Игорь Стрелков Добрая и Светлая Сказка о Принцессе-Лани
Часть Первая
«Нет страны лучше Жемчужного Иридиана! Воистину, счастлив тот, кто побывал там — навеки сохранит он в своей памяти волшебную красоту этого дивного края, раскинувшегося на южной оконечности Восточного Континента. Поросшие вечнозелеными лесами невысокие горы мягко переходят в укромные долины, где сосновые леса и дубовые рощи скрывают в своей глубине десятки небольших кристально-прозрачных озер, питаемых спускающимися с гор прохладными ручьями и речушками и дающих начало уже другим рекам — неспешно-спокойным, несущим свои воды к Теплому Морю через равнины и поля, покрытые тучными хлебами, богатыми виноградниками и обширными фруктовыми садами. Чем ближе к морскому берегу, тем чаще встретятся путешественнику с севера селения местного народа — веселого и доброжелательного, чьи мастера и ремесленники издавна славятся своим искусством по всему континенту и даже за Далекими Морями, ибо тяга к дальним путешествиям нет-нет да и просыпается в здешних людях и отплывают в дальние края из гаваней Столицы корабли с ними, унося к приключениям художников, музыкантов, архитекторов, резчиков по дереву и металлу, каменщиков и искусных рудокопов, виноградарей и садовников, которых из столетия в столетие щедро рождает здешняя земля. Кто-то, постранствовав всласть, возвращается к родным очагам, кто-то оседает в новых землях, вместе с инструментами своего ремесла унося с собой в хранимом на груди особом кисете часть милого сердцу Иридиана — щепотку земли, косточку белой сливы, камушек с горы Горгон и наполненный водой из волшебного озера Семиург прозрачный стеклянный шарик…
А на самом краешке Иридиана, в небольшой долине, окруженной с севера горами, утопающими в чудесных садах и зарослях орешника, с юга — особенно теплым и чистым в этих местах морем, а с востока — Дремучим Пограничным Лесом, расположилось княжество Троллейнвирг, названное так в далекие-предалекие времена, когда тролли еще жили здесь рядом с людьми и не было между ними ни вражды, ни взаимных вековых обид. Впрочем, о троллях теперь рассказывают только в сказках седые сказители по вечерам в деревенских кабачках, да пугают непослушных детей старые бабушки и лишь на гербе княжества можно увидеть воочию это загадочное творение — двуглавое косматое существо с короткими ногами и непомерно длинными руками… Если верить сказкам, тролли были не просто о двух головах — а очень-очень умные и страшно упрямые, что их и сгубило — ведь головы вечно спорили друг с дружкой, чем и воспользовался хитрый король Протожмот Завоеватель: собравшись пойти на них войной, он, именно в расчете на эту тролличью особенность, послал к ним сразу двух послов с диаметрально разными посланиями — в одном он предлагал «вечный мир», а в другом — объявлял войну. Сколько ни спорили тролли две недели каждый сам с собой — какое из посланий настоящее, а какое — ложное, почти ни один не смог прийти к общему мнению и в результате они насмерть перессорились: отказались сами с собой разговаривать и стали легкой добычей воинов хитроумного короля. Впрочем, это так сказочники говорят, а как оно было на самом деле — никто уже и не упомнит, а что в официальных летописях королевских написано («…семь дней и ночей рубились бесстрашные рыцари и кровь лилась реками так, что само Теплое Море покраснело и вышло из берегов….»), так тому в здравом уме и самый престарелый сказочник не поверит.
Так или иначе, а троллей в княжестве не осталось вовсе, зато было там много других волшебных и очень полезных для людей существ — старички-боровички, например (если дружить с ними, то можно собрать за считанные минуты полное лукошко отборных грибов); домашние ездовые кентавры, очень ценимые на охоте и в игре в мяч (их, правда, держали только очень богатые и знатные люди, а среди простонародья поговаривали, что кентавры эти едят-то за двоих, а силы в них не больше, чем у годовалого жеребенка, но зато глупы, болтливы, мнительны и все время жалуются да попрошайничают). Были еще сирЕны и сИрины — но большинство из них давно перекочевали ко двору Императора в Старое Загорье, где ныне составляют Великую Императорскую Капеллу в триста сиреньих глоток, равной которой нет в мире. Местные (те, что остались) — голосами послабже и перьями попроще, если не удается пристроиться при дворах князей и графов, кочуют небольшими перелетными стайками, выступают на ярмарках, охотно поют на свадьбах и прочих праздниках. В некоторых деревнях так вообще считается, что «свадьба — не свадьба» без ощипанной сирены, а те особенно и не обижаются — все равно после линьки новые перья вырастут.
В самом сердце княжества — в красивом старинном замке, со всех сторон окруженном великолепным парком, где старый князь собрал самые лучшие цветы, которые можно было отыскать во всем мире, жила-была принцесса Энниолла, очень-очень миленькая, такая миленькая, что мало какой проезжий рыцарь или трубадур, хоть раз увидев её, оставался равнодушным. А уж родители, придворные и весь местный люд в Энниолле просто души не чаяли — и ведь вправду — такой красивой, умной, скромной и трудолюбивой девушки во всей округе поискать, а когда она начинала играть на своей лютне, то цветочные феи вылетали из розовых кустов и, завороженные музыкой, рассаживались на ветвях великолепных каштанов, росших невдалеке от окошка её башни.
Сколько турниров устроили рыцари во славу Энниоллы! Сколько переломали тупых турнирных копий и посбивали со шлемов пышных султанов! Лучшие поединщики со всего королевства и даже из-за его пределов пытали счастья на ристалище у княжеского замка. Но ни один не смог пленить сердца красавицы. Отец, без ума любивший свою наследницу, приглашал из Столицы лучших и благороднейших поэтов и музыкантов, чтобы в своих состязаниях и играх они прославили красоту и таланты его дочери и, быть может, пленили её сердце. Но только все новые разбитые и безутешные сердца уносились повозками и кораблями обратно вместе с посвященными принцессе сонетами и написанными вдохновенной кистью портретами… Говорят, даже почтенный старик-Император, увидев один из них, на котором Энниолла была изображена в момент, когда, отложив лютню, задумчиво смотрела из окошка в сад, несколько дней ходил сам не свой и даже осторожно интересовался у маститых придворных чародеев — возможно ли третье по счету омоложение и как оно скажется на Их Величества здравии и долголетии? Не было недостатка и в официальных сватах — род принцев Троллейнвиргских был пусть не самый знатный в королевстве, но весьма уважаемый, но даже и без того — украсить прелестную белокурую головку принцессы своими коронами мечтали едва ли не все холостые владетельные князья и их отпрыски (и половина женатых — тоже). Но князь, верный своим принципам, терпеливо ждал момента, когда дочь сама определится с избранником, даже не подозревая, что её сердце давно уже отдано совсем простому человеку…
А, между тем, Энниолла уже давно любила и именно музыка стала первопричиной этого прекрасного чувства. Сначала воспринимаемая органами чувств, а потом самим сердцем, чудеснейшая музыка любви звучала в её сердце и, как ей казалось, в унисон такой же прекрасной мелодии, исходившей из сердца возлюбленного — молодого обойщика из ближайшего городка, некогда заворожено остановившегося под её окном, слушая звуки лютни, а потом доставшего из сумы простую пастушью свирель и приложившего её к своим собственным губам… С тех пор — с той самой волшебной осени, лютня и свирель звучали вместе все чаще и чаще, пока не стали словно единым целым. Потом были свидания в парке, робкие объяснения и первые поцелуи и они не остались незамеченными кое-кем из прислуги, но те так боготворили свою юную госпожу, что даже осмелились сохранить в тайне от князя и его близких все, что увидели и услышали…
К сожалению, или к счастью, мир крайне несовершенен. Так случилось, что чудесную свирель слышали не только нежные ушки княжны, но и украшенные тяжелыми золотыми, усыпанными крупными рубинами подвесками уши первой камер-дамы Зиорры ден Бакрис. И мелодия эта показалась ей сначала забавной, а потом (при виде самого юноши) и приятной. Уже вскоре Зиорра нашла повод пригласить Гийома (так звали музыканта) к себе в покои, но, удивленная холодностью к столь представительной и благородной даме, почтившей его своим вниманием, аристократка заподозрила неладное… «Прослежу-ка я за ним!» — подумала она и, обладая немалым магическим опытом (в юности весьма тесно знавалась с колдунами, еще обитавшими в отдаленных пустошах у самой окраины Пограничного Леса, а потом оставила их далеко за кормой, добравшись до тайного, всеми давно позабытого, хранилища в двойной стене замковой библиотеки), провожая юношу, слегка рукой задела его волосы, мгновенно прилепив к ним капелькой сваренного из перетертых костей лесного нетопыря и крошек «тролльего камня» клея, свой собственный (и очень непростой) волосок… И, взамен, крохотными ножничками отрезав прядку у него самого. Едва оставшись одна, Зиорра бросилась к туалетному столику, схватила кусочек отрезанного волоса, склеила тем же клеем его в круг со своим, бросила в блюдце из черного камня, залила водой из замурованного колодца, одними губами (тщательно глядя в зеркало, чтобы движения губ были правильны) произнесла заклинание и стала напряженно всматриваться в воду. Через некоторое время проклятие сорвалось с её языка, резким движением она смешала воду и заметалась по своим покоям: «Ах так?! Ну, клянусь Великим Троллем, я страшно отомщу!»
Даже в самом мирном и процветающем королевстве, каким и был Иридиан, есть свои проблемы. Кроме людей хороших, обязательно найдутся и плохие и не так уж их мало. Обязательно есть враги — явные и тайные, а среди добрых и верных подданных неизменно прячутся гнусные предатели с низкими и злыми душонками. А как иначе? Если кругом будет только добро, то кто узнает, что оно доброе? И Троллейнвирг, как и весь Жемчужный Иридиан, тоже не являлся исключением.
В минуту, когда часы на главной башне княжеского замка пробили полночь, в дальнем конце замкового парка — самом запущенном и позаброшенном садовниками, на крохотном пятачке между чрезмерно разросшимися, полузасохшими кустами жимолости и одичавшего шиповника, сошлись четыре фигуры, с головы до пят укутанные в черные плащи. Одна из них, кончено же, принадлежала Зиорре, чьи глаза из-под капюшона горели ярким зеленым огнем. Три других — низкие и очень коренастые — явно принадлежали мужчинам.
— «Зачем ты позвала нас, Зиорра?» — довольно грубым голосом спросил первый темный человек: «Тем более таким образом — послав свою летучую мышь! Разве ты не знаешь, что мы простые честные разбойники и не любим твои колдовские штучки?»
— «Хизб! Помнишь ли ты, что с тобой случилось в прошлый раз, когда ты попробовал разговаривать со мной таким тоном?» — зловеще-спокойно прозвучал как будто безжизненный голос колдуньи…
— «Нет! Нет! Что ты, Зиорра!» — на этот раз заговорили все трое одновременно, и в их речи слышались явные нотки испуга: «Прости брата Хизба! Он спросонья так всегда говорит! Не надо делать поспешных выводов!»
— «Ну-ну… я поверю вам на этот раз» — все также холодно и медленно произнесла ведьма: «Но это последнее мое терпение. Я и так слишком долго терплю вас — непослушные мелкие никчемные слуги…»
— «Да! Да! Конечно! Мы твои слуги, Великая Зиорра! Верные слуги!» — облегченно начали кланяться в пояс мужчины: «Мы ведь клялись тебе в верности, ты помнишь? А ты обещала нам помогать, но…»
— «Это хорошо, что вы помните клятву. Настало время её исполнить» — последние слова колдуньи прозвучали совсем уж замогильно, да так, что всех до одного собеседников начала бить заметная крупная дрожь.
— «Мы все сделаем, Великая! Все, что ты скажешь!!!» — жалким голосом произнес первый.
— «Хизб! Ут! Тахрир! Слушайте и повинуйтесь!» — голос ведьмы становился все более и более похожим за завывание ветра в каминной трубе в ненастную погоду: «Завтра принцесса Энниолла поедет к окраине Пограничного Леса навестить своего старого учителя, который живет у Тутовой рощи — она (зловещий свистящий смех) хочет спросить у него — как ей жить дальше… Охраны с ней почти не будет — вы легко справитесь. Схватите её и отвезите в глубь леса — к Оврагу Серого Тумана, и передадите в мои руки — я буду ждать вас там…»
Мужчины затряслись еще сильнее. Один из них, молитвенно сложив на груди руки, осмелился даже возразить:
— «О, Великая! Но мы не осмеливаемся приближаться к этому страшному месту. К тому же, там бывает Патруль Ордена…»
— «Жалкие подобия выродившихся троллей! Если вы не выполните мою волю, то завтра на дне оврага окажутся ваши еще не трупы, но уже и не тела…» — из-под капюшона вдруг явственно начало распространяться зеленое свечение — медленно — словно молоко, наливаемое в горячий чай, оно неровными мягкими нитями поползло по воздуху во все стороны, заставив собеседников в ужасе отшатнуться: «К тому же, ничтожные трусы, Патруль не может в собственном облике попасть на ЭТУ сторону — даже вам пора об этом давно знать… Уходите и завтра принесите мне её живую и невредимую».
Утро весеннего дня в Иридиане — это нечто бесподобное. Золотое Солнце, встающее из-за синеющих в дали лесов, заставляет светиться, играть и сиять миллиардами бриллиантов россыпь росы на траве и в ветвях деревьев, пробуждает к новому радостному дню множество певчих птиц, щебет которых стремительно наполняет воздушный эфир и врывается в распахнутое окно неповторимым концертом ликующей весенней природы. Бабочки и пчелы кружатся над распускающимися цветами в парке, весело перекликаются садовники и садовницы, звучат рожки пастухов, выгоняющих стада на изумрудно-зеленую траву пастбищ. Из княжеской кухни доносятся сладкие и такие уютно-домашние ароматы свежевыпеченного хлеба, сладких булочек и подогретого на очаге свежего молока…
Принцесса Энниолла сладко потянулась на своем ложе и, еще не открыв глаза, радостно улыбнулась новому солнечному дню (а другие и нечасто бывают в эту пору в королевстве), отбросила одеяло и полог и, в одной ночной сорочке, босиком проскользнула к окну, вдохнула напоенный ароматами воздух и радостно засмеялась своим хрустально-чистым девичьим смехом — на подоконнике крутился белый голубь с привязанной к лапке записочкой. Принцесса протянула ладони, и голубь доверчиво вскочил прямо на них, торопясь отдать свою ношу в столь дивные ручки…
Энниолла отвязала свиточек, нетерпеливо развернула его и прочла:
«Милая моя, любимая принцесса! Как же я счастлив, что скоро увижу тебя, смогу припасть к твоим коленям, нежно-нежно обнять твой стан и поцеловать твои глаза и локоны!!! Сколько счастья и радости быть рядом с тобой и как печально не видеть тебя! Кажется, что свет меркнет, а жизнь — теряет всякий смысл. Словно серая пелена опускается на леса и поля, день превращается в ночь… Целый месяц я не видел тебя, милая моя, несравненная, любимейшая Энниолла! Но уже завтра наш караван вернется в родные места и я буду под твоими окнами ждать, когда ты спустишься ко мне и озаришь мою жизнь сиянием высшего счастья — нашей светлой Любви! Навеки твой, Гийом».
Прочитав письмо, княжна опять звонко и счастливо рассмеялась, нежно поцеловала его несколько раз, представив, как писали эти чудесные строки тонкие пальцы любимого, а потом, прижав свиточек к сердцу, закружилась по комнате в па прелестного веселого танца. В дверь постучали и принцесса, уже по шагам узнавшая свою старую добрую служанку — поверенную во всех её сердечных делах, звонко воскликнула: «Заходи скорее, Жаннетточка! Смотри! Он опять написал!!!» — и передала ей записку, которую добрая женщина, не читая, с улыбкой вернула назад — ведь ей было достаточно просто смотреть на веселье своей госпожи, годившейся Жаннетте в дочери и любимой не меньше, чем дочери родные.
— «Деточка, ты все-таки поедешь сегодня к Учителю?» — все еще улыбаясь, спросила служанка (без присутствия посторонних все условности были излишни)
— «Конечно, милая Жанетточка!!!» — прощебетала принцесса: «Я уверена, мой добрейший Артефакт обязательно придумает или уже придумал, как нам с Гийомом быть вместе, но не рассердить батюшку и матушку!»
— «Но сегодня неважный день для поездок, милая!» — слова Жаннетты звучали, впрочем, не совсем уверенно — ведь ей уже передалась часть восторга юной леди: «Сегодня весенний День Травяных Богов, а они не любят, когда в этот праздник люди путешествуют без крайней нужды и мешают им украшать травяной мир. Может быть, все же завтра?»
— «Завтра приедет ОН! Я не могу ждать ни одного часа! Сразу после завтрака мы помчимся в Тутовую рощу! Ты ведь поедешь со мной, ведь правда? Мы вместе услышим, что придумал старый наставник, ведь я ему уже писала про свои надежды!» — Энниолла своими глубокими серыми глазами, чей взгляд проникает в самую душу, все с той же обворожительно-радостной улыбкой глядела на служанку — а та засмущалась:
— «Понимаешь, милая, я и рада бы, да не смогу. Представь себе, у нашей Первой Камер-Дамы (тут Жаннетта саркастически скривила рот) заболели сразу несколько служанок, а поскольку она скоро уезжает на охоту к морю, ей срочно нужно, видите ли, чтобы кто-то присмотрел за её собачками, а я как раз попалась ей под руку. Отказаться я не могу — Зиорра за это может лишить меня места или перевести на свинарник или еще куда-нибудь. А как я тогда буду видеться с тобой, моя милая?»
— «Ну конечно, Жаннетта, конечно!» — принцесса ничуть не расстроилась (ведь на груди лежало ЕГО письмо, и, поэтому, все неприятности казались не больше, чем милыми пустяками): «Поухаживай пару дней за этими собаками этой Зиорры! А потом вернешься ко мне! А сейчас скажи — ты ведь уже приготовила свои булочки, которые я так обожаю? Приготовила! Спасибо тебе, Жаннетточка! Вот сейчас скушаю их — и в путь! Когда будешь спускаться, то передай солдатам, что они мне не нужны — я возьму с собой только двух лакеев, горничную Алиту и возничего!»
После завтрака простая зеленая карета уже стояла под окнами покоев принцессы, но рядом, монументально возвышаясь на своем старом жеребце, хмурил брови сам Князь Андигон. Увидев спускающуюся по лестнице дочь, одетую в бежевую амазонку, изумительно шедшую к её собранным в «косу-корону» волосам, он все же, как ни был обеспокоен, не смог сдержать улыбку — настолько мила была его принцесса, гордость за которую переполняла сердце правителя:
— «Куда ты собралась, Энни, в экипаже в такой день? Разве не знаешь, что Травяные Боги не любят пустых поездок?!»
— «Ой, папочка! Я совсем-совсем недалеко!» — защебетала Энниолла: «Только съезжу в Тутовую рощу к Артефакту и сразу назад! Я так давно ему обещала!»
— «В Тутовую рощу?! Ничего себе недалеко! Это почти у самого Леса! Никуда я тебя не пущу! В такой день только Вестникам Несчастий можно мчаться по дорогам! Ну, не расстраивайся так… ну что ты, дочка? Ну, ладно-ладно, езжай — я попрошу чародеев умилостивить Богов, чтобы они не слишком на тебя сердились, когда ты будешь переезжать колесами их ночные труды!» (Тут надо знать, что праздник Травяных Богов заключался в том, что лишь раз в году, символизируя вечное торжество живого зеленого мира над прахом, они засевали по ночам все пустые места, не покрытые льдом или камнем — чтобы, вызываемая к жизни могучей магией, хоть на считанные секунды покрылась зеленой весенней травой вся-вся земля… И потому, не мощеные проселочные дороги в этот день исчезали под густой порослью трав и цветов и Травяные Боги очень не любили, когда кто-то портил их кропотливую и затейливо-изысканную работу.)
Но разве может старый Князь отказать своей милой дочери? И вот уже в замке придворный старичок-колдун, подслеповатый добряк, листает старые потрепанные книги, роется по рундукам и полкам, собирая ингредиенты, необходимые для создания талисмана, способного предотвратить гнев маленьких добрых божков, чтобы не дать им связать намертво колеса кареты сплетением трав и сплошь опутать экипаж колючими побегами ежевики и ядовитого вьюнка. И вот, почти все необходимое уже собрано, но волшебник не может найти всего одной нужной вещи — кисточки хмеля, собранного точно в день Праздника Осеннего Пива, когда его варят и разливают по бочонкам… Да куда же подевался мешочек? Был ведь!
— «У Вас опять затруднения, дорогой мой Учитель?» — даже самый опытный знаток людской речи не сможет определить в этом мягком сочувственном тоне перчинки ехидства или неуважения: «Я чем-нибудь могу Вам помочь?»
— «Ах, почтенная Зиорра! Твой бывший учитель становится совсем стар… Представь себе, не помню — куда засунул мешочек с Октябрьским Хмелем! А ведь без него, или с хмелем, но летнего сбора, зелье-талисман приобретет совсем другие, опасные свойства!»
— «И какие же?»
— «Ну, связать карету, пока она едет, Травные Боги не смогут, но экипаж по пути уничтожит все их ночные труды — скосит травы и цветы на дороге прямо под корень! И страшно представить, что духи сотворят во гневе, когда карета все же остановится…»
— «Не беспокойтесь, мой милый наставник! У меня как раз есть то, что Вам нужно! Самый лучший Октябрьский Хмель позапрошлогоднего сбора! (Вы ведь помните, как он удался тогда?) Я сейчас же пришлю его Вам!»
— «Зиорра! Я так тебе благодарен! Чувствую, мое дело не останется без продолжения! Когда я соберусь на покой, я обязательно попрошу Князя передать мою должность именно тебе — ведь ты к тому времени будешь уже такой почтенной доброй волшебницей!»
Под сенью Тутовой рощи домик старого Учителя Артефакта едва виден. Князь, в общем, не отличался скаредностью, но, когда Артефакт уходил на покой, то сам отказался от всех предложенных почестей, сказав, что не собирается провести остаток своих дней посреди глупых излишеств, а займется разведением пчел там, где они дают самый лучший мед — у опушки Пограничного Леса. Отказался тогда ученый муж и от охраны — на высказанное князем опасение, что лихой народец, еще шляющийся по окраинам бывших тролличьих твердынь, может заглянуть в одинокий двор, старик лишь рассмеялся — если придут за медом — то его ни для кого не жалко, а если за чем-нибудь другим, то он, Артефакт, не даром провел над книгами столько лет и, хотя и не волшебник, сумеет защитить себя чем-нибудь поэффективнее, чем стальное оружие или примитивная дубинка.
Быстро мчится карета по утрамбованной дороге — сердце принцессы обгоняет бег лошадей и по волнам стелющегося перед каретой моря зеленых трав несется прямо к старому Учителю, который один знает ответы на все волнующие её вопросы — ведь недаром именно он научил её всему, что она умеет — даже игре на лютне, благодаря которой она познакомилась с милым Гийомом. Блестящие надеждой глаза Энниоллы смотрят только вперед и не досуг ей обернуться, а ведь увиденная картина потрясла бы её и напугала. Но пока лишь трясущиеся и онемевшие от ужаса лакеи на запятках зрят это зловещее зрелище — прямо за задним колесами кареты нежная зеленая поросль, так заботливо насаженная добрыми духами только этой ночью, сразу вспыхивает мрачным колдовским огнем и вслед за каретой простирается дымящаяся и тлеющая углями широкая полоса выжженной земли — гораздо шире самой дороги, а весь дым ниоткуда возникающий услужливый ветер собирает у самой земли и сносит назад — в сторону оставшегося за горизонтом Княжеского замка… А по краям этой полосы, словно кузнечики, скачут, преследуя мчащуюся карету, десятки маленьких (с крупную лягушку размером) прозрачнокрылых зеленых существ, миниатюрные человеческие личики которых искажены гневом, а с крохотных лапок слетают яркие зеленые искры, которые устремляются к карете, но не долетают и без сил гаснут в пепле выжженной травы…
А вот Артефакт сразу почуял неладное. Волшебник — не волшебник, а кое-какими силами он владел… и сердце его давно уже было неспокойно — особенно после письма Энниоллы, в котором та бесхитростно рассказала про свою Чистую Любовь к Гийому. Не такого жениха хотел бы старик-учитель для своей маленькой принцессы! Но ведь сердцу не прикажешь — и он, умудренный сединами, знал об этом лучше, чем кто-либо…
Но сейчас предчувствие беды прямо погнало его от милых сердцу ульев к калитке ограды вокруг небольшой усадьбы и именно он первым увидел, что за княжеской каретой, в которой, как старик сразу догадался, спешила к нему Энниолла, стелется черный дым жуткого колдовства… В ужасе приложив к глазу увеличивающий кристалл, разглядел Артефакт и сонмы Травяных Богов и их слуг, мчащихся за экипажем и мечтающих только о том, чтобы он скорее остановился, ибо в движении наложенная магия не позволяла им приблизиться. Но старик недаром слыл мудрейшим из мудрых и даже преклонные годы, согнувшие спину и высушившие некогда сильные руки, не смогли источить его глубокий и быстрый ум. В одно мгновение оценив ситуацию, воспользовался Артефакт только ему во всем княжестве доступной магией — Магией Пчелиного Роя — воззвав ко всем маленьким трудолюбивым и самоотверженным существам — домашним и диким — сколько их было в округе. И словно почернело небо за каретой — миллионы пчел ринулись выполнять волю пославших их маток — одни гасили злое колдовство, отцепляли его от кареты и тушили мрачный огонь, а другие плотной стеной вставали на пути разгневанных Травяных Богов, ставя их перед нелегким выбором — отказаться от погони за преступившими все законы людьми, или убивать мириады пчел — лучших друзей всех трав и цветов, сколько их есть. И маленькие боги маленькой жизни не решились выбрать убийство таких же малых как они существ. Долго пытались обойти черно-золотую пчелиную стену, перепрыгнуть её или проложить ход под землей, но пчелы, руководимые невидимой рукой мудрого Артефакта, всякий раз вставали на их пути, а сам Учитель, между тем, взывал к травяным духам, увещевая их отказаться от бессмысленной мести и обещая, по мере сил, возместить нанесенный ущерб и смыть страшное оскорбление. И, когда (очень не скоро) ему удалось справиться с обеими напастями — разрушить заклятие незадачливого замкового волшебника и смирить гнев Травяных Богов, обернулся Артефакт к остановившейся поодаль карете, чтобы спросить свою Принцессу: как случилось, что за её экипажем привязалась подобная напасть? Но спрашивать было некого — лакеи и кучер лежали оглушенные на траве без сознания, внутри в истерике билась несчастная Алита, а к лесу уходила еле заметная тропка, оставленная полудюжиной не по человечески широких стоп… И поздно было рвать на себе волосы в гневе и досаде — обостренный магией взгляд Артефакта уже проникал дальше в будущее, уже его силам неподвластное, ибо судьба Энниоллы свернула на ту тропу, с которой старик вернуть её был бессилен…
Дремучий Пограничный Лес обширен — он велик и в длину, и в ширину, славен своими сосновыми борами и дубовыми рощами, целебными источниками и пушными промыслами, грибной и ягодной благодатью… Славен и населяющими его людьми, каждый из которых немножко воин, немножко колдун, немножко… — не поймешь кто, в общем. Но более всего он известен всей бескрайней Империи тем, что делит Восточный Континент почти поровну — на Великую Половину Добра и Великую Половину Зла. Случилось это разделение много-много то ли столетий, то ли тысячелетий назад — во времена сказочные, короче говоря. Если верить сказителям — то это сама Земля, измученная постоянной магической войной, решила её прекратить, разделив самых могучих Злых и самых могущественных Добрых магов двумя Великими Оврагами и вырастила вокруг и между ними этот растянувшийся на тысячи верст Лес. Постепенно все люди (творения изначально добрые, как в это ни нелегко поверить) и близкие им существа (те же Травяные Боги, лесовики и прочие) переселились на Запад, а все злые (вампиры, оборотни, слонопотамы, драконы, кракены и разные умертвия) — на восток. Впрочем, на Востоке тоже оставались люди, как и на Западе даже в Столице нет-нет да и проводили церемонии «солнечного очищения» — когда очередного пойманного с поличным вампира прилюдно доставали из опломбированного магическими печатями саркофага и выставляли «погреться» на ярком солнышке, а оставшийся пепел и клыки распродавали за бешеные деньги тем же волшебникам и металлознатцам на амулеты, снадобья, эликсиры и присадки для варки особо прочных стальных сплавов…
Но мы непростительно надолго оставили Энниоллу совсем одну в лапах жутких разбойников (ибо кто еще мог её похитить, кроме Хизба, Ута и Тахрира, выполнявших зловещую волю своей Хозяйки?). И если с моей Принцессой что-нибудь случилось, пока Сказочник расписывал достопримечательности Пограничного Леса, то я ему этого никогда не прощу!!! Не знаю, любит ли Энниоллу по-настоящему её ненаглядный Гийом, а вот я её люблю так нежно, что готов дни и ночи… ну, в общем, много на что готов…
Слава Всевышнему! Энниолла жива и даже не испугана — она просто в обмороке — лежит, завернутая в свой собственный светлый плащ на самом краю Оврага Серого Тумана (полностью, кстати, оправдывающего свое неприятное название, ибо этот самый Серый Туман стоит вровень с обрывающимися довольно резко вниз скатами). Если внимательно всматриваться в серую мглу, то можно различить, что и под её покрывалом что-то растет на склонах — клочки какой-то колючей травы, семейки грибов-поганок, полоски черного мха. Есть и животные — вон, мокрица проползла, а вот жук какой-то неприятного вида… Ой-ой! Что-то голова закружилась — нельзя так долго пялиться в хмарь — она может затянуть в себя и удастся ли потом вынырнуть — неизвестно.
А вот и разбойники — они уже без плащей и сразу становится понятно — почему Зиорра называла их вчера «подобиями выродившихся троллей»… это тролли и есть — но выродившиеся… Долгое пребывание на Востоке стало причиной мутаций их предков — и теперь у каждого всего по одной голове — но зато на голове этой — по 4 глаза, по 2 носа и по 2 рта…, а в каждом рту — ЗУБО-О-ОВ! Видимо-невидимо! Вот прямо сейчас старший и самый крупный из братьев-троллей — Хизб — ими страшно клацает, поглядывая искоса на прекрасную принцессу, чье невинное личико с прикрытыми длинными ресницами глазками так божественно спокойно и прелестно, что так и хочется покрыть его сначала нежными, а потом и страстными поцелуями… (ой, что это я!). Но Тахрира обуревают совсем другие чувства:
— «Как думаете, братья — съест её Зиорра целиком или с нами поделится?»
— «Съест непременно — во-он какая беленькая да вкусненькая» — сразу обоими ртами ответил Ут и, с шумом сглотнув слюну, добавил: «Не поделится, как пить дать! Я бы не поделился!» — он завистливо шмыгнул правым носом.
— «Братцы! А может, пока Зиорры нет, отрежем хоть кусочек, а? Незаметно! Совсем-совсем ма-а-а-аленький!» — заныл младший — Тахрир.
— «Цыть, малявка!» — Хизб показал ему внушительный (хоть и трехпалый) кулачище: «Не соблазняй! Сказано — «целой и невредимой» — значит, все кусочки должны быть на месте!» — а потом, подумав, обнадежил молодшего братца: «Ну, может потом косточки даст поглодать — я её попрошу! Мы ведь старались, все же…»
— «Чур мне берцовую! Сахарную!» — тут же отозвался Тахрир: «Мне мама всегда их отдавала!»
— «Отлынь, нехватчик!» — отмахнулся Хизб: «Чую, Зиорра уже рядом!» — он протяжно засопел, втягивая воздух в четыре ноздри: «Вот и она!»
Некоторые думают, что зло всегда так непривлекательно и неэстетично, как наглядно представленная троица выродков-троллей… В конечном итоге так оно и есть — злые дела накладывают что на человека, что на любое другое творение неизгладимый отпечаток, а когда этих отпечатков становится чересчур много — то и появляются на свет отвратительные козлорогие и низколобые существа, сами себя, впрочем, считающие образцами Привлекательности, Элегантности и Утонченности… Но, до поры до времени, пока не растрачен нехорошими делами изначально заложенный запас Божественной Благодати, внешний облик даже очень-очень злобной твари может быть и эффектен и, по-своему, красив. Вот и Зиорра, если не судить о ней с позиций уже известной нам её коварной и испорченной сущности, могла, на первый взгляд, показаться очень красивой женщиной — особенно в том виде, который она приобрела, готовясь к давно ожидаемому триумфу — мести сопернице. Колдунья въехала на край оврага на паланкине, несомом шестью привидениями жертв неудачных магических опытов, одетая в черное платье с обширным декольте, лиф которого был обильно украшен крупными рубинами в золотой оправе. Густые иссиня-черные волнистые волосы, высоко собранные над тонкой шеей, венчала золотая же диадема с кроваво-красными карбункулами, шедшими очень в тон к сильно накрашенным чувственным губам и теням, умело прорисованным по краям узких аристократических скул… Только в одном была заметна начинающаяся деградация — из под верхней губы выглядывали кончики позолоченных клыков, несколько чрезмерно длинных и остро отточенных… да еще — зрачки — они хоть и не стали еще строго вертикальными, но уже явно стремились к данной метаморфозе…
Полной противоположностью ей смотрелась все еще пребывавшая без сознания Энниолла — её прелестное (и тоже аристократически утонченное) лицо хранило именно то непередаваемое очарование, а фигура — такую соразмерность и мягкую грацию, которые в обычной жизни (а не в нашей сказке) обычно наводят мужчин на навязчивые мысли о необходимости создания крепкой счастливой семьи, о прелестных светловолосых детях, так похожих на обожаемую маму-ангела… А про ручки принцессы, про её нежные умелые пальчики, так бесподобно перебиравшие струны лютни — и вспоминать не стоит. В общем — куда там дешёвой пошлой красоте Зиорры со всеми её декольте!
Понимала ли это сама колдунья, не известно, но даже вид связанной и находящейся на грани гибели соперницы не вызвал в ней восторга — а только еще большую ярость. Желая насладиться страхом жертвы, Зиорра с утробным рыком метнулась прямо к Энниолле и поднесла к её прелестному носику флакон с каким-то сильно пахнущим зельем:
— «А-пчхи!» — нежно промолвила принцесса, открыв свои ясные глазки.
— «Будьте здоровы!» — тут же радостным хором (в шесть глоток) отозвались тролли-мутанты: «Не болейте!» («Больные люди — невкусные!» — счел нужным добавить туповатый Тахрир).
— «Где я? Зиорра! Это ты?! А кто эти несчастные существа?» — княжна с удивлением огляделась вокруг, потом привстала, приложила ко лбу прелестный пальчик и вдруг, в один миг, все вспомнила и поняла:
— «Вы заплатите мне за это, Первая Камер-Дама!» — властности, прозвучавшей в голоске Энниоллы, мог бы позавидовать сам Император: «И вам, несчастные создания, тоже не миновать наказания, если вы немедленно не доставите меня в замок моего отца!»
— «Ругаетца!» — обеспокоено прокомментировал Тахрир и скромненько так заикнулся: «Прынцесса! Можно тебя попросить не ругаться? А то от ругани разольется желчь и твоё мясо будет немного горчить!»
— «Заткнись, мохноногий, а то сам на закуску пойдешь!» — не оборачиваясь к троллям, ответила вместо принцессы Зиорра, а потом сладко улыбнулась Энниолле, хищно блестя золочеными клыками:
— «Энни, девочка! Твой папочка далеко, любимый твой тоже (хотя очень сомнительно, что он смог бы тебя даже от одного пьяного хулигана защитить — скорее тебе бы пришлось за него впрягаться!), так что тут — только я и вот эти вот милые зверушки, которым, после того, как вдосталь с тобой натешусь, и отдам твои косточки, потрошки, ну и прочее, что от тебя останется!» (тролли на заднем плане аж запрыгали от восторга). «А теперь я наложу на тебя страшное заклятие — пред тем как нырнуть с тобой в глубину вот этого вот замечательного оврага» — Зиорра подняла руку и, гипнотизируя жертву змеиным взглядом, сделала шаг вперед…
— «Остановись, колдунья!» — спокойный негромкий голос, тем не менее, не услышать не мог и глухой — он не просто звучал в эфире, а проникал прямо в мозг: «Тебе не удастся сегодня нарушить спокойствие Магической Границы своими злыми чарами!»
На противоположной стороне оврага, саженях в ста от места, где едва не свершилось страшное злодеяние, из тумана высилась фигура конного рыцаря в иссиня-черных доспехах и полном вооружении. Лошадь, также укрытая в сплошной тёмный доспех, по брюхо тонула в текущем, словно река, тумане (обычном — белом). Рыцарь смотрел прямо на Энниоллу, Зиорру и оторопевших от страха троллей, но в разрезе полуоткрытого шлема не было ничего, кроме клубящейся темноты, и лишь в районе глаз выделялись еще более темные неподвижные пятна-провалы.
— «Кого я вижу! Черный Рыцарь собственной персоной! Их Сэрство лично в Патруле! С чего бы такая честь рядовому кусочку Провала Судеб?» — тон Зиорры был чрезвычайно ехиден и совершенно бесстрашен — даже по её расслабленной позе было видно, что рыцаря она совершенно не боится (глядя на хозяйку и тролли заметно приободрились, а вечно голодный Тахрир пробормотал что-то типа «… и конина тоже очень неплоха, даже старая…»)
— «Бывает и такое… скажу тебе откровенно — все дело банально просто — к нам уже давно не идут пополнения» — также спокойно-деловито ответил рыцарь и продвинул коня на самый край оврага.
— «Да кто же к вам пойдёт-то в ваш Патруль? Какой дурак?» — Зиорра даже немного подзабыла про Энниоллу, так её увлекла возможность поиздеваться над неожиданным собеседником: «Таскаетесь туда-сюда, воюете непрерывно, дохода — ноль, а перспектива — стать вот такими, как ты — которые даже к себе домой в собственном былом обличье вернуться уже не могут… То ли вы светлые, то ли вы темные… ни туда — ни сюда».
— «Ты ошибаешься, Зиорра! Наш Орден всегда сражается только на светлой стороне, пусть даже иногда и темными методами».
— «Расскажешь своему Парт Оргу! Проваливай давай! Не мешай мне, хотя… если есть желание — то полюбуйся, как я вот эту вот Воплощенную Красоту (вам ведь именно такие всегда нравятся?) пожирать буду — тело и душу одновременно…»
— «Ты не сможешь этого сделать, Зиорра!»
— «Почему же это не смогу? Кто мне помешает, а? Ты, что ли? Ты на нашу сторону оврага не попадешь, даже если решишь нарушить свои идиотские Обеты!»
— «Перейти не смогу, ты права. Но помешать — помешаю. Не понимаешь — как? Очень просто — даже ты, со своим презрением к любым обязательствам, не посмеешь отказаться от Магического Поединка, а я тебя вызываю по всем правилам!» — тяжелая латная перчатка вдруг сорвалась с вытянутой вперед правой руки рыцаря, с бешеной скоростью пересекла овраг (рванувшиеся на перехват языки серого тумана лизнули уже пустоту) и, слегка коснувшись лица ошарашенной Зиорры, рассыпалась серебряной пылью, осыпав её с ног до головы… Глядя, как Зиорра с воплями пытается стряхнуть с себя серебро, под которым её платье дымилось и плавилось, Черный Рыцарь холодно добавил: «Как ты помнишь из книг, украденных тобой из замковой библиотеки еще во втором классе, от серебра может избавить тебя только победа надо мной в поединке. Готовься!»
— «Мне не надо готовитьс-с-ся! Я вс-с-сегда готова! С-с-сейчас-с-с-с, ты поймеш-ш-ш-ш, с-с-с кем ты с-с-свызалс-с-с-ся!» — змеей зашипела Зиорра, разом позеленев (а платье её продолжало шипеть и дымиться) и вдруг, резко выкинув руки вниз — по направлению к Серому Туману, выкрикнула заклинание:
«Путь лопнет Небо! Пусть горит Земля!
Ничто тебе, патрульный, не поможет!
Из твоей проклятой души и кожи
Сошью я платье новое! Из рожи
Мне сшейте, демоны, перчатки! Вуаля!
А дерзкую принцессу превратить,
Во вкусную и дорогую дичь!
— и Зиорра выбросила из ладоней в сторону противника большой комок черно-багрового пламени, медленно поплывший к своей цели, роняя в глубь оврага шипящие капли жидкого огня…
Рыцарь, досадливо мотнув головой, взглянул вниз и вверх, потом выхватил длинный меч с черным клинком и провел его острием так, словно охватывал невидимым кругом всех, кто стоял напротив (Энниолла тоже попала в эту группу), а затем произнес медленно и веско, тяжело роняя слова:
Добра и Зла вкусив, Земля раскрыла зев,
Их в этом месте разделив однажды!
Так пусть, законы бытия презрев,
Произойдет разрыв тот в каждом!
Не лопнет Небо! Не сгорит Земля!
За мною Честь и Воля Патруля!
Длинная белая молния сорвалась с клинка и ударила в багровый шар как раз на середине оврага… Ослепительная вспышка, тугой громовой удар… и в потоках ярко-белого, все собой затмевающего света ошеломленная Энниолла увидела неожиданно, как все трое троллей вдруг распадаются напополам — и через мгновение на их месте возникают три маленьких красных снегиря, тут же вспорхнувшие вверх, а внизу упали на четвереньки и мгновенно обросли грязной пятнистой шерстью три отвратительные гиены…
И Зиорра, метнувшаяся в последний момент в сторону, вдруг, прямо в движении, немыслимо растянулась и коснулась земли уже черной пантерой с кроваво-красными глазами и огромными золочеными клыками… а в сторону от нее полетела крохотная белесая бабочка-моль…
А сама Энниолла, громовым ударом брошенная на четвереньки, вдруг увидела, что её прелестные ручки превращаются в копытца лесной лани и будто сами-собой несут её прочь — подальше от пантеры и гиен, с утробным ревом устремившихся следом…
Из последних сил мчится по густому лесу чудесная Белая Лань, неизбывно преследуемая Дикими Тварями… Много часов уже продолжается погоня — сначала суматошная, а потом построенная преследователями по какому-то им одним понятному плану… Нежные ножки Лани изранены и исколоты острыми ветвями и колючей осокой, её прекрасная шерстка по бокам исхлестана упругими ветками и усажена колючками чертополоха… крохотные капельки крови слетают из многочисленных ранок, но, не достигая земли, превращаются в маленьких ярких бабочек, устремляющихся к преследователям — Черной Пантере и трем Отвратительным Гиенам и старающихся помещать им — попасть в глаза или в отверстия носа… Те, задыхаясь от усталости и ярости, лишь трясут головами, пытаясь отогнать докучливых маленьких защитников…
Но и Лань изнемогает — последние силы оставляют её… ноги подламываются, еще несколько шагов — и она упадет… Но тут Лань выскакивает на крохотную полянку, прямо за которой клубится над проклятым Оврагом смертельный Серый Туман… Спасение невозможно! О, милые Мама и Папа! О, любимый Гийом! Прощайте навсегда!!! Из последних сил Лань делает еще один прыжок и, с жалобным стоном (от которого у меня прямо сердце разрывается!) падает у самого обрыва… У нее еще хватает сил поднять голову, чтобы посмотреть своими прекрасными серыми глазами на преследователей, словно не веря, что они на самом деле такие гадкие, что смогут нанести вред такому Чудесному Невинному Созданию…
А Гиены и Пантера тут как тут. И они не просто гадкие, а отвратительные! Что им слезы печали, струящиеся из глаз Лани? Для них она — всего лишь дичь — немного вкусного мяса и сладких хрустящих костей… Вот взвизгнула самая мелкая Гиена — это Пантера своей мощной лапой отшвырнула её в сторону, чтобы не лезла вперед, а ждала своей очереди. Остальные благоразумно жмутся в сторону, роняя с клыков капельки вонючей слюны… А Пантера, вся в предвкушении добычи, идет прямо к Лани, хлеща себя по бокам обтрепанным гибким хвостом и Лань, уже понимающая звериный язык, отчетливо слышит её шипение: «С-с-сейчас-с-с я тебя с-с-съемммм! С-с-сейчас-с-с!!!!»
Стук копыт и глухой тупой звук мощного удара! — Крупная светло-серая тень метнулась из кустов бузины, встала между Ланью и Пантерой и одним движением копыта отправила черную хищницу прямо в заросли дикого шиповника, а потом, не останавливаясь, ринулась на гиен, угощая их страшными ударами, от которых они с диким визгом катятся вслед за своей предводительницей… Лань спасена! Но силы уже покидают её — перед глазами серый туман — она без сил роняет свою изящную головку на траву и прикрывает глаза… Все вокруг становится неважным, а она сама — совсем-совсем невесомой и куда-то летит на невидимых крыльях…
Лань очнулась не сразу… Словно сквозь сон она почувствовала сначала боль, а потом — облегчение от нее — словно кто-то вытягивал, забирал из истерзанного тела страдания и усталость, наполняя его взамен покоем и негой… Силы возвращались и, наконец, Лань сумела открыть глаза, уже не страдающие, но еще очень-очень усталые: прямо перед ней, лежащей на мягкой подстилке из ароматных лесных трав и цветов, опустившись на колени, стоял Серый Единорог и своими мягкими губами касался ранок у самых её копыт — на остальном теле крови и шрамов уже не было вовсе…
— «Кто ты?» — спросила Лань.
— «Разве не видишь? Я — Единорог — хозяин и хранитель этой части Леса» — ответило волшебное существо, не переставая убирать с её ног последние повреждения.
— «Я не слышала, что в Лесу еще водятся единороги!» — удивилась Лань.
— «Ты много чего не слышала, Принцесса Энниолла!» — коротко и мягко ответил Единорог: «Ведь ты живешь на Свете еще совсем мало лет!»
— «Ой! Я Принцесса! Я вспомнила!!!» — обрадовалась Энниолла-Лань: «Теперь я смогу вернуться к себе домой! К моим родителям и моему милому Гийому!»
— «Не так быстро, принцесса! Не так быстро!» — грустно покачал головой Единорог и его острый серебряный рог блеснул в мягком свете Луны: «Чары, наложенные на тебя колдуньей, очень-очень сильны и если ты покинешь Лес раньше времени, то навсегда останешься в теле лани и даже самые сильные чародеи не смогут вернуть тебе человеческого облика до самой смерти. И очень скоро ты вообще забудешь, что была человеком!»
— «Но как же так! Ведь колдунью победил тот страшный рыцарь! Её чары должны были рассеяться!» — удивилась Энниолла-Лань.
— «Его победа не окончательна и, кроме того, он победил колдунью, но не смог защитить тебя от наложенных ею чар!» — ответствовал Хранитель Леса.
— «И что же мне делать?» — из глаз Принцессы-Лани полились крупные слезы. Единорог вздохнул, приблизился вплотную к ней, своими мягкими губами стер соленые капельки с глаз и шерстки, а потом утешил:
— «Тебя обязательно освободят от заклятья, Энниолла! О твоем исчезновении уже знает всё княжество, а скоро весть о нем облетит и все Королевство! Также узнают, что ты жива и находишься здесь — и самые смелые и доблестные рыцари и волшебники двинутся сюда, чтобы одолеть огромного Черного Дракона, охраняющего эту Чащобу, и на кончике своего меча или магического посоха принести тебе освобождение. Но только тот сумеет одолеть Дракона, кто по-настоящему любит тебя и чья любовь найдет отклик в твоем собственном сердце!»
— «Как я рада!!» — если бы Энниолле вернулся бы хоть на миг её прежний облик, она обязательно бы запрыгала на месте от счастья и захлопала в ладоши: «Мой милый Гийом обязательно придет за мной сюда, освободит меня и, по праву освободителя, сделает своей женой, а отец отдаст ему пол-княжества!!!»
— «А кто такой этот твой Гийом?» — осторожно спросил Единорог, с любопытством наблюдая за грациозными прыжками, которые радостная Принцесса-Лань совершала по укромной полянке: «Он принц, волшебник или рыцарь?»
— «Нет-нет! Совсем нет! Он простой человек — хозяин обойной лавки в нашем городке! Но он очень смелый, благородный и гораздо лучше любого принца и рыцаря!»
— «Правда?» — Единорог пожевал губами и нерешительно возразил: «Но ведь у вас, у людей, род имеет очень большое значение. Этому меня учили еще жеребенком. Если человек — рыцарь, то значит, его предки тоже были рыцари и отличились в сражениях и турнирах и, даже если сам он — обжора и лентяй, частичка их доблести хранится у него в сердце… А если он хозяин лавки — то и предки его были лавочниками и больше всего думали о том, как бы повыгодней купить и подороже продать… Откуда у него возьмется столько доблести, чтобы сражаться с драконами и ведьмами? А ведь ведьму Зиорру и её слуг ему тоже придется победить! Сейчас они боятся подойти к этой роще из-за дракона, озирающего окрестности с вершины, но твоему будущему освободителю придется обязательно сразиться сначала с ними».
— «Как ты можешь такое говорить!» — возмутилась Принцесса-Лань: «Мой Гийом храбрее и благороднее сотни этих бездельников-рыцарей! Кроме того, он — Выборный Лейтенант городской стражи! Если бы ты видел его в форме и доспехах, ты бы так не говорил! Он очень меня любит и я его тоже люблю больше жизни! Он обязательно придет и победит всех драконов и колдунов, сколько бы их не было!»
— «Ну что же, Энниолла! Раз так, то нам остается только ждать! Но пока твой Гийом не пришел, тебе надо быть очень осторожной — в Лесу таится множество опасностей, а я не смогу тебя все время охранять, ведь весь Лес требует моей постоянной заботы! Если ты выйдешь на открытую поляну, окружающую эту его часть, то на тебя смогут напасть и колдунья со своими приспешниками, и просто дикие звери! А если ты заберешься на вон тот высокий холм, верхушка которого видна между веток, то Черный Дракон проглотит тебя — там его логово!»
Пока Принцесса-Лань осваивается в волшебной дубовой роще, куда перенес её Единорог, узнаёт ранее незнакомый вкус трав, цветов и листьев, учится пользоваться своими по-новому острыми слухом и обонянием, перенесемся обратно на равнину в Княжеский Замок, где недавно поселилось Беспросветное Горе, но куда уже спешит невидимыми эфирными тропами Святая Надежда…
В Тронном Зале замка, чьи стены украшены древними трофеями, гербами, схемами Генеалогических Древ и гобеленами, изображающими подвиги предков и знаменательные события династии, собрался Большой Княжеский Совет. Сам князь, сидя на дубовом резном троне, склонил голову на руку, локоть которой уперт в подлокотник величественного сидения. На его суровом и добром лице лежит глубокая тоска, морщины собрались на лбу и вокруг глаз, потухший взгляд устремлен в пустоту. Сидящие или стоящие перед ним (согласно рангу и привилегиям) придворные советники тоже выглядят несчастными и совершенно потерянными, а старик-волшебник, заботливо усаженный в кресло в дальнем углу, так просто приглушенно рыдает, уткнувшись лицом в расшитую бисером подушечку-думку. Лишь один человек выглядит спокойным — расположившийся на низком стульчике по правую руку от князя Артефакт листает развернутый перед ним на лёгком деревянном пюпитре объемистый фолиант, время от времени протягивая пальцы за гусиным пером, торчащим из серебряной чернильницы, которую держит на подносе стоящий за спиной паж. Мудрец то и дело что-то записывает в пергаменный свиток, лежащий на коленях… Вот он перевернул очередную страницу, поднес к глазу увеличивающий кристалл и внимательно прочел строки, затейливым почерком выведенные под миниатюрой, изображающей огромный дуб и сражающихся под ним единорога и черного дракона, а потом поднял глаза на князя и громко произнес:
— «Ваше Высочество! У нас есть надежда! В Книге Предсказаний я нашел строки, которые очень похожи на сложившуюся у нас ситуацию и они явно написаны магической рукой!»
— «Читай! Я весь внимание!» — немедленно откликнулся Андигон и устремил пронзительный взгляд на мудреца.
На двор на княжеский обрушилась беда,
Нежданная ужасная потеря!
Пропала дочь, и князь, судьбе не веря,
Всех вопрошает: кто, где и когда
Отыщет юную наследницу, которой
Корона, трон достанутся? Кто новый,
Герой, который девушку спасёт?
В слезах волшебник и молчит совет —
Никто не в силах дать ему ответ!
Но вестник скоро им надежду принесёт!
Сойдутся в битве за любовь принцессы
Два чудища — волшебных существа,
И растворится сумрак колдовства,
Сгустившийся над Пограничным Лесом!
Артефакт замолк…
— «Читай дальше!» — нетерпеливо вымолвил Князь, но старик-учитель только развел руками:
— «Это всё, мой лорд! Предсказания никогда не бывают полностью ясными и подробными! Но Вы утешьтесь — здесь есть явное указание, что принцесса жива и её можно спасти!»
— «Можно спасти!? Это великолепно, но почему всего лишь «можно»!? Почему ты не сказал — «она будет спасена»!?
— «Ваше Высочество! Чтобы любое предсказание сбылось, требуются воля и усилия людей! Без них, без их веры и трудов, любые строки и слова мертвы! Только люди, преодолевая себя, могут совершать настоящие чудеса!» — склонил голову Артефакт.
В это время двери зала открываются и на пороге появляется мажордом со своей булавой, которую, по преданию, лично вырезал из волшебного ореандрового дерева Первый Троллейнвиргский Князь и вручил Первому Мажордому с магическим заклятием:
«Покуда жезл сей цел и невредим
У Троллейнвирга будет господин!»
Нынешний мажордом — совсем еще подросток (должность передается по наследству), гордо выступил вперед и, трижды грохнув окованным «башмаком» своего драгоценного посоха по каменному полу, ломающимся, но торжественным голосом возвестил:
— «Брат-кнехт Имперского Военного Ордена благородный Сьер Орланд из Орланда к Его Сиятельству с вестями!» — после чего сделал шаг в сторону, поклонился Князю и еще раз с явным удовольствием грохнул булавой.
— «Пусть войдет!»
— «Благородный брат-кнехт! Его Высочество зовет Вас!» (грохот булавы).
Все глаза направлены на двери. В зале — мертвая тишина… так тихо, что слышно жужжание мухи, пойманной пауком в слуховом окошке под самым потолком зала… И вот, в этой настороженной тишине, звонко стуча каблуками, в зал входит рослый воин в длинном светло-сером плаще, капюшон которого откинут на спину. Полуоткрытый полированный шлем без султана (кнехтам он еще не положен) — на согнутой в локте левой руке. Вытянутое бледное лицо словно надвое поделено идущим наискось — от виска к подбородку — извилистым шрамом, под серыми уверенными глазами — темные тени. Рот твердый и надменный. В общем — классический облик относительно молодого, но уже опытного патрульного… Чуть слышно звенят под тканью одежд кольчуга и кольца ножен меча — согласно древним привилегиям, рыцари и воины Ордена имеют право входить с оружием куда угодно, кроме спальной Императора (данное ограничение ввел прапрадед ныне правящего Суверена, после того, как тогдашний Парт Орг Ордена приколол его предшественника к стойке балдахина над ложем, словно кролика или куропатку. Кажется, между Великими Мужами возникла тогда мелкая ссора по поводу неудачной заморской экспедиции, в которой Парт Орг долго и напрасно ожидал обещанных подкреплений, но каким-то образом все же умудрился вернуться с остатками войска и взял штурмом Имперскую Столицу, устроив во дворце настоящую бойню…).
Не доходя трех шагов до трона, воин резко останавливается, щелкает каблуками и вскидывает правую руку в приветствии:
— «Южного Командорства Посланец приветствует Князя Андигона!»
Князь, продолжая сидеть, учтиво склоняет голову — статус посланца не предусматривает другого церемониала:
— «Князь Троллейнвирга приветствует благородного Сьера и ждет принесенной им вести!»
Орланд из Орланда кивает головой, оборачивается к дверям и командует: «Внесите!»
Двое оруженосцев в коротких серых плащах, без доспехов, но при длинных кинжалах, вносят плоский ящичек из темного дерева, без церемоний приближаются и, раскрыв футляр, достают оттуда отполированное серебряное зеркало. Орланд делает рукой сложный жест и оно свободно повисает в воздухе напротив князя. После этого брат-кнехт отступает на шаг и, обернувшись к Андигону, по-военному четко произносит:
— «Ваше Высочество может говорить с Командором и его штабом!»
Зеркало начинает излучать мягкий белый свет, в котором князь и приблизившиеся по его мановению доверенные советники (Артефакт, Начальник Гвардии и все еще шмыгающий носом Волшебник) видят небольшое обшарпанное помещение — скорее даже келью, неоштукатуренные стены которой сложены из плохо отшлифованных крупных гранитных блоков. Посредине — грубо сколоченный стол, на котором расстелена искусно выполненная цветная схема Южного Королевства, а около стола на простых деревянных табуретах расположились двое сумрачного вида пожилых мужчин в потертых темно-серых одеждах без каких-либо украшений. Старший из них — совершенно седой, словно пронзающий насквозь взглядом почти абсолютно черных глаз (белки едва видны), обращается к Андигону попросту, игнорируя этикет:
— «Твой Король лично попросил Парт Орга помочь отыскать твою дочь, князь! Мы выполнили распоряжение! Смотри!» — рука Южного Командора (князь его сразу узнал — видел как-то на церемонии при дворе) вынула из-под одежд короткий жезл (Старик-Волшебник только вдохнул от восхищения — такая мощь исходила от данного магического предмета) и указала им на карту, занявшую все поле зеркала, а потом начавшую разворачиваться за его пределы. Карта стремительно росла, становилась рельефной — на ней проступали горы, леса, города и селения, появлялись и растягивались во все стороны ниточки дорог, по которым тянулись явственно видимые крохотные повозки, всадники и человечки. А жезл нависает сверху и короткими энергичными движениями «стягивает» поверхность куда-то в сторону, пока все видимое пространство не занимает одно сплошное море волнующихся на ветру древесных крон. Кончик жезла касается поверхности и деревья — могучие дубы — растут в размерах, поднимаясь на высокий холм, увенчанный изъязвленной непогодами черной скалой, на которой, сам огромный, как та скала — размером с трехэтажный дом, расположился жуткий Черный Дракон. Князю до мельчайших подробностей видны единственная змеиная голова на не слишком длинной, но и не короткой шее, огромная пасть, усеянная острыми зубами, могучие полуразвернутые кожистые крылья, три пары когтистых лап и длинный хвост с остро отточенным зазубренным копьем-клинком на кончике. Почувствовав внимание к себе, дракон резко вздрагивает и приподнимает страшную голову — он ищет взглядом причину беспокойства и, вдруг, находит тех, кто его потревожил — он смотрит князю прямо в глаза! Пасть чудища медленно раскрывается, в ней начинает клокотать и закипать жидкий огонь… — Андигон и его советники цепенеют от этого взгляда — они застывают на месте, не в силах ни сдвинуться, ни оторвать глаз от страшного зрелища, но тут кончик жезла вовремя «листает» поверхность, переводя её в сторону — дракон исчезает. Потом карта мутнеет и пропадает — перед князем снова келья с хмурыми Орденскими Иерархами. После минутного молчания Андигон собирается с силами и спрашивает:
— «Но я увидел только это чудовище! А где моя дочь?»
— «Она в том лесу, который окружает скалу и дракона. Ни ты, ни мы сами не может её увидеть — она укрыта чарами сложного и страшного колдовства, а дракон, к тому же, не позволяет своей магией разобраться в сути совершенного заклятия. Но она жива и здорова — за это я могу ручаться!» — на этот раз отвечает второй иерарх, вероятно — Рыцарь-Маг.
— «Так что же теперь делать? Как спасти мою дочь и наследницу? С таким жутким драконом вряд ли справится вся моя гвардия! Надеюсь, Орден окажет нам помощь?» — в голосе Князя звучат свойственные ему властность и настойчивость, но собеседники быстро дают понять, что они здесь совершенно неуместны — Командор мрачно усмехается и отвечает твердо, с неприкрытой иронией:
— «А с чего это славного Андигона заинтересовала наша помощь? Разве не он в течение 24 лет своего правления ежегодно отвечал на наши запросы, что «не собирается посылать благородных юношей своего княжества для грязной, бесполезной и гибельной для их Бессмертной Души службы в Ордене?» Или Их Высочество (сарказм в голосе Командора достигает наивысшей точки) запамятовали, как на недавнем празднике Зимней Радости в Столице, в присутствии ряда королевских вельмож, во всеуслышание рассуждали о том, что наш Орден — такое же Исчадие Ада, как и те, с кем он сражается? И что дворянин, пришедший в Орден, для него становится Лишенным Чести? Или Вы полагаете, любезный Князь, что Орден забыл про то, что Ваш двоюродный дедушка командовал Полком Левой Руки армии Лже-императора в сражении при Гелиное, где и был повешен простым сержантом Ордена на тележной оси сразу после разгрома мятежников?» — Командор остановился, сверля тяжелым взглядом опешившего Князя и игнорируя защитные пассы Придворного Волшебника, пытавшегося доступными ему средствами отбить столь явную Магическую Атаку на своего господина. Сам же князь смертельно побледнел и молчал. А Иерарх, смерив его взглядом, продолжил:
— «Орден никогда ничего не забывает, Князь Андигон! В этом наша сила и наше проклятие! И нам, по большому счету, все равно — как нас оценивают вельможи, никогда не стоявшие вместе с нами в Одном Строю на Границе. Но, скажу тебе честно, мы не сможем тебе помочь, даже если очень захотим. Мы уже потеряли из-за твоей дочери одного из самых лучших наших Черных Рыцарей, судьба которого нам до сих пор неизвестна и на которого возлагались такие надежды, о которых ты даже не подозреваешь! Я и Рыцарь-Маг не можем оставить наши посты, чтобы сразиться с Драконом, а победить его можно только в единоборстве! Больше равных по силе этой бестии в нашем Командорстве нет! Выполняя волю Парт Орга, я дам тебе хороший честный совет: собери рыцарей и магов, пообещай им руку твоей прекрасной дочери и пусть они пытают счастья — кто-нибудь обязательно сумеет победить дракона и развеять злые чары! А теперь — прощай! Орден не ждет от тебя благодарности и не примет её — ведь мы только исполняем свой долг!» — зеркало погасло, снова превратившись в простой кусок полированного серебра… Брат-кнехт, молча, окинув Князя таким взглядом, словно примерялся — куда сподручнее, при случае, можно будет воткнуть острие меча или кинжала, при помощи оруженосцев убрал Зеркало в футляр, вскинул руку в прощальном приветствии и, печатая шаг, удалился… Над Тронным Залом повисло напряженное молчание…
— «Что скажете, друзья?» — наконец произнес Андигон усталым слабым голосом.
— «Командор не солгал Вам, Ваше Высочество!» — откликнулся Придворный Волшебник: «Это единственное, за что я могу поручиться. А как победить столь жуткое существо, я не представляю… Магией его, наверное, убить невозможно, а кто решится сразиться с ним один на один — даже не могу вообразить…»
— «А ты что скажешь, Гвардеец?»
— «Всего нашего войска не хватит, чтобы одолеть такого дракона… Не уверен, что даже катапульты и баллисты помогут против него, а огня он не боится… Если бы его можно было заманить куда-нибудь на море и утопить…»
— «Всё ясно с тобой! А что скажешь ты, Артефакт?»
— «Ваше Высочество! Я не вижу особых причин для грусти! Возрадуйтесь! Наша милая Энниолла жива и здорова! И Книга Предсказаний явно обещает нам успех! А совет Командора, мне кажется, очень даже кстати — ведь мы с Вами прекрасно помним, что уже десятки, а то и сотни принцесс были спасены влюбленными в них принцами или рыцарями! Обратитесь ко всем дворянам королевства! И даже к простолюдинам — ведь и среди них иногда таятся скрытые до времени герои! Пошлите приглашение магам — они тоже умеют сражаться! Пусть кто-нибудь из них освободит нашу Принцессу Энниоллу и станет счастливейшим из смертных, заслужив её любовь!»
По мере того, как Артефакт говорил, лицо Князя светлело, глаза начали блестеть, его осанке возвращалось гордость и величие.
— «Решено! Мои верные подданные! Объявите, что Князь Троллейнвирга Андигон отдает руку своей прекрасной дочери Энниоллы тому, кто сумеет одолеть Черного Дракона и снять с неё колдовские чары!»
А далеко-далеко от Княжеского Замка, на полянке у самого края Оврага Серого Тумана, между тем, тоже лелеют надежды… Но совсем другие — мрачные и кровожадные — свойственные злым и жестоким сущностям, какими и являлись превратившаяся в Черную Пантеру колдунья Зиорра и ставшие Отвратительными Гиенами её подручные тролли-мутанты — Хизб, Ут и Тахрир. Сейчас у них заканчивается кровавый пир — сама Зиорра, вытянув мягкие когтистые лапы, уже лежит на боку в сторонке: её набитое свежим мясом брюхо тяжело вздымается — пантера явно съела меньше, чем хотела, но больше, чем могла и теперь ей тяжело двигаться и даже мыслить по-человечески… А у почти дочиста обглоданной туши загрызенного зубра еще суетятся, ссорятся, визжат и дерутся гиены, пытаясь отнять друг у друга еще оставшиеся кусочки съедобных костей и потрохов… Но вот, наконец, Хизб тоже решил, что ничего достойного его внимания на костяке больше не осталось и, облизывая окровавленное рыло длиннющим красным языком, направился в сторону Черной Пантеры и сел на хвост, не доходя до нее — шагах в десяти… Между двумя злыми животными начался следующий диалог, который Сказочник, конечно же, может подслушать:
— «Хозяйка! Мы славно поели, но что будем делать дальше? Мне нравится, в общем, быть гиеной, но как-то неприлично троллю бегать на четвереньках и ловить блох зубами! Кроме того, я очень люблю золото! А как гиене его добывать и копить? И браги тоже не сварить! Вот Ут, правда, утверждает, что уже нашел какие-то грибы, от которых ему становится лучше, чем от сивухи, но мне их вид и запах не шибко приятны…»
— «Отвали, Хизб! Мне тяжко думать… объелась я….» — лениво потянулась Зиорра, выпустив и снова втянув кривые окровавленные когти.
— «Хозяйка! А как же та лань… как её? Разве мы не собираемся её поймать и съесть, чтобы потом снова вернуться в прежний облик? Ведь ты же сама говорила — это единственная возможность?» — продолжал настаивать бывший Старший Тролль.
— «Да, Хизб… ты прав, но сейчас я хочу только с-с-спать! С-с-спать! (Зиорра широко зевнула, обнажив золоченые клыки, ставшие, кажется, еще длиннее). Мы поймаем её… я уже придумала, как это сделать… Эта наивная девчонка обязательно попадется на нашу приманку — ведь у меня еще остались магические способности… не смотря на тот удар, который мне нанес этот проклятый патрульный…. Лишь бы этого мерзкого однорогого копытного рядом не было — тогда нам никто не сможет помешать… Но сейчас-с-с — с-с-спать! И ес-с-сли ты только попытаешься меня разбудить, то я, хоть и с-с-сыта, найду в с-с-себе с-с-силы проглотить твоё с-с-сердце и твою печень!» — Пантера зажмурилась и задремала, даже не успев увидеть того, какой панически-забавный прыжок назад совершил Хизб, который имел основания всерьез воспринимать любую угрозу Хозяйки…
Прошло несколько дней… Прекрасных весенних дней, когда вся природа расцветает прямо на глазах, в считанные часы превращая самый тенистый буерак в чудесную чашу с цветами… Даже зловещий Серый Туман осел в овраге, спустился к самому дну, обнажив склоны, на которых тут же начала пробиваться свежая молодая травка, чуждая любой недоброй магии. А где наша прекрасная Принцесса-Лань? Не случилось ли с ней несчастья? Нет-нет! Весело скачет Энниолла по веселой, усыпанной цветами опушке леса, ничего не боясь — ведь невдалеке, застыв, словно статуя, высится фигура Серого Единорога, вперившего свой взгляд куда-то на Запад, словно сумев разглядеть там что-то очень-очень важное… Наигравшись с мотыльками, погонявшись за веселым зайчишкой, Лань подскакивает к нему и становится рядом — её головка едва выше плеча Единорога — и весело спрашивает: «Куда ты смотришь? Что там увидел? Может быть, побегаем по лужайке вместе? Давай поиграем в догонялки!»
— «Милая Принцесса!» — голос Единорога спокоен и немного печален: «Я уже не так молод, как тебе кажется и вряд ли смогу угнаться за тобой! И, кроме того, я смотрю сейчас очень-очень далеко, и вижу, что мне придется покинуть тебя на несколько долгих-предолгих дней, да и по ночам я смогу только на считанные часы навещать тебя! Важные дела требуют моего присутствия!»
— «Ты говоришь прямо, как мой отец!» — Энниолла капризно сморщила губки: «У него тоже вечно всякие дела — он так редко находил время поиграть со мной в детстве! А что ты видишь там — на Западе? Не едет ли сюда мой Любимый?»
— «Ты действительно так любишь его, Принцесса?» — Единорог внимательно посмотрел на Энниоллу: «Ты не ошибаешься в нем? Не торопись отвечать — ведь от твоего ответа очень многое зависит…»
— «Конечно, я его обожаю!!!» — Принцесса-Лань ни на секунду не задумалась: «Он самый-самый лучший!!! Я жду его в любой момент и мне даже странно, что он все еще не появился! Ведь прошла почти неделя, как ты сказал мне, что мой Папа начал собирать рыцарей! Мне никто не нужен, кроме Гийома! Если кто-нибудь другой сумеет одолеть Дракона, то я убегу в лес и лучше навсегда останусь ланью или дам растерзать себя противным гиенам, чем выйду за него замуж!!!» — Энниоллу так расстроила представленная картина, что она заплакала и, сама того не замечая, уже привычно подставила свою изящную головку под губы Единорога, собиравшего её слезы, словно драгоценную Живую Воду…
— «Хорошо, Энниолла! Я уверен, что твое желание обязательно исполнится! Но мне уже надо торопиться. Прошу тебя — будь осторожна! Не выходи на опушку одна, оставайся поблизости от своей спаленки! Ведь там тоже очень много красивых цветов и разноцветных ящериц и ты можешь поиграть с белками и лисицей — я попросил их развлекать тебя!»
— «Хорошо! Я буду осторожна! А когда ты вернешься?»
— «Ночью. Как только зайдет Луна!» — Единорог понизил голос до шепота, а потом, словно невзначай вскользь коснувшись губами щечки Лани, резко сорвался вперед и через несколько секунд исчез — растворился в возникшем прямо посреди поляны мареве…
В лагере у стен Княжеского Замка людно — у разноцветных шатров, в которых расположились десятки рыцарей и магов помельче (самых знатных разместили, конечно же, в замке), толпятся воины, оруженосцы, конюхи, коробейники, торговцы оружием и лошадьми и всякий прочий сброд, которым стремительно обрастает любая армия — даже если она еще находится в самом зачаточном состоянии… На невысоких, сколоченных из грубых досок подмостках поет залетная сирена (она явно не в голосе — не сезон — ведь у пернатых искусниц только что закончился период брачных игр и вокал порядком надорван), а на Ристалище тренируются полтора десятка самых рьяных (конных и пеших) рыцарей — тыкают копьями масштабную модель Черного Дракона, довольно достоверно исполненную в соотношении «один к трем», стараются на полном скаку попасть из арбалета в глаз… Рядом, на установленных перед черной грифельной доской скамейках, еще столько же потенциальных женихов: кто внимательно, а кто и не очень, слушают они лекцию Придворного Волшебника про уязвимые места драконов вообще и Черного Дракона — в частности, составленную им лично на основании древних и новейших исследований в области Драконологии. На столбе посреди лагеря прибит кусок пергамена со списком, в котором записаны все, кто на данный момент изъявил желание рискнуть жизнью ради Руки и Сердца прекрасной Энниоллы — их довольно много уже — сотни полторы и каждый день список пополняется титулами и прозвищами прибывающих магов и рыцарей. Есть в списке даже три или четыре крестьянина: верный своему слову, Андигон допустил к возможной схватке представителей всех «чистых» сословий, закрыв такую сомнительную честь (умереть ради Принцессы) только для совсем уж низких людей — артистов, кабатчиков, лакеев и золотарей. Сражаться с драконом предполагается в порядке общей очереди — кто первый записался — тому первому и биться. По данному поводу в лагере развернулся нешуточный торг и работает самый настоящий тотализатор: свежеприбывшие горячие рыцари и маги, в зависимости от своей уверенности в победе, степени влюбленности в Энниоллу и толщины кошелька, готовы платить немалые деньги за право «подняться» в списке, чтобы хотя бы попасть в «первую пятидесятку» (что дракон может «продержаться» дольше, никто особо не верит — ведь столько славных рыцарей и героев собрались на битву!). С другой стороны, бойкие чернявые мужички — выходцы с Урезбаджанских гор, активно принимают ставки на то, кто станет победителем. «Фаворитами» считаются: граф Фьюроланд — великий воин и прославленный турнирный боец, который, если верить «Новейшей хронике», своим мечом Рюдандалем в одиночку истребил целое войско Расацинов в Норсевальском ущелье; Старший Королевский Архимаг Манул Занудский, известный тем, что научился превращать золото в свинец и, таким образом, прошел первую половину пути к созданию Хвилософского Булыжника; и, наконец, легендарный Охотник На Драконов Бестиар из Урюкинска, подошедший к делу очень основательно — вплоть до того, что он доставил в лагерь целую свору (30 штук) казказских драконодавов, несколько ловчих кентавров и три катапульты, способные на 200 саженей выстрелить крепчайшую стальную сеть, развертывающуюся прямо в воздухе. На этих героев ставки принимались 50 к 1, но желающих было немного — в основном, спорили — кто из них успеет первым одолеть черную бестию.
У входа в лагерь, конечно же, стоит целая куча прилавков, за одним из которых идет довольно бойкий торг гравюрами с портретом Энниоллы Несравненной и сидит очень-очень грустный чернявый тонкий юноша, на нос которого вздеты два Приближающих Кристалла, вставленных в серебряную оправу. С тяжкими вздохами он принимает деньги от многочисленных покупателей (гравюры пользуются большим спросом — особенно те, что подешевле — на медных пластинках), отсчитывает сдачу и опять грустно никнет над столом, обхватив голову обеими руками…
— «Уважаемый!» — голос очередного покупателя весел и задорен — юноша поднимает голову и видит перед собой то ли преуспевающего лесничего, то ли командира отряда наемников: мужчина средних лет и плотности, одетый в темно-зеленый легкий камзол, перетянутый дорогим серебряным поясом, за который заткнут длинный охотничий кинжал, в высоких сапогах-ботфортах из мягкой лосиной кожи, с закинутым за спину арбалетом и колчаном со стрелами-болтами, стоит, опираясь на украшенную серебряной насечкой короткую рогатину и рассматривает гравюру, выполненную на серебряной пластинке.
— «Слушаю Вас!» — юноша оценивающе, опытным взором оглядывает возможного покупателя — больших денег у того явно нет, но разориться на серебряную гравюру сможет, пожалуй…
— «А вот скажи-ка мне, братец (ты ведь местный, не так ли?): действительно ли настолько хороша эта ваша принцесса Энниолла, чтобы ради нее столько народу готово было полезть прямо в пасть к жуткому Черному Дракону? Или дело просто в призе в пол-княжества?» — глаза охотника (Гийом — а это был, конечно же, именно он — все же решил, что пришелец скорее охотник) смеялись.
— «Она даже лучше, чем на гравюре!» — юноша вспыхнул от с трудом сдерживаемого гнева и по его щекам пошли красные пятна: «Такой прекрасной девушки не было, нет и не будет никогда в наших краях! Я не видел никого красивее её!»
— «О как! Да ты, я смотрю, в нее прямо влюблен!» — рассмеялся охотник и, пока Гийом, не зная, что ответить, продолжал наливаться краской, продолжил: «Так что же ты тогда тут сидишь сиднем, а до сих пор не записался в ряды драконоборцев? Ведь Князь, как я слышал, всем разрешил быть съеденными — даже торговцам!»
— «Если Вы хотите купить эту гравюру, то она стоит два с половиной шиллинга (Гийом совершенно непроизвольно набавил полшиллинга к обычной цене для этого смеющегося над ним человека), а если хотите поболтать, то идите к кому-нибудь другому — я гражданин этого города и никакой чужестранец не смеет надо мной смеяться, тем более — не рыцарь и не гость нашего доброго Князя!» — резко и с достоинством ответил юноша.
— «Да неужели?!» — охотник закинул свою рогатину за плечо, продев руку в ременную петлю и, уперев руки в боки, засунул большие пальцы за пояс: «А ты не трус, пожалуй… И, действительно, — вижу, ты не совсем равнодушен к Принцессе! Молчи! И слушай!» — голос охотника звучал повелительно, — да так, что Гийом не решился его перебивать: «Если ты действительно влюблен, то надо рисковать, иначе будешь как я некогда — смотреть, как твою Любовь тащит к алтарю какой-нибудь грубый мужлан, достойный её ровно настолько же, насколько обычная домашняя свинья достойна академических лавров — только потому, что ты не смог заставить себя сделать Решительный Шаг!»
— «Но как же мне сражаться с Драконом? Я ведь, хоть и Выборный Лейтенант Городской Стражи, про войну и охоту читал только в книжках! Я не умею обращаться с оружием — только с деревянным позолоченным мечом, который нам выдают из Арсенала во время Городских Шествий!»
— «И что с того? Эка невидаль! В твоем возрасте я тоже ничего не умел, а сейчас, пожалуй, многих из этих расфранченных пижонов мог бы уложить рыть носом землю!»
— «А Вам что, приходилось сражаться с Черными Драконами?» — заинтересовался Гийом: «Их, вообще, победить-то можно? Я в книжках читал, что за последние 200 лет не было ни одного случая, чтобы рыцарь или маг вышел победителем из поединка с ними, если сражался один на один!»
— «Победить можно кого угодно! Надо только, чтобы ты сам верил в победу и готовил себя к её достижению!» — ответил охотник.
Гийом задумался, а охотник продолжал смотреть на него изучающее, откровенно скептически щурясь и издевательски изогнув левую бровь… Видя, что так ему придется стоять и ждать весьма долго, он заговорил снова:
— «Не думай, что я уговариваю тебя, но мне просто нужен попутчик — я не люблю путешествовать один, а рыцари меня, простолюдина, в свою компанию не возьмут. С их слугами же мне общаться тоже неинтересно и неприятно. Ты же, судя по книжке, которая валяется у тебя на скамейке, парень грамотный и начитанный — сможешь всякие истории рассказывать! Давай, вместе запишемся в драконоборцы — каждому, кто выступит в поход, Князь обещал выдавать по пути каждый день сухой паек — так что голодать в дороге не придется! Подумай, а вдруг и тебе улыбнется удача? Звать-то тебя как?»
— «Гийом!»
— «А меня кличут Стрелок из Хаттуни! Ну, Гийом, вот и прекрасно! Вот и договорились! Пойдем записываться!»
— «Но как же моя лавка? Как же торговля? Ведь у меня сейчас такие прибыли! Мне не на кого оставить хозяйство!» — засопротивлялся было Гийом, но Стрелок «добил» его вопросом:
— «А вдруг Принцесса Энниолла ждет, что её спасешь именно ты? Ведь бывают же на свете чудеса!?»
Принцесса-Лань грустно брела по Лесу. Ей было очень одиноко — уже спускался вечер, над деревьями висела круглая яркая Луна, белки и лисичка, с которыми она так весело играла днем, разбежались по своим делам, ящерицы попрятались под камни, дневные цветы собрали свои лепестки в бутоны… Никого вокруг — только лунный свет и темные стволы высоченных дубов, да где-то очень далеко ухает сова… Пойти поспать? Но лунный свет так ярок, а ночные запахи так остры — не заснуть. Жаль все-таки, что Единорог ускакал так надолго — он ведь очень умный, с ним спокойно и интересно — его рассказы про Лес, про Страны за Оврагом, про троллей и демонов очень занимательны! А вчера он обмолвился, что скоро этих рассказов не будет — едва Гийом заберет её отсюда, так и он вскоре уйдет на Другую Сторону Оврага — там Лес тоже требует его присутствия и она с ним, скорее всего, больше никогда не встретится. Но когда же придет Гийом! Сколько его можно уже ждать! Она ведь так любит его! Хоть бы весточку о себе подал!
— «Энни-о-о-о-олла-а-а-а!!! Эннио-о-о-о-о-олла-а-а-а!!! Где-е-е-е ты-ы-ы-ы????!!!! Ау-у-у-у!!!» — сердце Принцессы подскочило вверх так, что едва не застряло в горле: это был ЕГО ГОЛОС!!! ОН пришел!!!! ОН здесь!!! ОН ищет её!!!!
— «Я здееесь! Здееесь!» — прокричала она на своем оленьем языке, забыв даже, что любимый без специальных чар не сможет понять её: «Я иду!!! Бегу!!! Я лечу к тебе-е-е-е, Любимый!!!» — Принцесса-Лань помчалась вперед, не разбирая дороги — в одном стремлении — скорее встретить, увидеть милого Гийома… А голос все звал, становился всё ближе:
— «Эннио-о-о-олла-а-а-а!!! Я ту-у-у-ут!!! Где-е-е-е ты-ы-ы-ы???!!!»
Забыв обо всем на свете: о наставлениях Единорога, о Драконе, о диких зверях и колдунье, Принцесса опрометью мчалась к звавшему её Гийому — вот она уже выскочила на опушку, вот уже миновала поляну, вступив под сень темной еловой поросли… Вот-вот она увидит Гийома — его голос совсем рядом!!!
— «Ну, вот ты и приш-ш-ш-шла…!» — прямо на Лань, выскочившую к берегу небольшого лесного озерца, с разных сторон, отрезая все пути к бегству, смотрели четыре пары злых светящихся глаз — три пары зеленых и одна — кроваво-красная…. «Теперь не уйдёш-ш-ш-шь!!!» — глаза начали приближаться и в лунном свете тусклым неживым отливом блеснули шкуры Черной Пантеры и Отвратительных Гиен. Оставалось одно спасение — попытаться переплыть через озеро — Энниолла метнулась к воде, но в ужасе отшатнулась — и оттуда на нее смотрели два огромных, желтых, немигающих глаза — каждый — с суповую тарелку размером.
«Мне конец! Все погибло!!!! Меня обманули!!!» — с острой предсмертной тоской подумала Прекрасная Принцесса и обернулась к своим преследователям, решив умереть так, как положено Принцессам Её Высокого Рода — с гордо поднятой головой. И, странно, вместо того, чтобы кинуться на нее и вцепиться в горло, враги вдруг отпрянули и попятились назад — Энниолла всем телом вдруг почувствовала ту волну ужаса, которая исходила от коварных зверюг… а те все пятились и пятились… и смотрели уже не на Принцессу-Лань, а куда-то мимо нее…
Оглушительный плеск воды, чьи брызги окатили Энниоллу с ног до головы, жуткий громоподобный рёв… Отшвырнув Лань в сторону, из озерка поднялась гигантская черная тень, а Пантера и Гиены повернулись задом, и сломя голову кинулись наутек, преследуемые рокочущей струей яркого-красного пламени, от которого мгновенно вспыхнули факелами окрестные ели. Резко пахнуло паленой шерстью — видимо, кого-то из улепетывавших тварей огонь все же настиг… Уже поняв, что теперь ей придется иметь дело с Драконом, Энниолла, лежащая на земле, в ужасе подняла голову вверх и увидела страшную пасть, раскрытую прямо над ней. Сжавшись в комочек, она крепко зажмурила глаза: «Сейчас!»
Порыв свежего ветра невозможно было не заметить — не смотря на весь страх, охвативший Принцессу, она ощутила в этом порыве аромат надежды — каким-то шестым чувством поняла — помощь близка! Через мгновение она решилась приоткрыть глаза и увидела картину, которая навеки останется в её памяти: над волнующейся, взбаламученной водой озерца стоит, поднявшись на задние лапы, гигантский Черный Дракон — его крылья развернуты над страшной головой, передние две пары лап подняты вверх и занесены над гордо стоящим перед ним маленьким (на его фоне) Единорогом, с рога которого срывается и упирается прямо в морду чудовища очень тонкий, но страшно яркий луч света. Вокруг продолжает гореть лес и отсветы пожара играют на потоках воды, на чешуе Дракона, на почти белой в ночной темноте шкуре Единорога… Принцессе кажется, что это застывшее противостояние не кончится никогда — так долго стоят, застыв в одной и той же позе, противники… Но вот, вдруг как-то обмякнув и как будто даже чуточку уменьшившись в размерах, Дракон начинает медленно и плавно опускаться под воду, а Единорог, пошатываясь, и даже не глядя на Энниоллу, отворачивается и медленно уходит в глубь леса — прямо среди пылающих елей. На его шкуру градом сыплются искры и тлеющие ветки, оставляя на ней черные косые следы, но он словно не замечает этого и продолжает идти, низко опустив увенчанную серебряным рогом тяжелую голову…
— «Подъем! Подымайтесь, воины! Время уже! Хватит дрыхнуть!» — зычный голос Стрелка разносится по небольшому бивуаку, заставляя спящих вповалку людей поднимать головы. Как-то незаметно, вокруг охотника и Гийома собралась целая группа таких же искателей приключений — в основном — небогатых и неприхотливых. Среди них затесалось даже несколько настоящих дворян… правда, безземельных и пеших, но вполне прилично вооруженных и имеющих собственные гербы, изображенные на щитах… Все они — от недавнего свинопаса Херама, до сквайра Остожа из Гиммы — бывшего корнета Королевской Гвардии, сразу и беспрекословно признавали авторитет Стрелка и его право командовать, руководить, принимать в лагерь и удалять из него. Причём ещё только два или три человека (кроме самого Гийома и охотника), были «записаны» в число участников похода — драконоборцев. Остальные шли «кто за чем» — одни рассчитывали устроиться на выгодную службу к будущему победителю (кто бы он ни был), другие — просто поглазеть на невиданную схватку, чтобы потом, скитаясь по градам и весям, до конца лет своих рассказывать за кружкой пива открывшим рот селянам о том, как «схватил огромный дракон рыцаря Гисиора и откусил ему ноги, но и рыцарь, уже погибая, сумел погрузить свой стальной клинок прямо в черное сердце чудовища»….
Какой-либо суровой дисциплины в собравшейся компании не было — каждый был вправе заниматься чем хочет — в рамках разумного, но присоединившегося в расчете на поживу вора в первый же вечер крепко и качественно выпороли и, затем, отпустили восвояси «на все четыре стороны», а пару выявленных пьяниц под дождем посадили трезветь на дерево, а чтобы у них не было соблазна спрыгнуть или просто свалиться — разложили снизу нарубленные стебли лесного чертополоха — особенно колючего и жгучего.
Еду из полученных и взятых с собой продуктов готовили по очереди — все питались из «общего котла» — Стрелок сразу предупредил, что никакое «происхождение» в расчет не берется — кому не нравится — может идти в другой лагерь. Гийому, которому как раз данная ситуация и не нравилась (всякие голодранцы питаются вместе с ним и за его счет!), приходилось «держать язык за зубами», потому что Стрелок относился к нему безо всякого снисхождения, но на ежедневных занятиях пытался обучить правильному владению оружием — прежде всего — арбалетом. «Рубиться мечом или колоть копьем ты все равно нормально не сумеешь, а вот попасть чудовищу в уязвимое место у тебя вполне может получиться!» — говорил он попутчику и раз за разом заставлял «на скорость» перезаряжать арбалет и быстро выпускать стрелы в цель. Дни шли за днями — уже почти неделю армия, включавшая как конных, та и пеших воинов, шла к месту, которое указали на карте Патрульные. Идти оставалось всего ничего и Князь, лично возглавивший не такое уж и маленькое войско (вместе со свитами, оруженосцами, Княжеской Гвардией, маркитантами и прочей обслугой собралось тысячи три народу, хотя число самих драконоборцев едва превышало две сотни), вчера вечером уже выслал квартирьеров, чтобы разбить постоянный лагерь рядом с загадочной Черной Скалой, на которой обретался коварный Черный Дракон. Да и самого Дракона вчера тоже видели — он пролетел совсем недалеко от просеки, по которой продвигалось войско — огромный и страшный настолько, что кое-кто из магов и рыцарей, ранее купивший себе «номер» в первых десятках, начал усиленно искать — кому бы перепродать (даже с потерей денег) своё «тёпленькое местечко»… Вот и сейчас — прямо к пробудившемуся и усаживающемуся вокруг костра на завтрак «сброду» подошел богато одетый слуга Маркграфа Дедюльского и, особенно ни на что не надеясь (оборванцы ведь, что с них взять?), как бы походя спросил: не желает ли кто (чисто случайно) купить или поменять с доплатой у его хозяина четвертый номер в очереди? Маркграф сильно недужен — горячка и понос — ему надо набраться сил перед боем, поэтому его вполне устроит место где-нибудь во второй сотне. Сам Маркграф выложил за свою «четверку» три тысячи золотых червонцев, а потом отказался её перепродать Герцогу Вильскому за целых пять тысяч, но сейчас, учитывая обстоятельства, готов уступить всего за тысячу… Гийом аж подпрыгнул — тысяча червонцев! Большие деньги! Он уже скопил, правда, вдвое больше указанной суммы, но благоразумно закопал горшок с золотом в подвале своего дома перед выступлением в поход, а тут прямо так вот — сразу… можно было бы сбить цену до 800, а потом перепродать за полторы тысячи… А что это на него так смотрит Стрелок? Что он придумал? Неужели????
— «Брат Гийом! А не хочешь ли ты купить себе это место?» — юноша «как в воду глядел» — охотник не просто смеялся над ним, нет! Он уже отозвал в сторону лакея Маркграфа и что-то в полголоса с ним обсудил, а сейчас повернулся к напарнику: «Я переговорил с этим господином — он согласен взять вексель! Правда не на 1000, а на 1200 червонцев — с учетом возможных расходов на твои похороны» — Стрелок дружелюбно улыбнулся и продолжил:
— «Зачем тебе ждать своей 153-й очереди? Она, кончено, до тебя непременно дойдет, чует мой сердце, да вот мне недосуг тут полтора месяца торчать! Давай быстренько «шлепнем» этого дракошу и дело с концом! А перед этим полюбуемся, как он, одного за другим, уделает этих надутых хвастливых болванов — Фьюроланда (он — самый первый бьется), Занудного Манула и этого, из Урюкинска который, — вот повеселимся-то!»
«Н-но у м-меня н-нет таких д-денег!!!» — от волнения Гийом начал даже заикаться — мысль о том, что придется отдать больше тысячи червонцев только за то, чтобы дракон порвал его намного раньше, чем большинство остальных драконоборцев, привела нашего героя в состояние тихой паники: «Вся моя лавка со всем товаром столько не стоит!» — прокричал он, приходя в себя: «И вексель мой не примут — у меня в банке счет совсем маленький!!!»
— «М-да… Что же нам делать?» — задумчиво почесал Стрелок свой большой длинный нос, а потом повернулся к лакею: «Слышь! Думаю, мы заплатим наличными — полную тысячу, но только завтра утром — а Вы пока готовьте купчую, и чтобы все «чин — чином» — чтоб нотариус был обязательно!»
— «А гарантии? А какая неустойка в случае нарушения нашего договора или просрочки?» — оживился лакей.
— «Не будет никакой просрочки!» — решительно отрубил Стрелок, а потом повернулся к Гийому и поманил его пальцем: «Неси арбалет — тренироваться сегодня пораньше начнем — ведь завтра или послезавтра придется тебе уже сражаться…»
— «Но-о-о-о… Деньги?! Откуда мы возьмем деньги?!?» — изумленно спросил Гийом — он был так поражен «щедростью» своего товарища (у которого, как тот сам не раз говорил по пути, денег больших «сроду не водилось»), что даже забыл на минуту о предстоящей схватке.
— «Вечером узнаешь! Всему — своё время!» — отрезал Стрелок: «Я тебя долго еще ждать буду?»
Выездное заседание Большого Княжеского Совета в полном разгаре. Сам Князь сидит на троне, установленном на деревянном помосте, справа и слева полукругом в удобных креслах расселись Именитые Гости (сопровождать Андигона в такой романтический и авантюрный поход собралась вся окрестная знать), советники восседают на лавках перед князем, а справа и слева прямо на траве расположились все 200 «записных драконоборцев», отмеченные нашитыми на левое плечо плаща изображениями Черного Когтя — геральдического символа похода, (придуманного Придворным Волшебником и уже утвержденного Королевской Палатой Герольдов) и с порядковым номером — на правом. Впрочем, самые знатные драконоборцы (те же граф Фьюроланд и маркграф Дедюльский, например) сидят в креслах подле Андигона.
На демонстрационном стенде старик Артефакт, тыкая указкой, подробно разъясняет предстоящие условия Битвы с Драконом и церемониал, которым будет оная битва сопровождаться. Рядом три хрониста-стенографа трещат перьями, чтобы зафиксировать для потомков речь почтенного учителя. Прислушаемся к ней и мы (чтобы потом можно было сравнить то, что реально было сказано, с до неузнаваемости перевранными публикациями в «Новом хронографе»):
«Итак, Ваше Высочество, Высокие Лорды, Вельможи, Благородные Рыцари и Сквайры, Почтенные Маги и достославные драконоборцы, я расскажу вам, как должна происходить битва, чтобы все условия и церемонии были соблюдены и Принцесса Энниолла в полной мере освободилась от наложенных на нее чар! Совместно с нашими лучшими Магами — почтенным Манулом Занудским и Придворным Волшебником (названные лица слегка приподнимаются со своих кресел и раскланиваются) мы все определили и перепроверили и никакой ошибки быть не должно! Во-первых — место битвы выбрано на Большой Поляне перед Древним Дубом, в котором, как нам удалось определить, содержится собственная магия — очень редкая (в наше время она и не встречается почти) Магия Справедливости. Это значит, что тот из воинов, кто будет вести поединок с применением подлых, либо просто недозволенных приемов, непременно его проиграет! Дракона, впрочем, это никак не касается — как существо изначально злое, буквальное воплощение Коварства и Жестокости, он может себе позволить все, что угодно! — Ведь делать это он будет совершенно искренне и сообразуясь со своей природой… (в рядах драконоборцев — заметное волнение и перешептывания). Далее — как уже неоднократно объявлялось, сражаться против Чудища каждый из драконоборцев будет в одиночку — помощники и оруженосцы могут присутствовать на краю поля за Магической Чертой, которую мы проведем совместно с господами магами. Они могут подавать сражающимся необходимые им доспехи и прочие предметы, но только тогда, когда те сами подъедут или подойдут к ним. Впрочем (взгляд в сторону Бестиара из Урюкинска), допускается заранее размещать перед каждой схваткой имеющиеся в личном распоряжении технические приспособления и боевых животных, при условии, что использовать их драконоборец сможет только сам лично — без чьей-либо посторонней помощи. Чужое оружие и приспособления использовать категорически запрещено! За этим будет следить специальная комиссия под моим председательством и горе тому, кто попытается нарушить запрет!
Далее… кхе-кхе! (Артефакт прокашлялся и отпил лимонада из услужливо поднесенного пажом серебряного кубка)… Магию и магические предметы и амулеты применять дозволяется, но только лично драконоборцем. Всё поле боя мы накроем Магическим Куполом, чтобы обеспечить честную схватку — это с одной стороны, а с другой — чтобы обезопасить зрителей и ждущих своей очереди воинов от огня, магии и прочих неприятностей, исходящих от дракона.
Наверное, вас всех интересует вопрос (старик оглядел присутствующих поверх вздетых на нос Приближающих Кристаллов) — а как мы вообще заставим Черного Дракона сражаться на наших условиях? Ведь так? (неясный гул согласия). Не буду томить вас — отвечу сразу: мы не знаем почему, но как записано в старинных книгах — Черные Драконы всегда выходят сражаться, если соблюден определенный церемониал: перед схваткой на поле выйдет герольд, трижды протрубит в специальный Драконий Рог и трижды возгласит: «Змей! Выходи биться!» — и после третьего возглашения дракон обязательно прилетит! После этого на поле брани должен выйти Первый Претендент, который обязан обратиться к Дракону учтиво и с поклоном объявить: Я (имя рек) такой-то и такой-то, оттуда-то и оттуда-то, вызываю тебя, Чудовище (тут возможны варианты — оскорблять и всячески дразнить дракона никто не запрещает) на битву за Руку, Сердце и Душу Прекрасной Принцессы Энниоллы! Прими же смерть от моей руки (ноги, меча, удавки и так далее — на ваш выбор, благородные господа!)». После этого схватка начинается и идет вплоть до победы одного из поединщиков. После окончания схватки, если дракон побеждает, то ему предоставляется десятиминутный перерыв на обед и получасовой послеобеденный сон, а потом все повторяется сначала — уже с очередным претендентом. Если побеждает драконоборец, то он оставляет тушу дракона под охрану (потому что этот трофей принадлежит ему и Князю в соотношении половина на половину), идёт в Дубовую Рощу, находит там Прекрасную Принцессу, которая уже будет расколдована (сразу после победы над драконом окутывающие её чары рассеются), предлагает Ей Руку и Сердце, получает согласие и они подходят за благословлением к Князю. Далее праздничный банкет!
Особо подчеркиваю: так как брать Дракона «измором» несправедливо, в день может произойти не более 10–12 поединков (в зависимости от их длительности). И еще! С каждым проглоченным претендентом силы дракона — физические и магические — будут возрастать ровно на столько, сколько их было в неудачнике… (разочарованно-нестройный стон среди слушателей).
Ну и последнее… Если все 203 записанных претендента будут (кхм! — кхм!) съедены, то и Принцесса достанется Дракону. Таков закон!
У меня всё! Вопросы?»
После окончания собрания, лагерь со всех сторон окружила Княжеская Гвардия, предводительствуемая лично Князем и Артефактом. Всех «записных драконоборцев» очень вежливо и почтительно попросили пройти в специально для них отведённое место — отдельный палаточный городок, обнесенный высоченным двойным частоколом с натянутыми поверх него гибкими колючими лианами и установленными по всем четырем углам вышками, в каждой из которых постоянно дежурили вооруженные крепостными самострелами 4 гвардейца и один маг. У всех входящих, в присутствии понятых, под опись отбиралось любое оружие и все магические предметы: «Это исключительно для Вашей безопасности» — заверял улыбающийся Артефакт, сверяя по списку каждого драконоборца, но Сказочник (как обычно, обретавшийся поблизости) сам слышал, как Князь мрачно инструктировал своего приближенного: «Дорогой Артефакт, ради дочери я не могу рисковать ни малейшим шансом! Все записавшиеся до последнего, должны быть готовы сразиться — за каждого из них вы все (кивок на Волшебника и Начальника Гвардии) — отвечаете головой… Никто не должен сбежать или совершить суицид!»
Впрочем, в новом лагере было довольно комфортно: на первой же перекличке (всех драконоборцев, не взирая на титулы, выстроили на плацу в порядке номеров и тщательно пересчитали — перепроверив три раза — так как счет постоянно сбивался — сначала насчитали 202, потом — 205) Артефакт сладким голосом объявил распорядок дня: «Подъем в 6.00, 6.00-6.15 — утренний моцион, в 6.15 — утреннее построение и поверка, с 6.30 до 7.30 — физзарядка, потом плотный завтрак и до полудня — физические занятия с макетами оружия (для магов — с макетами предметов магического искусства), в полдень — полдник и до 15 часов отдых. В 15.00 — обед. С 16.00 до 21.00 — снова занятия. В 21.00 — ужин. С 21.30 до 22.00 — личное время, в 22.00 — вечерняя поверка. В 22.30 — отбой. Никакого алкоголя! Никаких женщин! Здоровье — залог победы!»
«Ррравняйсссь!!! Смии-и-ирррна-а!!!» — звучит над плацем голос Дежурного Офицера.
— «Прямо как в Легионе!» — весело усмехнулся благородный Стрелок из Хаттуни, стоящий в строю рядом с предельно мрачным благородным Гийомом из Арктура (Князь пожаловал всем драконоборцам-простолюдинам временное дворянство — вплоть до завершения битвы — ведь сама мысль, что руку дочери, даже чисто теоретически, может получить недворянин, Его Высочество страшно коробила).
Вечерняя поверка уже близилась к концу — скоро до них дойдет очередь. Ага, вот:
— «Благородный Гийом из Арктура!»
— «Я!»
— «Два шага из строя!»
— «Есть!» — Гийом уныло делает два шага, останавливается, правая ладонь приложена к сердцу, левая — прижата к бедру: «Драконоборец № 153 Гийом из Арктура! Клянусь умереть за Принцессу!»
— «Вольно! Встать в строй!» (сверившись со списком и с магическим портретом, Артефакт внимательно осматривает Гийома и что-то помечает в записном свитке)
— «Благородный Стрелок из Хаттуни!»
— «Я!»
— «Два шага из строя!»
— «Есть!» — военная выправка Стрелка видна невооруженным глазом — два четких строевых шага, звонкий щелчок каблуками, рука взлетает к сердцу одновременно с приставленной ногой: «Драконоборец № 154 Стрелок из Хаттуни! Клянусь умереть за Принцессу!»
«Вольно! Встать в строй!» — Артефакт задумчиво смотрит в спину Стрелка и снова что-то помечает в свитке…
Уже семь дней они живут в этом лагере, а сражение так и не началось… «Неблагоприятные дни!» — недоуменно пожимают плечами маги: сколько не трубит и не зовет «Змея» «биться» герольд, а Черный Дракон нагло игнорирует вызов… В том, что он здесь — сомневаться не приходится: хотя драконоборцев постарались полностью изолировать от внешнего мира, но сведения доходят регулярно — и вовсе не через «драконоборческий боевой листок», со вчерашнего дня вывешиваемый на стенде у плаца. Все же среди «контингента» люди не простые — то гвардеец-охранник уронит, будто случайно, записочку «с воли» для какого-нибудь знатного воина, то ночью, прячась с головой под одеялом, Манул Занудский впадает в транс и начинает громко прорицать (в основном, правда, про свою скорую мученическую кончину — он ведь под номером 2 «посеян» — очень «жалостно» описывает, знаете ли!), то графа Фьюроланда вызовут в Княжеский шатер на совещание, после каждого из которых он приходит мрачнее тучи, но все же делится с товарищами по несчастью информацией о том, как развиваются события. Вот вчера, например, дракон сожрал 15 княжеских лошадей, а сегодня в ночь забрался в маркитантский обоз и, полностью игнорируя обезумевших от ужаса людей, отыскал и выпил все пиво, какое было в телегах — все 54 бочки… после чего тяжело (с четвертой попытки) взлетел и сильно «вихляя» в воздухе из стороны в сторону и вверх-вниз, скрылся за лесом. Последнее известие вызвало в лагере нескрываемое злорадство — теперь понятно, отчего такие злые и печальные рожи у охранников-гвардейцев… не нам одним страдать!
Едва прозвучала команда «Отбой!» и дежурный погасил свет, Гийом повернулся к Стрелку, спящему на соседней койке (для удобства наблюдения за драконоборцами, их разместили в больших шатрах на 20 человек) и жарко зашептал:
— «Стрелок! Придумай что-нибудь! Я так больше не могу! Эти тренировки меня доконают — я просто валюсь с ног! И этот дурацкий распорядок!!! А впереди — схватка с драконом! Ты же слышал, что про него говорят! Князь готов нас всех скормить этой твари ради того, чтобы кто-нибудь женился на Принцессе! Надо бежать отсюда! Я знаю — ты ведь можешь!»
— «Эх, молодежь-молодежь!» — сосед по койке, покряхтывая, повернулся лицом к Гийому и уставился на него совершенно ясными бодрыми глазами: «А чем тебе не нравится такая жизнь? Кормят на убой и по распорядку — ты уже килограмма два набрал за неделю, не смотря на тренировки. Думать не надо — за тебя начальники думают, да и некогда — знай себе — ружейные приемы отрабатывай да по плацу маршируй! Опять же — никакого вина и пива — тебе это вдвойне полезно — если будешь много пить — точно лет через пять сопьешься… Убирают за тобой слуги, сортиры тебя тоже никто чистить не заставляет, старослужащие не издеваются… даже оружие полировать и одежду чинить не надо! Был бы я помоложе — я бы еще просился, чтобы меня в таком лагере подольше подержали — здоровье поправить! И, потом, ведь все это не просто так — а ради Прекрасной Принцессы! Неужели ты забыл про нее? Неужели ты готов смириться с тем, что её сожрет Дракон?»
— «Я люблю Энниоллу! Но разве я могу ей чем-нибудь помочь, маршируя по лагерю с палкой вместо копья? Да и какой из меня боец? Вот ты, наверное, можешь победить Дракона — ты смелый и опытный и, я же вижу, — ты ведь не простой наемник — тебя все боятся и слушаются! Почему бы тебе не сразиться с чудищем самому, ведь, как мне кажется, ты тоже любишь Принцессу!»
— «М-да…» — Стрелок задумался на некоторое время, его глаза уперлись в полотнище палатки, потом он снова взглянул на Гийома и ответил: «Понимаешь ли, братец, жизнь такая забавная штука, что в ней каждому достается то, что он заслуживает, даже если он сам этого не понимает или не согласен со своей долей… Вот ты, — торгаш и потому, по определению, прохиндей (ничего личного — такая у тебя стезя!). Но тебе чего-то не хватает и ты, совершенно добровольно, за собственный счет, приобретаешь мундир, доспехи Городской Стражи и деревянный меч, маршируешь на Праздниках и очень-очень хочешь, чтобы хоть кто-нибудь тебя считал Воином, хотя достаточно одного взгляда на тебя, чтобы понять — Воином тебе не бывать никогда! И не потому, что у тебя нет мускулов или выносливости — их и у меня уже нет, а потому, что все твои желания и мысли самой природой направлены в другую плоскость, а мундир — всего лишь детская игра и прихоть, от которой тебе легко будет отказаться в любой момент… Но зато ты можешь в нынешних условиях построить и обставить красивый дом, посадить дерево и вырастить сына, а, может быть — и не одного даже… купить своей милой прекрасную повозку и окружить её слугами… При этом тебе особых усилий предпринимать и не надо — «делать деньги» — твоя врождённая способность… А твои увлечения «воинским духом» тебе в этом только мешают. Если тебе достанется пол-княжества, то ты, конечно же, сумеешь ими распорядиться — ты разбогатеешь сам и (ведь ты неплохой человек!) позволишь жить и кормиться другим. Защищать его, в случае чего, ты, правда, не сможешь, но, надеюсь, у тебя хватит ума нанять для этого дела профессионалов.
Ну, а теперь возьмём меня — я всю жизнь только и делал, что воевал и лез туда, куда в здравом уме ни один обыватель не полезет. Причём лез снова и снова, заранее зная, что ничего, кроме подзатыльников и дурной славы, мне за все мои старания не видать. А все потому, что я иначе не могу — во мне сидел, сидит и будет сидеть этот стержень — Воина и Защитника. Меня будут уважать и почитать как командира мои солдаты и офицеры, будут опасаться начальники, бояться и ненавидеть враги, у меня всегда будет много прекрасных талантливых друзей, но смогу ли я создать счастье любимой женщине и сколько-нибудь надежный семейный очаг? До сих пор всё свидетельствует об обратном… Допустим, я могу победить Дракона… И что дальше? Вот явлюсь я к Энниолле и скажу: «Принцесса, по Праву Меча — ты теперь моя!» А она меня не любит… И что, я насильно поволоку её к Алтарю? И после этого воссяду на трон княжества (Князя-то я быстро «уговорю» — это не вопрос), каждый день ощущая себя Презренным Тираном над собственной женой? Да я таким и стану вскоре — сначала для нее, потом — для подданных. И очень скоро мне станет скушно и тошно от окружающего меня раболепия и лжи — и я пойду войной и завоюю сначала Королевство, а потом, глядишь, и до Империи доберусь — мне, почему-то, думается, что талантов у меня на это хватит. И вместо Защитника стану я очень скоро таким же вот Драконом — только в человеческом облике…»
Стрелок замолчал, некоторое время задумчиво рассматривая дырку в потолке шатра, прожженную вчера искрой из переносной жаровни, а потом подвел итог:
«Нет, Гийом из Арктура! Раз Энниолла любит тебя, значит — только ты можешь и должен победить Дракона! И ты его победишь — даже не сомневайся! Кстати, давай одеваться — через три минуты за нами придёт конвой!»
Едва Стрелок и Гийом успели, под недоумевающими взглядами соседей, одеться и обуться, как за полотнищем шатра послышались размеренные шаги приближающихся солдат, внутрь заглянул дежурный гвардеец и, нисколько не заботясь о том, что кто-то может спать, во всю луженую глотку проорал:
— «Номера 153 и 154 — с вещами на выход!»
— «Идем уже… не ори!» — вяло откликнулся Стрелок и они, прихватив котомки (Стрелок сразу сказал Гийому, что в лагерь они уже точно не вернутся) игнорируя посыпавшиеся со всех коек вопросы, вышли на прохладный ночной воздух. Три гвардейца во главе с сержантом, с алебардами и пылающими факелам, сомкнулись вокруг них — дежурный строго произнес: «Следуйте за нами!» и маленькая группа двинулась к возведенному в углу павильону Администрации «Учреждения имени Энниоллы Несравненной», как был пышно назван этот острог…
Над входом в павильон горела масляная лампа, под которой прохаживался парный патруль — один воин с мечом, второй — с заряженным арбалетом. Последовала церемония «пароль-отзыв» (пароль — «Энниолла Сладчайшая», отзыв — «Победа над Драконом»), после чего наших героев провели внутрь и доставили в небольшую комнату, где, у кое-как — на скорую руку, сложенного камина, протянув старческие ноги в шерстяных носках к яркому огню, расположился в кресле Учитель Артефакт. Обернувшись к вошедшим, он пробормотал: «Быстро вы! Впрочем, я так и думал!» и кивком указал на два низких табурета напротив себя. Гийом сначала заробел — садиться перед столь могущественным вельможей и колдуном, но Стрелок легонько подтолкнул его, а сам, совершенно спокойно, даже не думая брать табурет, отошел в угол зала, выволок оттуда второе кресло, подвинул его поближе к огню и расслабленно упал на мягкие подушки, столь же непринужденно вытянув ноги. Артефакт следил за ним со значительным интересом, а потом спокойно и доброжелательно спросил:
— «Ну, так и кого же мы имеем честь лицезреть в Вашем лице, так называемый благородный Стрелок из Хаттуни? Только давайте уж как-нибудь без лишних отговорок — я жду откровенного ответа!»
— «Не думаю, что Вам стоит услышать ответ на Ваш вопрос, уважаемый и достопочтенный Артефакт!» — улыбнулся собеседник: «Если я отвечу, то это может вызвать совершенно непредсказуемые последствия, а наша Сказка и так чрезвычайно затянулась… Давайте уж сразу к делу, что ли!»
— «Я настаиваю!»
— «Тогда нам не о чем говорить!» — парировал Стрелок и начал холодно рассматривать корешки фолиантов на столе за спиной Артефакта.
— «Ну, хорошо, нужда заставляет меня пренебречь и Вашим высокомерием, и нежеланием проявить элементарное уважение!» — Учитель Принцессы тяжко вздохнул и продолжил: «Значит, мне придется проявить инициативу самому… Ваш гороскоп мне, конечно, неизвестен, но вот гороскоп Вашего спутника однозначно просто кричит о том, что он должен сыграть огромную роль в развязке нашей печальной истории… Правда, до сих пор неясно — какую роль — положительную или отрицательную — будет разыгрывать этот молодой человек, из-за которого, собственно моя милая Ученица и попала в эту мрачную историю» — старик прервался и вопросительно взглянул на Гийома.
— «Из-за меня?!? Как?!?» — тот аж подпрыгнул на своем табурете: «Этого не может быть!!! Я очень люблю Энниоллу и не мог причинить ей никакого вреда!!!»
— «Да, из-за Вас, молодой человек!» — Учитель строго блеснул вздетыми на нос Приближающими Кристаллами: «Именно из-за Вас! Только из-за нежных чувств к Вам влюбленная девушка рискнула в День Травяных Богов поехать ко мне за советом. И именно Вы стали причиной ревности колдуньи Зиорры, задумавшей погубить мою воспитанницу! И что в Вас женщины находят!? Совершенно не понимаю!» — Артефакт недоуменно пожал плечами и поднял брови.
— «Любезный Артефакт!» — голос Стрелка звучал спокойно и убедительно: «Может быть, хватит «переливать из пустого в порожнее»? Вы не хуже меня знаете, что молодой человек совершенно ни в чем не виноват! Это — Судьба! Его судьба и судьба Принцессы!»
— «А Вы не вмешивайтесь, благородный Рыцарь! Ведь Вы Рыцарь, не так ли? Да еще, небось, и очень высокого ранга! Можете не отвечать — и так все видно! Если у Вас не хватает душевных сил отказаться от свойственных Вашему сану предрассудков ради любви к моей дорогой Энниолле, и Вы готовы уступить её вот этому вот негодному мальчишке, то лучше молчите, пока я Вас не вызвал на Магический Поединок!»
— «Вот даже как? Я, обычно, со стариками не сражаюсь, но такой угрозой пренебречь нельзя! К тому же, Вы еще очень могущественны, чтобы я мог без ущерба для своей Чести проигнорировать Ваши слова! Я принимаю Ваш вызов, Артефакт! Начнем немедленно!»
Пораженный Гийом, не в силах вымолвить ни слова, словно приросший к табурету, с замирающим сердцем смотрел на разворачивающуюся перед ним картину:
С пылающими гневом лицами, Артефакт и Стрелок церемонно поклонились друг-другу и начали расходиться в разные стороны от центра вдруг невозможно расширившейся комнаты — её стены и потолок стремительно помчались друг от друга, образовав гигантскую пещеру, посреди которой пылал камин, стоял стол, пара кресел и табурет с крохотным (по крайней мере, он сам себе таким казался) Гийомом.
Первым начал Стрелок. Еще раз поклонившись Артефакту, он странным движением извлек прямо из воздуха черный меч и, подняв его клинком вверх, заговорил:
Тебе, старик, я не желаю зла,
Но оскорбление смыть с себя обязан!
Надолго будешь ты отныне связан:
Ты станешь сущностью по имени Пчела!
Желанье роя — для тебя Закон!
И повелитель твой, отныне, Он!
Старик учитель только криво усмехнулся в ответ — достав также из «ниоткуда» изогнутый деревянный посох, он с силой воткнул (не ударил, а именно воткнул!) его в черную твердь под ногами (ибо деревянный пол остался лишь в самом центре пещеры — там, где сидел Гийом) и язвительно, но очень торжественно ответствовал:
Надменный Рыцарь, ты еще так юн
Хоть мнишь себя, порою, очень старым!
Кого ты хочешь победить? Усталым,
Увядшим и поникшим, словно вьюн
Морозом битый поздней осенью печальной,
Вернешься ты туда, где изначально
Свернул на темную неверную дорогу —
Исчезни! В прошлом провались надолго!
И в настоящее тогда вернешься ты,
Когда в Душе отделишь Свет от Темноты!
С посоха Артефакта и меча Стрелка одновременно поползли и, словно нехотя, не торопясь, двинулись на встречу друг-другу ветвистые белые молнии и Гийом вдруг понял, что если они коснутся друг-друга, то всё! Конец! Неизвестно — кто победит, но Энниоллу спасать точно будет некому! Забыв обо всем, он кинулся между молниями, расставив руки с протестующее поднятыми ладонями в обе стороны и молнии, словно притянутые, сразу метнулись к нему и… не коснувшись плоти, вдруг образовали вокруг Гийома сияющий кокон. Но потом, как бы оттолкнувшись от него, резко устремились двумя стрелами — к своим противникам… Две яркие беззвучные вспышки! И… ничего. Совершенно ничего. Пораженный Гийом переводит взгляд с одного дуэлянта на другого — но видит только, что оба тоже сильно изумлены и даже не скрывают этого…
— «Любезный Артефакт!» — вкрадчиво произносит Стрелок: «Я согласен, что моё заклятие было достаточно примитивно и носило характер «ложного выпада», но оно должно было хотя бы повредить Вашу магическую защиту… А оно вообще не оказало никакого воздействия… Не понимаю!»
— «Да это то, как раз, совершенно не удивительно! Ничего, что связано хоть отдаленно с пчелами, не может мне повредить. Странно, что Вы этого не знаете! Я даже на защиту не стал расходоваться… А я вот не понимаю, как Вы, Рыцарь, до сих пор стоите здесь передо мной… Вас вообще не должно быть в данной реальности! Снова воплотиться Вы должны были бы, в лучшем случае, года через три, да и то — только если бы выполнили поставленное в знаменатель условие!»
— «Согласен с Вами — Вы ударили очень мощно! При других обстоятельствах я, скорее всего, не смог бы даже смягчить удар — так метко и верно он был направлен — в самое слабое место! Но, по ряду причин, мне тоже не пришлось даже ставить защиту! Почему — я Вам сказать не могу и не хочу. Пока, по крайней мере. Но, мне кажется, все — к лучшему! Посмотрите на этого юношу! Пока мы с Вами схлестнулись в смертельно опасной схватке, он один вспомнил, что кроме наших личных амбиций, существует любимая нами всеми девушка! Пусть он всего лишь лавочник — а оказался куда мудрее нас! Короче, я предлагаю ничью!» — Стрелок вежливо поклонился.
— «Принимаю Ваше предложение!» — ответный поклон.
Доля мгновения, и картина меняется совершенно — Гийом снова сидит, но уже не на табурете, а в кресле и, рядом, в таких же креслах, сидят Артефакт и Стрелок, быстро и оживленно беседуя:
— «Ваши построения, Артефакт, практически безупречны, но они имеют неустранимый недостаток — дракон не сможет ни с кем сразиться, пока существует препятствие — Ваша старая знакомая Зиорра и её слуги!»
— «Так они здесь? Я их потерял совершенно! Я их и сейчас не вижу!»
— «Не удивительно! Ведь Вы ищете ЦЕЛУЮ Зиорру и ЦЕЛЫХ троллей, пусть даже в другом обличье, а не их ЧАСТИ».
— «Что Вы хотите сказать? Я думал, их выкинули из этого мира примерно также, как я сейчас собирался выкинуть Вас! Они что, разделились на несколько Аватар? Даже Зиорра на это не способна, а тролли — тем более!»
— «Ну, в общем, они не сами… их разделили…» — было видно, что Рыцарю-Стрелку очень не хочется вдаваться в подробности, но он сделал над собою усилие и продолжил: «В общем, теперь есть ДВЕ Зиорры — одна — полностью, абсолютно злая — в виде Черной Пантеры, сохранившая разум и часть магических способностей, а вторая — добрая и светлая — в виде совершенно безобидной и не обладающей разумом крохотной ночной бабочки-моли… Ну, и с троллями также, в общем, — есть три Отвратительные Гиены — тоже пока еще относительно разумные, и три Красных Снегиря, чье мироощущение — вполне птичье, но в которых собралось все, что имелось, изначально, в троллях доброго и светлого».
— «Очень изящно и оригинально!» — Артефакт даже не скрывал восторга: «За такую работу в Академии Высокого Волшебства сразу дали бы степень магистра, а то и доктора! Я даже не совсем понимаю — как такое вообще можно сделать! Надо подумать на досуге! Подробностей, конечно, Вы мне не расскажете? Я так и понял».
Принцесса-Лань грустно вздохнула, лежа на своем ложе из трав и цветов, которые, благодаря Единорогу, всегда оставались свежими и благоухающими… Ничто её не радовало. Теперь целые дни она проводила совсем одна — Друг появлялся, обычно, глубокой ночью и она, сквозь сон, слышала, как он подходит к ней, чувствовала его ласковый взгляд, иногда — ощущала нежное прикосновение губ на своей щеке и улыбалась во сне… Потом Единорог устраивался недалеко и ближе к утру, когда ей становилось прохладно, она вставала, сонно подходила и ложилась рядом, прижавшись боком к его спине и чувствуя, как от её прикосновения дрожь проходит по его телу. А потом ей становилось тепло и она сладко засыпала, а когда просыпалась — Друга уже не было…
Уже неделю стоит недалеко от леса войско её Отца. Единорог, как-то днем появившись ненадолго и улучив момент, когда Дракон улетал по одному ему ведомым драконьим делам, водил её на скалу, чтобы с её высоты показать большой лагерь и даже место, где сейчас находится Гийом: её милый почему-то оказался за высоким частоколом с вышками — Единорог сказал, что он там готовится к битве с Драконом и что он обязательно победит, но надо немножко подождать — ведь иначе Гийом плохо подготовится к схватке и Дракон может его одолеть… Принцесса испугалась — до этого она, почему-то, совсем не думала о том, что Дракон может победить её Любимого, а вот теперь, после того, как она увидела Дракона совсем близко, поняла — насколько сильное, злобное и опасное это страшилище! Своими прекрасными глазами она жалобно заглянула прямо в глаза Единорогу:
— «Но ты ведь не дашь Гийому погибнуть!? Правда? Ты ведь уже побеждал Дракона, спасая меня! Пообещай мне, что если Гийом будет терпеть поражение, то ты придешь к нему на помощь!»
Единорог грустно посмотрел на Энниоллу и тихо ответил:
— «Конечно, Принцесса! Я не могу тебе отказать! Я и так собирался помочь юноше, но теперь обязательно сделаю так, чтобы с ним ничего не случилось!»
— «А он будет первый сражаться с Драконом?» — Энниолла почувствовала тень беспокойства…
— «Нет, думаю, он будет четвертым по счету!» — ответил Единорог.
— «А как же те рыцари, которые будут биться с Драконом перед ним? Неужели они погибнут? Я не могу допустить, чтобы из-за меня умирали люди!!!» — в словах Принцессы послышался нескрываемый ужас и неприкрытая боль, но Единорог придвинулся к ней (Принцесса-Лань сразу же охотно и доверчиво прижалась к нему — ей, в последнее время, всегда хотелось быть как можно ближе к чудесному Хранителю Леса) и прошептал в самое ушко: «Скажу тебе по секрету! Тс-с-с-с! В твоей сказке никто не погибнет! Даже самые злые и нехорошие твари!»
Ночной лес — это всегда загадка… Как правило — загадка опасная. В ночном лесу, тем более — в Лесу Волшебном, любое существо — из плоти и крови, или магическое, или даже бесплотный дух — в любой момент может оказаться или охотником, или — жертвой.
Стрелок всегда предпочитал быть охотником. «Бей первым!» — этот девиз редко подводит, особенно, если ты уверен в своей правоте и выполняешь важное и полезное Дело. Мягко, почти совершенно неслышно ступают ноги, обернутые в меховые мокасины. Вся одежда тщательно натерта пахучими болотными травами, чтобы перебить вечно выдающий человека запах дыма и приготовленной на нем пищи. Лицо и запястья рук покрыты тонким слоем черной глины, перемешанной с перетертыми в кашицу листьями полыни — они теперь не видны на фоне древесных стволов. Арбалет, свободно лежащий в руках, обмотан пропитанными все тем же соком трав темными матерчатыми лентами так, чтобы не звякнула ни одна деталь… Такими же полосками ткани перевязаны все кольца и пряжки снаряжения, ножны и рукоять ножа — никакого другого оружия Стрелок сегодня с собой не взял. Собранный за плечами в скатку плащ, обшитый лоскутами так, что бы накрывшийся им человек стал похожим на огромную болотную кочку, легко расстелить, дернув всего за один шнурок… Все эти вещи нужны для того, чтобы не использовать в бою магию — эту победу они должны обязательно одержать только своими — людскими силами…
Гийому, идущему след в след, тяжелее… Конечно, над ним тоже поработали опытные руки — вооруженный рогатиной и тяжелой осиновой дубинкой, он одет и намазан точно также, как Старший, но его шаг совсем не так мягок (переступать без шума очень не просто) и, к тому же, он плохо видит в темноте и не умеет «смотреть рассеянным взглядом» — при котором идущий по ночному лесу человек, ни на чем не сосредотачивая взгляд, видит сразу все — и куда лучше, чем если бы специально всматривался. Поэтому раз за разом звонко хрустят под ногами юноши сухие ветки, чавкает грязь, хлещет прямо по лицу колючий еловый лапник… Но ветер дует навстречу, поэтому Стрелок не беспокоится — все запахи и звуки потоком воздуха сносятся за спину и есть хороший шанс подкрасться к Логову Тварей совершенно незаметно… Обостренным опасностью слухом он уже воспринимает отдаленные свидетельства того, что Твари — там — повизгивание и глухое урчание становятся все отчетливее. Если Черная Пантера не выставила магических защитных заслонов, (а сделать ей это очень тяжело — потому что произнести заклинание человеческим голосом она не может, а рисовать кривыми когтями руны становится с каждым новым днем, проведенным в теле хищной кошки, все труднее и труднее…), то уже скоро они смогут наблюдать врагов в месте, где те не ждут нападения, ибо уже привыкли нападать сами и считают себя самыми страшными хищниками Леса (после Черного Дракона, разумеется).
Вот и полянка на краю Оврага. Под корнями наполовину вывороченного бурей из земли огромного платана, лежа под ними, словно под настоящей крышей, на охапке несвежего сена расположилась Черная Пантера — еще более жуткая из-за многочисленных незаживших ран, нанесенных ей драконьим огнем: шерсть подпалена во многих местах, один глаз почти скрыт под засохшей коркой свернувшейся сукровицы, больная, покрытая язвами ожогов лапа бессильно вытянута в сторону… Право, если бы я не знал — какая дрянная душа живет в этом израненном теле, я бы проникся жалостью к несчастному животному. Гиены, расположившиеся поблизости, пострадали меньше, хотя и их тоже порядком потрепало: у Хизба отгорело одно ухо, Ут щеголяет без хвоста, а у Тахрира в язвах половина левого бока. Но они крепко держатся на лапах и даже добывают достаточно пропитания своей Хозяйке, перед которой, не смотря на все её раны, продолжают испытывать панический страх. Вот и сейчас они увлеченно пожирают остатки принесенного Пантере молодого дикого кабана, от которого Зиорра оставила им едва половину. Они так поглощены едой и ссорами, так визжат и воют, что можно не беспокоиться за хруст веток под ногами Гийома — уши Пантеры его не услышат…
Стрелок, сделав Гийому знак застыть на месте, осторожно выглядывает из под веток орехового куста, отодвинув их в сторону и прижав к земле заранее подготовленными маленькими деревянными рогатками. Он достает одолженный у Артефакта амулет — затейливо вырезанный из кости в виде фигурки попугая и покрытый рунами слуховой рожок — и подносит его к уху: теперь он сможет понимать — о чем между собой говорят враги.
— «Отда-а-а-а-айййй! Отда-а-а-а-а-аййй!» — визжит сквозь сжатые зубы Тахрир, пытаясь вырвать у Ута, тоже сомкнувшего челюсти, еще покрытое мясом ребро.
— «У-у-у-убью-ю-ю-у-у-у! У-у-у-убью-ю-у-у-у!» — отвечает Ут и тянет ребро к себе.
— «Вку-у-у-усно-ооо! Вку-у-у-у-сснооо!!!» — урчит Хизб, по праву сильнейшего рвущий потроха, с головой погрузившись в полусъеденную тушу…
— «Бо-о-о-ольно-о-о-о-о!!! Бо-о-о-оо-ольно-о-о!! Про-о-оклятый драко-о-он! Про-о-оклятая Эн…Эн… Эннио-о-о-о-лла!!!» — стонет Пантера…
Стрелок делает знак Гийому и тихо-тихо снимает с плеч ремни котомки — тянет оттуда длинную, свернутую в рулон сеть… потом — вторую — брать Зверей надо сейчас, пока они почти ничего не соображают — лучшего момента ждать не стоит.
Взгляд назад: «Готов?» — в ответ — утвердительный кивок — «да!» Взмах руки — «Вперед!» Схватка начинается — Стрелок бросает на полянку маленькую черную «луковицу», за которой тянется тоненькая струйка дыма — «луковица» падает прямо между Зверями. Резкая вспышка — все смотревшие на луковицу глаза (все пять пар: Пантеры, трех Гиен и забывшего наставления Гийома) на минуту ослеплены. Стрелок выскакивает на полянку и атакует сначала самого опасного врага — Пантеру — секунда — и Черная Зверюга уже бьется в наброшенной сети, воя от боли потревоженных ран и от понимания, что на этот раз она попалась! Следующий бросок — и накрыты сетью сразу две гиены — Ут и Тахрир, которые так и не выпустили из окровавленных пастей оспариваемое ребро. Но Хизб успевает метнуться в сторону — он пока ничего не видит, но инстинкт подсказывает ему, что надо бежать — он совершает отчаянный прыжок в кусты и… налетает на такого же ослепленного Гийома! На мягкой постилке из прошлогодних листьев начинается отчаянная борьба — испуганная ослепшая Гиена, не разобравшись, вцепилась мертвой хваткой огромных страшных зубов в котомку, думая, видимо, что рвет живого человека, а тот, катаясь вместе со зверем по земле, лупит его дубинкой по заду, полагая, что бьет по голове… Но вот подоспевший Стрелок набрасывает на обоих сетку, после чего перехватывает горло Хизба ременной петлёй и осторожно (укус гиены способен искалечить кого угодно — настолько сильны челюсти этого животного) срезает котомку с плеч Гийома — пусть себе рвет её дальше ошалевшая тварь — дело сделано!!!
Допрос — это тоже искусство, чтобы там ни говорили. А допросить и, более того, привлечь на свою сторону совершенно озверевшего (в прямом и переносном смысле) врага — для этого требуется искусство вдвойне.
С Зиоррой Стрелок разговаривать и не пытался — связанная и спеленатая несколькими сетями, с завязанной пастью и даже глазами (мало ли чего можно ожидать от колдуньи!) подвешена она, словно кокон, к шесту, укрепленному между двумя невысокими деревьями.
Также рядом располагаются и двое из трех пленных Гиен. А напротив Стрелка и Гийома наполовину висит в стальном ошейнике, упираясь задними лапами в землю, вожак — Хизб. Разговор, ведущийся с помощью амулета, идет, судя по всему, уже давно: ярость пойманного сменилась отчаянием, а потом — даже надеждой. Послушаем:
— «Ну, мы же уже договорились, кажется! Если ты нам поможешь, то мы не причиним вреда ни тебе, ни твоим братьям, вернем вам ваш облик троллей и отправим за Второй Овраг! Не обещаю, что там вам будет хорошо житься среди таких же тварей, как вы сами, но, по крайней мере, останетесь в живых!»
— «Что-о-о-о я должен сделать!?!» — задохнувшимся сиплым голосом лает Хизб.
— «Пустяк! Я знаю недалеко одно место, где некогда был зарыт большой клад из золотых монет. Но зарывшие его волшебники закрыли клад сильными и хитрыми чарами и с помощью магии обнаружить его никак не удается. Только ты, со своим тролличьим чутьем на золото, можешь нам помочь отыскать место. Нам нужно оттуда всего 1000 червонцев — остальное ты сможешь забрать себе и даже унести на Ту Сторону!»
— «Ты о-о-обманы-ы-ываеш-ш-шь! Ты заберрррешь золото себе! Золото все-е-ем нужно-о-о-о!»
— «Мне — нет! По крайней мере, лично для себя. Я дам тебе Клятву Воина, что выполню обещание!» (Гийом с выпученными глазами хотел что-то возразить, но осекся, увидев тяжелый взгляд Стрелка — тому явно было нелегко — допрос продолжался уже долго).
— «Да-ава-а-айй!»
Стрелок поднимается в полный рост, вынимает из ножен свой кинжал, кладет на него два пальца правой руки и произносит:
Сталь холодна и холоден мой ум!
Но сердце жарко и достойно бьется!
Мне клясться Честью Воина придется
В том, что тебя я, Хизб, не обманул!
И пусть моей порукой будет тот
Кто к нам сейчас для помощи придет!
Стрелок поднял кинжал вверх, с него соскочила яркая голубая искра и полетела в небеса, а через несколько мгновений на тропинке, ведущей к месту импровизированного бивуака, появился отряд воинов, ведущих под уздцы ломовых лошадей с огромными вьючными седлами. На глазах у лошадей надеты шоры, а у ноздрей серебристо блестит какая-то мазь, предназначенная, скорее всего, для того, чтобы не позволить жуткому запаху Зверей перепугать их до смерти… И впереди колонны, на крупном Ездовом Кентавре («оборудованном» точно также, как обычные кони) пребывает Артефакт:
— «Я вижу, вы уже договорились с моим старым знакомым — милейшим Хизбом, да?» — Артефакт улыбнулся: «Что ж, я подтверждаю своё поручительство. Да будет так!»
Утро следующего дня выдалось очень солнечным и теплым — на лазурном небе — ни облачка, легкий теплый ветерок приятно ласкает шерстку Принцессы-Лани и шевелит гриву Единорога. Вместе они поднимаются на скалу по маленькой, едва заметной тропинке, петляющей между кустов боярышника и дикой вишни. Единорог идет впереди — он торопится и Принцесса едва поспевает за ним, не переставая задавать все новые и новые вопросы:
— «Так ты говоришь, что сегодня Решающая Битва? И что Дракону не до нас?»
— «Да, милая Энниолла, сегодня ты, наконец, освободишься от чар колдуньи и вернешься во дворец!» — кивает Единорог, не оборачиваясь.
— «И Гийом победит? Обязательно победит? Ведь так?»
— «Да! Добро сегодня победит непременно и Гийом тоже внесет свой вклад в эту победу» — немного загадочно сообщает Единорог и добавляет: «Но перед этим нам предстоит очень-очень интересное зрелище, которое тебе придется наблюдать отсюда одной!»
— «Как?! Ты опять исчезнешь?!» — Лань удивлена и расстроена: «Ты же сам говорил, что мы с тобой, наверное, никогда больше не увидимся — и ты не хочешь остаться тут со мной в эти последние минуты?!»
— «Может быть, мы и увидимся еще, милая Энниолла, но совсем при других обстоятельствах, а пока подумай: ну как я смогу помочь Гийому одолеть Дракона, если я буду оставаться здесь с тобой? Волшебный Дуб, у которого состоится битва, во-о-он где! Смотри — как далеко внизу! Я сделаю так, что ты сможешь видеть всё совсем близко — как бы находясь рядом, но на самом-то деле — до него не менее двух верст! Чтобы выполнить мое обещание, мне надо быть там! Оставайся здесь и не печалься! Все будет очень хорошо — ведь такая прекрасная и добрая Принцесса, как ты, не может быть несчастлива!» — Единорог стукнул копытом по камню и исчез, оставив после себя только россыпь серебряных искр. Искры эти не только не гасли, но и увеличивались в числе, все плотнее сближаясь между собой, пока перед Ланью не появилось мерцающее огромное зеркало, в котором совсем близко отражался дуб и поле вокруг него, покрытое ковром изумрудно-зеленой травы и густо усеянное разнообразными полевыми цветами — ромашками, лютиками, колокольчиками, васильками и фиалками. Зачарованная зрелищем, Энниолла забыла обо всем и внимательно разглядывала будущее поле битвы, а зеркало, словно угадывая её желания, то приближало отдельные детали, то показывало все окрестности с высоты птичьего полета, то переносило её в лагерь Княжеского войска.
А в лагере, между тем, царила суета. Отчего-то, вдруг, все сразу стали уверены, что сегодня битва обязательно начнется — в остроге драконоборцев, сразу после переклички, началась выдача оружия и магических амулетов, а у поля сотни мастеровых засуетились, собирая и сколачивая из заранее заготовленных деталей трибуны для зрителей и гостевые ложи для знати, развешивая на столбах яркие хоругви и геральдические щиты… Зрители спешили к месту зрелища толпами — за прошедшую неделю в Княжеский лагерь прибыло тысяч пятьдесят самого разнообразного люда — от вельмож и мечтавших полюбоваться на схватку знатных дам и девиц, до скоморохов, жонглеров и торговцев сладкой ватой…
Первая дюжина Драконоборцев, звеня оружием и доспехами, уже выдвинулась к краю поля, где Придворный Волшебник и Артефакт совершали пассы руками и бормотали одно за другим, поминутно заглядывая в справочники, десятки заклинаний — устанавливали Магический Барьер.
Гийом, бледный как мел, со свежепришитым номером «4» на правом плече, стоит, сжимая арбалет, рядом с мелко трясущимся Манулом Занудским, который старательно, беззвучно шевеля губами, перечитывает многочисленные шпаргалки с заготовленными боевыми заклинаниями. Перед самым выходом из лагеря, Гийом торжественно, под неусыпным руководством Стрелка и Артефакта, оформил сделку с маркграфом Дедюльским, который, едва все подписи были поставлены и печати приложены, вне себя от радости кинулся прямо к нему на шею и расцеловал в обе щеки, назвав «героем» и «спасителем» и пообещав «напиться на его свадьбе до горизонтального положения». Стрелок тоже рядом — по специальному разрешению Артефакта, он сопровождает Гийома в качестве оруженосца. Глядя на озабоченное лицо товарища, Гийом старается понять — всё ли идет как надо? — а из головы не идут слова, произнесенные накануне вечером Артефактом:
«Помни, мальчик! Если ты будешь считать, что победа у тебя уже «в кармане» и просто ждать, когда свершится обещанное чудо и за тебя все сделаем мы, то ты неизбежно станешь добычей дракона. Только если ты будешь биться изо всех своих сил — как будто бы не зная, что тебе кто-то помогает — только тогда чудо действительно произойдет! Справедливость идет очень извилистыми путями и только в сказках герой, ни с того ни с сего, ловит свою «Золотую Креветку» и получает счастье совсем задаром!»
Остальные драконоборцы ведут себя по-разному. Граф Фьюроланд кажется решительным и невозмутимым — он опытный и храбрый воин, с ним его легендарный меч Рюдандаль, да и с драконами (пусть и не такими сильными и крупными) ему биться уже приходилось. Свои шансы на победу отважный воитель оценивает достаточно высоко и не теряет времени — прямо в доспехах разминается: приседает и делает наклоны, вращает маленькой головой на могучей шее, перебрасывает огромный меч из руки в руку. Рядом оруженосцы держат его трех боевых коней и набор тяжелых копий — если первый конь падет и копье сломается, то рыцарь (если успеет) сможет взять следующего. Но самое главное преимущество Фьюроланда — это амулет, до настоящего времени тщательно скрываемый — золотая многолучевая звезда на цепочке предохранит его самого и все, чего он касается, от испепеляющего драконьего пламени…
Наблюдая за графом, Гийом даже начинает надеяться, что сражаться с Драконом ему, может быть, и не придется — так внушителен воитель. Перехватывая его взгляд и, словно угадывая мысли, Стрелок ехидно ухмыляется:
— «Даже не надейся! Шансов у него — один на миллион! Уж я-то знаю! Граф — храбрый и сильный воин, но тактик из него — никакой! В Норсевальском ущелье он, желая прославиться, бездарно уложил весь арьергард армии Императора и даже то, что сам он при этом больше сотни врагов перебил — слабое утешение… А как будет действовать «наш черный приятель» — ты скоро увидишь! Но, самое главное, Фьюроланда интересует не столько любовь Энниоллы, сколько «прилагаемый приз»…
Между тем, зрители уже начинают занимать трибуны и, на самом высоком и устланном драгоценными коврами и завешенном гобеленами помосте — там, где установлен Княжеский Трон, появляется, окруженный самыми именитыми вельможами и дамами, сам Андигон.
Герольды трубят в длинные трубы, раздаются приветственные крики…
Энниолла, глядя в свое зеркало, замирает от радости — она так давно не видела Дорогого Отца! Бедный папа! От так похудел и осунулся! Седины и морщин стало еще больше… Ну почему она тогда не послушалась его? Разве не могла она поехать на следующий день, ведь Гийом никуда бы не делся! А где же он, кстати???
— «Зеркало!!! Покажи мне Моего Милого!» — просит Принцесса — и даже не замечает, что говорит на человеческом языке…
— Но зеркало почему-то реагирует очень странно — оно мутнеет, по поверхности пробегают темные полосы, потом с большой скоростью на нем начинают мелькать странные картинки и образы:
Вот, среди листвы, почему-то полупрозрачный Единорог, с очень печальными глазами, потом — сразу двое полностью вооруженных воинов — один из которых — Гийом — очень изменившийся, страшно бледный и сжимающий напряженными до белизны в костяшках пальцами тяжелый арбалет, а второй — немолодой усатый мужчина с ясным пронизывающим взглядом — его она точно никогда не видела, но почему-то он кажется смутно знакомым. А потом, вдруг, все зеркало занимает огромная голова Черного Дракона, из ноздрей которого тонкими струйками идет дым — он хищно скалит зубы и смотрит на виднеющихся далеко-далеко внизу ярко одетых и сияющих латами людей… А потом зеркало снова покрывается мутной пленкой и, через какое-то время, на нем опять возникает панорама ристалища…
Смешно вытягивая ноги в церемониальном шаге, на поле выходит Главный Герольд с Драконьим Рогом в отставленной правой руке. Все взгляды устремляются на него — гул толпы стихает и над полем повисает тишина — только на трибунах слышен постоянный шелест — простонародье азартно грызет семечки. Князь в волнении поднялся с Трона и наклонился вперед, опершись руками на барьер… Что же будет?
Герольд подносит рог ко рту — над полем и лесом разносится хриплый, густой и протяжный звук. Картинно отдернув рог от губ, Герольд возглашает хорошо поставленным голосом: «ЗМЕЙ! Выходи биться!» и в ответ ему, почти сразу же, откуда-то сверху доносится глухой сиплый рев — трибуны ахают…
— «Змей! Выходи биться!!!!» — второй раз возглашает герольд, протрубив в рог повторно. И снова в ответ ему — тот же рев, но еще более сильный и протяжный. На скамейках зрителей опять дружное «А-а-а-ах!» и слышен женский визг.
Третий раз ревет рог… «Змей! Выходи биться!» — герольд не успевает произнести последний звук, как трибуны застывают в ужасе — на поле, отбрасывая огромную черную тень, прямо сверху падает гигантское крылатое существо, тяжело плюхается перед дубом и, разинув страшенную пасть, оглушительно и жутко ревет: «АРУУУУУРРРАААУУУРРРР!!!», а потом, словно желая еще более впечатлить ошеломленных людей, выпускает длинный язык пламени в сторону трибун… Герольд, позабыв всю свою важность, сломя голову бежит к краю поля, стремясь как можно скорее добраться до спасительной Магической Черты.
Торжественно трубят трубы. Все взгляды обращаются на Князя. Тот, как будто с облегчением, утирает лоб вышитой салфеткой и дает знак: «Начинайте!»
Лица графа Фьюроланда никто не видит — оно уже скрыто за глухим забралом отполированного и украшенного тремя красными сиреньими перьями шлема. Гордо сидя на своем обвешенном доспехами коне, сжимая в правой руке тяжелое копье, а в левой — небольшой щит, он подъезжает к княжеской трибуне и наклоняет увенчанную шлемом голову — Князь поднимается с Трона и приветствует его таким же жестом. Фьюроланд разворачивает коня и шагом движется к Магической Черте, около которой уже столпилась «группа поддержки» — оруженосцы, слуги, маги и врачи. Они приветствуют воина громким восторженным криком, который мгновенно подхватываю трибуны и толпа — рев такой, что недавнее «соло» дракона кажется по сравнению с ним слабеньким эхом… Под этот нарастающий рев граф разгоняет лошадь и въезжает на Поле Битвы. Дракон, сев на четыре лапы из шести и сложив крылья, молча ждет. Фьюроланд приближается к нему шагов на 50, натягивает удила, достает из-за пояса листок бумаги и зачитывает требуемое этикетом приветствие:
«Я, имперский граф Фьюроланд де Даммвамм цу Ниггершварц, Паладин и Победитель Расацинов, Герой Норсевалльского ущелья, вызываю тебя, Черное Исчадие Ада на битву за Руку, Сердце и Душу Прекрасной Принцессы Энниоллы! Прими же смерть от моего меча Рюдандаля!»
Дракон не отреагировал ровным счетом никак — он равнодушно смотрел на рыцаря своими огромными глазами-тарелками. Граф, немного подождав, опустил копье и, дав шпоры коню, медленной рысью двинулся к дракону. Зрители замерли — со стороны казалось, будто маленькая серебристая лодочка приближается к огромной черной горе… Дракон сначала сидел не шевелясь — казалось, что он с любопытством наблюдает — что же такого особенного выкинет этот одетый в железо человечек с красными перьями на стальной шляпе? А Фьюроланд, проехав пол-пути, резко пришпорил своего скакуна и тот — тренированный рыцарский конь — сразу ускорил ход. Тащить собственную немалую тушу и тело панцирного всадника карьером он, конечно, не мог, но на галоп перешел незамедлительно. Граф издал свой воинственный клич и уже отвел назад руку с копьём, намереваясь со всего размаха, усиливаемого инерцией хода лошади, нанести удар в одно из указанных магами уязвимых мест — паховую область левой задней ноги, но дракон вдруг взмахнул огромными крыльями и поднялся саженей на 15 над поверхностью, после чего раскрыл пасть и облил оказавшегося прямо под ним Фьюроланда сплошным потоком жидкого пламени… Народ ахнул в ужасе… И снова ахнул, когда из огня выскочил всадник — целый и невредимый.
Волшебная рептилия, видимо, несколько удивленная результатом первого эксперимента, поднялась чуть-чуть повыше и попробовала еще раз — снова поток огня окатил всадника и лошадь от перьев шлема до копыт, но лишь оставил еще одну черную проплешину на травяном ковре. Фьюроланд же, потрясая копьем, что-то неразборчиво орал под забралом шлема — кажется, он обзывал дракона «Желтым земляным червяком» (общеизвестно, что драконы, почему-то, приходят в ярость именно от этой невинной дразнилки — и герою уже удавалось пару раз таким вот образом заставить других драконов потерять голову и опрометчиво кинуться под его удар). Но Черный Дракон не счел возможным для себя налетать на приготовленное копье, чей наконечник был изготовлен из драконьей кости и потому мог легко пробить волшебную чешую (это был еще один тайный «козырь» Фьюроланда) — он просто отлетел саженей на 200 и спокойно приземлился на травку.
История повторилась сначала — граф опять разогнал коня, нацелил копьё, но дракон, на этот раз, не стал даже взлетать — он просто, в последний момент, резко отскочил в бок и, выбросив в сторону заднюю лапу, сделал рыцарскому коню классическую «подножку», от которой тот кубарем покатился по земле, а потом, вскочив на ноги, тряся головой и фыркая, бросился прочь, оставив рыцаря (чье копье почти вертикально воткнулось в землю), висеть в воздухе — поскольку он вцепился в него обеими руками… Народ на трибунах опять дружно охнул…
— «На публику играет..» — поморщился Стрелок: «Выделывается! Впрочем, это неплохо! Для нас, конечно!» — пояснил он Гийому: «Главное, чтобы до тебя его никто не задел — а то он разозлится и начнет драться по-настоящему — тогда пяти шагов из под защиты не удастся сделать — сразу спалит!»
Фьюроланд опомнился быстро — он почти сразу оказался на земле и резво вскочив (Тренировка — великое дело! В доспехах не всякий так ловко сможет двигаться!) выхватил свой легендарный меч — вещь действительно весьма опасную в опытных руках — наверное — даже для дракона. Трибуны разразились дружными аплодисментами и ободрительными криками — особенно радостно орали те, кто поставил немалые суммы на победу графа в тотализатор (хотя фаворитом всю последнюю неделю неизменно оставался дракон — некоторые букмекеры ставили 100 к 1 на его выигрыш, а пара корреспондентов «Нового хронографа» уже сочинили «впрок» трогательно-трагические репортажи о том, как несчастная Принцесса коленопреклоненно просила пощады у коварного Зверя, но он не внял её мольбам и съел Прекрасную Княжну).
Пока же, рыцарь и Дракон начали сближаться. Фьюроланд был, все же, очень опытным воином — он прекрасно понимал, что противник превосходит его практически во всем — в силе, массе и скорости, а теперь, когда он лишился коня и копья, единственный его шанс — сойтись с врагом вплотную, добравшись мечом до шеи или живота. Но Дракону, судя по всему, противник уже наскучил: внезапно остановившись на месте, когда до рыцаря оставалось всего шагов 10, он поднялся во весь свой рост и поднял лапы, как бы намереваясь нанести удар сверху — всей массой собственного огромного тела. Граф, видимо ожидавший такого приема и надеявшийся на него, резко бросился вперед, нацелив острие меча так, чтобы встретить атаку уколом снизу-вверх, но в этот самый момент драконий хвост по самой земле метнулся к его ногам, хлестнул по ним, потом — словно фехтуя — выбил меч из рук подлетевшего в воздух рыцаря, а затем «отпасовал» его тело прямо в подставленную лапу.
Все замерли. В полном гробовом молчании, Дракон поднял рыцаря на уровень головы, несколькими точными движениями огромного когтя перерезал все скрепляющие доспехи ремешки (латы с грохотом осыпались на землю, а Фьюроланд остался висеть в одной исподней рубахе), потом широко раскрыл свою огромную пасть и, подкинув тело отчаянно кричащего поединщика в воздух, в долю секунды проглотил его целиком — не жуя.
Энниолла навзрыд рыдала у зеркала, которое продолжало показывать панораму ристалища даже во время «обеденного перерыва» (Дракон, впрочем, спать и не собирался, он с интересом изучал трофеи — копье с наконечником из драконьей кости, амулет и легендарный меч).
— «Как же так!!! Он же обещал, что никто не пострадает!!! А этот бедный рыцарь погиб!!! Съеден мерзким чудовищем!!! А вдруг также съедят и Гийома??? И этого странного воина, который был рядом с ним??? А если Дракон съест и самого Единорога???»
Второй раунд начинался не так весело — зрители попритихли. Манул Занудский — мужчина «сильно за 50», пылко влюбленный в Энниоллу «заочно» (по портрету), был магом достаточно сильным и нетрусливым. Мрачные предчувствия его, все же, не сломили — он надеялся на свой опыт, талант и удачу. Так как владеть оружием почтенный маг, большую часть жизни проведший в Академии Высокого Волшебства, естественно, не умел в принципе, то одолеть Дракона он рассчитывал исключительно в Магическом Поединке. Это ведь только сами драконы и их прихлебатели (в просторечье — апологеты) распространяют слухи о том, что дракон для магии — тварь неуязвимая. На самом-то деле, как и любое другое волшебное существо (включая сюда и столь же «неуязвимых» гномов), они просто «блефуют», стремясь заранее поставить себя в выгодное положение перед возможными противниками. Чистой воды пропаганда! Ведь куда как выгоднее биться с простыми рыцарями на маленьких лошадках, все вооружение которых — меч да копье, чем сходиться в схватке с волшебниками, силы которых могут намного превосходить грубую мощь целого драконьего стада.
Манул Занудский все это прекрасно знал — ведь он защищал на эту тему докторскую диссертацию («Влияние лунного цикла на уязвимость к магическим воздействиям драконов южной части Восточного Континента») и, соответственно, подготовился весьма неплохо — одних эликсиров заготовил 50 пузырьков, а заклинаний, выгравированных на несгораемых стальных пластинках — едва ли не сотню. И амулетов у него тоже хватало в избытке — от пламени и от ядовитого дыма, от «драконьего сглаза» и «последнего проклятия», от «черной слюны» и «драконьей улыбки»… Когда он подходил, сопровождаемый несколькими учениками, к трибуне Князя, то этих амулетов на нем звенело, шуршало и пищало (некоторые из них были живые) не меньше полусотни, так что он с трудом передвигался под их немалым весом (амулет от «внезапной немоты», например, представлял из себя изукрашенную рунами полупудовую подкову боевого слонопотама).
Князь, не меньше своей дочери потрясенный сценой гибели легендарного героя графа Фьюроланда (которого он, в глубине сердца, надеялся вскоре увидеть в качестве Наследника Престола), отнесся к пожилому волшебнику с большой теплотой. Когда тот приветственно поднял магический посох, Андигон в нескольких искренних словах пожелал ему удачи: «Память о Вас, почтенный маг, навсегда останется в наших сердцах!» — прочувственно закончил свою короткую речь Андигон…
Вдохновленный такими словами, Манул, гордо повесив голову, засеменил к Магической Черте. Трибуны провожали его стоя и молча — одними овациями (тысячи людей в такт хлопали ладонью о ладонь). Дойдя до Черты, Маг на секунду приостановился (кто-то из учеников, похоже — переодетая немолодая женщина — в этот момент со слезой в голосе заунывно затянул «…и-и-и-и… на кого ж ты нас покидае-е-е-ешь, ко-о-ормилец ты-ы-ы на-а-аш!!!»), а потом глубоко вздохнул, вздернул подбородок и смело пошел вперед — прямо к вальяжно развалившемуся на боку посреди поля Дракону.
Полностью отрешившись (для внутреннего сосредоточения) от окружающей действительности и подойдя к Черному Дракону шагов на 100 (Манул прекрасно знал, что слух у драконов хороший), опытный маг сначала сразу приготовил несколько эликсиров и разложил на быстренько сотворенном с помощью магии походном пюпитре таблички с самыми мощными своими заклинаниями, уперся в них взглядом и несколько раз повторил про себя, тщательно прокашлялся в платок и только потом поднял голову, собираясь произнести церемониальное приветствие. И увидел прямо перед собой два немигающих (с суповую тарелку размером каждый) желтых глаза. Дальнейшая схватка заняла от силы пару мгновений: надежно запечатав одной лапой рот Манула, второй — заломив ему руки за спину, третьей — зафиксировав ноги, Дракон поднял ученого волшебника над землей… Потом, столь же бережно, как и в прошлый раз, когтем четвертой лапы «очистил» очередного противника от мантии и амулетов и очень-очень аккуратно — ни на секунду не отпуская, запихнул в пасть. Почти сразу сглотнул….
Трибуны возмущенно взвыли — такой «подлости» они от Дракона почему-то не ожидали….
— «Качественная работа!» — с уважением в голосе прокомментировал Стрелок: «Я же говорил тебе — это не какой-то там крокодил безмозглый!»
— «Но это же не честно!» — возмутился Гийом: «Он же не дал ему даже слова сказать!»
— «Зато очень эффективно и с минимальным риском!» — спокойно возразил охотник: «На войне — как на войне! Мы с тобой, когда в лесу прошлой ночью зверье ловили — что, по-другому действовали? Можешь быть уверен — если бы мы их благородно предупредили перед атакой, то я бы сейчас, наверное, лежал в лазарете, а ты (вернее — то, что от тебя осталось бы) — под маленьким земляным холмиком».
Принцесса-Лань отвернувшись от зеркала, уронила прелестную головку. Слезы потоком лились из глаз. Жизнь казалась совершенно беспросветной — вот еще один Хороший Добрый Человек погиб ради нее!
Пока дракон, что-то немузыкально и негромко, но ритмично «нарыкивая», увлеченно изучал доставшуюся ему огромную коллекцию пузырьков, табличек и амулетов (часть из которых настойчиво пыталась сбежать), на поле, под прикрытием наведенных волшебниками магических куполов, слуги Бестиара из Урюкинска поспешно, но очень сноровисто производили подготовку к следующему «раунду» — расставляли замаскированные под сарайчики катапульты, привязывали к вкопанным в землю столбам рвущихся с цепей свирепых казказских драконодавов (каждый — размером с пони) и пытались затащить за Черту ловчих кентавров (те упирались и не шли, во всеуслышание заявляя, что даже если их и смогут выгнать на поле, то первое, что они намерены сделать после начала сражения — это постараться удрать как можно дальше).
Сам Бестиар — довольно молодой тип неприятного вида — с выбеленными волосами, собранными сзади в затейливую косичку и с драгоценными серьгами в обоих ушах, одетый с ног до головы в драконью кожу, делал вид, что совершенно уверен в успехе — он, улыбаясь, прогуливался вдоль трибун, посылал воздушные поцелуи миловидным дамам и девушкам, раскланивался со знатными персонами и щедро раздавал автографы (его портрет, как одного из «главных фаворитов», пользовался спросом почти также, как гравюры с изображениями Энниоллы и графа Фьюроланда).
— «Только посмотри на него!» — ткнул пальцем Стрелок: «Вот кого мне совсем не жалко, так этого позера и прохиндея!»
— «Почему?» — изумился Гийом: «Он ведь самый известный охотник на драконов в Королевстве!»
— «Ага! Резать годовалых дракончиков и престарелых доходяг у него неплохо получается… А когда пару лет назад на Границе один некромант с Востока собрал полсотни здоровенных Боевых Драконов и послал их в рейд, этот тип даже не подумал явиться — не смотря на объявленную среди охотников мобилизацию… Но, думается, сегодня «не его день»… Уж кто точно к Энниолле совершенно равнодушен и думает только о троне — так это Бестиар. А значит, победить он не может ну просто никак — чтобы он ни сделал!»
Когда время драконьего отдыха завершилось, все приготовления были уже закончены — даже кентавров удалось загнать и надежно привязать к наскоро сооруженным разборным стойлам (Бестиар рассчитывал, что противник хотя бы отвлечется ненадолго на эти «предметы»), катапульты, баллисты и крепостные арбалеты — установлены и заряжены, казказские драконодавы — разъярены и снабжены шипастыми боевыми ошейниками.
Бестиар, вооруженный длинным боевым бичом (которым он, судя по занятиям в лагере, владел действительно мастерски), откидными стальными «когтями» на обоих руках и метательными дисками, также обильно увешанный амулетами (куда более легкими и дорогими, чем у злосчастного волшебника), совершив «круг почета» вдоль жаждущих мести трибун, приблизился к княжескому Трону и опустился на одно колено с напыщенными словами:
— «О, Великий Князь! Ради любви твоей Прекрасной Дочери я готов хоть 10 раз рискнуть своей жизнью! Увидь же, Повелитель, как я отомщу за гибель славнейшего рыцаря и сильнейшего мага!»
— «Встань, доблестный охотник! И пусть удача улыбнется тебе!» — довольно сухо ответил Андигон (Бестиар ему совершенно не нравился — даже бедный Манул Занудский казался Князю куда предпочтительнее в качестве возможного зятя, чем этот чересчур хваткий молодой человек).
Под скандируемые тысячами глоток слова: «Убей Дракона! Убей Дракона! Убей Дракона!» Бестиар, спокойно, будто даже не заметив, перешел Черту и, дойдя до ближайшей из оборудованных «позиций» (до дракона было очень даже далеко), взял приготовленный заранее «громкоговоритель» (здоровенная жестяная воронка) и торопливо произнес:
«Я Бестиар из Славнейшего Города Урюкинска, Истребитель Драконов, Прославленный Охотник, Лучший из Лучших, Поставщик Двора Его Величества и прочая, и прочая, и прочая, вызываю тебя, мерзкая никчемная пиявка, позор драконьего рода, ничтожнейший выползок, шелудивый недоделок на битву за Руку, Сердце и Душу Прекрасной Принцессы Энниоллы! Прими же смерть от того, от кого еще не спасся ни один тебе подобный!»
Неизвестно, каких действий, собственно, ожидал Бестиар от Черного Дракона, но уж точно не того, что произошло дальше. Пока драконоборец рубил постромки, выпуская на волю драконодавов (звери, надо отдать им должное, бросились в сторону врага сразу — нисколько не пугаясь его размеров), Черный Дракон спокойно поднялся на небольшую высоту, принял почти вертикальное положение и, широко раскрыв пасть, начал вещать голосом Манула Занудского:
Приспособленья, пушки, механизмы,
Несчастные и злые существа:
На вас смотрю без тени укоризны —
Вы — пленники чужого естества!
Вы все мне пригодитесь очень-очень
Ну а хозяин ваш — бесстыжий хам
(Но он мне пригодится тоже, впрочем, —
Его желудку своему отдам!)
Мне прямо в лапу прыгнет безоружен —
Ведь никому на Свете он не нужен!
Выдав данную тираду, Дракон ловко нарисовал большим когтем правой передней лапы прямо перед собой затейливую огненную руну и легонько дунул на нее, ожидающе выставив вперед левую лапу, в которой меньше чем через секунду очутился жутко вопящий и дергающийся, совершенно безоружный и лишенный одежды и амулетов Бестиар из Урюкинска. Дальше все прошло по уже знакомой технологии: Черный Дракон, предварительно оборвав из ушей драконоборца богатые серьги и брезгливо, словно ножницами, отхватив когтями косичку, одним глотком отправил Бестиара в свое бездонное чрево…
Все молчали… В зловещей тишине особенным диссонансом прозвучал искренний смех Стрелка, который, не ограничиваясь данным эмоциональным проявлением и не обращая ровно никакого внимания на недоуменные взгляды окружающих, несколько раз звонко хлопнул в ладоши и довольно громко произнес: «Браво! Великолепно! Ты, братец-Дракон, растешь прямо на глазах!»
«Объявляется технический перерыв на один час!» — усиленный магией голос Артефакта разнесся над полем и лесом. Дракон, не торопясь, подлетел к дубу и прилег там в теньке, милостиво выслушивая льстивые изъявления преданности со стороны сбежавшихся присягать ему на верность кентавров (драконодавы куда-то все разом исчезли), а люди тут же потянулись с трибун к развернутым поблизости киоскам и жаровням, жарко обсуждая подробности произошедших схваток. Над толпой послышались громкие крики букмекеров: «200 против 1 за дракона на следующую схватку! Кто держит?»
Стрелок в интересом взглянул на по-прежнему белого, словно мелованная бумага, Гийома и предложил:
— «Не хочешь заработать состояние за один день? Поставь на себя сотню червонцев!»
Гийом промолчал. После того, что он сейчас увидел, никакой надежды остаться в живых у юноши не имелось. Ладно бы еще биться с «просто драконом», так ведь против него должен был буквально через час сражаться Дракон-Маг!
— «Скажи мне, Стрелок, я прошу тебя… Объясни мне только одно…» — Гиойм очень внимательно и печально поглядел на товарища: «…Ты ведь отправляешь меня на смерть, чтобы самому жениться на Энниолле? Но тогда зачем все это? Все эти червонцы, тренировки? Разве тебе не проще было бы убить меня в лесу, когда мы оставались одни, или просто отдать меня на съедение Гиенам?»
— «Вот ведь незадача!» — замаскированный рыцарь с досадой хлопнул себя ладонями по бедрам: «Да ты поверишь хоть когда-нибудь в свою победу или нет!? Ведь если ты пойдешь в бой с таким настроением, то тебе даже я не смогу ничем помочь!! Не о себе думать сейчас надо, а об Энниолле!!!! Ладно! Хватит болтать! Пойдем! Последнее совещание перед боем!» — Стрелок дернул Гийома за рукав и тот послушно, механически переставляя ноги, двинулся за товарищем по направлению к шатру, около которого уже стоял, ожидая их, Артефакт.
По лесной тропинке высокими длинными скачками летит Принцесса-Лань. Она очень торопится — ведь надо спуститься с крутой горы, промчаться через Дубовую Рощу и успеть под Волшебный Дуб до того, как начнется очередная схватка! Нет, она больше не допустит, чтобы из-за нее гибли люди! Она сама выйдет к Дракону и попросит его, чтобы он скорее её съел! Чтобы больше ни один человек не расплатился своей жизнью за её Несчастную Любовь! Пусть останется в живых милый Гийом! Пусть в своем лесу живет милый Единорог! Пусть все-все они будут живы и счастливы!!!
А в шатре Артефакта — деловая атмосфера.
— «Не знаю, что конкретно Вы задумали, любезный Рыцарь, но я склонен Вам доверять» — Артефакт спокоен и даже немного расслаблен: «Я все же надеюсь, что Ваш тайный план сработает — я уже, как Вы и просили, отдал приказ привезти клетки с Зиоррой и Троллями к Черте и поставил пару учеников несчастного Манула на охрану. Но, как я вижу, Вы хотите поговорить с Гийомом наедине? Не стану вам мешать — я сейчас уйду, но прошу Вас — проводите меня!»
Артефакт поднялся со скамьи и, сопровождаемый Стрелком, вышел из шатра наружу. Отойдя немного в сторону, он взял рыцаря под локоть и заговорил очень тихо и убедительно:
— «Молодой человек! (Не качайте головой! Для меня Вы еще очень молоды!) Я последний раз призываю Вас подумать! Вы не можете меня обмануть — Вы любите Принцессу! Но я никак не могу уразуметь — почему Вы не идете на бой с Драконом сами, а посылаете вместо себя этого несчастного юношу!? Да, я знаю, Энни им сильно увлечена, но она еще такая юная и наивная! И у нее достаточно времени, чтобы разобраться в своих чувствах! Вы могли бы победить эту бестию, а потом доказать моей Ученице, что именно Вы достойны её любви! И, потом, разве мы не рискуем тем, что бедный мальчик, совершенно не готовый к такому серьезному бою, сделает что-то неправильно? А ведь ставка в этой смертельной игре — жизнь Энниоллы!»
— «Уважаемый Артефакт! Я уже сто раз Вам повторил, что обстоятельства полностью исключают возможность моего прямого участия в битве в качестве официального поединщика! Хотя, кончено же, участвовать я в ней буду, причём — непосредственно! Я ничего не могу Вам пока объяснить, но прошу поверить: если на бой с Драконом выйду я лично, то последствия могут оказаться просто катастрофичны! И дело не в том, что я боюсь нарушить некие обеты, или не хочу связать свою судьбу с судьбой любимой девушки! Вы всё очень скоро поймете — подождите совсем немного — осталось каких-то полчаса!»
Стрелок невесело улыбнулся, пожал протянутую магом руку и удалился обратно в шатер. Встретившись глазами с безнадежно-обреченным взглядом Гийома, он ободряюще кивнул, присел на лавку напротив и веско произнес:
«А теперь, Гийом, слушай внимательно и запоминай: ведь от того, насколько правильно ты все сделаешь, зависит твоя Судьба, моя Судьба и, самое главное, Судьба Принцессы! Я тебя сейчас немного поддержу — магией я тебе, согласно условиям схватки, бодрости духа добавить не в праве, но есть старое солдатское проверенное средство…» — Стрелок полез рукой за спину и извлек из-за спины объемистую кожаную флягу с булькающей внутри жидкостью, потом, покопавшись с подсумке на поясе, достал две маленьких серебряных стопочки с гравированными на них сценами псовой и соколиной охоты, тряхнул флягой, выдернул зубами пробку и разлил по стопкам пахучую, слегка маслянистую прозрачную жидкость… Сунул одну стопку в пальцы Гийома, вторую — взял сам:
— «Ну! Живели!»
Гийом автоматически опрокинул стопку — по нёбу вдруг побежал жидкий огонь — дыхание перехватило, он закашлялся и обеими руками схватился за горло. Минуту не мог дышать, но потом немного отпустило…
— «Сейчас вторую — и все будет отлично!» — теперь Стрелок налил только ему: «Пей быстро — одним махом! Рекия — это тебе не пиво и не слабое винишко!»
Юноша не стал противиться и вторая порция белой жидкости полилась в утробу. Пару минут посидели молча, а потом Гийом почувствовал, что с его груди словно свалился шершавый тяжелый камень. Страх отошел, а вместе с ним — все черные сомнения и подозрения, на душе стало совсем тепло и Гийом протянул стопку за новой порцией.
— «Э-э-э, нет, братец!» — рыцарь, усмехнувшись, забрал стопку из рук драконоборца поневоле и спрятал вместе с флягой в переметную суму: «А то тебя на закорках придется на поле выносить!» — и продолжил:
«Значит так! Я выйду из шатра перед тобой — а ты — через минуту после. Меня ты больше до конца схватки не увидишь, но я постоянно буду рядом — верь в это! Твой арбалет и колчан со стрелами — на столике у входа — я его смазал и подготовил, но заряжать тебе его придется самостоятельно — сделай все так, как я тебя учил! Когда вооружишься — внимательно осмотри колчан — среди обычных стальных стрел будет одна непростая — из белой кости с серебряным наконечником и волосяным оперением. Только ей ты сможешь поразить Дракона. Запомни — неважно — куда попадет эта стрела — главное — просто в него попасть! Если ты промахнешься — все пропало! Поэтому стреляй наверняка — постарайся сделать выстрел с как можно более близкого расстояния. Дракон сейчас упоен своими новыми (доставшимися от Манула и других) силами — он «попробует» тебя с помощью магии и не увидит серьезного противника. Белой Стрелы он тоже не обнаружит. Потом он станет с тобой забавляться — пока ты ему не наскучишь. Подыграй ему немного! Пускай в него обычные стрелы — они ему не повредят нисколько, но усыпят бдительность. Меться в глаза — это логично. Если Дракон вдруг заговорит с тобой — ни в коем случае не отвечай — он может попытаться захватить в плен твою душу раньше, чем проглотит тело! И, самое главное, помни: когда стрелять Волшебной Стрелой, ты должен решить сам! Только сам! Никто тебе не подскажет! Это — твоя часть нашей общей битвы! И еще… знай, что если ты погибнешь, то и я погибну вместе с тобой, но хуже всего то, что Энниолла навсегда станет невольницей Дракона! Мы обязаны победить ради неё!»
Перерыв закончен — толпы людей заняли трибуны, ветви окрестных деревьев усыпаны невесть откуда взявшимися мальчишками, Князь, сопровождаемый Артефактом, вельможами и свитой, уже занял свое место в ложе… Герольды снова поднесли к губам звонкие трубы…
У самого края поля, среди уцелевших драконоборцев из «первой дюжины» стоит Гийом — все еще бледный, но уже спокойный. Арбалет и колчан непринужденно закинуты за спину, в руке — короткая рогатина, за поясом — длинный кинжал (Стрелок настоял, чтобы юноша взял это оружие — дабы не вызывать у Дракона лишних подозрений).
Среди товарищей по несчастью — настроение разное. Герцог Вильский — он «посеян» седьмым — смертельно пьян (кто-то из верных слуг умудрился таки передать, невзирая на строгую охрану, вина своему господину), а потому — воинственен. Подкручивая светлую бородку нетвердой рукой, он хвастливо заявляет: «Эти все Фьюроланды и Бестиары — просто бездельники! Они никогда не умели сражаться! А я вырежу сердце у этого дракона и подарю его Энниолле!».
Рыцарь Бертборн Де Ран, шестой по счету, спокоен и решителен — он очень опытный и беззаветно отважный воин. Пусть дело представляется совершенно безнадежным — он будет сражаться до конца и постарается хотя бы раз ударить Дракона. И вера в победу не покидает смелого рыцаря — ведь он уже не раз с Честью выходил из, казалось бы, безнадежных ситуаций. А если, всё же, схватка будет проиграна — что ж! Такова Судьба Воина! Раньше или позже — какая разница?
Пятый по номеру — совсем юный (намного моложе Гийома) крестьянин-садовник Асколд по кличке «Голубок», беззаветно и тайно влюбленный в Принцессу и пришедший записываться в драконоборцы одним из первых и никому, не смотря на все уговоры друзей и родных, не уступивший свое место — отвергнув предлагавшиеся, баснословные для простого садовника, суммы. Сейчас он изо всех сил сжимает руками древко своей пики, сделанной из обычной крестьянской косы. Он хорошо знает Гийоима и даже догадывается, какие отношения связывают того с Прекрасной Энниоллой. Сейчас он доверчиво смотрит на соседа и тихо говорит:
— «Как думаешь — у кого-нибудь из нас есть шанс победить это Чудовище и освободить Её? Я готов сгореть живьем за Принцессу, но ведь такие славные рыцари уже погибли! А у меня — даже оружия почти нету — только коса и нож! Брат-Гийом! Ты хорошо вооружен и тебя обучал тот сильный воин… Прошу тебя! Убей Дракона!»
— «Я постараюсь, Асколд!» — серьезно отвечает Гийом и в этот самый момент труба герольда зовет его к Княжескому Трону.
Никем не сопровождаемый, глядя только вперед и словно не замечая разноцветного марева волнующихся трибун, Гийом подходит к княжеской ложе, припадает (как учили) на одно колено и произносит положенные слова:
— «Благородный Гийом из Арктура пришел выполнить свой долг перед Князем ради Прекрасной Принцессы Энниоллы!» («Ну, хоть один правильно сказал!» — удовлетворенно бормочет Придворный Церемониймейстер).
— «Иди, благородный Гийом из Арктура и сделай все, что сможешь!» — Князь, мгновенно угадав простолюдина, отвечает сухо и без надежды (сейчас он все свои чаяния связывает с доблестным Де Раном).
Юноша поворачивается и, не снимая арбалета, под настороженный гомон толпы следует через Черту — прямо к дубу, недалеко от которого, с любопытством разглядывая нового противника, восседает Черный Дракон. Звучит положенное приветствие:
«Я, Гийом из Арктура, вызываю тебя, Черный Дракон, на битву за Прекрасную Принцессу Энниоллу! Прими же смерть, если Судьбе будет угодно даровать мне победу!»
— «Вай-вай-вай!» — Дракон в ответ сокрушенно-издевательски мотает головой: «И куда катится Королевство!? Совсем рыцарей не осталось у Князя, что ли? Что-то быстро кончились! Кого попало уже в бой бросают!» — Чудище мягко поднялось на все шесть лап и, не предпринимая ровным счетом никаких мер предосторожности, направилось поближе к Гийому, село шагах в десяти и начало его рассматривать, наклоняя страшную голову из стороны в сторону:
«Так-с, давайте-ка посмотрим: кто это у нас? Ага! Гийом из Арктура, лавочник, двадцать с чем-то там лет, магических способностей — ноль, воинские навыки — на уровне начальной военной подготовки — только стрелять научился толком… не глуп, но духом слабоват… зато — явный талант к коммерции (мне такой пригодится!), выпимши малость — ну, что же, — одобряю! Сам «не дурак» выпить! Особенно — если учесть обстоятельства… А не хочешь ли ты, Гийом из Арктура, добровольно пойти ко мне на службу? Ты ведь и так станешь моим слугой — хочешь того или нет — после того, как я тебя проглочу, твоя душа будет у меня в вечном рабстве… А так — хоть при теле останешься! Да и должность тебе неплохую выправлю, когда в Столицу переселюсь… Соглашайся быстрее — мне лень ждать!»
«Соглашайся! Соглашайся! Иди к нам!» — угодливо поддержали своего нового господина толпящиеся на почтительном расстоянии Ловчие Кентавры.
Гийом уже открыл было рот, что бы ответить что-нибудь типа: «Я никогда не соглашусь на твои предложения, Грязная Гадина!», но перед глазами, словно наяву, возник образ Стрелка и в памяти всплыли его слова «… не отвечай, он может попытаться захватить твою душу!» — и юноша вместо слов резко вскинул взведенный заранее арбалет, стремительно наложил первую попавшуюся под руку стрелу и спустил рычаг, целясь дракону прямо в левый глаз.
— «Фи! Как грубо и бессмысленно!» — Дракон ленивым движением «достал» стрелу из воздуха прямо перед мордой, мельком взглянул на нее и презрительно отбросил в сторону: «Мне показалось сначала, что ты гораздо умнее и практичнее этих тупых рыцарей и инфантильных магов-идеалистов… А вот стрелять тебя и правда неплохо научили!» — Дракон небрежным щелчком когтя отбил вторую посланную в него стрелу… а третью просто пропустил — она попала прямо в бровь над правым глазом и со звоном дала рикошет…. улетев куда-то в небо… Дракон почесал тем же когтем правой передней лапы место, которое царапнуло острие и снова произнес, зевая:
— «Надоел уже ты мне… Спалить тебя, что ли? Ты же даже без амулета приперся… Пожалуй, устрою бесплатный цирк для зрителей! Пусть полюбуются — насколько красив и могуч их будущий господин!» — рептилия взмахнула широкими крыльями, без каких-либо усилий в долю мгновения поднялась в воздух саженей на 50 и плюнула в сторону противника сгустком огня. Дракон продолжал пока развлекаться — Гийома хоть и отшвырнуло назад взрывной волной от лопнувшего перед ним огненного шара, но серьезно не обожгло — только брови и волосы опалило. Но следующий шар летел (не слишком быстро, впрочем) — точно в него — пришлось опрометью бросаться в сторону. Дальнейшие пять-шесть минут схватки со стороны выглядят следующим образом: По покрытому пятнами копоти полю хаотично мечется маленький человечек, над которым кружит огромная черная тень, время от времени разевающая пасть и направляющая в сторону человечка очередной огненный «подарок», от соприкосновения с которым он с огромным трудом каждый раз уклоняется…
Пот заливает глаза, дыхание срывается, ноги вот-вот должна свести судорога — Гиойм погибает и понимает это… Даст ли ему Дракон хотя бы пару секунд, чтобы найти среди других волшебную стрелу, перезарядить арбалет и попытаться выстрелить? А где же стрелы? Они рассыпались!!! В колчане остались и стучат по его твердым кожаным стенками всего две или три штуки!!! Есть ли среди них та самая — Волшебная — юноше даже некогда взглянуть — надо предугадать — куда уклониться от следующего огненного шара, которые срываются из пасти дракона все чаще и чаще… Хорошо хоть — сам арбалет — у него в руках и еще не поврежден! (рогатина и нож уже давно брошены). Вот новый громовой удар — Гийома подбрасывает в воздух и с размаху швыряет об землю, несколько раз переворачивает… и он остается лежать на спине и понимает, что подняться уже не в состоянии — перед глазами все плывет — а в небе кружат над ним сразу три или даже четыре Черных Дракона…
— «Остановись, Дракон!!!!!» — прекрасный, прозрачный, звенящий Небесной Музыкой Голос раздается откуда-то издалека: «Остановись! Прошу тебя!!! Не надо больше убивать!!! Я сама иду к тебе!!!!» — Гийом пытается понять — где он уже слышал этот голос… это было так давно… еще до схватки… но понимание ускользает — перед глазами все кружится, темные круги вращаются все быстрее…
В своей ложе старый Князь вскочил на ноги — сжав кулаки и почернев лицом, он напряженно смотри на поле, где идет бой. Все вельможи, свитские и дамы тоже стоят — усидеть невозможно. Замерли на своих местах и люди на трибунах… по головам, словно волной прокатывается единый тихий вздох — ведь прямо перед Черным Драконом — торжествующим победу над уже поверженным, но еще пока живым очередным противником, стоит маленькая Прекрасная Белая Лань и почти все присутствующие сразу понимают без объяснений — кто она…
Большинство — даже мудрый Артефакт — могут только гадать — о чем ведут разговор Черный Дракон и Принцесса-Лань — ведь Чудовище накрыло себя и Принцессу (а также находящегося невдалеке почти без чувств Гийома) непроницаемым магическим куполом… И лишь несколько существ слышат беседу. Сказочник, конечно, среди них:
— «Ты все-таки пришла ко мне сама, Энниолла? Я не ожидал увидеть тебя так быстро!» — Дракон довольно осклабился: «Я думал, что мне придется сначала сожрать двести с лишним этих болванов, чтобы Закон был соблюден и ты никуда от меня уже не могла деться!»
— «Да! Я не могу больше смотреть, как ты убиваешь одного человека за другим!» — печально и проникновенно произнесла Принцесса, взглянув прямо в немигающие желтые глаза-тарелки: «Поэтому я пришла, чтобы ты съел меня — пусть я буду единственной твоей жертвой!»
— «Это приятная неожиданность! Но, во-первых, кто тебе сказал, что я тебя собираюсь съесть?» — ухмыльнулся дракон, пыхнув из пасти коротким пламенем: «Я, вообще-то, собираюсь занять трон твоего отца (Чисто для начала! У меня в планах — покорить всю Империю!), а для этого ты должна стать моей женой! Может быть, я потом и съем тебя, конечно, но уж точно не сейчас! Кроме того, с чего ты решила, что, явившись сюда, ты кого-нибудь спасешь? Мне все равно, так и так, надо или сожрать, или сделать своими безвольными рабами еще ровно 200 других претендентов на твои Руку и Сердце — иначе кратное условие наложенного заклятия выполнено не будет и я не смогу сделать с тобой ничего, кроме как просто убить! А это, как ты поняла, не входит в мои планы! Кстати, а как ты, Энниолла, вообще увидела, что здесь происходит? Ты же была очень далеко отсюда! А сама колдовать ты ведь не умеешь!?»
Принцесса-Лань задрожала от горя и гнева. Она сама пришла в лапы к Чудовищу, смирилась в душе с предстоящей гибелью, а, оказывается, все это бесполезно! А сама возможность оказаться женой непредставимо огромного, грязного и воняющего серой и болотной тиной Дракона? Да любая смерть лучше!
Зверюга, между тем, словно читала её мысли:
— «Тебя пугает мой облик, Принцесса? Тебя ужасает эта страшная пасть, эти крылья и лапы, этот гибкий длиннющий хвост? Ну, так знай, что если я захочу, то могу превратиться в кого угодно — например — принять обличие графа Фьюроланда или Бестиара или даже вот в этого самого юноши — после того, как проглочу его, конечно! Кстати — неплохая мысль! Ты ведь, одно время, была в него влюблена, не так ли? Я даже на свирели смогу играть точно также, как играет он!»
«Подымайся! Хватит валяться! ПОДЪЁМ, ТЕБЕ ГОВОРЯТ!!!» — в плывущее где-то далеко в эфире сознание Гийома ворвался властный голос Стрелка: «Немедленно очнись и действуй! Если ты сейчас не сделаешь, что должен, то мне придется вмешаться самому и тогда полмира «слетит с катушек»! Бери арбалет! Так! Хорошо! Дальше — помнишь что делать?»
Словно очнувшись от кошмара, Гийом поднял раскалывающуюся от боли голову и огляделся — всего шагах в 20, спиной к нему, помахивая из стороны в сторону огромным хвостом, сидел Черный Дракон и кого-то убеждал:
— «Подумай, деточка! Я сделаю тебя Первой Леди Империи! У твоих ног будут валяться миллионы жалких людишек! Ты сможешь делать все, что тебе только захочется! Разве хоть какая-нибудь женщина откажется от такой возможности только из-за того, что для этого надо всего-навсего убить пару сотен болванов, как минимум две трети из которых никаких чувств к тебе не питает, а только мечтает забраться на трон через твое княжеское ложе?»
Гийом нашарил арбалет и потянул к себе почти пустой колчан — на его дне лежит всего одна стрела — та самая — костяная с серебряным наконечником. Стрела мягко светится странным серебристым светом… Непослушными ватными руками юноша с трудом несколько раз поворачивает ворот и тетива медленно заходит за шпенек спуска… стрела легла в желоб… руки поднимают арбалет, наводят его в огромную спину чудовища. Руки ходят ходуном, в глазах двоится, голова опять начинает бешено кружиться… палец не в силах даже нажать на спусковую скобу… Кажется еще секунда, и арбалет вывалится из безвольных рук… но тут юноша (и не только он) слышит:
— «Мне не нужно то, что ты обещаешь, Дракон! Ты хочешь заставить меня поверить, что без Любви возможно Счастье? Никогда! Я лучше умру, чем стану твоей и помогу тебе в твоих зловещих планах, даже если мне придется нарушить все Заклятия и Магические Законы, о которых ты тут говоришь!»
Рука Гийома разом становится тверже — словно это и не его рука. Он видит перед собой только цель и без промедления стреляет…
С замерших трибун это смотрится так: нависшая над крохотной фигуркой Принцессы-Лани глыба Черного дракона… за его спиной, приподнявшись на локте, испачканный и полураздавленный человек с трудом поднимает свой жалкий арбалет и стреляет в спину чудовища, которое неожиданно — одним движением — оборачивается навстречу выстрелу…
Над полем встает огненная стена — словно начал извергаться небольшой вулкан, но огонь и дым быстро рассеиваются и, посреди почерневшей от копоти и спекшейся от жара оголенной земли, остаются тела трех людей: графа Фьюроланда, Манула Занудского и Бестиара из Урюкинска — и эти люди были живы!!! Но ни Дракона, Ни Принцессы, ни Гийома на поле больше нет…
А Гийом, Принцесса-Лань и все, кто находится под магическим куполом — они видят совсем иное:
Едва стрела начинает своё движение по желобу, как время замедляется — становится вязким и течет, словно вода в тихой сонной реке. Дракон разворачивается куда быстрее, чем течет время — стрела еще касается своим оперением среза арбалета, а огромная пасть рептилии уже раскрыта навстречу новой угрозе, крылья сомкнуты вокруг тела — словно два гигантских щита, а лапы тянутся навстречу, чтобы перехватить опасность прямо на лету. Но в него летит уже не стрела… С желоба арбалета навстречу Дракону, распластавшись в прыжке, летит Белый Единорог — его рог ярко сияет собственным волшебным светом и нацелен прямо в самое сердце чудовища, алым пламенем проступающее сквозь чешую и крылья. Дракон разевает пасть в жутком реве — он уже понимает, что спасения нет, но не хочет смириться — его лапы и хвост молотят воздух, пытаясь остановить или хотя бы на миг задержать Неотвратимую Судьбу… Оглушительный удар. Яркая белая вспышка — весь мир наполняется ослепительным белым светом, в котором нет больше ничего, кроме темных фигур людей…
Гийома крутит белый водоворот — он чувствует, что его затягивает и тянет вниз воронка, но почему-то отчаянно не хочет покидать этот странный Белый Мир, в котором, как он ясно видит, свободно стоят всего две фигуры — Принцессы Энниоллы, одетой во все белое и Рыцаря в иссине-черных доспехах… Вот рыцарь оборачивается к нему, протягивает руку и удерживает, не давая водовороту унести юношу. Гийом смотрит в лицо Рыцарю — ведь на нем нет шлема — и понимает, что это Стрелок… или — уже не Стрелок!? Ведь под пронзительными глазами Стрелка — темные тени, а рот, твердый и надменный, даже тронутый сейчас доброй улыбкой, чем-то неуловимо напоминает пасть Черного Дракона.
«Я не смогу долго удерживать тебя здесь, юноша!» — говорит Рыцарь мягко: «Здесь — не Твое Место. Но и ты, Переступивший Через Себя, и Вы, милая Принцесса (поклон в сторону Энниоллы) имеете право понять, что же произошло на самом деле…
Я, Черный Рыцарь Военного Ордена, волею Сказочника очутившись там, где быть не должен, увидел случайно, что если не вмешаюсь в происходящие события, то произойдет Страшное Злодеяние… Никто, кроме меня, не мог помочь Энниолле спастись от колдуньи и её слуг. Но и сам я не имел права вступиться за бедную девушку — и Зиорра это прекрасно знала… И все же я решился… Но спасти Вас, Энниолла (Рыцарь повернулся к Принцессе), я мог, только нанеся свой удар по Злу не только в Колдунье и Троллях, но и в себе самом. В Вас, Принцесса, Зла не оказалось вовсе — и потому, даже в облике Белой Лани, Вы сохранили полностью своё «я»… А вот Зиорра, Тролли и Ваш слуга — мы разделились… И на свет, кроме Гиен, Снегирей, Бабочки-моли и Пантеры, родились Белый Единорог — самостоятельное существо с собственной Волей и магией — воплощение моих рыцарских Чести и Долга и еще сохранившейся в душе Веры в Добро, и не менее разумный и могущественный Черный Дракон — собравший в себе все, что есть во мне злого и жестокого — а его, как вы убедились, друзья, мягко говоря, немало. Дракон, понимая свою слабость перед Единорогом, который продолжал руководить им даже в качестве отдельного существа, не хотел воссоединения… Да и сам Единорог, влюбленный в Принцессу-Лань, вовсе не стремился к нему, потому что так не хотел с ней расставаться… А Зло, продолжающее руководить помыслами Дракона, Зиорры и Троллей, не собиралось сдаваться и стремилось погубить Принцессу-Лань, Гийома, всех доблестных рыцарей, да и меня тоже — не в последнюю очередь…
Настоящее поле боя Добра со Злом — души людей, поэтому, Единорог сумел создать из части себя и из части Дракона еще одну Аватару — Стрелка из Хаттуни — того человека, которым я был много-много лет назад, вернее, каким стал бы сейчас, если бы не служба в Ордене… И его — то есть меня (Рыцарь улыбнулся) он отправил спасать Принцессу извне — руками «почти обычного» человека, в котором Добра и Зла — примерно наполовину… Но ничего не получилось — Стрелок очень быстро стал частью Единорога, а тот, в свою очередь — частью Стрелка, и они уже не могли сами, лично, нанести Решающий Удар Дракону — иначе после воссоединения мне, сражавшемуся самому с собой, грозило бы обычное темное безумие… Или я стал бы чем-то вроде Древнего Тролля — ведь мало кто знает, что у этих бедных существ одна голова и живущая в ней душа была абсолютно доброй, а вторая, соответственно, совершенно злой. Кроме того, одним из кратных условий волшебства, способного вернуть Принцессу из Волшебного Мира в Мир Людей, была необходимость взаимной Любви (пусть даже это была не Любовь, а простая влюбленность). Поэтому, Гийом, ты и был нам всем остро нужен и Стрелок, где добром, а где и драконьими методами, вопреки твоей Свободной Воле, все же привел тебя на Поле Боя… И ты (Добро в твоей душе) внес огромный, решающий вклад в нашу общую победу… Почти такой же, как Энниолла — без Любви, Доброты и Света которой мы не победили бы вообще никогда… И награда, которую ты, Гийом, получишь, будет зависеть только от тебя — в зависимости от того, что ты выберешь… но это будет уже совсем другая Сказка…»
«А остальное я скажу только Энниолле!» — рыцарь отпустил руку Гийома и тот провалился в развернувшуюся за ним сияющую всеми цветами радуги воронку, возвращаясь на привычную твердь Жемчужного Иридиана…
Дальнейшую картину видел только Сказочник. Он о многом умалчивает, но достоверно известно то, что Рыцарь опустился на колени перед Принцессой, признался ей в Любви и попросил не забывать о нем, ведь хоть и побежден Дракон в его душе, хоть и уменьшился он в размерах (настолько, что под рыцарским шлемом снова черты лица Стрелка и в разрезе забрала больше не клубится Черная Тьма), но он никуда не делся и продолжает сражаться с Единорогом. И продолжает надеяться на победу — ведь Рыцарь не имеет права покинуть свой Пост и каждый день ему снова и снова приходится делать нелегкий выбор…
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги