Дом разделенный

ДЖЕК МАРС

ДОМ РАЗДЕЛЕННЫЙ

Название оригинала: House Divided

«…дом, разделившийся сам в себе, не устоит».

Матфея 12:25

Первая глава

28 января

11:05 по синайскому времени (4:05 по восточному поясному времени)

Рядом с международным аэропортом Шарм-эль-Шейха

Синайский полуостров

Египет

— Он приближается, — сказал молодой наблюдатель с оттенком беспокойства в голосе. «Самолет приближается».

В нескольких футах от него, скрестив ноги, на неровной земле сидел Хашан аль-Малик и докуривал последнюю турецкую сигарету. Его длинные пальцы были тонкими и темными, грязь въелась в них так глубоко, что они никогда не очистятся. Его лицо было тощим. Его густая борода была белой, с несколькими черными полосами, но глаза были острыми и живыми. Его взгляд был пронзительным. Он жил давно, и это не было случайностью.

В мире странствующих борцов за Аллаха — мучеников, моджахедов — его часто называли Аль-Шейх, что по-арабски означает «Старик». Сегодня он ощутил каждую минуту своих лет. Он, конечно, был слишком стар для этого. Его руки были холодными — почти как лед — и его тело было не намного лучше. Здесь было холодно.

Он взглянул на наблюдателя, темнокожего бедуина в голубом тюрбане, который всю свою короткую жизнь бродил по этим сухим бесплодным горам. На босу ногу у него были сандалии. Его щеки были мягкими и чистыми — он не мог бы отрастить бороду, если бы этого потребовал сам Аллах. Он стоял, глядя вдаль, его мощный бинокль был направлен далеко на север и запад.

— Ты можешь прочитать маркировку? — сказал Хашан.

Мальчик колебался. «Сейчас… сейчас… да».

Хашан теперь мог только слышать самолет, шум его двигателей боролся за то, чтобы быть услышанным, перекрывая рев ветра. Ему казалось, что он почти слышит звук запуска шасси.

— Что там написано?

«Там написано ТУИ?» — сказал мальчик, почти задав вопрос. Затем с большей уверенностью: «Конечно. ТУИ.

Хашан сверился с часами на худом запястье. Эти часы были чем-то особенным. Черные и тяжелые, с толстым ремешком, его большой циферблат скрыт за закаленным стеклом.

Он был ударопрочным, водонепроницаемым, устойчивым к экстремальному холоду и жаре и идеально точным на больших высотах. Если он продаст часы, вырученные средства прокормят целую крестьянскую семью в течение года, но часы были важнее семьи. Семья могла умереть с голоду, но такому человеку, как Хашан, нужно знать время.

Как оказалось, время пришло. На самом деле самолет опоздал на двадцать минут.

— Вот и все, — сказал Хашан. «Вот он».

Он сделал последнюю затяжку сигареты, затем отбросил ее большим и указательным пальцами. Он встал и сбросил тяжелое колючее шерстяное одеяло. Он позволил себе несколько секунд полюбоваться зубчатыми склонами холмов вокруг них и более высокими горами чуть западнее, покрытыми солью и белым снегом. Две секунды, может, три — времени было немного. Он уже мог видеть, как черное пятнышко движется по небу, увеличивается в размерах и приближается к ним.

Он поднял коричнево-зеленую ракетную установку с земли, где она лежала. Это была прекрасная вещь — российский зенитно-ракетный комплекс «Стрела-2», высвобожденный из личных запасов недавно ушедшего западного ставленника Муаммара Каддафи.

Хашан быстро подготовился к стрельбе. «Стрелу» можно было перезарядить, но не в полевых условиях. У него была только одна попытка, так что ему лучше быть готовым. Он снял крышки и выдвинул прицелы, затем закрепил трубку на плече. Он активировал подачу питания на электронику ракеты и подождал несколько секунд, пока питание стабилизируется.

Пусковая установка тяжело висела на его костях — он заставил мальчика нести ее сюда.

Шестьдесят два года Хашана легли на него сильнее, чем сама ракета. Он участвовал во многих войнах во многих местах и устал. Быть отправленным сюда было больше похоже на наказание, чем на честь. Вчера он прошел через эти бездорожные горы с этим молодым местным мальчиком в качестве своего проводника, и они провели ночь без еды и без огня, прижавшись друг к другу на промерзшей земле, чтобы согреться.

Путешествие было трудным, но Хашан уже много раз мерз и голодал. Сбивать реактивные лайнеры старыми советскими переносными ракетами было еще сложнее. Для этого нужно быть экспертом, каким был Хашан, но даже тогда…

Даже тогда…

Он покачал головой. Глупый старик. Аллах был тем, кто обострил его зрение. Аллах укрепил его руки. Аллах навел ракету на цель.

Хашан слишком устал, чтобы молиться. В его сознании возник образ — Аллах, купающийся в ярком свете, манил его в Рай. Он вздохнул. Это должно было бы сделать. Совершенный знал все, включая намерения своего самого неадекватного слуги.

— Дай мне сил, — пробормотал Хашан себе под нос.

Он расположил правый глаз за прицелом, левой рукой поддержал трубку, а правой нажал на спусковой крючок. Это произошло почти автоматически, как будто лаунчер делал это сам. Теперь Хашан мог достаточно ясно видеть самолет — что-то вроде большой лодки, похожей на толстого шмеля, медленно двигавшейся слева направо и приближающейся к посадке в аэропорту в двадцати милях к югу отсюда. Когда он приближался, зимнее солнце отражалось в окнах его кабины.

Неважно, что видел Хашан. Ракета решит, был ли выстрел точным. Внезапно в его прицеле зажегся свет, и раздался низкий зуммер. Ракета получила инфракрасную сигнатуру самолета. Хашан навел пусковую установку перед самолетом, немного опережая его. Он уперся ногами и полностью нажал на спусковой крючок.

Ракета вылетела из трубы с СВУШКОМ, сила которого сотрясла стройное тело Хашана. Он смотрел, как он летит, передний и задний плавники мгновенно выскочили. Казалось, он улетает в замедленной съемке, и ему почти представилось, что он видит, как он вращается.

— Бог велик, — сказал мальчик рядом с ним.

Хашан кивнул. "Да."

Это было правдой, независимо от того, нашла ли ракета свою цель.

* * *

Конгрессмен Джек Баттерфилд из Техаса бездельничал в кресле у окна первого класса, одновременно потягивая водку с тоником, наблюдая за проплывающими под ними горами и слушая болтовню седовласого английского миллиардера Маршалла Денниса рядом с ним о некоторых гедонистических злоключениях, которыми он наслаждался в Ибица в молодости.

— Это бунт, Марш, — сказал Джек, и он имел это в виду. Вся поездка до сих пор была бунтом. Это был самолет для вечеринок. Все они начали пить в VIP-зале аэропорта перед отлетом из Гатвика. Все бродили по салону по своему желанию на протяжении всего полета, как если бы они были на вечеринке с коктейлями.

А молодая рыжеволосая стюардесса только что подала ему еще выпить, хотя они уже приземлялись. Глаза Джека проследили за ней, пока она шла по проходу и остановилась у ряда египетского генерального консула. Боже мой, Джек хотел бы иметь несколько злоключений с той стюардессой.

Ему нужно было придумать причину, чтобы позвать ее сюда.

«Если вы не возражаете, — сказал Джек, — я, вероятно, не буду рассказывать эту историю во время открытия».

«О, я сомневаюсь, что хоть один человек был бы удивлен, — сказал Марш Деннис. «Я был спортивным типом всю свою жизнь».

— Я знаю. Поверьте мне, когда я говорю, что следовал за вашим…

В этот момент самолет резко накренился и сильно качнулся влево. Голос раздался в системе громкой связи самолета. Джек узнал в нем оклахомскую растяжку пилота, старого ветерана ВМС США, с которым Джек ненадолго познакомился, поднимаясь на борт. Но теперь голос был другим. Мужчина говорил быстро и громко.

"Стюардессы! Приготовьтесь к аварийной посадке».

Кто-то два ряда назад ахнул.

Симпатичная рыжеволосая стюардесса упала на колени генеральному консулу. Самолет накренился так круто, что она была почти перевернута, ее ноги были в воздухе. Она не могла встать на ноги.

Джек Баттерфилд повернулся к Маршу Деннису. Все, казалось, замедлилось и приобрело сюрреалистический вид. Налитые кровью глаза Марша широко раскрылись, почти округлились от внезапного страха. Джек впервые заметил глубокие морщины на лице Марша — длинные, узкие щели, которые волнами спускались по его щекам.

Джек взглянул на свою руку, держащую водку в пластиковом стаканчике. Он не пролил ни капли, несмотря на шумиху. Он почувствовал момент абсурдной гордости по этому поводу — он уже давно пил. Черт, он был из Техаса.

«Твердая палка прямо!» — крикнул кто-то из динамиков. — Совершенно верно, — сказал я. О Боже, он следит за нами!

Джек огляделся в поисках ремня безопасности. Он нашел его, защелкнул и крепко затянул.

Прошло мгновение.

«Готовьтесь к удару», — сказал кто-то.

Влияние?

Рядом с ним Марш Деннис положил обветренные руки на сиденье перед собой.

Где-то позади них, далеко в главной каюте, раздался звук. Конгрессмен Джек не понял звука. Это было так громко, что это было выше его понимания. Это было похоже на удар грома, умноженный на тысячу. Через мгновение траектория полета резко изменилась. Самолет падал — тошнотворное падение. Послышался мчащийся звук… не с чем было сравнить.

Вещи улетели, засосало назад. Симпатичная рыжая была одной из таких вещей. Ее тележка с напитками была другой. После этого пошел еще один человек — толстяк в костюме.

«Аварийные позиции!» — закричал гулкий голос.

Джек закричал, но сам себя не слышал. Он уронил свой напиток и зажал уши руками.

Кабина самолета была похожа на узкий туннель перед ним. Когда он перевернулся вверх дном, он крепко закрыл глаза. Посреди ужаса к нему не приходила ни одна мысль, только смутное осознание того, что что бы ни случилось дальше, он не хотел этого видеть.

* * *

«Вот оно», — сказала Лиз Джонс.

Она стояла со своей передовой командой гостеприимства в зоне встречи международных VIP-пассажиров в Терминале 1 аэропорта Шарм-эль-Шейха. Вся ее команда была одета в черно-золотую форму Dennis Hotels Worldwide. На ней был светло-коричневый деловой костюм.

Окна здесь были высотой в четыре этажа, и из них открывался великолепный вид на окружающие горы и пустынный подход к самому аэропорту.

Она почувствовала, как по ее позвоночнику пробежала струйка нервозности — это было серьезное дело. Прилетала целая толпа тяжелых нападающих, включая самого сэра Маршалла Денниса, и большинство из них к этому времени уже должны были быть пьяными. Но Лиз могла с этим справиться. Она знала это о себе. Она много лет бегала с большими собаками по всему миру.

«Давайте смотреть внимательно, все, — сказала она.

Внезапно молодой человек из ее группы, парень из Ирландии, ахнул. Потом закричала молодая женщина. Теперь еще больше людей кричали по всему салону.

Лиз смотрела в окно, ее хорошенькое лицо средних лет онемело, а мозг застыл от шока. Долгое время она не могла понять, что там происходит. Это не имело смысла. Незнакомые данные просто не вычислялись.

С другой стороны, где-то глубоко в ее сознании она знала, что хранит кадры того, что только что произошло. Если бы она воспроизвела это, она знала, что увидит — самолет, приближающийся над горами, затем вспышка света с правой стороны самолета примерно на полпути назад, сразу за крылом. Она видела, как это происходило в режиме реального времени, но не могла обработать это. Она настраивала себя на высадку и не понимала, на что смотрит.

Самолет развалился в воздухе. Сначала было две штуки, потом три, потом четыре. Задняя часть фюзеляжа бумерангом закружилась. Передняя часть вышла вперед и вниз. Он перевернулся, двигаясь очень быстро, врезался в предгорья и разлетелся на тысячи осколков. Крылья распались, когда они порхали на Землю.

Лиз смотрела и смотрела. Теперь по всем склонам холмов бушевали пожары. Вокруг нее молча стояла ее команда, статуи в черно-золотом Деннисе. Позади них, в терминале, люди все еще кричали, и теперь люди бегали.

Несколько человек рухнули на пол.

— Это действительно был тот самый самолет? Лиз сказала никому.

ГЛАВА ВТОРАЯ

4:35 утра по восточному стандартному времени

Резиденция Белого дома

Вашингтон

Телефон зазвонил.

Он издавал забавный звук, не столько звон, сколько жужжание или гул. Но это было громко. Кроме того, на каждом кольце он освещал темноту раннего утра синим цветом, как огни сирены на полицейской машине. Люк Стоун ненавидел этот телефон.

Он лежал где-то между сном и бодрствованием. Образы мелькали в его сознании. Последние несколько лет: взрыв в старом Белом доме, величественная колоннада разлетелась вдребезги, ее куски взлетели в воздух; перестрелка с ракетами на огромном стадионе под открытым небом в Северной Корее; Свирепые глаза Эда Ньюсама, позади него объятый пламенем контейнеровоз; Марк Суонн, тощий и бородатый, в оранжевом комбинезоне, с пустыми глазами, прикованный цепью к группе других заключенных ИГИЛ; Полные боли и гнева глаза Бекки, ее худое лицо, кожа, как бумага… Большие встревоженные глаза Ганнера смотрят на него, смотрят на Люка в поисках…

Люк открыл глаза. Рядом с ним на прикроватном столике, в темноте президентской спальни, звонил адский телефон. Цифровые часы стояли на столе рядом с телефоном. Он взглянул на его красные цифры.

4:35. Пока он смотрел, оно мигало и менялось. 4:36.

— Иисусе, — прошептал он. Он проспал три часа.

Женский голос, сонный: «Не отвечай».

Из-под одеяла торчал пучок ее светлых волос. Тяжелые жалюзи были задернуты, и если бы не телефон, в комнате было бы кромешной тьмой, как Люку и нравилось. Но телефон продолжал излучать сумасшедший синий свет по комнате.

— Здесь как на дискотеке.

Он поднял трубку. К счастью, яркий синий свет померк.

— Это для тебя, — сказал он и протянул ей трубку.

Худая рука высунулась, взяла трубку и занесла обратно под одеяло. Она поднесла его к полускрытому лицу, ее глаза все еще были закрыты.

— Сьюзан Хопкинс, — сказала она серьезным голосом, как будто просидела час, уже позавтракала и ее прервали, чтобы заняться какими-то важными бумагами — президент Соединенных Штатов никогда не спал.

К Люку пришла мысль: сколько раз?

Сколько раз его или ее будили посреди ночи из-за того, что случилось что-то ужасное, или происходило прямо сейчас, или должно было произойти? Сколько моментов близости, нормальной жизни, простой жизни — то, что многие люди считали само собой разумеющимся — было прервано или даже уничтожено телефонными звонками, подобными этому?

В полусонном состоянии он позволил себе представить другой мир, где у них не было этой работы. Телефон не звонил посреди ночи с ужасными новостями. Она была на телевидении в каком-то качестве. Он был профессором колледжа. Это была насыщенная жизнь, но все можно было планировать, строить планы, и им не нужно было скрывать свои отношения.

Он все еще беспокоился об этом, может быть, больше, чем когда-либо. В последние несколько недель мир, казалось, дал им свободный проход. Может быть, это сказалось на праздниках — у людей была собственная жизнь и семьи, о которых нужно было думать. Дочери Сьюзан приехали с Западного побережья. Он и Ганнер провели много времени здесь, в Резиденции, за несколько дней. Поначалу это было неловко — Ганнер был немного моложе Микаэлы и Лорен, и у него не было опыта общения с редкими птичьими детьми некоторых из самых богатых людей на Земле. Тем не менее, они все немного сдружились, и у них было странное Рождество Брейди Банча . Выпал даже снег в канун Рождества.

И каким-то образом все это осталось за пределами СМИ. Когда Люк отвез Ганнера обратно в дом его бабушки и дедушки, снаружи не было припарковано никаких грузовиков с новостями. Никакие репортеры не звонили Люку в его офис и не давили на него по поводу его тесных консультативных отношений с президентом. В СМИ было тихо — слишком тихо. Всякий раз, когда он спрашивал Сьюзен, как это удается оставаться вне новостей, она только загадочно улыбалась и говорила:

"Не волнуйся. У нас есть свои методы».

Но он волновался . Ситуация грызла его. Больше всего он беспокоился о Ганнере. Мальчик рос, и Люк хотел, чтобы у него была хоть какая-то нормальная жизнь. Бог знал, что он заслужил это после всего, через что он прошел. Он по-прежнему был с родителями Бекки, и это было прекрасно — во всяком случае, в последнее время они были более сердечны, чем обычно. Они были никем иным, как карьеристами, и их бывший зять теперь тайно встречался с президентом.

По правде говоря, Люк больше всего на свете хотел бы, чтобы Ганнер вернулся к нему. Но он все еще был в шпионской игре и теперь руководил собственным агентством. Было паршиво это признавать, но у него просто не было времени сейчас воспитывать сына. Если Ганнер переедет к Люку, мальчик будет проводить много времени в одиночестве. На данный момент Люк приложил все усилия, чтобы присутствовать в жизни Ганнера.

Люк покачал головой, отгоняя блуждающие мысли. Под одеялами Сьюзен внимательно слушала. На мгновение Люк надеялся, что, возможно, этот звонок не будет таким плохим. Черт возьми, может быть, это была даже хорошая новость — настолько хорошая, что она просто не могла дождаться утра. Что бы это было?

— О Боже, — сказала Сьюзен, тон ее голоса разрушил все его надежды. Она глубоко вдохнула и протяжно выдохнула. "Хорошо. Смотреть. Я спал до минуты назад. Дайте мне примерно полчаса, чтобы принять душ и перекусить. А пока начните собирать обычных подозреваемых.

Сьюзен сделала паузу, пока человек на другом конце говорил.

"Хорошо. Спасибо." Рука снова вытянулась и отдала трубку Стоуну. Люк положил его обратно в колыбель.

"Плохо?" он сказал.

"Ага."

Она до сих пор не предпринимала попыток выбраться из-под одеяла. Глаза Люка уже привыкли к темноте, и она выглядела там как маленький ребенок, который не хотел вставать и идти в школу.

«Авиакатастрофа на Синайском полуострове, — сказала она. «Это настоящий беспорядок. Джек Баттерфилд был на борту. Как и сэр Маршалл Деннис и еще около шестидесяти человек разной степени важности. У нас еще нет полного списка пассажиров».

Она откинула одеяло. Ее голова была подперта локтем, теперь ее глаза были открыты и смотрели на него. Это были голубые глаза, обрамленные густыми ресницами. Ее волосы начали отрастать. Исчез консервативный (и знаменитый) Хопкинс Боб или Шлем Хопкинса, в зависимости от того, любили вы ее или ненавидели.

Она становилась, может быть, немного дерзкой для официального Вашингтона, принимая свою женскую сторону больше, чем раньше.

— Выжившие? — сказал Люк.

Она покачала головой. "Нет."

Она вздохнула.

— Я знаю Топора Джека Баттерфилда пятнадцать лет. Он был дураком, пьяницей и старым добрым мальчиком — не самое мое любимое сочетание. Но он также был порядочным человеком, очень умным и очень близким к спецслужбам и Пентагону».

— Я знаю, кем он был, — сказал Люк.

Она медленно покачала головой. «Я знаю Маршалла Денниса с подросткового возраста. А еще он был дурак и пьяница, и слишком много времени тратил на девочек-подростков, но… — Она помолчала.

— Эх, забудь. Никто не будет скучать по Маршу Деннису. Его бывшие жены, вероятно, сейчас разговаривают по телефону со своими адвокатами, приказывая им навести справки о завещании». Она указала на телефон. «Это был Курт Кимбалл».

Люк кивнул. «Конечно, было».

Внезапно она соскользнула с кровати. В тусклом свете он наблюдал за ее обнаженной подушечкой через всю комнату. Последний мимолетный образ другой жизни пронесся в его сознании — жизни, где еще не время вставать.

— Ты нужен мне на этой встрече, — сказала она. «Как бы мне не хотелось это говорить, в этом должна участвовать группа специального реагирования».

— Из-за Джека Баттерфилда? — сказал Люк.

Да, Баттерфилд был близок к разведывательному сообществу в том смысле, что ему нравилось посещать их офисы, слушать их истории и играть с их игрушками. В обмен на то, что к нему относятся как к одному из больших мальчиков, он протолкнул их бюджетные запросы через Конгресс. Топор в Hatchet Jack возник из-за его страсти к сокращению внеклассных мероприятий и социальных программ для бедных людей.

Люк ожидал звонка, а затем визита от Топора Джека на днях. Ему не хотелось играть в футбол с Джеком Баттерфилдом, но это нужно было сделать. SRT был любимым агентством президента, но решения по бюджету принимал Конгресс.

Что ж, он предполагал, что этот конкретный визит не произойдет сейчас. Люк внутренне улыбнулся. Он никогда бы не пожелал зла конгрессмену Баттерфилду, тем более другим пассажирам, но…

Он встал, подошел к эркеру и отдернул угол тяжелой портьеры. Прогноз об…