Несколькими неделями ранее.
Наш маленький лагерь побитых, раненых и обессиленных бедолаг отправился в дорогу только к полудню. Без каких-либо вещей, три четверти раненные, со стороны мы больше напоминали команду выживших после кораблекрушения. Но как бы большинство не просило еще отдохнуть, нам нужно было выдвигаться. К темноте желательно выйти на какой-нибудь поселок и найти нормальный ночлег и еду. Мне вынужденно пришлось взять на себя роль целителя, няньки, охранника. Потому что никто другой не был в состоянии.
Так что вышли мы когда светило заняло центральное место на небосводе. После тяжелой ночи, мы радостно подставляли наши усталые лица ласковому весеннему солнцу. Мы нежили свои измученные тела в его теплых лучах и оживали, как букашки после бури.
Мы возобновили путь, прижимаясь к пробуждающимся после зимнего сна высоченным соснам. Много где еще лежал снег. И узкая, наполовину заброшенная дорога превратилась в жидкую кашу из грязи. Так что позаимствованную телегу пришлось хлюпая по щиколотку в грязи периодически вытаскивать, потому что она застревала, увязая чуть ли не по саму ось в этой бурой жиже. И как бы добавляя ко всему, ближе к вечеру северный ветер пригнал со стороны залива очередную мрачную свору тяжелых туч. И пошел мелкий и моросящий, противный дождь. Но меня это мало смущало, признаю, самодовольство я испытывал отнюдь не слабое: я был жив, здоров и с неплохим таким прибытком. Гордо шлепал по грязи и знай себе лыбился, я радовался, как свинья в дерьме, даже не подозревая, что за мрачная буря сгустилась на над нашими головами.
Но когда наши усталые лица снова окровавило заходящее весеннее светило, мы мертвецки уставшие и по уши изгвазданные в грязи, наконец добрались на какой-то дыры. Но дыры населенной. И о слава богам, там даже была таверна. Во всяком случае скрипящая вывеска на которой изображен мужик тонущий в кружке эля и надпись: «Лесоруб в ударе» именно об этом сообщала. Нам нужен был ужин и комнаты, и разместить и покормить наших животин.
Завалившись внутрь все грязной гурьбой мы первым делом позвали хозяина. Я не был специалистом, и поведал не слишком много заведений подобного типа. Но все равно, с уверенностью могу сказать: что каждый кабак, таверна или постоялый двор, носят отпечаток своего владельца. Какой бы дырой не была эта деревушка, местный дух таверны был теплым и нежным. Внутри чувствовалась заботливая женская рука и домашний уют, словно в старом кресле-качалке у камина. Зал был наполовину пуст, сидело лишь несколько местных угрюмых мужиков за кружками эля, и все они уставились с удивлением на нашу пеструю компанию. А из двери за стойкой, ведущей на кухню, к нам вышла плотно сбитая и хмурая женщина.
Выслушав пожелания и требования в виде: всех комнат какие есть, мыльни и обильного ужина. Она оглядела нашу побитую и грязнючую и уставшую компанию. Поджав губы и пробарабанив волну пальцами по стойке объявила с уверенностью человека оказавшегося в гуще вспыхнувшей уличной поножовщины и уверенного, что она единственная у кого есть щит, меч и кольчуга.
— Двадцать монет серебром в день, — спокойно ответила она, — и платите вперед. Если же нет денег, то выметайтесь. Вы мне тут все уже изгваздали.
Рыжая подавилась возмущением, будучи дочерью крайне богатого землевладельца, она всюду торговалась, независимо от того, что было предметом торга — торговля была у нее в крови.
— Какие двадцать монет⁈ Даже лучшие постоялые дома в городах берут меньше! Десять, — тут же предложила она, — И вообще, вы хоть знаете, кто мы такие?
— Нет, и знать не хочу, — даже не поколебалась хозяйка, — я вижу кучу грязных оборванцев.
Насчет платы за постой Фло была, конечно, права. Поторговавшись, мы точно могли бы выгадать один-два серебряных в день. Понятно, что, торгуясь, экономишь деньги. Это, как правило, толковый и вполне привычный способ вести дела. Но я знал, точно так же, по жизни в Райлегге, что несколько монет были не такой уж безумной ценой за постой для подмастерьев мага. И эта монета часто и составляла зарплату тех, кто обслуживает нас. А деньги у меня были, и оставлять без лишней копейки я их не захотел. К тому же, у меня у единственного были деньги, а мы все были слишком уставшие, чтобы с ней спорить. Так что выйдя вперед и бухнув на прилавок пару золотых, я сказал:
— Договорились, тут на несколько дней. Хороший ужин с выпивкой, мыльни и комнаты. Именно в такой последовательности. И пусть лошадей накормят.
— Только овсом, а не сеном, — пискнула сзади Валессия. Она, по-моему, об этом черном чудовище больше беспокоится, чем о себе.
Взяв золотой и попробовав его на зуб, хозяйка оглядела меня с ног до головы. Невысокий молодой парень каких тысячи. Одежда была невзрачная и потрепанная, на пару размеров больше и вся в грязи, а за спиной объёмные рюкзаки. Но она не могла не увидеть ледяные глаза, в руках посох мага с черным навершием, а на поясе шпагу с рубином украшавшим навершие. Пальцы унизаны кольцами с камнями, которые раньше принадлежали идиоту Алонзо. Окинув внимательным взором меня, он сгребла монеты и кликнула помощницу из кухни.
— У меня нет столько комнат, сколько вас, поэтому проживать будете по несколько человек вместе. Ужин будет готов через час. Я вам порося зажарю.
— Я цыпленка хочу! — Тут же вставила Элизабет.
А я капусты бы с сосисками съел, — прогудел Харви, — да хорошего Эля, хозяйка. Мы, можно сказать, от смерти спаслись. Так что давай не жадничай. Нормально все сделай. Чай не часто к тебе столько высоких господ приезжает.
— А вы кто собственно будете? — Оглядев нас спросила хозяйка, может мы все грязные и потасканные, но многие были одеты в хорошую одежду и ее было видно даже под грязью.
— Студиозусы мы будем. — Ответил за всех Харви. — Теперь вернее бывшие студиозусы мастера Эверарда.
— Колдуны, — как ядом сплюнул один из угрюмых мужиков в углу.
— Ты бы парень рот не открывал, я тебе и без колдовства голову открутить могу, вот этими руками. — Густым баритоном ответил ему наш здоровяк, показывая здоровенный кулачище.
— Анэт. — Громко позвала через плечо хозяйка. На ее зов из дверей показалась девушка, прям вылитая хозяйка, только вдвое моложе. — Иди комнаты приготовь, да скажи, чтобы воды натаскали и мыльню поставили греть. А вы господа студиозусы, уж будьте любезны, в грязной одежде на кровать не ложитесь.
Так как вещей ни у кого не было кроме меня, почти все расселись в общем зале, ожидая ужин. Наверх за дочкой хозяйки пошел лишь я и Алисия. Мне нужно было скинуть вещи, а она находилась в крайне подавленном состоянии и ничего не хотела в принципе. Оглядев комнаты, я выбрал ту, что поменьше. И пока готовят мыльню и ужин, решил в одиночестве поковыряться в сумке, что забрал у Мориса.
Сумка у него была забита полностью — под завязку. Сверху лежали окровавленные кольца и два амулета, что я снял с его ошметков. В спешке я просто запихнул их в сумку и побежал назад. Заботливо завернутая в чистую тряпку тощая книжка и свиток на паучьем диалекте. Это похоже те самые старые знания, про которые он там отчаянно верещал, пытаясь сохранить свою шкуру. И личные вещи: толстый дневник с его исследованиями, какие-то записи и зарисовки. Черная резная шкатулка, открыв которую я сразу захлопнул. Там, судя по размеру, лежал пожелтевший от времени череп младенца, от которого просто смердело за милю черной магией. Что это такое я понятия не имел, но определенно, это была очень опасная вещица.
С десяток пузырьков с непонятным содержимым, были и с кровью, были с черным маслом. Но среди них точно мерцал один хорошо знакомый: светло-зеленый — зелье восстановления. Небольшой кошель с золотом и серебром меня интересовал меньше всего. И почти все оставшееся место в сумке было забито мешочками и баночками полными: трав и цветов, порошков и кореньев, кусками костей и чешуей. Больше половины я знал, все это было запрещенное. Очень редкое и крайне ценное.
Окрыленный до поросячьего визга, я сложил все аккуратно назад и достал свою сумку. Что собрал мне мастер. Три письма, что нужно доставить и три книги к ним прилагающиеся я отложил в сторону. Что толку дразнить себя. Мне и так досталось три книги. Две старые — Наследие дома стихий. И его личный дневник, там было самое ценное, что он выучил. Так что мое обучение было лишь вопросом времени. Все что нужно у меня было с собой. Так же я достал мешочек, что мне положил из своей сокровищницы Эрвиг. И когда из темно-фиолетового словно слива шелкового мешочка, я высыпал на ладонь содержимое. Крупные рубины загорелись при свете масляного фонаря, окровавив своим сиянием сложенные в пригоршню ладони. Я был охрененно богат.
Сняв свой грязный и мокрый плащ и сложив все аккуратно обратно, я взял бутылек с зельем восстановления и пошел в соседнюю комнату. Мне нравилась Алисия, и мне было откровенно ее жаль. То, что с ней сотворили конечно ужасно. Но это не конец жизни, а если она себя и дальше будет так вести — то вполне может стать. Во всяком случае зелье поможет ей залечить ее страшную рану. Ведь увечья нанесенные магией, не заживают просто так.
Она закрылась в себе, ни на что не обращая внимания, погрязнув в пучине своего горя. Ее ничего не интересовало, и нужно было что-то делать. Так что я постучался для приличия и вошел. Она даже не разуваясь, лежала на кровати отвернувшись к стене, на целой стороне лица.
— Алисия, вот выпей это. Это поможет.
— Оставь меня Дарий. — Глухо ответила она.
— Перестань Алисия. Это же не конец. Все будет хорошо.
— Что будет хорошо⁈ — Она повернулась и яростно спросила, впервые проявив хоть какие-то эмоции. — Вот это⁈ — Указав на свой ужасный ожог, и вперив в меня единственный глаз.
— Да, это. — Ответил я выдержав ее взгляд. — Алисия, выбор между посредственностью и красотой и вовсе не выбор. Но любой дурак знает, что выглядеть опасным лучше всего. Я видел, что там было в Вирлесе. Во что превратился Гней и остальные. Так что тебе повезло, что выжила. Ты умная и красивая девушка, одаренная в конце концов. Есть способы вернуть твою красоту. Должны быть плетения.
Она рассмеялась, горько и сухо.
— Чудес не бывает Дарий. Я была самой красивой, все на меня засматривались, а теперь? Все будут тыкать пальцем и шептаться за спиной.
— Значит разбей им рожи и сломай пальцы. Чтобы не смели больше показывать. Ты и сейчас красивая и умная, любой парень это скажет. Да и к тому же, такие как ты никогда не женятся по любви. Брак по расчету во благо семьи — вот ваша судьба. Твоя, Элизабет, да многих. Хватит херней страдать, пей давай зелье. И вот тебе кольцо, — я снял с себя артефактную золотую печатку с крупным камнем, — тут исцеление, лишним точно не будет.
Я все-таки заставил выпить ее зелье. И надел артефакт исцеления. Это все, что я мог для нее сделать. Она отстраненно наблюдала за мной, как я ей надел кольцо. И под конец накопившие переживания пересилили, и ее все-таки прорвало, она разразилась слезами, и хлюпая носом вытолкала меня в коридор. Вот пойми этих женщин. Но во всяком случае, слезы это гораздо лучше, чем безразличное молчание. Если девушка начала плакать, то значит она справиться. Плохо, если она вот так молчит отстраненно.
Парни сдвинули столы вместе, чтобы получился один большой. И нам уже накрывали по немного. Харви принесли целую гору капусты и сосиски. Которые у него все благополучно поворовали. И теперь на всю таверну был слышен его возмущённый рык под девичий смех. После трех суток все были жутко голодные. В замке у мастера нам почти каждый день готовили кашу на воде. И ничего мясного. Так что неудивительно, что все на него налетели и оставили с одной капустой, которую он и пытался спасти, возмущенно ругаясь.
Я сел с краю и мне слушал как гомонят наши. Не успел оглянуться, как передо мной появилась пинта эля. Подавальщица быстро притащила эль и еще целую тарелку сосисок. Улыбнувшись ей и поблагодарив я оглянулся, рассматривая зал. Местные мужики шушукались смотря на нас и обсуждая. И вдруг заметил троих мужчин, державшихся отдельно от группы. Они сидели молча в самом дальнем, темном углу, и вид у них был самый зловещий. Они злобно сверкали глазами, глядя на нас и тихо о чем то переговариваясь.
И вдруг, словно почувствовав, что я за ними наблюдаю, все трое разом повернулись и посмотрели мне прямо в глаза с открытой, совершенно необъяснимой ненавистью. Их темные глаза столь интенсивно излучали ярость и злобу, что я, казалось, начал ощущать это излучение кожей, как ощущают легкий, едва моросящий дождь.
Так мы и пялились друг на друга под радостные визги и веселое бормотание наших девчонок. Я думал о том, не связаны ли они с нападением на нас. Мрачная игра в гляделки продолжалась.
— Дарий. Эй, слышишь. — Лизи хлопнула меня по плечу, так что я не ожидая выхватил кинжал резко повернувшись к ней.
— Ты что, рехнулся⁈ — взвизгнула она отскочив на шаг, изумленно тараща глаза.
— Прости. — Сказал я убирая кинжал и снова оглядывая троицу загадочных ненавистников.
— Ты в порядке? — Спросила она.
— Да, извини еще раз, рефлексы сработали.
Она перевела взгляд, оценивающе посмотрев на троицу.
— Что, думаешь будут проблемы?
— Не исключено. Ты что-то хотела?
— Ты что натворил Дарий? — Она перевела на меня взгляд. — Я про Алисию сейчас. — Указав на нее, она оказывается уже спустилась в зал и сидела с другого конца.
Я посмотрел на нее, и перевел непонимающий взор на Элизабет.
— А что с Алисией? Я ей дал зелье восстановления, и кольцо-артефакт исцеления. Ей сейчас это необходимо. Что не так то?
Ее большие темно-карие глаза вглядывались в мое лицо дольше прежнего, как будто выискивали там нечто достаточно глубокое или обширное, могущее придать сказанному дополнительный смысл.
— Уверена, ты сам все понимаешь.
— Может, мне изобразить понимание?
— Не придуривайся.
— Это не дурачество, это растерянность.
— Ты правда не понимаешь, или как обычно придуриваешься, строя из себя деревенского дурачка, которым ты точно не являешься? Ты вообще в курсе, что Алисия родом с Золотой марки? И по их традициям, нельзя дарить кольцо. Если парень дарит кольцо, это предложение. Ты только что позвал ее замуж Дарий! Но что самое удивительное — она его приняла. Она сидит с кольцом, с твоим кольцом Дарий.
Я заглянул в глаза Элизабет, ища намеки на шутку. Но шутки не было, она была полностью серьезна. Все рядом замолчали, с удивлением таращась на меня и переводя взгляд на другой конец стола. Где Алисия совершенно невозмутимо ела сосиску, как будто не про нее сейчас говорят. И да, на ее пальце было мое кольцо. Правда не на том, на который я ей одел.
— Так, по-моему произошло недоразумение. — Я встал и пошел на другой конец стола.
Проходя склонился над Франко, отстегнув шпагу шепнул ему на ухо:
— Держи шпагу рядом, и сильно не пей. Те ребятки в углу мне не нравятся. Возможно, придеться драться.
Он нахмурился глядя на меня и поднял голову, взглянув поверх остальных на злющую компанию в углу, благодарно кивнул мне, приняв шпагу. А я пошел дальше и склонился над Алисией:
— Донна Алисия, можно вас, нам с вами нужно поговорить. По-моему, у нас с вами возникло небольшое недоразумение.
Она повернулась, так, чтобы ее ожог был мне хорошо виден. Зелье помогло, ее жуткая рана больше не кровоточила. Но теперь ее словно начищенная бронза кожа на правой стороне лица была как сморщенная бумага, а пустая глазница дополняла жуткое зрелище.
— О чем поговорить? Нет никого недоразумения. Как видишь, брак по расчету во благо семьи, это не моя судьба.
Это было какое-то сумасшествие, особый, темнейший оттенок бреда. За эти прошедшие полгода, мы не очень то и общались, так, постольку поскольку, только при необходимости. Она — дитя золотых дворцов, а я — спиногрыз из захолустья на краю обжитых земель. К тому же беглый убийца, нищий преступник без каких-либо перспектив. И она об этом прекрасно знает.
Это табу. Черная метка. Костеродные никогда не связывают себя узами брака со слугами, даже если эти слуги из бывшего Высокого рода. Ее род — одна из богатейших семей Золотой марки, образующих совет кланов управляющих маркой. Даже Наместник при всем своем влиянии и богатстве был им не ровня. В этом мире вассалы могут быть связаны только с вассалами. Семьи правителей вроде ее никогда, даже если небо упадет на землю и поменяется местами с бездной, не примет сына крестьян, беглого убийцу в род в качестве жениха невесты, любимой дочери, наследницы.
И одно гребаное колечко подаренное по незнанию традиций, только из жалости, не сможет этого изменить.
— Вы же это не серьезно, да? — Спросил я с надеждой. — Это какая-то шутка.
— Алисия, он даже не знал про эту традицию. Ты совершаешь большую ошибку. — Подала голос стоящая сзади меня Элизабет.
— Никакой шутки и ошибки. — Она взяла второй рукой за кольцо, покрутив его на пальце, и блестящим глазом посмотрела на меня и улыбнулась, ее лицо слишком пострадало, так что мимика сохранилась только на левой стороне и улыбка выглядела жутковато. — Дарий сам мне сказал, что я красива и что любой парень это подтвердит. И подарил мне это кольцо.
Я, возведя очи горе сел рядом с ней.
— Алисия, это не самая лучшая идея из тех, какие я слышал в этой жизни.
— Ты же сам недавно назвал меня умной.
— Я говорил об уме, но я не имел в виду благоразумие. Кажется, ты забыла, кто я, нахрен, такой.
— Что-что, а галантность из тебя так и прет, кавалер хренов! — Тут же огрызнулась она. — Любую даму сразишь наповал.
Я смотрел на нее не понимая, персоной Алисия была крайне занятной. Вот она, носит себя аки королева, с прямой как палка спиной. То панибратски хихикает как с лучшим другом. Как по мановению руки, становится очаровательной, а вот плюет ядом, что твоя гадюка. Да, она мне нравилась, потрясающе красивая и умная, начитанная. И полученное в абсолютно неравном бою увечье для меня ничего не значило. Но, я никак не мог быть ей парой. Все это понимали. Я понимал ее подавленное состояние, ей изуродовали лицо, забрав красоту. Но я совершенно не понимал, зачем она это делает. Зачем она взяла это кольцо, если это традиция ее народа. Зачем всем сказала, одев на палец, на котором носят обручальные кольца. Хотя я ей одел на указательный.
— Мне думается, что кроме лица тебе повредили еще голову. Ты не понимаешь размеры проблем? Я нищий безродный, беглый преступник…
— Для меня это ничего не значит. — Прервала она меня.
Я повернулся и посмотрел на Лизи с плаксивой гримасой, означавшей: «И за что мне это наказание?», ища поддержки.
— Алисия. — Начала было она, но нас прервала подавальщица.
Она бесцеремонно вклинилась между нами и бухнула рядом на стол несколько кружек с элем. Которые несла в одной руке схватив их за ручки. Пена залила весь стол, заставив нас отпрянуть и извиваться, спасаясь от нее, а она хладнокровно набросил на лужу грязную тряпку. Алисия тут же схватила одну и отсалютовала:
— За нас.
— Потом поговорим. — Раздраженно бросил я и ушел на свое место. А Элизабет сокрушенно покачала головой. На что Алисия лишь улыбнулась и пожала плечами, приложившись к кружке пенного эля.
—…Вот ведь…сучка, а. Даже я дар речи потеряла. Как именно мы овдовеем? Ты уже придумал?
— Мы не будем ее убивать Полночь.
—…Нет?..
— Нет. Давай потом поговорим. Тут полно народу, я не могу с тобой шептаться.
Полночь пропыхтела что-то невнятное в отношении ушлых сучек и тупых идиотов, что дарят им кольца, но замолчала. Нам притащили на подносе зажаренного с медом и яблоками целого порося, а отдельно для Лизи запечённого цыпленка. И по просьбе Франко хозяйка достала несколько бутылок вина. Мне пришлось раскошелится еще на несколько золотых. Потому что народ требовал банкета. А отпраздновать, что остались живы, было не лишнее.