Допетровская Русь

Татарское иго

«В 1223 г. явился около пределов Русской земли народ, которого никто хорошо не знает, откуда пришел, на каком языке говорит, какого племени, какой веры»… Так отметила летопись первое появление татар. Русские князья вышли навстречу незнаемой татарской силе и на реке Калке, после жестокого боя, были разбиты пришельцами. Неслыханное поражение повергло в печаль всю землю. Все ждали, что татары нападут на беззащитную страну и опустошат ее вконец. Но этого не случилось. Татарские рати дошли до Киевской земли, разорили несколько городов и повернули обратно в степь.

Кто же были татары? Как произошло завоевание ими Руси? Какое значение имели они в истории России, владея ею около двух с лишком веков?

Новейшие исследования монгольско-тюркской истории дают ясные и отчетливые ответы на вопрос о происхождении татар и о причинах их страшного могущества и успеха. Первые сведения о происхождении монголов дают нам китайские историки. За много лет до Рождества Христова Китай был сильной и цветущей империей. Но жизнь этой империи не могла назваться мирной. По огромной границе ее от Тихого океана до Байкала и отсюда на юг до области нынешнего Туркестана и Афганистана окраины Китайской империи были населены кочевыми и оседлыми народами, которые носили разные имена, но были одного происхождения, тюркского, и говорили на одном тюркском наречии. Китайцы называли их «чиунг-ну», что значит мятежные рабы.

Эти «мятежные рабы» страшно разоряли границы империи, и в защиту от них китайское правительство за двести с лишком лет до Р. X. построило знаменитую стену, которая должна была помогать китайским войскам сдерживать напор варваров, среди которых особенно выделялось племя «ту-киу», т. е. собственно тюрки. Страна этих ту-киу лежала к северу от пустыни Гоби. Это были воинственные люди. «Они стремятся часто к бою, – рассказывает о них китайский историк, – смерть от болезни считается у них позором». У них господствовало строгое подчинение младших старшим, и военная дисциплина их не знала жалости в своих требованиях строжайшего повиновения старшим. Знатные люди у ту-киу были воины по природе. Китайцам плохо приходилось от них, и великая стена с ее гарнизоном часто была не в силах задержать дикие набеги племени ту-киу.

В 76 году до Р. X. китайцы решили напрячь все силы и истребить варваров. Для этого китайский полководец Пан-Чао организовал несколько огромных армий, которые, двигаясь по определенному плану, должны были охватить варваров железным кольцом и задавить их. План частью удался. Стиснутые китайцами в предгорьях Алтая, варвары прорвали окружавшее их железное кольцо и бежали далеко в степи. Это они показались много позднее между Уралом и Волгой, затем на Кубани и наконец на Дунае. Мы знаем их под именем гуннов, аваров, мадьяров, или угров, а еще позднее, как печенегов, кипчаков и половцев, или куманов.

Все это были отдельные волны моря варваров одного племени, вытолкнутых из азиатских степей великим брожением, произведенным китайцами в начале нашей эры.

Судьба варваров, попавших в дикие степи нижнего Поволжья и Урала, была не одинакова с теми, которые попали на юг Средней Азии между Китаем и Персией. В то время как первые остались дикарями и кочевниками, вторые под влиянием арабов и частью Византии стали быстро цивилизоваться. Уже в IV веке здесь появляется христианство. В 503 году существуют епископства в Герате и Самарканде, в 718 году патриарх Тимофей посылает священников в Каракорум. Отсюда христианство распространяется среди монгольских народностей нынешней юго-западной и южной Сибири; свидетельствуют об этом христианские надписи на китайском и тюркском языках, находимые на могильных плитах в Семиреченской области, в Прибайкалье и в других местах этой части Сибири.

Племена тюрков образовали независимые государства, которые, однако, не прерывали сношения друг с другом и с Китаем. Один из властителей Алтая посылал посольство в Византию и предлагал империи через свое посредство союз и прочное общение с Китаем. В Византии VI века не редким явлением были тюркские и китайские купцы.

Благодаря постоянному общению отдельных тюркских племен друг с другом, в среде их зародилась мысль объединения всех их и завоевания мира. Благодаря грамотности и широкому торговому общению, мысль эта сделалась скоро национальной мечтой. Скоро явился и человек, который попробовал осуществить ее. Это был некто Темучин, принявший имя Чингисхана, т. е. великого государя. Человек этот любил говорить, что душа всякого действия заключается в том, чтобы оно было доведено до конца. Начать и довести до конца он задумал создание монгольской империи, которая объединила бы все народности тюркского происхождения от Тихого океана до Дуная. Человек необычайной силы воли, ума и таланта, Темучин скоро и легко объединил около себя монгольские племена тюрков и бросился на Китай. Старая Китайская империя защищалась геройски, и Темучину потребовалось 24 года упорной войны, прежде чем было сломлено могущество Китая. Для этой борьбы ему пришлось поднять все тюркские племена, потребовать от всех помощи людьми и деньгами. С этой целью во время войны с Китаем Темучин отрядил часть своих войск, около 25 000 человек, под начальством одного из лучших своих генералов – «богатора» Субутая, через Кавказ на юг нынешней России к кочевавшим здесь тюркским племенам кипчаков, чтобы возвестить им монгольскую славу и привлечь их к общему делу.

Войско Темучина состояло из конницы и было разделено на отряды по тысяче человек в каждом. Боевой единицей являлся отряд в сто человек, который строился в десять рядов, так что во фронте находилось десять человек. Воины первых четырех рядов носили доспехи из железных блях, скрепленных ремнями, или чешуйчатые железные панцири. Оружием их были лук, кривая сабля и копье. Кони их тоже были защищены латами. Оборонительное оружие воинов шести последних рядов состояло из кожаных колетов или из кольчуг; сидели они на легких конях, не защищенных броней, а вместо копий имели дротики. Из этих эскадронов по сто человек составлялись полки по пяти тысяч каждый; десять таких полков образовали корпус.

Живший в то время возле современного Тифлиса армянский священник Кирьяк был взят в плен во время похода Субутая. Субутай определил его к себе в секретари и переводчики; Кирьяк во время этой службы составил записки, в которых рассказывает, как монголы переходили через Кавказский хребет, заваливая пропасти деревьями и камнями. Обитавшим здесь кипчакам, раздавая им подарки, они говорили: «Вы наши братья, а аланы (вероятно, осетины) чужой народ и вам и нам; вы не должны им помогать, вы должны идти с нами!»

Но кипчаки были темные люди, давно утратившие всякую, даже отдаленную память об общей монгольской прародине. Подарки они брали очень охотно, но разговоры о монгольской славе трогали их мало. Монголы меж тем разгромили черкесов, по-китайски «сер-ке-су», и лезгин, а среди своих братьев кипчаков стали заводить свои порядки, накладывали для сбора податей тавра на их коней, пересчитали всех взрослых мужчин, стали набирать из них полк. Всюду на своем пути Субутай назначал своих «дарога» – губернаторов, при которых возникал «ямынь» – канцелярия с монгольскими чиновниками для управления страной и для сбора дани; на путях в направлении к столице Чингисхана были поставлены «ямы» – станции, где держали лошадей для гонцов от полководца к Чингисхану и просматривались пропуски, которые давались в ямынях проезжим. За всякое сопротивление монгольскому дароге и его чиновникам виновные беспощадно карались смертью. Кирьяк дает яркую картину этой приказной тирании, которую всюду устанавливали монголы. «Они прислали, – говорит он, – управителей со множеством чиновников, которые их сопровождали. Им было поручено переписать народ, и они записывали всех, начиная с десятилетнего возраста, кроме женщин. Они наложили подати на всех трудящихся, на рыболовные пруды и озера, железные рудники, кузнецов и каменщиков. Но они всегда щадили священнослужителей и не требовали от них никакой подати. Затем они обезоруживали население; кто имел меч, тот прятал его из страха, чтобы его не казнили, если у него откроют оружие».

Все эти меры напугали прикавказских половцев, кипчаков, и они бросились от этой напасти в степи по направлению к Дону, где жили степные половцы – их постоянные приятели и союзники. Своими рассказами кипчаки так напугали половцев, что хан их Котян обратился за помощью к своему тестю, галицкому князю Мстиславу, которого китайские летописи называют Ми-чи-се-лао Малый, в отличие от киевского Мстислава – Ми-чи-се-лао Большого. Мстислав, как известно, поднял на помощь половцам всех южнорусских князей. Субутай меж тем решил примерно наказать кипчаков за измену общему делу и двинулся вслед за ними. Скоро он узнал, что союзники кипчаков, половцы, обратились за помощью к народу Руси. Тогда-то он и послал сказать русским князьям, узнав, что они идут против него: «Мы не на вас идем. Пришли мы на рабов своих и конюхов, на поганых половцев, а с вами у нас нет войны».

Русские князья не поверили послам, пошли навстречу татарам и были разбиты на реке Калке (1223). Но полководец Чингисхана говорил правду: у него не было приказа воевать с русскими, а дисциплина в армии Чингисхана была такова, что никто не смел делать ничего сверх приказанного. На Кавказе Субутай очень сошелся с венецианцами, которые давно уже прознали торговые пути в Персию и, есть основание думать, проникали даже в Китай через нынешнюю Персию и Афганистан. Быть может, монголы уже там знали венецианцев. Торговыми соперниками венецианцев были генуэзцы, имевшие многочисленные фактории в Крыму. По указанию венецианцев, Субутай отправил отряд своих воинов в Крым, чтобы разорить генуэзские конторы. Другой отряд его войска взял было прямое направление на Киев, через который продолжала идти богатая транзитная торговля Востока с Западом и где венецианские купцы имели свои конторы, но, кажется, во главе торговли не стояли. Генуэзские поселения в Крыму были разорены, но до Киева Субутай не дошел и повернул обратно, будучи отозван своим государем.

Таким образом оказывается, что татары, или монголы, вовсе не были таким диким и неведомым народом, неожиданно, как гнев Божий, нагрянувшим на Русь. Конечно, среди народностей, составлявших армию монголов, было много дикарей, но вожди и те, кто составляли силу войска, отнюдь не были дикарями; это были люди, воспринявшие китайскую цивилизацию, испытавшие влияние арабов, выработавшие своеобразную военную тактику и проникнутые идеей национального величия, которое должно было вести их к завоеванию мира. Сам Чингисхан чрезвычайно уважал науку, знание, просвещение. Себе он исходатайствовал китайскую ученую степень задолго до того, как покорил Китай, а своих сыновей заставил много учиться; ученые, ремесленники, художники были у него в большом почете.

К 1225 году Чингис закончил завоевание Азии. «От года Дракона до года Пса, – пишет китайской историк, – государь водворял порядок и законность среди своего великого народа, установлял свою власть и свое правительство на прочных столбах, доставлял мирную работу ногам и рукам и увеличивал счастье и благосостояние всех и каждого».

По смерти Чингисхана его империя, захватившая в свои пределы всю Азию, распалась на четыре части. Китай, Тибет и часть Татарии составили первое по значению государство, властитель которого именовался великим ханом; страна к западу от Алтая образовала второе государство; область Персии являлась третьим, а страны к северу от Каспия и Черного моря образовали четвертое. Скоро раздробились и эти четыре основные государства, и к XIV веку потомки Чингиса потеряли Китай, Персию и властвовали только над кочевниками. Но по этому позднейшему факту нельзя судить о монголах, завоевавших всю Азию и Русь, как о дикарях-кочевниках.

Чингисхан умер в 1227 году. Сын старшего его сына Батый, прозванный добрым господином, еще при жизни Чингиса был отправлен на далекий запад империи. Чтобы отвлечь его от мысли сделаться великим ханом, на что он имел право, как старший внук Чингиса, ему задали работу двинуться на запад до Туны, т. е. до Дуная, и покорить эти страны. Сам Батый был человек добрый, бесхарактерный, бездарный и ленивый, и двоюродные братья звали его бабой с бородой. Такой человек в полководцы не годился, и войско его пришлось вести знаменитому вождю, богатору Субутаю.

Благодаря монгольским, турецким и китайским летописям, ученые установили, что у Батыя было не более 150 000 войска, но это войско было организовано по всем правилам военной китайско-монгольской науки и было закалено почти пятидесятилетней войной в степях Азии и в Китае. Когда сравнительно небольшие ополчения русских князей столкнулись с обученными отрядами монголов, то были наголову разбиты.

Тактика монголов, их стратегическое искусство во много раз усиливали действительную силу их войска. Итальянец Плано Карпини, близко наблюдавший монголов, говорит об их военном искусстве, что они, «даже когда их мало, умеют заставить думать соперника, что их много, и приводят этим в ужас и смущение своих врагов». Монголы, благодаря необычайной аккуратности и размеренной точности своих движений, умели соединять и приводить к известному пункту в известное время большие военные массы; особенно мастерски делали они обходы неприятеля. Управление армией в движении было у них организовано чрезвычайно стройно, и они умели держать строгую дисциплину. Их войско было устроено так, что каждый солдат мог сделаться генералом. Чингис запретил офицерам, принадлежащим к одному корпусу, переходить в другой, а младшим принимать приказания от кого бы то ни было помимо их старших. Когда русские, а потом поляки, венгры и немцы увидали, что монгольские полки неожиданно вырастают как будто из-под земли, надвигаются тучами со всех сторон и окружают их, то им стало казаться, что этим страшным врагам нет числа. Отсюда и пошла легенда о бесчисленной армии монголов.

Большое мастерство и уменье проявляли татары при осаде укрепленных городов. Армия их была в изобилии снабжена стенобитными орудиями и машинами, издалека бросавшими в город огромные стрелы, снабженные огненным составом. Чтобы лишить осажденных воды, татары отводили в сторону от города реки, умели, когда видели в том выгоду, наводнять осажденные города, устраивая запруды, вели подкопы под крепостные стены с целью обрушить их. Приступив к городу, татары посылали сказать жителям, что дадут пощаду тем, кто не будет сопротивляться. Овладев городом, татары оставляли в живых только нужных им людей, знавших какое-нибудь ремесло, и тех, кого хотели взять себе в рабы. По уставу Чингисхана, не должно было щадить имения и жизни врагов, ибо «плод пощады – сожаление, а это чувство не должно быть ведомо монголу». Постоянная война, пока весь мир не признает господства татар – вот завет, который Чингисхан оставил своим подданным.

В 1236 году, осенью, татары появились со стороны приволжской Болгарии, которую и завоевали. В следующем году татары вторглись в восточные окраины Рязанской земли и скоро попленили всю Рязань. С побежденных татары потребовали, по своему обычаю, десятину, т. е. десятую часть со всего и со всех – с князей и простых людей, требовали десятой части коней белых, вороных, бурых, рыжих, пегих. Рязанские князья ответили: «Когда никого из нас не останется, тогда все будет ваше!»

Татары начали тогда опустошать и грабить Рязанскую землю. Одно ополчение русских князей за другим падало под их ударами. Жители затворялись по городам, деятельно готовились к осаде и защищались до последней капли крови. 16-го декабря татары осадили Рязань. Через пять дней крепкий город был взят приступом, разграблен и сожжен; все жители были перебиты. Опустошив Рязанскую землю, татары двинулись к Коломне. Здесь встретило их ополчение Суздальской земли, во главе с сыном великого князя Юрия, Всеволодом. После жестокой сечи суздальское войско было разбито и рассеяно. Княжич Всеволод спасся и с малой дружиной бежал во Владимир на Клязьме, куда двинулись и татары. По дороге они взяли и разорили городок Москву, где захватили в плен другого сына великого князя, Владимира. Великий князь Юрий оставил в своем стольном городе сыновей, Всеволода и Мстислава, с небольшими силами, а сам с главным войском отступил к Волге и стал у речки Сити.

3 февраля 1237 года войско татар подступило к Владимиру на Клязьме. Несколько татарских наездников приблизились к Золотым воротам и стали спрашивать у жителей:

– Великий князь Юрий в городе ли?

Владимирцы вместо ответа пустили в них град стрел.

– Не стреляйте! – закричали из татарских рядов.

Когда выстрелы прекратились, татары подвинулись еще ближе к воротам города. Перед собой они влекли бледного, исхудалого, изможденного человека.

– Узнаете ли вашего княжича? – кричали в толпе татар.

Владимирцы присмотрелись к пленнику и узнали сына их князя Юрия, княжича Владимира, сидевшего на княжении в Москве. Этот горестный вид ясно сказал владимирцам, что передовой оплот их княжества, Москва, стороживший пути с киевского юга, взят татарами, что, следовательно, нечего надеяться на помощь оттуда.

Меж тем татары, оставив отряд войска наблюдать за Владимиром, пошли с главными силами к другому укрепленному пункту Владимирской земли, Суздалю, и взяли его. Возвратившись к Владимиру, татары начали ставить леса и пороки (стенобитные орудия), ставили с утра до вечера, а в ночь нагородили тын около всего города для защиты своего лагеря от выстрелов с городских стен.

7 февраля начался приступ. К полудню татары овладели новым городом и зажгли его. Владимирцы отступили за стены Старого, или Печерного, города. Князь Всеволод, видевший, что отбиться нельзя, решил сдать город на милость победителя, думая, что татары пощадят тогда жителей. С малой дружиной, неся в знак покорности дары, вышел он из города, но татары зарезали его.

Видя неминуемую гибель, епископ Митрофан и вся княжеская семья, со множеством бояр и простых людей, заперлись в Богородичной церкви «на полатях», т. е. на хорах. Татары отбили двери, ограбили церковь, потом наклали лесу около нее и в самую церковь и зажгли. Все бывшие на хорах задохнулись от дыма и сгорели или были перебиты.

Из Владимира татары пошли дальше, разделившись на несколько отрядов. Одни отправились к Ростову и Ярославлю, другие – на Волгу и на Городец, третьи – к Переяславлю. Юрьев, Дмитров, Волоколамск, Тверь – один город за другим были взяты татарами в течение февраля месяца. 4 марта татары разбили последнее русское ополчение на реке Сити и двинулись на северо-запад, к Новгороду. Только ста верст не дошли они до Новгорода, отступив перед весенней распутицей.

Повернув в сторону степи, татары двинулись западным краем Рязанской земли к югу. На этом пути им пришлось выдержать не одно стойкое сопротивление. Особенно памятна осталась им защита Козельска, семь недель храбро отбивавшегося от несметных татарских полчищ. «Хотя князь наш и молод, – ответили жители Козельска на предложение татар сдаться, – но положим живот свой за него; здесь на земле славу получим, а на том свете венцы небесные от Христа Бога». Татары разбили стены и ворвались на городской вал. Козельчане резались с татарами ножами на валу и улицах города, а другие вышли в поле, напали на татарские полки, убили 4000 неприятелей и пали все, истребленные татарами. Юный козельский князь Василий, говорят, утонул в крови: такая лютая и кровопролитная была битва. С тех пор, – замечает летопись, – татары всегда называли Козельск «злым городом».

От Козельска Батый продвинулся в степь и разбил здесь половцев. В 1239 году татары снова появились в Суздальской земле, воевали по Клязьме, но дальше не пошли, повернули к югу и начали завоевание южной Руси. Взяли копьем и избили весь Переяславль. Тогда же был взят и разграблен Чернигов. Зимою 1240 года главные татарские силы переправились через Днепр и осадили Киев «в силе тяжце многомь множьствомь силы своея… и не бе слышати гласа от скрипения телег, рева множества верблюдов, ржанья коней и криков несметного множества людей!». Главный приступ татары повели против Лядских ворот, уставили здесь стенобитные машины, пользуясь прикрытием леса, близко подходившего в этом месте к городу. День и ночь били они стены, пока не проломили. Татары ворвались в город. Киевляне соорудили тогда наспех другой город у храма Св. Богородицы и яростно отбивали приступы татар. «Ту беаше видети, – пишет летописец, – лом копейныи и щит скипание, стрелы омрачиша свет»… 6 декабря последнее сопротивление киевлян было сломлено. Раненый воевода Димитрий был взят в плен. Батый сохранил ему жизнь «мужества ради его», но город был предан огню и мечу, жители перебиты или отправлены в плен. Город опустел и стал кучей обожженных развалин. Вся Киевская область была опустошена.

В 1246 году проезжал из Польши через Киев к татарам папский посол Плано Карпини. На своем пути через Киевскую землю он встречал всюду обгорелые развалины сел и городов да бесчисленное множество человеческих костей и черепов, рассеянных по полям. В самом Киеве, когда-то столь обширном и многолюдном, что путешественники сравнивали его только с Царьградом, Плано Карпини видел одни развалины; и двухсот целых домов не насчитывалось тогда в городе.

От Киева татары прошли, все опустошая и сокрушая на своем пути, земли Волынскую и Галицкую. Жители захваченных городов были перебиты, «а инии же крыяхуся в горах и пещерах, и в пропастях и в лесах… мало от тех остася», – замечает летописец. Когда князь галицкий Даниил, бежавший в Венгрию, вернулся после погрома, то нашел пустыню на месте цветущих городов. Придя к Берестью, князь и его спутники «не возмогоста ити в поле смрада ради множества избиенных: не бе бо на Володимере (Волынском) не остал живой, церковь святой Богородицы исполнена трупья, иные церкви наполнены быша трупья и телес мертвых».

Весной 1241 года татары перекинулись через Карпаты в Венгрию, опустошили Силезию и Моравию. Здесь, при осаде Оломуца, потерпели они первую неудачу, не выдержав нападения закованной в железо рыцарской рати. Они пробовали тогда повернуть на Австрию, но дорога туда оказалась перегороженной ополчением короля чешского Вячеслава и герцогов австрийского и каринтийского. Татары не рискнули вступить с ними в битву и отступили в Венгрию. Западная Европа была спасена от монгольского нашествия; тем тяжелее пришлось Восточной Европе, надолго оставшейся под властью татар.

В июле 1242 года татары, обремененные несметной добычей, выступили из Венгрии и долиной Дуная, через Валахию и Молдавию, передвинулись в южнорусские степи. Отсюда главная масса татар схлынула на нижнюю Волгу. Здесь и возникло тогда татарское царство, которое русские называют Золотой Ордой. Столицей его сделалось становище Сарай, превратившееся скоро в своеобразный полукочевой, полуоседлый город, очень многолюдный и богатый. Находился Сарай около нынешнего города Царева, в Астраханской губернии. До сих пор видны в окрестностях Царева насыпи, курганы, искусственные пруды, каналы – это все остатки разрушенной в 1395 году Тамерланом Батыевой столицы. Сюда, в Сарай, венецианцы через Крым доставляли предметы роскоши европейского Запада, византийские драгоценности, итальянские обои, французские ткани; подданные татарам болгары привозили им северной дорогой по Каме и Волге драгоценные меха и охотничьих кречетов; у армян они покупали редкости Багдада.

Владыкой всех татарских орд был великий хан. Столица его находилась в монгольских степях. По описанию Плано Карпини, «великий хан имел удивительную власть над всеми. Никто не смел жить нигде, кроме того места, которое он ему назначит. Что бы он ни приказывал, в какое бы время и где бы то ни было, идти на войну или на смерть, все это подданные его должны были исполнять беспрекословно». Великого хана выбирали князья и вельможи из потомков Чингисхана. Перед избранным на престол князья монгольские клали меч и говорили: «Мы хотим, просим, приказываем, чтобы ты владел всеми нами». – «Если вы хотите, чтобы я владел вами, – отвечал избранный хан, – то готов ли каждый из вас исполнять то, что я прикажу, приходить, когда я призову, идти туда, куда я пошлю, убивать того, кого я повелю?» – «Готовы!» – отвечали вельможи и князья. «Если так, – возглашал хан, – то да будет впредь слово уст моих мечом моим!» Одного только не мог делать хан – отменять или изменять «ясы», законы Чингисхана.

Русская земля была объявлена улусом, т. е. зависимой провинцией хана Золотой Орды. Батый потребовал, чтобы русские князья ехали на поклон к нему и к великому хану и везли ему дары. Первым откликнулся на этот призыв князь Ярослав, оставшийся старшим в княжеском роде по смерти убитого на Сити Юрия. Батый, по словам летописи, принял Ярослава с честью и сказал ему: «Ярославе! Будь ты старший между всеми князьями в русском народе».

После такого страшного погрома, какой перенесла Русская земля, никто из князей не смел и подумать о сопротивлении татарам. Уступил даже такой могущественный князь, как Даниил Галицкий – гроза венгров, ляхов и немцев. Татары потребовали у него сдачи городов его княжества. Даниил сказал: «Не дам. Сам поеду говорить с Батыем». По дороге в Орду Даниилу пришлось смириться. Он увидел, как разорена земля, как сильны татары. Даниилу рассказывали, каким унижениям подвергаются в Орде русские князья. Они должны были проходить между двух огней на пути к ханской ставке, чтобы очиститься огнем, как того требовала татарская вера, и поклониться изображениям предков хана. Сильно скорбел душой горячий и храбрый Даниил, но надо было смириться, чтобы не навлечь беды на свой народ. Даниил исполнил унизительный обычай и приблизился к хану.

– Данило, – встретил его Батый, – отчего ты не приходил до сих пор? Но хорошо, что пришел. Пьешь ли наше питье кумыс?

– До сих пор не пил, – ответил Даниил, – ныне же, если повелишь, выпью.

– Ты наш теперь, татарин, – сказал ему на это хан, – пей наше питье!

Даниил выпил, поклонился и сказал:

– Пойду теперь поклониться ханше!

– Иди! – сказал хан.

А надо знать, кто был для своего времени князь Даниил Галицкий, чтобы понять всю степень унижения, выпавшего ему на долю. Храбрый, неукротимый воин, он объединил под своей сильной рукой всю юго-западную Русь, Галицию, Киевскую землю. Даниила знали и уважали во всей Западной Европе. Папа заискивал его союза и прислал ему королевскую корону. И вот этот-то князь и герой стоял на коленях перед ханом, называл себя холопом, обещал дань платить хану.

Летописец, рассказывая об унижениях Даниила в Орде, не может сдержать своей скорби и негодования. Батый прислал Даниилу вина в знак особого уважения и велел сказать: «Не привыкли вы пить кумыс. Пей вино!» – «О, злее зла честь татарская! – со скорбным негодованием восклицает летописец, рассказав об этой любезности хана. – Данилови Романовичу, князю бывшу велику, обладавшу Рускою землею, Киевом и Володимером и Галичем… ныне седить на колену и холопом называеться, и дани хотят, живота не чает и грозы приходят. О, злая честь татарская! Его же отец бе царь в Руской земли, иже покори землю половецкую и воева на иные страны все, сын того не прия чести: то иный кто может прияти? Злобе бо их и лести несть конца»…

Об обиде князя плакала вся страна, но сопротивляться было невозможно. По приказанию татар были срыты укрепления всех галицких и волынских городов, а люди обложены данью.

Покорился хану и Александр Невский, победитель шведов. Значит, не было возможности сопротивляться. Попытки же некоторых князей противиться татарам обходились дорого: таких смельчаков татары сажали в темницу, мучили, убивали.

Князь Михаил Черниговский отказался пройти в ханскую ставку на поклон Батыю между двух огней и почтить поклонением изображения умерших ханов. «Не достойно христианам кланяться идолам, которым кланяются язычники», – сказал князь. Батый велел сказать на это Михаилу: «Если исполнишь мою волю, то жив останешься и всю область свою получишь, если же не исполнишь, то погибнешь лютою смертью». – «Тебе, царю, кланяюсь, – ответил князь Михаил, – так как Бог дал тебе царство и славу мира сего, но тому, чему кланяются язычники, не поклонюсь». Князь приобщился Св. даров вместе с боярином своим Федором. Напрасно племянник, бывший с ним в Орде, и бояре уговаривали князя Михаила покориться ханской воле: «Все за тебя, князь, примем покаяние и эпитимию, всею областью, только покорись воле хана!» – умоляли приближенные. «Не хочу я, – ответил им князь, – быть только на словах христианином, а творить дела языческие; не погублю души своей!» – сорвал с плеч своих мантию княжескую, бросил ее и сказал: «Возьмите славу сего мира, хочу славы небесной». Татары бросились на князя Михаила и убили его.

Да и где было взять сил на сопротивление и борьбу с могущественным врагом? Страна была опустошена. Словно моровая язва прошла, словно землетрясение и лютые пожары свирепствовали неустанно.

Татары оставили русских князей владеть и управлять Русской землей, требовали только покорности и дани. Но князья должны были получать ярлыки, т. е. письменные указы от хана на княжение. В первые сто лет владычества татар ни один князь, ни великий ни удельный, не считался князем, не получив ярлыка. При каждой перемене хана князья должны были ездить в Орду испрашивать у нового владыки новый ярлык. Ярлыки должны были получать митрополиты и епископы. Все споры между князьями подчинялись ханскому суду или суду дароги, поставленного ханом над Русью. Дарога был как бы наместником хана для всей Русской земли. Он должен был перечислить все население, делать раскладку податей и принимать от подданных хана присягу на верность. По всем большим городам Руси были размещены татарские отряды под начальством баскаков. Баскаки должны были держать в повиновении народ и оказывать содействие сборщикам дани. Кроме баскаков первое время татарского владычества на Руси часто являлись сопровождаемые отрядами татарских войск ханские послы и гонцы. Затем в городах постоянно жили менее значительные чиновники. То были: данщики, т. е. собственно сборщики даней; писцы, которые производили перепись народа и согласно с нею раскладывали подати; таможники, сборщики пошлин таможенных или рыночных; заставщики и заказники, т. е. сборщики проездных пошлин по дорогам и по мостам. Кроме того, многочисленные служители ханской охоты имели право охотиться по всем лесам и рекам Русской земли и выгонять целые селения на охоту для облав.

Все эти чиновники кормились на счет русского народа, грабили его без пощады, жестоко расправлялись с непокорными, уводили в степи рабов и рабынь; не столько зла и горя причиняли Русской земле сами ханы, сколько их слуги, не знавшие границ для своего произвола; если где мог русский человек надеяться на защиту от ханских слуг, так именно у хана, но путь в Орду был далек и тяжел.

Дань, по-татарски ясак, которую они собирали с русских, была велика и тяжка. Кроме десятины со всего, татары брали особые сборы со всех промыслов и занятий, требовали подвод и корма для служителей и гонцов хана, наезжавших постоянно на Русскую землю и составлявших тем видимую связь русского улуса с Ордой. В этих целях устроены были особые почтовые станции – ямы, где проезжие должны были предъявлять свои подорожные и получали лошадей и подводы, доставлять которые обязано было окрестное население. Пошлина, собираемая на торгу от покупки и продажи товаров, называлась тамгой; отсюда наше слово таможня. Содержание ханских чиновников, обязательные дары им, работа на них, – все это порабощенное население должно было отбывать неукоснительно, в противном случае грозила карательная татарская экспедиция, после которой в округе не оставалось ни кола ни двора. Общее название дани было – «царева дань», или «ордынский выход».

Сбор дани и всех пошлин производился присланными из Орды чиновниками под их неослабным наблюдением. При исполнении своих обязанностей эти чиновники пускали в ход обычные в китайско-монгольском государстве приемы, одним из которых являлось тяжкое телесное наказание. Относительно устройства дани и ее сбора надобно сказать, что введенные татарами дани и сборы остались и после них; в финансовом хозяйстве Московского государства существовали такие подати, как мыт, мостовщина, или становое, въезжее и мимоходное должностным лицам, тамга – все это Москва унаследовала от татар.

Кроме дани, покоренные русские в первые сто лет ига должны были высылать хану вспомогательные отряды под командой князей или воевод, назначаемых ханом. До нас дошли известия, что у великого хана в Каракоруме были отряды русской гвардии, которую хан в благодарственной грамоте, сохраненной китайским летописцем, называет «своей верной и неизменной».

Татарская дань была тем невыносимее, что сборщики никому никакого отчета не давали и, пользуясь случаем, сами наживались на счет разоренного народа. Обыкновенно это были бухарские и другие азиатские купцы, бравшие дань на откуп у татар.

Спасаясь от данщиков, жители прятались в леса. Но данщик умел находить скрывавшихся. С толпой свирепых татар гнался он за беглецами, у нищих отнимал детей. Малейшее ослушание приводило к гибели целые города. Данщик жаловался в Орду, и оттуда присылали отряд татар с поручением все опустошить в непокорной местности.

Для уплаты дани весь народ был сосчитан татарскими численниками, и каждый человек должен был платить с десятилетнего возраста.

От уплаты дани было освобождено, по законам Чингисхана, духовенство покоренных стран, «служители Бога, которому веруют наши рабы». Чингисхан признавал бытие одного высочайшего существа и велел чтить богов всех покоренных народов, как бы считая, что боги всех народов – только название по-разному и разное понимание одного великого Бога. На этом основании закон Чингисхана покровительствовал духовенству всех религий. Преемники Чингисхана приняли магометанство, но продолжали по-прежнему терпимо относиться ко всем вероисповеданиям. И русскому духовенству, в целях охраны церкви, ее достояния и достоинства, ханы Золотой Орды выдавали особые льготные жалованные грамоты, «ярлыки». До нашего времени дошло несколько таких ярлыков в русском переводе. Все они довольно сходны по содержанию. В 1313 году хан Узбек дал такой ярлык митрополиту Петру:

«Вышнего и бессмертного Бога силою и волею и величеством и милостию Его многою. Узбяково слово всем нашим князьям, великим и средним и нижним, и сильным воеводам и вельможам, и князьям нашим удельным, и дарогам славным и польским князям высоким и нижним, и книжникам, и уставодержальникам и учительным людским повестникам, и обирателям, и баскакам, и послам нашим и гонцам, и данщикам, и писцам, и мимоездящим послам, и ловцам, и сокольникам, и пардусникам, и всем людям высоким и нижним, малым и великим, нашего царства, по всем нашим странам и улусам, где наша, Бога бессмертного силою, власть держится и слово наше владеет. Да никто же не обидит на Руси соборную церковь митрополита Петра и его людей и церковных его; да никто же взимает ни стяжаний, ни имений, ни людей церковных. Да все покоряются и повинуются митрополиту, все его церковные причты по первым изначала законам их, по первым грамотам нашим. Да не вступаются в церковное и митрополичье никто же, занеже то Божие все суть… ни в волости их, ни в села их, ни во всякие ловли их, ни в борти их, ни в земли их, ни в улусы их, ни в леса их, ни в ограды, ни в волостные места их, ни в винограды их, ни в мельницы их, ни в зимовища их, ни в стада их конные, ни во всякие скотские стада, но вся стяжания и имения их церковные и люди их, и вся причты их, и вся законы их уложенные старые от начала их – то все ведает митрополит, или кому прикажет… Да пребывает митрополит в тихом и кротком житии безо всякия голки; да правым сердцем и правою мыслию молит Бога за нас, и за наши жены, и за наши дети, и за наше племя. И мы такоже управляем и жалуем, якоже и прежние цари ярлыки им давали и жаловали их, да Бог нас пожалует, заступит».

Далее в ярлыках предписывалось, чтобы баскаки, таможники, данщики, поборщики, писцы не обижали людей и стяжаний митрополита, который свободен от всяких податей, со всем своим причтом. Татарским чиновникам на Руси строго запрещалось разорять церкви, монастыри, часовни, хулить веру русскую. «А кто учнет веру хулити или осуждати, тот человек не извинится ничем же и умрет злою смертию».

В те дни, когда Батыевы полчища громили Русскую землю на северо-востоке и юго-западе, пришла на Русь новая беда с северо-запада, с берегов Балтийского моря. Новые враги Руси были немецкие рыцари и шведы. Удары их обрушились на Новгородскую землю, на ее псковскую окраину, и на Полоцкое княжество. Прибалтийское побережье было заселено финскими племенами, частью независимыми, частью платившими дань Новгороду и полоцким князьям. В первой половине XII века здесь начинают появляться торговые корабли немецких городов Бремена и Любека. Немецкие купцы основывали торговые поселения в стране финских племен. С 1187 года немецкий миссионер Мейнгард стал проповедовать христианство среди прибалтийских финнов. Проповедь шла не очень успешно, и сотрудник Мейнгарда, Бертольд, был убит финнами. Захватывая финские земли, немцы жестоко притесняли туземцев, которые платили пришельцам ярою ненавистью. Мейнгард, назначенный папою первым епископом страны ливов, поселился в области, тянувшей к Полоцку. С разрешения полоцкого князя он построил на нижнем течении Западной Двины укрепленный городок Дюнагольм. Второй преемник Мейнгарда, епископ Адальберт, выхлопотал у папы буллу, разрушавшую образование духовно-рыцарского ордена, обязанностью которого было распространение христианства среди язычников-финнов не только словом, но и оружием. Орден этот сначала назывался «Братьями Христова воинства»; скоро этот орден слился в одно братство с рыцарями ордена Св. Марии, утвердившимися по нижнему течению Вислы и ведшими кровопролитные войны с пруссами и литовцами, распространяя среди них христианство. Епископ Адальберт основал в 1200 году город Ригу при впадении Западной Двины в море. С 1201 года Рига стала местопребыванием епископа и столицей немецких владений по восточному побережью Балтийского моря. Рыцари «меченосцы» (так их звали потому, что на их белых плащах было изображение креста и меча) захватывали земли финнов, насильственно крестили их и заставляли работать на себя. В удобных местах рыцари строили крепкие каменные замки и из этих гнезд держали в строгом подчинении и повиновении финнов.

Полоцкие князья, допустившие поселения немцев в Прибалтийском крае, скоро поняли свою ошибку и стали пытаться силою оружия вытеснить пришельцев. Новгородцы, к владениям которых скоро продвинулись рыцарские замки, тоже приняли участие в этой борьбе, тем более что немецкие владения оттесняли новгородцев от моря, чем наносили большой ущерб самостоятельности новгородской торговли. С 1206 года идет неустанная борьба ордена с соседними русскими княжествами. Покоренные немцами финские племена чудь, ливы и эсты обыкновенно помогают русским, надеясь при их содействии отвоевать утраченную независимость. Но эта борьба не приносила желанной победы русским и финнам. Из Германии шел неустанный приток подкреплений рыцарям. Германские рыцари стремились в Прибалтийский край на борьбу с язычниками-финнами и еретиками-русскими, как на святое, богоугодное дело; немецкие купцы овладели всей торговлей и промыслами края, вытесняя русских. В 1224 году немцы заняли город Юрьев, построенный в Чудской земле Ярославом. В 1237 году на прибрежье между Финским и Рижским заливами, в стране эстов, утвердились новые пришельцы с Запада, датчане, и построили сильную крепость Ревель. В то же время миссионеры из Швеции начали распространять христианство римско-католического исповедания по южному и юго-восточному побережью Финляндии. За проповедниками шли вооруженные отряды шведов и занимали землю. Шведские владения продвигались к течению Невы и грозили перерезать старинную новгородскую дорогу к морю. Финны искали помощи у новгородцев, новгородцы не отказывали им, а это приводило их к столкновению со Швецией. В 1239 году папа велел проповедовать крестовый поход против язычников-финнов и еретиков-русских. Летом 1240 года шведы, под начальством ярла Биргера, появились на кораблях в устьях Невы. Невой, Ладожским озером и Волховом хотели они пройти к Новгороду и одним ударом покончить борьбу за Балтийское море. Дойдя по Неве до устья реки Ижоры, впадающей в Неву, Биргер остановился и послал сказать новгородцам: «Если можете – сопротивляйтесь, а я на вашей земле и скоро покорю ее!» В Новгороде княжил тогда сын суздальского великого князя Ярослава, правнук Владимира Мономаха, Александр.

Был князь Александр, рассказывает о нем летопись, ростом «паче инех человек и глас его акы труба в народе и лице его акы лице Иосифа… сила бе его часть силы Самсоня, дал бе ему Бог премудрость Соломоню и храбрьство же акы цесаря римьского Веспасиана… бе сей князь Александр побеждая, а не победим». Получив вызов Биргера, князь Александр сказал: «не в силах Бог, но в правде», и с малой дружиной быстро выступил против шведов. 15 июля, в день памяти св. Владимира, «иже бе крести землю Русскую», Александр напал на шведский лагерь в устьях Ижоры. Шведы не ждали нападения; они метались, искали оружие и доспехи, а новгородские витязи топорами и мечами рубили оторопелых неприятелей. Один новгородец, Гаврило Олексич, погнался за бегущим сыном Биргера и так разогнал коня, что вскочил на сходню, спущенную с корабля на берег. Но тут его опрокинули, и он с конем упал в воду. Однако же он выбрался из воды невредим, снова бросился на шведов, схватился с одним воеводою шведским и положил его на месте; потом обратился на епископа шведского и его поразил. Другой новгородец, Сбыслав Якунович, с одним топором ворвался в толпу шведов. Новгородец Миша пробрался к судам и потопил три неприятельских корабля. Отрок княжеский Савва сквозь густую толпу пробился к златоверхому шатру Биргера и подрубил средний столб, на котором держался шатер; шатер осел и рухнул. Сам Александр, увидав бегущего Биргера, нагнал его и поразил в самое лицо копьем – «возложил ему печать на лице его» – говорит летописец. Бой длился весь день. Ночью уцелевшие шведы сели на корабли и спешно отплыли. За эту победу на Неве, спасшую Новгородскую землю от иноземного плена, народ дал Александру прозвание Невского.

Новгороду, только что освобожденному от шведской угрозы, готовили плен немецкие рыцари. Они захватили Псков, уже в тридцати верстах от Новгорода появились их отряды. Князь Александр, получив помощь от отца, вышел с новгородцами навстречу немцам, разбил их отряды, отвоевал обратно Псков и вторгся в Ливонию. Но здесь его встретило главное ополчение рыцарей и потеснило обратно к Пскову. Александр перешел по льду Чудское озеро и остановился у псковского берега. Был апрель 1242 года. Лед был еще крепок. Немцы шли за русскими тоже по льду. Построившись клином, или «свиньей», как говорили русские, закованные в железо рыцари, выставив вперед копья, ураганом врезались в русские ряды и прорвали их. Русские заколебались, но Александр велел отрядам своего войска ударить с боков в неповоротливый железный клин немцев, а сам с избранным отрядом быстро зашел немцам в тыл и напал на них. Немцы не выдержали стремительного удара по их расстроившимся при нападении рядам, разъединились, дрогнули и побежали. Войско Александра преследовало их по льду озера на семь верст. Много знатных рыцарей погибло при этом ледовом побоище. Новгород был спасен и от немецкого плена, и немцы отказались от тех русских земель, которые было «зашли мечом».

Но надвигался третий враг. Встревоженные в своих владениях по р. Неману и Висле немецкими рыцарями, литовцы придвинулись к русским землям. С юга их теснил галицкий князь. Князья смоленский и полоцкие не давали им продвигаться на юго-восток. Литовцы бросились тогда на северо-запад, в новгородские земли, захватили Торжок, Бежецк и Торопец. Но здесь их встретил Александр и нанес им жестокое поражение (1245). Литовцы отхлынули от Русской земли. И еще раз отразил Александр шведов и литовцев. Эти победы спасли Русскую землю от пленения с запада.

Но плен с востока тягостно надвинулся на Русскую землю, и перед татарской силой пришлось сложить свой меч князю Александру. Батый потребовал, чтобы прославленный русский князь явился на поклон в Орду, и Александр, сознавая всю невозможность сопротивления, повиновался.

После смерти отца и брата Андрея, Александр был провозглашен татарами великим князем русским. По его настоянию Новгород, готовившийся оружием встретить татарских численников, покорился, дал произвести у себя перепись и стал платить дань. В 1262 году народ Ростово-Суздальской области, выведенный из терпения насилием данщиков, восстал против татар, против их «лютого томления». Летописец рассказывает, что Бог «вложи ярость в сердца хрестьяном; не терпяще насилья поганых, изволиша вечь и выгнаша и из городов, из Ростова, из Суздаля, из Ярославля; окупахуть бо тии окаяньнии басурмане дани и от того велику пагубу людем творяхуть»… Убили тогда ростовцы отступника и предателя Зосиму, который принял веру татарскую и, угождая татарам, хуже их угнетал прежних единоверцев, перебили и татар численников и данщиков. Татары готовились к новому нашествию. Великий князь Александр поспешил в Орду. Здесь он едва умилостивил хана и умолил его отказаться от мести.

Более года прожил Александр в Орде. На обратном пути он занемог и 14 ноября 1263 года скончался в Городце на Волге, в пределах Нижегородского края. «Дай, Господи милостивый, – восклицает летописец, отмечая кончину Александра, – видети ему лице Твое в будущий век, иже потрудися за Новгород и за всю Русьскую землю», которую Александр мечом защитил от плена с Запада и, преклоняя перед несокрушимой силою свою славу, соблюдал от беды, грозившей с Востока. Житие Александра повествует, как митрополит Кирилл, получив известие о кончине Александра, вышел на амвон соборного храма во Владимире и, обратясь к народу, сказал со слезами: «Дети мои милые! знайте, что зашло солнце земли Русской!» – и все люди с рыданием говорили в ответ пастырю: «Уже погибаем».

Тяжело жилось на Руси при татарском владычестве, приходилось неотступно дрожать за свою жизнь, за свое благосостояние, особенно первое время. Потом тяжесть татарского владычества стала ощущаться легче. Татары, кроме дани, ничем не вмешивались в распорядок русской жизни: оставили князей и дали возможность русским людям жить, как хотят, только бы платили дань. Скоро самый сбор дани они стали поручать князьям, позволяя им враждовать и ссориться друг с другом из-за уделов и великого княжения. На эти ссоры татары смотрели, как на источник дохода, и заявляли князьям так: «Если дашь хороший выход (т. е. дань), то и будешь великим». Князья торговались в Орде из-за великого княжения. Приобретая у татар ярлыки на княжение, помимо всяких счетов друг с другом, князья укреплялись во взгляде на княжение, как на свою личную собственность. С помощью татар, покупкой у них ярлыков и пользованием за плату их войском, сильнейшие князья скорее и легче соединяли под своей властью слабейшие княжества. Первые московские князья своим успехом много обязаны дружбе с татарами. В этом смысле татарское иго, несомненно, способствовало объединению Руси, которое произошло бы и без татар в силу вещей, но татары ускорили и облегчили это объединение. Записав в свои окладные листы плательщиками дани одинаково и людей, и княжих мужей, и самих князей, татары в известном смысле способствовали объединению и русского общества; в такой объединенной среде легче могли зарождаться и развиваться идеи политического объединения и освобождения страны, разделенной на уделы. Общая вражда к поработителям явилась не последним двигателем дела освобождения и ярко сказалась в событиях, закончившихся Куликовской победой.

О влиянии татарского ига на Русь можно говорить только очень условно. Оно много способствовало развитию и укреплению начал, сложившихся до него и помимо его, само же по себе внесло мало существеннонового в русскую жизнь.

Сами татары жили далеко, в степях, были гораздо менее образованы, нежели русские, и русский народ в своем быте и нравах остался почти свободным от татарского влияния. Разве только в одежде можно найти его. К нам не перешло ни одного татарского обычая. В некоторых распорядках жизни, да и то придворной, княжеской, в некоторых приемах внутреннего управления проскользнуло кое-что напоминающее татарскую грубость и жестокость; были усвоены и кое-какие формы управления. В языке нашем осталось немного слов, заимствованных от татар. Любопытно, что эти слова, так прочно основавшиеся в языке, по смыслу все обозначают предметы внешней жизни, чуть ли не самими татарами введенные на Руси; это, напр., алтын, арбуз, аршин, атаман, базар, деньга, есаул, кабак, казак, караул, сундук, халат, чепрак, ярлык и некоторые другие.

Но зато татары, опустошив Русь, разрушили благосостояние жителей, своими данями не давали им оправиться; народ беднел; спасаясь от баскаков и данщиков, люди забирались в дикие непроходимые трущобы с открытых плодородных земель. Самым тяжким явлением ига была для народа дань.

Эта дань действительно была «выходом», так как ежегодно путем ордынских даней выходила из народного богатства значительная часть. Татары брали дань серебром. Денег в стране становилось все меньше, расчеты по покупке и продаже приходилось производить натурой, обменивая товар на товар, а за работу платить хлебом; хозяйственная жизнь снова становилась в условия натурального хозяйства, а главным источником и предметом этого хозяйства становилось одно земледелие. Но благодаря игу и земледелие не могло получить большого развития. Отрезав Русь от плодородного черноземного юга и от среднего и нижнего Поволжья, татары загоняли русского земледельца на малоплодородный север, где усиленный труд вознаграждался сравнительно мало. Занятие подсобными промыслами на севере, бедном естественными богатствами, тоже давало мало; рыболовство, охота, всякий лесной промысел мог быть разрабатываем только на себя, так как сбыт на сторону был очень ограниченный. Страна явно обессиливала и беднела, жизнь становилась скудной и нудной. В виде татарской дани «к народному организму, – замечает проф. М.К. Любавский, – присосался огромный паразит, который высасывал его соки, хронически истощал его жизненные силы, а по временам производил в нем большие потрясения. Татары в данном случае являлись продолжателями дела печенегов и половцев, с тою разницею, что их разрушительное влияние было более сильным и последовательным».

Обессиление татарами северо-восточной Руси привело к тому, что Киевская Русь потеряла связь с севером, ослабела и легко сделалась добычей усилившейся за это время Литвы. Вот это обстоятельство – разделение Руси на две половины, которым пришлось долго жить чуждой друг для друга жизнью, – является, пожалуй, самым важным следствием господства татар над Русью.

Главнейшие пособия: С.М. Соловьев «История России с древнейших времен», т. III; К.Н. Бестужев-Рюмин «Русская история», ч. I; Lйon Cahun «Introduction а 1’histoire de 1’Asie. Turcs et Mongols»; М.К. Любавский «Лекции по древней русской истории до конца XVI в.»; С.Ф. Платонов «Лекции по русской истории».