Нашим детям
Авторы приносят благодарность д-ру Исраэлю Розенсону, рабби д-ру Мордехаю Гальперину, рабби Менахему Шрадеру, рабби Ханание Берзону, Ицхаку Ауве Реканати и всем рабби, воспитателям и юным читателям, прочитавшим эту рукопись и давшим ценные советы.
— Будьте осторожны! — крикнул Дани,— в море полно акул! Лучше не опускайте руки в воду!
Мальчишки тут же выдернули руки из воды. Дани Леви, самый старший из них, откинул со лба прядь светлых волос и озабоченно посмотрел на других детей. Никогда еще на нем не лежало такой ответственности, как сейчас. Всего два дня назад он был обычным мальчиком, беспечным, озорным, любимцем своих родителей. Всего два дня назад он носился по огромному океанскому лайнеру, осваиваясь с его палубами, каютами, салонами, коридорами. Лишь две ночи прошли с того часа, когда ужасный ураган разбил их судно. И вот теперь Дани сидит в крошечной шлюпке посреди безбрежного океана и вместе с ним эти несмышленые дети, ответственность за которых внезапно обрушилась на его плечи. Снова и снова Дани мучительно думал, смогут ли спасатели заметить их утлую лодочку? Хватит ли им небольшого запаса продуктов и питьевой воды, прежде, чем их спасут?
А если снова разразится ураган! Устоит ли их шлюпка под ударами гигантских волн?
Все началось несколько месяцев назад в Иерусалиме, в школе, где учился Дани. Директор собрал детей и объявил, что лучшие ученики из всех школ Израиля сразу же после Песах[*] отправятся морем в разные страны для встреч с еврейской молодежью. Сердце Дани замерло. Директор начал перечислять учеников, включенных в состав этой делегации. Дани чуть не подпрыгнул от радости, когда услышал свое имя.
В тот же день была объявлена подробная программа поездки. Пароход выйдет из Хайфы. Первая неделя плавания будет посвящена знакомству с другими участниками путешествия и жизнью тех еврейских общин, которые предстояло посетить.
Министр иностранных дел Израиля попросил некоторых родителей, чьи дети принимали участие в поездке, сопровождать группу, и Дани очень обрадовался, когда узнал, что его отец и мать поедут вместе с ними. Старший брат и сестры уже достаточно взрослые и могут остаться дома одни. Ну а шестилетний Нафтали отправится в путешествие вместе с родителями.
Дани завидовали все ребята его школы. Он с нетерпением считал дни, оставшиеся до отъезда, и в мечтах уже бороздил океан. Он воображал себя то отважным капитаном, то морским волком, то первопроходцем, открывающим новые земли.
Наконец, наступил день отплытия. Двадцать юных путешественников собрались в порту Хайфы. Суматоха перед отплытием и хлопоты первых дней пути быстро сдружили всех пассажиров. Вместе с другими детьми Дани и Нафтали мотались по коридорам, палубам и каютам лайнера. Раза два искатели приключений даже заблудились. Выручал обычно или матрос в красивой форме, или кто-нибудь из взрослых.
Берега Израиля давно уже скрылись из вида. Лайнер шел полным ходом. Повсюду, насколько хватало глаз, была лишь серо-голубая вода и ничего больше. Дети играли на палубе, а Дани вместе с отцом в тени пароходного тента часами изучал премудрости Гемары.
В ту роковую ночь Дани проснулся от страшного грохота. Гигантские волны швыряли судно, как ореховую скорлупку. На палубу обрушивались потоки воды, пронзительно выл ветер. В темноте зашлась пароходная сирена. Из громкоговорителя послышался голос капитана — всем надеть спасательные жилеты и подняться на палубу. Жилеты есть в каждой каюте. Испуганные пассажиры спешили выбраться на палубу.
— Теперь слушайте внимательно! — гремел голос, перекрывая шум волн.— В машинном отделении вспыхнул пожар. Мы должны покинуть судно, пока оно не затонуло. В спасательных шлюпках хватит места всем. Первыми покинут корабль дети, за ними женщины и старики, здоровые мужчины сойдут последними. Всем все ясно?
Руководитель израильской группы быстро собрал своих подопечных и начал усаживать их в спасательную шлюпку. Времени на прощание не было. Каждый брал наскоро собранные вещи, целовал родителей и с бьющимся от испуга сердцем спускался в шлюпку.Вот тогда все и произошло! Молодой матрос по очереди спускал детей в лодку. Вдруг раздался крик Дани:
— Канат! Канат развязывается!
Матрос бросился за ускользающим концом каната, крепившего шлюпку, но было поздно! Маленькое суденышко с семью мальчишками стремительно уносилось в темную штормовую ночь. Матрос, который должен был сопровождать детей, потерянно стоял на палубе, а шлюпка скрылась из вида.
— Крепче держитесь за борт,— приказал Дани.— Не вставать! Спокойно!
— Мама,— заплакал Нафтали тоненьким голоском.
— Не бойся, Нафтали,— откликнулся Дани,— держись крепче!
«Шма Исраэль, А-Шем Элокейну А-Шем эхад»[*],— шептал кто-то рядом с ним. Дани узнал голос. Он принадлежал Шалому Шараби, худенькому очкастому мальчику лет двенадцати. Шалом молился, закрыв глаза: «Ана А-Шем хошиа на. Пожалуйста, А-Шем[*], спаси нас». Узнать других в непроглядной тьме было трудно.
Всю ночь шлюпку швыряло по бушующему океану. Только под утро шторм стих. Из-за горизонта поднималось солнце. Они плыли по зеркально гладкой воде, одни в бескрайнем океане, под хмурым серым небом. Ни парохода, ни других спасательных шлюпок не было видно.
Дани внимательно оглядел ребят. Нафтали спал, натянув на себя мокрое одеяло, его голова покоилась на коленях двенадцатилетнего Рона Шварца. Дани знал, что Рон старший в семье, кроме него было еще шесть детей. Наверное, он вспоминает своих младших братьев и сестер, подумал Дани, видя, как Рон заботливо приобнял одиннадцатилетнего Ашера Байтона. Худое лицо Ашера было очень бледным, губы дрожали, а карие глаза были устремлены на восток, к поднимавшемуся из воды солнцу.
Дани перевел взгляд на свернувшегося клубком Гилада Равива. Этот толстяк уснул в самый разгар шторма и до сих пор не проснулся. За ним сидел Шмиль Лефковец, одиннадцатилетний рыжеволосый паренек. Он улыбнулся и подмигнул Дани. Шмиль умел рассмешить, он всегда веселил друзей. Дани улыбнулся в ответ, забыв на миг об их отчаянном положении.
Наступал день. И новый страх охватил сердце семерых мальчишек. Где остальные пассажиры огромного парохода? Неужели все утонули? Или все спаслись и уже на берегу?
Неужели только эту шлюпку не сумели найти? Почему не видно никаких судов? Вообще, ищет ли их хоть кто-нибудь? А самолеты? Заметят ли они крошечную лодочку в этом безбрежном пространстве?
Голова шла кругом от таких мыслей. Дани увидел, что и его друзья чувствуют себя не лучше. Что делать? Что им сказать?
— Дани,— прошептал Нафтали,— где папа и мама? Что случилось с ними?
— Не знаю,— выдавил из себя Дани,— не бойся, малыш, все будет хорошо...
Потом он обратился ко всем:
— Мы должны беречь воду и еду,— сказал он, стараясь говорить строго, по-взрослому.— Неизвестно, когда нас найдут.
— А если нас вообще не найдут? — прошептал Рон.
— Глупости,— отрезал Дани, стараясь прогнать собственный страх,— и не думай об этом!
— Правильно,— уверенно заявил Ашер, внезапно подняв голову.— Наверняка нас уже ищут. После таких крушений всегда высылаются специальные спасательные команды.
— Конечно, не надо отчаиваться,— вступил в разговор Шалом.— Будем молиться. А-Шем нам поможет.
Дани знал, что аварийный запас продуктов на спасательной шлюпке рассчитан лишь на несколько дней, что питьевая вода в большом металлическом баке на корме тоже скоро кончится. Пить же соленую воду ни в коем случае нельзя. Это верная гибель.
Вот уже три дня лодку носило по океану. Вокруг не было никаких признаков жизни. Приходилось постоянно сокращать порции воды и пищи. С каждым часом надежды на спасение становилось все меньше и меньше.
— Я хочу есть,— захныкал Нафтали на четвертое утро,— и пить.
— Вечно ты хнычешь,— оборвал его Дани,— я же тебе объяснил, вся вода и пища уже кончились.
— Что с нами теперь будет? — горестно вздохнул Рон.
— Мы можем ловить рыбу, — вдруг сказал Гилад,— сплетем сеть...
— Из чего ты ее сплетешь? — сердито оборвал его Дани.
— А хотя бы из майки,— настаивал Гилад.
— А почему бы и нет? — встрепенулся Дани,— что нам терять?
Хорошо, что Гилад с нами, подумал он. Ему в голову всегда приходят хорошие идеи.
Гилад возился с сетью. И вдруг тишину разорвал голос Шмиля. Он пел, пел без слов. Дети заулыбались, настроение стало лучше.
«Гам ки элех бе-гай цалмавет,— подхватил Шалом Шараби, подбирая слова из Теилим[*] к мелодии Шмиля.— Даже когда я иду по долине теней, я не чувствую страха, потому что Ты, А-Шем, со мной». Голоса их поднимались над волнами, вдохновляющие слова псалмов помогали побороть страх и голод.
Вдруг Гилад закричал:
— Смотрите! Вон туда! Смотрите!
— Ты что, поймал рыбу? — оживились дети.
— Нет я увидел чаек!
— Ч-а-е-к? — разочарованно протянул Рон.— Ну и что?
— Гилад прав,— сказал Ашер.— Чайки! Вы понимаете, что это значит?
— Нет,— признался Шмиль.— А можно из них сделать пулкес на обед?
Дети засмеялись.
— Тихо,— закричал Дани.— Пусть Ашер объяснит.
— Чайки живут только возле берега,— терпеливо начал Ашер.— Похоже, мы недалеко от суши!
— От суши? — проговорил Шалом.— Я не вижу никакой суши.
— Если мы будем грести в сторону этих чаек,— сказал Гилад,— то обязательно приплывем к берегу.
— Ну, тогда вперед,— приказал Дани,— мы будем грести по очереди.
— По направлению к чайкам — воскликнул Шмиль, берясь за правое весло.
— К земле! — уточнил Дани, начиная энергично грести левым.
— К земле!
Высокий офицер в отутюженной форме и в фуражке с белым козырьком указал на большую карту, висевшую на стене. Карта была испещрена разноцветными значками и надписями. Очертив одно из мест на ней, офицер задумчиво произнес:
— Бессмысленно продолжать поиски за пределами этого района.
Отец Дани, стоявший перед ним, взволнованно воскликнул:
— Но, сэр, мы должны искать везде! Если остался хоть малейший шанс найти детей, поиски надо продолжать!
— Разумеется,— спокойно ответил офицер.— Мы уже предупредили все суда, находящиеся в этом районе.— После короткой паузы он положил руку на плечо убитого горем отца и уже другим тоном сказал: — Мистер Леви! Вам лучше вернуться в гостиницу. Вы должны отдохнуть. Я обещаю тут же сообщить вам любые новости о ваших детях.
С той страшной ночи израильская миссия не знала ни минуты покоя. Все дети, кроме семерых, были быстро найдены. В бушующем море их подобрали вертолеты и сразу же доставили на берег. Родители Дани позвонили в Израиль и сообщили о случившемся. На следующий день прилетели родители Шалома, Рона, Шмиля, Гилада и Ашера. Их поселили в гостинице недалеко от военно-морской базы. Каждый день они приходили к офицеру, руководившему поисками. Суда и самолеты продолжали прочесывать океан, но безуспешно. Страх и тревога за жизнь мальчиков с каждым днем увеличивались.
— Почему так трудно их найти? — плакала мать Шалома Шараби.— Прошло уже четыре дня. Вы же так быстро отыскали других, а наших детей не можете найти?
— Пожалуйста, мадам, успокойтесь, — успокаивал ее офицер.— Я понимаю ваши тревоги, но постарайтесь понять, что обнаружить крошечную лодочку в огромном океане совсем непросто.
— Но ведь нас вы нашли быстро! — возразила мать Дани.
— Да,— ответил офицер.— Но мы обнаружили вас недалеко от лайнера, сразу же после катастрофы. Похоже, что шлюпку с детьми отнесло слишком далеко от этого места.
— Офицер прав,— сказал отец Дани.— Дети сели в шлюпку первыми, поэтому они и оказались дальше других.
Наступило тяжелое молчание.
— Скажите нам правду,— умоляла мать Рона Шварца,— есть ли вообще шансы на спасение?
— Трудно сказать,— неопределенно ответил офицер.— Прошло уже четыре дня, и мы подозреваем, что их унесло довольно далеко.
— Господи, да что же с ними будет! — воскликнул отец Шмиля.
— Я надеясь, что они выдержали тот шторм,— сказал офицер.— Мы будем продолжать поиски до тех пор, пока есть хоть малейшая надежда, что дети живы.
О пропавших детях узнали евреи местной общины. Несчастные отцы отправились помолиться в здешнюю синагогу. В конце службы люди обступили их и вместе с ними пропели Теилим, моля о спасении детей. Даже ученики местной еврейской школы каждый день находили время, чтобы попросить А-Шема помочь отыскать пропавших мальчиков.
Прошла неделя. Дети так и не были найдены. Офицер вновь собрал родителей в кабинете.
— Я должен объяснить вам ситуацию,— начал он.— Мне нелегко это делать. Я сам отец и понимаю, что вы сейчас испытываете.
Он на мгновение остановился, оглядел взволнованных родителей, а потом медленно и осторожно продолжал:
— Вы знаете, какие усилия мы предприняли, чтобы найти детей. Но результатов до сих пор нет. Вы должны Понять, что такие поиски требуют огромных усилий нашего флота, шансы отыскать детей уменьшаются. Ведь время идет. Однако то, что мы не обнаружили никаких следов, тоже вселяет надежду.
— Что вы имеете в виду? — спросил отец Ашера.
— Если бы мы нашли перевернувшуюся лодку,— спокойно пояснил офицер,— или обрывки одежды, или какие-либо их вещи, то можно было бы заключить, что дети не смогли пережить ту бурю.
— Защити их, А-Шем,— прошептала мать Ашера, дрожа.
— Значит, есть шанс, что дети живы! — с отчаянной надеждой воскликнул отец Гилада.
— Трудно сказать,— осторожно ответил офицер.— Если они экономили пищу и питьевую воду,то, возможно, живы и находятся в спасательной шлюпке. Но я должен сказать вам всю правду. По моему мнению, шансов крайне мало. Вы должны готовиться к худшему. Я вам обещаю, что суда и самолеты нашего флота будут продолжать поиски, но никто не знает, найдем ли мы детей.
Родители горестно молчали. Офицер смотрел на них, и его сердце разрывалось от жалости. Минуту спустя он добавил:
— Слушайте, есть еще одна возможность. Очень зыбкая, но все-таки вселяет какую-то надежду.
Все напряженно смотрели на офицера.
— В этом районе,— продолжал он,— есть множество крошечных островков, разбросанных в океане. Может быть, лодка прибилась к одному из них. Если это так, то шансы детей выжить возрастают.
— Тогда,— вскричала мать Гилада,— мы должны немедленно обследовать все эти островки.
— Конечно! — горячо поддержали ее остальные родители.
— К сожалению, это не так просто,— возразил офицер.— Я уже сказал, что островов невероятно много и мы не можем прочесать каждый. Это заняло бы не один месяц.
— Но мы должны искать везде, везде, где только можно! — настаивал отец Шмиля.
— Конечно,— сказал офицер.— Мы не собираемся бросать поиски. Если во время разведки наши суда и самолеты обнаружат хоть какие-то признаки жизни на одном из них, мы высадимся и начнем тщательные поиски.
Естественно, родителей это не устраивало. Они собрались в гостинице и приняли свое решение. Местная община посоветовала им нанять частную поисковую команду, которая на небольшом рыбацком катере будет обследовать остров за островом в поисках следов потерявшихся детей. Они понимали, что такая экспедиция потребует огромных денег и может затянуться на месяцы. И тем не менее все твердо решили не терять надежды.
В тот же день родители пропавших мальчиков пришли к раввину местной синагоги и попросили его о содействии. Раввин тут же начал звонить прихожанам с просьбой помочь собрать необходимую сумму.
В этот вечер мать Ашера Байтона сидела в гостинице у окна и шептала:
— Наш Ашер жив и здоров, и другие дети тоже. Я в этом уверена. Я чувствую это сердцем матери.
— Амен[*]. Да будет так,— заключил ее муж. И решительно добавил: — Мы не успокоимся, как бы долго это ни длилось. И будем искать до тех пор, пока, наконец, с помощью А-Шема не найдем наших детей.
— Я уверен, что твои родители и наши старшие друзья не погибли,— сказал Ашер Дани, поглаживая подбородок.— У них все в порядке, они уже ищут нас.
— Откуда ты знаешь? — недоверчиво спросил Дани.
— Я это чувствую,— ответил Ашер.— Знаю, и все тут.
— Пусть даже так,— перебил Гилад.— Но быстро найти нас они все равно не смогут.
Мальчишки сидели на золотистом песке. В нескольких шагах уткнулась носом в песок их шлюпка, ее корма покачивалась на волнах, лениво набегавших на берег. За песчаными дюнами плотной стеной стоял густой тропический лес. Вдали виднелся высокий, с плоской вершиной холм. Тишину нарушали лишь шум волн и щебет птиц, доносившийся из леса.
— Нам придется обходиться без взрослых,— сказал Дани,— пока нас не разыщут.
— А как они узнают, что мы здесь? — спросил Шалом.
— Мы должны подать сигнал,— ответил Гилад.
— У нас еще будет время подумать,— улыбнулся Ашер.— Сейчас мне трудно даже пальцем пошевелить.
Дети засмеялись. Все и вправду валились от усталости после долгих мучений в шлюпке. Теперь они спокойно сидели на пляже, наслаждаясь тишиной, прекрасным пейзажем и, главное,— приятным ощущением, что под ногами твердая земля. Рядом, сверкая на солнце, плескалось спокойное море, золотистые песчаные дюны с трех сторон охватывали маленькую лагуну. Мальчишки потягивались, разминая затекшие руки и ноги. В их сердцах пробуждалась надежда.
— Боюсь испортить вам настроение,— сказал Шмиль с озорной улыбкой,— но вы, кажется, забыли, что мы уже целый день не ели.
— И что ты предлагаешь? — спросил Шалом.
— Я предлагаю пойти вон в тот лес,— показал пальцем Шмиль,— и посмотреть, какие фрукты у нас сегодня подаются к завтраку.
Дети засмеялись и побежали к лесу.
— Погодите,— крикнул Дани.— Давайте договоримся не расходиться. Если не держаться всем вместе, можно заблудиться.
Они гуськом двинулись в глубь леса. Быстрый Дани шел впереди, Шалом замыкал шествие, посматривая, чтобы никто не отставал.
— Какие странные деревья,— проговорил Шалом, поправляя очки, чтобы лучше видеть.— У нас в Израиле ничего похожего нет.
— И кусты тоже другие,— добавил Рон.— Как мы узнаем, что тут съедобное?
— Ой, смотрите! — закричал Гилад, останавливаясь около большого куста с широкими зелеными листьями.— Это же бананы!
— Тьфу,— проговорил маленький Нафтали, высовывая язык от отвращения,— терпеть не могу бананы.
— Ну и не ешь,— сказал Дани.— Оставайся голодным. Дети кинулись к кусту и оборвали все бананы, до которых могли дотянуться. Затем они быстро произнесли брахот[*] и начали есть.
— Ешьте медленней,— предупредил Ашер,— нельзя набрасываться на пищу после большого перерыва.
Но не все послушались. Гилад и Шмиль ели до полного изнеможения.
— Ох, не могу, живот болит,— застонал, откинувшись Шмиль.
— Почему нас во время не остановили? — плаксиво тянул Гилад.
Ашер молча взглянул на них и улыбнулся. Он подумал, что в следующий раз они наверняка будут более внимательны к советам друзей.
— Давайте наберем бананов и для обеда? — предложил Дани. Ребята быстро набили карманы фруктами.
— А ведь здесь должна быть пресная вода,— сказал Ашер.— Все эти деревья и кусты не могут без нее расти. Значит, откуда-то они ее берут.
— Завтра мы обследуем остров,— проговорил Дани.— Ведь мы еще не знаем, куда попали. Может быть, это остров, а может, побережье материка?
— В любом случае мы должны быть благодарны Всевышнему, что достигли земли,— сказал Шмиль.— Мы бы не смогли дольше продержаться в море.
— Верно! — согласились все.
— Нам просто повезло,— сказал Шалом.— Нам очень повезло. И мы должны произнести Биркат а-Гомель[*].
— Но ведь эта браха[*] только для тех, кто уже спасся,— сказал Дани,— а нас пока не нашли.
— Мы даже не знаем, куда попали,— заметил Рон.
— Ну и что? — запротестовал Шалом,— мы ведь избежали гибели в море.
— Я думаю, Шалом прав,— сказал Шмиль.— Мы должны быть благодарны, что пережили шторм и благополучно достигли суши.
Дани пожал плечами. Как можно благодарить Бога за спасение, если их жизнь до сих пор на волоске? К тому же идея прочесть именно Биркат а-Гомель была по меньшей мере странной. Он помнил, что его отец читал эту молитву в синагоге после того, как перенес сложную хирургическую операцию. Все его друзья стояли рядом и хором заключали «амен», а затем пожимали ему руку и желали поскорее выздороветь. Это было подходящим местом для подобной молитвы. А сейчас, в гуще леса, не имея миньяна[*] (ведь их меньше десяти и. ни одному не исполнилось тринадцати лет), произносить такие важные слова...
— Послушай, Дани,— сказал Шалом серьезно.— Никто не знает, что произойдет в будущем, правильно? После счастливых моментов всегда наступают грустные. Но разве это значит, что ты не должен радоваться,, когда случилось что-нибудь хорошее? Мы спаслись от бури, достигли суши, мы даже нашли пищу. Разве не стоит поблагодарить А-Шема за все это?
— Ты прав,— сказал Дани.— Но на всякий случай произнесем браху, не называя священного имени А-Шема.
Дети согласно закивали. По очереди они вставали и произносили громким, отчетливым голосом:«Барух...а-Гомель ла-хаявим товот, ше-гмалани тов. Благословен Тот... А другие отвечали:« Амен. Ми ше-гмалха кол тов, у йигмалха кол тов села. Пусть тот, кто так добр к тебе, пребудет таким всегда».
Незнакомый, пустынный берег, озаренный светом надежды, стал как-то ближе и приветливее. Только сейчас они по-настоящему осознали, что их спасение после долгих дней скитаний в океане — чудо. Их сердца переполняла великая любовь к А-Шему и благодарность за убежище, которое Он дал им.
Наконец, Дани решил, что пора возвращаться. Все снова выстроились друг за другом и двинулись за ним по уже протоптанной тропинке. На этот раз последним шел Гилад.
Только сейчас они поняли, как далеко отошли от берега. Когда они вышли из леса, Дани буквально помертвел от ужаса:
— Нет, нет,— вскричал он, не веря своим глазам,— посмотрите, где наша лодка!
Их шлюпки на берегу не было. Со страхом смотрели мальчишки, как ее медленно уносит в открытое море.
— Мы должны ее вернуть! — решительно сказал Дани.— Там одеяла, сумки — все осталось там!
— Как же это могло случиться? — проговорил пораженный Шмиль.
— Это прилив,— пояснил Ашер.
— Что-что? — переспросил Рон.
— Неважно,— прервал их Дани.— Стойте все здесь.— И он бросился к пляжу. Добежав до воды, скинул ботинки и не теряя ни секунды, прыгнул в лагуну. Быстро работая руками, Дани плыл к шлюпке.
Мальчишки на пляже напряженно следили за ним.
— И все-таки я не понимаю, почему лодка сдвинулась с места и уплыла,— повторил Шмиль.
— Это не она двигалась, двигалось море. Уровень океана меняется несколько раз в день, вода то наступает на берег, то отступает от него,— объяснил Ашер.— Надо было помнить об этом и привязать лодку за дерево или какой-нибудь камень. В следующий раз... Но только Ашер пустился в рассуждения о морских приливах и отливах, как раздался отчаянный крик.
— Где Дани? Я не вижу Дани! — кричал Нафтали. Мальчишки бросились к лагуне и к своему ужасу увидели, что Дани действительно исчез.
Соленая вода щипала Дани глаза. Он почувствовал странную боль в груди. Дышать становилось все труднее, вода заливала рот и нос. Он оглянулся, но ни берега, ни ребят не было видно. А шлюпка продолжала маячить где-то далеко впереди.
— А ведь я тону,— с ужасом понял Дани.— Что делать?
Отчаяние помутило его разум. Он беспорядочно задергал руками и ногами, дыхание совсем сбилось, глаза расширились от ужаса.
— А ну, хватит,— приказал он себе,— прекрати немедленно! Успокойся! Дыши глубже. Вот так! Так держать! Спокойнее!
Дани перевернулся на спину, раскинул руки. Теперь его тело свободно покачивалось на волнах. Он собирался с силами.
— Я поплыву к нему,— крикнул Шмиль,— ему нужна помощь. Наверное, с ним что-то случилось.
— Осторожно,— предупредил Рон,— как бы с тобой самим не случилось то же.
Шмиль. бросился к берегу и стал расшнуровывать ботинки. Дети молча смотрели, застыв в испуге и отчаянии. Шмиль уже вошел в воду, когда послышался радостный крик: — Вот он!
— Он забирается к лодку!
— Ура, Дани!
«Барух А-Шем![*] Благословен Господь!».
Когда шлюпка, наконец, подошла к берегу, шестеро мальчишек громко приветствовали возвратившегося героя. Они помогли ему вылезти из лодки, Нафтали даже пришлось растолкать других, чтобы первым обнять брата.
Гилад и Шмиль вытащили шлюпку на песок и крепко-накрепко привязали ее к береговой скале. Так закончился первый день, который мальчишки провели на твердой земле. Только сейчас они заметили, что наступает вечер и прочитали минху[*]. А потом растянулись на теплом песке под покровом звездного неба и быстро заснули.
* * *
На следующее утро было решено приступить к исследованию острова. Рон, Ашер и малыш Нафтали остались на пляже в тени высокой пальмы охранять вещи и лодку. Остальные отправились в сторону холма, который заметили еще вчера.
— С его вершины мы сможем осмотреть окрестности и определить, куда попали,— сказал Гилад.
Вернулись разведчики только после полудня и в полном изнеможении рухнули на песок. На них посыпался град вопросов.
— Ну как,— спросил Ашер с горящими от возбуждения глазами,— дошли до вершины холма?
— Да. Мы ползли буквально на карачках, но все-таки взобрались на самый верх,— гордо ответил Шмиль. Его рыжие волосы и одежда были мокрыми от пота.
Шалом тоже не был похож сам на себя — рубашка выбилась из брюк, один рукав засучен, другой спущен:
— Этот холм оказался намного круче, чем мы думали.
— Так где же мы находимся — торопил Рон.
— Это остров,— ответил Дани, сразу посерьезнев.— Необитаемый остров в океане.
— А нашли что-нибудь съедобное, кроме бананов? — теребил их Нафтали.
— Да,— засмеялся Дани.— Много всяких фруктов и пресную воду. Но зачем объяснять на словах, если Гилад уже нарисовал карту, на которой все и так видно?
Гилад, покраснев от гордости, развернул листок бумаги, вырванный из блокнота, найденного в его вещах. Все столпились вокруг.
— Мы находимся вот здесь,— Гилад показал на маленькую лагуну на карте.— Я назвал это место Лагуна Шлюпки, потому что здесь мы впервые высадились на берег. А вот этот самый холм, оттуда виден весь остров. Он не такой уж высокий.
— А это что? — Ашер указал на круг, который Гилад начертил на северной стороне острова.
— Гора. Она выше холма. Это самое подходящее место для установки сигнала. И мне кажется, нужно начать сооружать его уже завтра.
— А это? — спросил Рон, глядя на карту.
— Это небольшое озерцо,— сказал Шмиль.— Там есть водопад с чистой пресной водой.
— А из озера вытекает ручей, который впадает в море,— добавил Гилад.— На северном берегу есть высокие белые скалы, круто обрывающиеся к морю. Место выглядит пустынным и опасным. Но вся остальная территория острова покрыта цветущей зеленью.
— И еще мы нашли много разных фруктов и овощей,— перебил Шалом.— Вот, посмотрите!
Мальчишки высыпали на песок содержимое сумок.
— Кокосы! — воскликнул Ашер.— Их так трудно достать в Израиле! Мама иногда приносила привозныеОнтакие вкусные!
— А виноград! — воскликнул Нафтали.— Какой замечательный виноград!
Он протянул руку, чтобы попробовать, но Шалом остановил его.
— Мы должны сохранить эти гроздья, чтобы сделать вино...
— Прекрасная идея,— откликнулся Рон.— Мой отец делает домашнее вино, он мне показывал, как надо его готовить.
— А странно, что здесь растет виноград. Дикий виноград в подобных местах не встречается— На миг задумавшись, Ашер добавил.— Вы знаете, здесь наверняка когда-то жили люди. Наверное, они и привезли с собой виноград.
— А это что за штука? — спросил Шалом, указывая на странный желтоватый плод.— Готов биться об заклад, что Ашер нам ответит.
Ашер улыбнулся. Прямо как дома — там дети тоже всегда обращались к нему, как к лучшему знатоку растений и животных. Но на этот раз и Ашер был в затруднении.
— Не имею ни малейшего понятия,— признался он.
— Тогда лучше это не есть,— проговорил Гилад.— Вдруг оно ядовитое.
— Я уверен, что нет,— перебил его Дани.— Я видел, как птицы ели эти плоды. Значит, они съедобны и для людей.
— Выглядят очень аппетитно,— согласился Шмиль.— Я готов попробовать.
Он уже снял кожуру с незнакомого фрукта и открыл было рот. Но вдруг заколебался.
— Погодите, какую именно браху мне нужно произнести по этому поводу? Я не знаю, где он растет, на дереве или под землей?
— Сейчас,— сказал Шалом, снимая очки и пытаясь вспомнить советы отца. Он наморщил нос и энергично потер лоб, как бы пытаясь помочь памяти.
Дети уже привыкли уважать этот странный жест, сопровождавший минуты, когда Шалом собирался с мыслями. Ведь что бы Шалом ни советовал, всегда шло на пользу.
Спустя мгновение его лицо озарила улыбка.
— Если ты не знаешь браху для этого плода,— заявил он, надевая очки,— то говори «боре при адама», потому что деревья тоже растут на земле.
Дани восхищенно улыбнулся. Этот худенький мальчик был просто кладезем премудрости. Как и большинство еврейских семей, переселившихся в Израиль из Йемена, Шараби принесли с собой замечательную традицию йеменских евреев — учить наизусть большую часть Торы и Галахи. Нам повезло, думал Дани, что на этом необитаемом острове есть такой прекрасный знаток священных книг.
Дети наслаждались вкусными и сочными плодами. На время они забылись и чувствовали себя так, будто находятся на экскурсии или в летнем лагере. Вечером, перед сном, они составили план работы на следующий день. Это был первый из длинной череды последующих вечерних совещаний.
Утром они заберутся на высокую гору и попробуют соорудить там сигнал для судов и самолетов, которые могли оказаться вблизи их островка. Они соберут куски светлого песчаника, валяющиеся около скал на северном берегу, и уложат их на красно-коричневом склоне в форме огромной Звезды Давида, заметной на много миль.
— А в центре звезды выложим буквы SOS,— предложил Гилад.
— Эту гору можно назвать Ар Маген Давид[*], в честь нашего сигнала.
— А как мы назовем сам остров? — спросил Ашер.— Ему тоже нужно дать имя.
Мальчишки задумались.
— У меня есть идея,— проговорил Гилад,— давайте назовем его Остров детей Израиля!
— Слишком длинно,— возразил Шмиль.— Может быть, Зеленый остров?
— Скучно,— сказал Дани.
— Я придумал,— воскликнул Рон.— Назовем его Таршиш.
— Таршиш? А почему? — удивился Дани.
— Я знаю, почему,— поддержал Шалом.— Название «Таршиш» встречается в Афторе[*], читаемой в день Йом Кипура[*]. Пророк Иона поплыл туда из Яффы, когда захотел покинуть Израиль.
— Правильно,— сказал Гилад, вспоминая эту историю.— Другими словами, Таршиш это остров, лежащий по другую сторону океана.
— И мы приплыли сюда из Яффы, и приплыли в понедельник! — сказал Рон.
— А при чем тут понедельник? — нетерпеливо спросил Шалом.
— Ты что, Шалом, забыл,— улыбнулся Рон и произнес слова из псалма, читаемого в понедельник: «Бе-руах кадим тешабер онийот Таршиш». А-Шем разбил огромный корабль Таршиша с помощью восточного ветра.
— Ну прямо про нас сказано.
— Тогда,— сказал Дани,— с этого момента и до дня нашего спасения мы будем детьми острова Таршиш.
«Хайом йом шиши бе-Шаббат ше-бо айу левиим[*] омрим бе-Бейт а-Микдаш». Сегодня шестой день недели, как левиим говорили в Бейт а-Микдаш[*]...». Дани вдруг понял смысл того, что произнес — сегодня пятница! Эта мысль обожгла его, как молния. Эрев Шаббат![*] Мы чуть не забыли, что приближается Суббота!
Было раннее утро. Пение птиц и шелест деревьев сливались с ритмичным шумом волн, набегавших на берег. Дани стоял, надев тфиллин[*]. Рядом молились другие дети. Дани торопился закончить молитву, чтобы быстрее сказать:
— Мы должны подготовиться к, Субботе.
— Как же мы будем отмечать Субботу здесь? — спросил Шалом.— У нас нет ни вина, ни халы, ни свечей?
— Не беспокойся,— вмешался Гилад,— что-нибудь придумаем.
Они не переставали вести счет дням. Шалом обязательно отмечал на своем календаре каждый прошедший день. Предыдущую Субботу они провели посреди океана. Тогда им не оставалось ничего, кроме как молиться о своем спасении. Теперь же, после пяти дней на Таршише, они могли отметить этот праздник как следует.
За это время они успели сделать многое. Прежде всего закончили выкладывать гигантский сигнал SOS в виде Звезды Давида на темном склоне Ар Маген Давида. Днем этот знак должен был быть хорошо виден с большого расстояния, и дети молились, чтобы какое-нибудь случайное судно или самолет заметили его.
А пока мальчики старались устроиться на острове как можно удобнее. Они научились разнообразить свою пищу и волей-неволей преуспели в приготовлении вкусных и питательных фруктовых и овощных салатов. К тому же иногда можно вообразить, что вот этот кокос не что иное, как сладкое сливочное мороженое, а другой — аппетитная, пропитанная сыром, пицца.
Их меню стало еще богаче, когда Гилад начал ловить рыбу своей сетчатой майкой. Сначала он сидел на камне посреди прозрачной голубой лагуны и терпеливо ждал, когда рыба подплывет поближе. Но каждый раз, как он опускал «сеть» в воду, рыба стремглав уплывала прочь. После двух дней безуспешных попыток Ашер предложил ему изменить стратегию. Они приготовили приманку из червей и положили ее внутрь майки, которую разложили на дне лагуны. Как только рыба брала приманку, Гилад дергал за тонкую веревочку, сделанную из шнурков ботинок, и сеть затягивалась.
На третий день пребывания на острове Дани присоединился к рыболовам, вооружившись удочкой, сооруженной из ветки и тонкой прочной нитки, выдернутой из свитера. Маленький острый крючок Дани изготовил из булавки. Мальчишки тут же сортировали улов. Рыба с плавниками и чешуей была кашерной[*], ее откладывали в сторону на камень. Всю прочую живность отправляли обратно в воду, чтобы не причинять «цаар баалей хайим»— ненужную боль живым существам.
— А. красивые рыбки! — заметил Ашер после первого успешного лова.— Но как мы станем их есть, неужели сырыми?
— Да что вы, сэр. Вы какую рыбу предпочитаете: жареную или вареную? — засмеялся Дани.
— Ты что? У нас же нет спичек,— сказал Рон.— Как мы разожжем огонь?
Дани подмигнул Гиладу — давай им покажем. Гилад состроил серьезную гримасу, повернулся к куче сухих листьев на пляже, положил сверху несколько сухих сучьев и кусочек бумаги.
— Простите,— обратился он к Шалому.— Не мог бы я на минуту одолжить у Вас очки?
— Что, что,— пробормотал удивленный Шалом.— Зачем тебе они?
— Немного терпения,— улыбнулся Гилад.— Сейчас увидишь.
Шалом нехотя отдал очки. Гилад осторожно вынул одну линзу из оправы и, положив ее на другую, поймал солнечный лучик, который яркой точкой сфокусировался на куске бумаги. Через мгновение бумага начала дымиться, появилось крошечное пламя, перекинулось на сухие ветки, и скоро вся куча листьев запылала ярким пламенем. Дети радостно закричали. Гилад положил с двух сторон костра по большому камню и стал раздувать огонь пальмовым листом. Поблагодарив Шалома, он вернул ему очки, предварительно вставив вынутую линзу на место. Шалом смотрел на него с удивлением и восхищением.
Уже в первую неделю они научились жарить рыбу. У Гилада был ножик с множеством всяких нужных крючков и лезвий. Он вспарывал им рыбу, промывал в воде лагуны, продевал сквозь жабры гибкую мокрую ветку и укреплял на камнях над огнем. Когда Гилад сделал это первый раз, все с нетерпением собрались вокруг. Через несколько минут в воздухе аппетитно запахло жареной рыбой. В тот день мальчики, как говорится, от пуза насладились рыбой, овощами и фруктами, испеченными на углях.
— Поздно мы вспомнили о Субботе,— проворчал Шалом.— За всеми нашими великими открытиями забыли подготовиться к этому дню.
— Вовсе нет,— попытался защищаться Гилад,— как раз эти открытия и помогут нам достойно встретить Субботу.
— Хватит спорить,— оборвал их Шмиль,— лучше подумаем, что нам требуется. Виноград у нас есть. Рон сказал, что сумеет сделать вино.
— Это очень просто,— откликнулся Рон.— Надо выжать сок, добавить сахара и дать побродить недели две. Мой отец всегда так делает.
— Но у нас нет сахара,— сказал Ашер,— и мы не можем ждать две недели.
— Тогда мы просто выдавим сок и сделаем киддуш на виноградном соке,— нашел выход Рон.
— Прекрасно,— сказал Дани.— Мы выжмем сок для киддуша, нажарим рыбы, а вместо свечей разложим небольшой костёр на пляже.
— А как насчет халы? — спросил Шалом.— Ведь к субботней трапезе полагаются две халы.
Дети задумались. У них не было ни хлеба, ни муки.
— Мне кажется, что если у нас нет хлеба, то вино превратит нашу трапезу в сеуду[*],— заметил Дани.
— Все так сложно,— пробормотал Гилад.— Как мы узнаем, что полагается делать в таких случаях?
Но он уже энергично думал. Как обычно отмечали Эрев Шаббат дома, в Иерусалиме? Примерно в это время отец напоминал ему о том, что нужно почистить ботинки. Гиладу никогда не хотелось этого делать, но он все же подчинялся. Он посмотрел на свои запыленные ботинки, и вдруг ощутил странное чувство полной свободы! Но как не хватает сейчас советов отца! Гиладу даже захотелось услышать его требовательный голос.
— А что мы будем делать без мяса? — спросил Шмиль с непривычно серьезным выражением веснушчатого лица.— У нас в Субботу всегда было мясо.
— Это вовсе не обязательно,— ответил Рон,— достаточно рыбы.
— Не будем огорчаться,— сказал нетерпеливо Ашер. Мы станем делать все, что в наших силах, и Бог нам поможет. Надеюсь, что следующую Субботу мы будем праздновать дома.
Дети старались сделать свою первую Субботу на острове действительно праздничной. Они наловили рыбы и нарвали в лесу фруктов. Гилад превратил бак для пресной воды со шлюпки в большую кастрюлю. Мальчики наполнили ее пресной водой из ручья, и Рон приготовил суп из рыбы с овощами.
— Очень вкусно,— проговорил Ашер, снимая пробу.— Где ты научился так хорошо готовить, Рон?
— Это у нас в роду. У моего отца ресторан в Иерусалиме, а мать — ну, знаете, если у женщины семеро детей, она сумеет накормить и целую армию.
Ашер облизал губы.
— Ты назначаешься шеф-поваром Таршиша,— улыбнулся он.
Дети выжали виноградный сок и процедили его через чистый кусок ткани. Приготовили красивый фруктовый салат. Гилад расколол несколько кокосовых орехов, отделил твердую скорлупу от мякоти и вырезал из нее ножом чашки, ложки и даже чашу для киддуша.
Накануне Субботы дети искупались в озере. Они плескались под водопадом, чтобы получше смыть пыль и грязь, накопившиеся за эти дни. Теперь мальчишки были готовы к встрече Субботы и внешне и внутренне. Когда солнце зашло, они разожгли на пляже, подальше от леса и сухих кустов, праздничный костер.
Дани укрепил над огнем большой лист железа, оторванный от пола шлюпки, и поставил на него кастрюлю. Затем зажег еще один, маленький огонек, и с торжественным выражением лица произнес браху. Он с трудом удержался от вздоха, когда вспомнил мать. Голову ее покрывал обычно специальный субботний платок, чуть дрожащими от волнения руками она зажигала свечи.
Дети повернулись на восток для Каббалат Шаббат[*], и когда в воздухе зазвучала знакомая мелодия Леха Доди[*], выводимая ясным голосом Шмиля, они почувствовали, что это настоящая Суббота.
Мальчики провели Субботу со смешанным чувством. Вечером все старались петь «Шалом алейхем», «Эшет Хайим» как можно радостнее. Но когда пение смолкло, малыш Нафтали разревелся.
— Папа и мама нас после этого всегда благословляли,— рыдал он.
— Ну не плачь,— улыбнулся Дани,— я тебя благословляю. Иногда старший брат — это все равно, что отец.
Дети улыбались, но в глубине души все тосковали по дому и родным. Рон закрыл глаза и на мгновение ощутил знакомый аромат сладкого кугеля из лапши, смешанный с запахом маминых праздничных духов. Но голос Дани вернул его к действительности. Они принялись за киддуш над виноградным соком и за вкуснейшую еду, приготовленную под руководством Рона. Обыкновенный суп казался им изысканным деликатесом, огонь приятно грел, и мальчишек охватило приятное чувство исполненного долга. В первый раз с той штормовой ночи они смогли по-настоящему расслабиться. В мягком свете огня берег выглядел необычайно красивым. Царица Суббота ласково осеняла своими крыльями детей Таршиша. Шмиль затянул субботние змирот[*] и все начали подпевать ему. Тоска и страх отступили. Дани был уверен, что это мгновение не изгладится из их памяти.
На следующее утро все снова выглядело будничным, вернулись и прежние волнения и тревоги. Во время молитвы им очень не хватало праздничной атмосферы синагоги, наполненной людьми, гудящей от пения и молитв. Никто не читал ни Тору, ни Афтору, не было миньяна, чтобы читать кдушу[*]. А главное, не было родных и близких, чтобы вместе с ними радоваться Субботе.
Шалом звонко прочитал положенные для этой недели отрывки Торы. И хотя все наслаждались прекрасным йеменским распевом, их не оставляла гнетущая тоска по дому.
Помолившись, дети покинули свою спальню под раскидистыми густыми пальмами и побежали на пляж к костру. Дани поднял чашу из кокосовой скорлупы, наполненную виноградным соком, и прочитал киддуш. Рон раздал суп. Все ели в грустном молчании. Шмиль, заметив общее настроение, решил развеселить мальчишек.
— В нашей синагоге,— сказал он,— был человек, который всегда приносил по субботам пакет конфет. Когда дети подходили к нему, он улыбался каждому и давал по конфетке. Знаете, как мы его звали?
— Сладкий человек,— проговорил Гилад, светлея.— У нас тоже был такой.
— И у нас! — подхватил Ашер.— Шмиль, я думаю, что прозвище «сладкий человек» в ходу не только в вашей синагоге. А у кого был «шашер»? Тот, кто все время кричит: «Ша, Ша! Тише!», чтобы никто не шумел. Один раз наш «шашер» зашикал даже на «сладкого человека»!
Дети засмеялись, радуясь и удивляясь, как много общего в их привычках и обиходе, оставленных там, дома. Настроение стало еще лучше после того, как Дани рассказал историю из своей жизни.
— Сижу я как-то в нашей синагоге вместе с отцом в праздник Рош а-шана[*]. И тут наш хазан[*] решил блеснуть. Он запел так громко и с такой натугой, что я не смог выдержать и вышел, чтобы дать отдохнуть ушам. Когда я вернулся, отец строго посмотрел на меня и сказал: — Не смей больше выходить, когда наш хазан так поет...,— затем улыбнулся и добавил: — Бросил меня здесь одного! Бери в таких случаях меня с собой!
Дети весело смеялись, радуясь первой за это время возможности отдохнуть и поближе узнать друг друга. До сих пор они только и думали о том, как выжить, и лишь сейчас, в свой первый субботний день на острове, смогли наконец спокойно посидеть на мягком песке, поговорить, послушать друг друга... Это словно уменьшало расстояние между их необитаемым островом и далеким домом, семьей, друзьями. Время пролетело быстро. После чтения минхи они вернулись на пляж для третьей Субботней трапезы — сеуда шлишит. Каждый нес к костру свой столовый прибор.
— Остановитесь! — вдруг закричал Шалом.— Стоп! Никому не двигаться!
— В чем дело? — спросил встревоженный Дани.
— Не двигайтесь! — твердо повторил Шалом.— Мы совершенно забыли. Ведь мы же несем!
— Ну и что тут такого? — спросил Гилад.
— Сегодня Суббота. Нам нельзя ничего нести. Это в Израиле вокруг каждого города есть эрув[*]. Но здесь нам нельзя ничего носить.
Дети в замешательстве застыли на месте, держа в руках сосуды, чашки и ложки.
— Но ведь мы здесь живем,— продолжал Гилад,— это все равно, что перейти из спальни в столовую, А внутри дома можно носить.
— Но ведь это не дом,— возразил Ашер,— это открытое место.
— Вот именно,— поддержал его Шалом.— Поэтому нам нельзя переносить вещи в открытом пространстве с одного места на другое.
— Ну и что же нам теперь делать? — спросил Дани.— Эти вещи необходимы нам для еды.
— Минуточку,— проговорил Шалом,— кажется я знаю, как переправить их к нашему костру на пляже.
— Ты знаешь? — удивился Шмиль.
— Да. Дай мне еще минутку подумать.— Шалом наморщил лоб.— Смотрите, мы можем встать и по цепочке передавать эти предметы друг другу так, чтобы никому не приходилось ничего нести.
— Ты в этом уверен? — спросил Дани.
— Абсолютно.
— Похоже на жульничество,— неуверенно сказал Гилад.
— А вот и нет,— возразил Шалом.— Если очень нужно и у вас нет другого способа, то можно носить именно таким образом. Мне об этом говорил отец.
— И все-таки все выглядит так, будто мы хотим кого-то обмануть,— настаивал Гилад. Через минуту он добавил с отчаянием: — Я не уверен, сможем ли мы здесь вообще соблюдать все заповеди.
Этот спор было не так просто закончить. Пусть прошла Суббота, но ведь на следующей неделе наступит праздник Шавуот[*], а выхода они так и не нашли. Пришлось много потрудиться, чтобы закончить все хлопоты до начала праздника. Но Гилад все время недовольно ворчал, а Дани выглядел унылым.
На следующей неделе дети начали окружать свой лагерь кашерным эрувом. Время летело быстро, и они боялись не успеть. Все вздохнули с облегчением, когда Шалом вспомнил, что в отличие от Субботы, в этот праздник можно носить, и им не нужно спешно доделывать эрув. Разрешалось также готовить во время Йом Тов[*] и подкидывать дрова в огонь. Это облегчало дело.
Тем временем дети собирали палки для эрува, надеясь завершить строительство до наступления следующей Субботы.
— Бесполезная трата времени,— возмущался Гилад.— Вместо того, чтобы возиться с этим эрувом, нам бы следовало позаботиться о действительно важной вещи!
— Ты считаешь, что эрув не важен? — с обидой спросил Шалом.
— Я этого не говорил,— возразил Гилад.— Но гораздо важнее построить хоть какое-нибудь укрытие.
— Пожалуйста, перестаньте спорить, — вмешался Шмиль.— Что толку пререкаться?
— Хорошо,— согласился Гилад,— но не забудьте, я вас предупреждал.
Спор вновь разгорелся накануне праздника Шавуот. Сперва Дани прочитал киддуш, а потом все уселись на праздничную сеуду. И вдруг неожиданно начал накрапывать дождь. Все смотрели друг на друга в полнейшей растерянности. Кто мог подумать, что в такое время года пойдет дождь?
— Мы забыли, что находимся не в Израиле,— сказал Ашер,— во многих местах дождь может пойти не только зимой, а когда угодно.
— Огонь! — вскричал Дани, вскакивая с места.— Дождь зальет костер!
Мальчики стали хватать горящие сучья и прятать их за большим камнем. Гилад быстро принес сухих листьев из лежавшей на пляже кучи. Через несколько минут дети стояли у нового костра, который теперь горел под навесом.
— Хорошо еще, что это случилось на Йом Тов, когда можно переносить огонь, а не в Субботу,— сказал Шалом.
— Но мы все-таки промокли,— проговорил Гилад.— Я вам говорил, что надо построить укрытие вместо этого эрува!
— Нам следовало строить и эрув, и укрытие,— сказал Рон.— Что ты имеешь против эрува. Почему он тебя так беспокоит? Ты все время ноешь, как только мы пытаемся соблюсти мицвот[*] — заповеди.
— Я больше не могу, не могу,— выпалил Гилад,— и его круглое лицо покраснело.— Что у нас мало других проблем? Здесь все равно нет наших родителей, никто не может научить нас, как выполнять заповеди. Так больше нельзя!
— Почему ты замечаешь только то, чего у нас нет? — спросил Шмиль.— Смотри, мы здесь всего десять дней, а уже неплохо устроились. Благодаря Господу мы не утонули. У нас есть пища, у нас есть огонь. У нас есть уже очень много.
— Хватит трепаться,— огрызнулся Гилад.
— А это уже нехорошо,— проговорил Шалом спокойно,— сегодня Йом Тов, а мы ругаемся.
Дети молча слушали их. Когда кончился дождь, все побрели на пляж.
— По правде говоря, я тоже немного колеблюсь,— сказал Дани.— Может быть, в нашем положении не следует быть такими истовыми. Всем известно, что при опасности для жизни не обязательно соблюдать многие мицвот.
— Чья именно жизнь здесь в опасности? — спросил Ашер.— Какое это имеет отношение к нам?
— Ну, если наша жизнь и не совсем в опасности, то по крайней мере мы не имеем возможности свободного выбора. Я не думаю, чтобы Бог наказал нас за то, что мы не всегда следуем заповедям на этом острове.
— Правильно,— сказал Шалом.— Если нет выбора, то ничего не поделаешь. Например, у нас нет хлеба, поэтому мы не устраиваем лехем мишне[*] в Субботу и на Шавуот. Но когда у нас есть выбор, как же не соблюсти все мицвот, какие мы можем?
— Так как мы толком не знаем соответствующих правил,— сказал Гилад,— я считаю, что нам надо быть осторожными, чтобы остаться живыми и невредимыми. Вернемся домой, снова будем во всем следовать Торе, А что мы делаем здесь, не имеет значения.
— Это не так,— проговорил Шмиль,— мы в таком же положении, как и все евреи, которые вынуждены обживаться на новом месте. У них обычно поначалу нет ни раввина, ни священных книг. Однако они не перестают соблюдать Тору!
— Я предлагаю сейчас же решить, как нам действовать,— заявил Дани.— Мне не нравится, что мы каждый раз начинаем спорить.
— Я не возражаю,— ответил Шмиль.— Мне кажется, надо соблюдать все, что мы знаем и можем. Как ты считаешь, Гилад?
— Я не знаю,— проговорил он сумрачно.— Я вижу, все согласны со Шмилем. В таком случае у меня нет выбора.
— Нет, у тебя есть выбор,— сказал Дани.— Никто не будет тебя принуждать. Я думаю, ты в состоянии решать сам.
— Я понимаю,— отвечал Гилад уже более мягким голосом.
— Послушай, Дани. Ты конечно прав. Но у меня остается какое-то странное ощущение. Что из всего этого выйдет? Может, мы напрасно создаем себе лишние проблемы? Как будто у нас их и так мало.
— Как ты можешь так говорить? — возмутился Ашер.
— Постой! — оборвал его Дани.— Пусть Гилад скажет. Я считаю, что каждый должен высказать свое мнение. Надо выслушать всех и помочь друг другу во всем спокойно разобраться. Это лучше бесконечных споров и пререканий.
Дани остановился и повернулся к Гиладу.
— Ну, что ты решил, Гилад? — спросил он.— Ты хочешь не соблюдать мицвот до тех пор, пока не вернемся домой?
— Нет, я не могу этого хотеть,— тихо ответил Гилад.
— Почему? — спросил Дани.
— Не знаю,— пробормотал Гилад.— Может быть, потому, что боюсь наказания А-Шема...— Он снова подумал и добавил.— Послушай. Я хочу, очень хочу соблюдать мицвот. Не в этом дело. Понимаешь, когда это толком не получается, я расстраиваюсь и падаю духом. Я хочу, чтобы все мицвот можно было исполнять легко и правильно, как это было дома.
Снова наступило молчание.
— «Тикун леил Шавуот»[*],— прошептал Шалом, улыбаясь.
— Что? — спросил Гилад.
Дети узнали, что «тикун» для вечера Шавуот — это свод отрывков Торы, которые следует прочитать.
— Но слово тикун означает также затвердить что-либо, сделать что-либо лучше,— объяснил Шалом с широкой улыбкой.— Сейчас ты принял важный тикун, Гилад. Ты помог всем нам затвердить законы Торы.
И это был действительно очень важный тикун.
Вся ночь праздника Шавуот прошла в изучении Торы. Пока не забрезжил рассвет, все по очереди рассказывали, что помнили из своих прежних занятий. Сидя кружком вокруг костра, мальчики жадно ловили каждое слово.
В эту ночь они твердо решили ежедневно находить время для изучения Торы. Для этого был отведен час утром и час вечером. Шалома избрали руководителем занятий, все должны были по очереди готовиться к ним.
— Нам надо записать все, что помним из священных книг,— предложил Рон, а то начнем забывать и это.
— Я предлагаю,— добавил Шмиль,— записать в наши блокноты все молитвы. Мне надоело постоянно ждать, когда Дани или Шалом достанут свои сидуры[*]— молитвенники. Мы можем сделать молитвенник для каждого.
— И Хумаш[*] — Пятикнижие тоже,— сказал Дани.— Мы перепишем его у Щалома.
— Кроме того, надо продлить календарь,— сказал Шалом, доставая карманный календарик из сумки.— Мой кончается месяцем Элул[*]. Надеюсь, что к тому времени он нам не понадобится, мы будем уже дома. Но мало ли что...
— Но как его правильно продлить? — сказал Ашер.— Это очень сложно.
— Сложно,— согласился Шалом, перелистывая свой календарь.— Но здесь в конце есть даты праздников на следующий год.
— Вот здорово,— обрадовался Дани, хлопая Шалома по спине.— Ты составь календарь, а Нафтали его разрисует покрасивее.
На следующее утро все приступили к работе с удвоенной энергией. Все, кроме Нафтали, который выглядел очень грустным. Дани, хотя и был занят своей работой, заметил плохое настроение младшего брата.
— Нафтали, что с тобой?
Тот поднял глаза, собрался было что-то сказать, но вдруг замолчал. Глаза его налились слезами.
— Все хорошо, Нафтали,— проговорил Дани, утешая его.— Я с тобой, я о тебе забочусь.
— Вот именно,— захныкал малыш.— Я не хочу, чтобы ты все время обо мне заботился. Я хочу быть, как все. Все заняты серьезной работой, а мне постоянно поручают какие-то пустяки. Мне не доверяют охранять лагерь, помогать варить еду, готовить наши занятия и все такое.
Он замолчал, отвернулся и вдруг бросился бежать. Дани решил не догонять его. Он просто смотрел на удаляющуюся фигурку младшего брата. Нафтали был очень субтильным и выглядел меньше своих шести лет. Но Дани знал, каким сообразительным и упрямым он может быть. Он помнил, что дома с Нафтали всегда считались. Пусть брат моложе других детей, все же к нему придется относиться как к равному!
После обеда дети вновь принялись за эрув. Дани попросил всех включиться в работу, чтобы можно было закончить до следующей Субботы.
— А кто будет готовить ужин? — спросил Рон. Дани бросил взгляд на младшего брата.
— Сегодня за это отвечает Нафтали,— сказал он. Дани увидел, что брат буквально просиял от гордости.
— Но...,— попытался возразить Рон.
— Не беспокойся,— остановил его Дани и, обменявшись заговорщической улыбкой с братом, велел приступать к работе.
Шалом объяснил, что прутья для эрува должны быть достаточно длинными, не меньше десяти тфахим[*], чтобы подниматься над землей фута на три. Каждые два прута, воткнутые в землю, они скрепят поперечной планкой, получится нечто вроде ворот.
Но строители никак не могли придумать, как укрепить эту планку. Ведь нет ни гвоздей, ни веревки.
— Я однажды видел эрув, он расположен неподалеку от нашего дома,— сказал Нафтали,— так там два прута соединены не палочкой, а ниткой.
— Правильно,— обрадовался Гилад.— Но у нас нет прочной бечевки. Вообще-то я смогу ее сделать, но к этой Субботе не успею.
— У меня идея,— заявил Дани.— Пошли за мной! Мальчики побежали за Дани, который направился через лесную чащу к берегу пресного ручья. Они срезали несколько высоких бамбуковых прутьев. Дани проделал в обоих концах их отверстия, затем заточил ветки, которые они еще раньше принесли из леса, и соединил прутья с ветками, вставив заостренные концы в отверстия.
За два дня дети построили ограду вокруг всего лагеря — от костра на пляже до спального места под деревьями.
Собирая ветки, Шмиль нашел себе друга, маленького, зеленого, пятнистого. Давний любитель лягушек, он был в восторге от нового приятеля и поспешил показать его ребятам.
— Я назову его Хаим,— сказал мальчик,— он так смешно квакает, совсем как мой маленький брат Хаим, когда волнуется.
— Рад с тобой познакомиться, Хаим,— засмеялся Рон.
Шмиль тут же приступил к сооружению домика для нового друга, пока устроившегося в самом уютном отделении школьного ранца.
Вечером после работы ребята вернулись в свою «спальню».
— Ох, и устал я,— пробормотал Гилад и тотчас уснул.
— Да, неплохо бы сейчас как следует выспаться,— проговорил Ашер.
На пляже было тихо, глаза слипались, слышалось ровное дыхание и вдруг... «Рибет!» Дани вскочил:
— Что это?
— Чего ты? — заворчал Шалом, разбуженный криком.
— Шшш..., слушай! — сказал Дани.
Все замолчали. И вдруг вновь послышалось:«Рибет! Рибет! Рибет!»
Все бросились искать возмутителя спокойствия. Тогда Шмиль с виноватым видом признался, что крики исходят из его ранца, а испускает их его новый приятель Хаим.
— Приятель он тебе или нет, но надо от него избавиться,— потребовал Шалом.— Мы не успеем закончить нашу работу, если как следует не выспимся.
Дани был неприятно удивлен отсутствием у Шалома чувства юмора. Он повернулся к Шмилю и добродушно, но твердо сказал:
— Скоро вся лагуна станет красной, налетит саранча и наползут вши. Так что, Шмиль, как ни жаль, но тебе лучше убрать отсюда эту заразу.
Несмотря на теплые чувства к лягушке, Шмиль понял, что друзья правы. И под покровом ночи Хаим был отправлен в свое болото.
— Я знаю, нам было бы хорошо вместе, но тебе все же лучше прыгать в ручейке, чем сидеть в моем старом ранце,— попрощался Шмиль.
— Рибет! — ответил Хаим понимающе.
На следующий вечер Дани пригласил всех на «официальное заседание». Он предложил составить график и определить, в каких местах острова кому работать.
— Не дело, когда каждый занимается, чем хочет, и не обращает внимания на других. Вчера мы потратили на обсуждение, кто и чем будет заниматься больше времени, чем на саму работу.
Все согласно закивали. К вечеру на острове уже был установлен внутренний распорядок. Просыпались рано, умывались в пресном озере. Затем, прочитав шахарит[*], вместе завтракали и изучали Тору. И только потом каждый расходился по своим делам. А вечером они собирались и планировали работу на следующий день: кому собирать плоды, кому строить укрытие, кому готовить еду и охранять лагерь со всеми вещами, пока другие ушли по делам. Каждый день после захода солнца дежурные по лагерю должны были зажигать костер, горевший всю ночь, чтобы привлечь внимание проходивших кораблей и пролетавших самолетов. Огонь зажигали только на пляже, подальше от леса и сухих кустов.
Однажды Шмиль затронул очень деликатный вопрос, о котором все давно думали, ни никто не осмеливался начать разговор... Он открыл принадлежавший Шалому томик Хумаш и прочитал из Дварим, книги Второзакония: «У вас должно быть также место за пределами лагеря, где вы будете облегчаться, и у вас должна быть лопата... и с ее помощью вы должны вскапывать землю и засыпать отходы вашего тела..., благодаря этому ваш лагерь останется священным».
Воцарилось было неловкое молчание, но спустя минуту все согласились, что за лагерем следует предусмотреть укромное местечко для туалета. Для него изготовили специальную лопаточку, как того требует закон Торы.
Жизнь детей на острове постепенно входила в свою колею. Каждый день они открывали новые возможности использовать созданное А-Шемом для того, чтобы облегчить свое существование. Однажды Ашер позвал остальных мальчиков и, указав на небольшой участок на опушке леса, заросший колосками, торжественно заявил:
— Это пшеница! Мы сможем печь хлеб!
— Ты уверен? — спросил Гилад.
— Конечно. Я видел, как она растет у нас дома. Здесь, наверное, когда-то уже были люди, которые пытались ее вырастить. Конечно, с тех пор пшеница одичала. Однако она уже желтая, значит, почти созрела.
Ребята собрали скромный урожай и торжественно принесли снопы в лагерь. После нескольких попыток им удалось отделить зерна от плевел и даже найти способ обмолота. Гилад положил зерна в кастрюлю и растолок их палкой. Мука получилась не такая мягкая и белая, как дома, но все равно это была настоящая мука, и теперь можно было испечь хлеб.
Рон помогал матери печь халы и сейчас, засучив рукава, принялся смешивать муку с водой и готовить тесто.
— Я не уверен, что все получится как надо,— предупредил он.— У нас нет дрожжей для закваски. Мы просто посмотрим, что из этого выйдет.
— Подожди,— сказал Ашер.— Ты забыл разделить тесто на полосы, чтобы сплести халу.
— Боюсь, что она не получится,— проговорил Шалом.— По-моему, для халы нужно много муки, только тогда можно соблюсти мицву отделения кусочка. Может быть, стоит отделить совсем немного, без благословения, просто на всякий случай?
По совету Шалома Рон обжег маленький кусочек теста, который он отделил от всего куска, как это делала его мать. Затем свернул из теста два кольца и положил их на металлический лист над огнем. В результате получился мягкий и душистый хлеб, так хорошо знакомый им.
— Похож на питу,— заметил Шмиль.
— А мне кажется, на блин,— засмеялся Гилад.
— Все равно, это хлеб,— заявил Рон.— Теперь у нас есть хала для Субботы.
Действительно, когда настала вторая Суббота их пребывания на Таршише, они смогли приготовить все необходимое для субботней трапезы: вино, по две халы для обеда, завтрака и ужина, рыбу и фрукты, горящий огонь и ограду эрува.
На этой неделе даже удалось соорудить специальную печь. Ее сложили из больших камней и обмазали глиной, которая затвердела под действием огня. Сверху оставили маленькую щель для дыма. Внизу проделали небольшое отверстие, чтобы подкладывать ветки и сучья.
Каждый день был наполнен напряженной работой, новыми открытиями. Укреплялась и дружба.
— Эй, посмотрите! — закричал Нафтали однажды утром, когда они собирали в лесу фрукты,— это яйца!
Нафтали нашел четыре мелких белых яйца в маленьком гнездышке на ветке дерева.
— Мне глазунью! — заказал Шмиль.
— А мне приготовьте шакшуку,— засмеялся Шалом, вспомнив этот вкусный восточный омлет с помидорами, который он так любил дома.
— Подождите! — проговорил Ашер.— А вы уверены, что эти яйца кашерные?
— Да разве яйца бывают некашерные? — удивленно спросил Нафтали.
— Конечно,— ответил Ашер,— Нельзя есть яйца некашерных птиц.
— Верно,— сказал Дани.— Но как мы узнаем, чьи это яйца?
— Давайте спрячемся,— сказал Гилад,— и посмотрим, кто прилетит в гнездо.
Так они и сделали. Мальчики терпеливо ждали, пока не прилетела птица-мать, и с радостью убедились, что это яйца красивой (и кашерной) голубицы. Только после этого они подошли к гнезду, отогнали птицу подальше, прежде чем забрать яйца, и тем самым соблюли мицву шилуах а-кен[*]. В тот вечер новое блюдо — вкусный омлет из яиц и овощей — украсило обеденный стол, который они соорудили из камней.
Но самое большое открытие недели было еще впереди. Однажды вечером Рон и Ашер обратились к ребятам с озорным блеском в глазах.
— Посмотрите, что мы для вас приготовили,— сказал Рон голосом, полным гордости и волнения.— Конфеты!
— Конфеты! — изумился Шмиль, вскакивая с места.— Вы не шутите?
— Смотри сам,— улыбнулся Рон, протягивая небольшую чашу из кокоса, наполненную сушеными фруктами, покрытыми тоненьким слоем блестевшего на солнце сахара.
— Как вы это сделали? — спросил Дани.
— Очень просто. Прокипятили фрукты с сахаром и просушили на солнце.
— Сахар? — спросил Нафтали.— Где вы его взяли?
— Мы хотели, чтобы это был сюрприз! — улыбнулся Рон.— Я нашел в лесу несколько стеблей сахарного тростника. Совершенно случайно. Попробовал их на язык, пожевал. Они оказались сладкими. Тогда я решил сделать опыт и посмотреть, получится ли настоящий сахар. Прокипятил тростник в воде, затем выпарил всю воду, на дне действительно остался сахар!
Мальчишки отведали неожиданное угощение, причмокивая губами от восхищения. Очень скоро производство и распределение конфет стало центром всей общественной жизни на Таршише. Ребятам хотелось все больше и больше конфет, и Дани решил распределять их поровну, чтобы никому не было завидно и обидно. Дважды в неделю Рон готовил засахаренные сладости, которые раздавали тут же, на глазах у всех.
Но каждый поступал со своей порцией по-разному. Гилад немедленно съедал, облизывая пальцы. Дани уступал просьбам Нафтали и делился с ним. Шалом и Ашер сохраняли свои порции для послеобеденного десерта, а Рон использовал свою для того, чтобы платить Ашеру, который мыл вместо него посуду и кастрюли. Рон смеялся и говорил, что это занятие надоело ему еще дома. Только Шмиль, который любил подолгу сосать конфеты, собрал целый склад их в своем рюкзаке. Именно эта привычка Шмиля однажды вечером привела к страшному событию.
— Кто взял мои конфеты? — сердито закричал Шмиль.
— Какие конфеты? — спросил Дани.
— У меня здесь были конфеты! — упрямо твердил Шмиль.
— Может, ты доел их еще утром? — предположил Гилад.
— Нет! Я накопил много конфет, я старался беречь их, чтобы полакомиться днем!
— Может, ты их потерял? — спросил Рон.
— Не может такого быть,— настаивал Шмиль.— Я уже третий раз замечаю, что мои конфеты исчезают, когда я работаю. Сначала я тоже думал, что теряю их. Но сегодня утром я точно подсчитал, сколько их у меня осталось, сейчас я посмотрел и не нашел ни одной!
— Что ты так горячишься? Мы сделаем тебе еще,— успокоил его Ашер.
— Это очень важно,— настаивал Шмиль. Я просто хочу знать, кто роется в моих вещах.
— Роется в твоих вещах? — сердито сказал Дани.— Как ты можешь такое говорить! У нас все общее — еда, лагерь. Здесь все принадлежит нам всем.
— Но не мои конфеты,— отрезал Шмиль.— Каждый получает одинаковое количество и делает с ними все, что хочет. Я сберег свои конфеты и никто не имеет права красть их у меня.
— Что с тобой, Шмиль? — спросил Шалом.— Спорить по таким пустякам? Я тебя не узнаю.
— Я имею право требовать, чтобы в моих вещах не рылись.
Дети были расстроены. Разгорелся спор о собственности — все принадлежит всем или у каждого есть свое имущество? Дани горячо настаивал, что все их имущество принадлежит всей группе. Шмиль доказывал, что наряду с общей собственностью, например, чашками и продуктами, есть и личная собственность, которую каждый привез из дома, скажем, одежда или содержимое их сумок.
— Шмиль прав,— сказал Шалом.— Конфеты раздаются всем поровну и как только их раздали, они становятся личной собственностью. Но ты, Шмиль, пожалуйста, перестань разжигать спор на эту тему. Прошу тебя!
— Я не спорю с тобой,— сказал Шмиль.— Дело в принципе. Мы не должны допускать воровства... И здесь, на острове, должна быть справедливость... У нас не должно быть воров!
— Кто вор? — спросил с возмущением Дани.— Кого ты обвиняешь?
Шмиль повернулся и холодно проговорил: — Рон.
— Что? — воскликнул Рон с возмущением.
— Да, Рон,— сказал Шмиль,— мои конфеты исчезают уже в третий раз. И всегда в то время, когда ты остаешься охранять лагерь. Ты был здесь один и никто тебя не видел. Каждый раз, когда ты дежуришь, у меня пропадают конфеты.
— Что ты говоришь? — закричал Рон, задыхаясь от возмущения.— Зачем мне у тебя воровать? Ведь именно я делаю конфеты.
— А я тебе скажу, зачем. Ты ведь используешь свои для оплаты, чтобы вместо тебя мыли посуду. И тебе самому ничего не остается. Нехорошо, Рон. Если бы ты попросил меня, я бы тебе дал немного. Но зачем же брать без спросу?
— Что ты наделал! Пойди извинись! — с возмущением обратился Дани к Шмилю.
— За что? — спросил Шмиль с обидой.— Это ему надо извиниться. А я уж посмотрю, прощать его или нет, если он попросит прощения.
Мальчики подавленно молчали.
— Что же нам делать? — наконец спросил Шалом.
— Я не знаю,— только и ответил Дани.
— Я требую суда,— заявил Шмиль,— пусть суд решит, кто из нас прав.
— Суд? — спросил Ашер.— Какой еще суд? Потом ты потребуешь полицию.
— У нас здесь все должно быть справедливо,— настаивал Шмиль.— Мы не должны допускать воровства.
— Каждые три еврея могут образовать еврейский суд, бейт дин,— сказал Шмиль.
— Но это должны быть взрослые евреи! — уточнил Шалом.
— Если у нас не будет правосудия,— твердил Шмиль,— все начнут воровать, лгать, обманывать!
Рон обернулся к мальчикам и крикнул:
— Если он хочет суда, прекрасно! Я готов поклясться, что не крал!
— Клясться нельзя даже ради правды! — возразил Шалом.
— Я требую суда,— настаивал Шмиль.
— Подожди хоть немного. Дай подумать,— в отчаянии взмолился Дани и повернувшись к Шалому, прошептал: — Что нам делать?
— Мы не можем судить,— ответил шепотом Шалом.— Но если мы их выслушаем, им станет легче.
— Хорошо,— согласился Дани и повернулся к Шмилю.— Кого ты предлагаешь в качестве судьи?
— Гилада!
— Ты согласен? — спросил Дани Рона.
— Да,— ответил тот,— но я хочу, чтобы судьей был и Шалом.
— Но не может быть двое судей,— возразил Дани.— Вдруг Гилад согласится с Шмилем, а Шалом — с тобой?
— А одного тоже нельзя,— добавил Шалом.— Только А-Шем вершит суд один.
— Тогда будешь судьей и ты,— сказал Шмиль Дани.— Хорошо?
Все согласились. Шалом, Дани и Гилад уселись на большой камень, а Шмиль и Рон встали перед ними.
— Я говорю, что я не крал,— сказал Рон.— Если он думает, что это я, пусть докажет.
— Еще чего! — отрезал Шмиль.— Это ты докажи, что не крал.
— Как он может это сделать? Как человек может доказать, что он что-либо не делал? — усомнился Гилад.
— Если кто-то обвиняет другого, именно истец должен доказывать свое обвинение,— сказал Шалом, вспоминая логику Талмуда.— Шмиль должен доказать, что Рон украл.
— Я уже сказал,— ответил Шмиль,— мои конфеты исчезают каждый раз, когда по лагерю дежурит Рон. Так было трижды. Ведь в это время он остается здесь один.
— Этого мало,— сказал Шалом.
— Сегодня я видел его около моих вещей,— добавил Шмиль.— Когда мы вернулись из леса, он быстро встал и ушел.
— Я не ушел,— сказал Рон,— я пошел всех встречать.
— Погоди, погоди,— проговорил Дани.— Шмиль, ты действительно видел, как Рон брал твои конфеты?
— Нет,— ответил Шмиль.— Но он — единственный, кто был рядом с моими вещами. Значит, это он.
Шалом, Гилад и Дани заявили, что хотят посовещаться и пошли на берег к шлюпке.
Нафтали издалека следил за старшим братом. С мускулистой фигурой, загорелым лицом он выглядел совсем взрослым и напоминал их отца, тоже широкоплечего и светловолосого. Нафтали был рад, что Дани вместе с ним на Таршише, но малыш старался не показывать брату своей радости. Когда они вернулись, Дани заявил:
— Шмиль, мы решили, что у тебя нет доказательств против Рона. Мы убеждены, что он не брал конфет. Здесь требуется другое объяснение.
— Минутку,— сказал Шмиль.— Допустим, что он не брал. Но он был дежурным, таким образом, он отвечает за все, что может произойти в лагере.
— Правильно,— сказал Ашер.— В этом ведь смысл дежурства.
— Погодите,— вмешался Дани, чувствуя себя настоящим судьей,— дайте мне во всем разобраться. Рон, ты сторожил лагерь?
— Да,— тихо ответил Рон.
— А ты не спал? — спросил Гилад.
— Нет.
— И ты не видел, чтобы кто-нибудь что-нибудь брал? — спросил Шалом.
— Нет.
— Ты был в лагере все время? — обратился к нему Шмиль.
— Да..., ну почти все время,— замялся Рон.
— Что значит «почти»? — спросил Шмиль резко. Рон помолчал, а затем выпалил:
— Я ходил в туалет. Только на минутку...
— Вот! — закричал Шмиль.— Я же говорил, что отвечать должен он!
— Спокойно,— сказал Дани.— Мы должны это обдумать.
Три мальчика вернулись к шлюпке для обсуждения. Гилад утверждал, что Шмиль прав и за исчезнувшие конфеты отвечает Рон. Дани не соглашался, говоря, что невозможно требовать от дежурного вообще не ходить в туалет в течение всего утра. Нельзя наказывать за минутные отлучки. Шалом подумал и в конце концов присоединился к Дани. Решение было принято большинством голосов. Рон охранял лагерь с достаточной степенью ответственности и не должен отвечать за исчезновение конфет.
— Мы приняли решение,— сказал Дани, когда мальчики вернулись.— Рон оправдан.
Шмиль не стал дожидаться объяснений.
— Что? — закричал он,— вы не согласны со мной?
— Да,— сказал Шалом,— потому что...
— Мне все равно, почему,— крикнул Шмиль,— с меня достаточно!
— Шмиль,— проговорил Дани.— Сделай мне одолжение. Перестань сердиться. Зачем весь этот скандал? Завтра наделаем еще конфет. Мы должны жить в мире. Так на тебя не похоже — спорить из-за пустяков!
Шмиль посмотрел на него с обидой.
— Все всегда пользуются моей добротой. Все всегда хотят, чтобы Шмиль пошел на уступку... Но на этот раз я не уступлю. Не из-за конфет. А потому, что вы все хотите устроиться за мой счет. Нет здесь справедливости! Лучше быть одному, чем жить с такими людьми, как вы!
И прежде чем дети поняли, что происходит, Шмиль выскочил из лагеря и исчез в лесу.
Ребята хотели броситься за ним, но Дани остановил их.
— Оставьте его. Я знаю Шмиля. Ему надо немного успокоиться. Он редко сердится, но когда он считает, что дело принципиальное, то выходит из себя. Дайте ему время, и он успокоится.
Мальчики согласились и с тяжелым сердцем разошлись по своим делам. Они были уверены, что Шмиль скоро вернется. Но прошел не один час, а Шмиля все не было. Их возмущение и печаль сменились тревогой.
— Может, он заблудился? — сказал Нафтали.
— Или, упаси Господи, с ним что-нибудь случилось? — пробормотал Шалом.— Мы должны его найти.
Дани согласился. Все дети разделились на две группы и начали прочесывать лес. Искали среди деревьев и кустов в лесу, среди дюн на берегу, пересекли ручей, поднялись на холмы, но не обнаружили никаких следов Шмиля. Искали много часов, в пустынном воздухе раздавались их крики: «Шмиль! Шмиль! Где ты? Вернись». Ребята охрипли, взмокли от пота, ноги болели, но они продолжали искать пропавшего друга.
— И все из-за глупой ссоры,— сетовал Дани.— Совсем ненужной.
Шел час за часом. Мальчишки падали от усталости. Шмиль, похоже, бесследно исчез...
Издалека белые скалы казались дикими и опасными. Но теперь перед Шмилем открылся новый, заманчивый мир. В узких глубоких расселинах виднелось множество птичьих гнезд. Бесчисленные следы самых разных зверьков покрывали утесы.
Чувство первооткрывателя, охватившее мальчика, смягчило гнев, переполнявший его душу. На минуту ему захотелось назад к друзьям, позвать их и вместе полюбоваться этим уединенным местом. Но потом он вспомнил о ссоре, о решении, вынесенном судьями, и твердо решил не ходить.
Всю вторую половину дня Шмиль бродил по острову. На душе было тяжело. В голове теснились мрачные мысли. Правильно ли он вел себя? Может быть, ребята были правы, когда просили прекратить спор? Но затем приходило чувство жалости к самому себе. В все время уступаю, убеждал себя Шмиль. Почему я должен все время улыбаться и поддерживать других, а меня не хочет поддержать никто? Все хотят, чтобы я всегда шутил и пел, но и я иногда могу рассердиться. Разве я не могу вести себя, как все другие?
Эти мысли усилили тоску по дому. Шмиль вспомнил родителей, братьев, старшую сестру с ее маленькими детьми. Он иногда заходил к сестре по дороге из школы и та всегда была рада, разрешала брать детей на прогулки, играть с ними. Шмилю очень нравилось изображать из себя взрослого дядю. Он вспомнил, как разрешал маленьким племянникам взбираться к себе на плечи, как учил их играть в камешки. Они смотрели на него с обожанием, ведь он побеждал во всех забегах, устраивавшихся в их квартале. Шмиль пытался представить, что они делают в эту минуту... А вдруг они нашли себе нового кумира вместо пропавшего в море дядюшки.
Только к вечеру рыжеволосый Шмиль по-настоящему испугался надвигавшейся темноты. Ему вдруг очень захотелось в лагерь, к друзьям. А голодная боль в желудке заставила углубиться в лес, чтобы набрать хоть каких-нибудь фруктов.
На закате Шмиль одиноко стоял на пляже у устья ручья и произносил слова минхи. Он молил А-Шема о помощи, просил у Него смелости и мудрости. Помолившись, Шмиль твердо решил вернуться в лагерь. Но как ему теперь вести себя с ребятами? Нельзя было просто вернуться, будто бы ничего не произошло. Нужно первым сделать какой-то шаг. А может, извиниться? Или должен извиниться первым Рон?
Шмиль боролся с собственной гордостью. Трудно признаться, что он вернулся в лагерь из-за страха остаться в лесу, да еще ночью. В конце концов он решил тихо подойти к лагерю, спрятаться за деревьями и послушать, о чем говорят ребята. Шмиль надеялся, что по этим разговорам он поймет, с какими словами лучше вернуться.
Но к своему изумлению Шмиль нашел лагерь пустым. Все дети исчезли, не было даже ночного дежурного. Шмиль укрылся в кустах и пытался найти объяснение этому страшному явлению.
Может быть, они прячутся от меня,— подумал он.— Прячутся, чтобы проучить? Но это нелогично. А вдруг, пока меня не было, пришел корабль,— с внезапным страхом подумал Шмиль,— и всех забрал, а меня оставили здесь одного! Но и это невероятно, он бы увидел приближающееся судно с тех высоких белых скал. К тому же они не поступили бы так по отношению ко мне, даже после всего, что случилось.
Вдруг Шмиль увидел, как из-за низких кустов, окружавших лагерь, появилась короткая тень и метнулась к их вещам. Шмиль осторожно пошел следом. Это оказалась лисица. Маленький, быстрый зверек бесшумно подкрался к вещам ребят и первым делом принялся за его сумку. Так вот кто утащил конфеты!
Шмиль почувствовал огромное облегчение и прилив сил. Он выскочил из укрытия и кинулся к лисе, крича и размахивая веткой. Испуганный зверек бросился к лесу. Шмиль с шумом помчался за ним.
— Что там? — испуганно спросил Гилад.
— Это голос Шмиля! — воскликнул Нафтали. Мальчики застыли на месте и прислушались.
— Это действительно Шмиль,— сказал Дани.
— Его голос слышится со стороны лагеря,— воскликнул Ашер.— Он вернулся!
Ребята поспешили в лагерь и увидели Шмиля, сидевшего около печи и раздувавшего огонь. Все радостно кинулись к нему. Шалом нежно обнял друга.
— Где ты был? — обратился к нему Дани.— Мы так о тебе беспокоились!
— Ты разве не слышал, как мы тебя звали? — спросил Ашер.
— А почему ты так кричал,— спросил Шалом.— Ты нас здорово напугал!
Шмиль спокойно объяснил им все, что было с ним. В течение всего рассказа его взгляд был устремлен на горящий огонь.
— Так что вы видите, я все-таки поймал вора,— закончил Шмиль.— Поймал. Утащила конфеты лиса.
— И это все? — спросил Ашер.— Больше ты ничего не хочешь сказать?
— А знаешь, как мы из-за тебя переволновались? — возмутился Дани.
— И Рон чувствовал себя ужасно из-за тебя,— добавил Нафтали.
— Вы правы,— проговорил Шмиль в замешательстве.— Я прошу всех простить меня.
Покрасневший Рон согласился — все прощено и все забыто.
— Хорошо,— проговорил Гилад,— все забыто, и самое главное, мы снова все вместе.
Он остановился на мгновение и добавил:
— Плохо, что лисы роются в наших вещах. Они могут попортить, а то и съесть продукты. Надо что-то придумать.
— Нет проблем,— сказал Ашер,— надо все повесить на дерево. Лисы туда не заберутся.
— Прекрасно,— согласился Шалом.— Но как повесить сумки и ранцы достаточно высоко?
— Нужна веревка,— сказал Рон.
— Правильно,— подтвердил Гилад.— Я же давно сделал веревку. Смотрите!
Он показал ребятам короткую толстую веревку из корней растений, переплетенных как женские косы. Они недоверчиво подергали ее и убедились в крепости изобретения Гилада.
Весь вечер мальчики обдумывали, как защитить лагерь от незванных гостей. Они сидели вокруг огня, наслаждались ужином и распределяли работы на завтрашний день. Чувство облегчения и покоя снова воцарилось в маленьком коллективе, они еще раз увидели, что единство — самое главное условие в их жизни на острове, если они действительно хотят выжить.
Рон и Ашер сидели на берегу, болтая ногами в воде лагуны.
— Я так скучаю по старшему брату,— вздохнул Ашер. —
Мне не хватает его шуток. Он всегда знал, что делать, чтобы поднять всем настроение.
— Да, нам очень нужен такой человек,— сказал Рон.
— Погоди,— у Ашера загорелись глаза.— Я вспомнил кое-какие его шутки. Мы запросто сможем повторить их! Слушай.— Ашер понизил голос и поделился своим планом с Роном.
Шмиль увидел, как шепчутся мальчики, спросил настороженно:
— Надеюсь, это не про меня?
— Конечно нет,— ответил Рон.— Мы тут обсуждаем один маленький сюрприз, а ты как раз и можешь нам помочь.
Эта ночь казалась особенно темной. Пожелав друг другу хорошего сна, ребята улеглись. В лагере, чуть освещаемом серебристым серпом луны, наступила тишина, и вдруг...
«Рибет!»
— О, Господи! — простонал Дани.
— Шмиль! — закричали Гилад и Шалом,— ты же обещал выбросить свою лягушку!
Все бросились к сумке Шмиля и... не нашли ничего!
«Рибет! Рибет! Рибет!» — Вопль звучал по всему лагерю. Бегая в полной темноте, путаясь в одеялах, они лихорадочно искали вернувшегося непрошенного гостя.
«Рибет! Рибет! Рибет! Рибет! Рибет!» — кричали две, а то и три лягушачьи глотки.
— Шмиль! — крикнул Шалом.— Где ты? Шмиль!
И тут все прояснилось. Сидя в кустах, Шмиль, Ашер и Рон весело смеялись. Ребята поняли, в чем дело: три мальчика-лягушки разыграли их, и они попались на эту удочку. Гилад тоже захохотал, потом Дани, за ними Нафтали. Все смеялись кроме... Шалома.
— Мешать человеку спать все равно, что обкрадывать его,— мрачно заявил он.
— Спи крепче,— сказал Дани, все еще корчась от смеха.— Я завтра объясню тебе, в чем была шутка.
— Здорово Шмиль, просто здорово. Я давно так не смеялся,— признался Гилад.
Утром Шалом нерешительно подошел к Дани.
— Скажи мне,— пробормотал он, трогая очки,— что, у меня действительно нет чувства юмора?
Дани, посмотрев на Шалома, которого они все так любили, обнял его за плечи и постарался успокоить. Шалом благодарно засмеялся, и они вернулись в лагерь.
— Стойте! — хлопнул себя Гилад по лбу.— Как мне это не пришло в голову раньше?
— Что ты имеешь в виду? — удивленно поднял брови Дани.
— У нас ведь есть веревка?
— Есть. Ну и что?
— Мы же можем нарезать бамбука и прочных водорослей из ручья.
— Можем,— сказал Дани.— А зачем?
— А вот зачем,— радостно заявил Гилад.— Из бамбука и веревок можно сделать столько полезных вещей! Чем вешать наши сумки на дерево, лучше... Смотри.
И Гилад нарисовал на песке ящик.
— Хорошая идея,— улыбнулся Дани.— Давай подождем ребят, они скоро придут из леса. И покажем им.
— Нет,— запротестовал Гилад.— Пусть это будет нашим сюрпризом.
И они принялись за дело. Собрав несколько крепких бамбуковых ящиков, по одному на каждого мальчика, они подвесили их и крепко привязали к дереву. Во всех ящиках была дверца на веревочных петлях.
— Даже если лисица и подберется к ящику,— заметил Дани,— она не сможет развязать веревку и открыть дверцу.
Затея Дани и Гилада была восторженно встречена вернувшимися ребятами. У каждого теперь был свой ящик для личные вещей. Рон и Ашер соорудили большой ларь для хранения продуктов, Шмиль и Шалом — стол и стулья, а Гилад и Дани — сушилку для белья. Ашер научил Нафтали плести из прутьев и бамбука корзинки.
Однажды все собрались вокруг Шмиля и внимательно наблюдали, как тот подвешивает большой бамбуковый ящик на ветвях дерева, растущего у самой границы лагеря...
— Что это будет?
— Догадайтесь,— улыбнулся Шмиль.
— Хранилище для инструментов? — спросил Рон.
— Нет, не угадали. Намекнуть?
— Конечно,— закричали мальчишки с растущим любопытством.
— Это секрет,— подмигнул Шмиль.
— Ты же хотел намекнуть нам, а сам твердишь, что это секрет! — обиделся Гилад.
— А это и есть намек,— догадался Дани.— Это сооружение — своего рода сокровищница.
— Почти угадал,— сказал Шмиль.— Это секретное хранилище и брать оттуда можно будет только тайно.
«Цдака[*]-ящик»! — догадался Ашер.
— Правильно,— подтвердил Шмиль.— После случая с конфетами я решил, что это необходимо. Мы можем выделить немного конфет в общий фонд, и всякий, кто захочет полакомиться, может прийти сюда и потихоньку съесть конфетку.
— Я считаю, что каждый должен отдать в общий фонд десятую долю конфет,— сказал Дани.
— Но мы ведь не в Израиле,— возразил Рон.— Мы не обязаны отдавать десятую часть фруктов и овошей, которые мы собираем здесь.
— Да,— согласился Дани.— Но наши конфеты — это как бы наши деньги, поэтому мы и должны отдавать десятую часть их в цдаку. Так велит Тора делать каждому, кто имеет деньги.
— По крайней мере, мы будем помнить об этой мицве,— сказал Шалом.— А вообще, прекрасная идея.
— Благодарю,— скромно улыбнулся Шмиль,— но не забывайте, что каждый должен жертвовать и брать тайно, чтобы не было споров, кто дал больше, а съел меньше.
Все с радостью согласились.
В этот день Шалом посвятил урок мицве цдаки, и ребята почувствовали, что они постепенно становятся настоящей еврейской общиной, каких много во всем мире.
Веревки, которые они плели из гибких корней, пригодились еще не раз. Однажды Ашер предложил спать в гамаках. Он привязал две толстые веревки между деревьями и приладил к ним сетку из прутьев. Все были в восторге. Теперь можно спать в гамаках, а не на голом песке!
Шли дни, и они забыли о коварной лисице. Однажды утром Ашер сидел в тени бананового куста с широкими листьями и смотрел на горизонт. Небо глубокого синего цвета распростерлось над безбрежным океаном. Ашер вспомнил безоблачное небо Израиля. Он закрыл глаза и попытался представить, что сидит во дворе своего дома и тоже глядит в небо. Внезапно грезы его прервал душераздирающий крик, донесшийся из лагеря. Мальчики бросились на вопль и буквально остолбенели, увидев бледного и дрожащего Шалома.
Он стоял около кустов, ожесточенно размахивая большой веткой.
— Что случилось? — спросил Дани, кладя руку на плечо Шалома.
— Лисы,— проговорил Шалом дрожащим голосом.— Они на меня напали. Они хотели утащить продукты из ларя, который сделал Рон. Мне с трудом удалось прогнать их. Они совсем обнаглели.
— Мы должны что-то придумать,— сказал Гилад.— Я тоже их боюсь.
— С этим надо кончать,— решительно заявил Шмиль.— Надо раз и навсегда отвадить их от лагеря.
— Нам нужно строить дом,— сказал Ашер.— В дом лисы не посмеют сунуться.
— Дом? — усомнился Шмиль.— Из чего ты его здесь построишь?
— Ашер прав,— сказал Дани.— Если бы наши вещи находились внутри помещения, мы бы его запирали. Было бы куда безопаснее. Но как это сделать?
— Придумаем,— сказал Шалом.— Гилад что-нибудь придумает.
Гилад покраснел от такого комплимента и заметил, что если будут думать все вместе, решение придет быстрее.
Ребята сели в кружок и стали высказывать самые разные мысли. Гилад предложил сплести дом из бамбука. Дани — обмазать его толстым слоем глины, на солнце он станет прочным и твердым. Ашер припомнил, что читал об африканских племенах, которые смешивают тростник, траву и глину и лепят стены своих жилищ, где укрываются от дождя и ветра. Шалом вспомнил, что именно так поступали и израильтяне в Египте — смешивали солому с глиной и делали кирпичи.
Мальчишки оживились и решили немедленно приступить к строительству. Но Гилад предложил сначала все хорошенько обдумать.
— Мы должны выбрать место для дома,— сказал он.— Я думаю, лучше всего соорудить его прямо на дереве. Лисы не лазают по деревьям, и хранилище будет безопаснее.
— Но это рискованно,— возразил Дани.— Дом на дереве должен быть прочным. А как построить прочный дом без досок и гвоздей?
— Ты прав,— ответил Гилад.— Но у нас есть доски и гвозди.
— Есть? — усомнился кто-то. Гилад указал на шлюпку:
— Она сделана из досок, гвоздей и металлических листов. Если мы осторожно ее разберем, то сможем построить на дереве прочный дом.
Ребята примолкли. Эта мысль испугала их. Разбирать шлюпку, спасшую их во время шторма? Она была символом, последним свидетельством их прежней жизни.
Но Гилад продолжал убеждать:
— Мы ведь не собираемся возвращаться в море? А на острове лодка нам не нужна. Почему бы ее не разобрать?
— Кто знает, что с нами случится,— пробормотал Шмиль.— Шлюпка еще может пригодиться.
— Мы можем разобрать шлюпку,— сказал Дани.— Но все равно опасно строить дом на дереве. Мне кажется, на земле все же будет спокойней.
— Если строить хорошо, то никакой опасности кет,— настаивал Гилад.
— Ты уверен? — спросил его Дани.— Я не думаю, что мы можем так рисковать. А вдруг кто-нибудь упадет?
— Никто не упадет,— настаивал Гилад.— У меня есть опыт. Я строил дом на дереве у себя в Израиле. Я сам все рассчитал, и даже отец сказал, что дом абсолютно надежный. Можешь на меня положиться, Дани.
Дани глубоко задумался. Он, как старший в группе, чувствовал огромную ответственность за всех. Однако уверенность Гилада внушала доверие.
— Я не знаю,— решился наконец Дани.— А что думают другие?
— Я согласен с Дани,— сказал Шмиль.— Мне кажется неосмотрительным разбирать лодку и строить дом на дереве. Я против.
— Я тоже,— присоединился к нему Нафтали.— Дани самый старший. Значит, он прав.
Гилад возмущенно пожал плечами. Рон и Ашер приняли его сторону. Ашер заявил, что полагается на талант Гилада, а Рон — что боится лис гораздо больше, чем влезать по дереву к дому, укрепленному среди ветвей. Группа разделилась на две равные части. Только Шалом еще не выразил своего мнения, все смотрели на него. .
— Дело в том, что я еще не знаю,— бормотал он.
— Но ты должен решать,— настаивал Гилад,— ты со мной или с ними?
— Я считаю, что все правы,— проговорил Шалом.— Может быть, мы можем достичь компромисса. Давайте начнем строить, как предлагает Гилад. А когда мы кончим, Дани проверит дом на прочность. И если решит, что он недостаточно надежен, мы сможем его использовать как хранилище для продуктов и вещей.
Ребята обсудили идею Шалома, и в конце концов все, кроме Дани, согласились с ним. Гилад подпрыгнул от радости и немедленно приступил к составлению проекта.
На следующее утро ребята энергично взялись за работу. Они осторожно разобрали шлюпку. Гилад вытаскивал гвозди своим перочинным ножиком. Тем временем Шмиль, Рон и Ашер отправились на берег ручья, где срезали стебли бамбука и складывали в кучи рядом с плоским влажным камнем. Ноша оказалась тяжелее, чем он предполагал. Под тяжестью связки Ашер поскользнулся на мокром камне и свалился в мутную воду ручья. Рон кинулся к нему и помог подняться.
— С тобой все в порядке? — спросил Шмиль с беспокойством.
— Со мной-то все хорошо,— проговорил Ашер, опуская глаза.— Только вот рубашка порвалась в клочья.
— Главное, чтобы кости были целы,— заметил Шмиль. В глубине души Ашер злился на себя за свое легкомыслие и был расстроен, что испортил самую нарядную рубашку. Он молча продолжал работать, и только Рон видел, как на глазах у него навернулись слезы.
— Не расстраивайся,— успокоил его Рон, проходя мимо.— Возьми любую мою рубашку.
К вечеру все собрались вокруг костра и подвели итоги дня.
— Дело движется очень медленно,— проговорил Гилад.— Мы смогли со шлюпки снять только три доски. Надо работать быстрее.
— Может, отложить на время все другие дела? — предложил Ашер.
— Но нам же надо есть,— возразил Рон.— И кто-то должен готовить пищу.
— Конечно,— согласился Гилад.— Для этого достаточно двух человек. А остальные будут строить дом.
Его идею одобрили. Все последующие дни работа просто кипела. Гилад вложил всю душу в планировку будущего дома, Дани наблюдал за качеством работы. Они быстро разобрали шлюпку, а доски и железо аккуратно сложили рядом со стройплощадкой. Гвозди спрятали в надежном месте — пусть полежат, пока будут готовить запасы бамбука.
Наконец Гилад принялся возводить каркас дома. Он выбрал несколько крепких деревьев с переплетающимися ветвями. У самых толстых наметил места, которые нужно соединить досками от лодки. Дани и Шмиль забрались на дерево и помогали поднимать доски наверх. Гилад снизу руководил строительством. Через неделю каркас дома был готов. Все стояли вокруг и радостно галдели. Гилад с удовлетворением осмотрел сооружение и сказал:
— Теперь надо поставить опорные столбы для крыши и стен. А когда эта коробка будет совсем готова, займемся полом.
— А почему не сделать пол раньше? — спросил Дани.— Очень трудно работать там, наверху, без пола. Ведь не на чем стоять.
— Как ты не понимаешь! — проговорил Гилад с раздражением.— Если мы сделаем пол, то не сможем укрепить стены, и дом не будет прочным.
— Может, я что-то не понимаю,— ответил Дани холодно.— Но ты ни разу не забрался сюда и не постоял на ветвях. Ты не представляешь, как это неудобно. Все время стоишь внизу и только даешь указания.
— План хорошо выглядит на бумаге,— добавил Шмиль,— но ты не думаешь о тех, кто должен его выполнять.
— Я все принимаю в расчет,— обиженно проговорил Гилад.
— Для того, чтобы построить дом, нужны не только твои мускулы. Помимо них не помешают и мозги.
— Он прав,— вступился за Гилада Ашер,— ты все время споришь. Мы же решили построить дом по плану Гилада, не так ли?
— Зачем спорить,— воскликнул Шалом,— что попусту тратить время. Пора заняться вечерними уроками. Прекратим пререкания и — за дело.
— Шалом прав,— сказал Шмиль, подмигивая.— После тяжелой работы можно и немного отдохнуть. Рабби Шалом будет вещать, а мы немного вздремнем!
Ребята засмеялись. Шалом закусил губу и обиженно посмотрел на Шмиля. Мальчики уселись вокруг костра, и он начал свое толкование очередного отрывка из Торы. Шалом смотрел на ребят и думал о появившихся ростках соперничества между Дани и Гиладом, грозящих разрушить гармонию жизни на острове.
Трехнедельный период между семнадцатым числом месяца Тамуз и девятым числом месяца Ав[*] издревле был неблагоприятным временем для евреев. Но дети Таршища были так озабочены собственной оторванностью от родины, что забыли о великой трагедии еврейского народа, поминаемой в эти три недели.
На второй неделе строительства скрытое соперничество между Гиладом и Дани стало заметным для каждого. Дани постоянно ворчал, когда Гилад давал указания, Гилад недовольно морщился, когда Дани не соглашался с ним. Стройка превратилась для всех в безумное состязание. Они сами не заметили, как уже ничем больше не занимались. Усталые и измотанные, ребята все чаще и чаще забывали об уроках Торы. От распорядка дня давно ничего не осталось. Однажды вечером, когда напряжение достигло предела, случилась ужасная вещь.
Темнело. Несмотря на поздний час, они при красном свете заката продолжали работать на деревьях. Дани и Шмиль, стоя на ветках, поднимали на веревке тяжелую связку досок. Внизу стоял Гилад, наблюдая за работой, остальные подталкивали доски вверх.
— Что ты делаешь? — вдруг закричал Гилад.— ты же задеваешь веревкой за каркас дома. Так ведь все можно поломать!
— Прекрати командовать,— огрызнулся Дани,— ты думаешь, легко тянуть такую тяжесть?
— Да,но...— попытался объяснить Гилад. И тут все услышали странный далекий звук. Дети на мгновение застыли, посмотрели друг на друга и разразились радостными криками:
— Самолет!
— Они прилетели за нами!
— Он приближается!
— Скорей!
— Давай!
За считанные секунды они добежали до пляжа. Шмиль и Дани бросили связку досок, которая с треском обрушилась вниз, ломая на своем пути всю их конструкцию. Обломки каркаса падали вниз, но ребята не обращали на это внимания. Все их мысли были прикованы к самолету, который приближался к острову. Они стали прыгать и размахивать руками.
— Эй, мы здесь, мы здесь!
— Спасите нас!
— Помогите!
— Мы здесь!
Самолет казался крошечной точкой. Но вдруг шум моторов начал ослабевать, и через несколько мгновений самолет исчез из вида. Ребята стояли на пляже в звенящей тишине и неотрывно смотрели на темнеющий горизонт.
— Они нас не увидели! — в отчаянии закричал Дани и бросился на песок.
Гилад не смог сдержать слез.
— Что же теперь с нами будет? — произнес дрожащим голосом Рон.— Теперь мы останемся здесь навсегда!
Они сидели на пляже в полном отчаянии и изнеможении.
— Но почему они нас не заметили? — проговорил Шмиль.— Ведь мы выложили на горе огромный сигнал.
— Его не видно в темноте,— ответил Шалом.
— Тогда они должны были увидеть наш костер,— воскликнул Ашер.
— Какой костер? — бросил с горечью Дани.— А кто-нибудь вспомнил, что надо зажечь костер?
— Мы так были заняты строительством, что забыли обо всем,— проговорил Рон.
Ребята повернули головы в сторону того места, где обычно горел огонь.
— А теперь сломан и наш дом,— сказал Гилад со слезами в голосе и набросился с упреками на Дани.— Ты нарочно разрушил дом! Если бы только послушал меня!
— Замолчи ты со своим домом,— сказал Дани.— Мы могли бы вернуться в Израиль! Ты это понимаешь?
Гилад вытер слезы, отошел в дальний конец пляжа и сел там в одиночестве. Через какое-то время поднялся Дани и медленно побрел в сторону лагеря. Он забрался в гамак и с головой завернулся в одеяло. Постепенно все ребята возвратились в лагерь и легли спать.
Шли первые дни месяца Ав. Солнце нещадно палило. Казалось, будто над лагуной висел раскаленный туман. Крушение дома и упущенная возможность спасения повергли всех в уныние. Доски и бамбук в беспорядке валялись под деревьями, как молчаливое напоминание о неудачном строительстве. Сил хватало только на самые неотложные дела.
Когда наступил Тиша бе-Ав настроение у ребят было ужасным. Они сидели на земле и слушали скорбное повествование книги «Эйха»[*]. Именно сейчас они по-настоящему поняли, что такое изгнание и крушение надежд. Они познали не только горечь исторического изгнания евреев с родной земли, но и на собственном опыте ощутили тягость разлуки с домом и близкими: Их личное несчастье позволило им впервые по-настоящему осознать, что означало для их народа разрушение Бейт а-Микдаша, священного Храма.
Утром они сидели среди деревьев, бледные и изможденные постом, и слушали те немногие слова коротких плачей, которые Шалому удалось вспомнить. Вскоре его голос замолк. И вдруг неожиданно хриплый голос Шмиля продолжил: «Эйха яшва бадад». Как ей одной живется... на острове среди неизвестности, далеко от родных и друзей...
«Как мы здесь живем одни,— подхватил Шалом,— без радости, мира и любви. Все из-за этой глупой борьбы, из-за нее мы потеряли надежду».
Все с удивлением посмотрели на Шалома и Шмиля. Они сочинили свои собственные плачи, соблюдая все установленные благочестивой традицией каноны! И их плачи нашли отклик в каждом сердце.
— Все из-за нашей глупости,— вздохнул Шмиль.
— Правильно,— подтвердил Шалом.— Если бы мы не спорили, то не забывали бы молиться о спасении.
— И помнили бы о необходимости зажигать костер,— добавил Ашер.— И тогда самолет нашел бы нас.
Ребята мрачно молчали. В глубине души они понимали, что именно ссоры привели к неудаче и крушению надежд. Но Дани и Гилад до сих пор не произнесли ни слова, гнев и возмущение все еще переполняли их сердца.
— Скажи им, чтобы они помирились,— прошептал Ашер на ухо Шмилю.— Так дальше продолжаться не может.
Шмиль печально кивнул и стал думать, как бы помирить мальчишек. Зная упрямство обоих, он решил поговорить с каждым в отдельности.
В полдень Шмиль увидел, что Гилад бродит среди разбросанных досок и бамбука, оставшихся от рухнувшего дома. Он тихо подошел к нему:
— Такая беда... Мог бы получиться прекрасный дом. Гилад молча взглянул на Шмиля.
— Помнишь,— продолжал Шмиль,— нам рассказывали о разрушении Второго Храма, Бейт а-Микдаша? Ведь он был разрушен именно из-за бессмысленной ненависти.
— Ты обвиняешь меня? — спросил Гилад.— Не я это начал!
— Я не обвиняю тебя,— сказал Шмиль.— Ты знаешь, Дани тоже об этом очень жалеет.
— Дани? — переспросил Гилад.— Не смеши меня! Дани рад, что дом рухнул. Он с самого начала говорил, что дом не простоит долго. Теперь у него имеется доказательство.
— Не дури,— проговорил Шмиль.— Дани очень сожалеет, что так получилось. Дом рухнул не из-за того, что была ошибка в твоем плане, просто мы упустили веревку, когда услышали мотор самолета.
— Это ты так считаешь,— пробормотал Гилад,— но я не могу поверить, что Дани тоже жалеет о нашем доме.
— Ему очень жаль, он очень переживает,— сказал Шмиль.— Дани тебя высоко ценит. Он говорил мне об этом много раз. Он считает, что без тебя мы не смогли бы сделать на этом острове многого.
— Правда? — переспросил Гилад, внимательно глядя на Шмиля.— Дани так думает?
— Конечно,— отвечал тот.— Он сожалеет, что ссорился с тобой. Хотел бы помириться, но не знает, как это сделать.
— Я тоже не знаю,— признался Гилад.— Честно говоря, я был тоже неправ. Без Дани и других ребят я не смог бы построить и половины дома.
— Послушай,— улыбнулся Шмиль — Я поговорю с Дани и мы все уладим, хорошо?
Так и получилось. Шмиль сказал Дани, что Гилад очень сожалеет о происшедшем, что он восхищается Дани и считает его своим другом.
— Он хотел только хорошего.— тихо проговорил Дани,— без его выдумки и смекалки мы не смогли бы здесь обойтись.
К концу поста Дани и Гилад встретились на пляже. Шмиль издалека наблюдал за ними. Он видел, как они пожали друг другу руки и повернулся к лагуне. Постепенно другие ребята присоединились к Шмилю, наблюдая, как парочка туда и обратно ходит по пляжу.
— Это чудо,— прошептал Шалом.— Невероятно!
— То, что было разрушено ненавистью,— улыбнулся Шмиль,— будет восстановлено любовью.
Дани и Гилад долго сидели на пляже. Их силуэты отчетливо вырисовывались в лучах заходящего солнца.
После Тиша бе-Ав закончился пост. Мальчики единогласно решили продолжить строительство дома. Но только теперь атмосфера в их маленьком коллективе была совсем другой. Дани и Гилад совместно обсуждали каждый шаг строительства. Все ребята внимательно прислушивались друг к другу, научились работать сообща. Они дружно продолжали строить дом, но уже не забывали про учебу, молитву и костер.
Когда Гилад разработал новый проект дома, ребята собрались, чтобы внимательно обсудить план. Дани снова и снова восхищался способностями Гилада.
— А без тебя, Дани, по этому плану никогда не построить настоящего дома,— в свою очередь делал реверанс Гилад.
— «Настоящий дом»,— тихо бормотал Шмиль,— я надеюсь, что это все-таки будет временный дом.
Но слова Шмиля прошли незамеченными. Рон волновался больше других. Он вдруг вспомнил тот день, когда его семья переехала в новый дом. Собравшись у входной двери, их старые друзья и новые соседи наблюдали за тем, как отец прикреплял к косяку двери красиво сделанную мезузу[*].
— «Мезуза»,— внезапно подумал Рон.— Нам нужна мезуза. Я могу сделать коробочку из дерева,— предложил он.
— Но что ты туда положишь? — спросил Шалом.— Ведь мезуза пишется на специальном пергаменте с соблюдением множества правил при написании каждой буквы. Все это очень сложно.
— Подождите,— оборвал его Гилад.— Можно сделать дверь так, что мезуза не понадобится.
— Как это? — спросил Шалом.
— Может быть, вот так,— ответил Гилад, набрасывая рисунок.
— Я не думаю,— проговорил Шалом.— Мне кажется, что мезуза нужна и в этом случае.
— Я знаю,— сказал Ашер.— Давайте сделаем дверь в форме окна. А для окна мезузы не нужно.
— Но если мы будем пользоваться им для входа и выхода, это все равно будет дверь, а не окно,— возразил Шалом.
Ребята задумались.
— Вот что,— заявил Дани.— У меня появилась идея, ведь дверь можно сделать в виде люка в полу дома. Я совершенно уверен, что для двери в полу мезуза не нужна.
— Об этом я не подумал,— признался Шалом.— Похоже, ты прав.
Согласившись с Дани, они принялись за работу. Вскоре среди ветвей появился дом. Дани взобрался по лестнице внутрь и после тщательного обследования объявил, что строение несомненно прочное и готово к заселению.
Мальчишки решили отметить завершение строительства ханукат а-баит[*], праздничной трапезой — в честь своего нового жилища. Рон приготовил замечательное угощение. Рассевшись вокруг костра, они с аппетитом ели, пели веселые песни и произносили тексты Торы.
К вечеру из окон нового дома они любовались водами лагуны. В свете заходящего солнца переливались волны.
— Я все думаю о том самолете,— задумчиво произнес Дани.— Я чувствую, что они нас ищут.
— Я тоже,— сказал Шалом.— В конце концов они нас найдут, мы вернемся домой. Я в этом уверен. А-Шем нам поможет.
Рон оглядел их маленькое жилище и улыбнулся:
— Но пока мы не вернулись домой, будем радоваться нашему великолепному дому здесь.
С наступлением ночи вышла луна и осветила серебристым светом затерянный в океане остров Таршиша. Семеро его детей спали в доме, спрятавшемся в ветвях деревьев, лелея надежду на все хорошее, что может принести завтрашний день.