Детектив США. Книга 1

Глава I

Шел дождь, хотя в августе в этих местах обычно стоит сухая погода.

Впрочем, «дождь» сказано слишком громко — просто водяная пыль, затянувшая все вокруг и густо оседавшая на ветровом стекле моей машины, несмотря на энергичную работу «дворников». Я ехал на юг и находился примерно на полдороге между Лос-Анджелесом и Сан-Диего.

Строения школы-интерната располагались справа от шоссе и все вместе представляли собой обширную усадьбу, тянувшуюся вдоль побережья. Почти рядом с морем тускло поблескивало болото, по названию которого вся местность была известна как «Забытая лагуна». У берега, в подернутой рябью воде, стояла голубая цапля, издали казавшаяся изящной статуэткой.

Я въехал на усадьбу через ворота, распахнувшиеся сами собой, как только машина пересекла специальную педаль. Из будки у ворот вышел и, прихрамывая, заспешил ко мне седоголовый привратник.

— У вас есть пропуск?

— Меня пригласил доктор Спонти. Моя фамилия Арчер.

— Все точно. Вы у меня записаны.

Он извлек из кармана отпечатанный на машинке список и помахал им у меня перед лицом. — Машину можете оставить у административного здания. — Привратник показал на оштукатуренный корпус ярдах в ста от ворот. — В нем же и кабинет доктора Спонти.

Здания школы, разбросанные под серым небом, среди голых полей и эвкалиптовых рощиц, напоминали возведенные где попало строения незаконченного города.

— Вы знаете подростка по фамилии Хиллман? — поинтересовался я.

— Еще бы. Отпетый хулиган. Такое откалывал в своем общежитии в Восточном крыле, что Пэтч едва с ума не сошел.

— Кто это Пэтч?

— Воспитатель, — сухо ответил привратник. — Он живет вместе со своими воспитанниками и они, ну прямо изводят его.

— Что же натворил Хиллман?

— Хотел поднять бунт в школе под тем предлогом, что воспитанники, дескать, имеют такие же права, как и все другие граждане… А какие права?

Воспитанники — они же несовершеннолетние, а многие еще и чокнутые.

Четырнадцать лет торчу вот у этих ворот, и насмотрелся такого, что вы не поверите, если рассказать.

— А Томми Хиллман ушел через ваши ворота?

— Какое! Прорезал ночью проволочную сетку в окне и смылся.

— Позавчера?

— Точно. Теперь, наверное, он дома.

Дома его не было, иначе я бы не приехал сюда…

Доктор Спонти, несомненно, видел, как я оставил машину, — он ждал меня в комнате секретарши, у дверей своего кабинета. В левой руке он держал стакан пахты, в правой диетическую вафлю. Сунув ее в рот и двигая челюстями, Спонти пожал мне руку и пробубнил:

— Рад видеть!

Полный, с багровым лицом, он показался мне человеком хотя и нервным (у него постоянно подрагивали веки), но умеющим владеть собой. Рука у него оказалась мягкой и холодной.

— Присаживайтесь. — Спонти сделал церемонный, хорошо заученный жест. — Я уже говорил вам по телефону, что у нас возникла маленькая проблема. Обычно мы не прибегаем к услугам частных детективов, чтобы… чтобы убедить наших воспитанников вернуться. Однако на этот раз, боюсь, мы столкнулись с особым случаем.

— Что же в нем особого?

Спонти отпил глоток пахты и облизал губы.

— Извините, могу я предложить вам позавтракать?

— Спасибо, не надо.

— Но я имею в виду не эту дрянь. Он с раздражением поболтал в стакане густую жидкость. — Я распоряжусь прислать из столовой что-нибудь горячее. В нашем меню сегодня телячий бифштекс.

— Еще раз спасибо, я сыт. Будет лучше если вы сообщите мне кое-какие данные и предоставите возможность заняться делом. Кстати, почему вы поручаете мне отыскать именно этого беглеца? Их у вас, полагаю, немало.

— Ну, не так уж и много. Большинство наших ребят со временем привыкают к школе. Мы работаем с ними по обширной и разнообразной программе. Хиллман не пробыл у нас и недели и не проявил особого желания сжиться с коллективом, стать, как принято говорить, частью его. Очень трудный молодой человек!

— Но все-таки что особого в данном случае?

— Буду откровенен, Арчер. — Спонти заколебался, но после небольшой паузы продолжал: — Наша школа оказалась в деликатном положении. Я принял Тома Хиллмана скрепя сердце, уступая настойчивым просьбам его отца. А теперь Ральф Хиллман сваливает всю вину за исчезновение сына на нас и угрожает подать в суд, если с ним что-нибудь случится. Разумеется ни один суд не станет рассматривать такое дело (подобные случаи уже бывали в школе), но эта история может серьезно скомпрометировать нас в глазах общественного мнения.

— Спонти помолчал и вполголоса, как бы для самого себя, добавил: — Конечно, Пэтч все же виноват.

— То есть?

— По-моему он чересчур погорячился. Впрочем, чисто по-человечески я его не виню. Да вам самим не мешает поговорить с мистером Пэтчем, он знает все подробности… ухода Тома.

— Обязательно поговорю, но позже. А пока не могли бы вы рассказать о прошлом Хиллмана?

— Да я и сам хотел бы знать о нем больше, чем знаю. Обычно мы требуем у родителей и врачей подробную биографию и историю болезни каждого учащегося.

Мистер Хиллман обещал прислать и то и другое, но не прислал. Должен сказать, с ним вообще невозможно разговаривать — очень гордый и вспыльчивый человек.

— И к тому же богатый?

— Этого я не знаю, — уклончиво ответил Спонти, — однако родители наших воспитанников — люди, как правило, состоятельные.

— Я хочу повидать Хиллмана. Он живет в городе?

— Да, но вам, пожалуй, лучше не встречаться с ним… во всяком случае, сегодня. Он только что звонил мне, и ваш визит еще больше взбудоражит его.

Спонти поднялся из-за стола и подошел к окну, выходившему на площадку для стоянки машин. Я сделал то же самое. За окном все еще висела плотная завеса мелкого дождя.

— Мне нужны самые подробные приметы беглеца и все, что вам известно о его привычках.

— В этом отношении Пэтч окажется вам более полезным: он ежедневно общался с Томом. Можете поговорить также со старшей воспитательницей миссис Мэллоу. Она очень наблюдательный человек.

— Хочу надеяться, что хоть кто-нибудь тут у вас действительно оказался наблюдательным, — заметил я. Спонти начал раздражать меня. Он, видимо, считал, что чем меньше расскажет о Хиллмане-младшем, тем менее серьезной будет выглядеть история его исчезновения. — Сколько лет Тому? Или это тоже секрет?

На обвислых щеках Спонти выступили пятна.

— Я возражаю против подобного тона, — слегка прищуриваясь, заявил он.

— Это ваше право. Так сколько лет Тому Хиллману?

— Семнадцать.

— У вас есть его фотография?

— Родители не предоставили ее нам, хотя мы, как и требуют наши правила, настаивали. Могу, впрочем, коротко описать его внешность. На вид вполне приличный молодой человек, если не обращать внимания на вечно недовольное лицо, высокий, футов шести, выглядит старше своих лет.

— Глаза?

— По-моему, темно-голубые. Темный шатен с так называемыми орлиными чертами лица. Как у отца.

— Какие-нибудь особые приметы? Спонти пожал плечами:

— Затрудняюсь сказать.

— Зачем его вообще направили к вам?

— Для лечения конечно. Но он слишком недолго пробыл у нас, чтобы говорить о каких-то результатах.

— Вы назвали его трудным юношей, но это слишком неопределенно.

— А между тем так оно и есть. Попробуйте определить, что происходит с ребятами в переходном возрасте! Кроме того, я ведь не врач.

— Вот как! А я думал…

— Вы ошибаетесь. Разумеется, у нас в штате есть врачи-терапевты и врачи-психиатры, но вам нет смысла с ними разговаривать. Том пробыл здесь так мало, что вряд ли даже видел своего терапевта. Могу, однако, сказать, что юноша очень горяч.

— Горяч?

— Да. Вспыльчив и несдержан. Он был крайне недоволен тем, что отец привез его к нам. Мы дали ему транквилизаторы, но без особого эффекта.

— Он доставил вам много неприятностей?

— Больше, чем другие. Честно говоря, я сомневаюсь, что мы согласимся принять его обратно.

— Но вы же поручаете мне найти его.

Мы обсудили вопрос о гонораре, он вручил мне чек, после чего я прошел в общежитие в Восточном крыле, к мистеру Пэтчу. Прежде чем войти, я обернулся и посмотрел на горы; словно чьи-то полузабытые лица, они глядели в долину сквозь пелену дождя. С ближнего болота поднялась голубая цапля и медленно поплыла к ним.

Глава II

Восточное крыло школы — приземистое одноэтажное здание — выглядело чем-то совершенно чуждым окружающему пейзажу. Возможно, на эту мысль наводили узкие, расположенные высоко над землей и забранные густой сеткой окна, а возможно, дело заключалось в том, что в конце концов школа была своего рода тюрьмой, как бы ни старалась дирекция рассеять подобное впечатление. Кусты колючего кустарника, обрамлявшие лужайку перед зданием, служили не для украшения, а скорее выполняли роль ограды. Несмотря на дождь, трава на лужайке оставалась приникшей и вялой.

Такими же вялыми показались мне подростки в колонне, подошедшей ко входу почти одновременно со мной. В ее рядах маршировали ребята и юноши самого различного возраста — лет от двенадцати до двадцати, самой различной внешности и самого различного роста. Общим у них было только одно: они двигались, как солдаты армии, потерпевшей поражение.

Порядок в колонне поддерживали два парня постарше — очевидно, старосты.

Вслед за ребятами я вошел в большой вестибюль, скудно обставленный старой мебелью. Оба вожака сразу направились к столу для игры в пинг-понг, один из них вынул из кармана куртки целлулоидный мячик и они принялись гонять его ракетками. Часть ребят сгрудилась около стола, некоторые занялись комиксами, а остальные окружили меня. Один из них — юноша, которому давно бы следовало бриться, — приблизился ко мне почти вплотную; на лице у него сияла улыбка, тут же, впрочем, исчезнувшая. Он ткнулся плечом в мое плечо (так тыкаются носом собаки, когда хотят узнать, не собираетесь ли вы обидеть их) и спросил:

— Вы наш новый воспитатель?

— Нет. Я думал, ваш воспитатель мистер Пэтч.

— Ну, его у нас ненадолго хватит. — Ребята помладше захихикали, и мой собеседник ответил им гримасой, как комик, отпустивший удачную шутку. — У нас тут отделение для буйных.

— Особого буйства я пока не заметил… А где мистер Пэтч?

— В столовой, но с минуты на минуту должен прийти, и у нас начнется час организованных развлечений.

— Для своего возраста ты кажешься довольно-таки циничным. Сколько тебе лет?

— Девяносто девять. — Окружавшие нас ребята одобрительно зашептались. — Мистеру Пэтчу только сорок девять, и ему трудно играть роль моего папаши.

— Возможно, я могу поговорить с миссис Мэллоу?

— Она у себя в комнате. Пьет, как всегда в это время. — Искорки злорадства в глазах юноши то гасли, то вспыхивали вновь. — Вы чей-нибудь отец?

— Нет.

Игроки в пинг-понг продолжали перебрасывать мячик взад и вперед, и его щелканье напоминало какой-то бессмысленный разговор.

— Конечно, не отец, — мотнул головой один из подростков.

— Тогда, может, мать? — осклабился юноша.

— И на нее не похож… Бюста нет.

— Да будет вам! — остановил я ребят. Как бы зло они ни шутили, я глазами видел, что каждому из них хотелось видеть на моем месте своего отца или мать.

Подростки замолчали. Мой собеседник снова улыбнулся, и на этот раз улыбка держалась у него на губах гораздо дольше.

— Как ваша фамилия? — спросил он. — Я — Фредерик Тинделл третий.

— А я — Лу Арчер первый.

Я взял его за руку и отвел в сторону. Он, правда, тут же освободился, но без возражений сел рядом со мной на кушетку с порванным кожаным сиденьем.

Кто-то поставил на проигрыватель заигранную пластинку с пронзительной мелодией, и двое подростков начали кривляться под музыку.

— Ты знал Тома Хиллмана, Фред?

— Немного. Вы его отец?

— Опять! Я же объяснил.

— Взрослые не всегда говорят правду. Мой отец сказал мне, что отправляет меня в военную школу… Он большая шишка в правительстве, — без всякой гордости добавил Фред и уже другим тоном продолжал: — Том Хиллман тоже не ужился со своим отцом и тот обманом притащил его сюда. — Юноша с горечью усмехнулся.

— Том разговаривал с тобой об этом?

— Почти нет. Да он и пробыл-то здесь пять… нет, шесть дней. Его привезли в воскресенье, а в субботу вечером он уже смылся. — Фред беспокойно поерзал на потрескивавшей под нами коже кушетки. — Вы не из фараонов?

— Нет.

— А я подумал… Вы задаете вопросы, как фараон.

— Разве Том сделал что-нибудь такое, что могло заинтересовать фараонов?

— Все мы не без греха. — Фред обвел взглядом комнату, секунду-другую наблюдал за жалким кривляньем подростков и равнодушно отвернулся. — Если ты уже не стал несовершеннолетним преступником, в Восточное крыло тебя не пошлют. Меня вот тоже назвали «преступником с вполне сформировавшимися уголовными наклонностями». Я подделал фамилию своего высокопоставленного папаши на чеке в пятьдесят долларов и отправился в Сан-Франциско на уик-энд.

— Ну, а что натворил Том?

— По-моему, спер автомобиль. Он сам говорил, что отделался бы испытательным сроком, если бы дело дошло до суда, но отец побоялся огласки и притащил его сюда. Кажется, у них с отцом произошел крупный разговор… А почему вы так интересуетесь Томом?

— Предполагается, что я должен найти его.

— И снова доставить сюда?!

— Сомневаюсь, что теперь его примут обратно.

— Вот везет человеку! Я бы тоже удрал отсюда, да некуда. Мой папаша немедленно передаст меня тем, кто занимается малолетними преступниками. И хлопот со мной будет меньше и деньги сэкономит.

— А у Тома было куда уйти?

Фред вздрогнул и искоса взглянул на меня.

— Это я вам не говорил.

— Правильно. Я просто спрашивал.

— Он не сказал бы мне, если бы у него и было какое-нибудь местечко.

— С кем он дружил в школе?

— Ни с кем. Как-то вечером я заходил к нему, но разговора у нас не получилось.

— Но он сказал хотя бы куда намерен отправиться?

— Никаких намерений у него не было. В субботу вечером он подбивал нас поднять в общежитии бучу в знак протеста, а мы его не поддержали, струсили.

Вот он и решил смыться. Он прямо кипел от возмущения.

— Том не казался тебе… как это выражаются врачи… ну» эмоционально неустойчивым, что ли?

— А мы тут все такие. — Фред постучал себя пальцем по лбу и скривил лицо, изображая сумасшедшего. — Вы бы взглянули на мою медицинскую карту!..

В комнату вошел мистер Пэтч, и танцевавшие ребята мгновенно сделали вид, что борются, комиксы исчезли, игроки в пинг-понг спрятали мячик.

Мистер Пэтч оказался человеком средних лет, лысеющим, с дряблыми щеками, довольно заметным животом и жирной грудью; одет он был в помятый костюм из рыжевато-коричневого габардина. На его лице застыла надменная гримаса, как-то не вязавшаяся с маленьким ртом и тонкими губами.

Пэтч подошел к проигрывателю и выключил его.

— Сейчас не время для музыки, ребята, — сказал он. — Время для музыки — после ужина, от семи до семи тридцати… Запомни это, Диринг, — обратился он к одному из юношей, только что игравшему в пинг-понг. — Никакой музыки днем.

В ответе будешь ты.

— Слушаюсь, сэр!

— Вы, кажется, играли в пинг-понг?

— Немножко побаловались, сэр, — где вы достали мячик? Насколько мне известно, все они закрыты в ящике моего стола.

— Так точно, сэр.

— Тогда где же вы взяли свой?

— Не знаю, сэр. — Диринг начал рыться в кармане куртки. Это был высокий худой юноша с большим адамовым яблоком; казалось, как раз тот спрятанный мячик и перекатывается у него в горе. — Должно быть, я нашел его.

— Где? В моем столе?

— Нет, сэр. По-моему, на усадьбе.

— Крадучись, словно злодей в дешевой мелодраме, Пэтч подошел к Дирингу.

— Ты купил этот мяч, не правда ли, Диринг? — тоном исстрадавшегося человека говорил он. — А ведь тебе известно, что правила нашего внутреннего распорядка запрещают приносить сюда свои мячики. Известно, не так ли?

— Да, сэр.

— В таком случае дай мне его, Диринг.

Юноша подчинился. Пэтч положил мячик на пол, раздавил каблуком и вернул Дирингу.

— Извини, я должен подчиняться нашим правилам, как должен подчиняться им и ты. — Он повернулся к подросткам. — Ну-с, ребята, что там у нас на повестке дня?

— По-моему, я. — Поднявшись с кушетки, я представился и спросил, не можем ли мы побеседовать с глазу на глаз.

— Пожалуй, можем, — ответил Пэтч с несколько встревоженной улыбкой, как будто опасался, что я и в самом деле могу оказаться его преемником. — Прошу в мой кабинет, если его можно так назвать. Диринг и Бенсон, оставляю ребят на ваше попечение.

Кабинет Пэтча представлял собой каморку без окон, с заваленным бумагами столом и двумя стульями. Он закрыл дверь, чтобы не мешал доносившийся из вестибюля шум, включил настольную лампу и со вздохом сел.

— Вы хотели поговорить об одном из моих ребят?

— О Томе Хиллмане.

Это имя подействовало на него угнетающе.

— Вы представляете его отца?

— Отнюдь. Мне поручил переговорить с вами доктор Спонти. Я частный детектив.

— Понимаю. — Пэтч сделал гримасу. — Наверное, Спонти, как обычно, валит все на меня?

— Он говорил, что-то об излишней горячности.

— Чушь! — Пэтч стукнул кулаком по столу, его лицо побагровело, потом сделалось бледным, как выцветшая фотография. — Спонти редко соприкасается с этими скотами, а я хорошо знаю, когда и как применять дисциплину, — недаром работаю с подростками уже двадцать пять лет.

— И это, безусловно, сказывается на вас. Пэтч с усилием взял себя в руки:

— Что вы! Я люблю свою работу. Честное слово! Никакой другой профессии у меня и нет. Я люблю детей, и дети любят меня.

— Я видел.

Пэтч не заметил моей иронии.

— Я бы подружился и с Томом Хиллманом, если бы… если бы он остался у нас.

— Почему же он не остался?

— Сбежал. Украл у садовника ножницы, прорезал сетку в окне своей комнаты и сбежал.

— Когда именно?

— В ночь на воскресенье, между моими обходами общежития. Я делаю обходы в одиннадцать вечера и рано утром.

— А что случилось до этого?

— В субботу вечером? Он уговаривал ребят напасть на воспитателей и обслуживающий персонал школы. Я ушел из столовой после ужина и слышал все из своего кабинета. Он пытался убедить ребят, что они лишены тут всяких прав и что им следует драться за них. Кое-кто из наиболее возбудимых подростков, готовы были поддаться на его уговоры, но я вовремя вмешался, велел ему замолчать, и тогда он бросился на меня.

— И ударил?

— Первым ударил я. Да. И не стыжусь. Я обязан поддерживать авторитет воспитателя. — Пэтч погладил свой кулак. — Я сбил его с ног. Здесь необходимо показывать ребятам, что перед ними настоящий мужчина. Они будут уважать только того, кто заставит их считаться с собой…

— Ну а потом?

— Я помог ему добраться до его комнаты, доложил обо всем Спонти и порекомендовал посадить Хиллмана в карцер. Спонти, однако, не внял моему совету. А ведь мальчишка не смог бы сбежать, если бы упрятать его в карцер.

Между нами, во всем виноват Спонти, только, — он понизил голос, — только не ссылайтесь на меня в разговоре с ним.

В дверь кто-то постучал.

— Мистер Пэтч! — послышался женский голос.

— Да, миссис Мэллоу?

— Ребята безобразничают и не хотят ничего слушать… Чем вы заняты?

— Беседую с человеком, которого прислал доктор Спонти.

— Прекрасно. Нам тут как раз нужен человек, если только он настоящий мужчина.

— Да? — Пэтч рывком распахнул дверь. — Оставьте при себе ваши намеки, миссис Мэллоу! Я знаю кое-что такое, что не очень-то понравится доктору Спонти.

— Я тоже знаю кое-что!

Щеки миссис Мэллоу покрывал густой слой румян, крашеные рыжие волосы подстрижены челкой. На женщине было темное форменное платье, фасон которого вышел из моды лет десять назад, и ожерелье из искусственного жемчуга.

Довольно приятное лицо несколько портили глаза, словно выцветшие от всего виденного и пережитого.

— Хэлло! — приветствовала меня миссис Мэллоу.

— Моя фамилия Арчер. Доктор Спонти поручил мне заняться делом Тома Хиллмана.

— Он выглядел очень мило, пока над ним не поработал наш местный маркиз де Сад.

— Да, но я действовал лишь в порядке самообороны! — вскинулся Пэтч. — Не так уж мне приятно причинять боль кому бы то ни было. Но я обязан защищать свой авторитет.

— Отправляйтесь-ка к ребятам и проявите там свой авторитет. Но если вы еще кого-нибудь изуродуете, я сама расправлюсь с вами!

Пэтч мрачно взглянул на женщину, повернулся на каблуках и вышел. Шум в вестибюле немедленно прекратился, словно он захлопнул за собой звуконепроницаемую дверь.

— Бедняга Пэтч! — проговорила миссис Мэллоу. — Слишком давно он тут крутится. Все мы бедняги. От долгого общения с подростками все мы в конце концов становимся психами.

— Что же вас удерживает в «Забытой лагуне»?

— А мы, как заключенные, которые провели в тюрьме долгие годы, настолько привыкаем ко своему окружению, что уже не в состоянии жить вне его.

— Просто поразительно, как охотно все вы тут говорите о своих проблемах, но умалчиваете о том, что хотелось бы знать. Вы можете дать мне четкое представление о Томе Хиллмане?

— Могу поделиться только личными впечатлениями. Он очень неплохой юноша, ему у нас вовсе не место. Том быстро это понял и предпочел сбежать.

— Почему вы считаете, что ему не место у вас?

— Вас интересуют подробности? В Восточное крыло мы помещаем подростков со всякого рода отклонениями, вытекающими из переходного возраста.

Подростков с симптомами нарушенной или дефективной психики мы поселяем в Западном крыле.

— И вы полагаете, что Тома нужно было направить в Западное крыло?

— Его вообще не следовало присылать к нам. Разумеется, это мое личное мнение.

— Но вот доктор Спонти, кажется, считает, что у Тома нарушена психика.

— Доктор Спонти находит нарушение психики у каждого подростка, которого можно заполучить в нашу школу. Вы знаете сколько платят за ребят родители?

Тысячу долларов в месяц плюс всякие дополнительные расходы — за уроки музыки, за лечение и тому подобное. — Миссис Мэллоу с горечью рассмеялась. — В действительности по меньшей мере в половине случаев сюда бы надо помещать самих родителей. Сюда или… в иные места… Да, да, тысячу долларов! Вот почему так называемый доктор Спонти может получать свои двадцать пять тысяч в год.

— Почему вы сказали «так называемый» доктор Спонти?

— Потому что он вовсе не врач и никакой не доктор. Свою ученую степень по специальности «школьная администрация» он получил в одном из колледжей на юге страны, где звания пекутся, как блины. Хотите знать, какую тему он избрал для своей диссертации? «Материально-техническое обеспечение кухни небольшой школы-пансионата». Какой же он…

— Вернемся к нашему разговору о Томе, — остановил я женщину. — Почему отец привез его сюда, если он не нуждался в психиатрическом лечении?

— Не знаю. Может, потому, что просто хотел избавиться от него.

— Почему?

— У юноши были какие-то неприятности.

— Том говорил о них?

— Не говорил, но у меня есть глаза.

— Вы слышали, что он украл автомашину?

— Нет, не слышала, но если так, то кое-что в его поведении становится понятным. Он и в самом деле чувствовал себя в чем-то виноватым. И все же я никак не могу причислить его к закоренелым несовершеннолетним преступникам.

Как, впрочем, и всех остальных ребят.

— Похоже, Том Хиллман вам приглянулся.

— Безусловно. Но я не успела его как следует узнать. Разговаривать со мной он не захотел, а я никогда не навязываюсь ребятам. За исключением классных часов, Том большую часть времени проводил в своей комнате.

Возможно, что-то обдумывал.

— Уж не план ли мятежа?

В глазах миссис Мэллоу промелькнула усмешка:

— Вам уже сообщили и об этом? Тому нельзя отказывать в предприимчивости. Не делайте такого удивленного лица. Я на стороне ребят. Да и как можно иначе?

Миссис Мэллоу начинала мне нравиться. Видимо, почувствовав это, она подошла ко мне и дотронулась до моей руки.

— Надеюсь, и вы тоже. Я хочу сказать, на стороне Тома.

— Я подожду, пока не познакомлюсь с ним. Но что же все-таки произошло между Томом и мистером Пэтчем в субботу вечером?

— Не знаю. В субботу я обычно выходная.

Миссис Мэллоу улыбнулась, и мне показалось, что я понял, в чем она видит смысл своей жизни: беспокоиться о других, не требуя, чтобы кто-то беспокоился о ней.

Глава III

Миссис Мэллоу выпустила меня через боковую дверь здания. Капли дождя упали мне на лицо. Над вершинами гор собирались густые тучи, предвещая затяжное ненастье.

Я снова направился к административному зданию. Понравится Спонти или нет, но я скажу ему о своем решении встретиться с родителями Тома Хиллмана.

Противоречивые отзывы о Томе помешали мне составить о нем определенное мнение. Кто он: дефективный подросток, страдающий манией преследования, психопат, умеющий вызывать симпатии у пожилых женщин, или нечто среднее между двумя этими типами, вроде Фреда третьего?

Я так углубился в свои размышления, что какое-то такси едва не сбило меня, когда я пересекал автомобильную стоянку. Из машины вышел человек в твидовом костюме. Я ожидал хотя бы простого извинения, но он даже не заметил меня. Высокого роста, с седыми волосами, упитанный и, несомненно, тщательно следящий за своей внешностью, он был, вероятно, красив. Сейчас его лицо выражало глубокую озабоченность.

Человек в твидовом костюме быстро прошел в административное здание, я последовал за ним и застал за жаркой перепалкой с секретаршей Спонти.

— Извините, мистер Хиллман, — твердила она, — но доктор Спонти занят, и я не могу входить в кабинет.

— А я требую, чтобы вы доложили обо мне, — резко возражал Хиллман.

— Еще раз извините, но вам придется подождать.

— Я не могу ждать! Мой сын в руках преступников, и они вымогают у меня деньги!

— Это правда? — с заблестевшими глазами воскликнула секретарша.

— Я не умею лгать.

Девушка извинилась и проскользнула в кабинет Спонти, тщательно прикрыв за собой дверь. Я представился Хиллману и сказал:

— Доктор Спонти поручил мне найти вашего сына. Я хотел бы поговорить с вами. Вы не возражаете?

— Пожалуйста.

Хиллман вяло пожал мне руку, и я почувствовал, что он дрожит.

— Вы только что сказали о каких-то преступниках и о вымогательстве…

— Да, да, да! — закивал Хиллман, не сводя взгляда с двери кабинета Спонти. — Ну что она так долго?!

— Это не имеет значения. Если ваш сын похищен, Спонти вам не поможет, теперь дело за полицией.

— Ни в коем случае! Полиция ничего не должна знать. Я получил указание не вмешивать полицию. — Он впервые взглянул на меня и с нескрываемым подозрением спросил: — Вы не оттуда?

— Я уже объяснил вам, что работаю частным детективом и лишь час назад приехал из Лос-Анджелеса. Как вы узнали о похищении Тома и кто дал вам указание не обращаться в полицию?

— Один из преступников. Он позвонил мне и предупредил, чтобы я никому ничего не рассказывал, в противном случае Том никогда не вернется домой.

— Так и сказал?

— Да.

— И все?

— Нет. Заявил, что сообщат, где находится Том, если получат деньги.

— Сколько?

— Двадцать пять тысяч долларов.

— Они уже у вас?

— Будут к полудню. Перед поездкой сюда я побывал у своего брокера и распорядился продать некоторые из акций.

— Завидная оперативность, мистер Хиллман! Однако я все же не пойму, что привело вас сюда.

— Не верю я тем, кто тут работает! — Хиллман понизил голос. — Мне не дает покоя мысль, что Тома выманили отсюда с помощью одного из здешних сотрудников, и теперь дирекция пытается спрятать концы в воду.

— Сомнительно. Я уже беседовал с воспитателем Тома. В субботу вечером у него произошла стычка с вашим сыном, а позже Том разрезал сетку на окне и перебрался через ограду. Один из воспитанников более или менее определенно подтвердил это.

— Вряд ли кто из воспитанников осмелится опровергнуть версию дирекции.

— Ну, воспитанник, которого я имею в виду, осмелился… Если ваш сын похищен, это произошло после бегства отсюда… Скажите, Том никогда не подвергался уголовному преследованию?

— Вы с ума сошли!

— Говорят, он украл машину.

— Это Спонти проболтался? Он не имел права!

— Я узнал из других источников. Ребята, которые решаются на кражу машин, обычно уже не раз вступали в конфликт с законом, подвизаясь, например, в бандах несовершеннолетних преступников и…

— Том не крал машины, — нервно перебил Хиллман, избегая смотреть на меня. — Он позаимствовал ее у соседа и по чистой случайности разбил. Это его страшно расстроило…

Хиллман тоже был до того расстроен, что у него не хватало ни слов, ни дыхания — он открывал и закрывал рот как выхваченная из воды рыба.

— Ну и что же вы должны сделать с двадцатью пятью тысячами? — поинтересовался я. — Держать в готовности до получения новых указаний?

Хиллман угрюмо кивнул. Только теперь я увидел, что в двери своего кабинета стоит доктор Спонти. Когда он появился и что слышал из нашего разговора, я не знал. Обнаружив, что его заметили, он вышел в приемную в сопровождении секретарши и какого-то человека с длинным, худым лицом.

— О каком похищении шла речь? — крикливо осведомился он, но спохватился и уже другим тоном проговорил: — Мне очень жаль, мистер Хиллман…

— Боюсь, вам придется пожалеть еще больше! — прорычал Хиллман. — Я хочу знать, кто взял отсюда моего сына, при каких обстоятельствах и с чьего согласия.

— Ваш сын, мистер Хиллман, покинул нас по собственной воле.

— И вы снимаете с себя всякую ответственность, не так ли?

— Нет, не так. Во-первых, я поручил мистеру Арчеру начать розыски вашего сына, а во-вторых, мы вот советовались сейчас с нашим инспектором мистером Скэрри.

Худой мужчина церемонно поклонился. На его почти лысой голове лежали, как приклеенные, несколько прядей черных волос.

— Да, да! — кивнул он. — И прежде всего решили вернуть вам деньги, которые вы внесли на прошлой неделе. Вот чек.

Он протянул Хиллману полоску желтой бумаги. Хиллман схватил ее, скомкал и швырнул обратно. Ударившись в плоскую грудь Скэрри, комочек свалился на пол. Я поднял его. Это был чек на две тысячи долларов.

Хиллман круто повернулся и выбежал из комнаты. Я устремился за ним, не ожидая, пока Спонти откажется от моих услуг, и остановил Хиллмана уже в тот момент, когда он садился в машину.

— Куда вы едете?

— Домой. Моя жена плохо себя чувствует.

— Разрешите довезти вас?

— Ни в коем случае, если вы человек Спонти!

— Я ничей, сам по себе. Спонти поручил мне найти вашего сына, и я намерен выполнить поручение, если вы и миссис Хиллман окажете мне содействие.

— Что мы должны сделать?

— Рассказать, что представляет собой ваш сын, кто его приятели, где он бывал и…

— Зачем все это нужно теперь? Том в руках гангстеров, они требуют выкуп, и я готов его уплатить.

— Все может быть не так просто, как вам кажется, — сказал я. — Но тут не место для подобного разговора.

Хиллман вышел из такси и расплатился с шофером.

— Кстати, о деньгах, — сказал я, усаживаясь за руль своей машины и приглашая Хиллмана занять место рядом. — Надеюсь, вы все же не станете выбрасывать две тысячи долларов, а? — Я расправил чек и передал его Хиллману.

Положив чек в бумажник, Хиллман вдруг громко застонал, закрыл лицо руками и беспомощно прислонился головой к ветровому стеклу.

— Я не должен был отдавать Тома в эту школу, — спустя некоторое время проговорил он.

— Слезами горю не поможешь.

— А я и не плачу. — Хиллман выпрямился; глаза у него действительно были сухие.

— Мистер Хиллман, я не спросил, где вы живете.

— В Эль Ранчо. Поезжайте по направлению к городу, я покажу вам кратчайший путь.

Из будки, ковыляя, вышел привратник. Мы обменялись приветствиями, и он открыл ворота. Выполняя указания Хиллмана, я повел машину по дороге, пересекавшей заросшую тростником равнину. Мы миновали бывший пустырь, застроенный большими домами и университетскими общежитиями, и поехали вдоль аэродрома, с которого взлетал самолет.

Взглянув на Хиллмана, я заметил у него на лице такое выражение, будто он сожалеет, что не сидит в этом самолете.

— Скажите, почему вы решили поместить сына в заведение Спонти?

— Я боялся за него, мне все время казалось, что он вот-вот окажется замешанным в какое-нибудь грязное дело, — медленно ответил Хиллман. — Я надеялся, что в «Забытой лагуне» его направят на путь истинный и вскоре он сможет снова учиться в средней школе, которую должен закончить в этом году.

— Уточните, пожалуйста, что значит «грязное дело». Кража машины?

— Ну, это лишь один из факторов, хотя кражи, как таковой, не было, я уже объяснял.

— Упомянули, но не объяснили.

— Он взял машину Рии Карлсон — она и ее муж Джей живут рядом с нами.

Оставлять на ночь новую машину на открытой стоянке, да еще с ключом от зажигания, — все равно что пригласить кого-то воспользоваться ею для увеселительной поездки. Я так им и заявил. Джей, не сомневаюсь, согласился со мной, если бы не имел зуб на Тома и если бы Том не разбил машину. Правда, она была застрахована, но они все же нашли нужным устроить скандал.

— Машина серьезно повреждена?

— Совершенно разбита. Уж не знаю, как Том ухитрился перевернуть ее, не получив даже царапины.

— Куда он ехал?

— Возвращался домой, и почти у самого дома… Я покажу вам место.

— Откуда он возвращался?

— Не знаю. Его не было всю ночь, но он не захотел сказать, где пропадал.

— Когда это произошло?

— В предпоследнюю субботу. Полицейские привели его домой часов в шесть утра и посоветовали сейчас же вызвать врача. Никаких повреждений у него не обнаружили, но Том вел себя, словно помешанный, и пришел в ярость, когда я попытался расспросить, где он провел ночь. В таком состоянии я его еще не видел. Он всегда радовал меня своей уравновешенностью, а тут вдруг заявил, что я не имею права вмешиваться в его жизнь, что я вовсе не его отец, и так далее и тому подобное. К сожалению, я не сдержался и ударил его, он повернулся ко мне спиной и вообще перестал разговаривать.

— Он был пьян?

— Не думаю… Нет, не был, я бы почувствовал запах вина.

— А как с наркотиками?

— Исключено.

— Доктор Спонти утверждает, что ваш сын как-то по-особенному реагировал на транквилизаторы. Обычно так реагируют наркоманы-хроники.

— Мой сын не употреблял наркотиков.

— У нас многие подростки становятся заядлыми наркоманами, а родители узнают об этом последними.

— Нет и нет! — вспылил Хиллман. — Я же сказал! Скорее всего, на Тома подействовал инцидент, который произошел утром в воскресенье…

Я помолчал, прислушиваясь к шелесту «дворников» на ветровом стекле. На обочине дороги показался бело-зеленый указатель с надписью «Эль Ранчо».

— Через четверть мили свернете, — заметил Хиллман таким тоном, словно был рад случаю отвлечься от темы нашего разговора.

Я сбавил ход машины и как можно равнодушнее спросил:

— А что произошло в воскресенье утром?

— Ничего. Это к делу не относится.

— Как знать!

Хиллман лишь плотнее сжал губы.

— Вы говорили, что Карлсоны имеют зуб на Тома?

— Говорил.

— За что же?

— Том очень дружил с дочерью Карлсонов Стеллой, а Джею и Рие это не нравилось… Во всяком случае, не нравилось Рие, как и моей жене Элейн.

Я свернул с шоссе на подъездную аллею. За высокими каменными воротами она переходила в обрамленную пальмами дорогу, пересекавшую участок из конца в конец. Эль Ранчо оказалось одним из тех богатых поместий, владельцам которых вроде бы не полагалось испытывать какие-либо неприятности.

После поворота дорога пошла вдоль площадки для гольфа. Хиллман показал мне довольно глубокую рытвину с еще не успевшей подсохнуть землей. Над рытвиной высилась сосна с полузатянутым желтой смолой шрамом на стволе.

— Вот здесь все и случилось. Я остановил машину.

— Он объяснил вам, как произошла авария?

Хиллман сделал вид, что не слышал вопроса. Вокруг незаметно было никакого движения, лишь на площадке для гольфа маячили фигуры четырех энтузиастов этой игры, которые, как видно, приходили сюда в любую погоду.

— Что-то не вижу следов торможения или юза, — заметил я. — Ваш сын хорошо водит машину?

— Неплохо. Я сам его обучал. В последние годы я стал меньше уделять внимания делам своей фирмы, отчасти потому, что хотел… как бы сказать… любоваться возмужанием сына.

Слова Хиллмана произвели на меня довольно странное впечатление. Если Хиллман действительно хотел «любоваться» возмужанием сына, непонятно, почему он отправил его в «Забытую лагуну» после первого же проступка. А может, и до этого Том совершал нечто предосудительное, о чем отец предпочитает умалчивать?

Один из игроков в гольф увидел нас и приветственно помахал рукой.

Хиллман ответил небрежным жестом и поспешил забраться в машину. Казалось, он остался недоволен тем, что его заметили на месте происшествия.

— Буду откровенен, — заговорил я, как только мы тронулись с места, — и хочу рассчитывать на взаимную откровенность. «Забытая лагуна» не школа, а скорее колония для подростков с нарушенной психикой и для несовершеннолетних преступников. Мне все же непонятно, почему вы отправили туда Тома.

— В его же интересах. Наш добрый сосед Карлсон пригрозил, что подаст на него в суд за кражу машины.

— Ну и что тут страшного? Если Том впервые совершил проступок, он отделался бы условным осуждением. Это действительно его первый проступок?

— Разумеется.

— Тогда чего же вы опасались?

— Я не… — начал было Хиллман, но замолчал, либо не желая лгать, либо понимая, что я все равно ему не поверю.

— Ну хорошо. Что делал Том утром в воскресенье?

— Ничего особенного.

— И это «ничего» так подействовало на вас, что вы не хотите даже говорить о нем?

— Правильно. Не хочу говорить ни с вами, ни с кем-либо другим. Все, что произошло, или… или могло произойти в то воскресенье, теряет значение в свете последних событий. Мой сын похищен. Он беспомощная жертва гангстеров, понимаете?

Вот в этом я как раз сомневался. Двадцать пять тысяч долларов — огромная сумма для меня, но не для Хиллмана. Если Том действительно попал в руки профессиональных преступников, они потребовали бы все, что Хиллман в состоянии заплатить.

— Мистер Хиллман, сколько денег вы могли бы собрать в случае необходимости?

Он бросил на меня быстрый взгляд:

— Не понимаю.

— Похитители, требуя выкуп, обычно называют максимальную сумму — все, что может дать тот, с кем они ведут переговоры. Я пытаюсь понять, не изменили ли преступники своему правилу на этот раз. Мне кажется, вы могли бы уплатить не двадцать пять тысяч долларов, а гораздо больше.

— Мог бы. С помощью жены.

Глава IV

Подъездная аллея огибала площадку перед домом Хиллмана и терялась на пологой, поросшей дубами возвышенности. Дом представлял собой старинный особняк с белыми оштукатуренными стенами, окнами, украшенными металлическими виньетками, и крышей из красной черепицы, тускло поблескивавшей сквозь сетку дождя. Перед домом на круглой площадке стоял черный «кадиллак».

— Утром я собирался сам вести машину, — заметил Хиллман, — но понял, что при моем состоянии это было бы рискованно. Спасибо, что подвезли.

Последняя фраза прозвучала как предложение отправляться восвояси.

Хиллман начал подниматься по ступенькам крыльца, и я, решив, что сейчас не время проявлять возмущение, последовал за ним и проскользнул в дом до того, как он захлопнул дверь.

Поджидая мужа, миссис Хиллман сидела в массивном кресле, отчего показалась мне еще более худой, чем в действительности. Ее ноги в туфлях из змеиной кожи не доставали начищенного кафельного пола. Худенькая блондинка лет сорока, с тщательно наложенной косметикой, она напоминала никому не нужную, брошенную куклу. Зеленое платье вовсе не шло к зеленоватому же оттенку ее лица.

— Элейн?

Продолжая неподвижно сидеть с опущенными на колени руками, миссис Хиллман взглянула на мужа, потом поверх его головы на огромную, кованого железа люстру, подвешенную на цепи к потолку где-то на высоте второго этажа.

Из металлических листьев, словно недозрелые фрукты, торчали лампочки.

— Да не стой же ты под люстрой! — вдруг обратилась она к мужу. — Я всегда боюсь, что она упадет. Ты бы лучше снял ее, Ральф.

— Но ты же сама подала мысль повесить ее здесь!

— Но это было так давно. Тогда мне казалось, что без нее тут будет как-то пусто.

— Ты была права. Поэтому-то ее и не нужно снимать. Не бойся, люстра хорошо закреплена. — Он подошел к жене и прикоснулся к ее голове. — У тебя влажный лоб. В твоем состоянии тебе не следовало бы выходить из дому.

— Я только прошлась по аллее, хотела встретить тебя. Почему ты так долго?

— Это от меня не зависело.

Миссис Хиллман схватила руку мужа и прижала к груди:

— Ты узнал что-нибудь?

— Придется потерпеть. Я договорился о деньгах, и Дик Леандро привезет их во второй половине дня. А пока будем ждать телефонного звонка.

— Это такой кошмар — ждать!

— Знаю. Постарайся думать о чем-нибудь другом.

— О чем другом можно сейчас думать?!

— О многом. — По-моему, он и сам не знал, о чем, и потому поспешил переменить тему: — Тебе вредно сидеть здесь, в холодной комнате. Ты можешь снова наградить себя воспалением легких.

— Ральф, люди не награждают этим сами себя.

— Не будем спорить, давай перейдем в другую гостиную и я дам тебе вина.

Хиллман наконец-то вспомнил обо мне и пригласил присоединиться к ним, но жене так и не представил. Возможно, с его точки зрения, я не заслуживал такой чести, а возможно, он не хотел, чтобы я вступал в разговоры с его женой. Чувствуя себя несколько задетым, я, однако, поднялся вслед за ними по трем кафельным ступеням в комнату поменьше, с горячим камином. Элейн стала спиной к огню, а Хиллман направился к устроенному в нише бару.

— Я вовсе не собираюсь узурпировать самое теплое местечко у камина, — заговорила миссис Хиллман, протягивая мне холодную как лед руку. — Вы из полиции? А я думала, мы обойдемся без ее помощи.

— Я частный детектив. Моя фамилия Лу Арчер.

— Что ты будешь пить, дорогая? — обратился к жене Хиллман.

— Абсент.

— А он не вреден тебе при твоем состоянии?

— В нем есть полынь, и это как раз соответствует моему настроению. Но я согласна и на капельку виски.

— А вы, мистер Арчер?

Я тоже согласился на виски, мне просто необходимо было выпить — чета Хиллманов уже начинала меня нервировать. Они так дружно демонстрировали свою озабоченность, что это начинало походить на спектакль, в котором два актера разыгрывают перед единственным зрителем наспех придуманную трагедию.

Хиллман вернулся с тремя высокими бокалами на подносе, поставил его на низенький столик перед нами, потом нагнулся и небольшой кочергой помешал в камине дрова. Взметнувшееся пламя со свистом устремилось в трубу, и его пляшущие блики на мгновение превратили лицо Хиллмана в красную яростную маску.

— Мистер Арчер, нам очень дорог наш сын, — снова заговорила миссис Хиллман. — Вы поможете вернуть его домой?

— Попытаюсь. Но расскажите о нем как можно подробнее.

Лишенное всякого выражения лицо женщины оживилось.

— Нет! — остановил жену Хиллман и повернулся ко мне: — Я не разрешаю вам сейчас расспрашивать Элейн.

— Но у меня пока весьма смутное представление о вашем сыне, а я пытаюсь понять, куда он мог отправиться вчера и как попал в руки шантажистов.

— Я не знаю, куда он отправился вчера, — заявила миссис Хиллман.

— И я не знаю, — добавил Хиллман. — А если бы знал, вчера же поехал бы за ним.

— Что ж, начнем искать. Надеюсь, у вас найдется фотография сына?

Хиллман вышел в соседнюю комнату. Шторы на ее окнах были опущены, в комнате царил полумрак, но я все же разглядел очертания большого рояля с откинутой крышкой. Хиллман вернулся с большой фотографией в серебряной рамке. Взглянув на снимок, я сразу отметил большое сходство между отцом и сыном. В черных умных глазах юноши горел мятежный огонек.

— Я могу вынуть карточку из рамки? И вообще хотелось бы иметь фотографию поменьше: эту не слишком-то удобно носить с собой.

— У меня наверху, на туалетном столике, есть фотография поменьше, я сейчас принесу, — поднялась Элейн Хиллман.

— Может, мне пойти вместе с вами? Для пользы дела следовало бы осмотреть комнату Тома.

— Осмотреть можете, обыскивать запрещаю, — заявил Хиллман.

— Почему?

— Хотя бы потому, что я просто не хочу. Том даже сейчас имеет право рассчитывать на то, что посторонние не будут вмешиваться в его личную жизнь.

Мы поднялись втроем, настороженно посматривая друг на друга. Хиллман явно боялся, что я могу что-то найти в комнате. Спросить его об этом я не рискнул. Сейчас он держался более или менее спокойно, однако мог в любую минуту взорваться и вышвырнуть меня вон.

Хиллман не спускал с меня глаз, пока я быстро осматривал просторную комнату Тома. Ее обстановку составляли несколько шкафов, стульев, стол, кровать — вещи на вид простые, но ручной работы и, несомненно, дорогие; на столике рядом с кроватью стоял ярко-красный телефон, а на стенах в геометрическом порядке были развешены гравюры с изображением парусных судов и несколько эстампов. На стульчике с кожаным сиденьем лежал раскрытый альбом нот, основательно потрепанный.

— Мистер Хиллман, Том играл на рояле?

— Очень хорошо. Он занимался музыкой десять лет. Однако ему захотелось…

— К чему вспоминать все это! — недовольно прервала Элейн.

— Что «все это»? — спросил я. — Получить от вас нужные сведения — все равно что пытаться выжать воду из камня.

— А я и чувствую себя безжизненным камнем, — со слабой гримасой отозвалась Элейн. — Вряд ли сейчас уместно вспоминать домашние ссоры.

— Мы не ссорились, — возразил муж. — Был, правда, случай, когда мы с Томом не могли сразу договориться, нов конце концов он сделал по-моему.

— Понятно. Ну, а где он бывал вне дома?

Элейн и Ральф Хиллман обменялись взглядами, словно спрашивали друг друга: «А в самом деле, где?» Громкий звонок телефона прервал их немой диалог. Миссис Хиллман вздрогнула, фотография выпала у нее из рук, и она испуганно прижалась к мужу.

— Звонят не нам, — поспешил заявить Хиллман. — Это личный телефон Тома.

— Ответить? — спросил я.

— Если хотите.

Я присел на кровать и поднял трубку.

— Да?

— Том? — послышался высокий девичий голос. — Это ты?

— Кто его спрашивает?

Девушка издала какое-то невнятное восклицание и положила трубку.

— Не то девушка, не то молодая женщина, — сообщил я. — Хотела поговорить с Томом.

— Ничего удивительного, — откликнулась миссис Хиллман, и в ее тоне явственно послышались какие-то злобные нотки. — Это, несомненно, Стелла Карлсон. Она звонит уже целую неделю.

— И всегда вот так же бесцеремонно бросает трубку?

— Да нет. Вчера, например, я довольно долго разговаривала с ней. Она засыпала меня вопросами, но я, естественно, отказалась отвечать. Мне хотелось знать, не видела ли она Тома, и она сказала, что не видела.

— Стелла знает, что произошло?

— Надеюсь, что нет, — вместо жены ответил Хиллман. — Мы должны всячески избегать огласки.

Я поднялся и подобрал фотографию. Элейн Хиллман, пошатываясь, подошла к кровати и принялась поправлять помятое мною покрывало. Видимо, все в этой комнате должно было сохраняться в идеальном порядке, иначе божество разгневается и никогда сюда не вернется. Потом она бросилась на кровать лицом вниз и замерла.

Мы с Хиллманом тихонько вышли из комнаты и спустились в гостиную, где нам предстояло ждать решающий телефонный звонок. Телефон стоял в нише бара, а параллельный аппарат, по которому я мог слушать разговор, в буфетной. В нее проходили через комнату с роялем и столовую, показавшуюся мне такой же унылой, как запущенный музейный зал. Здесь, в столовой, особенно ощущалось прошлое — словно сильный запах, происхождение которого вы не могли определить. Казалось, сама архитектура дома с его массивными, потемневшими от времени балками, толстыми стенами и окнами в глубоких нишах вынуждала хозяина чувствовать себя феодальным лордом, хотя Хиллман в роли средневекового гидальго выглядел как маскарадная маска в нелепом костюме.

Наверно, и он и его жена даже при Томе чувствовали себя неуютно в этом громадном доме.

В гостиной, сидя перед затухающим камином, я получил возможность задать Хиллману еще несколько вопросов. Хозяев дома обслуживали двое слуг — муж и жена Перес; они ухаживали за Томом чуть не со дня его рождения. Миссис Перес, вероятно, была сейчас на кухне, а ее муж уехал в Мексику навестить родственников.

— Вам точно известно, что он в Мексике?

— Как вам сказать… Его жена получила от него открытку из Синалов. Во всяком случае, чета Перес предана нам и Тому. Они работают у нас с тех пор, как мы приобрели этот дом.

— Когда это было?

— Лет шестнадцать назад. Мы переехали сюда втроем, как только меня демобилизовали из военно-морского флота. Вместе с одним инженером мы основали здесь фирму «Технические новинки» и вскоре поставили дело на широкую ногу, снабжая военное ведомство и Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства некоторыми деталями.

Недавно я получил возможность значительно сократить объем своей работы в фирме.

— Но вы еще довольно молоды, мистер Хиллман, чтобы устраняться от дел.

— Я остался председателем правления и бываю там несколько раз в неделю.

Я много играю в гольф, часто охочусь, занимаюсь парусным спортом. — Он говорил таким тоном, будто его крайне утомляла подобная жизнь. — В течение нынешнего лета я занимался с Томом дифференциальным исчислением, поскольку его не преподают в средней школе, а оно может пригодиться ему, если он поступит в Калифорнийский политехнический или в Массачусетский технологический институт, который, кстати, окончил я сам. Элейн в свое время окончила Радклиффский университет.

«Мы богатые, мы образованные, мы настоящая элита! И как только мир позволил себе нанести нам такой нечестный удар?!» — вот какую мысль пытался он мне внушить.

В нише бара раздался звонок. Пока я топливо обходил вокруг большого обеденного стола, звонок повторился. В дверях буфетной я чуть не сбил с ног низенькую, полную женщину, вытиравшую руки фартуком. Взгляд ее выразительных темных глаз задержался на мне.

— Я торопилась к телефону, — объяснила она.

— Ничего, я сам возьму трубку.

Женщина ушла на кухню, и я закрыл за ней дверь. Буфетная освещалась лишь слабым светом, проникавшим из столовой через полукруглое отверстие для подачи блюд. Я осторожно поднял трубку.

— В чем дело? — послышался мужской голос. — Вы что, предоставили ФБР или еще кому-нибудь возможность подслушивать нас? — Акцент выдавал в неизвестном уроженца западных штатов.

— Нет, что вы? Я в точности выполнил ваши указания.

— Надеюсь, мистер Хиллман. В противном случае мне пришлось бы просто-напросто повесить трубку, и вы никогда бы не увидели своего Тома.

— Пожалуйста, выслушайте меня, — умоляюще попросил Хиллман. — Я приготовил деньги, они вот-вот будут у меня. Я готов передать их вам в любое время.

— Двадцать пять тысяч мелкими банкнотами?

— Да. Самые крупные — двадцать долларов.

— И никаких пометок на них?

— Я же сказал, что в точности выполнил ваши указания. Для меня нет ничего дороже безопасности сына.

— Ну и отлично, мистер Хиллман. Вам не откажешь в сообразительности, хвалю. Вообще-то мне очень неприятно поступать с вами подобным образом. Еще более неприятным было бы причинить вред вашему чудесному мальчику.

— Том сейчас с вами?

— Более или менее. Недалеко.

— Я мог бы поговорить с ним?

— Нет.

— Но как я могу убедиться, что он жив?

— Вы не доверяете мне, мистер Хиллман? — после долгой паузы проговорил неизвестный. — За это не хвалю.

— Как же я могу доверять… — Хиллман вовремя прикусил язык.

— Я понял, вы хотели сказать: как можно доверять такому подонку? Ну, это не наша головная боль, Хиллман. Наша головная боль вот в чем: как мы можем доверять такому подонку, как ты? Я знаю о тебе, Хиллман, куда больше, чем ты думаешь.

Снова наступила пауза, слышалось лишь дыхание обоих собеседников.

— Ну, так могу я?

— Можете что? — с трудом скрывая отчаяние, спросил Хиллман.

— Доверять тебе, Хиллман?

— Да.

Опять пауза, заполненная тяжелым дыханием в трубке.

— Придется все же поверить вам на слово, Хиллман, — опять послышался голос в трубке. — Пора перейти к делу. Мне нужны деньги, но вы должны понять, что это не выкуп, а плата за информацию. Ваш сын не похищен. Он пришел к нам по собственному желанию и…

— Я не… — Хиллман снова вовремя остановился.

— Не верите? Спросите у него сами, если вам представится такая возможность.

— Послушайте, — резко проговорил Хиллман. — Вы сейчас сказали, что пора перейти к делу. Так вот, где и когда я должен вручить вам деньги?

Гарантирую, что ваши указания будут в точности выполнены.

Неизвестный отреагировал на резкость Хиллмана новой грубостью.

— Не спеши, приятель! Не забывай, что хозяин положения я.

— В таком случае назовите свои условия.

— Назову, когда найду нужным, а пока, Хиллман, я, пожалуй, дам тебе еще некоторое время подумать. Ты, как видно, считаешь, что сидишь в седле. Ну так слезай и поползай на коленях!

В трубке послышались гудки отбоя.

Когда я вернулся в гостиную, Хиллман все еще стоял с телефонной трубкой в руке. Он машинально положил ее на аппарат и подошел ко мне.

— Он не захотел дать никаких доказательств, что Том жив.

— Я все слышал и могу сказать одно: так обычно ведут себя все гангстеры. Вам остается положиться на его милосердие.

— Его милосердие!.. Он разговаривал, как маньяк, наслаждающийся тем, что причиняет боль.

— Будем надеяться, что он удовлетворится той болью, которую уже причинил вам, а особенно вашими деньгами.

Хиллман опустил голову.

— По-вашему, мой сын в опасности?

— Да. Возможно, он и не маньяк, этот преступник, но, во всяком случае, не очень уравновешенный тип. Утром звонил он же?

— Он.

— Вам не показался знакомым его голос? В его тоне прозвучали какие-то нотки, я бы сказал, обида. Может, это какой-нибудь бывший служащий вашей фирмы?

— Крайне сомнительно.

— Есть ли хоть доля правды в его утверждении, что Том сам пришел к нему?

— Нет и нет! Том слишком порядочный мальчик.

— Но способен ли он здраво рассуждать?

Хиллман промолчал, видимо, считая мой вопрос излишним, подошел к бару, налил полный стакан виски и залпом выпил.

— Вы не допускаете, что Том придумал всю эту историю с вымогательством при помощи одного из своих дружков или даже нанял кого-нибудь специально для этой цели?

Хиллман высоко поднял пустой стакан, и по его внезапно побагровевшему лицу я понял, что он с трудом сдержался, чтобы не швырнуть им в меня.

— Нелепая мысль! Зачем вы мучаете меня подобными предположениями?

— Я не знаю вашего сына, а вы должны знать.

— Никогда он не поступит со мной так!

— И все же вы нашли нужным поместить его в «Забытую лагуну».

— Я был вынужден это сделать.

— Почему?

— Вы настойчиво задаете мне одни и те же идиотские вопросы! — с бешенством крикнул Хиллман.

— Я пытаюсь разобраться в состоянии Тома. Если есть хоть малейшие основания предполагать, что Том сам придумал эту историю с похищением, чтобы, скажем, отомстить вам или получить деньги, придется обратиться в полицию.

— Мистер Арчер, вы начинаете мне надоедать. Если хотите остаться в этом доме, извольте подчиняться моим условиям.

Мне захотелось плюнуть и уйти, но дело уже заинтересовало меня.

Хиллман снова налил себе виски и выпил полстакана.

— На вашем месте я бы воздержался от столь обильных возлияний, — заметил я. — Возможно, сегодня самый важный день в вашей жизни и вам предстоит принимать ответственные решения…

Глава V

Усадьбу Карлсонов, расположенную ярдах в двухстах от дома Хиллманов, я нашел по почтовому ящику с фамилией владельцев, поднялся на каменное крыльцо и постучал в дверь. Мне открыла интересная рыжеволосая женщина. Она холодно взглянула на меня зеленоватыми глазами.

— Что вам угодно?

Я решил, что если не солгу, мой визит на том и кончится.

— Я из страховой компании и…

— У нас тут не разрешается обход домов с предложением услуг.

— Я страховой инспектор, миссис Карлсон, и ничего не собираюсь вам предлагать. — Для большей убедительности я вынул из бумажника соответствующую визитную карточку (в свое время мне пришлось работать для страховых фирм).

— Вы по поводу моей разбитой машины? — удивилась она. — Я думала, все решено еще на прошлой неделе.

— Нас интересует причина аварии. Насколько я понимаю, машина была украдена?

Миссис Карлсон заколебалась.

— Да, подтвердила она. — Машина была украдена.

— Кем-нибудь из хулиганов, проживающих по соседству?

Мой прозрачный намек заставил миссис Карлсон смутиться.

— Правильно. И я очень сомневаюсь, что авария была непредумышленной. Он угнал мою машину и разбил ее только из-за неприязни.

Женщина произнесла эти слова так, словно давно ждала случая поделиться с кем-нибудь накипевшим.

— Интересная гипотеза, миссис Карлсон. Вы не возражаете, если я войду?

Миссис Карлсон впустила меня в коридор, я сел у телефонного столика и достал блокнот, а она встала рядом и облокотилась на перила лестницы.

— Чем вы можете подкрепить свою гипотезу? — спросил я, держа карандаш наготове.

— То есть что он умышленно разбил мою машину?

— Да.

Миссис Карлсон прикусила полную губу и помолчала.

— Видите ли, — заговорила она, — этот подросток — его зовут Том Хиллман — интересовался нашей дочерью. Он был очень милым мальчиком, но потом вдруг изменился к худшему. Раньше он чуть не все свое свободное время проводил у нас, и мы относились к нему как к сыну. Потом отношения испортились.

Совершенно испортились.

— Почему?

Миссис Карлсон сделала резкий жест:

— Страховой фирме, да и вообще кому бы то ни было, ни к чему это знать.

— Возможно, мне придется говорить с самим виновным, и я бы хотел предварительно уточнить кое-что. Он живет рядом с вами, не так ли?

— Если вы имеете в виду его родителей, то так. Самого же Тома они, по-моему, куда-то отправили. Мы прекратили всякие отношения с четой Хиллманов. Они, видимо, вполне приличные люди, но из-за этого мальчишки поставили себя в очень глупое положение.

— Куда же они отправили сына?

— Скорее всего в какое-нибудь специальное заведение для малолетних преступников. И правильно сделали — в последнее время он вообще вел себя отвратительно.

— То есть?

— Ну как же! Разбил мою машину, причем, вероятно, в пьяном виде. Это раз. Постоянно торчит в барах на Нижней Мэйн-стрит — уж я-то знаю. Это два.

— Он был в баре и в ту ночь, когда разбил машину?

— Надо думать, если он все лето не вылазит оттуда. А самое неприятное — он пытался и Стелле привить свои дурные склонности. Из-за этого, собственно, и произошел разрыв между нашими семьями.

Я сделал пометку в блокноте.

— Вы не могли бы уточнить свою мысль, миссис Карлсон? Нас интересует все, что имеет хотя бы косвенное отношение к дорожным происшествиям и авариям, так сказать, их социальная подоплека и фон.

— Как вам сказать… Ну, например, однажды он затащил Стеллу в один из этих ужасных кабаков. Вы только представьте себе: привести невинную шестнадцатилетнюю девочку в кабак на Мэйн-стрит! Вот тогда мы и решили, что Тома Хиллмана для нас больше не существует.

— Ну, а Стелла?

— Она у нас умница. — Миссис Карлсон бросила быстрый взгляд на верхнюю площадку лестницы. — Мы с отцом заставили ее понять, что ни к чему хорошему ее дружба с Томом Хиллманом не приведет.

— Она не причастна к этой истории с вашей машиной?

— Нисколько!

— Но это же неправда, мама, и ты знаешь, что говоришь неправду! — послышался негромкий, но ясный голос сверху. — Я сказала тебе, что…

— Молчи, Стелла! Иди и больше не вставай. Если ты так больна, что не могла пойти в школу, значит, тебе нужно лежать.

Миссис Карлсон начала было подниматься по лестнице, но навстречу ей торопливо спустилась худенькая девушка с большими, очень выразительными глазами и гладко зачесанными назад темно-русыми волосами. На ней были брюки и голубой шерстяной свитер с высоким воротником.

— Я чувствую себя гораздо лучше, — по-детски вызывающе заявила она. — Во всяком случае, чувствовала, пока не услышала, как ты лжешь про Томми.

— Как ты смеешь! Марш в свою комнату!

— Уйду, если ты перестанешь лгать.

— Заткнись!

Миссис Карлсон взбежала на несколько ступенек, отделявших ее от дочери, схватила Стеллу за плечи, с силой повернула и увела. Я слышал, как девушка твердила: «Лгунья, лгунья, лгунья…». Потом хлопнула дверь, и все смолкло.

Миссис Карлсон спустилась ко мне минут через пять со свежей косметикой на лице, в зеленой шляпе с пером, в клетчатом пальто и перчатках. Она направилась прямо к двери и распахнула ее настежь.

— Я очень спешу. Мой парикмахер сердится, когда я опаздываю.

Я вышел первым, а за мной, сильно хлопнув дверью (вероятно у нее в этом деле была большая практика), хозяйка дома.

— Где же ваша машина? — спросила она из-за моей спины.

— Я спустился на парашюте.

Миссис Карлсон остановилась и не сводила с меня глаз, пока я не дошел до конца подъездной аллеи, потом круто повернулась и снова направилась к дому.

Я дошел до ворот усадьбы Хиллманов и свернул на принадлежащую им дорогу, когда уловил среди деревьев какой-то шорох. Я подумал, что это возятся птицы, но, к моему удивлению, из-за деревьев появилась Стелла в голубой лыжной куртке с натянутым на голову капюшоном и завязанными под подбородком тесемками. В таком виде она, и без того юная, казалась совсем девочкой. Стелла кивнула мне и приложила палец к губам:

— Мне нельзя показываться, меня будет искать мать. А я думал, она торопится к парикмахеру. Очередная ложь, — решительно заявила Стелла.

Последнее время она постоянно лжет.

— Почему?

— И мать и отец всегда были прямыми людьми, но история с Томом выбила их из колеи… Как и меня.

— Тебе не следовало бы ходить под дождем, ты же больна.

— Я вполне здорова… Во всяком случае физически. Мне просто не хочется встречаться с ребятами в школе и отвечать на их вопросы.

— О Томе?

Стелла кивнула.

— Я даже не знаю, где он сейчас. А вы?

— И я не знаю.

— Вы полицейский или кто-то еще?

— Когда-то был полицейским, а теперь «кто-то еще».

Стелла вдруг отбросила капюшон куртки и прислушалась.

— Вы слышите? Мать ищет меня.

Действительно, далеко за деревьями женский голос звал: «Стелла!

Стелла!».

— Она убьет меня, но кто-то же должен раскрыть правду. Вон там, выше по склону, на одном из деревьев у Томми есть хижина… Я хочу сказать, была, он соорудил ее, когда был еще мальчишкой. Мы можем поговорить там.

Я отправился вслед за девушкой по заросшей тропинке и вскоре увидел на ветвях дуба маленькую, крытую толем хижину с приставленной самодельной лестницей, побуревшей, как и сама хижина, от непогоды. Стелла быстро вскарабкалась по ней и скрылась внутри; через ничем не прикрытое окно из хижины вылетел красноголовый дятел, уселся на соседнее дерево и принялся ругать нас. Издали все еще доносился сильный, но уже несколько хрипловатый голос миссис Карлсон.

— Хижина Робинзона, — улыбнулась Стелла, как только я присоединился к ней. Девушка сидела на краешке деревянной кровати с матрацем, но без одеяла.

— В детстве мы с Томми проводили тут целые дни. — В голосе Стеллы прозвучала тоскливая нотка — нотка сожаления о тех днях. — Но потом, повзрослев, мы перестали здесь встречаться, это выглядело бы неприлично.

— Тебе нравится Том?

— Я люблю его, и мы хотим пожениться. Пожалуйста, не подумайте о нас чего-нибудь плохого. Нам вовсе не нужно покрывать женитьбой какие-то свои грехи. — На лице Стеллы появилась брезгливая гримаса, словно од мысль о «грехах» казалась ей противной. — Мы поженимся, как только Томми закончит университет или начнет работать. В средствах мы нуждаться не будем.

— Не будете? Это как же?

— Родители Томми — люди богатые.

— А как твои родители? Они не станут возражать?

— Может, и станут, но запретить не смогут.

Я подумал, что все так и будет, если… если Томми останется жив.

Девушка, очевидно, заметила тень сомнения, скользнувшую по моему лицу, и уже другим тоном спросила:

— С Томми все в порядке:

— Надеюсь.

Стелла дернула меня за рукав:

— Где он, мистер?

— Не знаю, Стелла. Меня зовут Лу Арчер. Я частный детектив и пытаюсь помочь Тому. Ты хотела рассказать мне об аварии.

— Да, да! Я одна во всем виновата. Отец и мать пытаются выгородить меня, а это только ухудшает положение Томми.

— В тот вечер машиной управляла ты?

Девушка покачала головой:

— Меня с ним не было, но я сказала ему, что он может воспользоваться нашей машиной, взяла в комнате у матери ключ и передала ему. Мне ведь разрешено брать машину.

— Миссис Карлсон знает эти подробности?

— Оба они знают — и отец и мать, я все рассказала им в воскресенье, но они уже заявили в полицию и не захотели взять обратно свое заявление. По их словам, это не меняет того факта, что Том разбил машину.

— Но зачем она понадобилась твоему другу?

— Том сказал, что ему нужно обязательно съездить повидать одного человека, а отец не разрешает взять машину, ему за какую-то провинность вообще запрещено покидать дом. Мои родители ушли на весь вечер, а Том обещал вернуться часа через два. И кто бы мог подумать, что его не будет всю ночь!

Я ни минуты глаз не сомкнула.

— Куда же он ездил?

— Не знаю.

— А зачем?

— Тоже не знаю. Он сказал только, что это для него «мое важное дело в жизни.

— Он ничего не говорил насчет выпивки?

— Томми не пьет. Ему нужно было встретиться с кем-то…

— Например, с продавцом наркотиков?

Стелла широко раскрыла глаза.

— Мистер Арчер, почему вы все время ищите в моих словах какой-то грязный смысл?

— Наверное, потому, что мне часто приходится иметь дело с грязными людишками… Между прочим, иногда даже мать наркомана и его девушка не знают, что он принимает наркотики.

— Томми категорически против всяких наркотиков, он знает, что они сделали с некоторыми…

Девушка спохватилась и закрыла рот рукой.

— Ты хотела сказать…

— Ничего я не хотела.

Установившееся между нами взаимопонимание явно шло на убыль, и я попытался восстановить его.

— Послушай, Стелла, я роюсь в грязи вовсе не для забавы. Тому угрожает серьезная опасность. Ты обязана сказать мне, если он связан с наркоманами.

— Этим занимается кое-кто из его приятелей-музыкантов, — пробормотала девушка. — Но они не станут его втягивать.

— Что за «приятели-музыканты»?

— Ну, ребята, с которыми он этим летом играл на пианино, пока не запретил отец. Томми ходил на их воскресные концерты в «Баре на этаже».

— В один из тех кабаков, о которых говорила мать?

— Это не кабак, и ни в какие кабаки Томми меня не приглашал. Просто удобное место, где они собираются и играют. Он хотел, чтобы я послушала.

Томми — хороший пианист, и они даже звали его в свой ансамбль.

— Кого из участников ансамбля ты знаешь?

— Только одного — Сэма Джекмена. Он когда-то работал гардеробщиком в пляжном клубе, а теперь играет на тромбоне. В ансамбле есть еще саксофонист, трубач и барабанщик, но их я не знаю.

Порыв холодного ветра проник в окно хижины, и Стелла вздрогнула. Голоса миссис Карлсон уже не было слышно. Я испытывал неловкость, задерживая девушку так долго, но мне хотелось услышать от нее все, что она знала.

— Скажи, Стелла, как по-твоему, субботняя поездка Тома имела какое-нибудь отношение к его приятелям-музыкантам?

— Нет. Он бы сказал мне. Это было что-то более секретное.

— Он так и сказал — «секретное»?

— А зачем ему нужно было говорить? Я видела, как он волновался.

— По-хорошему или по-плохому?

Девушка пожала плечами:

— Какая разница? Во всяком случае, он не выглядел испуганным, если это вас интересует.

— Я хочу выяснить, не болен ли он.

— Болен?!

— Да… Какое-нибудь нервное заболевание.

— Ужасная глупость!

— Тогда почему отец Тома увез его из дому?

— Увез?! — Стелла так близко наклонилась ко мне, что я почувствовал на лице ее дыхание. — Куда увез? В психиатрическую больницу?

— Нечто вроде того — в школу «Забытая лагуна». Но я очень тебя прошу: ни слова об этом родителям.

— Не беспокойтесь. Я не посвящаю их в свои секреты… Так вот он где!

Ну и лицемеры! — На глазах девушки блеснули слезы. — Вы сказали, ему угрожает опасность… Они что, хотят сделать ему трепанацию черепа, как в пьесе Теннесси Уильямса?

— Нет. Там, где он был, ему ничто не угрожало. Но позавчера вечером он бежал из школы и попал в руки преступников.

— Каких преступников?

— Вот это я и пытаюсь установить. Может, это его приятели из «Бара на этаже»?

Стелла отрицательно покачала головой. От холода у нее уже начали синеть губы, и я решил прекратить разговор.

— Тебе, пожалуй, пора возвращаться, Стелла.

Девушка сложила руки на груди.

— Я не уйду, пока вы не расскажете мне все. Я не ребенок.

— Признаться, я не хотел говорить тебе, а то, что сказал, не подлежит огласке и лишь ухудшит положение, если дойдет до ушей тех, кто не должен знать.

— Все крутятся вокруг да около, вокруг да около! — с ноткой презрения воскликнула Стелла. — Точь-в-точь как мой отец… Скажите, за Томми требуют выкуп?

— Да, но мне кажется, что тут не совсем обычное похищение. Не исключено, что Том пришел к этим людям добровольно.

— Откуда это известно?

— Так заявил один из них.

Стелла наморщила лоб.

— Тогда почему же Томми угрожает опасность?

— Но если он знает этих людей, они вряд ли отпустят его. Из опасения, что он выдаст их.

— Пожалуй. Значит, не зря я боялась, что он влип в какую-то историю. А его мать ни слова мне не сказала! Я уж начала думать, что Томми покончил с собой, а они скрывают.

— Почему у тебя возникла такая мысль?

— Утром после аварии он позвонил мне, и мы встретились здесь, в хижине.

Мне бы не надо этого говорить, но… вы же были откровенны со мной. Он хотел еще раз повидать меня и попрощаться навсегда.

— Он говорил что-нибудь о самоубийстве?

— Нет, но был очень подавлен и сказал, что никогда не вернется домой. Я прямо извелась и только вот сейчас немножко успокоилась — после того, что вы рассказали мне… Но зачем ему понадобилось идти к преступникам?

— Пока неясно. Скажи, Стелла, а вот эта авария… Не пытался ли он действительно покончить с собой?

— Все может быть, — вздрогнула девушка. — Он же сказал, что не хочет возвращаться, но не объяснил почему.

— Возможно, мне удастся что-нибудь выяснить, когда я осмотрю разбитую машину. Кстати, где она?

— У Ринго, на его площадке для металлолома. — Девушка поднялась и беспокойно переступила с ноги на ногу. — Мама, наверно, уже собирается разыскивать меня с помощью полиции. Вы сообщите мне, если узнаете о Томми что-нибудь новое?

— Пожалуй, будет трудновато, учитывая настроение твоей матери. Почему бы тебе не связаться со мной, как только представится возможность? Вот по этому телефону ты всегда сможешь меня найти. — Я подал ей свою визитную карточку.

Стелла поблагодарила, быстро спустилась по лестнице и исчезла среди деревьев.

Глава VI

Я вернулся в город и свернул на главную улицу. Здесь, в старых, обветшавших домах, размещались многочисленные дешевые кафе, бильярдные и лавки, торговавшие всякой рухлядью. Мокрые от дождя тротуары были почти безлюдны.

Я поставил машину перед магазином спортивных товаров и справился у владельца, где находится «Бар на этаже». Он показал на запад, к морю, и заметил:

— Днем бар обычно закрыт.

— А где гараж Ринго?

— В трех кварталах к югу отсюда, на Сенджер-стрит, перед первым светофором после железнодорожных линий.

Я поблагодарил его.

— Не стоит благодарности. — Это был человек средних лет, с усами песочного цвета, явный неудачник, пытающийся скрыть свои беды и огорчения под напускной жизнерадостностью. — Могу продать водонепроницаемый чехол для шляпы.

— Сколько?

— Доллар и два цента.

Я не возражал, и он надел чехол на мою шляпу.

— Конечно, красоты он не прибавляет, но…

— Красота — понятие относительное.

— Вот именно, — улыбнулся он. — Я сразу понял, что вы умный человек.

Мое имя Боткин, Джозеф Боткин.

— Лу Арчер.

Мы обменялись рукопожатиями.

— Рад познакомиться. Надеюсь, вы не сочтете меня излишне любопытным, если я спрошу, почему такой человек, как вы, захотел выпить в заведении вроде «Бара на этаже»?

— А почему бы и нет?

— Не нравится мне, как там ведутся дела. Эта забегаловка компрометирует весь наш район, хотя он и так не блещет своей репутацией.

— Как же именно там ведутся дела?

— Ну взять хотя бы такой факт: в баре все вечера напролет околачиваются подростки, причем, оказывается, с разрешения хозяев.

— А чем еще они занимаются, хозяева?

— Я, кажется, разболтался. — Торговец взглянул на меня и прищурился. — Не слишком ли много вы задаете вопросов? Вы, часом, не из финансовых органов? Одним словом, бар открывается в пять вечера…

Было двадцать минут пятого. Я вернулся к машине и, выехав на Сенджер-стрит, без труда отыскал гараж Ринго, окруженный высоким деревянным забором, на котором большими белыми буквами была намалевана фамилия владельца. Я миновал ворота и направился к открытой двери конторки, где меня дружелюбно встретила черная овчарка. Вслед за ней из конторки вышел коренастый толстяк с большим, туго обтянутым клетчатой рубашкой животом.

— Извините, мы не ожидали клиентов… Лев, ты не укусишь его, правда?

Овчарка повела на меня глазами и, разинув пасть, высунула длинный язык.

— Чем могу быть полезен, мистер? — спросил Ринго.

— Я хочу взглянуть на машину. Ринго обвел рукой двор гаража.

— У меня их сотни, — хмыкнул он, — но ни на одной из них вы не сможете выехать отсюда.

— Мне нужно осмотреть одну конкретную машину, — ответил я, предъявляя визитную карточку страхового агента, одну из тех, что всегда имел при себе для подобных визитов. — Это довольно новый, насколько мне известно, «додж», принадлежавший некоей миссис Карлсон и разбитый примерно неделю назад.

— Знаю. Сейчас покажу.

Ринго надел черный прорезиненный плащ, и мы в сопровождении Льва пошли по узкой дорожке между двумя рядами разбитых машин. Один вид продавленных радиаторов и капотов, разбитых вдребезги ветровых стекол, оторванных бамперов, рваных сидений и лопнувших покрышек наводил на мысль о мировой катастрофе.

— Все машины в этом ряду совершенно негодные, — пояснил Ринго. — Машина миссис Карлсон — вторая с конца, а вон тот «понтиак», — сразу за ней, доставлен позже. Машины неслись навстречу друг другу и столкнулись на полном ходу. Оба водителя погибли. — Он вздрогнул. — Без крайней необходимости я никогда не езжу по автострадам.

— А при каких обстоятельствах была разбита машина Карлсон?

— Ее самовольно взял покататься мальчишка Хиллманов, проживающих по соседству с Карлсонами. Вы же понимаете, как обращаются с чужой машиной эти сопляки! По словам регулировщиков, он прозевал поворот, съехал с дороги, пытался снова выбраться на нее, но перевернулся и врезался в дерево.

Я подошел к машине и осмотрел ее со всех сторон. На крыше кузова, на капоте и на бамперах виднелись глубокие вмятины, словно кто-то в ожесточении колотил по ней кувалдой. Ветровое стекло отсутствовало, распахнутые дверцы чудом держались на петлях. Тщательно осматривая машину, я обнаружил в щели между сиденьем водителя и спинкой небольшой кусок белого пластика с прикрепленным к нему латунным ключом и надписью: «№ 7. Мотель «Дак».

— Осторожно, не порежьтесь обо что-нибудь, — предупредил Ринго. — Что вы, собственно, ищите?

Прежде чем повернуться к Ринго, я незаметно сунул ключ в карман.

— Не могу понять, как мальчишка остался цел.

— Он ведь держался за рулевое колесо, а оно, на его счастье, не сломалось.

— А нельзя ли допустить, что он разбил машину умышленно?

— Сомневаюсь. Нужно быть психом, чтобы пойти на это, хотя от нынешних мальчишек можно ожидать чего угодно.

— Кто-нибудь мог быть с ним в машине?

— Тоже сомнительно. У сидений нет привязных ремней, значит, пассажиры здорово бы пострадали. — Ринго взглянул на небо и нетерпеливо добавил: — Знаете, мистер, если вас интересуют подробности, обратитесь в дорожную полицию, а мне пора закрываться.

Часы показывали пять без десяти, и я вернулся к «Бару на этаже». Внутри уже горело несколько лампочек, но дверь все еще была закрыта. Я вынул из кармана найденный ключ и принялся размышлять, как он оказался в разбитой машине. Помимо всего прочего, это могло означать, что изящная миссис Карлсон неверна своему супругу.

Вскоре после пяти низенький человек в красном пиджаке открыл дверь бара и встал за стойку. Я вошел и сел напротив него. Теперь он показался мне значительно выше. Заглянув за стойку, я увидел, что он стоит на деревянной платформе высотой около фута.

— Там мне удобнее наблюдать за залом, — объяснил бармен и ухмыльнулся:

— Вот моя жена ростом около шести футов и соответствующего телосложения.

Кстати, ей давно бы пора быть тут, — недовольно добавил он, взглянув на часы. — Вам что?

— Коктейль из виски с лимонным соком и фруктами… Вы хозяин?

— Я и жена — партнеры.

— А тут у вас неплохо, — заметил я, хотя ничего особенного не видел — все, как в посредственных барах и дешевых ресторанах с третьеразрядными варьете. У двери в кухню, прислонившись к стене, стоял старик — официант и, казалось, дремал.

— Спасибо. Мы рассчитываем еще кое-что улучшить. — Разговаривая, бармен ловко готовил коктейль. — Я что-то не помню вас. Вы раньше не заглядывали к нам?

— Я из Голливуда. Говорят, у вас выступает довольно приличный джаз.

— Верно.

— Он и сегодня будет играть?

— Нет, только по пятницам и субботам. В обычные дни у нас маловато клиентов, а музыкантам надо платить. Вы антрепренер?

— Иногда я представляю некоторых музыкантов. У меня агентство в Лос-Анджелесе.

— Сэм захочет поговорить с вами. Он руководитель джаза.

— А как с ним связаться?

— Проще простого. У меня есть его адрес. Минуточку.

В бар вошла молодая особа с пышной фигурой, стянула с себя прозрачный плащ и, небрежно скатав, сунула под прилавок. У нее был римский нос, а на груди поблескивало несколько ожерелий, словно у какой-нибудь опереточной дивы.

— Опаздываешь, — сурово взглянул на нее владелец бара. — Ты же знаешь, я не могу работать без старшей официантки.

— Извини, Тони. Рейчел снова задержалась.

— Найди другую няню.

— Но Рейчел так хорошо относится к ребенку! Нельзя же взять совершенно незнакомую женщину.

— Ну хватит, сейчас не время болтать. Отправляйся на свое место.

— Да, мистер Наполеон!

С обиженным видом женщина отошла от стойки и встала у двери, в которую по двое и по трое все чаще входили посетители, в большинстве совсем юные или молодые. Весело смеясь и болтая, встряхивая своими драгоценностями, женщина рассаживала их за столиками.

Бармен наконец вспомнил обо мне:

— Вот адрес Сэма Джекмена. Телефона у него нет, но он живет почти рядом.

Он передал мне листок из блокнота, на котором карандашом было написано:

«Мимоза, дом 169, квартира 2».

Это был старый, с облупившимся фасадом дом, недалеко от железной дороги. Массивная входная дверь оказалась открытой, и я вошел в коридор, запинаясь о вспучившийся паркет. На двери справа висела на гвозде металлическая цифра 2.

На звук моих шагов из двери выглянул человек с желтым лицом мулата, в рубашке с закатанными рукавами.

— Вам кого?

— Сэма Джекмена.

— Это я. — Его, казалось, удивило, что он мог кому-то понадобиться.

— У меня к вам важное дело, мистер Джекмен.

— Пожалуйста, — кивнул он.

— Моя фамилия Лу Арчер. Я частный детектив. К вам можно?

— Н… не знаю, право… Жена весь день на работе… В квартире беспорядок… А впрочем, входите.

Джекмен попятился, будто боялся повернуться спиной, и пропустил меня в квартиру, состоящую из одной большой комнаты. На высоком потолке виднелись пятна и подтеки, на окнах висели порванные занавески. У стены за ширмой стояли фанерный шкаф и газовая плита. Мебель в комнате, включая неубранную двуспальную кровать в углу, была изрядно подержанной, пол ничем застлан.

Диктор на экране маленького телевизора у кровати деловито перечислял сегодняшние дорожные происшествия.

Джекмен выключил телевизор, взял сигарету, тлевшую на какой-то металлической крышке, и присел на край кровати. По запаху я определил, что сигарета была без марихуаны. Джекмен сидел молча и неподвижно, ожидая моего объяснения о цели визита. Я уселся напротив него.

— Я ищу Тома Хиллмана, мистер Джекмен.

Он бросил на меня быстрый взгляд, в котором промелькнул страх, потом неторопливо затушил сигарету и опустил окурок в карман рубашки.

— Я и не знал, что он потерялся.

— Тем не менее это так.

— Жаль. А почему, собственно, вы решили, что найдете его здесь? — Он обвел комнату широко раскрытыми глазами. — Вас прислал мистер Хиллман?

— Нет.

Джекмен не поверил:

— А может, все-таки мистер Хиллман? Он уже приставал ко мне.

— Почему?

— Я… интересовался его сыном, — осторожно, подбирая слова, ответил Джекмен.

— Что значит — интересовались?

— Да просто так, по-человечески… Однажды я услышал, как он бренчал на пианино. Прошлой весной. Я тоже подсел к инструменту. Я не пианист, но некоторые мелодии ему понравились, и я показал, как их играть. И с тех пор почему-то стали считать, что я оказываю на него дурное влияние.

— Кто же так считает?

— Прежде всего мистер Хиллман. Он и добился, что меня выгнали из клуба, где я в то время работал. Ему, видите ли, не хотелось, чтобы его дорогой сынок общался с такими людьми… Если вас прислал не мистер Хиллман, то кто же?

— Некто по фамилии доктор Спонти.

И снова в глазах Джекмена мелькнул страх.

— Спонти?! Вы хотите сказать…

— Продолжайте, продолжайте, Джекмен!

— Ничего я не знаю, мистер.

— А я вот думаю, что знаете, и знаете немало. Я буду сидеть здесь, пока вы не заговорите.

— Дело ваше, — пробормотал Джекмен.

— Вы знаете доктора Спонти?

— Слышал такую фамилию.

— Вы видели Тома Хиллмана в течение двух последних дней?

Джекмен отрицательно покачал головой, но, судя по выражению лица, понимал, что я ему не поверил.

— Откуда вам известна фамилия Спонти?

— От моей родственницы, она работала на кухне в его школе. Теперь, наверное, вы будете считать меня соучастником?

— Соучастником чего?

— Чего угодно. Любого преступления, о котором я даже и знать не буду.

— Послушайте, такой разговор ничего мне не дает.

— А мне? Все, что я ни скажу, вы используете против меня, не так ли?

— Похоже, что у вас не совсем безупречное прошлое.

— Неприятности, конечно, были. — Джекмен долго молчал, потом добавил: — Жаль, что и Томми Хиллману не удалось их избежать.

— Кажется, вы расположены к нему.

— Мы сразу понравились друг другу.

— Вот и расскажите о нем побольше. Только затем я и пришел.

Мои слова прозвучали не совсем искренне. Я не доверял Джекмену, и он понимал это.

— Я думаю иначе. Я думаю, вы хотите вернуть его в «Забытую лагуну».

Поправьте меня, если я ошибаюсь.

— Да, вы ошибаетесь.

— Не верю. — Он теперь неотрывно смотрел на мои руки, словно опасался, что я вот-вот начну избивать его, как, очевидно, кто-то избивал недавно, судя по следам ударов у него на лице. — Не обижайтесь, но я не верю.

— Вы знаете, где сейчас Томми?

— Нет, не знаю. Во всяком случае, на свободе он будет чувствовать себя лучше, чем дома. Отец не имел права отправлять его в эту школу.

— Мне тоже так говорили.

— Кто?

— Одна женщина в заведении Спонти. По ее мнению, Том вполне нормальный подросток, и ему нечего там делать. Видимо, Том придерживался того же мнения, потому что в субботу вечером сбежал.

— И правильно сделал.

— Не совсем. В школе он по крайней мере был в безопасности.

— А он и сейчас в безопасности, — вдруг сказал Джекмен и, спохватившись, с глупым видом улыбнулся, пытаясь выдать свои слова за шутку.

— Но где же он?

Джекмен пожал плечами:

— Я уже говорил, что не знаю.

— Откуда же вам известно, что он на свободе?

— Иначе Спонти не прислал бы вас.

— Быстро вы сообразили! Но все-таки, Сэм, вам придется сказать правду.

Джекмен вскочил, быстро подошел к двери и повернулся ко мне с видом человека, ожидающего обнаружить у себя перед глазами дуло пистолета.

— А чего вы ждете от меня? — крикнул он. — Вы хотите, чтоб я сам надел себе на шею веревку, на которой Хиллман повесит меня?

Я подошел к нему.

— Отойдите! — воскликнул Джекмен и поднял руку, прикрывая голову.

— Прекратите истерику!

— Я не могу иначе. Хиллман выгнал меня с работы только за то, что я учил его сына музыке, а сейчас снова поднимает скандал. В чем я виноват теперь-то?

— Ни в чем, если его сын в безопасности, а вы сказали, что это так.

Сэм, мы же можем, наконец, найти общий язык! Вам нравится парень, вы не хотите, чтобы с ним случилось что-нибудь плохое, и я не хочу этого. Поймите, я пытаюсь спасти Тому жизнь и думаю, что вы могли бы мне помочь.

— Как?

— Давайте сядем и спокойно поговорим. Кстати, перестаньте видеть во мне Хиллмана всякий раз, когда смотрите на меня.

Джекмен отошел от двери и присел на кровать.

— Так вот, Сэм, вы видели его в течение двух последних дней?

— Кого? Мистера Хиллмана?

— Не прикидывайтесь идиотом. Рано или поздно вам придется сказать, когда вы видели парня последний раз. Или вы предпочитаете торчать у телевизора и ждать сообщения, что его труп найден в какой-нибудь канаве?

Итак, когда вы видели Тома?

Джекмен глубоко вздохнул.

— Вчера. Целым и невредимым.

— Он приходил сюда?

— Нет. Здесь он никогда не был. Вчера во второй половине дня он заходил в «Бар на этаже» через черный ход и пробыл всего минут пять.

— Как он был одет?

— В спортивные брюки и черный свитер.

— Вы с ним разговаривали?

— Я сыграл для него отрывок одной мелодии, которая ему особенно нравится, он подошел и поблагодарил меня, вот и все. Я не знал, что он сбежал из школы. Черт возьми, но он был со своей девушкой!

— Со Стеллой?

— Нет, с другой, постарше.

— Как ее имя?

— Он никогда не называл мне ее имени. Да я и видел-то ее всего раза два. Я не одобрял его выбор, и Томми это знал. Она годится ему в матери.

— Вы можете сообщить ее приметы?

— Крашеная блондинка с распущенными по нынешней моде волосами, голубые, сильно подведенные глаза. Размалевана так, что трудно сказать, какова она в натуре.

Я вынул блокнот и сделал несколько пометок.

— Чем она занимается?

— Скорее всего, артистка. Мы с ней и парой слов не обменялись, но выглядит она, как артистка.

— Сколько ей лет?

— Я в ее метрики не заглядывал, но думаю, лет тридцать. А наряжается как молоденькая — юбка выше колен…

— Что было на ней вчера?

— Темное или синее платье с блестками и очень низким вырезом… Мне не понравилось, когда я увидел, как Том обнял ее.

— Вы когда-нибудь видели ее с другими мужчинами?

— Нет. Я уже говорил, что видел ее один или два раза, и только с Томом.

— Так один или два раза?

Джекмен на минуту задумался.

— До вчерашнего дня дважды. Первый раз недели две назад, в воскресенье, когда он пришел с ней на наш концерт. Она была пьяна и заявила, что хочет танцевать. Видите ли, джазы, которые играют специально для желающих потанцевать, облагаются более высокими налогами, поэтому танцы в баре запрещены. Когда ей сказали об этом, она раскричалась и утащила Тома.

— Ну, а второй раз?

Джекмен замялся, но потом все же ответил:

— Дней десять назад, вечером в пятницу. Они пришли уже около полуночи и заказали по бутерброду. В перерыве я прошел мимо их столика, но Том не пригласил меня присесть и не познакомил со своей приятельницей. Да я и не напрашивался, тем более что разговор у них был жаркий.

— Вы не слышали, о чем шла речь?

— Слышал, — с внезапным ожесточением заявил Джекмен. — Она говорила ему, что ей нужны деньги, чтобы уйти от мужа.

— Вы уверены, что не ослышались?

— Уверен на все сто.

— А Том? Он что?

— А Том сидел как окаменелый.

— Он был пьян?

— Нисколько. Она одурманила его чем-то почище вина.

— Наркотиками?

— Да нет, я не в том смысле, я вот об этом. — И Джекмен нарисовал в воздухе женскую фигуру.

— Однако вы сказали «одурманила»!

— В переносном смысле. — Джекмен машинально погладил руку выше локтя.

— Вы колетесь?

— Нет, сэр… Я болен телевидением, — смущенно улыбнулся Джекмен.

— Покажите-ка руки.

— Не обязан.

— Я лишь хочу проверить вашу правдивость, и больше ничего.

Джекмен не стал артачиться, закатал рукава и показал тонкие желтые руки, испещренные следами старых уколов.

— Семь лет назад меня выписали из больницы после принудительного лечения, и с тех пор, слава богу, ни-ни…

— Вот и превосходно, мистер Джекмен. Скажите как опытный человек: Том употребляет наркотики?

— Как опытный человек отвечаю: нет, не употребляет. Я читал ему целые лекции на эту тему, и он, по-моему, хорошо их усвоил, хотя у музыкантов много соблазнов… Жаль, не рассказал ему кое-что о женщинах.

— Я что-то не слышал, чтобы это помогало… Вы когда-нибудь видели Тома и блондинку в компании с другими?

— Нет.

— Он знакомил ее с кем-нибудь?

— Сомневаюсь. Он явно хвастался ею, но держал только для себя.

— Вы не знаете ее фамилии?

— Откуда же?

Я встал и поблагодарил Джекмена.

— Извините, если я грубо обошелся с вами.

— Со мной обращались и грубее…

Глава VII

Мотель «Дак» находился на окраине города или, точнее, в довольно захудалом пригороде Приморском. Двенадцать или пятнадцать коттеджей мотеля, выкрашенные в ядовито-зеленый цвет, были разбросаны на площадке перед обрывом. На грязном щебне перед нами стояло несколько машин старых моделей.

Дождь прекратился, и с запада из разрыва между тучами пробивался желтый свет, словно зажженный кем-то специально, чтобы показать все убожество мотеля.

Я поставил машину около домишки с вывеской «Контора» и вошел. На прилавке стояла картонка с написанной от руки просьбой нажать кнопку звонка «Для вызова владельца», что я и сделал, однако безрезультатно: звонок не работал. Нагнувшись над прилавком, я обнаружил на полке под ним телефон и металлический ящик для картотеки с пятнадцатью пронумерованными секциями. В регистрационной карточке на коттедж номер семь имелась запись трехнедельной давности, гласившая, что «мистер и миссис Роберт Браун» платят за него столько-то долларов еженедельно. Графы карточки для домашнего адреса и номера машины остались незаполненными.

За моей спиной скрипнула дверь, и в контору ввалился рослый старик с лысой, как у кондора, головой. Он выхватил у меня карточки и сердито спросил:

— Чем вы тут занимаетесь?

— Проверяю.

— Проверяете?! Что проверяете?

— Здесь ли еще мои знакомые Боб Браун и его жена.

Старик поднял карточку к свету и уставился в нее, беззвучно шевеля губами.

— Здесь, — подтвердил он. — Во всяком случае, еще утром были здесь.

Старик посматривал с явной подозрительностью. Очевидно, знакомство с Браунами не служило в его глазах хорошей рекомендацией. Я попытался расположить его к себе.

— У вас есть сейчас свободный коттедж?

— Целых десять, выбирайте любой.

— И во сколько он мне обойдется?

— Все зависит от срока…

— Пожалуй, я сначала потолкую с Браунами, спрошу, долго ли они еще пробудут здесь.

— Чего не знаю, того не знаю. Они прожили у меня три недели. — Старик почесал подбородок. — Вам, если вы приехали один, я могу сдать коттедж номер восемь совсем недорого. Он рядом с коттеджем, который снимают Брауны.

— Все же я поговорю с ними.

— Попытайтесь, хотя вряд ли застанете их дома.

Коттедж номер семь оказался на замке. На мой стук никто не ответил. Я повернулся, собираясь уйти, и увидел хозяина мотеля. Он стоял у коттеджа номер восемь, и как только я подошел к нему, церемонно распахнул дверь.

— Вот взгляните. Могу сдать за полцены, если вы действительно хотите пожить здесь.

Я переступил порог и вошел в холодную, мрачную комнату. Стены были покрыты той же неестественно зеленой краской, что и весь коттедж. Лучи солнца, проникая сквозь щели жалюзи, падали на тощую постель и потрепанный ковер на полу. Я слишком часто ночевал в подобных комнатах, чтобы решиться провести тут хотя бы одну ночь.

— Здесь чисто, не сомневайтесь, — заметил старик.

— А я и не сомневаюсь, мистер Дак.

— Я сам убирал… Кстати, я не Дак. Моя фамилия Станислаус. Дак продал мне мотель несколько лет назад, но я все не соберусь сменить вывеску. Да и смысла нет: скоро здесь все снесут и построят многоквартирные дома. Так как вы решаете?

— Все зависит от планов Брауна и его жены.

— На вашем месте я не стал бы связывать свои планы с планами Браунов.

— Это как же понимать, мистер Станислаус?

— Он же скандалист, каких свет не видел! Вы-то, конечно, знаете, как он относится к своей маленькой жене-блондиночке. Я пытался образумить его, да где там! «Не суйте, — говорит, — нос в чужие дела»! Хоть он и ваш друг, я…

— Не такой уж он мне друг… Неужели он стал вести себя еще хуже?

— Сегодня при мне несколько раз ударил жену. Я бы мог выгнать его из мотеля, да поможет ли это женщине? Он бил ее только за то, что она позвонила кому-то. Все время держит ее взаперти, как в тюрьме… Вы давно знакомы с Брауном?

— Не очень, — неопределенно ответил я. — Мы познакомились в Лос-Анджелесе.

— В Голливуде?

— Да, в Голливуде.

— Это правда, что она имела какое-то отношение к кино? Однажды она упомянула, что в свое время снималась, но он тут же прикрикнул на нее.

— Похоже, что их брачный союз трещит по всем швам.

— Вот именно. Готов поспорить, вас интересует не он, а она. По-моему, страстная бабенка. Был бы я в ваших годах, обязательно приударил бы за ней!

— Да и я не так уж молод.

— Не скромничайте… А ей, знаете, нравится молодежь. Между нами говоря, она ведь встречается с каким-то юношей.

Я быстро достал фотографию Тома, полученную от Элейн Хиллман.

— С ним?

Станислаус взял фотографию и, держа ее в вытянутой руке, подошел к окну.

— Он. Интересный парень. И фотография отличная. Откуда она у вас? — поинтересовался он, возвращая снимок.

Я сказал ему правду или, во всяком случае, часть правды:

— Он сбежал из школы-пансионата, а я частный детектив, которому поручено его найти.

На лице Станислауса отразился страх.

— Я не могу отвечать за то, что делают мои жильцы! — воскликнул он.

— Я вас ни в чем не обвиняю.

Старик, казалось, не слышал моих слов.

— Дайте-ка фотографию, хочу взглянуть еще раз, — попросил он.

Я протянул ему снимок. Едва взглянув на него, Станислаус покачал головой:

— Так оно и есть, я ошибся! Годы… Глаза уже не те… Я никогда не видел этого парня.

— Но вы только что сказали…

— Я ошибся! А вы хороши! Втирали мне очки насчет коттеджа, а в действительности хотели впутать в какую-то историю. Напрасно старались! Со мною такие штучки не проходят — ученые! А теперь катитесь-ка отсюда, не то я позову шерифа.

Только этого мне и не хватало! Я и без того опасался, что уже насторожил преступников и осложнил возвращение Тома. Не отвечая старику, я направился к своей машине.

Глава VIII

У подъезда, позади «кадиллака» Хиллманов, стояла синяя машина. Из дома навстречу мне вышел спортивного вида молодой человек. На нем был дорогой костюм, на руке висел плащ из крокодиловой кожи, а под плащом угадывалось что-то тяжелое, по форме похожее на револьвер.

— Не наставляйте свою пушку на меня. Я без оружия.

— Я х…хочу з…знать, кто вы, — слегка заикаясь, сказал молодой человек.

— Я Лу Арчер, а вы?

— Дик Леандро.

— Опустите револьвер, — напомнил я. — Лучше направьте его на собственную ногу.

Леандро опустил руку, плащ соскользнул, и я увидел, что он держит большой старый револьвер. Леандро подобрал плащ и сконфуженно взглянул на меня. Ему было лет двадцать с небольшим. Карие глаза, темные курчавые волосы. Он, похоже, понимал, что привлекателен собой.

— Вы уже здесь, следовательно, деньги тоже здесь, — заметил я.

— Да. Я привез их из конторы несколько часов назад.

— Хиллман сказал вам, кому передать?

Леандро покачал головой:

— Нет, мы еще ждем.

Я нашел Хиллманов внизу» в комнате с телефоном. Они сидели рядом на кушетке около окна, выходившего на площадку перед подъездом. Ожидание как-то сразу состарило обоих. В лучах предзакатного солнца их лица казались пепельными. Элейн вязала, и ее руки двигались быстро и точно, словно жили сами по себе, независимо от их обладательницы жизнью.

Хиллман поднялся и бережно, как ребенка, положил на кушетку сверток, который до этого держал в руках.

— Хелло, Арчер, — тусклым голосом приветствовал он меня.

Я хотел сказать ему что-нибудь ободряющее, но его взгляд, в котором одновременно читались и боль и одиночество, остановил меня.

— Вы провели долгий и тяжелый день.

Хиллман медленно кивнул, миссис Хиллман всхлипнула.

— Почему тот человек не дает о себе знать? — спросил Хиллман.

— Трудно сказать. Похоже, умышленно нагнетает напряжение.

Элейн Хиллман резко отодвинула от себя вязанье, оно упало на пол. На ее увядшем, но все еще красивом лице появилась гримаса боли.

— Но он держит нас, словно на раскаленной сковороде. Зачем?

— Возможно, ожидает наступления темноты. Уверен, что он скоро объявится. Двадцать пять тысяч долларов — слишком соблазнительная приманка.

— Да пусть он получает эти тысячи, пусть получает больше! Почему бы ему просто не взять деньги и не вернуть нашего мальчика?

— Элейн, держи себя в руках, — посоветовал муж, прикасаясь к ее светло-золотистым волосам. — Бесполезно задавать вопросы, на которые невозможно ответить.

Его слова утешения прозвучали холодно и натянуто.

Элейн провела руками по лицу и в молитвенном жесте прижала их к груди.

Она дрожала. Опасаясь, что с ней вот-вот произойдет истерика, я сказал Хиллману:

— Я бы хотел поговорить с вами с глазу на глаз. Мне стали известны кое-какие факты, и вам тоже следовало бы их знать.

— Можете говорить при Элейн и Дике.

Только тут я заметил, что Леандро стоит у двери.

— Я бы предпочел переговорить с вами наедине.

— Меня не интересует, что предпочитаете вы. Здесь решаю я. Говорите.

— Ну что ж, пожалуйста… Вашего сына видели в обществе замужней женщины, некоей Браун. Она блондинка артистического типа, значительно старше его и, видимо, интересуется им из-за денег. Не исключено, что миссис Браун и ее муж причастны к вымогательству.

Элейн, явно шокированная, умоляюще протянула ко мне руки.

— Что значит — «в обществе женщины»?

— Он бывал у нее и неоднократно появлялся с нею в общественных местах.

В частности, их видели вместе вчера, во второй половине дня.

— Где? — спросил Хиллман.

— В «Баре на этаже».

— Кто говорил вам об этом?

— Один из служащих бара. Он встречал их там и раньше и назвал миссис Браун подружкой Тома… Их видел и хозяин мотеля, где проживает чета Браунов. Том бывал и там.

— Сколько ей лет?

— Лет тридцать, а возможно, и больше. Очевидно, недурна собой.

Элейн Хиллман подняла на меня глаза, полные ужаса.

— Вы хотите сказать, что у Тома роман с этой… дамой?

— Я только сообщаю факты.

— Ни одному вашему факту я не верю! Это какое-то чудовищное недоразумение!

— Вот именно, — вмешался Дик Леандро. — Том всегда был порядочным мальчиком.

Хиллман молчал. Возможно, потому, что знал о сыне больше, чем другие.

Он сел рядом с женой и пододвинул к себе сверток.

— Но главное сейчас не его нравственность, — продолжал я. — Главное — с кем он спутался, что это за люди и что они намерены сделать с ним или, возможно, при его помощи с вами.

— Я что-то не понимаю, — повернулся ко мне Хиллман.

— Мы не должны исключать возможность того, что Том не жертва вымогателей, а соучастник. Вчера его видели с миссис Браун, а тот, кто звонил вам по телефону (это мог быть сам Браун), заявил, как вы помните, что Том пришел к ним добровольно.

Элейн Хиллман уставилась на меня немигающими глазами и голосом, от которого я невольно поежился, проговорила:

— Вы лжете! Я знаю моего сына… Ральф, что говорит этот отвратительный человек?!

— Тебе лучше уйти, Элейн, — сказал Хиллман, обнимая жену. — Пойдем, я дам тебе что-нибудь успокоительное.

Хиллман помог жене встать и, покидая комнату, бросил на меня укоризненный взгляд. Элейн двигалась, как больная, тяжело опираясь на мужа.

Сейчас, после их ухода, Дик Леандро оставил свой пост у двери и уселся на кушетку рядом с деньгами.

— А здорово вы проняли Элейн своей трепотней! Она чувствительная женщина и очень строга в вопросах секса. Кстати, она без ума от Томми и не потерпит, чтобы о нем говорили плохое.

— А разве я говорил о нем плохое?

— Да я-то не заметил… В последнее время на Тома свалилось столько неприятностей — эта история с машиной и все такое, а тут еще вы со своей новостью, что он стал завсегдатаем разных злачных заведений.

— Ничего подобного я не утверждал.

— Может быть, но я понял вас… Кстати, где ж… живет эта ос… особа?

Кому-то следовало бы навестить ее и допросить.

— Похвальная инициатива! — заметил я.

— Ну, так как же? — не заметив моей насмешки, продолжал Леандро. — Я г… готов.

— Вы принесете больше пользы, если останетесь здесь караулить деньги…

Послушайте, а почему Хиллман поручил именно вам доставить сюда эти двадцать пять тысяч? Вы что, старый друг семьи?

— Пожалуй. Я з… знаю мистера Хиллмана с того времени, когда сам был еще вот таким. — Леандро провел рукой на высоте своих колен. — З… замечательный человек. Помог мне окончить колледж, а потом устроил на работу к своему брокеру. Относится ко мне, как отец.

Я не мог отделаться от ощущения, что все это у Леандро напускное.

Артист на сцене, да и только!.. А он между тем продолжал:

— Меня ведь можно назвать сиротой. Мои родители разошлись, когда я был совсем маленьким. Отец уехал отсюда. До этого он работал на заводе мистера Хиллмана.

— Вы хорошо знаете Тома?

— Разумеется. Неплохой парень, только чересчур з… заумный. Поэтому-то ребята и не дружат с ним. Не удивительно, что у него постоянно возникают неприятности. — Леандро постучал себя пальцами по лбу. — Это верно, что мистер Хиллман поместил его в каталаж… я хотел сказать — в с… санаторий?

— Вот и спросите у мистера Хиллмана.

Леандро надоел мне. Я подошел к бару и налил виски. Наступала ночь, в комнате быстро темнело. На лестнице послышались медленные шаги Хиллмана. На стойке бара зазвонил телефон. Хиллман вбежал в комнату и оттолкнул меня. Я направился было в буфетную, к параллельному аппарату, но он остановил меня резким окриком:

— Ни в коем случае! Обойдусь без вас!

Я видел, с каким страхом Хиллман подносил к уху телефонную трубку.

— …У телефона Хиллман… Одну минуту. — Он достал из внутреннего кармана какой-то конверт и шариковый карандаш, включил над собой свет и приготовился записывать. — Говорите. — Послушав и записав что-то, Хиллман сказал: — Думаю, что да… Там, кажется, есть лестница, ведущая к берегу? — Хиллман снова помолчал, опять записал несколько слов и спросил: — Куда я должен буду пойти?.. Хорошо. Я оставлю машину в двух кварталах — в Сенеке, подойду к лестнице, положу деньги под верхнюю ступеньку и спущусь на берег, где пробуду полчаса. Так? Да, да, ровно в девять… Одну минутку!.. — В голосе Хиллмана зазвучали просительные нотки, как у коммивояжера, пытающегося уговорить несговорчивого покупателя. — Одну минуту! — почти простонал он и медленно опустил трубку.

— Что такое, мистер Хиллман? — Опережая меня, Леандро бесшумно подошел к бару. — В чем дело?

— Я хотел спросить о Томе, но он уже нажал на рычаг. Не знаю, жив ли еще Том…

Леандро положил руку на плечо Хиллмана:

— Не беспокойтесь, Шкипер! Мы вернем его!

Хиллман налил себе большую порцию виски и выпил одним глотком.

— Звонил все тот же человек? — спросил я.

— Да.

— И указал, куда положить деньги?

— Да.

— Вас нужно сопровождать?

— Нет, я должен ехать один. Он предупредил, что будет следить.

— Где это место?

Хиллман заколебался и с какой-то отрешенностью посмотрел на каждого из нас.

— Я должен молчать. Не хочу нарушать договоренность с этим типом. — Он взглянул на часы. — Без двадцати пяти девять. Поездка займет у меня минут двадцать… Не много же времени он оставил мне!

— Но вы сможете сами вести машину в таком состоянии? — спросил Леандро.

— Придется. Я пойду предупредить Элли, что уезжаю. Ты побудешь с ней, Дик?

— Конечно.

Хиллман поднялся к жене, все еще комкая в руке конверт со сделанными на нем заметками.

— Где находиться Сенека-стрит? — обратился я к Леандро.

— Около Сенека-роуд, в пригороде Приморском.

— Там есть лестница, ведущая к берегу?

— Есть. Но не вздумайте появляться там! Вы слышали что говорил мистер Хиллман?

— Слышал.

Хиллман вернулся от жены, взял у Леонадро сверток с деньгами и грустно поблагодарил его. Мы стояли на крыльце, пока его машина не скрылась в темноте.

Глава IX

Я прошел на кухню и попросил миссис Перес сделать бутерброд. Поворчав, она выполнила мою просьбу, и я, прислонившись к холодильнику, быстро проглотил хлеб и сыр. Миссис Перес не пожелала обсуждать со мной последние неприятности в семье хозяев из суеверного опасения, что это накличет на дом еще большую беду, а когда я пытался расспросить ее о Томе, его привычках, образе жизни, она и вовсе утратила способность понимать английский язык.

Дик Леандро ушел наверх к Элейн. Было похоже, что здесь он чувствует себя больше дома, чем Том. Я вернулся в гостиную. Часы показывали девять, и я не мог больше ждать.

…Над морем уже стояла глубокая ночь, безлунная и беззвездная, когда я остановил машину на видовой площадке недалеко от мотеля «Дак». Не пользуясь фонариком, я спустился по дороге, ведущей к мотелю, осторожно миновал конторку, над дверью которой горело неоновое объявление «Есть свободные комнаты», и направился прямо к коттеджу номер семь. Домик встретил меня темными окнами и тишиной. На мой стук никто не ответил. Я толкнул дверь и вошел, вздрогнув от неожиданности, когда она со стуком захлопнулась за мной на автоматический замок.

Миссис Браун была здесь. Я едва не свалился, зацепившись за ее ногу, и торопливо зажег фонарь. Лучик света упал на сверкнувшие блестки платья.

Светлые волосы женщины были в крови, лицо покрыто синяками и кровоподтеками.

Рука миссис Браун оказалась совершенно холодной. Я повел фонариком, и его луч скользнул по зеленым стенам, пробежал по разбросанным на полу газетам, высветил парусиновый чемодан у кровати и два бумажных кулька рядом с ним. В одном оказалась бутылка вина, в другом — зачерствевшие бутерброды. В чемодан как попало были натолканы грязные мужские сорочки, дамские рубашки, заржавленные лезвия для безопасной бритвы, начатые баночки крема, флакон туши для косметики, несколько платьев, белье, поношенный мужской костюм синего цвета с ярлыком магазина готовой одежды. В боковых карманах костюма я обнаружил лишь табачные крошки, но в нагрудном оказалась помятая рекламная карточка, напечатанная на дешевой желтой бумаге:

На стуле у окна лежала дамская сумочка из пластмассового материала под змеиновую кожу, в ней я нашел принадлежности для косметики и несколько помятых голубых фишек. Ни документов, ни бумажника, ни денег не было, за исключением серебряного доллара на самом дне. В сумочке же оказалась колода карт, очень потрепанных и засаленных, а также игральные кости. Проверяя свою догадку, я трижды бросал их, и трижды они показывали шесть очков.

Снаружи донесся шум приближающейся машины, и почти сейчас же в окно проник свет фар. Я поспешно погасил фонарик. Рядом с домиком захрустел под колесами гравий, кто-то вышел из автомобиля и повернул ручку двери. Та не поддалась, и мужской голос потребовал:

— Открывай!

Это был тот же самый голос, который я слышал по телефону Хиллмана. Я подошел к порогу и занес над головой руку с фонариком. Мужчина снова попытался открыть дверь.

— Я видел свет в окне и знаю, что ты тут. У нас нет времени на ссоры, милая!

Я обошел труп миссис Браун, встал у стены рядом с дверью, переложил фонарик в левую руку, а правой нащупал замок.

— Я слышу, как ты там шевелишься, будь ты проклята! Или еще раз хочешь попробовать того, чем я уже угостил тебя сегодня? — Мужчина помолчал и добавил: — Если не откроешь, я собью замок выстрелами.

Щелкнул взводимый курок. Я продолжал стоять у порога с поднятым, как дубинка, фонарем. Выстрела не последовало.

— Мне же ничего там не нужно, — снова заговорил мужчина, — не исключая и тебя. Можешь оставаться, если хочешь. Решай сама, только сейчас же. — Он замолчал, ожидая ответа, которого уже не мог получить. Так прошло несколько долгих секунд. — Ну и черт с тобой! — зло крикнул мужчина.

Послышались удаляющиеся шаги, скрипнула дверца машины. Я распахнул дверь и бросился на него. Он уже заносил ногу, собираясь сесть за руль, но успел повернуться ко мне. Сверкнуло пламя, что-то обожгло меня, я пошатнулся, но все же вцепился в него. Сильный удар по руке заставил меня разжать пальцы, потом такой же удар обрушился мне на голову…

Очнулся я в машине, в которой меня везли как некую важную персону с двумя полицейскими-телохранителями по бокам. Машинально дотронувшись до головы, я обнаружил на ней нечто вроде тюрбана из наспех намотанного полотенца.

Мы подъехали к зданию с освещенной красной лампочкой дверью, и полицейские, не отвечая на мои расспросы, довольно деликатно, но без особых церемоний помогли мне выбраться из машины и через вращающуюся дверь провели в залитую светом и пропахшую лекарствами комнату. Здесь меня уложили на обитый клеенкой стол, врач с усиками и большими волосатыми руками снял с меня слипшееся от крови полотенце и стал ощупывать голову.

— Пожалуй, у вас теперь будет вечный пробор, — заметил он.

— Что-нибудь серьезное, доктор?

— Пулевое ранение — всего лишь царапина. А вот другое повреждение…

Чем вас ударили?

— По-моему, рукояткой револьвера.

— Ничего себе, позабавились!

— Его схватили?

— Спрашивайте у полицейских. Меня не сочли нужным проинформировать.

Доктор наложил несколько швов, дал таблетку аспирина, глоток воды и ушел. И тут же в палату заявились мои телохранители. Оба были в фуражках и в желтовато-коричневой форме, молодые, здоровые парни с мрачными лицами, брюнет и шатен. Они объяснили, что хотят задать мне пару вопросов… из чувства расположения ко мне.

— Почему вы убили ее? — спросил брюнет.

— Никого я не убивал. Она была уже мертва, когда я обнаружил ее.

— Вот как! А мистер Станислаус утверждает, что вы побывали в мотеле гораздо раньше.

— Правильно. Но я все время был у него на глазах.

— Это вы так говорите, — возразил шатен.

Боль в голове усиливалась, но, как ни странно, тем быстрее возвращалась ко мне способность соображать. Я даже заставил себя приподняться на локтях и присмотреться к полицейским.

— Я частный детектив из Лос-Анджелеса.

— Это нам известно, — подтвердил брюнет.

Мне не нужно было спрашивать об источнике их осведомленности: ощупав карманы пиджака, я обнаружил, что мой бумажник исчез.

— Верните бумажник, — потребовал я.

— Всему свое время.

— Я хочу переговорить с шерифом.

— Он спит.

— Но дежурит же сейчас кто-нибудь из вашего начальства?

— Лейтенант, но он на месте происшествия. Вы сможете переговорить с ним утром. Ночь вам придется провести здесь, врач опасается, что у вас сотрясение мозга… Чем вас ударила женщина?

— Меня ударил ее муж рукояткой револьвера.

— Вряд ли беднягу можно винить в этом после того, что вы сделали с его женой! — с чувством воскликнул шатен.

— Вы спали с ней? — поинтересовался брюнет.

Я взглянул сначала на одно здоровое, гладкое лицо, потом на другое…

Нет, на садистов они не походили и взятку пока не требовали, и все же я начал их побаиваться.

— Послушайте, — обратился я к полицейским, — вы напрасно тратите время.

Я был в мотеле по делу. Я веду расследование… — Тут меня охватил страх — страх за жизнь юного Хиллмана, и я не решился продолжать.

— Что вы расследуете? — спросил брюнет.

— Как у вас соблюдаются законы? По-моему, плохо.

— Вот я покажу тебе «соблюдение законов»! — заорал брюнет и поднес к моему лицу здоровенный кулак.

— Попридержите-ка лучше руки, — посоветовал я.

В дверях палаты появился доктор.

У вас тут все в порядке? — осведомился он. Полицейские в один голос заявили, что в порядке, но громко потребовал, чтобы мне предоставили возможность позвонить по телефону.

— Не знаю, не знаю… — нерешительно ответил врач, взглянув на полицейских.

— Я расследую серьезное преступление и не могу ничего рассказывать, не заручившись согласием клиента.

— Отсюда позвонить невозможно, — возразил один из моих стражей.

— А вы что скажете, доктор? Здесь вы хозяин.

Только теперь я разглядел, что он очень молод.

— Право же, я… А впрочем, в вестибюле есть телефон-автомат. Вы сможете дойти туда сами?

— Я чувствую себя почти здоровым.

Однако едва я спустил ноги со стола, как пол закачался и стал уходить куда-то вниз. С помощью полицейских я кое-как добрался до кабины автомата, уселся в ней на подставленный стул и закрыл дверцу. Сквозь зеленоватое стекло кабины лица полицейских казались круглыми рыбами — темной и светлой, — тыкающимися в погруженный на морское дно батискаф.

Вообще-то моим клиентом был доктор Спонти, однако, опустив в автомат единственную завалявшуюся в кармане монету, я позвонил Хиллману. К счастью, он оказался дома и сразу же поднял трубку.

— Да?

— Говорит Арчер.

У Хиллмана вырвалось похожее на стон восклицание.

— Вы слышали что-нибудь о Томе? — спросил я.

— Ничего. Я в точности выполнил все указания, но когда вернулся с берега, денег на месте уже не оказалось. Этот негодяй подло обманул меня!

— Вы видели его?

— Нет, и не пытался.

— А я пытался. — И я рассказал все, что случилось со мной за последние часы.

— По-вашему, это те самые люди? — каким-то тоненьким голосом спросил он.

— По-моему, вас шантажирует именно Браун, но вряд ли это его настоящая фамилия. Скажите, имя Гарольда Гарли вам что-нибудь говорит?

— Как? Повторите.

— Гарольд Гарли. Или Гар Гарли. Фотограф.

— Первый раз слышу.

Меня не удивил ответ Хиллмана. Рекламные карточки, подобные желтой карточке Гарли, обычно рассылаются по сотням адресов, и вполне возможно, что между Гарли и Брауном не было ничего общего.

— У вас все? — нетерпеливо спросил Хиллман. — Я стараюсь не занимать телефон.

— Я еще не сказал главного: мною занялась полиция. Я не смогу объяснить полицейским, почему я оказался в мотеле, если не расскажу им о похищении вашего сына и о том, что за этим последовало. Совершено тяжкое преступление, и рано или поздно нам все равно придется прибегнуть к помощи полиции.

— Я запрещаю… — на высокой ноте начал было Хиллман, но тут же сменил тон: — Пожалуйста, я очень прошу вас, не вмешивайте пока полицию. Ну хотя бы до утра — может быть, за это время Том вернется домой.

— Хорошо, до утра. Но это последний срок.

Я повесил трубку и вышел из кабины. Мои телохранители посадили меня в лифт и привели не в палату, где я до этого лежал, а в какую-то комнату с плотно завешенными окнами, разрешили лечь на койку и принялись по очереди допрашивать. Диалог был настолько скучным и нудным, что передавать его нет смысла, тем более, что часто я просто не слушал полицейских.

Около полуночи в комнате появился помощник шерифа, лейтенант Бастиан, высокий, с коротко подстриженными седеющими волосами и вертикальными, похожими на шрамы морщинами. Он подошел ко мне и хмуро проговорил:

— Доктор Мэрфи утверждает, что вы недовольны тем, как выполняются законы в нашем графстве.

— У меня есть все основания утверждать, что это именно так.

— Видите ли, мы испытываем большие трудности с подбором работников.

Никто не хочет идти в полицию на то жалованье, которое нам платит городское начальство. Чернорабочие получают больше, а ведь работа у нас каторжная.

— Поэтому-то ваши люди и не упускают случая сунуть руку в карман ближнего!

— Вы о чем?

— О том, что у меня исчез бумажник с деньгами и документами.

Лицо Бастиана помрачнело еще больше. Он молча вышел, и я услышал, как в соседней комнате он злым шепотом выговаривает кому-то. Через минуту он вернулся и вручил мне бумажник.

— Документы потребовались для установления вашей личности. Власти Лос-Анджелеса дали о вас хороший отзыв. Извините, если с вами обошлись тут не вполне тактично.

— Пустяки. Мне не привыкать к хамскому обращению…

— Послушайте, я же извинился! — сердито заявил Бастиан и сухим тоном начал задавать вопросы о миссис Браун и о причинах моего интереса к ней.

Когда я объяснил, что не могу говорить без разрешения клиента, он перешел на фигуру Брауна, потребовал охарактеризовать его внешность, описать его машину и т. д.

Я плохо помнил, что произошло непосредственно перед выстрелом и сразу после него, но все же попытался выжать из себя хоть что-нибудь. Браун был человеком выше среднего роста, физически сильным, с грубым, хрипловатым голосом и массивным подбородком; на нем был темно-серый или синий пиджак и широкополая шляпа, глубоко надвинутая на лоб; приезжал он на сером или желтовато-коричневом седане с двумя дверцами, вероятно, «форде», какие были в моде лет восемь назад.

В свою очередь Бастиан сообщил, что, по словам жильцов мотеля, на машине был номерной знак, выданный в штате Айдахо, и Станислаус сейчас всячески изворачивается, пытаясь объяснить, почему он не записал этот номер.

Кажется, лейтенант рассчитывал, что в обмен на его информацию я расскажу ему то, о чем пока должен был молчать, но в конце концов махнул рукой и согласился подождать до утра.

Глава X

Я с радостью приветствовал наступление утра, хотя все еще страдал от боли в голове. Вот уже сутки я ничего не ел, если не считать бутерброда миссис Перес, и потому теплый кофе за завтраком и крутые яйца показались мне прямо-таки пищей богов.

Я уже приканчивал завтрак, когда в комнату, задыхаясь от быстрой ходьбы, ввалился доктор Спонти. На его полном лице проглядывали следы плохо проведенной ночи. Его холодная рука напомнила мне о мертвой женщине, и я невольно выпустил ее.

— Я удивлен, доктор Спонти. Как вы узнали, что я тут?

— Несколько необычным путем. Среди ночи мне позвонил некий лейтенант Бастиан. Наверное, на глаза ему попался чек, который я вам вчера вручил.

Лейтенант буквально замучил меня вопросами.

— Обо мне?

— Вообще обо всем, что произошло.

— Вы рассказали ему о Томе Хиллмане?

— А что мне оставалось делать? — Спонти потрогал свежий порез на губе — видимо, он очень спешил, когда брился. — В пригороде Приморский убита женщина. Как честный человек, я считал своим долгом сообщить властям все, что знаю.

— И о требовании выкупа за Тома тоже сообщили?

— Естественно. Лейтенант Бастиан нашел мое сообщение исключительно важным, поблагодарил меня и обещал, что наше заведение не будет упоминаться в прессе.

— Самое главное для вас!

— Не спорю. Школа для меня — источник существования.

Вот так получилось, к большой моей досаде, что я напрасно столь героически соблюдал обет молчания. Теперь мне нечего было ставить на кон, чтобы поторговаться с Бастианом. Вместе с тем я испытывал облегчение при мысли, что история с Томом стала известна полиции, поскольку вето Хиллмана сильно осложняло мне работу.

— А что мистер Хиллман?

— Позвонил мне сегодня чуть свет. О сыне по-прежнему никаких вестей. — Спонти уставился на меня мрачным взглядом. — Родители Тома дошли до предела отчаяния, и мистер Хиллман сказал мне нечто такое, о чем ему, несомненно, придется потом пожалеть.

— Он все еще возлагает на вас вину за похищение сына?

— В том-то и дело. И за это, и за то, что я привлек к расследованию вас. Кажется, он склонен считать, что вы… гм… подвели его.

— Это почему же? Потому, что я проник в мотель и едва не поплатился жизнью?

По мнению мистера Хиллмана, вы вспугнули похитителей и тем самым помешали им вернуть Тома. Боюсь, мистер Арчер. что отныне он не захочет иметь с вами никаких дел.

— Как и вы?

Спонти развел руками:

— Надеюсь, вы понимаете, какое давление мне приходится испытывать? Я же вынужден выполнять все прихоти мистера Хиллмана.

— Еще бы!

— Кстати, я не собираюсь требовать ни цента из полученного вами гонорара в двести пятьдесят долларов, хотя, — он взглянул на часы, — хотя вы работали на меня меньше суток… Ну что ж, мне надо бежать.

Он поднялся и направился к двери.

— Правильно, убирайтесь к черту! — крикнул я.

Спонти просунул голову в дверь:

— А вот теперь я, пожалуй, передумаю и аннулирую чек.

Я сделал неприличный жест, демонстрируя, как распоряжусь его чеком, и багровое от ярости лицо Спонти немедленно исчезло.

Я бросился на койку, чтобы в одиночестве насладиться своей злостью и на Спонти и на самого себя за вторичный визит в мотель, чего, несомненно, не следовало делать.

В комнату заглянула няня, унесла посуду от завтрака, а позже пришел врач. Он ощупал мой череп, посветил в глаза фонариком и, высказав предположение, что у меня небольшое сотрясение мозга, успокоил: дескать, на белом свете немало людей с такими же мозгами и ничего, процветают…

Побрившись позаимствованной у санитара бритвой, я оделся, спустился в канцелярию и предъявил чек Спонти для уплаты за лечение. У меня осталось двести с лишним долларов, и я решил, что могу потратить на это дело еще день, нравится это Спонти или нет. Остановив свободное такси, я попросил отвезти меня в телефонную компанию.

Я все еще испытывал злость, к которой теперь примешивалось чувство какой-то приподнятости. Возможно, последнее объяснялось переменой погоды — ясной и солнечной после недавнего дождя, а скорее всего причина крылась в моем решении на собственный страх и риск заняться судьбой подростка, которого я и в глаза не видел…

В приемной телефонной компании вдоль стен стояли кабины для междугородных переговоров, а на полках лежали телефонные справочники различных городов. Из наиболее крупных городов штата Айдахо здесь были представлены только Бойсе, Покателло и Айдахо-Фоллс. Я не нашел в них фотографа по имени Гарольд Гарли. Робертов Браунов значилось сколько угодно, но я почти не сомневался, что интересующий меня Браун носил вымышленную фамилию.

По междугородному телефону я позвонил в город Рено знакомому детективу, который частенько оказывал мне разного рода услуги. В Айдахо я никого не знал, но попасть в него кратчайшим путем можно было только через Рено, а сам Рено всегда привлекал к себе гангстеров с тугим после очередной операции карманом, — Агентство Уолтерса, — послышался в телефону голос Эрни.

— Привет, Эрни, это Лу, — отозвался я и рассказал, почему и откуда звоню.

— И вечно у тебя что-нибудь из ряда вон выходящее! — воскликнул Эрни, выслушав меня. — На этот раз убийство плюс похищение с целью выкупа?

— Ну, похищение, возможно, и фикция. По некоторым сведениям, похищенный Том Хиллман недели две до этого крутился с убитой женщиной.

— Сколько ему лет, говоришь?

— Семнадцать, но выглядит старше. — Я подробно описал внешность Тома Хиллмана. — Он может удрать с Брауном и по своей воле и по принуждению.

— Или вообще не удрать?

— Или вообще не удрать.

— Ты знаешь его?

— Нет.

— Ну, хорошо, а при чем тут этот самый Гарольд Гарли, фотограф?

— Не исключено, что Гарли и есть Браун или, на худой конец, знает Брауна. Его рекламная карточка пока что единственная ниточка, которой я располагаю… Да еще я знаю номерной знак машины, выданный в штате Айдахо.

Пожалуйста, попробуй поискать Гарли в Айдахо и в соседних штатах. У тебя есть справочники фирм по этим штатам?

— Разумеется. Я поручу Филлис просмотреть их.

Филлис была его женой и партнершей.

— Не откажи еще в одной просьбе: пусть твои помощники понаблюдают за Тахоэ и Вегасом — не исключено, что Браун и Том Хиллман появятся там.

— Почему ты так думаешь?

— На эту мысль меня наводят игральные кости и серебряный доллар, которые я обнаружил в сумочке у женщины.

— И никаких документов, удостоверяющих ее личность?

— Об этом, надо полагать, позаботился тот, кто расправился с ней. Но мы все равно установим, кем она была в действительности. Ей-то ведь не удалось бежать!

Закончив разговор с Эрни, я прошел в здание судебных учреждений и полиции. Дежурный, у которого я осведомился, где найти лейтенанта Бастиана, направил меня в идентификационную лабораторию на втором этаже. Собственно, на лабораторию это помещение мало походило: просторная комната, на подоконниках ворковали голуби, вдоль стен с развешанными картами города, графства и штата — шкафы с картотекой. Отсюда вела дверь в оборудованный под фотолабораторию большой темный чулан.

Из-за стола навстречу мне поднялся Бастиан. Лейтенант улыбался, хотя его улыбка не очень отличалась от вчерашней кислой гримасы. Он положил увеличительное стекло на фотографию, которую только что рассматривал, но я, наклоняясь над столом, чтобы обменяться с ним рукопожатием, успел заметить, что это был снимок убитой миссис Браун.

— Что послужило причиной ее смерти, лейтенант? — спросил я, когда мы сели.

Бастиан поднял правую руку и сжал кулак:

— Вот это.

— Чей? Роберта Брауна!

— Видимо, его. По словам Станислауса, Браун избил жену вскоре после полудня, а заместитель судебного следователя утверждает, что смерть последовала именно в это время.

— Станислаус говорил, что Браун поссорился с женой из-за того, что она из его конторки позвонила кому-то по телефону.

— Правильно, однако мы пока не установили, кому.

— Но откуда Станислаусу известно, что Браун бил жену?

— Со слов соседки Браунов. И он действительно бил, это подтверждается.

— Бастиан провел рукой по лицу, словно хотел стереть с него выражение озабоченности. — Все-таки ужасные у нас порядки: убивают человека, женщину, и никого из соседей это не интересует!

— Это не интересовало даже самого Брауна, — добавил я. — Во всяком случае, вчера, в половине десятого вечера, он еще считал, что она жива и через дверь уговаривал впустить его. А может, хотел убедиться, что все же не убил.

Бастиан бросил на меня быстрый взгляд:

— Вы были в этот момент в коттедже?

— Да. Кстати, я узнал его голос. Это был тот же человек, который вчера вечером вынудил Ральфа Хиллмана заплатить двадцать пять тысяч долларов. Я слушал его телефонный разговор с Хиллманом.

Бастиан с такой силой грохнул кулаком по столу, что голуби на подоконниках врассыпную взмыли в небо.

— Очень плохо, что вы вчера умолчали об этом. Вы могли бы спасти жизнь Тома, не говоря уж о двадцати пяти тысячах долларов.

— Скажите об этом Хиллману.

— Скажу сегодня же. А пока говорю вам.

— Не я принимал решение замалчивать всю эту историю. Напротив, я категорически возражал. А к расследованию я приступил уже после убийства женщины и намерен продолжать его в надежде, что Том Хиллман жив.

— Разве доктор Спонти не отказался от ваших услуг? — удивился Бастиан.

— У меня еще остались его деньги.

Бастиан долго молчал, не сводя с меня изучающего взгляда.

— Да, они там, в Лос-Анджелесе, правы, — наконец произнес он. — Вы не совсем обычный частный детектив. Тогда уж сделайте кое-что и для нас — скажем, помогите установить личность убитой. — Бастиан взял со стола фотоснимок и протянул мне. — Это слишком страшно, но ничего не поделаешь, можете показывать, где найдете нужным.

Глава XI

Я купил шляпу несколько большего размера, чем носил обычно, натянул ее на забинтованную голову и нанес кратковременный визит в тот полицейский участок Лос-Анджелеса, который обслуживает Голливуд. Никто из тамошних детективов не опознал миссис Браун. В редакции голливудской газеты «Репортер», куда я затем заглянул, одни вообще отказались рассматривать снимки убитой, другим, кто решился на это, ее лицо ничего не говорило. И тогда я вспомнил о Джои Сильвестре.

Джои был старым антрепренером, сохранившим нечто вроде агентства на втором этаже здания близ бульвара Сансет. В свое время он не сумел приспособиться к переменам в кинопромышленности (когда крупные киностудии обанкротились и дела стали вершить отдельные продюсеры) и теперь жил воспоминаниями, получая кое-какие крохи за прокат своих старых телевизионных фильмов.

Я постучался в его каморку и по суетливым движениям за дверью понял, что он прячет бутылку, словно ждет с визитом эмиссара одного из бывших крупных киномагнатов вроде Луиса Б. Мейера или Артура Д. Рэнка. Открыв дверь и увидев меня, Джои даже разочаровался — впрочем, ненадолго. Тут же снова достав бутылку он налил мне вина в бумажный стаканчик. Для себя Джои держал стеклянный стакан, и я знал, что, сидя в конторке, он ежедневно выпивает бутылку, а то и полторы, виски.

Природа одарила Джои невинным младенческим личиком и хитрыми глазками.

Его ум напоминал старомодную лампу, заправленную алкоголем, причем ее свет освещал только прошлое с шикарным «паккардом» и оставлял в глубокой тени теперешнюю конуру старого антрепренера.

Вторая половина дня только что началась, и посему Джои был пока относительно трезв.

— Рад видеть тебя, мой мальчик Лу! За твое здоровье! — Он залпом выпил стакан виски, потом протянул руку и снял с меня шляпу. — Что это с тобой?

— Не повезло вчера вечером.

— Напился и упал?

— Да нет. В меня стреляли.

Джон прищелкнул языком.

— Не надо, мой мальчик, подставлять себя под пули! Знаешь, что тебе следовало бы сделать? Бросить все дела и засесть за мемуары. Правда, чистая правда о Голливуде, а?

— Такими мемуарами хоть пруд пруди.

— Да, но ты можешь написать нечто свое. Скажем так: «Голливуд глазами червяка». Замечательное название, а? Готов поспорить, я сумею загнать твою книгу тысяч за двадцать пять. Подумай, мой мальчик.

— Сейчас у меня совсем другое на уме, и, возможно, ты сможешь мне помочь. У тебя не вызывают шока фотографии покойников?

— Я видел столько смертей! — Джои одной рукой обвел стену со множеством надписанных фотографий давным-давно забытых артистов, а другой поднял наполненный стакан.

— Пью за них!

Я положил перед Джои несколько снимков убитой миссис Браун. Он печально уставился на них.

— Боже мой! И что только животное, именуемое человеком, не способно сделать с себе подобными!.. Предполагается, что она известна мне?

— Есть данные, что она снималась в кино, а ты знаешь больше артистов, чем кто-либо другой.

— Знал когда-то, но не теперь.

— Скорее всего она снималась давно, да и то, очевидно, статисткой. А потом, наверное, вообще пошла на дно.

— Что не редкость в Голливуде, — добавил Джои. В известном смысле так произошло и с ним самим. Он надел очки, включил настольную лампу, некоторое время внимательно всматривался в снимки, потом неуверенно сказал:

— Кэрол?

— Ты знал ее?

Джои взглянул на меня поверх очков:

— Ну, я бы не решился утверждать это под присягой… В свое время я знал девушку, естественную блондинку именно с такими ушами. Обрати внимание на ее не совсем обычные уши — маленькие, сильно прижатые к голове и довольно острые.

— Как ее фамилия?

— Не помню. Прошло столько лет… Кстати, она, по-моему, снималась не под своей фамилией.

— Почему?

— Семья возражала против ее работы в кино. Кажется, она как-то говорила мне, что убежала из Покателло.

— Из Покателло?

— Во всяком случае, из провинции. Если память мне не изменяет, откуда-то из штата Айдахо.

— Откуда, откуда?

— Из Айдахо. Твоя покойница тоже из Айдахо?

— Номерной знак на машине ее мужа выдан в штате Айдахо. Рассказывай все! Где ты познакомился с Кэрол?

— Да здесь, в Голливуде. Один человек заинтересовался ею и привел ко мне. Тогда это была чудесная, неиспорченная девушка. К кино она никакого отношения не имела, лишь несколько раз участвовала в школьных спектаклях, но мне удалось пристроить ее на маленькую роль. Это не составило особого труда, тем более, что я хорошо знал всех кинорежиссеров.

— А что это за тип заинтересовался ею?

— Тут вовсе не то, о чем ты думаешь. Этот «тип» — сотрудница сценарного отдела киностудии «Уорнер». Сейчас она ставит многосерийные фильмы в телевизионном центре, но в те времена была всего лишь рядовым работником.

— Ты не о Сьюзен ли Дрю говоришь?

— О ней. Ты знаешь Сьюзен?

— Знаю. Благодаря тебе. Я познакомился с ней на вечеринке в твоем доме, когда ты еще жил в Беверли-хиллз.

Джои удивленно взглянул на меня и задумался.

— Да, да, вспомнил! — через минуту воскликнул он. — Это было лет десять назад.

И Джои погрузился в воспоминания о том, что было десять лет назад. То же сделал и я. После вечеринки я проводил Сьюзен домой, и мы стали встречаться. У нас было много общего. Сьюзен расспрашивала меня о людях, которых я знал, а я ее о книгах. Мне нравилось в ней чудесное чувство юмора.

Физическая близость пришла много позже. Потом мы поссорились, разошлись, и она перестала бывать там, где бывал я. До меня доходили слухи о ее неудачном замужестве и очень удачной карьере на телевидении…

— Откуда она знала Кэрол?

— Тебе придется спросить у самой Сьюзен. Когда-то она говорила, но я забыл, память стала совсем не та.

— И что же произошло с Кэрол?

— Она как-то потерялась из виду… Не то сбежала с каким-то моряком, не то что-то другое… А что ей оставалось делать? После первой же роли выяснилось, что она непроходимо бездарна. — Джои глубоко вздохнул. — Лу, если увидишь Сьюзен, напомни обо мне, ладно? Только потактичнее. Она, кажется, смотрит на меня как на покойника.

От Джои я позвонил Сьюзен Дрю на работу, и ее секретарша тут же нас соединила.

— Сьюзен? Говорит Лу Арчер.

— Очень приятно.

— Да, но повод-то неприятный, — с места в карьер начал я. — Расследую дело об убийстве некоей Кэрол, которую ты, возможно, знала в сороковых годах.

— Кэрол Гарли?

— Боюсь, что речь идет именно о ней.

— И ты говоришь, она убита? — В голосе Сьюзен послышалось волнение.

— Да. Вчера.

Сьюзен некоторое время молчала.

— И что же требуется от меня?

— Рассказать все, что ты о ней знаешь.

— Только не по телефону. По телефону всего не скажешь.

— Разумеется. Встреча с тобой устроит меня гораздо больше, чем телефонный разговор, — несколько напыщенно ответил я. — Мне хочется показать тебе кое-какие снимки, и как можно скорее.

— Приезжай, я закажу тебе пропуск.

Я попрощался с Джои и поехал в телевизионный центр.

Охранник из проходной проводил меня до кабинета Сьюзен Дрю. Это была большая светлая комната; на письменном столе стояли цветы, на стенах висели намалеванные яркими красками абстракционистские картины. Сьюзен, хрупкая, изящная женщина с иссиня-черными короткими волосами, стояла у окна и плакала. Она подождала, пока не ушла секретарша, и лишь после этого повернулась ко мне, вытирая щеки носовым платком. Сьюзен было уже около сорока, и хотя она не отличалась особой красотой, я бы не назвал ее внешность заурядной. Ее черные глаза даже в горе не теряли своего живого блеска. Она умела держаться, у нее было умное лицо, все еще красивые ноги и губы.

— Я и сама не знаю, что со мной. Я не только не видела Кэрол вот уже лет семнадцать, но и не получила от нее за все эти годы ни единой весточки… Хотя, постой… Я, кажется, поняла, почему веду себя так… «Я оплакиваю Маргариту»… Ты знаешь эту поэму Хопкинса?

— Тебе хорошо известно, что не знаю. Кто такая Маргарита?

— Героиня поэмы. Она увидела, как опадают осенью листья, и расплакалась. Поэт говорит ей, что она оплакивает самое себя. — Сьюзен глубоко вздохнула и добавила: — Вот и я тоже… Когда-то и я была молодой.

— Ну, тебе пока еще грех жаловаться.

— Не льсти. Я стара, стара, стара… Когда я познакомилась с Кэрол, мне было всего двадцать. — Сьюзен направилась к столу, села и с деловым видом проговорила: — А теперь покажи мне фотографии.

— Не очень-то приятно на них смотреть. Ее избили в полном смысле слова до смерти.

— Ужас! Кто же?

— По всей вероятности, муж.

— Гарли? Она по-прежнему жила с этим подонком?

— Очевидно.

— Я знала, что рано или поздно он разделается с нею.

— Откуда ты могла знать?

— Видимо, так уж было уготовано Кэрол самой судьбой. Она была милым, очаровательным ребенком, а он — настоящим психопатом.

— Как его имя?

— Майк. Он был военным моряком.

— На каком корабле?

— Не помню.

— А что он делал до военной службы? Работал фотографом?

— По-моему, был профессиональным боксером, правда, не очень преуспевающим. Возможно, когда-нибудь занимался и фотографией. Насколько я помню, он переменил много профессий, но ни в одной из них не преуспел.

— Ты уверена, что его имя не Гарольд?

— Его все называли Майком, а там кто его знает… Лу, так где же твои фотографии?

— Фотографии подождут. Ты можешь больше помочь мне, если расскажешь, как познакомилась с Кэрол и с Гарли, и вообще все, что знаешь о них.

Сьюзен взглянула на часы:

— Мне надо идти на обсуждение сценария.

— У нас с тобой более важное дело.

Сьюзен кивнула.

— Тогда слушай. Я буду говорить коротко и просто, поскольку и сама эта история настолько проста, что, скажем, сценария по ней не напишешь. Так вот.

Кэрол была девушкой из провинции, бежавшей из дому с моряком-дезертиром.

Этот моряк, Майк Гарли, родился и жил в том же самом захолустном городке, что и Кэрол, прослужил года два на флоте и уже успел повидать белый свет. Он пообещал привезти ее в Калифорнию и устроить на работу в какую-то киностудию. Кэрол исполнилось тогда лет шестнадцать, и была она такой наивной и неопытной, что, глядя на нее, оставалось только либо смеяться, либо плакать.

— Где ты познакомилась с ней?

— Я работала тогда на киностудии «Уорнер» и конец недели обычно проводила в различных местах. Ты знаешь старый отель «Барселона» в Санта-Монике? Кэрол и Гарли жили в той же гостинице. Там я и познакомилась с ними.

— Как с семейной четой?

— По-моему, они зарегистрировались в Тиа Хуане. Во всяком случае, так утверждала Кэрол. Она считала, что Гарли находится в длительном отпуске, но однажды его арестовал комендантский патруль и отправил обратно на корабль.

Кэрол осталась буквально нищей, и мне пришлось взять ее под свою опеку.

— А потом ты привела ее к Джои Сильвестру?

— А почему бы и нет? Она была довольно хорошенькой и неглупой девушкой.

Джои устроил ее на несколько маленьких ролей, а я обучала ее дикции и хорошим манерам.

— Что же дальше?

— Гарли бросил Кэрол в интересном положении. Вместо того, чтобы готовить будущую кинозвезду, мне пришлось нянчиться с молоденькой беременной девушкой, которая к тому же очень скучала по родному дому, хотя возвращаться категорически отказывалась под тем предлогом, что отец убьет ее.

— Ты не помнишь фамилию отца?

— Боюсь, что нет. Она снималась под именем Кэрол Купер, но это был псевдоним. По-моему, ее отец жил в Покателло, если это поможет тебе.

— Возможно… Ты сказала, что она была беременна. Что же произошло с ребенком?

— Не знаю, Гарли вновь вынырнул еще до появления младенца (его в конце концов прогнали с флота), и Кэрол, несмотря на все мои доводы, вернулась к нему… для того, чтобы семнадцать лет спустя он убил ее.

— А теперь взгляни, пожалуйста, на фотографии, — попросил я и разложил на столе несколько размноженных снимков.

Сьюзен некоторое время внимательно рассматривала их, потом сказала:

— Да, это, несомненно, Кэрол. Бедняжка!

Бледная, как полотно, она поднялась и, пошатываясь, вышла в соседнюю комнату. Я сел за ее стол, попросил секретаршу соединить меня с Бастианом и передал ему все, что рассказала мне Сьюзен Дрю. Сьюзен вернулась как раз в тот момент, когда я заканчивал разговор с лейтенантом, и, видимо, слышала мои последние фразы.

— А ты не теряешь времени, — заметила она, когда я положил трубку.

— Это же исключительно важно — то, что ты рассказала.

— Вот и прекрасно. А мне тяжело, очень тяжело… — Бледность все еще покрывала ее лицо, она двигалась так, словно пол уходил у нее из-под ног. — Тебе придется отвезти меня домой.

Сьюзен жила на бульваре Беверли-глен, в благоустроенной квартире, со стен которой на вас глазели раскрашенные африканские маски. Она попросила налить нам обоим вина, мы сели и затворили о Кэрол и о Томе Хиллмане — его история, кажется, сильно заинтересовала Сьюзен.

А меня начала интересовать сама Сьюзен. Встреча с ней пробудила старые воспоминания. Сидя рядом, всматриваясь в ее лицо, я вновь и вновь задавался вопросом, не взять ли эту женщину к себе вместе с ее африканскими масками…

В соседней комнате зазвонил телефон. Опершись на мое колено, Сьюзен поднялась и вышла, а я слышал, как она сказала:

— Это ты? Ну, а теперь-то что тебе нужно от меня?

Дальнейшего разговора я не слышал, так как Сьюзен спохватилась и прикрыла дверь. Вскоре она вернулась. Теперь ее взгляд выражал не горе, как несколько минут назад, а гнев. Гнев и страх, словно она только что видела нечто более страшное, чем снимок убитой Кэрол.

— Кто звонил, Сьюзен?

— Ты никогда этого не узнаешь…

…Я приехал в город в прескверном настроении и заставил моего друга Колтона, следователя окружной прокуратуры, позвонить в Сакраменто и затребовать справку на Гарольда (или Майка) Гарли, если он там вообще известен. В ожидании ответа я сходил в газетный киоск и купил ранний выпуск вечерней газеты. Сообщение об убийстве и похищении было опубликовано на первой полосе и не содержало ничего нового для меня, за исключением того что Ральф Хиллман отличился во время войны в качестве летчика морской авиации, а позже (после окончания школы в Ньюпорте) служил строевым офицером на корабле. Упоминалось, что сейчас он миллионер.

Из Сакраменто сообщили, что Гарольд или Майк Гарли на учете в калифорнийской полиции не состоит, и я всерьез засомневался, не по ложному ли иду следу.

Уже почти совсем стемнело, когда я приехал в свое агентство. Некоторое время я сидел, не зажигая света, и наблюдал, как за окном блекнет зеленоватое небо. Загорелись звезды, вспыхнули неоновые вывески. Где-то далеко за Санта-Моникой кружил самолет с освещенными изнутри иллюминаторами — казалось, это ведут хоровод сами звезды.

Я закрыл жалюзи, включил настольную лампу и просмотрел дневную почту, состоящую всего из трех счетов и проспекта какого-то института в Сент-Луисе «по подготовке администраторов гостиниц». Для прохождения курса от меня требовалось лишь заполнить анкету и отправить ее по почте. Если вы были женаты, институт приглашал на обучение и вашу супругу. Поразмыслив над столь заманчивым предложением, я решил вначале пообедать, например, вместе с Сьюзен Дрю, — разумеется, объяснив ей, что это вызывается крайней деловой необходимостью. Номера телефона Сьюзен ни в телефонной книге, ни в справочной не оказалось. На всякий случай, прежде чем идти обедать в одиночестве, я обратился в телефонное бюро, которое за небольшую плату регистрировало телефонные звонки в отсутствие абонентов. Оказалось, Сьюзен Дрю звонила мне и оставила номер телефона.

— Никак не мог найти тебя, — начал я.

— А я все время сижу дома.

— Да, но я же не знал номера твоего телефона.

— Ну ладно. Что ты задумал?

— Институт в Сент-Луисе предлагает парочкам, желающим пройти курсы работников гостиниц, останавливаться у них в мотеле.

— Соблазнительная идея. Мне всегда хотелось побывать в солнечной Калифорнии в роли администратора одной из гостиниц.

— Вот и отлично. Вначале мы пообедаем, а потом обсудим планы наших совместных стратегических мероприятий.

— Извини, Лу, я с удовольствием пообедаю с тобой, только в другой раз, сегодня я не в настроении.

— Тогда, может, я принесу еду к тебе и заодно премирую тебя гарденией?

— Нет. Говорю же, я не хочу видеть тебя сегодня.

— Ты по-прежнему отказываешься рассказать мне о том телефонном звонке?

— Да. Есть вещи, о которых тебе лучше не знать.

— Тогда зачем ты оставила мне номер своего телефона?

— Я нашла фотоснимок Кэрол, сделанный тогда…

— Сейчас я приеду.

— Нет, нет, я пришлю с посыльным.

— Как хочешь. Буду ждать. — Я назвал ей адрес своего агентства.

— Лу! — В голосе Сьюзен вдруг послышались кокетливые нотки. — Надеюсь, ты не придумал всю эту историю, чтобы… чтобы выведать мои личные секреты?

— Нет, я ничего не придумывал.

— Тогда спасибо!

Я долго сидел в одиночестве, размышляя над поведением Сьюзен. Видимо, какой-то человек или какие-то люди очень плохо поступили с ней. Мысль об этом вызывала у меня гнев. Обедать мне расхотелось, и я просидел со своими думами до прихода посыльного от Сьюзен. Молодой негр в униформе передал мне запечатанный конверт, я тут же вскрыл его и между двумя листами картона обнаружил большую глянцевую фотографию юной блондинки в купальном костюме с прической «паж». Она была красива: чистый лоб, тонкие линии щек и губ, а главное — удивительная женственность… Машинально перевернув снимок, я обнаружил на обратной стороне отчетливый оттиск штампа: «Фотосъемка в кредит. Гарольд «Гар» Гарли. Гостиница «Барселона».

— Я свободен? — спросил посыльный.

— Нет, — ответил я и вручил ему десять долларов.

— Это слишком много, сэр! Мне уже заплатили.

— Возможно. Но я хочу, чтобы ты купил гардению и вручил ее миссис Дрю.

Глава XII

Краем уха я однажды слышал, что гостинца «Барселона» закрылась, и все же решил сделать крюк и побывать там в надежде узнать что-нибудь о Гарольде Гарли.

Это было огромное старое здание в «византийско-голливудском» стиле с оштукатуренными куполами, минаретами и террасами, на которых знаменитые актеры эпохи немого кино потягивали когда-то контрабандный ром. Сейчас здание стояло заброшенным. Яркие лампы бензозаправочной станции, расположенной по другую сторону шоссе, освещали облупившийся фасад и разбитые окна.

Я поставил машину на проросший сорняками цемент подъездной аллеи и подошел к парадной двери. На стекле белело объявление, извещавшее о банкротстве владельцев гостиницы и о предстоящей продаже здания с публичных торгов. Подсвечивая себе фонариком, я через стекло заглянул в вестибюль. Тут все было на месте, и все выглядело так, словно простояло и пролежало целое столетие: обветшавшая мебель, потертый ковер, несколько поломанных стульев… Осторожно пробираясь среди полусгнивших плетеных кресел, я прошел по огибавшей здание веранде и через огромное окно посветил в столовую. Все столы были накрыты, у приборов даже стояли сложенные конусом салфетки, однако и тут на всем лежал толстый слой пыли. «Настоящая столовая для призраков!» — подумал я.

Вернувшись к парадной двери, я громко постучал фонариком по стеклу.

Где-то в глубине здания, в дальнем конце коридора, мелькнул свет, и минуту спустя к окну неторопливо приблизился массивный, рослый человек. Из глубины комнаты на меня смотрело лицо уродливого ребенка с большим вздернутым носом, низким лбом и мокрыми губами. В одной руке человек держал электрический фонарь, в другой — револьвер.

— Гостиница закрыта! — рявкнул он через стекло. — Вы чего, неграмотный?

— Мне нужно переговорить с вами.

— А мне не нужно! Проваливайте!

Человек демонстративно помахал револьвером. Его вид и голос не оставляли сомнений, что он изрядно хлебнул. Пьяный с револьвером… Это попахивало убийством, но я все же сделал еще одну попытку:

— Вы случайно не знаете фотографа по фамилии Гарольд Гарли? Он когда-то жил здесь.

— Не знаю и знать не хочу… Я же сказал вам: проваливайте!

Человек снова поднял револьвер, и я поспешил ретироваться на бензозаправочную станцию. Из ямы, над которой стоял автомобиль, торопливо вылез механик в испачканном комбинезоне и осведомился, не нужно ли мне бензина.

— Залейте, — согласился я. — Что это за тип хозяйничает в «Барселоне»?

Механик искоса взглянул на меня.

— Наверное, Отто Сайп. Он так давно работает в гостинице, что считает себя чуть ли не ее владельцем.

— Сколько именно времени он работает там?

— Да лет двадцать, если не больше. Он служил тут детективом.

— Детективом гостиницы?

— Да. По его словам, он был когда-то полицейским… А почему это вас интересует?

— Я частный детектив. Моя фамилия Арчер.

— Бен Дэли.

Мы пожали друг другу руки.

— В гостинице «Барселона» работал некий Гарольд Гарли, фотограф.

— Я помню его, — удивленно взглянул на меня Дэли. — Однажды он сфотографировал нас вдвоем с женой, чтобы расплатиться за бензин. Мы до сих пор храним фотографию.

— А где он живет сейчас?

— Чего не знаю, того не знаю. Я не встречал его уже лет десять.

— Когда вы видели его последний раз?

— Он держал небольшую фотостудию на Тихоокеанском бульваре, и я заезжал к нему раза два сказать «Хелло!». Сейчас, по-моему, у него уже нет там студии.

Я показал Дэли фотографию Кэрол, но он сказал, что не знает ее.

— Вы не могли бы поточнее назвать его адрес?

Дэли в затруднении почесал щеку.

— Точнее не могу, лучше я расскажу вам, как туда проехать.

Дэли объяснил мне, где находилась студия Гарли: на боковой улочке, за углом бульвара Сансет, рядом с дешевым ресторанчиком. Я поблагодарил его и расплатился за бензин.

Ресторанчик я нашел без труда, но в здании рядом с ним оказался небольшой книжный магазин. За кассой восседала молодая женщина с прической «конский хвост» и безбожно подведенными глазами. В ответ на мой вопрос о Гарольде Гарли она приняла задумчивый вид и долго смотрела на меня.

— Кажется, здесь действительно когда-то работал фотограф с такой фамилией.

— А где он сейчас?

— Понятие не имею. Да мы сами-то здесь меньше года…

— Ну, и как идут дела?

— На аренду зарабатываем.

— Кому вы платите ее?

— Владельцу соседнего бара, Вернону. За те деньги, что он дерет, ему бы следовало еще и кормить нас… Только не передавайте Вернону моих слов, если будете разговаривать с ним, — мы и так задолжали ему за месяц.

Я купил книгу и зашел в соседний ресторанчик перекусить. Ожидая заказанный бифштекс, я спросил у официантки, смогу ли поговорить с мистером Верноном. Кивком головы она указала на человека в белом колпаке, топтавшегося у плиты.

— Мистер Вернон, вас спрашивает этот джентльмен.

Вернон, мрачный тип с худым лицом и седой щетиной на подбородке, подошел к прилавку.

— Вы же заказали бифштекс с кровью, — заявил он, взмахнув лопаточкой, — вот и получите его с кровью.

— Отлично. Насколько я понимаю, вы хозяин и соседнего торгового помещения?

— Совершенно верно, и соседнего и рядом с ним, — с надеждой в голосе подтвердил Вернон. — Вы хотите поговорить об аренде?

— Я хочу найти фотографа по фамилии Гарольд Гарли.

— Он снимал соседнее помещение, но дело у него не пошло, слишком много расплодилось в городе фотографов. Продержался лет семь или восемь и, не выдержав, смылся.

— Где же он сейчас?

— Сейчас — не знаю, а жил в Ван-Нейсе. Он задолжал мне кое-что за аренду, и я писал ему. Правда, это было давно, но его адрес в Ван-Нейсе у меня сохранился, могу дать, если это для вас так важно.

— Очень важно.

…Было уже около полуночи, когда я нашел нужный мне дом. Вплотную к нему примыкал гараж, и я тихонько толкнул дверь. Свет уличного фонаря упал на грязный старый «форд» с номерным знаком штата Айдахо. Я подошел к левой дверце и открыл ее. Загоревшаяся вверху лампочка осветила прикрепленное к колонке рулевого колеса регистрационное удостоверение на имя Роберта Брауна с адресом в Покателло. Сердце у меня отчаянно заколотилось.

Внезапно дверь, ведущая из дома в гараж, распахнулась, и резкий свет ударил мне в глаза.

— Майк? — спросил чей-то голос. — Это ты, Майк?

— Я видел Майка вчера.

— Кто тут?

— Друг. Я вижу, он оставил свою машину вам?

— В чем, собственно, дело?

Оборонительный тон незнакомца придал мне смелости, я решительно прошел в дом и закрыл за собой дверь. Незнакомец — седой человек в пижаме, с осунувшимся лицом и полуприкрытыми глазами — даже не попытался мне помешать.

— Брат не говорил, что у него есть друг.

— Да? А что же он говорил?

— Ничего… Я хотел сказать… — Теперь я видел, до какой степени перепугало незнакомца мое появление. — Брат ничего не рассказывал мне о вас… Вообще ни о чем не рассказывал… Я не знаю, зачем вы пришли… Эта машина моя. Я отдал ему за нее свою машину… Вы из ФБР? — Он даже сжался весь, ожидая ответа.

— Я действую по поручению полиции. Нам нужно переговорить.

— Здесь?

— Хотя бы.

Брат Майка обвел взглядом крохотную кухоньку, словно впервые увидел ее убогую обстановку, груду грязных тарелок в раковине. Мы уселись друг против друга за стол, покрытый дырявой клеенкой.

— Он не первый раз вовлекает меня в неприятности. Это тянется уже лет тридцать пять, с тех пор, как Майк научился ходить и говорить…

— В какие же неприятности он вовлек вас на этот раз?

— Но Майк ведь причастен к похищению, верно?

— Он так и сказал вам?

— За всю свою жизнь брат никогда и ничего не говорил мне прямо, но я читаю газеты. Сегодня прочитал о похищении, и теперь шагу боюсь ступить из дому. А моя жена просто сбежала от меня. К матери, в Окснерд. Даже не вымыла посуду…

— Когда же здесь был ваш брат?

— Вчера вечером, около половины одиннадцатого. Мы уже собирались ложиться спать. Он сидел вот тут, где сейчас сидите вы. Я сразу подумал, что он опять что-то натворил — у него всегда в таких случаях глаза делаются какими-то дикими, — но что именно, я, конечно, не знал. А он начал дурить мне голову, будто выиграл у моряков в Сан-Диего кучу денег в покер, и они гонятся за ним, хотят отобрать выигрыш, и потому нам надо поменяться машинами.

— Почему же вы согласились?

— Попробуйте не согласиться! Ему ничего не стоит стукнуть вас как следует.

Что правда, то правда — я знал это по личному опыту.

— Опишите вашу машину.

— «Плимут» выпуска тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года, с двумя дверцами, номерной знак «АКТ 449».

— Цвет?

— Светло-синий.

Я сделал в своей записной книжке несколько пометок и сказал:

— А теперь я хочу задать вам очень важный вопрос: не было ли с Майком вот этого подростка?

Я показал ему фотографию Тома, и он отрицательно покачал головой:

— Нет, сэр. Ни о каком подростке у нас и речи не было.

— И вы ничего не знали о похищении, пока не прочитали сегодня в газете?

— Правильно. Ни о похищении, ни об убийстве.

— Но вы знаете, кто убит?

Мой собеседник опустил голову.

— Наверное… Кэрол.

— Да, Кэрол.

— Жаль… Милая была девушка… Гораздо лучше, чем он заслуживал.

— Вам следовало бы немедленно сообщить куда следует.

— Знаю. Лила говорила мне то же самое. Потому и ушла, что я не послушался. Лопух ты был, лопухом и остался, говорит.

— И не без оснований…

— Да, но Майк никогда еще не подводил меня так. Это похуже, чем тот случай с фотоаппаратом, который он украл на своем корабле, а свалил на меня, когда я приехал в Сан-Диего навестить его.

— На каком корабле он служил?

— На эскортном авианосце «Перри бэй»… Я едва не угодил в тюрьму.

Хорошо, что офицеры в конце концов поверили мне.

— Я тоже верю, что вы честный, только несколько запутавшийся человек.

Мои слова так подействовали на Гарольда, что на глазах у него показались слезы и он торопливо вытер их ладонью.

— Правда, — продолжал я, — вам придется и других убедить в этом. От вас требуется только одно: рассказать всю правду!

— Да, да, я хочу рассказать всю правду! — воскликнул Гарольд. — Я хотел сразу это сделать, но боялся, что полицейские отправят меня в тюрьму.

— И Майка тоже?

— Я не о нем беспокоился. Между мною и братом все кончено. То, что он сделал с Кэрол… — Гарольд горестно покачал головой.

— Вы были привязаны к ней?

— Очень. Правда, последние годы, когда они жили в Неваде, мы редко виделись, а вообще-то у нас с нею всегда были хорошие отношения.

— Они жили в Неваде?

— Да. Майк работал там барменом в одном из клубов на южном побережье, но потом потерял работу, и мне пришлось…

Он заколебался, и я подтолкнул его: — … и вам пришлось?

— Ничего… Я хотел сказать, мне пришлось помочь им немного.

— Сколько же вы им дали?

— Не помню… Сколько мог… — Он виновато взглянул на меня.

— А может, вчера вечером Майк вернул вам долг?

Гарольд снова опустил голову. Старый холодильник в углу, за его спиной, проснулся и загудел. И еще я слышал в наступившем молчании то нарастающий, то удаляющийся шум с улицы.

— Он ничего мне не вернул, — наконец ответил Гарольд.

— Но сколько-то он все же дал вам?

— Он ничего мне не дал.

— Вы хотите сказать, вернул?

— Да.

— Сколько?

— Пятьсот долларов.

— Где они?

— Под моим матрацем. Можете взять. Мне они не нужны.

Я прошел вслед за ним в спальню. В ней царил беспорядок: ящики стола были выдвинуты, на полу валялись какие-то вещи: Гарольд растерянно остановился у неубранной постели. Я помог ему приподнять матрац, он вынул из-под него табачный кисет из прозрачной клеенки и отдал мне.

— Вы видели, откуда ваш брат доставал деньги?

— Из машины. Я слышал, как он шуршал бумагой, когда разворачивал что-то.

— Скажите, вы знали, что эти деньги приобретены нечестным путем?

Гарольд обессиленно присел на край кровати.

— Пожалуй, я подумал об этом… Я не мог поверить, что он выиграл в покер такую сумму. У него ведь как заведено? Выиграет что-нибудь в карты и тут же пытается сорвать еще больший банк, и так до тех пор, пока не проиграется в пух и прах… Но о похищении и вымогательстве у меня и мысли не было. Тем более об убийстве.

— Подростка?

— Я говорю о бедняжке Кэрол.

— А я спрашиваю о подростке.

— Он не решился бы его убить, — еле слышно проговорил Гарольд.

— Вы осматривали его машину?

— Нет, сэр. Зачем бы я стал это делать?

— И не открывали багажник?

— Я и близко не подходил к этой проклятой машине.

— Дайте мне ключ.

Гарольд порылся в карманах, брошенных на спинку кровати брюк, и передал мне связку ключей. Посоветовав ему одеться, я прошел в гараж, открыл замок багажника и не без трепета поднял крышку. Сначала мне показалось, что в багажнике нет ничего, что заслуживало бы внимания, — только заржавленный домкрат и стертая покрышка, — но при более внимательном осмотре я обнаружил нечто такое, что сразу вызвало у меня самые мрачные предположения. Это был лоскут черного трикотажа, зацепившийся за замок багажника. Я вспомнил, что, по словам Сэма Джекмена, на Томе в воскресенье был черный свитер…

Глава XIII

Я вернулся в дом и увидел, что дверь в спальню закрыта. Гарольд никак не отреагировал на мой стук, и я вошел не ожидая ответа. Он сидел на кровати в нижнем белье и в носках и держал между коленей мелкокалиберную винтовку.

Поспешно шагнув к нему, я выдернул ее и разрядил.

— Не хватает силы воли покончить с собой, — плаксиво заявил Гарольд.

— Значит, вам везет.

— Еще как!

— Я вполне серьезно. В детстве я знал одного владельца похоронного бюро, потерявшего свое заведение во время депрессии. Он решил покончить с собой вот из такой же винтовки, но неудачно и на всю жизнь остался слепым.

Его сыновья держали потом самое крупное в нашем городе похоронное бюро.

— Вот и мне надо было заняться похоронными делами, а не впутываться в дела брата, — скривился Гарольд.

— Кстати, куда он направился отсюда?

— Он не сказал.

— А как вы сами думаете?

— Скорее всего в Неваду. Как только у него появляются деньги, он сломя голову мчится туда, где можно их проиграть.

— Ваши родители живы?

— Живы. У отца ферма на реке Снейк. По сельскому шоссе номер семь, на Покателло. Майк туда не поедет, он ненавидит Айдахо.

— А может, и поедет, — возразил я, делая пометку в записной книжке.

— Нет, нет, он порвал с отцом лет двадцать назад. — Помолчав, Гарольд добавил: — В гостиной висит фотопортрет отца, я сам сделал его и назвал «Старик».

— У вас в доме есть телефон?

— Да. Там же, в гостиной.

Прежде чем заняться телефонными разговорами, я внимательно всмотрелся в портрет седого фермера с сердитыми глазами и похожим на челюсти капкана ртом, потом позвонил Эрни Уолтерсу в Рено и передал ему сводку добытых сведений о сыне этого старика — Майке Гарли, бывшем моряке, картежнике, гангстере, истязателе жены, вероятном убийце и водителе «плимута» модели 1958 года с двумя дверцами и выданным в Калифорнии номерным знаком «АКТ 449».

— Я вижу, ты не терял времени, — заметил Эрни, когда кончил записывать мое сообщение. — Мы тут тоже старались, но пока безрезультатно. Но теперь-то дело у нас пойдет. — Он сделал паузу, потом спросил: — Послушай, а мы действительно должны стараться?

— Иначе говоря, ты хочешь знать, сколько я заплачу?

— Не ты, а твой клиент.

— Я потерял клиента. Надеюсь заполучить другого с помощью полученных сведений, но пока не заполучил.

Эрни присвистнул:

— Но это же противоречит нашей профессиональной этике!

— Ничуть, поскольку сейчас я временно исполняю обязанности следователя при местном шерифе.

— Выходит, работаешь в порядке благотворительности? Лу, извини, но ты уже задолжал нам триста долларов, причем я исхожу из самой низкой ставки.

Если мы будем продолжать расследование, завтра твой долг возрастет до шестисот долларов. Мы же несем большие расходы и не можем работать бесплатно.

— Понимаю. Тебе будет уплачено.

— Когда?

— Скоро. Я позвоню тебе завтра утром.

— А пока что мы должны делать?

— Продолжать.

— Ну хорошо, будь по-твоему.

Эрни положил трубку, и я почувствовал, что меня немного трясет.

Шестьсот долларов — это мой недельный гонорар, а я работал далеко не каждую неделю. В банке у меня лежало долларов триста да долларов двести я имел наличными. Подсчитав свои ресурсы, я обнаружил, что если продам машину, кое-какую одежду и обстановку, то после двадцати лет работы в качестве частного детектива мне удастся наскрести всего тысячи три с половиной. И Ральф Хиллман со своими миллионами заставлял меня оплачивать розыск его сына! Но я делал то, чего хотел сам: найти человека, который чуть не убил меня, найти Тома… Я не мог бросить дело теперь, когда напал на верный след, и без помощи Эрни в Неваде мне не обойтись.

Я позвонил лейтенанту Бастиану. Было уже далеко за полночь, но он еще не уходил. Я сообщил ему, что везу с собой свидетеля, и коротко рассказал, что именно он может показать, Бастиан сдержанно поблагодарил.

Поездка в Пасифик Пойнт заняла около часа. Гарольд то начинал болтать, то надолго умолкал, причем паузы эти становились все длиннее. Я расспрашивал его, как они с братом жили в Айдахо. Жизнь у них была тяжелой. Отец относился к ним, как к домашним животным, которых нужно заставлять работать, едва мать отнимает их от груди и беспощадно избивал за малейшую провинность.

Первым сбежал Майк. Он прожил года два в семье педагога Роберта Брауна, который из милости взял его к себе и пытался сделать человеком. Майк отплатил ему тем, что сбежал с его дочерью Кэрол.

— А вы где были тогда?

— Работал в Лос-Анджелесе. Меня признали негодным к военной службе, и я устроился фотографом в гостиницу.

— В отель «Барселона»?

— Да, верно, — подтвердил Гарольд, удивленный моей осведомленностью.

— Насколько я понимаю, ваш брат и Кэрол жили у вас?

— Недолго, недели две. Он дезертировал с корабля и скрывался.

— Они были женаты?

— Думаю, что да, — неуверенно ответил Гарольд. — Во всяком случае, так утверждала Кэрол, но я никогда не видел никаких документов.

— В последнее время они называли себя мистером и миссис Браун. Машина, которую он оставил вам, зарегистрирована на имя Роберта Брауна.

— Не могу понять, как он раздобыл ее. Теперь придется вернуть этот автомобиль прежнему владельцу.

— Сначала им займется полиция.

Упоминание о полиции вновь повергло Гарольда в уныние, и он снова надолго замолчал.

— Вы знаете отца Кэрол? — прервал я затянувшееся молчание.

— Встречались… Одному Богу известно, что он подумает обо мне теперь, после смерти Кэрол.

— Но вы-то при чем? Нельзя без конца винить себя в том, что натворил Майк.

— Да, но тут есть и моя вина.

— В смерти Кэрол?

— И в этом. Но я имел в виду похищение.

Похоже, я сам невольно навел его на эту мысль.

— Каким же образом?

— Не хочу говорить.

— Но раз вы уже начали…

— Я передумал…

Как я ни бился, мне не удалось преодолеть неожиданное упорство Гарольда, и остаток пути мы ехали в полном молчании.

Я доставил Гарольда, а вместе с ним пятьсот долларов, лейтенанту Бастиану, а сам отправился в гостиницу.

Глава XIV

На следующее утро в девять, наскоро позавтракав, я уже входил в кабинет Бастиана. Лейтенант ждал меня.

— Вы неплохо потрудились последние двадцать четыре часа, — начал он. — Должен поблагодарить вас за Гарольда Гарли. Его показания весьма существенны, особенно если дело будет передано в суд.

— У меня есть еще кое-что.

Однако Бастиан продолжал:

— Я уговорил шерифа выплачивать вам двадцать пять долларов в день плюс расходы на бензин, если вы будете представлять счета.

— Спасибо, но с этим можно повременить. Надеюсь, вы не откажетесь уговорить Ральфа Хиллмана оплачивать мои расходы?

— Чего не могу, того не могу, Арчер.

— Но вы сможете подкрепить свою просьбу фактами. Я потратил несколько сот долларов из личных денег и добился некоторых результатов.

— Ну хорошо, хорошо, посмотрим, — уклончиво ответил Бастиан и поторопился переменить тему разговора: — Есть важная новость. Судебный врач, производивший вскрытие, установил, что причиной смерти миссис Браун явилось ножевое ранение в области сердца. Рана находится под самой грудью, поэтому при первом беглом осмотре ее не заметили.

— Час от часу не легче!.. Постойте, но это ведь может означать, что ее убил вовсе не Гарли!

— Не вижу оснований для такого предположения. Он мог избить ее, а потом прикончить ударом ножа.

— Вы нашли нож?

— Нет. По словам врача, это был тонкий, очень острый нож… Вы, кажется, упомянули, что у вас есть еще кое-что?

Я показал Бастиану кусок черного трикотажа и объяснил, где его обнаружил. Лейтенант сокрушенно покачал головой:

— В багажнике? Боюсь, что за этим кроется нечто весьма неприятное.

Последний раз Тома видели в черном свитере, который, насколько мне известно, связала для него сама миссис Хиллман. — Он посмотрел на кусок материала через увеличительное стекло. — По-моему, это вязальная шерсть. Надо показать ее миссис Хиллман.

Бастиан позвонил Хиллманам, договорился о встрече, и вскоре мы уже ехали в Эль Ранчо сквозь окутавший окрестности утренний туман.

Дверь нам открыла миссис Перес в черном воскресном платье. Из комнаты с баром тотчас вышел Хиллман. Мне показалось, что он двигается как автомат, подчиняясь какой-то посторонней силе. Он пожал руку Бастиану, а после некоторого колебания удостоил рукопожатием и меня.

— Проходите в гостиную, господа, — пригласил он. — Очень хорошо, что вы приехали сами, Элейн просто не в состоянии стронуться с места… Если бы мне удалось убедить ее поесть!..

Миссис Хиллман сидела на кушетке у одного из выходящих на подъездную аллею окон. В утреннем свете она выглядела особенно болезненной. После первого телефонного звонка в понедельник прошло полных двое суток, а кусок красного вязанья, лежавший рядом с ней, не увеличился.

— Ральф говорил, что вы хотите мне что-то показать, — обратилась она к Бастиану, протягивая ему руку и вымученно улыбаясь.

— Да, хотел. Клочок шерсти. Возможно, он от свитера вашего сына.

— Черного? Того, что я связала для него?

— Может быть. Вот, посмотрите. — Бастиан протянул ей лоскут. — Узнаете?

Миссис Хиллман надела очки, взглянула на материал, поднялась и почти бегом покинула комнату. Хиллман сделал движение, намереваясь последовать за ней, но остановился с беспомощно протянутыми к двери руками. Он все еще стоял в этой позе, когда миссис Хиллман вернулась с большим, украшенным узорами мешочком для вязанья. Скорчившись на кушетке, она принялась рыться в нем, пока не нашла наполовину израсходованный клубок черной шерсти.

— Вот что осталось у меня после того, как я связала Тому свитер.

По-моему, это то же самое.

Бастиан оторвал от клубка нитку и под увеличительным стеклом сравнил с найденным мною клочком.

— Образцы кажутся мне идентичными, но требуется заключение экспертизы.

— Что значит идентичными? — спросил Ральф Хиллман.

— Я не могу предвосхищать выводов экспертизы.

Хиллман схватил Бастиана за плечо и с силой встряхнул.

— Не морочьте мне голову, лейтенант!

Бастиан сбросил его руку и отстранился.

— Хорошо, я скажу. Лоскут от свитера Тома был найден мистером Арчером в багажнике машины, на которой ездил предполагаемый похититель вашего сына, некто Гарли.

— Вы хотите сказать… в багажнике перевозили Тома?

— Не исключено.

— Но тогда… тогда… Это значит, что Том убит?

— Не будем спешить с окончательными выводами.

— Мне не надо было давать вам этот клубок шерсти! — сорвавшимся голосом крикнула миссис Хиллман.

— Но от этого факты не перестанут быть фактами.

— Будь они прокляты, ваши факты!

Хиллман склонился к жене:

— Но это же несправедливо, Элейн! Лейтенант Бастиан пытается помочь нам.

— Уйди! Этого никогда бы не случилось, если бы ты был хорошим отцом!

Бастиан взял клочок свитера и повернулся ко мне:

— Пожалуй, нам следует уйти.

Хиллман проводил нас до вестибюля.

— Пожалуйста, извините. Мы уже перестали владеть собой. Но вы, собственно, ничего нам не сообщили.

— Ни к каким определенным выводам мы еще не пришли, — холодно ответил Бастиан. — Да и времени на разговоры у меня нет.

— А у меня есть, — вмешался я.

Впервые за все утро Хиллман взглянул на меня без обычного пренебрежения.

— И вы хотите рассказать мне, что происходит? — спросил он.

— Да. Как это понимаю я сам.

— В таком случае оставляю вас вдвоем, — заявил Бастиан и вышел. Почти тут же до меня донесся шум отъезжающей машины.

Хиллман поручил миссис Перес побыть с женой и через похожий на тоннель коридор провел меня в огромный кабинет. Вдоль двух стен, отделанных дубовыми панелями, стояли стеллажи с книгами, преимущественно в переплетах из телячьей кожи. Третью стену занимала глубокая ниша с большим окном, выходившим на далекий океан. На четвертой стене висело много фотографий в рамках. Одна из них представляла собой увеличенный любительский снимок Дика Леандро, согнувшегося в кокпите гоночной яхты с белым кипящим буруном за кормой. На другой была изображена группа морских летчиков, среди которых я узнал молодого Хиллмана. Висели и другие снимки, сделанные на берегу и на кораблях. На одном в боевом строю летела эскадрилья самолетов-торпедоносцев, на другом был заснят с воздуха конвойный авианосец, лежавший, как поплавок, на ярко освещенной и подернутой рябью поверхности моря.

— Это мой последний корабль, — пояснил Хиллман. — Под конец мне пришлось им командовать в течение нескольких недель. Мы приняли корабль в Сан-Диего, провели через Канал в Бостон и там поставили на консервацию. — В голосе Хиллмана слышалась грусть, точно он говорил о смерти любимой женщины.

— Сан-Диего, Сан-Диего… Корабль случайно назывался не «Перри бэй»?

Хиллман с живостью взглянул на меня:

— Совершенно верно. Вы когда-нибудь слышали о нем?

— Вчера вечером… Ну вот, постепенно картина начинает проясняться.

Мистер Хиллман, говорит вам о чем-нибудь имя Майка Гарли?

— Вы что-то путаете. Раньше вы упоминали о Гарольде Гарли.

— Я ошибался. Гарольд — брат Майка, и я разговаривал с ним вчера вечером. Он сообщил мне, что Майк служил на «Перри бэй».

Хиллман кивнул:

— У меня есть все основания помнить Майка Гарли — ни один другой матрос не причинил мне столько неприятностей. В конце концов мне пришлось потребовать его увольнения.

— За кражу казенного фотоаппарата?

Хиллман снова бросил на меня быстрый взгляд:

— Должен признать, мистер Арчер, вы неплохо делаете свое дело…

Вообще-то, мы отнеслись к нему не очень строго, хотя за кражу этого дорогого фотоаппарата он мог угодить в тюрьму. — Хиллман внезапно опустился в креслу словно только сейчас уяснил все значение тех давних событий. — И вот спустя восемнадцать лет он похищает моего сына!

Я стоял у окна и ждал, пока он не успокоится и не поймет, что в этом не было никакой случайности. Видимо, когда-то Хиллман злоупотребил своей властью над Гарли и пробудил в нем ненависть. Вот почему такой злобой дышал голос Гарли, когда он в понедельник разговаривал с Хиллманом по телефону.

Туман над морем начал рассеиваться, кое-где стали появляться голубые просветы, но их тут же затягивали серые облака. Хиллман подошел к окну и встал около меня. Он несколько успокоился, однако глаза у него все еще возбужденно поблескивали.

— Только подумать, какое горе принес мне этот человек! — воскликнул он.

— Рассказывайте все-все, что вам известно, Арчер!

Я рассказал. Он слушал меня, как слушают предсказывающего будущее оракула. Его особенно заинтересовала личность убитой, и я спросил, не встречался ли он с ней когда-нибудь.

— Я даже не знал, что Гарли был женат, — покачал головой Хиллман. — У них есть дети?

— По меньшей мере один.

— Но как же мог отец… Во всяком случае, теперь ясно, что Том не состоял в связи с этой особой.

— Не совсем ясно. Возможно, Гарли использовал ее как приманку.

— Но она же годилась ему в матери!

— Ну, старой ее не назовешь.

— И вы серьезно думаете, что у Тома мог быть с ней роман?

— При сложившихся обстоятельствах, мистер Хиллман, ваш вопрос носит академический характер.

— Вы хотите сказать, что Том мертв?

— Не уверен, но и не исключаю.

— Но если бы мой мальчик был жив, разве он уже не вернулся бы домой?

— Вернулся бы, но при условии, что он бы этого хотел.

— А у вас есть основания считать, что он не хочет?

— Ничего конкретного, но некоторые факты позволяют сделать такой вывод.

В воскресенье он явно по собственной воле проводил время в обществе этой женщины. Да и, кроме того, он ведь бежал.

— Из школы «Забытая лагуна», а не из дома.

— Он мог опасаться, что его опять упрячут в «Забытую лагуну».

— Бог мой, но я бы никогда не сделал этого!

— Однажды уже сделали.

— Меня вынудили обстоятельства.

— Какие, мистер Хиллман?

— Сейчас поздно вдаваться в подробности. Как вы уже сказали, вопрос носит академический характер.

— Он не пытался покончить с собой?

— Нет.

— И не пытался убить кого-нибудь?

— Нет и нет! — ответил Хиллман, однако я заметил, что в глазах у него промелькнуло какое-то странное выражение. — Мне кажется, мы напрасно теряем время. Если Том жив, его надо найти. Гарли — единственный человек, который знает, где он, — отправился, по вашим словам, в Неваду.

— Сейчас, вероятно, он уже там.

— Так почему вы еще здесь? Если бы я мог оставить жену, я бы сам отвез вас туда. Но вы можете арендовать самолет за мой счет.

Я объяснил, что для этого требуются деньги, а я и так опустошил свой карман.

— Извините, это мое упущение.

Хиллман достал чек на две тысячи долларов — тот самый, что ему вручили в понедельник доктор Спонти и Скэрри, и сделал на нем передаточную надпись на мое имя.

Глава XV

В городе я прежде всего зашел в банк, на который был выписан чек доктора Спонти. Предъявляя его к оплате, я написал на нем: «С искренней благодарностью. Лу Арчер». Конечно, не такая уж страшная месть за отказ от моих услуг, но все же я испытывал некоторое удовлетворение при мысли, что доктор Спонти хотя бы смутится.

Полученные деньги, признаться, основательно меня взбодрили. Под влиянием какого-то наития я решил съездить домой к Гарольду Гарли и не обманулся: дверь открыла Лила. На ней был фартук и шапочка, под которую она, открывая дверь, затолкала выбившуюся прядь черных волос. Хорошенькой я бы ее не назвал, но чувствовалось, что ей не занимать энергии и жизнерадостности.

— Вы еще один из полиции? — спросила она.

— Да. А я-то полагал, что вы ушли от Гарольда.

— Я и ушла, но решила вернуться.

— И правильно сделали. Он нуждается в вашей поддержке.

— Знаю, — несколько смягчаясь, подтвердила женщина. — Что будет с Гарольдом? Может, его посадят под замок и выбросят ключ?

— Постараюсь, чтобы этого не произошло.

— Вы из ФБР?

— Нет, я частный детектив.

— А я вот все пытаюсь понять, что происходит. Утром явились полицейские и взяли нашу машину. Ни Гарольда, ни машины… Может, в следующий раз меня лишат и крова над головой? И все из-за паршивого братца Гарольда!

— Ничего, все уладится. Скажу вам то же самое, что уже сказал Гарольду: у него есть единственная возможность выпутаться — рассказать правду.

— Правда заключается в том, что он опять, как всегда, позволил брату использовать себя. Майк все еще… — Лила прикрыла рот рукой и с беспокойством взглянула на меня.

— Продолжайте, продолжайте, миссис Гарли!

Она посмотрела сначала в один конец грязной, убогой улицы, потом в другой, и тронула меня за рукав:

— Давайте зайдем в дом.

Передняя дверь открывалась прямо в гостиную, и мне пришлось переступить через шланг пылесоса.

— Убираюсь, — объяснила Лила. — Надо чем-то занять себя.

— Надеюсь, Гарольд скоро вернется домой и оценит ваши старания.

— Его отпустят, если я помогу задержать Майка?

— Обещать не могу, но думаю, что да.

— А почему не можете обещать?

— Я не работаю в полиции, — я только помогаю ей. Вы знаете, где Майк, миссис Гарли?

Лила долго стояла молча, с таким же неподвижным лицом, как на одном из ее снимков, которыми были увешаны стены, потом слега кивнула:

— Я знаю, где он был сегодня в три часа утра. — Она показала большим пальцем за спину, туда, где стоял телефон. — Он звонил из Лас-Вегаса в три часа утра. Спрашивал Гарольда. Я ответила, что не знаю, где он, поскольку, когда вернулась вчера вечером домой уже не застала его.

— Вы уверены, что звонил Майк?

— Я хорошо знаю его голос. Он не раз звонил и раньше, клянчил денег, как будто они легко нам достаются.

— Он и сегодня просил денег?

— Да. Выслать пятьсот долларов на контору телеграфной компании «Уэстерн юнион» в Лас-Вегасе.

— Но у него же было с собой более двадцати тысяч!

С лица женщины исчезло всякое выражение, на него словно надели маску.

— Этого я не знаю. Знаю только то, что он сказал. Ему были очень нужны деньги, и он просил у меня пятьсот долларов, обещая вернуть тысячу через сутки. Я послала его к черту. Он играл в карты.

— Похоже.

— Он же азартный картежник, а я ненавижу картежников.

Я позвонил в агентство Уолтерса в Рено. Жена Эрни Филлис ответила, что муж рано утром вылетел в Лас-Вегас: там, на стоянке около одного из мотелей, замечен «плимут» Гарольда Гарли.

Часа через два я прилетел в Лас-Вегас и вместе с Эрни беседовал в комнате мотеля с новым владельцем «плимута», неким Флетчером. По его словам, он приехал из Феникса в Аризоне, хотя по акценту больше походил на техасца.

На нем был фатовской ковбойский костюм, сапоги на высоких каблуках, широкий пояс с декоративной серебряной пряжкой и аметистовая брошка вместо галстука.

На одной из двухспальных кроватей лежала широкополая шляпа, а на другой валялись некоторые принадлежности дамского туалета. Женщина, по словам Эрни, принимала ванну. Флетчер был высок ростом, самоуверен и выглядел весьма суровым.

— Я не хотел покупать эту развалину, — утверждал он. — У меня в Фениксе есть новый «кадиллак», можете проверить. У человека, который предложил мне «плимут», не оказалось на машину никаких документов. Я заплатил ему за эту колымагу пятьсот долларов, потому, что он остался без денег, но хотел продолжать игру.

— Во что вы играли? — поинтересовался я.

— В покер.

— Игра происходила в одной из гостиниц, — заговорил Эрни, — однако мистер Флетчер отказывается сказать в какой именно, и не хочет называть фамилий партнеров. Игра шла вчера весь день и большую часть этой ночи. Гарли проиграл решительно все, что имел, но сколько, точно сказать невозможно.

— Тысяч двадцать с лишним… Может, играли краплеными картами?

Флетчер посмотрел на меня, как статуя смотрит на людей.

— Игра велась честно, дружок. Иначе и быть не могло. Я выиграл больше всех.

Несколько минут мы сидели молча, прислушиваясь к гудению кондиционера, потом я сказал:

— Ну так, мистер Флетчер. Сколько же вы выиграли?

— А уж это мое дело, друг хороший. Кучу денег, потому и заплатил этому типу за его драндулет пятьсот долларов. Мне он не нужен, можете забрать его.

— Флетчер сделал величественный жест.

— Мы и заберем, — заметил Эрни.

— Пожалуйста. Я готов всячески помочь вам.

— Тогда ответьте еще на несколько вопросов. — Я достал фотографию Тома.

Флетчер взял ее, словно карту из колоды, посмотрел и тут же вернул.

— Вы видели этого молодого человека в обществе Гарли? — спросил я.

— Нет, не видел.

— Но он упоминал о каком-нибудь подростке?

— Никогда. Гарли приходил и уходил один и большей частью молча. Он не ахти какой крупный игрок, но у него завелись денежки, и он хотел их проиграть.

— Хотел проиграть?! — удивился Эрни.

— Вот именно. Так же, как я, скажем, хотел выиграть. Он принадлежит к игрокам, которые всегда проигрывают, а я к тем, которые всегда выигрывают.

Флетчер встал, прошелся взад и вперед по комнате и, не угощая нас, закурил бразильскую сигару.

— Когда закончилась игра? — спросил я.

— Около трех утра, после того как я сорвал последний крупный банк. Я не отказался бы продолжать игру, но мои партнеры забастовали. Гарли, разумеется, тоже хотел играть, но у него уже не оставалось ни шиша. Под конец он пристал ко мне с просьбой ссудить его деньгами. Чтобы отвязаться, я дал ему сто долларов на поездку домой.

— Домой? А где его дом?

— Он говорил — в Айдахо.

… Я приехал на такси в аэропорт и взял билет на самолет, делающий остановку в Покателло, где жили старики Гарли.

Глава XVI

По пыльной грунтовой дороге я подъехал к простому, лишенному всяких украшений дому из белых кирпичей. К нему прислонился потемневший от непогоды ветхий сарай.

Безветренный день клонился к вечеру. Деревья вдоль изгороди стояли неподвижно, как на картине. Несмотря на близость реки, здесь стояла еще более изнуряющая духота, чем в Вегасе.

Неблизкий путь пришлось проделать мне от Вегаса, чтобы добраться сюда, до фермы отца Гарли, и я почти не сомневался, что Майк не появлялся здесь и не собирался появляться, хотя полностью исключать такую возможность было нельзя.

Черно-белый колли с выбитым глазом облаял меня из-за изгороди, как только я выбрался из машины. Мои попытки установить с ним дружеский контакт успехом не увенчались. В конце концов из дома вышла пожилая женщина в фартуке и прикрикнула на пса.

— Мистер Гарли в сарае, — обратилась она ко мне.

Я открыл проволочные ворота и вошел во двор.

— Можно переговорить с вами?

— Смотря о чем.

— О семейных делах.

— Если это всего лишь уловка, чтобы всучить нам страховые полисы, у вас ничего не выйдет, мистер Гарли не верит в страхование.

— Я ничего не собираюсь всучивать. Вы миссис Гарли?

— Да.

Миссис Гарли была высокой, худой женщиной лет семидесяти, с квадратными плечами и седыми, гладко зачесанными волосами. Мне понравилось ее лицо, на котором сквозь суровое выражение я разглядел и добродушную насмешливость и, рожденную долгими страданиями мудрую терпимость.

— Кто вы? — спросила она.

— Приятель вашего сына Гарольда. Моя фамилия Арчер.

— Вот и хорошо. Мы собираемся ужинать, как только мистер Гарли подоит коров. Может, поужинаете с нами?

— Вы очень добры, — ответил я. Ужинать с ними мне не хотелось.

— Как Гарольд? Он не давал о себе знать с тех пор, как женился на Лиле.

Видимо, миссис Гарли ничего не знала о неприятностях, постигших ее сыновей. Я заколебался, прежде чем ответить, и она это заметила.

— С ним что-нибудь произошло? — помрачнев, спросила она.

— Не с ним, а с Майком. Вы видели его?

Миссис Гарли принялась нервно сжимать и разжимать пальцы больших, грубых рук.

— Мы не видели Майка уже лет двадцать и надеемся не видеть до конца наших дней.

— Возможно, увидите. Он сказал одному человеку, что намерен вернуться домой.

— Ну тут вовсе не его дом. Он перестал быть для него домом еще с детских лет, с тех пор, как Майк отвернулся от нас и уехал в Покателло к Брауну. Это было для него началом конца.

— То есть?

— У Брауна есть дочь — она и погубила моего сына. Эта развратная женщина приобщила его ко всей мирской грязи.

Голос миссис Гарли изменился, теперь она казалась мне чревовещательницей, подражающей чьему-то голосу. Желая положить этому конец, я сказал:

— Кэрол полностью искупила свою вину: в понедельник ее нашли убитой.

Миссис Гарли всплеснула руками.

— Ее убил Майк?

— Предполагается, но доказательств пока нет.

— Вы полицейский?

— Почти.

— Зачем вы приехали? Мы ничего не могли поделать с ним. Он рано перестал считаться с родителями.

— И все же Майк может появиться у вас, если окажется в отчаянном положении.

— Никогда! Мистер Гарли сказал, что убьет его, если он посмеет сюда сунуться. Это было двадцать лет назад, когда Майк дезертировал с военного корабля. Мистер Гарли сказал, что никогда не станет потворствовать преступнику. И неправда, что мистер Гарли жестоко обращался с ним, он только пытался спасти его от Сатаны.

Женщина снова заговорила голосом чревовещательницы. Я все больше убеждался, что ей ничего не известно о жизни сына в последние годы, и начал опасаться, что моя поездка окажется бесполезной.

Покинув миссис Гарли, я отправился искать ее мужа и нашел его в сарае, где он доил корову. В душном воздухе плавал смешанный с запахом навоза сладковатый запах свежего молока.

— Мистер Гарли?

— Я занят, — буркнул он. — Можете подождать, если хотите, я сейчас закончу.

Я отошел и от нечего делать принялся рассматривать внимательно следивших за каждым моим движением коров. Где-то фыркнула и застучала копытами лошадь.

— Вы беспокоите скот, — бросил мне Гарли. — Стойте спокойно либо уходите.

Я простоял не шевелясь минут пять. В сарай забрел одноглазый колли. Он тщательно обнюхал мои ботинки, но когда я хотел погладить его, он ощерился и отскочил.

Мистер Гарли встал и вылил пенящееся молоко в большой бидон. Это был высокий старик в комбинезоне и в почти касавшейся потолка соломенной шляпе.

По портрету, сделанному Гарольдом, я узнал сердитые глаза и сурово сжатые губы. Как только он поднялся, собака заскулила и отбежала в сторону.

— Я вас не знаю… Вы проездом?

— Нет. — Я представился и сразу перешел к делу: — У вашего сына Майка серьезные неприятности.

— Майк мне не сын, — торжественно ответил Гарли. — Я не хочу ничего слышать ни о нем, ни о его неприятностях.

— Но он, возможно, приедет к вам. Во всяком случае, собирался. Если он появится здесь, вы обязаны заявить в полицию.

— Вы не имеете права указывать мне, что я обязан и что не обязан. Все указания я получаю от Господа Бога непосредственно своим сердцем. — Он постучал по груди скрюченными костлявыми пальцами.

— Очень удобно!

— Не богохульствуйте и не насмехайтесь, иначе вам придется раскаяться.

Я могу призвать на вас наказание.

Гарли схватил прислоненные к стене вилы. Колли поджал хвост и выскочил из сарая. У меня внезапно прилипла к спине сорочка. Словно завороженный, я уставился на три острых поблескивающих зубца, направленных на мой живот.

— Убирайтесь! — крикнул старик. — Всю жизнь я боролся с Дьяволом и научился распознавать его слуг с первого взгляда!

Я попятился к двери, зацепился за высокий порог и, едва не упав, выскочил наружу. Миссис Гарли стояла около моей машины со скрещенными на тощей груди руками.

— Мне жаль Кэрол Браун, — заявила она. — Неплохая была девочка, только я настроила себя против нее.

— Теперь это не имеет значения, ее больше нет.

— Для Бога все имеет значение. — Миссис Гарли подняла глаза к небу и, помолчав, продолжала: — Я сама совершила в жизни немало ошибок и умела прощать ошибки других, но мне нужно было сделать выбор.

— Выбор?

— Выбор между мистером Гарли и нашими сыновьями. Я знаю, он тяжелый и жестокий человек. Но что я могла поделать? Я была вынуждена поддерживать мужа, стоять на его стороне, потому что у меня не было сил с ним бороться. И я промолчала, когда он выгнал сыновей из дома. У Гарольда характер помягче и в конце концов он простил нас. А вот с Майком получилось иначе — у него отцовский характер… Мне до сих пор так и не удалось хотя бы взглянуть на внука. — Глаза женщины увлажнились.

Из сарая вышел мистер Гарли. В левой руке он держал бидон с молоком, в правой — вилы.

— Марта, отправляйся домой! Этот человек — слуга Дьявола. Я не разрешаю тебе разговаривать с ним.

— Не причиняй ему вреда. Прошу тебя!

— Иди! — прикрикнул старик.

Женщина ушла, волоча ноги и низко опустив седую голову.

— Ты же, слуга Сатаны, — повернулся старик ко мне, — оставь мой дом, или я призову на тебя Наказание Божие!

Он поднял вилы к багровому небу и потряс ими. Всего несколько секунд потребовалось мне, чтобы оказаться в машине. Я торопливо поднял стекла и вновь опустил их лишь после того, как отъехал на несколько сот ярдов. Теперь мою сорочку можно было выжимать.

Я оглянулся, увидел, как плавно и величаво течет в сумерках река, и сразу почувствовал себя освеженным.

Глава XVII

Еще до того как поехать на ферму Гарли, я договорился с Робертом Брауном и его женой, что приеду вечером к ним. Они уже знали, что произошло с их дочерью, и мне ничего не пришлось рассказывать.

Я нашел их дом в северном конце города, на красивой, обрамленной деревьями улице, параллельной Артур-стрит. Уже почти совсем стемнело, и свет уличных фонарей с трудом пробивался сквозь листву деревьев. Вечерняя прохлада еще не наступила и, казалось, сама земля, словно какое-то живое существо с горячей кровью источает жар.

Навстречу мне с террасы дома спустился сам Роберт Браун — крупный человек с короткими седыми волосами и быстрыми, энергичными движениями.

— Я собираюсь завтра вылететь в Калифорнию, — сообщил он. — Жаль, не мог своевременно известить вас, тогда бы вам не понадобилось приезжать сюда.

— Мне все равно хотелось переговорить с четой Гарли.

— Да? — Как-то по-птичьи, что совсем не вязалось с его внушительной фигурой, он нагнул голову набок. — И вам удалось узнать у них что-нибудь стоящее?

— От миссис Гарли. А от самого Гарли — ничего.

— И не удивительно. Говорят, он неплохой фермер, но время от времени его вынуждены помещать в психиатрическую лечебницу. После одного из таких случаев мы взяли к себе его сына Майка.

— Что же, благородный поступок, ничего не скажешь.

— К сожалению, все кончилось не так, как хотелось бы, но кто может предвидеть будущее? — На минуту он забыл обо мне, потом спохватился: — Заходите, мистер Арчер. Моя жена хочет поговорить с вами.

Браун провел меня в оклеенную унылыми обоями гостиную с добротной кленовой мебелью и многочисленными семейными фотографиями на стенках.

Миссис Браун, изящная женщина лет пятидесяти в старомодном черном платье, сидела в кресле у торшера. В ее слишком уж старательно завитых волосах виднелись седые пряди, а под красивыми глазами, в которых застыло выражение испуга, темнели полукружия. Она подала мне руку, и этот жест казался не столько приветствием, сколько мольбой о помощи.

— Расскажите нам все-все о бедняжке Кэрол, мистер Арчер, — попросила она, усаживая меня рядом с собой на низенькую скамеечку.

— Все о Кэрол?..

Я снова обвел взглядом дышавшую мещанским уютом комнату с фотографиями предков и посмотрел на лица родителей. Какие отношения существовали между ними и Кэрол? Свою красоту она унаследовала от матери, но я совершенно не понимал, почему так сложилась ее жизнь и почему оборвалась она так трагически.

— Мы знаем, что Кэрол убита и что вероятный убийца Майк, вот и все, — сказал мистер Браун.

— Но большего и я не знаю. Майк, видимо, использовал ее как приманку в одном деле с шантажом и вымогательством. Вы слыхали о молодом Хиллмане?

— Я читал о нем еще до того, как узнал, что моя дочь… — Голос Брауна оборвался.

— Говорят, и он убит, — заметила его жена.

— Возможно, миссис Браун.

— Майк действительно замешан в этом преступлении? Я знала, что он опустившийся человек, но чтобы он оказался таким чудовищем…

— Да не чудовище он — просто больной, — устало поправил ее Браун. — И отец у него психически не вполне здоров, хотя и лечился долго в больнице.

— Но если Майк больной человек, зачем же ты привел его к нам в дом, под одну крышу с твоей дочерью?

— Она была и твоя дочь тоже.

— Знаю. Однако не я испортила ей жизнь.

— Послушайте, я приехал сюда вовсе не для того, чтобы присутствовать при вашей ссоре, — вмешался я.

Браун повернулся ко мне и беспомощно развел руками:

— Я всегда во всем виноват. — Неуверенной походкой он пересек комнату и скрылся за дверью, и я почувствовал себя так, будто остался с глазу на глаз с далеко еще не беззубой львицей.

— Я и себя виню за то, что вышла замуж за человека, который так и не вырос из детских штанишек. Представьте, он все еще болеет за футбольную команду своей школы! Мальчишки боготворят его. Все боготворят его, все считают праведником, а этот праведник не смог воспитать и сберечь единственную дочь.

Миссис Браун повернула к стене свою завитую голову и принялась рассматривать одну из фотографий. Чтобы переменять тему разговора и как-то отвлечь ее, я сказал:

— Вы, наверно, были очень красивой девушкой.

— Была. И могла бы выйти замуж за любого молодого человека из тех, с кем училась. Некоторые из них теперь директора банков или крупных фирм. Так нет же! Угораздило влюбиться в футболиста.

— Ваш муж заслуживает лучшего отношения.

— Расхваливайте его кому-нибудь другому. Уж я-то знаю, что он за человек, и знаю, как сложилась у меня жизнь. Я отдала мужу и материнству все, а что получила взамен? Я даже ни разу не видела своего внука.

Миссис Гарли сказала мне то же самое, но я не стал упоминать об этом совпадении.

— А что произошло с вашим внуком?

— Можете себе представить, Кэрол отказалась от своих материнских прав и отдала его на усыновление! Да я ее понимаю: она боялась, что Майк изуродует ребенка. Вот какого муженька послала ей судьба.

— Сколько Майку было лет, когда он ушел от вас?

— Дайте подумать… Кэрол в то время исполнилось пятнадцать, значит ему было семнадцать или восемнадцать.

— Он ушел потому, что намеревался стать военным моряком?

— Нет, моряком он стал позже. Из города Майк уехал с одним типом, бывшим полицейским. Фамилию я забыла, но помню, что его выгнали из полиции за взяточничество, и он скрылся из города, сманив Майка обещанием сделать из него первоклассного боксера. Они отправились на Западное побережье, и через несколько месяцев Майк поступил во флот. — Миссис Браун встала, подошла к камину и переставила одну из безделушек. — Интересно, чем это Роб занимается на кухне?

— Я попросил бы, миссис Браун, продолжить ваш рассказ… Насколько я понимаю, вы время от времени виделись с Майком и Кэрол?

— Его я видела лишь однажды — я ведь не разрешила ему остановиться у нас, когда он как-то приезжал сюда. Он тогда утверждал, будто ему дали отпуск, а в действительности был в самовольной отлучке. Ему удалось снова завоевать доверие Роба, которого он так подвел, когда тайком скрылся из города. Мой легковерный супруг не только опять поверил ему, но даже дал денег, и Майк воспользовался ими, чтобы сбежать с моей единственной дочерью.

— Но Кэрол-то почему сбежала с ним?

— Вы думаете, я не спрашивала ее, когда она была здесь последний раз месяца два назад? Ничего вразумительного я от нее не услышала. Правда, она всегда ненавидела Покателло и мечтала уехать отсюда. Ей хотелось перебраться в Калифорнию и сделать карьеру в кино. Моя дочь находилась во власти детских мечтаний.

— С пятнадцатилетними это бывает… Но вы знаете, ведь Кэрол действительно снималась в кино.

— Она говорила, но я не поверила.

Меня начала раздражать озлобленность этой женщины. Если она была такой же и двадцать лет назад, можно понять, почему Кэрол при первой же возможности покинула отчий дом и не захотела возвращаться.

— Так вы говорите, что видели Кэрол месяца два назад?

— Да, в июне она приезжала на автобусе из Тахое. Она была растрепана и неряшливо одета. Лишь Господу Богу известно, какую жизнь уготовил ей ее благоверный. Она покинула нас, не попрощавшись. Поехала на нашей машине в кино и не вернулась… Даже оставила в своей комнате чемодан.

— Можно взглянуть на него?

Миссис Браун пожала плечами:

— Сейчас принесу.

— Если не возражаете, я сам поднимусь в ее комнату.

— Пожалуйста.

Мы вместе поднялись в комнату Кэрол. Это была спальня школьницы-старшеклассницы. На выкрашенной белой краской железной кровати лежало желтое покрывало с оборками под цвет салфеток, расстеленных на туалетном столике, на котором стояли две настольные лампа с абажурами в форме бессмысленно улыбавшихся друг другу розовых купидончиков. С расстеленного на полу желтого ковра за мной наблюдал тряпичный пес с высунутым красным языком. Небольшой книжный шкаф, выкрашенный, как и кровать, в белое, был набит школьными учебниками, сентиментальными романами и приключенческими книжками. На стенках висели призы, полученные в школьных соревнованиях.

— Я держу комнату в том виде, в каком она осталась после Кэрол, — проговорила миссис Браун.

— Зачем?

— Сама не знаю… Может, мне всегда хотелось надеяться… я ждала, что Кэрол вернется… Чемодан в шкафу…

Открыв дверцы шкафа, я ощутил легкий запах духов, исходивший от платьев и юбок, какие носили школьницы лет десять назад.

— Я провожу в этой комнате много времени, — продолжала миссис Браун. — В такие минуты мне кажется, что Кэрол здесь же, рядом. Одно время мы действительно были очень близки. Она рассказывала мне все, даже о своих свиданиях с кавалерами… А потом наши отношения как-то вдруг испортились.

Кэрол сразу замкнулась. Я не знала, что с ней происходит, но видела, что она меняется и грубеет.

На стареньком поцарапанном кожаном чемодане стояли инициалы Роба Брауна. Я откинул крышку и внезапно почувствовал, что снова нахожусь в мотеле «Дак», открываю тот другой чемодан Кэрол, и на меня пахнуло тем же печальным запахом безнадежности. В чемодане в беспорядке лежали платья, юбки, нижнее белье, чулки, косметика, а сверху дешевое издание книги о значении снов с закладкой, сделанной из исписанного листа почтовой бумаги. Я вынул ее и развернул. Это было письмо, подписанное: «Твой брат Гар».

Миссис Браун очнулась от оцепенения и с любопытством взглянула на меня:

— Что это?

— Письмо Майку от его брата Гарольда. Могу я взять его?

— Разумеется.

— Мне кажется, письмо может послужить одной из улик против Гарли.

Видимо, оно и натолкнуло Майка на мысль похитить сына Хиллмана и потребовать выкуп. («И теперь мне понятно, — подумал я, — почему Гарольд винит себя в том, что стал невольным подстрекателем преступления»).

— Можно прочесть письмо?

Я передал ей листок, она отвела его на расстояние вытянутой руки и, прищурившись, пыталась разобрать написанное. Наконец она отрицательно покачала головой и сказала:

— Мне нужны очки.

Мы спустились в гостиную. Миссис Браун надела очки, села в кресло и погрузилась в чтение.

— Сайп… — пробормотала она, закончив. — Вот эту фамилию я и пыталась припомнить… Роберт, иди-ка сюда!

— Иду, — послышался голос откуда-то из глубины дома.

Через несколько минут Браун появился на пороге с графином и тремя бокалами на подносе.

— Я приготовил свежего лимонада. — Он бросил на жену задабривающий взгляд. — Сегодня такой жаркий вечер.

— Спасибо, Роберт. Поставь на кофейный столик… Скажи, пожалуйста, как фамилия бывшего полицейского, с которым Майк впервые уехал из нашего города?

— Сайп. Отто Сайп. Могу добавить, что этот человек оказывал на него дурное влияние.

Я подумал, что «этот человек» и сейчас еще, возможно, продолжает оказывать на Майка такое же влияние.

С этими мыслями я приехал в аэропорт, где мне удалось пробрести билет на ночной рейс. Самолет доставил меня на международный авиавокзал в Лос-Анджелесе, расположенный всего в нескольких милях от отеля «Барселона», где сторожем служил некто по имени Сайп.

Глава XVIII

Один револьвер я хранил у себя в квартире в письменном столе, другой на работе. Сейчас я был гораздо ближе к своему дому в западной части Лос-Анджелеса и поэтому решил заскочить именно туда.

Был тот унылый час, когда ночь уже кончилась, а утро только готовилось вступить в свои права. Сил у меня оставалось немного, но особенно усталым я себя не чувствовал — мне удалось поспать в самолете. К тому же меня поддерживала мысль, что расследование явно приближалось к успешному концу.

Из окна, выходившего на улицу, через неплотно задернутую штору пробивался свет, а дверь оказалась незапертой. У меня не было ни семьи, ни жены, ни девушки. Я осторожно повернул ручку и приоткрыл дверь. В моей квартире все же оказалась девушка! Она свернулась калачиком на кушетке, прикрывшись одеялом с моей постели. Свет торшера падал на лицо спящей. Оно казалось таким юным, что я сразу почувствовал себя древним стариком.

— Хэлло, Стелла! — окликнул я свою гостью, прикрывая дверь.

Стелла отбросила одеяло и вскочила. На ней был синий свитер и юбка.

— Это вы?! — воскликнула она.

— А кого ты ждала?

— Не знаю… Не сердитесь. Я видела сон… Не помню, что именно, но что-то плохое. — Глаза у нее все еще были сонными.

— Как ты оказалась тут?

— Меня впустил управляющий домом. Я сказала ему, что свидетельница, и он понял.

— А я вот не понимаю. Свидетельница чего?

— Кое-чего, — отрезала Стелла.

Я присел рядом с ней на кушетку. При всем хорошем отношении к девушке я понимал, что ее появление в моей квартире может повлечь за собой крупные неприятности и серьезно мне помешать.

— Твои родители знают, что ты здесь?

— Конечно, нет! Они бы не разрешили, а я обязательно должна была прийти. Вы же приказали мне связаться с вами, как только я получу весточку от Томми. В бюро обслуживания мне сообщили, что вас нигде не могут найти, и дали ваш домашний адрес.

— И сейчас ты хочешь сказать, что получила от Томми весточку?

Стелла кивнула.

— Он звонил мне сегодня часа в четыре дня. Мама уходила в магазин, и я подошла к телефону.

— Томми сказал тебе, где он?

— Он в… — Стелла заколебалась. — Он взял с меня слово молчать, а я уже нарушила свое обещание.

— Каким образом?

— Перед выездом из Эль Ранчо я бросила записку мистеру Хиллману в их почтовый ящик. Не могла же я оставлять его в неизвестности.

— И что же ты написала?

— Что Томми жив и звонил мне, вот и все.

— Ты хорошо поступила.

— Но нарушила слово.

— Ничего не поделаешь, иногда приходится нарушать, особенно если речь идет о более важных соображениях.

— Каких именно?

— Его безопасности. Я боялся, что Тома уже нет в живых. Ты уверена, что разговаривала именно с ним?

— Вполне.

— Откуда он звонил?

— Не знаю, но по-моему, из другого города.

— И что он сказал?

Стелла снова заколебалась:

— А хорошо ли будет, если я опять нарушу свое слово?

— Будет плохо, если не нарушишь. Ты ведь сама понимаешь это, правда? Не для того же ты приехала, чтобы молчать!

Стелла слабо улыбнулась.

— Мы разговаривали совсем недолго, и он ни слова не сказал о каких-то там похитителях. Самое главное — он жив! Он сказал, что извиняется за причиненное мне беспокойство, но ничего поделать не может. Потом он попросил меня встретиться с ним и одолжить ему денег.

Я почувствовал облегчение, поскольку просьба Тома о деньгах позволяла надеяться, что он не принимал участия в вымогательстве.

— Сколько он просил?

— Сколько смогу найти за самое короткое время. Секретарша пляжного клуба одолжила мне сто долларов из своих денег. Я приехала к вам на такси…

Вы знаете, я ведь если и езжу на автобусах, так только на школьных…

— Ты встретила его здесь, в Лос-Анджелесе? — нетерпеливо перебил я.

— Нет. Мы договорились увидеться на автобусном вокзале в Санта-Монике в девять часов. Мой автобус на несколько минут опоздал, и мы, должно быть разъехались. Он, правда, предупредил меня по телефону, что, возможно, не придет сегодня вечером на встречу, и тогда мы должны будем повидаться завтра вечером. Он еще сказал, что вообще появляется на улице только по вечерам.

— Но он сказал, где живет?

— В том-то и дело, что нет. Я подождала его на вокзале еще около часа, потом хотела поговорить с вами по телефону, но не дозвонилась и приехала сюда. Не могла же я лечь спать на улице!

— Действительно… Жаль, что Том не подумал об этом.

— Ему сейчас и без того трудно.

— Он сам так сказал?

— Я поняла по его тону. Мне показалось, что он… не знаю, как сказать… очень расстроен.

— Расстроен или напуган?

— Пожалуй, скорее обеспокоен, чем напуган, — накурила брови Стелла. — Я спросила, здоров ли он, и Томми ответил, что вполне. На мой вопрос, почему он не возвращается домой, Томми ответил, что из-за родителей, что вообще не считает их своими родителями.

— Стелла, мы обязательно должны найти его. Ты поможешь мне, да?

— За этим я и приехала.

— Ну и отлично. А теперь извини, мне нужно позвонить.

Телефон стоял на столе у окна. Я присел к нему и набрал номер Сьюзен Дрю. Она взяла трубку после первого же звонка.

— Хэлло?

— Говорит Лу Арчер. У тебя такой бодрый голос, словно ты не спала, хотя сейчас уже три часа ночи.

— Я и в самом деле не спала, лежала и думала, и среди всего прочего о тебе.

— Мысль обо мне угнетает тебя?

— В одном контексте — да, в другом нет.

— Ты изрекаешь загадки, Сфинкс.

— Так мне нравится, Эдип. Но сегодня не ты причина моей депрессии. Ее истоки надо искать в далеком прошлом.

— И ты хотела бы рассказать о нем?

— В другой раз, доктор… Ты позвонил так поздно, надеюсь, не для того, чтобы я рассказывала тебе свою биографию?

— Нет, хотя по-прежнему хотел бы узнать, с кем ты разговаривала тогда по телефону.

— Только потому ты и позвонил? — в ее голосе послышалось разочарование, готовое перейти в гнев.

— Нет, не потому. Мне нужна твоя помощь.

— Ну, ну, — смягчаясь, поторопила Сьюзен.

— Видишь ли, ко мне неожиданно явилась очень милая девочка-школьница Стелла, и мне нужно безопасное место, где она могла бы провести остаток ночи.

— Но у меня не так уж безопасно, — возразила Сьюзен.

— Я могу побыть и здесь, — шепнула мне Стелла.

— Здесь она оставаться не может. Ее родители, чего доброго, обвинят меня в умыкании несовершеннолетней.

— Ты серьезно?

— Можешь поверить — положение серьезное.

— Что ж, пожалуйста. Где ты живешь?

— Мы приедем к тебе через полчаса.

— Вы не должны были делать это у меня за спиной, — заявила Стелла, как только я положил трубку.

— Во-первых, не у тебя за спиной, а во-вторых, у нас нет времени на ненужные разговоры.

Для того, чтобы она лучше поняла это, я снял пиджак, достал из стола револьвер в специальной кобуре и надел его под пиджак. Стелла, широко раскрыв глаза, наблюдала за мной, но этот отвратительный ритуал все же не заставил ее замолчать.

— А я ни с кем не хочу встречаться сегодня.

— Сьюзен Дрю тебе понравится. Очень милая и умная женщина.

— Когда взрослые уверяют, что мне кто-то или что-то понравится, все обычно получается наоборот.

Видимо, сильное нервное напряжение этой ночи не прошло для Стеллы бесследно и, чтобы успокоить ее, я сказал:

— Забудь, пожалуйста, о своей войне со взрослыми. Недалеко время, когда ты сама станешь взрослой. Кого же ты тогда будешь винить во всем?

— Это нечестно!

Да, это было нечестно, но зато помогло мне спокойно привезти Стеллу на Беверли-глен, где в многоквартирном доме жила Сьюзен. Она сразу открыла нам дверь — причесанная, в шелковой пижаме, без всякой косметики на лице.

— Заходите. Рада видеть тебя, Стелла. Меня зовут Сьюзен. Я уже приготовила для тебя постель в комнате наверху. Ты хочешь поесть чего-нибудь?

— Спасибо. Я съела булочку и бифштекс на автобусном вокзале.

— В таком случае ты, верно, хочешь спать?

— У меня нет выбора! — вдруг крикнула Стелла, но спохватилась. — Извините. Вы очень добры… Я хотела сказать, что мистер Арчер поставил меня в такое положение, когда у меня нет возможности выбирать.

— Я в таком же положении, Стелла. А как бы ты поступила, если бы у тебя был выбор?

— Была бы с Томми, где бы он ни находился.

Губы у нее начали кривиться, и, чтобы не разрыдаться, она быстро поднялась наверх.

— Пижама лежит на постели, а новая зубная щетка в ванной! — успела крикнуть Сьюзен, прежде чем девушка захлопнула дверь.

— Ты хорошая хозяйка, — сказал я.

— Спасибо. Выпьешь чего-нибудь?

— Мне это не поможет.

— Ты не скажешь мне, куда отправляешься и что намерен делать?

— Еду в отель «Барселона».

— Разве он не закрыт?

— По крайне мере один-то человек там еще живет. Сторож по имени Отто Сайп.

— Бог мой, да я, кажется, знаю его! Высокий, здоровенный детина с багровой физиономией, от которого вечно разит виски?

— Вероятно, он. Откуда ты его знаешь?

— В давние времена я часто бывала в «Барселоне», — после короткого замешательства ответила Сьюзен. — Там я и встретила Кэрол.

— И мистера Сайпа?

— И мистера Сайпа.

Несмотря на все мои расспросы, Сьюзен больше ничего не сказала и в конце концов заявила:

— Ты не имеешь права допрашивать меня. Уходи. Впрочем, я не хочу, чтобы ты ушел недовольным. Пойми, я молчу не ради забавы. Но моя личная жизнь очень дорога мне, и никто не имеет права вторгаться в нее.

— Даже если речь о спасении жизни?

— Чьей?

— Например Тома Хиллмана, а может, и моей.

Сьюзен провела рукой по моему пиджаку.

— Ты с оружием? Этот Отто Сайп — один из похитителей?

Я ответил вопросом на вопрос:

— Он был твоим возлюбленным?

— Какая чепуха! Конечно нет. А теперь уходи. — Он вытолкнула меня за дверь. — Будь осторожен.

Моего лица коснулась прохлада ночного воздуха…

Глава XIX

Бензозаправочная станция Бена Дэли была погружена в темноту. Лишь в глубине помещения — видимо, для отпугивания грабителей — горела единственная лампочка. Я поставил машину рядом с кабиной телефона-автомата, перешел шоссе и направился к «Барселоне».

Гостиница была мертва, как Ниневия. В саду за главным зданием неуверенно попытался запеть пересмешник, но раздумал. Изредка со стороны шоссе доносился шум проходящих машин и только это напоминало, что жизнь идет своим чередом.

Я пошел к парадной двери и постучал фонариком в стекло. Никакого ответа… Никто не отозвался и на мой повторный стук. Я уже собирался выбить стекло, когда обнаружил, что дверь не закрыта. Переступив порог я пересек холл и оказался в длинном коридоре, из которого в прошлый раз появился Сайп.

Одна из дверей в самом конце коридора была приоткрыта и из-за нее слышалось чье-то тяжелое дыхание. В воздухе висел густой запах виски.

Просунув руку за дверь, я нащупал выключатель, зажег свет и взялся за рукоятку револьвера. Предосторожность, однако, оказалась излишней: Сайп лежал на кровати одетый и спал, дыхание с шумом вырывалось из его широко раскрытого рта.

Он был один в комнате, да в ней вряд ли нашлось бы место хотя бы для двоих — наверное, сюда годами сносили разные картонные коробки, пустые ящики, свернутые валиками ковры, пачки журналов и газет, чемоданы, шкафчики для обуви… Кое-где на стенах висели фотографии молодых людей в боксерских позах и полунагие девицы. Рядом с дверью выстроились пустые бутылки из-под виски, а одна, наполовину опорожненная, стояла в изголовье кровати.

Я повернул торчавший в двери ключ и внимательно вгляделся в спящего. Он был настолько пьян, что, наверное, его дыхание воспламенилось бы, поднеси я к его рту горящую спичку. За потемневшим от грязи поясом его брюк торчал револьвер. Я осторожно вытянул его, сунул к себе в карман и попытался разбудить Сайпа, несколько раз шлепнув по изрытым оспинами щекам, но безрезультатно.

Через ванную комнату я прошел в соседний номер и осветил его фонариком.

Комната оказалась такой же, как и та, где лежал Сайп, но совершенно пустой, если не считать двуспальной металлической кровати с матрацем и небрежно наброшенным одеялом. На спинке висел черный вязаный свитер с надорванным рукавом. В корзине для мусора я обнаружил несколько пакетов с остатками пищи.

Закрыв Сайпа на замок, я занялся осмотром помещения гостиницы. Это заняло немало времени, причем я чувствовал себя, как археолог, обследующий внутренность пирамиды. Пыли я наглотался предостаточно, но ничего и никого не нашел. Возможно, Том прятался где-то здесь, в «Барселоне», но с таким же успехом можно было предположить, что он успел скрыться.

Я вышел из гостиницы и направился на бензозаправочную станцию Дэли. На двери висела записка: «В срочных случаях звоните владельцу», — и указывался номер телефона. Из стоявшей рядом со станцией будки автомата я позвонил Дэли.

— Моя фамилия Лу Арчер, — назвал я себя, когда Дэли ответил. — Детектив, который разыскивал, если помните, Гарольда Гарли. Благодаря вам я его нашел, но сейчас мне нужна ваша помощь в еще более важном деле.

— В каком деле?

— Расскажу, когда приедете. Я около вашей станции.

Дэли оказался человеком сговорчивым и ответил, что будет минут через пятнадцать.

Поджидая его в своей машине, я вновь и вновь перебирал в памяти и анализировал уже известные мне факты. Не оставалось сомнений, что Сайп и Майк Гарли «работали» вместе, используя в качестве базы отель «Барселона».

Вряд ли они держали Тома как пленника; скорее всего он пришел к ним сам, и Гарли не лгал, когда по телефону заявил об этом Хиллману. Одно было непонятно: почему Том решился на такой поступок, пусть даже отец и отправил его в «Забытую лагуну»…

Дэли подъехал к автостанции, поставил свой фургончик рядом с моей машиной и, выходя, с силой захлопнул дверцу.

— Что вы хотите от меня, мистер Арчер? — спросил он не слишком приветливо.

— Садитесь рядом, я покажу вам одну фотографию.

Дэли выполнил мою просьбу, я включил в машине свет, достал фотографию Тома и вложил ее в задубевшие от масла и бензина руки Дэли.

— Вы видели его когда-нибудь?

— Да, раза два или три за последние несколько дней. Он звонил куда-то вот из этой кабины автомата, и не далее как вчера, во второй половине дня.

— А точнее?

— Я был слишком занят, чтобы смотреть на часы, но, во всяком случае, под вечер. Потом, уже позже, я заметил его на автобусной остановке — похоже, он кого-то ждал. — Дэли махнул в направлении дороги на Санта-Монику. — Автобусы останавливаются у перекрестка только по требованию.

— Все?

— Все городские, за исключением экспрессов.

— Вы видели, как он сел в автобус?

— Нет, я как раз закрывал станцию.

— В какое время это было?

— Примерно в половине девятого вечера.

— Во что он был одет?

— Белая рубашка и черные брюки.

— Почему вы наблюдали за ним?

— Не знаю, — пожал плечами Дэли. — Собственно, я и не наблюдал. Я заметил, как он выходил из гостиницы, и, вполне понятно, удивился: как это, подумал я, такой симпатичный паренек может путаться с человеком вроде Сайпа?

— Дэли снова взглянул на фотокарточку Тома и поспешил вернуть ее мне, словно не хотел брать на себя ни малейшей ответственности за его поступки.

— А чем вам не угодил Сайп?

— У меня есть дети, и я ненавижу людей, которые, как это делает Сайп, спаивают мальчишек и учат их всяким пакостям. Если хотите знать мое мнение, ему давно пора сидеть в тюрьме.

— Совершенно верно. Вот давайте и посодействуем ему в этом.

— Вы шутите!

— Нисколько. Сайп совершенно пьян, спит в своей комнате и, надеюсь, долго не проснется. Так вот, на тот случай, если он все-таки проснется, вы сможете побыть тут и понаблюдать за ним?

— А что мне делать, если он вздумает уйти?

— Позвонить в полицию и попросить арестовать его.

— За что? Он гнусный тип, это правда, но у меня же нет никаких оснований требовать его ареста.

— Они есть у меня. Если вам придется звонить в полицию, скажите, что полиция в Пасифик Пойнт подозревает его в похищении человека.

— А вы-то сами где будете?

— Попытаюсь найти одного юношу.

Дэли внезапно оживился:

— Это не того ли, о ком писали в газетах? Кажется… кажется, Хиллман?

— Вот-вот.

— Как же я не узнал его! По правде говоря, я не очень примечаю лица людей, зато всегда могу сказать, на каких машинах они ездят.

— У Сайпа есть машина?

— Есть. «Форд» модели пятьдесят третьего года с паршивеньким мотором — я как-то менял в нем масло.

Перед тем как уехать, я поинтересовался, видел ли Дэли у гостиницы еще кого-нибудь. После некоторых усилий он вспомнил, что утром в понедельник видел Майка Гарли, тот приехал на машине с номерным знаком штата Айдахо.

Очевидно, именно тогда он привез в багажнике Тома.

— А вчера вечером приезжал на новеньком «шевроле» какой-то юноша. С ним была девушка, а может, и не девушка, может, тоже парень, только ростом поменьше. Я уже закрывался и выключил большой свет.

— Вы хорошо рассмотрели юношу?

— Не очень. Кажется, темноволосый и довольно интересный. И что у них общего с этим обормотом?.. — Покачав головой Дэли начал выбираться из моей машины, но вдруг снова повернулся ко мне: — Позвольте, а почему же этот мальчишка Хиллман свободно разгуливает тут? Я-то думал, что его держат где-нибудь взаперти и его ищет вся Южная Калифорния.

— Так оно и есть…

Я отправился на конечную остановку автобусов, идущих в Санта-Монику, и попытался навести справки о Томе у служащих станции, но ничего не узнал.

Правда, по вечерам дежурила другая смена, и я решил, что следует побывать тут еще раз, а пока вплотную заняться Отто Сайпом.

Бен Дэли сообщил, что Сайп не покидал гостиницу, но когда мы подошли к его комнате, дверь оказалась открытой, а комната пустой. Прежде чем уйти, Сайп допил стоявшую рядом с кроватью бутылку виски.

— У него, несомненно, была отмычка. Бен, из гостиницы можно незаметно уйти через какой-нибудь другой ход, помимо главного?

— Нет, сэр. Сайп должен быть где-то здесь, на территории.

Мы обошли гостиницу и миновали пустой бассейн для купания, дно которого устилали сухие листья. За гостиницей, футах в двухстах от нее, у голого холма находились общежития для служащих, гаражи и какие-то постройки. Между двумя крыльями гостиницы был разбит английский сад, теперь уже запущенный.

Сидя на высокой ветке, пересмешник старательно воспроизводил крики галки.

Я остановился и жестом приказал Дэли не двигаться. За кустом кто-то копал: слышались скрежет лопаты и падение комков земли. Вынув револьвер, я вышел из-за куста. Это был Отто Сайп. Он стоял в неглубокой яме, его одежда была в грязи, с лица струился пот. На траве рядом с ямой, на спине лежал человек. Из его груди торчала рукоятка ножа. По фотографиям, которые побывали у меня в руках, я сразу узнал Майка Гарли.

— Что вы делаете, Отто?

— Сажаю петуньи, — осклабился Сайп; он все еще был в том состоянии опьянения, когда в сознании человека стирается грань между реальностью и бредом.

— И покойников?

Сайп повернулся и взглянул на распростертое тело так, словно впервые его заметил.

— Он пришел с вами?

— Очнитесь, Сайп! Вы же хорошо его знаете, вместе скрылись из Покателло.

— Так что же, я не имею права похоронить как следует своего приятеля?

— Это вы его убили?

— Я?! Зачем мне убивать дружка?

— А кто?

Сайп оперся на лопату, с ухмылкой взглянул на меня и промолчал.

— Где Том Хиллман?

— Расскажу там, где нужно.

Я повернулся к Дэли:

— Вы умеете обращаться с револьвером?

— Я был на войне.

— Вот, возьмите и не спускайте с него.

Я передал Дэли револьвер и наклонился над Гарли. Окаменевшее лицо и некоторые другие признаки показывали, что он мертв уже несколько часов. Нож (я осмотрел его не прикасаясь) был новым и, видимо, довольно дорогим, с рукояткой из полосок белой и черной резины. В кармане Гарли я нашел корешок билета на рейс Лас-Вегас — Лос-Анджелес, проданного днем раньше, и деньги — три доллара сорок два цента.

Я еще не закончил осмотр, когда услышал испуганный крик Дэли. Все последующее заняло несколько секунд: блеснул металл, пересмешник вспорхнул и улетел, Сайп опустил лопату на голову Дэли, раздался выстрел, и Сайп, охнув, упал в яму.

— Я не хотел стрелять! — хрипло проговорил Дэли. — Это получилось как-то само собой, когда он замахнулся лопатой… Я же после войны дал себе словно никогда и ни в кого не стрелять…

На голове у него оказалась глубокая царапина. Я перевязал Дэли своим носовым платком, велел вызвать полицию и «Скорую помощь», а сам подошел к Сайпу и перевернул его на спину. Он был ранен в живот, жизнь явно покидала его. Настроение у меня было отвратительное. Все, чего я достиг за три очень трудных дня, было тут, перед моими глазами: один убитый и один умирающий, причем от пули, выпущенной из моего револьвера. Скверное настроение не помешало мне проверить карманы Сайпа.

Его бумажник оказался набитым двадцатидолларовыми купюрами. Но Сайп уже не мог воспользоваться этими деньгами Хиллмана: он умер еще до того, как, пронзительно завывая, к гостинице примчалась машина «Скорой помощи».

Глава XX

Нескончаемые разговоры велись и на месте происшествия и в канцелярии шерифа. Моя поддержка, звонок лейтенанта Бастиана и рана на голове в конце концов помогли Бену убедить полицейских и чиновников прокуратуры, что он действовал только в целях самообороны.

Бен лишил меня важного свидетеля.

Но у меня оставалась свидетельница, если только она согласится говорить. Не теряя времени, я поехал на квартиру Сьюзен Дрю.

Дверь открыла Стелла. Я сразу заметил синеватые подглазья на ее бледном лице.

— Ты выглядишь испуганной, — заметил я. — Что-нибудь случилось?

— Ничего, и это тоже меня беспокоит. Мне бы следовало позвонить родителям, а я не хочу, они заставят меня вернуться домой.

— Но так или иначе ты должна вернуться.

— Нет! Я хочу повидаться с Томми. Он же сказал, что если наша первая встреча не состоится, мы увидимся сегодня вечером на той же автобусной остановке.

— В какое время?

— В девять, как и вчера.

— Я пойду вместо тебя.

Девушка согласилась, хотя и не слишком охотно.

— Стелла, а где мисс Дрю?

— Пошла завтракать. Я была еще в постели. И она оставила мне записку, что скоро вернется, а прошло уже больше двух часов… Мистер Арчер, вы позволите задать вам один вопрос?

— Один задавай.

— Вас интересует мисс Дрю?.. Ну, вы понимаете… По-настоящему.

— Пожалуй. А что?

— Не знаю, говорить ли, но… но она пошла завтракать с другим мужчиной.

— Что же тут плохого?

— Как вам сказать… Я его не видела, но слышала его голос, а у меня хорошая память на голоса. По-моему, это был женатый человек.

— Ты определила по голосу?

— Это был отец Томми — мистер Хиллман…

От неожиданности я даже опустился на стул. Мне показалось, что развешанные по стенам и ярко освещенные солнцем африканские маски строят мне гримасы.

— Мне не следовало распускать язык, да? — озабоченно спросила Стелла, подходя ко мне. — Вообще-то я не сплетница и сейчас чувствую себя прямо шпионкой, проникшей в чужой дом.

— Нет, почему же. Ты правильно сделала, только больше никому не рассказывай.

— Обещаю. — Видимо, Стелла испытывала облегчение, поделившись со мной этой новостью.

— У тебя сложилось впечатление, что они друзья?

— И да и нет. Я не хотела, чтобы он увидел меня, и поэтому не выходила из комнаты и не видела их вместе, но по тону разговора мне показалось, что они… как вам казать… довольно близки.

— Что ты имеешь в виду?

Стелла, чуточку подумав, ответила:

— Ну, так они разговаривали… Без всяких там церемоний, как близкие люди.

— И о чем же они говорили?

— Попытаться пересказать слово в слово?

— Это было бы здорово.

— Всего я не слышала. Как только он вошел, она сказала: «Я надеялась, что ты будешь более осторожным, Ральф». Она назвала его «Ральф». А он: «Не говори мне про осторожность! Положение становится отчаянным». Я не поняла, что он хотел этим сказать.

— А все же?

— Может, о Томми, а может, о чем-нибудь другом… «А я-то, — говорит, — надеялся найти в тебе хоть немного симпатии». Она ответила, что у нее теперь вообще ни к кому нет симпатии. Тогда он назвал ее жестокой женщиной и что-то сделал — кажется, хотел поцеловать, потому что она воскликнула: «Не смей!»

— У нее был сердитый голос?

Стелла посмотрела на потолок.

— Не очень… Пожалуй, ей было просто неинтересно. «Мне кажется, ты не очень любишь меня», — сказал он. Она ответила, что сейчас не время открывать дискуссию, особенно когда в доме посторонний человек. «Почему же ты не предупредила меня? — всполошился он. — Мужчина?» Я не слышала, что она ответила, а через несколько минут они ушли.

— У тебя хорошая память, — похвалил я.

Стелла рассеянно кивнула:

— В школе это помогает, а в остальном не всегда полезно. Я запоминаю и все плохое и все хорошее.

Теперь я почти не сомневался, что именно Хиллман был тем человеком, телефонный звонок которого так расстроил Сьюзен. Вот так, словно край ее юбки зацепился за шестерни работающей машины, которую никто не может остановить, Сьюзен все больше и больше вовлекалась в историю с исчезновением Тома Хиллмана. Должен признаться, я не стал бы останавливать машину, если бы и знал, как это сделать. Такова одна из неприятных особенностей профессии детектива.

— Ты ела что-нибудь? — спросил я Стеллу.

— Выпила стакан молока.

— Вот почему ты такая бледная. Едем завтракать.

— Спасибо… А потом?

— А потом я отвезу тебя домой.

— Пожалуй… Мама, наверное, в панике.

— Позвони ей и скажи, что едешь.

Я закрылся в ванной комнате, побрился и принял ванну — следовало подготовиться к важной беседе, а может, и к нескольким, если повезет.

Стелла встретила меня с пылающими щеками.

— Я звонила. Нам лучше сразу ехать домой.

— Мать очень волнуется, да?

— Я разговаривала с папой. Он винит во всем вас.

— И правильно делает. Надо было вчера же отвезти тебя.

Примерно через час мы подъезжали к школе «Забытая лагуна». Ветер разогнал облака, но даже при ярком солнечном свете школьные здания выглядели уныло. Я поймал себя на том, что взглядом разыскиваю на горизонте одинокую синюю цаплю, но сегодня ее не было.

Повинуясь внезапному порыву, я свернул с шоссе и подъехал к школе. Из будки вышел старик сторож и поковылял к машине.

— Доктора Спонти нет, — сообщил он.

— А миссис Мэллоу?

— Она в Восточном крыле.

Я оставил Стеллу в машине и постучался в переднюю дверь Восточного крыла. Прошло что-то уже слишком много времени, пока наконец миссис Мэллоу открыла мне. На ней был тот же самый темный форменный костюм, и от нее так же пахло джином.

— Мистер Арчер?! — Она улыбнулась, щурясь от яркого солнечного света.

— Как поживаете, миссис Мэллоу?

— Не спрашивайте меня об этом по утрам… Да и вообще в любое время.

Существую.

— Ну и отлично.

— Надеюсь, вы приехали не за тем, чтобы справиться о моем житье-бытье?

— Мне хотелось бы минутку поговорить с Фредом Тинделлом.

— К сожалению, мальчики сейчас в классе.

— Мне это крайне необходимо.

— Но вы не расстроите его?

— Надеюсь.

Миссис Мэллоу оставила меня в холле и вскоре вернулась. В ожидании Фреда мне пришлось выслушать историю всех ее бракосочетаний, включая и самое последнее — бракосочетание с бутылкой. Потом пришел Фред, остановился у порога и, пощипывая щетину на подбородке, ждал, когда ему скажут, что он натворил на этот раз.

— Алло, Фред, — поздоровался я, подходя к нему.

— Алло.

— Ты помнишь разговор, который мы как-то вели?

— С памятью у меня в порядке… Вы Лу Арчер Первый… Нашли Тома? — спросил он с быстро промелькнувшей улыбкой.

— Пока нет. А ведь ты мог бы помочь мне.

Фред поскреб ботинком дверной косяк.

— Это как же?

— Рассказать все, что знаешь. Могу обещать: обратно сюда его не привезут.

— А мне-то, думаете, от этого будет легче? — уныло проговорил он.

Я промолчал. Да и что я мог ответить?

Немного повременив, Фред спросил:

— А что вы хотите услышать от меня?

— По-моему, прошлый раз ты кое о чем умолчал. Нет, нет я тебя не виню, ты ведь совершенно меня не знал. Собственно, ты и сейчас меня не знаешь, но прошло три дня, а Том все еще не найден.

Лицо Фреда приняло серьезное выражение, однако ненадолго, он с усмешкой тряхнул головой:

— Договорились, я выложу вам все.

— Хочу спросить вот о чем. Перед тем как сбежать в субботу вечером, Том не называл какого-нибудь определенного человека или определенного места, куда он намеревался отправиться?

— Куда, он не сказал, он только упомянул что-то о том, что должен найти своего настоящего отца.

— Что он хотел этим сказать?

— А то, что он был усыновлен.

— Это правда?

— Откуда я знаю! Многие наши ребята хотели бы оказаться усыновленными.

— Том говорил серьезно?

— А как же! Он еще добавил, что не может сказать, кто он сам, пока точно не узнает, кто был его отец. — Фред снова усмехнулся. — А я вот, наоборот, пытаюсь забыть, кто был мой отец.

— Вы все выяснили, что вас интересовало, мистер Арчер? — вмешалась миссис Мэллоу. — Фреду пора в класс.

— Ты можешь рассказать еще что-нибудь?

— Нет, сэр. Честное слово. Мы мало разговаривали с Томом…

Вернувшись к машине, я спросил у Стеллы:

— Том когда-нибудь рассказывал тебе, что его усыновили?

— Усыновили?! Совсем не так! Однажды летом он вдруг придумал сказать мне, что его тайком подменили в родильном доме и Хиллманы не настоящие его родители. Как, по-вашему, это правда?

— Все может быть.

— Но вы-то верите?

— Я и сам не знаю, чему я верю, Стелла.

— Но вы же взрослый, — с чуть заметной насмешкой заметила Стелла, — вам все полагается знать.

Я предпочел не отвечать, и мы молча доехали до ворот усадьбы Карлсонов.

— И думать боюсь, что сделает со мной отец! — поежилась Стелла. — Извините, что втянула вас в эту историю.

— Полно, Стелла! Ты помогла мне больше всех.

Джей Карлсон, которого я не знал и не хотел знать, стоял у ворот своей усадьбы. Упитанный моложавый человек с голубыми, как у Стеллы, глазами, он сейчас буквально дрожал от злости.

Из дома вышла Риа Карлсон, рыжие волосы которой мое сознание восприняло как сигнал надвигающейся опасности. Она ринулась к машине, увлекая за собой мужа.

— Что вы делали с моей дочерью? — набросилась на меня женщина.

— Оберегал, как мог. Она ночевала у одной моей приятельницы, а утром я уговорил ее вернуться домой.

— Проверим, проверим! — прищурилась миссис Карлсон. — Как фамилия вашей приятельницы?

— Сьюзен Дрю.

— Стелла, это так?

Девочка кивнула.

— Ты что, разучилась говорить? — гневно крикнул отец. — Пропадала где-то всю ночь, а теперь, видите ли, не желает удостоить нас хотя бы одним словом!

— Не волнуйся, папа. Он говорит правду. Мне пришлось съездить в Лос-Анджелес, но…

— Не волнуйтесь? — перебил отец. — Не волнуйтесь, хотя мы даже не знали, жива ли ты?

Стелла виновато понурилась:

— Прости, папа!

— Ты жестокая, бесчувственная девчонка! — снова взвилась миссис Карлсон. — Теперь я никогда не смогу тебе верить! Никогда!

— Напрасно вы так, миссис Карлсон!

Отец Стеллы яростно повернулся ко мне.

— А вы не вмешивайтесь! — крикнул он.

Я видел, что больше всего ему хотелось бы сейчас наброситься на меня с кулаками, но вместо этого он схватил Стеллу за плечи и с силой встряхнул. — Ты что, совсем ума лишилась — выкидывать такие штучки?!

— Оставьте ее в покое, Карлсон!

— Она моя дочь!

— Вот и относитесь к ней, как к дочери. Она провела очень трудную ночь, и…

— Что значит трудную ночь?

— Она учится понимать жизнь, а вы не очень-то помогаете ей в этом.

— Прежде всего ей нужно учиться дисциплине, и я знаю, где ее научат этому.

— Вы глубоко заблуждаетесь, если думаете о школе «Забытая лагуна».

По-моему, Стелла прекрасная девочка, и…

— Меня не интересует ваше мнение. Рекомендую поживее убираться, пока я не вызвал полицию.

Мне и самому дорога была каждая минута, и я ушел. У Стеллы хватило мужества помахать мне на прощание рукой.

Глава XXI

Я направился было к дому Хиллманов, но увидел идущую навстречу машину Дика Леандро и затормозил как раз на середине дороги. Он волей-неволей должен был последовать моему примеру, причем взглянул на меня так, словно я преградил ему путь на треке в разгар автогонок на «Гран-при». Я вышел из машины и похлопал ладонью по капоту его спортивного автомобиля:

— Отличная штучка!

— Мне нравится.

— У вас несколько машин?

— Нет одна… С… скажите, я с… слышал, Том н… нашелся?

— Пока нет, но известно, что он на свободе.

— Замечательно, — без всякого энтузиазма заметил Дик. — Вы не знаете, где Шкипер? Миссис Хиллман сказала, что он не ночевал дома.

— На вашем месте я бы не стал о нем беспокоиться. Он в состоянии сам позаботиться о себе.

— Да, да, к… конечно. Но где он? Мне нужно п… поговорить с ним.

— О чем?

— Это наше с ним дело… По личному вопросу.

— У вас много общих секретов с мистером Хиллманом? — насмешливо поинтересовался я.

— Н… нет. Он консультирует меня… Он дает мне х… хорошие советы.

Неприязнь ко мне сквозила в каждом слове Леандро. Неприязнь и страх. Я оборвал разговор, уселся в машину и подъехал к особняку Хиллманов. Мне предстояло поговорить с Элейн, и она сама открыла дверь. Сегодня она выглядела лучше, чем в прошлый раз, даже улыбнулась мне.

— Я получила вашу добрую весть, мистер Арчер.

— Мою добрую весть?!

— Да. Весть, что Том жив. С ваших слов мне сообщил об этом лейтенант Бастиан. Заходите и расскажите подробно. Можно надеяться, что наши мучения подошли к концу?

— Не сомневаюсь.

— Как я рада! — Она пристроилась на краешек кушетки. — Садитесь и рассказывайте.

Я сел рядом.

— Мне остается досказать немногое, но в этом немногом не все хорошо.

Однако Том жив, свободен и, по всей вероятности, все еще в Лос-Анджелесе. Я проследил его маршрут от гостиницы «Барселона», где он скрывался все это время, до центра Лос-Анджелеса. Его видели вчера вечером на автобусной остановке.

— Мне хотелось бы, чтоб в эту минуту мой муж был здесь, со мной… Я немножко беспокоюсь о нем. Он уехал из дому вчера вечером и еще не возвращался.

— Вероятно, он провел ночь в Лос-Анджелесе, занимаясь поисками Тома.

Сегодня утром он завтракал с Сьюзен Дрю.

Я умышленно без всякой подготовки назвал это имя, и на лице Элейн отразилась именно та реакция, которую я ожидал.

— Боже! — воскликнула она. — Неужели они все еще продолжают?

— Я не знаю, что они продолжают.

— Да они же любовники вот уже двадцать лет! — с ожесточением бросила миссис Хиллман. — А ведь он клялся, что между ними все кончено! Он умолял меня не бросать его, давал честное слово, что никогда даже близко не подойдет к ней!.. — Она строго взглянула мне в глаза. — Мой муж — бесчестный человек!

— Он не произвел на меня такого впечатления.

— Я знаю, о чем говорю. Мы прожили вместе четверть века, и не любовь удерживала его около меня, а мои деньги, которые нужны были ему не только для деловых операций, но и для удовлетворения своих прихотей, включая… — Она вздрогнула от отвращения, — включая грязную привычку постоянно менять своих постельных подруг… Но я бы не должна рассказывать вам все это, вы первый человек, с которым я так откровенна.

— Но пока вы ничего особенного мне не рассказали, хотя в интересах дела и следовало бы.

— Вы полагаете… все это связано между собой?

— Вполне возможно. Мне кажется, что именно по этой причине ваш муж и мисс Дрю встретились сегодня утром. Он, вероятно, договорился с ней о встрече по телефону еще во вторник днем.

— Постойте! Я вспомнила. Он действительно разговаривал по телефону в гостиной, но прекратил разговор, как только заметил меня. Я успела расслышать, как он сказал, что все это должно остаться строго между ними.

Конечно, он разговаривал с этой шлюхой Дрю!

— Вероятно. Как раз накануне я рекомендовал лейтенанту Бастиану иметь ее в виду как свидетельницу, и лейтенант, наверно, упомянул об этом в разговоре с вашим мужем.

— И опять вы правы, мистер Арчер: муж и в самом деле разговаривал перед этим с лейтенантом. Но откуда у вас такая осведомленность?

— Профессия!

— Профессия профессией, но как вы могли узнать о телефонном разговоре между… этой самой Дрю и мужем?

— В тот момент я находился в квартире мисс Дрю. Я не слышал, о чем они разговаривали, но заметил, что она выбита из колеи.

Взгляд миссис Хиллман несколько смягчился, она слегка коснулась моей руки.

— Дрю ваша приятельница?

— В некотором смысле.

— Загадочный ответ.

— Еще более загадочны для меня их взаимоотношения. Но, мне кажется, она не любит вашего мужа.

— Тогда что же они пытаются скрыть?

— Что-то из прошлого. Вот почему я надеюсь услышать от вас более подробный рассказ, хотя понимаю, что это причинит вам боль.

— Я не боюсь боли, если в ней есть какой-то смысл. Тяжело переносить бессмысленную боль, вроде той, какую причинил мне Том. — Я ждал, что миссис Хиллман разовьет свою мысль, но она замолчала, сжав ладонями запавшие, в синих прожилках виски.

— Я постараюсь не затягивать нашу беседу. Вы сказали, что их роман тянется уже двадцать лет.

— Да. Я тогда жила с приятельницей в Бербанке, а муж служил на флоте.

Раньше он командовал соединением кораблей, но в то время, о котором я говорю, служил старшим офицером конвойного авианосца. Позднее его назначили командиром.

Как-то корабль мужа пришел в Сан-Диего на ремонт. Ральф получил отпуск на несколько дней и приехал ко мне. Однако со мной он бывал значительно меньше, чем мне хотелось бы. Потом я узнала, что он проводил ночи, а иногда субботу и воскресенье с Сьюзен Дрю.

— В гостинице «Барселона»?

— Она рассказывала вам об этом?

— Она рассказывала о себе и совершенно не упоминала о вашем муже. Мисс Дрю — порядочная женщина.

— Я не хочу, чтобы ее хвалили при мне! Она причинила мне много горя.

— Не забывайте, что в то время ей было всего двадцать лет.

— Мне тоже было чуть больше двадцати, но муж бросил меня.

— Он же не бросил вас!

— Да, Ральф вернулся, но не потому, что любил меня. Он вернулся из-за моих денег, они понадобились ему на расширение фирмы. Он прямо сказал об этом и ни в чем не раскаивался. Он считал, что любая чета, у которой не может быть детей… — Миссис Хиллман испуганно закрыла рукой рот.

— Но у вас же был Том, — подсказал я.

— Том появился позже… Слишком поздно, чтобы спасти наш брак…

Слишком поздно, чтобы спасти мужа. Он трагически несчастный человек, но я не в состоянии испытывать к нему жалости.

— Скажите, в чем причина таких частых ссор между ним и Томом?

— Неискренность.

— Неискренность?

— Мистер Арчер, мне, очевидно, придется открыться вам, поскольку рано или поздно вы все узнаете сами, а это может оказаться очень важным именно сейчас.

— Том был… Том приемыш?

Миссис Хиллман кивнула.

— Возможно, позже об этом узнают все, но вас я прошу ни с кем пока не делиться нашей семейной тайной. В городе никто ничего не знает. Даже сам Том. Мы усыновили его в Лос-Анджелесе вскоре после демобилизации мужа, накануне нашего переезда сюда.

— Но Том так похож на вашего мужа…

— Поэтому-то Ральф и выбрал его. Он очень самовлюбленный человек, мистер Арчер, и стыдится сказать даже нашим друзьям, что у нас не может быть своих детей… что ни одна женщина не может иметь от него ребенка. Мне кажется, временами он и сам верит, что Том его плоть и кровь, настолько сильным у него всегда было желание иметь собственного сына.

— Миссис Хиллман, а что произошло в воскресенье утром? Почему вы сразу же отправили Тома в «Забытую лагуну»?

— Так решил Ральф, — быстро ответила миссис Хиллман. — Я тут ни при чем.

— Они поссорились?

— Даже очень. Ральф был прямо вне себя.

— Из-за чего?

— Я и без того открыла вам больше, чем следовало бы. Но вообще-то я ни в чем не виню Тома. Мы с мужем мало что ему дали. Он нервный, легковозбудимый мальчик с музыкальными способностями. Мужу это не нравилось — видимо, напоминало, что Том не наш родной сын. Он долго пытался воспитать в нем иные качества, а когда это не удалось, перестал им интересоваться. Но, я уверена, не перестал любить.

— И потому все свое время проводит с Диком Леандро?

— Вам не откажешь в наблюдательности, мистер Арчер.

— Положение обязывает. Кстати, Леандро и сам не старается держаться в тени. Вот и сейчас я встретил его у вашего дома.

— Он спрашивал Ральфа, — сухо пояснила миссис Хиллман. — Он очень зависит от Ральфа. Родители Дика разошлись несколько лет назад, отец уехал из города, и Дик остался с матерью. Он хотел встретить кого-то, кто бы мог заменить ему отца, а Ральф как раз искал компаньона на свою яхту. К тому же бедняге Дику еще во многом надо помогать.

— Ну, этот бедняга и получил уже немало. Он сам говорил, что с помощью вашего супруга окончил колледж.

— Не следует забывать, что отец Дика когда-то хорошо работал в фирме Ральфа, а Ральф очень ценит добросовестных служащих.

— А Дик? Как он отвечает на заботу о нем?

— Он фанатично предан Ральфу.

— Разрешите задать гипотетический вопрос. Если бы ваш муж лишил Тома наследства, наследником стал бы Дик?

— Вы правы: вопрос чересчур гипотетический.

— Но ваш ответ может иметь практические последствия. Итак?

— Муж, конечно, может оставить ему что-нибудь. Да, да, в любом случае Дик получил бы какую-то часть. Но не думайте, что бедный, глупенький Дик с его кудряшками и мускулами способен интриговать, чтобы…

— Ничего подобного я и не думал.

— Вы не должны нервировать Дика. Во всем, что произошло, он вел себя очень благородно, мы оба опирались на него.

— Знаю и обещаю не нервировать. — Я встал, намереваясь уйти. — Спасибо за откровенность.

— Теперь уже нет смысла кривить душой. Если хотите спросить еще о чем-нибудь…

— Пожалуй, есть еще одно обстоятельство, которое не мешает уточнить. Вы не могли бы назвать организацию или агентство, через которое усыновили Тома?

— Это было сделано в частном порядке.

— Через адвоката или врача?

— Через врача, который принимал Тома в родильном доме «Кедры Ливана».

По договоренности с матерью мы оплатили все расходы по ее пребыванию в родильном доме.

— Кто она?

— Какая-то бедная обманутая девушка. Я не встречалась с ней и не испытывала никакого желания встречаться. Мне всегда хотелось чувствовать, что Том мой собственный сын.

— Понимаю.

— Да и какое значение имеет, особенно сейчас, кто были его родители?

— Большое, особенно если он бродит сейчас по Лос-Анджелесу и разыскивает их. А у меня есть основания думать, что именно этим он и занят.

Вы знаете фамилию врача?

— Муж, вероятно, знает.

— Но его же нет.

— Попробую поискать в его письменном столе.

Я пошел вместе с ней в кабинет Хиллмана и, пока она рылась в столе, снова присмотрелся к фотоснимкам. Особенно долго я разглядывал фотографию Дика Леандро, снятого на яхте, но его пышущее здоровьем невыразительное лицо ничего мне не сказало. Возможно, оно многое могло сказать кому-то другому? Я быстро снял снимок со стены и положил в боковой карман. Элейн Хиллман ничего не заметила.

— Нашла, — повернулась она ко мне. — Имя и фамилия врача — Илайджа Вейнтрауб.

Глава XXII

Я позвонил доктору Вейнтраубу, и он подтвердил, что в свое время оформил усыновление Тома четой Хиллманов, но отказался сообщить по телефону какие-либо подробности. Мы договорились, что я побываю у него после полудня.

Перед тем как поехать в Лос-Анджелес, я навестил лейтенанта Бастиана. Он занимался расследованием вот уже три дня, и настроение у него было не из лучших. Еще более хриплым, чем обычно, голосом он насмешливо заметил:

— Очень мило с вашей стороны навещать меня хотя бы раз в несколько дней!

— Я теперь работаю для Ральфа Хиллмана.

— Знаю. Однако мы работаем по одному и тому же делу, и предполагается, что должны сотрудничать, а это, в частности, означает периодически обмен добытой информацией.

— Зачем же, по-вашему, я здесь?

— Вот и прекрасно. Так что вам удалось узнать о молодом Хиллмане?

Я рассказал Бастиану все. Во всяком случае, достаточно для спокойствия его и моей совести. Я не упомянул об усыновлении, о докторе Вейнтраубе и о вероятном появлении Тома на автобусном вокзале в Санта-Монике сегодня вечером. Обо всем остальном, включая и мое предположение, что Том добровольно скрывался в гостинице «Барселона», я сообщал лейтенанту обстоятельно, со всеми подробностями.

— Жаль Отто Сайп убит, — проворчал Бастиан. — Он мог бы здорово нам помочь.

— Меня сейчас больше интересует другое убийство. Вы видели нож, которым прикончили Гарли?

— Еще не видел, но у меня есть его описание. — Бастиан взял со стола одну из бумаг. — Охотничий нож с клеймом орегонской фирмы Фортсмана.

Широкое, очень острое лезвие с заостренным концом и резиновая черно-белая рукоятка. Нож почти совершенно новый… Описание точное?

— Я видел только рукоятку. Но, судя по описанию, таким же ножом убита Кэрол.

— Я так и доложил в Лос-Анджелес. Мне обещали прислать нож для идентификации.

— Вот это-то я и хотел предложить вам.

Бастиан подался вперед и с силой опустил руки на разбросанные по столу бумаги.

— Вы предполагаете, Гарли убит кем-то из жителей нашего города?

— Не исключено.

— Во имя чего? Из-за денег Хиллмана?

— Вряд ли. В Лас-Вегасе Гарли проиграл все, что имел. Я разговаривал с шулером, который его обчистил.

— Тогда из-за чего же?

— Этого мы не узнаем, пока не найдем убийцу.

— Вы кого-нибудь представляете себе в такой роли?

— Нет. А вы?

— Представляю, но пока помолчу.

— Потому, что я работаю для Хиллмана?

— Ничего подобного я не сказал… Да, вас спрашивал Роберт Браун, отец покойной. Он сейчас в муниципалитете.

— Я поговорю с ним завтра.

— А несколько минут назад звонил Гарольд Гарли. Он тяжело переживает смерть брата.

— Вроде понятно. Когда вы его отпустили?

— Вчера. Не было причин задерживать.

— Он сейчас дома, в Лонг-Биче?

— Да. Он будет давать показания на процессе, если только кто-нибудь из преступников к тому времени останется жив.

Бастиан не удержался от этой шпильки, намекая на смерть Отто Сайпа и мою причастность к ней.

Направляясь на встречу с доктором Вейнтраубом, я сделал крюк и заехал на бензозаправочную станцию Бена Дэли. С повязкой на голове он стоял у одной из помп, но, увидев меня, скрылся в конторке. Почти тут же из нее вышел подросток, очень похожий на Дэли, и неприветливо спросил, что мне угодно.

— Мне угодно побеседовать с мистером Дэли.

— Извините, отец не хочет разговаривать с вами. Он очень расстроен тем, что произошло.

— Скажи ему, что я тоже расстроен. Спроси, не может ли он взглянуть на одну фотографию.

Подросток вернулся в конторку и закрыл за собой дверь. В солнечном свете гостиница «Барселона» на другой стороне шумного шоссе показалась мне памятником какой-то исчезнувшей цивилизации.

Сын Дэли вышел из конторки с мрачной улыбкой.

— Отец сказал, что не хочет больше видеть никаких фотографий. Он говорит, что вы со своими фотоснимками принесли ему несчастье.

— Передай, что я сожалею об этом.

Подросток чинно, как парламентер, ушел и больше не появился. Я решил до поры до времени оставить Дэли в покое.

…Кабинет доктора Вейнтрауба находился на Уилтширском бульваре в одном из новых медицинских зданий близ родильного дома «Кедры Ливана». На лифте я поднялся в его приемную на пятом этаже. В большой, хорошо обставленной комнате звучала успокаивающая музыка. Две беременные женщины сидевшие у противоположных стен, с удивлением посмотрели на меня.

Сильно намазанная девица за столиком в углу спросила:

— Мистер Арчер?

— Да.

— Доктор Вейнтрауб примет вас через несколько минут. Вы ведь не пациент? Нам не нужно записывать историю вашей болезни?

— Вы бы пришли в ужас, душечка, если бы решились на это?

Девица несколько раз мигнула, прикидываясь шокированной. Ее толстые искусственные ресницы шевелились, как лапы тарантула, перевернутого на спину.

Доктор Вейнтрауб открыл дверь и пригласил меня войти. Он был примерно моего возраста, а может, несколько старше. Как и многие его коллеги, он не следил за собой, сутулился и полнел. Его черные кудрявые волосы уже начали отступать к затылку, но темные глаза, прикрытые очками, были еще очень живыми, и когда мы пожимали друг другу руки, мне показалось, что я физически ощущаю его взгляд. Я, безусловно, где-то видел это лицо, но не мог вспомнить где и когда.

— Судя по вашему виду, вам не мешало бы отдохнуть, — заметил он.

— Спасибо за бесплатный совет. Как-нибудь потом. — Мне тоже хотелось дать ему совет — заняться гимнастикой, но я торопился перейти к делу.

Вейнтрауб грузно опустился на стул у своего стола, а я уселся в кресло для пациентов. Одна стена кабинета была целиком занята стеллажами с книгами, главным образом по психиатрии и гинекологии.

— Доктор, вы психиатр?

— Нет, я не психиатр. — В глазах у него появилось грустное выражение. — В свое время я хотел стать психиатром, но получилось так, что я выбрал другую специальность — принимать новорожденных.

— Вы принимали и Томаса Хиллмана?

— Я же говорил по телефону.

— Вам удалось уточнить дату его рождения и усыновления?

— Томас родился двенадцатого декабря, а неделю спустя, то есть двадцатого декабря, я оформил его усыновление капитаном Ральфом Хиллманом и его супругой. Он стал для них замечательным рождественским подарком.

— А как себя чувствовала при этом его настоящая мать?

— С радостью отказалась от сына.

— Она не была замужем?

— Была, но в то время ни она, ни ее муж не хотели иметь ребенка.

— Вы могли бы назвать их фамилию?

— Это было бы нарушением профессиональной тайны, мистер Арчер.

— Даже в том случае, если речь идет о расследовании преступления и о попытках найти исчезнувшего мальчика?

— В таком случае я попросил бы сообщить мне все факты и предоставить время для их тщательного изучения. А теперь прошу извинить — я краду время у своих пациентов.

— Томас Хиллман не обращался к вам на этой неделе?

— Ни на этой неделе, ни раньше.

Вейнтрауб тяжело поднялся, подошел к двери и стоял у порога, пока я не покинул кабинет.

Глава XXIII

Многоквартирный дом с колоннами, где жила Сьюзен, напоминал нечто среднее между греческим храмом и особняком на усадьбе южного плантатора, с той лишь разницей, что был выкрашен в голубой цвет. Я зашел в холодный, отделанный мрамором вестибюль. Мисс Дрю дома не оказалось. Она отсутствовала весь день.

Я взглянул на часы: было около пяти. Вероятно, после завтрака с Хиллманом Сьюзен отправилась на службу. Я вышел, уселся в свой автомобиль и принялся наблюдать за медленно ползущим потоком машин.

Вскоре после пяти позади меня остановилось такси. Это была Сьюзен. Я подошел к ней, когда она начала расплачиваться с таксистом. От неожиданности она выронила пятидолларовую бумажку, которую тут же подхватил водитель.

— Я так и думала, что ты заедешь ко мне, — не очень убедительно заявила Сьюзен. — Заходи.

В комнате она сразу же опустилась на кушетку.

— Замоталась… Налей себе чего-нибудь выпить.

— Воздержусь. Мне предстоит длинная ночь.

— Звучит зловеще. В таком случае налей мне. Сделай, например, коктейль «Путешествие в конец ночи» и подсыпь туда белены. Можешь ограничиться и стаканом воды из Леты.

— Вижу, ты действительно очень устала.

— Работала весь день… Такова наша судьба — женщины трудятся, мужчины развлекаются.

— Помолчи. Мне нужно серьезно поговорить с тобой.

— Как смешно…

— Говорю же тебе, помолчи! Я налил ей вина.

— Спасибо, Лу, ты очень мил, — поблагодарила она, отпивая маленькими глотками.

— Перестань болтать глупости.

— Видимо, все, что бы я ни сказала сегодня, глупо… Может, мне не следовало оставлять Стеллу одну, но я боялась опоздать на работу, а она еще спала. Во всяком случае, девочка благополучно вернулась домой: ее отец звонил мне на службу и благодарил.

— Благодарил тебя?

— И расспрашивал о тебе, а также еще кое о чем. Стелла, кажется, опять скрылась из дому. Мистер Карлсон просил позвонить, если она появится у меня.

По-твоему, я должна позвонить?

— Как хочешь, Стелла не проблема для меня.

— А я?

— В какой-то мере. Ты оставила утром Стеллу одну вовсе не потому, что торопилась на работу. Ты завтракала сегодня с Ральфом Хиллманом.

— Мы завтракали в кафе.

— Даже если бы в постели, меня это не интересует. Меня интересует тот факт, что ты вообще пыталась скрыть обстоятельство, а между тем оно чрезвычайно важно.

— Для тебя лично или по другим причинам? — многозначительно спросила Сьюзен.

— И по тому и по другому. Сегодня я разговаривал с миссис Хиллман… точнее, главным образом говорила она.

— О Ральфе и обо мне?

— Вот именно. Разговор для нас обоих оказался не из приятных, тем более, что я предпочел бы услышать твою исповедь, а не ее.

— Этой страницей моей жизни я никак не могу гордиться.

— Зачем же продолжать?

— Да ничего я не продолжаю! — с возмущением воскликнула Сьюзен. — Все давным-давно кончилось. Если миссис Хиллман думает иначе, она ошибается.

— Но я тоже так думаю. Сегодня утром вы вместе завтракали, а когда прошлый раз он звонил тебе, ты отказалась сказать об этом.

Сьюзен медленно повернулась и взглянула на меня:

— Ну и что? Я же не просила его звонить. И если я пошла с ним утром, то лишь потому, что ему очень хотелось излиться перед кем-нибудь, а в комнате я не решилась разговаривать из опасения разбудить Стеллу. Да и вообще он был в таком состоянии, что не мог любезничать со мной.

— А ему хотелось?

— Не знаю. Я не видела его лет восемнадцать, честное слово! Меня поразило, как он изменился. Он был пьян, но сказал, что не спал всю ночь, бродил по Лос-Анджелесу в поисках сына.

— Я тоже его искал, но никто не ходил со мной завтракать и никто меня не утешал.

— Да ты ревнуешь, Лу! Напрасно. Он стар, а сейчас к тому же совершенно разбит горем.

— Что-то слишком уж горячо ты возражаешь мне!

— Я говорю серьезно. Сегодня утром я испытывала глубокое отвращение не только к Ральфу Хиллману, но и к самой себе за неудачно прожитую жизнь… Ну вот, кажется, сейчас я начну рассказывать свою биографию!

— А я только этого и жду. Когда и как вы познакомились?

— Налей мне еще.

Я выполнил ее просьбу.

— Так когда и где вы познакомились?

— Когда я работала в киностудии «Уорнер». К нам приехала группа военно-морских офицеров для просмотра нового фильма. Потом они отправились в ресторан и пригласили меня. Ральф все подливал и подливал мне, потом привез в гостиницу «Барселона», где и познакомил с прелестями краденой любви, или, говоря иначе, я впервые напилась и впервые оказалась в постели с мужчиной…

Если ты немного отойдешь от меня, Лу, мне будет легче, — хрипло добавила она.

Я сел на кушетку у нее в ногах.

— Но, по твоим словам, это быстро кончилось?

— Наш роман продолжался несколько недель. Признаюсь, я была влюблена в Ральфа. Он был красивым, мужественным и все такое.

— И женатым.

— Вот почему я и порвала с ним. О нашем романе узнала миссис Хиллман — Элейн Хиллман, и явилась ко мне на квартиру в Бербанке. Между нами произошел скандал, и я не знаю, чем бы он кончился, если бы не Кэрол. Она привела нас в себя и сумела успокоить. — Сьюзен помолчала и грустно добавила: — Кэрол в то время мучили свои заботы, но ей удавалось успокаивать других. Помню, Кэрол сидела, словно маленькая куколка, и слушала, как Элейн клеймила меня… В конце концов я поняла, что поступала недостойно, обещала Элейн порвать с Хиллманом, и она ушла удовлетворенная.

— Мне жаль, что я вынуждаю тебя ворошить прошлое.

— Знаю. И знаю, что ты еще не кончил меня расспрашивать.

— Меня интересует телефонный разговор.

— Ты имеешь в виду разговор с Ральфом в тот раз?

— Правильно. Он настаивал, чтобы ты молчала. О чем?

Сьюзен неловко пошевелилась, подобрала под себя ноги и, подумав, ответила:

— Мне бы не хотелось причинять ему неприятности. По крайней мере хоть в этом он может на меня рассчитывать.

— Избавь меня от этих искусственно подогретых сантиментов. Мы говорим о серьезных вещах.

— Вовсе не обязательно грубить мне.

— Извини. Ну, так рассказывай.

— Видишь ли. Хиллман знал, что ты приходил ко мне, вот он и добивался, чтобы я говорила то же самое, что говорил он. А Хиллман сказал тебе не всю правду: он утверждал, будто не встречался с Кэрол, а в действительности было не так. После ареста Майка Гарли она обращалась к нему, и он сделал все, что мог. Ральф просил меня не говорить тебе о его интересе к Кэрол.

— А он интересовался ею?

— Не в том смысле, как ты думаешь. У него тогда была я. Ему просто не хотелось, чтобы совсем еще юная и неопытная Кэрол — она только что вышла замуж — оставалась одна в такой гостинице, как «Барселона». Он попросил меня взять ее под свое крыло, что я и сделала.

— Звучит слишком невинно.

— Но так оно и было. К тому же Кэрол мне нравилась. Тем летом в Бербанке я просто полюбила ее, мне иногда даже казалось, что ребенок, которым она была беременна, принадлежит нам обеим.

— А у тебя когда-нибудь был ребенок?

Сьюзен печально покачала головой:

— Нет и теперь уже не будет. В ту весну, о которой мы говорили, мне однажды показалось, что я в положении, но врач сказал, что я ошибаюсь.

— Кэрол тоже посещала врача?

— Да, по моему настоянию. Кстати, того же самого, Вейнтрауба.

— И он же принимал ее младенца?

— Не знаю. Я же говорила, к тому времени она уехала от меня к Майку Гарли. А у доктора Вейнтрауба я больше не бывала, не хотела будить неприятные воспоминания.

— Связанные с ним?

— При чем тут он? С Ральфом Хиллманом. Это он посылал меня к доктору Вейнтраубу. По-моему, они вместе служили на флоте.

Я вспомнил пухлое лицо Вейнтрауба, и меня осенило: да, я уже видел молодой вариант этого лица. На снимке в кабинете Хиллмана Вейнтрауб был одним из группы офицеров, сфотографированных на палубе авианосца.

— Все-таки странно, — продолжала Сьюзен, — можно на долгие годы забыть о каком-то человеке, а потом вдруг на протяжении нескольких часов приходится вновь и вновь вспоминать о нем. Так вот и с Вейнтраубом.

— Поясни, пожалуйста.

— Сегодня ко мне на службу приходил довольно оригинальный посетитель, я хотела рассказать о нем, но за нашим разговором забыла. Так вот, он тоже интересовался доктором Вейнтраубом.

— Ну-ка, ну-ка, кто же это?

— Он не хотел называть себя, но я настаивала и он назвался Джекменом.

— Сэм Джекмен?

— Он назвал только фамилию.

— Сэм Джекмен, мулат средних лет, по внешности и разговору — безработный музыкант.

— Он по виду действительно беден, но никак не мулат и не средних лет, а лет восемнадцати-девятнадцати, не больше.

— Опиши его.

— Тонкие черты худого интересного лица, темные, выразительные глаза.

Похоже, хорошо воспитан, но так волновался, что я с трудом его понимала.

— Что же его волновало? — спросил я, чувствуя, что тоже начинаю волноваться.

— По-моему, смерть Кэрол. Он не сказал этого прямо, но спросил, знала ли я ее. Наверно, он начал разыскивать меня из Бербанка. Он наткнулся там на мою приятельницу — она долгие годы работает на киностудии «Уорнер» — и, ссылаясь на нее, вынудил секретаршу пропустить его. Ему хотелось знать все, что мне известно о младенце Гарли, а когда я ответила, что ничего не знаю, он спросил, какого врача посещала Кэрол. Я припомнила фамилию Вейнтрауба — такие имя и фамилию, как Илайджа Вейнтрауб, забыть трудно, — и это его удовлетворило. Я вздохнула с облегчением, когда он ушел.

— А я сожалею, что он ушел.

Сьюзен с любопытством взглянула на меня:

— Ты думаешь, это был юный Гарли?

Я молча достал фотоснимки. Руки у меня дрожали.

— Лу, он жив, да? Я не могу больше видеть фотографии мертвых! — с ужасом прошептала Сьюзен.

— Жив. Во всяком случае, надеюсь, что жив.

Я разложил перед Сьюзен фотоснимки.

— Вот с ним я сегодня говорила, — без колебаний показала она на фотографию Тома Хиллмана. — Правда, сегодня он выглядел очень утомленным.

Это сын Гарли?

— Почти не сомневаюсь. Тот самый младенец, которого с помощью доктора Вейнтрауба усыновили Ральф и Элейн Хиллманы. Кстати, у тебя не сложилось впечатления, что он отправился к доктору Вейнтраубу?

— Определенно. — Сьюзен тоже начала волноваться. — Это похоже на сказку. Он ищет своих родителей?

— Как ни печально, оба его родителя мертвы. В какое время он приходил?

— Часа в четыре.

Сейчас было около шести. Я подошел к телефону и позвонил в приемную Вейнтрауба.

Справочная ответила, что он уже закончил прием. Телефонистка на коммутаторе отказалась сообщить его адрес или номер домашнего телефона. Мне пришлось удовлетвориться тем, что я назвал ей свою фамилию, дал номер телефона Сьюзен и стал ждать.

Прошел час. Сьюзен приготовила мне бифштекс и сама съела кусочек, впрочем, без аппетита. Мы сидели за столом и говорили о том о сем. Время шло, и мое беспокойство о Томе росло.

— Томас Гарли, — наконец громко сказал я. — Томас Хиллман… Он знал, что Ральф Хиллман не его отец, и считал себя подкидышем. Он бросил приемных родителей и отправился искать настоящих… Очень и очень жаль, что ими были Гарли.

— Но ты совершенно уверен, что он ребенок Гарли?

— Все соответствует тому, что мне известно о нем, и, кстати, становится понятным, почему Ральф Хиллман пытается скрыть свой интерес к Кэрол. Он не хочет, чтобы кто-нибудь узнал об усыновлении ребенка.

— Но почему?

— Он скрывал это от всех, даже от Тома. Видимо, он немного помешался на этом.

— Представь, у меня сложилось такое же впечатление… Послушай, Лу, а ты не думаешь, что он в самом деле сошел с ума и убил Кэрол?

— Возможно, но маловероятно… О чем он говорил с тобой сегодня за завтраком?

Сьюзен брезгливо поморщилась:

— Спустя восемнадцать лет решил осчастливить меня.

— Я что-то не понимаю.

— Предложил выйти за него замуж. Вполне в духе наших нынешних нравов: готовить новый брак еще до того, как разделаются со старым.

— Мне не нравится слово «разделаются». Он не говорил, как намерен поступить с Элейн?

— Нет, — с беспокойством взглянула на меня Сьюзен.

— И что же ты ему ответила?

— Что буду ждать более приемлемого предложения.

Зазвонил телефон, и я взял трубку.

— Арчер слушает.

— Это доктор Вейнтрауб. — Судя по голосу, Вейнтрауб утратил свое обычное хладнокровие. — Я только что пережил несколько весьма неприятных минут, и…

— Вы видели Тома Хиллмана?

— Да. Он пришел ко мне, когда я уже собирался уходить домой, и задал мне, собственно, тот же самый вопрос, что и вы.

— И что же вы ответили, доктор?

— Он хотел знать, действительно ли Майк и Кэрол Гарли его родители, и я ответил: «Да».

— А он?

— Ударил меня, разбил мне очки и убежал.

— Вы сообщили полиции?

— Нет.

— Сообщите сейчас же и назовите его настоящую фамилию.

— Но его отец… его приемный отец запретил бы мне…

— Доктор, я прекрасно понимаю, как чувствует себя человек, когда ему приходится иметь дело со своим бывшим командиром. Ведь он был когда-то вашим командиром, не так ли?

— Так.

— Но теперь-то он не ваш командир, и вы не должны позволять ему решать за вас. Вы заявите в полицию, или я сделаю это сам?

— Я свяжусь с полицией, я понимаю, что мы не можем оставлять юношу на произвол судьбы в таком состоянии.

— А в каком он состоянии?

— Я уже говорил: он очень взволнован, расстроен и ведет себя очень буйно.

Я подумал, что учитывая наследственность Тома, вряд ли следует этому удивляться.

Попрощавшись со Сьюзен, я по Уилтширскому бульвару поехал в Уэствуд.

Мне хотелось поспеть на автобусный вокзал в Санта-Монике в девять, когда должен будет появиться Том, но у меня еще оставалось время повторить попытку с Беном Дэли, и я решил завернуть на бензозаправочную станцию.

Дэли мрачно посмотрел на меня с порога своей конторы.

— Бен, вы можете уделить мне минуту? — обратился я к нему. — Возможно, с вашей помощью удастся распутать преступление в «Барселоне».

— Вы что, хотите, чтобы я опять убил кого-нибудь?

— Я хочу, чтобы вы опознали одного человека. — Я быстро достал фотографию Дика Леандро и вложил ее в руку Дэли. — Вы когда-нибудь видели его?

Дрожащей рукой Дэли поднес фотографию к глазам и с минуту всматривался в нее.

— Возможно, видел, хотя с полной уверенностью не скажу, — ответил он.

— Когда?

— Вчера вечером. Кажется, именно он приезжал сюда, в гостиницу.

— С девушкой в новом синем «шевроле»?

— Да. Но подтвердить свои слова под присягой я не соглашусь.

Глава XXIV

Автобусный вокзал в Санта-Монике находился на боковой улице недалеко от Уилтширского бульвара. Без четверти девять я поставил машину у тротуара и вошел в здание вокзала. Стелла была уже там. Она сидела у прилавка буфета в позе, которая позволяла ей наблюдать за всеми дверями. Увидев меня, она низко наклонилась над чашкой кофе в надежде, что я ее не замечу. Я сел рядом и Стелла со стуком поставила чашку на прилавок. Кофе, покрытый сероватым налетом, очевидно, давно уже остыл.

— Сейчас же уходите! Вы испугаете Томми, — прошипела она, не глядя на меня, как делается в плохих шпионских кинофильмах.

— Он же меня не знает.

— Но Томми просил, чтобы я приехала одна. А вы к тому же здорово смахиваете на полицейского.

— Разве Томми боится полицейских?

— Вы бы тоже боялись, если бы вас посадили под замок, как его.

— И тебя посадят, если будешь убегать из дому.

— Ну уж дудки! — воскликнула Стелла, покосившись на меня. — Этого я не допущу. Сегодня мы с отцом ездили к врачу-психиатру: он хотел узнать, не отправить ли меня в «Забытую лагуну». Женщина-врач сказала, что я здорова, а когда они с отцом занялись разговором, я ушла, взяла такси и как раз успела к автобусу.

— Придется снова отвезти тебя домой.

— Ну вот! — жалобно протянула Стелла. — Выходит, у подростков нет никаких прав?

— Есть. Включая право пользоваться защитой взрослых.

— Я никуда не поеду отсюда без Томми! — крикнула Стелла так громко, что все находившиеся в маленьком помещении обратили на нас внимание, а буфетчица оставила свое место за прилавком, подошла к нам и озабоченно спросила:

— Мисс, он пристает к вам?

— Нет, что вы! Он мой хороший друг, — пробормотала Стелла.

Этот ответ не рассеял подозрений буфетчицы, но все же заставил ее замолчать. Я заказал чашку кофе и, когда буфетчица отправилась выполнять заказ, сказал:

— Без Томми я тоже не уеду отсюда.

Буфетчица принесла кофе, я отошел в дальний конец прилавка и стал медленно прихлебывать из чашки. Часы показывали без восьми минут девять.

Ожидавшие начали выстраиваться в очередь на посадку, и я понял, что скоро должен подойти очередной автобус.

Я вышел через переднюю дверь и чуть не столкнулся с одетым в спортивные брюки и грязную белую сорочку Томми. На его посеревших щеках проступила щетина.

— Извините, сэр, — произнес он и отступил, пропуская меня.

Я не хотел, чтобы Том вошел в помещение вокзала: при попытке увести его оттуда силой он наверняка оказал бы сопротивление, и в скандал вмешалась бы полиция. Нужно было переговорить с ним раньше других, а я не надеялся, что сумею убедить его добровольно поехать со мной.

Все эти мысли промелькнули у меня еще до того, как Том вошел в вокзал.

Времени на дальнейшие раздумья не оставалось. Я повернулся к юноше, обхватил сзади за талию, почти бегом донес до машины, и несмотря на его попытки вырваться, опустил на переднее сиденье рядом с собой. Мимо нас по шоссе то и дело проносились машины, но ни одна не замедляла ход, и никто не поинтересовался, что происходит между нами. Так уж теперь у нас повелось, что люди предпочитают не интересоваться чужими делами.

Том без слез всхлипнул — он, конечно решил, что его попытка сбежать из дому окончательно сорвалась.

— Моя фамилия Арчер, — заговорил я. — Частный детектив, нанятый твоим отцом.

— Он не отец мне!

— Он усыновил тебя и потому отец.

— Нет! Я не хочу иметь ничего общего с капитаном Хиллманом! Как и с вами.

Я заметил у него на одном из пальцев правой руки кровоточащую царапину.

Время от времени он прижимал палец ко рту и одновременно посматривал на меня из-под руки. В такие моменты он казался мне совсем юным и беспомощным.

— Я не намерен возвращаться к своим мнимым любвеобильным родителям.

— У тебя больше никого нет.

— Есть я сам.

— Но ты вел себя не очень-то хорошо.

— Очередное поучение…

— Нет, простая констатация факта… Носишься по городу и колотишь почтенных докторов…

— Он заставлял меня вернуться домой.

— Ты все равно вернешься домой, иначе тебе придется жить с бродягами и преступниками.

— Вы намекаете на моих родителей, на моих настоящих родителей. Но моя мать никогда не была ни бродягой, ни преступницей.

— Я не о ней говорю.

— Но и отец был неплохим человеком, — менее уверенно продолжал Том.

— Кто убил их?

На лице Тома словно надели деревянную маску.

— Мне ничего не известно, — каким-то потускневшим голосом ответил он. — Только вчера, из вечерних газет, я узнал, что Кэрол уже нет в живых, а сегодня прочитал об убийстве Майка… Следующий вопрос?

— Не надо так, Том. Я же не полицейский и не враг тебе.

— С моими «родителями» мне и врагов не нужно. Все, что мой… все, что капитану Хиллману требовалось от меня, — это быть для него мальчиком на побегушках и гороховым шутом. Я устал забавлять его.

— Еще бы не устать после такого трюка с бегством!

Впервые за всю беседу Том посмотрел на меня прямо — со злостью и страхом.

— Я имел полное право вернуться к моим настоящим родителям.

— Может быть. Пока не будем говорить об этом. Но ты не имел права помогать им в вымогательстве денег у отца.

— Он мне не отец!

— Знаю. Зачем ты твердишь одно и то же?

— А зачем вы твердите, что он мой отец.

Да, Том действительно был трудным парнем, однако хорошее настроение не покидало меня: все же я нашел его.

— Ну хорошо, — кивнул я. — Его мы будем называть мистером Иксом, твою маму мадам Икс, а тебя исчезнувшим наследным принцем Франции.

— Не вижу ничего смешного.

Он был прав: ничего смешного во всем этом не было.

— Так вот, возвращаясь к тем двадцати пяти тысячам долларов, которые ты помог им получить обманом. Полагаю, ты отдаешь себе отчет, что стал соучастником серьезного преступления?

— Я не знал о деньгах… Они ничего не сказали мне. По-моему, Кэрол тоже не знала.

— Трудно поверить, Том.

— Но это так. Майк ничего нам с Кэрол не говорил, он лишь упомянул, что должен скоро заключить какую-то сделку.

— Если ты ничего не знал о вымогательстве, почему ты согласился уехать в багажнике его машины?

— Чтобы меня никто не видел. По словам Майка, папа… — На лице Тома появилась гримаса отвращения, — по словам Майка, капитан Хиллман заставил всю полицию искать меня для того, чтобы вернуть в «Забытую лагуну» и…

Видимо, он внезапно вспомнил о своем положении, исподтишка взглянул на меня и ринулся было из машины, но я вовремя схватил его и удержал.

— Том, ты не уйдешь от меня. Если будешь сопротивляться, я надену на тебя наручники.

— Черта с два!

Именно в этот момент из здания автовокзала вышла Стелла с выражением разочарования на лице. Мы увидели ее почти одновременно. В глазах у Тома мелькнуло такое выражение, словно перед ним вдруг возник ангел из навсегда, казалось бы, утраченного рая. Он перегнулся через меня и крикнул:

— Эй, Стелла!

Стелла подбежала к нам. Я вышел из машины, усадил ее рядом с Томом и снова сел сам.

— Мне кажется, что я не видела тебя целую вечность! — воскликнула Стелла.

— И мне тоже!

— Почему же ты не позвонил сразу после ухода из «Забытой лагуны»?

— Я боялся, что ты… что ты начнешь… — Он кивнул в мою сторону.

— Я тут ни при чем, он сам. Во всяком случае, тебе придется вернуться домой. Да и мне тоже.

— У меня нет дома.

— Тогда и у меня нет. Но тебе нужно побриться и принять ванну, от тебя уже попахивает.

Я искоса взглянул на Тома: на лице у него появилось смущенное, глуповатое выражение. Воспользовавшись тем, что уличный поток на минуту прервался, я развернул машину и поехал в южном направлении. Том не протестовал.

Как только мы оказались на шоссе, в хаотическом мире то вспыхивающих, то гаснущих огней, Том заговорил со Стеллой просто и откровенно.

Оказывается, несколько недель назад Кэрол позвонила ему по телефону и сказала, что хотела бы его повидать. В тот же вечер он взял «кадиллак» Ральфа Хиллмана, встретился с ней на смотровой площадке около мотеля «Дак», и она рассказала ему историю своей жизни. Хотя и до этого Том не раз испытывал сомнения в своей принадлежности к семье Хиллманов, ему трудно было поверить, что он сын Кэрол. И все же какое-то безотчетное чувство влекло его к ней, общение с Кэрол служило для него чем-то вроде спасательного люка из плотно закрытого суденышка капитана Хиллмана. В конце концов он поверил ей и со временем по-своему полюбил.

— Но почему ты никогда не рассказывал об этой женщине? — удивилась Стелла. — Мне бы тоже было интересно с ней познакомиться.

— Не видел в этом никакой необходимости, — сухо ответил Том. — А потом, сначала я сам хотел узнать ее получше, привыкнуть к мысли, что у меня теперь есть настоящая мать. Дальше мне предстояло принять какое-то решение, так как она собиралась уйти от отца, не могла больше терпеть его дурного обращения.

Она сказала, что если не уйдет сейчас, другой такой возможности не представится. У нее не хватало сил и мужества поговорить с ним, и она хотела, чтобы я помог ей. Мать знала, что он замышляет какое-то скверное дело.

— Твое похищение и все остальное? — спросила Стелла.

— Ну, этого она, пожалуй, не знала.

Они совсем забыли обо мне. Том теперь рассказывал, как он впервые встретился с отцом. В течение первой недели Майк вообще не появлялся, предполагалось, что он отправится в Лос-Анджелес искать работу. Однако вечером в субботу они встретились в мотеле.

— Это в тот вечер, когда ты воспользовался нашей машиной?

— Да. Мой па… Хиллман запретил мне брать свои машины. Видишь ли, Кэрол как-то пролила немного вина в «кадиллаке», Хиллман учуял запах и решил, что я ездил пьяным на его автомобиле.

— Кэрол много пила?

— Изрядно. Особенно вечером в ту субботу. Как и Майк. Я тоже пил.

— Том! Не рановато ли?

— Так мы за ужином. Кэрол приготовила макароны «а-ля Покателло» — так она сказала. Потом она пела для меня старинные песни. Вообще-то было весело, — неуверенно добавил он.

— Как тебе понравился твой отец?

— Вроде бы нравился, пока не напился. Мы немного поиграли в покер, но он ничего не выиграл и бросил карты. Хотел выместить злость на Кэрол, и мы чуть не подрались.

— У вас действительно было весело!

— Во всяком случае, сначала, когда Кэрол пела старинные песни… Потом она рассказывала мне о моем деде в Покателло.

— И на это потребовалась целая ночь? — ехидно поинтересовалась Стелла.

— Да не был я там всю ночь, я уехал часов в десять вечера, сразу после того, как мы чуть не подрались. Я… — Том не решился продолжать, и Стелла поторопила его:

— Ну, ну, что же ты сделал?

— Я уехал из мотеля, остановился на смотровой площадке, где мы впервые встретились с Кэрол, и просидел там часов до двух. Смотрел на звезды, слушал море, шум машин на шоссе… Мне надо было решить что делать дальше, где в конце концов моя семья. Но я так ничего и не решил.

— Но что все-таки ты делал после двух часов ночи?

— Поехал к Сэму Джекмену, он уже должен был вернуться с работы.

Собирался посоветоваться с ним, но понял, что это выше моих сил. Я не мог заставить себя рассказать ему, кто были мои настоящие родители. Возвращаться домой или в мотель мне не хотелось, и я несколько часов ездил где придется…

— И ты перевернул машину, чтобы покончить с собой?

— Я…

Наступило молчание, и на этот раз никто из нас не решился его прервать.

Глава XXV

Первой я высадил Стеллу. Она не хотела выходить из машины, пока Том не пообещал, что не предупредив ее никуда больше не уедет.

Из дома выбежал отец Стеллы, обнял дочь, и она прижалась к нему.

Возможно, они уже научились кое-чему… Как только дверь за ними закрылась, я развернул машину и снова выехал на шоссе.

…Извилистая асфальтовая дорога вела на вершину небольшого холма, к ярко освещенному изнутри и снаружи дому. Залитые жестким светом оштукатуренные стены и арабские арки с затаившимися в них тенями показались мне театральными декорациями. Несколько театральным выглядело и появление Ральфа Хиллмана, когда он вышел на свет из-под одной из арок. Внешне он вовсе не казался расстроенным и подавленным: совершенно спокойное лицо, тщательно причесанные седые волосы, прямая фигура… На нем была куртка темно-красного цвета с мягким воротником.

— Возвращение блудного сына, — с напускной иронией пробормотал Том.

— Я думал, приехал лейтенант Бастиан, — заговорил Хиллман.

— Вы его ждете?

— Да. Лейтенант хотел показать мне кое-что.

Он увидел Тома, и глаза у него расширились.

— Мой мальчик! — воскликнул он охрипшим от пьянства голосом. — Ты вернулся!

— Ага.

Хиллман торопливо обогнул машину и распахнул дверцу.

— Выходи и дай взглянуть на тебя!

Том нерешительно выбрался из машины. Хиллман положил руки на плечи юноши и повернул лицом к свету.

— Ну, как живешь, Том?

— Нормально. А ты?

— Теперь, после твоего возвращения, превосходно. — Я не сомневался в искренности чувств Хиллмана, но все же в том, как он их выражал, было что-то фальшивое. Я заметил, как вздрогнул Том от прикосновения Хиллмана.

Из дома вышла Элейн Хиллман. В ярком электрическом свете ее лицо показалось мне еще более морщинистым, чем обычно, и таким белым, словно кто-то стер с него все естественные краски. Только глаза ее ярко блестели.

Она была такой маленькой и худенькой, что вполне могла сойти за подростка.

— Вы вернули его нам, мистер Арчер. Да благословит вас Бог!

Миссис Хиллман положила свою руку на мою и разрешила подвести к Тому.

Он стоял как послушный сын, а она приподнялась на цыпочки и поцеловала его в грязную щеку. Едва дождавшись конца процедуры, Том попятился, прислонился к машине, сунул большие пальцы за пояс брюк и застыл. Вот так обычно стоят у своих машин где-нибудь на обочине шоссе подростки, когда их допрашивают полицейские. Лишь отдаленный шум на дороге нарушал воцарившееся молчание.

— Бессмысленно лицемерить дальше, — заговорил наконец Том. — Я знаю, кто я. Майк и Кэрол были моим отцом и матерью. И вы это знали.

— Только не я, — быстро ответила Элейн.

— Но ты же знала, что у меня есть настоящая мать?

— Да, конечно.

Она тоскливо посмотрела на мужа, но тот молча отвернулся.

— Я не могу больше оставаться здесь! — с отчаянием произнес Том. — В течение всех этих лет вы ломали комедию, а когда я в чем-нибудь нарушал ваши порядки, вся вина ложилась на меня.

— Но я бы сказал, что все обстояло как раз наоборот, — обрел голос Хиллман.

— Да? Значит, по-вашему, я снова совершил плохой поступок, бежав от вас? Ну что ж, наказывайте меня!

— Никто не собирается тебя наказывать, — возразил Хиллман. — Но попытка убийства — это нечто такое, на что сквозь пальцы не посмотришь.

— Попытка убийства?! — с возмущением воскликнул Том. — Чушь!

— Не смей так разговаривать со мной! — вздернул подбородок Хиллман.

— Или ты опять упрячешь меня в «Забытую лагуну», к этой банде психов?

— Этого я не говорил.

— Верно. Но однажды уже сделал.

— Да, да! — вмешалась Элейн. — Твой отец поступил необдуманно. Давайте забудем все, пойдем домой и снова станем друзьями.

— Не отец он мне! — упрямо тряхнул головой Том.

— Но друзьями-то мы можем быть, правда? — В голосе миссис Хиллман прозвучали просительные нотки. — Разве мы не можем забыть плохое, радоваться, что оно позади и что мы опять вместе?

— Не знаю… Мне бы хотелось куда-нибудь уехать на время, пожить одному, подумать.

— Вздор! — крикнул Хиллман, но тут же пожалел о своей вспышке, подошел к Тому, положил руку ему на плечо и примирительно заметил: — А знаешь, пожалуй, это неплохая мысль. Как воспитанные люди, мы вполне можем обо всем договориться. Помнишь, мы с тобой собирались отправиться в следующем месяце в наш охотничий домик в Орегоне? Почему бы не ускорить поездку?

Том слушал без всякого интереса. Не дожидаясь его ответа, Элейн взяла мужа под руку и повела в дом. Мы пошли за ними. У двери нас встретила миссис Перес. Она ласково поздоровалась с Томом, и он ответил ей довольно сердечно.

Узнав, что Том хочет есть, она бодро умчалась на кухню. В ярко освещенном холле Хиллман внимательно осмотрел юношу.

— Тебе надо сейчас же подняться к себе, помыться и переменить костюм.

— Сейчас же?

— Это просто пожелание, — миролюбиво отозвался Хиллман. — К нам должен приехать лейтенант Бастиан из полиции, и мне бы хотелось, чтобы ты больше походил на себя.

— И он возьмет меня с собой? За этим и едет?

— Нет, насколько это будет зависеть от меня… Знаешь, я, пожалуй, поднимусь вместе с тобой.

— Я и сам могу переодеться.

— Но надо же посоветоваться, что сказать ему. Зачем без надобности совать шею в петлю…

— А я скажу ему правду, и все!

Том направился к лестнице. Элейн и Ральф провожали его взглядами, пока он не скрылся наверху, и некоторое время прислушивались к удаляющимся шагам.

Мы перешли в гостиную. Хиллман достал из бара бутылку, налил себе вина и с наполненным стаканом вернулся к нам, напоминая выходящего из-за кулис на авансцену актера.

— Неблагодарные сыновья похожи на зубы змия, — процедил он.

— Если ты пытаешься цитировать из «Короля Лира», — сидя на кушетке, сухо заметила Элейн, — то следовало бы сказать так:

Но твоя цитата не совсем уместна, поскольку Том не мой ребенок. Ты бы лучше вспомнил слова Эдмонда из той же пьесы:

Хиллман залпом выпил вино и, пошатываясь, несколько раз прошелся по комнате.

— Почему не едет Бастиан? — раздраженно бросил он. — Скорее бы отделаться от него… Я ожидал сегодня веером Дика, но он, видимо, нашел что-то более интересное. До чего же тяжко у нас тут, в доме!

— Это я знаю уже много лет, и уже много лет — ради Тома — делаю вид, что под этой крышей царят мир и благодать. Забавно, не так ли?

— Не вижу ничего забавного, — буркнул Хиллман.

Ничего забавного не видел и я.

Наконец появился Бастиан. Он вошел в холл с черной металлической коробкой, был мрачен, и даже новость о том, что Том дома, не улучшила его настроения.

— Где он?

— Купается, — ответил Хиллман.

— Я должен переговорить с ним. Мне нужны его подробные показания.

— Только не сегодня, лейтенант. Вы же знаете, сколько парень пережил.

— Но он у нас самый важный свидетель.

— Понимаю. Завтра он вам все подробно расскажет.

Бастиан посмотрел на меня. Мы стояли у самых дверей, и Хиллман явно не собирался пускать его дальше порога.

— Я рассчитывал на лучшее отношение, мистер Хиллман.

— Не читайте мне нотаций, лейтенант! Мой сын дома, и вернулся он не благодаря вам.

— Вы не совсем правы, — вмешался я. — Мы работаем вместе с лейтенантом Бастианом, и, надеюсь, наше сотрудничество продолжается.

Хиллман перевел взгляд на меня, и я подумал, что сейчас он выставит за дверь нас обоих.

— Вы хотите показать нам что-то, лейтенант? — спросил я.

— Да. — Он поднял коробку. — Вы, Арчер, уже видели, а вот видел ли мистер Хиллман, я не знаю.

— О чем вы толкуете?

— Сейчас узнаете. Мы можем присесть за стол?

Хиллман провел нас в кабинет, усадил за стол и включил лампу под зеленым абажуром. На стол упало яркое пятно света, а комната и наши лица погрузились в зеленоватую тень. Бастиан открыл коробку. В ней лежал охотничий нож с полосатой рукояткой.

У Хиллмана вырвался глубокий вздох.

— Вы узнаете нож? — спросил Бастиан.

— Нет, не узнаю.

— Возьмите его и внимательно осмотрите… Не стесняйтесь, не стесняйтесь, берите! Отпечатки пальцев с него уже сняты.

Хиллман не пошевелился.

— Этим ножом убит Майк Гарли, — продолжал Бастиан, — и мы почти уверены — Кэрол Гарли. Возьмите же его в руки, мистер Хиллман!

Хиллман нерешительно вынул нож из коробки и взглянул на марку фирмы на широком блестящем лезвии.

— Нож, очевидно, хороший, — сказал он, — но я никогда не видел его прежде.

— И вы согласитесь подтвердить это под присягой?

— Придется. Повторяю, я никогда его раньше не видел.

Бастиан с видом родителя, отнимающего у ребенка опасную игрушку, взял у него нож.

— Мне не хотелось бы уличать вас во лжи, мистер Хиллман, но скажу, что у меня есть свидетель, утверждающий обратное. Хозяин магазина спортивных товаров на улице Нижний Мэйн мистер Боткин утверждает, что именно он продал его вам.

— Ваш свидетель ошибается. Он принял за меня кого-то другого.

— Исключено. Он хорошо вас знает.

— Но я-то не знаю его!

— Вы известный человек, сэр, вас знают многие, кого не знаете вы. Так вот, мистер Боткин утверждает, что вы посетили его магазин в начале этого месяца. Пожалуй, я даже сумею помочь вашей памяти. Покупая нож, вы сказали мистеру Боткину, что собираетесь съездить вместе с сыном в Орегон. Вы жаловались мистеру Боткину на распущенность, якобы царящую в «Баре на этаже», причем, насколько я понимаю, имели в виду тот прискорбный факт, что там отпускают несовершеннолетним крепкие напитки. Припоминаете такой разговор?

— Нет, не припоминаю. Ваш Боткин лжет.

— Зачем ему лгать?

— Отправляйтесь к нему и узнайте сами. Я за вас работать не собираюсь.

Хиллман встал, давая понять, что считает разговор оконченным. Но Бастиан считал иначе.

— Мистер Хиллман, зря вы так. Если вы приобрели нож у мистера Боткина, сейчас самое время так и сказать. Мы готовы забыть ваши предыдущие «нет».

В поисках поддержки Бастиан взглянул на меня. Я помнил, что сказал мне Боткин о «Баре на этаже». Хиллман, видимо, в самом деле разговаривал с ним, и хотя из этого вовсе не следовало, что он купил нож именно у Боткина, скорее всего так оно и было.

— Мистер Хиллман, настало время выложить все факты, — заявил я.

Хиллман уже окончательно протрезвел. Капельки пота выступили у него на лбу — казалось, этот разговор, как тяжелый пресс, выжал из него весь алкоголь.

— Насколько я понимаю, вы обвиняете меня чуть ли не в убийстве? — взглянул он на Бастиана.

— Нет, не обвиняю, — возразил Бастиан и официальным тоном добавил: — Разумеется, вы можете не отвечать на вопросы.

Хиллман сердито покачал головой.

— Послушайте, не могли бы мы продолжить этот сеанс утром? У меня выдалась трудная неделя, хочется отдохнуть и поспать. Я ведь не спал по-человечески уже с понедельника.

— Я тоже, — заметил Бастиан.

— Вот и вам следует отоспаться. Допрос с пристрастием далеко не лучший выход из положения.

— Я не допрашиваю вас, тем более с пристрастием.

— А я утверждаю, что допрашиваете! — повысил голос Хиллман. — Вы принесли мне нож и размахивали им у меня перед лицом. Есть свидетель. — Он, конечно, имел в виду меня.

— Не будем терять времени на беспредметный спор, — вмешался я. — Нам с лейтенантом Бастианом нужно кое-что обсудить.

— Только в моем присутствии.

— Пожалуйста.

— Никаких обсуждений, пока я не переговорю с Томом, — твердо заявил Бастиан.

Хиллман сделал отрицательный жест.

— Вы не будете с ним разговаривать ни сегодня, ни завтра. В конце концов есть соображения медицинского порядка.

— Вы разве медик?

— В моем распоряжении сколько угодно медиков.

— Не сомневаюсь. Но они есть и у нас.

Некоторое время, с трудом сдерживая бешенство, они молча стояли друг перед другом, затем Хиллман резко повернулся ко мне:

— Вы хотите что-нибудь сказать лейтенанту перед его уходом?

— Да, хотя вам это не понравится, как не нравится и мне. Вчера вечером у гостиницы «Барселона» замечен молодой человек в синем «шевроле» последней модели. Вчера же, как известно, в «Барселоне» убит Майк Гарли. Убит этим самым ножом. В молодом человеке опознали Дика Леандро.

— Кто опознал? — спросил Бастиан.

— Владелец бензозаправочной станции Бен Дэли.

— Тот, кто убил Сайпа?

— Да.

— Он либо ошибается, либо лжет! — крикнул Хиллман. — Дик ездит в синей машине, но это «триумф» — маленький автомобиль спортивного типа.

— Но он имеет возможность пользоваться «шевроле»?

— Я не давал ему разрешения. Надеюсь, вы пытаетесь впутать в эту грязную историю еще и Дика?

— Если он в какой-то мере причастен к ней, мы обязаны знать. Лейтенант, вы сможете выяснить, где Дик Леандро взял вчера вечером синий «шевроле» — у Хиллмана, в прокате или попросту украл?

— Постараемся установить.

Хиллман молча слушал нас.

Глава XXVI

Бастиан с силой захлопнул коробку и вышел, не удостаивая нас взглядом.

Хиллман стоял у раскрытой двери кабинета и наблюдал за ним, пока лейтенант не пересек холл и не покинул дом. Только тогда он вернулся в комнату и подошел к стене с фотоснимками.

— Что такое?! — воскликнул он. — Кто-то снял фотографию Дика!

— Ее снял я. Нужно было показать кое-кому.

Я вынул снимок из кармана. Хиллман почти выхватил его у меня.

— Вы не имели права! И вообще, что вы хотите сделать с Диком?

— Добиться правды. О нем.

— Правды? Какой? Славный молодой человек, и только.

— Надеюсь.

— Давайте считать, что вы успешно выполнили все, для чего я вас нанимал. Не хочу показаться неблагодарным и хорошо заплачу вам. Но я не поручал вам расследовать эти убийства.

— Иными словами, если я все-таки не брошу расследование, вы ничего мне не заплатите?

— Разве я так сказал?

— Этого и не требовалось говорить.

Хиллман оперся на стол обеими руками и с мрачным выражением на лице наклонился ко мне:

— Где вы научились подобным тоном разговаривать со старшими?

— «Старшие» — это кто? Люди с толстым кошельком?

— Предположим.

— Хорошо, я скажу то, что вам давно бы пора услышать. Вы откровенно попираете все и всякие законы, но учтите: рано или поздно это может кончиться для вас плохо.

Хиллман иронически сощурился:

— Да? А ведь я могу купить и вас и Бастиана.

— Если только мы продаемся.

Хиллман подскочил ко мне со сжатыми кулаками, но я продолжал спокойно сидеть. Он отошел, потом снова вернулся.

— Вы считаете, что убийство совершил я?

— Мне не положено заниматься догадками. Однако нож у Боткина купили вы.

— Откуда такая уверенность?

— Я разговаривал с ним.

— Между тем я плачу вам вовсе не за то, чтобы вы собирали улики против меня.

— Да забудьте вы хоть на время о деньгах! — устало попросил я. — Давайте поговорим просто, как два обыкновенных человека, оказавшихся в трудном положении.

Хиллман несколько мгновений размышлял, потом нехотя ответил:

— Ну, ваше-то положение нельзя и сравнивать с моим.

— Вот и рассказывайте, если, конечно, убийства совершили не вы, в противном случае вам следует говорить со своим адвокатом, и только с ним.

— Никого я не убивал. — Хиллман уселся напротив меня, положил руки на стол и слегка наклонился в мою сторону. — Да, нож купил я, но признаваться в этом не намерен. Придется заставить Боткина изменить свои показания.

— Как?

— Его магазин не приносит дохода. Уж я-то знаю, такой же магазин в свое время держал мой отец в южной части Бостона. Я дам Боткину достаточную сумму, чтобы он мог бежать в Мексику.

Я не раз сталкивался с подобными фактами, но даже меня поразил холодный цинизм, с каким Хиллман делился своим замыслом.

— Советую выбросить из головы эту мысль, мистер Хиллман. Вы по-прежнему хотите противопоставить себя закону, а я уже говорил, что это приведет вас к гибели.

— Я уже погиб, — с неожиданным спокойствием ответил Хиллман.

— Что вы сделали с ножом? Отдали Дику Леандро?

— Нет.

— Тому?

— Не только отдал, — глухим голосом подтвердил Хиллман, — но в разговоре с Боткиным упомянул, что покупаю нож для подарка Тому. Бастиан, наверно, и об этом пронюхал, только помалкивает до поры до времени.

— Вполне возможно. Однако мы не можем утверждать, что Том убил родителей. У него не было никаких оснований убивать свою мать.

— А Тому и не нужно никаких оснований. Вы просто его не знаете.

— Вы уже не первый раз делаете какие-то странные намеки, но не хотите рассказать подробнее.

— Подробности не слишком приятные.

— Вот и сегодня вы упоминали о какой-то попытке убийства.

— Это вырвалось у меня случайно.

— Кто кого хотел убить и почему?

— Том грозил Элейн заряженным револьвером, и вовсе не в шутку.

— Это то, что произошло в воскресенье утром и о чем вы все время умалчивали?

Хиллман кивнул.

— Я вошел в комнату Тома и увидел, что он держит револьвер у виска Элейн, а она стоит на коленях и умоляет о пощаде. Именно умоляет.

— Он объяснил что-нибудь?

— Ничего. Просто отдал револьвер, и все.

— А жена?

— Жена говорила, что Том пригрозил убить ее, если она не оставит его в покое. Она зашла к нему предложить поесть, и у него, как обычно, немедленно начался припадок молчаливой ярости.

— Вы обращались к невропатологу?

— Нет. Есть вещи, которые не следует выносить из семьи.

— Все зависит от семьи.

— Я опасался, что его не примут в «Забытую лагуну», если станет известно, что с ним случаются приступы буйства.

— Ну и не приняли бы. Не такая уж трагедия.

— Да, но ведь я должен был что-то делать с ним! Что, по-вашему, я должен делать…

— Обращайтесь за советами не ко мне, а к юристам и невропатологам.

— К юристам?! Вы предполагаете, что это Том убил обоих?

— Не забегайте вперед, мистер Хиллман. Никакие обвинения Тому пока не предъявлены.

— Ну будут предъявлены! — с фаталистической убежденностью воскликнул Хиллман.

— Возможно, но давайте порассуждаем. Единственной уликой против него может служить нож, да и то, уликой сомнительной, если вдуматься. Он, конечно, не взял его с собой в «Забытую лагуну»?

— Не знаю. Я его не обыскивал.

— Готов поручиться, что это сделали в школе.

Хиллман тряхнул головой:

— Ну, хорошо, Арчер, вы правы — Том не взял с собой нож. Помню, позже, в тот же день я видел его дома.

— Где?

— У него в комнате, в одном из ящиков комода.

— И вы его не спрятали?

— А почему я должен был его прятать?

— Значит, любой, кто бывает у вас, мог взять его?

— Мог. Не исключая и Тома. Для него не составило бы никакого труда пробраться в дом после бегства из школы.

— То же самое относится и к Дику Леандро. Ему и не надо пробираться в дом, он бывает здесь очень часто и в любое время, не так ли?

— Может быть. Но это еще ничего не доказывает.

— Правильно. Однако, если сопоставить этот факт с вчерашним появлением Дика в «Барселоне», то невольно начинаешь думать о нем. А в общем, уравнение со многими неизвестными.

— Во всяком случае, Дик не относится к этим «неизвестным», — поспешно возразил Хиллман.

— Не слишком ли рьяно вы встаете на его защиту?

— Я люблю Дика. А почему бы и нет? Он, в сущности, член нашей семьи.

Кстати, он собирался заглянуть к нам сегодня вечером, хотел о чем-то посоветоваться. — Хиллман взглянул на часы. — Но теперь уже слишком поздно, двенадцатый час ночи.

— Попросите его приехать.

— Не сегодня. С меня хватит на сегодня. Да и выгляжу я неважно.

Хиллман искоса взглянул на меня, видимо, сообразив, что нечаянно обнажил свою подлинную натуру — натуру тщеславного человека, который даже в такие минуты озабочен тем, как он выглядит, натуру человека, постоянно живущего под маской.

— У нас не будет другого времени, — твердо заявил я. — Утром на пороге вашего дома могут появиться Бастиан, шериф и, возможно, прокурор. И вам не отделаться от них простыми отрицаниями относительно покупки ножа.

— Вы действительно считаете, что нож взял Дик?

— По-моему, против него возникают более серьезные подозрения, чем против Тома.

Хиллман тяжело поднялся и подошел к телефону на письменном столе.

— Только не говорите, зачем приглашаете его. Он может струсить и скрыться.

Хиллман набрал номер Леандро, немного подождал и, когда ему ответили, бодро заговорил в трубку:

— Дик? Ты сказал Элейн, что намерен заскочить к нам сегодня вечером.

Тебя ждать?… Знаю, что поздно… Ты не очень хорошо себя чувствуешь?

Жаль… А в чем дело?.. Жаль, жаль… А может, все же приедешь? Сегодня вернулся Том. Он захочет встретиться с тобой, да и я с удовольствием повидал бы тебя… Конечно, можно… Вот и хорошо. Буду ждать… — Хиллман положил трубку.

— Что с ним?

— Говорит, неважно себя чувствует.

— Болен?

— Депрессия. Но он сразу ободрился, когда я сказал, что Том вернулся.

Скоро придет.

— Вот и отлично. А пока я хочу побеседовать с Томом.

Хиллман подошел к столу и наклонился надо мной. В зеленоватом полумраке кабинета его лицо казалось расплывчатым, словно он смотрел сквозь толщу воды.

— Прежде чем вы начнете беседовать с Томом, я хочу сообщить вам кое-что.

Хиллман умолк. Тщетно прождав несколько секунд, я спросил:

— О Томе?

— О нас обоих. — Хиллман снова заколебался, не сводя с меня пристального взгляда. — Да нет, пожалуй, я сегодня и так был слишком откровенен.

— Но не исключено, что другой такой возможности вам не представится, а быть до конца откровенным вам все равно придется, иного выхода у вас не окажется.

— Вот тут вы не правы. Кроме меня никто этого не знает.

— Чего «этого»? Вы имеете в виду себя и Тома?

— Вот именно, и давайте прекратим разговор.

Однако я видел, что Хиллман испытывает непреодолимую потребность поделиться своим секретом. Он топтался около стола, не решая начать, и я вдруг вспомнил, с каким чувством он говорил о своей любви к Тому.

— Том ваш настоящий сын?

— Да, моя плоть и кровь, — без колебаний подтвердил Хиллман.

— И вы единственный, кому это известно?

— Ну, Кэрол, конечно знала, а позже проговорилась Майку. Она пришла ко мне после ареста мужа за кражу казенного фотоаппарата и просила что-нибудь сделать для него. Я обещал, и она, будучи интересной девушкой, отблагодарила меня… Она подарила мне только одну ночь.

— И тем не менее вы утверждаете, что являетесь отцом ее ребенка?

— Утверждаю, Том родился спустя ровно девять месяцев, двенадцатого декабря.

— Это ничего не доказывает. Его отцом мог быть и Майк Гарли и кто-нибудь другой.

— Нет и нет. До встречи со мной Кэрол не знала мужчин. В силу какого-то физического недостатка Майк не мог иметь дел с женщинами. Когда появился Том, я выразил желание усыновить его, и Майк согласился в обмен на мое предложение добиться для него не слишком сурового наказания за дезертирство.

— Иными словами, помогли ему избавиться от тюрьмы?

— Да. Как командиру корабля это не представило для меня особой трудности.

— Мистер Хиллман, но зачем вам потребовалось усыновлять Тома? Почему вы сразу не взяли сына к себе и не объявили, что это ваш родной сын?

— Вы забываете, что я уже был женат на Элейн, а она не простила бы мне измены, она же фанатичная пуританка.

— С большими деньгами…

— Не отрицаю, что я нуждался в ее средствах, чтобы начать собственное дело. Когда мы усыновили Тома, я сказал Элейн, что, по заключению доктора Вейнтрауба, у меня никогда не будет детей. Я опасался, как бы она не узнала, что я отец ребенка.

— Может, вы и в самом деле не можете иметь детей?

— Опять… А Том? Если уж на то пошло, бесплоден не я — бесплодна Элейн.

Глава XXVII

Мы прошли в гостиную. Хотя Том уже вернулся, казалось, что в доме все еще царит атмосфера ожидания. Элейн сидела на том же месте, на софе, и что-то вязала.

— Где Том? — обратился к ней Хиллман. — Все еще наверху?

— Я слышала, как он спускался по черной лестнице. Наверно, миссис Перес кормит его на кухне. Он, кажется, предпочитает кухню гостиной, чему не следует удивляться, если вспомнить о его происхождении.

— Может, не будем больше возвращаться к этой теме, а?

С этими словами Хиллман подошел к бару и сделал себе очень крепкий коктейль. Он не забыл предложить и мне, но я отказался.

— Зачем приходил полицейский? — поинтересовалась Элейн.

— Чтобы задать несколько глупых вопросов, в которые я не желаю вникать.

— Уже двадцать пять лет я слышу одно и то же. Ты не желаешь ни во что вникать, чтобы не нарушать свой покой. Пусть неспокойно на сердце, пусть разлагается все вокруг…

— Хоть бы сегодня обойдись без мелодрам!

— Это не мелодрама — трагедия! У нас в доме трагедия, а ты не желаешь… вникать.

— Знаю, знаю! — спокойно согласился Хиллман, но я видел, что он готов вот-вот швырнуть бокал ей в лицо. — Я невежда-инженер, я никогда не изучал философию…

— Ну, с невежеством я еще могу мириться, — ответила Элейн, продолжая щелкать спицами, — но вот на твои увертки у меня уже не хватает терпения.

Хиллман отпил глоток и неловко взмахнул свободной рукой:

— Боже мой, Элейн! Ну когда ты перестанешь меня пилить?! Сейчас не время и не место для ссор.

— У тебя всегда нет ни времени, ни места для чего-нибудь серьезного. Ты никогда не пытался бороться с трудностями.

— Не скажи! Вот и сегодня мы с Арчером по-настоящему порылись в прошлом.

— В твоем неприглядном прошлом? А я-то считала, что ты занимаешься этим только со своими любовницами…

К моему облегчению, зазвонил телефон. Хиллман подошел к аппарату, что-то буркнул, прикрыл трубку рукой и повернулся ко мне:

— Бастиан спрашивает вас. Возьмите трубку в буфетной, а я послушаю здесь по параллельному аппарату.

Спорить было бесполезно. Я прошел в буфетную и, пока ощупью искал в темноте телефон, слышал, как в кухне миссис Перес мягким мелодичным голосом рассказывает Тому о своей родине в штате Синалоа, в Мексике. После журчащего голоса женщины бас Бастиана показался мне рыком льва.

— Арчер?

— Я.

— Очень хорошо. Я проверял эпизод с поездкой Дика Леандро. В беседе с его приятельницей, студенткой Кэйти Огильви, выяснилось, что у нее синий «шевроле», модель нынешнего года. После некоторых отговорок она показала, что вчера вечером он с ее разрешения брал машину и, судя по спидометру, наездил около ста миль.

— Вы уверены, что сама Огильви не ездила? Дэли не успел разглядеть как следует, но с Диком была либо девушка, либо юноша.

— Мисс Огильви с ним не ездила. Она очень рассердилась, когда узнала, что он возил другую девушку в ее машине.

— Но как она узнала, что Леандро возил именно девушку?

— Эта особа выронила в машине губную помаду в чудесном футляре белого золота пятьдесят шестой пробы. Кстати, если бы не помада, мисс Огильви вряд ли призналась бы, что одалживала Леандро машину. Он, очевидно, категорически запретил ей болтать.

— Но хотя бы объяснил, почему?

— Она знает только, что поездка имела какое-то касательство к похищению Тома Хиллмана… Так, что берем Леандро? Похоже, парадом командуете вы.

— Он сейчас должен быть здесь. Пожалуй, вам тоже следовало бы приехать.

— Вы говорите так, словно дело идет к завершению.

— Не сомневаюсь.

Бастиан положил трубку и я некоторое время сидел в темноте, размышляя над делом, общие очертания которого теперь горели перед моим мысленным взором так же ярко, как лампы мотеля «Дак».

Между тем миссис Перес на кухне продолжала певуче рассказывать Тому о Синалоа, где протекает так много рек. Ее отец по воскресеньям рыбачит, а улов распределяет среди соседей, и все они в этот день на завтрак готовят рыбу.

Том спросил, жив ли еще ее отец. Она радостно ответила, что жив и в добром здравии, хотя ему уже за восемьдесят.

— Я хотел бы навестить его как-нибудь, — сказал Том.

— Ну что ж, и навестишь.

Я открыл дверь в кухню. Том доедал суп. Миссис Перес с материнской улыбкой и отсутствующим взглядом склонялась над ним. При моем появлении женщина выпрямилась и с неприязнью посмотрела на меня.

— Что вам угодно?

— Переговорить с Томом. А вас попросил бы ненадолго оставить нас вдвоем. — Заметив, что мое предложение пришлось миссис Перес не по душе, я махнул рукой: — Впрочем, можете остаться. Никаких секретов в этом доме больше не должно быть.

— Благодарю вас.

Миссис Перес взяла чашку из-под супа, отошла к раковине и открыла кран с водой. Том с нескрываемой скукой смотрел на меня через стол. Он был бледен, но теперь уже чист и опрятен.

— Вообще-то мне претит расспрашивать тебя о некоторых подробностях, — начал я, — но есть вопросы, на которые можешь ответить только ты.

— Давайте.

— Мне не совсем ясно, что произошло вчера вечером. Ты был еще в «Барселоне», когда из Лас-Вегаса вернулся Майк Гарли?

— Да. Он приехал в отвратительном настроении и велел мне убираться, пока, говорит, «я не убил тебя». Мне все равно уже надо было уезжать.

— И тебя никто не пытался удержать?

— Наоборот, я же говорил — Майк хотел отделаться от меня.

— А Сайп?

— Он был так пьян, что вряд ли что-нибудь соображал, и заснул еще до того, как я ушел.

— В какое время ты покинул гостиницу?

— В начале девятого, еще не стемнело. На углу я сел в автобус.

— Дик Леандро уже не застал тебя, когда приехал в «Барселону»?

— Нет, сэр… Разве он был там? — удивился Том.

— Похоже. Сайп или Гарли когда-нибудь упоминали о нем?

— Никогда, сэр.

— Зачем он приезжал в гостиницу? У тебя есть какие-нибудь догадки, предположения?

— Нет, сэр. Я вообще мало что о нем знаю. Он же их дружок. — Том кивнул на дверь.

— Чей именно? Его или ее?

— Его. Но и она использует Дика.

— Например, для того, чтобы отвезти ее куда-нибудь?

— Для всего. Когда он выполнит какую-нибудь ее просьбу, она обещает оставить ему свои деньги: если же он пытается уклониться — ну, например, когда у него свидание с девушкой, — она грозит, что не оставит ни цента. В таких случаях он обычно не едет на свидание.

— А как, по-твоему, он может для нее пойти на убийство?

— Не знаю, на что он может пойти для нее, — медленно ответил Том. — Пожалуй, все будет зависеть от того насколько это рискованно и сколько денег можно будет получить.

— Гарли убили охотничьим ножом с полосатой ручкой, который подарил тебе отец. Когда ты видел этот нож последний раз?

— Он лежал в верхнем ящике комода в моей комнате, — после короткого раздумья ответил Том. — Вместе с бельем и носовыми платками.

— Дик Леандро знал об этом?

— Я никогда не показывал ему нож. Он вообще ни разу не заходил ко мне в комнату.

— А твоя мать… я хочу сказать, Элейн Хиллман… она знала, где лежит нож?

— Наверно. Она часто заглядывала ко мне и проверяла мои вещи.

— Сущая правда, — подала голос миссис Перес.

Я взглядом попросил ее воздержаться от комментариев.

— Насколько мне известно, как-то утром в воскресенье, когда она зашла к тебе в комнату, ты угрожал ей револьвером твоего отца.

Миссис Перес фыркнула. Том уставился куда-то в пространство позади меня, словно вновь, со стороны, увидел ту сцену.

— Это они нам рассказали? — наконец спросил он.

— Все было совсем не так! — крикнула миссис Перес. — Я слышала, как она кричала на Тома у него в комнате, а потом спустилась, вынула из стола в кабинете револьвер и опять побежала наверх, к Тому.

— Почему же вы не остановили ее?

— Я испугалась. А тут как раз услышала, что к дому подъезжает мистер Хиллман, вышла к нему и сказала, что наверху у нас скандал.

— Да все это не так уж важно, в конце концов, — тряхнул головой Том. — Я просто отобрал у нее пистолет.

— Она пыталась застрелить тебя?

— Она завила, что застрелит, если я не возьму свои слова обратно.

— А что ты сказал?

— Что скорее соглашусь жить в мотеле с моей настоящей матерью, чем в этом доме с ней. Вот она и вышла из себя.

— Почему же ты не рассказал об этом отцу?

— Он мне не отец. Да он бы и не поверил. А я к тому же был страшно зол на нее за то, что она скрывала от меня правду о моих родителях. Я отобрал у нее пистолет и направил на нее.

— Ты действительно хотел убить ее?

Том кивнул и низко опустил голову, почти коснувшись лбом стола. Миссис Перес подошла к юноше и положила руку ему на плечо. В эту минуту послышался звонок.

— У парадного входа звонят, — пробормотала миссис Перес, ни к кому не обращаясь.

Я оказался у двери в тот момент, когда Ральф Хиллман уже впускал Дика Леандро. Он показался мне каким-то постаревшим, с вытянувшимся и поблекшим лицом. Леандро рассеянно взглянул на меня и обратился к Хиллману:

— Шкипер, можно поговорить с вами наедине? Важное дело.

В двери гостиной появилась Элейн Хиллман.

— Надеюсь, не настолько важное, чтобы забывать о правилах приличия.

Заходи, Дик, и будь милым. Я весь вечер провела в одиночестве.

— Мы присоединимся к тебе позже, — заверил жену Хиллман.

— И так уже поздно, — раздраженно возразила она.

Дик Леандро напряженно смотрел то на нее, то на Хиллмана, словно зритель на теннисном матче, поставивший на одного из игроков все свое состояние.

— Ты не очень мил со мной, Дик, — с усмешкой заметила миссис Хиллман. — Ну, так и я не буду мила с тобой.

— М… мне б… безразлично, — не слишком решительно, хотя и с ноткой вызова отозвался Леандро.

— Ничего, это пройдет, — взглянула на него Элейн и, презрительно отвернувшись, скрылась в гостиной.

— Не будем терять времени, — обратился я к Леандро. — Вчера вечером вы куда-нибудь возили миссис Хиллман?

Леандро отпрянул от меня, едва не налетев на Хиллмана, и торопливо зашептал:

— Шкипер, мне нужно обязательно переговорить с вами наедине. Произошло нечто такое, о чем вы еще не знаете.

— Идем в библиотеку, — предложил Хиллман.

— Я должен буду пойти с вами, — вмешался я. — Поэтому давайте лучше беседовать здесь. Мне бы не хотелось удаляться от миссис Хиллман.

Теперь Леандро взглянул на меня совсем иначе, чем до сих пор, — с недоумением и одновременно с чувством облегчения. Он понял, что я уже все знаю.

Я подумал, что Хиллман тоже знает. Иначе он не обратился бы к Сьюзен с предложением стать его женой. Сейчас он, грузный и загадочный, молча, с полузакрытыми глазами, стоял прислонившись к стене.

— Дик, вы возили ее в гостиницу «Барселона»? — спросил я.

— Да, сэр… Я… не з…знал, что было у нее на уме…

— Но, несомненно, догадывались. Почему нужно было придавать этой поездке такую секретность?

— Она сказала, что я на время должен попросить у кого-нибудь машину…

Они, говорит, снова требуют денег, а Шкипера нет дома, и мы должны сами отвезти требуемую сумму, иначе они убьют Тома. Сначала она сказала, что мы ничего не должны сообщать полиции, а потом вообще велела молчать.

— И вы поверили ее объяснению насчет денег?

— К… конечно.

— А когда у вас возникли сомнения?

— Видите ли… я не мог понять, откуда она взяла столько денег.

— Сколько же?

— По ее словами, еще двадцать пять тысяч… Правда, самих денег я не видел, но миссис Хиллман сказала, что они у нее в сумке… В ее большой сумке для вязанья.

— Но что же вы все-таки видели?

— Вообще-то ничего не видел… Нет, я хотел сказать, что я видел этого типа, которого она… Я видел, как этот тип вышел из гостиницы. Они оба скрылись за домом, и я услышал вопль… — Леандро умолк и нервно потер горло.

— И что же вы?

— Я не выходил из машины, она так велела. Потом она вернулась и сказала, что это кричал филин.

— И вы поверили?

— Я плохо разбираюсь в птицах. Правда, Шкипер?

— Боже мой, господа, о чем вы тут болтаете? — оживленно спросила Элейн, останавливаясь на пороге.

Я подошел к ней:

— О филине, крик которого вы слышали вчера вечером в саду гостиницы.

Что это был за филин?

— Крик… — начала было Элейн, но вдруг зажала рот рукой.

— По-моему, это был человек. Нехороший, но все же человек.

— Дьявольское отродье! — задыхаясь выкрикнула миссис Хиллман. — Подонок!

— Потому, что он снова потребовал денег?

— Так могло продолжаться до бесконечности, и я должна была остановить его. — Она все еще стояла на пороге, ее била мелкая дрожь. Невероятным усилием воли она взяла себя в руки. — Кстати, о деньгах… Я ведь в состоянии обеспечить вас. Полиция, конечно, войдет в мое положение, но я не хочу, чтобы мое имя связывали с этим… с этим… — Она так и не смогла подобрать нужного слова.

— И сколько же вы предлагаете?

Миссис Хиллман снова почувствовала себя на ходулях своего богатства, надменно взглянула на меня и предложила:

— Перейдем в гостиную, там и поговорим.

Все трое — я, Хиллман и Леандро — прошли вслед за ней в гостиную и расположились вокруг ее софы. Хиллман с любопытством посмотрел на меня. Он был молчалив и подавлен, но я видел, что он напряженно наблюдает за развитием событий. Дик Леандро все больше приходил в себя. Глаза у него блестели, он, наверно, не сомневался, что как-то, где-то и когда-то в его карман перекочуют деньги супругов Хиллман.

— Так сколько же? — повторил я.

— Двадцать пять тысяч.

— Это, разумеется, лучше, чем удар ножом. Но, позвольте, двадцать пять тысяч — это оптом за все, или по двадцать пять тысяч за каждое убийство?

— За каждое убийство?!

— Одним и тем же ножом и почти наверняка одной и той же рукой совершены два убийства… И совершили их…

Как робеющая на сцене девица, миссис Хиллман отвернулась от направленного на нее пальца.

— Пятьдесят тысяч, — услышал я ее глухой голос.

— Он морочит тебе голову — вмешался Хиллман. — Его не купишь.

— Мой покойный отец говорил, что можно купить любого… Любого без исключения человека… Вот я же купила тебя. Правда, — ее лицо исказила гримаса отвращения, — ты оказался плохой покупкой.

— Не купила, а только наняла.

— И ты отплатил тем, что подсунул мне ее ублюдка!

— Я хотел иметь сына. Мне и в голову не пришло, что все может так обернуться.

— Только ты виноват в том, что все так обернулось. Ты взял ее ребенка в мой дом, заставил меня вскормить, выпестовать его и назвать моим. Все эти годы ты только и делал, что лгал, лгал, лгал!

— Перестань, Элейн! Я думал тогда, что нашел лучший выход из положения.

— Сутенер! Дерьмо!

Мне показалось, что в соседней комнате кто-то шевелится.

Присмотревшись, я увидел, что на стуле у пианино сидит Том. Первым моим побуждением было закрыть дверь, но я тут же решил, что теперь все равно поздно, пусть сидит и слушает до конца.

— А знаешь, Элейн, — с удивительным спокойствием проговорил вдруг Хиллман, — меня всегда поражал твой пуританизм, но я и подумать не мог, что он толкнет тебя на такое. Ведь Кэрол и в самом деле убила ты, верно?

— Конечно, я. Она позвонила утром в понедельник, когда я была в комнате Тома, — он еще раньше дал ей номер своего телефона, — разговаривала со мной и все, решительно все выболтала. По ее словам, она только что узнала о планах своего мужа и боялась, что он сделает что-нибудь плохое Тому, который вовсе не его, а твой сын. Я тогда подумала, что она сочиняет, чтобы поиздеваться надо мной.

— А по-моему, она действительно пыталась спасти сына, — вставил я.

— Ее сына, а не моего. Ее и Ральфа. В этом вся суть, неужели вы не понимаете?… Свет померк для меня, с той минуты я уже не жила, а стала призраком, без цели блуждающим в этом мире. Когда я возвращалась после… после этого из мотеля и вышла из машины, мне показалось, что капли дождя пролетают сквозь меня, потому что они более материальные, чем я… Видимо, Майк подслушал разговор Кэрол со мной. Он отвел ее в коттедж, избил и бросил там без сознания. Я легко убила ее… Я даже не думала, что это окажется так легко… Вот во втором случае было труднее…

— Но его-то вы за что? — спросил я.

— Гарли сразу заподозрил, что Кэрол убила я. Он так и сказал мне по телефону, застал меня врасплох и потребовал денег. И требовал бы до бесконечности…

Из темноты вышел Том. С тоской и недоумением он осмотрел присутствующих и остановил взгляд на Элейн. Она отвернулась, и Том шагнул к Хиллману.

— Почему же ты раньше не сказал мне? — с усилием спросил он. — Ведь тогда все-все могло быть иначе…

— Еще будет иначе… Сын!

С распростертыми объятиями он пошел к Тому, но тот повернулся и выбежал из комнаты. Двигаясь, словно слепой, Хиллман последовал за ним, и я слышал, как они стали подниматься по лестнице.

Дик Леандро встал и неуверенно, как человек, только что сбросивший невидимые путы, подошел к бару и налил себе вина.

— Так как же, мистер Арчер? — прозвучал в тишине ровный голос Элейн Хиллман. — Вы и в самом деле не продаетесь?

— Ваш муж уже ответил за меня.

— Но пожалеть-то меня вы можете?

— Это выше моих сил.

— Но я прошу так мало! Позвольте мне переночевать эту ночь в моем доме!

Одну только ночь…

— К чему вам это?

— Не стану скрывать: я долго копила снотворное, и…

— Нет! Вы получите то, что заслужили.

У дома затормозила машина. Я поднялся и подошел к двери в соседнюю комнату, чтобы встретить Бастиана.

Перевод Ан. Горского