Чуть более полувека назад в Москве вышла удивительная книга. Создали ее Максим Горький и Михаил Кольцов. Помогали им сотни журналистов, писателей, художников. Называлась книга «День Мира». В одном громадном томе были собраны репортажи, вырезки из газет и журналов, сообщения телеграфных агентств, фотографии, карикатуры, письма, относящиеся к событиям одного дня: 27 сентября 1935 года.
В этой книге рассказано обо всех странах мира. В том числе и о Чехословакии.
…Близился к концу 1935 год. Завершалась недолгая передышка между мировыми войнами. Уже собирались в Абиссинию дивизии итальянских фашистов, происходили погромы в Германии, Испанская республика стояла на пороге франкистского мятежа, в Маньчжурии хозяйничали японцы, готовясь к наступлению в Китае. Тревожно было и в Чехословакии.
27 сентября 1935 г. газета «Словацкий выход» писала об отказе министра внутренних дел д-ра Черни принять главаря судетских фашистов Гейнлена. Газета «Вечерний народ» возмущалась попыткой немецкого консула в Либерце устроить собрание проживающих там немцев. Два деятеля гейнленовской партии бежали в Германию, опасаясь обвинений в шпионаже… Специальная парламентская комиссия разрабатывала меры по борьбе с кризисом. В Теплице состоялась конференция горняков по борьбе с безработицей, а на Староместской площади при стечении огромной толпы любопытных состоялась свадьба боксера Эди Грабака и актрисы Любы Герман…
Знаменитый чешский писатель Карел Чапек получил письмо из Москвы от Максима Горького с просьбой ответить, как у него прошел день 27 сентября 1935 года. Вечером того же дня он ответил: «Сегодня я кончил последнюю главу своего утопического романа. Герой этой книги — национализм. Действие весьма просто: гибель мира и людей. Это отвратительная глава, основанная только на логике. Да, это должно так кончиться: «Ничуть не космическая катастрофа, а только соображения государственные, экономические, престижные и т. д. Против этого нельзя ничего сделать» (то есть поскольку эти соображения пользуются признанием). Сатира — самое плохое, что человек может сказать людям, — это значит не обвинять их, а только делать выводы из актуальной действительности и мышления».{31}
Последняя глава «Войны с саламандрами» (а именно этот роман Чапек завершил в 1935 году) не только перекликается с картиной мира, обрисованной в книге Горького и Кольцова, но и продолжает повествование в трагическое будущее. Книга пророчески актуальна. И осталась актуальной по сей день.
Существует широко распространенное заблуждение, будто научная фантастика — это как бы отрасль научнопопулярной литературы с креном в прогностику. Писатель-фантаст должен вроде бы изобретать на бумаге новые машины или технологические процессы, подсказывая инженерам, чем им следует заниматься. Мне приходилось видеть списки «открытий» Жюля Верна и Герберта Уэллса. Но я глубоко убежден в том, что ни один фантаст ничего не изобрел. Потому что это — не его дело. Даже в конце прошлого века научная деятельность и изобретательство требовали специальной подготовки. Сегодня претензии на открывательство звучат совсем уже несерьезно. Разумеется, возможны ситуации, когда писатель имеет вторую профессию и в рамках ее может прогнозировать определенные тенденции прогресса. Например, Иван Ефремов в одном из рассказов описал открытие кимберлитовых трубок в Якутии. А через несколько лет там и в самом деле были найдены месторождения алмазов. Ничего удивительного: Ефремов был профессионалом-геологом, он работал в Якутии и знал, что вероятность нахождения алмазов диктуется геоморфологической структурой района. Но писателя Ефремова интересовали проблемы иные человеческие. Как и Жюля Верна.
Если говорить об изобретениях, то, как принято считать, наиболее известное из них принадлежит тому же Карелу Чапеку — он изобрел роботов. В действительности же роботов изобрели инженеры. Чапек создал образ.
Ни один человек не смог бы достичь Марса способом, который предложил Алексей Толстой. Хотя бы потому, что ни читатель, ни сам Алексей Толстой не знали, каков состав топлива, доставившего на Марс инженера Лося. Никто не смог бы построить механического робота по описанию Чапека. К счастью, писателей это не интересовало. Им важно было рассказать о своих современниках, о проблемах, которые занимали и мучили их самих. Роман Алексея Толстого «Аэлита» — это отражение проблем, вставших перед людьми, совершившими революцию и преодолевшими годы гражданской войны, когда вдруг обнаружилось, что надо внутренне перестраиваться, что всемирная революция пролетариата откладывается на неопределенный срок. Потерпели поражения революции в Баварии и Венгрии. Потерпела поражение и революция на Марсе. Но остались люди, остались их идеалы, остались надежды. Роман Алексея Толстого был современен, реалистичен, каким бы фантастическим ни казался его антураж. И дожил он до наших дней только потому, что это роман о людях, о чувствах, что не устарели, и стремлении к мечте, которая осталась с нами.
Возвращаясь к Чапеку, человеку, определившему развитие современной чехословацкой и во многом мировой фантастики XX века, следует повторить, что он был истинным фантастом — то есть писателем, посредством фантастических образов рассказывающим всегда и только о проблемах окружающего его общества. Вот что сам Чапек писал о романе «Война с саламандрами»:
«Критика сочла мою книгу утопическим романом, против чего я решительно возражаю. Это не утопия, а современность. Это не умозрительная картина некоего отдаленного будущего, но зеркальное отражение того, что есть в настоящий момент и в гуще чего мы живем. Тут дело не в моем стремлении фантазировать… мне важно было показать реальную действительность. Ничего не могу с собой поделать, но литература, не интересующаяся действительностью и тем, что действительно происходит на свете, литература, которая не желает реагировать на окружающее с той силой, какая только дана слову и мысли, — такая литература чужда мне».{32}
Творческая эволюция Чапека так неразрывно связана с судьбой Чехословакии, да и всей буржуазной Европы в межвоенные годы, что понимаешь — ни один писатель-реалист не смог бы так точно и драматично отразить перипетии эпохи. Изумительный, бурный, порой озорной «Кракатит» полон споров и сомнений о смысле власти и относительности всесилия науки. «Война с саламандрами» — осознание того, что грозит миру, и предупреждение, вызванное пониманием беспомощности Чехословакии перед витающей в воздухе угрозой фашистской агрессии. «Белая болезнь» — это уже попытка борьбы с фашизмом, который встал у дверей. Чапек ненавидел фашизм и сам был ненавистен фашистам. Смерть спасла его от концлагеря и казни: фантаст-гражданин — опасный враг для фашизма и тоталитаризма. В его руках могучее и острое оружие — гипербола. Он может показать мир под увеличительным стеклом воображения, когда микроб, еще не вызвавший смертельную эпидемию, ничтожный на вид, становится страшным и очевидным. Чапек может образно доказать, как наши сегодняшние отношения, увиденные в свете отношений с этой угрозой, ведут к беде.
В ранних своих романах Чапек предупреждал, предостерегал, но не был трагичен. В последних он нарисовал трагические картины.
Фантастика — это не жанр, как порой принято говорить. Фантастика включает в себя любые жанры, от бурлеска и сатиры до детектива, психологической драмы и высокой трагедии. Фантастика — это способ видения мира под тем особым углом зрения, что превращает неочевидное в явное, муху в слона. Но только при условии. что эта муха и в самом деле таит в себе слона.
Трагизм Чапека был вызван трагизмом эпохи. Вместе с тем он сохранял надежду на окончательную победу добра. Карел Чапек неповторим, как неповторимо его время.
Сегодня времена иные. Нет фашизма, он — вчерашний день Земли. Но есть его последыши, которые, сменив этикетку, благоденствуют. Есть угроза миру, о масштабах которой даже такой фантаст, как Чапек, догадаться не мог. Но есть и иные силы на планете, которые противостоят угрозе войны. Изменилась и Чехословакия. Пришли иные писатели.
Что же представляют собой наследники Чапека?
Для любого зарубежного читателя чехословацкая фантастика неизбежно связана с именем Карела Чапека. Как польская с именами Ежи Жулавского и Станислава Лема. На самом же деле, это, разумеется, упрощение. В литературе Чехословакии можно отыскать и иных авторов, которым не чужд своеобразный, фантастический взгляд на мир. В конце концов и Ярослав Гашек во многом фантаст. Его Швейк существует в мире гиперболизированном, уродства которого доведены до гротеска, и борется с этим миром своими, фантастическими способами.
Но стереотипы существуют — от них никуда не денешься. Вряд ли сейчас кому-нибудь придет в голову мерить советскую фантастику только по Алексею Толстому или только по Михаилу Булгакову, ибо много было у нас больших писателей и очень разных. Чапек уникален. Не только в чешской, но и в мировой литературе он знаменует собой особое направление. При этом он остается писателем национальным, существование его вне Чехословакии немыслимо. Неудивительно, что фантастика ЧССР мерится по Чапеку, а современных фантастов Чехословакии можно считать наследниками писателя. И, право же, это неплохое наследство, стыдиться его не следует.
Но сейчас нам интересно не признание этого феномена, а реальное выражение в новой исторической обстановке принципов Карела Чапека: злободневности, гражданственности и человечности.
Первый и очевидный вывод, к которому приходишь, познакомившись со сборником, предлагаемым издательством «Мир», заключается в следующем: фантастика в современной Чехословакии не только существует, но и популярна, издается сравнительно широко, и в этой области работают десятки писателей, живущих не только в Праге и Братиславе, но и в других городах страны. Учитывая интерес к фантастике, книги этого рода издают многие центральные издательства, и тиражи их весьма солидны. Для фантастической книги в ЧССР обыкновенен тираж в 30–50 тысяч экземпляров. Для сравнения скажем, что, если увеличить эту цифру пропорционально населению нашей страны, это означает тиражи порядка миллиона и более экземпляров. И книги эти на полках не залеживаются. В последние годы произведения фантастов Чехословакии вышли за пределы страны. Теперь уже и в других странах переводятся не только произведения Чапека, но и книги Йозефа Несвадбы, Ярослава Вейса, коллективные сборники.
Очевидно, этот возросший интерес к фантастике ЧССР объясняется тем, что к группе давно уже известных и по сей день работающих авторов за последнее десятилетие присоединился новый отряд писателей, как чешских, так и словацких. Более того, к фантастике обратились и некоторые известные писатели реалистического направления.
Явление это повсеместное и объяснимое. Мир меняется столь быстро, усложняется столь интенсивно, что реалистическая литература порой не дает возможности писателю наиболее полно выразить свое отношение к жгучим проблемам современности, к быстрым переменам в человеческих отношениях и экономическим сдвигам в обществе. В Советском Союзе и до войны к фантастике обращались крупные писатели-реалисты, среди которых Алексей Толстой, Леонид Леонов, Андрей Платонов и Михаил Булгаков. За последние же годы фантастика привлекала Владимира Тендрякова, Чингиза Айтматова, Владимира Орлова и др.
Среди авторов сборника «День на Каллисто» к категории известных писателей-реалистов следует отнести словацкого писателя Ивана Изаковича, автора нескольких романов, в том числе исторического, действие которого происходит в последние годы царского режима в России. Широко известно в Чехословакии творчество Яна Ленчо и Яны Моравцовой, также отдающих предпочтение реалистическим средствам изображения.
Но в основном в сборнике представлены писатели, которые полностью посвятили себя фантастике и вне ее не работают. Их можно довольно четко разделить на два поколения. Так, Йозеф Несвадба, Вацлав Кайдош, Ярослав Зика и Людвик Соучек — ветераны фантастики. Их писательский стаж насчитывает десятилетия, они выпустили немало книг, и их произведения — по сборникам, по публикациям в журналах — известны советским любителям фантастики. Все упомянутые писатели начали печататься уже после войны — на годы войны и немецкой оккупации пришлась их юность. Подростками они не только читали в газетах рассказы, а в театре видели премьеры пьес Карела Чапека, но и могли встретить его на улице. Их по праву можно считать прямыми наследниками великого фантаста.
Другая часть авторов нашего сборника — в основном люди, родившиеся после войны. Они выросли и сформировались в мире, который уже вышел в космос. Для них Чапек — история, часть духовного национального наследия.
Говоря об авторах сборника, хотелось бы упомянуть об одной черте, их объединяющей, черте, весьма важной для понимания особенностей современной фантастики ЧССР. Многие из них, став писателями, не расстались со своей прежней профессией. Даже добившись известности, напечатав несколько книг, они чаще всего остаются учеными, причем в своей основной специальности добиваются не меньших успехов, чем в фантастике. Так, Вацлав Кайдош — отличный профессионал-хирург, специалист в области иглотерапии, Ярослав Вейс — популяризатор науки и техники, Ярослав Зика — химик, профессор знаменитого Карлова Университета в Праге, Людвик Соучек (ныне покойный) — врач, Иржи Чигарж — биолог и т. д.
Аналогии этому явлению можно найти в советской фантастике и в фантастике западных стран. Достаточно вспомнить советских ученых И. Ефремова, В. Обручева, Н. Амосова, американца А. Азимова, англичанина Ф. Хойла. Вряд ли этот феномен объясняется соображениями материальными — и Ефремов, и Азимов, и Хойл издавались достаточно широко. Но вместе с тем не стоит, пожалуй, сводить проблему к другой крайности, а именно: фантастику-де пишут ученые, потому что она рассказывает о науке. Далеко не всегда. Лучшие из писателей-ученых самые значительные произведения создавали вне сферы своих профессиональных интересов. Например, геолог Иван Ефремов профессионально не имел отношения ни к античной истории, ни к космонавтике, а астрофизик Фредерик Хойл не занимался ботаникой. Скорее, на мой взгляд, научная деятельность писателей-фантастов позволяет им полнее ощущать пульс современной жизни, определяемой в значительной степени состоянием научного прогресса. И здесь не столь важно, какой именно науке посвятил себя писатель. Любая из них неизбежно расширяет его кругозор как творческой личности.
Познакомившись вкратце с чешскими и словацкими писателями-фантастами, перейдем к разговору о тех произведениях, которые были отобраны — и, по-моему, удачно — составителями этого сборника с тем, чтобы советские любители фантастики могли познакомиться с наследниками Карела Чапека и получить представление, пусть неполное, о том, что интересует писателей ЧССР и, соответственно, что интересно чехословацким читателям.
Пожалуй, самый важный вывод, к которому приходишь после чтения помещенных в сборнике произведений, заключается в том, что главный завет Чапека — писать о современности и современных проблемах — сегодняшними писателями-фантастами Чехословакии выполняется последовательно и твердо. Практически в центре любого рассказа та или иная человеческая проблема, решенная парадоксально, порой полемично, увиденная под неожиданным углом и высвеченная ярким огнем воображения.
По моему глубокому убеждению, некорректно по отношению к читателю, которому предстоит самому оценить сборник, излагать, как порой это делается в предисловиях, сюжеты публикуемых рассказов. Ведь зачастую именно преждевременно раскрытый сюжетный ход способен убить свежесть восприятия от прочитанного произведения. Памятуя об этом, я позволю себе остановиться лишь на темах некоторых рассказов именно с точки зрения соотнесения их с проблемами наших дней.
Старейшина цеха чешских фантастов Йозеф Несвадба — пожалуй, один из самых известных писателей-фантастов за пределами Чехословакии — представлен в сборнике небольшой, довольно традиционной повестью «Голем-2000». Под традиционностью я имею в виду, что «Голем-2000» — новая интерпретация извечной проблемы двуликого Януса, доктора Джекила и мистера Хайда. Добра и зла в человеке. Обращаясь к этой проблеме, многие писатели, от Оскара Уайльда до Достоевского, посвоему строили сюжет и по-разному акцентировали внимание на различных аспектах этой извечной проблемы. Йозеф Несвадба избрал приключенческий жанр, сделав своего «Франкенштейна» андроидом.
Говоря о литературных аналогиях, о предшественниках Несвадбы, о разработке известной темы, я отнюдь не хочу поставить это в упрек маститому чешскому фантасту. Любую тему в литературе, и в фантастике в частности, писатель вправе поднять, независимо от того, решалась ли она уже его предшественником. Главное, чтобы ему было что привнести в нее личного и нужного для читателя.
Можно продолжить тематический разбор рассказов сборника, находя в большинстве из них обращение именно к современным проблемам. В «Клятве Гиппократа» Людвик Соучек размышляет об ответственности современного ученого перед миром, развивая, к сожалению, ставшую типичной, ситуацию, когда видимая обыденность научного труда скрывает под собой возможность катастрофического влияния на судьбы человечества. Равнодушие оборачивается безответственностью, безответственность ведет к трагедии. Большой рассказ Людмилы фрейовой «Невидимые преступники» — размышление о роли и месте искусства в жизни людей, изящная миниатюра Ондржея Неффа «Запах предков» — неожиданный взгляд на проблему экологии и т. д. Далеко не всегда актуальность темы очевидна с первого взгляда и аналогии прозрачны, ибо литераторы пишут о людях, преломляя проблемы сквозь их характеры и судьбы.
Рассказ Вацлава Кайдоша «Курупиру» — совмещение экзотической приключенческой истории с политическим памфлетом. Это — предупреждение, ставящее читателя перед проблемой живучести зла и его силы. Сила эта заключается в том, что преграды, стоящие на пути ко злу у честного человека, преграды моральные — совесть, честь, понимание ответственности перед другими людьми — ничто для преступника, стремящегося к своей цели, в данном случае для престарелого фашиста, пережившего вскормившую его систему, но сохранившего в сердце ненависть и подлость. Казалось бы, старый профессор не может представить собой угрозу для наших дней. Но, предупреждает писатель, не надо успокаивать себя: зло изобретательно и живуче. Выход один — бороться с ним прежде, чем оно наберет силу.
Иван Изакович пишет о контакте. О контакте между одиноким, исчезнувшим при загадочных обстоятельствах яхтсменом и инопланетной цивилизацией. Мы много говорим и пишем о гипотетических возможностях контакта с иной цивилизацией, забывая порой о том, что если такой контакт случится, он не означает автоматически галактического братства и взаимопомощи, как нам того хотелось бы. Увы, даже на нашей планете мы далеко не всегда можем достичь взаимопонимания. Поэтому любой фантастический рассказ о контакте, если это настоящая литература, а не поделка на популярную тему, должен вести к раздумью о смысле контакта и его возможностях. Именно такой путь избрал Иван Изакович в рассказе «Одиночество». Он дает нам возможность заглянуть во внутренний мир героя, которому предстоит одному, без помощи извне, решить для себя проблему, найти выход из одиночества индивидуума и тем самым — из одиночества человечества во Вселенной.
В заключение мне хотелось бы сказать несколько слов о рассказе, который снова возвращает нас к теме человеческого одиночества, отношения человека с себе подобными, чтобы показать, насколько по-разному можно подойти к решению этой проблемы. Я имею в виду рассказ Мартина Петишки «Дерево», написанный по законам и на уровне большой прозы. Человек стал деревом. И для нас неважно, как это случилось. Он был одинок до того, он стал одинок еще более, так как врос корнями в землю, потерял способность двигаться, утратил голос. Конечно, он может найти, вернее, постараться найти смысл в «яблоневом существовании», в заботе о зреющих на его ветвях яблоках. В этом ирония автора, ибо, пока профессор Кесслер был человеком, вопросы потомства его не беспокоили. Но абсолютное, идеальное одиночество дерева, как отражение абсолютного человеческого эгоцентризма заставляет человека расплачиваться… Сделал ли он вывод из возвращения к людям? Мне кажется — да.
Те примеры, которыми я позволю себе ограничиться, позволяют утверждать, что в сегодняшней Чехословакии у Карела Чапека есть наследники, разные и многочисленные. Продолжение традиций Чапека не означает копирования его произведений или подражания стилю. В чехословацкой фантастике радует ее многообразие. Если говорить о направлении, а не заимствовании, то юморески Збинека Черника о профессоре Холме ближе других к чапековскому восприятию парадокса, к чапековской интонации. Другие писатели в поисках адекватности современной теме ищут иные пути выражения. И пусть мастерством и талантом они еще не во всем сравнялись с человеком, столь много давшим мировой литературе и столь возвысившим в глазах читателей всего мира чехословацкую литературу, но в сумме своей писатели-фантасты ЧССР представляют заметный отряд во всемирном сотовариществе фантастов. Главное — они создают, повторяя слова Чапека, «не умозрительную картину отдаленного будущего, а зеркальное отражение того, что есть в настоящий момент и в гуще чего мы живем».
Кир Булычев