Дочь кукушки

12. Возвращение домой

Семь месяцев, остававшиеся до конца учебного года, тянулись так медленно, что мне казалось, каникулы вообще не наступят. Я по-прежнему общалась в-основном с Николь Дюран, с остальными же девочками мы поддерживали видимость хороших отношений. Мы улыбались и говорили комплименты друг другу, а на праздники обменивались маленькими подарками.

Поначалу Лорена приступала ко мне с расспросами об Артуре, но я отвечала так коротко и неохотно, что она отстала.

Начались экзамены по всем предметам, и времени для глупых размышлений не осталось. Я не пыталась выбиться в лучшие ученицы, мне довольно было закончить учебный год с хорошими отметками, чтобы моему отцу не было за меня стыдно. Удивительно, но экзамен по этикету я сдала лучше всех. Это было странно, потому что все эти светские правила казались мне ужасно глупыми и смешными.

Наконец, были подведены итоги – я оказалась в числе пяти лучших учениц, что было неожиданно приятно. На первом месте, разумеется, была Лорена. Подруги, поздравляя ее с этой заслуженной победой, уже называли ее «ваша светлость». Это обращение подходило не графине – герцогине. Похоже, вопрос о ее замужестве они считали решенным.

Некоторые из девушек не собирались возвращаться в пансион осенью (кто-то планировал выйти замуж, кто-то считал, что им уже достаточно полученных здесь знаний), и наше расставание вышло весьма трогательным.

К счастью, я отправилась в Аранак без Лорены – первые недели каникул она должна была провести дома и только потом приехать к нам в гости.

Еще одним приятным сюрпризом оказалось, что в карете отец прислал за мной не мадемуазель Катриону, а незнакомую мне молодую женщину лет двадцати пяти.

– Я – мадемуазель Констанс, – представилась она, поклонившись, – компаньонка вашей сестры.

Компаньонка? Это было что-то новенькое!

Она, должно быть, увидела удивление на моем лице и пояснила:

– Я сопровождаю мадемуазель Вивьен во время ее выездов. А теперь буду сопровождать и вас, ваша светлость. Вы же понимаете, девушки в вашем возрасте не могут посещать магазины и театры одни.

Честно говоря, мне еще не доводилось бывать в театрах, поэтому мне трудно было определить, насколько прилично посещать их одной. Да и те лавочки, где мы с Ви обычно покупали сладости и ленты для платьев, трудно было назвать магазинами.

Мадемуазель Констанс была весьма приятной на вид, и перед Катрионой у нее было одно неоспоримое преимущество – она не пыталась меня поучать. Всю дорогу до дома мы мило беседовали – о столице, в которой она родилась и выросла и в которой я еще не была. Об Аранаке, о котором она отзывалась с восторгом. И, разумеется, о Вивьен, по которой я так тосковала.

В замок мы приехали поздно ночью, но отец и Ви ждали нас. В камине горел огонь, а на столе стояли ароматные яства.

Первым подошел ко мне герцог. Он обнял меня и сказал, что я стала совсем взрослой.

Но кто по-настоящему стал взрослым, так это моя сестра. Не знаю, что послужило тому основной причиной – целый сезон, проведенный в столичном обществе, или что-то иное, но Вивьен стала другой. Она вытянулась, постройнела, и во взгляде ее появилась прежде несвойственная ей грусть.

А платье! Какое восхитительное на ней было платье! Рядом с ней я сразу почувствовала себя деревенщиной. О чём и заявила ей, как только после ужина мы удалились в мою комнату.

Ви рассмеялась и закружила меня по ковру.

– Лэйни, теперь и у тебя будут такие же платья! Мы привезли из столицы целый сундук нарядов. То, что мы носили здесь, в Аранаке, в Лиме уже несколько лет как вышло из моды.

Та, прежняя, Вивьен уделяла гардеробу куда меньше внимания.

– Ох, Лэйни, мне столько всего нужно тебе рассказать! Но ты, должно быть, устала с дороги и хочешь спать?

Да, мне хотелось спать, но еще больше мне хотелось услышать ее рассказ.

– Надеюсь, ты еще не помолвлена? – боязливо спросила я, глядя в ее сияющие глаза.

Она замотала головой:

– Нет! Хотя пару месяцев назад это едва не случилось!

Мы сбросили платья, надели ночные сорочки и забрались на кровать – совсем, как в детстве.

– Ко мне сватался сын герцога де Лакруа! – она заявила об этом с гордостью, но без восторга.

– Ох, Ви! Он не понравился тебе?

Это была бы неплохая партия для сестры, и я понимала, что матушка должна была бы уцепиться за этот вариант обеими руками.

– Да, не понравился, – подтвердила Ви. – Он гораздо старше нас, и у него такой холодный взгляд! Но маменька всё равно настаивала, чтобы я приняла его предложение. Она даже рассказала, что когда в юности к ней посватался наш отец, он тоже не нравился ей, и что полюбила его она гораздо позднее. Ах, Лэйни, мне представить было страшно, что мы с ним окажемся мужем и женой! Что он придет ко мне в спальню и…

Она задрожала, и я крепко обняла ее.

– Что же случилось дальше?

Она вздохнула и продолжила:

– Когда уже готовились объявить о помолвке, отцу сообщили, что мать моего жениха была безумна, и что по ее линии эта болезнь передавалась из поколения в поколение. Более того, некоторые признаки болезни стали проявляться и у него самого. Папенька сразу сказал, что ни о какой свадьбе не может быть и речи. Это было таким облегчением! Ох, а ты знаешь, – спохватилась Ви, – что Артур скоро женится? Да, конечно, знаешь, ведь ты училась вместе с его невестой. Говорят, она писаная красавица, правда?

– Правда, – хмуро подтвердила я. – А еще она – злючка и лицемерка!

Я честно пыталась сдержаться, но не смогла.

– Ой, Лэйни, – расстроилась Ви, – а я так надеялась, что она станет нам хорошей подругой. Может быть, тебе стоит поговорить об этом с Артуром?

Я хмыкнула:

– Не уверена, что его интересуют душевные качества будущей супруги.

Я почему-то подумала о родителях. Матушка тоже не отличается чуткостью и добротой, однако это не мешает отцу любить ее уже столько лет.

– Впрочем, если она такая, как ты говоришь, Артур поймет это и сам, когда она будет гостить у нас в замке, – уверенно сказала Ви. – Пока о помолвке не объявили, у него есть возможность всё обдумать. Если он, конечно, не влюблен.

Что-то в ее облике и разговорах не давало мне покоя. Она говорила обо всём и будто ни о чём. И эта загадочная улыбка!

– Ви, а ты сама?

– Что «сама»? – не поняла сестра.

– Ты сама не влюблена?

Даже при неярком свете свечи мне было видно, как она покраснела.

– Нет, конечно! С чего ты взяла? И вообще – мы с тобой заболтались. Давай-ка лучше спать!

Она задула свечу, и комната погрузилась в темноту. Но я долго еще слышала взволнованное, совсем не сонное дыхание сестры.