Дитя Меконга

Глава 9

— Ты серьёзно не собираешься мне ничего рассказывать⁈

Возмущение Синга, как и экспрессивный хлопок дверцей ящика привлекают к ним внимание, если не всех в раздевалке, то как минимум половины.

Поджав губы, Тонг бросает на друга недовольный взгляд и закрывает шкафчик куда как осторожней. Металл, правда, всё равно издаёт звук, но едва слышный.

— Да ладно тебе, — продолжает Синг уже гораздо тише, хвостиком следуя за Тонгом в сторону бассейна. — Серьёзно…

Сейчас Синг похож на большого пса, выпрашивающего сахарную косточку у хозяина. На пса, умеющего пользоваться мобильником и ходящего в университет. Потому как ещё утром, узнав, что Тонг пришёл на занятия, Синг принялся забрасывать его сообщениями в лайне и грозился явиться в обед лично. От последнего, впрочем, Тонга спас профессор, задержавший его после лекции, и нежелание куда-либо идти в оставшееся от перерыва время.

Зато теперь от Синга, похоже, никуда не деться.

Только вот… Тонгу нечем утолить любопытство друга.

Сад он не рассмотрел, вечером — из-за начавшегося ливня, утром — из-за нехватки времени, а внутри…

«Что мне тебе сказать? „Знаешь, друг, у него, кажется, водятся призраки“? Или… „Пи Ноку снятся кошмары“? Это дело самого Пи Нока. И если уж ему я ничего не сказал…»

Тонг косится на надувшегося друга и повторяет то, что уже сказал ранее. Только на этот раз чуть дополняет, чтобы дать Сингу хоть что-то, при этом не говоря ничего лишнего:

— Просто нечего рассказывать. Большой дом, окруженный садом, как любят рисовать в лакорнах. Внутри всё лаконично и строго, чёрно-бело. Лишь комната светлее и выглядит теплее.

— А…

— Еда как у всех, — не давая другу задать вопрос, отзывается Тонг, принимаясь разминать отзывающиеся лёгкой ломотой мышцы, прежде чем им об этом напомнят старшие.

Пи Най, увидев это, одобрительно кивает и, пройдя мимо, отвешивает подзатыльник прохлаждающемуся Сингу.

— Не отставай! Через пять минут построение.

— Нет, серьёзно, — понизив голос до шёпота, продолжает Синг, как только Най отходит подальше, а в радиусе пары метров рядом с ними никого не оказывается. — Ты ночевал в доме нашего спонсора, в… А, кстати, комната была гостевая или?..

Синг щурится, становясь похожим на заметившего мышь кота, и Тонг со вздохом признаётся:

— В его комнате. Спал на диванчике.

Врёт. Тонг прекрасно это знает, поэтому тут же принимается делать повороты корпусом, избегая пристального взгляда прищуренных глаз. Не то чтобы он не умел врать, просто… Не любил, предпочитая лжи честность или молчание.

— Построились! — требует появившийся у бассейна Ком и Тонг вздыхает с облегчением. Ведь это значит, что время расспросов прошло. По крайней мере, пока.

Подойти, надеть очки, повинуясь команде подняться на тумбу — Тонг делал всё это уже столько раз, что оно перестало цеплять создание. Однако сейчас… Пол под босыми ногами кажется неприятно холодным, как и поверхность тумбы, в воздухе тоже веет прохладой, будто спину облизывает сквозняком, а играющие на воде блики слепят глаза. Неприятно и неуютно. Не так как обычно…

Тонг хмурится, замирая на тумбе в ожидании следующей команды, а когда та звучит, наклоняется, касаясь пальцами холодного края. Голову немного ведёт, и он жмурится, вслушиваясь в окружающие звуки в ожидании…

Резкий звук свистка служит сигналом к действию и Тонг привычным движением отталкивается от тумбы. Мгновение полёта заканчивается в воде: непривычно прохладной и словно вязкой.

Тело знает, как надо девствовать и без него: мощные гребки вытаскивают его вперёд, уводя дальше от соперников, и только Синг плывёт где-то рядом. Тонг чувствует присутствие друга совсем близко, будто видит его.

Гребок, вдох, мгновение на то, чтобы посмотреть и убедиться — на соседней дорожке вровень с ним идёт Синг.

Тройка гребков, выдох и стайка пузырьков разбегается в испуге, растворяясь в воде.

Стенка бассейна оказывается совсем близко. Всего один рывок и Тонг уходит в разворот.

Дыхание сбивается внезапно, а вслед за этим сбивается и сам Тонг, делая вдох на счёт три, а выдох почти сразу…

Вдох.

Тонг выравнивается, возвращаясь в привычный ритм.

Вода мутнеет и словно бы становится гуще. Двигаться это не мешает, однако, привычные очертания расплываются перед глазами, дно под Тонгом будто бы отдаляется, обрастая илом, а вокруг…

Стайка пузырьков воздуха срывается с губ Тонга, устремляясь вверх, тогда как он сам сбивается на очередном гребке, словно спотыкаясь, и замирает.

В мутной воде проступают очертания города. Широкие улицы, каналы, светлые дома с сияющими, будто отражающими невидимое солнце крышами.

Новая струйка воздушных пузырьков срывается с губ.

Прямая улица заканчивается широкой лестницей, в самом конце которой…

Дворец. Никак иначе у Тонга язык не поворачивается его назвать.

Белые, будто жемчужные стены, отливающие золотом многослойные и многоскатные крыши, арочные окна и резьба. С этого ракурса невозможно рассмотреть всё, но даже от того, что предстаёт перед глазами, перехватывает дух.

Сердце сбивается с ритма, пропуская удар и тут же ускоряясь. Новая струйка воздушных пузырьков, подобно стайке мальков, устремляется к поверхности воды, а Тонгу внезапно перестаёт хватать воздуха.

Тёмная тень скользит в воде, подобно заприметившей добычу огромной змее: быстро и неумолимо приближаясь. Тонгу даже кажется, что он видит её глаза: яркие зелёные всполохи…

В груди становится тесно, а горло сдавливает…

Чужие прикосновения приходят прежде, чем Тонг вспоминает, где находится. Крепкие руки перехватывают поперёк груди, утягивая его вверх, и картинка сияющего золотом города, как и огромный устрашающий змей, растворяется в светлеющей до прозрачности воде.

Мгновение и Тонг оказывается на поверхности. Раздирающие от недостатка кислорода лёгкие наконец-то получают свой долгожданный глоток. Тонга, как котёнка, вытаскивают из воды, а вокруг появляется столько лиц, что голова у него идёт кругом.

— Ты идиот⁈ Утопиться решил таким способом⁈

Кашель приходит вслед за осознанием: Тонг сейчас на полу рядом с бассейном, его вытащили из воды, кажется Ком с Наем и… Синг. Слишком уж злое у друга выражение лица. Слишком уж…

Тонг сгибается пополам от кашля, чувствуя, как его начинает бить крупная дрожь. Она не отпускает, ни когда он обнимает себя за плечи, ни когда подтягивает колени к груди. Только бока начинают болеть, ломит рёбра там, где по коже растекаются бледные родимые пятна.

— Ты как?

Кто-то меняет гнев на милость, а рядом присаживаются на корточки.

— Простите… Я не… — Тонг хмурится, не зная, что можно сказать.

«Не нарочно»?

Так это вроде бы логично.

«Не хотел»?

Тоже вроде бы понятно.

Тонг сглатывает, чувствуя, с каким трудом ему это даётся.

Тыльная сторона чьей-то ладони касается щеки, шеи, а потом исчезает. Присевший на корточки Най перетекает с носков на пятки, чуть отклоняясь и озвучивая:

— У него жар.

— Какого ты полез с температурой в бассейн⁈

Последнее уже ему. Най не кричит, однако голос звучит так, что лучше бы это был крик.

— Поднимайся. Собирайся и выметайся. Чтобы сегодня тебя в универе больше не видели.

— На утреннюю тренировку в понедельник тоже не появляйся, — добавляет Ком. — Синг, помоги другу подняться. Вы ведь вроде живёте в одной квартире? Отвези и пусть отлежится.

— Со мной всё в порядке…

Подняться на ноги внезапно оказывается не так уж и просто. Голову ведёт и сдавливает, будто в тисках, а бьющая тело дрожь и внезапная слабость делают ещё хуже.

— Я на скутере…

— Синг, забери его нахрен отсюда! — командует Най хмуро и отворачивается.

— Идём. Я тебя отвезу.

— И проследи, чтобы он отлежался, — командует Ком. Он, в отличие от Ная, пристально следит за происходящим и провожает взглядом до самой раздевалки. По крайней мере, Тонгу кажется, что он чувствует взгляд президента клуба до тех пор, пока не переступает её порог.

А ещё слышит тихое, но вполне отчётливое: «Вы видели? Что у него на пояснице? Татуировка? Странная какая, как чешуя».

— Давай, идём. — Шепчут у самого уха и тянут за запястье вперёд, будто сам он не в состоянии найти дорогу.

Шепотки остаются позади, как и мысли о том, что оказывается почти никто его «татуировки» не замечал раньше. Зато теперь о ней наверняка весь клуб будет знать. Кто не видел, тому расскажут.

«Дерьмо!»

Растерев ладонью лицо, Тонг переступает порог раздевалки. Никто не идёт за ними, не пристает с расспросами…

— Соберёшься сам?

— Не ребёнок, — ворчит Тонг, чувствуя, как царапает горло.

— Конечно не ребёнок. Сядь и не дёргайся, ты еле на ногах стоишь.

— И что? Отстань и сам собирайся. А ещё лучше иди обратно. Тренировка ещё не закончена. И отстань от моего шкафчика.

Синг оказался настолько проворен, что успел уже вытащить из шкафчика полотенце, которое Тонг и выхватывает из его рук, чтобы вытереться. О том чтобы сначала принять душ Тонгу даже думать не хочется.

— Иди, давай, возвращайся.

— Я обещал старшим, что отвезу тебя, — Синг и сам не стоит на месте, принимаясь быстро приводить себя в порядок и собираться. — Значит отвезу. И ни слова больше.

Тонг морщится, но замолкает, возвращая кольцо на палец и принимаясь одеваться. Сил с каждой минутой становится всё меньше, будто те куда-то утекают.

— Я на скутере…

— Постоит твой скутер! Потом заберёшь.

На запястье снова смыкаются пальцы: крепкая сильная хватка, что даже причиняет боль. Боль что…

— Что ты сделал? Что ты только что сделал⁈

Голос кажется знакомым и незнакомым одновременно: мужской, холодный и злой. Будто Тонг что-то сделал плохое его обладателю.

Зажмурившись, Тонг встряхивается, отгоняя этот голос, а когда открывает глаза, то оказывается уже у распахнутой двери машины. Хватка на запястье исчезает.

— Садись давай. И пристегнись.

На этот раз Тонг не спорит. Если он упускает куски реальности, то садиться на скутер точно не стоит. Тем более в роли водителя. Так что Тонг послушно опускается на переднее сидение и защёлкивает ремень.

— Молодец, — комментирует Синг, садясь за руль. — Вот бы сразу так.

— Ещё раз…

— Всё, молчу. Поехали. Если станет холодно — скажи, убавлю кондиционер.

Синг поворачивает ключ зажигания и жмёт педаль. Тонг чувствует, как трогается с места машина: мягко, плавно, однако вместе с этим движением приходит и другое… Чьи-то пальцы снова сжимаются на запястье.

— Что ты только что сделал⁈

Тонг в испуге сжимается, а сознание словно разделяется. С одной стороны он чувствует сидение, то, как прижимается к нему ремень безопасности. С другой… Этот голос и прикосновение: большая, легко обхватывающая его запястье ладонь, будто оно совсем тоненькое и хрупкое, и ком в горле, что застревает от чужого крика.

— Только не спи. Если уснёшь, я тебя не дотащу, — ворчит совсем рядом Синг, но голос его звучит приглушенно. — Слышишь?

Колено толкают, судя по ощущениям кулаком, и Тонг на автомате кивает, облизывая сухие губы, прежде чем отозваться:

— Слышу. Не усну. Смотри на дорогу.

— Что ты сделал⁈

— Ничего… — хрипло шепчет Тонг, зажмуриваясь сильнее.

— Что? Тонг, ты что-то сказал?

— Нет, — Тонг мотает головой, так и не открывая глаз. Только откидывается затылком на подголовник и сжимает кулаки, так что короткие ногти впиваются в кожу ладоней. — Ничего.

— Сделал, маленький паршивец, — шипит всё тот же голос. Он звучит то громче, то наоборот тише. — Я видел. А ну верни живо! Слышишь меня? Верни!

Тонг мотает головой и сжимает губы сильнее. Даже ладонью их закрывает, свободной, не той на которой сомкнулись призрачные пальцы, и сердце в груди грохочет будто бешеное.

— Тонг? Тебя тошнит? Потерпи, мы почти приехали! Я не хочу чистить машину.

— Отдай и забудь, что ты здесь видел и тогда я тебя отпущу. Слышишь? Я тебя отпущу…

— Приехали!

Два голоса накладываются друг на друга. Тонг распахивает глаза, возвращаясь в реальность, в машину друга, которая уже стоит на парковке их кондо, к Сингу, что уже выскочил из салона и теперь направляется к его двери, будто какой-то швейцар.

— Я в порядке, — врёт Тонг, выбираясь из прохладной машины на парковку и обнимая себя за плечи. Рождённая ещё в бассейне дрожь никуда не девается.

— Я прямо вижу, в каком ты порядке. Иди, вызывай лифт, я захвачу сумки и догоню. Дойдёшь?

— Дойду, — подтверждает Тонг, отпуская плечи и касаясь пальцами запястья. Того самого, что совсем недавно ощущало болезненную хватку невидимых пальцев.

Тонг растирает кожу, растерянно хмурясь и задаваясь вопросом… Что это было?..

Светлые стены и искрящиеся на солнце золотом многослойные двускатные ажурные крыши дворца остаются позади, как и многочисленные слуги с приставленными к нему няньками. Он специально оборачивается, чтобы убедиться — тропинка за их спиной пуста, а потом припускает вслед за неторопливо идущей впереди Наоварат.

Невысокая, худенькая, но гибкая. Он слышал, как о ней отзывались слуги, называя за глаза статуэткой и говоря, что его старшему брату повезло.

«Повезло, — соглашается он, гордо задирая нос и любуясь блеском утреннего солнца в длинных, стекающих по спине Наоварат чёрным водопадом волосах. — У него самая красивая и добрая невеста».

— Ты почитаешь мне?

Он забегает вперёд, разворачиваясь лицом к Наоварат и медленно принимаясь пятиться.

Солнце заглядывает в глаза, пытаясь выбить слёзы, но он лишь жмурится на его проделки и продолжает идти, рассматривая невесту брата сквозь ресницы, вернее чешуйчатый узор на штанах и рубахе, почти как на его собственном одеянии, только гораздо светлее.

— А сам?

— А сам не умею, — он щербато улыбается, разводя руками. — Я пока слишком маленький.

Маленьким он себя не считает, ведь ему уже исполнилось целых пять лет, и брат обещал, что на следующий год ему найдут учителя, однако для Наоварат… Для неё он готов побыть ребёнком ещё немного. Пусть только она почаще так улыбается на его выходки: светло и ярко, будто второе солнце. И читает ему книжки своим мягким голосом.

— Осторожно! — вдруг вскрикивает Наоварат, однако предупреждение оказывается запоздалым.

Он уже спотыкается, задевая пяткой какой-то камешек, и летит, нелепо взмахнув руками, вниз, чтобы упасть точно в воду.

Тёмные тонкие штаны тут же намокают, как и край гораздо более светлой рубашки. Он мгновение куксится, чувствуя, как попавшие на лицо брызги медленно стекают по коже, но тут же расплывется в улыбке. Обеспокоенное лицо Наоварат ему нравится гораздо меньше намокшей одежды.

— Ты как?

Чёрные волосы водопадом стекают с плеча, стоит ей наклониться вперёд и протянуть руку.

— Пойдём обратно?

— Лучше почитай!

Идти обратно ему совершенно не хочется, а одежда и на солнце прекрасно высохнет.

Ещё Наоварат сильная. Несмотря на свою хрупкость, она без труда помогает ему выбраться из пруда.

— Я не взяла ни одной книги. Хотела просто посидеть, пока солнце ещё невысоко.

— Тогда расскажи что-нибудь! — тут же находится он и снова забегает вперёд, однако на этот раз лишь для того, чтобы первым добраться до скопления больших камней на берегу пруда — его любимое место отдыха здесь. — Расскажи!

— И о чём тебе рассказать?

Наоварат тихо смеётся и он на мгновение улыбается в ответ, прежде чем задуматься. Правда надолго его не хватает и он снова приходит в движение, чтобы забраться на один из камней и сесть там на колени.

Всё остальное происходит само по себе и мгновение спустя вместо ног оказывается хвост: тонкий, гибкий, хотя пока и вполовину не такой мощный и длинный, как у брата.

— А теперь расскажи!

Он растекается по валуну, спуская кончик хвоста в прохладную воду и укладывая подбородок на скрещенные руки.

— И что тебе рассказать, маленький принц? — с улыбкой уточняет Наоварат, занимая более мелкий и наполовину вросший в землю валун и подбирая под себя ноги.

Он задумчиво прикусывает губу, прежде чем попросить:

— Расскажи куда ты ходила вчера?..

Сначала приходят ощущения. Кто-то трясёт его за плечо. Не сильно, но настойчиво.

Затем приходят звуки. Вернее голос. Он звучит приглушённо, но вполне отчётливо.

Следом приходит имя: «Синг».

— Эй, Тонг, просыпайся, тебе нужно поесть.

Есть не хочется. От одной мысли о еде Тонга начинает мутить и он лишь сильнее зарывается в тёплое, мягкое одеяло. Однако спрятаться в него с головой не дают.

— Не-не-не, друг, ты должен поесть и выпить таблетку. Я даже ради этого кашу тебе купил. Ну? Давай, вылезай и поешь. Я даже погрел её. Тебе только и надо что съесть её. Цени.

Тонг обречённо открывает один глаз, выглядывая из-под одеяла. Синг уходить никуда не собирается. Сидит на краю кровати с выражением немого укора на лице и с глубокой тарелкой в руках, из которой торчит ложка.

— Не хочу есть.

— Прекрати жевать одеяло и поешь чего-то более съедобное, — не отстаёт Синг. — Давай, пока не остыло. Ну, хочешь, покормлю, раз ты решил уподобиться собственной сестре.

— И ничего я не уподоблялся… — ворчит Тонг, нехотя выбираясь из-под одеяла и принюхиваясь. Желудок тут же отзывается недовольным ворчанием, однако тошнота не усиливается.

— Вот и умничка. Ешь. Или я позвоню Кхун Ноку и пожалуюсь на тебя. Уверен, его номер есть в твоём телефоне, — Синг стреляет глазами в сторону мобильника на тумбочке и Тонг хмуро поднимается, наконец-то принимая сидячее положение.

— Только попробуй…

— Ешь! — командует Синг, вручая ему тарелку.

— А как же предложение покормить? — смешливо щурится Тонг, расслабляясь и чувствуя, как его снова начинает потряхивать. Мысль о том, чтобы снова вернуться под одеяло кажется очень заманчивой.

— Соврал? — ничуть не смущаясь, отзывается Синг, уже отвинчивая крышку с бутылки. — Давай, пару ложек и я от тебя отстану. Ну?

— Ложку…

— Три.

— Да иди ты…

Тонг всё-таки засовывает в себя две ложки, вторую — принудительно, потому как организм начинает бунтовать, не желая принимать дополнительную порцию.

— Всё…

— Умница!

— Ложкой в лоб, — грозит Тонг хмуро и Синг перестаёт поддевать, успокаиваясь и протягивая бутылку с водой.

— Пей свои таблетки и спи дальше, колючка.

Тонг благодарно закидывает в себя жаропонижающее, запивая несколькими глотками. После воды даже тошнота отступает, будто жидкость желудку была нужнее еды.

— Кстати, — вновь начинает Синг, поднявшись с кровати с тарелкой. — Обтираться будешь? Полотенце принести?

— Потом…

— Зайду позже. Отдыхай, — предупреждает Синг и исчезает за дверью, оставляя Тонга одного.

Вернее наедине с привидившимся сном, который выглядел так реалистично…

Тонг прекрасно помнит и ощущение солнечного тепла на коже, и гибкий хвост вместо ног, что своим кончиком болтался в прохладной воде, и липнущую к телу мокрую одежду…

Он замирает, анализируя ощущения, и морщится. Мокрая одежда и сейчас липнет к телу, неприятно холодя кожу.

Вставать ему, похоже, всё равно придётся. Переодеться в сухое определённо надо.

Быстрей, быстрей, быстрей!

Бурлящая внутри радость подгоняет его, гонит вперёд по каменистому берегу, туда, где, как он помнит, должна быть Наоварат. Ему не терпится рассказать, что брат обещал взять его на предстоящий праздник, а отец согласился. Теперь он сможет посмотреть, как празднуют взрослые, а не сидеть один во дворце.

Вперёд, вперёд, вперёд!

По знакомой дороге, прочь от замковых стен и многослойных золотых крыш, к самой границе. Туда, где за деревьями скрывается река. Камни на его берегу гладкие, отполированные течением воды, и прохладные.

Он ускоряется, чтобы побыстрее добраться, но…

Тихий вскрик колет острой иглой, а открывшаяся взгляду картина гасит бурлившую внутри радость.

Сознание воспринимает происходящее осколками мозаики: неподвижная Наоварат на земле, уродливое алое пятно растекается по одежде на её груди…

Он цепенеет при одном взгляде на возвышающуюся над ней фигуру: тёмную, мощную… С клинка в руках этой темноты капает тот самый красный цвет вперемешку с водой…

«Нет-нет-нет» — крутится в его голове отчаянное неверие, а над телом, будто нехотя, поднимается маленький зелёный огонёк. Искорка. Он помнит, брат что-то рассказывал про них, что-то такое, что…

Тёмная когтистая лапа опускается, собираясь сграбастать этот огонёк, но он оказывается быстрее.

Маленьким ужиком он проскальзывает совсем рядом с рукой, подхватывая огонёк в ладошки и выворачиваясь ближе к реке. Её журчание вселяет надежду и чуть притупляет страх, от которого подрагивает и холодеет хвост.

— Верни и забудь что видел, — требовательно грохочет Тьма.

Он поднимает взгляд на чужое лицо, но видит лишь всё ту же смазанную тьму.

— Верни и я забуду, что видел тебя так далеко от дворца.

Тьма требовательно протягивает когтистую лапу, а с подтаявшего ледяного клинка на каменистый берег всё так же продолжает капать алым.

«Когда-то давно один из нас захотел стать учеником Будды и отправился в мир людей. Иногда мы тоже ходим туда. Даже ты можешь найти проход. Вот здесь, прямо в этой реке…» — всплывает в памяти голос Наоварат, той самой, суть которой сейчас зелёным огоньком греет его дрожащие ладошки.

— Отдай её мне, несносный мальчишка.

От внезапного выпада он уходит прямо в воду. Ныряет рыбкой, стремясь забраться как можно глубже, дальше от берега и опасности, а сердце в груди частит, готовое вырваться.

«Ты сможешь» — снова звучит в его сознании голос Наоварат и он уходит всё глубже, стараясь найти проход.

«Какой он, мир людей?» — он задавался этим вопросом уже много раз, с тех самых пор как узнал о его существовании, однако сейчас не испытывает ни предвкушения, ни страха. Только ёкает сердце, пропуская удар, когда кристально-чистая вода становится мутной, а дно под ним из каменистого превращается в илистое и едва различимое. Становится ощутимо теплее, и он вдруг понимает, что, кажется, каким-то образом всё-таки нашёл путь…

Тонг всхлипывает, вцепляясь пальцами в подтянутые к груди колени, когда боль простреливает будто насквозь, и шумно выдыхает, когда отпускает.

…Ему едва хватает сил открыть глаза, когда кто-то касается плеча. Открыть глаза и тихо попросить:

— Помогите…

Он понятия не имеет, кто перед ним и на мгновение в памяти встаёт тёмная фигура, вселяя в сердце отголосок былого страха.

В ладошках больше ничего нет, как и вокруг него. Лишь пустой пляж и… Женщина. Обеспокоенная и немного испуганная.

— Помоги-те…

Тонг вздрагивает и открывает глаза, перед которым так до сих пор и стоит лицо той женщины. Знакомое лицо. Слишком знакомое…

— Просто сон, — напоминает он себе, растирая лицо ладонями и зачёсывая влажные волосы назад. За плотными занавесками ещё темно, а значит и времени совсем мало. Слишком мало для того, чтобы подниматься.

Тонг понятия не имеет, сколько проспал, однако снова ложиться нет никакого желания. Ложиться и видеть…

Мотнув головой, он тянется за мобильником, чтобы посмотреть время.

Три утра…

Тонг зажмуривается, чувствуя, как неприятно липнет к спине вновь мокрая пижамная кофта. Единственное, что, кажется, осталось от уложившей его в кровать температуры.

О приснившемся кошмаре он старается не думать, однако тот сам лезет в сознание, не позволяя себя забыть. Не позволяя забыть увиденное за мгновение до пробуждения лицо. Лицо женщины, что работает у Нока, той самой, которую тот называл тётушкой. И склонялась она над маленьким нагом…

— Бред… У тебя был лихорадочный бред, Тонг, — едва слышно ворчит он, включая один из светильников, и мягкий приглушённый свет окутывает комнату. — Нагов не существует, это легенды.

«Призраков тоже, — поддакивает сознание. — А ещё люди не умеют лечить прикосновением».

Пальцы сжимаются в кулаки, и Тонг прикусывает губу.

«Может ли быть так, что Кхем и правда был нагом?..»