— Дарий.
— Нет.
— Ну-у Да-арий.
— Нет, отстань.
— Ну Дарий, я очень хочу, — она взяла меня за руку, прижавшись к плечу упругими грудями, и шептала мягкими словно перина губами на ухо, — ну пойдем, мы быстро, ты же знаешь.
— Знаю, — кивнул я, пытаясь высвободить руку из тисков ее объятий, — и все равно нет. Совесть имей, ты всегда очень хочешь. Чтоб ты знала, я после вчерашнего вечера еще не отошел, у меня до сих пор слабость. Все равно завтра прибудем на место, и мне нужны будут силы. Завтра поешь. Так что терпи.
— Терпи, — она надулась, сложив свои пухлые губки в трубочку и нахмурила точеные брови, но руку мою так и не отпустила, — ты же знаешь, я не могу терпеть, я очень голодна. Я ж не могу подойти вон к другим людям и попросить: можно я вас немножечко поем?
— Если ты так сделаешь, нас точно выкинут за борт, и тогда ты тут же умрешь, а следом за тобой и я в мучениях. Или они сами все повыпрыгивают с паническими воплями, оставив нас одних на борту. Ты умеешь управлять парусным судном? Вот и я нет, так что терпи.
Мы плыли уже две с половиной недели, и наконец сегодня ночью мы прибыли. Капитан специально так рассчитал, чтобы прибытие было именно ночью. Меньше любопытных глаз. Все равно дальше таким судам хода уже нет, хоть и есть в порту доверенное лицо, которое помогает проходить заставы суднам везущим грузы нужные гильдии. А в столице уже было проблематично, ведь это уже было Оскинское королевство. И тут на все важные и ключевые посты ставили костеродных. Которые не очень-то договороспособны, если напротив сидят простые люди, а уж тем более люди сомнительные.
Люди жались друг к другу между штабелями грузов — да собственно большинство и были грузом. Те, кого перевозят тайно, они украдкой везут с собой свои мечты о лучшей жизни в самой богатой и густонаселенной провинции королевств. На палубе тихо шелестели голоса, но слов было не разобрать — шепот звучал тише плеска волн. Люди полезные гильдии и ищущие лучшей доли овладели искусством тишины.
Никаких проблем не было, капитан и его старший помощник оказались людьми гильдии. К тому же мы никого не убили, а то, что его люди полезли первые сами, это их вина. Он задрал стоимость проезда раз в десять если не больше, просто озвучил цену в две сотни серебряных или двадцать золотых, взяв ее с потолка, лишь бы я отвязался. А я взял, да согласился не торгуясь. К тому же выяснилось, что капитан не раз и не два бывал в Райлегге. И у нас нашлись общие знакомые. А когда он узнал, какая именно у меня была работа в гильдии, тогда и отпали все вопросы. Ведь связываться с убийцами себе дороже, тем более, если можно решить дело мирно, завести полезное знакомство и при этом неплохо заработать. Капитаны, как правило, ребята умные.
Единственное, мне пришлось пойти поискать куда пристроить нашего коня. Можно было бросить его прямо в конюшне, но делать такой подарок местному корчмарю я не захотел из вредности. А ходить искать среди ночи кому продать животное, которое ни разу не дешевое, было проблематично. И первые, кто мне попался, была парочка пожилых мужиков на телеге, кто нам сюда дорогу подсказал. Я нацарапал им купчую, что они не украли, а купили животное. Они сначала отказывались, да подозрительно косились на меня. А в итоге рассыпались в благодарностях.
«Бродяга» оказался небольшой двухмачтовой посудиной, переросшей когг, но не дотягивающей до шхуны. Орса была широкой и судоходной рекой, и подобные кораблики при должной сноровке могли спокойно пройти от Золотой Марки вплоть до Фоириджа. Отплыли мы только к обеду, капитан Даж кого-то ждал. Нам за двадцать золотых выделили глухую, пропахшую спертым воздухом и чужим по́том маленькую коморку два на полтора шага. В которой болтались один над другим два спальных гамака. И порцию дрянного, но сытного обеда раз в день.
А большего мне и не нужно было. Мы двигались в нужном направлении, причем двигались примерно с той же скоростью, если бы ехали на лошади. И независимо от того, сплю я или нет. Да, дорога вышла чуть длиннее и дольше по времени, но двигались мы постоянно, днем и ночью, обходя все заставы и кордоны. Делать было решительно нечего, так что первые дни я только и делал, что дрых. Просыпаясь только для того, чтобы съесть две порции обеда, что нам выдавал кок.
Но все началось под конец третьих суток. Есть хотел не я один. И трое суток Марика добросовестно терпела, просто болтая обо всем подряд с Полночью пока я спал. Марика спала мало, а Полночь не спала вовсе. И обе изнывали от скуки, если первый день Полночь развлекалась тем, что облазила все судно вдоль и поперек. То дальше они просто болтали. И вот ночью третьих суток она меня растолкала с требованием — хочу есть. Так что пришлось ее кормить раз в день собственной кровью. После накладывая на себя исцеление и восстановление. Но все равно, слабость после кровопотери давала знать, ноги словно в желе превращались и еще больше хотелось спать.
Первый раз меня невольно передернуло, когда я вспомнил ту ночь, как она приникла мягкими губами к моей шее. Этот холодный змеиный поцелуй, ее непостижимое, вечно голодное естество, что глушит разум и топит волю в волнах кроваво-красного моря. Она почувствовала это и смутившись извинилась, вонзив свои выросшие клыки.
Капитан и помощник запретили любым пассажирам выходить на палубу днем. Во избежании вопросов так сказать. Потому что мы уже были в предместьях, земли были заселенные, а на реке постоянно было движение. Лишь когда бархатистая ночная мгла падала на землю, люди выползали подышать свежим воздухом. И то по очереди. У Марики завелась какая-то странная привычка, она чаще всего подходила именно на палубе, уговаривая меня спуститься вниз и «сделать все быстро».
Так и сейчас, на палубе кроме нас стояло еще трое пассажиров, и троица матросов из ночной смены. И все они несомненно видели и слышали, как я пытаюсь отодрать от себя девушку, «которая очень хочет» и всячески отговариваюсь. И они недоумевали, что за муха меня укусила, что заставляет избегать такой красотки, которая сама липнет.
Могучая река не спеша несла свои воды и горела отраженными в воде ночными огнями словно вырастающего из тьмы Фоириджа. Столица центральных королевств расположилась в долине, и река как бы огибала его, обнимая, словно мать любимое дитя. В свете звезд и бледной луны река была похожа на серебристую ленту, она словно зеркало с разбросанными по нему сотнями огоньков лодок, звезд и ночных огней Фоириджа дрожащих на рваных волнах. Эти огоньки были похожи на отпечатки пальцев, оставленные светом на поверхности воды.
Даже отсюда можно рассмотреть крепостные стены, башни и шпили храмов тянущиеся к небесам. По мере приближения город все поднимался. Он растянулся вдоль берега, обрастал стенами, взвалил на свои плечи кварталы, постройки, дома, жителей. Он был словно огромное существо, которое дышит, испражняется, кипит тысячами душ и живет магией.
— Это он? Впечатляет. — протянула Марика глазея на вырастающий из ночной дымки город, все так же не отпуская мою руку и прижимаясь к плечу. — Теперь понятно, почему эти земли хочет захватить владыка.
Зазвучал корабельный колокол и послышались зычные команды помощника. А затем забегали по палубе матросы. Наш кораблик начал подходить к самому крайнему пирсу, чтобы пришвартоваться. На палубу начали выползать остальные пассажиры. Вытаскивая свои скудные пожитки и узлы с вещами. И спустя минут двадцать концы отдали и кинули две скреплённые доски служащие помостом. Марика еще больше прижалась ко мне, до боли стискивая руку, с опаской смотрела на это хлипкое сооружение и на воду под нами. Нестор был прав, простая вода ослабляет таких как она, а вот текущая для них чистая смерть. Если она упадет в реку, Марика умрет, текущая вода слижет с нее плоть похлеще всякой кислоты.
Несмотря на позднюю ночь нас встречали, какой-то лысеющий и чуть полноватый сонный чинуша с восковой табличкой в которой он что-то записывал и шестеро стражников с масляными фонарями. Капитан скривился когда его увидел, словно мешок лимонов съел. И начал сквозь зубы материться. Оказалось, что это была какая-то точно наведенная проверка, прибывшая в поисках контрабанды. Но это были не мои проблемы. Из вещей у нас с Марикой было только то, что на нас, а из контрабанды — только мы сами. Я в наглую повесил над собой светляк, показывая, что я одаренный и начал спускаться первым, ведя Марику. А когда спрыгнули на пирс козырнул шляпой стражникам, блеснув дорогим перстнем-артефактом.
Они все семеро на нас уставились с удивлением. Пялились на госпожу и недоуменно смотрели на одетого в кожу подростка с завёрнутым в тряпку мечом. Наша наглость сыграла свою роль, они ожидали увидеть запуганных простолюдинов. А не костеродную с одаренным слугой. Что их чуть ли не плечами расталкивал, требуя дорогу. А может дело было в том, что им были куда интереснее грузы в тайниках корабля. Чем странная парочке без вещей.
Порт Фоириджа был не в сравнение меньше чем в Райлегге. Райлегг жил за счет порта и торговли морем. А в столице была лишь река, и портовая зона была соответствующая. Небольшая площадь, несколько ангаров, да пирс для двух десятков таких вот корабликов с небольшим водоизмещением. Но как и ожидалось от столицы, все вокруг буквально кричало о достатке. Все было ухоженное и чистое.
Стояла глубокая ночь, и до рассвета еще было несколько часов. Город мы не знали, так что я направился к ближайшей таверне, дабы избежать лишних неприятностей. Но я забыл, что неприятности шли рядом со мной, цокая каблучками по шлифованной мостовой и держали меня за руку. Ее жажда лежала на плечах черными крыльями, и совсем скоро желание смениться необходимостью.
— Я хочу есть. — Сказала Марика легонько дергая меня. — Ты обещал, что как только мы прибудем, то меня покормим. Мы прибыли.
— А, бездна. Ладно, ладно, — вздохнул я обречённо, — пойдем, поищем кого-нибудь. Кто имеет плохую привычку, бродить в одиночестве по ночным улицам.
И мы свернули с освещенной улицы, пошли вдоль реки по направлению к жилым районам. Искать на свои задницы приключения. Что оказалось проблематично. Был первый месяц лета и мы были в самом сердце центральных королевств. Как итог, не смотря на глубокую ночь повсюду было полно народу. Припозднившихся работников и рабов, пьяных гуляк, сладких парочек, проституток и прочего ночного народа. Даже стража нет-нет попадалась, и это на окраинах города, за крепостной стеной. Что было немыслимо для Райлегга.
Мы бесцельно блуждали с час. Но подходящую жертву так и не могли найти. Кроме бродячий псов заполонивших ночные улицы нам попадались несколько одиноких человек, но это были сплошь женщины. Кутающиеся в ночные тени и спешащие по краю улицы побыстрее добраться после работы домой. Марика указывала на них, но я каждый раз отметал такие предложения. А больше одинокие в темных переулках нам не попадались. Или никого, или группы от трех до пяти человек. Мы шли все дальше к самым бедным кварталам, вымощенная шлифованным булыжником мостовая закончилась, как закончились и масляные фонари висящие на улицах. Началась грязь и откровенная беднота. Покосившиеся от старости и слепленные чуть ли не из обломков домишки темнели несуразными кучами на фоне неполной луны отражающейся в грязных зеркалах луж.
Но кто ищет, тот найдет. И мы нашли подходящих жертв, вернее они сами нас нашли. Двое подростков бродящие по самым темным улицам посреди ночи, сладкая и доступная с виду цель. Тем более если одна из них безоружная, красивая и стройная девушка в юбочке и кружевном корсаже.
Наша странная парочка слишком нелепо смотрелась в этих районах посреди ночи. И после того как мы прошли очередную группу, троица из них молча отделилась и двинулась вслед за нами, держась на расстоянии. Услышав от Полночи о преследователях, я приобнял идущую рядом Марику за талию, прижав ее к себе. Она непонимающе на меня покосилась своими глазищами, но вырываться не спешила.
— Кажется, что мы наконец нашли твой ужин, подыграй мне.
Она покосилась назад, но я лишь еще плотнее прижал ее и шепотом попросил снова.
— Не оборачивайся, просто подыграй мне.
Марика была смышленая, она прижалась ко мне и тонким, испуганным голоском спросила, чтобы наши случайные попутчики точно услышали:
— Дорогой, а тут правда безопасно? Мне та-ак страшно, давай вернемся.
Я хмыкнул, а она в ответ улыбнулась, и при свете луны блеснули чуть выросшие клыки-бритвы. И заприметив подходящий темный переулок сказал:
— Да, дорогая. Ничего не бойся. Мы уже почти пришли.
Переулок оказался грязным тупиком между тремя домами, заваленный с одной стороны различным хламом и кучей мусора непонятного происхождения. Идеальное место для темных дел. И встав так, чтобы нас не было видно сразу с прохода стали ждать. Наши преследователи не стали долго тянуть, меньше чем через минуту послышались торопливые шаги и в переулок ввалились трое хмурых мужиков. Здоровый, тощий и молодой, все с одинаковыми короткими, широкими мечами и сальными улыбками на заросших физиономиях.
— Потерялись детки? — Густым басом спросил самый первый и самый здоровый.
— Немного, — протянул я оценивающе рассматривая их. — Вот решил показать девушке столицу.
— Можно я буду первый, — хриплым голосом сказал переминающийся с ноги на ногу тощий, пожирающий глазами Марику. У него чуть ли не слюна падала при виде нее. При свете луны ее идеальная кожа блестела словно жемчуг, а губы вишни расплылись в чарующей улыбке. Завороженный ее темной красотой, на меня он даже не смотрел. Зато на меня смотрел здоровый и хмурился молодой при виде завернутого в тряпку меча.
— Можно, — посулила Марика делая шаг навстречу, — ты будешь первым, мой сладкий.
Отточенным движением ее заостренные кончики пальцев убрали с кроваво-шоколадных глаз за ухо черную волнистую прядку и печатая каждое слово, словно вбивая гвозди в крышку гроба, она обратилась к ним протянув руку, призывая. И слова ее эхом звенели в бархатистой мгле:
— Идите же ко мне. Утолите мой голод.
Я тяжело сглотнул, когда на меня мягко накатила волна отравляющей дух ностальгии. Она была ужасна и прекрасна одновременно, неся в себе неувядающую красоту вместе с тьмой конца времен. Ее чудовищная, кровавая воля придавила точно прессом, и вот уже троица несостоявшихся грабителей и насильников не видит ничего, кроме ее темных глаз, как если бы они занимали все на свете. Я знал это чувство, успел прочувствовать на своей шкуре. Им стало сладостно. Они чувствовали себя шмелями, безоблачным и тёплым днем, которых манит аромат цветка, свежие, в каплях росы лепестки. Сейчас они не видят и не слышат ничего кроме ее огромных глаз с пушистыми ресницами. Для них в этих глазах сосредоточился весь свет отражаемый бледной луной. А она продолжала их звать, словно шепча на ушко, щекоча клыками, обещая сон и отдых после долгой дороги и тяжелого дня, чистую воду — смыть кровь и грязь с рук — и тихий уютный мрак, в котором забудутся все тревоги, как выглядит все, что ты отдал и потерял.
Тощий даже меч выронил, когда поплелся к ней на подламывающихся, как у жеребенка, ногах. Расплывшись в улыбке, которую дарят только тем, кого по искренне любишь. А Марика хищником расхаживала из стороны в сторону, понемногу подходя к своим жертвам.
Глядя на растерявших свою волю мужиков бредущих на свою погибель, словно крысы на зов дудочки крысолова, я думал о том, каково это умереть не в боли, а в блаженстве. Дать этим изящным рукам и окутанным черно-красным шелком плавным изгибам пронзить тебе кожу. Не взять, а отдаться.
Марика зашла за спину и тощий даже глаза закатил в экстазе, когда она закружив его в последнем смертном танце, впилась своими острыми зубками в шею, даруя вместе с блаженством последний нечестивый поцелуй. Умерли они все без звука, оглушенные, утонув в блаженстве, погребенные волнами кроваво-красного моря.
Оставлять их в живых было неразумно. Слишком много странностей, да и лица они наши видели, после того как Марика заглушила свою вечную, неутолимую жажду крови. Я затер им следы укусов, воткнув в них их же мечи и обшарив карманы хотя бы для видимости разборок и ограбления. Да, все это сильно притянуто за уши, но все лучше, чем обескровленные тела, следы зубов на шее и нетронутые карманы. Мы провозились пару часов и назад пошли уже другой дорогой, сливаясь с предрассветными тенями. Марика наелась и теперь глаза ее светились насыщенно алым, даже белок покраснел, она сыто улыбалась, цокая своими каблучками и все так же держа меня за руку.
К городским воротам внешней стены мы вышли когда уже начало светать. На востоке занималась заря, она словно медленно поднимала со спящего мира темную вуаль теней, начиная новый день. И возле ворот уже стягивались простолюдины, кто работает в городе с раннего утра. Мы стояли напротив ворот и ждали, пока время медлительной улиткой не доползет до удара колокола, на котором открывают городские ворота.
Мы оплатили обязательную пошлину и без проблем прошли заставу на воротах без очереди, так как Марика выдавала себя за костеродную, а для таких была своя очередь, точнее ее отсутствие. Высокие господа практически никогда не встают так рано, и уж точно не будут стоять с чернью в одной очереди.
Мы не знали куда нам идти, поэтому шли просто по улице глазея на окружающий город, оглядывая окружавшие величественные в своей монументальности строения глазами сельского паренька с особенным восторгом, с которым взираешь на что-нибудь, раскрыв рот. А посмотреть было на что. Даже простые дома на центральной улице отдавали роскошью и долгим годами благополучия. Улицы Фоириджа были вымощены камнем, всюду высь пронзали готические и барочные шпили. Все в округе вызывало благоговение. Такое, когда отваливается челюсть.
Тут даже рабы ходили разодетые в дорогие одежды с важной миной, спеша по делам своих высоких хозяев. Голубиные стаи демонстрировали свое искусство, словно танцовщицы, взмахом своего складчатого одеяния пролетая над булыжной мостовой и снова исчезая в небесной высоте.
Мы шли прямо по центральной улице, пока не вышли на площадь где расположился собор Всевидящего, сложенный из темного гранита, темный камень, мрачная и величавая конструкция, расположенные на пиках шпили пронзали небо, что зубцами корон древних правителей высились над городом. А с парапетов усмехались гаргульи.
На площади было не то чтобы сильно людно, но все равно было многовато народу. Мы продвигались просто вперед по самому краю площади собираясь ее пересечь. И подойдя к лавке, что торговала вырезанными из из дерева статуэтками Всевидящего. Я услышал в многоголосом гуле знакомые интонации. Прямо к нам шли трое. Три девушки в кожаных плащах и как на мне и алых табардах со знаками Всевидящего на груди. Гребанная Инквизиция. И что самое плохое, среди них была та, чье пальто я спер, оставив ее светить голой грудью. Именно ее истеричный голос я услышал в шуме толпы.
Я остановился и в панике начал озираться. Но спрятаться было просто некуда, только под лавку. Оставалось только бежать, но если мы побежим просто с места, точно привлечем внимание. Тут еще как назло в меня сзади врезалась Марика, не ожидавшая, что я так резко остановлюсь. Я повернулся к ней, спиной чувствуя, как они идут сюда переговариваясь. Марика нахмурилась, глядя на мое взволнованное лицо и хотела наклониться, чтобы посмотреть. Что это меня так напугало. Но проблема была в том, что ее они тоже видели в лицо, и легко могут узнать. Так что я выбрал самый отчаянный шаг, который мне спонтанно пришел в голову, он был самый абсурдный в своей нелепости. Но кроме него выбора кроме как бежать не было в принципе. Я схватил Марику в объятья и впился ей в губы в долгом поцелуе. Делая вид, что сильно очарован и отходя вместе с ней понемногу за лавку с их пути. Не ожидав такого, она выпучила глазищи и спросила, а так как я ее в это время целовал, ее слова натурально вливались мне в рот.
— Ты что делаешь?
— Тихо, и отходим понемногу, — зашипел я, — и будь готова бежать.
— Нашли место, — прикрикнула рядом стоящая бабка на нас, — совсем стыд потеряли. Перед домом Всевидящего целоваться.