Просыпаюсь ночью от того, что невыносимо жарко. Тело словно придавлено сверху. Открываю глаза и в шоке дергаюсь. Первое, что слышу — чужое дыхание. Присматриваюсь и вижу руку на своем животе. Прежде чем даю страху заползти внутрь, зажмуриваюсь, распахиваю глаза и уже спокойно смотрю на спящего Давида. Ну как спокойно? Сердце вскачь, руки подрагивают. А в целом да, я сама невозмутимость.
Видимо, как и я вчера, не досмотрел фильм и вырубился. С его нервной работой, беспокойством за маму и наше примирение… о том, что случилось в комнате, стараюсь не думать, иначе совсем не выдержу. Помню одно, проваливаясь в сон, прошептала тихонько, что мне безумно понравилось. И пусть это выглядит смело с моей стороны. Но можно же мне немного покайфовать. Я же заслужила?
Аккуратно откидываю руку Давида, чтобы дотянуться до стакана с соком, но он прижимает обратно к постели и сонно шепчет:
— Спи, Сашуля, все хорошо.
И правда. Все хорошо же? А сок… утром попью. Спросонья показалось, что придавило, а по факту это самая лучшая тяжесть на земле. Поэтому, не позволяя проникнуть в голову мыслям, что я сплю в кровати не одна, проваливаюсь в сон. Мне снится… мама… я не вижу ее лица, но твердо знаю, что это она. Мама обнимает, гладит по голове и говорит, что любит. И уходит в темноту. А я плачу, зову ее… но она не возвращается.
Утро начинается до звонка будильника. Ресницы слиплись от слез, веки отекли. Поскорее выбираюсь из крепких объятий, долго умываю лицо, чищу зубы и убегаю на кухню. До подъема целых сорок минут, успею приготовить завтрак и прийти в себя. Ноут тоже прихватываю: пока одно—другое, надеюсь разобраться с еще одним письмом. Омлет на лаваше в духовом шкафу самое то. Сытно, вкусно и руки свободны.
Первым спускается Тим и морщит нос:
— Ну почему я не удивлен? Ты вообще спала?
— Спала, спала. Хорошо и крепко. Не ворчи, — подхожу и чмокаю в нос.
Но Тим не был бы Тимом. Прищуривается:
— А скажи—ка ты мне, таблетки, которые тебе прописали, ты когда пила?
— Упс…
Про них я, честно скажу, забыла. Я даже не помню, забирала ли их из дома Егора. А если забирала, то куда дела?
— Саш, ты вообще не понимаешь, что с сотрясением шутки плохи? Мало нервов было, давай еще здесь себе навреди, — Тима вычитывает, расхаживая по всему помещению.
— Чего шумишь с самого утра? — Давид. — Доброе утро, принцесса. Ты куда убежала так рано?
— А ты спроси свою принцессу про назначения врача, — Тимур сердито хмурит брови в сторону друга. — Стоп! В каком смысле убежала? Дава, ты охренел? Ты… ты…
— Кулаки разожми, напугаешь девочку. Не было ничего такого, чтоб морду мне бить. Аки агнец я чист, только целомудренный поцелуй, правда? — И мне подмигивает.
— Но раз просишь… — Притягивает резко к себе и впивается в губы. О Боже! Ощущение, что пролетающие между нами искры я вижу наяву.
— Вот теперь точно доброе утро, принцесса, — чтобы слышала только я.
— Устроил. — Ну все, включил деда—ворчуна. — Есть давайте, я тут чуял запахи съедобные. Помнишь, что сегодня встреча в десять?
— Помню—помню, доки все в кабинете на столе. Сейчас быстро закинемся и помчали. Артур сюда подгребет или сразу к месту?
— Сюда. Вместе поедем.
— Ну вообще отлично. Сашуль, мы пока собираться, накроешь?
— А у меня все готово. Артуру только кофе сейчас сделаю.
Ставлю третью тарелку, пока мужчины уходят собираться. И добиваю—таки начатое письмо. По плану у меня сегодня закончить с ними и приступить к курсовому проекту. Черновик уже есть. План составлен, останется структурировать набитую информацию.
Артур приезжает сразу после прихода красавцев. А как иначе их назвать? Оба в строгих костюмах, при галстуках, с деловыми папками. За завтраком обсуждают свои дела, а я, чтобы не мешать, отхожу в угол кухни и замешиваю массу для запеканки. Вчера Владимир Олегович обмолвился, что любит. Он приезжает вместе с новой сменой к девяти, так что у меня времени больше часа. Нарезаю яблоки и грушу — они пойдут вниз и наверх для сочности. Так делала наша повариха в интернате. Пальчики оближешь!
Ловлю на себе пристальный взгляд Давида. Читаю в нем беспокойство. О чем он задумался? И спросить неудобно при всех… Пока мучаюсь с ровной выкладкой, подходит и утыкается в макушку:
— Мне кусочек оставишь? Я сегодня поздно буду.
— Конечно, оставлю. — Расстраиваюсь. — Что ты хочешь на ужин?
— Ммм, мне нравится такое утро. Солянку хочу. Умеешь?
— Легко. — Солянку я Аньке каждый день готовила. Ее пузожитель требовал только это блюдо. Вспоминая про нее, мысленно делаю пометку позвонить подружке. Со всеми своими переживаниями совсем про нее забыла.
— Сашуль, мы помчали. Буду звонить, телефон носи с собой. Хорошо? — Поцелуй. — И таблетки, пожалуйста, не забывай. Я все их сложил в этот ящик. — Дотягивается до одного из ящичков кухни. — Обещаешь?
— Обещаю.
Вновь целует, еще раз говорит «пока», а сам не отпускает. Прижимает к груди сильнее и сильнее.
— Не хочу уходить. Так хочу остаться с тобой, принцесса моя. Боюсь, что уеду, и ты испаришься.
— Я буду ждать тебя здесь.
— А хочешь, я заеду за тобой в обед, когда поеду в рестик? Инна подъедет с оформителями, начнут украшать.
— У меня учеба… — Кого я тут пытаюсь обмануть? Особенно после этого грустного выражения любимого лица. — Конечно, хочу. Я же там смогу позаниматься, пока вы своим вопросы решаете?
— Легко. Сядешь у меня в кабинете, никто мешать не будет. Ну кроме меня. — Ах эта его улыбка… с ума сводит!
— Дейв, отлепись от нее уже, а? Опаздываем!
— Ты в курсе, что мой друг кайфолом?
В курсе. Остается только засмеяться и чмокнуть чисто выбритую щеку. А то снова зависнем, и ребята точно опоздают.