10 глава

Октябрь, 2011.

Франция, Париж.

Конечности всё ещё немного потрясывало от лёгкого волнения, накатывающего волнами. Ада улыбается так сильно, что у неё начинают болеть щёки, но как бы Вуд не поджимала губы, чтобы хоть немного унять сладкую боль… она не могла. Сердце всё ещё билось так быстро и бешено, что Адалин хотелось верещать. Они затащили её. Эти трое сумасшедших мерзавцев сговорились где-то в укромной уголке зала школы, подговорили диджея и подтолкнули Адалин к тому, чего она желала и страшилась одновременно.

Ада запела, чёрт возьми. Не в своей комнате, и даже не Нику или Тоину с Дафной, а, мать вашу, на всю школу. И несмотря на легких шок, у неё это получилось. Эта Хеллоуинская вечеринка определенно запомнится ей надолго, тем, что она наконец могла признать свои увлечения, не страшась строгого взгляда отца; тем, что она сама для себя признала это.

Нажимая на дверную ручку входной двери, Адалин тихо проскальзывает через большой холл, мимо лестницы на второй этаж в сторону кухни. От танцев она проголодалась и планировала нарыть что-нибудь съестное в холодильнике. Возможно, сделать бутерброд — никого будить не хотелось, а педантичный отец любит исключительно только что приготовленную еду, так что Адалин даже разогреть нечего было.

Всё ещё в Хэллоуинском наряде — чёрном платье, красными рожками на голове — Ада первым делом тянется к салфетке, чтобы стереть с губ тёмно-бордовую помаду. И только потом схватилась за дверцу холодильника, потянув её на себя. Выгрузив на стол все нужные ингредиенты, Ада принялась за изготовления простого, незамысловатого бутерброда, который ей обычно делала мама — кусочек хлеба, колбаса, помидор и листик салата. И только Вуд откусила добротный кусок бутерброда, как шорох с дверного проёма заставил её вздрогнуть и тут же поднять глаза. С запихнутыми за щёки смесью хлеба и колбасы, она с широко распахнутыми глазами смотрит на мужчину, отдаленно напоминающего её саму. Всё ещё в рубашке, с закатанными рукавами, он выглядел особенно строго и холодно.

— Ты вернулась поздно.

Никакого яркого осуждения, только леденящий холод голоса. Адалин бегло скользнула глазами по электронным часам на духовке — время и впрямь было позднее. Уже за двенадцать часов ночи, а отец как будто только вышел из кабинета. Он не злился, не негодовал на поздний приход дочери — казалось, ему и вовсе было плевать, но однако же, зачем-то он спустился? Адалин медленно переживала бутерброд, проглотив.

— Да мы… у нас в школе была вечеринка в честь Хэллоуина. Мы потанцевали и не заметили, как пролетело время. Водитель Ника отвёз меня домой.

Холод серых глаз напротив щурится. С отцом всегда нужно было разговаривать чётко. Не дай бог голос дрогнет — и если Эду он прощал такие “ошибки”, то Аде, как наследнице, никогда. И ему можно было даже не срывать на ней своё недовольство. Достаточно было одного взгляда. К счастью для Адалин, она редко контактировала с отцом. По большей части, когда он брал её с собой на работу, чтобы она потихоньку вникала в дела фирмы, но и там они не разговаривали. Отец никогда не интересовался её увлечениями, лишь цыкал и закатывал глаза. Адалин пришлось с боем отбивать возможность посещать музыкальную школу, потому что дома пианино не было, а отец терпеть не мог лишние звуки; она тайно занималась вокалом после школы. Хотя теперь Ада была уверена, что для отца это тайной не было.

Энтони Кеннета Вуда не случайно в прессе считали ходячим куском льда, думающего только о работе. Таким был его отец, его дед и прадед — и он сам считал, что должен быть таким отстраненным. Адалин искренне удивлялась, как мать клюнула на него. Вряд ли дело было в искренней и пылкой любви. Не показывающий чувств ни на людях, ни в домашней обстановке, отец, вероятно выбрал просто самую благоразумную и не пылкую девушку, которая не будет вешаться на него, требовать поцелуи в щёки на людях или чего-то подобного.

Кроме работы для него ничего не существовало, и Адалин это знала наверняка. Бабушка Женевьева — его мать — такой холодной не была. Винила во всё английские корни мужа, его отвратительный характер, а потому покрывала увлечения Адалин вместе со своим младшим сыном, Томасом.

— Неужели не было ничего кроме танцев, Адалин? — его светлая бровь слегка взлетает вверх, а у Ады в момент всё проваливается внутри.

Пение. У них был уговор — её увеличение не должны выходить за стены дома, не должны мешать учёбе. Адалин прикусывает щёку изнутри и медленно сглатывает, прикрывая глаза. И этот уговор она, сама того не осознавая, нарушила.

— Я…, — начала было она.

— Ты же помнишь, Адалин, — ничуть не ласковый голос касается её ушей. — Ничего не должно отвлекать, мешать или перетягивать твоё внимание. Ты должна думать только том, какую империю наследуешь. Никто и ничто не должно мешать тебе, вмешиваться в твою жизнь или колебать твою решимость. Музыка… мешает тебе, — отец отстраняется от дверного косяка, и Адалин неосознанно дёргается, пусть отец никогда и не поднимал на неё руки. — Я разрешил тебе учиться играть на фортепиано под уговоры моей матери и брата. Я закрывал глаза на то, что ты пела свои песенки, пока ты не стала… ставить это превыше всего. У нас есть лицо, Адалин. Лицо, которого мы должны придерживаться, и я не желаю, чтобы ты забывала об этом, исполняя свои песенки на обозрение всей школы. Ты моя наследница. А моей наследнице не пристало занимать свою голову чем-то помимо нашего бизнеса. Не пристало бегать по сцене, истощенно орать в микрофон, срывать голос. Моей наследнице не пристало заниматься таким… низким занятием. Я надеюсь, ты поняла меня, Адалин. И впредь этого не повторится.

Энтони сжимает челюсти так, что его скулы чётко проступают в полумраке кухонного света. Ада опускает взгляд на свои ноги, жмурится, пристыженная. Когда она пела или играла, груз ответственности не сдавливал её хрупкие плечи. Она не думала о строгости взгляда отца, не думала о том, что ей совершенно не нравится заниматься этим бизнесом. Признаться, Адалин терпеть не могла сидеть в этом стеклянном офисе, рассматривать проекты будущий зданий и слушать многочасовые доклады. Её тошнило только от одной мысли, что ей придётся провести так всю жизнь, уподобляясь собственному отцу.

— С этого дня, никакого вокала и занятий на фортепиано.

Всего одно предложение, а у Адалин уже закружилась голова и резко подурнело. Она распахивает глаза, поднимая голову на собирающегося уходить Энтони.

— Но отец! Я же… я не могу без всего этого!

Бутерброд остался лежать на столе, пока Адалин решительно выступила вперёд, своим голосом заставив Энтони тут же замереть. Он не стал кричать, лишь слегка повернув голову в сторону, чтобы скользнуть укоризненным взглядом по дочери.

— Я всё сказал. Возвращаться домой будешь только со своим водителем. Он проследит, чтобы ты не занималась чем-то подобным после школы. Я не допущу, чтобы моя дочь опустилась до уровня певичек, — его губы вдруг кривятся в явном отвращении. — С этого дня, я более пристально прослежу за тобой лично, Адалин. И позабочусь о том, чтобы твоё свободное время было занято чем-то… более полезным.

Адалин набрала в лёгкие воздух, но так и не сказала и слово. Покорно опустила голову, пока слёзы обожгли глаза. Пришлось сжать губы, чтобы не разрыдаться прямо тут — отец терпеть не мог истерик. И если бы она прямо сейчас подняла голову, то в темноте дверного проема увидела бы ещё одну светлую голову. Довольного донельзя Эдварда, который не мог сдержать жестокой улыбки.

Июнь, 2020 год.

Россия, Санкт-Петербург.

События никогда не оставляли Илью Стрелецкого. Мигая жёлтыми огнями, когда он притормаживает на поворотах. Прижимается сзади, цепко вцепившись в его толстовку. Без конца подсовывает грабли старых знакомых и лики прошлого. Илья давно заручился правилом жить здесь и сейчас. Ведь мир так прекрасен, и всё это, кажется, таится в самых простых мелочах. Адалин обнимает его, просто чтобы держаться, а он судорожно признаёт, что это самое тёплое, что случалось с ним за последнее время.

По ночным улицам Санкт-Петербурга расползаются люди, покидая свои одинокие норы. По больше части это, конечно, туристы, желающие своими глазами увидеть разводные мосты. Илья никогда не осуждал их и не закатывал глаза — для них это тоже событие, которое они желали запомнить, которое принесёт им нужную эмоцию. Но сегодня он радовался, что им нужно было ехать в противоположную от Невы сторону.

Павлецкая жила в доме на пересечении улицы Декабристов и Фонарного переулка. Ему оставалось лишь повернуть на Вознесенский, а дальше прямиком на Юг области.

Илья ехал аккуратно. Не превышая скорости, чтобы не напугать пташку за спиной. Лениво обгоняя припозднившихся водителей. Стрелецкий редко кого брал на такие поздние покатушки, да и пассажиром, в основном, выступала Аня. Но не потому что Илья сам искренне горел желанием сажать её позади себя — скорее потому, что сестра была невыносимо упрямой. С Адалин ситуация была другой.

Стрелецкий внимательно следит за дорогой, но не может не прислушаться к своему пернатому пассажиру сзади. Пусть пальцы Ады крепко держались за его тело, но, кажется, ей самой не было страшно сидеть на рычащем железном монстре под собой — и это безмерно льстило Илье. Она доверяет ему.

Стрелецкий сворачивает в сторону от новой трассы, сбавляя скорость. Им постоянно приходилось менять локации своих маленьких развлечений, и Стас звонил ему каждый раз. Илья слишком долго отвечал на его предложения отказом. Сначала работа, свалившаяся налоговая со своими бумажками, отчёты и закупки материалов, потом поступившая на дизайнера сестра. И всё это настолько осточертело, что Илья сорвался.

Здесь ничего не было оборудовано. Не было высоких заборов, скамеек. Лишь разнообразные пёстрые байки — самых разных марок и цветов. Горящие фары разгоняют полумрак вокруг. Часть неба оставалась светлой, трассу хорошо видно, но атмосфера предвкушения застыла в воздухе. В громких разговоров, смехе, рыке моторов и шарканье обуви по земле. Илья сворачивает на пятачок света фар. Собравшиеся по большей части были одеты либо в кожу, либо в защитную экипировку. Немногие рисковали приезжать на такие развлечения в повседневной одежде — пусть мотоциклисты и любили щекотать нервы адреналином, но жизнь им была дорога. Однако, безумцев им тоже хватало.

Илья замедляется, пока не останавливается вовсе — замок из рук на его талии размыкается, когда он замирает в кругу света мотоциклетных фар. Стрелецкий тут же стягивает шлем, оборачиваясь через плечо и взглядом пробегаясь по Адалин. Она додумалась собрать волосы в косу, но от поездки они всё равно растрепались. Её карие глаза с неподдельным интересом всматриваются в мотоциклы, в их бравых всадников и всадниц. Илья ожидал увидеть в её глазах страх, но увидел почти детское любопытство, с которым она смотрит на всё вокруг.

Стрелецкий сам за собой не замечает, как наслаждается этим — гонки давно перестали приносить ему то удовольствие, к которому он стремился, но вид взбудораженной новыми эмоциями Адалин… уголки его губ дёргаются в улыбке. Он чуть склонился к ней. Хочется как-нибудь поддеть её, укусить или пошутить, ревниво перетянуть внимание на себя. Увидеть, как её прекрасные карие глаза изменятся.

— Илья, мой старый добрый друг!

Стрелецкий с неохотой переводит взгляд с Адалин на обладателя громогласного клича.

Широколицый, лысый мужчина в кожаной куртке. Он легко обогнул байк красного цвета, двинулся навстречу Илье с широко распахнутыми руками. Стрелецкий с трудом успел слезть с мотоцикла, как громадные руки Стаса цепко стиснули его в объятиях. Он так увлекся, что у Ильи создалось впечатление, что у него затрещали кости. Стас создавал впечатление грозного здоровяка, но на деле был большим и добрым парнем. Большая часть обязательно обратит внимание на его бороду, блестящую лысину и отреставрированный байк времён советского союза. И, конечно же, придумают ему ужасающую историю — что он крадёт младенцев и возит в багажнике биту, но добрее человека Илья не встречал.

— Давно тебя не видел. Где пропадал? — Стас похлопал Стрелецкого по спине, отстранившись от него и внимательно оглядев.

— Открывал новую точку, — Илья улыбнулся на ободряющее похлопывание Стаса и обернулся к Адалин, подавая ей руку. — Как видишь, я не один.

— Оу, — брови Стаса приподнялись и он, кажется, предпринял все попытки, чтобы не улыбнуться. — Я так обрадовался, увидев этого негодяя, что совсем не заметил, что Глюк приехал… со спутницей. Я Стас. Организатор всего этого. А ты…?

Её похолодневшие касаются ладони Стрелецкого, а сама она осторожно приподнимается, спрыгивая с мотоцикла. Илья с неё глаз не сводит, и даже когда Адалин стойко ступила на землю, не отпустил её пальцев.

Ей всё это казалось чужим — Илья чувствовал это. Французская аристократка, слишком изысканная, слишком хрупкая для такой компании. И как же ему представить её?

Ты мой новый адреналин? Ты моя новая зависимость, от которой не хочется избавляться? Ты пташка, что через месяц улетит? Друг? Девушка? Возлюбленная? Интерес?

Рука Стрелецкого отпускает пальцы Адалин, скользнув на её талию и тут же притянув поближе к себе. Маленький жест, чтобы никто не смел помешать ей наслаждаться шоу своим излишним вниманием.

— Это Адалин. Она никогда не была на таких… мероприятиях. Её было бы неплохо ввести в курс дела, а у тебя, Стас, достаточно подвешен язык, да и кажется, ты получаешь удовольствие от роли экскурсовода, — на эти слова байкер довольно улыбнулся. — Мы же успели?

— Не, вы не опоздали, — Стас быстро моргнул, качнув головой. — Ещё не начинали. Марк опаздывает, так что мы его ждём. А пока…, — взгляд Стаса снова устремляется к Адалин. — Пожалуй, ты прав. Я очень люблю рассказывать людям о своём маленьком бизнесе, поэтому бессердечно украду твою спутницу. Пойдём, Адалин. Мне есть, что тебе показать.

Француженка бегло осматривает Илью, а тот лишь улыбается и медленно кивает, выпуская пташку из своих рук. Стасу он доверять мог — уж кто, но этот добряк Аду в беду не даст. В любом случае, теперь Стрелецкому придётся отвечать на другие вопросы. Прежде на гонки Стаса он приезжал без спутниц, а теперь… его глаза скользнули по удаляющейся спине Стаса, который уже начал свою экскурсию для Адалин.

Илья обернулся, когда очередной рокот двигателя стих, а свет от фар обрамил последнее пятнышко темноты в этом полукруге чужого царства. Из-за спины водителя мелькнула рыжая кучерявая девчушка. Она почти по воздуху проплыла перед ободом света, вешая шлем на ручку мотоцикла, а затем суетливо нырнула прямо в толпу девушек, слушая их визги приветствия. Она с озорством обняла каждую, прежде чем увидеть Адалин, слушающую Стаса. Рыжая немного склонила голову, с любопытством спрашивая о том, чейное это чудо, а затем с каким-то особенным интересом обернулась в поисках Стрелецкого. Заулыбавшись с необъяснимым чувством гордости.

Мужчина слез с байка и с такой же энергией двинулся вперёд, огибая нескольких людей и вытягивая руку вперёд. Пальцы сомкнулись с протянутой рукой Ильи, сплетая те в подобие кулака и при полном сближении свободная рука обоих обогнула корпус и раскрытой ладонью ударила по спине. Они почти противоборствовали в этом жесте, пока незнакомец не был вынужден отстраниться и переключиться на остальных.

— Я пьян, я точно вам говорю, иначе не объяснить тот факт, что я вижу Глюка! — он засмеялся, кивая в сторону Ильи, а затем посерьёзнел и какое-то время молчал. — Ты обязан участвовать в гонке. Я так давно не соревновался с кем-то достойным. Твоя старуха ещё не развалилась там?

— Я приехал просто посмотреть.

Лгать здесь было не принято, ни себе ни кому-то ещё, поэтому пришлось запоздало кусать себя за внутреннюю часть щеки, чтобы попытаться придумать себе оправдание получше. Он почти мгновенно отреагировал на вызов. Тело его напряглось, взгляд стал острее и вот он уже почти раскрывает рот, чтобы защитить свою "старушку", но нужно было держаться. Боже, да кого он обманывает. Он пришёл сюда, чтобы показать Адалин свою тёмную сторону. Чтобы сесть на мотоцикл и взреветь вместе с мотором. Чтобы вдохнуть свободу.

— Ты что, давно не проигрывал, Марк? Я тебе напомню.

— Ха-ха, ты правда думаешь, что сможешь обогнать меня на своей драндулетке? В тот раз тебе просто повезло.

— И во все предыдущие разы тоже?

— Не зарывайся.

— Я ещё даже не начал.

Загрузка...