки на груди.

— Как вы нашли это место, мистер Холмс? — спросил он недобро. — Ведь леди Розалинд искала этот притон, и не один месяц.

— И не могла найти, — согласился я. — Ведь вы ей в этом мешали.

— Что? — возмутился Холлоу.

— Пинброк играл вам на руку. Лишь ваша магия не давала виконту Перси превратиться в вампира полностью. Это давало вам власть над леди Розалинд, и открывало двери в ее казну.

Сэм Холлоу высокомерно посмотрел на меня.

— Я друид. Весь мир принадлежит Богу; а я здесь его наместник.

— У нас хорошие новости, — сказал я.

Тьма сгустилась в покоях старого лорда Эссекса.

Он лежал на кровати, и его дыхания почти не было слышно.

— Ваш сын пошел на поправку. Арх-канцлер наложил штраф на Ральфа Пинброка, и обнулил долги вашей дочери. Вашей семье больше ничто не угрожает…

Я улыбнулся.

— Кроме меня, конечно.

— Что это значит, сэр? — глухо проскрипел лорд.

— Вот книга, ее прислали из Честершира…

Уотсон развернула пакет.

— Древняя, очень редкая. Такая же была в собрании лорда Уильяма. Из-за нее-то вы его и убили.

— Я умираю, — глухо прошептал лорд. — Прошу, оставьте меня.

Быстрым движением, я сунул руку ему под подушку, и вытащил серебряный анкх.

— Гнусное колдовство, не так ли? — подсказал я.

Яркий свет озарил покои лорда Эссекса.

Хозяин замка выпрямился.

Он больше не казался ни больным, ни старым.

— Вы все это время были в отличной форме, — сказала доктор Уотсон. — Анкх храма Серебра излечил вас. Но вы не решались сказать об этом. Боялись, что друид Холлоу обвинит вас в расколе, и отлучит от церкви.

— Сперва вы хотели попросту сделать вид, что медленно поправляетесь, — кивнул я. — Но мнимая болезнь пригодилась. Стала вашим алиби.

Лорд молчал.

Его глаза были прикованы к книге.

— Я говорил Уотсон, что древние портреты правдивы. А вот репродукции, — современные, — высокомерно лгут. Вы одна из древнейших аристократических семейств в Англии. А «Билль о людях» был принят лишь при Георге Пятом.

Я открыл фолиант на закладке.

— Портрет без ретуши. Оригинал, конечно, давно уже уничтожен. Здесь отчетливо видно, что у вашего предка, графа Уолдо Эссекса уши и глаза квазигоблина. В те годы это не имело значения. Но сегодня… если бы это вскрылось… вы бы лишились и замка, и титула. Вот почему вы убили лорда Уильяма. Он случайно наткнулся на эту книгу, и решил рассказать всем правду. Но вы человек влиятельный; Дэнби хотел найти еще доказательств, чтобы действовать наверняка. Затем и хотел проникнуть в ваш замок…

— Подлый мерзавец, — глухо сказал старик. — Мы воевали вместе в Афганистане. Много раз спасали друг другу жизнь. За кругом моей семьи не было человека, кому я мог по-настоящему доверять, кроме лорда Дэнби. А потом… Он хотел уничтожить нас, мистер Холмс. Если бы меня одного! Но Уильям мог разрушить жизнь моих детей, Перси и Розалинд. И из-за чего? Какой-то старой картинки…

Я выпрямился.

— Вы должны сознаться, лорд Эссекс. Можете сказать, что убили сэра Уильяма в припадке гнева. Что он оскорбил честь вашей семьи… В конце концов, так и было. Не думаю, что в этом случае арх-канцлер будет слишком суров. А правда о прошлом вашей семьи навсегда останется тайной.

— Странно, — сказала девушка-клерик, когда мы возвращались в Лондон. — Как много значения порой придается расе и цвету крови.

— Иначе и быть не может, моя дорогая Уотсон. Каждый хочет собой гордиться. Но для того, чтобы заслужить это право, надо много и усердно работать… А для лентяев и неудачников всегда есть другая гордость. Гордость тем, что ты получил капризом судьбы. Тем, что не заслужит, что не заработал, — а просто увидел в зеркале…