Дон Гуан, как зеркало мировой революции

1. Эта книга – прощание с собой, со своими жизненными принципами и амбициями. Одна из её невыдуманных героинь сказала: «В некоторых случаях надо бы засунуть свои амбиции в задницу, но они что-то не засовываются, они вылезают обратно». Взяв эти слова в качестве невидимого лейтмотива, я добавляю: эта книга – те самые амбиции, которые уже побывали в заднице и очень скоро снова окажутся там.

2. Итак, господа заседатели, главное, в чем меня обвиняют, – это серьезность. Я не собираюсь это отрицать. Я намерен защищаться, но защищаться, не оправдываясь, а отстаивая свою позицию, единственную верную – по моему мнению. Я буду защищать не себя, а свою точку зрения. Даже если она перевернет ваш мир.

3. Да, я серьезен, возможно, я чрезмерно серьезен – в своем отношении ко всему, даже к шуткам. Но у меня слишком мало времени, что бы я мог позволить себе быть несерьезным. Должно быть, именно это так смешит вас, собравшиеся жить вечно.

4. Вхожу в историю голый. Вываливаюсь с балкона в стриженые кусты. Нога вывихнута, щека поцарапана – какие мелочи! Зато на безымянном (мы с ним тезки) пальце у меня великолепный перстень с бриллиантом – подарок княгини Бет. Если жить экономно, этого перстня мне хватит лет на двадцать, а то и на все двадцать пять. – Роман окупился! Прощайте, княгиня!

5. Царапины и драгоценные камни красят юношу – мужчину же украшают шрамы и богатство. Но у меня еще все впереди. Чтобы ненароком нет распознал меня вспыльчивый нерасторопный князь, захожу в первую попавшуюся парикмахерскую и стригусь налысо – под те самые кусты. Расплачиваюсь блеском обретенного сокровища – отныне мне открыт бессрочный кредит.

6. Для меня не существует понятия «жить по чести», вместо этого – «жить начисто». Мое честолюбие сродни чистописанию – я не люблю черновиков, мои запасы чернил не бездонны, поэтому я ничего не зачеркиваю и не исправляю, не возвращаюсь к уже написанному и не выбрасываю целые страницы. Ничего не вымарывать – вот моя мораль.

7. К своим двадцати девяти я достиг практически всего, чего намеревался достичь к тридцати. Отличный возраст: много еще впереди, но уже есть. О чем вспомнить. Сейчас раннее-раннее утро, после парикмахерской процедуры я собираюсь отправиться домой, где ждут меня чашка черного кофе (любимый цвет), полуторная койка (любимый размер), свежая рукопись и два преданных животных: собаки-близнецы Лепорель и Сганарелло. Плюс год сэкономленного времени.

8. Лысый, свежевыбритый и надушенный предстаю перед судом… Здесь на небесах, я тщетно пытался выяснить, почему и за что этот парикмахер перерезал мне горло: питал ли он ко мне личную неприязнь или позарился на перстень? Обидно, черт побери, на Небе не знать того, что на Земле уже стало известным.

9. Я удивлен несовершенством мира – он, мир, несовершеннее меня.

10. По неназванным мне причинам заседание суда было отложено. Меня препроводили в некое стеклянное здание. Оно было сферической формы и висело в звездной пустоте подобно огромному мыльному пузырю, разделенному на два полушария по горизонтали. В одном из полушарий находился гигантских размеров телескоп. Заглянув в него, я увидел землю и людей во всем их величии.

11. Действительность божественна, только перед Ней я склоняю голову и опускаю руки. Именно так, опустив руки и не чем не занимаясь, можно иметь с Нею дело на прямую, без посредников. Ведь все, чего достигло человечество, – лишь способы не смотреть в глаза Действительности. Поэтому человеческие жизни пусты. И сами люди пусты. Нет ничего прожорливее пустоты, вот и приходиться заполнять её – путешествиями, марками, ремонтом, кинофильмами, бутербродами, религией, диснейлендами, онанизмом, философией… пустая жизнь длинна, в ней есть место для миллиона глупостей.

12. От любви – все безумства на свете. От отсутствия любви – все глупости.

13. В лакее, что встретил меня внутри, не без удивления узнал я Мартина Лютера. Я принялся расспрашивать, почему он здесь и в такой должности? И услышал в ответ, что такова учесть каждого, кто может сделать все, а делает лишь половину. «Но если дело в половинчатости, -предложил я, – то у богов должно быть очень много лакеев. Я же наблюдаю только одного -?» – «Дело в том, – ответил Мартин Лютер, – что у меня одного хватило смелости в этом сознаться.»

14. Один мой товарищ утверждал, что нельзя написать две автобиографии. Я же считаю, что все зависит от количества материала… А к переселению душ это не имеет ни какого отношения.

15. Человек – интерпретатор своей судьбы. В сущности, он только тем и занимается, что интерпретирует собственные поступки и действует в соответствии со своей нынешней точкой зрения и дополняет их для пущей убедительности всякими выигрышными мелочами и описательными подробностями, всякими вспышками человечности.

16. Но пришлось мне оторваться от созерцания, ибо повел меня лакей в другое полушарие. Мы спустились в люк и зашагали по странной неустойчивой лестнице, на которой резвились два котенка, разматывая пестрый шерстенной клубок и запутывая наши ноги острыми нитями. Звали котят Эшер и Мёбиус.

17. Смерть и Любовь – два лица богини Действительности и одновременно два её доказательства – от противного до приятного. Люди не любят глядеть в глаза ни одной, ни другой, предпочитают не думать о них и не иметь с ними дела, тем самым уравнивая их. Но такое равенство ложно.

18. В другом полушарии располагался круглый стол с тремя креслами, а на столе стоял микроскоп. Разрешено мне было заглянуть в него – и увидел я мелочные стайки людишек и жалкую их планету со всеми её язвами и прыщами.

19. Однажды я заметил, что женщины, делая выбор между мужчиной порядочным и мужчиной порочным, всегда выбирают второго! Заметив это, я сделал выводы и скрепя сердце сменил амплуа. Я притворился порочным – и тут же добился успеха у дам. А в предосудительном занятии всегда легче достичь совершенства, нежели в занятии достойном. И я стал совершенствоваться.

20. У нас разная эстетическая ориентация. Как правило, мужчина развернут душой на красоту, женщина – на уродство. Поэтому мы и смотрим друг на друга. (Влюбиться в исключение – значит искалечить свою любовь.)

21. Скромность, господа заседатели, – это друг таланта, но враг гения. Я давно заметил, что если долго и настойчиво портить какую-нибудь вещь, то однажды она перестанет становиться всё хуже и хуже и, перейдя в иное качество, сделается-таки хорошей, но уже все-таки другой вещью. Именно так я поступил со своей скромностью.

22. Едва оторвал я взгляд от микроскопа, как явился передо мной сам Саваоф, бог из богов, сел в кресло, а мне указал сесть в другое. Третье кресло осталось свободным. И стал он обвинять меня во всех смертных грехах.

23. «Нечестивый! – возопил Саваоф. – Скольких несчастных убил ты!» – «О Добрейший из Добрых, – отвечал я богу, – по Твоей воле прожил я полсотни жизней и еще одну. И были все они коротки, но переполнены: опасностями, подвигами и приключениями кишели они. Если сложить их вместе – получится полная чаша времени. Так как же, по-Твоему, мог я пережить столько – и никого не убить?!»

24. Многое смог я простить миру. Только не смог простить его занудства.

25. Вы говорите, что жизнь – игра! Дудки! Боюсь, это самое гибельное ваше заблуждение. – Здесь все по настоящему!

26. Если долго делать комплименты одной и той же даме, в какой-то момент начинаешь в них верить – и подвергаешься опасности влюбиться в эту даму. Даже опытный мужчина может запросто стать жертвой собственного словотворчества.

27. Но я готов полюбить женщину, которой окажутся в пору все мои комплименты.

28. Мне мало было дюжины примет, мне надо было низменных гарантий. Когда я сказал, что всякая революция всемирна и всякая революция сексуальна, мне стало ясно, что как космополит и мужчина я тяготею именно к революционной деятельности. В судьбоносном сновидении я отчетливо увидел нашу общую цель: это была персонифицированная мечта женского пола. Позже мы с товарищами дали ей имя – Женщина с человеческим лицом.

29. Женщина – вот единственная философия мужчины.

30. Мне не важно, богата моя любимая или бедна, умна или жеманна, красива или просто обаятельна; самое главное, что бы у нее не было родственников (или хотя бы, чтобы они были далеко-далеко.). Присутствие в моей жизни чужих родителей, дядь, теть, сестер, братьев, собак и племянников раздражает меня больше, чем беспорядок и косметика. Я могу любить и уважать всю эту братию только на приличном расстоянии, только в качестве мифологических героев семейного эпоса. Делать вид, что я испытываю к ним, живым, хоть какой-то интерес, – выше моих сил. Что они мне? Кто они мне? При чем, собственно!? Я не хочу их.

31.Что может быть хуже чужих родственников? Только – свои.

32. Не стоит верить никому кроме своих врагов (Закон Негативного Объективизма). Так сказал могильщик Жан, думая, что я уже не слышу.

33. Мои друзья – это люди, у которых не хватает сил и смелости быть моими врагами.

34. «О горе, тебе заблудший!» – возопил бог Саваоф. – «На свете много сыщется сыновей моих, что прожили тысячу жизней и за всю эту вечность не убили даже последней беззащитной твари!» – «Знаю таких, Добрейший», – отвечал я, – только что наблюдал в Твой микроскоп. Длинные и скучные судьбы избрали они себе. Не полна чаша их времени. Но иной выбор сделал я. Да, многих лишил я жизни, но еще более зачал! Сторицей окупил я мнимою свою беду."

35. Моей природой стало долготерпение. Все, что я испытываю, – по сути лишь терпение. Все, что я терплю, – лишь испытания. Я хорошо знаю, что пытаться разогнуться в полный рост при здешних потолках – болезненно и бесполезно. Можно лишь терпеть в три погибели. Но память о смерти делает мое существование здесь чем-то приятным и целенаправленным. Я терплю, потому что знаю: во всем виноват только я сам.

36. Считать себя хоть в чем-то виноватым – не есть ли это первый шаг к постижению своей божественности? Раб всегда ищет виноватого, только господин способен испытывать чувство вины.

37. Может быть, единственное, чего я не боюсь в этой жизни, – это смерть. Как это понимать? Как трусость?

38. Читал молитву – и забыл ключевое слово. Стал вспоминать слово – и понял, что забыл смысл. Попытался вспомнить смысл – и обнаружил, что его не было.

39. Когда я говорю сутью, а не словами, я запоминаю суть, а не слова.

40. К сожалению, бог как творец слишком пассивен. Он ленив и поэтому творит обстоятельства, а действие провоцирует дьявол – творец активный и бойкий. Человек же – действует в обстоятельствах. Об этом поведал мне некто брат Бернардо, писарь при Святой Инквизиции. «Бог сколачивает кресты, дьявол пропитывает желчью факелы, а человек приносит хворост,» – так объяснял он.

41. «Но, бессовестный!» – затоптал ногами Саваоф. – Как смел ты заканчивать свои жизни сам, без моего божественного согласия! Знаешь ли ты, как греховно самоубийство!?" – «Мой Добрый хозяин, – ответил я, – во-первых, для меня вообще не существует понятия греха, уж извини. Во-вторых, я вовсе не думал отбивать у кого-то хлеб, я просто решал свои проблемы. А в-третьих, в отличие от Тебя, питающего страсть к безвкусным длинным сериалам, я ценю лаконичность и законченность. Так что, по большому счету, – это всего лишь вопрос вкусов, о которых не спорят даже боги.»

42. Мне всегда были симпатичны люди, которые совершают свои ошибки, а не повторяют чужие. Талантливый человек оригинален даже в ошибках.

43. она была моим боевым товарищем. Революция соединила нас и одновременно отняла шансы на личный фронт. В ночь после достопамятного террористического акта в Йонибурге, когда мы прибыли на конспиративную квартиру, она малозначительно сказала: «…а мы ляжем в комнате, на диване». Я не возразил. Мы спали рядом, лицами и животами вверх, как воины воли ислама. Между нами ни чего не было. Она так и осталась самой неисчерпанной моей страстью.

44. Одиночество– это отсутствие конкретных людей.

45. И вот дан был мне судьбою карт-бланш: я оказался между двумя женщинами с одинаковыми огненными именами – между двумя светскими светилами. Осталось только загадывать желания.

46. Сновидение. Конопатый ангел протягивает ко мне руки – в сжатых кулачках запрятано что-то неведомое. «Выбирай, – говорит он. – солнце? Луна?» – «Ты,» – отвечаю я. Конопатый ангел пугается, краснеет и выпихивает меня кулачками в пробуждение.

47. Я возжелал целостности. Я был единственным, кто поиски своей половины поставил превыше всего остального. Не удовлетворенный тем, что было рядом со мною и что давалось мне как приложение к так называемой жизни, я опрокинул систему координат и сделал все наоборот: жизнь я приложил к своим поискам. Не дожидаясь милости от судьбы, я сам попытался найти свою единственную, я разыскивал и преследовал её по городам, по странам, по временам. Я стал Колумбом в любви. Кто еще отважится на такое, господа заседатели?

48. За все желания приходится расплачиваться их исполнением (Закон Бумеранга).

49. Когда о нем говорили или думали плохо, он испытывал удовлетворение. Ему хотелось казаться хуже: так, считал он, честнее и правильнее. Поэтому гадости он делал искреннее, чем подвиги, хотя и гораздо реже. Каждую новую барышню, которая встречалась на его пути, он сразу же предупреждал, что союз с ним ни к чему не приведет и закончится плохо, но сам в тайне всегда надеялся на лучшее. И только тогда, когда все действительно плохо заканчивалось, он дарил ей на прощание свою поношенную надежду, ведь ему эта вещь уже была не нужна.

50. Я сказал ему в лоб: «Ваша жена меняет болезни, будто платья!» – «Что ж делать, – маневренно ответил он, – они ей так к лицу!»

51. У одних женщин есть вкус, у других – только цвет и запах.

52. «Нечестивец! – возопил Саваоф. – С кем зачинал ты! С чужими женами!» – «Но у меня же не было своей, – ответил я. – Кто виноват в этом? Уж, верно, Ты, Добрейший, если правда, что браки заключаются на небесах!.. но перед Тобою – лицом этих небес – разве не я являюсь истинным мужем всех осчастливленных мною жен?»

53. Бессовестность мучает меня гораздо чаще и сильнее, чем совесть. Бывает, поступишь честно, а потом полночи укоряешь себя: дескать, а мог бы и схитрить – и выгадать! Но нет совести, есть желудок. Бессонница – всего лишь результат крайностей в процессе пищеварения (либо голод, либо обжорство).

54. Я сказал ей: «Тебе было бы полезно прислушаться к мнению матери, ибо никто так верно не судит об искусстве, как те, кто в нем не разбирается.» Но мой мотив уже влюбился в её рифмы.

55. Похоже, мотив воплощения желаний заключен лишь в собственной силе человека. Возможности есть всегда; были бы силы, что бы переступить через невозможность! – Чем меньше хочешь, тем меньше получаешь (Закон Регрессивной Последовательности). И самое главное не в том, что я все смогу, а в том, что мне все можно.

56. «О лукавейший из смертных! – возмутился бог Саваоф. – Ты столько раз продавал душу дьяволу!» – «Предобрейший, – отвечал я, – сколько раз продавал, столько раз и выкупал я душу свою. Продажа – дело момента, но не вечности. Никогда, ни за что и никому не подарил бы я души своей, ибо знаю, что только дарение непоправимо.»

57. Чтобы пребывать в настоящем, следует забыть о прошлом. Чтобы двигаться в будущее, не стоит держаться за настоящее.

58. Первенцев зачинают по весне.

59. Влюбленные боятся разомкнутого пространства. В своем же замкнутом они заводят духа-хранителя, того третьего личного, через которого общаются друг с другом, – потаенные мысли и застенчивые тайны им легче выдавать через посредника, пусть и мифического. С этого существа начинается их творение. Это жен существо станет первой их жертвой, принесенный на алтарь Действительности.

60. Она сказала: «Больше всего на свете мне хочется, чтобы люди рядом со мной радовались и веселились. Я хочу веселить людей. В идеале я хотела бы быть клоуном.» Желание показалось мне очень симпатичным, на какое-то время я даже забыл о том, что не люблю клоунов. Но спать с нею я так и не смог: слишком нелепо спать с клоуном.

61. Когда я один, мне хочется быть с женщиной, когда я с женщиной – хочется быть одному… Почему мне так трудно сделать выбор? – Потому что во всех возможных вариантах я вижу свои плюсы – всегда и во всех; свои, а не чужие.

62. как сказала мне знакомая трехцветная кошка Лаурка: «Приносящий счастье совсем необязательно счастлив сам.»

63. Ливень подстерег нас на выходе из-под моста. Это был необычайный ливень, он шел не только сверху, но и с боков и даже снизу. Наши зонты оказались поверженными на первой же минуте. В абсолютной темноте (инстинкт!) она подняла что-то с земли: предмет оказался большой фаллосоподобной картофелиной. Принесли находку домой. На следующий день сварили из этой картофелины суп… Порою мне кажется, что я никогда не ел ничего вкуснее.

64. Если я не выношу людей, это еще не значит, что мне не интересны женщины. Именно мизантроп, как никто другой, чувствует между ними разницу.

65. Нечаянно он слегка подтолкнул её локтем и тут же промолвил: «О, извини…» – «те» он проглотил, разглядев её молодость. Она вышила тончайшую кружевную паузу и ответила: «О, хоть две сотни раз.» И ему нестерпимо захотелось сделать еще сто девяносто девять таких же легких и нечаянных толчков.

66. Она спросила: «Ну скажи же, что мы с тобой куда-нибудь поедем! Ну соври же мне! Я же женщина!» Я ответил: «Я не буду врать. Я же мужчина.»

67. Одно дело – говорить не то, что думаешь, а иное – думать не то, что думается! Такой высший пилотаж лжи доступен только женскому разуму. И я бы восхищался им, если бы не испытывал отвращения. А отвратительнее всего, что подобную ложь не может зафиксировать ни один детектор, кроме – извините – холодного сердца. Но мое сердце слишком горячо. Мое сердце в горячке… И вообще, видимо, я из тех, кому умирать сподручнее, чем лечиться.

68. Я не боюсь врать, но я стесняюсь.

69. «Но ты, сукин сын, разгневался бог Саваоф, – публично заявил, что бог и любовь – две совершенно разные вещи! Как повернулся твой язык сказать такое?» – «Признаюсь тебе, предобрейший, – отвечал я, -что сказано было даже большее: это две несовместимые вещи. Но ведь так оно и есть! Ведь это правда! Поверь же и ты в правду, Добрейший. Я знаю, что такое любовь. Посмотри в зеркало и поймешь, что ничего общего с Тобой она не имеет. У любви нет ни бороды, ни лысины. Уж прости меня, Добрейший, я не Кант, мои доказательства простоваты.»

70. Постепенно в нашу организацию потянулась молодежь – целеустремленная, но не опытная. Товарищи попросили меня прочесть для нее цикл лекций. Определились предметы: любовь, ненависть, история сексуальной революции (краткий курс), теория постоянства. Незадолго до первых практических занятий наше полулегальное училище разворошили представители власти. В красном уголке у нас стоял транспарант «от любви не предохраняются! (Д. Гуан)» и надутый презерватив. Транспарант блюстители порядка располовинили (кощунство), презерватив прокололи французской булавкой (непоследовательность). Мне инкриминировали пропаганду опасного секса. Учеников отправили в летние лагеря.

71. Объяснительная в любви. Использование семейного положения в корыстных целях. Лишение покоя сроком от двух до трех лет. Безусловно.

72. Я человек экзистенциальный, я футболист. Все летящие в мою сторону мячи я либо ловлю, либо отбиваю, но никогда не отклоняюсь.

73. У него было несколько любовниц, но ни одну из них он не любил – всех по-разному. Зато он любил играть с ними в любовь. Это было любопытно, это была игра на грани нервного взрыва. Сделав очередной ход, он, очертя голову, жаждал поделиться с кем-нибудь своим приключением, его распирало! Но открываться друзьям было нельзя: по правилам игры именно им он и ставил рога (в два хода). Подругам – тем более, ведь именно им он и изменял. Невозможность выговориться усугубляла опастность игры – он позволял себе умышленно проговариваться, просыпать намеки, ронять имена и фразы, дарить поводы. Он дразнил и давал форы. Но никто и не думал его обыгрывать: все они играли в другие игры, во взрослые.

74. На каждую тварь всегда найдется тварь еще большая (Закон Пар).

75. Выслушав мои аргументы, нахмурился добрейший бог Саваоф. И понял я по лику его, что произнесет он сейчас свое самое страшное обвинение. И стало так. «Ты – атеист! Ты смел утверждать, что меня не существует!» – «Как ни бесценно гостеприимство, – отвечал я, – истина дороже. А истина в том, что Бога нет.»

76. Свифт советовал мне всегда быть на «ты» с богами и журналистами.

77. Один знакомый пианист сказал о женщинах так: «Все они алчные». Он произнес эти слова, растопырив пальцы обеих рук во всю аппликатуру. И я согласился… Чуть позже выяснилось, что у этого пианиста есть тайная квартира, на которой он встречается с мужчинами… Я до сих пор спрашиваю себя, что в этой истории причина, а что следствие?

78. Гамлет (проигрывая в бильбоке): «Твои объяснения в любви не убедительны. Они не чего не объясняют.»

79. Некто Р.Р. сочинил сценарий. Действие разворачивается в ближайшем будущем в городке условной Италии. Розовый квартал и Голубой квартал. Лесбийская семья и семья гомосексуалистов. В первой – тринадцатилетняя девочка, во второй – пятнадцатилетний мальчик (дети из пробирок). Обоих воспитывают во всей ортодоксальной строгости. Но совершенно случайно они вдруг встречаются, знакомятся и влюбляются друг в друга. Родители, естественно, против их неестественной связи… В общем, кончается все гибелью детей. Сценарий назывался «Ромео и Джульетта» и имел, на мой взгляд, массу художественных достоинств. Автор носился с ним по разным инстанциям, предлагал и мужской и женской киностудиям. Но постановку не разрешили.

80. Мужчина стремится к идеалу, женщина – к идее.

81. Товарищи поймали меня на опасной привычке – говорить за глаза о людях всякие хорошие вещи. Я пообещал и справиться.

82. Я бы мог рассказать о ней много хорошего. Но не буду. Зачем? О каждом человеке можно при желании навспоминать массу достойнейших деталей, но – вот ведь не задача! – это совсем не означает, что этот человек – хороший человек.

83. Она взяла помойное ведро и под предлогом выноса мусора пошла меня проводить. Внизу на морозе достала из-под куртки пригретую на груди бутылку пива. Мы опустошили помойное ведро, и об его обод я открыл бутылку. Потом быстро пили, заполняя паузы между глотками долгими поцелуями. Наши рты дышали друг в друга запахом лука. Пьянели уже порознь: я на холодной автобусной остановке, она в теплой кухне, где гости уже доели луковый салат.

84. «Но я же есть! – возопил бог. – Вот же он я! Я сижу прямо перед тобой, ты можешь пощупать меня, ощутить мое тепло, узреть мой свет, почувствовать мои вибрации! Вот тебе весь спектр качеств, присущих только тем, вещам, которые существуют на самом деле!» – «Много видел и ощущал я вещей, которых, как выяснилось потом, нет и никогда не было, – ответил я. – Прости, Предобрейший, но ты – самое сомнительное свое доказательство.»

85. Приживается, как правило, одно из двух – либо любовь, либо возлюбленные.

86. Итак, вы читаете драматическую мистерию «Дон Гуан, как зеркало мировой революции». Участвуют: Я. Она (в исполнении разных лиц). Ты. Бог Саваоф. Бог Люцифер. Богиня Действительность. Демоны Питон и Азриэль. Могильщик Жан и Пьер. Мартин Лютер в роли лакея. Христофор Колумб в роли адвоката. Все персонажи – вымышленные, как и сам автор.

87. Сейчас, господа заседатели, я раскрою вам тайну, самую страшную мою тайну, которую я не открывал никому, даже своим товарищам: у меня не было первой любви.

88. Сердце похоже на банку со сгущенкой – чтобы из него потекло, нужны не одна, а две дырки.

89. Когда у меня в очередной раз открылось сильное кровотечение – и на этот раз уже из совершенно неожиданного места, – мы страшно смеялись, представляя, как ворочается в гробу Генри Миллер, ворочается и икает от красной зависти.

90. Иногда она говорила мне: «Я тебя убъю». Говорила так полуразборчиво-нежно, что яне был уверен, произносит она «убью» или «люблю». И я всегда принимал это как нечто среднее между тем и тем, между убью и люблю… Но однажды она действительно сказала, что любит меняю. И я почувствовал разницу…

91. Её откровенность – мое откровение.

92. В трамвае он заметил знакомое лицо. Долго рассматривал, присматривался, смотрел в упор и исподтишка. Лицо молодого человека, пол виду его ровесника, казалось почти родным. Наконец в голове всплыли детали: давным-давно, еще в гимназии, они вмести очутились в какой-то экстремальной ситуации: в какой-то потасовке, драке, побоище. Они были там бок о бок, кулак о кулак… Но ему так и не удалось вспомнить: был ли этот человек на его стороне или на стороне его врагов. Помог он или предал? Память не сохранила этой подробности. Его памяти именно это показалось безразличным.

93. Время забирает чувства, а оставляет лишь мысли. Точнее, слова. И я уже не помню, что имел в виду, когда записал на обложке Набокова: «порвалась связь имен. Ты одержала поражение. Я потерпел победу.»

94. «Ты, – тихо сказал мне бог Саваоф, -нечестивейший из нечестивых. Ты меня очень огорчил. Я вправе окунуть тебя в геенну огненную. Почему я до сих пор не сделал этого? Только по одной причине: при всех своих отступлениях от моего замысла, ты оставался по сути ребенком, ты не погряз в безвкусице взрослости. А я не люблю взросленьких, я люблю детей. Ты мой трудный ребенок. Этим ты мне и симпатичен, черт бы тебя задрал! Придется дать тебе последний шанс.»

95. Мы сидели под масличным деревом. Истекала последняя зрячая минута Гомера. Он наклонился к моему уху и прошептал: «А ты знаешь, что боги слишком неразборчивы в любви?» Раздался долгий раскат грома – кто-то вспорол холст гомерического неба тупым кухонным ножом…

96. О вы, возлюбленные мои! Вы – всего лишь ступени моих потемкинских лестниц, по которым я взбираюсь к себе, – я, смертный, к Себе Богоравному. Я любил вас, я же и наступал на вас. Я люблю вас, я же вас и оставляю.

97. сновидение. Снились пьедесталы, рамы и переплеты.

98. мне нужно идти вперед. Мне необходимо двигаться вверх. Поэтому мне приходится прощаться с вами. Ибо тот, кто движется, должен миновать. Ибо тот, кто хочет обрести. Должен сначала потерять. Но никто не может потерять своего, как никто не в силах удержать чужого.

99. Если любимая говорит тебе: «Я не хочу тебя терять», – это значит, что она уже приготовилась к потере.

100. Она сказала: «Я люблю только тебя. По большому счету, – только тебя одного… Ты же знаешь: меня покрутит, побросает туда-сюда – но потом я все равно вернусь к тебе!» Я представил (синематограф, очень узкий экран): двадцать лет спустя – какой-нибудь городок в Исландии – дом преждевременно почившего врага – я с вставным хеппи-эндом – и, наконец, оно – тотальное возвращение! Бис!

101. Почему-то в моей сказке золушки всегда опаздывают.

102. Еще не вечерело. Он в тихом замешательстве стоял у батареи и глазел на пустую улицу. Напротив окна в садике появилась девочка лет десяти. Он понял, что она его не замечает, и испугался. Он подумал: не подозревая, что ее кто-то видит, она может сделать что-нибудь, за что ему, как невольному наблюдателю, потом всю жизнь будет стыдно. И он отступил на шаг вглубь кабинета, всего на один шаг, не более… Девочка достала из-за пазухи кусочек овсяного печенья и принялась кормить птичек.

103. Когда ваша трагедия превратится в факт, не спешите принимать все всерьез. Между фактом и трагедией всегда есть короткий промежуток для смеха – для последнего безумного смеха. Это самое глубокое место во внутреннем мире, его имя – раблезианская впадина.

104. Мне приписывают всякую прописную болтовню, всякие фразки, типа «Семя есть – ума не надо», или «Мир не без добрых блядей», или «Все в наших руках, а наши руки в…», или «Счастливые не наблюдают циклов»… Уверяю вас, господа заседатели, я никогда бы не снизошел бы до такого стиля, потому уже, что подобную ерунду в силах придумать каждый третий. А самое главное: то, что вы называете игрой слов, для меня является жизнью слов.

105. Увы, я не умею получать удовольствия от чужого несчастья, даже от несчастья злейшего врага.

106. Плоть слаба только тогда, когда за ней ничего не стоит. Случилось именно так: он весь куда-то вытек и сквозь его плоть просвечивала початая Луна. А у нее совершенно безграмотный муж – то ли парикмахер, то ли галантерейщик, – поэтому она весь вечер компенсировала свой брак цитатами из любовников («Плоть слаба!»). И утром выдала постскриптум: «Не важно, каков мужчина ночью, важно – каков он утром.» Но он не стал выяснять, благодарность это или жалоба; ему слишком многое нужно было простить ей – даже свое беспамятство, даже несвежесть ее дыхания.

107. Я бы застрелился от стыда, если бы вдруг встретил человека, который знает обо мне всё – всё, что я знаю о себе сам.

108. Мы вообще о себе слишком плохого мнения. Своя репутация – самая подмоченная. И в то же время, мы никак не можем согласиться с тем фактом, что вся наша личная жизнь – сплошное блядство. И если бы только личная! Блядство – во всем. Блядство на всех уровнях и в любых сферах, блядство как таковое – без нравственных оценок и морализаторских выводов. Блядство как контрреволюция.

109. Лучший отдых – перемена партнера.

110. У меня есть подруга. У тебя есть друг. У твоего друга тоже есть подруга. У моей подруги тоже есть друг. У этого друга есть подруга. У этой подруги есть друг. У того друга тоже есть подруга. У той подруги тоже есть друг… И так до изнеможения. Все немножечко спят. Так, дремлют. И все гадают: замкнется – не замкнется?

111. Спящие люди – либо нужно через них перешагнуть, либо прилечь сбоку и уснуть за компанию. Тормошить, будить их – увы, бесполезно и бессмысленно. Лицо спящего человека – это гримаса искренности.

112. От женщин, которые не хотят за меня замуж, я ухожу. От женщин, которые жаждут этого, – убегаю.

113. Вот там, господа заседатели, моя революционная щепетильность. – Я готов простить женщине, если она изменила мне, но никогда не прощу измены моим принципам!

114. Такова природа моего магнетизма – в конце концов я отталкиваю то, что сам притянул слишком близко.

115. Что наши чувства? Всё, в сущности, боль. Не более.

116. Я говорю, а жизнь сдерживает мое слово. Когда-то я сказал или даже поклялся, что полюблю только одну женщину, которая будет достойна моих комплиментов. И вот – встретил тебя. В очередной раз сработал Закон Бумеранга.

117. Замкнулось! У друга есть подруга. У подруги есть я. У меня есть ты. Чтобы оказаться вместе, понадобился длинный витиеватый путь живого кровосмешения… Но у тебя тоже есть друг, а у меня тоже есть подруга… Все это, как судьба однажды сворованной вещи, – её будут воровать вновь и вновь.

118. Он прокрался за нею в прихожую. Хотелось успокоить ее, но гораздо сильнее было желание просто побыть с нею еще хотя бы несколько секунд наедине. Он что-то прошептал, она ответила: «Спасибо», – и сделала то движение, тот жест, который так его изумил и измучил. Изумляющим – и прекрасным – было то, что спустя каких-то три минуты, когда он, уже распрощавшись, прокручивал в мыслях всю сцену, то никак не мог вспомнить, как именно это жест выглядел, в чем заключалось это движение? В памяти осталось только приятная суть происшедшего. И он понял, что произошло чудо– форма бесследно растворилась в содержании.

119. Мои друзья, которые холодно отзывались о тебе, перестали быть моими друзьями. Твои друзья, косо смотревшие на меня, сделались моими врагами. Твой брат оказался моим недругом. Твой лучший друг стал моим злейшим врагом.

120. Могильщик Пьер советовал мне: «О врагах – либо хорошо, либо ничего.»

121. Командор был типичный homo moratus – человек порядочный. Аккуратный, непьющий, с синицами в руках, румяной лысиной, занятиями спортом, здоровыми запросами, карманной сметой, букетами из трех гвоздик, планами на два поколения вперед, погибшим первым браком и вызывающей безликостью… Меня унижала сама мысль, что ты можешь стать пунктиком этого перечня. Я должен был разрушить вашу крейцерову пастораль, хотя бы уже из протеста дурному вкусу.

122. Почему я никуда не спешу? Потому что в любом деле для меня главное – победа, а не участие.

123. Но не бойся, разрушение приносит только пользу. Ведь разрушая – разрушаешь иллюзии, как и созидания – созидаешь их же. А иллюзии лучше разрушать. То же, что таковыми не является, то есть настоящее, – разрушению не подвластно, оно будет всегда, ибо оно просто есть.

124. Ящерица, которая не умеет отбрасывать свой хвост, в конце концов превращается в анаконду.

125. Сновидение. Зоопарк. Меня держат в клетке вместе с огромным старым Питоном, растянувшим свое мясистое тело по всему периметру. Питон сильно болен, полумертв, он почти не двигается, только тяжело дышит и иногда кашляет. Сквозь решетку я наблюдаю, как возле клетки напротив какая-то пожилая дама навещает обезьянку. Дама долго стоит возле изгороди, гладит обезьянку по руке, кормит финиками. Питон объясняет мне, что когда-то эта обезьянка была молодым человеком, возлюбленным дамы, но их союз разгневал богов весны, и те превратили молодого человека в животное. Уже много-много лет он и она могут встречаться только здесь, в зоопарке. «Будь осторожен! – предостерегает меня Питон. – Боги нынешней весны только и ждут, как бы превратить тебя в медведя!»

126. Пройдет еще пять минут, и я проснусь, радуясь, что придумал повод для звонка тебе…

127. Алло? Телефонные встречи. Телефонные свидания. Телефонный роман. Телефонная любовь. Телефонное супружество. Телефонные дети. Телефонные сцены. Телефонный развод. Пиип. Пиип. Пиип. Пиип. Пиип…

128. Чтобы твое молчание услышали, надо быть на слуху. Шлейф опереточного героя преследует меня. Видимо, таков человеческий любого архетипа. Герой, посмевший рассердить небеса, на земле выглядят посмешищем.

129. «Так дай же мне шанс,» – сказал я богу Саваофу. На что тот отвечал: «Вот он, бери. Только это будет очень мучительный шанс. Слушай внимательно. Ты отправишься туда еще раз – последний, учти и помни это. Впрочем, вспомнить это ты не сможешь, как не сможешь вспомнить и еще множества важных вещей. Ты даже не будешь знать, зачем ты живешь и каков твой смысл. На этот раз ничего я тебе не дам, а, наоборот, все отниму. У тебя не будет ни имени, ни состояния, ни связей, ни везения, ни трудолюбия, ни призвания, ни друзей. Я запущу тебя в такое время, в такую страну, к таким родителям, что ты и задуматься не посмеешь о том, кто ты на самом деле. Тебе останется только терпеть и выживать. Вот так то, милый мой.»

130. И я сказал ей так: « Лучше ночи с тобой может быть только жизнь с тобой.» Фраза, которая могла стать революцией, но осталась только литературой.

131. Почти все мои сновидения заканчиваются какой-нибудь литературной фразой, которая уже вроде, ко сну и не относится, а в явь явно не вписывается. Эти полусонные советы, правила, законы – именно они будят меня. Они же делят мою биографию на несколько чужих и перетасовывают многие жизни в одну судьбу.

132. Прошу обратить внимание, господа заседатели, на некоторые статистические выкладки. Средняя продолжительность моих жизней – тридцать пять лет. Процентное соотношение между насильственной смертью и самоубийством – шесть к одному. Естественная смерть отсутствует вовсе (не берем в расчет случай, когда я в сорокалетнем возрасте сошел с ума и практически покинул свое тело, хотя моя вдова еще десять лет ухаживала за ним самым обстоятельным образом). Мною написано восемнадцать автобиографий, средняя степень достоверности которых составляет 84,4%. Выдержки из некоторых поданы вам в письменном виде.

133. Что я больше всего ценю в людях? – Умение понимать намеки. Что я ценю выше этого? – Умение говорить прямо, без намеков.

134. Меня никогда не страшили отказы. Но я стал боятся твоего молчания. И тут ты сказала: «Думаешь, я не могу согласиться? А я – не могу отказаться.» И воск этих слов намертво закупорил мои уши.

135. И вновь на пятки наступает счастье.

136. Тот, у кого в голове мозг, – революционно мыслит; у кого – воск, – революционно действует… После ужина мы с товарищами разработали Свод Законов. Эти законы не нужно было исполнять, им не нужно было подчиняться, их не нужно было даже придерживаться; эти законы нужно было просто иметь в виду. А уж имея их в виду, можно было избежать некоторых ошибок… избежать ошибок мне не удалось, но законы и по сей день не дают мне покоя.

137. «Спасибо! – сказал я богу Саваофу и поклонился. – Теперь я не сомневаюсь, что передо мной Предобрейший! Доброта твоя не имеет границ, и подарки твои бесценны! Только бог может быть так милостив к человеку.» – «Не юродствуй! – пригрозил мне Саваоф. – Да, мое право – наказывать и отнимать. Для того, чтобы дарить и миловать, есть у меня брат – бог Люцифер. Повернись к нему своим лицом, возможно, он даст тебе что-нибудь в дорогу.» Тут увидел я, что в третьем кресле сидит еще один бог, как две капли воды похожий на первого. Должно быть, из-за такого сходства я принял его за отражение и поэтому не заметил раньше. И обратил я свое лицо к Люциферу.

138. Революция начинается с вызова своим привычкам, а кончается изменой собственным принципам. Это неумение чувствовать разницу между привычками, принципами, комплексами и суевериями есть психологический дальтонизм.

139. Принципы – это вредные привычки, от которых труднее всего отказаться.

140. Я ухожу от тебя ранним утром. Каждый раз все раньше и раньше. А прихожу (возвращаюсь?) все позже и позже. Можно представить, что однажды я приду так поздно, а уйду так рано, что время нашего свидания просто сойдет на нет. Но это – только умозрительное допущение, это – математика, физика, футурология – науки, не имеющие отношения к нашему с тобой действительному миру. Ибо, когда бы я ни приходил, когда бы я ни уходил, – в нашем распоряжении вечность. Жаль только, что нет ничего короче её.

141. Бывает, успевая, ты можешь потерять больше времени, чем опаздывая.

142. Я не могу позволить себе ждать и жалеть. Эта самая развращающая роскошь для того, кто претендует быть здесь и сейчас, ибо сожаление и ожидание -это категории прошлого и будущего, но никак не настоящего. Ибо в ожидании и в жалости человек одинаково слаб – слаб своим отсутствием. Ибо…

143. Я заметил: если в сновидении начинаешь чего-то ждать, то обязательно просыпаешься, так и не дождавшись желаемого. В жизни наоборот: начинаешь чего-то ждать – и засыпаешь.

144. То, что откладывается на завтра, не случается никогда (Закон Растраты Энергии).

145. Характерная черта этой книги: в ней только один отрицательный персонаж – я сам. Все остальные – положительные.

146. Кончилось время проклятий, настало время наставлений. И обратился ко мне бог Люцифер: «Я тоже тебе ничего не дам. Зато я оставлю тебе кое-что из того, что у тебя уже есть. Это и будет моим божественным даром тебе, неоднократно смертному. Я оставлю в твоих внутренних карманах три лучшие добродетели – желание любить, умение любить и возможность быть любимым. А теперь слушай самое главное, получеловек. Если ты правильно используешь эти подарки, то проклятия моего брата не станут для тебя фатальными. Если ты поймешь, что для тебя важнее всего, и среди сотни встречных женщин разглядишь одну – попутную, ты сам поднимешь над собой паруса счастья. Но помни: монету любви нельзя разменивать.»

147. Я всегда искал половину, а находи только четверть.

148. Сновидение. Завтрак перед моей казнью. В окно столовой я вижу дом, с крыши которого меня должны столкнуть согласно приговору. Казни можно еще избежать – отказаться от кое-каких убеждений. Но отказываться не хочется, никак не хочется! Я ем творог с изюмом и думаю о том, что прав в этой ситуации я, и, стало быть, на моей стороне справедливость. Рядом со мной за столом сидит Азриэль. «У меня еще есть один шанс, – говорю я ему, – ведь должен же победить здравый смысл!» – «Брось, – мой мрачный демон. – В здравый смысл верят только сумасшедшие.»

149. Накануне в мою камеру прилетели почтовые голуби. «Прививок от оспы больше не делают, – сообщили они, – болезнь побеждена…» Жаль, в твоем следующем воплощении одной маленькой прелестью на теле будет меньше.

150. Как только Люцифер договорил, в зал вошел лакей и доложил, что кушать подано. Обед был более чем скромен. Саваофу принесли виноградную гроздь, Люциферу – чашку бульона, мне же – малинового цвета пудинг и бокал пунцового вина. Я попробовал кусочек пудинга, запил вином – и почувствовал себя слабым и бесполезным. Божественные близнецы помахали мне ручками, и я стал засыпать, тяжелеть, приземляться… Кто-то из них шептал: «Различи… Отыщи… Десять…» Дальше пошли сновидения.

151. Что дала мне любовь? За какие-то два года превратила из революционера в стряпчего. Я отстал умственно и не преуспел нравственно. Мой и без того куцый род окончательно загнивает. То, что из себя прежнего я приберег на черный день, ужасно обижает тебя в дни светлые. Так чему же я так улыбаюсь, когда иду по улице и думаю о нас?

152. Трагедия Сократа в том, что он слишком сильно любил Ксантиппу.

153. Нет ничего необходимого. В принципе, в этом мире без всего можно обойтись. И если любовь – лишь страх пустоты, то стоит ли жить страхом?

154. Я не устал – просто вырос из собственного я. С каждым вдохом я заглатываю все меньше и меньше воздуха. Когда я передвигаюсь в пространстве, из меня высыпаются остатки неосуществленных замыслов. Я передумал столько, что мыслю исключительно цитатами из себя. Вечера мине приходится туго пеленать и складывать в бак с грязным бельем. По утрам я открываю холодильник, будто Америку, и мой холостяцкий омлет похож на карту черного полушария. Время меня не усыновило.

155. Человек должен умирать, чтобы не наскучить самому себе. Интерес к себе самому – это и есть стимул жизни, господа заседатели. Потеряв любовь единственной из женщин, утратив любовь к Богу и его божественной истине, я все еще имею силы жить, потому что я все еще люблю себя. Увы, с каждым днем все меньше и меньше… Нарцисс погиб от того, что разлюбил свое отражение.

156. Говорят, они умеют любить на расстоянии и сквозь годы. Говорят, их союзы постоянны, а чувства взаимны. Говорят, их не берут никакие великие болезни. Говорят, что первые из них вышли из каких-то летних лагерей и теперь рассеялись по всему миру. Говорят, что многие из них хранят в своих домах портреты Дона Гуана, на которых – сперва по недоразумению, а потом по традиции – изображен Христофор Колумб. Если это те, о ком я думаю, – я ставлю им зачет.

157. Мне не удержать этот дар. Его слишком много, он мелок и рассыпчат, как бисер; я наполняю им все, все пустое, я добавляю веса суете и невесомости, я распихиваю его по всем карманам, прорехам и просчетам, но он исчезает между пальцами – бисеринка за бисеринкой, – высыпается из щелей, закатывается под кровать, под письменный стол, под тебя, попадает под ноги посторонним, его находят чужие, хранят, коллекционируют по частичкам, перекатывают по собственной пустоте, меняют на другой цвет и размер; и всю эту необъятную горсть уже не восстановить в прежнем виде. Мне не удержать, не выдержать, не удержаться…

158. И Он спросил меня: «А ты страдаешь?» – «Я – нет. Но мир во мне страдает.»

159. Когда он понял, что остался один, он остался совсем один. Он решил дойти в своем гордом одиночестве до максимума. Стал одинаково холодно относиться к друзьям и врагам, победил свою привязанность, предал своих богов. Потом убил бога в Себе. А потом уничтожил и свое второе я – и тогда его бесконечный мысленный диалог с самим собою превратился в монолог. Спустя еще некоторое время он заметил, что стал думать о себе в третьем лице. Он больше не употреблял слово "я". Он говорил о себе: он… он… он…

160. Я покидаю твой дом ранним-ранним утром. Еще один небольшой антракт в вечности. Можно отправиться к себе, выпить чашку кофе, выспаться, закончить роман, сходить в парикмахерскую… Вечность никуда не убежит; когда-нибудь мы наполним её нашими жизнями до краев – вот так же, как сегодня ночью наполнили нашей любовью действительность. Зачем? – Чтобы понять друг друга, оставаясь самими собой. Думая об этом, я удивляюсь неожиданной простоте замысла и успеваю мысленно дописать последний абзац своей бесконечной книги.

161. Любая война – это война эгоизмов. Любой мир – мир одиночеств. Любовь – перемирие одиночеств в войне эгоизмов.

Санкт-Петербург, апрель 1998.

The end.