Демонолог

Глава 3. Лифт в послесмертие

Ладно, не умираю.

Выпадаю из физической оболочки и переношусь в место, которое мне кажется смутно знакомым. Да, так и есть. Громадная пещера, мертвенный свет, протекающая у моих ног черная река. Звуков нет. Воздух недвижим. Это Иркалла, нижний мир. Загробное царство, из которого не возвращаются.

Красноватое мерцание.

Издалека ко мне приближается дух Повелителя.

Нергал часто принимает образ быка или разъяренного льва, но сегодня он решил предстать в истинном обличье. Багровый шар, наливающийся ужасом и благоговейным страхом. У него много имен: Убийца, Сокрушающий Страны, Сжигатель, Звезда несуществования.

А я — его верный слуга.

Падаю ниц.

— Я рад нашей встрече, Джерг, — рокочет божество, заполняя собой дальнюю часть пещеры. — Ты служил мне верой и правдой в старом мире. Готов ли ты обрушить ярость на моих врагов повторно?

Еще спрашиваешь.

— Ты — мой Повелитель.

— Да будет так, — чудовищный голос вгрызался в самое нутро. — Я убил тебя в прежнем мире и воскресил в этом. Прости, но другого выхода не было. Есть миссия, которую необходимо выполнить. Никто не справится. Никто, кроме тебя.

— Я слушаю, Побеждающий соперников.

— Мне бросил вызов тот, кого я приблизил к себе и наделил немыслимой властью. Демон по имени Ниимб, моя правая рука и астральный наместник. Мы сразились, Ниимб был низвергнут и сбежал в эту реальность. Здесь он породил армию духов, но об этом я узнал лишь недавно. Я никого не прощаю, Джерг. Ты должен отыскать и убить моего врага. Вознаграждение будет щедрым.

— Да, мой Повелитель.

Теперь понятно, как я оказался в этом никчемном теле.

Вопрос в том, как мне справиться с могущественным демоном без помощи магии. В новом воплощении я напрочь лишен Дара. Неужели так сложно было переселить меня в тело аристократа?

— Ты не владеешь праной, — прогудела красная звезда, — но этому можно научиться. Я наделил тебя способностью, которой нет ни у кого в этом мире. Убивай одаренных, пожирай их души, осваивай неизвестные техники и умения. Развивайся, и однажды ты выйдешь на уровень, который позволит тебе низвергнуть Ниимба.

Вот оно что.

Моя ущербность — явление временное.

Еще один вопрос не дает мне покоя.

— Я смогу вернуться в Легурию?

Сияние звезды померкло — верный признак завершения аудиенции.

— Нет. Твое тело не сохранилось. Приспосабливайся к этому миру. Станешь моей правой рукой здесь.

Гадство.

Местные варвары даже не говорят на сензарском.

— Времени мало, — голос Нергала потряс утробу пещеры. — Если у тебя есть другие вопросы, задавай их сейчас.

— В этом мире есть твои святилища, Повелитель?

— Нет. Возможно, ты устранишь этот пробел в будущем.

— Почему здесь так много механизмов?

— Я перенес тебя не только в пространстве, но и во времени. В этой реальности Легурия затонула много тысяч лет назад. Очертания материков изменились. Ты не встретишь ни одного знакомого народа. Волшебство и наука развиваются параллельно.

— Это другая вселенная?

— Похожая. Люди не изменились.

— Что такое прана? Почему я не могу ей воспользоваться?

— Сейчас не можешь, — с нажимом произнес Нергал. — Ищи решение, оно есть.

Я хотел задать очередной вопрос, но Сжигатель растаял. Пещера растворилась в аморфной серости, черная река унеслась прочь. Мне показалось, что Нергал обронил фразу о снах, которые он будет мне показывать. Сны о вселенной, в которой я мог бы жить, не убей меня чумной бог в самом расцвете лет.

Впрочем, мне могло и померещиться.

Лифт за время моего отсутствия успел доползти до четырнадцатого этажа. Странно — по субъективным ощущениям я провел в стране мертвых около часа.

Собираю расползшиеся мысли.

Отступать некуда.

Надежда вернуться в Легурию растаяла как дым.

Бог разрушения поведал мне о разных материках и потоке времени, через который я был перенесен. В прежней вселенной я жил на громадном континенте и не покидал его пределов годами. О других материках ходили смутные легенды, но в их существование никто не верил. Мореплаватели ходили вдоль побережья, торговали с обитателями внутренних морей и ближних архипелагов. Философы уверяли, что океан бесконечен, а в его глубинах обитают жуткие чудовища. Правда, в тавернах Валдорры встречались матросы, чьи капитаны заводили триеры дальше обычного. Так ведь и Валдорра славится своими мореходами…

Лифт остановился.

Я осторожно переступил порог. За пределами подвешенной на тросах коробки мне полегчало — ушел страх обрушиться в каменную пропасть. Наверное, можно и по ступенькам подниматься. Всяко лучше, чем ожидать смерти от падения в шахту.

Вообще, мой носитель достаточно труслив.

Илья боится всего — бывших одноклассников, девушек, гопников, темных переулков. Голода и лишений это ничтожество тоже боится. Есть в голове этого слабака и совершенно непонятные фобии — боязнь не поступить в среднюю школу, нежелание контактировать с одаренными. Подросток, в теле которого я заперт, не верит в собственные силы и полагает, что подняться «на самый верх» невозможно.

Здравствуй, родное обиталище.

Я живу на площадке с двумя тамбурами по четыре квартиры в каждом. Из глубин памяти всплывает номер моих «апартаментов» — 168. Дверь стандартная, металлическая. Глазок и расшатанная ручка, две замочные скважины.

Тянусь к звонку.

Раздается мелодичная трель.

Быстрые шаги. Ключ дважды проворачивается в замке. На пороге возникает симпатичная женщина лет тридцати пяти. Стройная, даже худощавая, с русыми волосами и усталой улыбкой на лице. Возле глаз залегли первые морщинки. Махровый халат, стоптанные шлепанцы. Глаза карие, с зеленоватым отблеском.

Мама.

Ну, это мое тело сигнализирует о родстве. Меня с этой женщиной ничего не связывает. Я вообще лишь наполовину могу считаться человеком.

— Слава богу! — восклицает женщина. — Проходи быстрее, ужин почти готов.

Я оказываюсь внутри квартиры.

Мама торопливо закрывается на все замки, звякает цепочкой и лишь после этого присматривается ко мне. Сгибаюсь в три погибели, чтобы развязать шнурки на кедах. Кровавые пятна у меня в основном на груди, вдруг повезет — и женщина их не заметит.

Не повезло.

— Илюша, что это с тобой? Кровь? Откуда? Ты что, подрался?

— Напали на меня.

— Кто?

— Бандиты какие-то.

— И что, побили? Покажись.

Я выпрямился. Мать придирчиво меня осмотрела. Видимо, она привыкла к тому, что мой предшественник получал тумаки от каждого встречного. И сейчас шаблон сломан.

— Синяков не видно, — задумчиво протянула мать. — Стоп. Вот ссадина. И скула опухшая. Выходит, побили… А почему вся футболка в крови?

Надо импровизировать.

Грамотная ложь всегда содержит элементы правды.

— Они ее сорвали, — начал рассказывать я. — Бросили к мусорному баку. А там какая-то лужа была. В темноте не разобрать. Может, и кровь.

Мать внимательно слушала.

— Где это случилось?

— Рядом с Варваринской.

— И зачем ты полез туда?

— У нас аптеки не работают.

— Точно, — кивнула мать и устремилась на кухню, откуда пахло чем-то жареным. — Сегодня день сокращенный.

Я не знаю, что это — сокращенный день.

— Бегом в душ! — Раздается голос матери. — Приведи себя в порядок, пока еда не приготовилась.

На протяжении всего разговора я прятал руки. Сначала держал в карманах, потом сжимал в кулаки и разворачивал под такими углами, чтобы мать не заметила повреждений на ладонях. Похоже, сработало. Надолго ли? У меня где-то завалялись зимние перчатки, но я не смогу сидеть за столом в таком виде. Если женщина заметит раны, вся легенда рассыплется в прах.

Осматриваюсь.

Квартира очень бедная.

Потертый линолеум под ногами. Старенькие и дешевые обои, похоже, не переклеивались с тех пор, как строители сдали муравейник в эксплуатацию. Прихожая узкая, со встроенным шкафом и тумбой для обуви. К белому потолку намертво прилип плафон.

Вспоминаю расположение комнат.

Первая дверь направо — это зал. Вторая дверь — спальня. Наша с сестрой. Мама спит отдельно. Прямо по коридору кухня, а справа — ванная и туалет.

Напрягаю память.

Как зовут эту женщину?

Анна Васильевна Невзорова. Получается, я ношу материнскую фамилию. Ну, или мама не отказалась от отцовской. Память подсказывает, что я угадал с первым вариантом. С отцом у нас отношения сложные… Их нет, попросту говоря. Не поддерживает, не общается. Не платит алименты. Ушел с концами.

— Ты еще здесь? — Анна Васильевна выглядывает из кухни. — Переоденься в чистое, я в ванне положила.

— Хорошо, мам.

— А лекарства где?

— В рюкзаке.

Мать снова чем-то гремит. Слышится шкворчание котлет на сковороде. У нас что, праздник? Всю последнюю неделю мы сидим на борще, манке и жареной картошке. А тут — котлеты. Видимо, я чего-то не знаю.

Приходится отвлечься от созерцания себя в зеркале.

Я симпатичный. Худой, даже костлявый. Видно, что тренажеры и спорт — понятия для Ильи чуждые. Зато нет избыточного веса, что было бы логичным при таком питании, как у нас. Лицо, что называется, смазливое. Кожа почти не загорела, хотя большая часть лета уже прошла. Я что, из дома не выхожу? Стрижка… Да, в парикмахерскую надо бы сходить. Зарос я основательно. Волосы светло-русые, как у матери. Глаза такие же.

Мобильник я забираю из рюкзака.

Не хватало еще, чтобы Анна Васильевна посмотрела ролик, который снимали те отморозки. Надо бы удалить, но не здесь…

Спрей и заживляющую мазь беру с собой.

Переступив порог ванны, тут же запираюсь на засов.

Фух, теперь можно заняться ранами. Поднимаю ладони к глазам. В тусклом свете лампы мне кажется, что раны — это зрачки неведомого существа, уставившегося на меня из бездны. Кровь запеклась, уже хорошо. Стоит пошевелить пальцами, и я чувствую боль. Это плохо.

Прячу спрей в глубину шкафчика с маминой косметикой. Извлекаю инструкцию из коробочки с мазью, бегло читаю. Задерживаюсь на разделе «Применение». Так, заживляющая мазь «Регенерат» создана на основе лекарственных трав с добавлением магических компонентов. Эффективность зависит от сложности и глубины раны. Полное восстановление… Что? За три дня? Это в какой-такой вселенной?

С другой стороны…

В Легурии есть волшебники, способные творить подобные чудеса. Я сам научился восстанавливаться за считанные часы после схваток, из которых выходил неизменным победителем. Просто… У нас не продаются на каждом углу мази с таким вот чудодейственным эффектом. А если бы и продавались, то стоили бы… Ну, как полный доспех тяжеловооруженного пехотинца.

Так, а что с применением?

Мазать дважды в день, хорошенько втирать в поврежденные ткани. Не смывать в течение двадцати минут. Это понятно. Первые результаты… уже через восемь часов. Боль купируется, начнется усиленная регенерация.

Тюбик я прихвачу с собой в комнату.

Спрячу так, чтобы мать и сестренка не добрались.

Грязная одежда отправляется в стиральную машину. Еще одно чудо техники, до которого не додумались жители моего мира. Кубический механизм с барабаном внутри. Обычно вещи стирает мама. Засыпает порошок, выбирает режимы. Мой носитель не особо заморачивается стиркой, а зря. Лучше бы матери помог, а не сидел круглосуточно за компьютером.

Кстати, о технике.

Лезу в телефон и начинаю искать файл, подлежащий удалению. Сам я в этом хитроумном гаджете не разобрался бы, но память Ильи, к счастью, срабатывает в критические моменты. Несколько тапов по сенсорному экрану — и свидетельства моего распятия уничтожены. Не представляю, что стало бы с матерью Ильи после просмотра таких роликов. Женщина показалась мне доброй, хоть и уставшей от житейской беспросветности. Не хочется ее расстраивать.

Смартфон — в тумбочку.

Чтобы помыться, мне надо залезть в ванну, отгородиться специальной занавеской и включить дождик с горячей водой. Есть шампунь и мыло. Круто. Вода подается в шланг и спускается в сток. Ничего подобного в моей реальности нет. До водопровода додумались правители отдельных городов, но чтобы горячую воду в купальни подавать? Мне начинает нравиться этот Неом. Я уж молчу про то, что большую часть своей жизни провел в походах. Соответственно, мылся в реках и озерах. Без шампуня и мочалки.

Наслаждаюсь теплыми струями.

Обдумываю свое положение.

Ролик удален, но следы на ладонях остались. Как их спрятать? Анна Васильевна непременно заметит эту жесть, начнет задавать вопросы, причитать и рваться в полицию. А «леги», как называют стражей порядка на улицах, с Доберманами разбираться не станут. Только новые проблемы создадут. К примеру, свяжут меня с двумя трупами в тупике. Да не с простыми трупами, а с клановыми. Вот здесь следствие заработает в полную силу…

Выбравшись из душа, повторно осматриваю ладони.

Замазать чем-нибудь?

Пальцы слушаются значительно лучше — боль и онемение проходят под воздействием светящейся субстанции. Открываю шкафчик с косметическими принадлежностями. Тюбики, флакончики, приплюснутые баночки…

Тональный крем.

Вот оно, решение.

Размазываю субстанцию телесного цвета по ладоням. Критично оцениваю результат. Выглядит так себе. Словно на ладонях выскочили две бородавки.

А что с одеждой?

Трусы, шорты, полосатый джемпер с длинными рукавами. Видимо, футболки закончились. Что ж, рукава можно натянуть на ладони. Настроение заметно улучшается.

Хорошенько вытираю голову полотенцем и выхожу в коридор.

— Занеси сестре шипучку, — просит мать.

Кухня насквозь пропиталась запахами жареной картошки, котлет и яичницы. А еще мать успела нарезать салат с помидорами, огурцами и зеленью. Окно с москитной сеткой было раскрыто на проветривание, натужно гудела вытяжка.

Я взял со стола кружку с «Антигриппом» и пошел к сестре.

Из кружки пахло лимоном и еще чем-то непонятным.

В нашей комнате царил полумрак. Единственные источники света — допотопный торшер у окна и крохотный экранчик смартфона, в который уставилась больная. Мне сложно оценить интерьер. Кровать у нас двухэтажная, деревянная. За дверью чернеет неказистый платяной шкаф. Есть письменный стол со стационарным компьютером, любимой игрушкой Ильи, и низенькая складная парта, за которой сестра делает уроки. Два стула. Окно не зашторено, за ним простирается море городских огней. Я вижу здоровенное черное пятно у самого горизонта. Это что — море?

У меня возникло чувство загроможденности.

Квартира очень тесная, толком не повернуться. Планировка идиотская, как любила говорить мама. Насколько я помню, мы получили это жилье по льготной ипотеке. Влезли в добровольное рабство на тридцать лет. Отец не просто нас бросил, он отказался от своей доли, и вся многолетняя тяжесть кредита легла на материнские плечи.

Сестренке всего девять, зовут ее Полиной, и учится она в обычной неомосковской школе. Переходит в четвертый класс. Постоянно зависает в телефоне. То ли с подружками общается, то ли в игры свои дурацкие играет. Я даже не вникаю. Девочка очень похожа на мать, хотя в темноте этого и не скажешь. Сестренка укуталась в одеяло, ее длинные волосы собраны в небрежный пучок на затылке.

— Держи, — протягиваю кружку с лекарством.

— Ты где шлялся? — Полина откладывает телефон и забирает у меня кружку. — Мама волнуется.

— За твоей шипучкой ходил.

— Ну-ну, — сестра делает первый глоток.

В голосе Полины — детская обида.

— Серьезно, — присаживаюсь на краешек незастеленной кровати. Я сплю на втором ярусе. — На меня гопники напали. Еле ноги унес.

Девочка чуть не подавилась лимонной бурдой.

И тут же закашлялась.

— Прикалываешься.

— Я от них убежал. Хотели деньги забрать.

— Круто.

— И что здесь крутого?

— Ну… Это же приключение! Всамделишное!

Недавно Полина записалась в библиотеку. И начала запоем проглатывать книжки для малолеток, в которых герои носятся по всему миру, встревают в разборки взрослых и ведут расследования. Не помню, как называется серия. Даже не верится, что в век глобала и всяких-разных приложений кто-то всерьез увлекается этой макулатурой. Впрочем, это мнение Ильи. В моем мире книги — большая редкость. Стоят такие вещи очень дорого, добыть их тяжело, а читать умеют единицы. Писари, жрецы, счетоводы. Библиотеками владеют разве что купцы да правители больших городов.

— Квест, — фыркнул я, глядя на экран сестричкиного смартфона.

— Во-во, — Полина снова закашлялась.

— Пей, пока горячее, — посоветовал я.

Есть люди, ухитряющиеся подхватывать простуду летом. Весь год ходят как огурцы, а в жару с ними творится что-то непонятное. Полина из этой категории.

— У нас что, праздник? — спросил я, имея в виду котлеты и салат.

— Маме какую-то компенсацию перечислили, — сестра поделилась важной новостью и сделала очередной глоток. — За невзятый отпуск.

На одной из маминых работ полагался отпуск. В июле, насколько я помню. Чтобы собрать Полину в школу и получить больше денег, мама написала отказ. Похоже, она не отдыхает. Совсем.

— Ужин готов, — в проеме вырисовывается знакомая фигура.

— А можно тут полежать? — жалобно канючит сестра.

— Конечно, — соглашается мать. — Я принесу тарелку.

У меня возникло ощущение развода. Полина явно воспользовалась своей болезнью, чтобы не идти на кухню и окончательно залипнуть в телефон.

Забрав пустую кружку, Анна Васильевна ушла на кухню.

— Ты не сильно борзеешь? — я уставился на Полину немигающим взглядом.

Сестренка охренела:

— Что это с тобой?

Ответить я не успел.

Анна Васильевна вернулась в комнату с подносом и начала расставлять тарелки на приземистой парте.

— Поедим здесь. Тебе скучно не будет.

— Я помогу, мам, — вырывается у меня.

— Сиди, я сама.

Не женщина, а золото.

Моя мать без зазрения совести избавилась от «обузы», когда служители культа Нергала заявились к ней и предложили деньги за нового послушника. Полукровок демонического происхождения искали по всему континенту. Из нас получались лучшие бойцы, мы умели входить в царство мертвых и возвращаться на землю. Правда, не все доживали до инициации, но это ведь мелочи, правда?

Я добывал деньги для семьи, но от меня отказались.

Выбросили, точно мусор.

С тех пор я безраздельно посвятил себя богу смерти и ни разу не задумался над тем, чтобы обзавестись семьей. Просто перестал верить людям.

Я подозреваю, что демон, породивший меня на свет, взял мать силой. Или обманом. Точно не знаю, она никогда не рассказывала, но материнской любви я не чувствовал от слова «совсем».

Здесь — другое.

Анна Васильевна души не чает в своих детках. Мой носитель привык воспринимать это как должное, не испытывая благодарности.

Я не знаю, какие планы на жизнь имеет Илья Невзоров. Оболтус явно не собирается пробуждать в себе Дар, претендовать на среднюю школу и выгрызать для семьи место под солнцем. Слизняк, ничтожество.

А вот мне придется осваиваться в Неоме.

И что-то радикально менять.

Я всё же помог придвинуть парту к нашей кровати, расставил тарелки и принес Анне Васильевне стул. Полина заметно оживилась — давненько мы не сидели вот так, все вместе, в тишине летнего вечера.

— Очень вкусно, — похвалил я.

— Спасибо, сынок.

Полумрак отлично скрывал замазанные тоником дырки на моих ладонях. Главное — смыть эту дрянь и еще раз хорошенько всё продезинфицировать. Займусь этим, когда все уснут.

— Пусть он расскажет про гопников, — Полина, усевшись поудобнее на кровати, принялась за еду.

Я с удовольствием уплетал жареную картошку с котлетой. В салате обнаружилась сметана, и это прекрасно. Вот только я не уверен, что чудеса продлятся долго.

Мать укоризненно посмотрела на сестру.

— А что говорить, — буркнул я с набитым ртом. — Прицепились, когда я из аптеки вышел. Начали бить. Я вырвался и убежал.

— Так долго? — не поверила сестра.

— Уходил дворами. Потом — через метро.

— Они за тобой гнались? — уточнила мать.

— Угу.

— Там Доберманы, — вспомнила сестра. — Они совсем отмороженные.

— Уверен, что всё в порядке? — прищурилась Анна Васильевна.

В голосе — искреннее беспокойство.

— Ничего не болит, — соврал я. И тут же переключился на другую тему: — На Пригожина всё перекопали.

— Как бы воду не отключили, — забеспокоилась мать.

Мы доели весь салат, приговорили яичницу и получили еще по одной котлете. Обсудили новости за день, вспомнили лето, когда гостили в деревне у дедушки с бабушкой. Мамины родители умерли год назад, а сельский домишко поделили между собой родственники Анны Васильевны. Насколько я помню, нам ничего не досталось.

Ближе к полуночи мы разбрелись по своим комнатам.

Пока мама запускала стиралку и наводила порядок в квартире, я прокрался на кухню и перемыл всю посуду.

Вечером, забравшись на верхний ярус кровати, я долго ворочался, не мог уснуть. В теле происходили какие-то изменения. Стоило закрыть глаза, и я видел слепки умений, переданных мне безымянным аристо. Образы, открывающие путь к боевым техникам. Ускользающие способности, которые я не могу наполнить праной…

Вырубился я ближе к часу ночи.