На Аллу я не злилась. Ну, что б я подумала на ее месте? Мало того, что Влада не смущает бытность парнем бывшей своего брата, так он еще от кого-то по голове получил, нигде не работал и вообще овеян таким флером зловещей таинственности, как ни один из моих прошлых возлюбленных.
Но не могла же я ей рассказать… Не могла и все! Это не те секреты, которые открывают подругам. Даже лучшим.
И если с Аллой я как-то разберусь, то что делать с Владом? Его предполагаемая реакция на то, что меня уволили из-за Глеба, пугала.
Ну и на закуску оставался финансовый вопрос. Влад мне отдал весь имеющийся кеш. Там немало, но любые деньги рано или поздно закончатся. И решить, как заработать новые, нужно уже сейчас.
Даже если дорога в спортивные залы мне закрыта, и ничего не выйдет с программой — сколько таких же как я, то мне действительно легко будет найти занятие. Руки Глеба не бесконечной длины, в этом Алла права. На крайний случай, изменю принципам и обращусь к Богдану. А вот что делать Владу? Владу — бывшему заключенному, без образования, опыта работы и навыков, помимо боевых? Человеку, который скорее умрет, чем примет от кого-то помощь?
Не то чтоб мне больше понравилось, будь все наоборот. Ни в коем случае. Но насколько же было бы лучше, согласись Влад, например, поработать у Богдана. У отчима адвокатская контора. Мне стоило бы только попросить потом, как познакомлю их… Начать можно было бы с охраны…
Эх, придумать бы сперва, под каким соусом преподнести родителям появление нового парня и детали его биографии, а ему самому — причины увольнения! Остальное потом.
Глубоко вздохнув, я вставила ключ в замочную скважину. Тихонько провернула, открыла дверь и так же тихо закрыла. Поставила сумку на пол, разулась, вымыла руки. Потянула время.
И только потом вспомнила, что Влад не дома. Поехал утром снимать швы и на осмотр и еще не вернулся. Чтоб занять чем-то руки, взялась готовить. Вымыла мясо, посыпала его специями и сунула в рукав для запекания. Включила духовку.
Ключ дважды провернулся в замке. Ну вот, время вышло.
— Как дела? — я вышла навстречу.
— Вот, спешл фор ю, прописано, что все по плану, — Влад протянул мне бумагу.
Я обхватила ладонями его лицо, осматривая бровь и скулу. Шрамы, конечно, останутся, пусть и тонкие. Зато белок глаза уже не красный, и сам глаз в порядке. А синяки почти сошли. И ребро заживало.
— А смысл? Врач бы что угодно написал от страха. Надежда тут сугубо на твой здравый смысл…
— А почему ты дома? — вот и все.
— Мой руки и идем в кухню. Приготовлю чай и расскажу, ладно?
Сбежала. Поставила мясо в духовку, наполнила и включила чайник. Насыпала заварку в чашки. Достала из холодильника шоколадку и поломала ее. Сунула в рот кусочек.
— Я жду, — Влад возник на пороге.
Привалился к рамке двери, буравя настороженным взглядом.
— Бутерброд будешь? С мяском?
— Настя…
Я взяла его за руку, усадила за стол. Налила кипяток в чашки, села напротив.
— Глеб купил акции сети моих спортивных залов. Ну и потребовал, чтоб нас с Аллой уволили…
Чашки слетели со стола и разбились о кафель, расплескивая на него кипяток под отборный мат.
Я выскочила из-за стола, а Влад со стоном схватился за ребра.
— Влад, — присела возле него на корточки.
— Прости, я сейчас уберу все, — просипел он побелевшими губами, — И новые тебе куплю.
Обхватил ладонью щеку.
— Да плевать мне на чашки, — выпалила я, положив руку поверх его на ребра.
Влад потянул меня к себе, усаживая на руки. Отдышался, прижавшись к плечу.
— Пожалуйста, не делай ничего… Работ полно.
— Конечно, — горько выплюнул он, — нас по одной щеке, а мы другую подставим. Как в Библии.
— Влад…
— … только я, знаешь ли, уже грешник, так что…
— Мне страшно, — давая волю подступающим слезам, перебила я. — Страшно, что ты пойдешь сейчас бить ему морду и…
— Я по-твоему могу только это? — шея под моими пальцами окаменела.
— По-моему, это будет твоим первым порывом, а ты привык им поддаваться, Влад, — я поймала его взгляд снизу-вверх. — Мне тебя не остановить. Но что делать потом? Если ты серьезно пострадаешь? Сядешь опять? Умрешь? Мне что делать потом, Влад?
Он отодвинулся, обхватил холодными руками мое лицо. Погладил большими пальцами скулы, стирая слезы.
— Я всегда был сам по себе, Настя, — почти прошептал он. — Не было никого, кому нужен. Не было, что терять и кого.
Я закусила губу, чтоб окончательно не расплакаться. Незаживающая старая рана, обнаженная этими скупыми словами, вынимала душу. Как мне излечить ее и другие, возможно ли это, учитывая, что меня к ним особо не подпускали?
— А потом появилась ты, Настя… Как солнечный лучик, пробилась в кромешную темень моего существования. Яркий такой. Теплый. Хрупкий. Которому так легко исчезнуть во тьме, ведь победить ее не под силу. Так я думал. И поэтому держался подальше. Чтоб сберечь. Но я ж не знал, что он такой упрямый, — он усмехнулся, — настолько, что способен рассеять ее всю без остатка. Уж лучше сдохнуть, чем снова жить во тьме, Настя. Я не потеряю тебя. Не позволю, чтоб ты боялась, чтоб плакала из-за меня. Не позволю никому тебе навредить и никогда не оставлю. Я стану достойным того, что ты выбрала меня.