Долго тебя ждала

31

Максим все-таки ушел в тот вечер, это было прекрасным решением, мне нужно было время, чтобы прийти в себя, загнать свою истерику куда подальше и больше никогда ему не показывать своих чувств. Но он ушел только в тот вечер, а утром он уже стоял и двери, а потом снова, снова и снова. Максим приходил к сыну. Он прекрасно с ним справлялся, уже через неделю Миша не слезал с его рук. Я искренне радовалась за своего сына, за то, что у него появился любящий отец, который в нем души не чает, но между нами с Максимом была огромная пропасть боли и недоверия. Нет, мы не игнорировали друг друга, мы разговаривали с ним сугубо по делу, только если что-то касалось Миши, Максим укладывал Мишу и сразу уходил, между нами все было сложно. Я не препятствовала общению сына и отца.

Убираю посуду, когда слышу сзади:

— Нам нужно поговорить, Ян — Максим сидит за столом сложив руки в замок.

— Я думала ты уже ушел, обычно ты это делаешь бесшумно, сразу, как только заснет Миша.

— Расскажи мне, пожалуйста, все. Как тебе удалось сбежать из колонии, как улетела в Америку.

— Ты будешь со мной вино или покрепче? — разговор предстоит долгий.

— Покрепче.

— Я узнала, что беременна в больнице, после нашей крупной ссоры, если помнишь — делаю глоток вина.

— Помню.

— Не перебивай, пожалуйста, не сбивай меня. Решила тебе ничего не говорить, между нами все было непонятно, твоя необоснованная ревность, наши общие недомолвки. Мы оба с тобой не справились с этим чувством. Я так растворилась в тебе, что в какой-то момент перестала контролировать, что происходит на работе. Просила отвозить в бухгалтерию очень важные финансовые документы Семена. Хотя я до сих пор не могу понять, как могло так получиться, документы я внимательно изучала, здесь еще у меня мозгов хватило. А потом твоя Вероника отправила мне фотографии и видео — делаю еще один большой глоток вина, Максим молча дополняет мой бокал — где ты ее трахал, Максим. Я звонила тебе, а ты все время был занят, общался со мной очень сдержанно, потом сказал, что задерживаешься на два дня. Мой воспаленный мозг рисовал картины твоих измен, это было очень легко, а главное, красочно сделать после увиденного мной. Поэтому я решила, что это я тебя брошу, а не ты меня. Господи, ты бы знал, как мне стыдно за этот импульсивный поступок, перед самой собой стыдно. А потом обвинение в мошенничестве, все так навалилось на меня, как снежный ком, Максим. Когда я поняла, что мне грозит реальный срок, об этом мне сказал мой адвокат, единственное, чего он смог добиться это того, чтобы меня не посадили в сизо до суда. Я закурю, если ты не против — Максим чиркает зажигалкой, я затягиваюсь и начинаю кашлять — последний раз курила после секса с тобой — смеюсь-а потом был суд, приговор, колония. Малыш меня от много спас тогда. От побоев за то, что слишком лощеная к ним пришла, от близости с начальником колонии. Ты, наверное, видел его. Хватал, зажимал меня — Максим сжимает руки в кулаки — но ничего не было, беременность проходила очень сложно, месяц перед родами я лежала на сохранении. На восьмом месяце у меня произошла отслойка плаценты, было столько крови, я так дико напугалась, Максим, что потеряю нашего Мишу — я не выдерживаю и начинаю плакать, это самый большой страх, потерять сына, Максим молча вытирает мои слезы, а я продолжаю — когда я попала в тюремную больницу, познакомилась с Марианной Антоновной. Через нее я звонила тебе, потом Игорю, это было моим крайним решением, чтобы Игорь забрал Мишу на пару месяцев, а потом бы прилетела Эля и забрала его к себе, но ни ты, ни Игорь мне тогда не помогли. Марианна Антоновна сказала мне, что если я хочу спасти сына, то должна умереть. Широкова Яна Эдуардовна тогда умерла. Она все грамотно представила, я умерла при родах, а ребенок мертворожденный. Я уверена, что ей кто-то помогал, но она не называла никаких имен. Две недели мы с Мишей жили у нее, ждали новые документы, я стала Кузнецовой Яной Эдуардовной, а сын Кузнецовым Михаилом Максимовичем. Это девичья фамилия мамы. А дальше ты все знаешь. Мне больше нечего добавить.

— Ты когда-нибудь сможешь меня простить, Ян? — неужели я вижу в глазах Максима мольбу и слезы.

— Я не держу ни на кого зла, Максим, правда. Вышло так, как вышло. А теперь я хочу отдохнуть, завтра мне на работу, это ты в отпуске — пытаюсь разрядить обстановку. Максим снова молча уходит и наши отношения входят в прежнее русло, мы говорим только по делам, которые касаются нашего сына. Пока в один прекрасный вечер, максим мне не говорит:

— Я завтра улетаю, Яна, месяц уже пролетел, я, к сожалению, не могу остаться еще. Ближайшие два месяца вылететь не смогу, а потом обязательно вырвусь к те… к сыну — поправляет он себя.

А мне становится так больно от его слов, я так привыкла к нему, что он рядом, пусть мы по большей части молчали и даже не думали прикасаться друг к другу, но, Максим, был рядом.

— Хорошо, я тебя поняла. Миша, наверное, расстроится. Ты уже уложил его? — стараюсь, чтобы мой голос звучал безразлично.

— А ты, Яна, ты расстроишься — смотрит на меня совершенно обезумевшим взглядом.

— Ты нужен сыну — шепчу я.

— А тебе? Нужен я тебе? — не унимается он.

— Между нами слишком много боли, Максим

— Но мы же можем постараться перекрыть эту боль счастливыми днями, ведь можем?! — он начинает меня целовать, а я отвечаю ему. Его руки везде, губы везде. На мне узкие джинсы с высокой талией и футболка, я точно не готовилась к сексу. Он стягивает с меня футболку, отбрасывает в сторону бюстгальтер, берет в рот один сосок, а второй мнет рукой. Я откидываю назад голову, слишком острые для меня ощущения, слишком давно я не была с мужчиной.

— Это просто гормоны — подставляю под его поцелуи шею — мы просто потрахаемся и все.

— Как скажешь. Зачем ты надела эти чертовы джинсы — Максима трясет, он не может справиться с пуговицей.

— Раздевайся, я сама сниму джинсы — еле стягиваю с себя эти джинсы, на щиколотках она застряли, но Максима это не останавливает, он толкает меня к столу, давит на спину, чтобы я прогнулась и входит резким толчком, я чувствую небольшую боль и жжение, но это быстро проходит и на смену неприятным ощущениям приходят совершенно другие, уже забытые мной ощущения, когда Максим входит в меня быстрыми толчками, а внизу живота затягивается узел, он кончает в меня долго, я чувствую как выплескивается в меня его семя. Нам мало обоим, я сажусь перед ним на колени и начинаю делать ему минет, мы слишком изголодались друг по другу. Мы еще долго занимаемся с ним любовью по-разному, в основном наказывая друг друга. А утром я просыпаюсь в постели одна. Максим уехал, наверное, это к лучшему, после произошедшего я должна прийти в себя.

Иду на кухню и вижу большой конверт на столе. Открываю его, там свидетельство о рождении Миши. Орлов Михаил Максимович и мои паспорта российский и загранпаспорт на имя Широковой Яны Эдуардовны, еще документы на мои квартиры и ключи от них. Когда он все это успел сделать? Еще лежит письмо, которое, я не решаюсь читать. Смалодушничала и отложила его письмо в сторону.

После его отъезда прошел месяц, он звонит каждый день, чтобы увидеть сына, каждый раз из офиса. Мы не поднимаем с ним тему «нас», как и не говорим о том конверте, который он оставил. Миша стал плохо засыпать, но я об этом не говорю Максиму. Никаких посторонних разговоров, только по делу.

— Эльвира, ты можешь ко мне приехать — звоню подруги, она ни о чем не спрашивает, только говорит, что будет через час.

Я все-таки прочитала его письмо, поэтому сейчас я сижу и плачу.

«Яна, я даже не знаю, как просить прощения у тебя. За все, что ты пережила. За то, что я так сильно подвел тебя и нашего сына. Но я не могу быть рядом с тобой не мужчиной, а просто отцом твоего сына. Я люблю тебя, Яна. Сегодня ночью мы с тобой не трахались, я любил тебя, как и каждую нашу ночь. Я очень виноват перед тобой, я уже наказан тем, что пропустил год жизни сына и еще много времени пропущу, если ты так решишь. Я приму любое твое решение. Я возвращаю тебе твое имя и твой дом.»

Эльвира приезжает ко мне, когда слез уже не остается, но когда я начинаю ей рассказывать о том, что мне очень тяжело без него, что моя душа и сердце болит, слезы текут с новой силой.

— А еще, я, кажется, беременна — шмыгаю носом.