Дом на Белорусской

Леонид Таубес Дом на Белорусской

Этот дом в 1945 году почему-то числился по Белорусской улице. На самом деле он находился на Гарбарной (которая потом стала Ульяновской), напротив стадиона "Динамо", которого тогда еще не было.

Кирпичный трехэтажный дом старой, видимо еще дореволюционной постройки, он стоял в глубине двора. Чуть дальше был кирпичный двухэтажный дом, рядом - несколько одноэтажных деревянных домов и дровяные сараи. Вокруг росли высокие тенистые деревья. Тогда его называли еще "Писательский дом". Мы приехали с мамой из Алма-Аты и поселились в этом доме. Отца еще не демобилизовали. Он был в Вене.

До войны у родителей была комната в деревянном доме на Суражской, рядом с Суражским рынком в районе Товарной станции. Когда началась война, мама была на восьмом месяце. Родителям удалось уехать из Минска. Отец ушел в армию, а мама поехала на восток. Я родился в дороге, у меня записано место рождения - Тамбов. Когда мы вернулись, мне было 4 года. Так вот, вернуться в свою комнату маме не удалось - там жили другие люди. А в этом писательском доме до войны жила моя тетя с мужем. Вот в эту тетину комнату (девять метров) заселились семь человек (перечислять не буду), включая меня. У меня была детская кроватка, остальные спали на полу.

Это была просторная трехкомнатная квартира с большой прихожей. Справа от входной двери располагались туалет, ванная комната с дровяной колонкой, затем кухня. В кухне была огромная русская печь, скомбинированная с дровяной плитой, то есть внизу была топка дровяной плиты, а за плитой, над ней - топка русской печи. Печь примыкала к нашей комнате, так что общая с кухней стена была теплой. Вход в нашу комнату находился напротив входной двери. Полагаю, эта комната в свое время предназначалась для прислуги.

Налево были двери в две другие комнаты, где в то время жил поэт Пятрусь Броўка с женой и сыном Юрой. Сразу скажу, что по общему мнению взрослых Пётр Устинович был достойным человеком и хорошим соседом.

Вскоре население нашей комнаты уменьшилось. Хозяйка комнаты, моя тетя, уехала к мужу, который был офицером и тогда служил в группе советских войск в Германии в городе Бреслау. Потом этот город стал называться Вроцлавом, так что они, никуда не переезжая, вместо Германии оказались в Польше. Тётя так в Минск и не вернулась. Вскоре вместе с мужем прямо из центра Европы они отбыли в Южно-Сахалинск, затем в Читу, и спустя много лет в Киев. Кто-то переехал к другим родственникам. В 1946 году демобилизовали моего отца и вскорости мы получили две комнаты в другом доме, а в писательском доме осталась племянница моего отца Груня.

Когда началась война, Груне было 12 лет. Она с родителями жила в Полоцке. При попытке уйти из города они попали в облаву, ее родители погибли, а она убежала, пришла к своей однокласснице, ее родители несколько месяцев прятали ее в подвале, а потом отвели в деревню, где одна старушка взяла ее к себе в дом, сказав всем, что это ее племянница. Конечно, вся деревня, включая местного полицая, знала, что у старушки живет девочка-еврейка, но никто не выдал. Старушка была одинокая и слабая, и Груня три года жила у нее в доме, работала на огороде, ухаживала за скотиной. И выжила.