Дочь лучшего друга

ГЛАВА 17

Рита

Я не выходила из больницы. Я из нее выпархивала, уверенная, что теперь у нас с Игорем все будет хорошо. Он вспомнит меня. Обязательно вспомнит. И мы справимся со всеми проблемами. Вместе. А когда они окажутся позади, я расскажу отцу о наших с Игорем отношениях. Не хочу больше скрываться. Хочу, чтобы об этом знали все.

— Привет! — набрала я Леру. — Чем занимаешься?

— Привет! Собиралась к косметологу. У тебя хорошее настроение? Хорошие новости?

— Игорь пришел в себя, — мне было сложно сдерживать собственную радость.

— Я так рада! Как он?

— Он не помнит ни аварию, ни меня, — моя улыбка померкла. — Но врач говорит, что это поправимо.

— Это же прекрасно!

— И еще…, - я собралась с духом. — Возможно, он никогда больше не сможет ходить.

— О, черт! Рита, это ужасно! Он знает?

— Врач не скрывает от него этого.

— А операция? Сейчас же врачи творят чудеса.

— Они боятся делать операцию. Я совершенно ничего в этом не понимаю, но она может только все усугубить.

— Мне очень жаль, Рита. Как он держится?

— Не уверена, что Игорь до конца понимает всю сложность ситуации, — я посторонилась, пропуская спешащую женщину. — Он еще не совсем пришел в себя.

— Не представляю, как тебе сейчас тяжело. Хочешь, встретимся?

— Как же твой косметолог?

— Я могу его перенести.

— Не хочу взваливать на тебя свои проблемы.

— Глупости! Скажи, где ты? Я сейчас приеду.

— Я возле больницы. Давай встретимся в «Эссе». Мне нужно развеяться и отвлечься, пока я не сошла с ума.

— Хорошо. Скоро буду. Не сходи с ума без меня. Подруга, мы сделаем это вместе.

Лера умела рассмешить меня.

— Хорошо. Я жду тебя.

Бросив телефон в сумочку, я запрокинула голову, подставляя лицо солнечным лучам. Что-то внутри меня медленно расслаблялось, позволяя легче дышать. Вчера же, когда я вошла в палату и увидела Игоря, такого слабого, беспомощного, испытывающего неимоверные страдания, то не смогла совладать с собой. Мне потребовалось много времени, чтобы справиться с истерикой и снова вернуться в палату. На этот раз я попросила маму остаться в коридоре. Не хотела, чтобы она стала свидетелем нашей с Игорем встречи. Слишком многое мне хотелось ему сказать. А в итоге я стояла там, перед ним, и не находила слов. Потому что видела в его глазах пустоту. И все же надеялась, что это лишь мое воображение. Но реальность оказалась куда суровее. Игорь не помнил меня. Но был жив. И этого мне было достаточно.

Вынырнув из неприятных воспоминаний, я вызвала такси. Сейчас не время думать о плохом. Игорю нужна моя поддержка и хорошее настроение. И я собиралась обеспечить его этим сполна.

— Привет, — плюхнулась напротив меня Лера. Я к тому времени уже наполовину опустошила свою чашку капучино. Есть по-прежнему не хотелось. — Прости, что так долго. Пробки.

— Привет! Все в порядке, — улыбнулась я.

— Как ты?

— Уже лучше. Лучше расскажи мне о себе. Мы давно не болтали просто так.

— Да, с тех пор, как в твою жизнь вернулся Игорь, — бросила она мне шутливое обвинение.

— Я была с ним счастлива, Лера, — призналась я с легкой грустью.

— Зеленый чай, — подруга подняла голову на подошедшую официантку. Та кивнула, даже не успев достать блокнот. — Почему была?

— Уверена, что еще буду.

— Ты настроена решительно.

— Именно так.

— Уверена в своем выборе?

— Да. Пусть все думают, что хотят, но я люблю Игоря, — я замолчала и тут же негромко рассмеялась. — Ну, вот, мы снова свернули к моим проблемам. А я хочу услышать о тебе.

— Знаешь, мы с Сашкой решили попробовать завести ребенка, — осторожно произнесла Лера, словно боялась, что это может каким-то образом меня обидеть.

— Да ты что? — радостно воскликнула я. — Вы же хотели пока пожить для себя. Что изменилось?

— Случай с твоим… Игорем… Он заставил нас задуматься. Никогда не знаешь, где и как закончится твоя жизнь, и сколько времени отмерено. Поэтому мы решили больше не ждать.

Я кивнула. Что тут еще скажешь? То, что для кого-то несчастье, для других — стимул изменить свою жизнь. Официантка поставила на стол небольшой пузатый чайник и чашку.

— Спасибо, мы сами, — отпустила ее Лера.

— Я очень надеюсь, что у вас все получится, — я постаралась произнести это от чистого сердца, но не получилось. Даже улыбка не сгладила моей печали, потому что о подобном счастье мне придется забыть, если я хочу остаться с Игорем.

— У него все так плохо? — правильно поняла меня подруга.

Я тяжело вздохнула и на мгновение отвернулась в окно.

— Врачи не хотят обнадеживать. Они осторожны в своих прогнозах.

— Но сейчас же медицина творит чудеса, — воскликнула Лера, возвращая чайник в центр стола. — Сколько случаев, когда выздоравливали даже те, на ком врачи ставили крест!

— Я тоже надеюсь на чудо. И не собираюсь сдаваться.

— Кстати, чтобы тебя отвлечь, я привезла наброски своей будущей коллекции, — она извлекла из своей объемной сумки альбом и протянула мне. — Посмотри и выскажи свое мнение.

— Черт, Лера, я совершенно не занималась твоим вопросом, — мне было неловко. — Как только Игорю станет лучше, я обязательно сделаю для тебя бизнес-план.

— Не бери в голову. Это не срочно, — махнула она рукой. — Ну, так что скажешь про мои эскизы?

Я открыла альбом и задумчиво пролистала, подолгу останавливаясь на каждой странице. Некоторые наряды показались мне экстравагантными. Пара — чересчур откровенными. Но я узнавала руку подруги и ее характер. Такой же дерзкий, решительный, прямолинейный.

— Я бы не рискнула такое надеть, — указала я на платье, которое скорее напоминало лоскут ткани с бечевкам, оплетающими тело.

— Серьезно? Вспомни свое платье на банкете у Громовых, — Лера скептически вскинула брови.

— Там было больше материала, — улыбнулась я.

— А вообще как тебе?

— Над этим стоит подумать. Не могу сказать вот так вот сразу. Эти наряды не для всех.

— Конечно, — кивнула подруга. — Они для смелых и готовых заявить миру о себе. Для ярких, неординарных, не таких как все.

— Тогда, думаю, это то, что надо, — вернула я ей альбом. — Неординарность сейчас в тренде.

Мы посидели еще немного. Обсудили последние сплетни в светской тусовке и новые идеи Леры по поводу своего будущего бизнеса. После она отвезла меня домой. До встречи с Игорем оставалось несколько часов. Мне хотелось порадовать его чем-нибудь вкусным. Помнится, когда мы вместе проводили время в его загородном доме, он с удовольствием ел шарлотку с яблоками. Почему бы и нет? Просто и вкусно.

— Что ты готовишь? — удивилась мама, застав меня на кухне. — Ты могла бы попросить Олю.

— Хочу сделать сама, — улыбнулась я, выливая тесто в круглую форму, дно которой уже покрывал слой тонко нарезанных яблок. — Это для Игоря.

Она не одобряла моих действий, но от комментариев воздержалась.

— Ты снова поедешь к нему в больницу?

— Да. Врач разрешил.

— Как он?

— Ему немного лучше. Мы даже смогли поговорить.

Будущий пирог отправился в духовку.

— Он знает про позвоночник и ноги?

— Знает. Но мы это еще не обсуждали.

— Что ты собираешься делать?

— С чем? — я сделала вид, что не поняла ее намека.

— Ты и дальше собираешься играть в романтические отношения?

— Что? — меня оскорбили слова мамы. — Я не играю в романтические отношения, мама. Я его, действительно, люблю.

— Но ты же понимаешь, что он, возможно, никогда не сможет ходить.

— Разве Игорь стал от этого хуже? Не думаю, — я сложила грязную посуду в посудомоечную машину.

— Ты же губишь собственную жизнь, Рита! Как ты этого не понимаешь?

— Я, действительно, не понимаю мама. Любить — это плохо?

— Причем здесь это? Это не любовь.

— А что же это? Просвети меня.

— Это страсть, влюбленность, твое воображение. Но не любовь.

— А что же такое любовь в твоем понимании?

— Он не подходит тебе, — ушла она от ответа.

— Интересно, почему?

— Потому что он годится тебе в отцы!

— Что за бред? — я не хотела больше это слышать, поэтому решила вернуться в свою комнату. Мама следовала по пятам.

— Сейчас тебе кажется, что все прекрасно. Но что будет через десять лет? Тебе будет тридцать пять, а ему пятьдесят пять. И когда ты будешь в самом расцвете, он уже пойдет на спад. И что тогда?

— Я не хочу думать о том, что будет через десять лет, мама.

— А когда через десять лет ты окажешься одна, без мужа и детей, то думать об этом будет поздно.

— Я не хочу об этом говорить. И я не собираюсь отказываться от Игоря.

— Рита, ты даже не понимаешь, что ты творишь! Он же просто играет тобой. Взрослый мужчина и молодая девушка! Неужели, ты думаешь, что все это серьезно?

— Именно так я и думаю, мама. Почему ты не можешь понять, что мне с ним хорошо? И я не хочу никого другого. В моей жизни были другие мужчины. Но жить и чувствовать я могу только с Игорем.

— Глупая, глупая девочка!

— Пусть! Я хочу быть глупой. Лучше быть глупой и счастливой, чем изображать предмет интерьера с нелюбимым, но подходящим в глазах общества мужчиной.

Мама молчала. Кажется, мои слова ее больно задели. Я знала, что перегнула палку, но и она была не права.

— Извини. Я не это хотела сказать.

— Я любила твоего отца, — негромко произнесла она. — Любила. С ума по нему сходила. Мне не было никакого дела, что тогда у него за душой не было ни гроша, и он только начинал свой бизнес. И к чему это привело? Ты права, я лишь интерьер мебели. Я не хочу, чтобы с тобой произошло тоже самое, Рита. Не хочу, чтобы однажды ты проснулась и поняла, какую ошибку совершила. Вот только назад ничего не вернешь. И тебе придется жить с этим до конца дней.

— Мама, я хочу совершить эту ошибку. Она будет моей. И только я буду за нее в ответе.

— Рита, я не хочу, чтобы ты страдала.

— Мама, я страдаю, когда меня не понимают близкие люди, — я вздохнула, успокаиваясь. — Давай закончим этот разговор и не будем к нему возвращаться. Я не откажусь от Игоря. Что бы ты ни говорила.

— Проверь пирог. Он может подгореть, — бросила она недовольно, покидая мою комнату.

В больницу я приехала около шести. Вот только Игоря увидеть сразу не получилось.

— Игорь Владимирович занят. Просил никого не пускать, — сообщил мне охранник, преграждая путь.

— У него процедуры? — удивилась я, отступая на шаг назад.

— Нет. У него гости.

— Гости? Кто?

Ответом мне стал появившийся в дверях палаты худощавый мужчина с кожаной папкой. А следом за ним — Скворцов.

— Маргарита Максимовна, добрый вечер, — поздоровался со мной начальник службы безопасности Игоря. Второй притормозил, с интересом разглядывая меня.

— Здравствуйте. Что-то случилось?

— Нет, все в порядке. К Игорю Владимировичу пришел следователь по поводу аварии.

— Он что-нибудь вспомнил? — с надеждой спросила я.

— К сожалению, не много, — ответил мне следователь. — А Вы?…

— Маргарита Максимовна — дочь близкого друга господина Левинского, — Скворцов даже не дал мне рта раскрыть.

— Пришла навестить Игоря Владимировича, — продемонстрировала я пакет с пирогом и термосом с чаем. — Как он?

— Вы можете к нему зайти. Правда, врач просил ненадолго.

— Спасибо. Могу я с Вами потом поговорить?

— Да, конечно, — кивнул безопасник, понимая, о чем пойдет речь.

Игорь полулежал на кровати, прикрыв глаза. Его лицо было напряжено и чуть искажено судорогой боли. Приборы все также мерно попискивали. Когда же их, наконец, отключат?

— Привет, — поздоровалась тихо, боясь напугать Игоря. Но он все же вздрогнул. Его взгляд остановился на мне. Ни улыбки, ни радости. Оно и понятно. Я для него сейчас была чужим человеком. — У тебя был следователь?

Я подошла ближе и поставила пакет на тумбочку.

— Да, — ответил Игорь, наблюдая за мной.

— Тебе удалось что-нибудь вспомнить?

— Я помню, что остановился на обочине, чтобы поднять упавший телефон. Шел сильный дождь. Дальше удар, боль и все. Больше ничего не помню.

— А ты помнишь, откуда ты ехал? — осторожно спросила я, присаживаясь на край кровати.

Он ответил не сразу.

— Андрей сказал, что я ехал со встречи с шантажистом. Я помню это как в тумане, какой-то пелене.

— Шантажист вернул фотографии?

— Ему пришлось.

— Ты знаешь, кто он?

— Скворцов нашел его. Это бывший сотрудник моей компании. Его уволили четыре года назад за хищения. Был суд. Ему дали два года колонии. Я его совершенно не помню. Всем занимались мои юристы.

— Он мстил тебе за суд?

— Тогда от него ушла жена, забрала детей и до сих пор не дает ему с ними видеться. К тому же, после тюрьмы ему приходиться перебиваться случайными заработками. Никто не берет его на приличную работу.

— И он решил, что ты должен заплатить ему за эти неудобства?

— Да. Люди Скворцова задержали его в аэропорту. Он пытался улететь на Кипр. К тому же ему помогал один из моих сотрудников. Снабжал информацией. Они оказались родственниками.

— Что с ним теперь будет?

— Он уже дал признательные показания. Его ждет суд и снова тюрьма.

— А деньги?

— Почти все возвращены.

— Это хорошо, — улыбнулась я. — Постой. Ты помнишь Скворцова?

Игорь опустил глаза.

— Ты все вспомнил? — мое дыхание споткнулось.

— Не все, — его взгляд снова вернулся ко мне. — Но многое.

— И что же ты вспомнил? — сердце сжалось в ожидании ответа.

— Я помню тебя, — голос Игоря дрогнул. — Правда, отрывками.

— Какими именно? — чтобы занять себя и не выдать охватившего меня страха, я принялась извлекать из пакета принесенное угощение.

— Что там? — спросил он, пытаясь заработать себе косоглазие.

— Шарлотка. Кажется, ты любил ее. И чай.

— Не стоило беспокоиться.

— А я и не беспокоилась, — я налила чай в пластиковый стаканчик и воткнула в него трубочку. — Мне хотелось сделать тебе приятное.

— И, по-моему, у тебя это всегда получалось хорошо, — в словах Игоря не было ни капли шутки или флирта.

— Тебе виднее, — я снова устроилась на его постели с блюдцем и чайной ложкой.

— Рита, ты понимаешь, что теперь я?…

— Надеюсь, я не переборщила с сахаром. Кажется, пирог пропекся хорошо, — перебила я его. Не хочу, чтобы он снова искал причины, чтобы вытолкнуть меня из своей жизни. — Открывай рот.

Игорь подчинился не сразу. Смотрел строго и недовольно.

— Да, пропекся идеально, — разжевал он лакомство, не сводя с меня пристального взгляда.

— Чаю?

— Если не сложно.

— Не сложно.

Трубочка ловко легла между его губ.

— Рита…

— Игорь?

— Не хочу, чтобы ты превращалась в мою няньку.

— И не собиралась.

Он отобрал у меня блюдце. Ему не сразу удалось отломить чайной ложечкой кусочек шарлотки. Я видела, какие страдания причиняло Игорю это простое усилие. Но молчала.

— Черт, — выругался он.

— Помочь?

— Я сам, — огрызнулся Игорь, продолжая терзать пирог.

— Хорошо. Это так ужасно принимать от меня помощь?

— Ненавижу быть беспомощным, — он все же отправил в рот изрядно помятый кусочек.

— Чай возьмешь сам? — вскинула я бровь.

Игорь скосил глаза в сторону тумбочки. Я же закатила свои и подала ему стаканчик.

— Тебе не стоит так печься обо мне.

— Почему? — мне, действительно, стало интересно.

— У тебя есть своя жизнь и свои дела. Не хочу, чтобы ты проводила все время возле меня, — он вернул мне блюдце, всем своим видом показывая, что трапеза закончилась.

— Ты помнишь наш последний разговор перед аварией?

— Частично. Кажется, я обещал тебе ужин.

— Да. Но я не об этом. Мне казалось, что тогда мы друг друга поняли и договорились. Я не хочу, чтобы ты закрывался от меня при каждой возникшей проблеме.

— Я не хочу, чтобы ты переживала за меня.

— А я хочу за тебя переживать, — вспыхнула я, но тут же взяла себя в руки. — И я хочу заботиться о тебе. Что в этом плохого? Почему ты не принимаешь от меня помощь, Игорь?

— Рита? — голос за спиной заставил меня вздрогнуть и испуганно оглянуться.

— Папа?

— Не ожидал тебя здесь застать, — подошел он ближе и обратил внимание на Игоря. — Привет! Как ты?

— Сыт. Умыт. Хотелось бы сказать, что здоров, но, увы, — каждое его слово сочилось сарказмом, который он даже не пытался скрыть.

— Это поправимо, Игорь. Врачи что-нибудь придумают.

— Я в этом не уверен.

— Врачи поднимают на ноги безнадежно больных, — вспомнила я слова Леры. — А Вы… Игорь Владимирович, не в таком плачевном состоянии.

— Вот, послушай мою дочь. Она иногда говорит правильные вещи.

— Спасибо, папа, — огрызнулась я. Разговор с Игорем выбил меня из колеи, разозлив.

— Что-то вы оба не в духе, — отец перевел взгляд с друга на меня. — Что-то случилось?

— Все в порядке. Просто небольшие разногласия, — Игорь стойко игнорировал меня.

— И что же вы не поделили?

— Я считаю, что твоей дочери нужно вернуться к своим делам.

— Полностью согласен. Твое присутствие здесь совсем необязательно, Рита. Тем более, что Игорю уже лучше.

— Можно я сама буду решать, что мне делать? — с трудом сдерживала я себя.

— Не забывай, что ресторан сейчас лишен управляющего директора.

— Мартин со всем справиться.

— Мартин — повар.

— Если возникнут неотложные проблемы, он позвонит.

— Она упрямая, да? — обратился Игорь к отцу, словно меня здесь не было.

— В последнее время даже слишком. Ты бы видел, в каком она была состоянии, когда прилетела из Австрии. Скажу тебе, что ты выглядел гораздо лучше. Нам с Мариной пришлось кормить ее силой. Практически с ложечки.

Игорь остановил на мне взгляд, от которого захотелось съежиться.

— Папа, не преувеличивай. Все со мной было в порядке, — отвернулась я.

— Я смотрю, ты начинаешь все вспоминать? — про мое присутствие тут же забыли.

— Понемногу.

— Это хороший знак. Тогда ответь мне на вопрос. Что ты делал ночью за городом? Да еще и сам за рулем.

— Папа, тебе не кажется, что Игорю Владимировичу пора отдохнуть? — вмешалась я. — От него только что ушел следователь. Теперь еще и мы. Врач не рекомендовал долгие визиты.

— То есть тебе можно было с ним поболтать, а мне нет? — удивился отец.

— Я только что пришла и уже собиралась уходить.

— А пирог и чай принес следователь?

— Нет, это принесла я, — пришлось признаваться. — Но, правда, уже собиралась уходить.

И словно в подтверждение моих слов Игорь поморщился и на мгновение прикрыл глаза.

— Что такое? — забеспокоился отец. — Тебе плохо? Позвать врача?

— Нет. Сейчас пройдет. Обезболивающее перестает действовать.

— Тебя все еще мучают боли?

— Врач говорит, что это пройдет. Но я уже ни в чем не уверен.

— Мы, наверное, правда, пойдем. Тебе нужно отдыхать.

В ответ только короткий кивок. Мне хотелось коснуться Игоря, помочь ему, снять хоть часть боли. Но рядом был отец. Я решила не рисковать, только забрав пакет.

— Отдыхай. Завтра я постараюсь заехать, — произнес папа на прощание. Я предпочла промолчать. Но внесла в свои планы на завтра серьезный разговор с Игорем. Без свидетелей.

— Меня беспокоит твое назойливое внимание к Игорю, — отец наблюдал за моей реакцией, пока мы ехали в лифте.

— Почему оно тебя беспокоит? Я не делаю ничего плохого.

— Тебе лучше вернуться в Вену.

— Вернусь. Через пару дней. Обещаю.

Он тяжело вздохнул. Но мнение оставил при себе, избавив меня от новой лжи.

В тот вечер я отказалась от ужина, сразу уйдя к себе в комнату. Меня нервировали недовольные взгляды мамы. Да и слова Игоря до сих пор неприятно отдавались внутри. Ну, почему он все время пытается от меня избавиться? Почему так боится и избегает моей помощи?

— Может, потому что ты ему не особенно нужна? — мелькнула в голове предательская мысль.

Нет, это было не так. Я помнила его слова накануне аварии. Он нуждался во мне.

— Ага, в постели. А вне ее?

— Но он сказал, что я нужна ему не только для секса.

— Все мужчины готовы говорить женщине то, что она хочет услышать, чтобы заполучить желаемое. Ты же большая девочка и прекрасно это знаешь.

Диалог в моей голове заставлял меня метаться на кровати, не давая уснуть. Былые страхи вернулись. Внутри снова разливалась забытая боль. Но я отчаянно гнала ее прочь, из последних сил хватаясь за ускользающие остатки надежды. А ее оставалось все меньше и меньше. Ближе к утру мне приснился сон. Я летела вниз. С крыши. Мимо смазанными пятнами проносились окна. А сверху на меня смотрел Игорь. Равнодушно и холодно. Проснулась я за мгновение до того, как мое тело превратилось на асфальте в мешок с переломанными костями. Горло сдавливали спазмы, мешая дышать. Из груди рвались рыдания. А за окном начинался новый день. Солнце билось через стекла, заполняя комнату ярким светом.

— Это сон, всего лишь сон, — повторяла я, снова и снова плеская на лицо холодной водой.

Все валилось из рук, пока я приводила себя в порядок и одевалась. Мне до отчаянной дрожи во всем теле хотелось увидеть Игоря. Его глаза. И тепло в них. Чтобы он смотрел на меня также, как в тот момент, когда я кончала под ним. С восторгом. Восхищением. Удовольствием. Не хочу видеть в них безразличие. Оно что-то убивало во мне. Заставляло старые раны открываться и болеть.

Завтрак никак не лез в меня. Сырники выглядели аппетитно. Вот только самого аппетита не было. Даже кофе остался почти нетронутым. Мама молчала. Только раздраженно поджимала губы. Да дерганные движения выдавали ее недовольство. Папа уже уехал в ресторан.

Показано 40 из 41 страниц

< 1 2… 38 39 40 41 >

< 1 2… 39 40 41 >

Такси не приезжало долго. Москва уже проснулась и встала в пробках. Встреча с Игорем откладывалась. Жаль, что у него еще не было телефона. Сердце в груди билось, ломая ребра. Да что же это со мной?

Падая на заднее сиденье машины, я назвала адрес больницы. Пальцы дрожали, сжимая сумочку. Из глубины желудка поднималась тошнота. Я заставляла себя дышать. Надо успокоиться. Игорь не должен видеть меня в таком состоянии.

Я старательно натягивала на лицо улыбку, пока шла по коридору к его палате. Охранника увидела издалека. Сегодня это был Денис.

— Игорь Владимирович просил никого к нему не пускать, — остановил меня его строгий голос.

— Что-то случилось? У него снова следователь?

— Нет. Он один.

— Тогда почему я не могу войти? — сделала я попытку обойти мужчину. Но он хорошо знал свою работу.

— Это приказ. Сегодня Игорь Владимирович никого не принимает. Вам лучше уйти.

— Но я не понимаю. Что произошло?

— Не могу знать. Я только выполняю указания.

— Маргарита Максимовна?

Голос за спиной заставил оглянуться. Скворцов.

— Здравствуйте. Нам вчера так и не удалось с Вами поговорить, Андрей.

— Вы хотели о чем-то меня спросить?

— Да, я хотела узнать о…, - я бросила взгляд в сторону Дениса. Его лицо хранило маску невозмутимости.

— Все в порядке. Эта проблема решена. А Вы уже уходите или только пришли?

— Пришла, но меня не пускают.

— Распоряжение Игоря Владимировича, — тут же произнес охранник.

— Он чем-то занят?

— Нет. Он один.

— Он никого не хочет видеть?

— Распоряжение касается только Маргариты Максимовны.

— Что? — задохнулась я от удивления. — Только меня. Почему?

— Не знаю. Мне не объяснили.

— Вы поругались? — спросил у меня Скворцов.

— Нет.

— Может, ему просто нужно время?

— Для чего? Я уже видела его. Не понимаю, что могло произойти.

— Дайте ему время. Игорю Владимировичу сейчас не просто. Попробуйте прийти завтра.

— Я никуда отсюда не уйду. Буду сидеть под дверью, пока он меня не впустит.

— Это глупо, Маргарита Максимовна.

— Пусть, — упрямо заявила я, устраиваясь на стуле возле дверей. — Я не уйду. Так ему и передайте.

Скворцов тяжело вздохнул, обменялся взглядами с Денисом и вошел в палату.

Я просидела у дверей до вечера. Игорь так и не сжалился надо мной. Вернувшийся после встречи с ним безопасник только сокрушенно покачал головой, но ничего не объяснил. Внутрь беспрепятственно проходили медсестры и врачи. Даже юристу позволили войти. А я продолжала ждать на пороге, как наказанная собачонка. Вот только проблема была в том, что я не понимала своей вины.

Я вышагивала по коридору, пытаясь придумать способ поговорить с Игорем. Несколько минут назад к нему зашла медсестра. Может, после ее ухода мне удастся попасть к нему? Ожидание и непонимание выматывали похлеще самой тяжелой работы. В моем желудке сегодня не было ничего, кроме кофе. Он бунтовал и закручивался спазмами. Но мне не было до него никакого дела.

— Игорь Владимирович просит Вас зайти, — я не сразу поняла, что она обращалась ко мне. — Идите. Он хочет Вас видеть.

Взгляд на Дениса. Он посторонился, приоткрывая для меня дверь. Перешагивая порог, мне так много хотелось сказать Игорю. Но все слова застряли у в горле, когда наши глаза встретились. И я снова полетела вниз. С той самой крыши.

Игорь

Итак, приговор вынесен. Врач только что вышел, оставив меня на руинах надежды. Операцию делать слишком рискованно. Велика вероятность того, что позвонки могут сдвинуться, окончательно сжав нерв. И тогда я не только ноги перестану чувствовать, но и все, что находится ниже травмы. Импотенция. Недержание. Причем не только мочи. Проблемы с внутренними органами. Врач в красках расписал мое «прекрасное» будущее. Захотелось немедленно выйти в окно. Но мне мешало одно маленькое неудобство — я не мог дойти до этого окна.

— Неужели, совсем ничего нельзя сделать? — разозлился я.

— Мы можем только немного облегчить Ваше состояние, Игорь Владимирович. Снять боль. Это лечебная физкультура, массаж, препараты.

— Но они не поднимут меня на ноги. Верно?

— К сожалению, нет, — отвел он взгляд.

— А если обратиться к врачам, не знаю, в Германии?

— Вы, конечно, можете попробовать, но, боюсь, их ответ будет мало чем отличаться от нашего.

— Иными словами, я до конца своих дней прикован к постели?

— Не обязательно. Вы можете передвигаться туда, куда захотите.

— В инвалидном кресле, — выплюнул я, чувствуя, что снова возвращается боль.

— Увы, — врач беспомощно развел руками.

И вот уже почти рассвет, а я так и не сомкнул глаз. Думал. Было о чем.

Охватившее меня отчаяние схлынуло быстро. Резать вены, глотать таблетки — все это не по мне. Миллионы людей живут в инвалидном кресле. И у большей части из них нет тех возможностей, что были у меня. Конечно, придется кардинально изменить жизнь. Переделать квартиру, возможно, переехать в другую. Сложнее всего сохранить прежнее уважение и уверенность во мне подчиненных. Они должны все также чувствовать мою твердую руку. Как и конкуренты. Представляю, как они уже готовы были рвать на куски мой бизнес. Но вам не достанется ничего. Я еще и ваше отберу. У меня не работают только ноги. Все остальное в полном порядке. И сейчас не время тонуть в соплях. Пусть этим занимаются слабаки. Я не такой!

Но была в моей жизни одна слабость. Девочка с изумрудными глазами. Нежная. Теплая. Сладкая. Готовая ради меня на все. Даже на плаху. Глупая! Нет, идиотка! И никак иначе! Если ты сама не можешь уйти, я помогу тебе сделать это. И да, тебе будет больно. Я сделаю все для того, чтобы вывернуть твою душу наизнанку, разбить твое сердце и превратить его в лохмотья. Только так ты сможешь забыть меня. Потому что будешь ненавидеть до конца своих дней.

— Юля, попросите, пожалуйста, Дениса зайти ко мне, — обратился я к медсестре, что делала утренний укол.

— Хорошо, Игорь Владимирович, — кивнула она.

— Доброе утро, Игорь Владимирович, — поздоровался охранник. — Вы что-то хотели?

— Да, у меня для тебя распоряжение, Денис.

— Слушаю, Игорь Владимирович.

— Не пускать ко мне Маргариту Воронцову. Ни при каких условиях!

На его лице отразилось недоумение.

— Хорошо, Игорь Владимирович. Запрет на посещения распространяется только на нее?

— Да. Только на нее.

— Что-то еще?

— Нет. Пока это все.

Денис кивнул и оставил меня одного. Я начинал ненавидеть эту тишину и пустоту. Хорошо, что это длилось недолго. Скоро я услышал ее голос. Сердце споткнулось и сжалось. Нет, никакой жалости! Никаких чувств! Никаких эмоций! Моя девочка должна стать свободной и найти свое счастье. Если для этого мне придется убить часть себя, что ж, я был готов.

Я лежал, смотрел в потолок и слушал ее возмущенный голос за дверью. Он разливался обжигающим ядом по моим венам. Пришлось стиснуть зубы и приказать себе не слышать.

— Игорь Владимирович, доброе утро, — Скворцов прикрыл дверь, отрезая меня от Риты.

— Доброе, — ответил жестче, чем хотел.

— Маргарита Максимовна чем-то попала в немилость?

— Да, — бросил я, не глядя на него. — Слишком навязчива. Ей стоит остудить пыл.

Я сам себя ненавидел за то, что говорил.

— Она там рвет и мечет. Не знаю, выдержит ли Денис эту оборону.

— Это его работа. Не выдержит, значит, будет уволен, — резко ответил я. — Что у тебя?

— Я пришел с не очень приятной новостью, Игорь Владимирович.

Я перевел на него взгляд, ожидая продолжения.

— Ну, говори!

— Таянов сегодня повесился в камере.

— Что? Каким образом? — если бы я мог, то обязательно вскочил бы сейчас на ноги.

— Проводится расследование. Пока непонятно.

— Он сам?

— Похоже на то.

— Зачем он это сделал?

— Полагаю, он понимал, что срок ему грозил немаленький. Шантаж — это не хищение провода. Здесь все серьезнее. А после выхода из тюрьмы его не ждало ничего хорошего. И я… не стал говорить об этом Маргарите Максимовне.

— Хорошо, — кивок вышел мелким. Знакомое имя шевельнулось внутри острым осколком. Интересно, сколько это будет продолжаться? Неделю? Месяц? Год? — Андрей.

— Да, Игорь Владимирович?

— Я хочу, чтобы ты в понедельник привез ко мне Оксану и Лерникова. Давай часам к десяти. Пусть он подготовит отчет о том, как сейчас идут дела в компании. Особенно, как исполняется контракт с немцами, — я поморщился от боли, прострелившей спину. Помолчал, пережидая приступ. — И позвони Аронову. Мне нужна его консультация.

— Хорошо, все сделаю, Игорь Владимирович.

— И еще.

— Да?

— Смени все машины, на которых я езжу.

Скворцов замешкался.

— На какие?

— Я собираюсь отказаться от внедорожников. В моем положении… невозможно ими пользоваться. Слишком высоко.

— Но со временем Вы же встанете на ноги? — осторожно спросил он.

— Это маловероятно, — признаться в этом оказалось гораздо легче, чем я думал. Скворцов молчал. — Поэтому седан той же модели вполне подойдет.

— Хорошо. А цвет? Черный?

— Да.

— Хорошо. Я займусь этим вопросом сегодня же. Внедорожники продать?

— Да.

— Еще будут распоряжения?

— Мне нужен телефон.

— Сегодня же он у Вас будет.

— Хорошо, — я заставил себя расслабиться. Боль никак не отступала. — Ты можешь идти.

Хлопнула дверь. Я снова остался один. Пора к этому привыкать. Теперь так будет всегда.

День тянулся долго. Иногда приходили медсестры, чтобы сделать укол, перевязку или принести поднос с едой. Она оставалась нетронутой. Я не мог заставить себя есть. Хотя понимал, что это только усугубит мое положение.

— Она все еще там? — спросил я Юлю. Она пришла после обеда поставить капельницу.

— Да. И уходить не собирается, — взгляд медсестры осуждал меня. — За что Вы так с ней, Игорь Владимирович? Она Вас чем-то обидела?

Я промолчал. Не хочу никому ничего объяснять.

— Вы снова ничего не съели. Так не пойдет. Вам нужны силы, чтобы поправиться.

— Я не голоден.

— Может, Вас не устраивает больничная еда?

— Я просто не хочу есть. Вы закончили с капельницей?

— Да.

— Тогда оставьте меня. Поднос с едой можете забрать.

Она передернула плечами и ушла. Похоже, люди начинали считать, что я тронулся умом. Плевать! В моем положение — это самое то.

С самого утра во мне ощущалась злость на весь мир. Меня раздражало солнце, бьющее в окно. Белый цвет стен, от которых уже тошнило. Сочувствующие взгляды, которые я ненавидел. Рита, что сидела под дверью преданной собакой. И это бесило больше всего. Мне хотелось на кого-нибудь наорать. Положение усугубляла пульсирующая боль в спине. Позже к ней присоединилась головная. Почему я выжил? Зачем? Когда-то я прочитал, что через страдания и беду нас учит Вселенная. Чему я должен был научиться сейчас? Выживать один? Научиться собственной беспомощности? Я не понимал. Раздражение усиливалось.

— Добрый день, Игорь Владимирович. Как Вы себя чувствуете?

Аронов. Мой юрист. Скользкий, неприятный, но очень хороший юрист.

— Добрый день, Николай Викторович. Как видите, еще жив, — без тени юмора ответил я.

— Скворцов сказал, что Вы хотите меня видеть.

— Да. У меня для Вас есть дело.

— Слушаю, — он взял стул и устроился возле кровати.

— Николай Викторович, я хочу, чтобы Вы составили опись всех моих активов, включая, как частную собственность, так и корпоративную.

— Хорошо, Игорь Владимирович, — немного неуверенно ответил юрист. — А могу я узнать, зачем Вам это понадобилось?

— Думаю, пора подумать о завещании. Как-то раньше мне это в голову не приходило. Видимо, я считал себя бессмертным.

Аронов не оценил моего юмора.

— И… кому Вы планируете все завещать?

У меня никого не было. Больше никого. Кому я мог завещать все свое состояние?

— А вот пока вы составляете опись моего имущества, я и определюсь с наследниками, Николай Викторович.

— Понял. Когда Вам нужна эта информация?

— Чем быстрее, тем лучше.

— Думаю, через неделю она у Вас будет.

— Меня это вполне устроит.

— Я слышал, Таянов покончил с собой, — осторожно сменил тему Аронов.

— Да. Глупый поступок, — я пошевелил плечами, желая хоть так уменьшить боль в спине. — Но он сам сделал свой выбор. Займитесь и этим вопросом, Николай Викторович.

— Уже занимаюсь.

— Хорошо. Это все, что я от Вас хотел. Вы можете идти.

Аронов кивнул, поднялся. На пороге задержался на мгновение, но так ничего и не сказал. Я прикрыл глаза веками в тщетной попытке забыться. Но мне мешала разлитая в голове тяжесть. Капельница в руке раздражала, ограничивая движения. Ненавижу эту беспомощность!

Скворцов вернулся с телефоном, когда лучи солнца уже окрасились в оранжевый и медленно ускользали из палаты. Скоро снова наступит ночь. Время, когда солгать себе невозможно. И мне придется до утра выслушивать собственную совесть, которая сварливой и голодной старухой будет есть меня изнутри. Что ж, приятного ей аппетита.

— Вот, Ваш телефон, Игорь Владимирович, — он протянул мне серебристый прямоугольник. На экране стандартная сине-белая заставка. — Номер у Вас прежний.

— Спасибо, Андрей.

— Оксану и Лерникова я предупредил, что Вы хотите их видеть.

— Как там обстановка в компании?

— Все за Вас переживают, Игорь Владимирович. Ну, и неопределенность, конечно. А так проблем особых нет. Все в рабочем порядке.

— Хорошо.

Скворцов не торопился уходить. Я видел, что он хотел о чем-то спросить.

— Говори.

— Маргарита Максимовна все еще там.

— Знаю, — бросил коротко, не желая обсуждать эту тему.

— Я пытался убедить ее уйти. Она отказывается. Говорит, что не уйдет, пока Вы с ней не поговорите.

— Это пройдет. Она одумается и уйдет.

— Она даже не понимает, за что Вы так с ней.

— А с чего это вдруг ты решил выступить ее адвокатом? — внутри меня шевельнулась ревность. Я тут же задушил ее, не давая завладеть моими мыслями.

— Вовсе нет. Просто… Вам не кажется это несколько жестоко?

— Нет, мне так не кажется, — ответил сквозь зубы. — На сегодня ты свободен. Твой номер есть в телефоне?

— Конечно. Там номера всех, кто может Вам понадобиться.

— Отлично.

Я опустил телефон на кровать рядом с собой.

— До понедельника, Игорь Владимирович.

— Да.

В палату скользнули сумерки. Юля пришла, чтобы сделать укол. Жаль, что она включила свет. Мне нравился полумрак. В нем было как-то уютнее, словно он помогал мне скрывать то, что я хотел спрятать ото всех. Свет же выставлял это наружу.

— Как Вы себя чувствуете?

— Голова болит. И спина.

— Сейчас станет легче.

— Вы знаете, сколько сейчас время?

— Полагаю, вечер, — часов у меня не было.

— Верно. А эта девушка все еще там. Похожа на зомби, но не уходит, — Юля говорила это как бы невзначай, словно речь шла о погоде.

— Совсем с ума сошла, — процедил я зло.

— И сдается мне, что она и до утра там просидит. Интересно, чем же она Вас так обидела?

— Мне кажется, это не Ваше дело.

— Не мое, — кивнула медсестра, собирая использованные шприцы и ампулы.

Мой голос остановил ее у самых дверей.

— Юля.

— Да, — оглянулась она.

— Скажите моему охраннику… Пусть она войдет.

Прошла, наверное, только минута, прежде чем дверь открылась снова. Но каждая секунда в ней напоминала вечность.

Я заставил себя смотреть прямо на нее, культивируя внутри себя злость и равнодушие, граничащее с презрением. В ее глазах плескался страх и… боль.

— Игорь, что это за спектакль? — набросилась на меня Рита. Ее пальцы, сжимающие ремешок сумочки, подрагивали. Под глазами пролегли темные круги, которые она тщательно пыталась замазать тональным кремом. Бледная. Напуганная. Хрупкая.

Я запретил себе жалость и любые чувства к ней.

— Какой спектакль? Я просил тебя не приходить, — холод в моем голосе, заставил Риту замереть, так и не дойдя до кровати. — Но ты отказываешься понимать.

— Что я должна понять? Что ты снова пытаешься выкинуть меня из своей жизни?

— Именно.

Она опешила от моего ответа.

— Что? — дрогнули ее губы. — Что ты удумал?

— Давай начистоту. Авария внесла в мою жизнь некоторые коррективы. Отныне я прикован к инвалидному креслу. И так будет до конца моих дней.

— Игорь, это…

— Не перебивай, — рявкнул я так, что Рита вздрогнула. Правильно, девочка моя, бойся меня. — И как ты понимаешь, вряд ли я теперь смогу тебя трахать.

— Игорь…

— Я просил меня не перебивать, — усилие отозвалось в голове новым приступом боли. Главное сейчас, не показывать этого. — Да, у нас был прекрасный секс. Как я и предполагал.

— Предполагал? — не поняла она.

— Да. Я искал для себя постоянную любовницу. Те женщины, что попадались мне, были не тем, что нужно было мне. А потом в «Катерине» я увидел тебя. И по твоим глазам прочитал, что ты хочешь меня. Ты красива. У тебя прекрасная фигура. К тому же, я помнил, как хороша ты была в постели. Хотя тогда, шесть лет назад, ты еще была девственницей, но умела доставить удовольствие. Зря я ушел. Мы могли бы прекрасно развлекаться. Так вот, после встречи в «Катерине» я решил попробовать сделать тебя своей любовницей. Измена Артемова оказалась весьма кстати. Ты согласилась на все.

Лицо Риты стало еще бледнее. Глаза наполнились непониманием и слезами.

— Ой, только давай без истерик, — бросил я небрежно. — Они уже ничего не решат. Ты была прекрасной любовницей, позволяя трахать себя как угодно и где угодно. Признаться честно, не ожидал, что ты будешь у Громовых. Я собирался провести приятную ночь с Аленой. Знаешь, люблю разнообразие. Но нет, ты решила устроить мне сюрприз. И создала мне массу проблем. Кстати, именно по твоей вине я сейчас прикован к постели.

Ее голова дернулась в недоверии.

— Если бы не твое желание потрахаться во время банкета, то ничего этого не было бы. Но девочке приспичило!

— Я не верю, — прошептала Рита, роняя первую слезу. — Ты не можешь так говорить.

— Почему не могу, если это чистая правда? Или ты, действительно, поверила в то, что что-то для меня значишь? — я рассмеялся, игнорируя вспыхнувшую боль в позвоночнике. — Глупая, я всего лишь получал удовольствие с твоей помощью. В мои планы не входили продолжительные отношения с тобой. Через месяц или два я бы все равно тебя бросил.

— Но ты же говорил…

— Боже, Рита! Сколько тебе лет? Я говорил то, что ты хотела слышать. Так ты становилась покладистой и раздвигала для меня свои прелестные ножки.

— Почему? — ее тело дернулось в преддверии рыданий. Боже, как же я ненавидел себя в тот момент! Но продолжал вбивать гвозди в гроб наших отношений.

— Что почему? Почему именно ты? Или почему я так поступил с тобой? Да какая мне была разница кого трахать. Тем более, что ты устраивала меня по всем параметрам. Мне нравится, когда женщина любит секс. А ты его просто обожала. Если тебя это утешит, ты была лучшей любовницей, что когда-либо у меня были.

Рита сделала шаг назад. Потом еще один. Ее лицо уже было мокрым от слез. Пальцы вцепились в сумочку, словно она могла ее защитить.

— Тебе пора вырасти. Мужчинам и женщинам иногда надо снимать напряжение. Секс — отличный способ. Не вижу в этом проблемы. Ты же тоже получала удовольствие.

— Но я тебя любила, — прошептала она.

— Да брось! Какая любовь? Между нами двадцать лет разницы. Ты просто влюбилась в меня еще подростком. И так и не смогла перерасти это чувство. Сейчас самое время. Найди себе хорошего парня. Выйди за него замуж. Нарожай детей. И радуйся жизни.

— Я не могу в это поверить, — всхлипнула Рита.

— Придется. Потому что все это правда. Не думал, что ты так серьезно воспримешь нашу связь. Я же столько раз говорил тебе, что не стоит меня любить. А ты так ничего и не поняла. Что-то нафантазировала себе. И вот результат. Мой тебе совет. Просто забудь. Иди, выпей чего-нибудь покрепче, поплачься в жилетку своей подруге и забудь.

— Я ненавижу тебя, — выплюнула она мне в лицо. Ее глаза горели яростью. То, что надо!

— Мне все равно, — еще одна порция лжи уже ничего не изменит. А моя девочка отныне будет свободна.

— Будь ты проклят!

— Давай обойдемся без громких слов.

— Ненавижу.

Рита рванула на себя дверь и вылетела, так и оставив ее открытой.

— Все в порядке? — заглянул Денис.

— В полном, — доиграл я свою роль. — Выключи здесь свет.

И только когда мой мир снова замкнулся в небольшом пространстве больничной палаты, погрузившись в темноту, я позволил себе снять маску и безвольно распластаться на кровати. Боль в голове и спине не шла ни в какое сравнение с тем, что творилось у меня на сердце и в душе. Будь я сейчас дома, непременно напился бы. Здесь же этот способ исцеления был мне недоступен. В ушах продолжали стоять слова Риты:

— Ненавижу… Будь ты проклят…

Да, моя девочка, именно так. Ненавидь меня. Презирай. Проклинай. Не смей оставлять внутри себя ни единой капли любви ко мне. Я не заслужил ее. Как не заслужил тебя. Спасибо за несколько недель счастья. Оно стоило дорого. Слишком дорого для нас обоих. Но я не жалею ни об одной секунде, проведенной с тобой.

Я закрыл глаза, навсегда вырывая из своего сердца мою любимую девочку с изумрудными глазами.