Девочка, ты попала

Глава 23 — Диана

Дрожащими руками я скидываю адрес Кириллу, а сама… продолжаю пребывать в шоке от безумно нелепой ситуации. А все Алина Малиновская, моя лучшая подруга и ходячий кладезь идей, порой не самых адекватных.

Утром Малиновская выловила меня в холле и благополучно присела на уши. Она уже месяц встречалась с Ромой Ахматовым, нашим одногруппником. Рома был парень видный и достаточно падкий к женскому вниманию, поэтому Алина жутко его ревновала. Первая неделя отношений прошла у них гладко: цветы, прогулки, поцелуи. На вторую они уже переспали, притом, по словам Малиновской, не только у него в машине, а еще и у нас в одной из аудиторий универа. На третью неделю вроде как пошел спад страсти, Ромка стал реже звонить, чаще выбирать друзей, а то и вовсе как мне казалось, искал отговорки. И тут Алина вычитала в какой-то статье, что есть разные способы так сказать, разнообразить приевшиеся отношения. Хотя, что там могло приесться за месяц, я не понимаю, но Малиновской говорить не хочу, ей и без меня тошно.

На экономику мы опаздываем, что я крайне ненавижу. В итоге садимся на последнюю парту, и это тоже не в моем стиле, обычно я сижу на второй или максимум третьей. Пока Герман Алексеевич Полянский, наш молодой педагог-аспирант, расхаживает по прямоугольной аудитории, рассказывая про различные структуры банковского дела, Алина под партой проводит какие-то махинации.

— Что ты делаешь? — шепчу я ей, случайно увидев какую-то глупость. По-другому сложно назвать то, что Малиновская запихивает красные стринги-ниточки в конверт.

— Так в статье психолог писал, — выдает она, тайком положив конверт на парту. Стринги оказываются настолько тонкими, что пухлость на конверте даже не заметна. — Там внутри еще послание.

— Господи, Малиновская, — я закатываю глаза и перевожу взгляд на Германа Алексеевича. Мужчина он высокий, широкоплечий, словно ходячий шкаф и взгляд у него такой, строгий, вечно серьезный. Да и в целом Полянский шуток не воспринимает, а когда отвечаешь у него, если начнешь юлить, он сразу снижает бал.

— Вам бы с Дэном тоже не помешало, — дает советы подруга. А я даже представлять не хочу лицо Дениса, подкинь ему такое. Он бы потом сожрал меня или чего хуже, к доктору повел. Для кого-то подобные игры, разнообразие, а для Дэна, как и для моего отца — стыд и позор.

Остаток пары проходит спокойно, Малиновская больше не вертится, только нет-нет по своему конверту драгоценному постукивает пальчиками. А когда нас наконец-то отпускают, она подрывается с места первой. Подходит к столу, где сидит Рома с другом, что-то говорит ему, улыбается, умудряется отвлечь. Ахматов не замечает, как Алина проводит махинацию с книгой: засовывает в середину конверт. Учебник у нас формата А4, большой, так что там в самом деле ничего не видно.

Рома поднимается, начинает собирать вещи, а Малиновская тем временем возвращается ко мне с выражением лица: “теперь он точно мой”.

— Поздравляю, — у меня вырывается смешок на этой реплике, а Алинке все равно, она не сводит глаз со своего благоверного.

— Ром! — Малиновская вдруг зовет Ахматова, и я замечаю, что он забыл забрать учебник, зато успел дойти до учительского стола. Парень оглядывается, в глазах у него: “ну что еще”. Клянусь, он с таким пренебрежением смотрит, что мне становится не по себе.

— Да, малыш.

— Учебник забыл, — соловьем поет Алинка. Я вижу, как она перекатывается с носок на пятки, как волнительно прикусывает губу, и за спиной заламывает пальцы. Вот же дурочка, сдался ей этот бабник.

— Уче… а, точно! — Ахматов бьет себя по лбу и поворачивается неожиданно к Герману Алексеевичу. — Спасибо.

Мы переглядываемся с Малиновской, не особо понимая, что происходит: Рома возвращается, да только вместо того, чтобы засунуть учебник к себе в рюкзак, отдает его Полянскому.

— Какого… — шепчет подруга, голос у нее такой, словно перед нами привидение, а не педагог по экономике.

— В следующий раз на пару не зайдешь, — рычит недовольно Полянский. Его пальцы обхватывают учебник, в котором лежит послание и красные стринги Малиновской, затем благополучно убирают книгу в черный дипломат.

— Твою мать, — шепчет Алина. Ноги у нее подкашиваются и чтобы не упасть, она опирается рукой о парту. Мы так и застываем на месте, в шоке от происходящего, пока Полянский нас не выгоняет — ему надо закрыть аудиторию и сдать ключи.

— Да, да, мы идем, — киваю я и подталкиваю подругу в спину. Она кое-как выходит из-за парты, но вижу, ее потряхивает. Однако Алинка была не Алинкой, если бы не попытала удачу забрать свое послание.

— Герман Алексеевич, — обращается она к мужчине, голос правда выдает ее волнение. Полянский строго смотрят на Малиновскую, видно, что он раздражен, да и перемена вот-вот закончится. — А можно… одолжить ваш учебник?

— А вам вашего мало, Малиновская? — высокомерно интересуется он.

— Алин, пойдем, — пытаюсь вытолкать ее, когда мы доходим до дверей.

— В моем следующий параграф пропечатался, там… не хватает текста. А мне же готовится и…

— Я что вам, — хмыкает Полянский, выходя первым. Он засовывает ключ в замок и прищуривает глаза, с намеком, чтобы мы убирались. — Благотворительный фонд? Интернет в помощь. Не девятнадцатый век.

— Но Герман Але…

— Малиновская, — достаточно громко произносит Полянский. Мы аж обе вздрагиваем от неожиданности.

— Простите, — мямлю я, затем все-таки силой увожу Алину.

— Это какой-то сюр! — сокрушается Малиновская, когда мы скрываемся за дверями лифта. К счастью, Герман Алексеевич ходит исключительно по лестнице, он у нас типа за здоровый образ жизни и все такое.

— Ну ты же сама его и устроила, — напоминаю я, разглядывая как на экране сменяются цифры, приближая нас к первому этаже.

— Я хотела с Ромой отношения улучшить.

— Чем? Стрингами?

— Господи, Орлова! — Алина взмахивает руками и смотрит с такой обидой, будто это я запихала злополучный конверт в учебник преподавателю, а не она. — У меня серьезные проблемы.

— Ну… а вдруг он даже не увидит, — пытаюсь утешить я. Хотя сама с трудом верю, Полянский такой доскональный, вряд ли пропустит мимо незнакомую вещь.

— Сама-то в это веришь?

— Ну…

— Вот и я о чем! Нужно… нужно что-то придумать! — Малиновская мерит шагами маленькую кабинку лифта, кусая от волнения ногти. А потом резко останавливается и выдает очередную идею:

— Нам просто нужно выкрасть учебник… ну или на худой конец — вытащить оттуда конверт.

— Да он со своим дипломатом не расстается, — напоминаю я ей, и это правда. Полянский даже в столовой его кладет не на свободный стул или на стол, а к себе на колени, будто хранит в нем драгоценности.

— Поэтому его кто-то должен отвлечь.

— И как это ты себе это… представляешь?

Двери лифта открываются, и мы выходим в шумный холл. У меня в кармане вибрирует мобильный, я достаю его, и пока Малиновская вещает про план “захват”, читаю сообщение от Дениса. Он уехал в командировку на два дня и хочет поговорить, когда вернется. Видимо заметил мою холодность. В последнее время, я все чаще ловлю себя на мысли, что между нами что-то не так, будто пропала былая искра, а может, ее никогда не и не было.

Взгляд тянется к иконке в “вк”, там тоже висит непрочитанное сообщение от Беркутова. С ним ситуация не менее сложная… Я столько мыслей перебрала, никак не могу понять, откуда такой повышенный интерес ко мне у Кирилла.

— Орлова, — Алинка щелкает перед моим носом пальцами, и я перевожу на нее взгляд, полный непонимания. Убираю телефон в карман и пытаюсь искупить вину улыбкой. — Отвлечешь его?

— Чего?

— Говорю, отвлеки в столовке Полянского, а я стащу его дипломат.

— Ты спятила, Малиновская? — смотрю на нее и поражаюсь, откуда такие идеи. — Почему бы просто не сказать ему правду?

— Какую? — хмурится Алина. — Что я засунула свои стринги в его книгу? Или что послание в конверте от моего имени подкинул хейтер? Да он меня сожрет, а потом еще постарается вытурить из универа.

— Ты преувеличиваешь, зачем ему это? Герман Алексеевич не такой уж и плохой. Просто очень строгий.

— В прошлом семестре он завалил целый поток, — напоминает Малиновская. Я прекрасно помню этот майский ажиотаж, тогда Полянский принимал свой первый экзамен у нас в институте. Оказалось, что спрашивает он много, даже те мелочи, которые в принципе запомнить невозможно. Но у Германа Алексеевича есть свои плюсы: если на его паре себя показать, он не жалеет и ставит “автомат”. По крайней мере, так о нем говорят, у нас его предмета до этого года не было.

— Алин, ну это же глупо. Он держит свой чемодан, словно там сокровища. Как я его отвлеку?

В ответ подруга заверяет, что все получится, и уже на следующей перемене мы идем пробовать теорию в деле. Я краснею и жутко стыжусь того, что меня заставляет делать Алина: подхожу к столу Полянского, выдаю какую-то ерунду, пытаясь его поднять со стула и отвести к угловому окну. Малиновская предложила сказать, что на машину Германа Алексеевича упала сухая ветка, по ее плану он должен все бросить, и помчаться на парковку. Однако Полянский на мои слова смотрит так, словно увидел перед собой дуру. А потом даже говорит это вслух:

— Орлова, ну ладно у вас в группе умалишенные, но вы-то куда…

Я что-то мямлю ему в ответ и красная, как мак, убегаю прочь. Позже мы выяснили, конечно, что оказывается Герман Алексеевич сегодня приехал без машины, и мое заявление звучало действительно абсурдно.

Однако это Малиновскую не останавливает, она пробует проникнуть на кафедру, поджидает Полянского после пар: все надеется, что он разлучится со злополучным дипломатом. После бесконечных неудач, Алина выдает мне свою последнюю идею.

— Давай украдем у него этот проклятый чемодан, — мы сидим в холле, последняя пара закончилась десять минут назад.

— А до этого у тебя были другие предложения? — кошусь на нее. Все это надоело и в какой-то степени напрягает, я бы может уже сама к нему подошла и объяснилась, да только Алина не позволит.

— У него тоже пары закончились, я расписание видела. Сейчас Полянский поедет домой, мы за ним и там…

— Малиновская, ты ему темную решила устроить?

— Нет! — восклицает подруга. — Просто приедем к нему домой, позвоним в дверь, я отвлеку, а ты зайдешь в коридор и заберешь чемодан.

— Алин, ты окончательно свихнулась, — честно говоря, я поражаюсь ее бурной фантазии. — И вообще, попроси Рому. Пускай он тебя, в конце концов, прикроет. Мужик он или не мужик?

— С ума сошла? — она с обидной прикусывает губу и отворачивается, всем видом демонстрируя синдром жертвы.

— Алин, ну серьезно, — я кладу руку ей на плечо, и говорю уже мягче, заботливее. — Ахматов же твой парень, он поймет. А так…

— Ну что тебе стоит? — Малиновская резко поворачивается, а на глазах слезы. Мне аж не по себе становиться, настолько для человека это серьезный вопрос. В какой-то степени я понимаю Алину, ну как подойти к своему преподавателю и сообщить о таком. С другой, идеи ее настолько глупые, какие-то детские, словно мы герои комедийного фильма.

— А чем я тебе могу помочь-то? — с губ срывается безысходный вздох. Мы давно дружим с Малиновской, она для меня самая-самая и бросить ее в беде я просто не могу.

— Спасибо, спасибо, — Алинка тянется ко мне обняться и еще раз десять благодарит, хотя я толком и не понимаю, за что.

А уже через десять минут мы едем домой к Полянскому. Малиновская в хороших отношениях с секретарем из деканата и та за шоколадку подкинула ей адрес. Оказалось, Герман Алексеевич живет в новостройке, которая находится у черта на рогах от института. Здания там не как во всей Москве, высокие, наоборот, трехэтажные. Это какой-то элитный район, въезд во двор через пост охраны, на территории всякие магазины, даже личный пункт первой помощи имеется.

Полянского мы перехватываем сразу, удачно получилось: он приехал одновременно с нами, мы на въезде его случайно заметили. Дальше проще: проследили за ним, к счастью, у Германа Алексеевича подъезд сразу за углом после шлагбаума и этаж второй, что тоже удобно.

— Может, передумаешь, — напоследок уточняю я. Но Малиновская лишь грозно сводит брови, намекая, что передумывать она не будет.

Когда Полянский скрывается за дверью, Алина на всех порах мчится к нему: звонит в звонок, топчется пару секунд на пороге, то и дело оглядываясь. Я жду ее у белой колонны, чтобы остаться незамеченной. Герман Алексеевич открывает сразу, разговор я их не слышу, но Малиновская нагло его вталкивает в квартиру и подает мне сигнал, чтобы я поспешила.

Делать нечего, приходится покорно согласиться. Пока иду, у самой ноги дрожат, ощущение, словно мы два вора, которые пошли на ограбление. Все это мне безумно не нравится, щеки полыхают от стыда, в висках пульсирует от напряжения. Каким-то чудом я успеваю добежать до дверей Полянского, даже войти в квартиру и, о боги, увидеть злополучный дипломат. Он лежит не прямо у входа, а сбоку, в небольшом закутке, который видимо, ведет в комнату.

На носочках я подкрадываюсь в этот закуток, хватаю черный чемодан и вдруг слышу голос Германа Алексеевича.

— Малиновская! Что за глупости? Кого я топлю? Это новый дом! — кажется, Алинка наплела ему типичную историю про потоп, но Полянский, судя по всему, в нее не поверил. Его шаги приближаются, и я отчего-то теряюсь, мне вдруг становится тяжело дышать, перед глазами от нервов все кружится. А еще понимаю, что идет он в сторону выхода и мне ну никак не проскочить.

Оперившись о стенку, чтобы не упасть, настолько меня трясет, я случайно нащупала ручку. Дергаю ее, больше по инерции, и едва не падаю в ванную комнату. Как в бреду закрываю за собой дверь, даже защелкиваю ее, оказавшись в кромешной тьме. Тем временем, Полянский, кажется, выгоняет Алину, громко выговаривая ей за отсутствие мозгов.

И я только сейчас понимаю, в какой ситуации оказалась. В квартире у взрослого мужчины, не просто в квартире, в ванной комнате: сижу на полу в обнимку с его проклятым дипломатом. Кому расскажешь, не поверят. Мне делается так страшно, я ведь никогда ничего подобного не совершала. Все это жутко неправильно, некрасиво, стыдно! От нахлынувших эмоций, у меня к глазам подступают слезы. Ну что и теперь делать? И Полянский еще как назло ходит, такое ощущение, что под дверью, словно коршун, который чует свою жертву.

В кармане начинает вибрировать телефон, хорошо я поставила его на беззвучный режим перед всем этим концертом. Алинка звонит. Сбрасываю, захожу в вк и пишу ей сообщение, а у самой пальцы дрожат, сердце в груди ходуном ходит.

“Я осталась в туалете у Германа Алексеевича. Что теперь делать, Алин?”

Она что-то пишет, потом стирает, и снова пишет.

“Как в туалете? Ты серьезно?”

Мне хочется выругаться, и будь я менее воспитанная, так бы и сделала.

“Он шел, я перепугалась и… блин, Алин, отвлеки его как-то, чтобы я вышла. Что мне делать?”

“Ладно, сейчас попробую… ой, он дверь открыл”.

Я поднимаюсь с пола, подхожу к дверям и прислушиваюсь: в самом деле был щелчок, какая-то возня. А потом последовал звук закрывающегося замка. Значит, реально Полянский только что ушел. Час от часу не легче!

Дергаю ручку, думаю, выйти хотя бы на свет, да и воздуха в квартире всяко больше будет, чем здесь, но проклятый замок не поддается.

— Да чтоб тебя! — едва не плачу в голос. Подсвечиваю телефоном к ручке, еще раз щелкаю, да только оно заело, кажется. Ну просто комбо какое-то, такого везения в кавычках поискать надо.

Малиновская убеждает меня, что она попробует придумать решение, да только я понимаю, что какое тут может быть решение? Единственный выход — сказать Герману Алексеевичу правду, а на это Алинка в жизни не решиться.

Я сажусь на край ванны, не зная как быть дальше. Брату не вариант звонить, он не поймет, да и мне самой неудобно. Денису о таком и подавно сказать нельзя, тем более, наверняка он уже уехал из города. Остаётся только уповать на Алину и не задохнуться от внезапно нахлынувшей клаустрофобии.

Телефон моргает, я переворачиваю экран к лицу и вдруг замечаю очередное сообщение от Беркутова. Сперва раздражаюсь, только его не хватало для полного счастья. А потом думаю, может… он сможет мне помочь.