Дети Ангелов

Пролог

Женщина медленно шла по улице, шла с отрешенным и усталым видом. Никто не обращал на нее внимания – только что отгремел шумный праздник пятидесятилетия Советской власти, народ еще не пришел в себя, и никому не было ни до кого дела. Самая обыкновенная женщина, ничем не выделяющаяся из толпы, и уж точно никто не смог бы даже предположить, что она серьезно ранена. Произошло это больше суток назад, пуля до сих пор сидела в груди, а вся медицинская помощь сводилась к самостоятельной обработке ее водкой и перевязке в вагонном туалете.

Любой на месте Анны уже давно потерял бы сознание или даже умер от болевого шока. Она пока справлялась, но понимала, что без помощи долго не продержится. Обращение к врачам исключалось из-за неизбежного вмешательства милиции. А внимания к себе привлекать было нельзя.

Срочно требовалась поддержка кого-то из своих, членов ордена. Здесь, в Хабаровске, был один человек по имени Степан, она позвонила ему прямо с вокзала и сейчас направлялась на встречу с ним. Анна очень надеялась, что у него хватит опыта и сил на ее излечение. Иначе придется туго, потому что сейчас в Хабаровске миссионеров больше не было.

А ведь когда ее готовили к выполнению задания в Советской Гавани, крупнейшей базе Тихоокеанского флота, аналитик выдал цифру «девяносто пять» процентов вероятности успеха. Если бы этих процентов было меньше восьмидесяти пяти, операция или была бы отменена, или планировалась иначе. Где же вкралась ошибка? Решать это придется, конечно, не ей, не ее уровень. Ее теперешняя задача – выжить и добраться до своих, сохранив при этом секретность операции.

Сначала все шло гладко. Анна, несмотря на невиданную активность контрразведки флота, встретилась в открытом море с китайцами, провела удачные переговоры, используя при этом несложные, но действенные методики внушения. Собрала информацию о развитии конфликта (надо сказать, очень интересную). Можно было смело включать операцию в актив удач ордена.

Присутствие отступника она почувствовала на третий день по едва уловимым следам обработки сознания у некоторых офицеров базы. Потом появились и другие признаки его деятельности, но локализовать чужого, определить место его нахождения она не могла. Все это сильно встревожило не только ее, но и центр, куда она сообщила обо всем по телефону. Ей был отдан приказ немедленно возвращаться. А потом в нее стреляли…

Произошло это на вокзале в Ванино, незадолго до отхода поезда, и Анна так и не поняла, почему ей не удалось просчитать убийцу заранее. Скорее всего, решила она, сознание старшины спецназа морской пехоты, специалиста по грязным операциям, было обработано противником, иначе он не сумел бы подойти к ней так близко.

Когда пуля ударила в грудь, она не только не потеряла сознания, но даже сумела собраться и принять необходимые, хоть и запоздалые меры. Стрелок получил импульс такой силы, что пришел в себя только через час. Это Анна проделала инстинктивно, на автомате. Но убийцу страховали, и ей пришлось включить весь свой опыт и возможности. Несколько человек на перроне недоуменно закрутили головами, заметались, забегали, неожиданно потеряв ее из вида. А она, закрывшись от наблюдателей, которые видели вместо нее пустое место, проскользнула в пустой кабинет в административном крыле вокзала и занялась раной.

На перроне, где Анна появилась за десять минут до отправления поезда, ее искали уже пятеро штатских и три милиционера. Приказ они имели четкий – объект брать без церемоний, в случае сопротивления – стрелять. Был тут и их главный, морпех в чине капитана, но в форме сержанта милиции, и приказ он имел самый определенный – объект не должен остаться в живых ни при каких обстоятельствах.

Облава была организована по всем правилам, но охотники не подозревали, с кем им пришлось столкнуться. Севшая в поезд молодая, миловидная, хоть и немного бледная женщина ничем не напоминала объект их охоты. Преследователи прочесывали поезд до самого Хабаровска, причем в Комсомольске-на-Амуре их количество удвоилось. Но беглянка будто в воду канула. Ни одна из пассажирок даже отдаленно не напоминала ту женщину, которая была изображена на выданных им фотографиях.

Анна сидела на автобусной остановке, посматривая на часы. До встречи со Степаном оставалось шесть минут. Ей было совсем плохо. Сознание туманилось, хотелось прилечь на твердую скамейку и никогда больше не вставать. Анна понимала, что, если Степан промедлит еще хотя бы десять минут, она потеряет сознание. Тут все и произошло…

Мальчик лет пяти неожиданно, как это часто бывает у детей, сорвался с места и побежал через дорогу, а по ней на зеленый свет, не снижая скорости, шел ЗИЛ – панелевоз. Он неминуемо раздавил бы ребенка, если бы не Анна… А она, даже находясь в полубессознательном состоянии, на одних инстинктах, вмешалась, потому что в ее мозг буквально вломился зов о помощи невероятной эмоциональной силы. Так звать мог только спящий, причем спящий невиданной мощи, и им был находящийся в метре от гибели мальчик. Собрав волю в кулак, Анна сформулировала приказ и отправила импульс водителю ЗИЛа.

Водитель, даже очень захотев, не смог бы сопротивляться внушению. За долю секунды до наезда он резко вывернул руль влево и, вопреки шоферскому инстинкту, направил машину на полосу встречного движения. На его счастье, он сумел разминуться с пассажирским автобусом и врезался в бетонный фонарный столб, чудом оставшись в живых…

Анна ничего не понимала. Произошло нечто очень странное. В то краткое мгновение, когда мальчику грозила смертельная опасность, его сознание раскрылось, и на нее хлынул необузданный, невероятный поток, почти взрыв эмоций такой силы, какой не обладал ни один из известных ей миссионеров. А теперь, когда опасность миновала, она вдруг поняла, что больше не слышит его. Мальчик, без сомнения, был сильнейшим потенциалом, но главным, самым невероятным его качеством – было его умение скрывать свою сущность. Этого не умел делать никто из них. Никто и никогда.

К мальчику уже бежала перепуганная мать, и Анна поняла, что не имеет права потерять его, выпустить из вида, хотя бы до прибытия Степана, которого она чувствовала уже совсем близко. Спящий такой силы был неоценимой находкой для ордена, оповестить о которой было несравнимо важнее порученного ей задания. Это могло оказаться самым важным делом в жизни Анны. Больше она не успела ни о чем подумать. Невзрачный, маленького роста человечек проходил сзади скамейки. Не замедляя шага, он ткнул длинным шилом ей в спину и спокойно пошел дальше. Все произошло так быстро и незаметно, что никто из прохожих ничего не понял.

Степан, мужчина огромного роста и необъятной ширины, старший лейтенант из штаба округа, подъехал к месту событий, когда глаза Анны уже начали тускнеть. Но он еще успел зафиксировать последний всплеск сознания умирающей и оценил важность полученной информации. Через два часа поднятый по тревоге личный состав разведывательного управления Дальневосточного военного округа прочесывал Хабаровск и окрестности. Но было поздно – самолет с объектами поиска оторвался от земли.

Потом, когда по всей стране развернулась широкомасштабная поисковая операция, ни одна стюардесса не узнала по мастерски изготовленным рисункам ни мать, ни ребенка. Этот след оборвался.

В кабинете одного из ведущих врачей закрытой психиатрической клиники, которая хоть и проходила по ведомству Минздрава, но реально подчинялась госбезопасности, сидели трое. Они не занимали больших постов – один был психиатром, второй служил в Генеральной прокуратуре на незаметной должности, а третий, как он сам любил говорить, просиживал штаны в секретном архиве КГБ. И все трое стояли на верхних ступенях в иерархии сообщества, влияющего на судьбы населения огромной страны, которая в этот период истории называлась Союз Советских Социалистических Республик. Сообщество именовалось Орденом миссионеров – хранителей Духа, но они не любили это пышное название, данное в незапамятные времена, и в обиходе именовали себя просто миссионерами.

Сейчас они подводили неутешительные итоги организованного ими всесоюзного розыска мальчика, обнаруженного погибшей Анной. Милиция, «безопасность» и практически весь орден частой гребенкой прошлись по стране, раскрыли попутно множество преступлений, нашли кучу пропавшего и объявленного в розыск народа. Была пресечена опасная операция отступников, та самая, начатая в Советской Гавани и послужившая причиной гибели Анны. Но мальчик как в воду канул…

– Итак, друзья мои, мы не узнали практически ничего, кроме того, что знали два месяца назад, – констатировал психиатр, человек с прямой спиной гимнаста, шикарной, совершенно седой шевелюрой и слишком молодым для подобного цвета волос лицом. – Мы все знакомы со слепком сознания Анны, который успел снять Степан. Кроме нас с ним работали наши лучшие аналитики. Но все безрезультатно. Никаких зацепок.

– Анна оказалась слабовата, ей не хватило опыта, – вздохнул прокурор.

– Ее опыт и подготовка полностью соответствовали характеру ее миссии на Дальнем Востоке, – возразил архивист. Он был куратором Анны, относился к ней по-отцовски, поэтому слова прокурора его задели. – Она попала в западню, и винить ее не в чем.

– Западня… – буркнул прокурор. – Можно было и предусмотреть. Или настолько мы постарели?

– Никто не снимает с себя вины, – мягко остановил его седой. – Давайте перейдем к главному. Официальный розыск пора останавливать, он становится опасен для нас. Еще немного, и «безопасность» сможет выйти на орден. Но мальчика искать не прекращаем, иначе он может попасть в руки отступников.

– Им ничего не известно, – заметил архивист, – это я знаю совершенно точно.

Ни доктор, ни прокурор не усомнились в его словах. Если сказано, значит, так оно и есть.

– Существует еще фактор случайности, – справедливо заметил седой. – Сработал же он на нас! Кстати, что предпринято по убийству Анны?

– Организатор выявлен, – доложил прокурор, – это Виктор, любимый ученик и личный помощник Захара. Захар очень старался отстоять любимчика на переговорах, но и он был вынужден признать, что тот зарвался. Наказание виновному будет определено в ближайшие дни.

– Сейчас главная наша задача – найти мальчика и сохранить тайну, – сказал седой. – Мальчик крайне важен для нас. Анна сумела распознать его, но не поняла и десятой доли того, на что он способен. Не приведи Господь, отступники доберутся до него раньше нас…

– Доберутся, не доберутся, – тон прокурора стал ворчливым, – пусть они его еще получат!

– А это уж пятьдесят на пятьдесят, – уронил доктор, – тут уж все в воле Господа… – Он помолчал недолго, потом продолжил: – Через три года мне предстоит изменение. Если за это время мальчика не найдем, я лично займусь поисками. Почему-то у меня есть предчувствие, что в ближайшем будущем дела важнее этого у нас не будет.

Архивист и прокурор согласно кивнули. Они хорошо знали, как часто сбываются предчувствия старейшины…