Дневники теней

Воспоминания

Сильнейшая боль в глазах заставила меня сжаться в комочек и закричать. Эта была известная мне боль. Да и каждый её ощущал не один раз в жизни выходя из тёмного помещения на яркий свет. Вот только никто не испытывал её настолько сильной, какой испытал я. Так много времени было проведено в полнейшей темноте, настолько непроглядной, что обычный солнечный свет показался мне огнём, выжигающим глаза. Ощущения были, будто горящий факел прислонили к моему лицу и его пламя ринулось жадно пожирать все на своём пути, целеустремленно проникая в глазницы. Не знаю как долго длилась моя агония — по ощущениям она длилась вечность. Со временем глаза постепенно привыкли к свету и, вместе с облегчением, ко мне пришёл дар вновь увидеть мир живых. Сквозь пелену слез я увидел очертания до боли мне знакомого дома. Но почему он мне знаком? Что за наваждение влечёт меня к нему, убеждая в родственности и безопасности этого загадочного сооружения? Проморгавшись и протерев лицо рукой, я наконец-то смог разглядеть окружающий меня мир во всей красе. Передо мной, в окружении цветущих яблонь, стоял небольшой деревянный дом, смотрящий на меня двумя распахнутыми окнами. С правой стороны, похожее на наскоро возведенную пристройку, к дому несуразно примостилось крыльцо. Дверь его была открыта, будто обитатели этого жилища давно меня заждались и оставили проход свободным, зазывая своего гостя поскорее войти внутрь. Выполненный из брёвен, не окрашенный, с покрытой соломой и мхом крышей, перекошенный, дом походил на руины. При этом какой-то неописуемый шарм, присущий только постройкам, возведенным собственноручно с любовью и заботой, убеждал в надёжности и нерушимости конструкции.

— Ты где? Пора обедать, — раздался из дома женский голос.

В окне появилась красивая молодая женщина. Черты её лица были строги — вздернутый островатый нос, тонкие губы, выразительные скулы и светло-русые вьющиеся волосы. Но несмотря на это она была притягательна. Она будто светилась, очаровывая и маня к себе как огонь манит мотылька. Её приветливая улыбка и ласковый взгляд голубых глаз казались родными и вызывали трепет в груди, словно я всю жизнь их знал и ждал этой встречи бесконечность.

Резкое шевеление листвы одной из яблонь, сопровождаемое глухим стуком падающих на землю яблок, вывело меня из задумчивости. Посмотрев по направлению источника шума, я увидел спрыгивающего с дерева мальчика. Ему было лет шесть. Белокурые вьющиеся локоны, подпрыгивающие при шевеление головой, недвусмысленно говорили о его родстве с женщиной. Родство прослеживалось и в остальных чертах лица — словно молодая копия женщины предстала предо мной. Только доставшиеся, по всей видимости, от отца карие глаза с играющими бесноватыми огоньками отличали его лицо не в лучшую, пугающую сторону. Мальчик, ловко приземлившись, с криком: “Мама, уже бегу”, - кинулся в сторону дома и скрылся в распростертых дверях.

Я хотел было направиться следом, но мир задрожал и, словно скрывшись в тумане, исчез. Вокруг вновь воцарилась темнота, но не успели глаза к ней привыкнуть, как резкая вспышка света представила моему взору новую динамическую картину. Всё окружающее пространство было заволочено пеленой и только в центре, будто через окно, я видел происходящие, бесконечно меняющиеся действа. Первое что я увидел — это тот самый белокурый мальчик, гоняющийся с палкой за кошкой. Он, достаточно нагнав жертву, кинул свое оружие словно копье, явно намереваясь попасть в животное. Картина исчезла незаметно, замененная новой, в которой тот же мальчик под дождём ходил вдоль пруда и бил по нему палкой. Картины стали меняться все быстрее. Передо мною мелькали моменты из жизни мальчика: его ссоры с родителями, издевательства над животными, попытки познать мир и суть бытия. Мальчик делал отвратительные поступки, но, тем не менее, заслужил мою симпатию. Даже более того, я поддерживал его интерес и стремление изучать неизведанное. Происходящее с ним казалось мне знакомым, словно я уже видел этого мальчика и знал что с ним произойдёт, но память отказывалась признавать это и не давала всплыть воспоминаниям. Череда воспроизводимых событий сближала нас все больше. Я начинал воспринимать его боль как свою. Его восторг и возбуждение при каждом вновь предпринимаемом опыте заставляли моё сердце трепетать. Каждая неудача отражалась досадой в моем сознании. Видения все ускорялись. Информация, словно неконтролируемый поток, хлынувший из прорвавшейся плотины, с ревом бушующей стихии ворвалась в мой мозг, который, казалось, вот-вот взорвётся под натиском все прибывающих знаний. Каждая доля секунды была наполнена разнообразными эмоциями и чувствами. Я осознал, что уже не понимаю где нахожусь. Мир вокруг превратился в бесконечный хаос, состоящий из перемешанных мгновений жизни одного единственного человека. Голова закружилась, ноги подкосились и в момент, когда я уже терял сознание всё остановилось на последних мгновениях жизни мальчика. Картинка сильно изменилась. Я не смотрел на него, как бы это не было странно — я смотрел его глазами. Передо мной стоял обнажённый парень одного возраста со мной. Лицо его, напоминающее чертами вороненка, было безразлично к происходящему. Только маленькие глазки, влажные от сдерживаемых слез, но одновременно выражающие злость, беспощадность и решимость, оживляли его образ.

— Я знал, что все этим кончится, но ты мне понравился с первого дня, — сказал он, подойдя ближе. — Дружба с тобой была мне ценна. Я правда тебя любил как брата. Тем больнее мне сейчас и тем весомее моё испытание. Вся эта тренировка была сделана для меня, оплачена моим отцом и стоила хороших денег. Здесь готовят лучших наёмников, а лучшим наемникам всегда много платят. Можно сказать, что мой дорогой папочка сделал вклад, который принесёт доходы через много лет. Ох, как же он любит деньги. Мне очень жаль. Я хотел бы, чтобы все обернулось иначе.

После этих слов он вонзил мне в шею свой кинжал и произнёс: “Прости, Арч”.

И тут я вспомнил всё. Я осознал кем я был. Я принял себя, принял этого мальчика и узнал его в себе. Видение пропало и казалось, что я вновь вернусь в темноту, но что-то пошло не так. Все эмоции, которые испытал я за свою прошлую жизнь одновременно накатили на меня. Сердце сделало два сильных стука и остановилось. Я почувствовал, что не могу дышать. Из того места, куда мой бывший друг вонзил кинжал, по всему телу разлилась нестерпимая боль, будто раскаленный металл побежал по венам, наполняя меня изнутри. Боль усиливалась, словно адское пламя пытались вырваться из меня наружу. Моя плоть раскраснелась, вздулась волдырями и зашлась огнём, обугливаясь и обнажая кости. И горела она до тех пор, пока от тела моего не остался один лишь скелет.