Девочка, хочешь слетать на Марс?

Сергей Агафонов родился в городе Красноармейске (Московская область). В 1993 г. окончил исторический факультет педагогического института. Пишет со студенческих лет. Сочинения публиковал в «Самиздате», на сайте «Библиотеки Машкова». Преподаёт историю в одной из частных школ Москвы. В литературном журнале публикуется впервые.

Мстислав Сергеевич положил в тарелку приборы и отодвинул её. Затем он погляделся в сияющий бок электрического самовара и вытер салфеткой усы.

— Ну-с, — сказал он, довольно улыбаясь. — Вот и поужинали, и ещё один день прошёл, и ты, старик, жив, по-прежнему профессор, несмотря ни на что и ни на кого. Теперь попьём чайку и почитаем «Вечёрку»… Маша, подай, пожалуйста «Вечёрку»!

В комнату, тяжело дыша и переваливаясь на кривых лапах, вошла пожилая бульдожка английской породы. В зубах собака несла газету. Мстислав Сергеевич забрал у неё «Вечёрку» и потрепал Машу за ухом.

— Спасибо, милая, — поблагодарил старик собаку. Маша задрала морду, пристально посмотрела в глаза хозяину и вздохнула.

— Иди, дорогая, иди на место.

Бульдожка важно удалилась в прихожую, где с глухим стуком улеглась. Раздалось громкое сопение.

Мстислав Сергеевич стал пить чай из стакана в серебряном подстаканнике и просматривать газету.

Несколько минут прошли в тишине, только шелестели газетные листы да позвякивала ложка в стакане. Содержимое газеты, видно, не очень интересовало старика. Просто ещё одна привычка.

Вдруг шелестение стихло. Чай забыт. Профессор углубился в чтение. Это было не сообщение о защите диссертации. Это было не объявление об обмене московской квартиры на подмосковную с доплатой. Это было не извещение о научно-популярной лекции в Политехническом музее. Это была «Криминальная хроника».

Мстислав Сергеевич так увлёкся, что не заметил, как стал читать вслух. На его голос вышла бульдожка. Она внимательно вслушивалась в голос своего хозяина.

— Продолжается истребление профессоров московских высших учебных заведений, — читал старик. — Вчера в подъезде своего дома в районе станции метро «Юго-Западная» был забит насмерть, предположительно бейсбольными битами, профессор Аэрокосмического университета D… При нём был портфель с документами и большой суммой денег в иностранной валюте. Документы исчезли. Деньги остались нетронутыми. По утверждению жены профессора, документы представляли собой конспекты лекций, и ничего более. Следствие располагает другими данными. Уже стало известно, что D… был учредителем, по крайней мере, одной некоммерческой автономной организации. Не секрет, что за подобными вывесками скрываются часто серьёзные бизнес-проекты, так что на этот раз преступление вряд ли можно списать на проделки наркоманов или студентов-«хвостистов». У погибшего учёного, вероятно, возникли разногласия с партнёрами или конкурентами, которые разрешились таким варварским способом. Что делать, оплата труда наших интеллектуалов оставляет желать лучшего, поэтому они вынуждены заниматься не своим делом, и роковых последствий в таком случае не всегда удаётся избежать…

— Оххх, — сказала собака. Старик вздрогнул и выронил газету. Она с шумом посыпалась на пол. Мстислав Сергеевич вскочил и забегал по комнате. Ему было очень удобно по ней бегать. В центре комнаты стоял круглый стол. Остальная мебель жалась к стенам.

— Это не случайность, Маша, совсем не случайность! — почти кричал старик. — Я знал D… Это был замечательный человек. Мой ровесник. Настоящий учёный. Это ведь он выдумал делать космические аппараты надувными. Представляешь, метеорит отскакивает как миленький, и программа не летит… Мы когда-то вместе начинали работать у Сергея Павловича. Сразу после института в ОКБ-1. 1959 год — время надежд и свершений! Веришь ли, уже тогда готовили полёт на Марс. И как всё скучно и грязно кончается. Кошмар! Настоящий кошмар…

— Оххх, — снова сказала собака и вернулась на свою лежанку в прихожей. Возобновилось сопение.

— Что? — Мстислав Сергеевич остановился. — Что ты сказала, Маша? Ты права. Ты совершенно права! Сколько можно тянуть. Сколько можно тянуть! Дожидаться, когда тебя вот так же в подъезде… Бессмысленно, бессмысленно!

Старик зашарил по шкафам, собирая какие-то бумаги в видавший виды кожаный портфель. Туда же поместились пара сменного белья, Библия и туалетные принадлежности.

Мстислав Сергеевич не стал убирать со стола. Он погасил свет и вышел в прихожую. Прежде чем одеться и переобуться, старик взглянул на себя в зеркало.

— Пусть знают, — сказал профессор зеркалу.

Он надел ботинки с помощью совка на длинной ручке, натянул плащ, ребром ладони придал нужную форму шляпе и водрузил её на голову. Немного покопавшись в пепельнице, которая стояла на трюмо, Мстислав Сергеевич извлёк из кучки ключей и пуговиц значок об окончании высшего учебного заведения. Профессор прикрутил его к плащу и снова посмотрелся в зеркало.

— Вот так! — сказал Мстислав Сергеевич. — Пока, Маша! — Он попытался нагнуться к собаке, чтобы поцеловать её на прощание, но старые кости не позволили. — Даст Бог, авось свидимся. На том свете теперь уж, вероятно… Интересно, у них один тот свет или разные?

Старик вышел на лестничную клетку. Пока он запирал дверь, бульдожка лежала, прикрыв веками глаза. Профессор позвонил в квартиру напротив.

— Кто там? — раздался старушечий голос.

— Клавдия Петровна, это я — Мстислав Сергеевич. Простите великодушно за беспокойство в столь поздний час.

Маша подняла голову.

— Ничего, ничего, Мстислав Сергеевич, не так уж и поздно. Мой сериал как раз на рекламу прервался. Что вам угодно?

Раздались звуки открываемой двери и звон дверной цепочки.

— Я, Клавдия Петровна, уезжаю в командировку. Сделайте одолжение, посмотрите за квартирой и за Машей. Буду обязан.

Маша уселась на попу.

— Конечно, конечно, Мстислав Сергеевич. Не в первый раз. Ой, реклама кончилась.

— Вот деньги и ключи.

— Давайте, давайте скорее…

— И помните, милая, никаких «Чаппи», только «Черчилль»!

— Ах, я помню. До свидания, Мстислав Сергеевич.

— Всего доброго, Клавдия Петровна, прощайте.

Послышался звук удаляющихся вниз по лестнице шагов. Бульдожка встала на четыре лапы и проковыляла в комнату. Там она забралась на хозяйскую постель, прежде чем закрыть глаза, тяжело вздохнула:

— Аххх…

Ольга завязывала шнурки на ботинках, когда из кухни в прихожую выглянула мама.

— Куда опять, на ночь глядя? — спросила она, укоризненно глядя на дочь.

— Нужно кое-что срочно скачать из интернета. А деньги на счету почти все уже вышли. Вот хочу сбегать в супермаркет на углу за карточкой… — Ольга объяснялась, а разноцветный «ирокез» на её хорошенькой головке нервно подрагивал.

Мама перешла из кухни в прихожую. На её фартуке жизнерадостные эскимосы призывали спасти китов.

— А ты уроки сделала? Собираешься в интернете сидеть… — поинтересовалась она у девочки.

— Так я для уроков буду в интернете сидеть.

— Ну-ну… А я потом замучаюсь всякую мерзость удалять из памяти.

— Я больше не буду.

— Сколько раз ты мне обещала! Если ты меня ни во что не ставишь, то хотя бы в память об отце…

— Мама!

Мать замолчала. Дочь прекратила одеваться. Они обе смотрели на фотографический портрет мужчины в лётном шлеме, в очках-консервах, на фоне бездонного неба и колосящихся злаков. Мужчина широко улыбался. Из-под шлема выбивались золотые кудели волос.

Мать высморкалась. Ольга украдкой смахнула слезу.

Девочке пришлось заканчивать одевание, в который раз выслушивая инструкцию по выживанию на кошмарных улицах большого города.

— Ни в коем случае не откликайся на предложения вроде: «Девочка, хочешь поучаствовать в съёмках рекламы услуг мобильной связи?» Кто бы ни предлагал: элегантная дама, весёлый юноша с дрэдами, милая старушка, солидный господин, стильная девушка, которая могла бы быть твоей старшей сестрой — любой из них обязательно отведёт тебя к какому-нибудь грязному похотливому старикашке…

— Пока, мам… — дверь за Ольгой уже закрылась. Над дверью зажёгся красный глазок электронного охранного устройства. Мать вытирала руки об эскимосов с их призывами спасти китов и продолжала бормотать:

— Старикашка напичкает мою малышку сильнодействующими наркотиками и будет насиловать, насиловать, насиловать…

Выйдя из квартиры, Ольга вызвала лифт. Дожидаясь его, она обновила зелёной краской из спрея поблёкшую было надпись на стене подъезда: «АЛЛАХ АКБАР».

Пришёл лифт. Его дверцы разъехались. В лифте стоял здоровый негр. Только он попытался задрать свою цветастую длинную рубаху, как Ольга врезала ему между ног. Негр пискнул и сложился пополам. Ольга нажала кнопку верхнего этажа. Негр уехал.

Девчонка спустилась во двор бегом, перепрыгивая через три-четыре ступеньки. Один раз она перепрыгнула через наркомана. Он лежал на площадке. Одна нога его была согнута в колене. Штанина засучена. В ноге торчал шприц. Ольга в прыжке слегка задела его. Шприц колыхнулся. Наркоман поднял голову, отвёл от лица сосульки волос и прошипел:

— Нельзя ли потишшшше…

На первом этаже под лестницей девочка отцепила от трубы парового отопления свой байк. Цепь вместе с замком она повесила себе на шею.

Оседлав байк, Ольга выехала из подъезда во двор. В мусорных ящиках рылись цыганские дети. Грохот подъездной двери заставил их отвлечься от своего занятия. Цыганята с криками бросились к Ольге. Девчонка как следует их обматерила, но горсть мелочи всё же им швырнула. Началась драка. А байсиклистка уже выезжала на проспект.

Подрезав пару автомобилей, Ольга остановилась на тротуаре, чтобы надеть наушники CD-плеера. Тут к ней из подворотни шагнул высокий стройный старик славянского происхождения.

Старик паче чаянья был трезв и чисто выбрит. У него был ясный взгляд и правильные черты лица. Ботинки старика были тщательно вычищены, брюки хорошо отглажены. Светлый плащ украшал «поплавок». В левой руке старик держал потрёпанный портфель рыжей кожи.

Старик не стал предлагать Ольге ингредиенты, потребные для изготовления «винта» в домашних условиях. Он не стал просить вспомоществования, ссылаясь на свои известные заслуги перед обществом в прошлом. Старик просто снял с головы шляпу и спросил:

— Девочка, хочешь слетать на Марс?

— Да! — нисколько не задумываясь, ответила Ольга.

— Тогда разрешите представиться, Мстислав Сергеевич N-ский, доктор физико-математических наук, профессор, заведующий, действительный, почётный и прочая, прочая, прочая…

— Очень приятно, Ольга XXXL-ская. Ну я учусь в 9-м гуманитарном классе, и всё такое…

Они обменялись рукопожатиями. Ладонь у Мстислава Сергеевича была тёплая и сухая. Ольгина ладошка была холодной и твёрдой.

— Только мне сначала нужно в супермаркет, — сказала Ольга.

— Представьте, мне тоже, и я с удовольствием составлю вам компанию, — Мстислав Сергеевич пристроился на багажнике, поставил на колени портфель, поджал ножки, и они тронулись.

В супермаркете Ольга хотела было купить интернет-карту, но профессор увлёк её в гастрономический отдел. Там он положил в металлическую корзинку пакет самого жирного молока, блок самых дешёвых крепких сигарет и коробку самых сладких пряников.

— Интернет-карта помогла бы нам вскрыть коды NASA, — заметила Ольга, — заменили бы идентификацию экипажа ближайшего «челнока» или «Союза» на МКС на свои данные, и дело в шляпе…

— А с МКС мы куда? В лучшем случае на селеноразведывательном зонде шестеро суток в скафандрах до Луны париться. Нам прямой маршрут на Марс нужен, — парировал старик.

Они пошли лабиринтами стеллажей к кассам.

— На обратной стороне Луны действуют исследовательские базы пришельцев. Надо к ним обратиться. Они помогут, — продолжала девочка.

— Откуда ты знаешь?

— Папа рассказывал.

— А он откуда знает?

— Он лётчик сельскохозяйственной авиации. Был. Множество раз, рассыпая ядохимикаты над полями, он видел из кабины своего маленького самолётика странные круги и линии, образованные полёгшими злаками. Папа долго не мог понять происхождение и смысл этих фигур. Однажды он попал в грозу. Его и самолётик так тряхнуло, что папа сразу всё понял.

— Круги и линии в полях создают НЛО, так пришельцы пытаются установить с нами контакт, — это понял твой папа? — Профессор засмеялся.

— Отнюдь, — Ольга была очень серьёзна. — Фигуры образует мать сыра земля. Таким образом она подаёт нам сигналы, мол, замучили вы меня, заездили, запахали, застроили. Короче, достали. Убирайтесь подобру-поздорову, пока я вас с себя сама не стряхнула.

— А при чём здесь базы пришельцев на Луне?

— Ни при чём. То есть при чём, конечно. Если они ковыряются на безжизненной Луне, значит, собственная планета их уже с себя стряхнула или вот-вот стряхнёт.

— Так они себе тыл для отступления готовят?

— Именно. Смотрите, Земля с виду вроде такая пышная, цветущая. Вода, воздух, все дела. А пришельцы на Луне что-то строят, где пыль одна и радиация. Значит, понимают, что если собственная планета их терпеть не может, то чужая тем более не станет. Менять шило на мыло, то есть одних блох на других, смысла нет.

— Это мы — блохи?

— Типа того. Нам пришельцы помогут, потому что у нас одна с ними беда. Они нас с Луны на Марс в два счёта доставят. Пришельцы очень технологичны.

— Ерунда какая. Вот этот нехитрый продуктовый набор нам на самом деле поможет. Откроет двери одного архиважного кабинета в системе военно-космических сил нашей родины, — Мстислав Сергеевич поставил корзинку на кассу.

— Журнал, «Ара», приобрести не желаете? — сонная кассирша указала коричневым пальцев с чёрным ногтём на глянцевую обложку, почти затерявшуюся среди бабль-гамов, презервативов, сигарет и зажигалок.

Пока кассирша пробивала отобранные Мстиславом Сергеевичем продукты, Ольга потянулась за журналом.

Профессор поставил портфель себе между ног и молниеносным движением вытянул из рукава очки. Стёкла очков были треснутые, пластмассовая дешёвенькая оправа обмотана скотчем. Старик надел очки на нос девочке.

Сквозь захватанные пальцами стёкла она увидела на розовом глянцевом фоне вместо красивой молодой ухоженной женщины с MTV омерзительное рыло клыкастого зобастого не то кабана, не то ящера, истекающее зловонной слизью. Эта гадкая тварь разинула свою чудовищную пасть и глубокомысленно изрекла странным свистящим голосом:

— Куда вас, деточка, несёт! Ни на Луне, ни на Марсе, вообще нигде в Солнечной системе, кроме планеты Земля, жизни нет. Наукой абсолютно точно доказано. Так что оставайся зажигать с нами!

— Брр! — сказала Ольга и упала в обморок.

Профессор подхватил её. Как мог, быстро расплатился, покидал покупки в портфель и, не взяв сдачу, вывел девочку на улицу.

Кассирша равнодушно смотрела им вслед, ковыряясь в носу.

Был прекрасный майский вечер. Снег сошёл совсем недавно. Пожары на торфяниках ещё не успели раскочегариться. Поэтому воздух был свеж и быстро привёл Ольгу в чувства. Она захотела сесть на велосипед.

— Нет, милая, далеко мы на нём не уедем. — Мстислав Сергеевич взял девочку под локоток и повёл на остановку общественного транспорта.

— Можно подумать, мы на автобусе далеко уедем! — взроптала Ольга.

— На автобусе, может, и нет, а на троллейбусе до Главного командования Военно-космических сил России доедем обязательно.

На остановке, источая густой сырный дух, спал бомж.

— Мне дурно. Может «тачку» возьмём?

— Эх-хе-хе… «Тачку», разумеется, взять не проблема. Но она нас до цели вряд ли доставит. А вот это, — Мстислав Сергеевич указал на CD-плеер, — даже на троллейбусе поездку затруднит.

— Почему? Кому и в чём когда-нибудь мешала музыка!

— Мешала. Многажды. Заснуть после нервного трудового дня, когда молодые бездельники заводят по ночам свой долбёж. А когда сделаешь им замечание, начинают обвинять тебя в том, что ты старый тухлый трудоголик, незнакомый с ощущением тотальной свободы.

— Я музыку всегда в наушниках слушаю. Причём классику или «альтернативу», а не попсу голимую или говнорок убогий.

— Какая между ними разница, дорогая! Вот у тебя что сейчас в плеере?

— Бах. «Страсти по Матфею»…

— Великолепно! Смотри…

Мстислав Сергеевич отобрал у Ольги плеер и напялил наушники на голову спящего бомжа.

— Фу! — воскликнула Ольга.

Бомжа затрясло мелкой дрожью. Он описался. Встал и, совершая угловатые движения испорченного робота, куда-то пошёл. Время от времени бомж выкрикивал лозунги:

— Мы не пироги! Пироги не мы!

— Что это значит, профессор? — удивилась девочка.

— Наш троллейбус… — показал ей за спину старик.

К остановке в облаке благовоний подкатил троллейбус. Он был разрисован фантастическими растительными орнаментами всех цветов радуги. Троллейбус украшали гирлянды из цветов и разнокалиберных бубенцов и колокольцев. На водительском месте парил йог.

— Вот это приход! — воскликнула Ольга. — Мы же ничем даже не закинулись…

— Я тебя не понимаю, — отвечал ей Мстислав Сергеевич, подсаживая на приступку. — Троллейбус самый обыкновенный.

Они заняли свободные места в салоне. Троллейбус, разбрасывая снопы искр, покинул остановку.

Старик сел возле окна. Девочка примостилась рядом. Ехали молча. Каждый занимался своим делом. Мстислав Сергеевич что-то высматривал в пробегающем заоконном пейзаже и время от времени делал пометки в записной книжке. Ольга сначала на это внимания не обращала. Без CD-плеера ей было не по себе.

В Ольгиной голове царила непривычная тишина. Девочке казалось, что задняя часть её черепа превратилась в выдвижной ящик и кто-то настырно двигает его туда-сюда. Было очень неприятно. Но тут Ольга вспомнила одну из бесед школьной психологини.

Непосредственной причиной беседы был урок химии, вернее, некрасивая ситуация, которая на уроке возникла. В тот день противная химоза отняла у Ольги и ещё кое у кого мобильники, ноутбуки и плейеры под тем смехотворным предлогом, что они им мешают заниматься её долбаным предметом. Никто, собственно, и не собирался учить химию на том уроке, как и на предыдущих, так и на последующих.

Все ребята и девчонки из Ольгиного класса считали себя гуманитариями. Некоторые из них читали рэп, другие рисовали комиксы, третьи увлекались флэш-анимацией. То есть нормально двигались. За это химоза обзывала их гуманоидами и призывала на их головы кары небесные и чуть ли не исламских террористов. И она добилась-таки своего.

Анечка — подружка Ольги и чемпионка района по передаче данных посредством SMSок, лишившись телефона, не знала, куда девать свои пальчики. То есть она пыталась барабанить по столу, по учебникам, колбам, но в ответ не получала никаких SMS-сообщений. Вдруг Анечка поняла, что отрезана от мира, что ей суждено, быть может, провести всю свою жизнь под таблицей Менделеева и нет исхода.

С девочкой случилась истерика, которая произвела на класс очень тяжёлое впечатление.

На перемене никто не пошёл курить, никто не пошёл истреблять виртуальных монстров, никто не пошёл поправлять макияж. Никто просто не покинул кабинет химии, кроме химозы, естественно. Та, как ни в чём не бывало, пошла в учительскую пить кофе и рассказывать свои товаркам о том, какие дети дебилы.

Тогда пришла психологиня. Она долго рассказывала истории из своей жизни. Запомнилось только то, что студенткой она подрабатывала у фокусника. Тот распиливал будущую психологиню каждый вечер. Фокусник ни разу не забыл составить распиленные части её тела в правильном порядке. Будущая психологиня, в свою очередь, никогда не забывала меняться местами в отсеках магического шкафа с тигром.

Психологиня пыталась таким образом объяснить, что такое взаимная ответственность. Гораздо интереснее был её совет вспоминать и читать про себя наизусть какие-нибудь стихотворения, если тебя лишили привычных средств коммуникации. Но в Анечкином случае это вряд ли бы помогло. Ей пальчики некуда было девать.

Ольга пробормотала себе под нос лермонтовский «Парус», крыловский «Квартет», список кораблей из «Илиады» и незаметно для себя открыла, что профессор считает щиты с рекламой женского нижнего белья. Промелькнёт сколько-то их — старик пометочку в книжку, промелькнёт ещё, старик опять закорючку на листик посадит. Девочка решила проверить свою догадку. Только она изготовилась поймать момент очередной пометочки, чтобы начать отсчёт рекламных щитов, как над нею завис неприятного вида гражданин. Он был неопределённого пола, возраста, национальности, весь какой-то засаленный. От гражданина несло водкой и чесноком.

Гражданин выпростал из-под одежды ворсистый хвост толщиной с батон копчёной колбасы цвета маренго. Хвостом он зацепился за поручень и висел теперь над девочкой вниз головой. В руках у него явилась балалайка. Наигрывая на ней, гражданин запел надтреснутым гнусавым голосом:

— К чему он так? — изумилась Ольга. — Кругом полно свободных мест!

— К чему? — откликнулся Мстислав Сергеевич. — Я тебе отвечу. Тесно стало на Земле. Он это чует. А мы с тобой понимаем. Так? Нет?

— Так… Потому и на Марс лететь собираемся?

— Считай, уже летим… Подай инвалиду денежку. Пожалей человека.

Ольга вынула из кармана горсть мелочи и высыпала её в разинутый рот певца. Он опустился на четыре точки и на ближайшей остановке был таков.

Постепенно обычные шумы городского общественного транспорта: треньканье мобильных телефонов, бренчание пивных бутылок, беззлобный мат — стихли окончательно. Производители этих шумов: студенты, пенсионеры, бюджетники — один за другим выходили на остановках. Даже водитель йог, не меняя позы «лотос», выплыл через лобовое стекло. Троллейбус и без него продолжал движение, правда, рывками.

Разноцветные коробки жилых кварталов сменили индустриальные трущобы. Безвестные заброшенные заводы ждали, когда их освоят деятели прогрессивных молодёжных субкультур. Затем трущобы перешли в лесопарковую зону. С обочин исчезли рекламные щиты, зато появились кости и даже целые скелеты загадочных животных. Среди елей и берёз стали попадаться гигантские мухоморы. Только бортовые огни безмолвно висящего над шоссе дирижабля ГАИ-ГИБДД напоминали о том, что это всё ещё Москва. Движение троллейбуса сделалось плавным. Ольгу стало укачивать, укачивать, укачивать и укачало. Веки её сомкнулись, и она провалилась в сон.

Девочка спала, когда троллейбус сам собою притормозил у бетонного павильона остановки. Такие остались со времён холодной войны. В случае необходимости они легко дорабатывались с помощью мешков с песком и превращались в доты.

Профессор дунул Ольге в ухо и разбудил её. Они вышли. Троллейбус ушёл. Старик и девочка оглядели павильон остановки. Его украшали белые лохмотья объявлений и разноцветные граффити. В частности, Ольга приметила бело-розовую свастику в обнимку с зеленовато-фиолетовой летающей тарелкой. Мстислав Сергеевич запомнил номер телефона, по которому предлагали за разумную цену набрюшник из собачьей шерсти.

Замечательна остановка была всё же не этим, а тем, что вокруг изумительно пахло древесными соками и болотной водой. На миг умолкнув ввиду троллейбуса, лягушки вновь завели свой восхитительный концерт.

Над зубчатой кромкой чёрного леса там и сям возвышались крапчатые шляпки мухоморов. В глубочайшей синеве ночного неба чистым серебром блистали россыпи звёзд. Ольге показалось, что одна звезда отливает краснотой. Ей остро захотелось оказаться на ней как можно быстрее. От нетерпения на глазах девочки выступили слёзы. Она схватила Мстислава Сергеевича за руку и крепко сжала её.

Повременив немного, старик осторожно высвободился и полез в большую чугунную урну для мусора. Оттуда профессор извлёк чёрный пластиковый мешок. Он вытряхнул его содержимое к ногам своей спутницы.

— Что это? — изумилась Ольга.

— Мокроступы, — объяснил Мстислав Сергеевич. — Специальные приспособления, сплетённые из ивового прута, чтобы по болотам ходить и не проваливаться.

— Они нас на Марс доставят или в архиважный кабинет? — пошутила девочка.

— Нет, конечно. Но без мокроступов нам до здания Главного командования Военно-космических сил России не добраться.

— Оно в этом лесу?

— И в этом болоте!

— А в болоте кикиморы, водяные, русалки… И все нашей крови жаждут? — схохмила Ольга.

— Именно, девочка, именно! И ещё кое-кто похуже… — профессор был абсолютно серьёзен. — Смотри…

Старик закатал рукав и оголил руку. Через секунду на неё уселся комар и стал целить жалом в вену. Мстислав Сергеевич не дал насекомому напиться своей крови. Он ловко прибил комара, но не смахнул его наземь.

Профессор вынул из портфеля портативный электронный микроскоп. Убитый комар был помещён на предметный столик. Мстислав припал к окулярам, что-то подкрутил.

— Пожалуйста! — профессор пригласил Ольгу тоже посмотреть в окуляры.

Девочка приникла и обомлела — на серо-зелёном отливающем сталью боку насекомого белела выразительная надпись: US army.

Ниже буковками помельче помещалась другая столь же отчётливая надпись: Made in China.

— Вот это измена! — воскликнула Ольга, отстраняясь от микроскопа.

— Это ещё что… — откликнулся Мстислав Сергеевич, пряча комара в полиэтиленовый пакетик. — Давай-ка лучше экипироваться, да в дорогу отправляться. Время позднее, да благо тут недалеко…

Профессор махнул рукой. Пока старик убирал в портфель микроскоп, девочка вгляделась в направлении его маха. Уже занималась утренняя заря, и она угадала среди деревьев массивное приземистое здание. Ольге даже показалось, что одно из его окон желтеется электрическим светом.

«Не иначе, архиважный кабинет», — подумалось ей.

Кроме мокроступов в мешке были два ОЗК и два противогаза.

— Не знаю, будут ли они тебе впору, — озабоченно говорил Мстислав Сергеевич, подавая девочке ОЗК и противогаз. — Ну да ладно, нам же не от отравляющих газов защищаться надо, а от…

— …американо-китайских кровососущих гадов, — закончила Ольга профессорскую мысль, примеряя ОЗК и противогаз. — О, это я знаю, что такое! — указала она на ОЗК. — Папа это всегда на рыбалку брал… И в тот раз тоже…

— О чём это ты?

— Ну как… Вы же не знаете… Папа у меня пропал.

— Как так пропал? Впрочем, что я удивляюсь! Мой друг и многолетний коллега профессор D… просто был убит в собственном подъезде! Заметь, с домофоном, с консьержкой, кнопкой вызова милиции, камерой видеонаблюдения! Да разве только он один…

— То убит. Ясно хоть, что произошло. А мой папа поехал с друзьями на рыбалку, и с тех пор его никто не видел.

— А друзья что говорят? Друзья-то вернулись?

— Как сказать, вернулись… Они втроём поехали. Папа, дядя Гоша и дядя Витя. На машине дяди Гоши. Старенькая такая «копейка». Сыпется уже вся. Недалеко, в Подмосковье. На Чёрное озеро…

— На Чёрное озеро! Ну-ка, ну-ка…

— Вы тоже рыбак? Знаете такое озеро?

— Вроде того. Продолжай… Ты погромче, а то в противогазе слышно плохо…

— Ну, поехали вечером в пятницу. По приезде папа отзвонился маме. Щуку обещал привезти в воскресенье к обеду.

— Не привёз?

— Нет. И сам пропал.

— А друзья что?

— Друзья объявились. Да так, что говорить неудобно. Да вы сами небось по ящику видели или в газетах читали?

— Это то самое?

— Ага. Короче, дядя Гоша родил какого-то медвежонка, что ли, и теперь у него вилла в Швейцарии и всё такое, а дядя Витя в дурке…

— С ним-то всё в порядке? Кроме психики, конечно…

— Где там всё… Он чешуёй покрылся, хвост у него растёт, как у крокодила, на голове все волосы выпали, вместо них роговые пластины лезут из черепа. Да, третий глаз открылся…

— Кошмар! Теперь мне окончательно ясно, что делать здесь абсолютно нечего, в смысле на Земле…

— Мне тоже так кажется… Я готова. Пошли?

— Да, пожалуй… А то вон заря занимается…

— Заря-заряница…

— Что?

— Так, ничего…

В траве за остановкой профессор отыскал две жердины. Одну отдал Ольге.

Друзья углубились в лес. Под ногами у них плотоядно чавкала болотистая почва. По противогазам хлестали скользкие холодные ветви. Вокруг звенели в бессильной злобе пресловутые комары. Но общевойсковой защитный костюм ещё советского производства надёжно защищал путников от их галлюциногенных укусов.

Хождение по болоту, пусть и в специальном снаряжении, очень утомительно, потому, главным образом, что требует постоянного напряжения внимания. А то глядишь, вроде кочка травой поросла, а вокруг мшисто — наступишь, в топь провалишься по шею. Тяжко вздохнёт болото, да и проглотит, не жуя, зеваку злосчастного.

Мстислав Сергеевич с Ольгой по болоту шли, словно в ступе воду толкли. Тыкали-тыкали жердинами во мхи и кочки, прежде чем ступить наверное. И ни кикимор, ни водяных, ни русалок не надо, так замучились, пока дошли до изгороди из рваной колючей проволоки. Неподалёку виднелась покосившаяся сторожевая вышка, но на ней никого не было. Вскрикнула жалобно и протяжно какая-то птица.

«Выпь, наверное…» — подумала девочка.

«Сова, что ли…» — подумал старик и вместо того, чтобы пройти через изгородь в здание Главного командования Военно-космических сил России — вот оно, на расстоянии броска учебной гранаты, — пошёл вдоль неё.

— Зачем? — удивилась Ольга.

— Передохнуть надо и переодеться. Что мы, как чудища войдём? Не ровён час, защитничков кондратий хватит… Я тут островину знаю. Там и… Ба-ба-ба, что я вижу! На ловца и зверь бежит, нет, лежит…

Старик встал как вкопанный, вместе с ним остановилась девочка. Они стали быстро погружаться в топь, но как будто не замечали этого. Их больше всего занимало зрелище ржавой летающей тарелки, наполовину вросшей в островину. Один из люков был открыт. Оттуда вился дымок, пахло горячей едой.

— Гречка, — сказала Ольга.

— С тушёнкой, — добавил Мстислав Сергеевич, — марки «Великая стена»…

— И здесь китайцы отметились. — Ольга хлебнула болотной воды, пробравшейся за противогазную маску. — Ой!

— Тонем! — вскричал профессор и стал барахтаться, пытаясь выбраться на островину, одновременно он тащил за собой девчонку. — На помощь!

Из люка летающей тарелки выскочил солдат. Он заметался по островине. Затем увидал на берегу рядом с тонущими берёзку. Догадался её нагнуть. Профессор вцепился в неё. Через мгновение гибкое деревце вынесло их на сушу.

— Портфель! Портфель! — закричал Мстислав Серегеевич.

Портфель остался в болоте. Но тут чудеса ловкости показала Ольга. Девочка так и не выпустила из рук свою жердину. Ею Ольга подцепила за ручку портфель, и он вернулся к хозяину.

— Уфф, — сказали все.

Солдат смотрел, как гости разоблачались от ОЗК и противогазов, как Ольга поправляла свой «ирокез», и вдруг вспомнил о своём долге. На секунду он скрылся во внутренностях летающей тарелки и вновь явился уже с АК-74 на перевес.

— Стой, кто идёт! — сказал он строго.

— Свои, — ответила Ольга. Вид солдата ей был смешон. Низкорослый, личико обезьянье, волосики белёсые, редкие, слипшиеся. Формишка мятая, грязная, не по росту большая. Тоже сапоги, как он их носит? Не падает, такие тяжёлые они, поди… И слаб, видно, как ребёнок, сейчас автомат уронит.

— Пароль? — продолжал серьёзно солдат.

— Фобос, — серьёзно ответил профессор.

— Вау! — воскликнула Ольга.

— Отзыв?

— Деймос! — догадалась девочка.

— Проходи, — солдат опустил своё оружие.

Профессор обменялся с ним рукопожатиями. Ольге солдат руку жать не стал. Просто сказал:

— Руслан.

— Ольга, — представилась девочка.

— Есть хотите? — спросил путников солдат.

— Не откажемся, — ответил за себя и девочку профессор. — А вот, кстати, наша доля… — он вынул из портфеля пакет молока, блок сигарет и коробку пряников.

Руслан унёс всё это в летающую тарелку. Спустя короткое время он вернулся, чтобы накрыть на плащ-палатке стол. Блюдо было только одно, та самая гречневая каша с тушёнкой. К ней прилагался ржаной хлеб, нарезанный крупными ломтями, несколько луковиц и крупная соль. Ели гнутыми алюминиевыми ложками из одного котелка. Кашу запивали крепким сладким чаем. Жестяных кружек хватило на всех. Ни молока, ни пряников не было. А вот закурить после еды дарёных сигарет Руслан предложил. Профессор и девочка отказались.

— А я закурю, — сказал солдат, зажёг «охотничью» и с удовольствием затянулся.

Ольга зажмурилась от едкого дыма.

— Сами-то москвичи будете? — спросил солдат, пуская колечки, и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Я-то сам из Татарстана буду. Казань знаете? Набережные Челны? КАМАЗ, молодёжные группировки, у нас Ленин учился, и всё такое. Только я сам в Арске жил. Хреново там. Работы нет. То есть за копейки работать дураков нет. Либо торчи, либо в мечеть ходи, там тоже торчи… Ха-ха-ха! Я умный, вот в контрабасы подался. Клёво! Спишь, ешь, тарелку стережёшь. Получка на счету копится. Контракт кончится, я в Арске дом куплю, женюсь, компьютерный клуб открою, и всё такое…

— Милое дело, — поддержал Рустама профессор, — свой компьютерный клуб иметь. Можно хоть целый день в «контру» рубиться.

— Вау! — сказала Ольга.

— Нам бы Алексея Ивановича повидать. Как бы это устроить поскорей? — продолжал профессор.

— Генерала, что ли?

— Его, его, любезный…

— А я вот сейчас позвоню и выясню, — Рустам вынул из кармана камуфлированных штанов мобильный телефон и посмотрел на реакцию присутствующих.

— Да уж, будьте добры, позвоните… — поддержала просьбу старика девочка.

— Могу и не звонить, — сказал солдат.

— Нет уж, вы позвоните, пожалуйста, нам очень нужно, — просил Мстислав Сергеевич.

— Очень нужно? — Руслан посмотрел на Ольгу.

— Очень, очень! — улыбнулась девочка солдату.

— Звоню! — солидно сказал Руслан и стал нажимать кнопки.

Делал он это ужасно долго.

— Алё? — наконец закричал солдат в трубку. — Товарищ генерал, тут вас какие-то чуханы спрашивают. Погнать их? Не надо? Пароль знают, отзыв знают. С гостинцами пришли, как заведено. Пускать? Точно? Пускаю… Заходи по одному, — широким жестом он пригласил своих гостей внутрь летающей тарелки и сам полез в люк первым, за ним профессор и девочка. — Осторожно. Тут у нас темно. Сейчас свет включу… Ой, бля! Алиены сраные, проход сделать пошире не могли, недомерки грёбаные…

Солдат, а за ним остальные скатились по какой-то ребристой трубе внутрь тарелки. Включился свет. Он струился от всей поверхности внутреннего помещения тарелки. Оно было круглым. Посредине от пола до потолка возвышался столб матового материала. Вокруг него были расположены небольшие кресла потемнее. Руслан запрыгнул в одно из них. Оно тут же приняло форму его тела. Солдат что-то нажал на подлокотнике, и кресло заездило-залетало по помещению. На поверхностях, к которым подлетал Рустам, прояснялись какие-то квадратики с загадочными пиктограммами. Солдат нажимал их со знанием дела. В матовом столбе открылось прямоугольное отверстие.

— Давай туда, — сказал Рустам.

Мстислав Сергеевич и Ольга за ним зашли. Отверстие за ними закрылось. Они оказались прижатыми друг к другу в матовом стакане. Очень быстро пространство стакана заволокло каким-то молочно-белым туманом, и они перестали видеть друг друга.

— Закрой глаза, Ольга, — услышала девочка шёпот Мстислава Сергеевича, и глаза её сами собой сомкнулись.

— Пошла, арба! — донёсся до них крик солдата.

Что-то треснуло и зашипело. Ольга и Мстислав Сергеевич почувствовали необыкновенную лёгкость в членах, а потом и вовсе перестали их ощущать. Им казалось, что они совершают бессчётное количество кувырков, с каждым из них ускоряясь и ускоряясь, не ощущая при этом ни тошноты, ни головокружения. Ольга рискнула открыть глаза и увидела ту самую серию «Сейлормун», которую не смогла посмотреть, когда ещё была первоклассницей.

В тот день она пришла из школы раньше обычного, отменили репетицию кукольного театра. Оля пообедала, приготовила уроки, собрала рюкзак на завтра и села смотреть «Сейлормун» по REN-TV в 15.00. Шла реклама. Девочка даже запомнила её. Это была реклама пива «Красный Восток». Наконец пошла заставка любимого сериала, как сигнал пропал. По экрану пошла серебристо-серая рябь.

«Ворона села», — подумала Ольга и стала ждать когда вороне надоест сидеть на общей антенне их подъезда, она улетит, и сигнал появится.

Сигнал появился, только серия уже кончилась. Ничего страшного, но почему то было обидно.

— А что вы видите, Мстислав Сергеевич? — спросила Ольга старика.

— А? Что? Скоро, Оленька, скоро… Буквально сей момент… — невпопад забормотал профессор.

В подтверждение его слов стены матового стакана разъехались в стороны и выпустили их.

Старик и девочка, казалось, вошли в то же самое помещение, по которому в кресле летал Рустам. То, да не то. В этом помещении стоял массивный письменный стол. За ним под портретом президента в скафандре сидел и что-то писал тучный краснолицый мужчина в генеральском мундире.

— Алексей Иванович! Здраствуй, дорогой! — вскричал профессор и бросился к генералу.

Генерал поднял голову, улыбнулся, отложил писание и вышел из-за стола. Алексей Иванович и Мстислав Сергеевич крепко обнялись и троекратно расцеловались.

— Сколько лет! — восклицал при этом генерал.

— Сколько зим! — восклицал при этом профессор.

— Помнишь Нюру? — подсадил генерал старика кулачищем в бок. — А Настасью Тихоновну? А спирт как авиационный пили?

— Как же, как же… — крякнул Мстислав Сергеевич и погрозил генералу пальцем. — Впрочем, Алексей, мне сейчас не до воспоминаний о наших с тобой шалостях. И потом здесь ребёнок…

— Кто ребёнок? — разозлилась Ольга.

— Позволь тебе представить, Алексей Иванович, мою спутницу — Ольга XXXL-ская, ученица девятого класса, и всё такое…

— Очень приятно! — генерал ласково потрепал Ольгу за «ирокез». — Алексей Иванович ZZZ-чук… Генерал российской армии, доктор, депутат и прочее, прочее, прочее… Я-то думал, ты ко мне жар-птицу привёз, а это девица!

— Но, но! — начала заводиться Ольга. — Сапог!

— Ишь ты, злобная какая! — восхитился Алексей Иванович.

— Спокойно! — взял девочку за плечо профессор. — Мы здесь не затем, чтобы ругаться. Прости её, Алексей, дети страшных лет России…

— Я в курсе, профессор. У меня у самого таких трое… Два мальчика и… Ещё мальчик! — генерал засмеялся, приглашая смеяться вместе с собою остальных.

Посмеялись.

— Ну что вам от меня надобно? Выкладывайте… — вытирая слёзы, начал Алексей Иванович.

— Слушай, а чего ты нас здесь принимаешь? — начал издалека Мстислав Сергеевич.

— Где же ещё? Нас, старик, давно уже от электричества и воды отрубили за неуплату. Только в кабинете судебного исполнителя свет и горит. А тут, как видишь, тепло, светло…

— Технологично, — вставила Ольга.

— Во-во, технологично, зря мы, что ли, тарелки эти в своё время сбивали.

— Разве сбивали? — удивилась Ольга.

— Нет, они сами падали.

— Какие-то падали, — поправил генерала профессор.

— Но в основном сбивали!

— А чего об этом ничего не было известно? — спросила Ольга.

— Было известно, кому надо. А, вообще, это военная тайна! Слыхала про такую?

— В книжках читала.

— Ну вот, должна понимать.

— Она вообще всё отлично понимает, — похвалил девочку старик.

— Чего же тогда спрашивает?

— Я уточнить хочу, — вновь влезла в разговор Ольга. — А зачем вы тарелки сбивали? Они что, угрожают нам?

— Ещё бы! Пилоты и пассажиры этих тарелок черт те что творят! Людей похищают. Бесчеловечные эксперименты над людьми проводят. Короче, готовят вторжение. Но мы им зададим хорошую трёпку! Русский солдат, он того! Ему всё нипочём. Пуля — дура, штык — молодец…

— А как вы тарелки сбиваете? — продолжала допытываться Ольга.

— Как надо, так и сбивают, — остановил девочку Мстислав Сергеевич. — В конце концов, это секрет, военная тайна, и мы здесь не за этим.

— Ладно, — сказала Ольга. — Вы нас на Марс можете доставить? — обратилась она к генералу.

— Я всё могу, — сказал важно генерал.

Он вынул из-под стола фуражку и надел её на голову. На фуражке засияла красная пятиконечная звезда. Генерал с профессором заговорили вдруг таким языком, что девочка не могла разобрать даже слова. Таким же языком изъяснялся Ольгин учитель физики.

Ольга вспомнила, как однажды писала реферат по физике. Тема была «Планеты Солнечной системы». Предварительно познакомившись с планетами Солнечной системы по учебнику для гуманитарного класса, Ольга поняла, что самая интересная планета — Марс. Ещё бы, о ней столько прикольных фильмов снято: «Марс атакует», «Вспомнить всё», «Призраки Марса», «Красная планета» и всё такое…

Девочка стала искать информацию в интернете. Кроме всякой научной лабуды она открыла кое-что занятное.

Какой-то недорезанный коммунист доказывал, что красная звезда на совковом гербе означает планету Марс. Мол, в древности Марс так и называли — Красная Звезда. Чего-то этот чел на гербе померил, с чем-то сравнил на карте Солнечной системы, и у него всё точно сошлось. Короче, Марс, в натуре, находится в 1,5 у.е. от Солнца, а Земле в 1 у.е. от Солнца. То же самое и на гербе СССР. Там внизу герба солнце, вверху красная пятиконечная звезда, между ними земной шар. Если померить, получается та же ерунда. От центра гербового Солнца до центра гербовой Земли расстояние — 1 у.е., от центра гербовой красной звезды до центра гербового солнца — 1,5 у.е. Что бы это значило?

Оказывается, в начале XX века считалось, что планеты Солнечной системы образовывались постепенно, почкуясь от Солнца. Марс от Солнца отстоит дальше, чем Земля, стало быть, и образовался раньше, и раньше на нём жизнь возникла, гуманоиды, цивилизация. А доказательство тому марсианские каналы, которые первым различил на поверхности Марса какой-то итальянец в конце XIX века.

Потом говорили, что итальянец писал в своей статье не про каналы, а про естественные каньоны. Но один американец понял, что речь идёт о каналах. Каналы строят обычно разумные существа. Хотя бобры на Земле тоже вроде строят каналы, но они как бы не разумные. В общем, этот американец, как все американцы, был жутко энергичный и богатый, хотя и плохо знал иностранные языки. Он быстренько накатал книжку, где доказывал, что на Марсе существует выдающаяся цивилизация, которая ушла далеко вперёд и землянам на неё надо равняться. Эту книжку американец распространял на всех языках за свой счёт, и много кто её прочитал. Марсиане в этой книжке через каналы качают воду по своей планете туда-сюда, и где надо, у них всё растёт. Русским большевикам такая идея пришлась по вкусу. Они были за прогресс человеческой цивилизации.

Верхом прогресса большевики полагали коммунизм, когда люди будут жить по принципу: от каждого по способностям — каждому по потребностям. То есть ты — тупица и лентяй, а у тебя всё как у Билла Гейтса, и никому не обидно. Раз Марс древнее Земли, то марсиане коммунизм уже построили, есть на кого равняться. Поэтому на гербе вверху красную звезду поместили, типа, земляне, равнение на Марс…

Ольга изложила всё это на бумаге и сдала физику. Физик поставил ей «два». Но он был не полное говно и передал Ольгин реферат учительнице истории. Та прикололась. Ольга получила «отлично».

— Алексей Иванович? Мстислав Сергеевич? — обратилась девочка вдруг к генералу и профессору. — А вы не коммунисты?

Мужчины опешили и не нашлись сразу с ответом.

— Как тебе сказать, Оленька, — начал первым профессор. — Обычно я голосую за «Яблоко», но…

— Как есть, говорите.

— Ну, ты, понимаешь…

— Погоди, Слава, — остановил старика генерал. — Оля, ты погляди на нас…

— Что такое?

— Где у нас папахи, косоворотки, хромовые сапоги?

— Да, где? — поддержал генерала Мстислав Сергеевич. — Где у нас налитые кровью глаза, бороды лопатой и окровавленные ножи в зубах?

— Да, где? — повторил Алексей Иванович.

— Нету, ничего у вас такого, — сказала Ольга.

— Так, какие же мы тогда коммунисты?

— Никакие.

— В том-то и дело, что мы не коммунисты, но до Марса нам всё равно есть дело.

— И мне тоже.

— Ясно, пень. Иначе чего ты тут с нами делаешь… Слава, не забудь, Байконур, АО «ЖЭК-18», Андреич, лифтёр… Он там один такой остался…

— Не забуду. Спасибо огромное. До скорого…

— Прощай, свидимся ли ещё…

Генерал и профессор обнялись.

— До свидания, Алексей Иванович.

— До свидания, Ольга…

Когда старик и девочка вышли вновь к остановке был уже полдень. Птички вовсю щебетали. Мимо проносились автомобили. Один из них был фирменный фургон «Кока-кола».

— Ой, — сказала Ольга, проводив его взглядом, — меня мама, наверное, ищет.

— Не думаю, — откликнулся профессор, проследив Ольгин взгляд, — она сейчас на работе, компания «Кока-кола», где она служит, очень трепетно относится к трудовой дисциплине, особенно сотрудников офиса. Ищет тебя милиция, а она себя всё никак не найдёт, не то что девчонку какую-то…

— Что же делать?

— Во-первых, снять ОЗК и противогазы, а во-вторых, возьмём такси.

— А как же волшебный троллейбус?

— Не смеши меня, а ещё зовёшься Ольгой… Смотри, вещунья… — профессор указал на небо.

Ольга увидела в голубом небе серебристый самолёт. Папа летал на почти таком же. Самолёт выписывал в небе фигуры, оставляя белые следы, которые складывались в слова: КАЖДОМУ СВОЁ. СОКИ G7.

Они быстро поснимали с себя ненужную теперь защиту. Старик остановил жёлтый автомобиль с шашечками и рекламой очередного мюзикла. Друзья сели на заднее сиденье.

— Домодедово, — скомандовал было Ольга, поправляя «ирокез».

— Монино, — перебил её Мстислав Сергеевич.

— Зачем нам Монино? — удивилась Ольга. — Самолёты в Казахстан летают из Домодедова. У нас мальчишки на соревнования по стритболу в Чимкент летали. Классной травы привезли…

— Так куда же? — подозрительно посмотрел на них водитель.

Профессор выразительно посмотрел на девочку. Чем же занимаются с детьми теперь в московских школах? Почему они не знают Монино.

Укоризна старика дошла до Ольги. Та начала его понимать. Ну да, в Монино, там же Музей авиационной техники. Спасибо учителю физики, свозил их как-то на экскурсию. Найдётся что-то и для них в монинском музее. Если в Лосиноостровском парке летающая тарелка лежит, уж там-то и подавно есть что-нибудь эдакое…

— В Монино! — весело скомандовала девочка.

— Двойной счётчик, — хмуро отозвался водитель.

— Хорошо, хорошо… — успокоил его Мстислав Сергеевич.

Водитель включил «Радио Шансон», и они поехали.

«А у кафе «Метелица» два мужика метелятся…» — пело хрипло радио.

— Мстислав Сергеевич, — обратилась Ольга к спутнику.

— Что, милая?

— Можно, я вам про нашего физика расскажу.

— Расскажи, а что такое?

— Это благодаря ему я поняла, зачем нам в Монино надо ехать.

— А, понятно, он вас туда на экскурсию возил?

— Да.

— Как его зовут?

— Вы смеяться не будете?

— Не буду. Его, что ли, Сруль зовут? Хорошее еврейское имя. Евреи знатные физики и педагоги…

— Нет, его зовут не Сруль, а Балкон Андреевич…

— Ха-ха-ха…

— Вы же обещали!

— Я по другому поводу смеюсь.

— Как это?

— Я знаком с твоим Балконом Андреевичем.

— Да ладно!

— Ладно… Балкон Андреевич был моим студентом, да и после того, как он кончил курс, мы общались. Давай лучше я тебе про него расскажу. Он же у вас теперь в школе не работает.

— Давайте, только прежде я расскажу вам о Балконе Андреевиче.

«А у кафе «Метелица» пять мужиков метелятся», — продолжало хрипеть радио. Такси выехало на загородное шоссе.

— Мы очень его любили. Каждый урок он являлся к нам в новом облике. То Бэтменом нарядится, то Микки-Маусом, то Баба-Ягой. А то войдёт в обыкновенном белом халате. Чего-то объясняет, объясняет, а как к доске повернётся, у него на спине надпись. Например: ВЕРНЁМ АЛЯСКУ.

— Прикол?

— Прикол, — согласился Мстислав Сергеевич.

— Короче, работал Балкон Андреевич с огоньком, и физику мы, в общем, знали.

— В таком случае доложи-ка мне сию минуту Первый закон Ньютона.

— Ну, профессор, сейчас не время… — Ольга сделала недовольную гримасу.

— Хорошо, хорошо, не обижайся.

— Я не обижаюсь. О чём я? Ах, да! Наш физик любил наряжаться…

— И это его отвратило, в конце концов, от педагогики… — перебил Ольгу старик.

— Да, и он ушёл от нас театральный институт.

— На режиссёрский факультет. О дальнейшем, позволь, я поведаю тебе сам, Ольга.

— Пожалуйста, Мстислав Сергеевич.

— В театральном институте Балкон Андреевич тоже выделялся среди прочих. Больше всего ему нравилось не с актёрами работать, а с вещами. Но и среди вещей было мало таких, что вполне его могли устроить. Поэтому он стал изобретать вещи. Его дипломной работой стал спектакль, где заняты были только его изобретения.

— Это называется кинематические скульптуры, — вставила Ольга.

— Умница. Всё-таки я верю в нашу молодёжь!

— Наркоманы одни и проститутки, — хмуро заметил водитель.

— Разрешите с вами не согласиться, дорогой друг, — откликнулся на замечание водителя профессор.

— Чего там, соглашаться, не соглашаться. Уроды они все, выродки…

— У вас дети есть?

— Двое. Мальчик и…

— И мальчик? — спросила Ольга.

— И девочка.

— Сколько им? — спросил профессор.

— 17 и 14 лет.

— Мне почти ровесники! — воскликнула Ольга.

— Что же они, наркоманы и проститутки? — поинтересовался профессор.

Водитель от неожиданности чуть не врезался в разделительный барьер.

— Опт! — сказал он. — Ещё чего. Сын футболист, хоть и троечник. Чемпион Москвы. В профессиональный клуб в этом сезоне взяли в дубль. Дочка всех подруг обшивает. Книжки читает нам вслух после ужина. «Записки охотника» кончила. Теперь «Капитанскую дочку» читает…

— Вот видите, не всё так плохо… А у друзей ваших, соседей как дела с детьми обстоят?

— Да ничего вроде. Хотя был случай. У товарища моего по таксопарку дочка с наркоманом спуталась. Люблю, говорит, спасу. Он такой несчастный, красивый. Его в детстве мама била. Я бы совсем убил. Скоро она залетела по большой любви. Пошла в женскую консультацию анализы сдавать, а у неё СПИД.

— Ужас! — прошептала Ольга.

— Ужас в том, что она аборт делать не стала.

— Больного ребёнка родила? — испугалась Ольга.

— Здорового! Оказывается, если соблюдать рекомендации врачей, то дети в 80 % случаев у спидовых рождаются здоровыми.

— Вот видите, выход в любой ситуации есть, — обрадовался профессор.

— Есть, есть, как не быть, — подобрел таксист.

«А у кафе «Метелица» сто мужиков метелятся…» — всё ещё хрипело радио. Мстислав Сергеевич вернулся к своему рассказу.

— На дипломном спектакле Балкона Андреевича случайно оказался «охотник за головами» из европейского подразделения «Тойоты». Ему нужен был человек со свежим взглядом в дизайнерский департамент. Надо ли говорить, что Балкон Андреевич поехал не сменным режиссёром в провинциальный ТЮЗ, а прямо в Прагу. Там у него всё было: квартира, загородный домик, медицинская страховка, пенсионный вклад, компьюторизованное рабочее место в офисе и дома. Балкон Адреевич стал одним из разработчиков концепт-кара будущего. Однажды по работе ему пришлось ознакомиться с данными социологических исследований. В частности, они содержали в себе прогноз того, как измениться общество стран Европейского союза в ближайшие 25 лет. Картина была самая мрачная. Средний класс, который сейчас составляет большинство населения Европейского союза, сильно сократится в численности из-за низкой рождаемости. Зато вырастет численность неимущих классов. Особенно за счёт эмигрантов из Африки, Азии и Латинской Америки. Эти люди хорошо умеют использовать развитую систему социального обеспечения Европейского союза, а вот работать они не хотят, а если работают, то стараются не платить налогов. В результате системы образования, здравоохранения и социального обеспечения придут в упадок. Зато расцветут пышным цветом коррупция и преступность. Если благ не хватает на всех, а к ним привыкли, значит, их будут делить всеми возможными способами. Европа через четверть века будет представлять собой огромное бурлящее гетто, где нищие буду резать друг друга и заражаться всеми возможными болезнями, с редкими вкраплениями суперохраняемых резерватов для богатых, где изнеженность достигнет чудовищной извращённости. Балкона Андреевича наняли как раз для того, чтобы разработать концепт-кар суперавтомобиля для супербогачей будущего. Балкон Андреевич не стал этого делать, он пошёл дальше и разработал концепт орбитальных городов для супербогачей будущего. Он предложил их вывести на орбиту Луны, а ещё лучше Марса, чтобы пёстрый разбойный элемент не мог максимально долго их достать. А там авось перережут друг друга, и всё по новой закрутится, средний класс возникнет, нравы смягчаться… За нарушение трудовой дисциплины Балкон Андреевич был уволен из «Тойоты» без выходного пособия и с волчьим билетом, в котором чёрным по белому на всех языках Европейского союза было написано: МАРСИАНСКИЙ ШПИОН.

— Служба безопасности «Тойоты» была очень хорошо осведомлена о том, что касается миссий земных исследовательских аппаратов на Марс. 75 % из них потерпели неудачу, и они решили, что Балкон Андреевич хочет извести богатых под корень, — закончил свой рассказ Мстислав Сергеевич.

— Их марсиане, что ли, сбивают, — хмыкнул водитель, — аппараты эти?

— Как знать, — многозначительно заметил профессор.

— И мы лезем прямо в такое пекло! — изумилась Ольга.

— Скорее в холодильник, — улыбнулся профессор. — Средняя температура Марса — минус 126 градусов Цельсия, атмосфера разрежена так, как на Земле на высоте 10 000 метров, и состоит почти из одного углекислого газа.

— Жопа какая, — расстроилась Ольга.

Тут автомобиль подъехал к железнодорожному переезду. Ввиду приближающегося поезда, опустился шлагбаум. Мстислав Сергеевич быстро расплатился в шофёром и почти вырвал Ольгу из автомобиля.

— Быстрей, быстрей, — повторял он нервно.

Подходя к переезду, состав притормозил. Это был поезд «Москва — Ташкент». Вагоны были обшарпанные. Стёкла в окнах перебиты. Двери в вагонах раскрыты настежь. В них стояли и сидели весёлые таджики. Они курили план, пели песни, радовались, что возвращаются домой, отработав на строительстве коттеджных посёлков работников ТЭК, МПС, ФСБ, ЖКХ, МВД, и что их не мочканули скинхэды, не обули чеченцы, не траванули водкой шлюшки-хохлушки.

Теперь каждый из них накупит для своей большой семьи муки, сахару, чаю, баранины на целый год. Ещё каждый из них планировал заделать своей бабе очередного ребёнка и собрать килограмм-другой опия-сырца для сбыта русским недоумкам.

Профессор и девочка бежали вдоль поезда, крича и протягивая руки к таджикам. Те сначала над ними смеялись, а потом всё же втащили в последний вагон.

Полупьяный проводник из славян согласился довезти друзей до Байконура за пенсионное удостоверение Мстислава Сергеевича.

— Оно мне скоро будет ни к чему, — объяснял старик Ольге, — а он по нему мою пенсию получит за последний месяц. Своих детей у меня нет. Пусть хоть такой наследничек останется. Он пьяный всё время оттого, наверное, что несчастен очень. Мать — инвалид, детей куча, или ещё чего…

— Урод он, а не несчастный, — проворчала Ольга, — героин в Москву возит, ребят ни за что травит.

— Твои ребята сами виноваты, нечего всякую дрянь себе внутрь засовывать. А как мы ещё до Байконура доберёмся?

— Это да.

С проездом всё более или менее утряслось. Спали старик и девочка на третьих полках напротив друг друга.

Остро стояла проблема питания. Пробовали побираться. Таджики, сами известные побирушки, подавали плохо. Но на ближайшем полустанке Мстислав Сергеевич исхитрился сменять у местного инвалида свой плащ и микроскоп на балалайку.

— Вшу буду свою в мелкоскоп разглядывать! — радовался инвалид. — Плащ пропью.

— Жарко, — сказал профессор девочке по поводу мены. — И потом, у меня есть костюм. А на балалайке я когда-то в юности учился играть и даже ездил со студентом на гастроли в Швецию. Микроскоп тоже без надобности, нам теперь больше телескоп бы пригодился…

— Теперь там балалайка не катит, — сказала со знанием дела Ольга.

— А что там катит?

— Тамтамы.

— Мда, тамтамы… А ты знаешь, что у тебя шведское имя?

— Знаю, в переводе Ольга значит «колдунья»…

— Точнее, вещунья.

— Как это.

— Вещунья предсказывает будущее.

— Я не умею.

— Какие твои годы. Ещё научишься.

Мстислав Сергеевич стал играть таджикам «Светит месяц», «Камаринского», «Дорогой лунною» и несколько тем из индийских кинофильмов. С тех пор друзья были с хлебом, сахаром и чаем. Иногда перепадали рыбные консервы. Одно только угнетало Ольгу, негде было помыться. Надо было терпеть до Байконура.

По ночам девочка пытала старика о том, что они будут делать на Марсе, если он совсем непригоден для жизни.

— Что касается Марса, то его нынешняя непригодность для жизни людей не окончательный приговор, терпеливо объяснял старик. — Тем более что выбирать не из чего, свою Землю мы основательно, прости за грубое слово, засрали, посмотри вокруг, надо искать вторую Землю.

Ольга огляделась. Вокруг была вонючая тьма, озвучиваемая храпом таджиков. За окном тянулась голая степь, где не видно было ни огонька, ни верблюда, одни поломанные нефтяные вышки. «Да, наверное, засрали», — подумала девочка.

— Другие планеты Солнечной системы либо чересчур горячие, например Венера, про Меркурий я уж не говорю, либо чересчур холодные.

— Плутон?

— Да.

— Есть вообще газообразные, Юпитер там, Уран. У них есть спутники…

— И большие, Титан, Европа, но они покрыты льдами. Растапливать их, что ли, а потом превращаться в ихтиандров?

— В кого?

— В человекорыб.

— Прикольно.

— Прикольно. Существует, по крайней мере, три обоснованных проекта превращения Марса во вторую Землю. Все они сводятся к одному. Надо создать на Марсе плотную углекислую атмосферу, чтобы защитить планету от радиации и астероидов. Этот же углекислый газ будут поглощать бактерии, всякие сине-зелёные водоросли и взамен выделять необходимый нам кислород. Бактерии и водоросли мы завезём с Земли.

— Откуда взять столько углекислого газа? — спросила Ольга.

— Есть три варианта решения этой проблемы. Первый предлагает взорвать несколько атомных бомб на полюсах Марса. Полярные шапки Марса как раз сложены из углекислого льда.

— Атомных бомб у нас полно, — проявила эрудицию Ольга, — если перед этим туда ещё доставить все эти бактерии, водоросли и других червяков, они под воздействием радиации начнут мутировать, как в «Эволюции» — смотрели, профессор? — и быстренько заселят всю планету, и наделают нам кислороду.

— Но зародившаяся таким образом природа Марса будет очень уж непредсказуемой, а значит, очень опасной для людей. Второй вариант предлагает вывести на околомарсианскую орбиту гигантские зеркала, чтобы они отражали солнечные лучи и растапливали полярные шапки. Технологически это доступно даже одной России.

— И что же?

— Денег нет. Государство едва справляется со своими социальными обязательствами, а ещё есть контртеррористическая операция в Чечне, кампания по вживлению каждому гражданину микрочипа идентификации…

— Мне не вживили! Я не далась. Нет — Вавилону!

— И мне…. Третий вариант самый трудный. На Марсе надо разместить как можно больше заводов, производящих дым. Но доставить их туда и эксплуатировать ещё дороже, чем вариант с зеркалами. Но в любом случае на превращение Марса во вторую Землю уйдёт не меньше 900 лет.

— Опять жопа!

— Не ругайся, Ольга, мне неприятно.

— Что же ещё остаётся делать?

— Лететь на Марс.

— И закончить свои дни в скафандре, увёртываясь от астероидов? Что мы там кушать будем? А мыться как?

— Так ведь есть ещё один способ терраформирования Марса.

— Чего?

— Терраформирование — превращение Марса в планету, пригодную для обитания людей. «Терра» — значит земля.

— И что это за способ?

— Пусть это будет для тебя сюрпризом. Подожди немного. Завтра утром уже Байконур.

— Что-то не верится.

— Но так будет.

Байконур встретил профессора и девочку зияющими глазницами выбитых окон, закопчёнными стенами домов и, наконец, верблюдами. Время от времени верблюды вскрикивали. Видимо, они давно уже не видели белого человека в костюме, в шляпе и с портфелем и уж тем более не видели девочек-панков.

В городе жили одни аборигены. Они жили в юртах. Спрашивать у них про АО «ЖЭК-18» и лифтёра Андреича было всё равно, что спрашивать дорогу в библиотеку. Друзья решили найти лифтёра сами.

— Кто же тут запускает космические ракеты? — удивлялась Ольга по дороге.

— Милая моя, их давно уже отсюда не запускают.

— Как же тогда у меня дома 499 спутниковых каналов?

— Эти спутники выводятся на орбиту с помощью ракет, запускаемых с космодрома Плисецкий в Архангельской области и с космодрома Свободный в Амурской области.

— А что же Алексей Иваныч жаловался на то, что им подачу света воды за долги прекратили?

— С чего ты взяла, что Алексей Иваныч имеет отношение к этим космодромам?

— Разве не имеет?

Всю дорогу за профессором и девочкой шли аборигены. Забавные ребята, в сыромятных сапогах, спортивных костюмах и лисьих малахаях. Они не прочь были замочить белоносого старика, вдруг в его портфеле есть микрокалькулятор или мобильный телефон. Белоносую девку они бы с удовольствием бы изнасиловали хором, а потом бы тоже убили. Уж у неё мобильный телефон должен быть точно. А за мобильный телефон в степи не жалко отца родного зарезать. Но аборигенов отпугивали «ирокез» на голове девки и шляпа старика. Вдруг там какое-то новое оружие белоносых спрятано, тогда бедным аборигенам несдобровать. Память о печальной судьбе Ирака ох как была свежа.

— Он же тебе говорил, что летающие тарелки сбивает? — спросил старик Ольгу.

— Не ракетами он их сбивает? — ответила девочка вопросом на вопрос.

— Конечно, нет. Для того, чтобы сбить летающую тарелку, нужна микроволновая печь и одна маленькая штучка. А космодромы, те нынче частные. Один финской компании принадлежит, другой китайцы купили…

— Какая штучка?

— Ну, такая, маленькая…

— Какая? Какая?

— Скажешь тебе, потом беды не оберёшься. Собьёшь ещё гастрольный самолёт какого-нибудь бойз-бэнда…

— Так им и надо…

— Кровожадная какая.

— Смерть попсе!

— Попсе, конечно, смерть, но мы, кажется, пришли.

Перед Мстиславом Сергеевичем и Ольгой возвышался девятиэтажный дом, кажется, единственный в городе. Он тоже был заброшен, но почище прочих. Такой дом не мог не иметь лифта и, стало быть, лифтёра.

— Куда-то делись наши попутчики, — оглянувшись, сказала Ольга.

Аборигены действительно будто испарились. Они, конечно, все были правоверные мусульмане, но в Коране ничего не говорилось об этом доме и о том, что в нём время от времени происходило, вернее, от дома исходило. Аборигены не хотели лишаться последней опоры в этом изменчивом мире. Сначала русские ушли, потом американцы пришли и ушли, потом китайцы пришли и ушли, арабы пришли и ушли, даже чеченцы ушли. Всякий раз пришельцы приносили с собой всякие разные интересные вещи вроде презервативов, туалетной бумаги, электричества. Аборигенам это всё очень нравилось. Они начинали колдовать на бараньей лопатке, чтобы чужие ушли. А разные всякие интересные вещи оставили. Пришельцы подчинялись бараньей лопатке и уходили, но вещей никогда не оставляли. Ай, плохо! Один Коран остался и немцы. Но они ужасные люди, в степи свиней пасут!

Старик и девочка вошли в подъезд. В подъезде было темно и прохладно. На удивление, на стенах висели почтовые ящики в целости и сохранности. Ольга такого в Москве никогда не видала. Старик ещё помнил.

— Милости просим! — друзья услышали вдруг приятный мужской голос.

Отворилась дверь в комнату консьержки, и на пороге возник заросший мужик в телогрейке. Ольга пригляделась и обмерла.

— Балкон Андреевич! — вскрикнула она. — Вы?

— Я, Оленька, я…

— Вы — лифтёр?

— Лифтёр, — с достоинством ответил Балкон Андреевич.

— Лифтёр, да не простой, — сказал профессор, обнимая Балкона Андреевича.

— Да уж, — смутился Балкон Андреевич.

— Обслуживать космический лифт, да ещё среди дикарей, не всякому под силу, — пояснил профессор.

— Космический лифт! И мы на нём отправимся на Марс? — почти закричала Ольга.

— Ну да! — ответил ей старик.

Балкон Андреевич увлёк их в свою комнату, оклеенную старыми газетами. С пожелтевших фотографий улыбались космонавты. Хозяин стал поить гостей чаем, кормить лепёшками и расспрашивать о школе, дороге, Москве театральной и о ближайших планах на будущее.

— Когда? Когда же мы полетим на Марс? — дёргала девочка за рукава мужчин.

— Попьём чайку, подкрепимся и полетим, — успокаивал её Балкон Адреевич. — Ты, Оленька, всё такая же торопыга…. Эта торопливость мешала тебе успевать по моему предмету…

— Я просто помыться хочу поскорее. Пять дней уже не мылась. Пахну уже.

— Я не чувствую. Принюхался. У меня тут с водой туго, но, если приспичило, можно накачать ведро…

— Нам некогда рассиживаться. На Марсе помоемся, — остановил его профессор, — а вот питьевой воды в дорогу надо взять. Поделишься, Андреич?

— Разумеется.

— Как на Марсе? — удивилась Ольга. — Вы же, Балкон Андреевич, нам в школе говорили, что туда только при удачном стечении обстоятельств три года лететь.

— То на ракете, Оленька. Вы же с профессором на лифте туда отправитесь. Вжик, и там.

— Как в мультфильме «Три банана», помнишь? — вступил в разговор Мстислав Сергеевич.

— Они таких мультфильмов не видели.

— Бедные.

— Никакие мы не бедные. Вы, Балкон Андреевич, лучше расскажите, как вы здесь очутились? Про то, как вас с «Тойоты» попёрли, я знаю.

— С удовольствием расскажу. За чаем только и рассказывать…. Уволили меня, значит, с квартиры я съехал и с маленьким чемоданчиком вещей отправился на вокзал. Надо, думаю, в Москву возвращаться, как говорится, тоску разгонять. Но не тут-то было. В кассе билетов не оказалось. Ждать надо. То есть они были, но в нагрузку к ним давали собрание сочинений Кафки. На чешском языке. На кой мне оно, если я его уже по-немецки читал. А мне Прага уже надоела. То есть, конечно, совсем наоборот. Просто в Праге я потерпел довольно-таки серьёзную неудачу. В общем, мне неприятно было здесь оставаться. Ну, выпил я «бехеровки» и поехал в аэропорт. Там, натурально, билетов тоже нет. То есть как бы они были, но в нагрузку к ним давали собрание сочинений, вы не поверите, всё того же Кафки. На немецком языке. А на кой он мне? Я же уже читал его, и как раз на немецком языке. Я снова выпил «бехеровки» и посетил автовокзал. На автобусе хотел на родину вернуться. Вы будете смеяться, но мне опять стали всучивать вместе с билетом собрание сочинений пресловутого Кафки, теперь уже на русском языке. За евро, представляете. На кой он мне за евро, если я его в Москве за рубли могу купить и выиграть на разнице курсов! А мне говорят, мол, вы сначала до Москвы доберитесь. Я тогда купил там же на автовокзале майку с портретом Кафки, надел её, выпил ещё «бехеровки» и вышел на трассу стопить. Первый же трак остановился. «Куда вам? — спрашивает драйвер, натурально по-немецки, весь такой накачанный в наколках, в кабине «Раммштайн» молотит. — В Дахау или Освенцим?» — шутит, значит. Я Кафку в оригинале читал, так что кое-что мерекаю. Опять же бабушка мне на идиш колыбельную пела. «В Атлантиду», — отвечаю, вспомнив, как слышал где-то, что якобы каждый дойч одной ногой в этой самой Атлантиде стоит. «Гуд, юде», — говорит мне драйвер и жестом садиться предлагает. Ну я чемоданчик свой закинул, и мы тронулись…

— Как же вы в Казахстане оказались? — перебила Балкона Андреевича Ольга.

— Так драйвер в Казахстан ехал, местным фольксдойч гуманитарную помощь вёз. Не хотят немецкие немцы к себе больше фольксдойч из бывшего СССР принимать. Пусть, говорят, на месте остаются, а мы их подогреем чуток. Потому что, мало того, что они в Германию приезжают, а немецкого языка не знают, они ещё и учить его не хотят, хотят, чтобы русский язык третьим государственным языком стал.

— А второй какой? — удивилась Ольга.

— Турецкий.

— Ага… Всё же зачем вы в Казахстан-то поехали, вы же в Москву, домой, хотели?

— Да разговорился я с драйвером, оказались мы родственные души.

— Ну да? Вы же, Балкон Андреевич, того…

— Душа, деточка, к форме носа и цвету шевелюры отношения не имеет. Душа, она гуляет и селится где хочет. А помогло нам сблизиться вот. что. Увидал я у него в бардачке книгу, которую с детства мечтал прочитать.

— Неужто есть такие?

— Представь себе, есть.

— Что же за книга такая? Про физику или театр?

— Ни то и ни другое. Это научно-фантастический роман Вернера фон Брауна о путешествии офицеров СС на Марс. Хотя известен фон Браун в первую очередь, конечно, не этим.

— А тем, что из людей мыло варил?

— Глупая шутка.

— Простите.

— Начал я эту книжку читать…

— И зачитались?

— Именно. А он, видя, как мне интересно, по деликатности не решился меня отвлекать, так мимо Москвы в Казахстан и завёз.

— То есть Казахстан — это Атлантида.

— В какой-то степени да. В общем же, как я теперь понимаю, в Атлантиду попасть совсем не трудно. Нужно только пойти в библиотеку…

— Что это такое? — удивилась Ольга незнакомому слову.

— Это такое место, где много книг и добрые тёти дают их всем желающим почитать на время, только записаться надо, — объяснил девочке профессор.

— Бесплатно?

— Да.

— Так вот, чтобы попасть в Атлантиду, — продолжил Балкон Андреевич, — нужно всего лишь зайти в библиотеку и взять там сочинения Платона «Тимей» и «Критий», прийти домой, завалиться на диван и начать читать. Через некоторое время…

— В форточку войдёт маленький зелёный человечек… — перебила лифтёра Ольга.

— …с большими грустными глазами, без ярко выраженных половых признаков, — поддержал её бывший учитель физики.

— …и отвезёт тебя на летающей тарелке в Атлантиду, — закончил мысль Мстислав Сергеевич.

Все расхохотались.

— Ну и как там офицеры СС на Марсе? Чего они там делали? — отсмеявшись, спросила Ольга.

— Проблему терраформирования Марса изучали, — ответил Балкон Андреевич.

— Ого! — воскликнула девочка. — Я, кажется, начинаю догадываться, в чём тут дело…

— Ну, да, они собирались расположить на Марсе печи, в которых сжигались бы унтерменшены. Дым от печей создал бы плотную углекислую атмосферу…

— Всё понятно. Ничего у них не вышло, а мы теперь каждый год празднуем 9 мая День Победы.

— И слава Богу! — сказал старик.

Все вдруг умолкли. Молчали довольно долго.

— Хорошо помолчали, — устала молчать первой Ольга.

— Да, пора и честь знать, — профессор встал и взял в руки портфель.

— Вам пора, — согласился с ним лифтёр. — Идёмте.

Балкон Андреевич проводил старика и девочку к самой обыкновенной шахте лифта. Она располагалась рядом с его комнатой. Лифтёр нажал кнопку вызова. Створки открылись. Старик и девочка зашли в кабину. Она была самая обыкновенная, только что чистая. В углу стояла двухлитровая пластиковая бутылка с водой. Последний привет от лифтёра.

Особенной была панель. На ней было двенадцать кнопок. Против каждой кнопки располагалась надпись. Некоторые были заклеены белым пластырем, а на пластыре шариковой ручкой было написано: НЕ РАБОТАЕТ.

Четвёртая кнопка снизу была подписана: МАРС.

Эту кнопку Балкон Андреевич нажал и сказал:

— Пока, ребята.

— Пока, Балкон Андреевич, — ответили Мстислав Сергеевич и Ольга.

Створки лифта закрылись. Действительно раздался звук: «вжик».

— Поехали? — со страхом в голосе спросила Ольга.

— Поехали… — ответил ей Мстислав Сергеевич и улыбнулся.

Ольга стала вспоминать памятные ей стихотворения. Не успела она дочитать про себя до конца лермонтовский «Парус», как профессор решил её развлечь короткой лекцией о межпланетных сообщениях.

— Мне кажется, Оленька, я должен тебе кое-что объяснить. Есть что-то несуразное в полёте на Марс в лифтовой кабине.

— Вот и я думаю, вы меня за дурочку держите, профессор.

Движение кабины лифта стало ощутимо ускоряться.

— Отнюдь. Просто миллионы людей были стёрты в лагерную пыль при советской власти не зря. Благодаря их труду, страданиям, смерти, в конечном счёте, наша родина обладает самым совершенным способом межпланетных сообщений. Кабина лифта так, антураж, чтобы зря не нервировать межпланетных путешественников.

— А почему мы из такой жопы на Марс летим? Нельзя было, что ли, это дом в Митино построить?

— Скажи ещё, на Остоженке?

— Скажу ещё, в Кремле!

Ускорения кабины лифта пошли толчками.

— Что ты, что ты! Нельзя! Тогда каждый, каждый, каждый…

— Вы хотите сказать, что каждый мудак сможет полететь на Марс?

— Примерно.

— Но Марс — это жопа! Вы сами рассказывали. Около Чернобыля жить лучше…

— Жопа ли? Может быть, Вернер фон Браун не всё нафантазировал в своей книге?

— Да вы что?

Вдруг наступило состояние невесомости. Профессор и девочка повисли под потолком. Их стало тошнить. Куски рвоты плавали вокруг. Ольга от омерзения закрыла глаза.

Девочка очнулась тогда, когда вновь появилась сила тяжести. Она села на пол кабины, а чья-то плохо переваренная лепёшка шлёпнулась ей на голову.

Остаток пути спутники провели за уборкой кабины. Для этого пришлось использовать всю питьевую воду, запасное бельё профессора, рубашку профессора, а потом и его майку, даже носки. После уборки всё это профессор сложил обратно в портфель.

— На Марсе сожжём и напьёмся вволю, — сказал по этому поводу профессор.

Порядок уже был наведён, когда кабину сильно тряхнула и она встала.

— Марс? — спросила девочка старика. Тот ничего не ответил.

Створки лифта ещё не разъехались, а Ольга уже зажмурилась. Когда на слух ей показалось, что путь свободен, она шагнула вперёд и наткнулась на что-то мягкое. Ольга открыла глаза и сказала тихо:

— Ой, папка…

Она вышла из лифта первой. За ней профессор.

Перед девочкой действительно стоял её отец. Почти такой же, как дома на фотографии, только постаревший. Кудели из золотых сделались серебряные. Даже шлем на нём был тот же самый, с очками-консервами. За его спиной было голубое прозрачное небо и колосилось поле какого-то злака. Вдалеке виднелись белые купола жилищ. На плече отец держал двустволку.

«Земля?» — подумала Ольга и огляделась. Они стояли на площадке, похожей на крышу обыкновенной многоэтажки. Площадка была ограждена кирпичным барьерчиком и залита битумом. В центре площадки громоздился бетонный домик с плоской крышей. Вместо железной двери у него были створки лифта. Оттуда Ольга и Мстислав Сергеевич вышли. Вокруг торчали какие-то антенны.

Отец бросился целовать и обнимать дочку.

— Здравствуй, милая, здравствуй, дорогая! Как же я по тебе соскучился! Большая какая выросла! А красавица, прямо невеста! — говорил он и говорил, не в силах налюбоваться на Ольгу.

— Где мы, папа? — слабым голосом спросила Ольга. — Мы, что ли, умерли?

— Мы на Марсе, Оленька, на Марсе!

— Марс — это жопа, папа, мне Мстислав Сергеевич рассказывал…

— Фу, какие нехорошие слова ты говоришь! Вот что значит, без отца выросла, нахваталась… — отец помрачнел и отстранился от девочки. Он поглядел на профессора.

— Дети страшных лет России, — развёл старик руками.

— Ну, ничего, я теперь твоим воспитанием займусь… — оживился Ольгин отец. — Спасибо вам, огромное спасибо, Мстислав Сергеевич, что дочку мне привезли, да и сами прибыли. Люди нужны, ой нужны…

— Мой долг, мой долг, Рогволд Рюрикович, — засмущался профессор.

Ему было отчего смущаться. Профессор, пожилой человек, а выглядит, как бомж. Грязный, засаленный костюм, пиджак на голое тело, не знавшее неделю бани, ботинки на босу ногу, щетина…

Ольга, напротив, смущения от своего внешнего вида совершенно не испытывала. Она явилась на Марс настоящим грязным панком. Но вымыться всё равно очень хотелось.

— А Марс, в своей большей части, действительно место крайне неуютное. Но как в пустыне есть оазисы, так и здесь, только оазисы рукотворные! — говорил Рогволд Рюрикович Ольге, не переставая ею любоваться. — Да что же мы стоим? Пошли…

Они спустились по железной лесенке на марсианскую землю и пошли по дорожке, посыпанной белым песочком, мимо нивы, водокачки, теплиц, каких-то ангаров. Всё было как на Земле, только воздух свежее и разрежённее, напрочь отсутствовали мухи, а стало быть, и птицы, и горизонт был как-то подозрительно близок, он представлял собою сплошную линию красноватых округлых гор, до неба, казалось, можно достать рукой, если подпрыгнуть как следует. В общем, было ощущение, что находишься на дне тарелки с высокими краями.

По дороге Рогволд Рюрикович постоянно что-то говорил, пытаясь объяснить, главным образом, дочке, что здесь к чему. Он, видно, отвык от разговоров с профанами, поэтому речь его была перенасыщена научной терминологией. Мстислав Сергеевич с интересом слушал и всю дорогу кивал головой. Ольга поняла только, что всё дело в металлической трубе, которая беспрестанно дымила вдалеке, и какой-то силовой установке, закопанной в землю. Короче, благодаря этой технике, на дне нескольких марсианских кратеров созданы оазисы, пригодные для жизни людей. Ольга только не поняла, кто их создал. Только она собралась обо всём этом расспросить отца, как он крикнул: «Воздух!»

В голубом небе, откуда ни возьмись, возникла чёрная точка, она двигалась с востока на запад, постепенно увеличиваясь.

— Враг, враг, летит! — кричал отец, толкая своих спутников в придорожную канаву и срывая двустволку с плеча. Рогволд Рюрикович прицелился, и один за другим прозвучали два выстрела. Чёрная точка вспыхнула белым и пошла вниз с чудовищным ускорением.

Мстислав Сергеевич и Ольга снова выбрались на дорогу и увидели, как то, что заставило рассвирепеть Рогволда Рюриковича, рухнуло на зелёное пастбище, распугав мелких чёрно-белых овец. Все побежали на место падения.

По счастью, ни одно животное не пострадало. Овцы сбились в стадо и жалобно блеяли. Ольга с содроганием представила себе, что им пришлось пережить.

Пастбище было изуродовано небольшой дымящейся воронкой. Рогволод Рюрикович влез в неё и выволок на свет некую штуку. Она была одновременно похожа на кинематические скульптуры Балкона Андреевича и жука-киборга.

— Спутник, — сказал Мстислав Сергеевич, разглядывая штуковину.

— Спутник-шпион, — поправил его Рогволд Рюрикович.

— Так вот почему 75 % миссий исследовательских аппаратов с Земли к Марсу терпят неудачу, — стала размышлять вслух Ольга.

— На 25 % мы просто меняем картинку и данные телеметрии, — добавил отец.

— Всё равно подозрительно, — заметила девочка.

— Да. Недолго нам тут осталось благоденствовать. Прилетят враги рано или поздно, нарушат идиллию, и станет Марс ещё одним супермаркетом.

— Кошмар! — воскликнул профессор.

— Ужас! — поддержала старика Ольга.

Спутник осмотрели. Объективы, антенны, солнечные батареи — всё было поломано и разбито. На закопчённом боку обнаружились буквы: US army.

Ольга поскребла оболочку ниже. Нашлась ещё одна надпись: Made in Chinа.

Профессор тоже включился в работу и сделал, как и полагается учёному, поразительное открытие. На одном из объективов телекамеры спутника кто-то старательно вытравил кириллицей: Нач. цеха Зябликов — казёл.

Мстислав Сергеевич и Рогволд Рюрикович вынули из брюк ремни. Ольга застегнула им брюки булавками, чтобы не спадали. После этого зацепили спутник-шпион ремнями и все вместе весело поволокли его в сторону посёлка. Навстречу к ним с радостными криками бежали жители.

В поселке проживало человек сто. Больше половины составляли дети. Многие женщины были беременные. Все как одна красавицы. Народ в поселке собрался разноплемённый.

Кроме русских были китайцы, негры, индейцы, индусы, евреи, те же таджики. Был даже один американец в ковбойской шляпе и один француз в берете.

Всех жителей отличали какая-то особая открытость взгляда и добрая, искренняя улыбка. Любому из них хотелось тут же открыть душу и поделиться последним. По натруженным рукам был видно, что работать им приходится много и тяжело. Но это их несколько не угнетает, а, наоборот, радует.

Что может быть радостнее своими руками поднимать целину, да ещё такую тяжёлую, как Марс.

Прибытие Мстислава Сергеевича и Ольги совпало с обеденным временем. По случаю появления гостей жители марсианского посёлка устроили небольшой карнавал. Каждый сплясал свой танец, спел свою песню, прочитал стихотворение, показал фокус и акробатическое упражнение.

После карнавала Рогволд Рюрикович привёл Ольгу и профессора обедать к себе. Но прежде старик и девочка как следует вымылись по очереди под душем и переоделись в синие х/б комбинезоны, клетчатые рубахи, белые носки, жёлтые ботинки из свиной кожи. Ещё им полагались куртки из телячьей кожи и пёстрые вязаные шапочки.

В куполообразном доме отца было две жилых комнаты и подсобные помещения. Комнаты были обставлены самодельной мебелью, грубоватой, но крепкой. Везде висели и лежали домотканые разноцветные коврики.

— Из конопли! Сам ткал! — похвастался Рогволд Рюрикович. Ольга присвистнула. Ей определённо нравился дом отца. Он напоминал ей внутренности магазина «Путь к себе» в Москве, на Белорусской.

На обед ели простую грубую пищу из простой грубой глиняной посуды.

— Сам лепил! — заметил отец, раскладывая гостям лапшу с бараниной.

— Я всегда считал, что вещи, сделанные своими руками, удобнее и больше ценятся, — продолжил тему профессор, пробуя лапшу.

— Многого сам не сделаешь, зато твоё пространство не загромождается всякой чепухой, дышится легко, — поддержал разговор Рогволд Рюрикович, закусывая маринованной черемшой.

— Что-то по твоей хате, пап, этого не скажешь, — сказала Ольга и стала объедать баранью косточку.

— Так я здесь живу уже сколько, — начал объяснять отец обилие всяких вещичек в доме. — И потом, теперь ты приехала, тебе надо поскорей хозяйством обзаводиться, я тебе это дом оставлю и половину всего, что в нём, а сам в новый съеду…

— Я здесь одна буду жить?

— Почему одна? Замуж выйдешь! У меня и женишок для тебя имеется…

— Вот тебе на! С какого это… — Ольга перестала есть и отодвинула тарелку.

— Я тебе так скажу, дочь, человеку для счастья нужные две руки, две ноги, думающая голова и любящее сердце. Еда нужна для сытости, одежда для тепла, дом для детей. Твоё предназначение состоит в том, чтобы замуж выйти и детей рожать да за мужем ухаживать. Чего, ты думаешь, тебя профессор через половину России и мировое пространство тащил?

— Угу, — кивнул старик, отдавая должное баранине.

— Я думала, мы на Марсе будем тайны разгадывать. Пирамиды, плачущее лицо, всё такое…

— А мне ты говорила… — перебил девочку профессор.

Рогволд Рюрикович остановил его жестом.

— Разгадали уже, — сказал он дочери.

— Вау!

— Вот тебе и «вау». — передразнил отец девочку. — Сейчас чай пить будем, расскажу.

Начал свой рассказ отец издалека. С того памятного мая 1945 года. Тогда ведь не только произошло то, что страны антигитлеровской коалиции, умывшись кровью, раздавили нацистскую гадину и главную роль в этом сыграл русский солдат.

Именно в мае 1945 года впервые в небе над разными частями Земли были зафиксированы наблюдениями полёты НЛО, в просторечии летающих тарелок. И больше всего их видели в небе над Германией и над Антарктидой.

Конечно же, это были не корабли инопланетян или пришельцев из параллельных миров. Это главари нацистов эвакуировались в Антарктиду. В том числе и Адольф с Евой, только он к тому времени имя себе переменил на Адам.

В Антарктиде под толстым слоем льда есть обширные области с приемлемыми для жизни людей условиями существования. В одной из них военнопленные построили город для нацистов, в котором те собирались скоротать ближайшие 900 лет, потребные для терраформирования Марса.

Адольфа-Адама с Евой в хрустальном гробу заморозили. Ибо когда Марс станет пригоден для жизни, их разморозят, чтобы они могла зачать первого арийца-марсианина. А до тех пор нацистам иметь половые сношения с противоположным полом было запрещено. Ну они содомией стали пробавляться, им не впервой, и пили тибетский чай для долголетия.

За треволнениями Второй мировой войны никто из землян, кроме нескольких чудаковатых астрономов, но кто их когда слушает, не заметил в районе полярных шапок Марса несколько грибовидных вспышек.

Дело в том, что Гитлер не зря хвастался арийским чудо-оружием. Оно у него действительно было. Ему еврейские маги сделали. Несколько атомных бомб и средства их доставки к целям — летающие тарелки. Фюрер им обещал Холокост остановить. Обманул, собака. Из магов хозяйственное мыло сварили. Только весь вопрос был в том, на что применить чудо-оружие. Стереть в порошок Лондон и Нью-Йорк или Лондон и Москву? Оттянуть агонию Третьего рейха ещё на год? Или обеспечить себе тысячелетнее будущее на другой планете? Гитлер выбрал второе, а Вернеру фон Брауну дал задание перейти к американцам или к русским, всё равно, и открыть им секреты ракетной техники, но осваивать с её помощью Луну, а на Марс для виду беспилотные аппараты посылать.

Над полюсами Марса гитлеровские летающие тарелки сбросили атомные бомбы. Взрывы расплавили лёд, он обратился в туман.

В нескольких достаточно глубоких марсианских кратерах, под которыми были очаги магнитного поля достаточной силы, из тумана сгустилась настолько плотная атмосфера из углерода, что она могла защитить дно кратеров от солнечной радиации и астероидов. Туда же те же тарелки занесли споры земных микроорганизмов, способные поглощать углерод и выделять кислород.

Благодаря атомным взрывам эволюция пошла быстрее намеченного. Уже через 20 лет на Марсе возникли оазисы, пригодные для жизни людей. Там были и вода, и почва, и полезные ископаемые в свободном доступе. Но тогда же СССР и США стали посылать к Марсу исследовательские аппараты, всякий раз оснащённые всё более совершенной аппаратурой.

Нацисты в Антарктиде решили, не ровён час, их оазисы будут открыты и заняты, хана тогда Третьему рейху окончательно. Стали они перебазироваться из Антарктиды на Марс, тем более что полярники начали донимать и пингвинов, главную пищу нацистов, распугивать.

Но к тому времени возникла проблема с обслуживающим персоналом. Нацистов в Антарктиде обслуживали военнопленные, в основном мужчины, было и какое-то количество женщин, но унтерменшены ни в какую не хотели в неволе размножаться, а всё норовили перемереть. Ко времени переселения нацистов на Марс почти все умерли. Некому стало стирать, готовить, убирать, технику обслуживать. Стыдно сказать, когда Адама-Адольфа с Евой разморозили, некому было их обмыть да одеть. Пришлось им самим в душевую и на вещевой склад тащиться.

Тогда нацисты начали людей с Земли воровать. Рогволда Рюриковича так похитили. Заковывали в цепи и гоняли на чёрные работы почём зря, а кормили впроголодь и всё издевались. Мол, издохнете, не беда, вас миллиарды, ещё наворуем. Но есть, есть высший суд и справедливость на свете, хоть и на Марсе даже.

Проклятые нацисты, даром что изверги рода человеческого, а известного любопытства не утратили. Сидел однажды в тронном зале Адольф-Адам с Евой, кофе по-венски кушал с пирожными и люльку с первенцем качал, «Ах, мой милый Августин» напевал, бабе своей время от времени сиськи мял. Вдруг сделалось ему скучно, и бабе он своей сиську так ущипнул, что та как заверещит, чисто свинья на заклании. Заболела у Адама-Адольфа голова, пошёл он по своим владениям прогуляться. Кому пинка даст, кому подзатыльник.

Не стало нацистам житья. Ни тебе содомией развлечься, ни кокаину понюхать. Стали нацисты думу думать, как владыку своего усмирить. Думали три дня и три ночи, по — земному, значит, неделю. Придумали Адама-Адольфа по Марсу возить, диковины показывать.

Сыскались тут, кстати, пресловутые пирамиды и лицо плачущее, к небу обращённое, наследие давно погибшей цивилизации. Адам-Адольф по лицу ногами походил, пирамиды осмотрел, облазил, захотел внутрь попасть, думал, там сокровища несметные найти или ещё чего, секрет вечной жизни, к примеру.

Стал Адам-Адольф вход искать. Но ни дверей, ни ворот, ни кнопки не нашёл. Затеял фюрер тогда пирамиды ломать. Ломом стены крушил, буром крошил, динамитом рушить пробовал, в конце концов, подорвал атомным зарядом. Образовалось отверстие. Зияет чернотой, ничем оттуда не пахнет, ничего оттуда не слышно. Страшно.

Говорили Адаму-Адольфу верные нацисты за то, чтобы он туда сам не лазил, предлагали унтерменшена посообразительнее заслать, имелся в виду Рогволд Рюрикович, чтобы он там всё внутри пирамиды разведал и как есть доложил.

Нет, сам Адам-Адольф попёрся, надел скафандр и полез. Час его нету, два, сутки, другие, по земному три дня прошло. Нацисты убиваются, Ева криком кричит, один первенец их в люльке ножками сучит да улыбается загадочно, обоими своими лицами. Двухголовый он у них, восьмирогий, хвостатый родился, на ножках копытца костенеют.

Вышел вдруг Адам-Адольф, скафандр на нём целый, только пыльный очень и в трещинах, а сам владыка, будто пьяный, шатается да «Хорста Весселя» поёт.

Ну, приняли его верные нацисты, в тарелку уложили, домой в чертог каменный привезли. Кликнули слуг, те фюрера раздели, помыли, спать уложили. Утро вечера мудренее, проспится фюрер, сам всё расскажет, решили нацисты.

Наутро вошли в спальню к Адаму-Адольфу его присные и обомлели. Вождь их распух весь, фиолетово-чёрный сделался, глаза у него на стебельках болтаются, язык высунулся, сохлый весь.

Присные владыку трясти начали, чего, мол, да как, мол. Докторов с Земли привезли еврейских. Те диагноз поставили: якобы укуше, неизвестной науке насекомой. Доктора фюрера уколами кололи, электричеством лечили, пьявок ставили, иголками тыкали, Тору над ним читали, Талмуд прикладывали, по Каббале колдовали, а всё без толку. Из докторов удобрение сделали.

Издох Адам-Адольф к ночи. Как издох, сдулся. Сколько-то ведёр гноя слилось. Осталась от него только шкурка. Ева в эту шкурку слёз пролила немерено, все марсианские моря водой наполнить можно, но мужа не вернёшь. Поднялась она в одно прекрасное утро на самую высокую башню замка ихнего и вниз кинулась. Натурально в лепёшку расквасилась, хоть на Марсе и сила тяжести в два раза слабее, чем на Земле. Первенец — сирота. Тут нацисты за головы схватились. Как ему пару сделать? Роду нацистскому перевод настал. Ибо все они были уже старенькие, всё у них у всех высохло, и стали они один за другим отходить в Валгаллу.

Один старый нацист шнапсу обпился, другой кокаину нанюхался, третий яду крысиного наелся. Старухи-нацистки хороводы под Вагнера водили, до смерти себя загнали. Так и перемёрли все нацисты на Марсе, никого не осталось. А могилы их пыльными бурями занесло, следа не найдёшь.

Остались на Марсе только унтерменшены, но никто их теперь так не зовёт, потому как они люди. Начали жизнь себе налаживать. Ничего себе наладили.

Рассказ был кончен, чай выпит. Ольга сидела задумчивая и немного сонная.

— Баиньки пора? — спросил её отец.

— Да нет, я так просто… Задумалась.

— О чём? — поинтересовался профессор.

— Почему вы, папка, от землян таитесь? И кто же теперь летающие тарелки запускает.

— Таимся мы по одной простой причине, доченька, — оживился Рогволд Рюрикович. — На Земле народ, конечно, гладкий рожей, а живёт-то всё ложью. Цивилизация нынешняя — одна большая говнопроизводящая машина. Какое теперь назначение человеку? Производи побольше да потребляй ещё больше. Только откуда оно берётся, производи-потребляй? Из природы-матушки. Все соки людишки из неё выпили. Вон как её колбасит. Мы радио слушаем, знаем. То самум, то ураган, то наводнение, то засуха, а то техногенная катастрофа. Трясётся Земля, как собака, которую блохи заели. Того гляди, стрясёт людишек совсем. Для нас, кстати, блоха, марсианская правда, животное вполне симпатичное… Куда вам тогда? На Марс, больше некуда. Его засирать будете.

— На других планетах или слишком жарко, или слишком холодно… — перебила папу дочка.

— Во-во! Понимаешь…

— Спасибо Мстиславу Сергеевичу, объяснил.

Отец и дочь посмотрели на профессора. Старик спал сидя, уронив голову на грудь и слегка похрапывая.

— Да он спит уже, — сказал Рогволд Рюрикович.

— Может, разбудим?

— Пусть отдыхает.

— В постель бы его уложить, чего он сидя мается…

— Оставь его в покое. Ему спать немного осталось.

— Разве скоро утро?

— Не в этом дело… Ты лучше меня, Ольга, послушай, тебе ещё жить да жить…

— Чего ты профессора хоронишь?

— Я хороню?

— Ты.

— Я старика очень люблю и уважаю. Если бы не такие, как он… Профессор D… например, ты бы сейчас тут не сидела.

— Убили профессора D…

— Знаю.

— ?

— Очень хороший специалист был профессор D… А человек поганый.

— ?

— Учредил, понимаешь, собака, автономную некоммерческую организацию.

— Это какую же?

— «Межпланетные сообщения» называется.

— И что?

— Стал ходить по банкам и корпорациям, деньги собирать.

— На межпланетные сообщения?

— Если бы. Дом себе хотел купить в Любимовке, на Клязьме. Мечтал, старый хрен, на старости лет цветочки разводить и в бассейне купаться.

— Чего ж здесь плохого?

— И ты туда же… Ну, я твоим воспитанием займусь! Он идею опошлил, понимаешь, идею!

— Какую идею?

— Межпланетных сообщений… Ладно, потом поймёшь… Иди давай спать. В той комнате тебе постелено…

Ольга пошла спать. Долго она ворочалась на свежем белье, под лёгким тёплым одеялом, в хорошо проветренной круглой комнате. Из головы у неё не шли отцовские разговоры. Девочка принималась читать стихи, считать овец, летающие тарелки, припоминала названия панк-групп. Глаза сомкнула только под утро. Снились ей таджики в полосатых халатах в летающих тарелках, гоняющиеся за нацистами по английским лужайкам у подножия марсианских гор.

Проснувшись, она не обнаружила в доме ни отца, ни профессора. Они куда-то уже ушли. На столе стоял завтрак, прикрытый чистым полотенцем. Ольга сняла полотенце. Рядом с посудой лежала раскрытая Библия. Это были Первое и Второе Соборные Послания Апостола Петра. Кто-то отчеркнул в них несколько мест красным карандашом. Девочка прочитала их за едой:

1-й отрывок:

2-й отрывок:

3-й отрывок:

4-й отрывок:

5-й отрывок:

6-й отрывок:

7-й отрывок:

Завтрак Ольги состоял из крепкого сладкого чая, солёного овечьего сыра и вкусной лепёшки. Покончив с едой, девочка умылась, оделась и пошла гулять.

На единственной улице посёлка было безлюдно. Все, видимо, были на работе. Только из некоторых домов доносился детский смех, крики и материнские увещевания.

В конце улицы Ольга приметила какой-то памятник. Решила подойти поближе рассмотреть. Оказалось, что это огромная гипсовая блоха, почти такая же, как земная, только формы её были изящнее. На постаменте виднелась золотая надпись: СПАСИТЕЛЬНИЦЕ ОТ БЛАГОДАРНЫХ МАРСИАН.

Сзади памятника послышалось шуршание. Ольга обошла памятник и увидала юношу. Он белил блоху. В нём не было ничего особенного, за исключением двух голов, восьми рогов и хвоста с кисточкой на хвосте. Имелись ли на ногах юноши копыта, Ольга не могла видеть. Юноша был обут в точно такие же, как у неё, жёлтые ботинки.

— Здравствуйте, — сказала Ольга маляру.

— Guten Tag, — ответил маляр в два голоса.

В небе над ними пролетела летающая тарелка и вдруг пропала. Издалека потянуло дымком. «Итак, смиритесь под крепкую руку Божию, да вознесёт вас в своё время», — вспомнила Ольга читанное за завтраком и протянула юноше руку. В ответ он протянул клешню.

© Журнал «УРАЛ» http://uraljournal.ru/work-2003-11-445