Дочь атамана

Глава 27

Зимнее утро выглядело столь безмятежным, что Саша даже не сразу вспомнила, что где-то по усадьбе бродит страшный колдун Драго Ружа. А вспомнив, охнула и слетела с перин, поражаясь себе: как могла она так беззаботно уснуть?

Марфы Марьяновны в комнате рядом уже не было, пришлось кликать Груню, чтобы заплестись и умыться.

— Ох, барышня, и ночка выдалась, — поделилась служанка, — все выло и тряслось, сколько лет живу, а таких ужастей не припомню.

— А Михаил Алексеевич как? Видела ты его?

— С колдуном прогулялся поутру, а завтрак во флигель попросил. Водит хороводы вокруг мальчонки, Марфу Марьяновну вот только отпустил.

— Я тоже буду завтракать во флигеле, — немедленно решила Саша.

— Да ведь вам не велено из дома выходить!

— Плевала я, — отозвалась она насмешливо, и понеслась к выходу, и так повелительно разговаривала с охраной, что посторонились как миленькие, выпустили ее на улицу.

Во флигеле пахло горелыми травами.

Михаил Алексеевич стоял у окна и задумчиво глядел на падающий снег.

Мальчик спал на его кровати, волосы его вспотели, а дыхание клокотало, хрипело.

— Горячка, — пояснил Михаил Алексеевич, — это хорошо, должно быть. Его тело начало бороться с болезнью.

— Вы совсем не ложились? — встревожилась Саша. — Белый весь, осунувшийся.

Он улыбнулся ей — да так нежно, что у нее сердце скатилось в пятки.

— Давайте позавтракаем вместе, — предложил он непринужденно, — пока Марфа Марьяновна нас не видит. Ее Анна на кухню позвала, а это надолго.

— А этот где? Колдун богомерзкий? Я вчера его как увидела, так дурно мне стало. Как будто между нами нити какие, так и тянут, так и тянут!

— Показалось вам, — Михаил Алексеевич ловко усадил ее на стул, сел напротив и принялся чистить вареные яйца. — Не думайте о нем, Саша Александровна, не стоит. Я скоро напою бульоном мальчика, передам его на попечение кормилицы, и мы с вами прокатимся верхом, хорошо? День-то какой, солнечный, ясный.

Он был необычайно оживлен этим утром, улыбчив, спокоен, и Саша ощутила прилив радости и нежности.

— Я думаю, — проговорила она, краснея от собственной смелости, — как же это будет славно: завтракать вот так каждый день, всю нашу жизнь. Удивительно, как подле вас мне тепло и хорошо.

Он быстро взглянул на нее, протянул очищенное яйцо, налил молока:

— Да и я очень счастлив, что случай привел вас в мою лечебницу.

— А, — она засмеялась, — была от моего дуэлянтства все же польза, а уж вы ворчали-ворчали. Михаил Алексеевич, а вот признайтесь как на духу: у вас изменился не только возраст, но и характер. Стариком вы были куда суровее, отчитывали меня да воспитывали.

— Да, — откликнулся он с рассеянной улыбкой, — нынче я значительно поглупел. Старость — это ведь не только морщины и боль в спине, но и опыт преодоления жизненных трудностей. Человек стареет, когда заботится о детях и жене, когда видит, как растут его внуки. В лечебнице я был лишен всего этого.

— Ничего, — воодушевленно воскликнула Саша, — у вас теперь будет возможность состариться правильно. Наберете еще свою мудрость, а я вот, пожалуй, предпочту от нее отказаться. Стану задорной и веселой старушкой без всяких заумностей. Вот посмотрим, кого больше будут любить наши внуки.

Он засмеялся, встал — легкий, порывистый — и, склонившись, поцеловал легонько Сашу в макушку.

— Вы станете очаровательной старушкой, — заверил он ее, — через полвека, не раньше.

— Да и вы ведь тогда же, — заметила она рассудительно, запрокидывая к нему голову и щекоча пальцами подбородок под светлой бородой.

Он целовал ее пальцы, смеялся, касался быстро то губ, то щек, то шеи.

В этой возне не было той мучительной неловкости, которую Саша ощутила в коляске по дороге из столицы, все было легко и правильно.

Потом Михаил Алексеевич снова ушел к своему маленькому пациенту, слушал специальной трубкой его сердце, прикладывал мокрые тряпицы к его лбу, обтирал пот.

А Саша стояла в дверях и любовалась его плавными, уверенными движениями.

— Стало быть, колдун привез сюда ребенка, чтобы спасти его? — спросил она. — Как это странно. Я была уверена, что он не способен к сочувствию.

— Да, воспользовался тем, что канцлер отравлен и не может ему помешать.

— И что же, Андре поправится?

— Если это не агония, то кризис. После должно стать легче, — он покопошился в огромном сундуке, вынул оттуда склянку, открыл ее. Пронзительно запахло свежестью мяты. Михаил Алексеевич нанес мазь под нос мальчику, видимо, облегчая тому дыхание.

Хлопнула дверь, пришла Марфа Марьяновна, неодобрительно покосилась на Сашу, но ругать не стала. Поставила на столик у кровати чашку бульона.

— Как ты мой маленький, как ты мой миленький, — заворковала она, и Саша зажмурилась даже, вспомнив свое детство и как кормилица так же ходила за ней во время болезней.

— Ступай, ступай, Алексеич, отдохни, — сказала Марфа Марьяновна сердобольно, — а то всю ночь на ногах.

Отдыхать Михаил Алексеевич не стал, а поехал кататься с Сашей, и прогулка эта, наполненная шутливыми разговорами, выдалась очень приятной. Потом Саша попыталась растормошить грустную Изабеллу Наумовну, едва-едва уговорив ту покататься с горки.

Но, скатившись несколько раз, гувернантка объявила эту забаву нелепой и вернулась в свою обитель страданий, улегшись в постель.

Саша только головой покачала.

Ну какой мужчина выдержит столько слез?

И порадовалась невольно за себя: ее-то любовь случилась счастливой и взаимной, ей-то повезло.

Убедившись, что Михаил Алексеевич занят пациентом во флигеле, она обошла дом и с задней стороны подошла к хозяйственным постройкам.

— Куда ты, Саша Александровна, — встал перед нею Шишкин.

— Отойди, голубчик, — приказала она, сдвинув брови, — мне надобно несколькими словечками с колдуном перекинуться.

— Но Михаил Алексеевич не велел!

— И будешь ли ты со мной спорить? — спросила она строго, и он только вздохнул страдальчески и посторонился, не желая пробуждать лядовский печально известный гнев.

Драго Ружа сидел на завалинке, как обыкновенный крестьянин.

— Лекарь разрешил мне натопить баню, — сказал он по-свойски, завидев ее, — ох и давно я не парился от души. Карл Генрихович-то нравов заморских, к вашим обычаям так и не привык. Здравствуй, барышня. Экая ладная ты выросла!

Она насупилась.

Черным колдунам следовало вести себя более зловеще, а не походить на старого дядюшку, нечаянно повстречавшего племянницу.

— Я видела вас в своих снах, — сказала она холодно, — что это за разговоры про меч, который разрушит ваши оковы?

— В тебе есть немного моей волшбы, — ответил он спокойно. У Драго Ружа был умиротворенный вид человека, который ждал от будущего только хорошего. — Вот ты и видишь порой провидческие сны. Но не всегда они сбываются. Порой кто-то встает между тобой и твоей судьбой.

— Ничего не понимаю, — рассердилась Саша, — что это за загадки такие? И объясните мне, наконец, ради чего канцлер подослал мне Михаила Алексеевича — ведь из того самый неумелый соглядатай на свете!

— Карл Генрихович долгие годы не интересовался твоей судьбой, — ответил колдун, на сей раз внятно и без загадок. — Смерть дочери потрясла его, и он слышать ничего хотел о внучке. Но ты, Александра Александровна, барышня в столице известная. Незаконнорожденная, а ведешь себя горделиво. Девица, а шпагой машешь! Слухи о тебе дошли и до Грозовой башни, и тут канцлер заинтересовался тем, как это из всех его потомков ты самая здоровая и сильная. Тогда-то в вашем доме и появилась княжна Лопухова, внимательно за тобой наблюдавшая. «Девица как девица, — был ее вердикт, — только уж больно самовольная и дурно воспитанная».

— Вот так Марья Михайловна, — фыркнула Саша, — а казалась такой милой дамой, только уж очень навязчивой.

— Как наследница ты мало интересовала Карла Генриховича, не собирался он отдавать лядовскому выродку свои миллионы.

— Как мило, — Саша поморщилась, — лядовский выродок и убийца его дочери. Прав был мой дед, не родня мне канцлер, а душегуб. Так что же он собирался со мной делать?

— Попробовать перекинуть твою силу своему сыну, Андре. Но наши опыты никак не увенчивались успехом, а уж крови мы пролили немало.

Это было отвратительно — с какой простотой он говорил о своих злодеяниях. Так приговоренный к казни раскрывает свою душу, зная, что помилования ему все равно не видать и участь его решена безвозвратно.

— В это время тебя ранило на дуэли, и канцлер позаботился, чтобы ты попала в его тайную лечебницу. Он решил сообщить тебе о твоей матери, чтобы ты ощутила вину за ее смерть. Ведь виноватыми помыкать куда легче. А кто лучше человека, принявшего тебя на свет, рассказал бы о вашем кровном родстве с великим канцлером? Карл Генрихович думал, что легко сможет управлять лекарем, считая его сломленным человеком, мечтавшим найти своих сыновей. А меж вами уже возникли доверительные отношения. Однако я немного спутал ему карты, вернув тому молодость. Этого канцлер не ожидал, но все же решил не отступать от своего плана — сляпал липовые рекомендации и отправил лекаря к Лядовым. Ему нужен был человек в твоем окружении, кто в нужное время доставил бы тебя в Грозовую башню. Кто-то, кому ты доверилась бы.

— Михаил Алексеевич ни за что бы меня не предал, — надменно сообщила ему Саша.

— Честных людей так легко обмануть, — ответил Драго Ружа. — Вскоре обнаружилось, что ты собралась в монастырь, и это неимоверно обрадовало Карла Генриховича. Что может быть проще, чем умыкнуть из обители послушницу? Стоит щедро заплатить матери-настоятельнице или запугать ее, а уж родные спохватятся очень нескоро. Молится, мол, голубка, дала обет молчания, избрала путь одиночества! Беда была в том, что Андре становилось все хуже, ждать становилось все более чревато, но тут канцлера отравила какая-то добрая душа. Снова кто-то встал меж тобой и твоей судьбой, — повторил он со значением.

— Хотите поговорить про мою судьбу? Так вот вам: я выйду за Михаила Алексеевича, пусть хоть небо с землей местами поменяются.

— За лекаря? — он так удивился, что Саша даже рассердилась на него за это.

— Что же в этом странного?

— Никогда не пойму я девиц вашей породы, — мрачно произнес он, — матушка твоя отдала себя безответственному юнцу, в котором достоинств было — только пышные усы. Ты же решила связать свою жизнь со стариком.

— Какой же он старик, если мы черта от него прогнали и молодость его отбили, — запальчиво воскликнула Саша.

Долго смотрел на нее Драго Ружа, словно столкнувшись с неведомым доселе явлением.

А потом, ничего более не сказав, встал и пошел к поленнице, набрал охапку дров и двинулся к бане.

А Саша осталась, кусая губы от недоумения.

Михаил Алексеевич пришел к ужину, хотя Саша его не ждала сегодня: все-таки Андре нуждался в лекаре.

— Мальчик ненадолго пришел в себя, — похвастал Михаил Алексеевич довольно, — с ним снова Марфа Марьяновна. Дальше уже все совсем просто, любой его выходит!

— Да зачем же любой, — ответила Саша, — Груня, подай еще одну тарелку!

Изабелла Наумовна взяла себя в руки и вышла к столу, и они с Ани препирались из-за нарядов Саши. Гувернантка считала, что крестьянская одежда, столь полюбившаяся Саше своей простотой, не подходит для барышни ее положения. А модистка возражала, что сможет придумать модный наряд и из поневы.

— Впрочем, — сдалась Изабелла Наумовна, — скоро это станет неважным. Саша отправится под венец и пусть после носит, что ей угодно. Замужняя сумасбродка вовсе не то же самое, что девица.

— Первый император знатно удружил всем дамам, — заметил Михаил Алексеевич, — занеся в страну такую заразу, как корсеты. Это вредно для женского здоровья.

Тут Изабелла Наумовна переполошилась, что тема слишком деликатна для мужских ушей, и поспешила сменить разговор:

— Михаил Алексеевич, как долго мы будем находиться на осадном положении? Повсюду охрана, невыносимо просто!

— Через несколько дней колдун покинет наш дом, — ответил он успокаивающе. — Он решил вернуться на родину, пока канцлер в беспамятстве.

— И отчего его именно к нам принесло? Мы же, кажется, не лечебница!

— Михаил Алексеевич немного разбирается в травничестве, у него мать была знахаркой, — поспешила вмешаться Саша. Господи, она ведь толком ничего не объяснила домашним, неудивительно, что они ничегошеньки не понимают! Охрана, колдун, больной ребенок — и все как снег на голову.

Хорошо хоть, что ни у Марфы Марьяновны, ни у Шишкина не было вовсе никаких вопросов. Они прилежно исполняли все поручения управляющего, должно быть, по укоренившейся привычке слушаться господ.

Однако гувернантка была из иного теста и теперь не уймется, пока не найдет ответы.

— «Немного разбирается в травничестве», — передразнила Изабелла Наумовна, — да у нас всю ночь дым стоял коромыслом. И что это за колдун? Чей это ребенок?

— Ребенок — Андре Краузе, сын великого канцлера, а колдун — Драго Ружа, прихвостень его.

— Батюшки святы! — вскричала Изабелла Наумовна и схватилась за сердце. — Не надо было и на порог их пускать!

— Как можно, — изумилась Саша, — Андре ведь совсем плох был!

— А ну как он умрет у нас? Нельзя его здесь оставлять! У него ведь мать поди есть?

— Анастасия Дмитриевна, — кивнул Михаил Алексеевич, — да только про нее почти ничего не слышно после ее замужества. Бродит, верно, привидением по Грозовой башне и собственной тени боится. Вы правы, Изабелла Наумовна, я напишу ей.

— Ох и боязно мне, — поежилась гувернантка, — как это великому канцлеру в голову пришло прислать к нам этакую обузу?

— Ну, — Саша помялась, — канцлер отравлен и без сознания. Если уж говорить напрямки, то Драго Ружа выкрал Андре и привез его к нам тайком.

— Господи Боже, — вскричала Изабелла Наумовна и размашисто, по-крестьянски, перекрестилась, — Матушка-покровительница, что с нами станется, когда канцлер очнется?

Саша переглянулась с Михаилом Алексеевич и поразилась его невозмутимости. Он и не думал переживать из-за колдуна или канцлера. Будто этот вопрос был уже решен и отброшен в сторону за ненадобностью.

— Андре поправится, — заверил он Изабеллу Наумовну мягко, — не волнуйтесь ни о чем, все образуется.

— Вам-то откуда знать? — она не собиралась сдаваться так просто. — Вы же всего лишь управляющий, а не провидец.

Саша задумалась так глубоко, что даже спустила ей «всего лишь управляющего» по отношению к будущему мужу.

И правда, отчего Михаил Алексеевич так уверен?

Драго Ружа представлялся ей воистину страшным существом, но вот он бродил где-то за стенами дома, парился в бане и не совершал ничего зловещего. А Михаил Алексеевич вел себя так, будто к ним заглянул на огонек дальний родственник.

Эти двое сговорились о чем-то и пришли к согласию, вот что все это означало.

Ну ничего, она выведет своего ненаглядного жениха на чистую воду.

— Все это очень странно, Саша, — Изабелла Наумовна, не найдя удовлетворительных объяснений у Михаила Алексеевича, обратилась теперь к ней: — Ну почему этот колдун примчался именно к нам? Ведь в распоряжении Андре все царские лекари!

— Явился и явился, — ответила Саша с досадой. Пускаться в длинные объяснения ей нипочем не хотелось. А признаваться в родстве с канцлером и подавно. Пусть бы это родство в воду кануло или в огне сгорело. Лядовский выродок — вот кем она была для того человека. Что же, и он не стоит упоминаний в этом доме.

— Но, Саша…

— Довольно, — процедила она тяжело, с дедовскими интонациями — родного деда, а не того, другого, чужого, и Изабелла Наумовна вспыхнула оскорбленно, замолчала обиженно, мгновенно ощутив угрозу, полыхнувшую в воздухе.

Ани вздохнула.

— Значит, Михаил Алексеевич, — заговорила она со слабой улыбкой, — ваша матушка была знахаркой?

— И матушка, и бабушка, — подхватил он, с облегчением ухватившись за эту тему как за соломинку, — я первый сын за много-много поколений.

— Как интересно, — восхитилась верная и тактичная Ани.

К счастью, этой ночью Марфа Марьяновна спала крепко, уверившись, что ее воспитанница не станет совершать глупостей, пока вокруг усадьбы бродит колдун, а во флигеле сражается с болезнью маленький мальчик.

Поэтому Саша прокралась мимо нее безо всяких хлопот, вышла из дома через заднюю дверь, пока охранники о чем-то болтали подле погреба, прошмыгнула мимо конюшни и подошла к флигелю с иной стороны.

Ночь была темной, звезды и луна попрятались, и закутанная в черную телогрейку фигурка не привлекала к себе внимания.

В сенях флигеля Саша потопотала немножко, стряхивая снег с валенок, вошла в переднюю. Здесь еще горели свечи, коих не стали тушить на ночь.

Михаил Алексеевич спал на диване — волосы разметались по шелковой подушке, наследию вороватого приказчика Мелехова. Брови собрались жалобным домиком, будто он вот-вот заплачет.

Дверь в спальню была распахнута — крохотная фигурка Андре терялась на кровати.

Саша чуть прикрыла ее, вернулась к дивану и, присев на корточки, принялась разглядывать Михаила Алексеевич.

Будить его было жалко, все же прошлой ночью ему не до сна было.

Может, она опять перемудрила самое себя?

Колдун потеряется бесследно на бесконечных дорогах большой империи, и кто знает, может, и правда доберется до родины.

Но он отпустил кучера, привезшего их с Андре, почти сразу, не отправится же он пешком? Или он выпросил у Михаила Алексеевича лошадь? Которую?

Никто в здравом уме не решится на долгое путешествие зимой на своих двоих. Замерзнет в каком-нибудь сугробе, вот и весь конец.

Михаил Алексеевич вдруг вздрогнул, верно, приснилось ему что-то, открыл глаза, сонно улыбнулся Саше, встрепенулся и вскочил на ноги. Сбегал в спаленку, проверил Андре, вернулся успокоенный и молча, не говоря ни слова, подхватил Сашу за талию, прижал к себе и поцеловал так, что у нее дыхание перехватило.

Он был только после бани, пах березовым веником и травами, пропитавшими собой весь флигель, горячий ото сна, не совсем пробудившийся, пылкий и жадный, сильный и будто бы умоляющий. И у Саши сладко зашлось сердечко, от волнения все закружило вокруг, и казалось: счастье — вот оно, в ее объятиях, и теперь никуда от нее не денется, ведь она будет держать его крепко-крепко.