Эйден в раздевалке.
В раздевалке для девочек.
На секунду я слишком ошеломлена, чтобы что-то сделать, кроме как пялиться.
Он прислоняется к шкафчику. Его руки и лодыжки скрещены, и темная искра танцует в его затуманенном взгляде.
Он наблюдает за мной с пугающим вниманием, будто он хищный хищник, пускающий слюни после своей добычи.
Его внимание скользит вниз по моему телу, и я следую за его взглядом. Вода все еще капает с моих распущенных волос, образуя ручейки на коже. Полотенце едва прикрывает верхнюю часть моей груди и заканчивается посередине бедер.
Я скрещиваю руки на груди.
Стоять перед Эйденом в одном полотенце это худшая ситуация, в которой я могу оказаться.
Вздернув подбородок, я указываю на дверь.
— Убирайся, или я позову тренера.
Он продолжает мерить меня взглядом с головы до ног, не утруждая скрыть свое болезненное желание на лице.
— Ты сказала встретиться с тобой после школы.
— Я имела в виду снаружи, а не в раздевалке.
Он поднимает плечо, его взгляд, наконец, скользит по мне.
— Ты не указала место. Это место так же хорошо, как и любое другое.
— Убирайся. Я встречу тебя снаружи.
— Почему не здесь?
— Ты издеваешься надо мной?
— Нет.
— Черт возьми, Эйден. Я не могу просто говорить, когда на мне только полотенце.
Его губы изгибаются в садистской улыбке.
— В чем дело, милая? Стесняешься?
— Тебя? Ни за что.
— Хм. — он наклоняет голову набок. — Значит, боишься искушения?
— Скорее, я не хочу, чтобы ты обращал на меня внимание.
— Вот в чем проблема, Холодное Сердце.
Он отталкивается от шкафчика и направляется ко мне холодными, хищными шагами.
Не отступай.
Не смей отступать.
Не могу поверить, что должна напоминать себе быть сильной и не позволять Эйдену причинить мне боль.
Потом я вспоминаю, что пнула его по яйцам, и он может быть здесь ради мести.
Дрожь пробегает по позвоночнику, и ноги отступают назад.
С каждым шагом назад он продвигается вперед, как ураган.
Угрожающий.
Неудержимый.
Опасный.
Приводящий к обострению.
Мое дыхание становится учащенным и поверхностным. Капли воды, все еще покрывающие кожу, стекают между ложбинками грудей, создавая острое, как бритва, трение. Моя хватка за полотенце превращается в мертвую хватку.
Спина ударяется о стену, и я вздрагиваю, едва удерживаясь от вскрика.
Будь проклят он и будь проклята я за то, что позволила ему повлиять на меня.
В попытке обойти его, он кладет руку на стену рядом с моей головой, заключая меня в клетку.
Он вторгается в мое личное пространство до тех пор, пока все, что я могу чувствовать, это его чистый аромат.
Он переоделся в школьную форму, но не позаботился о пиджаке. На нем только белая рубашка, которая обхватывает его узкую талию и небрежно заправлена за пояс брюк.
Затем я понимаю, что смотрю на его брюки, и возвращаю свое внимание к его лицу.
Огромная ошибка.
Так близко, мы почти дышим одним воздухом. Я вижу маленькую родинку в уголке его правого глаза и пустоту в этих глазах.
Его свободная рука тянется к моим волосам, и он крутит белокурую прядь между пальцами.
— Ты не просила моего внимания, но ты все равно его получишь, Холодное Сердце. Все, о чем я мог думать со вчерашнего дня, это, как снова прикоснуться к тебе. Мне все еще интересно, как бы ты ощущалась, если бы мои руки вцепились в твои волосы, а мой член глубоко погрузился тебе в горло. — мой губы дрожат, раскрываясь. — Или как бы ты ощущалась подо мной, когда я буду трахать тебя, пока ты не разобьёшься на куски, — продолжает он тем же небрежным тоном. — Или какой ты будешь на вкус, когда я трахну тебя языком, или как...
— Прекрати...
Я хотела предупредить, но прозвучало это, как беспомощное хныканье.
Ошеломляющее, странное ощущение охватывает мое тело из-за его грубых слов.
Хотела бы я, чтобы это было смущение или гнев, но это далеко не так. Низ моего живота сжимается, и тепло разливается по всей коже. Мои соски сморщиваются и напрягаются под полотенцем, пока это не становится слегка болезненным.
Эйден смотрит на меня, наклонив голову, как будто что-то ищет.
Он всегда берет все, что ему нравится, не спрашивая разрешения. Черт, ему нравится не просить разрешения. Странно, что он заходит так далеко, оценивая мою реакцию.
— Ты промокла, Холодное Сердце?
Требуется все мое мужество, чтобы выпятить подбородок.
— Нет.
— Нет, а? — он отпускает мои волосы и проводит большим пальцем по нижней губе. — Хочешь сказать, что, если я засуну руку под полотенце, ты не намочишь мои пальцы?
Я сжимаю губы, чтобы не услышать голос, который пробивается сквозь меня.
— Может, мне стоит проверить, а? Просто чтобы убедиться.
Держа руку на полотенце, я кладу другую ему на грудь. Слово «стоп» вертится у меня на языке, но, зная, что он, вероятно, воспримет это как вызов и продолжит, я проглатываю.
Вместо этого я произношу:
— Единственный способ сделать это — довести меня до потери сознания.
— Это и некрофилия, и обман. Ни то, ни другое меня не интересует. Когда я доведу тебя до оргазма, я хочу, чтобы твое лицо покраснело, а твои крики прорезали воздух.
— Ты действительно болен.
— А ты действительно начинаешь звучать однообразно.
Его взгляд падает на мои обнаженные плечи и намек на мой шрам, окруженный засосами, которые он оставил.
— Эйден... не смей... — я предупреждаю.
Мои ногти впиваются в ладонь, будто моя хватка за полотенце это спасательный круг.
— Я вежливо попросил тебя сегодня утром. — его темные глаза встречаются с моими. — Но, возможно, тебе не нравится по-хорошему, милая. Возможно, в глубине души тебе нравится противоположное хорошему.
— Мне нравится, когда меня оставляют в покое.
— В это ты веришь?
Его большой палец скользит по моей щеке и резко проводит по нижней губе, будто он пытается что-то стереть.
Я даже не могу отбиться от него, потому что это будет означать, что я оставлю свое полотенце и свое тело на его милость — или на его отсутствие.
— Знаешь, что я думаю? Я думаю, что часть тебя любит противоположное хорошему, но из-за того, что ты такая хорошая, ты стремишься уничтожить эту часть. Ты боишься того, что это может значить для тебя. Как тебе может нравиться что-то настолько обездоленное, когда ты такой совершенный человек? Ты боишься самой себя, милая.
— Ты бредишь.
— Я?
Он отпускает мое лицо, и его пальцы опускаются к моей ключице. Каждое прикосновение его кожи к моей подобно обжигающему огню.
И, как и любой пожар, пепел единственное, что он оставит после себя.
— Оставь меня, черт возьми, в покое, — шиплю я.
— Я же тебе говорил. Я не могу.
Он стягивает полотенце, обнажая шрам и мою бледную грудь.
Это чудо, что я держу полотенце на поясе. Или, может, я держу его только потому, что он это позволяет.
Он обхватывает большим и указательным пальцами мой сосок и сильно сжимает.
Пронзительное ощущение пронзает меня до глубины души, и я закрываю глаза от стыда.
— Твои соски такие твердые. — он сжимает еще сильнее, пока стон не срывается с моих губ. — Видишь? Они напряженные и чувствительные, так что, может, им тоже нравится противоположное хорошему.
Я поджимаю губы, боясь, что раздастся какой-нибудь чужеродный звук.
— Черт.
Его металлические глаза наполняются удивлением. Он продолжает щипать и покручивать сосок, но его внимание на другом. Все его внимание приковано к сердитым красным отметинам, которые он оставил вокруг шрама.
Подавляя ощущения, проходящие через тело, я недоверчиво гляжу.
— Тебе нравится причинять людям боль?
Его взгляд неохотно покидает мою грудь, встречаясь со мной глазами. Блеск безразличия покрывает его черты, запечатывая тот интерес, который вспыхнул ранее.
— Тебе больно?
— Нет, но мне некомфортно. Избавь меня от своего внимания.
— Зачем?
Он сильно щиплет меня за сосок.
Мои губы дрожат, в попытке собраться с мыслями.
— Ты токсичен. И, ох, ты разрушил мою жизнь на два года.
Он наклоняется, губы скользят по раковине моего уха, посылая озноб в низ живота, когда он шепчет:
— Недостаточно.
— Что я тебе сделала?
Мой голос дрожит при этих словах.
— Ты существуешь.
От его слов у меня на глазах выступают слезы.
Где-то в глубине души я согласна с Ким. Эйден больше никого в школе не запугивает — даже ее. Он не лезет из кожи вон, чтобы заманить других в ловушку, как это делает со мной.
— Почему я? — прикрикиваю я. — Какого черта ты решил разрушить мою жизнь? Бросил монету? Проснулся в один день и решил, что это буду я?
Его рука обвивается вокруг моей шеи, и он сжимает ее. Схватка достаточно плотная, заставляя меня просить воздуха и показывая, что он контролирует ситуацию.
Что он может в любую секунду выжать из меня жизнь.
— Думаешь, я уничтожал тебя? —спрашивает он мрачным голосом. — Ты ничего не видела, Холодное Сердце.
Я пытаюсь толкнуть его в грудь, но он тянется свободной рукой к моему соску и щиплет его, сильнее сжимая мою шею.
Я не могу дышать.
Я, черт возьми, не могу дышать.
Мои легкие задыхаются от несуществующего воздуха, когда я бьюсь и царапаю его руку и предплечья.
Мои глаза выпучиваются, я ощущаю покалывание в каждом нервном окончании. Меня охватывает головокружение, и все становится туманным.
— Чем больше ты сопротивляешься, тем сильнее я сжимаю. — он проводит языком по моей приоткрытой нижней губе и шепчет мне в губы: — Ты умная, разве нет, милая?
Мои руки дрожат, когда я опускаю их по обе стороны от себя.
Он слегка разжимает руку, впуская немного воздуха. Я жадно глотаю его, легкие и глаза горят от кислорода.
— Хорошая девочка, — он проводит большим пальцем по моему соску, когда я дрожу от крошечных порывов дыхания. — Ты могла бы держаться подальше, Холодное Сердце. — его голос темный и леденящий, как безлунная ночь. — Но тебе пришлось начать войну.
— Что...?
— Эльза?
Тренер Нессрин кричит от двери. Ее шаги приближаются с каждой секундой.
Мое лицо горит, и паника охватывает меня изнутри. Если она застанет меня с Эйденом, я смогу попрощаться со своим чистым, идеальным рекордом. Я подвергну опасности Кембридж и все, ради чего я работала.
Эйден отпускает меня и подходит к окну. Он бросает на меня последний неразборчивый взгляд, прежде чем спрыгнуть и исчезнуть.
Я прерывисто вздыхаю, натягивая полотенце на свое тело. Ноги дрожат и едва держат меня в вертикальном положении.
В поле зрения появляется тренер Нессрин.
— Все в порядке?
— Да, — шепчу я.
Не совсем.
Совсем нет.