Саша.
Боже мой. Эти чувства не описать словами. Поцелуи и касания Давида дарят неземное удовольствие. Неизвестное пугает, но я старательно загоняю страх подальше. А потом он и сам растворяется. Как и я. В жарких поцелуях, требовательных руках.
Его руки везде. Не соображаю совсем, когда разрешаю частично раздеть. Его губы на моей груди — отдельный вид кайфа. Прочь все мысли, хочется еще, еще его жарких объятий.
Теряюсь только в одно мгновение, когда оказываюсь прижатой спиной к груди. Мне жизненно необходимо видеть лицо своего мужчины. Оно для меня спасительный маяк... я должна, должна его видеть!
Слов нет. Мыслей нет. По венам несется лава. Все тело становится мега чувствительным и живёт своей жизнью. Это оно, а не я, выгибается сильнее, чтобы Давиду было удобнее.
Внизу живота натягивается пружина. Не понимаю, что происходит. Но стоит Давиду прикоснуться, тело пронзает сладкой судорогой. И на этом я просто отключаюсь.
Только какие-то заоблачные ощущения, чьи-то крики (неужели мои!?), горячие пальцы, жёсткие губы... Мне кажется, тело пульсирует или сокращается. В ушах нарастает гул, перед глазами плывут разноцветные круги, а после очередного движения пальцев становится невозможным сдержаться. Меня трясет, я впиваюсь в тело Дейва, кажется, что-то кричу. Не хватает воздуха, а через тело проходят невидимые нити наслаждения. Иного слова подобрать не могу.
— Давид, что это... — не могу отдышаться, трясет, внутри рвутся фейерверки, — что это было?
Мужчина мягко улыбается, все еще удерживая меня. Убирает руку, прижимая к себе.
— Это оргазм, милая. Я обещал тебе, что будет приятно.
Чувствую, как щеки заливает краска. Прячу лицо у него на груди. Вода хлещет, но она так нужна сейчас, чтобы расслабить и уменьшить напряжение.
Я не недалекая, слышала много разговоров об... об этом... Но даже подумать не могла, каково это!..
Опускаю глаза вниз и понимаю, что дальше краснеть некуда, но умудряюсь.
Там... там что-то огромное и — мамочки — мне кажется, оно там шевельнулось.
Надо было хоть пару фильмов посмотреть ддя взрослых. Но мне всегда казалось это стыдным, да как-то вообще... зачем мне это было нужно!?
Давид наверняка понимает причину моей нервозности. Поднимает голову за подбородок, смотрит в глаза.
— Больше не боишься?
Мотаю головой.
— Моя умница, — короткий чмок в нос, — правильно. Дальше будет еще лучше. У нас всё получится.
Хочу спросить, как же он, ведь там же... ну там... короче я же все правильно поняла?
— Почему оно шевелится? — Выпаливаю быстрее, чем успеваю подумать. Мозги еще плавают в нирване и совершенно не хотят соображать.
— Оно?
Давид начинает смеяться и сквозь смех поясняет, что "оно" очень хочет ко мне. Но это еще рано для меня, поэтому придётся смириться.
— Или хочешь поизучать анатомию сейчас? Побыть твоим экспонатом?
— Нннет. — Хотя где-то глубоко-глубоко маленькая смелая и безрассудная часть меня очень хочет сказать "да".
— Правильно. Сейчас эмоций хватит. А теперь завтракать и заниматься делами.
Давид помогает мне выйти, закутывает в полотенце. Сам просит несколько минут, чтобы привести себя в порядок.
Быстро одеваюсь и несусь вниз готовить завтрак. Давид присоединяется спустя десять минут.
— Саш, почему опять не ешь ничего?
Ну как объяснить, что я не хочу. Не могу я по утрам есть. Честно.
— Иди-ка ко мне. — Тянет на колени и начинает кормить сам. Первые секунды сижу с вытаращенными глазами и даже машинально открываю рот.
— Я не хочу, — мне и одного кусочка хватило. Отодвигаю руку.
— Малышка, ты у меня очень красивая. Но должна быть еще и здоровая. А ты прозрачная вся стала. Влад вернется, задницу нам обоим надерет.
Он тут же осекается, а я забываю, как дышать. Ведь про брата думаю всегда. Я перестала о нем спрашивать мужчин, надеясь, что мне сразу расскажут новости.
— Влад... Ты про него что-то знаешь? — Стараюсь говорить спокойно, но чувствую, что слезы уже подкатывают.
Давид целует в макушку и шепчет на ухо:
— Мы знаем, что он жив и скоро найдет возможность встретиться. Пока всё.
Жив. Жив! Самое главное. А ждать... ждать я умею.
От переизбытка эмоций обнимаю Давида за шею, начинаю целовать лицо, губы... вспоминаю, как мне приятно, когда он целует шею, и тоже спускаюсь, повторяя за ним.
— Саш! Саш, остановись. Моя выдержка сейчас не самый лучший кандидат для опытов.
Во мне бушует адреналин после такой новости, я не сразу понимаю, о чем вообще он говорит.
— Иди суши волосы. Поедем вместе сегодня, если не против?
Так. Влад жив. Волосы. Поедем. Теперь бы разобраться, при чем здесь волосы Влада и куда мы с ними едем!?
Давид вздыхает, снимает меня с колен и ведет к лестнице за руку.
— Это тебя так от радости прихватило? Малышка, поднимайся наверх, суши волосы. И поехали сегодня вместе на работу. Хорошо!?
Ах вот оно, оказывается. Мы на работу. Я очень, очень-очень согласна!
Бегу скорее, в рекордные сроки переодеваюсь, подсушиваю шевелюру, закалывая волосы наверх.
Офисной одежды у меня нет. Что-то подбирать и думать — не время. Хватаю любимый джинсовый комбез, надеваю под него салатовую футболку. Люблю яркие вещи. С тех самых варежек полюбила, они так празднично смотрелись!
Внизу Давида нет, поэтому бегу к машине. При выходе цепляюсь лямкой за ручку и чуть не лечу носом.
— И почему я не удивлен, катастрофа ты моя?
Как он умудряется оказаться рядом? Загадка. Но надёжные руки в очередной раз подхватывают, не давая упасть.
— Прыгай в машину, я сейчас. Куртку твою я взял.
— Угу, — пыхчу. Потому что я уже обо всем забыла.
Давид докуривает и садится в машину. Выезжает на дорогу и уже привычным жестом берет мою руку в свою.
— А какие у нас планы?
У нас. Слово из трех букв, а на самом деле — целая вселенная только для двоих.
— Сейчас рано, поэтому в офис. Там срочные вопросы разгрести. Потом в больницу к маме, оттуда в "Лагорио". Как раз Инна с утра по всем пунктам пройдется. — Мы как раз стоим на светофоре, Давид барабанит пальцами по рулю. — У вас учеба все еще удаленно? Вроде ограничения сняли?
Пожимаю плечами. Пока да.
— Нам ничего не говорили пока. Задания присылают и всё.
— И хорошо. Не знаю, как бы я сейчас тебя отпустил.
А сам улыбается, тянется поцеловать.
— Давид, зелёный же.
Закатывает глаза и нажимает на газ.
Обожаю наши поездки. Мы говорим обо всем на свете. А если даже молчим, то настолько уютно и гармонично, что нет неловкости или давящей тишины.
От бурного обсуждения — кто бы мог подумать — Дубровского, нас отвлекает то, что мы приехали. С чего вообще разговор начался, даже не помню. Кажется, плавно перетек с темы реферата по социологии "Разбойник или жертва". Сойдясь во мнении, что все—таки разбойник, какими бы благими намерениями не прикрывался, идем в здание.
— Стоп. Кое—что забыл. — Достает карту—ключ, вкладывает в руку. — Иди, я сейчас догоню. Где кабинет, помнишь?
— Помню, но могу... — хочу сказать, что могу подождать, но он подталкивает к двери, не давая закончить фразу. Упрямый!
Вообще—то мне неудобно войти в чужое помещение. Поднимаюсь на этаж и сажусь на краешек дивана в приемной. Секретаря на месте нет, но она наверняка где-то в здании, потому что на столе дымится чашка с кофе. Отмечаю про себя, что она какая-то... В общем, мне казалось, девушки пьют из более изящных.
— Так и знал. И почему ты здесь? Иди покажу, как открывать надо было.
Ладно. Пусть думает, что у меня просто не получилось.
— Проходи, малышка. Занимай удобное место, я сейчас. — На столе появляется ведерко с мороженым. А сам мужчина через пару минут приносит какао и кофе.
— Ээй, посмотри—ка на меня. Ты чего расклеилась?
Ну да, стою посередине кабинета, моргаю только. Потому что в уголках глаз вступили слезы.
— Обо мне никто так не заботился... — И я не вру. Брат, да. Но времени на такие трогательные вещи у него просто не было.
— Мне безумно нравится твоя улыбка. Да, вот такая. Дари мне ее почаще?
Я справляюсь, наконец, со слезами и начинаю широко улыбаться.
— Вооот. Так бы сразу. Давай приниматься за работу: ты хоть мороженое съешь вместо завтрака, а у меня куча писем ещё.
Спрашиваю, не помешаю ли, если сяду рядом, и качу кресло поближе.
Зависаю в переписке с Анькой, лопая вишневый сорбет. Ммм, мой любимый. Она пишет, что устала, уже ждет не дождётся родов. Болит спина, ноги, голова. Короче, проще перечислить, что не болит.
— Малышка, можешь отвлечься?
— М?
— Можешь помочь, быстро перевести?
Пробегаюсь по тексту, ищу на телефоне пару незнакомых слов, и быстро перевожу. Так особо ничего сложного, обычное деловое письмо с согласованием визита и планом задач на предстоящую встречу.
— Хочешь сразу ответить?
— Сможем?
— Я хоть чем-то помогу. А то буду просто так сидеть.
Шутливо двигаю к себе клавиатуру и готовлюсь к набору письма. На самом деле, Давид тоже знает языки. Но больше на разговорном уровне и, как сам признался, печатает быстро только на русском и английском.
Мы так увлекаемся, что успеваем ответить на семь писем в режиме нон—стоп. Давид смеется, что я их переводчиков совсем без работы оставила.
От слаженной работы отвлекает стук в дверь. Входит молодой человек в квадратных очках и немного нелепо сидящем из-за худобы костюме. В руках у него папка с кучей разноцветных стикеров. Мужчины отвлекаются на разговор и изучение документов, а я, чтобы не мешать, пересаживаюсь за уже знакомый столик.
Пишу сообщение Тиме, спрашиваю, как у него дела. И увлекаюсь перепиской с ним.
— Соскучился по тебе. — Чувствую сильные руки на плечах. Откидываюсь назад и смотрю снизу вверх, любуюсь.
— Я же рядом.
Ловлю внимательный взгляд мужчины, он хмурится, прежде, чем начинает говорить.
— Всё, что сейчас происходит, для меня странно. Чувства, переживания. Так получилось, что я никогда не любил. — Давид невесело усмехается, садится на диван рядом и перетягивает на свои колени. — Мечтал, да. Тебе, наверное, смешно слышать такие откровения от взрослого мужика?
Нет, совсем нет. Я считаю, что все достойны быть любимыми. И все могут найти в себе возможность любить. Не всем везет. Но четко сформулировать мысль не могу, поэтому просто качаю отрицательно головой.
— Я никогда не мог подумать и представить, что встречу юную девушку и не смогу без нее дышать. А именно так с тобой происходит. Ты отошла, а мне уже не хватает прикосновений, запаха, голоса, взгляда. Когда ты появилась в моей жизни, я понял, что такое начать жить. Стал понимать своего отца, который с мамы пылинки всю жизнь сдувает. Стал понимать Егора, у которого сносит крышу, стоит Ксюхе не ответить на звонок... Мне не стыдно говорить о своих чувствах, хотя раньше я считал это розовыми соплями.
— А когда ты понял, ну что...?
— Что люблю?
— Угу.
— Не знаю. Оно само как-то. В больнице я уже четко знал это. Не сказал сразу, чтобы не напугать. А по итогу вышло...
— А я сначала тебя боялась, — говорю, и сама тянусь к его шее, хочу прижаться ближе.
— Почему? Я дал тебе повод?
— Нет. Да нет. Просто... ты был такой сердитый, чужой. Я ведь тебя вообще не помнила. Если честно, то я все полностью вспомнила только в тот день. Ну когда...
Давид резко прижимается к губам, начиная целовать. Руки ползут под комбинезон, заставляя вжаться в горячую грудь.
— Оставим всё это в том дне, малышка. — Смотрит на часы. — Как ты относишься к перекусу и совместить приятное с полезным?
— За. Только я есть не хочу. Хочу сок. А приятное что?
Улыбается.
— Вообще приятное всё. Ты же помнишь про праздник? — Кивок. — Нам нужно платье. И, — не дает возразить, прикрывая рот пальцами, — мы едем выбирать тебе наряд. Или я выберу сам. И никаких возражений. Угу?
Опускаю голову. Угу. Только мне неудобно это всё вот. А он никак не хочет этого понять.
— Са—а—аш, думай потише. Я тебе говорил уже, что у тебя есть мужчина, и всё, что происходит, пра—виль—но.