Дети в подвале…

День не задался с самого утра. Шёл хмурый дождь, а Костя Степнов такой погоды ужас как не любил. У него просто внутри всё замерзало от такой погоды, и становилось тоскливо. И от этой тоски могла спасти только водка или работа. Но с водкой сейчас строго, начальником отдела года три как назначили бабу, и она следит, чтобы не злоупотребляли. А работы интересной не прилетало уже давно, лишь бытовая скукотища, разборки в общежитиях, жалобы одних соседей на других, а потом ответки. Рутина, в общем.

А тут ещё и жена учудила. Взяла и уехала к маме, вроде как развод. И детей с собой забрала. Не хочет она быть женой простого честного следователя, который дома почти не бывает. Ей нужен такой муж, чтобы и зарабатывал хорошо, и дома сидел, и детей водил в зоопарк.

Настроение хуже некуда. Водки в отделе не нальют, тоска зелёная.

Сквозь дождь и пробки он плыл по городу в своей «Калине». Поди-ка, городок маленький, двести тысяч населения всего, а тоже пробки по утрам, никогда такого не было. Оказалось, что впереди авария, «Пазик» въехал в притормозившую «Газельку», перекрыв почти всю дорогу и оставив узкий проезд. Настроения это тоже не прибавило.

В отделе его встретила такая же хмурая, как и погода, Марианна. Может быть, она тоже не любила дождь, а может, от неё ушёл муж. К сожалению, настроение она поднимала не водкой.

— Ты где шляешься, Степнов?

— В пробку попал.

— Раньше выезжать надо!

Опоздал он всего на десять минут. «А когда приходится задерживаться до самой ночи?» — хотел спросить Марианну, но промолчал, зная, что сейчас она отведёт душу да успокоится, как и любая баба, а если её завести, то потом уже не остановишь.

Несмотря на плохой настрой, Марианна, как настоящий профессионал, быстро переключалась на работу.

— Собирайся, — сказала она, — поедешь на место происшествия. Участковый утром сообщил, убийство в Ленинском районе. Трупы нескольких детей нашли. Опера уже собрались.

— Бытовуха? — спросил Костя.

— Нет, там что-то зверское. Говорят, участковый заикался, когда звонил. Короче, Костя, бери дело. Сообщишь потом, что там да как.

Тоску как рукой сняло. Костя отправил оперов на «Газели», а сам поехал на своей машине. Пробки, к счастью рассосались, и доехали они быстро. На месте их ждал участковый. Рядом стояло несколько человек — вероятно, те, кто обнаружил трупы.

Чуть позже подъехала и «скорая». Костя подошёл к участковому.

— Ка-ка-ка-а-питан Сэ-сэ-сми-ирнов! — представился тот, сильно заикаясь.

— Где трупы? — спросил Костя.

— Та-та-там, в па-па-па-а-адвале.

— Давно заикаетесь? — поинтересовался следователь.

— Ча-ча-часа па-па-па-алтора.

Участковый молодой, лет двадцать пять, видать, привык только бабулек на рынке гонять.

— Кто обнаружил трупы?

Капитан кивнул на стоявшего рядом пожилого мужчину в синей робе, большого, как медведь.

— Я их увидел, — ответил он.

— Как вас зовут?

— Илья Бессонов, сантехник я. На аварийке работаю, вот она стоит. — Илья кивнул на «Зил» с синей будкой, стоявший неподалёку. — Вызов был ещё с вечера, стояк один потёк, надо менять трубу. Вода выключается только в подвале. Ребята остались в подъезде, а я спустился в подвал. Там и блеванул.

— Ничего не трогали там?

— Зачем? — сантехник искренне удивился. — Я сразу убежал оттуда.

Костя подозвал молодого оперативника Веню Шилкина и доверил ему записать показания свидетелей. Оставив ему в помощь водителя, он повёл всех в подвал. Участковый, когда ему предложили показать место преступления, побледнел, но кивнул и, стиснув зубы, пошёл первым. Видать, первое убийство, с которым он столкнулся.

Освещение в подвале не ахти, и опера включили мощные фонари, которые осветили всё ярким белым светом.

— Это та-та-там, — сказал участковый, показав на тёмный проём между колоннами. — Мо-мо-можно я зэ-зэ-здесь вас па-па-подожду? Я не-не-не ма-ма-могу сэ-сэ-мотреть н-н-н-на это.

Костя хотел ответить едким замечанием, но, увидев испуганное лицо молодого участкового, кивнул, и потрепал его по плечу.

Они прошли за колонны и высветили место преступления. Костя осторожно, чтобы не наступить в лужу блевотины, подошёл к небольшой картонной коробке, залитой кровью. На ней лежали карты, разложенные для игры в дурачка. Шесть рубашками вверх и одна, с изображением Джокера — лицом. Костя сразу сообразил, что эта карта лишняя, в дурака играют без неё. Он заметил ещё одну особенность — джокер был из другой колоды.

Три детских трупика оказались выпотрошены, как бараны. Раздеты догола, животы взрезаны острым ножом. Кишки, печень, почки, аккуратно разложены на трубах, протянувшихся вдоль стен. Одежда сложена так же аккуратно, тремя стопками. И ни капли крови на ней. На стене виднелась надпись кровью, дурацкий стишок:

Костя дал команду Саше Безродных, и тот стал щёлкать фотовспышкой. Потом оперативники сняли отпечатки пальцев, бережно собрали все улики. И только после тщательного осмотра Костя разрешил увезти тела и предоставить их патологоанатому и судмедэксперту. Впрочем, вскрытие уже сделано и всё разложено по полочкам, то есть по трубам.

Костя сидел в своём кабинете и просматривал фотографии с места преступления. Будь он моложе, как тот участковый, тоже стал бы заикаться. Страх-то какой! Кому понадобилось разделывать детей, как свиней? Что за сумасшедший объявился в их городке? И ещё этот стишок идиотский. Сантехник Потапов. Кто такой сантехник Потапов?

Следователь сделал запрос во все ЖЭУ города. Ближе к обеду пришли ответы — рабочие с такой фамилией нигде не числятся.

Заодно Степнов решил проверить и того сантехника, который нашёл трупы. Оказалось, что Бессонов на хорошем счету, на учёте не стоял, ни в полиции, ни в дурке. И вызов дежурной аварийки действительно был, Бессонов не соврал. Приехали в семь утра, а детей убили, судя по трупному окоченению, ещё прошлым вечером, часов в восемь или в девять.

Оперативная информация поступила во второй половине дня. Убитые дети проживали в соседнем доме. Ваня Григорьев, одиннадцать лет, Витя Санников и Саша Егоров, оба по двенадцать лет. Родители особо и не тревожились, потому что дети часто оставались ночевать друг у друга и появлялись только на следующий день.

С родителями надо поговорить самому, это тонкая работа, такую на оперов не повесишь. И уж, конечно, не вызывать их в отдел, а ехать к ним.

— Дело продвигается? — спросила его Марианна, зайдя в кабинет.

— Пока нет. Картина примерно такая — дети играли в подвале в карты. Кто-то зашёл туда, раздел их, аккуратно сложил одежду, а потом не торопясь разделал одного за другим. Они не кричали (может быть, были оглушены), иначе кто-нибудь на первом этаже обязательно услышал бы — в подвале звукоизоляции никакой. Потом, макая палец в кровь, убийца написал на стене вот этот стишок: «Дети в подвале играли в картишки, Сантехник Потапов убил всех мальчишек». Орудия убийства не нашли. Сантехник Потапова в городских ЖЭУ не числится. И ещё, судя по всему, убийца подкинул игральную карту, вот эту, — Костя показал фотографию.

— Джокер, — задумчиво произнесла Марианна. — Что-то похожее было. Но не могу вспомнить, где я читала об этом.

— Может, из фильма? — спросил Костя. — Знаешь, психи иногда любят повторять убийства из фильмов.

— Не помню, — Марианна покачала головой. — Если вдруг вспомню, обязательно скажу. Ответы экспертов уже готовы?

— Пока известны только имена детей. Скоро должны подоспеть пальцы и заключение медэксперта.

— Доложишь, когда пришлют. Только маньяков нам не хватало!

Марианна ушла.

Результаты подоспели чуть позже. Картина вырисовывалась ещё более странной. Никаких следов, кроме трёх мальчишек, в подвале не обнаружено. Отпечатки пальцев только детские. Даже надпись на стене написана одним из мальчиков, Витей Санниковым. А вот кровь на стене не принадлежала никому из них. Очевидно, это была кровь убийцы.

— Бред какой-то, — Костя сидел перед Марианной, разложив на её столе материалы дела. — Пацан написал этот стишок чьей-то кровью, а потом их всех троих убили.

— Главное, понять логику преступника. Даже если он псих, он должен руководствоваться своей логикой. С родителями говорил?

— Нет, только собираюсь ехать.

— Мысли есть какие-нибудь?

— Пока никаких. Разослал запросы по дуркам, но ответов пока ещё не было.

— Думаешь, псих?

— А ты думаешь, это мог сделать нормальный?

— Я дело не веду. Думать тут должен ты. А я помогу, чем смогу.

Разговор с родителями ничего не дал. Дети собрались переночевать у Вити Санникова, его отца срочно вызвали на работу, где он работал во вторую смену за своего сменщика, а мать за день до этого уехала в деревню. Детей оставили на восьмидесятилетнюю бабушку, вернее, наоборот. Она прождала ребят до десяти вечера, хотела позвонить родителями Вани и Саши, но потом забыла об этом и уснула.

— Я из деревни утром приехала, — всхлипывая, рассказывала мама Вити Санникова, Лида. — Мать спит, она ничего не помнит, у неё память плохая.

— Врагов у вас не было?

— Откуда?

Из психоневрологического диспансера и местной тюрьмы поступили ответы — всё спокойно, никто не убегал. В районе, где проживали мальчики, психически неуравновешенных больных не зарегистрировано.

Костя вернулся в отдел поздно вечером. Марианна домой не уехала, дожидалась его.

— У меня новость, — сказала она, когда он вошёл в её кабинет.

— Плохая или хорошая?

— Хороших новостей у нас не бывает. — Марианна поднялась и включила электрочайник. — У нас серийный убийца. Кофе будешь?

— Буду, — кивнул Костя. — Есть данные?

— Угу… — Марианна достала из шкафа баночку «Нескафе». — Я вспомнила. Три года назад произошло идентичное убийство. В Кирове. Вот, посмотри, что я нашла в интернете. В подвале жилого дома убиты двое детей. Одежда с них снята и аккуратно сложена в стороне. Дети разделаны, как на скотобойне. На стене написан стих. Угадай какой.

Чайник закипел и отключился. Кофе был кстати, Костя за целый день даже чай попить не успел.

— Про сантехника Потапова? — спросил Костя, взяв в руки горячую чашку с ароматным кофе.

— Он самый, — Марианна подвинула ему сахарницу, но Костя привык пить кофе без сахара. — Сейчас уже поздно, завтра с утра позвонишь в Киров, я узнала, в каком отделении полиции было заведено уголовное дело. Поговоришь со следователем, который его вёл, договоришься о встрече и поедешь туда. Оформим командировку. Жене, если хочешь, сама объясню.

— Не стоит. — Костя поставил чашку на столешницу. — Она от меня ушла.

Утром Костя связался с кировским следователем, договорился о встрече. Через десять минут ему заказали билет, и он отправился в Киров. В их городке аэропорта не было, и пришлось три часа ехать до Курумоча под Самарой. Машину оставил на платной стоянке, договорившись с тамошним полицейским, который обещал, что со Степнова не возьмут ни копейки.

Два часа, и он уже едет на такси в отделение полиции, где уже ждал следователь Симонович.

— Сергей Иванович, — представился Симонович, протягивая руку, когда дежурный ввёл Костю в кабинет следователя. — Можно просто Сергей. Или Иваныч.

— Константин Степнов, — Костя пожал крепкую ладонь Иваныча. — Костя.

Симонович оказался крепким и жилистым мужичок невысокого роста, чуть младше Степнова. У него была борода и огромные казацкие усищи, за которыми можно прятать свои эмоции. И глаза, глубоко посаженные, взгляд которых, буквально просверливал насквозь.

— Чаю?

— Неплохо бы и с бутербродами с дороги.

— Бабка, дай воды напиться, а то так устал, аж и переночевать негде. — Иваныч включил эчайник, достал из шкафа пакетики с чаем и разложил в два стакана в металлических подстаканниках. — Что у вас там?

— То же, что и у вас.

Костя открыл портфель и разложил на столе все документы и фотографии.

Чайник закипел, Иваныч залил кипяток по стаканам, постелил на столе салфетку и выложил на неё несколько бутербродов.

— Угощайся, коллега, — сказал он, — уже время обеда.

Они пили чай, ели бутерброды и разглядывали фотографии разделанных ребят.

— Хм, ситуация один в один, — заметил Иваныч.

Он достал снимки из своей папки и стал раскладывать их рядом с привезёнными Костей. Дети были другими, но убиты по тому же сценарию.

— Заметь, карты на твоей и моей фотке разные, — Костя ткнул пальцем в одну фотографию, затем в другую. — А Джокер точно такой же. Он будто визитную карточку оставил.

Симонович кивнул, тряхнув усами.

— Ясно, что это сделал один и тот же человек. Но вот беда, мы ж его посадили. Пожизненное дали. Значит, по ошибке человека укатали.

— Кого посадили? — Костя допил стакан и жестом попросил налить еще.

— Того, кто нашёл их, — Иваныч поддел ложной пакетик в стакане и отправил его в урну.

Степнов напрягся.

— Сантехника? — спросил он.

— Нет, почему сантехника? — Иваныч бросил в стакан новый пакетик и залил кипятком. — Бомжа, он жил в этом подвале. — Вот его показания, — он положил перед Костей несколько листков. — Рассказывал, что видел, как дети сами друг друга убили. Вернее, их убил нож, который просто висел воздухе. Будто кто-то невидимый держал его.

— Явный шизбанд. — констатировал Костя. — Что показало медицинское освидетельствование?

— Вменяемый. После освидетельствования он сознался, сказал, что сделал это сам.

— А что с надписью? Ребёнок сам её написал?

Иваныч пожал плечами.

— Тут только гадать остаётся. После того, как Смирнов сознался, то перестал отвечать на вопросы. Похоже на то, что убийца заставил мальчика написать эти строчки после того как убил его друга. Но теперь, если это сделал не Смирнов, то я даже не знаю, кот бы это мог быть. Но кровь, которой сделана надпись, не принадлежала ни детям, ни Смирнову, как и твоем случае. Возможно, это кровь настоящего убийцы. Но так как Смирнов взял всё на себя, дело закрыли.

— А что за хрен этот Потапов? Узнали?

Следователь Симонович покачал головой.

— Нет, не узнали. У нас таких сантехников нет.

Костя бросил на стол все документы и подвинул их к Иванычу, а сам взялся изучать дело трёхлетней давности.

Он начал читать описание места преступления, рассматривать фотографии. Иваныч занимался тем же самым. Некоторое время они молча перелистывали страницы, складывали листы в отдельные стопочки. Потом Иваныч отложил один лист.

— Санников… — задумчиво проговорил он. — Коллега, в твоём деле есть Санников, нужна информация по нему.

— А что с ним? — спросил Костя.

Иваныч помолчал, будто собираясь с мыслями и сказал:

— Интуиция. Понимаешь, в моём деле убиты двое детей, Ваня Глебов и Тимур Антипов. Так вот, отец Антипова… Я знаю его хорошо. Мы с ним в одном дворе росли. В общем, когда нам исполнилось лет по пятнадцать, мы разошлись, как это часто бывает с детьми. Он попал в дурную компанию, и был там у них один тип по фамилии Санников, только имени его уже не помню, кликуха Гвоздь, потому что он длинный и худой. Не знаю, но если это его сын, то, может быть, какая-то связь в этом есть. Нужна информация по отцу вашего Санникова… И по матери тоже на всякий случай. Можешь запрос сделать?

— Сейчас устроим.

Костя позвонил Марианне и попросил поскорее узнать всё, что нужно следователю Симоновичу. Она пообещала сделать всё за полчаса.

Они допили чай, сложили фотографии и документы, каждый в свою папку. Через полчаса позвонила Марианна, сообщила, что нашла всё, что требовалось. Всю информацию она скинула на факс. Тот ожил и зажужжал. Иваныч дождался, когда выползли два листа.

— Санникова, Лидия Петровна, 1980 года рождения, — начал читать он, встав посередине комнаты, будто на детском утреннике. — Место рождения город Тверь. Фотография… М-м-м, нет, не знаю её. Так, дальше. — Он взялся за второй лист. — Санников Семён Иванович. 1979 года рождения. Место рождения город Киров. А фотография… Ну точно, это Гвоздь. Повзрослевший Гвоздь. Это, значит, гвозденыша убили…

— Выходит, есть какая-то связь? — спросил Костя.

— Если она есть, то Антон Антипов, отец убитого мальчика, должен что-то знать, — не думая ответил Иваныч.

— Ты можешь его вызвать?

— Зачем вызвать, коллега? Сейчас сами к нему поедем. Он на автобазе работает, рабочий день ещё не закончен, так что поймаем его там.

Иваныч закрыл кабинет, сказал дежурному, что ушёл по делам, и вскоре они уже ехали в его стареньком и когда-то крутом шестисотом «Мерседесе». По дороге он сделал несколько звонков, один из них начальнику следственного отдела, и рассказал ему о том, что закрытое давно следует снова открыть.

Костя на всякий случай тоже позвонил своим и велел Вене Шилкину присмотреть за отцом погибшего Вити Санникова. Мало ли как обернётся дело, может быть, он и есть этот самый маньяк, вместо которого посадили безвестного бомжа.

Автомобиль Иваныча остановился у ворот автобазы. Он хлопнул дверью, подошёл к воротам и попросил охранника позвать Антипова. Спустя пять минут через проходную выше мужчина в замасленной робе.

Иваныч представил друг другу Антипова и Степнова. Хотел посадить всех в машину, чтобы там поговорить, но, осмотрев грязную рабочую куртку, передумал. Усевшись на багажник, он, покачивая огромными усами, стал рассказывать о том, что недавно произошло. Антипов стоял бледный, сжав кулаки и стиснув зубы.

— Значит, кошмар не закончен, — сказал он, когда Иваныч закончил.

— Не закончен, — кивнул Иваныч. — Но это не всё. Один из убитых детишек — сын Гвоздя. Помнишь Гвоздя? Вы ещё надо мной издевались, когда ты с ними дружить стал. Нам тогда было лет по пятнадцать.

— Помню… — упавшим голосом сказал Антипов.

— Ничего рассказать не хочешь? — Иваныч слез с багажника. — Ты что-то должен знать.

— Я… — Антипов замялся. — Знаешь. Я не могу об этом говорить.

— Если я вызову тебя повесткой, то придётся рассказать всё, что ты знаешь и о чём догадываешься.

— Я… я не могу.

Антипов сник.

— Повестку прямо сейчас написать? — Иваныч открыл дверь, взял с заднего сиденья папку и достал бланк. — С нами же и поедешь, подвезём.

— Нет… не надо. Сигареты есть?

— Я не курю уже десять лет. Следователь Степнов, а у вас не будет сигаретки?

— Бросил, — ответил Костя. — Но ради такого дела могу купить.

Он отошёл, и купил в ларьке «Петра» и зажигалку. Вернулся и положил на крышу машины. Антипов протянул руку, схватил пачку и дрожащими пальцами сорвал целлофан, выдернул фольгу, неровно её оторвав. Вытащил сигарету, уронив при этом две. Щёлкнул зажигалкой и жадно затянулся.

— Не тяни, давай говори, если что-то знаешь, — сказал Иваныч.

Антипов сгорбился, и посмотрел на следователя испуганными глазами.

— Я ничего не знаю… Я… послушай, я могу рассказать это только тебе. Но подписывать ничего не буду. Ясно?

— Ясно. Говори.

— Я… когда я стал с той компанией ходить… Ну помнишь, Гвоздь, Дылда, Сапа…

— Помню-помню, — с непонятной для Кости иронией, сказал Иваныч. — Однажды они уговорили тебя вызвать меня из дома и знатно отмудохали.

— Заставили, а не уговорили, — быстро проговорил Антипов.

— Неважно, — бросил Иваныч. — Давай дальше.

Повинуясь ему, будто подпав под гипнотический взгляд, Антипов начал говорить:

— В общем, мы с ними часто шалили. Баловались. Стёкла били, пацанов в подворотнях ловили. Иногда пьяных мужиков лупили и раздевали. Веселились, в общем.

— Знаю я как вы веселились, — заметил Иваныч.

— Ну… — Антипов замялся. — В общем, однажды… Нет, я не буду этого рассказывать…

— Сказал «А», говори и «Б», — повысив голос, сказал Иваныч. — А там и дальше по алфавиту.

— Да… сейчас расскажу… — Антипов бессильно посмотрел на Степнова. — Можно ещё сигарету?

Он выбросил окурок, взял ещё одну сигарету, уронив под ноги две, раскурил её.

— Не тяни кота за яйца.

— Да… сейчас расскажу, — Вытянув чуть ли не полсигареты одним «пыхом», Антипов опустил глаза. — В общем, моего сына… и сына Гвоздя убил тот сантехник.

— Сантехник? — спросил Степнов. — Какой ещё сантехник?

— Да он и не сантехник… — Антипов затянулся ещё раз, не поднимая головы. — Бомж… В подвале.

— Это которого мы посадили? — Иваныч спрыгнул с багажника. — О чёрт, может быть, он сбежал? Нужно запрос дать.

— Н-н-н-нет, другой бомж… — поспешил сказать Антипов.

— Ничего не понимаю. Ты можешь внятно рассказать?

Антипов поднял глаза на следователя Симоновича, зрачки его метались из стороны в сторону, как бешеные.

— Могу, — сказал он. — В общем… повторяю, всё, что я сейчас расскажу… я под этими словами подписываться не буду. Да и не поверит никто. — Он еще раз затянулся, докурив сигарету до фильтра, и щелчком отбросил ее. — Короче, мы втроём, Я, Гвоздь и Сапа вляпались в историю. Начиналось всё с того, что мы, курнув травки, шатались по вечерам по району и трясли пацанов. У кого отнимали деньги, у кого шмутки. Кого просто били. По приколу, пинаешь его, а тебе смешно, ты ржёшь, как лошадь. Развлекались, как могли. А однажды мы зашкерились в подвал и увидели там бомжа. Рядом с ним лежала колода карт, он будто с кем-то недавно играл. Ну, или пасьянс раскладывал. А может, просто спёр где-то колоду. Она была практически новая. Не знаю, почему мне это запомнилось, сверху лежал джокер. Точно такой же, как в том подвале, где убили моего сына. А может, и тот же самый. Там горела лампочка, и было, если и не светло, то и не темно. Бомж спал на каком-то рваном обоссанном матрасе. Тут Гвоздь и говорит: «А давайте приколемся, будто это сантехник Потапов». «Какой ещё к хренам Потапов? — спросил его Сапа. — Это обычный бомж, и воняет от него, как от помойки». «Ты что, стишок не знаешь? — сказал Гвоздь и продекламировал: „Дети в подвале играли в гестапо. Зверски замучен сантехник Потапов“». Сапа заржал, я тоже. Стих смешным очень показался. «Давайте в гестапо поиграем? — предложил Гвоздь. — Чур я буду начальником. А вы будто притащили к нам в подвал партизана». Ну и мы стали его пытать и допрашивать. Бомж орал, но тайны не выдал — он даже и не понял, чего мы от него хотим. Я пинал его по яйцам — ботинки у меня такие, с металлическими набойками на носках. Гвоздь взял обрезок трубы и стал колотить по его худому телу, а он извивался на матрасе и умолял оставить его. Сапа не отставал от нас, он подобрал с пола доску с гвоздями и долбил ею бомжа по голове. Нам было весело, травка в нас смеялась. А потом бомж замолчал. Он умер. Я был в этом уверен, я знал это. Я испугался. Мы практически сразу пришли в себя и выбежали из подвала. И разошлись по домам. Больше ни с Гвоздём, ни с Сапой я не гулял и с травой завязал.

— Антоха, ты мне сейчас все висяки раскроешь за последние тридцать лет, — мрачно сказал Иваныч, его лихие усы грустно повисли.

— Я ничего подписывать не буду! — закричал Антипов.

— Ладно, успокойся. И что, ты думаешь, что этот ваш бомж не умер? Это он убил твоего сына? И гвозденыша?

— Почему не умер? — нервно спросил Антипов и тут же ответил: — Умер. Я сам видел. Я сам убил его. Это… я не знаю… его дух… душа… мстит нам.

— Ладно, это дело десятое, что ты думаешь.

— А где живёт ваш этот… Сапа? — спросил Костя, напомнив, что он стоит рядом. — И есть ли у него дети?

— Сапа давно помер, — сказал Иваныч. — Лет десять как убили его. И мстить, выходит, больше некому. Ведь маньяк этот убивает только детей.

— У Сапы есть ребёнок, — заметил Антипов. — Он, правда, так и не женился, но сын у него есть. И ему сейчас должно быть лет одиннадцать-двенадцать, как… как и моему… было…

— И где пацан сейчас живёт? — спросил Иваныч.

— А я знаю?

— Ну хотя бы маму его знаешь?

Антипов кивнул:

— Машку Захарову помнишь?

— Из параллельного класса?

— Она самая.

Иваныч что-то прикинул в голове.

— Это уже что-то. По базе пробить можно. Она никуда не уехала? Адрес её не помнишь?

— Адрес? — Антипов задумался. — Она жила в той новой девятиэтажке, в котловане которой мы классе в третьем шарились, пока её строили.

— Дом номер девять, — прикинув, сказал Иваныч. — Сейчас пробьём.

Он сел на водительское место, включил рацию, с кем-то связался и попросил уточнить по поводу Марии Захаровой. Минут через десять рация зашуршала и сообщила, что Захарова так и живёт в этом доме в квартире номер шестнадцать, со своим двенадцатилетним сыном Стасом.

Уже вечерело, с автобазы стали уходить люди. Антипов ушёл на рабочее место, переоделся и вернулся. Иваныч решил не медля поехать к Захаровой. Ведь если преступник (или дух убитого бомжа, как подумал Антипов) стал убивать тех, кто его когда-то убил (или не добил), то нужно проверить всех причастных.

По дороге Иваныч заявил, что, скорее всего, Антипов сотоварищи не убил бомжа, у страха глаза велики, им просто показалось, что он умер. Вполне возможно, что он выжил и через много лет спустя стал мстить.

— Бред какой-то, — заметил Костя. — Ты когда-нибудь видел, чтобы бомжи мстили спустя столько лет? Вся их месть — могут нассать в подъезде, ну или насрать, если очень обиженные.

— Ну извини, коллега, другой версии у меня пока нет, — развел руками Иваныч, выпустив руль. — Как появится, сообщу.

До нужного дома они доехали минут за тридцать. Подъезд оказался незапертым, домофон с корнем вырван ещё при царе Горохе. Машину оставили во дворе и вместе поднялись на третий этаж. На звонок открыла высокая, даже выше Кости, женщина немного за тридцать лет.

— Кого я вижу! — сказала она недобро, увидев Антипова. — Чего припёрся?

— Здравствуй, Маша. Дело у нас к тебе.

— Дела у прокурора… — съязвила она и посмотрел на Иваныча. — А тебе чего надо?

— Не узнала?

— Как же не узнала? Узнала. В школе стукачком был им и остался, ментовская душонка.

— Ты, Маш, за язычком-то следи, — мягко сказал Иваныч. — Я хоть и одноклассник, а задницу надеру. Пацан твой дома? Ну, Сапы сынок. Как бишь его… Стасик.

— А тебе-то какое дело до него? — и вдруг с испугом, притихшим голосом, добавила: — Или он натворил чего?

— Да нет, вроде, ничего на него не поступало. Дело к нему есть.

— Нету его дома… А… погоди, а чего ты спрашиваешь-то? — голос Захаровой дрогнул. — Может, случилось чего, ты правду скажи!

— Да пока нет. Но может и случиться, — Иваныч посмотрел на нее снизу вверх, но так, что она сразу стала маленькой и послушной.

— Да на улице он с пацанами бегал, — скороговоркой выпалила Захарова. — Ты мне дуру-то не гони, скажи, зачем он тебе?

— Маш, в общем, так, нам нужно удостовериться, что с ним всё в порядке. Подробности после.

Они вышли на улицу, Захарова выбежала следом, растрёпанная и нескладная.

— Ребята, вы Стасика не видели? — спросила она, у двух ребят лет по пятнадцать, сидевших на скамейке.

— Видели. Он с пацанами пошёл за дом.

— Опять в подвал полезли! — воскликнула она. — Ведь говорила же, не шастать там. И ЖЭУ сколько просила, чтобы эту дверь закрыли!

Иваныч и Костя переглянулись. Подвал! Пацаны ушли в подвал!

— Где вход? — спросил Иваныч.

— Да вот тут, с торца.

Захарова побежала вперёд, мужчины едва поспевали за ней, хоть она и была в простых домашних тапочках.

С торца дома — глубокий приямок и в нём лестница. Захарова остановилась, а Иваныч бодро сбежал по ступенькам, чуть постоял у открытой двери, привыкая к темноте, и вошёл в подвал. Костя и Маша последовали за ним, а Антипов сначала будто решил не идти, но после передумал.

В подвале царил полусумрак, но свет с улицы всё же пробивался через небольшие оконца — солнце, хоть уже и уходило на закат, все ещё светило ярко.

— Стасик, сынок! — закричала Захарова. — Ты здесь?

С той стороны подвала доносились какие-то звуки. Кто-то что-то неразборчиво говорил. Иваныч ускорил шаг и едва не упал, споткнувшись о раскиданные по полу кирпичи. Костя вовремя подоспел, подхватив коллегу под локоть.

Пройдя ещё метров десять, за колоннами они увидели троих мальчишек. Один из них был абсолютно голый и лежал на полу в тёмной луже. Второй сидел в углу, а третий стоял лицом к стене и что-то старательно выводил на ней пальцем. В стороне лежала аккуратно сложенная стопка одежды.

— Сынок, что ты здесь делаешь? — закричала Захарова, бросившись к сыну.

Но едва она подбежала к мальчику, он обернулся и одним движение руки откинул её так, что она, пролетев до противоположной стены, ударилась спиной и сползла на пол. «Откуда у ребёнка взялось столько силы?» — мелькнуло в голове Кости.

Свет, пробивающийся сквозь оконца, позволил увидеть, что писал Стас. Первая строчка того самого идиотского стиха. «Дети в подвале играли в картишки».

Иваныч подбежал к лежащему на полу голому подростку. Тот оказался жив, но на груди чернела длинная рана. Второй мальчик всё так же сидел на корточках в углу и, закрыв лицо ладонями, тихо скулил. Костя подошёл к нему, бегло осмотрел — цел. Тогда он вернулся к Стасу — тот начал вторую строку стиха. Кровь на пальце кончилась, и он обернулся и наклонился, чтобы макнуть его в лужу, разлитую на полу. Костя подбежал к нему, хотел схватить за плечо, но мальчик вдруг толкнул его, и Степнов, кувыркнувшись через стол, раскидав лежавшие на нём карты, упал, больно ударившись затылком и спиной. Он потерял сознание, но почти сразу пришёл в себя. Открыл глаза, Костя увидел карту, лежавшую рядом на полу. Джокер. Из той самой колоды.

Иваныч тем временем сняв с себя куртку, кое-как замотал раненого подростка. Тот дрожал, его трясло, как в лихорадке, но он пришёл в себя.

Костя поднялся на ноги. Краем глаза заметил, что Захарова тоже ожила и на карачках добралась до стола. Опираясь о него, она встала. Её шатало, лицо залито кровью.

Стас заканчивал писать стишок. Он вообще не реагировал ни на кого. Костя сделал шаг к нему, но вдруг увидел нож. Лезвие влажно поблёскивало и с него капала кровь. Нож висел в воздухе, будто его держал невидимый человек. Костя не успел отпрыгнуть, нож метнулся к нему и вонзился в бок, тело ожгло болью. Иваныч, увидев это, выхватил из кобуры под мышкой пистолет и несколько раз пальнул в пустоту, туда, где мог бы стоять человек с ножом.

Антипов, дико завизжав, побежал к выходу, споткнулся и упал. Вслед ему взметнулись несколько карт, будто томагавки, и ударили его в спину. Стол подпрыгнул и перевернулся, оттолкнув Захарову и опрокинув её на пол.

Нож всё так же висел в воздухе, невидимка будто размахивал им в разные стороны. Спустя несколько мгновений он полетел к мальчику, сидевшему в углу. Иваныч выпустил в невидимку всю обойму. Он выбросил пистолет, схватил валявшуюся под ногами доску и ударил по ножу. Лезвие, блеснув в воздухе, упало на пол, но почти сразу «невидимка» «поднял» его и, сделав резкий выпад, всадил нож под рёбра Иванычу. Тот охнул и сел на пол, выронив доску. Ловя ртом воздух, как попавшая на берег рыба, он отползал к стене, а нож висел в воздухе в сантиметре от его лица.

Костя попытался помочь Иванычу, но не удержался и свалился рядом. Боль в боку разлилась атомным взрывом.

Из всех на ногах стоял только сын Захаровой. Он закончил писать стих на стене, повернулся к своему товарищу, скулящему в углу и пристально глядя на него, улыбнулся. Нож, едва не располосовавший лицо Иваныча, как б нехотя отлетел в сторону и, тускло сверкая, стал медленно приближаться к забившемуся в истерике подростку.

Костя нащупал пальцами карту. Поднёс её глазам и увидел, что это всё тот же джокер. В отчаянии, и уже не соображая, что делает, он дёрнул её обеими руками, разорвав на две половинки. Сложив их, потянул ещё раз, затем ещё и ещё. Когда он пришёл в себя, то увидел, что изорвал эту карту в мелкие клочки.

Невдалеке что-то звякнуло о пол.

— Всё, — услышал Костя хриплый голос Иваныча.

— Что всё?

— Всё закончилось, кажется.

В подвале было тихо, только едва слышно скулил подросток в углу. Стас лежал, навалившись грудью на опрокинутый стол. Он едва заметно дышал, будто уснул.

— Что случилось-то? — спросил Костя.

— Когда ты эту долбаную карту порвал, пацан стал задыхаться, захрипел и упал. И нож упал. Ты убил этого проклятого бомжа.

— Бомжа?

— Ну Тоша ведь думал, что это дух бомжа им мстил. Знаешь, я готов в это поверить.

Помогая друг другу, они поднялись на ноги.

— Вот ведь пацанов тянет в подвалы, — сказал Иваныч. — И нас тянуло. А что тянет — не поймёшь. Ну что, все целы, и это радует. Пошли отсюда.

Они подняли Захарову. Она пришла в себя на удивление быстро, схватила сына и потащила к выходу. Стас не сопротивлялся, он словно только что проснулся, и, похоже, ничего не помнил.

Иваныч и Костя подошли к пацану. Костя пинком отбросил валявшийся на полу нож и тот ударился о стену.

— Э нет, уликами не разбрасываются.

Иваныч, достал из кармана платок и, обернув им нож, сунул за пояс. Подросток перестал выть и позволил себя вывести наружу. По дороге Костя попытался поднять Антипова, но тот уже не подавал признаков жизни, он был мёртв.

— От страха окочурился, бедолага, — заметил Иваныч, когда они вышли на свежий воздух.

В госпитале они лежали в одной палате. Что произошло в этом подвале, никто из них так и не понял. В сверхъестественное не верил ни тот, ни другой, а объяснить происшедшее без мистики не получалось.

Отлежав неделю в местном госпитале, Костя вернулся домой. Шёл дождь, настроение было таким же поганым, но уже совершенно не хотелось поднимать его при помощи интересных дел. В задницу интересные дела, уж лучше сидеть и скучать за столом в своём кабинете на трезвую голову. А водка… что водка? Её можно выпить и дома. Впрочем, дома тоже не получится, вернулась жена, а при ней много не попьёшь. Хотя она и без водки скучать не даст.

А ещё Костя возненавидел стихи. Особенно детские стишки вроде этого: