Дни и ночи Невервинтера. Книга 2

Глава 1 Чудесное спасение?

— Даже если меня саму затянет в эту проклятую тьму, я тебя вытолкну, слышишь?!

— Сынок, успокойся… Мы найдем ее… Она вернется…

…

— Вливай зелье!.. Да вливай же, не стой, как примороженный!.. Он сейчас все тут разнесет!

…

— Это моя ноша, понимаешь?.. У меня нет выбора…

— Все хорошо, сынок… Теперь ты уснешь… Все будет хорошо…

— Запомни: Дуг твой товарищ, а не мальчик для битья… Ты должен сам отвечать за свои поступки… Иди к отцу и скажи ему… Терпи, будь мужчиной…

…

— Ты ужасный… Нет, ты кошмарный… Ты… И за что только я тебя…

— Ну зачем ты туда полез?! А если бы ты упал… Ильмар, ты неисправим…

— Иди на хрен отсюда со своим успокоительным!.. Извини… Я чертовски устал… Подмени меня на пару часов…

…

— Ильмар, куда это ты собрался? Будь осторожен, ты же знаешь, как я волнуюсь…

— Я люблю тебя…

— Может, это успокоит тебя… Алданон сказал, что портал потух… Понимаешь, там ничего нет, и никого… Это надежда… Выпей это, сынок, это поддержит твои силы…

…

— Можно развязывать… Не бойся, с ним все в порядке…

…

— Вставай, мой золотой. Завтрак для морского волка…

…

— Просыпайся, сынок. Очнись.

Закопченный потолок. Запах восковых свечей и лазарета. Столбик солнечного света, протиснувшийся в щель между занавесками. В нем пляшут пылинки. В детстве они казались ему какими-то особыми маленькими существами, которые живут в солнечных лучах и путешествуют вместе с ними. Ему хотелось поймать их, но он боялся: а вдруг они умрут в его ладони?

Чья-то теплая рука похлопывает его по плечу. Грубое, морщинистое лицо. Давно нечесаные волосы, борода, заплетенная в две косички. Запавшие, покрасневшие глаза. Устал старик. Видно, давно нормально не спал.

— Иварр.

Касавир привстал на кровати, потирая лоб.

— Ты заставил меня поволноваться. Не думал, что ты так скоро выберешься. Молодец, — святой отец похлопал его по плечу. — Думаю, ты сейчас готов слона съесть.

— Да подожди ты со своим слоном, — отмахнулся Касавир, — что со мной было?

Иварр вздохнул и отвел взгляд.

— Как вы вернулись, помнишь?

Касавир стал вспоминать последние секунды в Мерделейне. Смерть казалась неминуемой — они все должны были погибнуть под обломками. Потом было странно. Эйлин и Ниваль преобразились, Гробнар что-то забормотал, заставляя их сдвинуться в круг — паладин тогда подумал, что, должно быть, теряет сознание и грезит. Затем их накрыл розоватый купол портала, за ним раздавались музыка, песня, плеск воды, какой-то невнятный разговор. А потом — они оказались во дворе крепости. Эйлин и Ниваля не было. С этого момента он не помнил почти ничего, кроме каких-то мутных картинок и обрывков фраз. Чей-то крик. Дикий, страшный, рвущий его легкие. Звон стекла, глухие удары. Чувство скованности. Он хочет подняться и бежать, но не может. Он — безвольная кукла. Внутри — сплошная боль, а потом высасывающая сознание пустота. Кто-то приподнимает его голову, уговаривает открыть рот.

Касавир отер со лба выступивший пот и тихо спросил без особой надежды:

— Эйлин?

Иварр покачал головой:

— Вряд ли это тебя утешит, но… ко мне тут приходило это маленькое создание, постоянно мелещее чушь. То рвался помогать, то начинал что-то рассказывать. Я хотел надавать ему пинков, но он говорил интересные вещи, касающиеся твоей Эйлин и сэра Ниваля.

Касавир поморщился.

— Ниваль меня меньше всего интересует.

— Не скажи. Гном совершенно уверен, что они оба имеют отношение к вашему спасению. Теперь они вместе, живы и рано или поздно вернутся домой. Звучит, как бред. Но из рассказов твоих друзей я понял, что вас должно было завалить в цитадели. Но не завалило. Неспроста это, согласись. Вас перенесло сюда чудо, другого слова не подберешь. Гном все болтал о какой-то древней легенде.

Касавир мрачно посмотрел на Иварра.

— Ты считаешь, есть надежда?

— Только не говори, что ты ее потерял.

— Если я ее потеряю, единственное, что мне останется — это сдохнуть.

Иварр потрепал его по шее.

— Успокойся, сынок. Тебе вредно нервничать.

Касавир досадливо мотнул головой. Нервничать! В его памяти снова всплыли подробности того, что произошло в цитадели. Он стукнул кулаком по кровати и зло сказал.

— Черт! Она все-таки сделала то, что обещала.

Он хотел вскочить с кровати, но Иварр накрыл его кулак своей широкой жилистой рукой, сжал его и твердо посмотрел ему в глаза.

— Успокойся. Не заставляй меня снова принимать жесткие меры. Если гном прав, она вернется. А тебе сейчас нужно восстановить силы. Ты пять дней на зельях держался.

— Ладно, — буркнул паладин после долгого молчания, — что там у тебя? Небось, бульон из потрохов?

Иварр посмотрел на Касавира строго, как учитель на непослушного ученика.

— Тебе сейчас окороками нельзя объедаться, сам знаешь. Так что, не ворчи и ешь, что даю. Смотри, чтобы и от этого не вывернуло. А я пойду, проведаю других пациентов.

— Кого? — Спросил Касавир, открывая горшочек с бульоном и недовольно принюхиваясь.

— Сэнда и Кару.

Касавир закрыл горшочек и удивленно посмотрел на Иварра.

— Так они живы?

— Да, мы успели их спасти. В том, что Сэнд поправится, я не сомневаюсь, хотя он еще плох. А Кара… сам не знаю, что с ней. Все цело, ни царапины, здоровью позавидовать можно. А воли к жизни нет. Растение. Мы ее поддерживаем пока. Ждем выздоровления Сэнда. Как я понял, они друзья.

— Угу. Не разлей вода.

— Может, это ей поможет, — заключил Иварр и вышел из комнаты.

— Собака.

— Какая собака, посмотри, это же лев.

— Где ты видела таких львов? Это собака… нет, теперь это дракон.

— Ниваль, ты ни хрена не понимаешь. Это же заяц с отгрызенным ухом.

— А кто ему ухо отгрыз?

— Лев.

— В жизни не слышал подобной чуши!

Они лежали рядышком на берегу прозрачной горной речки и смотрели в небо. Сначала они ничего не видели и не чувствовали. Постепенно пространство вокруг них стало наполняться красками, запахами и звуками. Появился запах земли и пряный аромат травы — такой горьковатый, с привкусом увядания. Потом спина стала ощущать неровности, тело почувствовало уколы мелких камешков и жестких травинок. Пронесся ветерок, чуть задев их, как гигантская бабочка нежным крылом. Пяткам стало колко и холодно. Они почему-то были босые. А потом они увидели по-зимнему бледное ясное полуденное небо с ползущим прямо над ними облаком, из которого ветер лепил все, на что у него хватало фантазии. И услышали голоса друг друга.

— Ну, а теперь что?

— Кружка, полная пива.

— Нет, эля.

Эйлин подумала немного и миролюбиво ответила:

— Да какая разница, главное, что она полная.

— Хоть в чем-то мы с тобой сошлись.

— Ага, блин, родственные души.

— Черта с два ты мне родственная душа.

Они повернулись, посмотрев друг на друга, и снова уставились в небо.

— Это ты мне черта с два родственная душа, — вздохнув, произнесла Эйлин.

Идиллия была прервана каким-то неприятным ощущением. Холодно. Чертовски холодно. Босые ноги начинают коченеть, а спина совсем заледенела. Они быстро встали и переглянулись, похлопывая себя по бокам и переступая с ноги на ногу.

— Ниваль, что это?

Черная земля, камни и островки жухлой травы были покрыты тонким рыхлым белым слоем. Белые кристаллики были на их волосах и одежде, надо сказать, довольной странной. Ни доспехов, ни оружия. Кроме рубашек и штанов на них не было ничего, да и те выглядели так, словно их месяц не снимали. Щетина на лице Ниваля была минимум пятидневной, и Эйлин, как ни напрягала память, не могла вспомнить, где они были и что делали столько времени. И почему на них ни царапины.

— Глупая, — сказал Ниваль, сгребая пригоршню белого вещества с пучка травы и поднося ее к глазам Эйлин, — это же снег.

Она смутилась.

— Ну, я знаю, что такое снег. Но никогда не видела его так много.

— Естественно, в Невервинтере его не бывает.

— Значит… мы не в Невервинтере? — Эйлин оглянулась. — А где все, где…

Она в ужасе посмотрела на Ниваля.

— Касавир! Боже, они… — ее взгляд потемнел, — они остались… там? Этого не может быть, — она схватила Ниваля за рубашку и стала трясти его, — скажи, что это не так!

Ниваль перехватил ее руки, сжал их и забормотал:

— Нет, конечно, нет.

Эйлин с надеждой смотрела на него, словно только он сейчас мог дать ответ. Мысли, заглушаемые страхом и болью, совершенно отказывались ей подчиняться. А Ниваль хмурился, пытаясь быстро и, по возможности, последовательно сложить мозаику из кусочков воспоминаний. Мозаика получилась яркой, но мало что объясняющей.

— Надо подумать. Но сначала надо позаботиться о себе…

— Да к черту! Что с ними?! Почему мы здесь? Что ты наделал?!

— Да подожди ты! — Он обхватил ее плечи и отстранил от себя. — Я знаю столько же, сколько и ты. Мы не можем тратить время на болтовню и догадки!

Эйлин опустила голову и расплакалась. Ниваль не выдержал и рявкнул:

— Черт возьми, если хочешь сдохнуть — плачь сколько влезет! Вы, женщины…

— Да пошел ты! — Буркнула Эйлин сквозь слезы.

Ниваль покачал головой и нетерпеливо произнес:

— Я все понимаю, но давай действовать разумно. Мы раздеты. Мы устали. Мы погибнем, если не найдем убежище и одежду. А потом… для начала надо попытаться узнать, что это за местность. — Ниваль приподнял ее голову за подбородок и посмотрел ей в глаза. — Согласна?

Она всхлипнула и кивнула, вытирая слезы. Конечно, он был прав. И ее тело подтверждало его правоту, уже плохо слушаясь ее. Плачь — не плачь, а первая их задача — не околеть в этом чужом, незнакомом месте.

— Хорошо, — сказал Ниваль, помогая ей встать, — давай осмотримся.

Они находились в какой-то предгорной местности, на небольшом плато. Горная река, весело шумела между покрытых мокрым снегом и пористым льдом извилистых, каменистых берегов. Внизу, в узкой долине, русло реки расширялось, и течение ее становилось более спокойным. С другой стороны плато упиралось в пологий каменистый склон, кое где занесенный снегом. В верхней части река была более бурной, и над ней поднимался белесый туман. Наверху склона было кое-что, привлекшее внимание Ниваля.

— Смотри, — показал он, — там какое-то строение.

Уже немного успокоившаяся Эйлин посмотрела наверх.

— А если нас там не ждут?

Ниваль побежал и знаком велел ей следовать за собой, бросив на ходу:

— У нас нет выбора.

Забраться наверх было нетрудно. Единственная сложность состояла в том, чтобы удержаться на окоченевших ногах и не поскользнуться. Созданная природой каменистая лесенка была кое-где припорошена снегом, и это усложняло задачу. Наверху оказался деревянный, добротно сколоченный дом. Небольшая его часть висела над широкой площадкой, подпираемая шахтой, уходящей в толщу скалы внизу.

— Похоже на рудник, — сказала Эйлин, преодолевая последние ступеньки.

— Угу, причем заброшенный, — согласился Ниваль. — Надеюсь, по этому ориентиру нам удастся хотя бы примерно определить, где мы. Но это позже. А сейчас нам надо скорее согреться. Неплохо бы раздобыть еду. И поспать.

— В таких речках должна водиться форель, — заметила Эйлин, когда они, дрожа от холода, вбежали в дом и стали рыскать по помещению в поисках чего-нибудь, во что можно хотя бы завернуться.

— А ты умеешь рыбачить? — Поинтересовался Ниваль.

Эйлин фыркнула. В Западной Гавани каждая девчонка умеет поймать пару-тройку хороших рыбин. Правда, речную форель ей ловить еще не приходилось, но голод — не тетка, авось ей повезет. Главное — найти что-нибудь, из чего можно соорудить удочку.

Касавир мерил широкими шагами комнату Гробнара, переступая через валяющиеся свитки, огрызки перьев и всякое барахло, и недобро поглядывал на сидящего на кровати всклокоченного гнома в голубой пижамке с амурчиками. После обеда Иварр запретил ему покидать лазарет, заявив, что он еще слишком слаб. Паладин понимал, что он прав. После долгой голодовки его желудок с трудом принимал еду. Чашка бульона, вареная куриная грудка да горсть сухарей — вот все, что ему удалось съесть. Еще он в больших количествах пил чай из гибискуса, которым его снабжала заботливая Элани. Но зелий для восстановления сил Иварр ему не давал. Конечно, он был прав, Касавир понимал это. Но лишь угроза снова привязать его к кровати заставила его подчиниться. Несмотря на свою приземистость и пожилой возраст, святой отец был физически очень силен и с Касавиром в его состоянии смог бы справиться.

Но после полуночи, так и не сумев заснуть, паладин доел остатки сухарей, запив их остывшим чаем, и решил все-таки навестить гнома. Если этот чудак что-то знает, то он просто обязан вытрясти из него всю душу, но заставить рассказать. Если только это не очередной бред. Однако, он помнил, как Эйлин всегда интуитивно доверяла Гробнару. Ну да, барды — они все немного того… в том смысле, что у них хорошая память и развитая интуиция. К тому же, Гробнар уже не раз доказывал, что не так уж он никчемен. Все эти мысли заставили Касавира утвердиться в своем желании поговорить с ним, и немедленно. До утра он просто не вытерпит.

Подойдя к двери, Касавир убедился, что она заперта. Он усмехнулся. Неужели годы дружбы ничему не научили старика? Если уж он умудрялся, будучи еще пацаном, вылезать из окна комнаты на третьем этаже, где наивная матушка пыталась запирать его в наказание… правда, ему было очень стыдно, когда она обо всем узнала. А она лишь потрепала его по спутанным, жестким от морской воды вихрам и посоветовала в следующий раз спускаться не по балкону, под которым находится окно столовой, а по водосточной трубе.

Благополучно выбравшись из заключения, Касавир поспешил к Гробнару. Он решил идти через черный ход, чтобы не привлекать лишнего внимания. Проходя по коридорчику, в дальнем конце которого находилась кухня, он почувствовал восхитительный аромат лимона и сдобы с корицей. Кэйтан не спит, печет свои знаменитые лимонные рогалики и булочки с корицей. Бедняга, должно быть, весь извелся, пока Касавир лежал в горячке, и мечтает поскорее накормить его чем-нибудь посущественнее бульона с сухарями. Касавир подумал, не зайти ли на обратном пути. Но решил, что не стоит. Во-первых, слушать радостный треп шефа он был сейчас не в настроении. А во-вторых, заполучив своего любимчика, он его скоро не отпустит. А желудок Касавира еще не был готов воспринимать все то, что этот маньяк мечтал туда запихать.

Гробнар, хотя и выглядел сонным и сбитым с толку, не очень удивился визиту Касавира. Но при этом, не был разговорчив, как обычно.

— А, это ты. Я рад за тебя, — опасливо заговорил гном. — Ты выглядишь немного бледным. Как ты себя чувствуешь? Святой отец сказал, что…

— Брось! — Оборвал его Касвир. — Не делай вид, что и в самом деле думаешь, будто я притащился среди ночи, чтобы поделиться сплетнями о моем здоровье. Рассказывай.

Гробнал почесал голову и вздохнул.

— Ну… собственно, многого я тебе не расскажу.

Касавир остановился напротив Гробнара и скрестил руки на груди.

— Да ну, обычно ты не прочь поболтать, — прищурившись, заметил он.

Гробнар цокнул языком и уклончиво ответил:

— Понимаешь, это дело деликатное. Я много думал об этом. Я боюсь ошибиться, все так неопределенно… Выводы делать еще рано. Может быть, все не так как я ду…

Неожиданно паладин бросился к нему и, схватив за ноги, поднял вверх на вытянутых руках. Безуспешно попытавшись вырваться из его железной хватки, бедный гном обреченно повис.

— А Иварр говорил… ты еще очень… с-слаб, — сказал он плаксивым тоном.

— Не настолько, чтобы не суметь вправить мозги мелкому треплу весом в два пуда! — Рявкнул Касавир. — Говори, что ты там Иварру наболтал! — И он затряс маленького гнома, как грушу.

— Ска-а-ажу, а-а-атпусти-и-и! — Завопил Гробнар.

Отпив вина из графина, стоящего не столике, и пролив половину на себя, Гробнар привел в порядок свое душевное состояние после унизительной экзекуции и смог, наконец, связно говорить.

— Я могу с уверенностью сказать только одно: Эйлин и сэр Ниваль живы.

Касавир взорвался.

— Я уже второй раз слышу слово «Ниваль»! Что, черт возьми, происходит?!

Гробнар схватился за сердце и снова дрожащей рукой потянулся к графину, но Касавир бесцеремонно отобрал его.

— Касавир, — взмолился гном, — умоляю, выслушай меня, не кричи и не ругайся! И не пугай маленького, ни в чем не повинного гнома!

Тут до него дошла причина странного поведения Гробнара. Очевидно, он присутствовал при том, как с ним случился неконтролируемый приступ ярости, и находился под впечатлением от увиденного. Вздохнув, Касавир поставил графин на столик и миролюбиво взглянул на Гробнара.

— Да ничего я с тобой не сделаю, не волнуйся. Но постарайся меня понять. Моя женщина исчезла. Где она, что с ней, жива ли она — я не знаю. Иварр на что-то намекает. Из тебя полслова не вытянешь. Зато вы в один голос успокаиваете меня, что с сэром Нивалем тоже все в порядке. Причем тут он? Почему она исчезла? Кто-нибудь скажет мне что произошло?

— Это сложный вопрос, — ответил Гробнар, тоскливо глядя на отставленный Касавиром графин, — но я постараюсь ответить, если ты не будешь кричать и драться.

— Говори, — сквозь зубы произнес Касавир.

— Я скажу тебе о том, в чем уверен, а о том, в чем не уверен, позволь пока умолчать. Я не хочу оказаться пустым болтуном.

Касавир фыркнул, но промолчал.

— Так вот. Они действительно живы. Наверняка. Сила крови защищает того, кто ей обладает, от самой себя. То есть, я хочу сказать…

— Стоп. Какая сила?

Гробнар вздохнул и взъерошил и без того торчащие во все стороны волосы.

— Видно, придется посвятить тебя в эту легенду. А выводы ты сделаешь сам. Обещай, что будешь слушать.

Касавир кивнул, взял стул, стряхнув на пол кипу исписанных бумажек вперемежку с одеждой, поставил его напротив кровати спинкой вперед и сел. Стул, привыкший к легенькому гному, жалобно заскрипел, а Касавир хмуро уставился на Гробнара, приготовившись выуживать из потока его сознания что-нибудь, похожее на информацию.

— Известно ли тебе о легендарном барде Талиесине, жившем две или даже три тысячи лет назад?

— Нет, — ответил Касавир таким тоном, словно Гробнар спросил, не имеет ли он привычки воровать пирожки с ярмарочных лотков.

— Неудивительно, — просиял Гробнар. — Завистники Хагьяр и Реньяр постарались стереть из истории все воспоминания о нем. Это очень давняя и малоизвестная легенда. Честно говоря, я думал, это сказка. Но когда увидел Эйлин с темными глазами, серебристыми волосами и сверкающим челом, меня как громом поразило!

Гробнар торжествующе посмотрел на Касавира. «Лучше бы тебя на самом деле громом поразило», — мелькнула кровожадная мысль.

— Говори дальше, пока я еще в силах тебя слушать, — спокойно сказал он.

Это воодушевило гнома.

— История рождения Талиесина — воистину удивительна! Я расскажу ее вкратце. Талиесин родился от рисового зернышка, съеденного злой колдуньей. Родив Талиесина, она тут же захотела его убить.

— Обнадеживающее начало, — мрачно прокомментировал Касавир.

— Ой, что ты, — Гробнар махнул рукой, — дальше будет еще интереснее. Когда конец был уже близок, младенец вдруг преобразился, его чело засверкало так, что колдунья чуть не ослепла. И тут он запел такую нежную и трогательную песню, какой и не слыхивали. И она не стала его убивать, а положила в корзинку и пустила вниз по реке. А потом…

Касавир поднял указательный палец.

— Один вопрос. Каким образом эта душераздирающая история о поющем младенце, родившемся от рисового зерна, связана с Эйлин?

— Очень даже прямо связана, — Гробнар улыбнулся до ушей. — Талиесин был самым удивительным волшебным бардом в истории. Он знал все тайны на свете и мог отгадать любую загадку, поэтому его волосы были серебристыми. Но сам он оставался вечно молодым и прекрасным, с темными глазами и удивительно красивым голосом. Когда он пел или говорил стихами, он мог добиться всего, чего хотел, даровать удачу тем, к кому благоволил и позор тем, кого хотел наказать за злобу и зависть. Но убивать и творить зло он не мог. Однажды, когда его приемного отца посадили в тюрьму, он…

Касавир молча показал Гробнару кулак.

— Хорошо, хорошо, ближе к делу, я понял, — быстро протарахтел гном и продолжил: — Так вот, у него были двое завистников — дворфы Хагьяр и Реньяр. Они захотели убить его и подстерегли во время послеобеденного сна на лесной опушке. Они вставили ему кляп, чтобы он не мог петь, связали, пронзили его грудь и оставили умирать. Когда он понял, что сейчас умрет, он призвал на помощь силу своей магии. Силы этой хватило лишь на то, чтобы зачаровать каплю крови, вытекшей из его сердца. Но зато как! Когда его жена и сын нашли тело, мальчик оцарапал руки, разрезая на нем веревку, и прикоснулся к его груди. Капля зачарованной крови смешалась с его кровью. Во-первых, это сделало всех потомков Талиесина талантливыми в том, что касается способностей бардов, торговцев, дипломатов, покорителей сердец, и так далее. Кроме того, это даровало им всем необыкновенную способность силой магии, заключенной в своей крови, творить все, что угодно, кроме зла. Вызывать стихии и переноситься с места на место, излечивать больных и возрождать к жизни умирающих.

Касавир задумался.

— Ты хочешь сказать, что Эйлин и есть тот самый потомок?

— Да!

Гробнар уже не мог усидеть на месте и вскочил с кровати.

— Да, да, да! Мудрая Го была права!

— А там еще и Мудрая Го была? — Поинтересовался Касавир.

— Нет… то есть да. То есть, это она рассказала мне легенду и сообщила, что потомков Талиесина осталось очень мало, по пальцам можно пересчитать. Она сдохнет от зависти, когда я скажу ей, что видел аж двоих из них.

— Двоих? — Насторожился Касавир.

— Ну, а сэр Ниваль, по-твоему, кто?

— Господи, боже, Эйлин и этот чокнутый — родственники?!

— Ну, да! — Гробнар запрыгал на месте от радости. — Но, к сожалению, наверняка, очень дальние. Талиесин-то жил тысячи лет назад.

— Подожди, — Касавир остановил Гробнара, — Эйлин никогда ничего не говорила об этом даре.

Гробнар развел руками.

— А откуда ей было знать, если раньше с ней такого не случалось? И потом, говорят, человек сам не знает, когда и как проявится этот дар, и не может его контролировать. Таким образом, Талиесин защитил силу от использования во зло каким-нибудь отщепенцем.

Касавир долго смотрел немигающим взглядом на обклеенную исписанными обрывками стену позади гнома и, наконец, произнес:

— Гробнар, это бред. Это самый бредовый бред, который я когда-либо слышал.

Паладин тяжело вздохнул. Он почувствовал, как голова его наливается свинцовой тяжестью, а под набухшими от бессонницы веками словно скрипит песок. Измученный организм напомнил о себе тупой болью в правом боку и горечью во рту.

Вот он и узнал то, что хотел. Очередная байка, легенда, бардовская сплетня, которые они рассказывают друг другу, шляясь по тавернам и зарабатывая золотые на ярмарках. Переведя взгляд на гнома, он сказал, пристально глядя ему в глаза:

— Но я не могу не верить тебе. Единственное, что удерживает меня от отчаяния — это надежда, что все это — не пустые байки. Но знай, если ты все это выдумал… — он сжал кулаки и посмотрел на Гробнара так, словно хотел прожечь в нем дырку.

Но Гробнар был спокоен, к нему вернулась его обычная безмятежность. Он весело посмотрел на Касавира и с хитрой улыбкой спросил:

— А когда Эйлин найдется, ты научишь меня языку иллюзионистов?

— Убью, — мрачно закончил паладин и, резко встав и отшвырнув ни в чем не повинный стул, повернулся и быстро вышел из комнаты.