Дитя Меконга

Глава 16

Тонг старается не думать о том, что только что произошло, сосредотачиваясь на дороге под ногами, на тяжести опирающегося на него Нока, на гомоне людей на ночном рынке, что отгорожен от дороги металлической сеткой… На чём угодно, только не на сорвавшихся с его губ словах. Не на случившемся.

«Не думай» — требует от себя Тонг, когда оставивший их у рынка Синг возвращается на машине.

«Не думай» — повторяет он, сгружая Нока на заднее сидение, поближе к всё ещё взволнованной и обеспокоенной Ним.

«Не думай» — чеканит, садясь на переднее сидение и захлопывая дверцу.

Не думать не получается, а стоит закрыть глаза и перед внутренним взором встаёт лицо Туантонга, а в уши льётся призрак дрогнувшего в неуверенности голоса, что позвал его по имени.

Ругает Тонг себя сразу на трёх языках.

Он назвал Туантонга по имени, хотя не должен был его знать. Он обвинил его в том, о чём тоже не должен был знать. И Нок… Он тоже всё это слышал…

На мгновение зажмурившись до боли, Тонг открывает глаза и внезапно понимает, что даже не заметил, как они выехали на главную дорогу.

Фонари ярко освещают путь, однако Тонг смотрит не в окно, а на зеркало заднего вида, надеясь увидеть там отражение Нока. Однако то повёрнуло так, что это не представляется возможным.

— Пи Нок, — наконец-то решается Тонг, чувствуя, как всё замирает внутри в ожидании. — Я думаю вам нужно в больницу…

— Нет.

Голос Нока звучит глухо, но твёрдо, так что становится сразу понятно — сколько не уговаривай, он всё равно не согласится.

— Пи, — тут же начинает Ним, подхватывая тему. — Поехали в больницу. Пи Тонг прав. Пусть врач посмотрит. Я же вижу, как ты морщишься и стараешься сидеть прямо.

— Всё в порядке, Ним, — упрямо заявляет Нок и внутри Тонга поднимется волна раздражения.

«В порядке, как же. А кричали вы, Пи, просто от того, что вас пощекотали. И на мне висели вовсе не от слабости, а от того, что спать резко захотели».

Тонг сжимает кулаки и молчит. Выговаривать Ноку или ругаться с ним он не имеет никакого права, хотя так и хочется сказать всё, что он думает о нём и о том глупом поступке, что он совершил.

«Кхем умер, защищая тебя, Пи, а ты снова лезешь в змеиные кольца!»

— Кхун Нок, я думаю Тонг прав, вам бы в больницу… — поддерживает Синг, на мгновение бросая взгляд в зеркало заднего вида. — Тут недалеко…

— Всё в порядке, — повторяет Нок упрямо и кулаки Тонга разжимаются. Раздражение вдруг уступает место усталости.

— Отвезти вас домой? — предлагает Синг, протягивая руку к навигатору. — Только скажите адрес…

— Нет. Лучше…

Что именно собирается сказать Нок, Тонг не дослушивает, хотя и подозревает, что это будет просьба отвезти его в отель, перебивает, коротким и уверенным:

— Вези к нам, Синг.

Отпускать Нока вот так он не собирается. Как и позволять тому заниматься самолечением в обнимку с аптечкой отеля.

— Уверен? — только и переспрашивает Синг и Тонг кивает, снова сжимая пальцы в кулаки.

— Да. Уверен.

Нок на заднем сидении не возражает.

Из машины Нок выбирается сам, как и добирается до дверей квартиры. Лишь в лифте, прикрыв глаза, приваливается к стене, и между бровей его появляется морщинка.

Всю дорогу Тонг держится поблизости, подстраховывая, но помощь так и не требуется.

Нока ведёт в сторону уже за порогом квартиры, когда он пытается разуться, и пальцы Тонга сжимаются на его локте. Подушечки тут же начинает покалывать, будто заключенная внутри сила с нетерпением ждёт, когда её выпустят на свободу.

— Я в порядке.

Нок поворачивает голову, но локоть так и не вырывает. Тонг сам отпускает, разжимая пальцы, когда к ним возвращается ушедшая вслед за Сингом Ним.

— Средняя дверь. Можете сесть на кровать и включить кондиционер. Я сейчас приду.

Тонг провожает их взглядом и, лишь убедившись, что они зашли в комнату, оборачивается к подошедшему Сингу. Тот хмурится, пряча руки в карманах шорт.

— Итак. Ты уверен?

— В чём?

Тонг прячется за этим вопросом, прекрасно зная ответ на него. Кончики пальцев продолжает покалывать, и он потирает их, будто так бурлящая внутри сила угомонится.

— В том, что собираешься сделать, — поддерживает его игру Синг и, вытащив из кармана руки, перебирает пальцами в воздухе. Только вот привычной смешливой улыбки на его губах так и не появляется. Синг предельно серьёзен.

Тонг переводит взгляд на дверь, за которой скрылись Нок с Ним, и кивает:

— Да. Только думаю, мне может понадобиться некоторое время. Сможешь занять чем-нибудь Ним, если это потребуется?

— Даже не сомневайся, — на этот раз улыбка на губах Синга всё-таки появляется, вернее даже усмешка. — Я заставлю её готовить!

Тонг приносит тазик с водой и полотенцем и аптечку на всякий случай, и лишь затем выдворяет Ним. Вернее приходит Синг, вновь расписываясь в своём кулинарном антиталанте и прося помощи. Однако решающий голос остаётся за Ноком и его коротким: «Иди», после которого Ним всё-таки выходит из комнаты.

«Сначала нужно рассказать…» — закрывая дверь и оборачиваясь, напоминает себе Тонг. Он ещё помнит реакцию Синга на его способности, хотя тот тогда был мелким и любопытным.

— Ничего не хотите спросить, Пи? — слетает с губ вместо этого.

Нок сидит на краю кровати, будто статуэтка. И от этой его неподвижности внутри у Тонга что-то неприятно ворочается.

— Например?

Нок всё-таки находит в себе силы улыбнуться: коротко и чуть остро.

— О том, что произошло.

— А я думал, что это ты должен спрашивать меня об этом, Нонг Тонг. Ты же пришёл к концу.

И снова на губах Нока появляется короткая усмешка.

— Или ты знаешь больше, чем должен бы, Пи Кхем?

Тонг сглатывает, приваливаясь лопатками к закрытой двери и чувствуя, как сбивается, будто падая куда-то к желудку, сердце.

На мгновение прикрыв глаза, он всё-таки отзывается, решаясь:

— Я не он, Пи, хотя я и помню то, что было с ним. Обрывки событий, разговоров. Они вот здесь, — Тонг легко постукивает указательным пальцем по виску.

— А ещё твоё кольцо вернулось к тебе, — на этот раз улыбка Нока мягкая. Она дарит ощущение тепла, что разливается сейчас внутри Тонга, и пальцы его привычно тянутся к тёмному ободку. Тому самому, что обожгло кожу, едва его кулак попал в плен пальцев противника.

От воспоминаний об этом брови сходятся на переносице, а губы сжимаются.

— Раздевайтесь, Пи.

— Что, вот так сразу? — шутит Нок, однако сорвавшийся с его губ смешок порождает гримасу боли, что лишь убеждает Тонга в правильности решения.

— Рубашку снимите, пожалуйста. Мне нужно посмотреть, что они вам сделали. И не говорите, пожалуйста, что всё в порядке. Вы можете провести этим Ним, но не меня.

Тонг наконец отлипает от двери, чтобы подойти ближе.

— Сначала перестань быть таким вежливым, хотя бы когда никого нет рядом, а затем я подумаю.

— Хорошо, — Тонг закатывает глаза к потолку, удивляясь, насколько ребячливым и упрямым может быть этот тридцатитрёхлетний человек. — Сними рубашку. Мне нужно убедиться в отсутствии травм.

И в этот раз Нок действительно подчиняется, принимаясь расстёгивать пуговицы.

— Откуда ты знаешь этих людей?

Пальцы Нока действуют медленно, даже слишком. Тонга так и подмывает отодвинуть чужие руки и самому заняться пуговицами, но он сдерживается, вместо этого отвечая на вопрос.

— Если верить тому, что мне удалось вспомнить… Кхун Туантонг — старший брат Кхема.

Пальцы Нока на мгновение замирают, однако Тонг никак на это не реагирует, продолжая стоять рядом и рассказывать, делясь мыслями:

— Вероятно, он хотел вернуть брата домой любой ценой и вы, Пи, были помехой.

— Однако ты бросился меня защищать и в итоге погиб… — Нок отводит взгляд, хотя всё это время пристально смотрел на него, будто изучая. — Поэтому он винит меня в твоей смерти…

— Я не Кхем, Пи, хотя он и часть меня, — напоминает Тонг, поражаясь, насколько легко Нок поверил его словам.

«Он хотел поверить, — напоминает себе Тонг. — Он ждал возвращения Кхема все эти годы и, вероятно, чувствовал вину…»

С этой мыслью приходит и воспоминание. Слова, что сказал Туантонг, эхом звучат в ушах: «Ты отделался лишь переломом позвоночника, с которым, как я смотрю, справился».

— Я слышал, что Туантонг сказал о вашей спине. Расскажите, пожалуйста, об этом.

— Тонг, — недовольно ворчит, напоминая об обещании, Нок, на что Тонг лишь пожимает плечами. Рубашка почти расстёгнула, он своего добился, дальше можно вернуться к вежливости.

— Так что?

— После того как ты умер… — Нок бросает быстрый взгляд на нахмурившегося Тонга и поправляет себя: — После того, как Кхем умер, они, видимо, решили меня добить. Я плохо помню, что тогда произошло… Помню только тяжесть тела, капли дождя на лице и страх от того, что они приближаются, а Кхем так и не приходит в себя. Потом я открыл глаза уже в больнице. О том, что ноги больше мне не подчиняются, я понял, лишь свалившись с кровати. Тётушке было тяжело поднимать меня, хотя я тогда был всего лишь подростком…

— Давайте помогу, Пи, — предлагает Тонг, когда последняя пуговица оказывается расстёгнута.

Нок закусывает губу, едва лишь начав снимать рубашку, и Тонг тянется, осторожно помогая освободиться от её плена.

Взгляд тут же цепляется за красный след. Отпечаток ладони отчётливо выделяется на нетронутой загаром коже, будто тот человек, Чат, поставил на Ноке свою метку. Подушечки пальцев снова начинает покалывать, и он сжимает руки в кулаки, возвращаясь к изначальной теме:

— Значит…

— Я провёл месяц в коме и пять лет ничего не хотел. Ни вставать на ноги, ни учиться. Школу я закончил только в двадцать два, экстерном. Уже после того, как один мальчик с золотистыми глазами вселил в меня желание двигаться дальше…

Нок рассказывает, а перед глазами севшего рядом Тонга встают картинки прошлого: отчётливые, яркие, будто ему снова пять, а родители ждут особенного гостя…

…Ему жарко и скучно, хочется подобраться поближе к воде, и чтобы мама непременно пошла с ним, ведь одного его не пустят, снова напомнив, что он ещё слишком мал. Хотя он не маленький, ему целых пять. Однако, вместо того, чтобы куда-то пойти, он сидит на пороге дома, дожидаясь «особенного гостя» и кончики пальцев покалывает от нетерпения.

Ему нравится то чувство, когда приходящие сюда хмурые люди после его прикосновений улыбаются легко и радостно. Ему нравится, что боль уходит из их тел. Нравится, даже если после этого у него самого кружится голова, а ночью снятся кошмары о чёрном человеке с ледяным копьём.

— Тонг, — мамин голос вырывает его из мыслей, заставляя поднять голову от линий на ладонях. — Подойди, пожалуйста.

Этот человек пришёл не сам. Его привезли.

Кресло на колёсах сначала удивляет Тонга, а потом перестаёт волновать. Он видит только лицо человека: осунувшееся, бледное и совершенно равнодушное.

Сердце в груди ухает куда-то вниз, будто в попытке сбежать, а на глазах наворачивается влага.

Ветер дует в лицо, холодя выступившие, но так и не пролившиеся слезы и Тонг смаргивает, устремляясь вперёд ещё прежде, чем родители что-то скажут. Ведь отец тоже стоит тут, рядом, будто страж: высокий, сильный и смелый.

— Тонг! — охает за спиной мать, когда он влетает в неподвижно сидящего равнодушного человека, да так, что тот вздрагивает в своём кресле.

Что-то говорит пришедшая с ним женщина, только Тонг не различает слов, как не понимает и того, что говорит в ответ отец.

Обычно Тонг так себя не ведёт, обычно он подходит только после того, как отец или мать скажут, что это можно сделать, и лишь после того, как они войдут в дом. Однако сейчас…

В голове у Тонга шумит, слёзы продолжают собираться в уголках глаз, а носоглотку забивает удивительно знакомый, будто бриз после ливня, аромат. Мешают только нотки болезни: резкие, кисловато-горькие, но не как шкурка у недозревшего апельсина, а неприятней.

Тонг втягивает этот запах носом и, обняв человека, добирается ладошками до цели: забирается под футболку к коже поясницы, туда, где горит колючим огнём очаг боли.

Ему впервые больно самому, а слёзы, что всё-таки срываются с уголков глаз вниз, всё никак не желают переставать течь.

Тонг шмыгает носом и жмурится, продолжая утыкаться человеку лбом в живот, а руками обнимать и… лечить. Ладони покалывает и печёт, однако он не отпускает и постепенно становится легче. Уменьшается тот колючий жар на коже человека, имени которого он не знает.

Тёплые пальцы касаются макушки, зарываясь в волосы и мягко поглаживая. Почти как папа и мама, но немного иначе. Совсем иначе, но так мягко, что слёзы наконец-то перестают течь.

Где-то совсем рядом что-то говорит мама, но он задирает голову не для того, чтобы посмотреть на неё, а для того, чтобы заглянуть в лицо человека, которого он избавляет от колкого жара в пояснице.

— Не бросайте себя, и вы снова встретитесь.

Слова даются ему с трудом, будто кто-то помимо его воли выталкивает их через горло, однако на глазах человека тоже появляются слёзы. Тонгу нестерпимо хочется попросить того не плакать, однако картинка внезапно плывёт перед глазами…

— Не бросайте себя, и вы снова встретитесь… — на автомате повторяет Тонг слова из воспоминания и сейчас они ему кажутся пророчеством.

«Так тогда это были вы, Пи?..»

— Тогда это был ты?.. — вторя его мыслям, повторяет Нок и захлёбывается вдохом, когда Тонг поднимает взгляд. — У тебя снова глаза светятся золотом…

— Тогда вам не нужно пояснять, что сейчас будет, — отчего-то шёпотом, будто громкие звуки могут разрушить царящую вокруг атмосферу, отзывается Тонг. — Посидите смирно, Пи. Я не знаю, как это будет ощущаться… Никогда себя не лечил.

Первым идёт локоть. Тонг накрывает его ладонью, чувствуя слабый колкий жар на коже и то, как он сходит на нет. Следом намёк на лёгкий синяк от схвативших Нока пальцев.

Тонг замечает тонкую полоску шрама на рёбрах, совсем рядом с призраком зарождающегося синяка, и бездумно проводит по ней пальцами, коротко отмечая, что он очень старый.

— Напоминание о том, что случилось впрошлом…

Боль простреливает внутренности Тонга, вынуждая на мгновение зажмуриться, прижимая руку к собственным рёбрам. Память подбрасывает картинки прошлого: кровь на руках, что-то твёрдое под пальцами… То самое «что-то», что оставило след на Ноке и убило его самого.

— И после этого вы не только встали, отучились, но и вступили в клуб плавания и даже, Пи Най говорил, занимали первые места в соревнованиях…

— Ну… — Нок весело усмехается. — Мне же нужно было чем-то заняться, пока я ждал, когда мой друг соизволит вернуться и выполнить обещание.

— Вы терпеливый…

Тонг прячет в уголках губ улыбку, чувствуя, как щекочет внутри что-то лёгкое и тёплое.

— И снова посидите смирно, Пи, — просит он, соскальзывая пальцами в сторону шрама, к зачатку синяка чуть выше.

Колкий жар щекочет ладонь, когда Тонг накрывает ладонью проблемное место и закрывает глаза, полностью сосредотачиваясь.

— Знакомое ощущение… — замечает Нок тихо, но его голос пробирается за ограду сосредоточенности. — Тогда было точно так же…

«Вы всё ещё помните ощущения того времени?» — хочется спросить Тонгу, но вместо этого он отстраняется, как только колкий жар под ладонью отступает.

— Можно одеваться? — шутливо поддевает Нок, но Тонг лишь качает головой, хмурясь.

— Ещё не всё, — всё-таки отзывается он, поднимаясь, чтобы перебраться за спину.

Тонг ожидает увидеть ещё один шрам, быть может, где-то на уровне поясницы. Однако кожа оказывается чистой и ровной.

— Что ты ищешь?..

— Не ищу, — тряхнув головой, отзывается Тонг, и ладонь его ложится на плечо, перекрывая красный след.

Нет никакого колкого жара, будто и не рана под пальцами вовсе. Вместо него Тонг ощущает холодок, что щекочет кожу и разбегается мурашками вверх от ладони к предплечью.

Прикусив губу, Тонг хмурится, сосредотачиваясь и не получая почти ничего. Холод купируется, но не исчезает полностью, будто врос в чужое тело, опалив не только кожу, но и что-то внутри.

«Найду и хвост оторву».

Острое, злое желание поквитаться волной поднимается внутри Тонга, рискуя затопить его, но опадает, стоит только тёплой ладони накрыть его пальцы.

— Всё в порядке? — тихо уточняет Нок и Тонг кивает, отстраняясь. Только спустя мгновение он понимает, что его кивка в таком положении не видно и озвучивает свой ответ:

— Да. Просто, похоже, нам всё-таки понадобится аптечка.