Дочь изобретателя фейерверков

Глава первая

Далеко-далеко, за тысячи километров, в стране, что на востоке утопает в джунглях, а на юге упирается в горы, жил изобретатель фейерверков по имени Лалчанд со своей дочкой Лилой.

Жена Лалчанда умерла, когда Лила была совсем крошкой. Ребёнок всё время капризничал и отказывался от еды, но Лалчанд смастерил колыбель и поставил её в углу своей мастерской, откуда малышка могла любоваться взвивающимися к потолку искрами и слушать шипение и треск горящего пороха. Покинув колыбель, Лила ковыляла по мастерской, радуясь вспышкам огня и смеясь над пляшущими искорками. Много раз она обжигала свои маленькие пальчики, но Лалчанд плескал на них водой, ласково целовал малышку, и вскоре она уже снова играла.

Когда девочка подросла, отец стал обучать её искусству изготовления фейерверков. Лила начала с маленьких «Трескучих Драконов», нанизав на одну бечёвку целых шесть штук. Потом она научилась делать «Прыгающих Обезьянок», «Золотые Чихалки» и «Огни Джавы».

Вскоре девочка выучилась мастерить все простые огненные забавы и подумывала о более сложных фейерверках. Однажды она сказала:

— Папа, если я добавлю в «Огонь Джавы» немного цветочной соли вместо дымного порошка, что получится?

— Попробуй — и узнаешь, — ответил отец.

Так она и сделала. Вместо того чтобы засиять ровным зелёным огнём, заряд неожиданно рассыпал мелкие искорки, каждая из которых, прежде чем погаснуть, проделала в воздухе замысловатое сальто.

— Неплохо, Лила, — похвалил Лалчанд. — Как ты собираешься это назвать?

— М-м-м… «Кувыркающиеся Демоны», — ответила дочка.

— Превосходно! Сделай ещё дюжину, и мы покажем их на Новогоднем фестивале.

«Кувыркающиеся Демоны» имели большой успех, так же как и следующее изобретение Лилы — «Блестящие Монетки». Время шло, и она всё больше узнавала об искусстве своего папы. Наконец настал день, когда Лила спросила:

— Теперь я уже настоящий изобретатель фейерверков?

— Нет, нет, — покачал головой отец. — До этого ещё далеко. Ведь ты же не знаешь самых основ ремесла. Из чего состоит улетающий порох?

— Не знаю.

— А где взять гремящие зёрна?

— Я о таких и не слышала никогда.

— Сколько скорпионьего масла ты положишь в «Фонтан Кракатау»?

— Чайную ложку.

— Что?! Да тогда весь город взлетит на воздух. Тебе ещё многому нужно научиться. Ты действительно хочешь стать изобретательницей фейерверков, Лила?

— Конечно, хочу! Это единственное, чего мне хочется!

— Боюсь, что так и есть, — покачал головой отец. — Я сам в этом виноват. О чём я только думал? Нужно было отправить тебя к моей сестре Джембавати, чтобы она сделала из тебя танцовщицу. Мастерская — не место для девочки, теперь я начинаю это понимать. Ты только посмотри на себя! Волосы спутаны, пальцы обожжены и покрыты пятнами от химикатов, брови опалены… Как я смогу найти для тебя мужа, если ты выглядишь как чучело?

Лила пришла в ужас:

— Мужа?!

— Ну конечно! Не думаешь же ты, что останешься здесь навечно?

Они посмотрели друг на друга, как незнакомые люди. Каждый из них плохо представлял себе будущее, и у каждого стало тревожно на душе, когда они поняли это.

Поэтому Лила больше ничего не сказала о своём желании стать изобретательницей фейерверков, а Лалчанд не стал продолжать разговор о муже. Но и папа, и дочка не переставали думать о будущем.

У короля той далёкой страны был белый слон. Если король решал наказать одного из своих придворных, он посылал ему в подарок белого слона, и непомерные расходы на содержание животного разоряли беднягу. Ведь белый слон должен был спать на шёлковых простынях (огромного размера) и есть рахат-лукум с ароматом манго (целыми тоннами), а его бивни каждое утро нужно было оборачивать в листовое золото. Когда у придворного совсем не оставалось денег, белого слона необходимо было возвращать королю, который назначал следующую жертву.

Куда бы ни направлялся белый слон, его обязан был сопровождать личный слуга. Слугу звали Чулак, ему было столько же лет, сколько Лиле. К тому же дети дружили.

Каждый день после полудня Чулаку полагалось выводить белого слона на прогулку, потому что слон ни с кем другим не должен был покидать дворца. На это была веская причина: Чулак единственный в городе, не считая Лилы, знал о том, что слон умеет говорить.

Однажды Лила отправилась навестить Чулака и белого слона. Когда она отворила дверь в слоновник, начальник слоновника заходился от гнева.

— Ужасный маленький мальчишка! — ревел он. — Я вижу, ты опять принялся за своё!

— Что такое? — невинным голосом спросил Чулак.

— Ты только посмотри! — Начальник слоновника указал трясущимся пальцем на белоснежные бока слона.

Их покрывали дюжины надписей, сделанных углём и краской:

А на самом верху слоновьей спины красовались огромные буквы:

— Каждый день слон возвращается домой разрисованный граффити снизу доверху! — кричал начальник слоновника. — Зачем ты позволяешь людям это проделывать?

— Понятия не имею, как это случилось, начальник, — ответил Чулак. — Понимаете, движение на улицах ужасное. Приходится смотреть за водителями-рикшами в оба глаза. Поэтому я не успеваю уследить ещё и за теми, кто пишет на слоне. Прибежит такой художник, шлёп-шлёп, да и был таков.

— Но для того, чтобы написать на слоне «Чанг очень любит Лотус Блоссом», понадобится добрых десять минут и лестница-стремянка!

— Да, для меня самого это остаётся загадкой, начальник. Я должен смыть все надписи?

— Все до единой! Через день-другой предстоит работа, мне нужно, чтобы слон был чистым.

И взбешённый начальник слоновника выбежал вон, оставив Лилу и Чулака наедине со слоном.

— Привет, Гамлет, — поздоровалась Лила.

— Привет, Лила, — со вздохом ответил слон. — Видишь, как унижает меня этот противный, невоспитанный мальчишка! Превратил в ходячую рекламную тумбу!

— Не ворчи, — улыбнулся Чулак. — Посмотри, мы заработали уже восемнадцать рупий, да ещё десять анна от индийского ресторана. А за то, что я позволил написать его послание на самом верху, Чанг дал мне целую рупию. Мы уже почти накопили нужную сумму, Гамлет!

— Какой позор! — простонал Гамлет, качая огромной головой.

— Выходит, ты берёшь деньги у людей за то, что они пишут на слоне? — удивилась Лила.

— Конечно! — ответил Чулак. — Если написать на белом слоне своё имя, это принесёт тебе большую удачу. Мы собираемся сбежать отсюда, как только накопим денег. К несчастью, Гамлет влюблён в слониху, что живёт в зоопарке. Видела бы ты, как он краснеет, когда мы проходим мимо! Кажется, что движется тонна клубничного мороженого!

— Её зовут Франжипани, — печально сообщил Гамлет. — Но она на меня даже не смотрит. А тут снова предстоит работа — обанкротить ещё одного беднягу. О, как я ненавижу рахат-лукум! Я терпеть не могу шёлковые простыни! Листовое золото на моих бивнях вызывает у меня отвращение! Как бы я хотел быть обыкновенным скучным серым слоном!

— Нет, не говори так! — возразил Чулак. — У нас с тобой большие планы, Гамлет, разве ты не помнишь? Лила, я учу его петь. Мы изменим его имя на Лучано Элефанти, и весь мир будет у наших ног.

— Почему ты такая грустная, Лила? — спросил Гамлет, когда Чулак принялся смывать с его спины краску.

— Мой отец отказывается раскрыть мне последний секрет изобретения фейерверков, — вздохнула девочка. — Я изучила всё, что нужно знать о летучем порохе и гремучих зёрнах, и про скорпионье масло и отпугиватель искр, и про мерцающий сок и соли теней, но существует ещё один большой секрет, который мне нужно узнать, а отец его не открывает.

— Хитрец, — отозвался Чулак. — Хочешь, я выведаю у него этот секрет, а потом всё расскажу тебе?

— Если он не говорит мне, то уж и тебе, конечно, не расскажет, — покачала головой Лила.

— Он сам не заметит, как это случится, — заявил Чулак. — Предоставь это мне.

В тот же вечер, после того как устроил Гамлета на ночь, Чулак зашёл в мастерскую изобретателя фейерверков. Она располагалась в продуваемом ветрами переулке, полном резких запахов и треска от взрывов, между прилавком с жареными креветками и мастерской художника, расписывавшего батик. Лалчанда он нашёл во дворе, освещённом ясными звёздами; мастер перемешивал какую-то красную светящуюся массу.

— Привет, Чулак, — поздоровался Лалчанд. — Я слышал, завтра белого слона собираются подарить лорду Паракиту. Как думаешь, надолго ли хватит у него денег?

— Не больше чем на неделю, — ответил Чулак. — Хотя, кто знает, может быть, мы сбежим ещё раньше. Я почти собрал деньги, нужные для того, чтобы добраться до Индии. Вот я и думаю, может, нам стоит заняться там изготовлением фейерверков? Неплохая торговля.

— Неплохая торговля?! Ишь что сказал! — воскликнул Лалчанд. — Изготовление фейерверков — это священное искусство! Нужно иметь талант, призвание и заслужить милость богов, прежде чем станешь изобретателем фейерверков. А единственное, к чему имеешь призвание ты, это безделье, сорванец.

— А как вы сами стали изобретателем фейерверков?

— Я учился и работал подмастерьем у своего отца. А потом мне устроили проверку, чтобы понять, есть ли у меня три дара.

— А-а, три дара, — протянул Чулак, понятия не имевший, что такое эти три дара.

«Наверное, Лила о них знает», — подумал он.

— И у вас они были?

— Конечно, они у меня есть!

— И всего-то? Похоже, всё очень просто. Бьюсь об заклад, я смогу пройти проверку. У меня не три, а гораздо больше талантов.

— Ха! — фыркнул Лалчанд. — Это ещё не всё. Потом наступает самая трудная и опасная часть всего ученичества. Каждый изобретатель фейерверков… — Тут он понизил голос и огляделся, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает. — Каждый изобретатель фейерверков должен совершить путешествие в пещеру Развани, огненного демона, в самое сердце горы Мерапи, и принести оттуда королевскую серу. Это важная составная часть самых красивых фейерверков. Без этого никто не сможет стать настоящим изобретателем фейерверков.

— Ага, — кивнул Чулак, — королевская сера. Гора Мерапи… Это вулкан, кажется?

— Да, зловредный мальчишка, я и так уже рассказал тебе гораздо больше, чем следовало. Это тайна, понимаешь?

— Конечно, — согласился Чулак с серьёзным видом. — Я умею хранить тайны.

И у Лалчанда возникло неприятное чувство, что его провели, хоть он и не мог сообразить почему.