Девушка брата

Глава 61

Дыхание было скорее всхлипами. Почти сухими, ведь из глаз упало лишь несколько слезинок. Грудь сковало, трясло так, что вместо слов получалось заикание.

Влад держал меня на руках, укачивал, прижавшись холодными губами к виску. Отдавал короткие, отрывистые приказы, смысл которых я едва могла уловить.

Вцепившись в ткань его рубашки, пыталась выровнять дыхание, всматривалась в черты окаменевшего лица любимого. Неотрывно, не моргая даже, будто в страхе, что иначе он вмиг раствориться в воздухе.

Исчезнет.

— Успокоительное, — Саша передал Владу стакан и торопливо, дергано ретировался.

— Потихоньку, — прошептал Влад, поднеся стакан к моим губам.

Но я, схватив тот, опрокинула содержимое внутрь залпом. Едкое и жгучее, зато вдох получился глубоким.

— В-влад! Это его… Это он, да? Тот… твой, — прошептала срывающимся голосом.

— Забудь! Забудь, не смей думать об этом, — с бессильной злобой. Зная, что не забыть и обвиняя себя, что допустил.

— Он знает! Он теперь знает, — и наконец разрыдалась.

Выплескивая весь ужас от увиденного и от осознания того, как именно умер этот человек, и того, что теперь Шаламов знает, кто под него рыл. Кто подослал шпиона.

И что он способен убить.

Прижалась головой к плечу Влада, забралась руками под рубашку, гладя, сжимая теплую кожу. А он просто сидел, молча застыв, словно каменное изваяние. Только так мог, иначе бы сорвался.

И сорвется! А этого нельзя допустить! Не сейчас и не теперь.

Мысль, пробившаяся сквозь тошнотворный водоворот других, отрезвляла, прогоняла панический ужас и мелькавшее перед зажмуренными глазами изувеченное…

Подняла голову, нашла губы Влада. Прижалась своими к ним — твердым, холодным, плотно сжатым. И они раскрылись, накрывая мои. Холодная пятерня легла на мой затылок, прижимая крепче.

Влад не целовал, он пил мои губы, дыхание, как воздух, как живую воду, как нечто такое, без чего умрет…

— Влад…извините! — мог бы, Саша провалился сквозь землю.

— Свали с глаз моих. Все вон! — проревел Влад.

Я оплела его руками, забралась верхом, прижимаясь всем телом. Отогреваясь в кольце сильных рук, усилием воли подавляя внешнюю реакцию на увиденное.

Твердая грудь тяжело вздымалась и опадала, вжимаясь в мою. Я, кажется, даже чувствовала, как грохочет его сердце. Гладила по затылку, легонько массировала скованные плечи.

Кое-как расстегнула рубашку, стянула через голову. Вновь обняла, уткнулась губами в шею, в пульсирующую жилку под смуглой кожей. Водила руками по спине, плечам, буквально чувствуя, как постепенно, мучительно медленно расслабляются мышцы.

Не знала, сколько мы просидели так, втиснувшись, дыша друг другом. Судя по тому, что комната погрузилась во мрак, прошло минимум пара часов.

Руки Влада переместились со спины на бедра, задирая шелк. Губы нашли мои, жадно смяли их, как пальцы — мое тело, будто сразу везде, сильно до синяков. Вставший член уперся между ног, и я потерлась о него, наслаждаясь твердостью и жалея, что нас разделяет натянувшаяся ткань его боксеров, брюк и стремительно намокающее кружево моего белья.

Влад подмял меня под себя, расстегнул брюки, сорвав пуговицу, и, разорвав хрупкую ткань трусиков, резко вошел до упора.

— Моя! — прохрипел мне в шею, яростно вколачиваясь. — Не. Позволю. Никому. И пальцем. Тронуть…

Впился в губы, сжал руками бедра. Ударяясь своими, почти подбрасывая. Мы кончили быстро. Вместе. И так, что казалось наши тела взорвались, а потом истратили все силы, чтоб собраться обратно.

Взмокшие, усталые, опустошенные шоком и разрядкой, мы медлили выплывать из неги. Переплелись телами, дышали друг другом, закрыв глаза, отчаянно пытались спрятаться в спасительной дреме, которая не шла. Будто уснем, проснемся, а все это окажется сном.

Жутким, сюжетным последствием просмотренного на ночь боевика, в котором убийства и отрезанные головы врагов.

— Когда-то я спас его. В тюрьме и много раз. А теперь фактически сам убил, — прохрипел Влад, — Его и, кто знает, скольких еще…

Закусив губу, я подвинулась выше, уперлась лбом ему в висок. Погладила заросшую щетиной щеку.

— Кто знал, что ты внедрил своего человека?

— Никто…

— Ни отец, ни…, - я споткнулась об имя Глеба.

Тупой вопрос, очень и очень тупой. Но Влад не разозлился. Как бы мог. На меня!

— Хотел разобраться сам. И вот, разобрался!

Он подорвался, спустил ноги с дивана. Оперся о колени локтями, стиснул пальцами темные пряди на макушке, потер лицо.

Обняла со спины, положила голову на плечо.

— И ведь все на мази уже почти….

— Влад, я ни черта не смыслю… Скажи, если не права, но этот парень не мог не знать, во что ввязывается, а я не поверю, что ты от него это требовал, как-то угрожал.

Выдохнула, попыталась проглотить подкативший к горлу комок. Тяжело это говорить. Тяжело рассматривать чью-то смерть — ужасную, мучительную вот так, отбросив эмоции. Вот только парня этого не вернуть.

Не. Вернуть.

Все точка. Смерть — единственное, чего нельзя изменить, исправить. Вообще никак нельзя.

А Влад жив. И это самое главное.

— Это не отменяет жуткого факта, не отменяет трагедии, но ты не должен себя винить в его смерти. Убил его не ты. Убил его Шаламов.

Если решился на такое, еще и чуть ли не в открытую, значит было что-то… О, боже, даже думать так ужасно…. Была какая-то веская причина. Кроме самого факта предательства.