Девушка под сенью оливы

Крит1941 год

Автоматные очереди и беспорядочная стрельба заставили отступить в глубь пещеры и вжаться в холодную скалистую стену. Дай-то бог, чтобы все обошлось и ее страхи оказались напрасными. Но канонада снаружи лишь усиливалась, пули сыпались градом, рикошетом ударяясь о металлические канистры. Она еще сильнее прижалась к сырому камню. Внезапно тусклый свет, проникающий в пещеру извне, погас. На входе сгрудилась толпа орущих солдат. «Raus… raus!», – кричали они, а потом с видом победителей ворвались внутрь.

Она рухнула на землю как подкошенная и попыталась притвориться мертвой. Между тем солдаты принялись вытаскивать из пещеры санитаров и раненых; последних укладывали в ряд возле одной из скал.

Каждая секунда казалась вечностью. Она лежала, вдавив голову в землю, чувствуя солоноватый вкус песка и запекшуюся на губах кровь. Главное – не шевелиться! Она понимала: еще мгновение, и ее обнаружат. И тогда… тогда она должна остаться твердой. «Ты же англичанка! Так будь мужественной!» Ах, какая все это чепуха, подумала она с отчаянием. Пустые слова! Она почувствовала, как ярость затапливает все ее естество. Разве может она умереть, когда еще столько нужно сделать?

Внезапно прямо на уровне ее глаз остановилась пара тяжелых армейских сапог. Рука, испещренная шрамами, рывком поставила ее на ноги. Вот он, ее судьбоносный миг! Ее Голгофа… Час истины и искупления! Что ж, если сейчас она сумеет без тени страха и сомнения взглянуть врагу в лицо, то их уловка может сработать…

Великобритания, Стокенкорт-Хаус, ГлостерширАпрель 2001 года

Меня снова разбудил кошмар. Вначале дуло, приставленное к затылку, потом откуда-то сверху полилась вода, затапливая все вокруг. Я отчаянно шарила руками по простыням, стараясь выбраться на поверхность. В ушах звенело, легкие сжимались от нехватки воздуха. Вокруг копошатся утопающие люди, и каждый норовит схватиться за меня в попытке вынырнуть наверх и выжить. Я отталкиваю их и чувствую, как меня покидают силы. И в этот момент в ужасе просыпаюсь. Господи, вздыхаю я с облегчением. Так ведь это же всего лишь сон! Страшный сон, и только. Но сердце гулко колотится в груди. С каждым разом мне все труднее и труднее пробиваться наверх среди груды копошащихся тел. Сколько еще подобных кошмаров я сумею вынести? Ответа нет. А потому надо вставать и встречать новый день. И следом еще один радостный вздох. Я вспоминаю, что на сей раз встречаю новый день не одна.

Раздвигаю шторы из золотистого дамаска и выглядываю в окно. Погода поистине пасхальная. Яркое апрельское солнце заливает теплым светом золотистые камни Костуолда. У южной стены дома – благодать. Нарциссы уже почти отцвели, но появились первые соцветия на вишнях. В воздухе витает аромат свежести и весеннего обновления земли. Что ж, самое время быстро пробежаться прямо в халате по своим цветочным владениям. Интересно, много ли напортачил молодой садовник Оливер, управляясь с цветочными бордюрами? Ведь их надо было выровнять строго по одной линии и при этом не опоздать на свидание со своей милашкой. Наверняка где-нибудь что-нибудь запорол.

Буду только рада, если Лоис все еще нежится в постели, а Алекс торчит возле телевизора и не требует, чтобы его развлекали. Чуть позже я обязательно найду ему развлечение: прикажу совершить пробежку вокруг небольшого озерца. Моя внучатая племянница все еще никак не может оправиться от душевной травмы: в прошлом году ее бросил муж, и она мучительно ищет нору, в которую можно было бы зарыться с головой и спрятаться там ото всех. Если честно, то я рада тому, что они решили провести уик-энд на природе, в моем обществе. Вообще-то я не люблю, когда начинается сезон летних пикников. Все лужайки заставлены машинами, толпы чужаков шляются вокруг дома, бесцеремонно заглядывают через каменный забор, потом уезжают прочь, оставляя после себя кучи мусора и многочисленные следы собачьего присутствия. Что же до Алекса, то Стокенкорт всегда с готовностью откликается на детские шалости. Стены его бесконечных, похожих на лабиринты коридоров полнятся эхом детских голосов, каменные полы все еще слышат топот проворных ног, а подоконники завалены грудами старых игрушек. Алекс все их забраковал и выбросил вон, посчитав, что уже вырос из игр с подобными пустяками. Впрочем, дети сегодня так быстро растут и так незаметно вырастают из всего, не только из игрушек.

Алекс любит бродить по деревне, в которой обитало несколько поколений нашей семьи, и обязательно в сопровождении Трояна, нашего последнего пса из бесконечной череды фокстерьеров. Этот последний – невероятный симпатяга, с торчащей в разные стороны шерстью, похожей на проволоку. Скоро Лоис и Алекс усядутся в машину – и поминай как звали. Исчезнут из виду, влившись в автомобильный поток, запрудивший шоссе, ведущее в Лондон. И я мгновенно и остро почувствую их отсутствие.

Но это случится еще через пару часов, а пока… А пока я отрываюсь от созерцания цветочных посадок и вижу Лоис, блаженно нежащуюся на утреннем солнце. Афина Паллада! Настоящая богиня, в ее-то возрасте! Такая же высокая, статная, целеустремленная! И так похожа на свою мать, которую, кстати, звали Афиной (ну, или Атиной, если на английский манер). На всех женщин семейства Георгов с их нежной оливковой кожей и белокурыми волосами. Все представительницы слабого пола из рода Георгов привыкли цвести исключительно на свежем воздухе, под живительными лучами солнца.

– С днем рождения, тетя Пен!

Я в замешательстве молчу, а потом грустно вздыхаю:

– Спасибо, дорогая! Но в мои годы дни рождения – это нечто вроде тринадцатой зарплаты или премии. Так сказать, награда за терпение. Знаешь, в моем возрасте вполне достаточно проснуться поутру и почувствовать, что ты еще дышишь.

Я мысленно корю себя. Ну почему я всегда такая резкая? Почему не умею быть благодарной?

– Да это я уже сто раз от тебя слышала! Но сегодня ведь особый день рождения. Юбилейный! Знаю, ты не любишь, чтобы тебе напоминали о датах. Но ты, тетя Пен, так много значишь для всех нас. С тех пор как Адам ушел…

Голос Лоис сорвался, и она умолкла. Рана все еще продолжает кровоточить.

– Девочка моя! Ты ведь единственная родная душа, которая осталась у меня на всем белом свете. Не считая, конечно, тех, кто доживает свои дни в мире собственных фантазий. И тебе все еще не в тягость возиться с такой старухой, как я. Интересно, почему? Понять не могу!

– Пожалуйста, не отклоняйся от темы, тетя! – улыбнулась Лоис. – Мы с Алексом поздравляем тебя с днем рождения! Вот! – С этими словами она протянула мне конверт, который прятала за спиной, и, подойдя поближе, вложила его в мою руку.

– А что там? – Я стала шарить рукой по карманам фартука, пытаясь выудить оттуда свои очки.

– Приглашение и рекламный проспект. Я подумала, а вдруг ты захочешь провести летние каникулы вместе с нами, и зарезервировала для всех троих виллу на май, когда у Алекса в школе закончится учебный год.

Я инстинктивно замотала головой в знак отказа.

– Это очень мило с твоей стороны, но я определенно не могу… Если тебе уж так хочется ублажить меня, лишний раз напомнив о том, какая я древняя старуха, то, уверяю, совместного обеда в «Королевском дубе» будет более чем достаточно.

– Нет уж! В этом году обойдемся без торжественных обедов! Ах, тетя, разве ты не понимаешь? После смерти мамы ты мне стала второй матерью. И даже больше!

– А разве для меня не подарок общество молодой красивой женщины? О большем старухе и мечтать не приходится!

На сей раз я сказала истинную правду.

Я отвернулась с намерением снова припасть к своей скамеечке, горя неуемным желанием немедленно устранить на рабатке все следы минувшей зимы.

– Надеюсь, ты найдешь мне подходящую замену! – бросила я, не глядя на Лоис. – Кого-нибудь помоложе, кто не станет для тебя обузой. Скажем, одну из своих приятельниц, с кем будет приятно провести время на отдыхе.

Впрочем, Лоис не из тех женщин, кто легко отступается от своего. Она буквально втиснула проспект мне в руку.

– Ты только взгляни, тетя, куда я тебя зову! Я ведь сняла виллу на острове Крит! Мы доедем фирменным поездом «Евростар» до Парижа, там пересядем на поезд до Римини и Анконы, и последний рывок – на пароме через Адриатику. Можем сделать остановку в Афинах и показать Алексу Акрополь. А ты, воспользовавшись моментом, можешь снова посетить свой любимый Археологический музей. Тогда отправимся на Крит ночным паромом.

Господи! Как забилось мое сердце при упоминании этих давно забытых мест. Италия, Греция. Я ни разу не была там после войны.

– С какой стати мне снова туда возвращаться? – вспылила я и тут же прикусила язык, почувствовав, как растерялась Лоис, стоявшая рядом. Я так долго жила одна, а потому уже давно научилась скрывать обуревавшие эмоции.

– С такой, чтобы показать всё нам! Знаю, для тебя Крит так много значит. Ведь недаром же в твоем доме полно картин, на которых изображены оливковые рощи и горы. И эти красочные паласы из овечьей шерсти повсюду, и старинная керамика тоже. Зачем ты хранишь все эти вещи? Значит, тебе надо снова вернуться туда. Хотя бы для того, чтобы обрести душевный покой. К тому же там как раз в это время намечаются торжественные мероприятия по случаю шестидесятилетия обороны Крита союзниками. Вполне возможно, встретишь кого-нибудь из своих.

Никогда не любила сюрпризов! Честное слово!

– Ради всех святых! Уймись, прошу тебя! Все, кого я знала, уже давно на том свете.

Мой тон снова стал резким. Быть может, хоть это остудит ее пыл.

– Глупости, тетя! Ты говоришь глупости! Я знаю, когда ты вернулась с войны, бабушка сказала маме: «Все! Перевернули эту страницу и забыли о ней навсегда, будто ее и не было вовсе». И действительно, никто более не проронил ни слова о том, что ты пережила на войне. Я тоже не стану лезть к тебе с расспросами, не волнуйся. Просто я подумала: а вдруг ты захочешь почтить память дорогих тебе людей? И потом, почему нельзя просто погреться под ласковым средиземноморским солнышком, а?

– Ты вспомни, когда я в последний раз принимала солнечные ванны! В моем возрасте тамошнее солнце слишком горячо! – Я намеренно уцепилась за последний из выдвинутых ею аргументов.

Но Лоис была преисполнена решимости не отступать.

– Ерунда! Да ты в сто раз выносливее меня! Вон, каждый день с Трояном накручиваешь по нескольку миль пешком. И потом, с чего ты взяла, что мы будем целыми днями жариться на пляже? А экскурсии? А местные достопримечательности? Я хочу, чтобы ты показала мне знаменитый Кносский дворец[1]. Кто лучше тебя сумеет рассказать о нем? Ты же знаешь, каникулы всегда превращаются для меня в пытку! – Племянница подавила очередной тяжелый вздох. – Алекс страшно скучает по отцу. И как назло, Адам сейчас в Саудовской Аравии. А я уже специально взяла в школе разрешение, чтобы Алекса отпустили на каникулы пораньше, чтобы он смог лично присутствовать на столь знаменательных торжествах. Они как раз проходят по истории Вторую мировую войну.

– Да ты все наперед предусмотрела, верно? – улыбнулась я, взглянув на свою племянницу, которая, в общем-то, приходится мне внучкой. Темные глаза Лоис были полны слез. Я резко поднялась со скамейки. Надеюсь, моя поясница выдержит этот скачок. Что за безумная идея пришла в голову этой барышне?! Конечно, мне совсем не хочется огорчать Лоис. Но после стольких лет… Нет, я совсем не уверена в том, что мне снова хочется увидеть Крит. – Дорогая моя девочка! Не думаю, что в мои годы разумно решаться на столь рисковые предприятия.

– Но ты ведь всегда обожала риск. Разве не так, тетя? Бабушка не раз говорила, что ты всегда предпочитала идти по жизни непроторенными путями. Я знаю, какой фурор произвел в семье твой побег из дома.

– Вполне возможно, когда-то мне и в самом деле удавалось взбудоражить всю семью и даже учинить в доме настоящий переполох, но это было очень давно. Послушай, если тебе так хочется вместе провести каникулы, то почему бы нам не отправиться в Шотландию? Или на острова Фар? Но Крит… Такая даль! Это ведь бог знает где!

– Но Алексу пора наконец узнать кое-что из своей родословной и по греческой линии! – тут же нашлась Лоис. – Подумаешь, далеко! Ты же ведь не из робкого десятка! Во всяком случае, я тебя никогда не считала трусихой.

Я невольно рассмеялась. Ох уж эти молодые! Они не станут стесняться в выражениях. Главное – настоять на своем. Если бы только Лоис могла понять, что это такое – старость. Немощь во всем и вечный страх далеко отлучаться от дома. Не говоря уж о том, чтобы снова вернуться в места, связанные со столь страшным прошлым.

– Что же до нашей родословной, то, уверяю тебя, наши греческие предки затерялись еще где-то в девятнадцатом веке. Во всяком случае, моя мать уже считала себя истинной англичанкой до самых кончиков ногтей. Что ж, я подумаю над твоим предложением. Но только, пожалуйста, не торопи меня с ответом, ладно?

– Вот и отлично! Думай! А я пока поставлю чайник на плиту. – Лоис решительным шагом направилась в сторону кухни. – Завтракаем в саду, да?

– Я только сказала, что подумаю, – крикнула я ей вдогонку. – И потом, что будет с Трояном?

Лоис замерла на ходу и снова повернулась ко мне:

– Поживет на псарне, вместе с другими собаками. Ничего ему не сделается! Или договоришься с кем-нибудь из своих друзей, чтобы те взяли его на время к себе. В конце концов, это же всего на две-три недели.

– Ну уж нет! Если я соглашусь на эту поездку, то для Трояна надо зарезервировать место в отеле для домашних собак.

Темные глаза Лоис зажглись триумфом, но она лишь показала на деревянную беседку, примостившуюся в углу лужайки:

– Завтракать будем там!

Я почувствовала, что ноги мои стали ватными, и мне пришлось присесть на старую скамейку под кедром, раскинувшим свою крону над лужайкой. Скамейка была обращена в сторону озера. С этого места мне отлично был виден дворец Стокенкорт, бывшее фамильное гнездо семейства Георгов. Он возвышался прямо передо мной на противоположной стороне озера. Сейчас в нем оборудовали шикарную гостиницу. А все, что осталось от былого имения, – это небольшой дом, так сказать, вдовья часть наследства, примостившийся почти рядом с деревенской каменной стеной. Я стала последней из трех обитателей, коротавших в этом доме свой век. После моего выхода на пенсию пятнадцать лет тому назад я безвылазно живу здесь. Со временем дом, населенный духами прошлого, стал слишком велик и слишком пуст для меня одной. «Зато этот дом проводит тебя в последний путь», – подсказал мне внутренний голос.

Милая Лоис даже и не подозревает о том, какой всплеск эмоций вызвал у меня ее подарок. Но я не стану ее огорчать, нет! Афина, или Атина, как на английский манер звали ее мать домашние, умерла совсем молодой, а после смерти моей старшей сестры Эвадны, бабушки Лоис, у бедняжки действительно не осталось никого из родных, кроме меня.

Алекс тоже страдает без отца, я это чувствую. Вот и получается, что как ни ряди, а мы трое – последнее звено в цепочке, связующей нас с кланом Георгов. К тому же для Лоис я стопроцентная замена ее бабушки. Нельзя обижать девочку отказом, и все же, и все же… Хватит ли у меня сил снова оказаться на острове, лицом к лицу с тем, что там было? Да, с тех пор прошла целая жизнь, это правда. Как встретит меня Крит спустя шестьдесят лет после всех пережитых ужасов?

Даже сегодня при одной только мысли о тех днях в моей памяти встает ворох страшных воспоминаний. Да, время было страшным и одновременно прекрасным. Жестокость, кровь, страдания, голод – но тогда я жила полной жизнью. Опасности, подстерегавшие меня повсюду, а рядом – удивительная доброта и отзывчивость совершенно незнакомых людей. Тогда в моей жизни происходило много чего такого, о чем я не имею права говорить никому.

Послышался громкий голос Лоис. Она призывала Алекса оторваться наконец от телевизора и идти к завтраку. Бренча подносом, уставленным чашками и стаканами, Лоис медленно проследовала к беседке. Но ее появление не рассеяло моей задумчивости. Почему так сильно затрепетало в груди сердце от одной только мысли, что можно туда вернуться? И с каждой минутой желание снова увидеть Крит становилось все сильнее, отметая прочь первоначальные сомнения.

А почему бы им и не узнать хоть какие-то крохи из моего прошлого? Ведь не осталось уже никого, с кем я могла бы поделиться историей своей жизни. Только эти двое. Кому может принести вред моя исповедь? Ведь должен же хоть кто-то знать, что произошло тогда на самом деле, прежде чем я навсегда унесу свои драгоценные тайны вместе с собой в могилу.

А в мои-то годы каждый лишний день жизни – это как подарок судьбы. И хотя все во мне противилось тому, чтобы начать ворошить прошлое, я понимала: пришло время снять тяжкий груз с души, так томивший меня все последние десятилетия. Молодые имеют право знать правду. Всё, как это было на самом деле. Да, мы пережили страшное время, но ведь справились же! И обнаружили в себе много такого, о чем даже и не подозревали.

А мальчикам, таким как Алекс, пора узнать, что война – это не компьютерная игра: пиф-паф – и ты герой. О, нет! Война – это жестокое и кровавое месиво. Сколько людей, мужчин и женщин, отдали свою жизнь во имя того, чтобы современные дети росли, не зная, что такое страх. И сколько моих собственных друзей погибло в той мясорубке. Мне повезло. Я дожила до пенсии, а они даже не узнали, что такое старость. Сражение за Крит уже давным-давно забыто. Так, пара абзацев в старом учебнике истории.

Как я смогу вернуться туда? Встретиться с призраками былого? Как смогу распечатать все те переживания, которые когда-то навечно похоронила на этом острове? Хватит ли у меня сил вспомнить всё? Все эти страшные ночные кошмары и бесконечные грезы?

«А может, вспомнив всё, старая вешалка, ты обретешь наконец свободу и покой?» – тут же подначил меня внутренний голос.

Я взяла рекламный проспект и неспешно двинулась к беседке, где меня поджидало удобное плетеное кресло. Лоис тоже заждалась.

Ночью он снова пришел ко мне, бронзовый от загара мужчина, герой моих грёз. Я увидела перед собой уже полузабытую статную фигуру: черная рубашка, перехваченная крест-накрест нагрудным патронташем, галифе, кожаные сапоги до колен, покрытые слоем пыли. На лбу – неизменная кружевная бандана, и эта вечная сардоническая улыбка на его губах. В зыбком мареве занимающегося утра я так явственно ощутила его присутствие рядом с собой, вдохнула полной грудью ароматы розмарина и тимьяна, которыми сплошь поросли сероватые скалы Белых гор. Но вот пелена из пыли и песка заслоняет его от меня, и я не могу дотянуться до него… А потом я просыпаюсь, и мои глаза полны слез. Вокруг тихо, из окна доносится протяжное блеяние одинокой овцы. Видно, созывает своих ягнят на утренний моцион.

А кто же зовет меня на этот остров? Кто приглашает снова вдохнуть пряный запах полыни и лимонов, манит в незабываемые средиземноморские ночи? Когда-то я прочитала в одной книге, что у всякой любви есть свой ландшафт. Верно, все так!

Впрочем, все началось совсем в другом месте. С тяжелым вздохом я откинулась на подушки. Чтобы в полной мере прочувствовать смысл и значение поездки на Крит, мне для начала надо погрузиться в совсем иной ландшафт. Вернуться к нашим северным пейзажам с их бурными горными реками, с пустошами, поросшими вереском. Именно там зародились мои несбыточные мечты, и первый робкий луч света пролился на то, что могло бы статься, если бы не…

Блэр Атолл, ШотландияСентябрь 1936 года

Пенни Георгиос уселась прямо на землю, среди зарослей влажного от росы вереска, и принялась внимательно изучать окрестности в бинокль. Ничего! В загоне для скота – олень-самец темно-бурого цвета. Судя по всему, старый, коль скоро местный егерь выбраковал его из общего стада. Пенни любила эти вересковые пустоши, перемежающиеся болотами, в которых, как в зеркале, отражались близлежащие горы. Она любила лежать на траве, укрывшись среди вереска с неизменным биноклем в руках, пытаясь отыскать глазами каменоломню, воображая, что тоже участвует в мальчишеских играх и сейчас ведет скрытое наблюдение за тем, как один из них крадется среди скал, окружающих Блэр Атолл.

Солнце уже поднялось высоко. Куда ни кинь взгляд, везде горы, переливающиеся на свету пурпурно-лиловыми красками. Они распростерлись во все четыре стороны и напоминали необъятное каменное море со скалистыми уступами, похожими издали на свинцово-серые волны. Пенни нравилось карабкаться по этим скалам, нравилось бродить горными тропами, взбираться на вершины по осыпающемуся вниз щебню. Помощник местного охотника даже похвалил ее, сказал, что она легка на подъем, а с такими длинными, как у нее, ногами она при восхождении может дать фору любому мужчине. Впрочем, когда Пенни озвучила этот комплимент матери, то эффект оказался совсем не тот, на который она рассчитывала.

– Я растила тебя совсем не для того, чтобы ты лазала по горам в этих отвратительных бриджах! Немедленно ступай и переоденься во что-нибудь приличное! – строго приказала она дочери.

Увы и ах! Но только в горах Пенни чувствовала себя по-настоящему свободной. Не надо было думать о докучливых обязанностях, которые вменялись ей, заполняя без остатка все дни: занятия в классной комнате, потом уроки танцев, обязательные посещения парикмахера и прочее. Убегая в пустошь, она ложилась прямо на землю, полной грудью вдыхала в себя терпкий запах вереска и была счастлива, забывая на какое-то время, что она девочка. Ну и что из того, что она девчонка? Подумаешь! Да она даже стреляет лучше, чем Зан, ее старший брат.

Пора домой! Сегодня у нее только пробная вылазка на природу. Большая часть гостей, приехавших на охоту, вознамерились в течение одного дня успеть все: и лосося наловить, и настрелять по связке куропаток, да еще и оленя подстрелить, если повезет. Разумеется, ее на охоту не взяли. Ведь вечером бал. Все женщины в доме заняты нарядами и подготовкой к танцам. Не говоря уж о том, что сегодня ее старшую сестру Эвадну официально представят родственникам ее будущего мужа, семейству Джефферсонов.

Для Эвадны это второй сезон в свете. Тщетно леди Фабия, их мать, почтила минувшей зимой своим личным присутствием все самые-самые престижные балы, которые устраивались в течение сезона в фешенебельных особняках обитателей Белгрейвии. И все исключительно ради того, чтобы найти достойную партию для старшей дочери. Но сестре не повезло. В связи с кончиной короля Георга Пятого, ушедшего в мир иной в самом начале сезона, двор пребывал в трауре. Помнится, Эвадна даже настояла на том, что появится на балу, который устроили родители в ее честь, в черном. Это был смелый шаг и к тому же весьма неглупый, так как сразу же обернулся призом в виде Уолтера Джефферсона, молодого дипломата из Министерства иностранных дел. Жених был из приличной семьи и с хорошими связями, но, к глубокому разочарованию матери невесты, он не имел титула. О помолвке сестры официально будет объявлено на сегодняшнем балу.

А потому сегодня все заняты Эвадной и никому нет дела до Пенни. Она уже несколько раз обошла сверху донизу величественный дворец, в котором все стены лестничных пролетов увешаны фамильными портретами многих поколений благородного семейства Мюррей. А какая в доме замечательная библиотека! Все стены заставлены роскошными фолиантами в кожаных переплетах с золотым тиснением. Но сразу видно, что книги эти многократно читаны и перечитаны. Они совсем не похожи на те эффектно-нарядные томики, которые украшают папин кабинет в Стокенкорте. У папы это действительно украшение, так сказать, деталь интерьера, создающая впечатление чего-то глубокомысленного. И почему все домашние считают чтение пустой тратой времени? Папа читает только «Файнэншл таймс», мама изредка просматривает дамский журнал «Леди», да и то только тогда, когда занимается поисками прислуги. Эвадна вообще ничего не читает. Она постоянно проводит время с подругами, а Пенни еще слишком юна, чтобы получать удовольствие от веселого щебетания ни о чем. Ах, если бы она была такой же красивой и покладистой, как ее старшая сестра! Тогда бы и мама не злилась всякий раз, когда заставала ее за книгой.

Возвратившись во дворец, Пенни прямиком направилась в библиотеку. Судя по всему, мраморные изваяния Мильтона и Шекспира не пришли в восторг от ее внешнего вида и встретили ее появление с некоторым подозрением. Образование Пенни, которое было возложено на плечи ее гувернантки, бедняжки мисс Френсис, дававшей ей частные уроки, было достаточно скудным, если не сказать больше. Но сейчас Пенни уже исполнилось шестнадцать с половиной лет. Какие могут быть уроки? Девушке ее круга пора заняться серьезным делом: научиться хорошо танцевать, уметь компоновать букеты, немножко рисовать. Пенни страстно мечтала о колледже: у нее с детства было одно тайное увлечение, о котором не подозревал никто из домашних.

Увлечение это зародилось, когда ей было всего семь лет. Все началось с того, что в один прекрасный день их старый садовник Альберт Грегг подарил ей кусок обработанного кремния. Он сказал, что это наконечник от стрелы. Такими стрелами охотились первобытные люди, добывая себе пищу. Помнится, ее страшно взволновало то, что она держит в руках столь древнюю вещь. Ведь наконечник, вполне возможно, насчитывает несколько сотен тысяч лет. С наконечника все и началось. Девочка стала методично перекапывать сад в поисках новых археологических сокровищ. Всякий раз, когда Пенни опаздывала к чаю, являясь домой с головы до ног перемазанная землей, мать впадала в неистовство. Все громы и молнии сыпались на голову бедной няни, повинной в таком вопиюще неряшливом виде своей воспитанницы. Но Пенни, несмотря ни на что, с упорством истинного кладоискателя продолжала вести раскопки. И довольно успешно. Так, на перепаханной пашне она нашла несколько реликтов эпохи римлян: пару глиняных черепков и осколки изразцов. Все найденные сокровища она бережно раскладывала по коробкам из-под обуви. Однажды ей повезло даже найти монету с профилем какого-то императора. Какая жалость, сокрушалась девочка, что она не знает латыни и не сможет прочитать, что написано по полю монеты. Ее интерес к археологии превращал обычные прогулки по пожухлым полям Котсуолда в захватывающие путешествия в глубь веков.

Мисс Френсис разрешала ей приводить в порядок свои находки и даже делать зарисовки артефактов в специальном блокноте. Рисунки получались очень убедительными. Пожалуй, это единственное, что Пенни умела и любила: рисовать и чертить тушью и чернилами. Мисс Френсис не раз хвалила свою ученицу за точность изображения и правильность пропорций. «Правда, – добавляла она, – художнице явно недостает воображения».

В библиотеке шотландского замка Пенни обнаружила целую россыпь новых книг и среди них – одну по ее излюбленной теме: «Раскопки прошлого», написанную сэром Леонардом Вулли. Книга изобиловала множеством иллюстраций, на которых подробно изображалось, как ведутся раскопки в таких экзотических странах, как Египет, Персия, Греция. Поначалу у Пенни даже возникло желание попросить у хозяев книжку на пару дней домой, но она тут же представила себе, как мама, застав ее с толстенным фолиантом в руках, непременно скажет презрительным тоном: «Ты просто ненормальная! Разве я тебя для того рожала, чтобы ты выросла синим чулком?» – и отказалась от этой мысли.

«Зачем они меня вообще рожали?» – задавалась она иногда резонным вопросом. В конце концов, у них ведь есть и мальчик, и девочка. Дочь Эвадна и сын Александр. Зачем им еще одна дочка, тем более такая? Какая-то ошибка природы получилась, не то мальчик, не то девочка. К тому же с воспитанием дочерей сопряжены такие безумные затраты. Их же нужно одевать, вывозить в свет! Не потому ли девочек оставляют без образования? Иное дело – мальчики. Вон Зан учится себе сколько его душе угодно. Это нечестно!

Однажды Пенни удалось уговорить гувернантку свозить ее в Лондон на выставку в Королевскую академию искусств, где демонстрировались фрагменты интерьера Кносского дворца. Там же были представлены репродукции фресок и еще одна забавная вещица – маленькая синяя обезьянка. Позднее Пенни буквально вынудила Эвадну сходить вместе с ней в Британский музей. Она провела там несколько незабываемых часов, бродила как зачарованная по залам античного искусства, любуясь удивительными по красоте вещами, сохранившимися от ушедших навсегда цивилизаций. Эвадна же откровенно скучала среди бесценных сокровищ прошлого и непрестанно зевала. После посещения Британского музея Пенни твердо решила обзавестись читательским билетом в Челтенхеме, ближайшем от их имения городке. Она станет регулярно посещать библиотеку и будет заниматься там тайно ото всех. Очень скоро она воплотила свое намерение в жизнь и перечитала все книги тамошнего собрания, имеющие отношение к древней истории.

А потом случилась неприятность. Пенни забыла вернуть какую-то книгу и должна была заплатить штраф. Об этом стало известно маме. Та в ярости ворвалась к ней в комнату:

– Что за дела, Пенелопа? Что ты там замышляешь за нашей с папой спиной? Скажи на милость, что нам делать, чтобы выбить эту дурь у тебя из головы?

– Это не дурь, мама! – Пенни впервые решилась на открытый протест. – Я хочу поступить в колледж. И вообще, я собираюсь стать археологом.

Последнее заявление было сделано за общим обеденным столом, и все присутствующие встретили его дружным смехом.

– Не смей мне перечить! – не на шутку разошлась мама. – Девушки нашего круга не работают! Их главная обязанность – стать достойными спутницами своих мужей во имя величия и блага родины. Отец, скажи ей! В твоем возрасте, Пенелопа, я уже была замужем. И за всю свою жизнь я не прочитала ни одной книжки! Пустая трата времени.

Фабия бросила грозный взгляд на мужа, но тот лишь неразборчиво пробормотал что-то и тут же поспешил отгородиться от всех газетой.

– Дорогая, у нашей младшей на плечах есть своя голова. Позволь ей воспользоваться ею. Если мы начнем ломать девочку, она принесет нам одни несчастья.

Пенни понимала, что отец на ее стороне. Но кто может устоять перед мамой, особенно когда она в ярости?

– Только через мой труп! – сказала, как отрезала, Фабия. – Она должна научиться послушанию. Ты только взгляни на нее! На кого она похожа! Огородная жердь! А ее походка! Я плачу уйму денег за уроки танцев. Но она все равно сутулит плечи. И кожа у нее слишком смуглая! – Мать замолчала, с явным неудовольствием разглядывая Пенни. – Что ж, в ком-то из наших детей, Филипп, должна была проявиться кровь их греческих предков, не так ли? Сядь прямо, Пенни! Ты слишком худая. Тебе надо немедленно поправиться. Займемся твоим откармливанием.

– Мамочка, я же не рождественский гусь, чтобы меня откармливать. Я и в самом деле хочу поехать сдавать экзамены в колледж. И не надо мне ваших сезонов. Ты же сама говорила, что дебют в свете стоит очень дорого. Вот и подумай, сколько мы можем сэкономить. А на жизнь я себе сама заработаю. Мисс Френсис говорила, что знает одни курсы…

– Внучка сэра Лайонела Делламейна не будет работать! Никогда! – проговорила Фабия, выплевывая из себя каждое слово, будто это порция яда. А потом поднялась из-за стола, давая понять, что разговор закончен. Она пулей вылетела из комнаты, оставив Пенни в слезах.

– Не повезло тебе, детка! – сочувственно вздохнул отец. – Но мама и правда желает тебе только добра. Всего самого лучшего!

– Это она себе желает всего самого лучшего! – тихонько прошептала Пенни, но так, чтобы никто не расслышал ее слов.

Она прекрасно понимала, что ее мать – самый настоящий сноб. Несмотря на все титулы, которые, вполне возможно, и ведут свое начало от времен Вильгельма Завоевателя, богатство семейства Делламейнов нажито исключительно на банковских операциях и благодаря тому, что дедушка мужа леди Фабии, грек по национальности, весьма преуспел в свое время в заморской торговле и морских перевозках грузов. Разумеется, леди Фабия всячески замалчивала сей факт, а фамилию дедушки произносила исключительно на английский манер, не Георгиос, а Георг. Но вот Пенни – живое напоминание о том, что в жилах их семьи течет греческая кровь: смуглая блондинка с темно-синими глазами.

Как ни старалась Фабия, но она так и не сумела добиться от мужа одной-единственной уступки: изменить фамилию. Филипп гордился своими греческими корнями и категорически отказался сделать это. Более того, он постарался, чтобы дети могли разговаривать на его родном языке. Знание греческого сильно помогло Зану во время учебы в Харроу. Пенни переписала себе в тетрадь несколько уроков из его учебников по древнегреческому, но освоить язык самостоятельно ей было все же трудно. Мисс Френсис обучала сестер только французскому, на тот случай, если вдруг девочек определят в какую-нибудь закрытую школу в Швейцарии.

Раздался звук колокола, извещавший гостей и обитателей дома, что пора переодеваться к балу. Пенни неохотно поднялась с кресла и поставила книгу на полку. Надо обязательно еще раз заглянуть сюда! Наверху, в их комнатах царил беспорядок: все суетились вокруг Эвадны – поправляли ей прическу, придирчиво осматривали макияж. Сестра была ослепительно хороша в своем бальном платье из белого атласа. Настоящая красавица! Глаза горят, щеки разрумянились. Зачем ей румяна и пудра? По всему было видно, что Эффи без памяти влюблена в своего жениха. Свадьба была намечена на весну, и мама уже хлопотала над приданым невесты и ее будущим подвенечным нарядом. Конечно, Пенни будет скучать по старшей сестре, когда та переедет к мужу в Лондон. С другой стороны, появится отличный предлог лишний раз съездить в столицу: погостить у сестры, а заодно и избавиться от докучливой опеки мамы. Не говоря уж о том, чтобы в полной мере воспользоваться всеми теми возможностями, которые предоставит ей жизнь в городе.

– Почему ты не переодеваешься? – Голос матери вернул ее в день сегодняшний. – Кто тебе дал эти ужасные штаны? Ты в них похожа на сорванца с улицы. И вся в грязи, будто карабкалась по каким-то изгородям. Разве мы успеем привести тебя в порядок до начала бала? Какое счастье, что это еще пока не твой дебют. Дай-то бог, чтобы к следующему году ты хоть немножко повзрослела и остепенилась! – Мать тяжело вздохнула и указала рукой на дверь. – Ступай за мной! Надо заняться тобой всерьез. Иначе ты кончишь женой фермера.

Мама продолжила чтение нотации и за дверью ванной комнаты, в которую поторопилась юркнуть Пенни.

– Сегодня от тебя требуется немногое, – наставляла мать по другую сторону двери. – Скромно посидишь вместе с другими девушками – и это все. Смотри, наблюдай, учись.

Пенни с головой нырнула в мыльную пену, чтобы хоть на какое-то мгновение не слышать скрипучего голоса матери. Какое ей дело до того, что хочет мама? Разве родители понимают, о чем мечтает она, Пенни? Только Эффи да няня – вот молчаливые свидетели ее горьких слез и обид. Отец, правда, старается хоть как-то поддержать ее, но он вечно занят или в отъезде. А что плохого, если она выйдет замуж за фермера? В любом случае она согласится на брак только по любви, а не для того, чтобы осчастливить собственную мать и потешить ее тщеславие.

Огромная бальная зала была залита светом многочисленных люстр. Блики скользили по паркету и отражались в нем. Мужчины в национальных шотландских килтах, в черных бархатных пиджаках, дамы в длинных белых платьях, украшенных кушаками из разноцветной шотландки. Мечи, знамена, портреты на стенах. Волынщики уже загудели в трубы своих инструментов, наполнив все вокруг заунывными звуками национальных мелодий. Сизые клубы дыма от сотен сигарет и сигар медленно поднимались вверх по лестнице, на которой стояла Пенни, созерцая картину всеобщего великолепия.

В центре зала стояли Эффи и ее жених. Сейчас гостей официально уведомят об их помолвке. На пальце невесты сверкало кольцо, украшенное бриллиантами и сапфирами, рассыпая вокруг снопы искр. И такие же искры сыпались из синих глаз Эффи. Воистину, это был ее бал, час ее триумфа и славы. Мама, облаченная в бархатное платье цвета лаванды, с замысловатой прической в виде искусно уложенных локонов, неподвижно замерла неподалеку. Она с нескрываемым восхищением разглядывала собственное чадо и принимала поздравления с величавым видом королевы, снизошедшей до разговора с придворными. Для нее это тоже незабываемый, поистине судьбоносный миг. Слава богу, ее миссия почти закончена: одна дочь выходит замуж.

Наблюдая за происходящим со стороны, Пенни подумала, что, скорее всего, это последний мамин триумф. Уж лично она никогда не согласится пройти через подобный вздор для того, чтобы обзавестись надлежащим спутником жизни. Она прочитала немало книг по биологии и имела неплохое представление о том, как именно выводятся элитные породы животных. Воспитание и уход – вот что главное в деле взращивания будущих рекордсменов стада. Правила игры диктует жизнь, а выезды в свет, приемы, пышные свадьбы – все это пустые забавы, и только.

Она уселась на стул рядом с другими будущими дебютантками. Девочки с трудом сдерживали переполнявшие их эмоции: ножки сами собой притоптывали в такт музыке. Им так страстно хотелось на паркет, туда, где мужественные красавцы в накрахмаленных манишках под бравурные звуки оркестра легко и непринужденно вели своих партнерш в танце. Но этикет есть этикет. Пока скромным воспитанницам элитных школ и пансионов еще нельзя вместе со всеми: кавалеры для будущих дебютанток будут допущены на бал позднее, когда устанет взрослая публика. Это нечестно, снова мелькнула в голове Пенни прежняя мысль. Они тут сидят, вжавшись в стулья, ведут какие-то скучные и никому ненужные разговоры, а остальные знай себе веселятся.

Мама стояла у нее за спиной. В углу зала, возле камина расположилась группа молодых людей. Они чему-то громко смеялись. Стаканы с виски поблескивали в языках пламени. Мать небрежно кивнула в их сторону:

– Должно быть, отпрыски лорда Балранноча. Красивые юноши, ничего не скажешь, но совершенно неуправляемые. Мне рассказывали, что их несчастный отец не может найти управу на собственных сыновей, – продолжила леди Фабия, разглядывая молодых людей с таким видом, будто изучает породистый скот. – А вот тот высокий юноша – их приятель. Произношение сразу выдает в нем выходца из колоний. По слухам, мальчишку выгнали из Итона. – Последняя реплика была сказана матерью с особым презрением в голосе. – У лорда Балранноча есть еще один сын, Торквил или Тормод, не помню точно его имени. Но он сейчас в армии. Какая жалость, что их мать умерла так рано. Некому было позаботиться о правильном воспитании мальчиков. Впрочем, надо отдать должное, танцуют они превосходно.

Дама в платье с кушаком из шотландки, примостившаяся прямо за спиной у Пенни, наклонилась к матери и прошептала:

– Фабия, ты что, уже высмотрела среди них кого-то подходящего для Пенелопы?

Пенни затаилась в ожидании ответа.

– О нет! Пока еще нет! Вот если бы у них была сестра…

– Для твоего Александра? Увы, в их семье одни мальчики. Но вот тот, он самый спокойный среди братьев, думаю, он вполне подойдет для Пенелопы.

Пенни почувствовала, как к щекам прилил жар. Ее охватила ярость. Ну уж нет! Еще не хватало, чтобы ее, словно ненужную вещь, навязывали первому встречному. Сославшись на то, что ей надо в уборную, она тихонько выскользнула из залы. Глоток свежего воздуха, вот что ей сейчас нужно больше всего на свете. Она быстро побежала длинными коридорами, освещенными факелами, по уже знакомому маршруту в сторону библиотеки. В библиотеке было тихо и прохладно. Горели настольные лампы, в камине весело потрескивали поленья, и от него шло такое приятное тепло. «Наконец-то я одна», – вздох облегчения вырвался у нее из груди, и она подошла к полке, чтобы взять ту самую книгу по археологии, которая произвела на нее столь сильное впечатление. Сейчас она усядется в глубокое кожаное кресло и начнет читать. Какое-то время ее никто не хватится.

Но тут Пенни заметила лежащий на столе экземпляр газеты «Скоттиш филд», а рядом – каталог выставки керамики из Кносского дворца, которая развернута в музее Ашмола при Оксфордском университете. Оксфорд ведь совсем близко от их дома. Надо попытаться уговорить сестру съездить туда за покупками. А там если постараться, то можно и на выставку попасть: попытка ведь не пытка.

– Неплохо, да?

Пенни подпрыгнула от неожиданности, услышав у себя за спиной мужской голос.

– Некоторые из этих артефактов я видел воочию. Всем этим вещицам по меньшей мере пять тысяч лет, если не больше. А вид у них такой, будто их изготовили только вчера. Вам интересно все это?

Пенни повернулась лицом к собеседнику. Странный акцент, она такого еще не слышала: гласные протяжные, согласные произносятся мягко. А, да это же тот парень, о котором говорила мама, разглядывая толпу необузданных молодых людей.

– А где вы их видели? – спросила она, окинув взглядом молодого человека. Высокий. Выше, чем ее брат. Волосы щедро политы бриллиантином и прилизаны по последней моде, а вот кружевное жабо уже забрызгано виски.

– На одном острове, неподалеку от Греции. Мы своими глазами видели, как их извлекают из земли и очищают от многовековой грязи. Некоторые экземпляры нам даже разрешали мыть, чаще всего отдельные фрагменты, которые мы потом собирали в единое целое. Конечно, этим занимались главным образом те, кто умеет обращаться с подобными раритетами. Я же просто наблюдал. Я как раз был в это время на курсах летней школы в Афинах – курсы организовала Британская школа археологии. Красотища на этом острове неописуемая!

– Как здорово! Я бы тоже хотела заниматься раскопками! – Пенни подавила горестный вздох. И почему это мужчинам все можно? Вот пожалуйста! Путешествуют по заграницам, посещают всякие экзотические места.

– Между прочим, в эту школу принимают и девушек, – словно прочитал ее мысли молодой человек. – Можете подать документы. Правда, работенка еще та, я вам доложу. Жарища, пыль, грязь… Да, совсем забыл, курсы ведь платные! Но все равно, впечатления – незабываемые! Попытайтесь на следующий год!

Последнюю фразу молодой человек промолвил с легкой улыбкой, словно говорил о чем-то само собой разумеющемся. Конечно, для него это пара пустяков, с завистью подумала Пенни, видя, как зажглись огнем энтузиазма его черные глаза. А еще, когда он говорил, то придвинулся поближе, от него явственно пахло виски. Надо же! С ней еще никто не разговаривал вот так, на равных.

– Откуда вы? – вежливо поинтересовалась она. – Акцент у вас точно не шотландский.

– Мои родители давно уехали отсюда в Новую Зеландию. А меня послали в Англию на учебу. В школе я и познакомился с этими сумасшедшими близнецами Балранночами. – Молодой человек залился жизнерадостным смехом, который напомнил Пенни мелодичный перезвон колокольчиков. – Сейчас я учусь в Кембридже. Хочу стать археологом, но отец говорит, что после окончания университета я должен пойти в армию. А вы в какой школе учитесь?

– Я не учусь, – вспыхнула от смущения Пенни. – В следующем году Эвадна выходит замуж. А потом моя очередь дебютировать в высшем свете.

Последнюю фразу Пенни пробормотала извиняющимся тоном.

– А, так вы та самая младшая сестра Георга! Вот здорово! Наслышан о вас!

– Вот как? – растерялась от неожиданности Пенни.

– Да, среди местных ходят разговоры, что вы стреляете лучше самых опытных охотников. Можете с лету поразить любую мишень. Вас еще ласково называют тут горной козочкой. – Молодой человек снова рассмеялся и бросил на собеседницу самый благожелательный взгляд. – А меня зовут Брюс. Брюс Джардин к вашим услугам, мисс! Правда, все это «оперение» не мое! Позаимствовал на время у братьев. – Он кивнул на свой килт. – Моя семья родом с Шотландской низменности, не принадлежит ни к какому клану, а потому и своего тартана у них нет. Спасибо, Торквил выручил, отдал тартан своего клана.

– А меня зовут Пенелопа Георг, но вы это и так знаете, – проговорила Пенни вежливым тоном, несколько смутившись от неожиданных комплиментов, которыми одарил ее молодой человек. Уж не издевается ли он над ней?

– Никогда бы не подумал, что юные дебютантки могут увлечься разглядыванием старинных черепков. – Он бросил заинтригованный взгляд на книгу, которую Пенни взяла с полки. – По-моему, их больше должны интересовать живые люди, преимущественно молодые. Между прочим, если завтра будет дождь и охоту отменят, то я собираюсь показать те слайды, которые сделал на раскопках в Греции.

– Где? – непроизвольно сорвалось с ее уст.

– Да вот здесь же! В библиотеке! Вот я и заскочил сюда на разведку, чтобы оглядеться, что и как. Приходите! Сами увидите, о чем я рассказывал.

– А я вовсе и не собираюсь дебютировать в свете! – вдруг неожиданно для себя самой выпалила Пенни.

– И правильно! А чем займетесь? Будете поступать в университет?

– Шутите! Да у мамы удар случится, если я объявлю ей о своем намерении получить высшее образование. И потом, я ведь нигде не училась. То есть, я хочу сказать, системно, класс за классом. Но одно я знаю наверняка: на эту ярмарку породистых кобылок они меня точно не затащат!

Глаза ее налились слезами отчаяния. Брюс сел рядом и бросил на нее участливый взгляд. Кажется, он действительно услышал, а главное – понял то, что она хотела сказать. Он извлек из кармана трубку и стал неспешно набивать ее. По комнате поплыл густой табачный аромат. А вот дома никто не желает даже выслушать Пенни. Особенно если речь заходит о серьезных вещах. А так хорошо, когда рядом человек, который понимает. И так уютно потрескивают поленья в камине, и от света настольных лам по комнате разливается приятный полумрак. Как далек библиотечный мир от той суеты, которая царит в бальной зале. Пенни блаженно откинулась на спинку дивана. Как было бы хорошо, если бы этот миг продлился вечность.

– Знаете, – вдруг неожиданно подал голос Брюс, – моя старая няня в таких случаях обычно говорит: «Если захочешь чего-то очень сильно, то это непременно сбудется». А еще она говорит так: «Постарайся понять, какое дело тебе нравится больше всего на свете, и научись делать его хорошо». До завтра!

С этими словами молодой человек легко поднялся с дивана и исчез за дверью. В библиотеке сразу стало пусто и даже холодно, будто камин погас. Пенни зябко поежилась. Ей тоже пора наверх. Иначе мама, чего доброго, организует настоящую поисковую операцию по ее поимке. Но прежде чем бежать в бальную залу, она еще некоторое время неподвижно посидела на диване, мысленно прокручивая только что состоявшийся разговор. Странно, но сравнение с горной козочкой ей почему-то пришлось не по душе. Она вдруг ощутила странное желание тоже ступить на паркет и, подобно Эффи, изящно заскользить в танце под светом хрустальных люстр. Что в любом случае гораздо лучше, чем подпирать стенку в обществе других потенциальных дебютанток.

Хорошо Брюсу заявлять: «Постарайся понять, какое дело тебе нравится больше всего на свете, и научись делать его хорошо». Совет как раз для него. А что я? Как я могу изменить свою судьбу, как посмею сломать планы родителей? Как и где я смогу получить образование, которое позволило бы мне воплотить в жизнь свою мечту? Конечно, выход есть всегда. Но мне потребуется очень много упорства, чтобы добиться свободы. И все же это шанс. Особенно если ты, Брюс, тоже будешь на моей стороне и поверишь в меня. Тогда, быть может, что-то у меня и получится.

А в общем-то, жизнь не такая уж скверная штука! Она вскочила с дивана и вприпрыжку помчалась наверх.

2001 год

На следующее утро я проснулась под впечатлением от первой встречи с Брюсом Джардином. Как давно это было! Первые, еще не вполне осознанные желания – и одновременно стыд при мысли о том, что я ничего не знаю. Невежда, не имеющая никакого представления о мире! Я вдруг вспомнила, как на следующий вечер крадучись пробралась в темную библиотеку (ставни на окнах были предусмотрительно закрыты), горя желанием продолжить начатый разговор. А заодно и поприсутствовать на просмотре слайдов. С десяток гостей удобно устроились перед белым экраном на стене, попыхивая сигарами и трубками. Клубы дыма сливались в сплошную пелену, и сизо-голубой туман стелился перед проектором.

Слайды, которые демонстрировал Брюс, перенесли зрителей в совершенно иной мир. Такую красоту редко увидишь в обычном кинотеатре. Горы, покрытые шапками снега, на фоне пронзительно голубого неба; бухта, заполненная старинными судами (Брюс назвал их кайками), мужчины, облаченные в непривычные костюмы: куртки до пояса, широкие, мешковатые брюки, заправленные в сапоги до колен. Пышные усы на загорелых дочерна лицах. Брюс запечатлел на память и руководителей своей экспедиции, супружескую чету Пенделбери. Они курировали работу всей Британской школы археологии и постоянно проживали на Крите. Мистер Пенделбери – высокий мужчина со стеклянным выражением глаз, а рядом – его миниатюрная жена по имени Хильда. Смотрит куда-то вдаль через камеру, щурясь на солнце.

Потом пошли слайды непосредственно с места раскопок: археологи в защитных шлемах, всецело поглощенные поиском древних сокровищ. Вот они аккуратно счищают песок и грязь с керамических ваз, потом так же осторожно моют их. Среди участников экспедиции полно девушек в шортах, по возрасту не намного старше меня. Они прямо на месте делают зарисовки найденных артефактов. Рядом – множество плетеных корзин, доверху заполненных самыми разными предметами, которым еще предстоит присвоить соответствующие инвентарные номера и внести их в каталог. А вот вид с вершины какой-то горы, потом снимки пикника возле грота. Хорошие любительские снимки, на всех – веселые улыбающиеся лица, на одном – мужчины, танцующие какой-то странный танец. Я невольно почувствовала зависть. Все эти люди свободны в своем выборе и занимаются тем, что считают нужным и важным. Как там красиво! Разве можно сравнить ту жизнь с моим унылым существованием? Но где он, этот Крит! До него отсюда, как до луны. Это молодым людям позволено раскатывать по всей Европе самостоятельно. Им не нужны всякие там гувернантки и наперсницы, и иностранные языки они учат по нескольку штук. А меня без сопровождения и на городскую улицу вряд ли выпустят. Рядом обязательно должен быть кто-то взрослый, он станет отдавать мне приказы, проверять, ровно ли натянут у меня шов на чулке, и все такое. Я никогда не ездила одна в автобусе или в трамвае, не заходила ни в одно общественное место, будь то отель или магазин. Мне не позволялось задерживаться нигде допоздна. Так кто же разрешит мне отправиться в какую-то там экспедицию на другой конец света? Ну и что из того, что Греция – родина моего отца и в моих жилах тоже течет капля греческой крови?

Я вдруг снова остро почувствовала, сколько мелких и крупных обид мне пришлось пережить в детстве, и это несмотря на все привилегии, которые были у нас с сестрой и братом. А потом я рассмеялась вслух.

Но все же кое-что тебе, старушка, удалось! Да, ты добилась всего обходными путями, это правда. Но юношеская целеустремленность победила. Такова уж была твоя судьба, и ты понеслась ей навстречу, подобно Икару, устремившемуся к солнцу. И никто и ничто не смогло остановить тебя.

Я вздохнула и грустно покачала головой. Правду говорят: если бы молодость знала, если бы старость могла. Разве могла я тогда предположить, сколько жертв будет принесено на алтарь борьбы за собственную свободу? Что ж, пришла пора платить по старым долгам.

Рекламный проспект, живописующий красоты Крита, все еще лежал на прикроватной тумбочке. Я вернусь туда, вернусь в это место, которое значит для меня столь много. Постараюсь собрать осколки себя самой, которые, быть может, оставила там много лет тому назад. Вот только сумею ли я отыскать их? Наверное, только погрузившись в прошлое, я найду ответы на те тайны, которые все еще сокрыты на этом острове. Острове, похожем на сон, где люди мечтают и совершают подвиги.

СтокенкортАпрель 1937 года

Приготовления к свадьбе Эвадны шли полным ходом уже несколько месяцев кряду. Ни шокирующее отречение короля от трона, ни коронация нового короля Георга, пришедшего на смену брату, никак не отразились на графике подготовки. Для мамы все эти эпохальные новости стали всего лишь второразрядными происшествиями в сопоставлении с главным событием года, каковым, по ее мнению, должна была стать свадьба ее старшей дочери. И даже слухи, что войны с Германией не избежать, множившиеся день ото дня, не охладили ее пыла сделать бракосочетание Эффи гвоздем сезона. Планировалось устроить грандиозный прием на открытом воздухе в имении, причем вся обслуга специально была выписана из Лондона. А само венчание должно было состояться в местной приходской церкви.

Дизайн свадебного платья Эффи поручили самому Виктору Стрибелу, известнейшему кутюрье, обшивавшему весь высший свет Лондона. Создание наряда было сопряжено с бесконечными примерками, и невеста в сопровождении младшей сестры зачастила в Лондон как на работу. Пенни получила отличный шанс использовать эти вылазки в своих целях, что она с успехом и проделала с помощью Дианы Линслей, главной подружки невесты на предстоящей свадьбе.

Диана сравнительно недавно вернулась из Мюнхена и сейчас буквально засыпала сестер всяческими забавными историями о том, как она развлекалась в гитлеровской Германии. Она описывала самого фюрера и его преданных сторонников, с петушиным задором марширующих по улицам города. Кстати, ей пришлось уехать из Германии раньше намеченного срока, потому что она неудачно пошутила на одном приеме по поводу молодежных лагерей, организованных под эгидой гитлерюгенд. В один из таких лагерей на ознакомительную экскурсию ее возили хозяева, у которых она гостила.

– Ничего общего с нашими бойскаутскими лагерями! – рассказывала она подругам. – Эти молодчики могут запросто наброситься на пожилого прохожего и повалить его на землю, они будут улюлюкать при виде человека с желтой звездой на пальто, сорвут с него шляпу, начнут приставать к его детям. Мои хозяева пытались как-то оправдать их поступки, но по их лицам было видно, что происходящее тревожит их не меньше моего. Скорее всего, в недалеком будущем нам придется встретиться с этими молодчиками уже лицом к лицу! – глубокомысленно закончила свой рассказ Диана.

Но никто особо не взволновался. Девушки всецело были заняты другими, гораздо более важными вещами и непрестанно щебетали о корсажах, шляпках и свадебном приданом.

Диану многое роднило с Пенни: та же любовь к риску, та же страсть к приключениям. А потому она с готовностью покрывала Пенни, пока та пропадала в книжных магазинах, тратя все свои личные деньги на приобретения, могущие хоть немного приблизить ее к осуществлению мечты всей жизни – стать археологом. И именно Диана все время поддерживала в ней эту жажду знаний. Она постоянно повторяла, что если начнется война, то каждая из них должна уметь делать что-то полезное.

– Между прочим, Красный Крест организовал курсы по подготовке медсестер запаса, – объявила она Пенни во время очередной примерки уже их собственных нарядов. – Думаю, нам обязательно надо записаться.

Пенни задумчиво взглянула на собственное отражение: плавно льющийся атлас, повторяющий малейший изгиб тела, что, в соответствии с последним писком высокой моды, достигалось исключительно за счет кроя по косой. Мать пришла в ужас от столь откровенного наряда младшей дочери.

– Ей надо сшить платье из органзы: пышная юбочка, рукав фонариком и кушак с бантом, – попыталась исправить ситуацию леди Фабия, но Эффи неожиданно проявила твердость.

– Да она же самая высокая из моих подружек. Выше даже, чем Диана или Кларисса. И этот фасон подходит ей идеально. К тому же я хочу, чтобы все мои подружки были одеты в одном стиле, все шестеро. А ты предлагаешь нарядить ее иначе. И что? Будет торчать среди них как столб со своими фонариками.

В этот момент Пенни была готова броситься сестре на шею и расцеловать ее в обе щеки, но подобные нежности не были приняты в их семье. Ей самой до смерти хотелось выглядеть на свадьбе Эффи совсем уже взрослой и стильной барышней. А вдруг среди гостей будет и тот молодой человек из Новой Зеландии? После их памятной встречи на балу в Шотландии ей очень хотелось увидеться с ним еще раз. С кем еще могла она поделиться своими планами, рассказать, как далеко продвинулась в своих познаниях по археологии? Увы, их пути более не пересекались. А ведь она не забыла его ободряющего напутствия. Более того, в глубине души она даже надеялась, что он тоже ждет встречи с ней. Разумеется, все это глупые фантазии, и только. И тем не менее она всегда будет помнить, как он помог ей своими советами. А уж она, со своей стороны, постарается не подвести своего нового знакомого.

В день бракосочетания стояла прекрасная весенняя погода. Роскошные вязы с еще клейкими зелеными листочками обрамляли с двух сторон весь путь молодых до самой церкви. С близлежащих полей доносилось веселое блеяние молодняка. Отец во фраке и со всеми регалиями смотрелся особенно торжественно. Под стать ему был и брат в парадной офицерской форме. Мама предпочла появиться на публике в замысловатом туалете из бледно-сиреневого шелка. Уолтер, почти совладав с волнением, прочувствованно поблагодарил собравшихся гостей. Ангус Балранноч, шафер жениха, предложил тост за очаровательных подружек невесты и тут же стал строить глазки Клариссе. Брюса Джардина среди гостей не оказалось. Сказали, что он снова на раскопках, то ли в Египте, то ли в Греции. Ну и бог с ним, решила про себя Пенни, изо всех сил стараясь не отравлять себе праздник, но настроение было изрядно подпорчено.

Гром среди ясного неба грянул чуть позже, когда Уолтер объявил, что после медового месяца, который они проведут с Эффи в неизвестном никому месте, он немедленно отбывает по месту нового назначения на Балканы. Точнее, в Грецию, и забирает с собой молодую жену.

Услышав новость, мама едва не лишилась чувств, а отец лишь улыбнулся и добродушно похлопал зятя по плечу.

– Замечательное место, мой друг! Вот это самый настоящий сюрприз!

– Ах, Эвадна! Неужели ты уедешь в такую даль? – залилась слезами Диана.

Эвадна тотчас же напустила на себя вид покорной овечки. Ей и так непросто далось сохранить в секрете от близких столь сногсшибательную новость.

– Но я же не на целую вечность туда уезжаю! Скоро коронация, мы на ней обязательно будем присутствовать. И уеду я не сразу. Дом для нас еще не вполне готов. К тому же существует Восточный экспресс, и все вы можете приехать ко мне в гости когда захотите.

Пенни настолько растерялась, что и сама не знала, что ей делать: плакать или смеяться от радости. С одной стороны, конечно, плохо, что старшая сестра будет жить не в Лондоне. Она уже продумала столько всяких вариантов, как под прикрытием семейства Джефферсонов начать заниматься научной археологией всерьез. Но, с другой стороны, Афины! Это ли не мечта? А она, кстати, даже с трудом может отыскать этот город на карте.

Спустился вечер. Постепенно затих звон бокалов на лужайке, где был накрыт свадебный фуршет. Молодые пары разбрелись по аллеям парка и вдоль озера с явным намерением насладиться красотами природы в более интимной обстановке. Пенни с родителями сидела на скамье возле озера. Они с отцом безуспешно пытались привести мать в чувство.

– Как он только посмел сотворить с нами такое! Это же надо! Увезти мою дочь за тридевять земель! – продолжала неистовствовать леди Фабия. – И что дальше? Зан возвращается в свой Сандерхест. А от него тоже можно ждать всякого! Найдет себе какую-нибудь неподобающую девицу в своем вкусе и в один прекрасный день предъявит ее нам! Боже! Почему наши дети такие непослушные! – Мать тяжело вздохнула. – Одна Эвадна… Она всегда была такой благоразумной, такой рассудительной. Никаких глупостей в голове! Не то что у этой! – Мать строго взглянула на Пенни. – Что ж, теперь твоя очередь, моя юная леди. Надеюсь, ты совьешь семейное гнездышко поближе к родительскому дому.

– А меня, признаться, гораздо больше волнует обстановка в Европе, – задумчиво проронил отец, созерцая неподвижную водную гладь. – Атмосфера с каждым днем все более накаляется. Как бы наши дети не попали в какую-нибудь заварушку! Если начнется война, то Афины не самое подходящее место для молодоженов.

– Ах, надеюсь, до войны дело не дойдет! Иначе всех мальчиков немедленно поставят под ружье. И какой у Пенелопы будет выбор, когда объявят о ее дебюте? В любом случае стоит поторопиться! Я сегодня же переговорю с леди Марч о том, чтобы снять на зиму ее лондонский особняк. Надо немедленно вывозить Пенелопу в свет!

«Ну, это мы еще посмотрим», – улыбнулась про себя Пенни. Мама может строить свои планы на будущее сколько ее душе угодно, но у дочери есть и собственные идеи на сей счет. Она снова вспомнила слова Дианы. Все правильно! Никто не помешает ей заняться каким-нибудь полезным делом, которое может пригодиться в случае войны.

Она взглянула на друзей Эвадны и Уолтера. Некоторые улеглись прямо на траву, блаженно подставляя лицо заходящему солнцу. А как красиво искрится и переливается на солнце золотое шитье на парадном мундире Зана! Дай бог, чтобы все обошлось без войны, взмолилась она мысленно. Не надо больше страданий и утрат. Ведь еще не успели затянуться раны, нанесенные последней войной. Правда, взрослые предпочитают не говорить о той Великой войне, но на мемориале, который установлен в их деревне, – бесконечный список имен местных жителей, не вернувшихся с фронта. И среди них – два папиных кузена. А вдруг война все же начнется? А что, если она начнется именно там, куда отправляются новобрачные? Нет, исключено! Уолтер никогда бы не стал подвергать нашу Эффи опасности.

Отбросив в сторону мрачные мысли, Пенни вдруг представила себе красивое лицо Брюса. Вспомнила, как он раскованно держался в позаимствованном у друзей килте, а потом организовал для гостей просмотр слайдов в библиотеке. Кажется, он сказал, что в Британскую школу археологии в Афинах принимают и девушек. Как только Эвадна обустроится на новом месте, Пенни обязательно поедет к ней в гости! Какие бы препоны ей ни стали чинить, она поедет в Афины. Так, может, ее мечты начинают потихоньку сбываться?

И все же для начала ей нужно обрести больше независимости, и первый шаг – это курсы Красного Креста. А там посмотрим, что и как!

2001 год

Вовсе не мысли о предстоящем путешествии лишили меня сна. О нет! Сон не шел ко мне потому, что я все время думала о том, что снова возвращаюсь в те места, воспоминания о которых я задвинула в самые дальние закоулки своей памяти. Так прячут на самое дно комода ненужную вещь или вышедшее из моды платье. Что я почувствую, когда увижу те перемены, которые произошли на острове за минувшие годы? Это все равно что столкнуться с человеком, с которым встречался, когда он переживал пору цветущей молодости, а теперь уже успел превратиться в ветхого старца.

Перестань накручивать себя! Какое все это имеет значение сейчас? Никто тебя не узнает, никому нет до тебя дела. Я безвольно откинулась на спинку своего любимого кресла и уставилась на фотографию в серебряной рамочке. Любительский снимок, запечатлевший улыбающихся Эвадну и Уолтера где-то на природе.

– А все ты виновата, сестричка! – пробормотала я вполголоса. – Разве могли мы тогда предположить, что дипломатическая карьера Уолтера так круто изменит мою жизнь? Разве знали мы, что весь мой маленький мирок вдруг сорвется со своей оси и понесется вскачь не разбирая дороги? Ах, моя дорогая Эффи! То воистину были дни нашей славы! Жаль только, что мы и подумать не могли о том, как мало времени нам осталось провести вместе…

Афины1937 год

Диана сдержала слово и записала себя и Пенни на курсы Красного Креста. Более того, ей даже удалось убедить леди Фабию оказать честь местному комитету Красного Креста своим патронажем. Под непосредственным руководством матери было организовано несколько экскурсий по окрестностям для больных детей, а также развернута на улице продажа национальных флажков с благотворительной целью.

Занятия на курсах оказались гораздо интереснее, чем ожидала Пенни. Очень скоро она уже научилась останавливать кровотечения, делать перевязку из любых подручных средств в случае переломов, накладывать повязки на локтевые суставы и делать искусственное дыхание утопающему. Пенни охотно участвовала в ролевых играх. Изображая из себя то пациента, то санитарку, старательно конспектировала все лекции и в конце концов, успешно сдав экзамены, получила соответствующий сертификат. Ей даже выдали форму медсестры запаса, и она с гордым видом красовалась в ней возле кареты «Скорой помощи» на ежегодной ярмарке, устраиваемой в графстве, искренне желая, чтобы вдруг кому-нибудь из посетителей стало плохо и она смогла бы в полном блеске продемонстрировать все приобретенные умения и навыки. Но больше всего ей хотелось проверить саму себя на практике. Хватит ли у нее присутствия духа, не испугается ли она крови, не испытает ли чувства брезгливости в первый момент?

Много было разговоров о том, что началось формирование списков резервистов, которых могут привлечь к работе в госпиталях в случае начала войны. В воздухе витало ощущение чего-то страшного, надвигающегося на Европу. Кто знает, вдруг в один прекрасный день это страшное может перекинуться с континента и сюда, в Великобританию.

Эвадна наконец улетела к мужу в Афины. На прощальном ужине с морем пролитых слез она взяла с отца честное слово, что тот обязательно отпустит Пенни в сопровождении Дианы погостить у сестры, как только они с Уолтером окончательно обустроятся на новом месте.

– Папочка, мне будет намного легче переносить разлуку с вами, зная, что девочки вскоре приедут ко мне. Ну пожалуйста! – Эффи устремила умоляющий взгляд своих огромных синих глаз на отца.

Но вот Эффи уехала, одна неделя сменяла другую, принося все новые и новые письма от сестры в конвертах, разукрашенных яркими марками. Эффи подробно описывала дипломатические приемы на пленере, среди пальм и оливковых рощ. К письмам обязательно прилагались фотографии. Эффи с мужем, удобно устроившись под огромным солнцезащитным тентом, потягивают какие-то экзотические коктейли. А вот они на мулах отправляются куда-то в горы на воскресный загородный пикник. Целая пачка снимков, запечатлевших вылазки в горы или на море. Вилла «Артемзия», на которой поселились молодожены, тоже выглядела на фотографиях просто шикарно, словно сошла с экрана какого-нибудь голливудского фильма. Словом, письма домой шли регулярно, но ни одно из них не содержало приглашения в гости. Неужели Эффи забыла о своем обещании?

Между тем мать развернула планомерную подготовку к предстоящему сезону, твердо вознамерившись вывести Пенни в свет именно в этом году.

– А вдруг война? Я хочу определиться с тобой еще до того, как нам здесь объявят боевую тревогу. Надеюсь, Невилл Чемберлен сделает что-то путное, чтобы остановить этого недомерка Гитлера. Иначе тот может сорвать все наши планы.

Пенни часто виделась с Дианой, та во многом заменила ей старшую сестру, по которой она очень скучала. Очередной поклонник Дианы готовился приступить к несению службы на одном из боевых кораблей королевского ВМФ, Зан пропадал на военных учениях в Девоне. Предстоящее лето пугало Пенни рутиной светских мероприятий. Мать постарается засветиться вместе с ней на каждом из них, и так будет продолжаться до тех пор, пока в Шотландии не откроется охотничий сезон.

И вот, когда Пенни потеряла уже всякую надежду дождаться заветного приглашения, оно наконец пришло.

Письмо Эффи произвело настоящий фурор. Леди Фабия часами не отходила от телефона, и мало-помалу приглашение сестры трансформировалось уже в материнское волеизъявление, получив следующую интерпретацию: «Мы решили отправить Пенелопу в Афины. Для общего развития и для завершения образования. Конечно, под присмотром Эвадны. Я вам еще не говорила, что в декабре мы ждем счастливого прибавления семейства? В этой ситуации Пенелопа станет для сестры таким подспорьем…» Словом, по всему выходило, что идея отправить младшую дочь в Грецию принадлежала исключительно матери.

Началась не менее крупномасштабная подготовка к путешествию. И снова бесконечные хождения по ателье: дочь должна располагать модным гардеробом, соответствующим почти тропическому климату Греции. Была заказана дюжина летних платьев из хлопка и льна, куча босоножек и сандалий, а также приобретен комплект элегантных кожаных чемоданов.

Эвадна не замедлила прислать список того, что обязательно должна прихватить с собой Пенни уже для нее. На первом месте в этом списке значилась большая банка конфет с лакрицей. Сестра написала, что просто умирает, так ей хочется сейчас этих лакричных сладостей.

Отъезд наметили на конец июля, еще до того, как родители отправятся на охоту в Шотландию. Из Парижа девушки Восточным экспрессом выедут в Афины. Пенни просто сгорала от нетерпения. Наконец-то начинается по-настоящему взрослая жизнь. Она умудрилась прочитать все книги по истории Греции и об Афинах, которые смогла достать. Она также обратилась за помощью к отцу, чтобы тот помог ей усовершенствовать греческий язык. Ей хотелось прибыть в Грецию во всеоружии и быть готовой к любым событиям и встречам. У Эффи и Уолтера, должно быть, много интересных друзей, там такая разнообразная светская жизнь. А еще у нее появится реальная возможность заняться изучением археологии, или ей хотя бы позволят посетить наиболее известные памятники древности. Может быть, она даже случайно встретит там Брюса Джардина. А потому вопрос экипировки занимал Пенни как никогда ранее.

Отъезд из Лондона запомнился Пенни вокзальной суетой, мельтешением носильщиков на перроне, толпами пассажиров, грудами чемоданов и баулов, клубами дыма над платформой. Пересаживаясь на Восточный экспресс в Париже, она с некоторым благоговением разглядывала темно-синие спальные вагоны, украшенные золотыми литерами. «Я прямо как настоящая кинозвезда», – думала она, и сердце замирало в радостном предвкушении. Диана пребывала в минорном настроении, вызванном расставанием с кавалером-моряком. Правда, она надеялась, что его корабль в ходе плавания бросит якорь и в Греции и тогда они смогут снова увидеться.

А пока обе девушки рассеянно разглядывали проносившиеся за окнами купе пейзажи. Поля былых сражений, старинный кафедральный собор на берегу Рейна, показавшиеся на горизонте очертания Альп. Названия станций и городов мелькали, не откладываясь в памяти: Страсбург, Карлсруэ, что-то еще… А как приятно было, переодевшись в нарядное вечернее платье, шествовать в вагон-ресторан на ужин. Роскошная жизнь, точно такая, как ее описывают во всяких романах. И чем скорее поезд мчал их по Европе, тем дальше уносились в прошлое картинки размеренного существования в Стокенкорте с массой ограничений и запретов. Какое удовольствие просыпаться каждое утро в роскошном купе, обшитом деревянными панелями, в котором спальные места легко трансформировались в удобные диваны, придавая их временному жилищу сходство с гостиной, и знать, что совсем скоро они минуют Ниццу и возьмут прямой курс на Афины. А там… там ее ждет уже совсем другой мир!

Всю дорогу Диана усердно зубрила французский и немецкий, освежая в памяти знание этих языков. Вообще она оказалась отличной попутчицей. В свою очередь Пенни корпела над учебником Берлица по новогреческому, который она приобрела незадолго до отъезда. Ее ни на минуту не покидало чувство радостного возбуждения. Какая молодец Эвадна! Ведь это же именно она сделала ей такой грандиозный подарок.

Но вот и конечный пункт их путешествия! Стоя на перроне и разминая слегка онемевшие от долгого сидения ноги, Пенни почувствовала, как волна зноя ударила ей в лицо и накрыла с головой. Так вот что это такое – Афины! В первую минуту ее оглушил рев автомобильных сирен, крики, шум, гам. Глаза слепило от ярких красок, пряные запахи и ароматы наплывали со всех сторон. Как в этой круговерти отыскать родные лица? А потом она увидела радостно машущих им Эвадну и Уолтера. Эвадна протиснулась сквозь толпу встречающих и обняла сразу обеих девушек и каждую одарила поцелуем в щеку. Такое откровенное проявление чувств несколько озадачило Пенни.

– Привыкай, сестричка! – тут же развеяла ее сомнения Эффи. – В Европе все целуются при встречах. Тут так принято. Ах, как я рада видеть вас! Правда, сейчас не самое лучшее время года. Очень жарко. Я не стала писать об этом маме, не рискнула. Побоялась, что она испугается и не отпустит тебя, Пенни. Пожалуйста, постарайся не загореть! Иначе мама убьет меня. Ты же знаешь ее представления о красоте: интересная бледность и всё в этом роде.

Пенни, в свою очередь, не сводила восхищенного взгляда с сестры. Та выглядела настоящей красавицей. Белое льняное платье с рукавами в три четверти, с отложным матросским воротником и такими же манжетами. На голове – соломенная шляпа с широкими, опущенными вниз полями, тоже выдержанная в бело-голубых тонах военно-морской тематики. В таком наряде, должно быть, совсем не жарко, подумала Пенни.

В первую минуту ей показалось, что они даже не расставались с сестрой, но, присмотревшись к Эффи повнимательнее, Пенни увидела, что та бледна и лицо у нее осунулось. Подошедший Уолтер терпеливо дожидался в сторонке своей очереди. Но вот поток радостных восклицаний иссяк, и он поприветствовал каждую из девушек формальным рукопожатием. Зять предстал перед Пенни в сильно помятом костюме изо льна и в панаме. Он сопроводил дам до автомобиля с открытым верхом, который был припаркован на выходе из вокзала, усадил их в салон и проследил за тем, чтобы багаж был надлежащим образом уложен и привязан сзади.

– Ты не забыла про конфеты с лакрицей? – набросилась Эффи на сестру. – Иначе я тут же отправлю тебя за ними обратно! Эти конфеты мне даже снятся. Впереди у нас просто прекрасное время! Не могу дождаться, когда начну показывать вам все местные достопримечательности.

– Попрошу тебя, Пенни, присмотри за ней! – обратился Уолтер к свояченице. – Строго следи за тем, чтобы она отдыхала после обеда и не выходила лишний раз на жару.

– Не волнуйся! – вставила слово Диана. – Мы теперь обе дипломированные сестры запаса. Даже значки имеем. Правда, Пенни?

Первые несколько дней девушки привыкали к жаре. Они выбирались только на вечерние прогулки, когда небо розовело от лучей уже заходящего солнца. Потом наступало время ужина в фешенебельных ночных клубах, где было полно иностранцев, развлекавшихся в компании своих коллег и знакомых. На всех этих заведениях лежал отпечаток рафинированной роскоши и богатства, резко контрастировавших с бедными кварталами города, мелькавшими за стеклами их лимузина.

Сам город оказался небольшим, но очень элегантным, фасады домов были выкрашены преимущественно в белый цвет, который буквально слепил на ярком солнечном свету. Широкие бульвары, обрамленные рядами стройных кипарисов, площади в окружении апельсиновых деревьев и цветущих кустарников розового олеандра. Все тротуары на площади Конституции заставлены синими столиками открытых кафе. Усевшись за одним из таких столиков, можно было часами наблюдать снующую мимо толпу прохожих или в полной мере наслаждаться роскошью гранд-отеля «Бретань», опять же наблюдая за тем, как прожигают жизнь богатые постояльцы.

Пенни каждой клеточкой своего тела впитывала в себя раскаленное тепло тех мест, которые ранее видела только на открытках: Парфенон, Акрополь, запутанные лабиринты улочек района Плака. Они бродили по городу в сопровождении надежного эскордахта из числа сотрудников посольства, которых специально приставил к ним Уолтер. Вместе они трапезничали на открытых верандах, наслаждаясь блюдами местной кухни. Узкие полоски осьминога с йогуртом, приправленным острой горчицей и мятой, насыщенный, густой соус с обилием бобовых и трав, золотистая фета, обильно сбрызнутая оливковым маслом, еще теплые, прямо с огня пирожные с заварным кремом.

И все вокруг радовало глаз необыкновенно ярким многоцветьем. С кованых решеток балконов свешивались целые заросли цветущей герани с пурпурно-алыми соцветиями, стены домов были обвиты бледно-сиреневыми глициниями, чернильно-синие цветы ипомеи устилали буквально каждую пядь свободной земли, а рядом пенное облако прицветника, багряного, пурпурного, розового. В голове Пенни сами собой всплывали полузабытые фразы, и, к немалому удивлению, она обнаружила, что кое-какие обрывки разговоров ей понятны. Люди здесь разговаривают только на повышенных тонах, интонации у всех резкие, отрывистые, словно приказы отдают. Но чем дольше она общалась с местными, тем больше в ней крепло чувство, будто ей давно знакома эта речь. Вот с чтением проблем было гораздо больше. Какая жалость, что ее, в отличие от брата, не учили древнегреческому.

Вилла Эвадны была прелестной: стены дома цвета розового бланманже, прохладные мраморные полы, высокие потолки, элегантная деревянная мебель. Ставни на всех окнах были закрыты наглухо. В летнее время года солнце здесь – главный враг: мгновенно выцветает обивка и рассыхается дерево. На ночь обычно включали вентиляторы, прикрепленные к потолку. Они мерно жужжали, немного разгоняя ночную духоту. Но все равно Пенни спала под одной только простыней и сеткой от мошкары и просыпалась рано утром, с первыми лучами солнца, уже заранее изнемогая от грядущего зноя.

В Афинах все оказалось совсем не так, как у них дома. Если намечалась экскурсия, то они отправлялись в путь рано утром, пока еще царила относительная прохлада, потом гуляли по городу, выпивали по чашечке крепкого кофе или свежий, только что выжатый апельсиновый сок, а затем шли на базар, торопясь успеть до его закрытия, ибо в полдень все вокруг закрывалось. Торговые ряды встречали их громкими криками продавцов, зазывающих к своему товару. Прилавки были завалены свежей рыбой, целые горы серебра, переливающегося на солнце. Названий большинства рыб Пенни раньше даже не слышала. Мясники бойко предлагали освежеванные тушки кроликов, у которых лишь на лапках болтались ошметки меха, на крюках висели бесчисленные тушки кур и индеек, а рядом на прилавке возвышались горы парной баранины и мяса молодых ягнят. Овощные ряды поражали разнообразием и экзотической формой предлагаемых продуктов. И опять целая радуга ярких красок, от которых рябило в глазах. Дворецкий Эвадны поднимался на восходе солнца и сразу же шел на рынок, чтобы купить все самое свежее. Девушки же шли на базар не столько за покупками, сколько для того, чтобы просто поглазеть на это пиршество красок, звуков и запахов. Какой контраст с их уныло-спокойной рыночной площадью в Британии, заполненной такими же уныло степенными покупателями!

Поздний ленч, чаще всего в компании Уолтера, а затем обязательная сиеста. Потом небольшая прогулка по магазинам, визиты к друзьям Эвадны, каждый из которых спешил похвастаться своим роскошным ухоженным садом. В саду, удобно устроившись в тени лимонных деревьев, пили холодный лимонад или травяной чай без молока. Потом возвращались домой, переодевались к позднему ужину с друзьями и знакомыми из британской коммуны в одном из модных ночных клубов.

В Афинах было полно британцев, а потому светская жизнь била ключом. Коктейли, приемы, вечеринки, визиты, танцы в ночных клубах. Наверное, Эвадне скоро надоест вся эта бесконечная карусель в узком кругу одних и тех же лиц, размышляла Пенни. Она бы точно устала от такого однообразия. Несколько раз сестры и Диана выбирались на побережье Эгейского моря и большую часть времени проторчали там, сидя под большими зонтами. Радикальное изменение рациона плюс обилие сдобы, насквозь пропитанной медом, привели к тому, что у Дианы начались проблемы с желудком. Собственно, через такое проходят почти все, кто впервые приезжает в Грецию. Тошнота была такой сильной, что бедняжка целый день безвылазно проторчала в ванной комнате. Пенни изо всех сил старалась помочь подруге, применив на практике все свои скудные познания относительно мер, которые нужно предпринимать в случае несварения желудка.

На удивление всем, она проявила завидную расторопность и во всем остальном: быстро постелила постель для больной, прибралась в ванной комнате, что оказалось весьма кстати, так как бедняжку Эвадну тут же начинало мутить от всяких посторонних запахов. Уолтер поспешил вернуться на работу, оставив двух болящих на попечение Пенни. Когда для Дианы пришло время возвращаться домой, то в обратный путь она отправилась изрядно похудевшей и осунувшейся от всех пережитых неприятностей. Пенни не сильно расстроилась отъездом подруги. Ей хотелось какое-то время побыть только с сестрой. Им еще столько надо обсудить. И потом, здесь полно магазинов, где продают такие изысканные одежки для новорожденных и всякие ткани для пошива распашонок. Нужно обязательно купить домой здешнего льна, батиста и кружевного шитья. Сестры прекрасно проведут оставшееся время вместе. Будут совершать ежедневные прогулки по красивейшему Национальному парку, вместе обедать, вести обстоятельные беседы обо всем на свете. И тогда, быть может, у нее появится реальная возможность сделать еще один шаг на пути к осуществлению своей главной цели. Имелся и весьма веский повод начать такой разговор.

– Ты ведь не забыла, Эффи? – проронила она в один из дней, когда они пили охлажденный кофе, заедая его пирожными с пропиткой из сиропа. – Мама сказала, что я еду в Грецию в том числе и для своего дальнейшего развития. Так вот, я хочу взять несколько уроков рисования. Ты не могла бы порекомендовать мне хорошего преподавателя?

– О, у меня полно знакомых молодых художников! – рассмеялась в ответ Эффи. – И каждый из них с большой готовностью предложил бы тебе свои услуги. Но, пожалуй, я не рискну доверить тебя никому из них… Надо подумать! Понимаю, тебе не хочется возвращаться домой. – Сестра замолчала, потом сняла солнцезащитные очки и окинула Пенни изучающим взглядом. – Ты стала совсем взрослой, сестричка. Настоящая газель! – Эвадна закурила и, улыбнувшись, сделала глубокую затяжку. – Курсы Красного Креста явно пошли тебе на пользу. Ты стала такой самостоятельной и ответственной. Мы с Уолтером откровенно восхищались тобой, наблюдая, как ловко ты справлялась с захворавшей Ди. А я ведь даже близко подойти к ней не могла. Если начнется война, то тебе прямая дорога в госпиталь. Надеюсь, и я смогу оказаться чем-нибудь полезной.

– Но у тебя же будет маленький ребенок на руках.

– Для этого существуют няни. Знаешь, рождение ребенка едва ли вызовет серьезные перемены в нашей жизни. Взгляни на маму! Имея троих детей на руках, когда, скажи на милость, она отказывала себе в удовольствиях? Никогда!

Эвадна откинулась на спинку кресла и блаженно закрыла глаза, словно обдумывая собственные слова.

– И что хорошего? – возразила ей Пенни. – Мы в детстве совсем не видели маму. Можно сказать, нас вырастила няня.

Она наклонилась к столу и потянула через соломинку кофе.

– Но и плохого в этом тоже нет! А если ты так печешься о детях, то, вернувшись домой, я с радостью взвалю все хлопоты о младенце на тебя. Не вечно же мы будем здесь торчать! Хотя Уолтер говорит, что Греция вполне безопасное место. Гитлеру Южная Европа без надобности. Он оставляет все эти страны для Муссолини. Тот ведь вообразил себя новым цезарем.

Пенни неопределенно пожала плечами. Забавно было слушать, как Эффи повторяет все суждения мужа, будто это истина в последней инстанции. Неужели все замужние женщины с таким же благоговением внемлют речам своих супругов?

– Разумеется, я помогу тебе с малышом, когда он родится. Но пока мне хочется побывать в Британской школе археологии. Помнишь, как на балу во время вашей помолвки на следующий день устроили просмотр слайдов в библиотеке? Один человек рассказал мне тогда про эту школу.

Пенни благоразумно опустила имя Брюса Джардина, чтобы сестра не заподозрила ничего дурного.

– Разумеется, я знаю о существовании этой школы! Более того, мы даже знакомы с директором и его женой. И некоторых студентов знаем. Странный народец! Барышни все такие умные, пышут энтузиазмом… Держатся все обособленно, только своим кругом. И все время копаются в пыли. Ведут какие-то раскопки в горах. Вид у девушек, конечно, ужасный! Резиновые сапоги, шорты…

Эвадна неодобрительно хмыкнула.

– А я бы тоже хотела стать археологом! – мечтательно вздохнула Пенни. – Или хотя бы помощником археолога. Последнее более реально. Мои зарисовки с натуры еще далеки от совершенства, но если я немного подучусь, то кто знает…

– Твое желание избрать для себя академическую карьеру идет вразрез с планами мамы. Впрочем, оставим пока эту тему. Давай лучше подумаем, куда нам пойти сегодня. Знаешь, когда ты рядом, я чувствую себя в сто раз лучше, правда! Во мне сейчас столько энергии!

Эвадна легко подхватилась с места с явным намерением немедленно двинуться в путь.

А Пенни с замиранием сердца помечала в своем мысленном календаре каждый уходящий день. «И почему так?» – размышляла она с отчаянием. Вначале дни тянулись медленно, но, как только на горизонте замаячил ее отъезд из Греции, они понеслись как бешеные! Отъезд был намечен на сентябрь. В обратный путь она должна была отправиться вместе с Болтонами. Еще одна супружеская пара из дипломатического окружения сестры. Супруги везли своих детей в закрытую школу в Челтенхеме. Пенни со страхом ждала того момента, когда из чуланов извлекут ее чемоданы. Каково это будет – снова оказаться в пресной Британии после того опьяняющего пиршества красок и впечатлений, которыми одарило ее пребывание в Греции? И как можно возвращаться домой, когда она еще столько не увидела? Эффи быстро уставала, а потому неохотно соглашалась на дальние прогулки. Ну, а одну из дома Пенни, естественно, не отпускали.

В отчаянии она обратилась за помощью к Уолтеру, и тот выделил ей для сопровождения одну из посольских секретарш, мисс Сели Брэнд. Та с радостью взялась таскать девушку по всем модным магазинам и готова была часами торчать возле витрин, рассматривая последние новинки парижской моды. Такое времяпрепровождение было совсем не во вкусе Пенни.

Однажды во время одной из послеобеденных прогулок она отпустила Сели домой и отправилась побродить по городу в одиночестве, наслаждаясь мимолетной свободой. Незаметно для себя она очутилась в лабиринте переулков, запруженных народом. Националисты проводили очередную демонстрацию. На улице было полно подростков, мальчиков и девочек. Все они были в униформе, отдаленно похожей на костюмы бойскаутов. Они бравурно размахивали знаменами и слаженно маршировали по проезжей части. Изредка прохожие на тротуарах замедляли шаг, а некоторые даже салютовали им, вскидывая руку вверх.

– Браво! Браво! – кричали в толпе, но Пенни не пришла в восторг от горящих детских глаз и разрумянившихся щек.

– Кто это? – поинтересовалась она у стоявшей рядом женщины.

Та равнодушно пожала плечами:

– Фашисты. Юные головорезы генерала Метакиса! – Она с ненавистью сплюнула на землю.

Вдруг с балконов соседних домов мужчины стали выкрикивать оскорбительные замечания в адрес марширующих. Пенни даже отпрянула назад от неожиданности, когда из рядов демонстрантов тут же отделились несколько верзил, облаченных в черные рубашки. Они вихрем взбежали по лестнице. Послышался шум борьбы, крики. А уже в следующую минуту прямо с балкона на асфальт рухнуло тело мужчины и осталось лежать там неподвижно. Раздались дикие женские крики. Женщины сгрудились вокруг тела, пытаясь защитить несчастного от дальнейших избиений, а колонна подростков бодро зашагала прочь, даже не оглянувшись назад.

Пенни с ужасом наблюдала, как чернорубашечники зорким глазом выискивают в толпе недовольных, набрасываются на них, ударяют по голове и маршируют дальше, оставляя после себя разбитые в кровь лица. Она поняла, что только что стала свидетельницей чего-то страшного, невообразимого, такого далекого от их упорядоченного существования на вилле «Артемзия». К тому же она страшно испугалась, поняв, какую глупость совершила, отправившись бродить по городу одна.

Толпа начала стремительно редеть, и Пенни поняла, что пора уносить ноги. Потребовались изрядное самообладание и выдержка, чтобы найти правильное решение. Она набросила на голову шелковый шарф, тут же, не растерявшись, купила у лоточника сетку апельсинов и, втянув голову в плечи, засеменила прочь с опущенными вниз глазами, изображая загруженную семейными хлопотами гречанку, которая торопится домой, к семье. Кое-как она миновала несколько переулков, пока наконец не вырвалась к центру города.

Бледная от испуга, она добралась до посольства и рассказала об увиденном Уолтеру. Тот пришел в неописуемую ярость.

– Чем скорее, моя юная леди, ты уедешь домой, тем лучше для всех нас! – набросился он на нее. – Разве ты забыла, что девушки нашего круга не шляются по улицам без сопровождения? Особенно здесь и сейчас! В Афинах совсем не безопасно. После военного переворота, совершенного Метакисом, его молодчики совсем обнаглели. Готовы маршировать даже в центре города. Так что проблем с каждым днем лишь прибавляется. Я был бы только рад, если бы Эвадна тоже уехала отсюда. Сплошное мракобесие, и бог знает, когда все это закончится.

Еще никогда Пенни не слышала столько пессимизма в голосе Уолтера. Она чувствовала себя очень виноватой перед ним, но одновременно в глубине души ее распирала гордость. Ведь справилась же сама! И без всякой посторонней помощи.

А потом, когда подходила к концу четвертая неделя ее пребывания в доме Эффи, случилось то, что резко изменило все их планы. Стоял уже сентябрь, но жара не спадала. Однажды утром Эффи проснулась от боли. Сильно ныла спина. К тому же Эффи была необычно бледна. Наступил день, но боль не отпускала. Лежа на кровати, сестра буквально корчилась от боли. А когда она попыталась встать, то Пенни обнаружила на постели следы крови.

– Как давно началось у тебя кровотечение? – испуганно спросила она у Эффи, стараясь говорить спокойно, но чувствуя, как заколотилось в груди сердце.

– Кровотечение? Какое кровотечение? – непонимающим тоном переспросила ее Эффи и схватилась за простыни. – Боже! – Она в страхе уставилась на младшую сестру. – Что происходит? Все обойдется, да?

Пенни тут же приказала дворецкому ехать за врачом. Когда привезли доктора, бедная Эффи была уже без сознания. Пенни между тем, не теряя самообладания, нашла небольшой саквояж и быстро упаковала туда все необходимые туалетные принадлежности. Врач торопливо осмотрел Эвадну и сказал, что забирает ее с собой в клинику. Пенни поехала вместе с ними. Вскоре в больницу подъехал и Уолтер, растерянный, но с каменным выражением лица. Он застал свояченицу, беспомощно мечущуюся возле дверей палаты, в которую определили Эффи.

Выкидыш! Без всяких объяснений, почему он случился на столь позднем сроке беременности, без причин, без видимых поводов. А в результате нет больше младенца, зачатого во время медового месяца.

– О, такие вещи случаются довольно часто! – на ломаном английском языке сказал им дежурный врач. – Никто не знает, почему так. Но вы не волнуйтесь! Ваша жена – молодая, здоровая женщина. И она еще подарит вам дюжину ребятишек. Вот увидите! Дайте только срок!

Конечно, он старался как-то утешить родственников, но слова утешения произносились таким равнодушным тоном, что Пенни невольно поежилась. «Если когда-нибудь мне придется в качестве медсестры сообщать родственникам больного дурные новости, – подумала она, – то я для начала хотя бы присяду вместе с ними где-нибудь в сторонке и просто посочувствую их горю».

Пенни безотлучно дежурила возле постели сестры все время, что та провела в клинике. У нее сердце разрывалось при виде безжизненного тела Эвадны. Куда девался свет, потоками льющийся из огромных глаз Эффи? Перед ней лежала не старшая сестра, а маленький перепуганный ребенок. Кто бы мог подумать, глядя на нее сейчас, что видит перед собой бесстрашную наездницу, с ходу берущую самое высокое препятствие. А уж в теннисе сестра могла дать фору любому мужчине и всегда с легкостью обыгрывала всех, причем с разгромным счетом. И вот ее сестра неподвижно распласталась на постели. Она не кричит, не жалуется, она лишь тупо смотрит в одну точку и молчит.

– Все кончено! – прошептала она наконец. – Я даже никогда не узнаю, кто это был, мальчик или девочка. Ах, меня словно всю выпотрошили наизнанку! – Голос звучал вяло, безжизненно, но слез не было. – Пенни, дорогая! Забери меня отсюда домой! Пожалуйста! – прошептала она едва слышно.

За несколько часов, проведенных подле постели больной, перед Пенни разверзлась пропасть – пропасть страданий и боли. Что они знали с сестрой о страданиях в своем райском мирке? И вот первое взрослое потрясение: ребенка больше нет. К их возвращению дворецкий постарался убрать с глаз все, что могло бы напомнить о случившемся. Все те прелестные вещицы, которые так любовно собирались в качестве приданого новорожденному, были упрятаны подальше. Огромное горе, которое каждый из них троих переживал по-своему. Они не говорили о случившемся, но горечь утраты витала в самом воздухе. Она чувствовалась в их тягостном молчании, в общей атмосфере дома. Уолтер постарался оградить жену от докучливых визитов многочисленных подруг и приятельниц. А что те могли сказать? Как утешить? «Не повезло тебе, милочка» – вот, пожалуй, и весь набор стандартных утешений.

Пенни как могла ободряла сестру, пытаясь вернуть ей интерес к жизни. Но, при всем желании, она не могла вернуть ей того, что так жестоко отобрала у нее сама жизнь. Эвадна днями лежала у себя в спальне, свернувшись калачиком, и молчала, бесцельно разглядывая узоры на потолке. Само собой, ни о каком отъезде вместе с Болтонами не могло быть и речи. И как ни презирала себя Пенни за свое жестокосердие, но это обстоятельство, явившееся следствием столь трагичных событий, вызвало у нее радость.

Уолтер тоже был счастлив, что она задержится у них еще на какое-то время. Он позвонил домой и сообщил, что все их планы изменились. Удивительная штука жизнь! Горе Эвадны стало спасением для Пенни. Ведь даже мама не посмела сказать слова против. Более того, что ни день она звонила им, требуя подробного отчета о том, как идет процесс выздоровления дочери, и даже угрожала приехать лично, если ее присутствие станет необходимым. И все же она настоятельно потребовала от дочерей, чтобы к Рождеству все были дома. Желая поднять им настроение, она даже приоткрыла завесу над своими ближайшими планами. Сразу же после Рождества они начнут подготовку к большому весеннему балу, на котором Пенни дебютирует вместе с Клементиной, дочерью леди Форбс Холстед.

В знак благодарности Пенни за ее бесценную помощь сестре Уолтер организовал ей частные уроки рисования в Британской школе археологии. Занятия начались с осени. Отныне ее жизнь на вилле стала еще свободнее и никто не регламентировал ее действий. Пенни просто отказывалась поверить собственному счастью. Невиданная свобода! Немыслимая, по законам родительского дома. Наконец-то в ней признали взрослого человека.

Мало-помалу Эвадна стала приходить в себя. Конечно, до полного выздоровления было еще далеко, да и настроение у нее было подавленное, но все же… Именно в эти дни Пенни поняла, что они с сестрой стали близки как никогда. Воистину, страдание уравнивает всех, и богатых, и бедных, и молодых, и старых, и титулованных особ, и простой люд. Итак, она уже научилась быть полезной и стала более независимой. Но как бы ей хотелось применить оба эти качества в несколько иной области. Однако, как говорится, от судьбы не уйдешь. И вот она здесь, в Афинах. Пока здесь. К лучшему или к худшему, время покажет.

2001 год

Я проснулась от какого-то непонятного толчка. А все же послеобеденный сон – вредная привычка, особенно в мои годы. Да еще сейчас, когда все мысли заняты предстоящей поездкой в Грецию, а потому в моих снах постоянно присутствует Крит. Дорогая Эвадна! Если бы ты знала, сколь многим я тебе обязана! И прежде всего своей свободой. И каким счастьем было для всех нас, когда ты наконец обрела свою заслуженную награду. Атина (или Афина), дражайшая дочь Эффи и Уолтера, родилась уже после войны. Немного необычный ребенок, во многом похожий на меня. Но он принес нам столько радости, а потом и горя. Моя племянница умерла совсем молодой от лейкемии. Но я опережаю события, а пока…

Потянулись спокойные размеренные дни. Афины гипнотизировали меня своими ритмами, и чем дальше, тем больше я влюблялась в этот город. Какое же это было счастливое время! Я свободна, я вольна делать то, что мне хочется. И счастью моему, казалось, не будет конца. А потом наступил день, когда нужно было сделать выбор. Тяжелый выбор, с учетом моего юного возраста. Решение, которое раз и навсегда обрывало все шелковые ниточки, связующие меня с родными и близкими. И вот я должна оставить семью, бросить все, принести такую жертву на алтарь моей неуемной тяги к приключениям. И во имя моей любви.

Сама поражаюсь – как я тогда решилась на такой поступок? Я часто задаюсь этим вопросом и сейчас, а ответ всегда один и тот же: просто ты была молода, а молодым неизвестно чувство страха. Лишь врожденное свободолюбие дало мне силы так решительно и круто изменить собственную судьбу.

Афины1937–1938 годы

Мисс Бушнелл, будущая наставница Пенни, однажды утром явилась на виллу сама. Она вознамерилась провести предварительное собеседование с соискательницей. Мисс Бушнелл заранее выдвинула условие: она не станет заниматься с Пенни, пока лично не убедится в серьезности намерений своей ученицы. Сама она приехала в Афины для учебы в Британской школе археологии, получив специальную стипендию после окончания женской гимназии где-то на севере Англии. Для чего потребовалось занять почетное второе место по итогам успеваемости в списке выпускников. Высокая, долговязая девушка в круглых очках, с выгоревшими на солнце волосами. Судя по всему, они с Эвадной были одного возраста, но интересы мисс Бушнелл лежали в совсем иной плоскости: ее занимала исключительно археология. Уолтеру мисс Бушнелл порекомендовал сам директор Британской школы. И вот наставница колючим взглядом придирчиво рассматривает потенциальную ученицу, а Пенни, отлично понимающая всю важность собеседования, изо всех сил старается произвести на гостью благоприятное впечатление.

– Что вы читали? Есть ли у вас опыт работы? Как у вас обстоят дела с греческим? – посыпался на нее град вопросов.

Пенни тут же сунула под нос мисс Бушнелл свои зарисовки музейных артефактов и замерла в ожидании. Та внимательно изучила рисунки и уже с большим интересом глянула на собеседницу.

– У вас острый глаз, но наша работа требует особой тщательности в прорисовке всех мелочей и безупречно точных линий. Вам следует использовать более качественные ручки и карандаши. Поскольку я не смогу обеспечивать вас канцтоварами, придется самостоятельно позаботиться о своих орудиях труда. Я полагаю, вы уже успели побывать во всех здешних музеях?

Пенни молча кивнула. Она немного растерялась от резкого тона. Начало разговора не сулило ничего хорошего.

– Если я все же соглашусь заниматься с вами, то предупреждаю заранее: я не потерплю пустой траты времени. А потому никаких отпрашиваний и увиливаний от занятий. Придется забыть обо всех вечеринках и прочих увеселительных мероприятиях. У меня практически нет свободного времени, а то, что есть, я не намерена растрачивать на светские забавы своей ученицы. Ясно? В вашем возрасте девушки легко увлекаются многими вещами, но стоит им столкнуться с первыми трудностями, как они тут же легко остывают. Не ждите от меня комплиментов. Я хвалю в исключительных случаях и лишь тогда, когда работа действительно того заслуживает.

Голос наставницы был по-прежнему резким, но взгляд, устремленный на Пенни, потеплел.

– На данный момент могу сказать следующее: я по достоинству оценила ваши усилия произвести на меня хорошее впечатление. – Она кивнула на рисунки. – Но если вы намереваетесь заняться иллюстрированием археологических находок уже на профессиональном уровне, то придется вернуться к основам рисунка и начать все сначала. В нашем сообществе научная репутация зачастую зависит от того, сколь точно воспроизведена археологическая находка на листе бумаги. Малейшее искажение, пустяшная погрешность в прорисовке, и репутация потеряна навсегда. Вы когда-нибудь бывали в стратиграфическом музее?

Пенни уставилась на нее непонимающим взглядом. Мисс Бушнелл улыбнулась.

– Это латинский термин с греческими корнями, из области геологии. Буквально переводится как «слои и их воспроизведение на рисунке». Именно на уровне стратиграфии все наши открытия и находки очищаются от второстепенных деталей, сортируются, инвентаризируются, а потом запечатлеваются на бумаге под самыми разными углами зрения. После чего на данный артефакт можно ссылаться в научных работах или использовать его для дальнейших исследований. Советую почитать труды Джона Пенделбери и, конечно, все, что написал о Кносском дворце сэр Артур Эванс.

– Папа знает его. Они познакомились в Оксфорде на одном обеде, – тут же вставила словечко Пенни.

– Менее всего меня интересуют ваши светские контакты! – отрезала мисс Бушнелл. – Вам следует перечитать все, что есть по предмету. Вы также должны четко уяснить себе, чем именно занимаются студенты в Британской школе археологии. Я могу раздобыть вам читательский билет в библиотеку Пенроуз, но прежде хочу оговорить условия нашей будущей совместной работы. Я проведу с вами шесть занятий, а потом уеду на раскопки, но оставлю вам кучу заданий на время моего отсутствия. Если справитесь, то в следующий раз дам больший объем. Но для начала немедленно отправляйтесь в стратиграфический музей и на месте посмотрите, что и как следует делать. Мне бы также хотелось, чтобы вы сами поприсутствовали на раскопках и своими глазами увидели, как ведется регистрация артефактов. Весной я собираюсь вместе с супругами Пенделбери на Крит. Если дела у вас пойдут хорошо, то могу взять с собой. Так что цель есть и есть к чему стремиться.

Весной! Пенни нервно сглотнула. Они ведь с Эвадной должны вернуться домой к Рождеству. Но она лишь молча кивнула в знак того, что безоговорочно принимает все условия.

– Я была бы рада поехать с вами на Крит. Но, как вы понимаете, для этого мне нужно предварительное согласие родителей.

– Зачем? Сколько вам лет?

– К весне будет уже восемнадцать.

– И, конечно, за всю свою жизнь вы не проработали ни дня. А вот в моем родном городке полно тринадцатилетних подростков, которые трудятся полный рабочий день на заводе. Уверена, родители не станут возражать против вашей учебы, хотя сама по себе наша работа грязная. Таких наманикюренных пальчиков, как у вас сейчас, на раскопках вы себе не сможете позволить. И кожа быстро задубеет на солнце.

Мисс Бушнелл критически обозрела нежные белые ручки Пенни с накрашенными ноготками.

– Ах, не в этом дело! Просто у родителей свои планы на мой счет.

– Понятно! Что ж, если вы из тех, кого готовят к пышному появлению в свете, одна из тех дебютанток, которые стремглав мчатся в Букингемский дворец за кусочком пирожного на придворном балу, то предупреждаю сразу: давайте распрощаемся прямо сейчас!

Мисс Бушнелл встала с явным намерением уйти.

– Ах нет! Пожалуйста! – взмолилась Пенни. – Я совсем даже не хочу дебютировать в свете. Я бы с большим удовольствием осталась здесь. Мне нравятся Афины. У меня ведь греческие корни. Отец понимает мое увлечение. Я напишу ему и все объясню. Я действительно хочу работать, заниматься каким-нибудь интересным делом. Один человек сказал мне когда-то, что главное в жизни – это понять, что именно тебе нравится, и научиться делать это хорошо.

– Замечательный совет! – одобрила мисс Бушнелл. – Полагаю, у вас нет никакого образования?

– Да! – сокрушенно вздохнула Пенни. – Считается, что для девушек из высшего общества оно совсем даже не нужно. Но ведь родителей не выбирают, правда? А все они хотят, чтобы их дети были в точности такими же, как они.

– Справедливое замечание! – Взгляд мисс Бушнелл стал еще доброжелательнее. – В самом деле, как я могу вас винить в том, что от вас не зависит? Но все может измениться, если вы сами станете распоряжаться собственной судьбой. Но не ждите чудес! Вам понадобятся годы и годы, чтобы натренировать глаз, чтобы научиться видеть предмет во всей его полноте и правильно изображать на бумаге то, что вы действительно видите перед собой. А для этого вам потребуются уверенность в своих силах, терпение и масса справочной литературы. – Мисс Бушнелл в прощальном жесте взмахнула обветренной рукой: – Увидимся на следующей неделе, Пенелопа! По крайней мере, родители дали вам красивое греческое имя.

– Спасибо, мисс Бушнелл. Зовите меня просто Пенни.

– А вы меня – Джоан! – улыбнулась в ответ наставница. – А можно на греческий манер – кирия Иоанна.

Глядя в спину удалявшейся по аллее фигуре, Пенни почувствовала, как в ней просыпается надежда. Под руководством такой целеустремленной женщины, как эта Джоан, она и в самом деле может добиться каких-то успехов в учебе. Что ж, со своей стороны, она постарается не подвести наставницу.

Неожиданно из-за стволов кипарисов появилась Эвадна.

– Боже! Типичная старая дева и настоящий синий чулок! – не удержалась она от замечания, наблюдая за тем, как Джоан неловко спускается по ступенькам в мешковатой длинной юбке и смешной шляпе с обвислыми полями.

– Ах, пожалуйста, не надо! – протестующе воскликнула Пенни. У нее вдруг возникло странное желание оградить будущую учительницу от насмешек. – Она очень любит свою работу. А я собираюсь посещать занятия в Британской школе археологии. И в библиотеку буду ходить! – похвасталась она.

– Очень мужеподобная особа. Надеюсь, она не из этих… Ну, ты понимаешь, о чем я!

– Ах, оставь, пожалуйста! – вспылила Пенни, уже не на шутку рассердившись. – У нее на пальце обручальное кольцо! И не надо больше колкостей. Не надо! Лично мне она очень понравилась. На следующей неделе она придет снова. А пока вот оставила целый список того, что мне нужно.

– Слава богу! Значит, мы идем по магазинам! – улыбнулась Эффи. – Но на сей раз за покупками для тебя, а не для меня. А может, подождем, пока я сообщу маме о твоей новой учительнице? Узнаем, какова ее реакция…

– Нет, Эффи, не надо! – Пенни порывисто схватила сестру за руку. – Пожалуйста, пока ничего не говори родителям. Во всяком случае, до тех пор, пока у меня не появится хоть что-то стоящее, что можно будет предъявить им в оправдание. Хочу устроить им небольшой сюрприз. Иначе они решат, что все мои занятия – сплошная блажь. Я и правда хочу, чтобы новость о том, что я собираюсь учиться, держалась пока в секрете. Обещаешь? – В голосе Пенни послышались умоляющие нотки.

– Обещаю-обещаю! Но только и ты не забывай, что нас с тобой ждут дома к Рождеству. А сразу после праздников начнется интенсивная подготовка к твоему выходу в свет.

«Как я могу забыть об этом», – с горечью подумала Пенни, хотя сама мысль о предстоящем дебюте была ей что нож по сердцу. А что, если бросить все и остаться здесь? Да, но тогда придется платить целую кучу денег за все! И Эффи обвинят в том, что это она сбила ее с толку. Однако зерно свободолюбия, брошенное когда-то ей в душу, кажется, укоренилось и даже дало свои всходы.

На первое занятие Пенни отпустили одну, строго наказав ни с кем по дороге не вступать в разговоры, а сесть на трамвай и ехать прямиком в школу. Эвадна собиралась на партию бриджа к своим друзьям, а потому они договорились, что она заберет сестру сразу же после занятий и они вместе поедут на ужин.

Здание Британской школы археологии поразило Пенни своим великолепием. Оно возвышалось на склонах горы Ликавиттос, величаво доминируя над всем городским ландшафтом. Дом самого директора был выстроен в классическом стиле и окружен со всех сторон ослепительно-зелеными газонами и цветущими садами. Имелся даже свой теннисный корт с покрытием из глины. Пенни быстро нашла дорогу в общежитие (здание было выстроено в том же классическом стиле). Джоан уже поджидала ее в библиотеке Пенроуз. Все стены читального зала с пола до самого потолка были заставлены стеллажами с бесконечными рядами книг по античной истории. Наверное, в этом собрании имелось все, что было написано за многие века по вопросам античной культуры. Господи, когда же она осилит все эти монбланы книг, упало сердце. У Пенни даже возникло трусливое желание бросить все и убежать прямо сейчас. Ведь она же ничегошеньки не знает! А вдруг все станут смеяться над ней? Невежда! Как она посмела даже мечтать о том, чтобы заниматься вместе с такими образованными людьми! Что ей известно такого, что могло бы хоть как-то компенсировать общий недостаток знаний? Но студенты встретили ее появление приветливыми улыбками, а потом все снова погрузились в свою работу.

И лишь один парень продолжал улыбаться во весь рот, не сводя с нее глаз.

– Вот так сюрприз! Это же наша горная козочка, не сойти мне с этого места! Таки добрались до Афин. А я был уверен, что так оно и будет. Недаром я сразу заметил стальную решимость в вашем взгляде!

Брюс Джардин показался Пенни еще выше и еще красивее, чем в момент их первой встречи в Шотландии.

Глаза всех присутствующих снова уставились на нее. Все ждали, что скажет она. Пенни почувствовала, что краснеет. Но Джоан, держа в руках стопку книг, которые она уже успела отобрать на полках, моментально пришла ей на помощь.

– Не обращайте внимания на шуточки нашего друга Киви! Он всегда подшучивает над новенькими. Вы знакомы с этим авантюристом?

– Да, встречались как-то раз на балу в Шотландии. Он там еще организовал просмотр слайдов для нас…

– Рада слышать, что хоть где-то он демонстрирует серьезное отношение к своей учебе. Мисс Георг, – Джоан повысила голос, обращаясь ко всей аудитории, – присоединится к нам на какое-то время в течение данного семестра. Просьба не мешать ей и не отвлекать от занятий! – Последняя реплика была адресована уже непосредственно Брюсу Джардину. – Ступайте за мной, Пенни!

Брюс вскочил со своего места.

– Как ваши близкие, Пенни? Не откажетесь сыграть со мной в теннис?

– Она здесь для того, чтобы работать, а не бегать по корту! – суровым тоном отрезала Джоан.

– Да ты настоящий рабовладелец, Джоан! Нехорошая какая! – громко прошипел в ответ Брюс. Все рассмеялись. И даже Джоан не смогла сдержать улыбки, когда они с Пенни направились к выходу.

– С ним просто никакого сладу нет, с этим Джардином. Вертит всеми нашими девчонками как ему хочется. Вечно демонстрирует им свои крутые плечи и накачанные мышцы. Но со мной эти шуточки не проходят! – Джоан бросила взгляд на свое обручальное кольцо. – У меня уже есть жених. Правда, он сейчас дома. Мы собираемся пожениться по окончании моей учебы.

Они прошли по коридору, а потом Джоан открыла дверь в просторную комнату с массивным камином. Вокруг стояли уютно расставленные кресла и снова огромное количество книг в шикарных кожаных переплетах на стеллажах.

– Это наша гостиная. Здесь мы отдыхаем по вечерам.

Потом Джоан показала Пенни студенческую столовую, и они вместе прошлись по жилым комнатам.

Узенькая комнатка, в которой обитала сама Джоан, была похожа на монашескую келью. Места для того, чтобы заниматься вдвоем, там не было. В целом общежитие произвело на Пенни благоприятное впечатление. Над всем витал дух высокой науки. Ее снова стали обуревать сомнения. Сможет ли она вписаться в этот сугубо академический коллектив? Но, в конце концов, студенты везде студенты. И ничто человеческое им не чуждо, они тоже любят повеселиться, как и все нормальные люди. Пусть они постарше нее, многие уже имеют за плечами образование и опыт работы учителями, инженерами. Другие приехали в Афины сразу же после окончания университетов, получив специальные гранты и стипендии.

– У нас каждый ведет свой собственный проект, – продолжила знакомить ее со школой Джоан. – Все участвуют в раскопках, потом описывают результаты экспедиций, регистрируют находки, выдвигают собственную теорию, которая становится предметом дискуссий. Один из таких научных диспутов под председательством самого директора пройдет на следующей неделе. Ужинаем мы, как правило, поздно, в городе. Там и подешевле, и жизнь кругом кипит. Уверена, вы найдете массу приятного в студенческой жизни. Разве что Джардин будет слегка портить настроение. Он у нас такой своеобразный мальчик-переросток. Немедленно потащит вас в горы. Для него что горы, что обычная прогулка по городу, без разницы. Кстати, а почему он вас назвал горной козочкой?

– Да просто пошутил! Мне нравилось лазать по горным склонам в Шотландии. Вообще-то я неплохой альпинист. Вот только в городе порастеряла все свои навыки скалолазания.

– Все вы, аристократы, живете совсем в другом мире. Для вас даже наука не более чем игра. Разве я не права? – снова насупилась Джоан. – Ума не приложу, зачем вам вообще нужна эта учеба? Разве у вас есть необходимость работать и зарабатывать себе на жизнь? Вот и Джардин точно такой же! Никто из вас не приспособлен для тяжелой работы и грубой прозы жизни. – Джоан закурила и бросила грустный взгляд в окно. – Вы и понятия не имеете, каково нам, простым смертным, воплощать свои мечты в жизнь.

– А вы и понятия не имеете, на какие ухищрения и уловки пришлось пойти мне, и все только для того, чтобы попасть в это величественное здание, чтобы прикоснуться к миру, частью которого мне никогда не стать. Вот ко всему этому! – с горячностью воскликнула Пенни, взмахом руки указав на картины и книги. – Не так уж сильно мы отличаемся друг от друга! По крайней мере, у вас есть образование и вы вольны сами выбирать свой жизненный путь. Я же всецело завишу от прихотей родителей. Я не могу позволить себе даже малейшей попытки пойти против их воли. У меня лишь одна перспектива в жизни: удачно выйти замуж. Золотая клетка с дверцей, захлопнутой наглухо! – Пенни почувствовала, как ее душат слезы, и она замолчала, боясь расплакаться.

– Простите! Я не хотела вас обидеть! – негромко проронила Джоан и ласково обняла ее за плечи. – Давайте быстро обсудим план наших занятий, а потом пойдем в город. Лучше заниматься у вас на вилле. Там нам никто не помешает. А вам мой дружеский совет: не раскисайте по пустякам. Если вы хотите жить настоящей жизнью, то придется проявить твердость характера. Иначе никак!

Пенни слабо улыбнулась в ответ. Она понимала, что Джоан хочет утешить ее. Как же она сейчас завидовала этой девушке, ее свободе, ее знаниям, ее образу жизни. Она тоже должна воспользоваться каждой драгоценной минутой времени, отпущенного ей для учебы. Ведь она всю жизнь мечтала об этом. Кто знает, быть может, такой шанс ей уже никогда не выпадет вторично.

Занятия с Джоан стали для Пенни самым лучшим временем дня. Эффи даже стала ревновать сестру к ее урокам. У Пенни больше не было времени на прогулки к морскому побережью или на совместные походы по магазинам. Каждую минуту своего свободного времени она тратила на учебу. Очень скоро она стала почти своей в шумной студенческой среде. Она с удовольствием пила вместе с сокурсниками кофе и увлеченно слушала их научные споры. Окутанные клубами табачного дыма, они разгорячено спорили обо всем на свете, пытаясь разобраться во всех сложностях современного мира, а потом с энтузиазмом принимались обсуждать предстоящую экзаменационную сессию и экспедиции в поле. Мир вокруг них стремительно терял состояние равновесия, с каждым днем обстановка делалась все более напряженной, а они были по-прежнему увлечены своей наукой и азартно строили планы на будущее. Новости и в самом деле были тревожными. Английские газеты, сообщавшие о попытках Чемберлена нащупать общую почву в переговорах с Гитлером, передавались из рук в руки и зачитывались до дыр. Велись разговоры о том, что такое политика умиротворения, и о том, что фашизм набирает силу и в Греции. Пенни вспомнила сцены уличной демонстрации на окраине Афин, как чернорубашечники, словно звери, набрасывались на всех недовольных прохожих. А что, если так будет продолжаться и впредь? Более того, что, если это станет нормой жизни? Она тоже начала проявлять повышенный интерес к политическим спорам и даже сама стала заглядывать в газеты. Часто она исподтишка рассматривала лица своих однокурсников и преподавателей и пыталась представить себе, что станет со всеми этими людьми, если начнется война.

Брюс неоднократно приглашал ее на теннис, вызывался проводить домой, чтобы засвидетельствовать свое почтение Уолтеру и Эвадне, но, странным образом, в памяти Пенни тут же всплывали слова Джоан. Брюс был для нее слишком взрослым, слишком опытным мужчиной. При первой их встрече он не показался ей таким жгучим брюнетом, она запомнила его менее загорелым и не таким раскрепощенным. И все же он был очень привлекателен. Обветренное лицо, красивые черты, словно высеченные из камня. В кафе он всегда вел себя чересчур шумно и часто приходил уже немного навеселе. Но в спорах принимал самое активное участие: его реакция была мгновенной, он много и охотно шутил, но не все его шутки были вполне понятны Пенни. Потом он вдруг исчезал, уходил в горы на раскопки с очередной экспедицией. О, как она завидовала всем студентам, направлявшимся в такие экспедиции! Но Эвадна и слушать не хотела о том, чтобы отпустить ее в поле.

– Вот что, сестричка! Факты – упрямая вещь, а они таковы: тебе пора возвращаться домой. К Рождеству нам надо быть дома. Впрочем, мне не хочется пропустить рождественский бал в нашем посольстве. А потому надо подумать и о том, в чем на этом балу появишься ты…

Разговоры о бальных туалетах увели Эффи в сторону от темы возвращения домой, но Пенни понимала: счетчик включен и время пошло.

Последнее время Эвадна пребывала в постоянной суете: бесконечные походы по магазинам, нескончаемая череда встреч с приятельницами, все новые и новые развлечения. Чем ближе подступал тот день, когда должен был появиться на свет ее неродившийся ребенок, тем беспокойнее становилась ее жизнь. Такое чувство, словно Эффи металась в поисках забвения, старательно отгоняя прочь все воспоминания о том, что с ней произошло. Для Пенни же была нестерпима сама мысль о возвращении домой. Джоан так решительно вырвала ее из прежней великосветской круговерти, что почти поставила жирных крест на всех матримониальных планах мамы. Иногда наставница вообще откровенно провоцировала ее.

– А зачем твоя мать так старается поскорее выдать тебя замуж? Кому это нужно, тебе или ей?

Но Пенни нравилась эта несколько грубоватая прямолинейность, и она с жаром пыталась доказать своей новой подруге, что не совсем уж она и пропащая.

Конечно, мама нашла бы подругу Пенни просто ужасной. Один акцент чего стоит. Но Пенни речь Джоан нравилась в сто раз больше, чем пресные разговоры матери. С каждым днем Пенни находила все новые и новые достоинства в Джоан и все больше прикипала к ней душой и сердцем. Она так многому научилась у Джоан! Как правильно и по-научному интерпретировать живописные полотна и скульптуры, как конспектировать учебники, как писать доклады, как экономно жить, располагая минимальными средствами и покупая необходимое либо на базарах, либо со скидками в магазинах. Рядом с Джоан жизнь всегда казалась Пенни такой интересной и осмысленной.

Однажды в разговоре с сестрой Пенни попыталась объяснить ей, почему не хочет дебютировать в свете. Но та лишь беззаботно отмахнулась от всех ее доводов:

– Если я прошла через все это, то и с тобой ничего не случится! А что здесь плохого? Зато в награду я получила своего дорогого Уолтера! Он вырвал меня из маминых клещей, что совсем даже неплохо! Так что выше голову, сестричка, и вперед!

Впрочем, сама Эвадна тоже не очень сильно рвалась домой. Рождественские праздники сулили немало развлечений и здесь, в Афинах. Бесконечная череда приемов, балов, вечеринок.

На одном из таких приемов, устроенных общиной англиканской церкви Святого Павла, Пенни вдруг почувствовала неприятную сухость в горле, а еще страшную головную боль. Внезапно все поплыло у нее перед глазами. Ее быстро отвезли домой и уложили в постель. Состояние было столь ужасным, что она не могла оторвать голову от подушки. Следом, буквально в считаные часы, свалился Уолтер, а за ним и Эвадна. Врач констатировал у всех троих сильнейший грипп. Ни о каком возвращении домой в таком состоянии не могло быть и речи. Рождество было бесповоротно испорчено.

Пока все трое валялись полуживыми-полумертвыми в своих постелях, желая себе скорейшей смерти, чтобы избавиться от невыносимых мучений, Джоан старательно снабжала их дворецкого провизией. А сам Каллиоп все время готовил болящим свежий сок, чтобы хоть как-то поддержать их силы. Никто из многочисленных приятелей не рисковал навещать виллу «Артемзия», боясь заразы. Единственное исключение составлял Брюс. Накануне Рождества он отправлялся в очередную экспедицию на север страны, но не забыл поздравить Пенни с наступающим Рождеством. Прислал ей цветы и открытку, в которой пообещал сводить в новом году на праздник Водосвятия. Приятный сюрприз! Получив такое заманчивое приглашение, Пенни приободрилась, и процесс выздоровления значительно ускорился. Есть ведь ради чего стараться! Брюс приглашает ее на самое настоящее свидание. Так, может, она ему не совсем безразлична?

Из Англии шли гневные телеграммы, в которых мама метала громы и молнии. Дочь расстроила все ее планы, а потому ей приказывалось незамедлительно возвращаться домой. Самолетом, поездом или пароходом! Чем угодно. Их уже ждут в Лондоне, остались крайние сроки для того, чтобы заказать туалеты к предстоящему сезону. Иначе Пенни придется дебютировать в прошлогоднем платье с оборками из органзы.

Но Пенни даже не удосужилась ответить на грозное послание матери. Оно ее ни капельки не взволновало. Впервые в жизни она преисполнилась решимостью не подчиниться строгим окрикам из Стокенкорта. С какой стати она должна ехать сейчас домой, когда в Афинах ее ждет столько всего интересного? Только бы вот побыстрее оправиться от этого дурацкого гриппа. Так тяжело целыми днями валяться в постели без дела. И ничего не хочется, ни есть, ни пить, только спать, спать и спать.

Но вот наступил и праздник Крещения. При виде огромной толпы, собравшейся возле старой бухты в Пиргосе, Пенни почувствовала слабость. Ноги ее моментально стали ватными, спина покрылась потом, а на лбу выступила испарина, но усилием воли она постаралась скрыть свое состояние от спутников. Собственно, она впервые вышла на люди после столь тяжелой и продолжительной болезни. Последствия гриппа все еще давали о себе знать: кружилась голова, продолжалась ноющая боль в суставах. Но Пенни понимала, что времени в запасе у нее осталось всего ничего, а ей так хотелось все успеть и все увидеть собственными глазами. За последние месяцы она научилась самостоятельно распоряжаться временем, заполняя все дни только тем, что она считала по-настоящему интересным и нужным. Ничего в угоду другим. И после такой свободы вернуться в стойло Стокенкорта? Ни за что!

Была и еще одна причина, весьма деликатного свойства. Брюс Джардин! Он часто приходил к ним на виллу, пока они болели, и настолько очаровал дворецкого, что тот всегда ставил на стол лишний прибор, даже не спрашивая у хозяев, будут ли к ужину гости. Впрочем, и Уолтер, и Эвадна всегда были рады Брюсу. Они весело болтали втроем, обсуждая общих знакомых или новости из дома, не обращая никакого внимания на Пенни. Ну почему в присутствии Брюса она всегда испытывала странную робость и казалась сама себе глупенькой школьницей? Тем не менее, когда он напомнил ей о своем обещании сводить ее на праздник Водосвятия, то Эффи отпустила сестру с легкой душой. И вот Пенни стоит на берегу бухты, забитой до отказа людьми. Вид у нее неважный, и чувствует она себя в этой толпе зевак тоже очень неважно.

– Возьмите сумочку под мышку и не выпускайте ее из рук! – строго наказывает ей Брюс на подходе к бухте. – Тут сегодня полно воришек всех мастей.

После чего он взял ее за руку, словно ребенка, и стал решительно прокладывать дорогу им обоим. «Он ведет себя так, будто я его младшая сестра», – разочарованно подумала про себя Пенни. Конечно, поначалу такая опека показалась даже трогательной, но мало-помалу стала раздражать. В чем дело? Ведь он же флиртует со всеми студентками без разбору. Шутит с ними, смеется, а с ней всегда ведет себя строго, предельно вежливо и даже немного отстраненно. Наверное, он просто понимает, что Пенни попала сюда совсем из другого мира. Быть может, и Уолтер перекинулся с ним парой слов на ее счет, так сказать, предупредил приятеля не слишком распушать перья перед ребенком. И что, теперь он станет разыгрывать из себя ее гувернантку? Или на правах няни станет защищать ее от докучливого внимания посторонних? Какое унижение!

Между тем толпа прибывала и прибывала, люди напирали со всех сторон. Некоторые наиболее любопытные взгромоздились на фонарные столбы, чтобы собственными глазами увидеть кульминацию всей церемонии. Вот архиепископ, облаченный в золотые ризы, поднимает большое распятие над синей гладью бухты, и собравшиеся начинают неистово креститься. В толпе слышится нестройное пение церковных молитв. Потом он опускает в воду серебряный крест, украшенный драгоценными камнями. Тут же множество молодых людей и подростков бросаются в холодные волны Эгейского моря, чтобы еще в воде прикоснуться к чудодейственному кресту. Толпа колышется, шумит, все ждут момента, когда крест снова покажется над водой. Со стороны крест похож на меч короля Артура, когда его доставали со дна озера, думает Пенни, наблюдая за происходящим действом. Из воды выходят счастливчики, только что принявшие холодную купель. Согласно бытующим здесь поверьям, здоровье и благополучие им обеспечено на весь 1938 год.

– Изгнание злых духов из воды – очень древняя церемония, – шепчет стоящая рядом Джоан. Как хорошо, что она согласилась составить им компанию! – Ее практиковали еще язычники. – Она деловито щелкает затвором фотоаппарата, пытаясь запечатлеть происходящее на пленку. – Эти греки все такие суеверные!

Сама Джоан к официальной религии относится равнодушно. Она даже не посещает воскресные службы в здешней англиканской церкви Святого Павла, чем поначалу даже шокировала Пенни, ибо она с детства привыкла к тому, что каждое воскресенье вся семья обязана присутствовать на службе в их сельской церкви Святого Марка. Так нужно, так положено, – а как еще местный житель может выказать свою поддержку деревне и солидарность со всей общиной? В Афинах все иначе. Чем больше Пенни наблюдала за жителями этого города, тем больше открытий она делала для себя. Оказывается, афиняне совсем не чтят воскресные дни в церковном понимании этого слова. Гораздо с большим удовольствием они просиживают часами в уличных кафе с газетами в руках, потом поздний ленч тут же, на улице, под раскидистыми кронами тутовых деревьев. А поздно вечером – бесконечные развлечения в ночных клубах, танцы, музыка на каждом углу. Ей, правда, Уолтер позволил задержаться на празднике только до одиннадцати вечера, не позже, строго наказав явиться к этому времени на виллу.

Между тем крещенские торжества продолжались весь день. Народные гулянья выплеснулись на улицы города. Повсюду слышались звуки бузуки, из распахнутых окон ресторана доносилось пение. Ближе к вечеру зазвучали оружейные выстрелы. Слава богу, то был салют в честь праздника. Никаких ассоциаций с войной.

Несмотря на то что Пенни очень устала, ей все равно хотелось, чтобы этот праздничный день никогда не кончался. Их план развлечений был таков: вначале они направятся в кафе «Зонар», а потом в один из ночных клубов, где их уже будут поджидать остальные однокурсники.

Первым, кого они встретили в клубе, был Алексис, плотного телосложения американец греческого происхождения, получивший отпуск на несколько месяцев в своем университете для написания научной работы. Он тут же познакомил их со своей спутницей Никки. Яркая молодая женщина была похожа на кинозвезду. Она приветливо поздоровалась со всеми за руку. Ее английский оставлял желать лучшего, зато во всем остальном… Эта женщина действовала на мужчин подобно наркотику. Едва завидев Никки, они тут же принимались прилизывать свои кудри, всячески прихорашиваться, после чего опрометью мчались к ней. Уж не владеет ли она каким-нибудь гипнозом, рассеянно подумала Пенни, разглядывая сгрудившихся вокруг Никки кавалеров.

Никки нельзя было назвать красавицей в полном смысле этого слова, но, безусловно, она была очень привлекательна. Кареглазая, с водопадом темных волос, ниспадающих до самой талии. Было что-то завораживающее в том, как она двигалась, как подавала себя, как грациозно выпархивала на паркет, всякий раз с новым партнером. Все окружающие не сводили с нее глаз. Пенни невольно почувствовала укол ревности, заметив, что Брюс тоже подпал под обаяние этой красотки и вовсю распушил перед ней хвост.

– Интересно, кто она такая? – меланхолично поинтересовалась у нее Джоан, моментально почувствовав, как неуловимо изменилась атмосфера вокруг них. – Прямо настоящая Мата Хари. Внешность у нее очень экзотическая. Наверняка в жилах течет итальянская или турецкая кровь. Ты только взгляни на этих бедолаг, ее партнеров. От них уже пар столбом валит, а ей хоть бы что! С таким телом она наверняка занимается профессиональными танцами.

– О нет! Ты ошибаешься! – прошептала Сэлли, одна из студенток, помогавшая Пенни осваивать азы стратиграфии. – Она гречанка, и из очень приличной семьи. Стоит этим мальчишкам переступить грань дозволенного, как ее дяди устроят им такое, что те будут долго помнить. Ее семья пользуется очень большим влиянием в городе. Обычно греки не отпускают своих молодых родственниц без соответствующего сопровождения в такие заведения, но эти, видно, вполне современные люди.

Пенни мало интересовало, кто эта девушка и откуда она взялась. Она устала, и ей страшно хотелось домой. Но природное любопытство все же взяло верх. Все же как ей удается завладеть вниманием всех присутствующих? Пенни захотелось приблизиться к Никки и сесть рядом с ней, но все подступы к девушке были перекрыты толпами поклонников. И в их числе Брюс.

– Господи, да она похожа на огонь! – снова не удержалась от замечания Джоан.

Внезапно Пенни почувствовала себя страшно одинокой в этой веселящейся толпе. Кажется, для первого после болезни выхода в город она перебрала с удовольствиями. Пора домой. Но не возвращаться же ей домой одной! В такое время и по уже пустынным улицам города. В глубине души она надеялась, что Брюс вызовется сопровождать ее до самой виллы. Увы-увы! Сейчас рассчитывать на его эскорт не приходилось.

– Всё! Я иду домой! – громко объявила она, но никто из окружающих никак не отреагировал ни на ее слова, ни на то, что она поднялась со своего места и стала лихорадочно перетряхивать сумочку. Всё ли на месте? «А как твоя гордость, она тоже на месте?» – мысленно съязвила Пенни. Брюс был всецело поглощен разговором с Никки. Рядом с ними вертелся и какой-то чиновник из британской дипмиссии.

– На сегодня с меня хватит! – Джоан поднялась следом. – Если не возражаешь, пойдем вместе. Не хочу, чтобы Эвадна ругалась, что ты ходишь по городу одна. Она ведь квохчет вокруг тебя словно наседка.

А Пенни уже рвалась к выходу. Скорее домой! Ее самолюбие было задето, уязвлено и даже оскорблено. Их уход остался незамеченным! «Неужели я девушка-невидимка?» – злилась она на весь белый свет.

Улица встретила их благоуханием теплой ночи. Некоторое время девушки шли молча. Джоан прекрасно видела, что Пенни на взводе.

– Послушай, Пенни, – начала она, осторожно подбирая слова. – Взгляни на все происходящее глазами умного человека. Клуб – это тебе не великосветская гостиная, в которых вас, молоденьких девушек, выставляют напоказ словно на ярмарке. У этих ребят, которые толклись сегодня вечером в клубе, в голове совсем иные интересы. Многие из них озабочены прежде всего своей научной карьерой. Другие просто хотят поднабраться опыта, приобщиться к заграничной жизни, пока это еще возможно. Как говорится, куй железо, пока горячо. Подумай сама! Если что случится, их всех немедленно поставят под ружье. В первую очередь их! Так что не стоит обижаться. Пусть развлекаются, пока… пока еще могут позволить себе такое невинное удовольствие. А у тебя в запасе еще столько времени на все эти флирты! И потом…

Джоан продолжала говорить, но Пенни уже не слушала ее. «Откуда у меня это время, – раздраженно думала она. – Ничего ты, Джоан, не понимаешь! Скоро, совсем скоро я уеду домой, а там что?»

До виллы она добралась совсем обессилевшей. А всё Брюс Джардин! Он один виноват. Это он довел ее до такого состояния. Он – подумать только! – за весь вечер даже ни разу не взглянул на нее! Зато уж как он смотрел на эту Никки… Просто глазами ел эту противную девицу.

В кровати Пенни долго металась без сна, снова и снова прокручивая в памяти события минувших месяцев. А ведь если разобраться, то только череда чистых случайностей сделала возможным ее столь долгое пребывание в Афинах. Вначале это несчастье с Эвадной, потом эпидемия гриппа. Но вот все позади, и оснований и далее медлить с отъездом больше нет. Эвадна с присущей ей обстоятельностью уже продумывает их обратный маршрут. В любом случае до начала сезона Пенни обязана быть дома. И, следовательно, они уедут в начале февраля, не дожидаясь наступления весны, когда все студенты отправятся на Крит вести раскопки. Джоан говорит, там такая красотища! А что она? Все планы побоку! Учебе конец! Не будет больше занятий с Джоан. И свободе ее тоже придет конец. Что же делать? Никакие отговорки в виде ссылок на плохое самочувствие или скверную погоду не будут приняты во внимание. Пусть хоть камни сыплются с неба, она должна вернуться домой. Тогда… тогда надо решиться на нечто ужасное: быть готовой совершить немыслимый шаг и встретить все последствия.

– Что значит – ты не едешь со мной? – поперхнулась супом Эвадна.

Они все трое сидели за обеденным столом, когда Пенни срывающимся голосом объявила сестре и ее мужу о своем решении остаться.

– Я никуда не еду! Я останусь в Афинах и продолжу учебу.

– Не говори глупостей! Билеты уже заказаны! Через две недели мы уезжаем! – Эвадна с раздражением отломила кусок хлеба.

– Мой билет можно сдать. А я поживу с Уолтером, пока не подыщу себе что-нибудь подходящее.

Эвадна уставилась на нее ошарашенным взглядом.

– Ни за что! – категоричным тоном отрезал Уолтер. – Этого еще не хватало! Совершенно недопустимая вещь! Незамужняя девушка под одной крышей с женатым мужчиной, причем в отсутствие его жены… Нет уж! Будь добра покинуть дом вместе со своей сестрой! И делу конец!

– Подумаешь, недопустимая! Да кто сейчас обращает внимание на всю эту ерунду? Я хочу учиться! Не хочу быть дебютанткой!

– И на что ты намереваешься жить, скажи на милость? Станешь воздухом питаться? – Уолтер с раздражением швырнул ложку в тарелку, и она громко звякнула. – Да ты за всю свою жизнь не заработала ни пенни!

– Вот именно! Разве это не ужасно? Я что-нибудь придумаю. Обязательно! Но домой я не вернусь, и точка!

– Ну, это мы еще посмотрим! – вспылила Эвадна. – Я немедленно телеграфирую маме. Думаю, она потребует твоего незамедлительного возвращения. Мы тебя пригласили в гости не для того, чтобы ты создавала нам проблемы. Тем более проблемы, касающиеся всей семьи. Ты обязана выполнять то, чего от тебя ждут старшие. И, пожалуйста, не позорь нас! Я не хочу иметь никаких неприятностей по твоей вине. А я-то думала, что ты уже взрослая! Понимаешь приличия, а ты…

– Прости меня, Эффи! Прости! Да, я сильно расстроила тебя! Но что дурного в моем желании самой зарабатывать себе на жизнь? Использовать собственные мозги? Быть полезной людям! Я не хочу быть простым украшением для кого-то, понимаешь? – Конечно, последняя реплика была обидной для сестры, но Пенни вознамерилась расставить все точки над «i» в этом непростом разговоре. Должны же они ее понять, в конце концов!

– Так, значит, я, по-твоему, всего лишь украшение, да? И пользы от меня никакой? И это после всего, что мы сделали для тебя, Пенни! Какая же ты неблагодарная! – В голосе Эвадны послышались слезы. – Что за злой дух в тебя вселился? Неужели это последствия инфлюэнцы? Говорят, болезнь может повредить рассудок. У тебя сейчас точно умопомешательство! Мы предоставили тебе столько возможностей, ты делала все что хотела, и вот благодарность! Ты хоть подумай, как я могу вернуться домой одна, без тебя?

– А ты подумай, что я хочу стать взрослым, самостоятельным человеком! И потом, сюда же ты ехала тоже одна, разве не так? Что же до моей благодарности вам, то я пыталась быть полезной. Во всяком случае, когда… – Пенни замялась. Ей не хотелось ранить сестру мучительными воспоминаниями. – Когда ты болела. Я и сама не думала, что задержусь у вас так надолго, но так вышло. Мне здесь нравится! У меня появилось столько друзей! Как вы не понимаете?

– Друзей! Брюс Джардин! Вот кто стоит за всеми твоими эскападами! Это он забил тебе голову всякой чепухой! – Уолтер снова громко стукнул ложкой о тарелку, словно призывая присутствующих к порядку.

Пенни вспыхнула до корней волос.

– При чем здесь он? Ничего подобного!

Кажется, ей не поверили.

– Послушай, Пенни! Я все понимаю! – вкрадчивым голосом начала Эвадна, ободренная тем, что они с мужем наконец-то нащупали брешь в глухой обороне сестры. – Ты им увлеклась. В твоем возрасте это вполне естественно. Тем более это первый молодой человек в твоей жизни, который проявил к тебе заметный интерес. Да еще с учетом того, что тебя воспитывали как тепличное растение. Дома ты ни с кем не виделась, у тебя не было друзей. Но послушай меня! Брюс – это не герой твоего романа. Он типичный искатель приключений, и только. А уж если он надумает когда-нибудь остепениться, то, помяни мое слово, на меньшее, чем графиня, он не согласится. Я-то прекрасно знаю этот тип мужчин. Роковые красавцы, способные разбить любое женское сердце. А потому выброси его из головы и забудь о нем думать! Зачем страдать из-за того, кто никогда не будет твоим?

Пенни отрицательно покачала головой.

– Вы все неверно поняли! Вы оба! Брюс ни капельки мною не интересуется! – Странно, но, озвучив то, что было истинной правдой, Пенни вдруг почувствовала, как у нее больно заныло сердце. – Я хочу остаться в Афинах, потому что мне здесь нравится. Я хочу жить в Афинах, а не дефилировать по великосветским гостиным Лондона.

– Мы подумаем! – хором воскликнули супруги и растерянно уставились друг на друга.

– И, пожалуйста, больше никаких разговоров на эту тему! – добавила Эвадна. – Давайте закончим обед без ругани.

На вилле установилась напряженная атмосфера. Эвадна вовсю занималась подготовкой к отъезду. Пенни же с самого начала отказалась принимать участие в подготовительных хлопотах. Целыми днями она пропадала в студенческом общежитии, занималась в библиотеке, рисовала, помогала работникам музея, мыла глиняные черепки, словом, старалась работать и работать. Только бы не думать о том, что будет дальше. Она никому не говорила о предстоящем отъезде. И прежде всего держала это в тайне от Джоан. «Если скажу об этом вслух, – размышляла она, – то мой отъезд действительно превратится в реальность». Каждое утро она прятала в сумочку кое-что из личных вещей и уносила в общежитие, где у нее был свой шкафчик. Туда она и складывала свои скромные пожитки. Она даже приноровилась снимать платья прямо с веревки, когда Каллиоп сушил белье, помогая хозяйке в ее приготовлениях к отъезду. Каждый день она уносила в сумке по нескольку вещей плюс все то, что ей может понадобиться в будущем для работы. Бумага, справочники, записная книжка. Конечно, это безумие, думала она, наблюдая за собой со стороны. Но должна же она что-то делать, чтобы спастись, пока не будет поздно. В ночь накануне отъезда она, сославшись на то, что ей еще надо уложить кое-что из вещей, рано поднялась к себе. Эвадна с Уолтером отбыли на какой-то званый ужин в город, так что вечер был всецело в ее распоряжении.

Оставшись одна, Пенни уселась к столу и принялась за письмо, адресованное родителям.

Впервые Пенни подписалась фамилией так, как она звучит по-гречески. Следом она набросала коротенькую записку Эвадне. Потом сложила оставшиеся пожитки в новую холщовую сумку и чемодан и решительным шагом направилась в Британскую школу. Вещи она оставила у консьержки в общежитии и пошла бродить по городу. Было еще светло, и Пенни вдруг впервые захотелось подняться на самую высокую афинскую гору Ликавиттос. На ее вершине воздвигли старинную византийскую церковь Святого Георгия. Восхождение оказалось долгим: она шла медленно и с каждым новым шагом почти физически ощущала, как ширится пропасть между нею и ее прошлым, ее семьей и домом. Где-то на середине пути ее охватила паника. Надо немедленно вернуться! Ведь она даже не попрощалась с Эвадной и Уолтером. Что они подумают? Не исключено, что, обнаружив ее исчезновение, они не столько обидятся, сколько страшно перепугаются. А она так привязалась к сестре за последние месяцы. Они стали близки как никогда. Ей будет очень не хватать Эвадны. И все же нет! У нее своя дорога в жизни, и эта дорога зовет ее только вперед!

Все выше и выше поднималась Пенни в гору, все круче и круче становился склон, все гуще заросли тимьяна и шалфея, все назойливее делались насекомые, роем кружившиеся над кустарниками, и все ближе и ближе была небольшая белая часовня. И вот она стоит рядом с ней и в благоговении созерцает закат. Последние всполохи солнечного света над ее прошлой жизнью. Вся западная часть неба окрасилась в тона нежнейшей лаванды и охры. Розоватые блики медленно скользили в вышине, плавно перетекая в желтоватые тени, напоминающие по цвету спелые абрикосы. При виде такой необыкновенной красоты слезы сами собой навернулись на глаза Пенни. То были слезы восхищения, но, как ни странно, и очищения тоже. Они смыли тяжкий груз с ее души, и ей сразу же стало легче. Как можно бросить эту поистине неземную красоту? И как может она уехать отсюда?

Пенни нашла удобное местечко в уголке возле храма и, пристроившись там, продолжала любоваться панорамой лежавшего внизу города. Уже зажглись уличные фонари. Вечер незаметно перешел в ночь, а она продолжала сидеть, думая о своем.

Когда рано утром следующего дня она, взъерошенная, падающая с ног от усталости после бессонной ночи, постучала в дверь комнаты Джоан, та встретила ее целым ворохом восклицаний:

– Господи! Где же ты пропадала? Они тут с ног сбились! Всю ночь искали тебя. Честное слово, Пенелопа! Я была о тебе лучшего мнения! Ты представляешь, как переживает твоя сестра! Разве можно так жестоко поступать с близкими людьми? Ты шагаешь по ним словно по трупам! – Но тут подруга глянула на измученное лицо Пенни, на ее сгорбленную фигуру и сконфуженно умолкла. После чего заговорила уже более миролюбивым тоном: – Проголодалась, да? Наверное, со вчерашнего дня ни крошки не было во рту? Сейчас что-нибудь раздобуду на кухне. А ты пока ступай и объяснись с Брюсом. Уолтер закатил ему просто грандиозный скандал. Решил, что он умыкнул тебя в горы.

Пенни медленно опустилась на краешек кровати.

– А они уже ушли? – поинтересовалась она у Джоан дрожащим от страха голоском.

– Не знаю! Я посчитала, что это не мое дело. Во всяком случае, до сего момента это было не моим делом. А ты что делала всю ночь? Шлялась по улицам? Ведь тебя могли ограбить… или даже что похуже… Сама знаешь, в наше время в Афинах полно всякого сброда.

– Я взобралась на вершину горы Ликавиттос, захотела полюбоваться с высоты видом города да так и осталась там до самого рассвета. Знаешь, каким потрясающе красивым был закат! Мне нужно было побыть одной и все хорошенько обдумать. Домой я больше не вернусь!

– Что тебя вынудило пойти на такой крайний шаг? – ласково спросила у нее Джоан.

– Не что, а кто! Ты и вынудила! – Пенни взглянула на подругу полными слез глазами. – Вспомни, сколько раз ты мне говорила, что моя жизнь никчемна, бесполезна, что я должна работать и сама зарабатывать деньги себе на пропитание.

– Прекрати! – протестующим тоном воскликнула Джоан, энергично разрубив воздух рукой. – Я никогда не говорила тебе подобной ерунды! Так что попрошу не валить все с больной головы на здоровую! Вполне возможно, я указывала на некоторые различия, которые действительно существуют между тобой и менее обеспеченными людьми, но и только! Как ты можешь так жестоко обойтись со своей семьей после всего того, что они для тебя сделали? Особенно с сестрой!

– Если я вернусь в Англию, они меня уничтожат. Понимаешь? Больше они никогда не выпустят меня сюда! Ни под каким предлогом.

– Почему ты так решила? Не стоит драматизировать ситуацию. Ты обязана встретиться с родителями и обсудить с ними все глаза в глаза. Ведь твой побег, в сущности, не решил ничего. Ничего! Понимаешь? – Джоан уселась рядом с подругой на кровать. – Ты сейчас похожа на капризного ребенка, который разобижен на весь белый свет. Подумай, каково сейчас твоим родителям! Ведь они доверяли тебе, отпустили сюда, а ты взяла и обманула их!

Пенни вскочила с кровати и ринулась к дверям.

– Я не понимаю, на чьей ты стороне!

– На твоей, конечно! Но если берешься за какое-то дело, то делай это с головой. Зачем сжигать за собой мосты? Семья есть семья, с этим не шутят.

– Я написала им письмо, в котором все объяснила. Домой я не вернусь.

– Тогда объясни им еще раз свои мотивы, пригласи их сюда. Пусть приедут и посмотрят, как ты тут справляешься одна. И, уж пожалуйста, будь добра, ступай и извинись перед Брюсом. Ты его поставила в очень неловкое положение.

– Он к этому не имеет никакого отношения!

– Так уж и не имеет! А мне кажется, именно его присутствие делает этот город для тебя еще притягательнее. Я не слепая, Пенни! Ты следуешь за ним по пятам, словно щенок, по уши влюбленный в своего хозяина.

– Неправда! Ничего подобного! Замолчи!

– Обойдемся без истерик, ладно? Я ведь стараюсь как лучше. А теперь пошли перекусим чего-нибудь и подумаем, можно ли починить хотя бы пару из тех мостов, которые ты так опрометчиво сожгла.

Пенни нашла Брюса на теннисном корте. Он в одиночестве отрабатывал подачу мяча, перебрасывая теннисные мячи один за другим через сетку. При виде Пенни, разглядывающей корт через металлическую сетку ограждения, он рассмеялся.

– Итак, наша пропажа нашлась! – воскликнул он и послал мяч в самый дальний угол площадки. – Вы тут такой переполох учинили. По моим прикидкам, половину британского посольства снарядили на ваши поиски.

– Мне очень жаль, что они и вас приплели к моему исчезновению. И напрасно они паниковали. На то не было никаких причин. Просто мне нужно было побыть в одиночестве и все хорошенько обдумать. А сейчас я оказалась в таком глупом положении.

– Уолтер вообще вообразил, что я уволок вас к себе в берлогу! – Брюс рассмеялся, но глаза его были серьезны. – Разве я посмел бы! Вы прелестная девочка, только я вот не из тех, кто создан для всяких романтических историй, заканчивающихся помолвкой. Тем более сейчас, когда на горизонте маячит война. Сразу же после окончания курсов я возвращаюсь в Англию и поступаю на военную службу, пока у меня еще есть право выбора. Если начнется драчка, то все здешние археологические дела прихлопнут в два счета. Не до того будет. А потому мой вам совет: постарайтесь извлечь максимум пользы из своего пребывания в Греции. Группа Джона Пенделбери в скором времени отбывает на Крит. Хороший шанс! Пошли выпьем по чашечке кофе. Полагаю, вы сегодня прободрствовали всю ночь. Не могу допустить, чтобы такой нежный цветок увял на моих глазах.

Брюс нашел уютное местечко за столиком в одном из уличных кафе и заказал кофе. Пенни валилась с ног от усталости, но на душе у нее стало спокойнее. Брюс с необыкновенной легкостью разметал в разные стороны все ее романтические бредни касательно самого себя и сейчас разговаривал с ней как старый добрый приятель. Им принесли огромный кусок пахлавы, насквозь пропитанной медовым сиропом, и они решили разделить его по-братски, то есть пополам. Пенни изо всех старалась не перемазаться сиропом, аккуратно откусывая каждый кусочек, а Брюс лишь весело посмеивался, наблюдая за ее тщетными попытками. Но вот он посерьезнел и, вперив в нее немигающий взгляд своих темных глаз, заговорил совсем другим тоном:

– Послушайте меня, Пенни! Если ваше решение остаться здесь окончательное и бесповоротное, то вы должны понять раз и навсегда: работать придется много и тяжело. Разумеется, верная Джоан всегда подставит вам плечо. Но и вам хватит трудностей. Не уверен, что в ближайшее время вас допустят к участию в раскопках. Поэтому займитесь пока изучением местных гор. И вообще, держите себя в хорошей спортивной форме. Археология – это занятие не для слабаков! Вы знакомы с Мерси Коутс и ее подругой Мэрион Блейк? Замечательные альпинистки! А Мерси с ее проворностью может обскакать на горной тропе самого Джона. Посоветуйтесь с ними, что и как вам предпринять в этом направлении. Уверен, они плохого не посоветуют.

– Так вы на меня больше не сердитесь?

– С чего мне сердиться на вас? Вы сами сделали свой выбор. Вот и отлично! Воплощайте свою мечту в жизнь. Дай бог, чтобы мирная жизнь продлилась еще какое-то время. И чтобы школа смогла продолжить работы над всеми своими проектами. Меня просто ужас охватывает при мысли о том, что может случиться в войну со всеми теми археологическими находками, которые мы добыли в последние годы на раскопках в Египте и Греции.

Так они и сидели, укрывшись в тени большого тутового дерева, непринужденно болтая обо всем на свете и разглядывая прохожих. Наверное, со стороны они были похожи на молодую влюбленную парочку, вышедшую в город на прогулку. Но Пенни отлично понимала, что она ни капельки не интересует Брюса. В его глазах она всего лишь ребенок, так, взбалмошная девчонка, способная выкинуть любой, самый неожиданный финт. Когда-то он обошелся с ней по-дружески, а она его взяла и подставила, да еще и сама попалась в его сети. Но вот сейчас он осторожно и бережно отпускает ее из этих сетей. Впереди у него своя жизнь, и в этой жизни для нее места нет.

Она вдруг почувствовала страшную пустоту. В ушах снова зазвенели гневные слова Джоан. Ведь это же правда! Брюс был первым мужчиной, который разбудил в ней женщину, вызвал интерес, затронул воображение. Но сейчас она понимала, что все это – не больше чем детские фантазии. Он – взрослый, уверенный в себе мужчина. К тому же красивый какой-то дикой, необузданной красотой. Как она могла вообразить, что создана для него, что у него к ней есть какой-то особый интерес? Этого не было никогда и никогда не будет. Для него она всего лишь мимолетное знакомство, и только. Надо взять себя в руки и постараться скрыть разочарование. Любовной истории конец! Впрочем, какой конец может быть у того, что еще даже и не начиналось?

А сейчас… А сейчас надо в полной мере насладиться последними драгоценными мгновениями общения наедине. Быть может, когда-нибудь воспоминания об этой их последней встрече будут согревать ей душу. Пенни перевела тяжелый вздох и отправила в рот последний кусок пирожного.

Итак, отныне ее волнует только работа. Она должна доказать всем, что не зря избрала себе столь сложную профессию. А потому нельзя терять ни одной, даже самой крохотной возможности научиться чему-то новому. Пенни Георг еще докажет своим близким, что она чего-то стоит. Она добьется успеха. Обязательно!

Пенни устремилась на виллу, чтобы попросить слезного прощения у Эвадны и попрощаться с Уолтером. Но вилла была пуста. Дверь открыл Каллиоп, сказал, что хозяева отбыли на родину, как и планировали, после чего захлопнул дверь прямо у нее перед носом. Пенни Георг одномоментно превратилась в позор своей семьи, и ей здесь больше не рады. Отныне она вольна делать все, что ей заблагорассудится.

Забавно, но последующие недели тоже превратились в череду сплошных прощаний. Студенты разъезжались. Кто-то уходил в горы, другие отправлялись с экспедицией на Крит или ехали домой на летние каникулы. Джоан тоже уехала в Англию. Пенни сняла небольшую комнатку у мисс Марджери Макдейд, бывшей учительницы музыки, ныне пребывающей на пенсии. Сейчас женщина подрабатывала в стратиграфической лаборатории: мыла там найденные во время раскопок артефакты, а потом каталогизировала их.

Как и предполагал Брюс, в экспедиции, которую возглавили супруги Пенделбери, места для нее не нашлось. И Пенни была вынуждена вернуться к своим прежним занятиям: перемывала находки, привезенные из предыдущих экспедиций, а потом тщательно зарисовывала их в свой альбом, стараясь при этом не забыть все то, что вдалбливала ей в голову Джоан. Денег было в обрез. Спасибо Джоан! Та научила ее всяким маленьким хитростям, как оставаться на плаву, имея минимум средств. Но все же пришлось продать жемчужное колье, чтобы свести концы с концами.

Уже в начале июня в Афинах установилась страшная жара. Как только выпадала свободная минута, Пенни тут же устремлялась на гору Ликавиттос, спасаясь от зноя в ее тенистых рощах. Вместе с Марджери, выступавшей в качестве ее гида, она знакомилась с окрестными достопримечательностями греческой столицы. Они посетили знаменитые Дельфийские рощи, раскинувшиеся на севере Афин: священное место для древних греков. Они прошли теми же дорогами, что и бесчисленные пилигримы, стекавшиеся к стенам Дельфийского храма несколько тысяч лет тому назад, чтобы своими ушами услышать пророчества оракулов. Потом они посетили храм Аполлона, воздвигнутый высоко в горах Пелопоннеса. Его построили более двух тысяч лет тому назад. Горными петляющими тропами они добрались до самых крайних точек полуострова на побережье Мани. Потом посетили древний город Мессину, где как раз сейчас работали археологи из их школы. И тут уже наступила очередь Пенни выступить в качестве экскурсовода. Она провела Марджери по всем раскопкам.

Друзья Уолтера перестали приглашать Пенни к себе, как только узнали о ее возмутительном поступке. Впрочем, это ее не сильно огорчало. Сейчас она была предоставлена самой себе, и это даже радовало. Под рукой всегда имелась интересная книжка, можно было сходить в музей или просто посидеть и подумать о жизни. Вот только жить, считая каждый пенни и отказывая себе почти во всем, было совсем непросто. Хорошо еще, что хватало учеников, жаждущих выучить английский, да базарная дешевизна спасала. Марджери тоже всегда готовила на двоих. А если порой голод все же давал о себе знать – что ж, размышляла в таких случаях Пенни, за все надо платить. В том числе и за собственную независимость. Из Стокенкорта не было ни звука, и это молчание пугало. Иногда Пенни начинала думать, что совершила непоправимую ошибку. Она терзалась сомнениями и, когда было уже совсем невмоготу, бежала в общежитие. Стремительно тающая студенческая коммуна хоть как-то отвлекала ее от собственных невеселых мыслей. Впрочем, компания, в которой не было Джоан и Брюса, уже не казалась ей столь привлекательной, как раньше.

Правда, в их среде появился новенький, молодой человек, который, впрочем, постоянно держался на отшибе. Мать Стивена Леонидиса была англичанкой. Ее родители владели крупным поместьем где-то в Уилтшире, а отец, грек по национальности, подвизался на дипломатическом поприще. Стивен окончил частную школу, потом учился в Оксфорде. Его интересовали древнегреческая культура и философия. А еще он любил заниматься альпинизмом, купаться в море и загорать на пляже, причем в запредельно коротких плавках. По каким-то непонятным Пенни причинам большинство студентов сторонились его. Стоило ему начать рассуждать на какие-нибудь злободневные политические темы, и толпа вокруг моментально редела. Оставалась одна Пенни, которой всегда было как-то неловко встать и уйти, бросив парня и далее разглагольствовать в полном одиночестве. А вдруг он обидится? Словом, Стивен был одинок, она тоже. Так почему бы им и впредь не держаться вместе?

Семья Стивена принадлежала к католикам. Как и положено в правоверной католической семье, у него была куча братьев и сестер. Предполагалось, что в скором будущем он, как и другие сверстники, подастся на военную службу. Но вот только с возвращением домой Стивен явно пока не спешил. Они стали проводить время вместе. После по-южному неторопливого ленча шли к морю или отправлялись в горы. Вначале Пенни нравилось дружеское общение со Стивеном. Настораживало лишь то, что он ко всему относился слишком серьезно. Однажды он схватил ее за руку и торжественным тоном предложил вместе вернуться в Англию, где он познакомит ее со своей семьей. В другой раз он стал выспрашивать, как она отнеслась бы к переходу в католицизм. Пенни поняла, что пора сворачивать эту странную дружбу.

Утешало лишь одно. Вот ведь нашелся мужчина, в глазах которого она оказалась очень даже привлекательной девушкой. Ах, если бы на месте Стивена был Брюс! Но особенно Пенни пугалась, видя, как стекленели голубые глаза ее приятеля, когда он, захлебываясь от радости, выражал свои восторги по поводу новых порядков в Германии. Дескать, вот чего добились немцы при умелом руководстве и как быстро сумели подняться на ноги после столь унизительного для их национального достоинства Версальского договора. Стивен не скрывал своего восхищения и греческим министром Метакисом, который откровенно шел в фарватере Гитлера. Он мог также часами пространно рассуждать о том, каким большим благом стала бы экономическая реформа по гитлеровскому образцу, с широким использованием общественных работ и для Великобритании. В такие минуты Пенни казалось, что приятель беседует не с ней, а, взобравшись на какую-то невидимую трибуну, витийствует перед толпой своих сторонников, будто ее здесь и нет вовсе.

– Ты только подумай сама! Взгляни вокруг! – кипятился он. – Национализм поднимает голову по всей Европе.

А она задумчиво смотрела на залив и представляла себе, как здорово было бы сейчас сидеть с книжкой в руках на террасе розовой виллы Артемзия.

– Я вообще удивляюсь тебе! – продолжал он развивать свою излюбленную тему. – Что у тебя может быть общего со всеми этими типами из Британской школы археологии?

Он сделал пренебрежительный жест, словно отсекая от нее всех ее прежних друзей.

– Но сам-то ты еще ни разу не отказался, когда они проставляют тебе виски в баре, – не удержалась она от язвительного замечания. – Они мои друзья. Чем они тебе не нравятся?

– Гнилая, растленная интеллигенция! – брезгливо передернул он плечами. – Якшаются с кем попало! Греки, евреи, весь этот южный сброд…

«Ну ты и зануда», – подумала про себя Пенни. Она не забыла, как сама стала случайной свидетельницей уличной демонстрации нацистов и всех тех зверств, которые они тогда творили. Разве можно восхищаться подобными людьми?

Приятельские отношения со Стивеном стали тяготить Пенни. Правда, они вместе побывали в античном театре Эпидаурус. Пенни пришла в восхищение от великолепной акустики. Какое чудо! Достаточно шепотом произнести слово, стоя в самом центре сооружения, и оно будет услышано в последних рядах амфитеатра. Архитектурное чудо, не иначе. В глубине души Пенни испытала гордость за своих далеких античных предков. Вполне возможно, люди из рода Георгиос тоже приложили руку к созданию этого шедевра мировой архитектуры.

– Неужели в тебе есть греческая кровь? Ты же блондинка! А я был уверен, что ты чистокровная англичанка, – не удержался однажды Стивен, когда они вместе загорали на пляже.

– Да, я, как и ты, по матери англичанка. Хотя бог его знает, откуда взялись эти самые англичане! – рассмеялась она в ответ, но Стивен не нашел ничего смешного в ее шутке.

– Я бы на твоем месте всегда прикрывался именно родословной матери, – назидательно порекомендовал он Пенни. – Знаешь, в этом смешении рас мало хорошего. И не так уж умно жить под греческой фамилией. Впрочем, нам еще повезло. Кровь матери всегда является определяющей в происхождении человека. Так что с этим у нас все в полном порядке.

Что за ерунду он несет, раздраженно подумала Пенни. Но внимание к ней Стивена хоть как-то скрашивало тотальное одиночество последних недель. Они вместе совершили восхождение на гору Ликавиттос и наблюдали оттуда восход луны. Любовались звездами, которыми расцветился ночной небосвод, а внизу в это время вспыхнули огни уличных фонарей, похожих на отражения звезд. Воспользовавшись темнотой, Стивен проявил определенную настойчивость в своих ухаживаниях и даже пылко поцеловал ее. Его не очень умелый поцелуй тем не менее вызвал какие-то непонятные и совершенно новые ощущения в теле Пенни. Но голова ее оставалась ясной. Его ласки были ей не нужны. Надо было срочно искать подходящий предлог, чтобы положить конец дружбе. Да, но как это сделать? Как остудить любовный пыл Стивена, не задев при этом его чувства?

Она при любой возможности стала отказываться от совместных походов в горы, ссылаясь на свою занятость. Избегала встреч в кафе за чашечкой кофе. Но, как оказалось, от Стивена не так-то просто было отделаться. Во-первых, он знал, где она живет, во-вторых, был в курсе того, что она является родственницей одного из дипломатов британского посольства, в-третьих, был наслышан о том, что она подрабатывает уроками английского языка для иностранцев. Он проявил завидную настойчивость, расспрашивая, кого именно она учит. А еще он постоянно расспрашивал об Уолтере и о сотрудниках Британской школы археологии. Особенно его интересовала личность самого директора, Джона Пенделбери. Он также проявлял повышенный интерес к его раскопкам. Куда он собирается в очередную экспедицию, где будет организован лагерь и прочее.

– Мне ничего не известно о его планах! – не выдержала однажды Пенни. Да, лето сложилось совсем не так, как она мечтала. Стивен определенно надоел ей своими бесконечными расспросами, очень смахивающими на допрос. – Зачем тебе все это надо? Ты что, досье на них всех собираешь? Шпионишь за ними, да?

Но Стивен лишь беззаботно рассмеялся в ответ, что отнюдь не убедило Пенни. У нее даже возникла мысль поделиться своими подозрениями с Уолтером, но после ее побега из дома сестры контакты с зятем прекратились, и она всячески избегала встреч с ним. Ей все еще было неловко за то, что она поступила так по-детски необдуманно, удрав из дома в ту ночь накануне отъезда.

По мере того как летняя жара в Афинах усиливалась, ее настроение, напротив, падало, грозя достигнуть опасного минимума. Однажды во время сиесты Пенни отдыхала у себя в спальне, когда услышала звонок внизу. Наверное, Стивен, подумала она с некоторым раздражением. Опять все уши прожужжит своими разговорами о политике. Мисс Макдейд ушла куда-то по делам, и Пенни пришлось самой спускаться вниз и открывать входную дверь.

– Слушаю вас! – несколько удивилась она, когда, распахнув настежь дверь, увидела на пороге мужчину, лицо которого скрывала большая шляпа. И тут же подпрыгнула от радости. – Ой, папа! Это ты! – Обхватив отца за шею, Пенни упала ему на грудь, забыв о всякой английской сдержанности. Какое счастье – увидеть перед собой родное лицо!

Отец тоже крепко обнял ее.

– Пенелопа! Наконец-то я вижу тебя! Что ж, как говорится, если гора не идет к Магомету… С тобой все в порядке, детка? Ты здорова?

Неожиданно она расплакалась, и отец принялся ласково утешать ее.

– Ну же, девочка! Вытри свои слезки! И потом, что это у тебя за вид? – Он глянул на ее голые ноги в шортах. – Ступай надень что-нибудь приличное! Я приглашаю тебя в город на обед.

Они вошли под высокие прохладные своды вестибюля в гранд-отеле «Бретань» на площади Конституции. Пенни облачилась в свое нарядное шелковое платье, в тон платью – соломенная шляпка и босоножки с кожаными ремешками. Пожалуй, впервые за последние несколько месяцев она позволила себе выйти в город в таком парадном облачении. И обед был под стать ее туалету, такой же строго формальный, словно это не Афины, а Лондон в разгар светского сезона.

Как рассказал отец, он приехал в Грецию, совершая непродолжительный морской круиз.

– А теперь, дочка, расскажи мне толком, что у вас тут случилось. От твоей сестры я так и не смог добиться внятных объяснений.

Пенни начала рассказывать, но вдруг слова полились из нее рекой. Она рассказала все как было, без утайки: об Эвадне, о том, как стала посещать занятия в Британской школе археологии, о том, как ей понравилось в Афинах, и о тех мучительных месяцах, когда она вдруг оказалась в этом городе совсем одна.

– Так ты хочешь вернуться домой?

– Нет, папа! Я не собираюсь дебютировать в свете и заниматься всей этой чепухой, – честно призналась Пенни. Еще никогда она не разговаривала с отцом так откровенно, не скрывая от него ни малейших своих сомнений и переживаний, а он лишь молча смотрел на нее удивленным взглядом. Как же изменилась, как повзрослела дочь за время их разлуки.

– А ты за эти месяцы превратилась в настоящую взрослую барышню! И так похожа на гречанку! – не удержался он от восхищенного возгласа, разглядывая ее золотистую кожу и такие же золотые волосы, высветленные на солнце почти добела. – Мама бы тебя, пожалуй, не узнала, – добавил отец, и веселые зайчики запрыгали в его глазах.

– Как она там? – взволнованно спросила Пенни. – Все еще сердится на меня за мой бунт?

– О, это она как-нибудь переживет! – рассеянно промолвил отец, всецело сосредоточившись на поданном супе. – Во всяком случае, в том, что касается ее приятельниц, то все они уверены, что ты продолжаешь свое образование в Афинах. Но, разумеется, она переживает! Мы оба волнуемся за тебя. А ты… как обстоят дела у тебя? Или ты пока просто плывешь по течению?

И как ответить в двух словах на прямой вопрос, заданный в лоб? Она лишь кивнула головой и, помолчав немного, тихо сказала:

– Понимаю, со стороны это именно так и выглядит. Но, папа, я пока еще никак не могу определиться с тем, что мне нужно. Одно я знаю точно: я хочу работать. Но вот где, чем мне заняться – это уже другой вопрос. Еще несколько месяцев назад я была уверена, что делом всей моей жизни станет археология, но… Пожалуйста, пойми меня правильно! Мне очень нравятся занятия в школе археологии, и преподаватели у нас прекрасные, но мне самой многого не хватает для этой очень сложной профессии. Да, с рисунками у меня все в порядке, а вот по части научных дисциплин… У меня нет образования, нет соответствующей подготовки, вот в чем беда! – выпалила она и сама удивилась тому, с какой легкостью она озвучила сомнения, терзавшие ее все лето. Никогда ей не подняться вровень с Джоан или Мерси Коутс, с другими образованными женщинами, всецело посвятившими себя науке. И вот наконец у нее хватило смелости признаться в этом вслух. Но в чем тогда ее будущее?

– А как поживает твой греческий? С моей точки зрения, он безупречен. Я слышал, как ты беседовала с официантом.

Пенни невольно улыбнулась комплименту отца. Еще бы! Знал бы он, что это такое – неделю за неделей выторговывать каждую драхму в местных лавках и на базарах, бегать по городу в поисках самых дешевых продуктов, ругаться с соседями, которые ведут себя недопустимо шумно. Да уж! Разговорный греческий она усвоила в полном объеме.

Лицо отца неожиданно помрачнело.

– Должен предупредить тебя, доченька, что Эвадна задерживается с возвращением. Какое-то время она еще побудет в Англии. К сожалению, у нее снова случился выкидыш. Мы нашли одного специалиста в Лондоне. Вроде бы он берется решить проблему. А пока ей нужен отдых. Когда все будет закончено с лечением, она приедет. Надеюсь, тогда вы помиритесь.

Пенни подавленно опустила голову.

– Как мне жаль! Полагаю, моей вины в том нет. Я ведь даже не знала, что она была…

– Эвадна рассказала нам, как ты ухаживала за ней, когда она болела прошлый раз. Я всегда знал, какая ты у нас добрая и сердечная девочка. Уолтер, кстати, ожидает перевода домой. И навсегда. Этот климат совершенно не подходит Эвадне. Пожалуйста, навещай ее, Пенни! И помогай по мере сил. Я на тебя рассчитываю, дочка.

Отец взял ее руку в свою ладонь и крепко пожал ее.

– Война не за горами, Пенни. Чемберлену пока не очень удается его политика умиротворения. Я переживаю, что ты здесь. Не то чтобы Греция очень уж интересует Гитлера. Она ему пока без надобности. Но к войне готовятся все без исключения! Зан вступил в Гвардейский драгунский полк. Они сейчас заняты подготовкой к передислокации. Бог его знает, когда все это начнется и чем закончится. Но обещай мне, Пенни! Если что, ты немедленно возвращаешься домой. И больше никаких спектаклей не устраивай, ладно? – Отец снова ласково пожал ей руку. – Ты всегда была у нас очень решительной девочкой, даже еще совсем малышкой. Помнишь, как ты, разобидевшись, собрала в наволочку все свои игрушки и убежала из дома на озеро? А там села в лодку, вознамерившись самостоятельно переправиться на остров.

Пенни грустно улыбнулась. Она вспомнила, что на такой неслыханный демарш ее сподвигла очередная ссора с мамой.

– И никакими уговорами тебя нельзя было заставить вернуться домой. Пока ты не уронила в воду весло, и тогда уже пришлось спасать и тебя, и лодку.

Отец весело рассмеялся, но Пенни впервые заметила, какие темные круги у него под глазами.

– Теперь я уже взрослая, папа. Большая взрослая девочка!

– Неужели? Очень на это надеюсь! И еще раз прошу тебя, помоги Эффи, если… – он немного помолчал, – если этого потребуют обстоятельства. Не подведи меня, ладно?

– Папа! Знаешь, вполне возможно, это прозвучит для тебя странно, но я чувствую, что здесь – мой дом. И греки мне не чужие люди. Если они окажутся втянутыми в войну, то мне бы очень хотелось оказаться им полезной. И именно здесь! Не могу объяснить всего, что я чувствую… Прости… Одно обещаю тебе твердо: никаких необдуманных поступков с моей стороны больше не будет! Я о многом передумала за последние несколько недель. Они были очень непростыми для меня. И за Эффи у меня душа болит. Мне ее очень жаль. Но своей независимостью я не поступлюсь никогда.

– Я тебя понимаю, дочка! Мне важно лишь одно: знать, что ты в безопасности и что ты нашла свое место в этой жизни. Ты сильно отличаешься от остальных наших детей. Помнится, когда-то давным-давно моя бабушка сказала мне: «Все твои дети пойдут разными путями». Твоя бедная мать, конечно, не поймет тебя, но я понимаю. Уверен, мы все еще будем гордиться тобой, доченька.

От избытка нахлынувших чувств Пенни едва не разрыдалась, но не на виду же у всех! Да еще в таком роскошном ресторане. Она всегда знала, что отец любит ее, но впервые поняла, сколь велика его любовь. Он не послушал жену, он отмел все ее доводы и лично отправился на поиски дочери за тысячи миль от дома. Он выслушал ее, а главное – он ее понял! Больше о ее возвращении домой они не говорили. Все оставшиеся дни, что отец провел в Афинах, они вместе гуляли по городу, осматривали достопримечательности, и отец с гордостью рассказывал ей об истории своих предков. На пароход она провожала отца со слезами. Но с ней оставалось его благословение. Ведь он поверил в нее, поверил в то, что она не опозорит семью Георгов и будет с честью носить его имя. Отныне она стала называть себя исключительно на греческий манер: Георгиос.

2001 год

Где-то далеко в поле залаяла собака, и я тут же очнулась от своих невеселых мыслей о прошлом. Пенелопа Георгиос… Под этой фамилией я прожила долгие годы. Более того, несколько раз именно благодаря своей греческой фамилии я оставалась жива. И лишь позднее, когда в стране начались политические раздоры, мне посоветовали восстановить английскую версию моего имени.

Как согревают душу воспоминания о том последнем предвоенном лете в Афинах! Город еще полнится беззаботным весельем; еще ничто не предвещает военного лихолетья, и удавка голода еще не наброшена на гостеприимных жителей греческой столицы. Много позже я узнала, что у отца как раз в тот год начались серьезные проблемы с сердцем. Он даже находился под постоянным наблюдением врачей. Ах, если бы он рассказал мне о том, что болен! Ведь, по сути, его тогдашний приезд ко мне стал своеобразным актом прощания. Знай я все это, я бы, конечно, уехала домой вместе с ним. Не стала бы так рьяно защищать свою независимость, да и вся моя последующая жизнь сложилась бы совершенно иначе. О смерти отца я узнала лишь в 1942 году, и узнала слишком поздно. Мать до конца своих дней так и не простила мне того, что я не присутствовала на похоронах. Но при всем моем желании, даже узнай я эту страшную новость своевременно, я бы все равно не смогла вырваться домой. Тяжким грузом лежит на моем сердце сознание того, что отец, приехав ко мне в Афины, все время делал вид, что он здоров. А я со всем эгоизмом, присущим юности, была слишком поглощена собственными проблемами и планами на будущее, чтобы интересоваться его самочувствием.

В сущности, отец пробыл в Афинах всего лишь несколько дней, но я дорожу каждым мгновением, которое мы провели вместе. Наши разговоры, наше полное взаимопонимание, его терпимость… Все эти мгновения навечно запечатлелись в моей памяти, причем, как ни парадоксально, всегда в ореоле солнечного света, который сопровождал нас буквально повсюду в наших блужданиях по городу. Образ отца постоянно со мной, но меня мучит лишь одно: должно быть, я показалась ему упрямой и взбалмошной девчонкой. Да и вела я себя как законченная эгоистка.

Впрочем, с возрастом начинаешь понимать, что любовь, если только это настоящая любовь, способна преодолеть все. Более того, она неким таинственным образом трансформирует человеческие слабости того, кого мы любим, в достоинства. Так, из моего упрямства выковались мужество и сила духа, готовность к самопожертвованию и воля, позволившие вынести многие пытки, как телесные, так и умственные. Да, все эти качества мне очень пригодились в мрачные годы оккупации. Ну да я забегаю вперед…

Было уже совсем темно. Наверное, мой послеобеденный сон затянулся дольше обычного. Рука онемела, но я кое-как оторвалась от подушек и села, бездумно уставившись в окно и не в силах пошевелиться. Обрывки воспоминаний роем кружились в моей голове. В тот последний предвоенный год я действительно, как сказал отец, больше плыла по течению. Продолжала флиртовать с археологией, по-прежнему тяготела к изрядно поредевшему студенческому сообществу. А потом в один прекрасный день честно призналась себе, что у меня нет ни способностей, не говоря уж о таланте, ни соответствующей подготовки и самодисциплины, чтобы стать настоящим археологом. Я продолжала подрабатывать уроками английского языка, регулярно посещала англиканскую церковь, скорее в поисках общения, чем веры, а глаз невольно отмечал, что по мере того, как близился к завершению 1938 год, все больше людей в военной форме появляется среди местных прихожан. А еще появилось новое слово. Беженцы! Их можно было встретить везде – в гостиницах, в кафе, на вечерах у знакомых. И у каждого из этих людей за спиной своя история спасения. Стивен Леонидис тоже куда-то внезапно исчез. То ли подался к семье, на родину, то ли пошел в армию. Впрочем, меня факт его исчезновения нимало не взволновал. Хотя надо признаться, что в первые дни лета, совпавшие с моим вынужденным одиночеством, он все же немного скрасил мне пребывание в по-южному знойном городе.

Британская колония тоже стремительно редела. Мужчины, один за другим, отбывали на родину, чтобы влиться в ряды защитников отечества. Я понимала, что надо кардинально перестраивать свою жизнь и начинать заниматься действительно полезным делом. Можно сказать, что мое образовательное европейское турне подошло к концу, как и время беззаботных развлечений в самой Европе. Пора вступать во взрослую жизнь. И снова судьба сыграла со мной непредсказуемую шутку. Весенним вечером 1939 года все решилось само собой.

Бухта Пиргос1939 год

Пенни тяжело пережила проводы отца. Была минута, когда она почти была готова запрыгнуть вслед за отцом на катер, отвозивший пассажиров к лайнеру, и уехать вместе с ним. Но собственное упрямство взяло верх: ноги налились свинцом, и она усилием воли заставила себя не смотреть больше в сторону залива. Повернулась к причалу спиной и медленно побрела в город. Глаза ее были полны слез, собственное одиночество казалось нестерпимым.

Она медленно шла по улочке, петляющей вверх, погруженная в свои невеселые мысли. Но тут ее отвлек шум драки. Пенни подошла ближе и, протиснувшись сквозь ревущую толпу, увидела, как совсем еще молодой человек под дружное улюлюканье собравшихся осыпает ударами пожилого мужчину и все время норовит ударить его по голове. Правда, нашлись пару человек, которые попытались разнять дерущихся, ибо даже невооруженным глазом было видно, что силы у соперников явно неравные. Но пока суд да дело, молодой извернулся и нанес очередной удар. Пожилой человек мгновенно обмяк и рухнул на землю, вскрикнув от боли. Пенни даже показалось, что она расслышала, как у мужчины хрустнула в ноге кость. Зеваки тут же разбежались с места происшествия в разные стороны, а возле мужчины осталась одна Пенни.

– Он украл все мои деньги! Пожалуйста… – с трудом подбирая слова, заговорил мужчина в промежутке между стонами. Акцент у него был явно не местный.

– Прошу вас, лежите и не двигайтесь! – взмолилась Пенни. Она склонилась над пострадавшим. Кровь уже проступила через штанину брюк и стала сочиться на асфальт. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы определить худшее: у незнакомца сломана нога.

Мужчина попытался встать, но боль была такой жгучей, что он снова упал на землю.

– Вам немедленно нужен врач! – сказала Пенни, озираясь по сторонам в поисках помощи. Но люди бежали мимо, рассеянно поглядывая на них со стороны. Никто не остановился, никто не вызвался помочь. Пришло время применить на практике знания, приобретенные на курсах Красного Креста, подумала Пенни. Страница 14, мысленно представила она свой конспект. Что делать в случае перелома кости.

Итак, в первую очередь она должна зафиксировать переломанную конечность, привязать ее ко второй ноге и проследить за тем, чтобы кость не выпирала наружу. В месте перелома следует наложить шину, а для этого нужны планки, рейки, что-то твердое… Пенни лихорадочно огляделась по сторонам. Ничего подходящего! Она приподняла край юбки и отстегнула чулки. Итак, есть пара чулок и ремешок от платья. Этого, конечно, мало, но хоть что-то! К тому же ей нужен помощник. Одна она не справится. Неподалеку она заметила молодую мамашу с двумя маленькими мальчиками. Те с любопытством наблюдали за ее манипуляциями. «Ela!» – крикнула она по-гречески. И добавила уже по-английски:

– На помощь! Помогите кто-нибудь!

На ее крик вышел мужчина из соседней лавки. Он принес две палки от метел, с помощью которых она закрепила обе ноги. Кажется, получилось. Позаботьтесь об удобстве больного. Следите, чтобы у него не наступил шок, продолжила она мысленно читать свой конспект.

– Вы так добры! – еле слышно пробормотал мужчина. – Этот негодяй украл мои деньги. Обещал купить билеты в Египет для всей семьи… Я пришел за билетами, а он стал нагло смеяться мне прямо в лицо… И вот ни денег, ни билетов. Разрешение на выезд есть, а уехать не можем.

Отчаяние этого человека было безмерным. К страданиям физическим добавились еще и душевные переживания. От сильной боли кожа на лице стала серой. Пенни понимала, что чем скорее незнакомец попадет в больницу, тем лучше для него.

– У вас сломана нога. Вам нужен доктор! Немедленно!

– Но я должен… Моя жена, дочь… Они ждут меня. Мы уезжаем! – Мужчина заговорил на каком-то непонятном языке. Ей показалось, что он начинает бредить от боли.

– Где вы живете? Скажите! Я отыщу ваших родных!

Мужчина с трудом назвал адрес. Самый бедный квартал города. Да, но прежде нужно найти хоть какое-то транспортное средство, чтобы доставить его в больницу. Не оставлять же человека прямо на проезжей части улицы.

– Помогите! – снова взмолилась она, обращаясь к случайным прохожим. Но куда подевалось знаменитое греческое гостеприимство? Люди торопливо проходили мимо. Никто не хотел обременять себя ненужными хлопотами.

Помочь вызвались все тот же владелец лавки и его жена, на глазах у которых и разворачивалась вся драма. Они выкатили маленькую тележку, а потом втроем кое-как уложили в нее раненого. Вскоре выяснилось, что толкать тележку придется все время в гору, ибо клиника располагалась на одном из холмов в верхней части города. Мужчина, несмотря на свой небольшой рост, был довольно тучным, так что его транспортировка потребовала изрядных усилий. К тому же он все время так надрывно стонал. Но, слава богу, кое-как они добрались. Клиника оказалась очень затрапезной. Пенни сразу же обратила внимание на то, что в приемном покое довольно грязно, но все же, несмотря ни на что, здесь они могли рассчитывать на получение квалифицированной медицинской помощи.

– Кем он вам приходится? Родственником? – поинтересовался врач, с интересом разглядывая Пенни, пока та объясняла ему, что произошло. – Как его зовут?

– Я не знаю! – честно призналась Пенни.

– Меня зовут Соломон Маркос! – подал голос раненый. – Здесь, в кармане, мой паспорт.

– Еще один еврейский беженец! – презрительно фыркнул врач.

– Его нагло обманули! – искренне возмутилась Пенни пренебрежительным тоном доктора. Разве так должен относиться врач к своим пациентам? – Он заказал билеты, заплатил за них деньги. Точно такие же драхмы, какие платят все. А ему билеты не отдали. Вот, взгляните на его документы! – Пенни извлекла из кармана паспорт. – Он родился в Салониках. Такой же грек, как и все остальные. Когда господин Маркос возмутился и потребовал назад свои деньги, тот негодяй жестоко избил его. Я сама была свидетелем всей сцены.

– Ничего вы, иностранцы, не понимаете! – покровительственным тоном заметил ей врач. – Евреи и греки не имеют ничего общего. И никогда не имели! Эти люди хотят уехать из страны, не так ли? Что ж, отличный повод всяким ловкачам нажиться за их счет. В любом случае ему придется оплатить пребывание в клинике. У него есть семья? Я не могу оставить его здесь без залога.

– У вас же его паспорт. А вот в придачу еще и мои часы! – Пенни сняла с запястья золотые часики и с отвращением швырнула их на стол. – И, пожалуйста, напишите мне расписку! Для подтверждения моей личности можете позвонить в Британское посольство. Они засвидетельствуют, что я действительно та, за кого себя выдаю: Пенелопа Ангелика Георгиос.

Последние слова Пенни нарочито произнесла на безукоризненном английском языке.

– А я уже было решил, что вы гречанка, мисс!

– Пожалуйста, займитесь его ногой, а я постараюсь найти его близких!

У Пенни не возникло особого желания вступать в пространную беседу с врачом, вызвавшим у нее столь острую неприязнь. Оставалось лишь надеяться на его профессиональную компетентность. Дай-то бог, чтобы он оказал пациенту квалифицированную помощь. А пока… А пока ей надо срочно отыскать семью Маркоса и сообщить им невеселую новость.

Блуждая по полутемным переулкам Коккинии, самого бедного района греческой столицы, Пенни оставалось только радоваться тому, что на дворе еще светло. Нищенские трущобы, ветхие домишки, поделенные на множество комнатушек, повсюду веревки с бельем, остервенелый лай собак, запах нечистот и гниющих овощей. Как далек этот убогий мир от рафинированной роскоши районов, где расположены виллы, в которых живут дипломаты. И где привыкла жить она сама.

Найдя нужный номер дома, она поинтересовалась у женщин, сидящих возле дверей своих жилищ, где ей можно найти семью Маркосов. Одна из женщин неопределенно пожала плечами, потом смачно сплюнула на землю и сказала, ткнув пальцем в чердачное окно:

– Евреи живут там.

Зайдя в подъезд, Пенни тут же зажала нос рукой. Запах мочи смешивался с застоявшимся по́том и прогорклым жиром. Вонь необыкновенная! Кое-как она вскарабкалась по липким от грязи ступенькам на самый верх и постучала в разбитую, с облупившейся краской дверь. Никто не ответил. Она постучала сильнее.

– Кто там? – услышала она наконец, но дверь оставалась закрытой.

– У меня для вас новости от Соломона Маркоса. Это очень важно!

Дверь слегка приоткрылась, и два темных глаза вперили в нее напряженный взгляд.

– Кто вы? Какое отношение вы имеете к моему мужу?

– Пожалуйста, разрешите мне войти. С мистером Маркосом произошел несчастный случай.

Пенни с трудом протиснулась в полуоткрытую дверь.

– Он умер! У него случился сердечный приступ! Я знала, что этим кончится! – громко запричитала женщина.

Из тени выступила вперед молоденькая девушка. Гладко зачесанные волосы заплетены в косы и уложены высоко над головой. На платье – маленький кружевной фартучек. Такие обычно носят официантки в ресторанах или горничные в домах дипломатов.

– О нет, мадам! Прошу вас! С ним все в порядке! Он жив! Просто у него сломана нога, и сейчас он в клинике в Пиргосе. Недалеко от бухты. Врачи занимаются его ногой.

– Но ведь мы же сегодня вечером отплываем в Египет. Все готово! Он пошел за билетами, а мы тут паковали вещи.

Миссис Маркос отчаянным жестом махнула в сторону двух больших холщовых сумок, стоявших на полу. Пенни мельком оглядела комнату: голые стены, почти никакой мебели.

Девушка подошла к матери и принялась утешать ее:

– Ничего страшного, мама! С поездкой можно повременить! Главное сейчас – это папа.

– Да, но билеты! Кто нам поменяет билеты на новые?

– К сожалению, никаких билетов не было, – тихо подала голос Пенни. – Ваш муж доверился какому-то аферисту, и тот обманул его. У них случилась драка. – Пенни замялась в нерешительности. Стоит ли рассказывать все подробности? Женщина и так на грани истерики.

– Ах, я всегда знала, что этим кончится! Моему ли Соломону тягаться с подобной публикой! Портовые крысы! Говорила же ему, не связывайся с этими людьми. И вот результат. Денег на новые билеты у нас нет!

– Тише, мама! Не плачь! Займемся шитьем, я могу пойти работать в магазин. Что-нибудь придумаем! В конце концов, у нас есть друзья, они помогут. – Девушка протянула руку Пенни: – Спасибо вам, что помогли папе! Я ведь даже еще не знаю вашего имени.

– Пенелопа Георгиос. Я студентка. Во всяком случае, была ею до недавних пор. А вас…

– Меня зовут Йоланда Маркос. Шесть месяцев назад мы приехали сюда из Салоник. Папа надеялся получить место в здешнем университете, но ничего не вышло. Людей много, мест мало… Я тоже хотела поступить учиться на врача, но, как видите… – Девушка обреченно махнула рукой. – Бедный папа! Мы немедленно идем к нему! Мы должны забрать его домой. В нашей общине есть врачи. Они помогут. Папе будет гораздо комфортнее среди своих. Мы ведь евреи! – Девушка с вызовом глянула на Пенни.

– А я англичанка! – улыбнулась Пенни и подала руку для приветствия.

– Значит, все мы чужие в этом городе. Что ж, это хорошо, когда незнакомые люди помогают друг другу. Но нам надо поторопиться.

– Я покажу вам дорогу! – предложила Пенни, не решаясь завести разговор о залоге. Золотые часики подарил ей на прощание отец, и ей очень не хотелось потерять его подарок. – Клиника, судя по всему, не из лучших. Но она оказалась ближайшей. Надеюсь, они уже вправили ему ногу. Я наложила шины…

– Вы медсестра?

Пенни покраснела.

– Не совсем. Я окончила в Англии ускоренные курсы по подготовке медсестер под эгидой Красного Креста. Но это было уже давно.

– Я тоже собираюсь поступить на такие курсы, как только мы обустроимся на новом месте. Боюсь, очень скоро медсестры понадобятся в больших количествах. А почему вы не возвращаетесь домой?

По дороге в клинику Пенни подробно рассказала своей новой знакомой о том, как и почему она оказалась в Афинах и почему хочет задержаться здесь еще на некоторое время. Ей определенно нравилась эта девушка. Изможденное, но красивое лицо, серьезные умные глаза. А как они близки с матерью. Разговаривают словно подруги. Приятно смотреть на них со стороны. Какой разительный контраст с теми отношениями, которые сложились у нее с мамой. Глядя на двух женщин, она вдруг невольно вспомнила безумные бредни Стивена о расовом превосходстве и впервые задумалась о том, какая серьезная опасность угрожает евреям в случае, если чернорубашечники придут к власти повсеместно. Даже в таком открытом городе, как Афины, насквозь пропитанном духом космополитизма, семьям, подобным Маркосам, может не найтись места.

Когда они приехали в клинику, то обнаружили Соломона Маркоса уже с гипсовой повязкой на ноге. На ближайшие несколько недель ему был прописан строгий постельный режим и никаких движений.

При виде мужа мадам Маркос снова разразилась стенаниями.

– Какая беда! Нам нужно немедленно забрать его из больницы. Мы не можем оплатить его пребывание здесь. А кто заплатил за все это?

Доктор кивнул на золотые часы, которые взял со стола, и протянул их Пенни.

– Она оставила это в качестве залога.

– Понятно! – промолвила Йоланда и, расстегнув ворот блузки, сняла с шеи массивную золотую цепочку с шестиконечной звездой. – Возьмите!

Пенни стала отговаривать девушку. Она сразу же поняла, что медальон – очень дорогая реликвия, по всей видимости много значившая для нее.

– Не торопитесь, Йоланда! Пусть мои часы пока остаются в качестве залога, а там что-нибудь придумаем.

Но Йоланда проявила твердость. Нет, она за все рассчитается сама.

– Позвольте хотя бы заказать вам такси! – предложила Пенни. – Ведь как иначе вы доставите отца домой? Пожалуйста, дайте ему костыли! – обратилась она к врачу.

– Принесите больному костыли! – приказал он медсестре, бросив уважительный взгляд на Пенни.

Сама же Пенни уже точно знала, что не оставит семью Маркосов наедине с их горем. Решение пришло как озарение. И, усевшись в такси, она продиктовала шоферу адрес виллы своей сестры.

– Сейчас вы все поедете со мной! – обратилась она к Маркосам.

Ключи от виллы Уолтера и Эвадны были у нее с собой. А что страшного, если все они поживут какое-то время на пустующей вилле? Каллиопу она скажет, что несколько дней погостит на вилле вместе с друзьями. В доме полно свободных комнат. Какое кому дело, кто эти люди и откуда они. Странно, но за последние несколько часов настроение Пенни улучшилось. Она снова почувствовала себя полезной и нужной.

Пусть эти несчастные хоть немного придут в себя, размышляла она по пути на виллу. К тому же у нее появится отличная возможность ближе познакомиться с Йоландой. Ей эта девушка понравилась с первого же взгляда. Восхитило хладнокровие, с которым она отнеслась ко всему случившемуся, тронула нежность, с какой она относится к родителям, решительность и чувство собственного достоинства, когда она одной фразой отклонила ее предложение с часами, заявив, что за все заплатит сама. Словом, в этой красивой девушке есть много того, с чем стоит познакомиться поближе.

2001 год

Как все сиюминутно и как непредсказуемо! Порой заурядного уличного происшествия, свидетелем которого ты оказался на правах случайного прохожего, достаточно для того, чтобы круто изменить всю жизнь. Так случилось и со мной. Если бы не случайная встреча с раненым Соломоном Маркосом, то я, быть может, так никогда и не узнала бы многого о самой себе. К своему немалому удивлению, я обнаружила, что могу думать самостоятельно, могу принимать решения в экстренной ситуации. Более того, могу отвечать за них, не впадая при этом в панику и не теряя самообладания. А еще знакомство с семейством Маркосов подарило мне самую искреннюю и преданную дружбу всей моей жизни. Да, мы с Йоландой принадлежали к разным социальным слоям, к разным вероисповеданиям, и тем не менее превосходно дополняли друг друга. К тому же у Йоланды было много качеств, которых, при всем моем желании, у меня никогда не будет.

Подруга лишний раз заставила меня многое пересмотреть в своей жизни и на многое взглянуть по-иному. Ее беспрекословное послушание родителям, ее преданность им – как все это не похоже на мои строптивость и эгоизм. Наблюдая за маленьким дружным семейством Маркосов, за отчаянными усилиями женской половины поскорее поставить отца и мужа на ноги, я только с завистью вздыхала.

За те недели, что мы прожили вместе на вилле моей сестры, я многое узнала о культуре и религии евреев. Мои новые друзья не принадлежали к числу ортодоксов, а потому ничто не препятствовало им соблюдать свои традиции и законы, живя в доме не еврея. Надо сказать, именно благодаря Маркосам я навсегда осталась ревностным почитателем еврейской кухни. Ах, эти необыкновенные, тающие во рту пироги с начинкой из молодого барашка, на которые была такая мастерица Сара Маркос! Она говорила, что старинный рецепт изготовления таких пирогов достался ей по наследству от предков, которые жили когда-то на Сицилии. Оказывается, у евреев к каждому празднику готовятся свои, строго определенные блюда. Я пыталась объяснить им, что, к примеру, готовим мы на Рождество, но из моих объяснений вышло мало путного. Ведь в Стокенкорте меня и близко не подпускали к плите, а всю еду нам готовил повар. Словом, я и понятия не имела, как приготовить любое, даже самое простое кушанье.

Но Сара быстро заполнила мои пробелы в воспитании. Совсем скоро я рубила и отбивала мясо как самый заправский кулинар, смешивала и добавляла специи, с удивлением наблюдая за тем, какой поразительный эффект они производят на вкусовые качества пищи. Необыкновенно ароматные и вкусные блюда у нас получались из самых простых и дешевых продуктов. Такая приятная и насыщенная жизнь продолжалось до тех пор, пока из посольства не пришло уведомление о том, что пора съезжать. Требовалось в двухнедельный срок освободить виллу для только что прибывшей семьи другого дипломата.

Маркосы вернулись к себе, я снова переехала к Марджери Макдейд, искренне сожалея о том, что нашей веселой и дружной совместной жизни пришел конец. Но за то время, что мы прожили вместе, я о многом передумала и пришла к выводу, что надо начинать все сначала.

Обязательно постараюсь научиться всему, что умеет Йоланда, и даже буду делать это лучше, пообещала я себе. Что ж, крепнущей день ото дня дружбе здоровый дух соревнования ни капельки не вредил. Такие разные и непохожие! Особенно когда мы обе облачились в форму медсестер Красного Креста. Я – высокая, светловолосая, она – маленькая, хрупкая, кареглазая. Впрочем, я снова забегаю вперед.

Подготовка медсестер в те далекие дни, когда не было еще ни пенициллина, ни всяких разных чудодейственных хирургических инструментов, была делом сложным и трудоемким. Строгая дисциплина, обилие предметов – все это было внове для такой непоседы, как я. Пожалуй, лишь присутствие рядом подруги, когда после изнурительного дежурства в госпитале или тяжелейших лекционных занятий у нас еще хватало сил, чтобы, собравшись вечером, просто поболтать и посмеяться, помогло мне преодолеть и себя, и все препоны на моем пути. Воистину, наша дружба стала той скалой, тем монолитом, держась за который мы сумели выжить. Не проходит и дня, чтобы я снова мыслями не возвращалась в то время. Вот мы, ползая на коленках, драим полы в ординаторской и в кабинетах и все же умудряемся найти укромный уголок, где можно тайком выкурить по сигаретке-другой, без опасения быть пойманной на месте преступления старшей сестрой. Кажется, все это было вчера, а прошли десятилетия. Как же я могу вернуться в Афины и не думать о Йоланде?

Афины1940 год

Две молоденькие девушки в полнейшей прострации. Они оцепенело рассматривают слайды, которые демонстрируют студентам в зашторенной аудитории. Очередной набор будущих медсестер Красного Креста приступил к занятиям. Девушки усилием воли заставляют себя поднять глаза и посмотреть на экран. Занятие ведет сестра Тереза Маграт, крупная жилистая ирландка, поучившая в свое время боевую закалку в британских военных госпиталях во время Первой мировой войны. Она уже сто раз повторила им, что ее главной обязанностью на данном этапе является подготовка юных медсестер к работе с ранеными в случае начала военных действий. А они, эти военные действия, по ее словам, могут быть инспирированы чем угодно, в том числе и пограничными конфликтами с Италией, участившимися в последнее время.

Переводчик едва поспевает за ее быстрой речью с сильным ирландским акцентом.

– Война – это очень грязное дело. Пушки, как известно, в плен никого не берут. Они просто разрывают своими снарядами живую плоть на куски. Не хочу, чтобы вы падали в обморок, когда вам доведется увидеть эти раны не на слайдах, а в натуральном виде. А потому смотрите на них сейчас! Смотрите внимательно и учитесь держать себя в руках, когда столкнетесь с чем-то подобным уже в реальной жизни. Понимаю, ужасные картинки, и смотреть на них малоприятно. Но смотреть надо! К сожалению, я не могу передать вам словами, чем пахнет война. А она пахнет ужасно: тошнотворные запахи крови, пота, тлена. От них задыхаешься, и от них никуда не спрятаться. Что ж, с этим вам придется справляться самостоятельно. На первых порах поможет маска, пропитанная маслом лаванды. Только строжайшая самодисциплина и опыт дадут вам силы вынести все то, что вы сейчас видите на слайдах.

Сестра продолжила показ душераздирающих картинок. Какое счастье, что все это не в цвете, подумала Пенни. Гниющие от гангрены раны, ампутированные конечности, заражения после ампутации, полостные ранения, вываливающиеся наружу внутренности, размозженные черепа, головы без глаз и носов, тела, обезображенные до неузнаваемости огнем. Студенты созерцали эти страшные кадры молча. Никто даже не рискнул задать вопрос. Пенни невольно содрогнулась при мысли о том, что такое тяжелое ранение вполне может получить и ее брат Зан. Письма, которые пока еще приходили из дому, однако, успокаивали. Слава богу, с братом все в порядке.

– Каждый из этих молодых людей, кого вы видите на снимках, отдал свою жизнь за родину, – продолжал греметь под темными сводами аудитории голос преподавательницы. – Англичане, немцы, французы. Пушки не различают национальностей. И мы должны поступать так же. Собственно, это основополагающий принцип работы Красного Креста. Мы оказываем помощь всем, кто в ней нуждается, независимо от национальности, цвета кожи или вероисповедания. Мы кормим умирающих от голода, мы никого не судим, не принимаем ничью сторону и ставим общечеловеческие ценности выше государственных интересов.

Когда сестра Маграт закончила лекцию и в аудитории включили свет, девушки, пошатываясь от увиденного, вышли в коридор. Хотелось немедленно вдохнуть в себя побольше свежего воздуха.

Первые полгода учебы Пенни казалось, что она сутками напролет находится под неусыпным оком старших медсестер, от которых не спрятаться и не скрыться нигде. Больничные палаты инспектировались дважды в день на предмет выявления малейшей расхлябанности со стороны новеньких практиканток. Госпиталь был основан самой королевой Ольгой, покойной правительницей Греции. Ежегодно он расширялся минимум на двадцать пять коек и по праву считался одним из лучших лечебных учреждений в Афинах. Поначалу практиканткам доверяли самую грязную работу: мыть полы, выносить судна из-под тяжелых больных, убирать кровь и рвотные массы. К своему немалому удивлению, Пенни не испытывала отвращения, занимаясь всем этим. Напротив, она отлично понимала, что каждое новое задание – это всего лишь еще один шаг на пути постижения профессиональных навыков. Поначалу сильно болела спина, а к концу смены ноги просто отваливались от усталости. Но, возвращаясь к себе домой, она тем не менее с гордостью думала, что теперь никто не посмеет называть ее светской бабочкой, порхающей с цветка на цветок в поисках удовольствий.

А еще она с гордостью носила строгую униформу, состоящую из плотного шерстяного платья темно-синего цвета и накрахмаленной до хруста косынки, напоминающей головной убор монахинь. Особенно она гордилась самим красным крестом, эмблема которого была вышита на ее переднике.

Собственно, на учебу ее сподвигла Йоланда, которая однажды, еще в Салониках, посмотрела художественный кинофильм про Флоренс Найтингейл и так впечатлилась судьбой знаменитой английской сестры милосердия, что и сама решила пойти учиться на врача. Но учеба на врача не сложилась, и вот теперь они обе постигали азы медицинской науки для медсестер. Иногда, падая с ног от усталости, Пенни незлобиво шутила, что лучше бы ее подруга в тот далекий злосчастный день посмотрела какой-нибудь другой, более веселый кинофильм.

Маркосы съехали со своей прежней квартиры и поселились в еврейском квартале у одного раввина, старого друга семьи. Они по-прежнему мечтали уехать из Афин, но уже не в Египет, а хотя бы на Крит. Но Йоланда твердо заявила, что не сдвинется с места, пока не закончит учебу. Сама она квартировала отдельно от родителей, у другого раввина. Тот жил рядом с госпиталем, что было очень удобно. За квартиру девушка расплачивалась помощью по дому. В семье раввина росла целая орава неуправляемых ребятишек, так что лишние руки по хозяйству были нужны позарез.

Мало-помалу студентки перешли к основам сестринской помощи. Научились правильно перевязывать раны, останавливать кровотечения, делать инъекции, освоили современную медицинскую технику. Им читали бесчисленное количество лекций: гигиена, анатомия, уход за детьми, оказание помощи старикам и инвалидам. Но, несмотря на колоссальную занятость, Пенни все же выкраивала минуту-другую, чтобы бегло пролистать газеты. Что пишут о войне в Европе? Итальянцы вплотную придвинули свои войска к границе с Албанией, и это вызвало страшный переполох на Балканах. В каждом очередном письме из дома ее призывали бросить все и немедленно возвращаться домой.

Странно, но здесь, в Афинах, она чувствовала себя даже в большей безопасности, чем дома. Да и работа ей очень нравилась.

Ах, что может быть прекраснее Афин в самом начале лета, пока еще не наступили месяцы изнурительной жары! Все вокруг утопает в цвету. И вот две молоденькие медички медленно бредут по аллеям Национального парка, пытаясь переварить очередную порцию ужасов, о которых им поведали на очередной лекции.

– Думаешь, у нас хватит сил справиться со всем этим, когда дело дойдет до работы в военно-полевых госпиталях? – спрашивала у Пенни Йоланда. – Меня просто мутит от вида огнестрельных ран. А еще собиралась стать врачом!

– Почему – собиралась? Ты еще можешь выучиться и на врача.

– Ну уж нет! Я всего лишь женщина! Кто меня сейчас туда возьмет? К тому же еврейка.

– Да, впереди у нас нелегкие времена, – согласно вздыхала Пенни. – Знаешь, когда я рассматриваю эти кошмарные снимки, то почему-то все время думаю о брате. Он ведь сейчас во Франции. Как он там? Дай бог, чтобы с ним все было хорошо.

– Тебе нужно немедленно возвращаться домой! – серьезно сказала ей подруга. – Я вообще не понимаю, как ты можешь оставаться вдали от своих…

– А-а, у нас все не так, как в ваших семьях. У нас каждый предпочитает идти своей дорогой.

Разве могла она рассказать Йоланде о том, какая пропасть отделяет ее ныне от родного дома? Достаточно почитать письма Эффи, пестрящие мелкими светскими новостями. Кто на ком женился, кто с кем помолвлен, чей прием ей пришлось пропустить, как прошел тот бал, этот, когда планируется завершение сезона. Как же далек этот замкнутый мирок от ее нынешней жизни!

– А я бы вот не смогла жить в отрыве от своей семьи! – задумчиво бросила Йоланда. – Я все время переживаю за родителей. Слава богу, что они собрались переехать на Крит. Там им будет лучше. Отец говорит, что если сюда придут нацисты, то преследование евреев начнется и здесь. Хотя если подумать, то что такое евреи? Вот я, например, живу в Греции и ощущаю себя стопроцентной гречанкой. Это все родные мне люди! – Йоланда кивнула в сторону редких прохожих. – Зачем мне бежать куда-то в другую страну? Я останусь здесь и постараюсь принести пользу своей родине.

– Знаешь, я тоже считаю Грецию своей родиной. И я тоже не брошу ее в беде.

Кодекс сестры Красного Креста строг и лаконичен. Что бы ни случилось в госпитале, сестра всегда должна идти шагом, а не бежать сломя голову. Она должна сохранять спокойствие, прежде всего ради блага больного. И не важно, что там у нее творится в душе. Она не имеет права выказывать свои эмоции, чувства, переживания даже тогда, когда рядом смерть, и все опять же ради того, чтобы не напугать пациента. Она должна уметь совершать омовения больных и другие гигиенические процедуры в соответствии с культурными и национальными традициями и вероисповеданием своих пациентов. Она должна уважительно относиться к каждому больному и подчинять себя той иерархии, которая существует в госпитале. Она имеет право говорить только тогда, когда к ней обращаются, она обязана беспрекословно выслушивать все жалобы и нарекания больного, его страхи, сомнения, стоны, слезы, потому что главная задача медсестры – сделать пребывание больного в госпитале комфортным.

Конечно, и у молоденьких медсестер есть свои развлечения по завершении смены. Вечеринки по случаю именин коллег с обязательными пирожными и вином, всякие маленькие флирты и ухаживания молодых врачей, охотно приударявшими за хорошенькими медсестрами. Все это естественно и понятно, ибо все это – жизнь. И все же Пенни старалась держаться в стороне от этих нехитрых развлечений. Ей даже стало казаться, что она понимает, почему Брюс в свое время тоже уклонился от вполне невинного романа с ней. Все эти пустячные флирты – это ведь так несерьезно! А ему в тот момент нужно было думать о будущем! Она даже покраснела при мысли о том, какой, должно быть, прилипчивой она ему тогда показалась. Интересно, где он сейчас, Брюс Джардин? И суждено ли им встретиться еще когда-нибудь?

Йоланда с ее усидчивостью и организованностью влияла на Пенни самым положительным образом. Если бы не подруга, то она бы и к учебникам не притрагивалась месяцами. Ведь стоило взять в руки конспект, как ее тут же нестерпимо клонило в сон. Мало того что в редкие выходные дни Йоланда наседала на нее с учебой, они еще как каторжные таскались по всем музеям и художественным галереям.

– Начнется война, и тогда ничего этого ты больше не увидишь! – говорила ей Йоланда, когда они обе отправлялись на очередную экскурсию.

Дай бог, чтобы упорство Йоланды помогло им пережить экзаменационную сессию, со страхом думала Пенни. Еще ни разу в жизни ей не приходилось сдавать экзамены. А ведь столько всего предстояло вызубрить наизусть и навечно отложить в памяти. Названия всех косточек и суставов, составы препаратов, их дозировка и прочее, и прочее… Йоланде все давалось легко. Пробежит глазами конспект накануне экзамена, и готово – экзамен сдан! Никак дополнительных усилий и мук. Вот что значит хорошая память. Зато она, Пенни, более выносливая. Вон носится по городу, не зная усталости. А уж про походы в горы и говорить нечего. В этом деле Йоланда ей не соперница. Та вообще сразу же выбивается из сил, стоит ей ступить на горную тропу, и через каждые пять минут садится отдыхать. И еще много чего она не умеет делать. Она никогда не лазала по горам, не ездила верхом, не плавала в открытом море. Йоланда ведь воспитывалась как тепличное растение, под неусыпным оком любящих родителей. О своих хозяевах она отзывалась с большой симпатией.

– Они очень добры, но немного старомодны, – с улыбкой рассказывала она подруге. – Предполагаю, что в недалеком будущем они предъявят мне хорошего молодого еврея в качестве жениха. Но я еще не готова к тому, чтобы отправиться в синагогу на брачную церемонию. Возможно, когда-нибудь – да, но точно не сейчас!

Вот за что Пенни любила Афины, так это за разнообразие культур и нравов. Настоящий плавильный котел, в котором смешались люди самых разных национальностей, религий, традиций. Они говорят на разных языках, они одеваются по-разному, а все вместе составляют единую общность людей, населивших этот шумный и веселый город с бурлящими улицами и базарами.

Каким великолепным выдалось то последнее предвоенное лето сорокового года! Знойным, с теплыми, исполненными особой южной истомы ночами, когда не хочется уходить с улицы домой. Пенни засиживалась допоздна, любуясь яркими крупными звездами на чернильном небосводе и наблюдая за вертлявыми стрижами, которые стаями кружили над крышами домов. Как же разительно великолепие природы контрастировало с теми ужасными новостями, которые приходили из Англии. Франция пала. Британская армия в спешном порядке эвакуировалась из Дюнкерка. Война вплотную приблизилась к акватории Средиземного моря. Почта перестала работать регулярно, и Пенни терзалась неизвестностью о судьбе брата.

Британское посольство обратилось к соотечественникам, проживающим на территории Греции, с просьбой немедленно зарегистрироваться. Всем вручили соответствующие бумаги и инструкции на случай спешной эвакуации. Пенни явилась в посольство в своей медицинской униформе и с удивлением отметила про себя, что никто ею не заинтересовался. Либо не узнали, либо ее присутствие в Афинах мало кого волнует. Наконец пришла долгожданная весточка от Эффи.

Но Пенни знала, что она уже вступила в борьбу и ей нет нужды следовать чьим-то примерам. Главное сейчас побыстрее закончить учебу. В городе появилось много военных. Представители армий самых разных стран разгуливали по улицам Афин, бухта была до отказа забита военными кораблями. Греческая армия проводила экстренные маневры в пригородах столицы. В воздухе было разлито тревожное предчувствие чего-то неотвратимого. Оно могло начаться в любую минуту, и в любую минуту ее присутствие здесь может оказаться полезным и нужным.

2001 год

Я вздрогнула и тут же проснулась, обнаружив, что сижу в своем любимом кресле. Руки и ноги слегка онемели, рядом – целый ворох фотографий в серебряных рамочках, и я бесцельно гляжу на них. Сколько же я проспала?

В первую минуту меня охватило смятение. Где я? Багаж уложен? Неужели я опоздала на самолет? Или это все еще сон?

Троян нервно заерзал возле моих ног и стал теребить лапой, требуя, чтобы я открыла ему балконную дверь и выпустила на улицу. Я кое-как дотянулась до двери и распахнула ее. В лицо ударила прохлада, густо замешенная на ароматах ночных цветов. Из близлежащей рощицы послышался лай лисицы.

Как хорошо дома! Как уютно сидеть возле камина. Я совсем не хочу никуда ехать. Дома я чувствую себя в полной безопасности. Здесь мне все известно, все понятно. Я могу расслабиться и ни о чем не думать. А что меня ждет на том острове? Чьи тени спустятся с вершин туманных гор, чтобы встретить меня и начать преследовать повсюду, тревожа память о былом?

Я огляделась по сторонам. Вещи уложены, чемоданы стоят наготове. Я приготовила себе коктейль из виски с солодом, отхлебнула пару глотков и вышла в сад, чтобы позвать домой Трояна. Стояла тихая ночь, такая благоуханная и такая английская. Цветы, похожие на привидения, отливали в лунном свете серебром и легко касались моих рук. Зачем мне уезжать из Стокенкорта? Зачем срываться с насиженного места и мчаться куда-то за тридевять земель, уподобляясь перелетной птице? Но обещание есть обещание. Не могу же я подвести Лоис, сорвав все ее планы в самую последнюю минуту.

Я уселась под кедром и отхлебнула еще немного виски. Когда я видела Афины в последний раз, город лежал в руинах. Повсюду громоздились развалины и кучи мусора. Среди этого хаоса могли обитать только крысы, да еще полчища тараканов. А интересно взглянуть на Афины, восставшие из пепла. К тому же не забывай, подумала я назидательно: тем, кто ты есть сегодня, ты обязана этому городу. Афины обучили меня науке выживания, Афины открыли мне, какой упорной и непреклонной я могу быть в минуту испытаний. Но самое главное, Афины подарили мне, пожалуй, лучшую подругу всей моей жизни.

Я повернулась и медленно побрела домой, чтобы снова занять место в кресле. Завтра я уже буду спать далеко от родного дома. Занимался рассвет, а я все продолжала бодрствовать и вспоминать, вспоминать, вспоминать…

Декабрь 1940 года

Пенни содрогнулась от холода, скорее внутреннего, и тут же попыталась забыть о том, как не гнутся от холода пальцы, которыми она тщетно старалась разрезать рукав замерзшей гимнастерки на раненом. Сейчас главный враг этого несчастного – гангрена. Пули уже сделали свое черное дело, но пока его доставили с поля боя на перевязочный пункт, потом трясли на самодельных носилках, прошло много времени, а всюду снег, грязь, холод. В запасе у них только считаные часы, а дальше – заражение и все остальное, что ему сопутствует.

Она мельком взглянула на пепельно-серое лицо раненого. Да, сейчас его жизнь всецело в ее руках. Она вздохнула, вспомнив, как браво маршировали солдаты греческой армии по улицам Афин, отправляясь к северным рубежам страны, как клятвенно заверяли они приветствующих их горожан, что защитят Грецию от вражеского вторжения. И девушки, стоя на балконах, восторженно посылали им воздушные поцелуи и бросали букеты цветов. Не так ли восторженно вели себя и их матери, когда провожали солдат уже другой войны на страшную бойню на Сомме? И вот юный солдатик лежит перед ней – беспомощный, бессильный, с отмороженными пальцами, в куцей армейской форме, никак не пригодной для тех морозов, которые установились в последнее время в горах. Одна из самых суровых зим за минувшие десятилетия.

Куда подевались те беззаботные жители Афин, готовые танцевать всю ночь до утра и стрелять в воздух от радости, что их премьер-министр Метакис отверг в октябре требования, выдвинутые Муссолини, произнеся свое знаменитое охи, что означает «нет»? Сегодня все они оплакивают своих сыновей и братьев. Смерть собрала богатый урожай на полях сражений: полегли лучшие из лучших, вся молодежь. Да, одержан ряд побед – но какой ценой одержаны эти победы над таким же плохо вооруженным противником, как и они сами? Слишком много жертв, слишком велика цена, заплаченная за сиюминутный успех.

Наконец Пенни удалось раскрыть рану, и в первую минуту она испытала нечто, отдаленно похожее на шок. Вот что могут сделать грязь и лед с человеческим телом. Скольких замерзших, впавших в ступор людей они отхаживали в своем полевом госпитале с помощью обыкновенного теплого бульона, горячего чая или печки, если находили дрова для того, чтобы растопить ее. Раны аккуратно перебинтовывались, пораженные участки тела обильно смазывались лизолом, заливались жидким парафином. А если было уже слишком поздно, то за дело брались врачи, ампутируя все что можно.

Какие нечеловеческие страдания переносили эти люди и все же находили в себе силы улыбнуться при виде молоденькой медсестры. Раненые называли их ангелами милосердия и были благодарны каждой из них за участие и помощь. А как часто при виде того, как гаснет свет в глазах очередного юного солдатика, Пенни хотелось зарыдать навзрыд. Но времени на оплакивание не было. Работа в их полевом госпитале с временным освещением, с допотопной системой отопления велась круглосуточно. Врачи и медсестры отчаянно сражались за жизнь каждого раненого, стараясь, чтобы у тех хватило сил дожить до того момента, когда их перевезут в стационарный госпиталь. Увы, многие не доживали. А сколько умирало еще по пути с поля боя до перевязочных пунктов.

Сейчас Пенни с благодарностью вспоминала лекции сестры Маграт. Впрочем, никакие, даже самые шокирующие, слайды не могут подготовить тебя к встрече с реальной жизнью. А это страшное чувство собственной беспомощности, когда кончается перевязочный материал, нет эфира или других необходимых медикаментов. Скольких усилий стоило ей научиться правильно расставлять приоритеты во время обхода: нескончаемые ряды носилок и раненых тел. Но в первую очередь внимание тем, у кого еще есть шанс выжить, и тем, кому надо просто облегчить момент перехода в мир иной. А некоторых счастливчиков подштопают, подлечат прямо на месте и снова отправят в этот ад, туда, где бушуют холодные ветра и свирепствуют морозы, туда, где льется кровь и идут сражения.

Казалось, один день похож на другой, одна и та же круговерть с утра и до поздней ночи. Раненых нужно помыть, переодеть, провести санобработку, чтобы избавить от вшей, накормить. Каждый день одно и то же, но каждый день приносил ей чувство необыкновенного удовлетворения, которое никогда не посещало ее в годы юности. «Здесь я действительно на своем месте, – думала она, – я спасаю людям жизнь, я им нужна». А что может быть лучше? Еще никогда собственная жизнь не казалась Пенни такой наполненной и интересной. Она крутилась целыми днями как белка в колесе, валилась с ног от усталости и все время была довольна и собой, и своей жизнью, которая вдруг обрела и смысл, и значение.

Йоланда тоже работала в одном из полевых госпиталей. Делала точно такую же работу, но в другом месте. Как приятно было сознавать, что у тебя есть подруга, которая в полной мере может понять и оценить все твои переживания и трудности. Вообще, в их небольшом, но сплоченном коллективе царил дух товарищества: врачи, медсестры, санитары, обслуживающий персонал – все делали одно общее дело. Времени на выяснение, кто лучше, кто хуже, не было. Спали урывками, питались из общего котла, ночами пытались согреться с помощью бутылок с горячей водой, которые укладывали с собой в кровать. Тщетные попытки! Впрочем, холода сделали свое благое дело, перекрыв кислород всякого рода досаждавшим насекомым, таким как тараканы и вши.

Стоило развернуть госпиталь на новом месте, и тут же с окрестных сел начинали подтягиваться местные жители. Несли теплые вещи для солдат: куртки, носки, шарфы, толстые одеяла. Приносили и продукты, то немногое, что у них было. В этой войне люди готовы были пожертвовать последним. Иногда на какое-то время метели и снежные заносы брали их в свой плен, и они оказывались отрезанными от остального мира, но рутинная работа не останавливалась ни на минуту. Перевязки, осмотр, кормление, гигиенические процедуры. Наступил февраль 1941 года.

На фронт все чаще стало прибывать подкрепление, свежие силы, резервные формирования с островов. Мало-помалу численный перевес перешел к греческой армии. Наконец-то удалось оттеснить итальянцев к исходным позициям на границе с Албанией. И снова победа досталась грекам слишком большой ценой. Да, итальянцы были разгромлены в Янине, но их поражение обернулось огромным количеством военнопленных, многие из которых нуждались в срочной медицинской помощи. Их доставляли к ним в госпиталь такими же оборванными, голодными, обмороженными, с тем же выражением отчаяния в глазах, которое раньше Пенни читала в глазах греческих солдат. Они рады были просто куску хлеба, просто месту под навесом. Отчаянно не хватало свежей крови, медикаментов, многие итальянцы умирали от истощения и авитаминоза еще до того, как их успевали переправить в лагеря для военнопленных на юге страны.

В госпитале Красного Креста врагов не было. Вчерашние противники на поле боя, все эти израненные люди с исковерканными телами и душами отчаянно хватались за любую надежду, пытаясь выжить вопреки всему, и были благодарны за малейшее участие в их судьбе. В этой войне нет победителей, с грустью размышляла Пенни. В ней есть только проигравшие.

Каким облегчением стал приказ срочно вернуться назад, в Афины! От той невинной девушки, какой она отправлялась на фронт несколько месяцев назад, не осталось и следа. Назад возвращалась взрослая женщина, воистину принявшая крещение кровью в самом пекле военных сражений. Всю дорогу назад Пенни мечтала лишь об одном: вот она вернется домой, наполнит до краев ванну, вольет туда ароматизирующие масла и погрузится с головой в эту пену. Она будет лежать вечность, пока не смоет с себя все ужасы войны, свидетелем которых ей пришлось стать.

Город наводнили части британской армии. Их в спешном порядке отправляли на север для укрепления новых границ Греции. Пусть «Державы Оси» видят, что Великобритания не бросит Грецию в беде. Она не одна! Особенно бросались в глаза летчики в своей щеголеватой синей форме. Базы королевских ВВС разместили в Татои и Элевсине. В городе снова воцарилось радостное оживление, как если бы с врагом уже покончили раз и навсегда. Но Пенни чувствовала себя чужой на этом чересчур бравурном празднике жизни. По всему было видно, что жители Афин не имеют ни малейшего представления о том, что на самом деле творится на севере страны. Неужели они не понимают, размышляла она, что Германия не останется в стороне. Итальянцы потерпели поражение и отступили – что ж, на помощь к ним поспешат немцы.

Между тем оставался еще один курс, который ей было необходимо прослушать, – военно-полевая хирургия. В экстренных случаях, когда не хватало персонала, Пенни уже доводилось ассистировать во время операций, но знаний явно не хватало, и теперь надо было срочно восполнить пробелы. Настроена она была весьма решительно, ведь дополнительные знания ей нужны были для дела, а дело прежде всего.

Оказавшись снова в госпитале, она стала расспрашивать об Йоланде, но толком никто ничего не знал. Ситуацию прояснил один молодой врач.

– Так ее же поместили вон в ту палату, если я не ошибаюсь, – кивнул он в сторону ближайшей двери.

– Йоланда ранена? О боже! – страшно разволновалась Пенни и в эту самую минуту увидела подругу. Та шла по больничному коридору с перебинтованной рукой, держа ее на перевязи.

– Господи, что с тобой? – бросилась навстречу Пенни.

– Да так, ничего страшного. Небольшая царапина, которая стала гноиться, – постаралась успокоить подругу Йоланда. Но вид у нее был неважный, она сильно похудела и осунулась. – Мне дали недельный отпуск на лечение.

– Значит, там не просто царапина! – Пенни пристально посмотрела на подругу. – Но как бы то ни было, надо отпраздновать наше возвращение. Твое и мое.

– О, нет! Не могу! Я такая разбитая!

Пенни догадалась, что у подруги попросту нет денег. Видно, большую часть своего довольствия она отправляла родителям на Крит.

– За все плачу я! На меня пролился золотой дождь! – тут же солгала Пенни. В кошельке у нее завалялось всего лишь несколько драхм, оставшихся от той пухлой пачки банкнот, которую буквально силой затолкал ей в сумочку отец перед отъездом из Греции. Это был ее неприкосновенный запас, который она берегла на случай непредвиденных расходов. Кажется, такой случай наступил. – Так идем, да? В какой-нибудь клуб, в «Зонар» или в «Аргентину». У меня такое настроение, что я готова протанцевать всю ночь. Душа жаждет веселья.

– Мне даже и надеть нечего, – стала отнекиваться Йоланда. – И потом, что я скажу равви? Я ведь только что вернулась с фронта – и сразу на танцы. Он может не одобрить подобного легкомыслия.

– А ты ничего ему не говори! Как говорится, меньше знаешь, лучше спишь. Давай устроим праздник только для нас двоих. Сбросим с себя униформу, нарядимся в красивые платья и отправимся на бал. Неужели мы не заслужили небольшого праздника?

Пенни была настроена крайне решительно. В самом деле! Разве мало страданий и ужасов они увидели за последние месяцы? А сейчас ей хочется забыть о них, вычеркнуть все это из памяти хотя бы на несколько дней.

– Часто вспоминала сестру Маграт и ее «страшные» слайды?

– Всё! Ни слова о работе! Я запрещаю! Только танцы, танцы до утра!

– А ты изменилась! – улыбнулась Йоланда.

– Мы несколько месяцев прожили бок о бок со смертью. Так давай же вдохнем в себя хоть немного жизни. Кто знает, куда нас отправят в следующий раз. Вперед! Магазины ждут нас!

К Марджери, хозяйке Пенни, они вернулись, обвешанные пакетами с головы до пят. Нарядное платье для Йоланды, красивые туфли для Пенни, туалетное мыло, благоухающее ароматами роз, и другие туалетные принадлежности, духи. Обедали они в городе, на открытой террасе. Аппетитные булочки с сыром, знаменитый шоколадный торт «Захер», шедевр венского кулинара, в честь которого и назван этот торт. Впервые за долгие месяцы они шутили и смеялись.

– Боже мой, какой разврат! – воскликнула Йоланда, когда они стали собираться на танцы. Она с восхищением разглядывала свой наряд: белое шелковое платье с синим узором, длинные рукава, пышная юбка, собранная по талии. – Что сказала бы мама, увидев меня в этом платье! Ведь оно же такое короткое!

– Оно тебе очень идет! – улыбнулась Пенни, заметив, как на бледном личике Йоланды выступила краска. – Тебе стало лучше, да? Тогда давай вначале я перебинтую тебе руку.

Когда она сняла повязку, то увидела глубокую и безобразную рану. К счастью, она уже начала подсыхать.

– Что это?

– Ничего страшного. Просто ожог.

– И где ты его заработала?

– Да так, несчастный случай. Один солдат, он бредил от боли, схватил раскаленную кочергу и стал размахивать ею. А тут я как раз ему под руку попалась. Он ведь не нарочно, бедняга! Потом он умер. Врачи сказали, что он перед смертью впал в бешенство.

– А у тебя из-за этого сумасшедшего на всю жизнь останется шрам на руке! Марджери! Мы уходим на всю ночь! Вернемся только тогда, когда станцуем до дыр подошвы своих башмаков! Ключи я беру с собой!

Марджери лишь весело фыркнула в ответ и устроилась поудобнее в кресло с томиком своей любимой Агаты Кристи.

Клуб «Аргентина» полнился веселящимся народом. Все столики были заняты офицерами и их подружками. Но Пенни стала членом клуба еще в свою бытность студенткой Британской школы археологии. А потому их пропустили беспрекословно, и они сразу же направились к стойке бара. Вокруг было полно знакомых лиц, в том числе и из посольства. Друзья стали энергично махать руками молоденьким медсестрам, приглашая их за свой столик, и вскоре они уже сидели за столом в одной из компаний. Оркестр играл чудесно, офицеры рвались на танцпол, горя желанием продемонстрировать свои недюжинные танцевальные умения. Они лихо кружили партнерш по паркету, в промежутках между танцами были щедры на угощение и уважительно расспрашивали девушек о том, как там, на фронте. Всем хотелось прикоснуться к правде как она есть, без прикрас. Но Пенни не была настроена на воспоминания о войне. Она даже порекомендовала молодым людям подыскать себе другую компанию, если они не прекратят расспросы. «И откуда во мне столько раскованности и независимости?» – удивлялась она мысленно. Каких-то полгода назад она вряд ли рискнула бы явиться в ночной клуб без сопровождения кавалера. Но времена изменились, а вмести с ними изменилась и она. И, быть может, даже к лучшему. На фронте быстро учишься тому, как следует ценить маленькие радости и уметь дорожить жизнью во всех ее проявлениях. Они с Йоландой честно заработали пару часов беззаботного веселья – и кто посмеет бросить в них камень? Впрочем, Йоланда была настроена не столь оптимистично.

– Если мне встретится здесь кто-нибудь из знакомых, то не миновать беды! – прошептала она Пенни, напряженно разглядывая толпу. – У нас не принято, чтобы молоденькие девушки посещали такие места. Увидит кто из своих, а потом еще расскажет моим хозяевам. А равви возьмет и напишет письмо маме. Даже не представляю, что тогда будет. Пожалуй, я пойду домой, а?

– Нет! Я не пущу тебя! Разве ты не можешь хотя бы один вечер пожить для себя? Неужели ты не заслужила права на отдых?

Но тут снова зазвучала музыка, и очередные кавалеры снова увлекли их на танцпол. Нет, никто из офицеров не позволял себе ничего лишнего, но по мере того как молодые люди пьянели, все теснее становились их объятия и все настойчивее они домогались у девушек их адреса. Пора было возвращаться домой. Решили, что Йоланда переночует у Пенни, чтобы не тревожить хозяев. Дома их встретила Марджери. К удивлению Пенни, хозяйка еще не ложилась.

– А к вам, Пенни, приходил гость! – сказала она огорченным тоном, наблюдая за тем, как Пенни, сбросив новые туфельки, блаженно потягивает ноги. – Офицер из наших моторизованных частей. Представился капитаном Джардином.

– Брюс?! Брюс Джардин? Он в Афинах? – Пенни ошарашенно уставилась на Марджери. Господи, все последние месяцы она даже ни разу не вспомнила о нем!

– Хотел увидеться. Привез вам письма от сестры. – Марджери показала на стопку конвертов на столе.

– Как долго он здесь пробудет? Он назвал свой полк? – Пенни вдруг охватило страшное возбуждение. Надо же! После стольких лет Брюс снова захотел увидеть ее. Какая жалость, что он не застал ее дома!

– Успокойтесь, моя дорогая! Молодой человек квартирует всего лишь в трех кварталах от нас. Впрочем, там живут сегодня большинство военных. Он оставил свой номер телефона. Завтра ему позвоните. Только не сейчас, пожалуйста! Уже час ночи, пора спать.

– Простите, что доставила вам столько беспокойства, – пристыженно пробормотала Пенни. – Но вы так добры, так добры! – Ее щеки пылали от возбуждения.

– Никакого беспокойства! Я все равно не смогла бы заснуть! Очень уж тревожную информацию передали по радио. Гитлер ввел свои войска в Румынию. Думаю, он собирается довершить то, что не удалось итальянцам. Помяните мое слово, к Пасхе их надо ждать в Афинах. Пора паковать чемоданы!

– Да, тогда долго нам в отпуске прохлаждаться не дадут, – задумчиво проронила Йоланда, бросив серьезный взгляд на Пенни.

– Вот почему здесь столько наших! Что ж, если Гитлер думает, что с англичанами он разделается легким щелчком по носу, то он глубоко ошибается! – с неожиданным пафосом воскликнула Пенни. Правда, в глубине души она не была столь уверена в своих прогнозах.

– А кто этот Брюс Джардин? – переменила тему Йоланда. – При одном упоминании его имени ты вся зарделась, словно маков цвет.

– Так, один мой знакомый. Я с ним познакомилась, еще когда училась в школе археологии, – обтекаемо пояснила Пенни, не горя желанием вдаваться в детали. Как рассказать о крахе ее девичьих мечтаний, который она пережила тогда? Сейчас она совсем другая. Или он думал застать у Марджери прежнюю наивную девочку, влюбленную в него по уши?

Йоланда отключилась мгновенно и тотчас же заснула на походной кровати, которую они поставили в спальне Пенни. А Пенни долго вертелась на постели без сна. Надо же! К ней приходил Брюс. Вот если бы она не пошла на эти дурацкие танцы, то их встреча наверняка бы состоялась. Но ничего! Завтра утром она ему позвонит, и они договорятся о новой встрече.

«Неужели я так сильно хочу его увидеть?» – снова и снова спрашивала она себя. И все для того, чтобы прежние надежды вспыхнули в ее душе с новой силой, да? Конечно, ей следует поблагодарить его за то, что он привез ей письма от Эффи. Но это пустая формальность, обычная дань вежливости. А что на самом деле? Почему она испытывает такую беспричинную радость? Но бессмысленно разбираться в собственных чувствах посреди ночи. Она подумает об этом завтра, на свежую голову. Ах, сколько всего хорошего сулит ей завтрашний день! Неудивительно, что в предвкушении желанной встречи с Брюсом Пенни Георгиос и думать забыла о гитлеровских штурмовиках, уже марширующих по дорогам Румынии в сторону юга, то есть к ним. Ну и пусть себе! Это совсем не страшно! Где-то глухо проухала сова, а следом прокукарекал петух. Пенни забылась сном уже под самое утро.

Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем трубку на другом конце провода взяла какая-то сонная женщина. От возмущения Пенни готова была швырнуть трубку на рычаг.

– Вам нужен Брюс? Милочка моя, всем нужен Брюс…

Хриплый голос с акцентом крикнул кому-то:

– Куда, ты говоришь, он пошел? – Женщина вступила в неспешные переговоры с каким-то мужчиной. – Ничем не могу помочь вам, милочка! – снова заговорила она в трубку. – Он уехал. Их куда-то в спешном порядке отправили. Все «шито-крыто»! Все секретно! А кто его спрашивает?

Пенни не стала отвечать, бросив трубку. Еще не хватало выслушивать болтовню очередной пассии Брюса! Ничего не изменилось! Все так же теряет голову при виде каждой новой юбки! Настроение моментально испортилось. Какая же она дурочка! Снова нафантазировала себе бог знает что! А он зашел к ней исключительно как курьер. Передал письма, выполнил поручение Эвадны, и все, свободен!

Йоланда рано утром пошла к себе, оставив у Пенни новое платье и смыв с лица все следы вчерашних развлечений.

В булочной, куда отправилась Пенни за свежим хлебом, только и разговоров было, что о последних новостях. Якобы командующий греческой армией генерал Папагос хочет оставить свои лучшие силы в Албании, а британцев выдвинуть к северным границам с Болгарией. Впрочем, в овощной лавке обсуждалась уже совсем иная диспозиция. Пенни, сама недавно с фронта, не понаслышке знала, каково истинное положение дел в греческой армии. Да, люди сражаются самоотверженно, дерутся за каждую пядь земли, но экипированы солдаты плохо, не хватает снарядов, мало оружия. Жители Афин даже не представляют себе, какое опасное направление может принять разрастающийся конфликт.

Марджери вернулась из посольства и сообщила ей, что в гранд-отеле намечается какое-то очень важное собрание. Якобы видели даже самого короля, прошествовавшего в зал заседаний в сопровождении личной охраны. Обстановка накаляется, добавила она. Разработан план срочной эвакуации британских войск и всех подданных Британии на случай, если союзники не сумеют остановить наступление Гитлера.

Пенни с тяжелым сердцем стала готовиться к очередной отправке на театр военных действий. Столкнуться лицом к лицу с лучшей армией в мире, да, приятного мало! На сей раз Пенни ехала на фронт со вполне ясным представлением о том, что их ждет впереди. Не было даже желания любоваться проносящимися мимо пейзажами. Первозданная красота гор, луга, похожие издали на сплошные ковры из цветов, утопающие в красных, желтых, белых соцветиях роз дома. Все вокруг цветет и благоухает. Крестьяне выходили на дорогу, бросали прямо в машины хлеб, булки, бутылки с вином, будто приветствуя победителей. Ох, недолго продлится сие ликование, мрачно размышляла Пенни.

Участились авианалеты на город. С особым остервенением немцы бомбили бухту Пиргос. В результате одной из таких бомбежек взорвался корабль, доверху нагруженный боеприпасами. Взрыв был такой чудовищной силы, что все корабли, стоявшие поблизости, тоже были задеты или даже уничтожены. Казалось, в бухте не осталось ничего живого. По горным тропам стали подтягиваться знаменитые немецкие альпийские дивизии, обученные воевать в горной местности. Они быстро прорвали линию обороны греческой армии. В течение нескольких дней Салоники пали. Греция объявила о своей капитуляции. Какое-то время оборону держали только части британской и новозеландской армий.

Но для самой Пенни жизнь вернулась в прежнее русло. Нескончаемая вереница грузовиков с ранеными, которых следует переправлять на юг страны; и чем тревожнее новости, тем больше раненых. Британцы тоже не выдерживали натиска. Началось повсеместное отступление по всем фронтам, чему в немалой степени поспособствовало стремительное разложение в армейских частях. Люди бежали, оставляя территории, отвоеванные недавно такой дорогой ценой.

Все дороги, ведущие на юг, были запружены отступающими войсками. А сверху их непрерывно бомбили вражеские самолеты. Дороги были изрыты огромными рытвинами и воронками от авиабомб, машины с ранеными постоянно буксовали. Ямы наспех забрасывали тушами мертвых животных, строительным мусором и всяким хламом и ехали дальше. Такими темпами за день удавалось продвинуться всего лишь на несколько десятков миль. Раненые истекали кровью, самых тяжелых прятали по ближайшим деревням, а многих оставляли умирать там, где их застиг вражеский снаряд. Санитаров катастрофически не хватало. Вид отступающей армии был ужасен: лохмотья вместо формы, кровь – и на всем печать поражения и разрухи.

Бригада, в которой работала Пенни, выбивалась из последних сил, стараясь погрузить на машины как можно больше раненых. Йоланда работала с теми, кто мог еще передвигаться самостоятельно. Вместе с врачом она обходила пеший строй солдат, оказывая посильную помощь раненым. Но многие, как ни странно, отказывались от помощи. Один солдат буквально на коленях умолял Пенни не мерить ему температуру и позволить вернуться в строй, несмотря на сильнейшее инфекционное заболевание, от которого он только-только начал оправляться.

– Отпустите меня! – чуть не со слезами упрашивал он медсестру. – Ведь там остались мои друзья! Как я взгляну в глаза их матерям, если не сумею помочь им выбраться живыми из этого пекла?

Медики приноровились разворачивать временные пункты скорой помощи прямо по маршруту отступления. Койки, стулья, столы, медикаменты, газовые печи и прочая утварь – все грузили на мулов, которые перетаскивали этот скарб с одного места на другое.

Труднее всего было преодоление водных препятствий. Мулы категорически отказывались входить в реку, и тогда пригодились навыки верховой езды. Пенни, ехавшая верхом, без раздумий бросалась вперед, возглавляла колонну, собственным примером понукая мулов следовать за ней. Неужели же она, такая опытная наездница, не справится с тем, чем в обычное время занимаются только мужчины? И в эти минуты она представляла себе, что снова скачет во весь опор по горным долинам своей любимой Шотландии. Как давно это было! И каким безоблачно прекрасным казалось то время!

Ко всем бедам добавилась новая. Немецкие самолеты стали целенаправленно бомбить их санитарные станции. Поначалу Пенни была уверена, что большой знак Красного Креста на крышах палаток – надежная защита от вражеских налетов. На деле же оказалось иначе: немцы бомбили все подряд. А потому при виде самолетов приходилось срочно перетаскивать раненых в укрытия, прятаться в канавах и оврагах. Что они творят, думала Пенни. Ведь здесь же оказывают помощь всем, не разбирая, кто враг, кто свой. А после таких налетов участились самосуды. Солдаты, конвоировавшие пленных, не всегда могли обуздать эмоции.

Ночами сестры сидели с отрешенными лицами и молчали. Как могло случиться, что Греция пала? И так быстро!

Врач вздыхал и даже пытался шутить:

– На Рождество я все подрассчитал точно! И рождественский ужин встречал в кругу семьи в Афинах. А вот где мне придется разговляться пасхальным яйцом, гадать не берусь. Сие лишь одному Богу известно.

Йоланду пугали слухи, доходившие до них из пограничных районов. Якобы там уже начались массовые аресты евреев и даже казни. Конечно, причин для беспокойства у нее было больше, чем у остальных, но на войне неприятные неожиданности подстерегают каждого. В любую минуту может случиться все что угодно. Их телега сломалась, развалилась на части, и они все попадали на землю. На Пенни не было живого места от синяков и ссадин. Болело все тело, даже кожа на голове. Она всерьез опасалась, что отбила копчик и больше никогда не сумеет сесть. Но времени на то, чтобы жалеть себя, не было. Вокруг столько раненых, и все просят о помощи. Когда же кончится эта проклятая дорога?

Но вот наконец они приблизились к местам, овеянным легендарной славой. Фермопилы! Именно в этом узком ущелье царь Леонид и его мужественные спартанцы сумели остановить когда-то персидского царя Ксеркса и его армию. Персонал Красного Креста двигался в общем потоке отступающих армий. Все стремились на юг. И вскоре они оказались в Кифисии. В городе царил хаос. Пенни попыталась заняться размещением раненых: отели, пустующие здания, просто палатки, что угодно, но где раненых можно было бы уложить и начать оказывать им квалифицированную помощь. В общей сложности на всю дорогу с севера у них ушло более семи дней. За это время состояние многих тяжелораненых приблизилось к критической отметке. Землянки, превращенные в больничные палаты, давали лишь кратковременное облегчение, спасая больных от дождя и зноя. Люди были настолько измучены, что многие не выдерживали и кончали жизнь самоубийством. Врачи были вынуждены ходить по палатам с револьверами, на случай, если ситуация вдруг выйдет из-под контроля и солдаты начнут бунтовать. Греки были благодарны сотрудникам Красного Креста. Все понимали, что их присутствие в стране – это лишь вопрос времени. Персонал, в основном сформированный из британских подданных, уже в ближайшее время будет эвакуирован в Египет. Туда же постараются вывезти и самых тяжелых из числа раненых. Хотя, с учетом постоянных бомбежек с воздуха, едва ли грядущая эвакуация будет простым делом. Ведь даже добраться до порта практически невозможно.

Еще никогда Пасху не встречали в столь мрачном настроении, хотя все старались сохранить торжественность и праздничный настрой, присущий этому самому великому и святому дню церковного календаря. Правда, не было ни музыки, ни танцев. Слишком много вокруг вдов и сирот, чтобы петь и плясать. Отступающих солдат провожали достойно. Девушки бросали им цветы и кричали вслед: «Возвращайтесь с победой! Берегите себя! Благослови вас Бог!»

Во время одного из дежурств к Пенни наведался сотрудник британского посольства мистер Говард. Когда-то он работал вместе с Уолтером.

– Уолтер забронировал вам место на ближайшем судне. Надеюсь, вещи у вас собраны. Конечно, тут такая кутерьма, рейс может задержаться. Но в любом случае, все бумаги на ваше имя готовы. Надо только подписать их.

Пенни помолчала, раскуривая сигарету, потом жадно затянулась и сказала:

– Вот это новость! Как вы себе это представляете? Вы же видите, что здесь творится. Я медсестра. Мне что, по-вашему, бросить все и бежать?

– Началась эвакуация раненых британских солдат. Вместе с ними уезжают и медсестры-англичанки. Что касается греческого персонала, то они остаются здесь.

Пенни почувствовала, как в ней закипает ярость. И это после стольких усилий, когда все они, сотрудники Красного Креста, отчаянно пытались спасти как можно больше жизней.

– То есть вы их здесь бросаете? И моих раненых из числа греков тоже?

– О них будет заботиться уже их правительство. А наше правительство в данный момент занимается эвакуацией наших людей, военных, гражданских, сотрудников дипмиссии. Эвакуация должна быть проведена в кратчайшие сроки.

– Спасибо за информацию! – Разговаривать было больше не о чем. – Меня ждут больные, извините. Я остаюсь здесь!

– Не глупите! Вы что, хотите попасть в плен? У вас же британский паспорт.

– У меня сейчас греческая фамилия. Я вполне могу сойти за греческую медсестру.

– Да это же просто детский лепет, мисс Георг! Детский лепет! Потом, не забывайте, вы еще несовершеннолетняя.

– Вообще-то меня зовут мисс Георгиос. Прошу простить меня, но я в самом деле должна вернуться к своим обязанностям! Я уеду только тогда, когда прикажет мое непосредственное начальство, и ни минутой раньше!

Мистер Говард выскочил от нее как ошпаренный, бормоча себе под нос, что носятся тут со всякими девчонками, пекутся о них, а они…

Но Пенни вовсе не желала, чтобы о ней пеклись. К тому же дипломат ошибся. Она и сама спохватилась только сейчас. Ей уже исполнился двадцать один год. Совершеннолетняя! Просто она была настолько замотана последние недели, что сама забыла о своем дне рождения. И он прошел незамеченным, без традиционного торта и цветов. Как же она могла пропустить такую важную дату? Можно сказать, судьбоносную. Двадцать один год, краеугольный камень на ее жизненном пути. Ведь сейчас она имеет полное право делать все, что ей угодно, может сама принимать любые решения и отвечать за них. Что ж, первое решение она уже приняла, и мистер Говард ушел от нее ни с чем. Как же она изменилась за прошедшие месяцы. Пенни и сама удивлялась тому, как мало в ней осталось от той прежней девочки, которая когда-то приехала в Афины учиться археологии. Нет больше бунтующей дебютантки, нет больше страдающей от неразделенной любви юной девы. И все же забыть про собственный день рождения! Это уж совсем из ряда вон! Должна же она угостить своих напарниц хотя бы традиционными греческими сладостями. Впрочем, легче сказать, чем сделать! Где их раздобудешь в этом хаосе?

И все же она послала свободного дневального на поиски угощения. Тот обошел несколько бакалейных лавок и вернулся с кульком медового печенья и бутылкой вина. Что ж, на войне как на войне. Пенни устроила небольшое пиршество для коллег и раненых из своей палаты.

– Многие лета, chronia Polla! – хором кричали присутствующие и пили за ее здоровье.

Позже, когда они сидели с Йоландой на улице, потягивая какао, вглядываясь в ночное небо с мириадами звезд и вслушиваясь в отдаленные раскаты артиллерийской канонады, Пенни рассказала подруге о разговоре с сотрудником посольства.

– В свое время я обещала отцу, что уеду, когда здесь станет по-настоящему опасно. Но после того что мы уже видели… И как я могу бросить всех и уехать?

Йоланда печально взглянула на спящий внизу город и тяжело вздохнула.

– Передо мной та же дилемма. Я ведь тоже обещала родителям приехать к ним на Крит. Когда сюда войдут немцы, я сразу же попаду в особые списки, если верить слухам. А люди рассказывают страшные вещи… И что мне делать? Уехать сейчас?

– Делай как лучше для тебя! Уезжай! Но я буду очень скучать по тебе! Я же останусь с этими несчастными до конца. Меня отсюда только ломом выковыряют! Раненые просто в отчаянном настроении, да и дух у них совсем упал. Сегодня один молодой парень отказался от еды. Сказал, что хочет умереть. Другие же просто рвутся домой, к своим. Кто им поможет, если не мы? У меня такое чувство, что все их бросили на произвол судьбы. Мне стыдно, что я англичанка. Неужели же я стану спасать свою шкуру, унося отсюда ноги на первом подвернувшемся судне? Ни за что!

– Обещай мне, что будешь писать. – Йоланда ласково погладила ее руку. – И еще раз с днем рождения! Прости, мой подарок очень скромный!

С этими словами она достала из кармана халата небольшой пакетик. Пенни развернула бумажную салфетку и увидела белоснежный носовой платок с ее инициалами, вышитыми красным шелком. Они переплелись с первой буквой имени Йоланды. Чуть ниже был вышит нежный цветок фиалки.

– Сама вышивала? – восхитилась Пенни. – Как красиво! Я и не знала, что ты умеешь вышивать. И такая тонкая мережка! – Пенни почувствовала, как у нее увлажнились глаза. – Что бы с нами ни случилось, мы до конца наших дней останемся друзьями, да? А мне тебе и подарить нечего! – огорчилась она.

– Не торопись! Мой день рождения еще только в октябре. – Йоланда кивнула на платок. – Зато ты отныне всякий раз, когда будешь смотреть на эту фиалку, станешь вспоминать меня. Ведь мы с тобой подруги навек!

– Спасибо тебе! – Пенни обняла подругу за плечи. – Я буду беречь этот платок как самое драгоценное свое сокровище!

Спустя два дня все сестры ночью получили приказ помочь британским коллегам в организации эвакуации раненых. Раненых увозили в каретах «Скорой помощи», на грузовиках, на тележках, на всем, что могло двигаться. Сестры-англичанки расставались со своими греческими коллегами со слезами на глазах. Все понимали, что греческий персонал оставляют на милость врагу, который уже на подступах к городу. Закутавшись в плащи, Пенни и Йоланда сопровождали тех, кого несли на носилках. Поправляли у раненых повязки, все время мерили их пульс. Процессия под покровом ночи медленно двигалась по направлению к бухте.

Вначале эвакуация шла по плану, но потом началась бомбежка, сразу же спутавшая все карты. Воронки от бомб, мешавшие грузовикам ехать дальше, испуганное ржание лошадей, брошенные в спешке вещи… К заливу со всех сторон стягивались вереницы беженцев. Все устремлялись туда, где на фоне ночного неба мрачно чернели силуэты полуразрушенных торговых судов, военные корабли, рыбацкие лодки. Несколько судов уже отошли от причалов, взяв курс на Нафплион.

Самолеты методично бомбили всю акваторию порта. «Неужели мы управимся до рассвета?» – думала Пенни, глядя на разворачивающийся перед ней кошмар. Крики, стоны, мольбы о помощи, конгломерат из человеческих тел и машин. Как в этой мешанине понять, кто есть кто? Но звучали отрывистые команды, шеренги выравнивались, носилки с ранеными пропускались вперед, и их несли дальше со всеми возможными мерами предосторожности.

Налет прекратился так же внезапно, как и начался. Пенни с тяжелым сердцем рассматривала корабли, стоявшие на пирсе. Сколько из них сумеют добраться до пункта назначения? И что будет с теми, кто остается здесь, когда военные покинут порт? Внезапно один из раненых начал метаться в агонии, порываясь вскочить с носилок. На помощь к Пенни поспешили еще две медсестры, и они втроем едва уложили беднягу на место, после чего вкололи успокоительное. Пока они возились с молодым человеком, процесс эвакуации почти нормализовался. Живая очередь возобновила свое мерное движение к шлюпкам, на которых людей доставляли на борт кораблей.

Йоланда, сопровождавшая пеший строй солдат, оказалась далеко впереди. Впрочем, Пенни, ушедшей с головой в работу, было не до подруги. Лишь спустя полчаса, когда почти все ее пациенты были благополучно переправлены на борт судна, она начала расспрашивать у коллег, кто видел сестру Маркос. Нужно было возвращаться на базу и готовить к отправке очередную партию раненых. Никто ничего не мог сказать ей. Тогда она бросилась к военным, но и там не прояснили ситуацию. Военные занимались своим делом, куда им еще следить за какой-то медсестрой! Вон их сколько тут!

По дороге в госпиталь Пенни успокаивала себя: вполне возможно, Йоланда, освободившись первой, вернулась обратно на другом грузовике. Пенни вихрем взбежала по лестнице в ординаторскую, помчалась проверять душевые, коридоры, палаты. Потом выскочила на улицу и пробежалась по всем палаткам, которые были развернуты во дворе. Йоланды нигде не было. Пенни охватило отчаяние. Что случилось с подругой? Почему она не вернулась в госпиталь? Неужели она могла уехать вот так, просто, никому ничего не сказав?

Нет, это совсем не похоже на Йоланду. Она очень ответственный и обязательный человек. Неужели в этой свалке с ней что-то случилось? К тому же сейчас в порту полно всяких мерзавцев. Пенни своими глазами видела несколько пьяных типов. А Йоланда такая привлекательная девушка. Неужели же кто-то посмеет напасть на сестру милосердия, да еще в форме Красного Креста? А вдруг она оступилась, ведя больного по трапу, и свалилась прямо в воду? Догадки, одна страшнее другой, проносились в голове Пенни, когда она принялась обыскивать самые дальние помещения госпиталя в надежде обнаружить подругу спящей в каком-нибудь укромном уголке.

Поиски ничего не дали, и когда наступил день, Пенни уже не сомневалась, что с Йоландой случилось что-то непоправимо страшное. Отныне она осталась одна, совсем одна. Пенни нервно сжала носовой платок, подаренный ей подругой. Надо торопиться! Сейчас ее очередь сопровождать раненых на борт корабля. Куда повезут этих несчастных? И где Йоланда? Неужели им более не суждено увидеться вновь?

Все последующие дни исчезновение Йоланды не давало Пенни покоя. Она чувствовала себя брошенной и никому не нужной. Даже ее решимость остаться в Греции стала стремительно таять. «Действительно, что хорошего в том, если меня интернируют?» – уныло размышляла она. А вернувшись домой, она может заняться своим делом и там. Никто не станет препятствовать ее желанию пойти медсестрой в один из военных госпиталей. С наступлением дня бомбардировки порта возобновились с новой силой. Несколько британских истребителей пытались прикрыть процесс эвакуации с воздуха, но силы были явно не равны. По слухам, несколько кораблей, уже вышедших в Эгейское море, были потоплены. Если Йоланда осталась в качестве сопровождающей на одном из них, то даже страшно подумать, что случилось с ней.

Не менее душераздирающие новости приходили из бухты Пиргос. Там после очередной бомбежки прямо на причале взорвался пароход «Геллас», битком набитый гражданскими беженцами. Люди сгорели заживо.

– Уезжай! – убеждали ее коллеги из местных. – Мы сами выходим своих парней! А ты возвращайся на родину. Вон сколько ваших покалеченных ребят отправляют в путь, и всем нужен досмотр. Уезжай, пока не поздно!

Ночами Пенни лежала в постели без сна, обдумывая, что ей делать. А может, коллеги правы? Обещала же она отцу вернуться домой, как только здесь начнутся военные действия. Это просто ее дурацкая гордость не позволяет признать очевидное: надо эвакуироваться вместе со своими, и точка. Но в любом случае для нее отъезд станет очень мучительным шагом.

В британском посольстве царила неразбериха, какая бывает всегда при срочных сборах. Никто ей особо не обрадовался, тем более после того, как она сама отказалась от регистрации.

– Вы поздно спохватились, юная леди! – недружелюбно бросил ей в лицо какой-то клерк. – Ваше судно уже в море. Надо было приходить вчера.

Кажется, особое удовольствие она доставила своим появлением мистеру Говарду. Тот даже не посчитал нужным скрыть язвительную ухмылку, заметив ее в очереди на регистрацию. Его самодовольная физиономия стала той последней каплей, которая снова поколебала решимость Пенни бросить все и уехать. Подло и трусливо – бежать от опасностей! Тем более она уже совершеннолетняя и сама может распоряжаться своей судьбой. Никуда она не поедет! Пенни расправила плечи и, гордо вскинув голову, направилась к выходу.

Полуденное солнце ослепило глаза, и она чуть не упала, неловко споткнувшись об одну из ступенек посольского крыльца.

– Осторожно! – раздался у нее над ухом зычный мужской голос, и чья-то рука подхватила ее и уверенно поставила на ноги, предотвратив незапланированное падение. После чего последовало новое восклицание. – Вот так встреча! А вы что здесь делаете?

Прямо перед собой Пенни увидела загорелое лицо Брюса Джардина. В первую минуту она страшно обрадовалась, но тут же спохватилась и постаралась остудить свой пыл. Будто она не знает Брюса! Сейчас начнет читать свои наставления!

– По всему получается, что мое пребывание в Греции продлевается! – коротко бросила она, всем своим видом показывая, что не намерена вступать в пространные объяснения.

– Ну и дела! Я же давным-давно объяснил Уолтеру, что вас нужно немедленно вытаскивать отсюда. Где вы были, мисс, все это время?

Пенни испепелила его презрительным взглядом.

– С вашего позволения, начиная с января сего года я находилась в районе боевых действий на границе с Албанией в составе миссии Красного Креста. Вот хотела забрать документы, чтобы уехать домой, но опоздала на один день.

– Обалдеть! Хорошо, я займусь вашей отправкой на туманные берега Альбиона. Но и вы поторопитесь! И чтобы все было шито-крыто! Никому ни слова! Немцы уже на подступах к городу. Я к вам, кстати, заходил…

– Знаю! Я тоже звонила вам, но трубку сняла ваша приятельница и сказала, что понятия не имеет, где вы.

– А, это Сади! Маленькая подружка Деннис. Я действительно отлучался… были кое-какие срочные дела… Ступайте за мной! И позвольте угостить вас виски. Пару глотков вам отнюдь не помешают. Какая же вы худенькая! Впрочем, вы всегда были немного похожи на огородную жердь. Ну, и как на фронте? Страшно? – У Брюса хватило совести напустить на себя участливый вид.

– Можно сказать и так, – неопределенно промямлила Пенни, совершенно выбитая из колеи неожиданной встречей. А ему хоть бы что! Ведет себя с ней так, будто они расстались только вчера.

Позднее, когда они уже сидели за столиком уличного кафе, потягивая коктейль и закусывая спиртное сухофруктами и орехами, Пенни, глазея по сторонам, с трудом верила, что сейчас, в это же самое время, где-то идет война. Вокруг текла нормальная, самая обычная жизнь. Громыхали трамваи, между столиками сновали уличные торговцы, предлагая свой нехитрый товар, жалобно повизгивали ослики, впряженные в повозки, заполненные пассажирами, сидевшими плечом к плечу в две шеренги, что делало их похожими издали на два ряда такси, замерших на солнце в ожидании клиентов. Что это, затишье перед бурей? Или сегодня ей просто повезло выйти из дверей посольства в нужное время? И вот ее уже увлекли, увели туда, где не слышно выстрелов, где все хорошо и спокойно.

– Я остаюсь! Я нужна своим раненым! – вздохнула она, глядя на царящую вокруг благодать.

– Не глупите! Греки сами справятся со своими проблемами. А мы им нужны для другого. Мы должны воевать, чтобы в один прекрасный день вернуться сюда с победой. Недаром, провожая нас, они кричат: «Nike!» Победа! Да и когда их ребята маршировали по городу, вернувшись после поражения, они тоже кричали «Победа!». В любом случае с греками этим негодяям будет непросто!

– А куда отправляетесь вы?

– А кто его знает! – неопределенно пожал плечами Брюс. – Туда, где мы нужны. Где нас выбросят на берег. Вернемся к вам. Сейчас я хватаю такси, и мы едем за вашими вещами. Нет уж! Больше я это дело не оставлю на самотек. Да я с вас глаз не спущу, пока не отправлю в открытое море. Эвадна убьет меня, если я не транспортирую ее драгоценную сестричку на родину, причем в собранном виде.

Лицо Брюса обветрилось и загорело дочерна, а потому и улыбка на этом задубелом лице показалась Пенни похожей на гримасу.

Почему-то ей вдруг стало неловко, и она даже почувствовала себя виноватой перед ним. Когда-то Брюс казался ей рыцарем на белом коне, призванным спасти свою ненаглядную принцессу из рук злого волшебника. И вот он уже в два счета убедил ее, что надо уезжать. И решение это оказалось таким простым и таким очевидным. Уж не стала ли их неожиданная встреча знамением, неким знаком, поданным ей свыше, что пора покидать эти благословенные места? Вот и снова их пути пересеклись, и снова, по странному стечению обстоятельств, решения принимает он. А что же она сама? Она-то сама хочет отправиться вместе с ним на поиски очередных приключений, где он всегда и везде будет главным, станет отдавать ей команды и контролировать все вокруг? Или все же стоит проявить характер, взбрыкнуть, уйти и следовать дальше своим путем? И куда приведет ее этот путь в итоге? После визита в посольство ей абсолютно ясно: дипмиссия умыла руки и больше не интересуется ее судьбой. Следовательно, она должна быть только благодарна Брюсу за то, что тот сам предложил ей помощь. Ах, если бы только рядом с ней была Йоланда! И почему это всегда в присутствии Брюса Джардина она кажется себе неразумной школьницей?

Вечером в порт Монемвасии вступила автомобильная колонна, в которой из столицы отъезжали дипломаты и члены их семей. Колонна двигалась под усиленным эскортом военных. Для дипломатов была зафрахтована яхта с паровым двигателем под названием «Иоланта». Что же до Пенни, то ее эвакуация должна была осуществляться более скромным способом. Вместе с некоторыми греческими политиками и членами греческого правительства они должны были выйти в море на плоскодонном рыбацком суденышке (греки называют такие суденышки «кайками»), позаимствованном на время у одного местного моряка, который, по словам Брюса, хорошо ориентируется в хитросплетении прибрежных и дальних островов, разбросанных по всему Эгейскому морю.

– Отплываем с наступлением темноты, – скупо сообщил он ей о ближайших планах.

Пенни испуганно поежилась. Хорошо, что она переоделась в военную форму цвета хаки, которую подарила ей на прощание одна из медсестер. Прощались со слезами. Вместе с формой и плащом ей подарили еще и медальон с изображением святого Христофора, покровителя всех путешествующих по морю. У Пенни сердце разрывалось при прощании с коллегами. Но очевидно и другое. Останься она с ними, кто знает, не подставила бы она этих славных людей? Ведь ее присутствие могли расценить как элементарное укрывательство британского врага. А по законам военного времени наказание за такое преступление может быть только одно – расстрел.

Трясясь по разбитой дороге, на которой ей за последние дни стал знакомым каждый ухаб, Пенни вглядывалась в отливающую металлическим блеском водную гладь. Море казалось спокойным. Но опасность могла прийти с воздуха – самолеты, и из глубин – вражеские подводные лодки. Она уже, наверное, в сотый раз спросила Брюса, не заняла ли она чье-нибудь место, и тот в сотый раз заверил ее, что на их утлом суденышке места хватит всем сирым, отставшим от остальных. Лодка под названием «Амалия» выглядела вполне пристойно, в отличие от ее капитана. Тот со своей черной бородой, делавшей его похожим на пирата, встретил их на палубе в стельку пьяным. Брюс и его спутники быстро зашвырнули пропойцу в трюм, откуда он бодро поинтересовался у них:

– А кто из вас умеет управлять этим корытом?

Два бронзовых солдата в форменных головных уборах австралийских и новозеландских полков и в рваных шортах, тоже, видно, отставшие от своих, стали слезно просить взять их на борт и тут же предложили помощь, вызвавшись подкрепить своими умениями и навыками изрядно нервничающую команду. Пестрая компания, ничего не скажешь. Выходить с такой командой в открытое море… Но делать нечего: придется положиться на них, пока капитан не протрезвеет.

В полной тишине лодка медленно заскользила по водной глади. «Иоланта», вышедшая в море чуть раньше, уже превратилась в крохотную точку на горизонте. Под мерный гул двигателя Пенни решила немного вздремнуть, свернувшись калачиком и укрывшись плащом. Но сон не шел, опасность была разлита в воздухе, опасность таилась в глубинах моря. Все на палубе сидели в гробовой тишине, с ужасом разглядывая дымящиеся остовы потопленных кораблей, торчащие из воды. Отчетливо пахло машинным маслом и паленой резиной.

Все произошло так быстро, думала Пенни, что она даже не успела поразмыслить как следует. Неожиданная встреча с Брюсом, сборы впопыхах, потом получение всех необходимых документов на эвакуацию, позаимствованная у коллег военная форма, прощание на работе – и все это за каких-то полдня. Чем дальше отступал от них берег в прибрежной дымке тумана, тем чаще ей приходила на ум Йоланда. Где она, что с ней? Жива ли она еще? В конце концов усталость и порция красного вина сделали свое дело, и ее сморил сон.

Она проснулась с первыми лучами солнца, с онемевшими конечностями, голодная, но живая! «Какую прекрасную мишень мы сейчас являем с воздуха», – мелькнуло у нее в голове, когда она огляделась по сторонам. Брюс между тем уже распорядился, чтобы на палубе не было видно ни людей в форме, ни оружия, ни боеприпасов, ничего, что могло бы привлечь к ним дополнительное внимание. На худший случай был призапасен брезент, под которым можно было спрятаться военным. Пенни со страхом вглядывалась в лазурный небосвод, пытаясь отыскать в нем вражеские самолеты. Пока ничего. На палубе по-прежнему царило зловещее молчание. Наверное, поэтому всеми одновременно был услышан отдаленный гул моторов. Летят! Итак, удача от них отвернулась, но на лицах людей пока не было следов паники. Сейчас все они должны делать только то, что будет приказывать им Брюс.

– С вами все в порядке, Пен? – поинтересовался он мимоходом. – Помните, что надо делать?

Пенни молча кивнула головой и, стараясь ничем не выдать внутреннюю дрожь, сбросила плащ и принялась закатывать штаны, на ходу превращая их в шорты, явив всему присутствующему сообществу свои стройные длинные ноги. Гречанки тут же расстелили на палубе скатерть и разлеглись на ней, будто они принимают солнечные ванны. «Мессершмитт» сделал разворот и опустился над ними на предельно низкую высоту, потом снова нырнул вверх, видно, приготовившись начать обстрел с бреющего полета. Замирая от страха, Пенни кокетливо тряхнула своей белокурой гривой и помахала в воздухе загорелыми ножками.

– Дамы! Выше ноги! – скомандовала она в надежде, что с помощью этого невинного трюка им удастся обмануть немецкого аса. – Пусть думает, что мы здесь на пикнике.

Она изобразила на лице жизнерадостную улыбку и, схватив книгу, стала энергично размахивать ею в воздухе, приветствуя пилота. Неужели это сработает, думала Пенни, чувствуя странную пустоту в желудке.

И это действительно сработало! Все издали вздох облегчения, когда немец из своей кабины вдруг помахал им в ответ, а затем развернул машину и умчался прочь искать более подходящие цели для поражения, оставив женщин приходить в себя от только что пережитого ужаса. Впервые они столкнулись с врагом, как говорится, лицом к лицу.

– Хорошая работа, Пен! Молодец! – Брюс с улыбкой посмотрел на распростершиеся тела женщин, многие из которых продолжали оцепенело таращиться в небо. – Я всегда знал, что в трудную минуту на вас можно положиться. А вы, дамы, пока и дальше принимайте солнечные ванны. Опасность еще не миновала. Скоро мы должны причалить к ближайшему необитаемому острову.

Пенни увидела, как на самом горизонте из воды вдруг вынырнул кусок скалы, потом он стал расти и увеличиваться в размерах. Подойдя ближе, они увидели, что в мелководной бухте уже встала на прикол яхта «Иоланта». Издалека белоснежный остров напоминал некий райский уголок, затерявшийся в бескрайних бирюзовых просторах Эгейского моря. Как хорошо снова ступить ногой на твердую почву и укрыться в тени деревьев от изнурительной жары.

«Я могу взобраться на любую гору, но вот море нагоняет на меня страх», – размышляла Пенни, выпрыгивая на берег вслед за остальными. Пассажиры яхты между тем уже начали обживать остров. Женщины расстелили скатерти прямо на земле и выставляли из корзинок и сумок запасы провизии, предусмотрительно захваченные в дорогу. Дети носились по берегу как угорелые, играли в прятки, догонялки, просто резвились у воды. Всем им было строго наказано немедленно бежать в укрытие в случае появления вражеских самолетов.

На борту «Иоланты» была установлена пушка Льюиса, имелись и боеприпасы к ней, но что-то в ней сломалось, видимо повредили, когда маневрировали в темноте, покидая гавань. Сейчас члены команды во главе с несколькими офицерами колдовали над пушкой, пытаясь вернуть ее в строй.

Пенни подошла к женщинам, среди которых тут же узнала Джуди Харрингтон, давнишнюю приятельницу Эвадны. Сестра познакомила ее с ней когда-то на одном из дипломатических приемов. Женщины немедленно предложили Пенни немного джина с лаймом. Она присела вместе с ними под развесистым деревом и, откинувшись на спину, бездумно уставилась в небо. Такая благодать кругом! Похоже на сон. И в это же время раздался сигнал тревоги с яхты. Моряки предупреждали о приближающейся опасности. Женщины вскочили и, похватав детей, помчались в укрытие между скалами. На сей раз театральные представления отменяются, уныло подумала Пенни, увидев, как над островом стремительно снижаются три тяжелых бомбардировщика. А уже в следующее мгновение «Иоланта» взлетела на воздух в клубах огня и дыма, засыпая своими останками и их «Амалию». Вокруг раздались дикие женские вопли, плач детей, стоны, крики о помощи. Неожиданно море извергло из своих глубин какие-то куски арматуры и железа, а по его поверхности стало стремительно расползаться огромное пятно мазута. А еще вдруг остро запахло жареным мясом.

Тех, кто уцелел после этого страшного взрыва, вытаскивали из воды и укладывали прямо на землю. Детей повели в глубь острова, некоторые женщины метались по берегу в поисках близких. Трудно было понять, кто уцелел и выжил в этом кромешном аду.

Пенни мгновенно вспомнила о своих прямых обязанностях. Так, джин уже больше не джин, а дезинфицирующий раствор. Что еще ей может понадобиться для развертывания станции скорой помощи прямо здесь, на месте? Спиртное для очистки ран, соленая вода, перевязочные материалы, рейки, палки для шин, дрова для разведения огня.

– Срочно все чистое мне! – скомандовала она охрипшим от напряжения голосом. – Рубашки, комбинации, нижние юбки, все тряпки, шелковые, льняные, хлопчатобумажные! Главное – чтобы чистые! Женщины! Начинайте сразу же рвать белье на бинты.

Вот займутся работой, и у них быстрее пройдет шок, прикинула Пенни, направляясь к раненым. Увы, некоторым из них ее помощь уже была не нужна. Девять трупов, среди них члены команды, дипломаты, двое солдат. Другие… Когда-то она прочитала в одной книжке, что соленая морская вода подсушивает раны и заживляет их лучше всяких прижиганий и примочек. Дай бог, чтобы это было так, мелькнуло у нее в голове, когда она склонилась над первым из раненых. У шестерых были ожоги третьей степени. Двое находились в шоковом состоянии. Если своевременно не вывести больных из этого состояния, они наверняка погибнут. Дав соответствующие распоряжения своим добровольным помощницам, она оставила несчастных на попечение двух греческих служанок с «Иоланты», а сама продолжила осмотр раненых.

У Брюса были обожжены руки, но никаких других серьезных повреждений. Он уже готов был броситься вплавь к их полуразрушенному кайку, чтобы заняться его восстановлением. Медлить нельзя! Людей надо срочно эвакуировать с этого совсем не райского островка. Кто знает, что у немцев на уме? Бомбардировщики вполне могут вернуться снова, чтобы довершить начатое. К счастью, капитан-пират уже окончательно протрезвел после произошедшей трагедии и непрерывно гундосил, что знает поблизости один островок, где все будут в полной безопасности. И раненым там окажут надлежащую помощь.

С наступлением ночи все собрались вместе, чтобы похоронить погибших, а потом снова двинулись в путь, взяв курс на остров Кимолос. Брюс стоял на палубе и задумчиво смотрел вдаль. Обе руки его были перевязаны бинтами, сделанными из рубашки Пенни.

– Прости меня, Пенни, – задумчиво обронил он, неожиданно переходя на «ты». – Не собирался втягивать тебя в такую заварушку. Но хорошо, когда в команде есть человек, который точно знает, что надо делать. Ты молодец! – Он посмотрел на нее с нескрываемым восхищением, и неожиданно для себя Пенни вспыхнула от смущения. Как все запутано в этой жизни! Их первая встреча на роскошном балу в Шотландии – и вот они стоят на палубе утлого суденышка, с израненными руками, оборванные, голодные, уставшие, а вокруг бушует война.

– Наверное, так было надо. Значит, пока мое место здесь. А что с нами будет? – почти с детским любопытством спросила она.

– Конечно, нас подберут. Вопрос только когда. Впрочем, на борту слишком много важных шишек. До нас очередь может и не дойти.

– А куда мы направлялись изначально?

– На родину Зевса. Туда, где мужественный Тесей победил Минотавра.

Усталость была такой сильной, что Пенни не сразу поняла замысловатые аллюзии Брюса и растерянно уставилась на него.

– На Крит! Там теперь последний форпост греческого короля. Готовятся к новому наступлению, не иначе. Надеюсь, тебя отправят на родину в числе первых, вместе с женами дипломатов и их детьми.

Надейся, надейся, мелькнуло у Пенни, бездумно вперившей взгляд в морскую даль. Сегодня она оказалась на своем месте, это правда. Она помогла людям, спасла несколько жизней, а все потому, что знала, что делать, и умела это делать. Сама судьба своим перстом указывает ей дорогу в будущее. Кто знает, быть может, именно на этом острове ее ждет главное дело всей жизни. В любом случае одно она знала совершенно точно и чувствовала это буквально каждой клеточкой своего тела: она не скоро увидит Англию. Очень не скоро!