Марина
– Матвей!
Закрываю дверь и устало сбросив кроссовки, захожу в квартиру. Похоже, встречать меня будет пустота. Единственное, что указывает на то, что Матвей был дома – это вываленные на кровать рубашки и джинсы, обнаруженные в спальне.
Раздраженным жестом поднимаю с пола еще влажные спортивные штаны и, войдя в ванную комнату, закидываю их в корзину для грязного белья. На раковине валяется бритва, а рядом с ней красуется открытая пена для бритья. Вот же говнюк. Без раздумий отправляю и то, и другое в мусорное ведро. Миллион раз просила убирать за собой.
Вымыв руки, переодеваюсь в домашние шорты и топ. День сегодня был такой, что готова покусать каждого, кто попадется на пути. Сначала Воевуцкий отправил пересдавать биологическую химию, потом в баре мозг вынесли, устроив драку прямо посреди VIP-зала, а теперь еще и дома, как всегда, полный срач.
Вытащив из холодильника нарезку вяленого мяса и любимый бри, подхватываю начатую бутылку вина. Плюхаюсь со всем этим богатством прямо на диван и, даже не думая о том, чтобы написать говнюку, включаю телевизор. Сыр с мясом создают губку для алкоголя, благодаря которой я точно сильно не опьянею. Отпив несколько глотков красного полусладкого и найдя какую-то мелодраматическую лабуду, все же кошусь на экран телефона.
В последнее время он все чаще молчит. Если раньше мессенджер разрывался от сообщений, которыми мы могли кидаться с Матвеем друг в друга днями напролет, то теперь, когда у него началось расширение его сети спортивных клубов, он стал все больше внимания уделять встречам с разными спонсорами, рекламщиками еще кем-то, в чьих должностях я не разбиралась. Погряз в работе, как в липкой трясине. Если бы мне кто-то сказал, что он настолько всерьез займется бизнесом, я бы рассмеялась в лицо.
Нет, не то, чтобы я в него не верила. Очень даже. Просто больше года назад он открывал свой первый спортивный клуб, а уже сейчас их три в нашем городе, и в скором времени откроется еще пара в других областных центрах. На самом деле я горжусь им. Горжусь так сильно, что иногда избить хочется за то, что дома теперь только «Привет» сказать появляется и потрахаться.
По началу я тоже выбиралась вместе с Матвеем, но когда моя учеба и состояние здоровья буквально начали вопить о том, что ночью нужно спать, пришлось от этого отказаться. Перманентные головокружения и ухудшение памяти стали плохими союзниками.
Сжимаю Самсунг в руке, отговаривая себя унижаться расспросами о том, где он и когда будет дома, и таки отшвыриваю телефон в угол дивана. Еще глоток вина.
Поднимаю взгляд на часы. Одиннадцать двадцать. Приходить после двенадцати в последнее время стало для Кешнова нормой. Раздражение, которое каждый раз пытаюсь подавлять, снова растет. Попытки убедить себя в том, что для мужчины твердо встать на стезе бизнеса очень важно, все чаще проваливаются в никуда. Если раньше я старалась оправдывать, закрывать глаза на то, что приходил домой нетрезвым, и на звонки от всяких Ян, Кать, Маш, то засыпая сама все чаще понимаю, что больше нет слов для оправданий.
Сейчас десять минут посижу и пойду штудировать долбаную биологическую химию, чтоб ее. Какой черт меня дернул идти учиться на медицинский? Нужно было и дальше спокойно работать, и не дергаться в образование. Только времени кучу отнимают все эти химии, физики и анатомии.
Усталость – моя неизменная спутница последнее время.
Доев остатки мяса и сыра, чувствую, как в голове начало заметно плыть после вина. Но хоть не сильно. Подготовиться к домашнему заданию мозг в состоянии.
Отправляю бутылку обратно в холодильник, мою тарелки и ставлю на место. Усевшись на кровати, раскладываю перед собой конспекты и уже собираюсь вникнуть в смысл темы, когда в коридоре раздается щелчок открываемой двери.
Зубы невольно сжимаются сильнее, а глаза перемещаются на настенные часы. Почти двенадцать. Кто бы сомневался.
– Ри!
Голос Матвея звучит уже около спальни, но я даже не оборачиваюсь, упрямо перечитывая одно и то же предложение в тетради, хотя смысла все равно не улавливаю.
Мои волосы на затылке по-хозяйски стягивают, голову силой поднимают, и перед лицом появляются губы Кешнова.
– Учишься, студентка?
Он целует меня, как и всегда, с голодом, языком, как мы оба любим. Но сегодня поцелуй занимает не привычные долгие мгновения, а буквально несколько секунд, за которые я успеваю уловить привкус крепкого алкоголя, аромат сигарет, его терпкого густого парфюма, с примесью еще одного, сладкого и приторного.
Резко дергаю головой, отрываясь от мужских губ.
Бровь на лице Матвея вопросительно взлетает, пока он избавляется от футболки поло.
– Чего дергаешься?
Пульс внутри начинает ускоряться, когда я смотрю ему в лицо. Нет, я полностью верю в то, что Матвей не путается с кем-то на стороне, но понимание, что он проводит время с бабами, пусть даже не трахая их, достигает своей цели. Я взрываюсь.
– Интересно, а ты бы дергался, если бы от меня несло мужской туалетной водой?
Встаю на пол, касаясь босыми ногами ворсистого ковра, купленного Кешновым в нашу спальню, стоило мне восхищенно ткнуть в него пальцем в магазине.
Матвей устало трет переносицу, расстегивает пряжку ремня, чтобы скинуть джинсы и, переступив их, направляется в сторону ванны.
– Ри, не начинай!
Удостаиваюсь лишь короткой фразы через плечо. Ну да. Он бедный несчастный, а я неврастеничка, каждый раз устраивающая ему скандалы. Просто мои нервы не выдерживают этого! Бросив взгляд на оставленные посреди комнаты джинсы, окликаю, повышая голос.
– А когда мне начать? Когда я найду на твоих вещах следы помады или женские волосы?
Матвей не дойдя до ванны останавливается и оборачивается. Выражение усталости на лице сменяется предупреждением. Глаза сужаются. Но на меня эти пугающие и остерегающие взгляды не действуют. Это его рабочий персонал тут же несется прочь, поджав хвосты, а мое положение никак от него не зависит. Требовать уважения мое право!
– В чем ты меня обвиняешь, Рина? – цедит сквозь зубы.
Мышцы на груди сокращаются. Матвей с момента нашего знакомства набрал мышечную массу, и если раньше его тело было сильным, но довольно худым, то теперь я едва обхватываю его спину, когда обнимаю.
Словно хищник движется в мою сторону, опустив голову и смотря исподлобья.
– Надеюсь, ни в чем! – вздергиваю подбородок, злясь на одни только мысли о том, что сейчас произношу, но промолчать не могу. – Потому что если на самом деле ты хотя бы раз позволишь себе пойти налево, то там и останешься!
– Какое на хрен лево? – выплевывает Кешнов, останавливаясь в миллиметрах от меня. – Ты хоть понимаешь, что я не высыпаюсь ни черта! Когда мне по-твоему успевать ещё налево ходить? Пришел домой раньше сегодня, чтобы с тобой побыть.
– То есть теперь двенадцать ночи – это раньше?
– Ты сама вернулась во сколько?
– Тебе известно когда заканчивается моя смена. Я тоже устаю, Матвей! – раздражение находит выход, и я выплескиваю все, что накопилось. – Мне надоело убирать за тобой вечно валяющиеся под ногами вещи! Неужели нельзя положить их хотя бы на стул? Уже молчу о вешалках. Дома срач. Я прихожу после работы для чего? Чтобы еще и тут пахать на тебя?
Накалившись, футболю ему в ноги гребанные джинсы. Ноздри говнюка раздуваются, желваки гуляют на лице, выдавая крайнюю степень выдержки, но я действительно устала. Он в своем желании заработать все деньги мира совсем забыл обо мне!
– Тебя никто не заставлял устраиваться на работу, Рина! Все, что от тебя требовалось, это учиться. Нет, ты сама поперлась и теперь вываливаешь свою усталость на меня?
– Мне нужно работать! – едва ли не топаю ногой от рвущегося изнутри гнева.
– Я тебе все даю! Нахрена тебе работать? – рявкает Кешнов.
– Потому что не знаю, чего ждать! – выкрикиваю в ответ, инстинктивно отшагивая назад. Взгляд синих глаз пронзает насквозь, но меня несет. – У меня должны быть собственные деньги, потому что если однажды мы расстанемся, я должна знать, что не останусь на улице.
Выпаливаю последние слова, понимая, что почти вжимаюсь лопатками в стену. Пока говорила, отступала назад под силой давления разъяренных глаз, буквально толкающих меня от себя подальше.
Черт!
– Расстанемся? – обманчиво тихо произносит Матвей, – Ты охренела?
– А что прикажешь мне думать? Мы почти не видимся. Вспомни, когда последний раз выходили куда-то вместе? Ты все время то с бойцами своими, то на встречах, то ездишь в другие города. Я не вижу тебя, а когда вижу, от тебя разит другими бабами!
Голос звенит, не в силах сдерживать ревность. Одни лишь мысли о нем с другой выпаливают изнутри все живое.
– Ты прекрасно знаешь, что я не трахаю других! – слова пулями вылетают сквозь его сжатые с силой зубы.
– Тогда просто представь, что однажды бы я пришла домой пропитанная мужским запахом.
– Ты работаешь в клубе, Рина, от тебя не может не разить разного рода запахами.
– Да? Тогда в ближайшее время я тебе продемонстрирую как это – пахнуть коктейлями, которые я смешиваю на баре, или мужиком и тогда посмотрю, как ты будешь спокойно закрывать на это глаза.
Все, что я успеваю, это взвизгнуть. Матвей рывком дергается ко мне и толкает вперед. Спиной больно ударяюсь о стену, когда Кешнов обхватывает шею пятерней и впечатывается своим телом в мое. Его пульс на максимуме, вровень с моим. Щетина утыкается мне в щеку и колет, тяжелое дыхание решетит висок.
– Не смей, – шиплю, чувствуя, как сильная рука сдергивает вниз шорты вместе с трусами, а потом ладонь обхватывает лобок собственническим жестом.
Внутренняя дрожь пробивает живот, и магма возбуждения извергается с мощным всплеском.
– Ты стала думать не о том, Риии, – рычит говнюк, силой поднимая мое лицо и вгрызаясь в рот жестким поцелуем.
Я больше не чувствую ни женских духов, ни каких-либо других инородных запахов. Мысли расплываются в серое пятно. Жадно впиваюсь в крепкие плечи ногтями и целую в ответ. Дико. Жадно. Как и всегда, плавясь под напором этого сумасшедшего.
Боже, как же я ненавижу этого засранца. Как люблю! Эта любовь, словно одержимая болезнь, зависимость, хроническое безумство, способное однажды безжалостно высосать нас обоих до капли. Но сейчас, когда его губы хаотично спускаются по моей груди вниз, минуя живот, царапая кожу жесткой щетиной, я смотрю на него сверху затуманенным взглядом и захлебываюсь от жадного восторга. Мой такой. Бешеный. Дикий. Только мой.
Стащив с меня одежду, Матвей покрывает поцелуями, смешанными с жалящими укусами, мои бедра, лобок, заставляя громко стонать и извиваться, подставляя новые участки тела под его болезненные ласки. Треск футболки разносится по коридору, а потом мои соски сжимаются под давлением его зубов. Я дергаюсь и вскрикиваю. Электричество несется под кожей.
Мои собственные руки лихорадочно гладят широкие плечи, ногти скребут шею, а пальцы впиваются в короткий ежик волос на затылке. Хочу его внутри. Мне так его не хватает последнее время. Слишком мало. Катастрофически.
– Ненавижу тебя, – слетает с моих искусанных губ, когда Матвей выпрямляется и, подхватив меня под ягодицы, упирает спиной в стену, заставляя обвить его торс ногами.
– А еще?
Хрипит, опуская руку между нашими телами. Мне в развилку ног утыкается головка его толстого члена, заставляя дрожать в нетерпении.
Требовательно кусаю его за губу, но вместо того, чтобы дать мне себя, он лишь кусает в ответ и выдыхает мне в рот:
– Я спросил – что еще?
– Хочу! Хочу тебя, Матвей!
Широко открыв рот, Кешнов ведет языком по моей дрожащей губе. Еще немного и я сойду с ума от напряжения. Подаюсь вниз бедрами, и тут же разочарованно стону, когда в меня проникает его палец. Этого мало.
– Все это конечно хорошо, но ты не сказала самого главного!
Чеееерт…
Мои глаза встречаются с его нетерпеливо суженными, горящими бесноватым пламенем.
– Люблю тебя. Люблю так сильно, что убить хочу, – произношу сквозь зубы, вкладывая в слова всю злость, ревность, отчаянное желание достучаться.
Воздух рывком покидает легкие, когда он резким толчком заполняет меня собой. Перед глазами темнеет, и я закрываю веки, наслаждаясь необходимым ощущением растянутости.
– Дикарка бешеная, – шипит Матвей, начиная с ходу двигаться во мне быстро, четко, на всю глубину. Врезается в мои губы своими, – я же тебя люблю, Рина! На хрена мне кто-то другой, если ты сама мастерски выедаешь мозги?
Меня подбрасывает на каждом толчке его члена, лопатки трутся о стену, а я не могу позволить себе даже на секунду оторваться от любимых губ. Сосу его язык, мы ударяемся зубами, стремительно несемся туда, где нас обоих разорвет.
Не могу без него. Не смогу. Никто и никогда не сможет хотя бы на десятую долю заменить его для меня, потому что таких просто не существует. Его бешеный темперамент, взрывной характер – полное отражение меня. Наверное, поэтому мы два с половиной года назад и стали встречаться. Точнее он не дал мне шанса, целиком и полностью завладев моими чувствами и эмоциями.
Я кричу, когда оргазм лавиной обрушивается на мое тело, а спустя несколько резких толчков меня догоняет и Матвей, изливаясь в меня и издавая хриплый стон.
Замирает, роняя голову мне на влажное плечо, а я, откинувшись на стену, глажу его мокрые волосы и глупо улыбаюсь. Наш секс – это всегда ядерный взрыв, после которого сладко тянет каждая клетка.
Спустя какое-то время Кешнов выскальзывает из моего тела и, спрятав член в трусы, издевательски ведет бровью.
– Все еще думаешь, что у меня может хватать сил на другую?
– У тебя такое здоровье, что бык-осеменитель позавидует.
Рассмеявшись, Матвей отходит от стены, и все еще удерживая меня на весу, направляется в сторону ванны.
– Нууу, я не бык и на каждую корову не бросаюсь. У меня есть своя Буренка.
– Кто? – возмущенно бью нахала по плечу, за что получаю звонкий шлепок по ягодице.
– Лезь в ванну, давай, Ри. Продемонстрирую тебе свое буйвольское здоровье!