Разве может сейчас стоять передо мной Максим? Это ведь не мой глюк? Передо мной собственной персоны Орлов Максим, я рассматриваю его. Как давно он здесь? Волосы немного выгорели, а кожа уже загорела, в уголках его глаз появились новые морщинки, я отмечаю каждую мелочь. Он выглядит очень уставшим, смотрит на меня диким взглядом.
— Здравствуй, Максим — смотрю ему прямо в глаза, хочу разреветься и броситься ему на шею, он так близко и так далеко от меня.
— Яна — бросается он ко мне и обнимает, целует в глаза, нос, щеки, губы, куда только попадает — я целый год жил в аду, почему ты ничего мне не сказала? Почему не позвонила мне? Как ты могла скрывать от меня сына? — кажется, что сейчас все присутствующие смотрят на нас, а не на фотографии. Миша напугался, он начинает громко плакать. Это меня отрезвляет, как и необоснованные обвинения Максима, я ведь не скрывала от него сына, я звонила ему из колонии, это он забыл о нас и даже не думал, налаживал свою личную жизнь.
— Ты пугаешь сына, Максим, мы пойдем, Миша теперь так просто не успокоится — сын на моих руках продолжает не просто плакать, а захлебываться в слезах и кричать — тише, сыночек, тише — глажу его по спине и даю соску, он ее выплевывает и не желает успокаиваться. Иду к выходу быстрым шагом, Максим и не думает от меня отставать, идет следом за нами.
— Яна, дай его мне, пожалуйста — оборачиваюсь на Максима, он смотрит на меня испытующе, его взгляд теперь исследует нашего сына он рассматривает его жадно, долго. Я не могу сейчас ему отказать, даже если сын не перестанет плакать, Миша долго привыкает к людям.
— Только аккуратно, Максим, сын не любит сидеть на руках у чужих людей — передаю ему плачущего сына, глазки уже опухли, а щечки мокрые от слез.
— Сынок мой — бережно прижимает к себе Максим, вдыхает запах его волос, он родился точной копией Максима, даже вьющиеся волосы и рыжеватый оттенок — какой ты красивый у нас получился, ну же мужичок, мне тоже страшно — вопреки моим ожиданиям, Миша перестает плакать.
— Спустимся к парку, здесь неподалеку — говорю я Максиму.
Мы идем с Максимом в полной тишине, только изредка сын всхлипывает, отголоски его истерики. Миша периодически проверяет, что я иду рядом и даже не думает тянуться ко мне. Все-таки кровь не вода. Они вдвоем такие красивые, как две капли воды. Никто из нас не решается нарушить мнимую идиллию, так и идем, пока сын не засыпает на плече у Максима.
— Максим, мы поедем с Мишей домой, он уснул, потом мне нужно будет его искупать — тяну руки, чтобы взять сына, но Максим не дает мне этого сделать.
— Я поеду с вами, ты ведь не думаешь, что я отпущу тебя сейчас? Нам нужно обо всем поговорить, Яна — твердо говорит мне мужчина из моего прошлого — ты на машине?
— Нет, у меня нет машины — отвечаю на его вопрос.
— Хорошо, скажи куда вызвать такси и мы поедем вместе — не спрашивает он. Бескомпромиссный, узнаю его. Он может таким быть, ведь сейчас в его глазах я виновата, скрывала от него сына. Не хочу скандалить в парке, будить Мишу. Молча достаю телефон и сама вызываю такси. Максим так и не выпускает сына из рук, всю дорогу он им открыто любуется, гладит по пухлым щечкам и улыбается чему-то. Все время шепчет «Сынок мой».
— Приехали — говорю ему, идет за мной, испепеляет меня взглядом в лифте, но я не обращаю внимания на него, я думаю о том, что сына нужно уложить в кроватку.
— Проходи прямо и налево, кроватку сам увидишь — ухожу от него на кухню, надеясь, что он не придет ко мне, а молча уйдет из нашей с сыном квартиры. Но я очень сильно ошибалась, он появляется на кухне спустя двадцать минут.
— Поговорим?
— Есть о чем? — спрашиваю его.
— Ян, за что ты так со мной? Ты хоть понимаешь, что я испытал?
— Ну что ж, если ты хочешь поговорить, то давай поговорим. Я не совсем понимаю в чем ты меня обвиняешь. Одному тебе было тяжело, значит?! Ты хоть знаешь что я пережила? Я ведь приходила к тебе тогда, разве ты забыл? Ты посоветовал найти другого отца для Миши.
— Яна, почему ты мне не сказала о том, что ты под следствием? Что я должен был думать после того спектакля, который ты устроила — повышает голос Максим.
— Не ори — пресекаю его — сын спит. Я приходила к тебе тогда не за жалостью и помощью, я думала только о сыне, я пришла к тебе с просьбой забрать сына, чтобы его детство не прошло в колонии. Но тебе было гораздо интереснее полететь, кажется, в Барселону со своей подружкой, теперь уже женой, полагаю? — не могу не сказать этого.
— Я не женат, Ян. Ты должна была мне сказать, ты должна была мне все рассказать тогда.
— Но даже после этого я не оставила попыток, знаешь? Я ради сына наступила на свою гордость и звонила тебе из колонии на восьмом месяце беременности, только ответил не ты. А твоя будущая супруга Вероника, попросила не расстраивать скорую свадьбу. Ну как жизнь с молодой женой? — льется из меня яд.
— Я не знал, Ян, я не знал, что ты звонила мне — Максим растерян.
— Не знал?! Тебе ведь одному было тяжело, да?! Ты один жил, как в аду, а я была на курорте по — твоему? — обещала себе не показывать ему своих эмоций, но чувствую приближение слез — ты хоть знаешь каково это умереть вместе с ребенком потому что любимый человек отказался от тебя. Ты понимаешь через что я прошла? Это моя жизнь превратилась в ад, это ты пришел, потоптался по моей жизни и укатил в Москву к своей девушке. Ты обвиняешь меня в чем-то, а сам? Ты ведь скрывал меня от своей Вероники, кем я была? Любовницей? Временным развлечением?!
— Ты никогда, никогда не была для меня временным развлечением. Я не врал тебе, Яна, я расстался с ней до того, как сделал тебе предложение — он оказывается слишком близко ко мне, так что я слышу его тяжелое дыхание и стук сердца — прости меня, Яна, прости за то, что не был с тобой рядом, когда так нужен был, но не гони меня от сына, я умоляю тебя. Хочешь, я встану на колени. Я был в колонии, год назад, мне сказали, что ты умерла и ребенок наш вместе с тобой, доктор все подтвердила, не помню как ее зовут.
— А надо было запомнить, Максим, имя женщины, которая спасла твоего сына. Надо было запомнить — всхлипываю я. Всего слишком много, много Максима рядом со мной, много больных воспоминаний, я ведь тогда засыпала и просыпалась с мыслью «Лишь бы все получилось», потому что если бы не получилось…я даже не хочу думать, что тогда было бы — тебе пора уходить, Максим.
— Не гони меня, Яна, мы итак очень много времени потеряли, позволь быть рядом, если не с тобой, то с сыном, прошу тебя.
Она рядом со мной, живая, можно прикоснуться, обнять, поцеловать или я уже навсегда потерял это право? Каждое ее слово бьет меня под дых, сначала я зол на нее, за то что не объявилась, за мой адовый год самобичевания, за то, что смогла без меня, а я без нее уже никогда не смогу. Она мне звонила, звонила и услышала, что я собираюсь жениться. Как я позволил всему этому случиться, почему не сберег эту позднюю любовь, почему я позволил вмешаться третьим лицам в наши отношения. Разве мог я слушать всех подряд, кроме моей невозможно сильной Яны. Я сейчас готов целовать ее ноги за то, что мой сын растет здоровым и счастливым ребенком, за то, что его мать поставила на кон все, что могла…лишь бы его детство не отличалось от детства других детей. Нам еще нужно многое обсудить с ней, я всегда буду слушать только Яну, пусть только простит меня, через год, через два, десять лет.