Давид.
Накануне дня рождения.
«Давид Рустамович занят. К нему нельзя». Слышу возню за дверями кабинета.
— Ничего не хочешь объяснить?
Тимур врывается, громко хлопнув дверью. Даже отсюда видно, что в ярости. Хорошо, что в помещении я один. Дружба дружбой, но субординацию никто не отменял.
— Пояснишь?
— Поясню. — Тимур подходит и бесцеремонно захлопывает крышку ноутбука. Стискиваю кулаки.
— И что это значит?
— Знаешь, откуда я сейчас?
— Нет. Но ты, видимо, расскажешь?
Тимур зло сверкает глазами и нажимает селектор.
— Два кофе, Вадим. И нас ни для кого нет.
— Ну? Надеюсь, у тебя весомые причины?
— А это я у тебя спросить хочу. Какого хера происходит, Дава? Я к тебе прямиком от Сашки. И очень хочу услышать, что причина ее слез не в тебе.
Губы неожиданно немеют и слова выходят невнятными. Хорошо, друг понимает.
— Что она рассказала?
Тимур трет подбородок и начинает говорить. По мере рассказа и выводов моей девочки сердце то колотится как ненормальное, то пропускает удары.
Прикрываю глаза, пропуская через себя еще раз все, что происходит. Господи, какой я мудак. Загнал нас в угол и практически без выхода оставил. Все потому, что не найти мне слов, чтобы объясниться с любимой. С Владом проще, он как мужик мужика готов понять. Но Саша…
— А ты как принцесса глазки не закатывай. Выкладывай.
Две головы лучше? Вот сейчас и проверим. Начинаю со звонка Харрасова и заканчиваю своим визитом к Стефановской.
Тим думает.
Я тихо бешусь от своей собственной тупости.
— Что делать планируешь? Ребенок точно не твой?
— Уверен. Практически уверен. Я уже пробовал считать и как—то мутно все по срокам. Но, бля, она так легко согласилась на тест!?
— Вот и я с этого кринжую.
— Тим, твою мать. Давай без этих твоих любимых словечек?
— Ну это конечно. Это ж главное сейчас. — Друг вскакивает и подходит к окну. По тому, как он дергает браслет часов, понимаю, что нервничает. — Делать что?
— Я Северу сказал уже. Если окажется, что ребенок мой, признаю. Это не обсуждается. Если в нем течет моя кровь, он получит все блага. Но жить при этом я готов только с Сашей. Это тоже без вариантов. Это не игры в песочнице, а жизнь. Не перепишешь на чистовой вариант. И ты, как никто, должен меня понять, Тим.
Молчит. И я молчу. Выдохся.
Хотя нет. Хочется просто заорать во все горло. Чтобы все отстали. Взять свою девочку и увезти туда, где только мы вдвоем. Никого больше не надо.
Я так устал. Кто бы только знал. За все прожитые годы не накопилось столько эмоциональных провисов, как сейчас. Меня физически рвет на части.
На плечо ложится тяжелая рука.
— Сказать, как есть, не будет лучшим выходом?
— Как ты себе это представляешь? «Сашуль, тут одна беременна от меня. Или не от меня. Я это выясню через месяцок. А, да, у тебя с зачатием проблемы, под нож лечь надо»? Так, бля? Так?
Не замечаю, как кричу на Тимура. Неужели он считает, что я не искал выход и не думал?
Сука! Бью кулаком в стену, пытаясь перебить душевную боль физической. Мало помогает.
— Как есть, тоже оставить нельзя. Сам понимаешь.
Понимаю. Всё я понимаю. И не трогал девочку не потому, что не хотел. Хотел до зубовного скрежета. А потому что боюсь запачкать. Черт его знает, откуда взялась эта мысль. Головой понимаю, что объективно ситуация довольно простая. Если бы куча «но» и не наш «другой угол», под которым мы смотрим.
До конца рабочего дня и так и эдак крутим с другом все возможные варианты. Самый безбашенный и самый лучший — пригласить на день рождения регистратора и зарегистрироваться. И я бы сделал это, но Саша ведь принцесса, ей наверняка хочется белое платье, голубей, лепестки роз. Все возможно организовать, кроме платья — его появление никак не объяснишь, а без него — ну какой на хрен сюрприз?
— Телефон ее контролируй, — говорит на прощание Тимур. — У отбитой Стефановской в голове что угодно может быть.
— Там Влад уже давно покопался, левые звонки не пройдут.
— Не обижай девчонку, Дава. Ей сейчас очень тяжело.
***
— Сегодня не будем спать, малышка. Готова?
Зеленые темные глаза застывают на моем лице, сияя такой любовью, что сердце не справляется с нагрузкой от эмоций.
— Да.
Моя родная. Я ни за что не могу тебя потерять. Эту клятву я уже давал себе и готов повторить. Попал и пропал бесповоротно еще тогда, в далеком прошлом. Когда ел липкую массу для зефира и решал задачки. Банально, да, но у судьбы действительно странное чувство юмора. И оно мне нравится. Ждал ее и тянулся к ней сам того не понимая. Недаром меня мучали кошмары про ту ночь. Машу головой, отгоняя ненужные мысли. Саша перебирает волосы и тихонько смеется.
— Что рассмешило мою малышку?
— Фыркаешь, как кот.
— Как кот? Может, конь?
— Нееее. Как конь у нас фыркает Чак, когда ты его моешь.
Сашулька тянется в моих руках, выгибая спинку.
— Устала?
— Немного. — Смотрит серьезно и кладет ладошки на грудь. Сердечный ритм ошибается на несколько тактов. — Давид?
— М?
— Я соскучилась по тебе. Очень—очень. Поцелуй меня.
И смотрит так доверчиво. Такими ясными глазами. Внутри все падает. Я снова на краю бездны и снова держусь на волоске.
— Саш… Просто… — Сжимаю свою девочку, словно ища поддержки в этом прикосновении. — Я должен тебе кое—что рассказать. Обещай, что выслушаешь до конца.
— Давид… ты меня пугаешь…
Я сам себя пугаю. Но назад дороги нет. И от ее решения теперь зависит вся моя жизнь.
— Пообещай мне. Просто выслушать. Прошу тебя.
Саша молча кивает и, видя мой напряженный взгляд, добавляет шепотом «обещаю». Хочу держать ее на руках, но это будет нечестно. По отношению к ней же. Движения даются нелегко, но я сажаю свою (пока еще) принцессу рядом и, ловя взгляд, начинаю говорить.
Многие слова приходится вытаскивать через силу. Она сидит и слушает. Так, как только она умеет. Молча. Бледнея и заламывая пальчики, но не опуская глаз.
Отводит глаза и кусает губы только в моменте, когда озвучиваю пришедшие результаты.
Проходит, наверное, минут десять. Она не шевелится, на меня не смотрит. Мысленно я уже умер рядом с ней и сейчас рассыпаюсь в пепел. Но как никогда уверен в правильности этого разговора.
С ресничек стекают хрустальные капельки. Саша встает и отходит к окну.
— Малышка… — Иду за ней и тяну руки, чтобы обнять. Она молча отводит их в сторону и выходит из комнаты. Это конец.
Здесь же сползаю на пол. Мне бы бежать за ней и умолять простить. Но что это изменит? Она не простит. Никогда не простит.
Кусаю кулак и еле сдерживаю внутреннего зверя, который рвется и воет. Воет от безнадеги и тоски.
Пять минут. Десять. Пятнадцать.
Считаю про себя.
Дверь открывается и заходит моя девочка с чашкой. Молча присаживается на колени возле меня и протягивает напиток.
Беру кружку, прикасаясь к ее пальчикам. Они ледяные.
Смотрим друг на друга. В моих глазах отчаянье. Я и сам это чувствую. В ее глазах… в ее глазах нежность… Или я выдаю желаемое за действительное и у меня начались галлюцинации?
— Выпей. Это успокоительный.
Подношу чай к губам и делаю глоток. На автомате. Вкуса не чувствую.
Ставлю посуду на пол. Хочу протянуть руку и дотронуться до девочки, но одергиваю себя. Я не знаю, как сейчас себя вести и что все это значит?
— Ответь честно на один вопрос.
— Отвечу.
— Ты любишь ее?
— Кого, Саш?
— Наташу. Ты любишь Наташу?
— Нет. Не люблю и не любил.
Кивает каким—то своим мыслям.
— Послушай меня. — Беру ее пальчики, грея в своих. — Я никого не люблю, кроме тебя. Никого. Навсегда. Я готов ко всему. С тобой. Только с тобой. Ты — моя душа. Моя сила. Моя жизнь. Только ты. Всегда.
Саша вытаскивает свои руки, кладет на мою шею и забирается ко мне на колени.
— Обними меня, Давид. Пожалуйста, обними меня. Мне так страшно.
— Из—за чего, девочка моя?
— Я… мне страшно, что у меня черная душа… и я не должна лишать ребенка папы. Я знаю, как это, когда одна. Но… — Слезы душат ее, но она даже не пытается их стирать. — Я не смогу без тебя.
— Ты не будешь без меня. Родная моя.
Я сам в шоке от того, что происходит. Ожидал криков, истерики. Был готов, что попросит уйти из ее жизни. Но моя сильная девочка снова меня удивила.
— Пообещай теперь ты мне две вещи. Поклянись.
Жду, что скажет. Стираю соленые дорожки.
— Ты не бросишь этого ребенка, если он твой. И… и… пообещай, что отправишь меня на операцию. Пожалуйста, Давид.
— Господи… Саш…
— Пообещай мне.
Она сжимается, как пружинка, но не отвозит глаз. Ждет.
— Клянусь. И клянусь быть рядом всегда. Слышишь? Ты не пожалеешь!
Целую. Перед глазами пронеслась жизнь, а, может, вечность. Вечность, когда было ее рядом. Разве можно так любить?
— Люби меня всегда, хорошо? Сильно—сильно. И не отпускай.
Не отпущу. Теперь — точно не отпущу. Никогда.
Моя навсегда.
— С днем рождения, любимая! — Моя девочка потягивается, высовывая носик из—под одеяла.
Улыбаюсь. Пока принцесса спала после тяжелого разговора и часов, полных нежности и ласки, которые мы дарили друг другу, успел заказать свежие ягоды. Саша их любит, а я как—то в голову не брал, что это может ее порадовать. Мелочь же вроде. А оказывается в мелочах все самое большое.
— Начинаем праздник? Твой первый подарок. — Ставлю поднос с завтраком для именинницы и протягиваю футлярчик. Жду, пока откроет.
Я видел, как она рассматривала эти сережки и сразу же их заказал. К ним есть еще кое—что, но это будет позже.
— Тише, тише, опрокинешь свой завтрак!
Смеюсь, смотря, как моя девочка прыгает на кровати от радости. Такая искренняя, такая счастливая.
Моя.