День охотников

Все кончилось в тот же вечер, что и началось. Тогда я затрепыхался; до сих пор беспокоюсь.

Ну, так вот. Джо Блох, Рей Меннинг и я сидели за своим любимым столиком в забегаловке, перед нами весь вечер, много болтовни и все такое.

Начал Джо Блох. Он что-то такое сказал об атомной бомбе, что, он думает, с ней нужно сделать, и кто бы мог сказать пять лет назад. А я сказал, что много парней думали об этом пять лет назад, и рассказов написали порядочно, а теперь им за газетными заголовками не угнаться. Все это привело к общему трепу о том, что бывают возможны самые невероятные вещи, и много «например» было при этом пущено в ход.

Рей сказал: он слышал от кого-то, что какой-то ученый, большая шишка, отправил брусок свинца назад во времени, то ли на две секунды, то ли на две минуты, то ли вообще на тысячную секунды — он не знает точно. Он еще сказал, что ученый никому не рассказывает: боится, что не поверят.

Тут я, конечно, спросил, а он-то откуда знает. У Рея приятелей навалом, но я их всех знаю, и ни у кого знакомых шишек-ученых нет. Но он говорит: неважно, от кого, не хочешь — не верь.

И ничего нам не оставалось делать, как потолковать о машинах времени, и как ты отправляешься назад и убиваешь собственного дедушку, и почему никто из будущего к нам не приходит и не говорит, кто выиграет следующую войну, и будет ли следующая война, и останется ли кто на Земле после нее. Кто бы ни выиграл.

Рей сказал, что здорово было бы знать победителя седьмого заезда, когда идет шестой.

Но Джо решил по-другому. Он сказал:

— У вас, парни, на уме только войны да скачки. А я любопытен. Знаете, что бы я сделал с машиной времени?

Конечно, мы захотели узнать, чтобы потом вдоволь над ним поржать.

Он сказал:

— Если бы у меня была машина, я бы отправился назад на пять или там пятьдесят миллионов лет и посмотрел, что стало с динозаврами.

Вот это дал! Мы с Реем решили, что толку в этом никакого. Рей сказал, что кого интересуют динозавры, и я — что они годны на то только, чтобы оставить груды скелетов; знаете, всякие придурки ходят по музеям и на них смотрят; и хорошо, что они убрались: место для людей освободили. Конечно, Джо тут же сказал, что некоторых своих знакомых — тут он на нас поглядел он бы сменял на динозавров, но нам-то что с того?

— Вы, тупые башки, только и знаете, что ржать, будто что понимаете. У вас никакого воображения, — сказал он. — Динозавры — это здорово! Их были миллионы всяких — большие, как дом, тупые тоже, как дом — повсюду. И вдруг, в один миг, вот так, — он щелкнул пальцами, — они исчезли.

Как это, захотели мы узнать.

Но он только прикончил пиво и помахал Чарли, чтобы тот принес новое. Помахал монетой, значит, заплатит. И пожал плечами.

— Не знаю. Вот это я бы и хотел узнать.

Вот и все. На этом мы бы и кончили. Я бы что-нибудь сказал, Рей добавил бы что потешное, мы бы еще заказали пива, и разговор пошел бы о погоде, о Бруклинских Ловкачах, потом мы бы сказали «пока» и даже не думали бы о динозаврах.

Но не вышло, и теперь эти динозавры у меня из головы не выходят, меня с них тошнит даже.

Потому что алкаш за соседним столиком поднял голову и сказал:

— Эй!

Мы его не заметили. Мы, как правило, не связываемся с незнакомыми в баре. У меня хватает своих забот, никаких алкашей не нужно. Перед этим парнем стояла бутылка, наполовину полная, в руке он держал стакан, наполовину пустой.

Он сказал:

— Эй!

Мы все посмотрели на него, и Рей высказался:

— Джо, узнай, что ему нужно.

Джо к нему сидел поближе. Он отклонил стул назад и спросил:

— Чего нужно?

Алкаш ответил:

— Джентльмены, не вы ли говорили о динозаврах?

Он был только слегка навеселе, глаза красные, будто он кровью плакал, а о рубашке можно было догадаться, что когда-то она была белой. Но вот говорил он… говорил он не как алкаш, если вы понимаете, что я хочу сказать.

Ну, Джо, похоже, успокоился и сказал:

— Да. Хотите что-нибудь знать?

Тот будто улыбнулся. Странная улыбка: начиналась на губах и кончилась, не тронув глаз. Сказал:

— Вы хотели бы построить машину времени и отправиться в прошлое, посмотреть, что произошло с динозаврами?

Я видел, что Джо решил: готовится какое-то надувательство. Я тоже так подумал. Джо спросил:

— Ну и что? Хотите построить мне такую?

Алкаш показал пригоршню зубов и ответил:

— Нет, сэр. Мог бы, но не стану. Знаете почему? Потому что построил такую машину для себя несколько лет назад, и побывал в мезозойской эре, и посмотрел, что стало с динозаврами.

Потом я заглянул в словарь — поэтому и могу так сказать «мезозойская». Вдруг вы сомневаетесь. Я там узнал, что мезозойская эра это когда динозавры делали то, что положено динозаврам. Но тогда, конечно, для меня это была пустая болтовня. Я решил, что парень спятил. Джо потом клялся, что знал, что такое мезозойская эра, но долго же ему клясться придется, чтобы мы с Реем поверили.

Но все же на нас подействовало. Мы сказали алкашу, чтобы пересаживался к нам. Наверно, хотели послушать немного, а потом добраться до его бутылки. Но он крепко держал бутылку правой рукой, садясь к нам, и так и не выпустил.

Рей спросил:

— Где вы ее построили?

— В Средне-Западном университете. Мы с дочерью работали.

Говорил он как парень из колледжа.

Я спросил:

— И где же она? У вас в кармане?

Он даже не мигнул: как бы мы ни шутили, он не реагировал. Просто говорил все громче — виски язык развязывало — и не заботился, слушаем мы или нет.

Он сказал:

— Я ее сломал. Не захотел. Хватит с меня.

Мы ему не поверили. Ни на грош не поверили. Вы это поймите. У парня, который построил бы машину времени, были бы миллионы. Да он все деньги мог бы забрать, все бы знал наперед о бирже, скачках, выборах. Ни за что не поверю, что он от этого откажется, что бы там ни было. Да к тому же никто из нас в путешествия во времени не верил: а правда, что если вы убьете своего дедушку?

Ну, неважно.

Джо сказал:

— Да, сломали. Конечно. Как вас зовут?

Но тот не ответил. Мы еще несколько раз спрашивали и кончили тем, что стали звать его «Профессор».

Он прикончил стакан и очень медленно стал снова его наполнять. Нам не предложил, и мы продолжали сосать пиво.

Ну, я сказал:

— Валяйте. Что случилось с динозаврами?

Но он опять не ответил сразу. Потом уставился на середину стола и стал ей рассказывать:

— Не знаю, сколько раз Кэрол отправляла меня назад — на несколько минут и часов, — прежде чем я сделал большой прыжок. Динозавры меня не интересовали: я просто хотел узнать, как далеко можно послать машину времени при моем запасе энергии. Конечно, это опасно, но так ли уж интересна жизнь? Тогда шла война… и еще одна жизнь?

Он погладил свой стакан, будто просто рассуждает, и что-то пропустил в голове, потом продолжал:

— Было солнечно, солнечно и ярко, сухо и жестко. Ни болот, ни папоротников. Ничего из обычного для мелового периода окружения динозавров, — ну мне кажется, он так сказал. Я незнакомые слова не всегда запоминаю, но кое-что запомнил. Потом посмотрел в словарь, и должен сказать, что он хоть и выпил, но все эти слова произнес, не запнувшись.

Наверно, это нас и беспокоило. Он будто привык ко всему этому, с языка его так легко скатывалось.

Он продолжал:

— Период поздний, определенно меловый. Динозавры уже почти исчезли все, кроме маленьких, с их металлическими поясами и оружием.

Джо тут же практически окунул нос в пиво. Чуть не пролил половину, когда профессор произнес печально последнюю фразу.

Джо вышел их себя.

— Какие маленькие, с поясами и оружием?

Профессор секунду смотрел на него, потом снова уставился в никуда.

— Маленькие ящеры, четырех футов ростом. Стоят на задних лапах, упираясь хвостом, и у них маленькие передние лапы с пальцами. Вокруг талии металлический пояс, с него свисает оружие. Не просто пулевое — какой-то энергетический проектор.

— Что? — спросил я. — Послушайте, когда это было? Миллионы лет назад?

— Совершенно верно, — ответил он. — Ящеры. С чешуйками, век у них не было, и, вероятно, они откладывали яйца. Но у них были энергетические ружья. Их было пятеро. Набросились на меня, как только я слез с машины. Их, наверно, на Земле были миллионы — миллионы. Повсюду. Тогда это были цари природы.

Я догадался, кем его посчитал Рей: у него появилось такое хитрое выражение в глазах; мне в таких случаях всегда хочется двинуть его пустой пивной бутылкой; полной нельзя: пива жалко. Рей сказал:

— Послушайте, профессор, миллионы? Разве те парни, что только и знают, что отыскивать старые кости и возиться с ними, не выяснили, как выглядят динозавры? Музеи полны их скелетов. Ну, где же те, с металлическими поясами? Если их было миллионы, что с ними стало? Где их кости?

Профессор вздохнул. По-настоящему вздохнул, печально. Может, впервые понял, что говорит с тремя парнями в комбинезонах. В забегаловке. А может, ему было все равно.

Он сказал:

— Костей находят немного. Подумайте, сколько животных жило на Земле. Миллиарды и триллионы. А сколько окаменелостей мы находим? И эти ящеры были разумные. Не забывайте этого. Они не попадали в лавины, болота, лаву, за исключением редких случаев. Сколько окаменелостей человека находят, даже полуразумных обезьянолюдей миллионы лет назад?

Он смотрел на свой полупустой стакан, поворачивая его в руках.

Потом сказал:

— Да и что покажут окаменелости? Металлические пояса проржавеют, от них ничего не останется. Эти ящеры были теплокровными. Я знаю это, но как это докажешь по окаменевшим костям? Какого дьявола? Можно ли будет через миллион лет сказать по человеческому скелету, как выглядел Нью-Йорк? Можно ли по костям выяснить, кто именно: человек или горилла, придумал атомную бомбу, а кто ел бананы в зоопарке?

— Эй, — заявил Джо, решивший поспорить, — любой тупица отличит скелет человека от скелета гориллы. У человека мозг больше. Каждый дурак скажет, кто из них умнее.

— Правда? — Профессор рассмеялся, будто все это просто и очевидно, и просто стыдно на это тратить время. — Вы судите по тому, чего сумел добиться человек. У эволюции много возможностей и путей. Птицы летают так, летучие мыши по-другому. У жизни много хитростей. Как вы думаете, какую часть своего мозга вы используете? Примерно пятую. Так говорят психологи. Насколько нам известно, восемьдесят процентов мозга не используются. Все работают на первой передаче, кроме, может быть, нескольких человек в истории. Леонардо да Винчи, например. Архимед, Аристотель, Гаусс, Галуа, Эйнштейн…

Ни о ком из них, кроме Эйнштейна, я не слыхал, но запомнил. Он еще нескольких упомянул, но этих я не помню. Потом он сказал:

— У этих ящеров мозг был маленький, может, в четверть нашего или еще меньше, но они использовали его полностью, весь без остатка. Кости этого не покажут, но они были разумными; разумными, как люди. И хозяевами Земли.

Тут Джо придумал кое-что хорошее. На какое-то время мне показалось, что он профессора прищучил, и я ужасно обрадовался, когда тот вывернулся. Джо сказал:

— Слушайте, профессор, если эти ящерицы были такие умные, почему после них ничего не осталось? Где их города, где их дома, где все то, что мы находим после пещерного человека: каменные ножи и прочее? Дьявол, если человек уберется с Земли, сколько мы за собой оставим! Мили не пройдешь, не наткнувшись на город. А дороги, а все остальное!

Но профессора остановить было невозможно. Он и не моргнул. Продолжал:

— Вы по-прежнему судите о других по человеческим меркам. Мы строим города, дороги, аэропорты и прочее, а они нет. Он жили по-другому. Образ жизни был совсем другим. У них не было городов. Не было нашего искусства. Не знаю, что у них было, потому что очень уж они чужие, и от них ничего не могло сохраниться, кроме оружия. Но и оно не сохранилось. Мы, может, каждый день спотыкаемся об их реликты и не подозреваем об этом.

К этому времени я решил, что с меня хватит. Его просто невозможно прижать. Чем умнее ты, тем умнее и он.

Я сказал:

— Послушайте. Откуда вы все это знаете? Что вы — жили с ними? Или они говорят по-английски? А, может, вы изучили язык ящеров? Ну-ка, скажите несколько слов по-ящеричьи.

Он меня уже достал. Знаете, как это бывает. Парень тебе в лицо врет, а ты его прижать не можешь.

Но профессор не вышел из себя. Он по-прежнему медленно наполнял стакан.

— Нет, — сказал он, — я не знаю их языка, и они со мной не говорили. Только смотрели на меня своими холодными жесткими глазами — змеиными глазами, — и я знал, о чем они думают, а они знали, о чем думаю я. Не спрашивайте, как это происходило. Просто так было. Все. Я знал, что они на охоте, и знал, что меня они не отпустят.

Тут мы перестали его спрашивать. Смотрели на него, потом Рей спросил:

— И что же случилось? Как вам удалось уйти?

— Ну, это просто. На вершине холма показалось какое-то животное. Длинное, футов десять, узкое, и прижималось к земле. Ящеров охватило возбуждение. Я чувствовал это возбуждение волнами. Они как будто забыли обо мне в порыве кровожадности — и побежали туда. Я сел в машину, вернулся и разбил ее.

Большего вранья мне слышать не приходилось. Джо откашлялся.

— Ну, и что же случилось с динозаврами?

— Как, вы разве не поняли? Я думал, это достаточно ясно. Все эти маленькие разумные ящеры. Они охотники — по инстинкту и по желанию. Это их самое большое увлечение в жизни. Они охотились не ради пищи — ради забавы.

— И они стерли с лица Земли всех динозавров?

— Всех, какие жили в их время, все современные им виды. Думаете, это невозможно? Сколько нам потребовалось, чтобы уничтожить миллионные стада бизонов? А что в течение нескольких лет произошло с дронтом? Предположим, мы всерьез возьмемся: сколько лет продержатся львы, тигры, жирафы? К тому времени, как я с этими ящерами встретился, большой дичи уже не оставалось — ни одной рептилии крупнее пятнадцати футов, может быть. Все исчезли. Маленькие дьяволы гонялись за меньшими, распугивали их и, вероятно, все глаза проплакали из-за добрых старых дней.

Мы молчали, смотрели на свои пустые бутылки и думали. Все эти динозавры, большие, как дом, убитые маленькими ящерами с ружьями. Убитые для забавы.

Джо наклонился, легко положил руку профессору на плечо и потряс. Он сказал:

— Эй, профессор, но если это так, что случилось с самими маленькими ящерами с ружьями? А? Вы туда не возвращались, чтобы узнать?

Профессор с каким-то потерянным выражением посмотрел на нас.

— Вы все еще не понимаете! Это уже началось. Я видел по их глазам. У них кончилась большая дичь, кончилась забава их жизни. И что же они должны были делать? Обратились к другой дичи — самой опасной из всех — и позабавились вволю. Перебили эту дичь до конца.

— Что за дичь? — спросил Рей. Он еще не понял, но мы с Джо поняли.

— Они сами, — громко ответил профессор. — Прикончили всех остальных и принялись за себя — и не остановились, пока никого не осталось.

Мы снова замолчали и думали об этих больших ящерах, больших, как дом, которых прикончили маленькие ящеры с ружьями. Потом подумали и о маленьких ящерах, как они, когда ничего уже не оставалось, пустили эти ружья в ход друг против друга.

Джо сказал:

— Бедные глупые ящеры.

— Да, — согласился Рей, — бедные спятившие ящеры.

И тут он нас испугал по-настоящему. Профессор вскочил, глаза его выпятились, будто вот-вот выскочат из глазниц. И заорал:

— Проклятые придурки! Какого дьявола вы тут слюни пускаете из-за ящеров? Они уже миллионы лет как мертвы! Это был первый разум на Земле, и вот чем он кончил. Но это в прошлом. А сегодня второй разум — и как он, по-вашему, кончит?

Он оттолкнул свой стул и направился к выходу. На пороге обернулся и сказал:

— Бедные глупые люди! Давайте поплачьте о них.