ДОМОВОЙ


И у них бывают не все дома.


ГЛАВА БЕЗ НОМЕРА, ЗАТО С НАЗВАНИЕМ

МРАЧНАЯ ИСТОРИЯ В ЯРКОМ ДОМЕ

Приложив руку к сердцу, заявляю: вся эта мутная история – чистая правда. Случилась она не то в Касл-Роке, не то в Сайлент Хилле, не то в Твин Пиксе. Короче говоря, где-то там на их Западе.

Постойте, я сказал, мутная история? Мрачная. Ой, мрачная! Вы, вот вы сейчас хихикнули, а зря. Уйдите, пожалуйста, в беззвучный режим – тут вам не комедия. Ну а вы, да-да, вы, отодвиньте брови от переносицы – это и не страшилка. Отлично, что-то среднее самое то – осмысленный взгляд и приветливая улыбка. Потому что, хоть и мрачная, история эта тоже что-то среднее. В ней всякое есть, как в жизни, а на жизнь всё-таки лучше глядеть с трезвым дружелюбием. Но прощу прощения за наглую толстовщину и пристыжённо спешу продолжить рассказ.

Так вот, произошло это одним студёным ноябрьским вечером, а началось с телефонного звонка в полицейский участок. Шериф Каллахан сидел в своём уютном кабинете, закинув на стол ноги в ковбойских сапогах, и смотрел чёрно-белый бейсбол по карликовому телевизору. Вздрогнув от дребезжащего звона, он как следует чертыхнулся, отложил надкушенный пончик, внушительно поправил шляпу, совсем не внушительно уползшую на затылок, и наконец снял трубку.

Звонила престарелая мисс Фицджеральд, которая ни черта не разбирала, когда ей кричали на самое ухо, зато слышала всё, что творилось в домах по соседству. В трубке бубнил и кашлял какой-то тромбон, скрипела старушка и свистела её беззубая болонка. Так что ответственному шерифу даже пришлось выключить любимый бейсбол, чтобы из всего этого паралитического концерта выловить хоть нотку сути.

В конце концов он понял, в чём было дело, а именно в следующем. Соседи мисс Фицджеральд, мистер и миссис Пиккенс, слыли людьми творческими, эксцентричными и независимыми, по-нашему – того. Днём они в едином порыве умиротворённо писали картины, музыку, стихи да и вообще всё, что только можно, а также всё, что категорически неприлично писать. По вечерам же экзальтированная парочка закатывала друг дружке такие скандалы, что гремело во всю Джон-стрит, по-нашему – ивановскую. Возвышенные натуры, что с них взять! Каждый день их художественные взлёты и экзистенциальные падения повторялись прямо-таки с акробатической точностью – именно это и стало причиной тревожного звонка мисс Фицджеральд. Сегодня вечером из логова Пиккенсов не доносилось ни звука и свет ни в одном окне не горел. Такая вот чертовщина. Конечно, они могли куда-нибудь отбыть – благослови Иисус, надолго! Да только не надейтесь, их новый семейный Форд 96-ого года выпуска стоял на лужайке точнёхонько перед домом. И, без сомнений, это было именно их страшилище – прегадкого жёлтого цвета и с нахально красными «ТФ» во весь багажник. То есть первыми буквами имён хозяев, которые и произносить-то… Вот именно – ТьФу!

Каллахан три раза поблагодарил мисс Фицджеральд за проявленную бдительность, а когда понял, что она ничего не расслышала, от всей души пожелал ей скорейшего сна в гробу и повесил трубку. Посмотрев в телефонном справочнике номер Пиккенсов, он позвонил им, но ответом ему были лишь длинные гудки.

Шериф хмуро глянул на пончики, которых осталось целых 13, затем включил телевизор и, сделавшись ещё суровей, быстренько выключил: не прошло и половины игры. Конечно, он мог бы отправить на вызов помощника Смитти, да беда в том, что сегодня Каллахан по-отечески отпустил его с совместного дежурства к семье в честь Дня благодарения. Всё равно в их захолустном городишке не случалось ничего серьёзней праздников и похорон (потому-то шериф и осел здесь, чтобы спокойно докоротать закат своей долгой и бурной карьеры). И вот случилось! Случилось то, что теперь этот носатый индюк Смитти трескал индейку в уютном тепле – чтоб ему самому треснуть! – а шефу нужно было идти на зубастый холод и проверять чёрт знает что.

Ему хотелось бы думать, что, в сущности, нет ничего странного в телефонном молчании, тёмных окнах и тихом доме Пиккенсов, но не тут-то было. Каллахан сам жил на Джон-стрит, прекрасно знал шумные повадки экстравагантной парочки – и всё это в самом деле выглядело очень подозрительно. Выругав мисс Фицджеральд, чету Пиккенсов и помощника Смитти, а потом ещё раз в обратном порядке, он натянул кожаную куртку с золочёной бляхой и отправился исполнять непростой служебный долг.

В этот праздничный вечер, когда горожане сидели со своими семьями за домашним столом и… и помощник Смитти тоже, чёрт бы его разобрал! – этим вечером дом Пиккенсов выглядел как-то особенно мрачно. На его бледном фасаде не светилось ни единого огонька, а на крыше вертелся флюгер в виде ржавого кота с погнутым хвостом и жалобно поскрипывал, словно сам был живой, а хвост его – уже нет.

Шериф позвонил в дверь, но ему не открыли. Тогда он обошёл дом кругом и обнаружил, что одно окно в первом этаже разбито. Дело было – ясно – тёмное. Он щёлкнул фонариком и посветил в чёрную пасть окна, скалившегося блестящими осколками.

Как ни старался Каллахан, ничего рассмотреть ему так и не удалось. Доблестный служитель закона раз-другой позвал Пиккенсов и, не получив ответа, решился на отчаянный шаг – вторгнуться на частную собственность. Ну это по-их – отчаянный, а по-нашему – шаг самый что ни на есть обыкновенный, если не сказать – прогулочно-непринуждённый. Но мы отвлеклись.

Шериф по рации сообщил о своём дерзком намерении диспетчеру Скрабблу, но и тот не отозвался. В голову лезли лишь две версии: либо тут и впрямь творилась какая-то чертовщина, либо Скраббл променял свою смену на «Ночную смену» Стивена Кинга, сидя на служебном унитазе. Второе казалось куда как вероятней. Поэтому наш герой плюнул на Скраббла, то есть себе под ноги и принялся за дело. Действительно, не стоять же столбом, когда люди, очень может быть, нуждаются в твоей помощи!

Перво-наперво Каллахан вытащил из рамы особо опасные осколки. Затем он, поплясывая от холода, постлал куртку, буркнул: «Дж… Джеронимо», – и провалился в стеклянную прорубь морским котиком. Нет, не спецназовцем по-нашему, а лаптевским моржом.

Внутри темень стояла хоть глаз не отрывай, а тут ещё фонарик замигал и вовсе погас. Это уже, вне всяких сомнений, попахивало сущей чертовщиной. Значит, дальше с шерифом должно было произойти нечто ужасное (на своём веку он посмотрел немало кинофильмов и знал жизнь во всех её жанрах). Решив не испытывать судьбу, он нащупал выключатель, стукнул по нему кулаком и – зажмурился. Но не от колкого света, нет. Он наконец увидал мистера и миссис Пиккенс, да в таком количестве, что зарябило в глазах.

С портретов, которыми были увешаны все четыре стены, на него смотрели хозяева дома, выполненные в самых разных позициях и антуражах. Вот миссис Пиккенс в седле, вот миссис Пиккенс в наготе, вот мистер Пиккенс в маргаритках, вот мистер Пиккенс в нирване, вот мистер Пиккенс в миссис Пиккенс, а вот миссис Пиккенс в…

Шериф опять зажмурился. Не сделай он этого, у него бы точно случился эпилептический приступ от всего этого многообразия одной и того же. Жуткий оптический эффект усугублялся тем, что стены гостиной – а наш герой находился именно в ней – были выкрашены в розовый цвет, до того едкий, что им можно было пытать дальтоников. Возвышенные натуры, что с них взять.

Каллахан кое-как совладал с собой и только сейчас заметил подозрительный беспорядок в комнате. Домашняя утварь валялась на полу, словно бы здесь приключилась жестокая драка. Не теряя ни минуты, он отправился на дальнейшие розыски.

Как выяснилось, всё это время миссис Пиккенс находилась на кухне. Прислонясь к стене, она сидела на полу в чём мать родила – и кой-чего, что мать родила, у неё совсем не было, а именно головы. В ногах у обезображенного трупа лежала двустволка со спущенными курками.

«Немаловероятно, жертва решила сама себе сделать страйк-аут», – подавив позыв рвоты, профессионально подумал шериф, большой любитель не только бейсбола, но и сериала «Друзья». Только не спрашивайте, что значит страйк-аут, я и сам в бейсболе ни хита не понимаю. Но мы опять отвлеклись.

В версии о самоубийстве Каллахан мигом усомнился, так как подметил кое-что странное. На кухне был страшный погром, будто бы перед тем, как уйти из жизни, миссис Пиккенс с кем-то яростно повоевала. Была и ещё одна странность: после того как жертва угомонилась навсегда, кто-то кощунственно размалевал её всю зелёной краской, такой же ядовитой, как на стенах в розовой гостиной и здесь, на голубой кухне. Вы спросите, почему она сама не могла этого сделать перед смертью? Очень просто: некоторые особенно грубые мазки соскальзывали с тела на стену и пол, и, судя по их расположению, после этого оно оставалось неподвижным.

Каллахан сразу догадался, кто мог учинить такое злодейство: в доме жили лишь двое. Нужно было как можно скорее найти подозреваемого, и он двинулся дальше. По пути, разумеется, наш герой не забыл достать свой шестизарядный Смит-Вессон, которым в случае чего можно было уложить добрую дюжину злобных мистеров Пиккенсов. Одну половину – пулями, а другую – с размаху.

Когда он поднимался на второй этаж, наверху где-то совсем рядом что-то глухо стукнулось об пол, а потом по лестнице, ведущей на чердак, простучали дробные шажки. Ни дать ни взять прошмыгнул озорной ребёнок.

Будучи человеком рассудительным, а главное, порядочно упитанным, наш герой не бросился сломя голову вдогонку. Вместо этого он степенно взошёл на второй этаж, зажёг свет в коридоре, а затем как следует прокряхтелся и отдышался, впрочем, ни на миг не теряя бдительности. Он пошёл было дальше, но опять остановился.

Через распахнутую дверь шериф наконец увидел мистера Пиккенса – в супружеской спальне с массивным ложем на оранжевом фоне. Хозяин дома лежал на пуховых волнах перины в чём мать родила, прикованный наручниками к кроватной спинке. И – хвала небесам! – всё, что мать родила, было по-прежнему при нём.

Каллахан позвал мистера Пиккенса, но тот не откликнулся. Тогда он поразмыслил, как умнее поступить, и пришёл к резонному выводу, что прежде всего будет лучше проверить несчастного пленника и, если понадобится, оказать ему первую помощь. Всё равно шустрому беглецу никуда не деться: чердак, на который он удрал, – без окон, а лестница, по которой оттуда можно спуститься, – под метким глазом шерифа и дулом его верного друга.

Включив в спальне свет, он первым делом заметил на полу брошенную малярную кисть и опрокинутую банку с пролившейся зелёной краской – похоже, последняя и громыхнула, когда наш герой сюда поднимался. Вслед за этим стало понятно, что помочь мистеру Пиккенсу было уже ничем нельзя. Кто-то стянул его горло гибкой проволокой и завязал её – вот уж действительно – мёртвым узлом. После того как жертва умолкла навечно, злодей принялся глумиться над бездыханным телом: оно было в таких же зелёных мазках, как и труп миссис Пиккенс. Но гнусный ритуал так и не был завершён, потому что Каллахан помешал своим внезапным вторжением.

Едва шериф понял это, в голове у него мгновенно склеилась вся картина, пёстрая до ряби в глазах и жуткая до мороза в жилах. Некто проник в дом и напал на хозяев, пока они в спальне, прилично говоря, были беззащитны, как кролики. Миссис Пиккенс голышом выбросилась из комнаты, а её муж – по железной причине – не смог. Смекнув, что к чему, нападавший сперва расправился и поглумился над женой, а потом вернулся по душу мистера Пиккенса. И тут появился Каллахан. Скорее всего, так всё и было. Что дальше? Теперь оставалось настигнуть неизвестного и задержать, а уж руками или.357 Магнумом – это как получится.

Шериф замер у лестницы, которая под крутым углом вела на неосвещённый чердак, сотряс тишину своим именем, а затем уже именем закона потребовал выйти из темноты, кто бы в ней ни скрывался. В ответ – ни шороха. Он изо всех сил напрягал зрение, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь, и тут из мрака прямо ему в глаз брызнула струя какой-то жидкости.

Каллахан отпрянул от лестницы, но уже через секунду снова подскочил к ней – с револьвером наизготовку и весь красный как варёный рак… Простите за оговорку, я и сам так распереживался за нашего героя, что забыл опять соригинальничать. Конечно же, красный не как рак, а как лобстер по-филадельфийски. Что бы выдумали? Мерзавец, который прятался на чердаке, наглейшим образом помочился представителю закона прямо в лицо! За годы службы в разных городах и штатах шериф повидал всяких подонков, но чтобы таких дерзких – нигде и никогда. Ведомый не столько долгом, сколько подмоченным достоинством, он осторожно поднялся по скрипучей лестнице, пошарил рукой по шершавой стене и, найдя выключатель, зажёг свет.

К своему удивлению, наверху Каллахан не обнаружил ни одной живой души. Чердак был завален кипами исписанных листов и коробками со всяким хламом, а в центре его монументально возвышалась чугунная печка на фигурных ножках – времён, наверное, Первой мировой или даже войны Севера с Югом. Вот и всё, что он тут увидел.

Шериф подумал, что, быть может, злодей притаился за печкой, но, подойдя к ней, он и здесь никого не нашёл. Между делом он приметил, что допотопная штуковина была сверху донизу выкрашена знакомой зелёной краской. Вряд ли это сделал тот, кто надругался над телами мистера и миссис Пиккенс: слишком уж аккуратными тут были мазки, да и сделали их явно не сегодня. Наверняка хозяева сами когда-то постарались в очередном творческом припадке и превратили симпатичный раритет в чугунный огурец на лягушачьих лапках. Каллахан ещё больше укрепился в своей догадке, когда увидел на боку печки знакомый красный автограф: «ТФ». Возвышенные натуры, что с них взять… было.

Тут он обратил внимание на гитару, которая валялась рядом на полу. Его намётанный глаз сразу же зацепился за то, что у неё не было двух струн: так вот где подонок раздобыл орудие убийства. Шериф чуть-чуть повернул гитару кончиком револьвера, и взгляду его предстало то, от чего у него проскользил холодок по спине, взмокшей под тёплой курткой. На чёрном грифе виднелся чёткий отпечаток ладони, перепачканной зелёной краской, – отпечаток такой же свежий, как мазки на трупах мистера и миссис Пиккенс. Пятерня была крошечная, детская, если не сказать – трогательная. Это и взбудоражило Каллахана: что за ребёнок мог совершить такое страшное преступление? Не ребёнок – чудовище.

Вдруг шериф своим цепким слухом ухватил какую-то возню сзади. Не вставая с корточек, он резко повернулся, чтобы взять подонка на мушку, кем бы тот ни оказался, – и тут его в лоб с хрустом ударил бильярдный шар, вылетевший из-за коробки с вещами. Выронив револьвер, он повалился навзничь и сжал руками голову. Тем временем по полу застучали шажки – от той самой злосчастной коробки к поверженному Каллахану.

Боль была жуткая. Казалось, под черепом у шерифа случился натуральный ядерный взрыв. Все мысли разом сдуло ударной волной, а световая вспышка даже ослепила его на несколько секунд. Внезапно в шею ему впилось что-то тонкое, обхватило жгучей петлёй и затянулось так туго, что стало невозможно дышать. Что-то? Струна, чёрт возьми! Вторая струна, которую убийца сдёрнул с гитары.

Надо отдать должное нашему несчастному герою, при всей кошмарности положения он не растерялся. Одной рукой он попытался освободиться от удавки, а другой схватить подонка. Но рядом по-прежнему не было ни одной живой души, и его скрюченные пальцы всё время цеплялись лишь за обычный воздух.

Как он ни силился, проклятую струну никак не получалось ни сорвать, ни снять, ни хотя бы ослабить: слишком уж крепкий был узел. Силы быстро покидали Каллахана, вскоре он повесил обмякшие руки и высунул онемевший язык.

В голове у него по-прежнему рокотало, хоть уже и слабее, однако больше это не имело значения. Он лежал на боку и смотрел вперёд потухавшим взглядом. А прямо перед ним стояло какое-то человекоподобное создание, невысокое, от силы фута три, то есть метр без кепки. Но самое главное, оно было совершенно прозрачным, как воздух. Шериф видел его, во-первых, потому что в разных местах оно было измазано ещё не высохшей зелёной краской, а во-вторых, потому что теперь оно не пряталось. Он с трудом поднял непослушную ладонь, но его восковые пальцы прошли сквозь загадочное существо, как через всё тот же воздух. Живой мираж неподвижно стоял рядом, пока человек умирал. В любых других обстоятельствах у Каллахана прожужжал бы целый рой мыслей от такого странного зрелища, но не сейчас. Больше всё это не имело вообще никакого значения. Как и он сам.

Все три трупа на следующий день нашёл помощник шерифа Смитти. Обнаружив своего посиневшего шефа на чердаке, он пулей вылетел из дома, ткнулся коленями в газон и исторг из желудка всё его обильное содержимое, которое сидело в нём ещё со вчерашнего праздника. Так и не решившись вернуться внутрь, помощник по рации вызвал коронера, попросил прислать полицию штата и, само собой, ребят из ФБР.

Орава экспертов тщательнейшим образом изучила тела и обследовала весь дом от чердака до подвала. И что же они нашли? А дырку от пончика или даже, если по-нашему, целый мешок дырок – без бубликов. Конечно же, всевидящее око, вернее, всеувеличивающая лупа замирала над зелёными отпечатками крохотных ладоней, и не раз. Да только впоследствии поиск по базе преступников, в том числе малолетних, ничего не дал. Ответственные власти, естественно, не умыли руки – и опечатали дом с официальной формулировкой: «До выяснения дальнейших обстоятельств».

Так и стоял этот дом, пустой и зловещий, пока примерно через год в нём не случился пожар. Огонь уничтожил решительно всё за исключением мрачного фольклора, который вместе с дымом и пеплом разлетелся по всей округе. Поговаривали, что в бывшем доме Пиккенсов жил демон и кто-то из добрых обывателей решил избавиться от него – вместе с домом. Некоторые всерьёз полагали, что это сделала мисс Фицджеральд, да только никто не решался сказать ей это в лицо. Во-первых, избегали ворчливую старушку, а во-вторых, она бы всё равно ничего не услышала. Через пару лет мисс Фицджеральд скоропостижно отдала душу Иисусу, нечаянно прихватив с собой любимую болонку, на которую рухнула в этот драматический момент и из которой вышибла совершенно весь дух вместе с последними зубами. Так и остались без ответов извечные вопросы: кто на самом деле был во всём виноват и кто именно что сделал?

Но я-то знаю, кто виноват, да и вы наверняка догадались. Это домовой. Всем известно, что домовые – добрейшие создания, которые живут за печкой, или на печке, или под печкой, или в печке, это уже кому из них как удобней. Но и гнев им не чужд. Не буду утомлять вас подробностями о том, почему домовой Пиккенсов так жестоко поступил с храбрым шерифом и своими чудными хозяевами – в слове «чудными» ударение ставьте как вам по душе. Суть не в этом.

По телевизору нам твердят, что мы не такие, как они там на своём Западе, что мы умнее, ловчее, сильнее. Врут. Наглейше врут! И знаете, почему я так думаю? Да потому что домовые везде одинаковые. И если уж кто-то из них по какой угодно причине выйдет из себя, то берегитесь. Это абсолютно одинаково касается и их там, и нас тут.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Посвящается Генералу, храброму воину из фильма «Кошачий глаз».

И любому другому воину тоже – не из «Кошачьего глаза», но с ними.

– Мама, ну, расскажи, почему мы переезжаем? – спросил восьмилетний Миша с заднего сиденья семейной Мазды 5, которая навсегда уносила его непонятно куда, зато известно откуда.

– Я тебе уже сказала, молодой человек, фиг, – мама рулила и старалась не отвлекаться от дороги. – Войдёшь в новый дом и сам поймёшь.

– Ну, мама! – мальчик капризно затряс подголовник её сиденья. – Ну, расскажи! Расскажи! Расскажи!

– Вот разошёлся, – мама улыбнулась ему через зеркало заднего вида и перевела глаза на дочь, сидящую рядом с сыном. – Лиза, успокой его там, а то он так до самого приезда не уймётся.

– Между прочим, мне тоже интересно, почему мы переезжаем, – четырнадцатилетняя Лиза поиграла пальцем в пластиковой клетке у себя на коленях, в которой сидел кот и одурело озирался. – Думаю, и Генералу это интересно. Да, Генераша?

– Ну да! – пискнул Миша за кота. – Генерал тоже хочет знать! Раскажи-ы-ы-ы!

– Значит, все против меня. Ладно, сдаюсь. И, как побеждённая, я имею право на последнее желание.

– Какое ещё желание? – спросил мальчик, почуяв подвох.

– Хочу сыграть с вами в одну игру, про нашу бывшую квартиру. Называется «Знаю, не знаю». Всё равно нам ещё пилить и пилить, вот и развлечёмся. М?

– Какая-нибудь дурацкая игра, – Лиза облокотилась на клетку и уткнулась подбородком в кулаки.

– Ну почему, очень даже неплохая. Правила такие: каждому из вас я буду задавать вопрос про нашу старую квартиру, а вы будете говорить, знаете ответ или нет. Вот увидите, в конце вы сами поймёте, почему мы оттуда съехали. Если получится именно так, то оставшуюся дорогу вы просидите смирно и не будете мне мешать. А если не так, я сама вам всё разжую. Ну и награжу мороженым. Согласны?

– Да! – Миша даже подпрыгнул от такой сладкой неожиданности.

– Не дёргайся ты, Генерала пугаешь, – девочка закрыла собой кота от вертлявого брата. – Давай сыграем. Не хочу мороженое, просто интересно, что ты придумала.

– Тогда поехали. Лиза, ты первая. Когда Миша был совсем такусенький, ты часто жаловалась мне на него и говорила, что хочешь, чтобы он жил в духовке. Знаешь почему?

– Придумай что-нибудь потруднее, знаю. Потому что он гадил в горшок в нашей с ним комнате. Отврратительно. После него убирай, не убирай – такая вонища стояла, фу.

– Вот что ты врёшь-то! – надулся мальчик.

– Кажется, тут кто-то опять подванивает, – хихикнула девочка. – Даже вон Генерал в угол забился.

– Он забился, потому что ты его достала! И меня тоже, потому что ты врёшь!

– Фу-у-у.

– Врёшь! Врёшь!

– Ну всё, хватит, – мама улыбнулась им обоим. – Лиза права, было такое. Ты тоже прав, молодой человек, такого давно уже нет. Следующий вопрос – тебе. И сдуй щёки, когда к тебе обращаются. Совсем недавно ты подошёл ко мне и признался по секрету, что хочешь кое-кого придушить. Знаешь почему?

– Ну знаю. Потому что… – Миша поймал на себе недобрый взгляд сестры и замялся. – Но я не собирался придушивать, я только хотел…

– Так почему же? – перебила мама.

– Потому что она своими дурацкими учебниками заняла всю полку и мне некуда было поставить нового Лего Бионикл.

– Дюрецкими, – передразнила девочка. – Вот дорастёшь до моих лет, тогда узнаешь, кто из вас больше дурацкий, ты или учебники.

– Мама! Скажи ей, чтоб она не обзывалась!

– Лиза, не обзывайся, пожалуйста. Миша всё правильно сказал – это я не про дурацкость учебников. Внимание, переход хода и – следующий вопрос! Лиза, в последнее время ты часто жаловалась мне, что не высыпаешься. Ты знаешь почему?

– Лучше б не знала. Потому что сосед наш – дебил. И музыка у него дебильная. Каждый день одно и то же: тум-тум-тум. О-о-о, зла не хватает.

– Верно. Молодой человек, твоя очередь. Ты боишься, когда у нас дома звенит посуда и дрожит мебель. Знаешь, почему такое происходит?

– Ты спросишь тоже! Потому что у нас рядом с домом проезжает метро.

– Не метро проезжает, а поезд метро, – Лиза щёлкнула брата по уху. – И не потому что проезжает, а потому что резонанс из-за того, что проезжает, валенок.

– Мам! Теперь она ещё и дерётся! Скажи ей!

– Лучше я тебе скажу: ты опять прав. Так, а теперь успокоились и помирились, потому что на следующий вопрос вам придётся ответить вместе. Вы оба боитесь ходить по нашему подъезду. И знаете почему?

– Ну да, – понурился мальчик. – Потому что там страшно.

– Тоже мне Капитан Очевидность, – фыркнула Лиза. – Потому что там ошиваются всякие морды, пьют, курят, ко всем пристают и долбятся в чужие двери.

– Так и есть. Теперь сложите всё это вместе и получите подробный ответ, почему мы оттуда съехали. Итак, вы знаете почему?

– Потому что там морды, – пробубнил мальчик.

– И дебил, – буркнула девочка.

– И она, – Миша мотнул чёлкой в сторону Лизы.

– И он, – сестра пхнула брата локтем.

– То есть неуютно, шумно и тесно, в переводе на человеческий язык. Абсолютно правильно! – торжествовала мама. – Вы такие умные, вас только обыгрывать! Это я сейчас вообще без сарказма говорю. Ну что же, теперь вы сами всё знаете. Я победила.

– И что, мороженого не будет? – в глазах мальчика отразилась прямо-таки вселенская грусть, и он шмыгнул носом, намекнув миру, что Большого взрыва долго ждать не придётся.

– Лиза сразу не хотела, поэтому ей не будет. А ты хотел, и тебе будет. Приедем, и будет.

– Уррра! А тебе сопля на палочке, ме-е-е! – Миша состроил рожу и показал сестре язык.

– Да ты сам ещё сопля. Смотри, не подавись. Мама, а в нашем новом доме лучше?

– Гораздо!

– Какой он?

– А вот этого не скажу, как ни пытайте. Хочу, чтобы это стало для вас сюрпризом. Надеюсь, это будет о-о-очень приятный сюрприз.

– Да уж, сюрприз, – вздохнула дочь. – За чёрт знает сколько километров от центра.

– Не за чёрт знает сколько, а всего лишь в пригороде. Там знаешь как хорошо! Свежий воздух, тишина, мало машин, никакого тебе метро и пьяных, как вы любезно выразились, рож.

– Морд, – поправила Лиза.

– Простите за бестактность, морд. В общем, это пойдёт вам только на пользу.

– Как же мы будем ездить в школу? – вдруг озадачился Миша.

– Перед занятиями я буду вас подвозить, а возвращаться будете вместе на электричке. Тут ехать-то всего двадцать минут.

– Хорошо ты придумала, – девочка улыбнулась одними губами.

– Что-то по тебе не скажешь.

– Теперь мне ещё и в электричке с ним нянчиться.

– Вообще-то, милая, пока я работаю, это твоя прямая обязанность. И не нянчиться, а заботиться.

– А если я погулять захочу? Без него погулять.

– Захочешь погулять, погуляешь. Но только после того, как передашь его мне.

– Мне не с кем гулять, у меня нет друзей, потому что мне постоянно надо быть с ним. Водить в школу, из школы, сидеть дома, уроки делать, кормить, ладно хоть задницу ему не подтираю. У меня так никогда друзья не появятся.

– Появятся. Подрастёт, и появятся. Надо только немного потерпеть. Он ведь твой брат.

– Брат, – Лиза измерила мальчика презрительным взглядом и обняла клетку с котом.

– Да я вообще могу без неё прожить! – геройски выпятил грудь Миша. – И уроки буду сам делать, и в электричке ездить один, подумаешь! На фиг мне такая сестра не нужна!

– Так, перестаньте оба, – мама через зеркало строго глянула сначала на одного, потом на другую. – Сегодня не тот день, чтобы портить друг другу настроение. И запомните: вы брат и сестра, ближе у вас никого нет. Вам беречь надо друг друга, а не шпынять. Надеюсь, когда-нибудь вы это поймёте. Мне бы очень хотелось.

Дети замолкли и, как бы маме ни хотелось, отсели друг от дружки подальше. Лиза уткнулась в книжку, а Миша запустил игру на ноутбуке. Так и ехали все трое, серьёзные и молчаливые, пока у мамы не зазвонил телефон. Она достала его и – просияла.

– Здравствуй, Олег Ильич, а я всё ждала, когда же ты позвонишь! Ну как твой день? На работе как? Ага, ага, ну здорово, слушай. А мы да, едем, уже почти приехали. Да, ага. И сами едем, и с собой кое-чего везём. Да нет, всё основное уже грузчики перевезли и я даже по дому расставила. На старой квартире только кое-какую посуду оставила, там одна стыдоба. Наконец-то, новую купила. Ну да, в новый дом с новыми тарелками и ложками. Ага. Нет, это всё уже тоже там, а у нас с собой всякие личные ценности-бесценности, у каждого свои. Кстати, хотела тебя попросить. Может, ты подъедешь и поможешь перенести в дом коробки? Тут не очень много. Да? Ну ладно… Да я понимаю, что поделаешь, работа. Угу, угу. Ну а вечером ты придёшь? Мы планируем новоселье, с пиром, всё как полагается. Отлично, будем ждать! И молодёжь, конечно, ждёт. Хорошо, до встречи, целую, пока!

– Что он сказал? – дочь захлопнула книжку. – Придёт?

– Придёт! – мама так и сияла, так и сияла.

– Чёрт, – девочка куснула губу от досады.

– Что это ещё за разговоры! Он не чёрт, а вполне приличный и умный человек. Знаешь, не каждый может похвастаться, что ведёт своё политическое ток-шоу по телевизору. И кстати, вы ему очень нравитесь.

– Зато он нам нет, – Лиза скрестила руки на клетке с Генералом.

– Это точно! – мальчик отложил ноутбук. – От него воняет носками, и он хлюпает чаем!

– Все мы не без недостатков. Это нормально, привыкните.

– Может, мы не хотим привыкать.

– Вот, вот! И он нам не нужен!

Дети и не заметили, как в едином порыве снова придвинулись друг к дружке.

– Ну что мне с вами делать? – мама покачала головой.

– Ничего не делать, – предложила девочка. – Пусть всё будет как было, и пусть он к нам не ходит.

Мама ничего не ответила, только вздохнула.

– Ну да! – поддержал сестру Миша. – Ты сама сказала, чтоб сегодня мы не портили друг другу настроение. Вот пусть ведёт своё шоу куда подальше, а нам и без него будет неплохо.

– Всё! Прекратите это, пожалуйста! И ведите себя вечером хорошо. Нравится вам или нет, а Олег Ильич гость в нашем доме, и вы обязаны вести себя с ним прилично. Так, мы подъезжаем, готовьтесь выгружаться. Я всё сказала. И вы – тоже.

Загрузка...