Дэвид Кудлер
Дикие грибы
(Время меча — 0,4)
Перевод: Kuromiya Ren
Лейтенант Суги улыбался, глядя на маленький гарнизон в долине. Двадцать пехотинцев и эскадрон легкой кавалерии под командованием юноши охраняли вход в долину, которая вела к центру земли Такеда. Суги знал, что к следующему закату его рота — сто тридцать пехотинцев, двадцать лучников, полдюжины мушкетеров и тридцать конных самураев — одержит решающую, славную победу. Эта база может послужить отправной точкой для вторжения в провинцию Достоинства, что станет поворотным моментом в бесконечной войне между Ходжо и их давними врагами — Такеда и их союзниками.
Потому что коварные Такеда поссорились со своими бывшими друзьями Имагава, и основная часть армии Такеда-сама оказалась на другом конце провинции. Оставив эту долину почти незащищенной.
Суги чувствовал вкус, запах ожидавшей его славы, более резкий, чем запах сосновых костров и кипящего рагу в его лагере. Рекомендации. Повышение. Женитьба на одной из многочисленных дочерей его господина…
Из сгущающегося мрака вышли две нелепые фигуры: молодые девушки в красно-белых одеждах жриц. Та, что повыше, была с квадратными плечами и несла длинную трость. Та, что ниже, была нежной и красивой. Края их красных хакама почернели от грязи, скромно собранные волосы выбились из причесок. Все в них говорило о тяжелом пути. Они выглядели неуместно на поле боя.
Два года назад, ранним утром перед своей первой битвой, Суги спустился к пруду рядом с лагерем, чтобы справить нужду. Чтобы выплеснуть то немногое, что было в его желудке, если честно.
Стояла поздняя зима, и долину покрывал холодный предрассветный туман. На краю пруда росло вишневое дерево, а неподвижная поверхность была выкрашена в белый цвет опавшими лепестками сакуры.
А посередине неподвижно, как статуя, стоял белый журавель. Не черно-белый, как большинство журавлей, а совершенно белоснежный, и он мог бы поклясться, что журавель был почти такого же роста, как и он сам. Он смотрел на Суги, как ему казалось, целую вечность. У него перехватило дыхание, хотя он не мог понять, почему.
Затем журавель расправил свои огромные крылья и исчез в тумане.
Суги не любил фантазировать. Он был хорошим буддистом; старые боги и духи никогда особо его не интересовали.
Но в тот миг у пруда, покрытого туманом и лепестками, Суги Такехиро поклялся бы, что увидел ками.
И эти две девушки в одежде мико, стоящие на краю того, что на следующий день станет полем битвы, появились, как лесные грибы, и вызывали у него такое же чувство. Ощущение, что он оказался лицом к лицу с вечным.
Ему было не по себе.
Он улыбнулся, чтобы скрыть дискомфорт.
— Юные леди, чем я могу помочь? Здесь не место для таких милых девушек.
Прикусив губу, нежная взглянула на высокую, которая бесстрастно кивнула. Заметно успокоившись, младшая девушка снова повернулась к Суги, скромно опустив взгляд:
— Господин генерал. Мы не собирались быть здесь. Мы на пути от устья реки к святилищу на озере Пикник. Священник велел нам следовать по дороге в ту долину, — она кивнула за гарнизон Такеда. — Те солдаты… они были… не очень хорошими.
Высокая девушка с квадратным лицом хмыкнула и нахмурилась.
— Забрали нашу еду.
— Мне жаль это слышать, — вежливо сказал Суги. Он поднял голову выше. — Не желаете ли, милые дамы, присоединиться ко мне и моим солдатам за ужином?
Меньшая, более красивая девушка прижала ладонь ко рту.
— Ой. Мой господин. Мы не должны…
— Я настаиваю. И вы поспите в моей палатке. Я буду… охранять дверь, — он слегка поклонился. В конце концов, они были духами.
Милая девушка начала возражать, но та, что была крупнее, положила ладонь на плечо другой.
— Мы голодны.
— Конечно, мои дорогие. Уверен, мои солдаты будут рады, если вы присоединитесь к ним сегодня вечером, — в своем воображении Суги видел это: две юные красавицы (ну, одна была красавица, другая… напоминала красивого юношу), смеющиеся и поющие с его солдатами в ночь перед их легендарной победой. Это станет частью его славы. И, возможно…
Он улыбнулся разыгравшемуся воображению.
— Идемте. Судя по запаху, ужин скоро будет готов.
Высокая девушка поклонилась — чуть ниже, чем он поклонился им. Миниатюрная девушка, однако, опустилась на колени и коснулась своей очаровательной головой росистой травы.
— Господин слишком добр к этим скромным слугам. Как мы можем отплатить за вашу щедрость?
Суги собирался великодушно отмахнуться от вопроса, но передумал.
— Не могли бы вы, дамы, помочь подавать ужин моим людям? Уверен, такие привлекательные слуги улучшат их аппетит.
Меньшая девочка улыбнулась и снова коснулась головой земли.
— Для нас было бы честью и удовольствием, господин генерал.
Шагая впереди них к центру лагеря, ощущая собственное превосходство, Суги спросил:
— А как вас зовут, милые дамы?
— Миэко — имя этой покорной служанки, — сказала меньшая девочка приятным голосом, похожим на флейту.
Другая девушка хмыкнула:
— Кунико.
Различия в их поведении восхитили Суги. Шагая бодро по тропе, он сказал:
— Я Суги Такехиро, лейтенант армии Ходжо-сама. Не генерал; по крайней мере, еще нет, — он был рад, что решил побриться этим утром — его редкая растительность на лице не всегда впечатляла, а солдатам, похоже, было все равно. Тем не менее, лучше всего было соблюдать приличия, и Суги был рад почувствовать, что мог восхитить в своих доспехах, которые прекрасно дополняли его тело.
— Суги-сан, — сказала крупная девушка.
Та, что поменьше, пропела:
— О, нам так повезло, что мы встретились с вами, лейтенант! Кто знает, с какими дикими существами или бандитами мы могли бы столкнуться, если бы пришлось спать у дороги!
— Действительно, повезло. Сейчас опасные времена. И, обещаю, завтра ваш путь к озеру Пикник будет свободен; утром первым делом мы уберем этих головорезов из гарнизона, — он махнул на вход в разветвленную долину, где стоял жалкий форт Такеда. — Вы увидите, как выглядит настоящая армия.
— Звучит захватывающе, — сказала Кунико.
— О, — выдохнула Миэко, — звучит очень пугающе. Будет много крови?
Суги усмехнулся:
— Удивительно мало. Это должно закончиться очень быстро. Если будете смотреть с вершины холма, увидите всю битву, но не увидите и не услышите ничего пугающего.
— Вершина холма? — спросила Кунико.
Суги указал за свою спину.
— Да. Там не должно быть опасности, но я, конечно, пошлю с вами одного или двух своих людей, чтобы охранять вас.
— Лейтенант очень добрый, — выдохнула Миэко.
Они вошли в сердце лагеря, где лежали солдаты Суги, ожидая, когда будет готова еда. В этот теплый вечер на многих не было ничего, кроме свободных накидок, слышался стук игральных костей и запах выпивки, хотя он запретил пить до окончания боя. То, что они были такими неряшливыми, оскорбляло чувства лейтенанта — он изо всех сил старался привить дисциплину, о которой великие генералы писали в своих книгах, — но это была ночь перед боем, хоть битва, скорее всего, будет односторонняя. Наверняка они компенсируют отсутствие порядка утром.
И, конечно же, появление двух девушек и командира произвело немедленный эффект. Мужчины сели и встали прямее, кутаясь в накидки, проводя пальцами по спутанным бородам.
Да, это была хорошая идея.
Подойдя к центральному огню, где повар варил в котле похлебку, Суги обратился к своим войскам:
— Мужчины, эти две милые девушки сегодня у нас в гостях, лишенные неотесанным Такедой крова и еды. В обмен на нашу заботу они согласились помочь вам накормить вас сегодняшним ужином. К радости Суги, в лагере раздались бурные возгласы.
Миэко очень красиво покраснела; даже грубоватая Кунико смущенно смотрела в землю.
Суги продолжил:
— Мы будем относиться к этим юным леди со всеми приличиями, понятно?
Ближайшие к девушкам мужчины кивнули, но Суги мог видеть их ухмылки.
— Они проведут ночь в моей палатке под моей защитой. Понятно?
Ухмылки превратились в хмурые лица, но все мужчины кивнули.
Ведь он был командиром. Почему он должен делиться?
— Фукаширо, еда скоро будет готова?
Повар почесал бороду и пожал плечами, его узкие глаза смотрели на двух девушек — как и все глаза в лагере.
— Такую конину можно готовить до Крысиного часа, и она все равно будет тяжело жеваться. Мы можем подать мясо в любое время, я полагаю.
— Ну что ж, дамы, могу я уговорить вас помочь этим храбрым солдатам? Я уверен, что они будут рады, если две такие хорошенькие дамы обслуживать их ужин.
Мужчины издали хриплые радостные возгласы.
Миэко мило покраснела. Кунико ухмыльнулась и закатала рукава.
Все мужчины стали собираться вокруг котла, а девушки взяли в руки миски. Честно говоря, это напомнило Суги о двух цветах среди пчел. Он улыбнулся и отступил.
Во всяком случае, он не был голоден — он никогда не был голоден перед боем. Его бы стошнило.
Когда Фукаширо, повар, собирался окунуть черпак, Миэко завизжала:
— ПАУК!
Все мужчины огляделись, пытаясь найти существо — несколько обнажили кинжалы; они бы с радостью убили волка ради хорошенькой девушки, Суги был уверен, но Кунико перегнулась через котел и похлопала свою подругу-мико по руке.
— Там нет паука, глупая, — усмехнулась Кунико.
Миэко держала ладонь перед лицом.
— О, — пробормотала она, — мне так ужасно жаль. Я была уверена, что увидела паука, но это была лишь тень. Пожалуйста, простите эту глупую девчонку, господа, Кунико-сан.
У костра солдаты, которые несколько мгновений назад ругались и отрыгивали, простили ее, и это благородство заставило их командира гордиться, хотя и забавляло его.
Две девушки раздали тарелки с тушеным мясом каждому солдату вокруг них. Суги пришлось угрожать одному из лучников, который начал бросать еду на землю, чтобы вернуться и получить еще одну порцию от красивых девушек. Суги сказал ему, что он должен доесть все до последней капли в миске, иначе ему придется голодать.
Лучник нахмурился, но поклонился и забрал свою миску, пошел к палатке и ел на ходу.
Действительно, все мужчины поглощали еду так быстро, как только могли.
Вскоре каждый из них прошел очередь как минимум дважды; Суги послал вниз по склону солдат с мисками, чтобы накормить разведчиков, наблюдавших за вражеским фортом через долину.
Когда все солдаты — копейщики, лучники, мушкетеры и самураи — наелись досыта, хорошенькие мико смеялись и заигрывали с каждым, все, спотыкаясь, постанывая, побрели к своим палаткам. Лейтенант Суги был уверен, что этот ужин останется в истории его роты на долгие годы.
Служанки подошли к нему; Миэко держала в руках миску с тушеным мясом. Опустив взгляд, она протянула миску Суги.
— Пожалуйста, генерал-сама, — сказала она, — окажите нам честь, присоединившись к нам в этой трапезе.
Суги отмахнулся, хоть и с сожалением.
— Я научился не есть в ночь перед битвой, чтобы… не затуманивать мозги, — когда лица девушек исказились от разочарования, его сердце дрогнуло, он понял, что у него был способ заманить двух невинных в свою палатку. — Тем не менее, у меня в палатке есть отличное саке. Я был бы рад, если бы вы присоединились ко мне и выпили за завтрашнюю победу.
— Господин, — прощебетала Миэко.
Кунико кивнула, опустила квадратную ладонь на плечо другой девушки, и сказала:
— Спасибо, Суги-сан.
Видения славы плясали в его голове.
Однако прежде чем он успел сделать три шага, Суги услышал сначала один громкий стон, а затем множество. Мужчины стали выходить из палаток и, спотыкаясь, побрели к лесу, где были вырыты уборные.
Большинство так далеко не зашло. Они просто падали на четвереньки и начинали блевать.
Бездна открылась в пустой середине Суги.
Моргая, он посмотрел на двух девушек в одежде мико, стоявших на краю его лагеря, пока его люди — вся его рота — стонали, блевали на землю.
Кунико, большая, стояла прямо, сжимая трость, как боевой посох, каким он теперь его и видел.
Миэко улыбнулась, но выражение ее лица было грустным, а глаза древними и сострадательными.
— Было бы лучше, если бы вы поели со своими войсками, лейтенант Суги.
В нем вспыхнула ярость.
— Вы… вы убили моих людей!
Кунико фыркнула.
Миэко покачала головой.
— Они не умрут, Суги-сан. Мы просто добавили к их еде что-то, что… предотвратило несчастье.
— Несчастье? — он шагнул вперед, готовый свернуть им шеи, но Кунико направила конец своего посоха на его горло.
Она сказала:
— Ваша завтрашняя атака обернулась бы катастрофой. Форт внизу… очень хорошо защищен. За хребтом над нами, за которым ты не послал наблюдать часовых, пять эскадронов кавалерии и четыре взвода лучников. Вы бы отправили своих людей на смерть. Мы избавили их от позора.
Суги всю жизнь старался управлять гневом. Отделял себя от пыла. В тот миг все, чему он учился, растаяло, как дым от потушенной свечи. Ярость охватила Суги. Он бы вытащил свой короткий меч, но Кунико уже наступала на него со своим посохом, и поэтому он схватил Миэко как щит.
— Отойди, девчонка, — прорычал он.
— Пожалуйста, лейтенант, — проскулила Миэко, — мы не хотим причинять вам вред.
Теперь ярость Суги превратилась в смех.
— Вред! Я покажу тебе вред, девчонка! — и он схватился за вакидзаси, намереваясь убрать посох Кунико с дороги…
Боль впилась в его грудь — казалось, людоед поднял его и сжал. Он отшатнулся от девушки, глядя вниз…
Тонкий кинжал торчал из-под его левой руки, вокруг него брызнула кровь. Его кровь…
Он посмотрел на Миэко в поисках объяснения. Он понял, что смотрел на нее снизу вверх.
Красивое лицо снова стало грустным.
— Мне очень жаль, Суги-сан. Правда.
Белый цвет — как цветы сакуры, покрывшие зимний пруд — начал застилать его зрение. Он попытался поднять руку, чтобы убрать его, но огр сжимал слишком сильно.
Его ждала встреча с вечным.
Последнее, что он увидел, были черные глаза двух девушек, смотрящих на него сквозь вечность. Ками…
И все стало белым.
* * *
Как всегда, Миэко расстроил вид тела своей жертвы. Она знала, что ее действия были оправданы — так было почти всегда. Но это не облегчило охватившую ее меланхолию, когда она опустилась рядом с ним на колени, глядя в его изумленные, невидящие глаза, и вытащила кинжал из его подмышки.
«Семьдесят три. Это был семьдесят третий; пятьдесят восьмой мужчина, тридцать четвертый с ножом».
— Они всегда выглядят удивленными, — проворчала Кунико.
Миэко вздохнула:
— Да, — это было правдой. Вот почему она, Кунико и другие так хорошо справлялись со своей работой. Никто не ожидал, что смерть придет в такой безобидной упаковке. Миэко вытащила из-за пояса тряпку, чтобы протереть лезвие.
— С тем же успехом можно использовать одежду. Ты в крови.
Миэко посмотрела вниз и поняла, что Кунико была права. Перед ее белой туники был пропитан кровью лейтенанта.
— Я должна переодеться.
В лагере вокруг них звуки солдатских стонов становились все слабее. В конце концов, сон их спасет. Между тем, сильное рвотное средство в сушеных грибах, которое Кунико бросила в тушеное мясо, пока Миэко отвлекала всех чепухой о пауках, сделает Ходжо недееспособными до утра. Они оправятся.
Все, кроме Суги-сана.
Миэко сжала теплую мозолистую ладонь Кунико и встала.
— Помоги мне переодеться в палатке мертвого.
Кунико кивнула, повела ее к большой прямоугольной палатке, отмеченной гербом Ходжо.
— Ты просто хочешь выглядеть мило для Масугу.
Ее задевало, что Кунико всегда дразнила ее из-за лейтенанта Такеда. Миэко и Масугу-сан были товарищами и друзьями — очень хорошими друзьями.
Тем не менее, все это — все это и даже больше — было правдой для Миэко и Кунико. Она никогда не причинит вреда ни одному из них. И все же…
— Я не хочу пугать войска Масугу-сана, — возразила Миэко, когда они вошли в палатку покойного командира.
Это вызвало фырканье.
— Они могут выдержать страх.
— Да, — вздохнула Миэко, развязывая шнурки на пропитанной кровью одежде, — ты уже наводишь на них ужас.
Кунико хмыкнула, что звучало как удовлетворение. Она сбросила с плеча сумку — в подобных ситуациях они изо всех сил старались, чтобы Миэко выглядела настолько крошечной и безобидной, насколько могли, — и вытащила запасную тунику.
Миэко использовала заднюю часть своей испачканной одежды, чтобы очистить окровавленные руки, а также клинок, который она вернула в ножны на руке. Затем она сменила испачканный верх на чистый, который ей протянула Кунико. Она повернулась, чтобы надеть свежую тунику, но остановилась, когда почувствовала, как грубые пальцы Кунико коснулись ее плеча. Миэко вздохнула:
— Доши.
— Ненавижу, что ты и Масугу…
Миэко повернулась, потрясенная эмоциями в голосе Кунико. Как всегда, на лице другой девушки ничего не отразилось.
— Ты знаешь, что мой долг перед госпожой Чийомэ. И тобой. Доши, — повторила Миэко. Вторая душа. Она встала на колени у ног Кунико. — Госпо…
— Хватит, — теперь Кунико изображала все эмоции скалы. — Никогда не называй меня так. Та Кунико мертва.
Миэко взяла сжатый кулак Кунико и разжала пальцы, целуя ладонь.
— И все же эта Кунико всегда будет жить во мне.
Кунико моргнула, ее уши потемнели.
— Поэт, — усмехнулась она, но они обе знали, что это было просто для того, чтобы скрыть ее радость. — Вставай. Нам нужно снова одеть тебя, чтобы мы могли подать сигнал лейтенанту Масугу и сказать ему, что мы сделали его работу за него. Снова.
* * *
Как только он заметил сигнал сразу после наступления темноты, Масугу спустился в лагерь Ходжо со всеми своими копейщиками — не имело смысла оставлять какую-либо кавалерию в резерве на случай, если им придется пробиваться к выходу. И все же он знал, еще до того, как они подошли к периметру лагеря, что сегодня ночью боя не будет.
Инуджи, его заместитель, удивленно свистнул, когда они приблизились к центру лагеря Ходжо. Десятки вражеских солдат лежали на земле в лужах собственной рвоты.
— Не знаю, зачем нам это, — пробормотал Инуджи. — Эти куноичи убивают врага вместо нас, даже не вынимая клинка.
— О, — засмеялся Масугу, — я уверен, что они не захотят забирать все веселье, — возле акунои командира стояли две знакомые фигуры в красном и белом — единственные люди, стоявшие во всем лагере.
Масугу никогда бы не признался в этом — ни Миэко, ни Кунико, никому — но он ненавидел смотреть, как они отправляются на задание. Он знал, что они способны позаботиться о себе. Но смотреть, как они идут, одетые только в шелк, во вражескую цитадель…
И все же они стояли как всегда: безупречные. Невредимые. Для непосвященного глаза живые символы невинности и чистоты. Спешившись с Иназумы, он поприветствовал их.
— Кунико-сан. Миэко-сан. Молодцы, дамы.
— Спасибо, Масугу-сан, — ответила Миэко с почтительным поклоном, и лицо ее было грустным (как всегда после миссии), но тем не менее сердце Масугу трепетало.
— Инуджи, — сказал Масугу своему помощнику, — пусть люди спешатся и соберут оружие Ходжо, особенно мушкеты и порох, — это укрепило бы пушку и ружья, уже спрятанные в форте. Когда его солдаты разошлись по лагерю, чтобы лишить несчастных вражеских солдат оружия, Масугу повернулся к куноичи. — Какие-нибудь сюрпризы?
Миэко покачала головой, но обычно молчаливая Кунико усмехнулась.
— Лейтенанта нервничал. Не ел. Собирался вытворить глупости. Так что Миэко пришлось его заколоть, — Миэко покраснела, а Кунико снова усмехнулась. — Если бы она этого не сделала, я бы ударила его по голове.
— Я знаю, ты бы так и сделала, Кунико, — вздохнула Миэко. — Но я не хотела, чтобы у него была возможность добраться до своего клинка.
Кунико бросила на него взгляд — что-то почти раскрывающее ухмылку — и Масугу понял, что пора действовать.
— Миэко-сан, не могли бы вы показать Инуджи, где ночевали мушкетеры?
Миэко на мгновение склонила голову набок, а затем поклонилась.
— Конечно, лейтенант, — и она пошла к солдатам Масугу.
Когда она оказалась вне пределов слышимости, Кунико приподняла бровь, что для нее было чрезмерным проявлением.
— Что-то задумал, Масугу?
— Да, — сказал он, борясь с нервами, сравнимыми с теми, что он чувствовал перед атакой. Смешно. Он снял шлем. — Я хочу поговорить с вами о Миэко-сан.
Кунико ничего не ответила.
Масугу вздохнул.
— Я хочу попросить ее выйти за меня замуж.
Через мгновение Кунико хмыкнула.
— И какое это имеет отношение ко мне?
— Резонный вопрос, — согласился Масугу, кивнув. — Я… уважаю вас, Кунико-сан. Миэко-сан очень о вас заботится. И я не думаю, что я вам очень нравлюсь.
Опять тишина.
— Мне нужно ваше одобрение, прежде чем я попрошу ее руки.
Лицо Кунико оставалось неподвижным, но под поверхностью явно бурлили эмоции. Ее глаза сузились. После одного вдоха и другого, она сказала:
— Нравится тебе это или нет, я тоже тебя уважаю, Масугу. Не могу не уважать мальчика, который хочет жениться на девушке, которая могла убить его сто восемью разными способами. Не могу притвориться, что знаю, как она тебе ответит. Но причини ей боль, и, клянусь всеми восемью миллионами богов, я прикончу тебя.
Точно не одобрение, но сойдет.
— Я бы не просил меньшего, Кунико-сан.