– Мам, я дома.
– Явился не запылился. Звонили со школы. Ты сколько нам с отцом нервы трепать будешь?
– Ясно, всё по классике.
– Ты куда пошёл? – крикнула в след женщина, уходящему сыну, который прямо перед ней закрыл дверь.
Парень снял с одного плеча портфель и тот скатился по второму, безразлично упав на пол. Он закрыл лицо руками и тяжело вздохнул.
– Что со мной не так? – стоя перед зеркалом спрашивал он у отражения. Перед ним был не дурной наружности парнишка. Короткие густые тёмные волосы, карие, очень близкие к чёрным глаза и фигура высокого роста.
Он захватил, висевшую на дверце шкафа олимпийку, вышел из комнаты и направился на улицу.
«Чёрт, мне всего лишь пятнадцать, а жизнь пошла по непонятной дороге. Чего мне ожидать дальше?»
Судьба его и правда была не легка, каждый день сулил очередные неприятные ситуации. Сегодня, он совершенно случайно оказался не в подходящее время, не в подходящем месте. В окно школы старшеклассники из параллели швыряли петарды, а Лёша просто проходил мимо и через несколько минут он сидел уже на совете профилактики в кабинете у директора. Здесь он был частым гостем и эти бледно-розовые стены, и стеллажи со спортивными наградами он успел изучить «от» и «до».
– Демков, ещё одна такая выходка и будем уже разговаривать с вами и вашими родителями на тему исключения вас из школы. С вами проблем больше, чем со всеми остальными, вместе взятыми учащимися нашего заведения. Надеюсь, вы услышали меня. Можете быть свободны. – молоденькая директриса заправила белокурую прядь волос за ухо и опустила свои яркие голубые глаза на бумаги. Лёша нехотя поднялся с кресла и направился к выходу. Он тяжело вздохнул и вышел. Тяжело двигался он по направлению к кабинету.
«С виду, симпатичная женщина, но докапывается до меня почему-то. Я ведь ничего не делаю, а виноват всегда я. Почему так?»
– Извините за опоздание, Валентина Николаевна. – нерешительно заглянул в класс химии, где учительница средних лет уже начала вести урок.
– Демков, не удивлена вашему опозданию. Ну проходите, раз пришли. Только напишите объяснительную. – та сильно размахивала руками, в одной из которых держала кусок мела. На «Вы» она обращалась практически ко всем учащимся, даже если перед ней будет стоять первоклассник.
«Я, Демков Алексей Фёдорович. Опоздал на урок химии, на пять минут по причине…»
Аккуратно выводил тот слова на смятом листочке. Красивые прописные буквы ложились на тетрадный строки. Он взял бумагу и внимательно перечитав отдал учительнице. Та спустила очки на кончик носа, перебегая глазами с записки на её автора. Тяжело вздохнув, она положила листик на стол и перевела внимание на стоявшего около доски Шурика, школьного хулигана, который был замешан практически во всех происшествиях, но постоянно выходил сухим из воды. С Лёшей они были лучшими друзьями, начали общение совсем случайно, когда хулиганистый мальчуган нёсся сломя голову за псом, который забежал на школьную территорию и выхватил прямо из рук Смирнова бутерброд с колбасой. Глупая история, которая помогла им сблизится.
– Смирнов! – повысила голос учительница, которая возмутилась отвратительным поведением своего учащегося, крутящегося около школьной доски, которая по своей природе должна быть зелёной, но теперь она стала бледной, практически белой и на ней абсолютно не было ничего видно. Девочки хихикнули, глянув на рожицу своего одноклассника, парадирующего Валентину Николаевну. – Что такое кислота? Точное определение.
– Кислота это… – в тот же миг по классу пробежалась волна шёпота и шуршания, все в спешке пытались найти нужный ответ и помочь своему товарищу.
– Кислота – это вещество, состоящее из одного или нескольких атомов водорода, связанное с кислотным остатком. – вскрикнула задорная отличница, даже вскочив со своего места, подняв своё короткое полное тело, рыжие кудри поднялись в воздухе и упали на необычно-широкие плечи, прежде чем парень успел открыть рот.
– Молодчина, Алёна.
«Молодчина, Алёна…» Пробежалась недовольная волна по классу, сопровождающаяся кривлянием учителя и недовольным бурчанием девчонок, которые при всём своём желании не могли обратить на себя никакое внимание учителя, разве что замечания, по поводу громких бесед.
– Смирнов, – обратилась учительница к хулигану. – Смирнов! Оставь тряпку в покое! Три. Плохо… Ну, что ж, ребята, мы приступаем к изучению новой темы. Открываем тетради, записываем дату и тему…
– Что-то ты уже совсем раскис. – шурша подошвой кроссовок об влажный, холодный асфальт, и глядя себе под ноги, Саша обратился к товарищу.
– Не могу я больше. Не могу. – тот остановился и уставился в одну точку. Подул ветер и дождь начал медленно капать на новый пиджак, который купили ему родители за полученную зарплату. Алый галстук трепался на ветру, пытаясь сорваться с шеи парнишки, но крепкий правильный узел не отпускал его. С каждой секундой капель становилось всё больше. Люди, не предугадавшие такое резкое изменение погоды, стали метаться в поисках временного укрытия. Такси моментально заполнялись и несли людей до их домов.
– Дурак, идём! Промокнешь же! – кричал Сашка, глотая стекающую по лицу воду.
– Идём. – Лёшка сказал это и вдруг его зашатало и тот упал на колени уже без сознания.
– Люди! – раздался душераздирающий крик парня. – Тут человеку плохо. Вызовите скорую!
Тяжёлый запах медикаментов и перевязочных материалов. В носу стоял неприятный аромат нашатырного спирта. Он с трудом раскрыл глаза, всё плыло. Вон. Вон начала вырисовываться картина. Белые стены, шкафчики, капельницы. «Я в больнице?» Первым делом посетили его эти мысли.
– Очнулся наконец. – перед ним стоял и дышал ему прямо в лицо улыбающийся на все свои тридцать шесть товарищ, с накинутым на плечи белым халатом. – Я уже испугался что ты того, а ты не того. И это хорошо. Если бы не эта медсестра, которая спешила на работу, то ты бы там на месте откинулся бы. – Сашка улыбнулся молоденькой работнице медицины и игриво подмигнул.
– Балабол. – ударив его по затылку, улыбнулась та. – Ну как ты? – она присела на корточки перед Лёшей, заглядывая ему в карие глаза.
– Голова болит и мысли путаются. – еле промямлил тот.
– Не удивительно. Ну скоро всё пройдёт. Перенервничал маленько. – она взяла его запястье, не на долго зажала пальцами, а позже поднялась и ушла к окну. – Ноябрь погодой не особо радует. Ну ничего. Дождик тоже нужен. Скоро зима, новый год. Написали письма Деду Морозу? – ухмыльнулась та.
– Тьфу. Вы за кого нас принимаете. Дед Мороз для детей. А мы уже, считайте выпускники. – Смирнов поднял руку с указательным пальцем и гордо поправил свой галстук. – Как никак восьмой класс оканчиваем. Взрослые уже.
– Взрослые, – тихо, практически не шёпотом повторила женщина. – Мы тоже когда-то хотели стать взрослыми, поскорее от родителей съехать, стать самостоятельными. Время прошло быстро, школу окончили и всё. Наше детство сказало нам «прощай». Кто поступил, а кто пошёл работать. Вот и началась серая скоротечная взрослая жизнь. Кажется, хоть бы на день перенестись в ваш возраст. Придёшь домой со школы, не успеешь зайти как твоего лица коснётся тёплый воздух и с кухни будет доноситься аромат свежего борща, который мама уже успела налить тебе в миску, чтобы остыл немного. Ты сбрасываешь свой зимний полушубок и идёшь счастливый кушать.
Мальчики молча смотрели и внимательно слушали рассказчицу. Они переглянулись и поняли мысли друг друга без слов. Нудные рассуждения старших их просто на просто не интересовали, но сказать об этом им просто не хватило смелости, или не позволило воспитание.
Он вышел из новой хрущёвки и пошёл по грязным, пустынным улицам спального района Москвы.
«Интересно получается. – думал тот. – Вон я сейчас сижу здесь на лавочке, в полной тишине, а там буквально за этим домом кипит жизнь. Ездят машины, трамваи, куда-то спешат люди. Здесь жизнь такая, спокойная, тихая, умиротворённая, сидишь и слушаешь неумелое пение воробья и следишь за их каждым движением шорохом, позабыв обо всём на свете. А стоит лишь перейти этот угол, как сразу же с каким-то странным гостеприимством встретит тебя шум и новый, быстротечный, нервный ритм жизни. Странно это всё, очень странно.»
Он поднял глаза на небо. Лучи ясного осеннего, ещё по-летнему тёплого солнца, игрались в зелёной листве деревьев, посаженных в первый год заселения в этот новый район. Восьмилетний Лёша ещё тогда держал саженец этого деревца, берёзки, когда его папа смело и уверенно присыпал корни дерева почвой. Фотография, вернее вырезка из городской газеты весит на стене в их квартире по сей день. Старая, потерявшая свои цвета, она продолжает радовать взор её участников.
– Гляди, Лёшка, это ты. Такой маленький ещё был, а теперь жених. – каждый раз за семейным обедом повторяет отец.
– Жених. – тихо и непринуждённо повторяет Лёша. – Был бы, коль невеста нашлась бы. – ухмылялся каждый раз тот.
– Найдётся. И ещё не одна. Вон какой красавец у нас вымахал! – хлебая борщ, и закусывая его хлебом отвечал сыну глава семейства.
– Красавец красавцем, но ещё жениху нашему, не мешало бы за голову взяться. Женщины бестолковых не любят.
Мама оторвалась от нарезки салата и свежих овощей, купленных на рынке. Парнишка просто мило улыбался. Сердце его было занято девчонкой. Голубоглазая, шустрая пионерка-активистка, с необычным именем, Искра. Детство она провела без отца, тот дал ей это причудливое имя и пропал без вести. Материнской любви она тоже толком не получала. Мать у неё была, но одновременно её с дочерью не было, из-за этого она и впала с головой в учёбу и занялась активистской деятельностью, которая спасала ту от ненужных мыслей и не давала возможности жалеть себя.
– Лёшка, что-то слишком тихий стал. – Саша подметил это ещё давным-давно, но решился сказать об этом именно сейчас. Обычно товарищ поддерживал его шутки своим громким и заразительным смехом, а сейчас его словно подменили. Он стал молчаливый, задумчивый и понемногу уходить в себя.
– Да, кстати. – подметила голубоглазая Искра. – Раньше ты был совершенно другой.
Она подошла к нему и присела на корточки прямо перед ним, вглядываясь своим пронзительным взглядом в каждую образующуюся морщинку его лица.
– Что случилось? – голос её, бархатный, мягкий звучал так необычайно нежно и сладко и сравнить его можно только разве что с колыбельной мамы, убаюкивающей своего непослушного младенца. Глаза её светились, не смотря на то что на улице стоял полумрак, какой-то её душевный огонёк зажёг их.
– Всё хорошо. – он тихо произнёс, вряд-ли кто-нибудь это услышал. Он был приятно удивлён заботой девушки. Её блеск её взгляда, точно дал огонь потухающему фитильку его души и на лице его засветилась улыбка. Улыбка эта не была принуждённой, выученной, она шла он чистого сердца, из глубины души уже давно пытаясь выбраться наружу и на щеках у него засветился небольшой румянец.
«Она заботится, думает обо мне… – он лежал на своей старой лавке, которая неприятно вписалась своими выступами ему в спину. – Как же она прекрасна. Её голос, глаза, руки. Когда она смотрит на тебя, хочется просто провалиться под землю и сидеть там до конца своих дней и одновременно хочется быть с ней, снова слышать её смех и заражаться им, зажигать свой душевный костёр, который уже потухает и совсем не горит, а только лишь слегка тлеет, отдавая остатки своего тепла в атмосферу, та что там, хочется просто сидеть с ней рядом и слышать её тихое, прерывистое дыхание. Как её можно не любить?..»
Утро понедельника начинается как обычно. Подъем в семь утра, утренняя зарядка, сборы в школу и завтрак под задорную музыку, транслирующуюся по радио, играющую на всех улицах Москвы. Жёлтый троллейбус и толпа. В принципе, эти три слова уже характеризуют путь на работу и школу жителей не только столицы, но и других городов.
– Доброе утро. – обратился мужчина в расцвете своих лет к юноше, стоящему в очереди автомата за содовой.
– Доброе. – проговорил тот, почёсывая затылок, забирая у того стакан. Закинув одну копейку и нажав кнопку, он смотрел на набегавшую воду в ёмкость.
Пузырьки газировки пробегали по глотке парнишки, оставляя приятные ощущения, которые перекрывались сладким вкусом.
Солнце уже взошло и озаряло старое хлипкое двухэтажное здание школы, стоящей посреди огромного сада. Дорожка уже понемногу пряталась в опавшей, ещё по-летнему зелёной листве, приятно шурша под начищенными до блеска, чёрными туфлями. Посреди площадки, которая находилась прямо перед школой стоял штатив, где гордо развивался от малейшего дуновения ветерка красный флаг с изображением серпа и молота.
– Доброе утро, ребята, начинаем занятие по русскому языку.
Как обычно начался урок с приветствия и проверки домашнего задания. В классе затаилась гробовая тишина, прерываемая неугомонной учительницей, отвлекающейся на спящих учеников и хулиганов, ёрзающих в разные стороны.
– Ребят, представляете, Ленке купили новые часы! – прибежала Искра. В глазах у неё светился восторг, смешанный с непонятной злобой и завистью.
– Чему тут удивляться, – безразлично сказал Лёша, продолжая водить палкой по земле, глядя на узоры. – У неё же родители имеют свой собственный магазин.
– И то правда. – вздохнув, девчонка села не далеко от Демкова.
Лицо его дрогнуло, уголки губ так и рвались подняться, скривив на нём безумную и слегка дурацкую улыбку. В компании затаилось молчание. Никто за минут десять, не проронил ни единого слова.
– Мой брат скоро привезёт из Ленинграда новую дублёнку, маме обещал, а мне фотоаппарат.
– Люсь, ты вообще свихнулась?
Рыжеволосая Люся опустила глаза. Лицо, усыпанное веснушками, покрылось алым румянцем. Жила она не богато, родители зарабатывали не много, только брат иногда баловал её маленькими подарками, привозя их из других городов. В сердце девчонки таилась мечта – стать фотографом, об этом она мало кому говорила, точно, чувствуя, что ничем хорошим это закончиться не может.
– Ребят, кто вообще кем хочет стать? – совсем неожиданно начала Искра. Глаза её стали перебегать по всем присутствующим, которые в раздумьях замерли и гвалт толпы притих.
– Парикмахер, наверное.
Курносый паренёк с растрёпанными волосами и выпачканной, когда-то белой рубашкой, проговорил, опустил свои необычайно большие карие глаза и покраснел.
– Что там парикмахер. – фыркнул заводила всех праздников Денис. – Ещё бы про певца сказал, ей Богу. Нашёл себе профессию. Таким делом девчонки заниматься должны, но не мужчины, мы, как представители сильного пола, должны стремиться к чему-то высшему. Вот был бы другой вопрос, если бы ты сказал что хочешь стать космонавтом, или почётным механиком нашего завода, а! Что глаза забегали? Нюня. Слова не скажи, а считается мужчиной.
– Сядь, ты уже, «мужчина». А про певца зря это ты сказал. А вдруг у кого мечта такая есть? И парикмахер вовсе не исключительно женская работа, мы тоже имеем полное право наводить красоту как себе, так и для других.
– Ерунда это всё, Лёшка. – вскочила Искра, щёки её налились румянцем, сообщая что сейчас начнётся очередное нравоучение. – Вот смотри, большинство мечтает быть художниками, актёрами, певцами. Ссылаясь на то, что работа не пыльная, зарплата хорошая, а польза для нас какая? Мало кто мечтает стать трактористом, мало кто мечтает стать сварщиком, механиком или кем-то в этом роде. Так ведь? Работа тяжёлая, график забит, зарплата хорошая, но она не перекрывает всех затрат, которые вносит человек в своё дело. Но кто-то это должен делать, наперекор мечтам и попыткам угодить себе в плане лёгкой жизни…
– Тут я тебя не поддержу. У каждого своё предназначение, судьба, каждому при рождении даётся способность, которую он должен направить в нужное русло, сделать так, чтобы этот дар был полезен для общества. Я мечтаю стать музыкантом, который пишет свои песни, свою музыку и дарит это людям. Мне это нравится, а если это нравится мне – вероятнее всего будет нравится другим людям.
– Лёша, ты настоящий советский человек, пионер в первую очередь. Такого термина как «судьба» просто не существует. Придумали это глупое слово и суют во все щели, а потом получается вот такое.
В этот момент его как будто пронзили очень острым предметом, а именно сердце. Оно сжалось и стало ныть, вдруг ему захотелось скрыться ото всех и не слышать никого. Самый дорогой ему человек не поддержал его, высмеял перед товарищами. Слёзы подкатились к горлу и, кажется, остались там, им не было прохода наружу. Он поднялся и ушёл. В этот момент ему не хотелось слышать ничего и никого не видеть, даже, казалось, когда-то очень приятное и пробирающее до глубины души выражение пухлого лица Искры было ему противно.
– Обиделся.
Крикнул ему кто-то в след, но он не обратил внимания. Он ушёл в незнакомом направлении, обдумывая все нравы и ужасные стереотипы этого мира. Для чего живёт человек? Этот вопрос, наверное, посещал мысли каждого человека и у каждого своё мнение по этому поводу. Кто-то считает так предначертано судьбой и человек должен пройти все испытания для беспечной жизни на Том Свете, а будет это Рай или Ад зависит только от самого человека. Кто-то считает, что человек сам кузнец своего счастья, что никакой судьбы не существует, а жить каждый должен для своей выгоды и прочее, и прочее.
Сколько он шёл не известно, но когда тот смог вернуться в реальность, то увидел совершенно незнакомую для себя местность. Казалось, он оказался посреди непроходимого леса, в который едва ли пробивались слабые лучи осеннего солнца, но эту самую непроходимость рассеивала маленькая, слабо вырисовывающаяся дорожка, которая привела его в тупик.
В конце этой дорожки стояло какое-то здание, подойдя ближе, оно оказалось домом.
Этот дом, попавшийся на его пути был вовсе не примечателен: белые стены, побелка которого уже отваливалась небольшими кусочками, тёмные окна, проваленная крыша и старые скрипучие двери, которые при малейшем дуновении ветра эхом разносили свой плач по всему лесу. Но этим всем как будто звал и манил его за собой.
Неведомая сила тянула его, магнитила к себе в это давно забытое людьми сооружение.
Войдя в заброшенное помещение, сразу в нос ударил неприятный аромат сырости. Вокруг была плесень и огромные слои пыли, к которым никто уже долгое время не прикасался. Мебель, вернее её остатки, небрежно были расставлены по комнатам, где уже прижились крысы, змеи и другая лесная живность.
Лёша медленно передвигался по скрипучему полу, шарахаясь каждого жителя хибарки, которые пробегали прямо под ногами. Весь этот кошмар происходил словно во сне. Страх и неудержимый интерес окутывали его с головой. Ему с каждой секундой хотелось всё больше и больше обследовать окрестности этого брошенного когда-то места для проживания людей, а может даже и семей.
На полу валялись разбитые бутылки, посуда, кусочки дерева и побелки, осыпавшейся с потолка, двери либо еле-еле висели на последней завесе, либо вообще безнадёжно валялись на полу. Лишь один старый сундук хранил ещё свой бывалый вид и не изменился с течением времени. К счастью, замок был открыт и повешен в развёрнутом виде на хранителя вещей, которого нежданный гость уже грозился открыть.
Юноша сделал нерешительный шаг в сторону ларца и приоткрыл его. Свет пролился на содержимое и крышка ящика упала с железным звоном на прогнивший пол, предоставив возможность увидеть, что хранилось столько лет в этом доме среди лесных зарослей и болотистых земель.
– О, Боги!
Воскликнув всего лишь два слова, тот очарованный откинулся назад. В сундучке лежала совершенно новая гитара. Неизвестно сколько она пробыла там, но на ней это никак не отразилось. Парнишка с осторожностью взял семиструнную подругу, сел на пол и умело начал наигрывать знакомые мотивы. Солнце, едва ли проходящее сквозь здоровые огромные деревья, заполонившие территорию, осветили помещение.
– Как тебя сюда занесло? Что ты тут вообще делаешь-то, а? Тебе бы на сцене сиять, а не здесь вот гнить и сыростью воняться.
Он поставил её перед собой и разговаривал, точно с живым человеком, надеясь даже на ответ.
– Гитаристом не стану, музыкант, мол не серьёзная профессия. С чего вы это взяли вообще? Может моя работа, мои песни и моё творчество будет намного важнее ваших будущих запчастей и уроков, которые вы будете преподавать в школах. А чему вы детей научите? Отказываться от мечты? Мол, все должны обеспечивать именно материальные блага Родины. Глупо это всё. Почему бы не сделать урок по духовному воспитанию, чтобы не только мы, дети, умели задачи решать и напильником работать, а ещё могли радоваться простым человеческим мелочам, которых так порой не хватает. И вообще…
Он обернулся. На месте дверного проёма, спиной упёршись об дверную коробку, стояла девушка примерно его лет. Она смотрела на него глазами полных интереса и желания узнать конечного завершения мысли парнишки. Голубыми глазами она, будто пожирала его, а золотистые кудрявые волосы спадали и били её по спине.
– З-здраствуйте. – после продолжительной паузы начал юноша.
– Здравствуйте. – ответила девушка, приветливо ухмыльнувшись. – Что забыли в краях наших, забытых цивилизованным миром?
Она схватила подпёртую под поклонившийся шкаф гитару и уселась на кровать, перебирая пальцами струны.
– Я сам без понятия как тут оказался, может это покажется безумным, но сюда привели меня ноги самостоятельно, для этого я не прикладывал никаких усилий.
Златовласка тихонько хихикнула, прикрывая рот рукой.
– Знакомая ситуация. Уже не помню, как здесь оказалась, но место для меня очень близко и дорого. Сюда прихожу, пишу, творю и никто не мешает. Разве что крысы своими надоедливыми шорохами, но со временем привыкаю. Отлично играешь, кстати. Тебя как зовут-то?
– Спасибо, место тут и правда замечательное. Зовут меня Лёша.
– Меня Лика.
– Лика?
– Да. Что-то не так?
– Имя удивительное.
– Как по мне, самое обычное имя.
Девушка протянула руку в честь заключения дружбы и после недолгого рукопожатия принялась за своего верного музыкального товарища.
– Мысли твои очень схожи с моими, как ни странно. Сколько себя помню, родители, друзья, бабушки и дедушки вечно надоедали со своими нравоучениями по поводу выбора в жизни. «Музыкант, это не серьёзно, Лика. Вот пошла бы лучше в медицину, вот это всегда пригодится и авторитет среди сверстников и себе польза, да и нам помогать будешь, не нужно будет лишний раз в больницу за советом бежать.»
Манера её разговора завораживала, казалось, за ней можно было наблюдать часами. Мимика, жесты, всё было в ней чудесно.
– А с чего ты вообще решила начать заниматься музыкой? – спустя несколько минут тяжкого молчания, заговорил юноша.
– Музыка для меня была всегда чем-то большим, чем обычное время провождение. Если мои сверстницы слушают определённых исполнителей исключительно из-за внешности, красоты их слов и голоса, то я вслушиваюсь чуть-ли не в каждую вибрацию, создаваемую музыкантом или певцом, оцениваю, ищу что-нибудь для себя, извлекаю опыт и двигаюсь дальше в следствии своих заключений. Гитара стала для меня самым близким и дорогим существом, за которое я боюсь, наверное, больше, чем за себя, а тем более, за своих близких. Зачастую самые родные и дорогие когда-то люди, стали для меня просто чем-то второстепенным, чьё общество мне не приятно. Многие считают меня чудачкой, поэтому круг общения у меня узок, всего лишь старый, обшарпанный блокнот, доставшийся мне от покойного дедушки, и моя красавица.
Она подняла глаза с инструмента на своего слушателя, который под каждым словом девушки находил себя, такое ощущение, будто кто-то залез к нему в самую душу и достал всё самое накипевшее и болезненное, что не давало ему спокойно, свободно дышать, а просто душило изнутри, доставляя ужаснейший дискомфорт, от которого жизнь казалась не мила.
– Ты прости, я стала случайным свидетелем твоего выступления. Я полностью тебя понимаю и поддерживаю. Мир стал какой-то бездонной ямой, вывести из которой сможем мы себя сами, своими силами и желаниями. Мечтать мало, нужно действовать.
Она подняла на него свои сияющие зелёные глаза и улыбнулась, после чего перевела взгляд на потолок, точно там была очень важная информация.
– И вообще, у меня к тебе есть небольшое предложение.
– Что за предложение?
Глаза полные недоумения смотрели на незнакомку и пытались скорее узнать о чём идёт речь.
– Ты не беспокойся. В голове у меня давным-давно засела мысль стать исполнителем своих же песен. В записной книжке хранится парочка начатых текстов. Если хочешь, можем вместе идти по этому не простому пути и…
Она хотела добавить ещё что-то, но парень перебил её.
– Я понимаю к чему ты ведёшь, знай, что можешь полностью рассчитывать на меня и мою помощь.
– Правда?
– Да.
– Тогда, пускай этот дом будет своего рода студией, где мы будем собираться.
Уголки её губ поднялись, описывая на лице приятную улыбку. Лика неожиданно поднялась и подошла к шкафу. Встав на носочки, она пыталась найти что-то, вслепую стуча рукой. Когда девушка повернулась к Лёше, то в руке у неё была книга, слегка покрытая пылью, которую она сразу же сдула.
– Вот. – она протянула её своему новому знакомому, который взял её. – Это черновики моих записей. Немного аккордов и начало текстов песен.
Он мирно перелистывал страницы, бегая глазами по пожелтевшие страницам.
– Так ты чёртов гений, как я посмотрю.
– Не стоит преувеличивать. Знаю просто своё дело.
– Ты просто пытаешься просто обесценить свою долгосрочную работу.
Вдруг он перехватил гитару и начал наигрывать прописанные ноты. Пальцы его умело перебирали струны, зажимая лады и напевая незамысловатые тексты. Девушка, которая смотрела в окно, повернулась к Лёшке и заворожённо смотреть на исполнителя. Как только он доиграл песню, она произнесла:
– Это что-то невероятное. Именно так я всё это и представляла. Твой голос просто замечательно подходит к этой мелодии и по смыслу.
На лице парня засветился лёгкий румянец и тот стеснительно отвёл глаза.
– Если хочешь, я могу сыграть что-нибудь из своей коллекции.
Всем своими видом та показывала свою заинтересованность и готова была говорить о музыке и слушать композиции, наигранные на гитаре сколько угодно.
Так они провели время до позднего вечера. Заметили они это не сразу, когда солнце уже практически ушло за горизонт, ребята наконец нашли в себе силы прервать эту преуютную для обоих беседу.
Лёша вернулся домой практически в полночь. В квартире затаилась тишина.
«Отлично, они спят.»
Не успело промелькнуть в мыслях парня, как перед ним появился силуэт матери. От неожиданности он вздрогнул и застыл, снимая кеды.
– Ты где ходишь? Ты время на часах видишь?
Голос её дрожал, вся она была опухшая, либо от бессонницы, либо от слёз.
– С завтрашнего дня под домашний арест, понял? И гитару твою дурацкую мы конфискуем. Хватит того, что не учишься, так ещё и чушь всякую несёшь. Приходила тётя Алёна, мама Искры, и рассказала, что ты вытворил у вас в компании. Духовное развитие. Тьфу. У всех дети как дети, а это подарил Господь.
Слова её его обожгли. Особенно в голове звучали слова «…тётя Алёна, мама Искры, рассказала…»
«Искра, вот чёртова трепалка. Так и знал, что когда-нибудь моя детская наивность и доверчивость к людям доведёт меня под монастырь. Но ничего. Силу духа вы от меня не заберёте, гитару тоже.»
Семейство Демковых сидела на кухне за обеденным столом. В компании самых близких друг для друга людей таилось гробовое молчание, перебиваемое лишь резкими ударами ложек об поверхность мисок.
– Что сидим как не родные?
Пытался развеять напряжение, витавшее в воздухе, отец, но его энтузиазм быстро притупился, после серьёзного взгляда жены.
Лёша молча поднялся из-за стола и пошёл к раковине мыть свою посуду. Мысли о том, что его проклятый домашний арест закончится не скоро, просто выводили его из себя. Своих старых товарищей, видеть ему было не приятно. Общество, когда-то самого важного сердечного человечка, было для него пустым времяпровождением, не приносящим никакого удовольствия, как было раньше. Мысли о гитаре, разговорах со своей новой знакомой на нескончаемые темы музыки и создание чего-то своего, уносили его далеко отсюда, в старый обшарпанный дом, стоящий в лесной, всеми забытой глуши. Невольно уголки губ его дёрнулись, но в тот же момент приняли своё прежнее положение.
– Ты чего в молчанку играешь?
Неожиданно в комнату зашёл отец. Вид его был крайне обеспокоенным. Присев на край кровати, он отобрал у сына книгу. Заложив палец на нужной странице, он прикрыл её.
– «Мартин Иден» Джек Лондон. – Считал с обложки, уже потёртые и едва заметные слова. – Интересная?
– Достаточно.
Лёша забрал с рук мужчины произведение классика и принялся за прерванное чтение.
– Где нашёл? Отложил у кого?
– У дедушки в библиотеке.
– У дедушки, значит. Так он же не читает.
– Я не говорил, что взял у нашего.
Отец хмыкнул, поднялся и стал расхаживать по комнате. По виду было понятно, что шестерёнки в голове работали полным ходом.
– Ты долго ещё молчать будешь?
– Сколько надо, столько и буду.
– Обиделся, значит. Было бы на что. Подумаешь, мама заставила посидеть дома, за голову взяться каких пару недель. Тоже мне проблему нашёл.
– Та не в этом дело.
– А в чём тогда, удостойся объяснить?
– Н-не важно.
– Важно, говори. Это останется исключительно, между нами. Обещаю.
– Не важно это всё.
– Да, что ты заладил? Не важно, не важно. Если тебя что-то беспокоит, это ещё как важно.
– Не поймёте вы меня. Смысла в этом нету.
– Не поймёт, тебя, скорее всего, женщина, которая сейчас незаметно пытается подслушать нашу беседу, а я попытаюсь войти в твоё положение, каким бы оно ужасным не было.
За дверью что-то зашуршало и после слов отца вновь воцарилась гробовая тишина.
– Теперь то, нам точно никто не помешает.
Лёша подавил глупый смешок и губы его сомкнулись в прежнем положении.
– Слушай, я понимаю, что мама будет в бешенстве, но, сегодня, когда она уйдёт на работу, можешь выйти по своим делам. По лицу вижу, что что-то тебя мучит и ты всё рвёшься наружу. Только тц, никому не слова. Понял? И без глупостей, голова моя мне ещё на плечах нужна. – и шёпотом добавил, – А она у нас, как ты мог заметить, ещё тот палач.
Мужчина мирно улыбнулся, прикладывая указательный палец к губам, напоминая о том, что рот следует держать на замке, и двинулся к выходу. В ответ Лёша ничего не сказал, но сияющие от счастья и чрезмерной благодарности глаза, говорили всё сами за себя. Он привстал, отложил книгу и в попытках контролировать свои эмоции зашагал по комнате.
Улица города встретила его не очень приятной погодой. Ранее голубое небо, было затянуто серыми тяжёлыми тучами, готовыми упасть на землю в любой не подходящий для этого момент, а осенний ветер обдал его открытые участки тела своим прозойливым холодком, от которого стало зябко по всему телу, но, не смотря на все эти трудности, он продолжал идти. Дорога его ждала долгая и всё это ради момента, когда на горизонте, наконец, начнут вырисовываться размытые, от мелких капель дождя, очертания дома, который казался уже роднее, чем его квартира.
Деревья приветливо шелестели своей листвой, которая отчаянно покидала свои ветви и, слетая на остывшую с лета землю. Перед ним вырисовался тот самый дом. Не раздумывая, Лёша направился туда. Уже привычный запах сырости ударил ему прямо в нос, вызывая неприятные ощущения, заставившие его чихнуть. Стояла гробовая тишина, которую перебивал только он, шуршанием своей обуви. Он обходил все комнаты, словно здоровая с каждой из них, а они, в свою очередь, отвечали ему своим гостеприимством.
– Неужто дождалась твоего появления.
Прозвучал звонкий девичий голосок, собиравший в себе одновременно и злобу, и радость.
– Привет.
Нерешительно произнёс юноша, почёсывая свой выбритый затылок.
– Привет-привет. И где ты пропадал? Я уж подумала, что спугнула своего единственного единомышленника, и судьба решила вернуть меня восвояси, на одинокую и далёкую дорогу к успеху.
– Дома был, возникли не большие проблемы, но это не так и важно.
Лёша попытался улыбнуться, но на месте приятного выражения лица, возникла устрашающая рожица.
– Ну бывает, главное, что вернулся. Я уже всё ногти успела обгрызть в ожидании хоть какой-нибудь весточки от тебя. А то от тебя ни привета, ни ответа…
– А где твоя красавица семиструнная?
Пару минут спустя, копошась в страх вещах, небрежно уложенных в чулан, проговорила девушка.
– Красавица в подземелье заперта и спасти её может только отважный и поистине благородный рыцарь.
– Забавно.
Та присела на кровать около своего приятеля, сдувая пыль со старого блокнота.
– Это записи моего деда. Нашла случайно эту реликвию, среди прочего хлама, который со дня на день выкинут на помойку. Судя по всему, дед был очень даже талантлив, его рифмы и скрытые смыслы песен просто что-то невероятное.
– И могу тебя заверить, что его музыкальный дар не ушёл бесследно. Твой дедушка передал его тебе.
Девушка смущённо отвела взгляд, переведя всё внимание на пожелтевшие от времени тонкие страницы песенника, а щёки её залились ярким румянцем. Та бегала глазами по потёртым буквам, выведенным ручкой, с приятной улыбкой на светлокожем лице. Вид её был серьёзен, но он не предвещал чего-либо плохого, просто выдавал занятость Лики в изучении черновиков.
– Так что, всё же, случилось с твоей гитарой?
Наконец прервала неловкую паузу, воцарившуюся в компании, та, отвлёкши Лёшу от изучения оконной рамы, имеющей непривычное для нас строение.
– Мама конфисковала, сказала, что музыка – это ерунда и пора мне браться за голову. К слову, я под домашним арестом и если моё отсутствие раскроется, то не сносить мне головы, ровно так же, как и моему батюшке.
– Поэтично.
– Звучит, да. Но как представишь, что это не просто сказание, дрожь пробирает тело, кожа усыпается мурашками и хочется провалиться сквозь землю.
Девушка рассмеялась.
– Интересная какая-то. Матушка, когда узнала о моих увлечениях, тоже пыталась как-то усмирить меня, но все попытки объяснить мне всю важность и значимость образования в обществе были тщетны и ей пришлось кинуть эту затею. Толку всё равно не было и не будет.
Она уселась на полу возле шкафа, прямо напротив своего нового знакомого и стала наигрывать незнакомую ему прежде мелодию.
Холодный осенний дождь умоляюще стучался в окно, но никто на него внимания. Тихая спокойная музыка разлеталась по помещениям дома, хоть немного оживляя их, придавая былую краску, когда-то обитавшей здесь, жизни.
– Что пишешь?
Ударив по струнам гитары ладонью, Лика наблюдала за сосредоточенным парнем. На лице у него была напряжена буквально каждая мышца в томных раздумьях.
– Накидал пару строк песни. Можешь глянуть.
Она бегала заинтересованными до жути глазами по неопрятным, накинутый на скорую руку, строкам. Та перечитывала и перечитывала, зачёркивая чернильные слова, накладывая на них новые, но уже карандашом.
– Слушай, ты так красиво пишешь, – начала друг Лика. – Говорят, что человек если поддаётся в творчество, это может значить следующее: либо человек взялся за это по зову сердца, либо он сильно влюблён, либо музыкант просто окончательно разочаровался в жизни. Что подходит тебе?
Лёша несколько минут обдумывал происходящее и заданный вопрос своей приятельницей. Мысли путались, сбивались в какой-то сумасшедший комок, из которого выбрать то, что нужно, становилось просто не выполнимой задачей. Взгляд в пустоту и серьёзность лица, именно так можно сказать про него. Воспоминания мелькали у него в памяти одно за другим, пытаясь связаться в логическую цепочку, имеющую хоть какой-то элементарный смысл. С чего именно началась любовь к музыке? А ведь он и правда никогда об этом не задумывался…
На улице был теплый май. До лета оставались считанные дни. Улицы, оживлённые людьми, издавали самые различные звуки: разговоры и шуршание обуви по асфальту, смешивались с гулом машин, а разбавляясь музыкой, выходящей их громкоговорителей, разбросанных по целой Москве. Совсем маленький он, вышел, хотя вернее будет сказать, его выпроводили на рынок за молоком. Стеклянные бутылки то и дело бились одна об другую, сообщая об этом неприятным звоном.
– Добрый день, тёть Люб. – Прозвучал звонкий задорный голосок парнишки. – Мне как обычно.
Полная женщина, стоявшая за прилавком, искренне захохотала, забрав посуду к себе.
– Здравствуй, Алёшка. Ну если как обычно, то можно сделать и скидочку. Давай мне 30 копеек.
– Тёть Люсь, так это же чуть больше, чем одна баночка стоит.
–Это тебе на мороженное, как раз хватит.
– Только вы того, маме не говорите, пожалуйста.
– Не вижу проблемы.
Тепло улыбнувшись, продавщица поправила свой фартук и отдала товар для молодого покупателя.
Поручение мамы он выполнил, сдачу можно оставить себе.
Быстрым шагам, слегка вприпрыжку он добрался до дома. Оставив тяжёлую ношу в холодильнике и утолив жажду, мальчишка выбежал на улицу. Ему уже не терпелось купить стаканчик холодного пломбира, заставляющего кончик языка слегка онеметь. Лёшка представлял взгляды сверстников, полные зависти, направленные на него.
– Здравствуйте. Мне это пожалуйста.
Тонкими худеньким пальчиками указал мальчуган на упаковку сливочного мороженого.
– Пожалуйста. С Вас 19 копеек.
Кассирша вежливо улыбнулась и протянула покупателю его же заказ.
– Спасибо.
До лета оставались считанные дни, всё живое было в предвкушении долгих трёх месяцев солнечного отдыха, но город уже преобразился, точно долгожданная пора уже наступила.
– Лёша, привет.
К нему приближался мальчишка немного меньше его и более хрупкого телосложения, казалось, что тот был на парочку лет младше Демкова, но на самом деле всё было наоборот.
– Привет, Миша. – гордо ответил тот, захватывая кончиком языка очередную порцию, освежающего мороженного.
– Дай укусить, а? По старой дружбе. – он едва заметно облизнул пересохшие губы, и, не отрывая глаз, от предмета яркой зависти.
– Укусить? А ты мне что?
– На гитаре играть хочешь?
– Хочу.
– Тогда я помогу тебе с этим. У меня есть один знакомый, который научит тебя играть «Кузнечика».
– А ты меня не обманешь?
– Не обману, честное пионерское.
При последних словах он положил правую руку себе на сердце, в знак правдивости своей клятвы.
– Ну, ладно… Только немного, а то самому этот пломбир как на вес золота.
– Та я понимаю.
Лёша передал свою реликвию для приятеля и с щемящей болью следил за тем, как он кусает эту сливочную прелесть.
– Идём, – пережёвывая кусочек, проговорил тот.
Они долго куда-то шли. Свернув с главной улицы, мальчишки пробирались по забытым людьми руинам бывалых домов, по самым настоящим зарослям дикого винограда, создавшего устойчивую крепкую стену. Вокруг царила мёртвая тишина, которую прерывали путешественники тяжёлым дыханием и шуршанием сухих листьев под ногами. Спустя какое-то время, откуда отдалённо стали доноситься звуки, чем-то напоминающие музыку. С каждым шагом, мелодия становилась всё отчётливей и отчётливей.
– Скоро будем на месте.
Перед Лёшей открылась поляна, ограждённая старым, покренившимся штакетником, на окраине стоял небольшой домик, единственными достояния и которого были идеально белые с красивыми засовами окна и провалившийся от времени порог, на котором располагался причудливый силуэт.
– Маркус.
Ещё издалека закричал Мишка.
– Вот же тетеря глухая.
Психанул тот и ускорил шаг в сторону своего знакомого.
– Маркус.
Крикнул тот, в голосе чувствовалась небольшая ярость, способная вызвать лишь умиление.
Юноша засуетился. Глаза его округлились, но всё же вернулись в прежнее положение, показывая своё полное спокойствие.
– Привет, привет.
Пробубнил тот. Голос его был приятен, чего нельзя было сказать про внешний вид. Он выглядел очень неопрятно, острые черты лица и холодные колючие глаза, то и дело отталкивали от него.
– Я тебе ученика привёл.
– Ученика? Это хорошо. Давненько никого не практиковал. А слух-то у тебя есть?
Лёша лишь поднял и опустил свои худые плечи, давая ответ на волнующий вопрос.
– Ничего. Сейчас узнаем.
Губы Маркуса растянулись в улыбке, которая придавала необычайное выражение его физиономии.
– Так, вон тебе камушек. Держишь? Не смотри ты так на меня. Сядь поудобнее, вот так. Значит смотри, сейчас я буду отбивать какую-то мелодию, а тебе нужно всего лишь её повторить. Усёк? Славненько.
Мальчуган лишь непонятливо следил за каждым движением безумца в ожидании чего-то неизвестного. Задание он понял не до конца, но стоило лишь ударить Маркусу по поверхности скамейки, как глаза Лёши загорелись удивительным азартом и волнение его куда-то улетучилось.
Тук-тук, тук-тук-тук, тук, тук-тук-тук-тук.
Как только рука незнакомца остановилась в воздухе, и он стал смотреть на своего ученика ожидаемым взглядом, Лёшка непонятливо стал сверлить взором своего преподавателя.
– Запомнил? Теперь повтори.
Рука паренька мелькала в воздухе, а камень, находящийся у него, ударялся о поверхность, смело выдавая уже прозвучавшую мелодию и когда память сказала, что уже достаточно, он опустил дрожащую руку.
– А ты не плох.
На лице музыканта засияла довольная ухмылка. Он поднялся со своего места, подошёл к мальчишке и сел напротив него.
– Ну что? Будем на гитаре играть?
Лёша неуверенно кивнул, но где-то в глубине души он понимал, что этот момент станет чем-то переломным в его жизни и полностью изменит его.
– Долгая история, всё случилось настолько неожиданно и быстро, что я даже слегка сам не понимаю как это чудо семиструнное оказалось у меня в руках и стало чем-то значимым для меня.
– Хех, знакомая ситуация, однако. Только этому способствовала моя матушка, которая в дальнейшем очень пожалела о своём решении, осознав, что из меня вырастет. Она вдруг звонко засмеялась, рухнув на землю. Это изначально напугала парнишку, но спустя некоторое время он невольно сам начал смеяться и улёгся рядом с девушкой.
– Записываем домашнее задание.
Вновь звучал грубый голос преподавателя математики. Мужчина стоял перед своими учениками с важным видом, скрестив руки на груди, наблюдая за тем, как те закопошились, открывая дневники и когда последняя пара глаз не направилась на него, он молчал.
– Параграф десятый, номера все, которые расположены под домиком.
По классу волной перекатились возмущения, которые в тот же миг были остановлены ударом кулака по столу. За которым пронеслось яростное: «Тише!». Момент. И в снова воцарилась тишина.
Неожиданно до слуха Демкова донеслось тихое: «Лёшка», которое растворилось в пространстве так же неожиданно, как и появилось. Голос ему был больно знаком, и он взглядом стал искать своего будущего собеседника, а хотя будет, вернее сказать, собеседницу. Искра смотрела на него и как только заметила, что смогла привлечь внимание паренька, протянула руку с бумагой, тревожно оглядываясь на учителя, который был всецело захвачен изучением уличной картины, вид на которую, раскрывался с окна, но в любой момент мог вернуться в свою суровую реальность и преподнести для них обоих не плохой выговор.
Потёртый клочок бумаги в тот же миг оказался у него на парте. Ловкие пальцы расправили противные складки, мешающие прочтению текста.
«Лёшка, привет.
Последнее время ты сам не свой. Что-то случилось? Нашу компанию ты активно избегаешь, но если захочешь увидеться и вернуться к нам, то милости просим: на том же месте, в то же время.
Твоя Искра.»
В конце был добавлен смайлик, который раньше мог бы добавить сообщению какое-то умиление и вызвал бы мимолётную улыбку, но теперь, он скорее вызывал отвержение от них.
Парнишка смял злосчастную записку и сунул в карман. Идти он не хотел, но излишнее любопытство были выше здравого разума.
«Когда-нибудь, моя излишняя жажда приключений в могилу меня затянет, или чего хуже – не даст в комсомол вступить.»
От последней мысли его передёрнуло и тот значительно изменился в лице.
«Удачных вам выходных.» Это последнее что удалось уловить и распознать слуху Лёши. В одной руке у него был портфель, а на другую он свесил куртку.
Осень была в самом разгаре, а солнце светило ещё по-летнему тепло, предоставляя возможность насладиться всласть последними ясными деньками.
День прошёл тяжело, и только Лёша собирался уходить, как вдруг, вспомнил о послании.
–…в то же время, в том же месте.
Пробубнил себе под нос тот.
– Бред какой-то. Почему я должен идти к ним и выставлять себя каким-то дурачком?
– Потому что это твои друзья. – откуда-то появилась тень. Она была полной копией его самого, только находилось какое-то различие. Тот долго вглядывался, пытаясь разузнать его. И наконец, увидел. Это были глаза. Они были необычайной чистоты, точно у самого непорочного существа на этой планете. Они походили на небо, точно так же гипнотизировали своей красотой и невинностью. В них смотреть можно было вечно.
– Н-но… А кто ты?
Тень засмеялась. Это хихиканье отразилось противным звоном в голове, заставившим его прикрыть уши.
– Я? Я – это ты. Я всегда был с тобой. Постоянно помогал тебе, только ты меня не видел.
– Если ты был со мной всегда. Почему я тебя вижу именно сейчас?
– Значит, пришло время.
– Глупость какая-то… Может ты плод моих фантазий и очередной образ, который я воссоздал у себя в голове, как это часто бывает?
– Может и так. Можешь прикоснуться ко мне, чтобы узнать, что я настоящий.
Незнакомец притянул руку, предоставляя возможность коснуться себя. Как только пальцы юноши дотронулись до холодной, не характерной для живого существа, поверхности ладони, только тогда Демков осознал, что это не сон.
– Убедился?
– Угу.
– Так-с.
– Что-то ещё?
– Да. Прошу, не натвори глупостей. Будь внимателен и обдумывай каждое слово, иначе это всё легко обернётся против тебя. Понял?
Тот утвердительно кивнул головой.
– Вот и славно. Слушай, времени у нас не так много. Ты должен пойти на встречу со своими старыми друзьями, слышишь?.. Нет, посмотри на меня. Посмотри мне в глаза. Запомни: ты должен к ним прийти и расставить всё на свои места. Как всё пройдёт и что получится из вашей беседы, будет зависеть лишь от тебя. А теперь ступай.
Тень отпустила, приподнятый подбородок своего внимательного слушателя и растворилась.
«Что за чертовщина происходит? Неужели я схожу с ума?»
Он глянул на свои часы. Те показывали 16:48.
«Значит он может останавливать время? Удивительно… Чёрт, я же опаздываю.»
Он шёл по знакомым улочкам, где мало когда проходили прохожие и среди диких зарослей лежала одна узенькая тропинка, которую прокладывал каждый из их компании. Ещё из далека доносились неясные разговоры и смех, и подходя всё ближе, Лёша чувствовал какую-то нервозность. В голове у него эхом повторялись наставление незнакомца с ледяными руками и небесной чистоты глазами.
–…а вот я ей говорю: «для начала, тебе не мешало бы посмотреть на себя, милочка.» – стали доносится знакомые голоса и отрывки реплик из развязавшегося диалога, который он удачно прервал своим появлением.
– Привет.
Тише чем прежде и без бывалой уверенности произнёс тот, моментально обратив несколько несносных пар бегающих глаз на себя.
– Привет-привет.
Поднялась Искра и подошла к нему, разглядывая его со всех сторон.
В тот же миг, ему стало не приятно и на какое-то время он пожалел, что не послушал свой здравый разум, а пошёл на поводу у какого-то типа, вылезшего из его мыслей и дурацких фантазий.
«Ещё раз увижу тебя – убью.»
На него смотрели всё те же ребята, всё те же знакомые, близкие ему когда-то люди, совершенно чужие сейчас. В глазах их просачивался интерес и фальшивое любопытство.
– Ну чего ты как не родной?
Он молча посмотрел на собеседника и сразу же отвёл взгляд в сторону, уставившись на обшарпанную стену старого здания, на котором были выведены неразборчивые слова.
Пройдя на своё привычное место, он наконец начал:
– Зачем звали?
– Как зачем?
Затаилось молчание. Ребята стали переглядываться, засыпая друг друга вопросами, которые они понимали даже и без слов.
– Я не понимаю для чего. Вроде, я ничего вам не должен, общение я с вами прекратил.
Он уже поднялся и собирался уходить, как вдруг, нежный и родной до боли голос произнёс слова, прошедшие сквозь всего его:
– Лёша, можно тебя на несколько секунд?
Он оглянулся, чтобы посмотреть на Искру. Та стояла, опустив глаза в землю, виновато подбивая почву, а потом просто сорвалась с места и убежала. Практически сразу, паренёк неосознанно двинулся за ней. Позади послышалось удивлённое перешёптывание остальных.
Запыхавшись, он наконец остановился не далеко от неё.
– Что-то важное?
– Да.
– Лёшка, слушай, поцелуй меня.
– С ума сошла?
– Нет.
– Искра, я на такое не соглашался.
Он смотрел на носы своих ботинок, ощущая как по щекам пробегается румянец.
Подсознательно, он хотел уйти, но что-то его всё-таки удерживало. Что-то не подвластное его силам и сознанию, что-то, что невозможно объяснить словами, холодная, леденящая рука легла на его плечо:
«Ты ей нужен.»
Эхом разнеслись эти три слова и тут же растворились в пространстве.
– Лёш, Лёша, Лёшечка. – точно, в бреду бормотала она, глядя в размытый горизонт, не имеющий своего конца. – Пойми, ты наконец, не по своей воле я это всё говорила, не по своей. Твоё увлечение музыкой что-то не вероятное, что-то чудесное, лёгкое и то, что выделяет тебя среди этой серой массы. Но не могу я сказать, поддержать тебя, не могу. Маму с работы попрут. Твои родители – обычные рабочие, им бояться нечего, а если мамочку уволят, для нас это будет трагедия, сам знаешь всю ситуацию.
Она осела на холодную траву, непослушные слёзы струями стекали по её пухлым щекам.
– Черт. Девчонки.
Проговорив себе под нос, он двинулся к ней. Снял с себя пиджак и уложил на землю, пригласительно указав на него взглядом. Та поняла его без лишних слов, а он слегка приобнял её рукой прижав к своей груди.
Она подняла на него голубые глаза, полные слёз и отчаяния, но одновременно гордости и какой-то радости и продолжительно выдохнула.
Чистый лист бумаги, ручка и мёртвая тишина. В мыслях вертятся лишь несколько строк для чернового варианта и только. Обещание писать письма друг другу нарушать не хотелось, но слов подходящих так и не находилось.
Лёша откинулся на спинку стула и задумчиво тарабанил ручкой, отбивая ритм для новой песни. Гитара, висевшая на стене, его всё больше и больше манила его тем, чтобы он наконец принялся за наигрывание ещё незнакомых для него аккордов.
– Снова ничего в голову не лезет?
– Сукин сын, напугал.
– С каких пар ты стал у нас таким пугливым, кажется, что ещё несколько дней назад, кто-то корчил из себя величайшего героя.
Он призадумался, а перед глазами поплыли события прошедших дней…
Отец был на работе, а мама отошла, по своему обычаю «за солью к тёте Люде, буквально на пять минуточек», которые чудеснейшим образом перерастали в что-то невероятно тягучее, чаще всего на несколько часов, что сегодня, как никогда, могло сыграть в его пользу.
Из-за плохого поведения, «ветра в голове», не высокой успеваемости и многочисленных слухов, его гитару продали. Обида на родителей и мерзкое угрызение совести за свои выходки мучили его продолжительное время.
– Я верну тебя, обязательно верну.
Семь струн, обшарпанный корпус и множество воспоминаний покинули тело юноши в тот же час, когда и инструмент этот дом.
Лёша сидел на краю кровати, нервно перебирая пальцами, в томных размышлениях и наконец, набрал полную грудь воздуха, сжал волю в кулаки и двинулся из своей комнаты.
– Ну-с, здравствуй.
– Чего тебе?
Незнакомец сдвинулся с места и решительно шагнул в сторону паренька.
– Ничего, просто… Просто решил посмотреть, чем же занимается мой подопечный. Ох, Боже, за что мне выдали такого простофилю? Раньше были почётные художники, поэты, композиторы, которых Ты отправил в Ад. А ведь они были на много способней этого сопляка.
Отлучившись от своего монолога, тот перевёл глаза с высоты на юношу, с непониманием наблюдавшим за всем происходящим в помещении.
– Прости, завёлся.
На лице мелькнула острая ухмылка и тот смущённо почёсывал затылок.
– Так, давай сразу к делу: тебе что-то надо от меня?
– Вообще, да. Небольшая просьба: не ищи на свою задницу ещё больших приключений. Не забывай, что из-за тебя, проблемы возникают у меня. И вон там, – он вознёс руку с вытянутым пальцем, указывая куда-то в высь. – у меня не особо вырисовывается хорошая репутация.
– Буду делать всё по возможности.
– Возможность спасти меня ещё от парочки встрясок есть прямо сейчас.
– Но…
– Никаких «но». Ты меня понял?
– Слушай, кто ты вообще? Как тебя зовут? И почему я вообще должен думать о тебе и о твоих проколах на работе?..
– Стоп, стоп, стоп. Слишком много вопросов. Зовут меня Рамзес. Я твой защитник, считай меня чем-то, вроде своего ангела-хранителя. Думать обо мне ты не должен, но хоть какое-то чувство уважения и жалости должно в тебе пробудиться.
– С чего это вдруг?
– Ну, хотя бы, в знак благодарности за всё проделанную мною для тебя работу.
– Интересно как-то… А вообще, я просто теряю с тобой своё время. Извиняй, Рамз, я пойду.
– Вот же негодник. А ты знаешь, что воровать деньги, тем более собственных родителей, это мерзко.
– А ты знаешь, что лишать своего собственного ребёнка того, чем он живёт и чуть-ли не дышит это просто отвратительнее, чем мои настоящие действия? Для меня гитара была чем-то большим, как раз таки тем, что заставляло меня двигаться дальше и не сгореть окончательно, подобно той самой спичке, а они просто эгоистично оторвали от меня частичку чего-то важного, вырвали живьём и бросили без обезболивающих средств на верную погибель.
– Сильно, но не достаточно убедительно, чтобы я позволил тебе пойти туда и натворить глупостей.
– Чёрт. Если ты не пустишь меня туда, я выпрыгну в окно и, уверен, тогда тебе «там» достанется ещё хуже этого.
Рамзес самодовольно хмыкнул и подошёл к своему подопечному.
– А ты не так прост как кажешься. Не убедительно звучит. Ты не способен на это, слишком боишься за свою никчёмную жизнь.
– Думаешь? А вот сейчас мы это и проверим.
Едва успев закончить фразу, Лёша сорвался со своего места и подбежал к окну. Распахнув его на максимум он взглянул в низ, в тот же момент страх окутал его с головой, а к горлу комом подкатила тошнота от ужаса и перед глазами поплыло. С пятого этажа земля казалась очень далеко, но сделав глубокий вздох, он залез на подоконник.
– Сумасшедший?
Панический голос Рамзеса вернул его к реальности.
– Да ты псих. Держи воды попей.
Дрожащими руками, паренёк схватил стакан и набрал в рот холодной воды, уже сидя на диване.
– Я, как посмотрю, ты не отступает ни перед чем. Так вот, верну тебе твою семиструнную подругу. Нрав свой ты уже показал. – подойдя к окну, он добавил. – Удачи тебе и до встречи.
Выйдя из пелены воспоминаний, он продолжил отбивать ритм, а затем резко остановился.
– Слушай, у меня всё ещё остаётся несколько глупых вопросов для тебя…
– Это всё чудесно, но, боюсь, мне придётся ответить на них позже, а пока, музицируй. Чудесно получается.
И как по щелчку пальца силуэт тени развеялся в атмосфере.
– Дьявол. – сказал едва слышно Лёша.
Осень уже во всю о себе напоминала. Окрасив когда-то зелёную листву деревьев, сменив окрас на золотистый, она уверено шагала по улицам города, изредка напоминая о себе дождливой и ветренной погодой, но всё ещё хранила и отдавала жителям последние тёплые солнечные деньки в этом году.
События последних дней сильно отразились на лице Лёшки. Осунувшийся, уставший он едва-едва держал в своём хрупком теле душу. От картины, которую он увидел перед своими глазами с окна, его до сей поры мутит и начинают слабеть ноги.
«Зачем? Что было бы, если бы я всё же прыгнул? Почему ко мне вообще поступили эти мысли?»
Он оторвался от окна, по которому наперегонки сползали капли и как только его «любимица» скрылась с его поля зрения, цепочка мыслей покинула его, вернув в реальность. Взгляды одноклассников и строгий взор учителя ввели его в замешательство и тот не понимающе стал искать хоть какие-то зацепки, на зародившиеся в нём вопросы, но все попытки были тщетны.
– Демков, вы будете отвечать?
Злобный голос учительницы прорвался сквозь сонную пелену мыслей, окутавшую его, и заставил вернуться в реальность. Он поднялся и вопросительно посмотрел на соседа по парте, который уже наскрябывал подготовленный ответ.
– Нуу… э-э… тромбоциты это… э-э-э… элементы крови, которые… э-э… отвечают за свёртывание крови.
– Присаживайся. Выкрутился, молодец. Ну что ж, продолжаем урок.
Голова предательски болела, а мысли уносили его далеко от строения человеческой крови и анатомии в целом. Рука сама по себе записывала определения, которые диктовала Марья Ивановна, суровая женщина.
Минуты бесконечно тянулись друг за другом, сменяясь раз за разом, а жизнь продолжала идти прежним чередом. Вдохновение было не частым его гостем, но визиты его были дороже самого дорогого подарка или огромнейшего слитка золота.
Стояла почти гробовая тишина. Комната была заполнена полумраком, который расходился перед тусклыми лучами запыленой керосиновой лампы, расположенной на столе. Лика что-то шустро писала. В тот момент, она показалась ему необычайно красивой, такой спокойной и серьёзной. Стоя в дверном проёме, он молча наблюдал за тем, как переливаются золотистые волосы на свету от движений руки, как вдруг голова её повернулась и она испуганно произнесла:
– Лёша, ты из-под земли вырос?
– Не буду отрицать. Что пишешь?
– Очередной черновик. Идея не плохая, но текст сухой получается. Может посмотришь?
Тот раскладывал зонтик и оставил его в дальнем углу, там же повесив куртку, с которой холодными каплями слетали впитавшиеся частицы дождя. Размеренным шагом он подошёл к ней. Глаза сразу же упали на разрисованный листочек.
«…Души моей погасли свечи
Сгорели те уже давно
Не жажду более я встречи
Не хочет сердце уж его…»
– Как тебе?
– Ты хочешь сказать, что это плохо?
– Не знаю… Мне не особо нравится.
– Года уносятся пластинкой
Кассетою бывалых лет
Где счёта времени уж нет..
– Ты сейчас это сочинил?
– Что-то в голову просто пришло.
– Можешь повторить ещё раз? Записать хочу.
– Шутишь?
– Повтори.
Они сидели в тишине. Шурша грифелем карандаша, Лёша внимательно перечитывал свою писанину. Лика была сама не своя. Та опустила глаза, а потом поднялась и зашагала по комнате.
– Скажи, у тебя ничего странного в жизни не происходило?
Внутри что-то сжалось, что-то ёкнуло, что-то давало понять: вопрос с подвохом.
– В плане?
– Нуу, видения например…
– Видения?
– Да.
– Точно, ангелы спускаются с небес и разговаривают с тобой, помогают разобраться в мыслях и направляют на правильный путь.
– Рамзес… – тихо произнес Лёша, но острый слух Лики всё же уловил слетевшее из уст имя.
– Значит происходило. – выдохнула она и подняла уставший взгляд на юношу. – А я то уже побоялась, что с ума схожу. У них, чёрт побери, такие дурацкие имена.
Всё было вроде как обычно. Вечерние посиделки, тихое потрескивание древесины в печи, шуршание бумаги, гитара и музыка, ну и шум дождя за окном. Всё та же компания, с прежними своими участниками. Девушка робко поглядывала на своего товарища. Когда её большие, голубые глаза смотрели на него, в них наблюдалось необычайное свечение какое он не замечал у других, но с каждым днём оно становилось всё тускнее. Девушка начала наигрывать приходящие в голову мотивы. Из-под кончиков пальцев выливалась печальная мелодия, заставляющая сжаться сердце в какой-то смутной тоске. Неожиданно она ударила по струнам рукой, отложила гитару и упала на подушку зарывшись в неё лицом.
– Эй. Эй-эй, ты чего? Лика… Лика, ты меня слышишь? Ты чего?
Он гладил её по дрожащей от всхлипов спине, пытаясь успокоить. Поддерживать он не умел, по крайней мере, ему так казалось.
Прошло минут десять, после чего девушка вернулась в суровую реальность из намокшей от солёных слёз.
– П-прости.
Заикаясь, еле-еле проговорила она. В одно слово она внесла все свои чувства и тяжело выдохнув, она, наконец, смогла успокоиться.
– За что простить?
– За слабость.
– Слабость?
– Да.
Она сделала продолжительную паузу, в которую Лёша и не думал вмешиваться.
– Прости за мою слабость. Я. не должна плакать, я пообещала ему быть сильной и что никто и никогда не увидит моих слёз и не услышит всхлипов, но обещание это не сдержала.
Сжав руки в кулаки и прикусив губу, она пыталась заглушить подступающую душевную боль физической.
Затаилась гробовая тишина. Время словно вовсе остановилось.
– Ещё раз прости за мою слабость. Ненавижу эту черту своего характера. Никто не видел как я плачу уже два года. Я даже над его могилой не проронила ни слезинки. Джон был для меня одним из самых важных людей. Он научил меня играть на гитаре, писал песни и никогда не унывал. Я за все годы, которые знала его, ни разу не видела его в ужасном настроении. Даже когда ему сказали о неизлечимом заболевании и то, что ему осталось от силы два месяца, он не расстроился.
Она замолчала. По-видимому, она ещё многое не договорила, но гнусная истерика давила её, не давая сказать ни слова.
Лёша просто молчал, осознавая, что помочь он ей ничем не сможет, максимум, просто находится рядом.
Непроизвольно, он взялся за инструмент и стал наигрывать знакомую мелодию, тихонько, едва ли слышно, напевая:
– Если у вас нету дома, пожары ему не страшны…
Он стыдливо замолчал, но играть продолжил, когда девушка заплаканная, оторвавшись от намокшей подушки, смотрела на него.
– И жена не уйдет к другому…
– Если у вас, если у вас, если у вас нет жены, нету жены…
Голоса их слились во едино и звучали просто невероятно.
«В который раз убеждаюсь: музыка лечит.»
Очередной раз пробежала эта мысль у него в голове, заставив искренне улыбнуться и ещё с большим азартом перебрать пальцами по новым струнам и петь уже гораздо смелее:
– Оркестр гремит басами, трубач выдувает медь.
Думайте сами, решайте сами, иметь или не иметь.
Снова утро. Снова надоедливое пиканье будильника.
– Открывай глаза, спящая красавица.
Тёплое дыхание Рамзеса заставило открыть, склеенные сонной пеленой глаза парня.
– К чёртвой матери иди. Рамз, что ты тут делаешь?
– Любуюсь тобой, конечно.
Он отдалился и стал расхаживать по комнате, нервно перебирая пальцами.
– Что-то случилось?
– Нет.
В одном слове чуялся подвох. В нём хранилась некая тайна, некая сокровищница, затаившая в себе что-то не приятное.
– Что-то же случилось.
– Нет, но могло.
– Сукин сын, что стряслось?
– Ли пыталась покончить с собой.
На пару минут дар речи буквально покинул его и он без сил рухнул на подушку.
– Т-ты шутишь?
– Я похож на юмориста?
– Что с ней?
– Она в больнице.
– Так и знал, что нельзя её одну оставлять.
– Постой. Только если не хочешь чтобы её закрыли в комнату с психами на несколько добрых месяцев, то при представлении, будь добр, скажи, что та повредила руки при падении на осколки разбитой посуды.
Лёша сорвался с места, схватил первые попавшиеся вещи и пулей вылетел из квартиры. Холодный ветер, в перемешку с леденящим дождём били ему в лицо. Он бежал, осознавая, что их последняя беседа могла уже произойти и он никогда бы не увидел её в своём прекрасном облике.
Перед ним мелькали здания, сменяясь одно другим, люди и машины, пока не показалось нужное построение.
Запыхавшись, он ворвался в помещение.
– Добрый день. К вам вчера поступила девушка, лет шестнадцати, с попыткой нанесения себе увечий, угрожающих жизни. Подскажите, где я её могу найти?
– Здравствуйте. Таких у нас нету. Их можете найти в психологическом диспансере.
– Новопоступившая девушка есть? Ровесница моя. На осколки вчера упала. Ноги заплелись и случайно с буфетом упала сама.
В голове всплыли слова хранителя и он тут же их проговорил.
– Кем вы являетесь?
– Я её молодой человек.
Фраза вырвалась необдуманно и напугала его больше чем известие об своём товарище.
– Молодой человек, значит. У нас посещения запрещены.
– Что?
– Посещения запрещены.
Женщина повторила два слова с серьёзной интонацией, давая понять, что изменить положение не возможно.
– Ну почему?
– Потому что таковы правила.
– Я её возлюбленный. Мы вместе уже продолжительное время. Не так давно я отлучился в Мурманск по учебным вопросом, ну там поступление и остальное. А когда уже ехал обратно, мне приходит телеграмма: мол, приезжай, с Ликой плохо. Вон я и сорвался с вокзала сразу сюда, даже подарок не купил. Стыдно, но больно хотелось убедиться, что с моим другом сердечным всё хорошо.
– С вашим «другом сердечным» всё хорошо. Всё это замечательно, но правила есть правила и переступить через них мы не можем.
– Не можете через правила переступить?
– Всё именно так.
– Ну, тогда я переступлю через себя и полезу к ней в окно.
Медсестра замерла на места, схватившись за сердце. Из её вылился испуганный вскрик, а из рук выпала ручка, и это всё, в какой-то степени, позабавило юношу.
– Да Вы сумасшедший.
– Она мне так же говорила.
Ответил Лёшка, лишь слегка подняв уголки губ.
– Л-ладно. Молодой человек, пройдёмте. Ещё не хватало нам травм на нашей территории.
– Я тоже так думаю, хоть и могу уверить, что добрался бы до нужного окна и нужной палаты в целости и сохранности.
– Господь с вами.
Верующая, значит, но ничего, так даже проще.
Она повела его по тёмным коридорам, над которыми висели огромные тяжёлые трубы. В такие моменты, ощущается будто человек самая настоящая букашка и ничего по-сравнению с целым огромным миром. Прошло пяти минут невыносимого жужжания, после чего где-то не так далеко появился просвет.
Тяжёлый аромат медицинского спирта и хлорки, витающий в воздухе, щекотал ему ноздри, заставив чихнуть.
– Будьте здоровы.
– Спасибо.
– Лена, отведи его к вчерашней.
– Ты с ума сошла? Посторонних не водят.
– Беру его под свою ответственность.
Молоденькая медсестра ещё немного по возмущалась, но в конечном итоге, сдалась.
– Идёмте. Только ниже травы, тише воды. Понял?
Лёша лишь кивнул головой.
Они пришли в новую палату. Яркий солнечный свет освещал белоснежные стены, что заставило прихожан зажмурить глаза. Погода сменилась за несколько минут и он бывалого бурана не осталось не следа.
В центре палаты, за ширмой, находилась кровать.
– Даю вам пару минут.
Сухо произнесла медсестра, на последок, оглянувшись на него.
Он прошёл пару шагов и замер.
На койке лежала она. Озарённая солнечным светом, девушка была чудесна: необычайно спокойна, она читала книгу. На потёртой обложке, вырисовывалось название «Анна Каренина». Лика подняла глаза, улыбнувшись, та сложила книгу и сунула забинтованные руки под одеяло.
– Лёша.
Глаза её засверкали непонятными искорками, а на лице появилась милейшая улыбка.
– Привет.
Он двинулся к ней, подойдя к постельному месту, он присел на краешек.
– Ну что ты?
Она молчала. Опустив взгляд, она рассматривала складки на пододеяльнике.
– Что случилось?
– Слушай, зачем ты сюда пришёл?
– К тебе.
– Ко мне? Нотации читать? Очередной раз? Вновь мне придётся выслушивать беседу о том, что жизнь прекрасна и увечья, нанесённые своими руками это не лучший выход из положения? Ты не…
– Стой, замолчи.
Голос его звучал мужественно и уверено. И Лика, против своей воли и с запасом многих невысказанных слов замолчала, глядя на него.
– Я тебя понимаю и никогда осуждать не буду.
– П-правда?
– Правда. Ты лучше мне скажи, что тебя подтолкнуло к этому. Если, конечно, ты готова поделиться с кем-то.
– Извини. Можно тебя кое о чём попросить?
– О чём?
Возникла не ловкая пауза, которую перебивало лишь тихое тиканье настенных часов.
– Обними меня.
Он совсем не ждал этих слов, но нехотя приблизился к девушке и положил свою руку ей на противоположное плечо, тем самым, прижав её к себе.
– Прости меня.
Горячие слёзы стекали по её бледным щекам и скапывали на помятую больничную рубашку. Она прильнула к его груди.
– Эй, ну ты чего?
– Прости меня.
Словно в бреду повторяла она одно и тоже, раз за разом, слышалось только два слова:
– Прости меня.
– За что?.. За что ты просишь прощения?
Ответа не последовало. Лика отодвинулась от него и пытаясь найти опору, чтобы подняться, ухватилась за близстоящую тумбочку. Руки дрожали, а ноги не слушались, но она шла. Пошатываясь, на слабых ногах, она шла, как вдруг, почувствовала, что кто-то словно поддерживает её. Она обернулась и увидела его.
– Ч-что ты делаешь?
– Поддерживаю.
– Зачем?
– А если ты упадёшь?
– Встану.
– А если ты повредишь себе что-нибудь?
– Это не важно.
– А вот и важно.
– Зачем ты пришёл ко мне? Зачем?..
Он по прежнему держал её, спасая от падения, не давая этому нежному хрупкому телу рухнуть на холодный пол.
– Ответь лучше на мой вопрос.
Голос его звучал уверено.
– Какой?
– Почему ты это сделала? Ради чего?
– Я… Я не знаю. Вернее, это не имеет значения.
– Что ты заладила? Одно и то же. Если я пришёл, если я интересуюсь тобой, значит, значение есть и я действительно волнуюсь за тебя.
Он говорил не обдуманно, слова непроизвольно вылетали изо рта. Девушка лишь молча смотрела на него, влажные дорожки от слёз высохли, не оставив от себя ни следа. Пришедшая медсестра, хотевшая напомнить об истекающей запасе времени, замерла у входа, наблюдая за двумя товарищами.
– Скажи, ты правда за меня волнуешься?
Прерывающимся голосом спросила Лика.
– Волнуюсь.
– Странно как-то.
– Почему?
– Раньше, всем было на меня всё равно…
–…и теперь тебе удивительно, что кто-то проявляет заботу?
– Да.
Последнее слово она не сказала, а скорее, выдохнула.
Они стояли около окна, наблюдая за прохожими, не обращая внимания на застывшую около двери женщину, которая очень быстро испарилась. Солнечные лучи озаряли их лица. Лика, скрестила на груди перебинтованные руки, пытаясь их спрятать, а Лёша, слегка приобнял её сзади, придерживал, не давая упасть.